Движущей силой формирования понятийного мышления является: Движущей силой формирования понятийного мышления является. Зачем нужно понятийное мышление, если и без него неплохо? Статистика и развитие

Движущей силой формирования понятийного мышления является. Зачем нужно понятийное мышление, если и без него неплохо? Статистика и развитие

Индивидуальная психотерапия относится к такой методике лечения, при которой процесс проходит только в присутствии врача и пациента. Применяется практически при любых различных течениях и концептуальных направлениях психотерапевтического воздействия служит альтернативным вариантом прочих видов — семейной, групповой терапии.

Как работает врач

Для понимания процесса лечения нужно определить, какие этапы индивидуальной психотерапии существуют. Их всего три.

Психотерапевт должен определить жизненный стиль пациента. Для этого он просит рассказать о себе, особенное внимание уделяется воспоминаниям детских лет. Какие были его отношения с родителями, сверстниками. Не было ли гиперопеки, отсутствия внимания.

Согласно психотерапевту Адлеру, неважных воспоминаний не существует, человек воспроизводит в памяти именно те события, которые у него ассоциируются с проблемой в настоящем времени.

Во время беседы следует обращать внимание не только на слова, но и то с какой интонацией их произносит клиент, важна также поза и мимика во время повествования.

На этом этапе должна возникать доверительная и дружественная атмосфера человека и врача. Психотерапевт собирает воедино всю информацию и помогает вывести воспоминания, которые по каким-то причинам забылись. Одновременно идет установка визуального и эмпатического контакта.

На втором этапе врач оказывает помощь в осознании человеком себя и своего поведения. При таком отклонении, как невроз происходит выход на первый план фиктивных целей, которые начинают диктовать настоящее поведение и приводить к возникновению жизненных проблем. Осознать их наличие уже является первым шагом на пути к улучшению психического состояния.

Основная проблема — правильно увидеть себя и свое место в этой жизни и мире, те ошибки, которые были совершены, и способы их преодоления. Для этого необходима тесная и дружеская связь психотерапевта и пациента. Врач должен дать ему подробные объяснения, которые были бы основаны на опыте обратившегося к нему человека.

Невозможно оказание помощи без желания, терпения и понимания клиента, и любые положительные сдвиги следует рассматривать не как успехи того, кто консультирует, а как личную победу больного над своими проблемами. Врач только корректирует этот процесс, и плавно подводит к нему.

На третьем этапе необходимо сформировать у человека интерес к окружающим людям и обществу.

Основной задачей стоит переключение невротика с его персоны на социум. Адлер давал задание своим пациентам ежедневно делать кому-нибудь что-то приятное.

Каким способом можно достичь цели?

Для работы в индивидуальной психотерапии существуют определенные техники, при помощи которых достигается результат:

Раннее воспоминание. Для этого врач старается выявить самое раннее воспоминание пациента, основываясь на том, что если оно содержится в памяти, то значит играет важную роль в настоящей жизни, относится к ее основному стилю. Так можно выявить исходное положение, ту матрицу, которая создает проблемы.
Жизненная история. Человек описывает основные этапы всей своей жизни, особенно подчеркивая все поворотные ее пункты. Такая техника позволяет понять, по какому сценарию живет личность и все его драмы.

Анализ снов. Не все психотерапевтические школы признают важность такого подхода. Но Адлер считает, что именно во снах проявляется потребность реализации. Они относятся не столько к самой проблеме, сколько к желанию ее решения.
Практика по устранению негатива путем его усиления. Любая симптоматика имеет продолжение благодаря постоянным мыслям человека о ней. Так получается замкнутый круг. Врач предлагает усилить все признаки во много раз и в максимально неприглядном виде. Обычно после нескольких подобных сеансов проблемные проявления проходят бесследно. Для этого существуют вербальные и невербальные способы.

Методики и их применение в индивидуальной терапии

Существуют также и различные методы работы врача с пациентом. Их выбор зависит от предпочтений самого психотерапевта и индивидуальных особенностей больного.

Рациональная психотерапия

Эта методика заключается в том, чтобы привлечь разум и логическое мышление человека. Довольно часто используется для того, чтобы потом заниматься далее более усложненными способами лечения.

Если метод не работает, то врач прибегает к использованию реориентации. Это позволяет пациенту не избегать своих проблем, а ориентирует его на другие стороны жизни, которые на самом деле важны. Это помогает адаптироваться личности и получить новый виток развития.

Суггестивная терапия

Суггестивное воздействие заключается в возможности врача ее оказывать. При условии, что пациент воспринимает ее без осмысления и критического отношения. Есть скрытая и явная суггестия.

При скрытой суггестии иногда применяется лекарственное средство, которое может вызывать некоторые изменения в организме без вреда для здоровья (тепло, покраснение кожных покровов и пр.). Иногда дается плацебо для усиления воздействия. Гипнотическое внушение также относится к суггестивной психотерапии.

Кроме того, нередко используются методики психоанализа и тренинговые способы воздействия (особенно актуальные при сексуальных отклонениях).

Душевное здоровье человека имеет такую же высокую ценность, как и здоровье физическое. Эти два показателя не просто тесно связаны между собой, а даже немыслимы друг без друга.

Но, к сожалению, бывает так, что наша психика, как и тело, требует особого внимания. Психические расстройства не зря называют «душевными болезнями». У человека, страдающего такими недугами, действительно «душа болит». Как помочь этому пациенту? Прежде всего – найти необходимого ему доктора.

Специалисты, работающие в медицинском центре «Гиппократ», – это психиатры, психотерапевты с практическим опытом более 15 лет. Среди них – ведущие научные сотрудники, кандидаты медицинских наук, врачи высшей категории. Лечение, проводимое любым из этих специалистов, комбинирует психотерапию и медикаментозную помощь, чтобы достичь максимальных результатов.

Мы понимаем, что выбор врача – это всегда очень ответственное решение. Именно поэтому на сайте изложена подробная информация о каждом нашем докторе – опыт его работы, образование и профессиональные интересы. Но, несмотря на различия, все наши специалисты работают над общей целью – помочь. Мы уверены, что здесь вы найдете именно того, кто поможет вам.

Медицинский центр «Гиппократ» работает как со взрослыми пациентами, так и с подростками. Также мы помогаем семейным парам и ведем специальные программы по сопровождению беременности.

Продолжительность сеанса психотерапии, цену одного приема и курса терапии вы найдете в таблице ниже.

Цены на индивидуальную психотерапию

Индивидуальная психотерапия является такой ее организационной формой, в которой в качестве основного инструмента лечебного воздействия выступает психотерапевт, а психотерапевтический процесс протекает в диаде врач — пациент. В организационном аспекте индивидуальная психотерапия рассматривается в качестве альтернативы групповой (где инструментом лечебного воздействия выступает и психотерапевтическая группа), коллективной и семейной психотерапии. Используется в рамках практически всех концептуальных и методических направлений в психотерапии, которые и определяют специфику психотерапевтического процесса, цели и задачи, способы воздействия, методические приемы, тип контакта между пациентом и психотерапевтом, длительность и другие переменные индивидуальной психотерапии.

Индивидуальная психотерапия проводится одним психотерапевтом, редко двумя (биполярная терапия) или несколькими котерапевтами. Часто является элементом комплексной терапии в сочетании с другими формами психотерапии, фармако-, физиоили социотерапией. Выделяют также комбинированную терапию, совмещающую индивидуальную и групповую (или семейную) психотерапию, проводимую одним психотерапевтом, и сочетанную терапию, при которой пациент проходит индивидуальную психотерапию у одного психотерапевта и одновременно участвует в семейной или групповой психотерапии у других психотерапевтов.

Методологически индивидуальная психотерапия наиболее близка психотерапии в группе пациентов, использующей механизмы «заражения» и взаимообучения пациентов в индивидуальных целях (аутогенная тренировка, гештальт-терапия и др.). Сочетание с групповой психотерапией, центрированной на групповой динамике, или семейной психотерапией, фокусирующейся на семейной микрогруппе как целостном субъекте системного психотерапевтического вмешательства, может предлагаться пациенту только после тщательной проработки психотерапевтических целей, учитывающей как лечебный потенциал разных форм психотерапии, так и их возможный антагонистический эффект.

По срокам проведения индивидуальная психотерапия может условно делиться на краткосрочную и долговременную. Граница обычно определяется числом психотерапевтических занятий. По мнению большинства исследователей психотерапия длительностью до 20 (реже до 40) занятий относится к краткосрочной. Современной тенденцией почти всех концептуальных и методических направлений является стремление к краткосрочности, базирующееся на повышении интенсивности, интегративности психотерапии, конкуренции в снижении материальных затрат без снижения эффективности. Иногда краткосрочность служит одним из принципов, страхующих пациентов от развития «психотерапевтического дефекта», «бегства в психотерапию» и перекладывания ответственности за свою жизнь на психотерапевта.

Семейная психотерапия.

Семейная психотерапия представляет собой особый вид психотерапии, направленный на коррекцию межличностных отношений и имеющий целью устранение эмоциональных расстройств в семье, наиболее выраженных у больного члена семьи (Мягер, Мишина). Иными словами, это психотерапия пациента в семье и при помощи семьи. Сатир под семейной психотерапией понимала все вмешательства, изменяющие семейную систему.

В настоящее время границы между различными методами семейной психотерапии стираются. Оставаясь в своей основе системной, за годы своего развития семейная психотерапия вобрала позитивные моменты структурной, стратегической и когнитивно-поведенческой психотерапии. Например, в структурной терапии, как и в поведенческой, отправным пунктом для психотерапевтического вмешательства служит наблюдение за поведением членов семьи. В стратегической семейной терапии постановка гипотез и задач психотерапевтом сближает его позицию с директивностью поведенческого подхода. В основе нарративного (повествовательного) подхода в семейной психотерапии лежит работа с жизненными историями пациентов (анализ проблемных историй) и создание альтернативных повествований, открывающих новые перспективы для людей. Нарративный подход может служить стратегической линией для системных и психодинамических гипотез.

Объектом семейной психотерапии является не только дисгармоничная семья, но и семья, находящаяся в кризисе. Важно найти ресурсы семьи, способности и мотивацию к изменениям и акцентировать внимание на решении актуальных проблем.

Общие цели разных моделей семейной психотерапии можно представить следующим образом: изменение в семье ряда представлений (установок, предположений) о предъявляемой проблеме; трансформация взглядов членов семьи на их проблему от индивидуально-личностного к системному подходу; модификация проницаемости каналов и границ между подсистемами; создание альтернативных моделей разрешения проблем через прямое или косвенное вмешательство; уменьшение эмоциональной вовлеченности членов семьи в симптоматическое поведение одного из ее членов; коррекция различных форм иерархического несоответствия; прерывание дисфункциональных стереотипов поведения, взятых из родительской семьи, вынесение на поверхность важных «незаконченных дел», открытие семейных секретов, улучшение коммуникативного стиля между членами семьи.

В отечественной литературе в семейной психотерапии выделяют 4 этапа (Эйдемиллер, Юстицкис):

1) диагностический (семейный диагноз),

) ликвидация семейного конфликта,

3) реконструктивный,

4) поддерживающий.

Важно помнить, что этапность в проведении семейной психотерапии определяется конкретным дисфункциональным семейным контекстом и направлением психотерапии.

Семейный диагноз, представляя собой клиническую основу семейной психотерапии, требует от клинициста знания системного подхода и умения собрать анамнестические сведения. Постановку семейного диагноза может облегчить приведенная ниже схема. Специалисту рекомендуется задать членам семьи и самому себе вопросы и получить информацию о следующих картинах взаимодействия (поведения) в семье.

1. Какие события произошли недавно в семье, ухудшившие ее функционирование?

2. Чем отличались отношения в семье перед возникновением проблемы, после ее появления и перед началом обращения к специалисту?

3. Почему семья обратилась сейчас?

4. Носила ли дисфункция семьи острую (кризисную) ситуацию или хронический характер? Получение информации о семейной истории помогает «приоткрыть» семейную систему и получить доступ к семейным мифам и секретам. Кроме того, работа с семейной историей дает большие возможности для смены взглядов членов семьи на собственные проблемы и симптомы.

5. Как член семьи, договорившийся о встрече с психотерапевтом, «отражал» семейную систему? (Инициатор обращения, ответственный член семьи или самый виноватый в проблеме).

6. Связана ли предъявляемая проблема или симптоматическое поведение с нарушениями внутри семейной системы?

Авторская программа стажировки

Ключевые идеи опыта, в который будут погружены стажеры

Изменения жизни, которые происходят в последние десятилетия, накладывают отпечаток и на систему образования. Сегодня перед школой стоят новые задачи. Одна задача остается неизменной — развитие личности. Личности, которая готова к служению Отечеству, ориентирована на сохранение ценностей государства и готова реализовывать жизненные планы. Одним из основных личностных результатов выпускника средней школы является профессиональное самоопределение («осознанный выбор будущей профессии и возможностей реализации собственных жизненных планов»). Речь о профессиональных предпочтениях идет и в стандартах основного общего образования («… способность к осознанному выбору и построению дальнейшей индивидуальной траектории образования на базе ориентировки в мире профессий и профессиональных предпочтений…»). В стандарте начального общего образования нет словосочетания «профессиональное самоопределение», но это не значит, что работу по формированию этого личностного результата обучения не нужно вести в начальной школе. Истоки профессионального самоопределения закладываются именно на этом уровне образования. Кроме того, Свердловская область является промышленным регионом, который особо нуждается в инженерных кадрах. Поэтому акцент при формировании способности к профессиональному самоопределению делается на развитие инженерного мышления.

Каковы резервы начальной школы по формированию способности к осознанному выбору профессии?

Сопоставление личностных результатов обучения, заложенных в ФГОС НОО с личностными результатами на следующих уровнях образования, позволяет сделать вывод о том, что на формирование профессионального самоопределения в начальной школе «работают» следующие личностные результаты: развитие мотивов учебной деятельности и формирование личностного смысла учения.

В МАОУ «Гимназия» создана образовательная среда, которая позволяет развивать мотивы учебной деятельности и формировать личностный смысл учения у младших школьников. Условий (признаков образовательной среды), способствующих этому, несколько, но на стажировке предлагается погрузиться в следующие:

применение технологии, обеспечивающей развитие мотивов учебной деятельности;
включение в содержание уроков заданий, направленных на развитие инженерного мышления.

Нахождение фактов, обнаружение проблемы, поиск идей, нахождение решения, проверка решения — этапы структуры полного цикла мыслительного акта. Проходя этот путь, ребенок имеет возможность обнаружить проблему и решить ее самостоятельно. Таким образом, он не только сам открывает знание или способ действия, но и присваивает его себе.

Структура полного цикла мыслительного акта лежит в основе технологий, основанных на системно-деятельностном подходе. Одной из таких технологий является технология междисциплинарного обучения. Её автор — доктор психологических наук, профессор Наталья Борисовна Шумакова. Технология внедрена в образовательный процесс МАОУ «Гимназия» в рамках договора о научно-методическом сотрудничестве и является доминирующей в гимназии. Свое название технология получила по названию курса«Междисциплинарное обучение» (МДО). Разработанный Н.Б.Шумаковой курс направлен на развитие творческого, критического и логического мышления, развитие самостоятельности в учении. В гимназии курс реализуется с 1 по 9 класс. Все уроки МДО – это уроки – исследования. Предмет носит междисциплинарный характер. В содержание урока включаются задания открытого тип, творческие и проектные задачи. В рамках стажировки у стажеров будет возможность посетить и проанализировать урок МДО с позиции формирования учебных мотивов и включения в содержание урока заданий, направленных на развитие инженерного мышления.

В основе технологии междисциплинарного обучения лежит проблемно-исследовательский метод (метод исследования). На уроке-исследовании обучающиеся собственными усилиями отыскивают, открывают «новое» знание, то есть проходят путь исследователя. Продуктивное применение технологии междисциплинарного обучения предполагает наличие определенных этапов. Первый этап – мотивация. По своему психологическому смыслу он соотносится с этапом порождения проблемы в структуре полного цикла мыслительного акта. Именно этот этап является «движущей силой» всего урока. Его целью является создание таких условий, которые обеспечат возникновение у учащихся вопроса или гипотезы. Именно вопрос или гипотеза создают почву для дальнейшего протекания мыслительного процесса и вызывают стремление ребенка исследовать проблему. Что же обуславливает возникновение необходимого вопроса или проблемы у учащихся? Конечно, проблемная ситуация. Стажерам в процессе стажерских проб будет предоставлена возможность освоить приемы развития мотивов учебной деятельности: прием «ключевых слов», прием «загадка-интерпретация», выполнимое — невыполнимое действие, «погружение» в проблему. Следующий этап – исследование. Данный этап работы проводится, как правило, в малых группах. Работая в группах, дети ищут факты для решения проблемы, представляют найденную информацию. Основным содержанием этапа являются задания, способствующие развитию инженерного мышления: моделирование объектов и явлений, изучение построенных моделей, составление программ действий. На следующих этапах — связывания и организации информации – учащиеся «открывают» новое знание, которое лежит в основе предметного результата. Урок заканчивается этапом подведения итогов, рефлексией. На данном этапе учащиеся испытывают чувство эмоционального удовлетворения от сделанного, оценивают личный вклад в общую работу, уровень собственного понимания решения проблемы и «присвоения» нового знания или способа действия. Тем самым формируется ориентация на переживание таких чувств в будущем, что приводит к появлению положительной устойчивой мотивации учебной деятельности. На уроках, проводимых в технологии междисциплинарного обучения, ребенок не только приобретает предметные знания и осваивает способы действий, но и учится тому, как их приобрести, как самому наблюдать, сравнивать, обобщать, классифицировать. Поэтому можно сказать, что формирование личностных результатов обучения (мотивов учебной деятельности) неразрывно связано с формированием метапредметных и предметных результатов. Таким образом, мотивация обеспечивает цельность мыслительного процесса: от возникновения вопроса или гипотезы через поиск решения и его обоснования на начальный этап — порождение проблемы. Применение технологии междисциплинарного обучения на уроках и в рамах курса «МДО» позволяет развивать у ребенка мотивы учебной деятельности.

Анализ эффективности применения технологии междисциплинарного обучения для развития мотивов учебной деятельности идет в двух направлениях. Первое направление — это оценка продуктивности этапа мотивации на уроке через «карту эффективности урока с позиции требований ФГОС», составленную педагогами гимназии (позиция учителя). Карта может быть заполнена в ходе тематических проверок — администрацией, в ходе взаимопосещений – учителями-коллегами, а также при самооценивании педагогом своей деятельности. Этап мотивации в карте отлеживается по определенным критериям (например, вовлеченность учащихся в процесс, обоснованность использованного приема мотивации, степень самостоятельности при формулировке проблемы) и оценивается по трехбалльной шкале. Чем выше балл, тем успешнее прошел этап мотивации. Такая работа позволяет учителю не только отследить эффективность этапа мотивации, но и оценить собственное профессиональное продвижение. Второе направление – это удовлетворенность младших школьников обучением как показатель эффективности учебного процесса (позиция ученика). Для этого применяется вопросник Н.Б.Шумаковой «Выбор способа обучения». Вопросник для учеников начальной школы состоит из 20 пунктов-вопросов, которые связаны с отношением ученика к способу обучения, требующему от него самостоятельности в процессе учения и к особенностям содержания. На каждое высказывание вопросника ученик выбирает наиболее подходящий ответ: «согласен», «и так, и так», «не согласен». Опрос проводиться один раз в год. Увеличение группы учащихся, принимающих данный способ обучения, свидетельствует об эффективности работы учителя по развитию учебных мотивов.

Проблема инженерного мышления является актуальной в современной жизни. Это обусловлено тем, что инженерное мышление определяет результат и качество любой интеллектуальной деятельности, независимо от предметного направления. Мы подразумеваем под инженерным мышлением способность связывать образы, представления, понятия, определять возможности их применения, способность решать возникающие проблемы, обосновывать выводы и решения (Сазонова З.С. «Развитие инженерного мышления – основа повышения качества образования»). Инженерная мысль опирается на хорошо развитое воображение и включает различные виды мышления: логическое, творческое, наглядно – образное, практическое, теоретическое, техническое, и т.д.

Для формирования инженерного мышления в начальной школе в содержание уроков включены задания на развитие логического, творческого, наглядно-образного, практического, пространственного мышления. Они строятся на следующих принципах: открытость решения, метапредметность, связь с жизнью, вариативность по видам, формулировке и способам решения. Среди приемов создания таких задач — «ловушки» и способы получения нового. Все задания представляются детям в виде проблемной практической задачи, для решения которой необходимо проектировать, конструировать, моделировать, схематизировать. Разработанные задания являются заданиями рефлексивного и функционального уровней. На стажировке в процессе практических занятий и стажерских проб педагоги освоят способы составления инженерных задач и сконструируют их.

Широкие возможности для включения в содержание урока заданий, направленных на развитие инженерного мышления, представляет курс «Междисциплинарное обучение». Он направлен на обучение способам получения нового, приемам моделирования и конструирования, способам решений творческих задач.

Эффективность включения заданий инженерной направленности в содержание урока отслеживается в процессе проведения контрольных мероприятий. Увеличение количества детей, которые выбирают такие задания и справляются с ними, говорит об интересе учащихся, проявляемом к техническим дисциплинам и продуктивной работе учителя в этом направлении.

Предлагаемая программа стажировки будет проведена в технологии междисциплинарного обучения. Важным итогом работы стажировки станет продукт созданный стажерами: банк приемов мотивации и копилка заданий, направленных на формирование инженерного мышления.

По окончании стажировки стажеры найдут ответ на вопрос, как в начальной школе закладывать один из самых значимых в жизни человека личностных результатов – способность к профессиональному самоопределению.

Инновационная восприимчивость организации как инструмент повышения инновационной активности бизнеса (Данилкина Ю.В.1, Яковлева А.О.11 МИРЭА — Российский Технологический Университет, Россия, Москва) / Вопросы инновационной экономики / № 3, 2020

Цитировать:
Данилкина Ю.В., Яковлева А.О. Инновационная восприимчивость организации как инструмент повышения инновационной активности бизнеса // Вопросы инновационной экономики. – 2020. – Том 10. – № 3. – С. 1643-1652. – doi: 10.18334/vinec.10.3.110499.

Аннотация:
В статье актуализирована необходимость обеспечения инновационной восприимчивости организации на основе управления инновационным потенциалом с целью создания условий повышения инновационной активности бизнеса отечественной экономики. Проведено теоретическое исследование формирования понятийного аппарата в части содержания и взаимосвязи понятий «инновационная восприимчивость», «инновационный потенциал» и «инновационная активность». Определена базовая совокупность факторов формирования инновационной восприимчивости, среди которых особое место занимает мотивационный потенциал личности. Показано, что эффективное управление инновационной восприимчивостью на базе мотивационного потенциала — это главное условие возможности и готовности работников организации к осуществлению инновационных процессов. Предложено авторское понимание взаимосвязи понятий «инновационная активность организации», «инновационный потенциал организации» и «инновационная восприимчивость организации». Выявлено, что в основе развития инновационной восприимчивости человеческих ресурсов организации лежит активизация мотивационного потенциала личности как особой составляющей инновационного потенциала организации и как движущей силы инновационного развития организации

Ключевые слова: инновационная восприимчивость, мотивационный потенциал личности, инновационная активность

Введение

Активизация инновационной деятельности и рост восприимчивости хозяйствующих субъектов к инновациям являются актуальной задачей современного этапа развития отечественной экономики в сложившихся условиях. В рамках действующей государственной программы Российской Федерации «Экономическое развитие и инновационная экономика» [3] одной из приоритетных целей экономического развития является повышение инновационной активности бизнеса. Разработка и успешное внедрение инноваций в организационно-экономических системах являются ключом к успешному достижению поставленной цели. Поэтому развитие инструментария повышения инновационной активности организации в целях обеспечения ее адаптации к современным быстроменяющимся условиям является сегодня первостепенной задачей для науки и практики управления.

Одним из важнейших условий эффективности инновационной деятельности организации является развитие инновационного потенциала и инновационной восприимчивости человеческих ресурсов. При этом увеличить вклад каждого работника в повышение инновационной активности организации можно, только лишь создавая соответствующие благоприятные условия [4] (Danilkina, Shumyankova, 2010). С целью выявления таких условий и движущих сил, способствующих развитию инновационной активности организаций отечественной экономики, авторами предлагается провести исследование содержания понятия «инновационная восприимчивость» и определение полной совокупности факторов ее формирования.

Актуальность исследования подтверждается также сложившейся ограниченностью ресурсов для осуществления инновационной деятельности с целью эффективного их использования. Однако это не исключает наличия важной проблемы развития инновационной активности организации, в основе которой лежит человеческий фактор как главная движущая сила экономического развития. Активизация интеллектуального потенциала человеческих ресурсов и восприимчивости личности к инновациям является основой устойчивого развития инновационной деятельности хозяйствующих субъектов. Поэтому поиск инструментов управления инновационной восприимчивостью организации, обеспечения его адаптации к современным быстроменяющимся условиям являются первоочередными задачами в достижении устойчивого роста инновационной активности предпринимательства.

Основная часть

В настоящее время имеется достаточное количество отечественных и зарубежных исследований [1, 6, 9,] (Voyteshonok, Paramonova, 2015; Maslennikova, 2003; Sechko, 2012), посвященных формированию понятийного аппарата в части содержания и взаимосвязи понятий «инновационная восприимчивость», «инновационный потенциал» и «инновационная активность».

Большинство исследователей сходятся во мнении, что инновационная восприимчивость – это способность и готовность хозяйствующих субъектов к быстрому и эффективному освоению новшеств, к созданию и внедрению инноваций. При этом каждый исследователь выделяет наиболее важные с его точки зрения аспекты, что приводит к разобщенности взглядов на формирование и область применения данного понятия. Стоит отметить, что «инновационная восприимчивость» трактуется в основном применительно к различным хозяйствующим субъектам от организаций до национальных экономик, в то время как актуальность понятия «инновационная восприимчивость работников» не подчеркивается, хотя именно это «свойство» персонала лежит в основе восприимчивости организации к инновациям в целом.

По мнению Н.П. Масленниковой, «инновационная восприимчивость – это способность организации обнаружить инновации в информационном поле, различить и идентифицировать их отдельные признаки, выделить в них информативное содержание, адекватное цели действия, сформированному образу развития предприятия, и принять их к использованию в целях повышения своей конкурентоспособности» [6] (Maslennikova, 2003). Н.Н. Сечко считает, что «инновационная восприимчивость коллективного хозяйствующего субъекта – это способность и готовность создавать, осваивать и реализовывать инновации» [9] (Sechko, 2012). При этом способность отражает наличие у хозяйствующего субъекта определенного потенциала (возможностей, запасов, сил и средств) для осуществления инновационных процессов, то есть исследователь указывает на прямую взаимосвязь понятий «инновационная восприимчивость» и «инновационный потенциал». Такого же мнения придерживается и Л.К. Шамина, представляя инновационную восприимчивость как составную часть инновационного потенциала, которая отражает состоятельность предприятия реализовывать и применять нововведения [12] (Shamina, 2007).

В то же время способность воспринимать новые идеи и готовность к их освоению и реализации в практической деятельности возможны только при условии, что существует адекватная быстроменяющейся экономической ситуации совокупность факторов и предпосылок внутренней и внешней среды организации. Такая совокупность представляет собой инновационный потенциал организации. Баженов Г.Е. отмечает, что инновационный потенциал организации следует рассматривать не просто как наличие у нее ресурсов, а как «меру ее готовности выполнять задачи, обеспечивающие достижение поставленной инновационной цели» [12] (Shamina, 2007). Это подтверждает тот факт, что инновационный потенциал – это фундамент инновационной восприимчивости организации.

Формирование инновационного потенциала организации происходит под влиянием воздействий как внутренней, так и внешней среды организации. Такое разделение является характерным для современной отечественной экономики, поскольку внешняя среда предъявляет определенные требования, влияющие на потребность организации в инновационной деятельности, и создает условия формирования внутренних движущих сил инновационной деятельности.

Совокупность факторов внешней среды, формирующих внешний инновационный потенциал организации, представляет собой, по мнению Л.К. Шаминой [12] (Shamina, 2007), «инновационный климат» и включает следующие составляющие:

— нормативно-правовые условия;

— инфраструктурные факторы;

— научная интеграция;

— социальная среда.

Внутренний инновационный потенциал представляет собой совокупность движущих сил внутренней среды организации, и в этой мере он является базисом инновационной восприимчивости организации. В совокупности таких движущих сил обычно исследователи [1, 2, 9] (Voyteshonok, Paramonova, 2015; Galstyan, 2001, Sechko, 2012) выделяют в основном 4 группы, а именно:

— материально-технический потенциал – совокупность основных средств и оборотных активов организации, являющихся фундаментом устойчивой хозяйственной деятельности;

— научно-технический потенциал – совокупность нематериальных активов и материально-технических средств организации, способствующих развитию инновационных процессов;

— финансовый потенциал – совокупность финансовых ресурсов организации, предоставляющих возможность осуществлять инновационную деятельность;

— кадровый потенциал – совокупность всех работников организации, их способности и готовности выполнять функции, обеспечивающие организации инновационный путь развития.

Можно сделать вывод, что инновационная восприимчивость отражает меру соответствия инновационного потенциала организации требованиям конкретных инновационных процессов. Инновационная восприимчивость является важнейшим свойством, отражающим готовность организации и ее работников к внедрению инноваций, а ее формирование и развитие определяется наличием конкретного набора факторов и условий – инновационного потенциала.

Для современного этапа развития отечественной экономики характерным является то, что высокая инновационная активность организаций становится одним из главных инструментов формирования стратегических преимуществ и повышения конкурентоспособности в сложившихся условиях. Эффективное управление инновационными процессами становится неотъемлемой частью стратегического управления, что требует от предприятий высокого уровня организации структуры управления. Согласимся с мнением Масленниковой Н.П., которая выделяет компоненты системы управления как особый аспект инновационного потенциала организации. В совокупность компонентов системы управления как составляющей части инновационного потенциала она предлагает включать следующие элементы: коммуникационные свойства, методы, структуру, управленческий персонал [6] (Maslennikova, 2003).

Говоря об инновационной активности организации, следует ее рассматривать как обобщающую комплексную характеристику эффективности инновационной деятельности организации. Никитина О.В. отмечает, что «инновационная активность организации – это степень интенсивности действий предприятий по созданию новшеств и их практической реализации» [7] (Nikitina, 2007). Эту же точку зрения поддерживает и Трифилова А.А.: инновационная активность – это интенсивность осуществления экономическими субъектами деятельности по разработке и вовлечению новых технологий или усовершенствующих продуктов в хозяйственный оборот [10] (Trifilova, 2005).

Институциональная среда инновационной активности ставит перед организациями задачу обеспечения всеми необходимыми элементами инновационной инфраструктуры, включая полный перечень составляющих инновационного потенциала и, как следствие, высокую степень инновационной восприимчивости.

Инновационная активность организации напрямую зависит от той деятельности, в которую включены процессы по управлению и развитию инновационного потенциала и инновационной восприимчивости. Использование таких инструментов управления, которые обеспечивали бы повышение инновационной активности, – это ключевая цель современного менеджмента организации.

Среди инструментов управления современной, в том числе инновационно ориентированной организацией особая роль отводится эффективному управлению человеческими ресурсами, а точнее, управлению инновационной восприимчивостью как главному условию возможности и готовности персонала к осуществлению инновационных процессов. Развитие роли человеческого фактора в системе факторов производства становится на первый план в связи с возрастанием значения профессионально-личностных качеств в инновационных процессах. Возникает необходимость создания оптимальных условий управления инновационной восприимчивостью персонала, в которых эффективная и действенная система мотивации играет первостепенную роль. В современных быстроменяющихся условиях экономической ситуации необходимо включение механизма мотивации в управление инновационными процессами.

Мотивация с точки зрения предпринимательской деятельности проявляется в стремлении к повышению эффективности экономической деятельности организации с помощью применения более эффективных способов превращения ресурсов в конечный продукт, а также внедрения инновационных технологий управления организацией. Согласно исследованиям Е.В. Фрейдиной, совершенствование организации управления человеческими ресурсами предприятия состоит из двух этапов:

— выявление показателей и критериев, определяющих эффект от реализации потенциала работника;

— активизация источников мотивации работника к труду и инновационной активности [11] (Freydina, 2008).

Таким образом, мотивация инновационной деятельности – это процесс создания соответствующих условий развития мотивационного потенциала личности, основанный на экономических, этических и психологических аспектах предпринимательской деятельности, с целью стимулирования инновационной восприимчивости работников.

На основании изложенного авторами предлагается выделение мотивационного потенциала человеческих ресурсов как особой составляющей инновационного потенциала организации и как движущей силы инновационной активности организации. При этом под мотивационным потенциалом человеческих ресурсов понимается уровень мотивации работников относительно той организации, в которой они работают [5] (Zaripova, 2018). С другой стороны, рассматривая мотивационный потенциал как фактор развития инновационной восприимчивости организации, можно утверждать, что его сущность представляет собой готовность работников, а также предприятия в целом сосредоточить усилия персонала на инновационных процессах. При этом к усилиям можно отнести знания, навыки и компетенции как составляющие мотивационного потенциала человеческих ресурсов.

Именно в этом контексте и следует говорить об «инновационной восприимчивости работников». Управление инновационной восприимчивостью работников – это сложный процесс, состоящий в обнаружении показателей и условий, обеспечивающих положительный результат от реализации мотивационного потенциала работников, и активизации его источников к восприятию инноваций.

Готовность к осуществлению инновационных процессов – это результат успешного внедрения процесса мотивации человеческих ресурсов на использование своего потенциала с целью восприятия инноваций из внешней среды, другими словами – это результат эффективного использования мотивационного потенциала человеческих ресурсов в целях инновационного развития. То есть инновационную восприимчивость работников следует рассматривать как фактор готовности персонала к инновационным процессам.

Эффективность деятельности организации, в том числе и инновационно ориентированной, напрямую зависит от того, насколько используется на предприятии квалификационный и интеллектуальный потенциал человеческих ресурсов, от отношения работников к саморазвитию и интеллектуальному труду.

Управление инновационной активностью организации должно базироваться на инновационной восприимчивости работников, в свою очередь, основанной на активизации мотивационного потенциала личности. Переход мотивационного потенциала работников в стадию «готовности к инновационным процессам» – это результат эффективного управления мотивацией персонала. Отражение этой идеи представлено на рисунке 1.

Рисунок 1. Инновационная восприимчивость как инструмент повышения инновационной активности организации

Источник: составлено автором на основе данных [1, 8, 9] (Voyteshonok, Paramonova, 2015; Rayskaya, 2018; Sechko, 2012).

При этом инновационную активность организации следует рассматривать как итоговый показатель результативности инновационной деятельности, в основе которого лежит комплекс условий и факторов, называемый инновационным потенциалом, а инновационная восприимчивость – это свойство организации, указывающее на наличие в достаточном объеме и качестве всех составляющих инновационного потенциала и их эффективное использование.

Заключение

Проведенное исследование показывает, что успешное управление инновационной восприимчивостью организации возможно с применением действующей системы мотивации, в которой мотивационный потенциал выступает в качестве движущей силы инновационной активности работников. Развитие способности и готовности руководителей и персонала организации к восприятию инноваций на основе активизации мотивационного потенциала человеческих ресурсов становится инструментом повышения инновационной активности предприятия.

Важно отметить, что основу инновационной восприимчивости организации составляет инновационный потенциал в форме факторов и условий внешней и внутренней среды, компонентов системы управления, в том числе мотивационный потенциал человеческих ресурсов, способствующий формированию особой инновационной среды, обеспечивающей повышение эффективности инновационных процессов и инновационной активности организации в целом.

Таким образом, росту инновационной активности бизнеса способствует множество как внутренних, так и внешних факторов, однако, по мнению авторов, базисом является управление инновационной восприимчивостью работников через активизацию их мотивационного потенциала.

Войтешонок М., Парамонова И. Инновационная восприимчивость как обобщающий показатель способности к инновационной деятельности // Наука и инновации. – 2015. – № 1(143). – c. 29-32. – URL: https://cyberleninka.ru/article/n/innovatsionnaya-vospriimchivost-kak-obobschayuschiy-pokazatel-sposobnosti-k-innovatsionnoy-deyatelnosti.
2. Галстян. К.Г. Теоретические аспекты формирования инновационных процессов: Препринт.– СПб, 2001.
3. Государственная программа Российской Федерации «Экономическое развитие и инновационная экономика». — 2014. — URL: https://programs.gov.ru/Portal/programs/passport/15.
4. Данилкина Ю.В., Шумянкова Н.В. «Система мотивации работников как институциональная форма инновационной активности предприятия»// Инноватика и экспертиза. Научные труды ФГУ НИИ РИНКЦЭ. — М.: ФГУ НИИ РИНКЦЭ, 2010. — вып.1 (4).
5. Зарипова Э. З. Мотивационный потенциал сотрудников организации // Молодой ученый. — 2018. — №38. — С. 53-54. — URL: https://moluch.ru/archive/224/52630/.
6. Масленикова Н. П. Управление развитием инновационной восприимчивости организаций в изменяющейся внешней среде: Теоретические и методологические аспекты: автореф. дис. … докт. эконом. наук: 15.09.2003. – М., 2003.
7. Никитина О.В. Методы оценки инновационной активности предприятий: автореф. дис. … канд. экон. наук.– СПб, 2007.
8. Райская М.В. Управление инновационной восприимчивостью компании: содержательно-аналитический аспект // Вопросы инновационной экономики. – 2018. – Том 8. – № 4. – С. 741-752. – doi: 10.18334/vinec.8.4.39452.
9. Сечко Н.Н. Методологические аспекты изучения инновационной восприимчивости предприятий // Социологический альманах. – 2013. — № 4. – URL: https://cyberleninka.ru/article/n/metodologicheskie-aspekty-izucheniya-innovatsionnoy-vospriimchivosti-predpriyatiy.
10. Трифилова, А.А. Оценка эффективности инновационного развития предприятия. – М.: Финансы и статистика, 2005.- 304 с.: ил.
11. Фрейдина Е.В. Исследование систем управления: учебное пособие/ Е.В. Фрейдин; под ред. Ю.В. Гусева. – М.: Изд-во «Омега-Л», 2008. – 367с.- ВШМ.
12. Шамина Л.К. Инновационный потенциал предприятия// «Инновации» №9, 2007. – URL: https://cyberleninka.ru/article/n/innovatsionnyy-potentsial-predpriyatiya/viewer

Формирование убеждений — движущая сила эволюции мозга

DOI: 10.1016 / j.bandc.2020.105548. Epub 2020 12 февраля.

Принадлежности Расширять

Принадлежности

¹ Отделение неврологии, Центр неврологии и нейропсихиатрии, LVR-Klinikum Düsseldorf, Медицинский факультет, Университет Генриха Гейне, Дюссельдорф, Дюссельдорф, Германия; Институт неврологии Флори, Мельбурн, Австралия.Электронный адрес: [email protected].
² Университет Карла Франценса, Грац, Институт катехетики и педагогики религии, Грац, Австрия.

Бесплатная статья

Элемент в буфере обмена

Rüdiger J Seitz et al. Brain Cogn.2020 апр.

Бесплатная статья Показать детали Показать варианты

Показать варианты

Формат АннотацияPubMedPMID

DOI: 10.1016 / j.bandc.2020.105548. Epub 2020 12 февраля.

Принадлежности

¹ Отделение неврологии, Центр неврологии и нейропсихиатрии, LVR-Klinikum Düsseldorf, Медицинский факультет, Университет Генриха Гейне, Дюссельдорф, Дюссельдорф, Германия; Институт неврологии Флори, Мельбурн, Австралия.Электронный адрес: [email protected].
² Университет Карла Франценса, Грац, Институт катехетики и педагогики религии, Грац, Австрия.

Элемент в буфере обмена

Полнотекстовые ссылки Опции CiteDisplay

Показать варианты

Формат АннотацияPubMedPMID

Абстрактный

Тема веры долгое время игнорировалась в естествознании.Однако недавние нейробиологические исследования на приматах и людях показали, что убеждения являются нейропсихическим продуктом фундаментальных мозговых процессов, которые придают аффективное значение конкретным объектам и событиям, что позволяет устанавливать индивидуальные цели, принимать решения и маневрировать в окружающей среде. Что касается вовлеченных нейронных процессов, их можно разделить на эмпирические, реляционные и концептуальные убеждения. Эмпирические убеждения касаются объектов, а относительные убеждения касаются событий как при использовании инструментов, так и при взаимодействиях между субъектами, которые развиваются ниже уровня осведомленности и динамически обновляются.Концептуальные верования более сложны, поскольку основаны на рассказах и участии в ритуальных действиях. Поскольку известно, что нейронные процессы требуют вычислительного пространства в мозгу, формирование постоянно усложняющихся убеждений требует дополнительных нейронных ресурсов. Здесь мы утверждаем, что эволюция человеческих убеждений связана с филогенетическим увеличением мозга человека, включая теменную и медиальную лобную кору.

Ключевые слова: Вера; Головной мозг; Имея в виду; Нервные процессы; Филогенез.

Процитировано

1 артикул

Нейронные механизмы модуляции эмпатии и альтруизма верой в чужую боль.
Ву Т, Хан С. Ву Т. и др. Элиф. 2021, 9 августа; 10: e66043. DOI: 10.7554 / eLife.66043.Элиф. 2021 г. PMID: 34369378 Бесплатная статья PMC.

[Икс]

цитировать

Копировать

Формат: AMA APA ГНД NLM

(PDF) Формирование убеждений — движущая сила эволюции мозга

Oxford University Press.

Хан, С., и Ма, Ю. (2015). Модель развития человека культура – поведение – мозг.

Тенденции когнитивных наук, 19 (11), 666–676. https://doi.org/10.1016/j.tics.2015.

08.010.

Хань, Х., Чжан, Т., Ван, С., и Хань, С. (2017). Нейронные корреляты веры. Neuroimage,

156, 155–165. https://doi.org/10.1016/j.neuroimage.2017.05.035.

Харрис С., Шет С. А. и Коэн М. С. (2007). Функциональная нейровизуализация веры, не-

веры и неуверенности.Анналы неврологии, 63, 141–147.

Хаузер, М. Д., Хомский, Н., & Фитч, В. Т. (2002). Факультет языка: что это такое,

, у кого он есть, и как он развивался? Science, 298, 1569–1579.

Генрих Дж., Гейне С. Дж. И Норензаян А. (2010). Самые странные люди в мире?

Поведенческие науки и науки о мозге, 33,61–135. https://doi.org/10.1017/

S0140525X0999152X Epub 2010 15 июня.

Хихара, С., Ямада, Х., Ирики, А., и Оканоя, К.(2003). Спонтанная вокальная диафрагма

призывов к инструментам и еде у японских обезьян. Neuroscience Research, 45,

383–389.

Хобсон, Н. М., Шредер, Дж., Райзен, Дж. Л., Ксигуалатас, Д., и Инцлихт, М. (2018). Психология ритуалов

: комплексный обзор и процессно-ориентированная структура. Личность

и Обзор социальной психологии, 22, 260–284.

Хоулетт, Дж. Р., и Паулюс, М. П. (2015). Нейронная основа проверяемых и не проверяемых

убеждений.PLoS ONE, 10, e0124596. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0124596.

Хубер, Ф. (2016) Формальные представления веры. В Э. Н. Залта (ред.), Стэнфордский эн-

циклопедия философии. Spring Edition, URL: https://plato.stanford.edu/archives/

spr2016 / entries / format-trust /.

Inzlicht, M., McGregor, I., Hirsh, J. B., & Nash, K. (2009). Нейромаркеры религиозной убежденности

. Психологическая наука, 20, 385–392.

Ирики, А., & Таока, М. (2012). Построение триадной (экологической, нейронной, когнитивной) ниши: сценарий эволюции человеческого мозга

, экстраполирующий использование инструментов и языка из управления выполнением действий

. Философские труды Королевского общества B: Биологические

наук, 367,10–23.

Исидзу, Т., и Зеки, С. (2013). Специализированные системы мозга для эстетического и перцептивного суждения

. Европейский журнал нейробиологии, 37, 1413–1420. https: // doi.org / 10.

1111 / ejn.12135.

Исик, Л., Колдевин, К., Билер, Д., и Канвишер, Н. (2017). Восприятие социальных взаимодействий в

задней верхней височной борозде. Труды Национальной академии наук

Соединенных Штатов Америки, 114, E9145 – E9152.

Изард, К. Э. (2009). Теория эмоций и исследования: основные моменты, вопросы без ответов и

возникающих проблем. Ежегодный обзор психологии, 60,1–25.

Жаннерод, М., И Decety, J. (1995). Ментальные образы моторики: окно в повторно

презентационные этапы действия. Текущее мнение в нейробиологии, 5, 727–732.

Кайзер Д., Пилен М. В. (2018). Преобразование от независимого к интегративному

кодированию многообъектных структур в зрительной коре человека. Neuroimage, 169,

334–341.

Капогианнис, Д., Барби, А. К., Су, М., Замбони, Г., Крюгер, Ф., и Графман, Дж. (2009).

Когнитивные и нейронные основы религиозной веры.Труды Национальной академии наук

Соединенных Штатов Америки, 106 (4876–4881), 19273839.

https://doi.org/10.1073/pnas.0811717106 2660736.

Langdon, R., & Колтер, М. (2000). Когнитивная нейропсихология бреда. Разум

Язык, 15, 184–218. https://doi.org/10.1111/1468-0017.00129.

Лестер, Дж. (2008). Природа и цель веры. Журнал разума и поведения,

29, 217–238.

Лешинская, А., Контрерас, Дж. М., Карамазза, А., Митчелл, Дж. П. (2017). Нейронная ре-

презентаций концепций убеждений: подход репрезентативного сходства к социальной мантике

. Кора головного мозга, 27, 344–357.

Лешинская, А., & Томпсон-Шилл, С. Л. (2019). От структуры опыта к

концепциям структуры: Как понятие «причина» соотносится с объектами и событиями.

Журнал экспериментальной психологии: Общие, 148, 619–643.

Майдж, Д.Л. Фт, фон Харревельд, Ф., Жерве, В., Шраг, Ю., Мор, К., и ван Элк, М. (2017).

Умение мыслить не отличает верующих от неверующих, в отличие от демонстрации доверия

. PLoS ONE, e0182764. https://doi.org/10.1371/journal.pone.

0182764.

Маравита, А., и Ирики, А. (2004). Инструменты для тела (схема). Тенденции в когнитивных науках,

8. https://doi.org/10.1016/j.tics.2003.12.008.

Маркл, Х., 2005. Evolution der Wahrnehmung —was macht uns erkenntnisfähig? В М.

Лессл и Дж. Миттельстра (ред.), От восприятия к пониманию (стр. 29–46). Мастерская

, приложение 12. Берлин, Германия: Springer.

Маккей Р. Т. и Деннет Д. К. (2009). Эволюция заблуждения. Поведенческие исследования и мозг

Sciences, 32, 493–561.

Мерзенич, М. М., Самешима, К. (1993). Корковая пластичность и память. Текущее

Заключение по нейробиологии, 3,187–196.

Meyniel, F., Schlunegger, D., & Dehaene, S.(2015). Чувство уверенности во время вероятностного обучения

: нормативный учет. PLoS Computational Biology, 11,

e1004305. https://doi.org/10.1371/journal.pcbi.1004305.

Морведж, К. К., & Канеман, Д. (2010). Ассоциативные процессы в интуитивном суждении.

Тенденции в когнитивных науках, 14, 435–440.

Моретти, Л., Кристофори, И., Замбони, Г., и Сиригу, А. (2013). Нейронная структура политической веры. В F. Krueger, & J.Графман (ред.). Нейронная основа человеческих систем верований

(стр. 159–168). Хоув и Нью-Йорк: Тейлор и Фансис.

Нур, М. М., Дахун, Т., Швартенбек, П., Адамс, Р. А., Фицджеральд, Т. Х. Б., Коэлло, К.,

… Хоус, О. Д. (2018). Допаминергическая основа для сигнализации обновлений убеждений, но не

сюрприз, а ссылка на паранойю. Труды Национальной академии наук

Соединенных Штатов Америки, 15, E10167 – E10176. https: // doi.org / 10.1073 / pnas.

180929811.

Орбан, Г. А., и Каруана, Ф. (2014). Нейронная основа использования человеческого инструмента. Границы в

Психология, 5, 310. https://doi.org/10.3389/fpsyg.2014.00310.

Палауциан Р. Ф. и Парк К. Л. (2014). Религиозность и духовность: психология

многоуровневого смыслообразующего поведения. Религия Brain Behavior, 5, 166–178.

Папео, Л., и Абасси, Э. (2019). Наблюдение за социальными событиями: визуальная специализация для диадических

человеко-человеческих взаимодействий.Журнал экспериментальной психологии: человеческое восприятие и производительность

https://doi.org/10.1037/xhp0000646.

Печи Р. и Халлиган П. (2012). Распространенность верований, подобных заблуждению, по сравнению с культурными убеждениями в целом. Психопатология, 44, 106–115.

Плантинга А. и Вольтерстор Н. (1983). Вера и разум: разум и вера в бога.

Нотр-Дам: Университет Нотр-Дам Пресс.

Pottho ﬀ, D., & Зейтц, Р. Дж. (2015). Роль перспективы от первого и второго лица для

управления поведением: понимание выражений лиц других людей. Journal of

Physiology (Paris), 109, 191–200.

Райхлен, Д. А., и Александр, Г. Э. (2017). Адаптивная способность: эволюционная модель науки, связывающая упражнения, познавательные способности и здоровье мозга. Тенденции в неврологии,

40, 408–421.

Ригони, Д., Кюн, С., Сартори, Г., и Брасс, М.(2015). Вызывая неверие в свободную волю, мы изменяем

коррелятов предсознательной двигательной подготовки мозга:

мозга думают, верим мы в свободную волю или нет. Психологическая наука, 22, 613–618.

Райзен, Дж. Л. (2015). Вера в то, во что мы не верим: согласие с суеверными убеждениями и другими мощными интуициями. Психологическое обозрение, 123, 182–207.

Риццолатти Г., Луппино Г. и Мателли М. (1998). Организация корковой моторной системы

: Новые концепции.Электроэнцефалография и клиническая нейрофизиология, 106,

283–296.

Rohe, T., & Noppeney, U. (2016). Четкие вычислительные принципы управляют мультисенсорной интеграцией

в первичной сенсорной и ассоциативной коре. Current Biology, 26, 509–514.

Роэ, Т., и Ноппени, У. (2015). Корковые иерархии выполняют байесовский причинный вывод

в мультисенсорном восприятии. PLoS Biology. Https://doi.org/10.1371/journal.pbio.

1002073.

Роллс, Э. Т. (2006). Мозговые механизмы, лежащие в основе вкуса и аппетита. Философский

Труды Королевского общества B: Биологические науки, 361, 1123–1136.

Руан, Дж., Блудау, С., Паломеро-Галлахер, Н., Касперс, С., Мохлберг, Х., & Эйкхо, С.

(2018). … Цитоархитектура, вероятностные карты и функции дополнительных моторных областей человека

. Структура и функции мозга, 223,

4169–4186. https: // doi.org / 10.1007 / s00429-018.1738-6.

Сакс, О., и Хирш, Дж. (2008). Неврология веры. Анналы неврологии, 63, 129–130.

Шнелл, Т. (2012). Духовность с религией и без нее. Архив психологии

религии, 34,33–62.

Швицгебель, Э. (2015). Вера. В Э. Н. Залта (ред.), Стэнфордская энциклопедия философии

. http://plato.stanford.edu/archives/sum2015/entries/belief/.

Зейтц, Р. Дж., Стефан, К. М., и Бинкофски, Ф.(2000). Контроль действий через лобную долю

. Экспериментальные исследования мозга, 133,71–80.

Зейтц, Р. Дж., Франц, М., и Азари, Н. П. (2009). Ценностные суждения и самоконтроль действий:

Роль медиальной лобной коры. Обзоры исследований мозга, 60, 368–378.

Зейтц, Р. Дж., И Ангел, Х.-Ф. (2015). Психология религии и духовности: Значение

создание и процессы веры. Религия, поведение мозга, 5, 139–147. https: // doi.

org / 10.1080 / 2153599X.2014.891249.

Зейтц, Р. Дж., Палуциан, Р. Ф., и Ангел, Х.-Ф. (2016). Процессы веры: откуда они берутся

? Для чего они нужны? F1000Res, 5, 2573. https://doi.org/10.12688/

f1000research.9773.2.

Зейтц, Р. Дж., Палуциан, Р. Ф., и Ангел, Х. Ф. (2018). От веры к вере: общая биоматематическая модель

. Журнал когнитивной неврологии, 30, 1254–1264.

Зейтц, Р.Дж., Анхель, Х. Ф., и Палауциан, Р. Ф. (2019). Вера — это представление, опосредованное

дофаминовой системой мозга. Европейский журнал нейробиологии, 80, 200–206.

Slenczka, R. (1984): Glaube VI. Реформация / Neuzeit / Systematisch-Theologisch. В G.

Mülle, et al. (Ред.), Theologische Realenzyklopädie (TRE) (Том 13, стр. 318–365).

Берлин-Нью-Йорк: Де Грюйтер.

Смит, В. К. (1987). Вера и вера. Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета.

Смит, М. И. (2011). Быстрая обработка эмоциональных выражений без осознанного осознания

. Кора головного мозга, 22, 1748–1760.

Спербер Д. (1996). Объясняя культуру: натуралистический подход. Оксфорд: Blackwell

Publishing.

Стич, С. (1996). От народной психологии до когнитивной науки. Дело против веры. 2-е

изд. Кембридж, Массачусетс.

Sugiura, M., Seitz, R.J., & Angel, H.-F. (2015). Модели и нейронные основы верующего процесса

.Журнал поведенческих и мозговых наук, 5,12–23.

Суинберн Р. (1983). Вера и разум. Оксфорд: Clarendon Press.

Talairach, J., & Tournoux, P. (1988). Копланарный атлас человеческого мозга. Штутгарт: Тиме.

Taves, A., & Asprem, E. (2016). Опыт как событие: познание событий и изучение

(религиозных) переживаний. Религия, мозг и поведение. Https://doi.org/10.1080/

2153599X.2016.115037.

Тезе, Р., Мануэль, А.Л., Наум, Л., Гуггисберг, А. Г., и Шнидер, А. (2017).

Одновременная фильтрация реальности и кодирование мыслей: основа для различения

воспоминаний о реальных событиях и воображаемых? Границы в поведении

Neuroscience, 11, 216. https://doi.org/10.3389/fnheh.2017.00216.

Тируксельвам Р., Харпер Дж. И Гомер А. Л. (2016). Красота — это убеждение владельца be-

: когнитивные влияния на нейронную реакцию на привлекательность лица.Социальные

Когнитивная и эффективная нейронауки, 1999–2008. https://doi.org/10.1093/scan/

nsw115.

Тога, А. В., и Мацциотта, Дж. К. (2000). Картирование мозга. Системы. Сан-Диего: Academic

Press.

Томаселло, М. (2003). Создание языка: теория усвоения языка на основе использования.

Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Томаселло, М. (2008). Истоки человеческого общения. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

ван Элк, М., & Алеман, А. (2017). Мозговые механизмы в религии и духовности: Интегративная система прогнозирования

. Neuroscience & Biobehavioral Reviews, 73,

359–378.

ван Леувен, Н. (2014). Религиозная вера — это не фактическая вера. Познание, 133, 698–715.

R.J. Зейтц и Х.-Ф. Мозг ангела и познание 140 (2020) 105548

Frontiers | Делегирование автоматизма: движущая сила когнитивной эволюции?

Введение

Выявление адаптивного значения вариабельности черт — основная задача эволюционной биологии, и некоторые черты характера вызвали столько спекуляций, сколько большой разрыв в когнитивных навыках (что отражается в сложном языке, использовании инструментов и т. Д.)) между Homo sapiens и всеми другими существующими таксонами (Faure et al., 2005; Poldrack et al., 2005; Ramnani, 2006; Passingham, 2008; Doyon et al., 2009; D’Angelo and Casali, 2012). Несмотря на растущее количество доказательств высокого уровня познания у не-людей (Doya, 2000; Mithen, 2005; Poldrack et al., 2005; Vanderschuren and Di Ciano, 2005; Graybiel, 2008; MacNeilage, 2008; Passingham, 2008; Doyon et al. ., 2009), ни один другой таксон не обладает такими когнитивными способностями, как наш собственный вид. Летопись окаменелостей показывает быстрое увеличение размера и сложности мозга (вероятно, отражающее увеличение когнитивных способностей) примерно 2.4 миллиона лет назад, вскоре после того, как у людей появилась еще одна отличительная черта — двуногое передвижение (Alexander et al., 1986; Faure et al., 2005; Lewin, 2009; Ashby et al., 2010).

Мы предполагаем, что двуногость напрямую способствовала определенному механизму функционирования нейронов, что впоследствии способствовало быстрой эволюции повышенной когнитивной способности у гоминидов. Наша гипотеза отличается от более ранних предположений о происхождении человеческого интеллекта тем, что сосредотачивается на конкретном и отличительном аспекте, в котором человеческое познание отличается от познания других видов (по степени, если не по характеру), и в выявлении потенциального избирательного преимущества для разработки этот механизм нейронного функционирования.

Во-первых, чем отличается способ функционирования человеческого мозга по сравнению с другими видами? Большой поведенческий репертуар людей не оставляет сомнений в том, что человеческий мозг отличается от мозга наших ближайших эволюционных родственников (Smaers et al., 2012). Однако сравнительные неврологические исследования показывают, что человеческий мозг не содержит структур, явно уникальных для человека. Скорее, мозг подвергся расширению ранее существовавших структур, которые перенастроили свои связи (Mantini and Corbetta, 2013; Smaers and Soligo, 2013), что привело к созданию новых сетевых архитектур в мозгу.Учитывая этот морфологический консерватизм, отличительные черты человеческого мозга, вероятно, будут включать в себя разработку ранее существовавших функций для облегчения повышенной сложности поведения.

Большинство предыдущих гипотез об эволюции характерных человеческих моделей когнитивных функций не учитывали природу различий, вместо этого сосредотачиваясь на несколько расплывчатых понятиях, таких как «больший интеллект». То есть предыдущие гипотезы основывались на упрощенном предположении, что человеческий мозг каким-то образом работает «лучше», чем мозг наших ближайших родственников, по крайней мере, при решении сложных задач, без выявления конкретных аспектов функции мозга или морфологических оснований. эта функция.Вместо этого они сосредоточились на потенциальных факторах, которые позволили или способствовали увеличению размера мозга по сравнению с размером тела и / или предоставили выживание или репродуктивное преимущество отдельным прото-людям с «лучшим» мозгом. Эти авторы определили множество экологических, поведенческих и физиологических факторов, которые могли способствовать увеличению когнитивных способностей человеческого мозга. Эти факторы включают в себя расширяющийся спектр сред обитания и поведенческих ниш, занимаемых проточеловеками (Laland et al., 2000), появление языка (Häberling et al., 2010), повышение уровня жирных кислот в рационе (Crawford, 1992), увеличение размера группы (Laland et al., 2010), изменения климата (Ash and Gallup , 2007), а также изменили цели и интенсивность полового отбора (Dunbar and Shultz, 2007a). Однако многие из этих теорий трудно опровергнуть, поскольку большинство из них идентифицирует простое увеличение «интеллекта» или «когнитивных способностей» как биологическую черту при отборе.

Чтобы объяснить большие поведенческие различия, существующие между людьми и нашими ближайшими родственниками, эффективная теория эволюции мозга должна специально рассматривать как то, что изменилось, так и , почему это изменение могло дать адаптивное преимущество тем людям, которые продемонстрировали это преимущество. .Вряд ли найдется простой ответ на вопрос: «Чем человеческий мозг функционирует иначе, чем мозг наших ближайших родственников?» Предыдущие попытки объяснить отличительные поведенческие способности людей предполагали, что увеличение общего размера мозга по сравнению с размером тела было ключевым эволюционным изменением. Однако сравнительный анализ поставил под сомнение обоснованность этой предполагаемой «новой особенности» размера человеческого мозга (Deaner et al., 2007; Dunbar and Shultz, 2007b). Другие исследователи предположили, что расширение коры мозга могло увеличить способность мозга обрабатывать информацию (Hill et al., 2010), или что уникальные возможности человеческого мозга достигаются за счет обилия корковой архитектуры, которая может использоваться для абстрактного планирования и обработки (Buckner and Krienen, 2013). Хотя все эти факторы могут играть определенную роль, мы решили вместо этого сосредоточиться на конкретном способе функционирования нашего мозга, поскольку именно функционирование мозга подвергается воздействию сил естественного отбора.

Мы предполагаем, что одной из наиболее фундаментальных отличительных характеристик человеческого познания является способ, которым мозг динамически меняет способ решения повторяющихся задач.Когда мы впервые сталкиваемся с непростой задачей, требующей сложных реакций на несколько входных сигналов (например, вождение автомобиля или обучение игре на музыкальном инструменте), мы концентрируемся на этой задаче, исключая почти все остальное. Постепенно, по мере того как мы узнаем соответствующие двигательные реакции на конкретные ситуации (предположительно, за счет увеличения положительной обратной связи), нам больше не нужно уделять все внимание выполнению задачи, и вместо этого мы можем сосредоточиться на других вопросах. По мере увеличения практики основные действия становятся «автоматическими», высвобождая ресурсы внимания, которые требуются только тогда, когда возникает какая-то непредсказуемая (или необычно сложная) ситуация.

Хотя процесс превращения задач в «приятный характер» знаком всем нам, научное понимание механизмов, участвующих в этой передаче полномочий от одного нервного компонента к другому, только зарождается (Alexander et al., 1986; Faure et al. ., 2005; Poldrack et al., 2005; Mithen, 2005; Ito, 2006; Graybiel, 2008; MacNeilage, 2008; Passingham, 2008; Doyon et al., 2009; Lewin, 2009; Balsters and Ramnani, 2011; Seger and Спиринг, 2011). Когда проблема возникает впервые, ее необходимо обработать быстрой и гибкой системой, способной анализировать сложные шаблоны и отвечать широким спектром поведенческих реакций, каждая из которых дает собственное точное вероятностное преимущество для успеха (Alexander et al., 1986; Poldrack et al., 2005). Однако, как только обратная связь получена и задача решена (до такой степени, что мозг может точно предсказать оптимальную реакцию в большинстве ситуаций, которые могут возникнуть), контроль над задачей затем перекладывается на «более низкий» уровень. вне сознательного контроля (Alexander et al., 1986; Hoshi et al., 2005; Poldrack et al., 2005; Doyon et al., 2009).

Движущая сила эволюции человеческого мозга

Хотя многие виды могут переносить поведение с волевых на привычные функции (Poldrack et al., 2005; Бартон, 2007; Сегер и Спиринг, 2011 г .; Крубицер, Зельке, 2012; Barton and Venditti, 2013), переход от четвероногого к двуногому движению, тем не менее, мог быть мощным двигателем для быстрой разработки чисто человеческого «делегированного» режима обработки информации. Двуногие животные редко встречаются у млекопитающих, обычно только у людей и некоторых обезьян (Hardman et al., 2002; Alexander, 2004; Doyon et al., 2009). Хотя двуногие, вероятно, дает ряд адаптивных преимуществ (например,g., это облегчает наблюдение в густо заросших территориях и освобождает руки для других задач (Carrier, 2011), а также создает огромную проблему обработки информации. По сравнению со стабильностью, обеспечиваемой передвижением на четвероногих, двуногий организм опирается своей массой только на две точки опоры. Эта по своей природе нестабильная поза означает, что даже крошечное изменение положения вызовет падение, если животное не обнаружит мгновенно и не отреагирует на это изменение. Предположительно по этой причине четвероногие животные, прибегающие к двуногому поведению для наблюдения, обычно делают это ненадолго или в сильно стереотипных позах (как в случае с сурикатами).Передвижение на двух ногах создает необычайные проблемы, при которых человек должен постоянно реагировать на постоянно меняющиеся тонкие сдвиги в распределении веса (Preuschoft, 2004), снижая его способность уделять внимание другим аспектам своего окружения (таким как обнаружение источников пищи или приближение к ним). хищники).

Несмотря на эти проблемы, взрослые люди тратят мало времени, сознательно думая о сохранении равновесия при движении, за исключением тех случаев, когда они находятся в трудных условиях, таких как ходьба по узкой перекладине или выход из паба.Способы достижения этого освобождения очень ясны, если посмотреть, как маленький ребенок учится ходить. Это долгий процесс, каждый шаг которого изначально требует полной концентрации. Однако со временем навыки развиваются по мере улучшения контроля над мелкой моторикой — и полная концентрация на движении больше не требуется, поскольку задействованные задачи становятся «автоматическими» и делегируются другим частям мозга, таким как базальные ганглии (Poldrack et al., 2005; Ashby et al., 2010; Seger, Spiering, 2011; Sepulcre et al., 2012) и мозжечка (Duncan, 2001; Desmurget, Turner, 2010; Balsters, Ramnani, 2011; Callu et al., 2013). Вероятно, тогда принятие двуногости у прото-людей дало сильное избирательное преимущество для людей с мозгом, способным использовать всю свою вычислительную мощность для обучения двуногому движению, но которые также могли делегировать базовые задачи ходьбы и бега «нижестоящим». нейронные центры, высвобождая высшие сегменты для обнаружения непредсказуемых возможностей и проблем (связанных с хищниками, едой или социальными сигналами) и быстро реагируя на эту информацию.

Таким образом, мы предполагаем, что (1) способность делегировать рутинные задачи из коры головного мозга другим частям мозга более развита у людей, чем у других видов; и (2) эта разработка возникла в течение нашей эволюционной истории, потому что вычислительные проблемы, связанные с балансированием на двух ногах, улучшали индивидуальную приспособленность прото-людей, которые были способны таким образом передавать контроль над рутинными задачами. К этому мы можем добавить (3), что после того, как этот «делегированный» режим нейронного функционирования развился, он был использован для многих других когнитивных задач — по сути, для освобождения коры головного мозга от новых непредсказуемых событий.

После того, как система «делегирования» разовьется, полученная схема может быть адаптирована для других аспектов функции мозга, помимо просто двигательных движений. Например, люди, вероятно, имеют дело с когнитивными и эмоциональными проблемами во многом одинаково (то есть события, которые изначально требуют полной концентрации, в конечном итоге обрабатываются подсознательно после частого повторения Hikosaka et al., 1999; Lehericy et al., 2005; Mainzer, 2008 ; Хертель, Брозович, 2010). Автоматизация также позволяет выполнять сложные действия даже в периоды экстремального стресса, когда гибкие корковые сети перегружены, но мозжечок остается функциональным (Chandler et al., 2013). Какие части человеческого мозга могут выполнять эти функции? Ниже мы рассмотрим доказательства вероятной анатомической и функциональной основы такой системы.

Отображение поведения на схемы мозга

Поскольку разнообразные модели поведения становятся автоматическими с практикой, мы сомневаемся, что это увеличение поведенческой способности было вызвано эволюционным расширением одной нервной структуры (Barton and Harvey, 2000; Weaver, 2005; Barton and Venditti, 2013; Smaers and Солиго, 2013).Вместо этого эта гибкость, вероятно, была вызвана расширением размеров ранее существовавшего принципа организации мозга. Чтобы добиться эффективной автоматизации, такой нейронной системе потребуется уникальный набор характеристик. В начале обучения системе потребуется свободный доступ к текущим сигналам подкрепления. Кроме того, поведенческие способности на ранних стадиях также должны быть гибкими, обеспечивая широкий спектр потенциальных моделей поведения, с помощью которых можно изучить наиболее эффективную стратегию.В процессе обучения эта система должна жертвовать гибкостью в пользу согласованности, а также включать обратную связь различными способами, например, через небольшие ошибки в прогнозировании действий, а не в результатах испытаний с подкреплением (Франк, 2005; Hikosaka et al., 2008). ). Наконец, системе потребуется глобальный доступ ко всем поведенческим возможностям мозга, поскольку в настоящее время есть убедительные доказательства того, что автоматизация может происходить во многих немоторных функциях, таких как познание (Graybiel, 1997) и восприятие (Bastian, 2011; Baumann and Mattingley, 2014), в которых используются совершенно разные нейронные архитектуры.

Вероятная система-кандидат, которая одновременно реализует каждую из этих возможностей, — это система кортико-мозжечковых путей (Weaver, 2005; Balsters et al., 2010; Smaers et al., 2011, 2013; Koziol et al., 2014). Эта система соединяет большие области коры головного мозга, которая характеризуется гибкой и быстрой обработкой, с мозжечком, который отвечает за привычную и негибкую обработку (см. Рисунок 1). В совокупности кора головного мозга и мозжечок содержат более 70% нейронов человеческого мозга (Shepherd, 2004) и связаны серией реципрокных петель, которые сами по себе широко отражаются на функциональных возможностях человеческого мозга (e .g., двигательные функции зависят от каудальной коры и передних структур мозжечка, тогда как когнитивные способности зависят от дорсолатеральной коры и заднего мозжечка) (Рисунок 1) (Bostan et al., 2010, 2013).

Рис. 1. Иерархические нейронные цепи, управляющие обучением в человеческом мозге. Кора головного мозга (зеленый) предпочтительно вовлекается в процесс обучения, что позволяет гибко реагировать на быстро меняющиеся обстоятельства окружающей среды. Благодаря обширным связям с ядрами базальных ганглиев (синий), которые находятся под регулярным влиянием нейромодуляторных сигналов, отражающих ошибку предсказания и заметность, кора головного мозга может передавать выполнение сложных задач жестким, но воспроизводимым нейронным мотивам в коре мозжечка, которые «обучается» нейромодуляторными сигналами и базальными ганглиями эффективно выполнять сложные действия.Связность этого мотива организована по рострокаудальному градиенту, при этом ростральные области преимущественно участвуют в раннем обучении, а более каудальные структуры — в задачах, требующих меньшего когнитивного контроля. Схема подключения этого устройства была чрезмерно упрощена, чтобы выделить ключевые схемы, отвечающие за обмен данными в системе.

Несмотря на их связь друг с другом, кора головного мозга и мозжечок организованы в совершенно разные мотивы внутренней связи (Ito, 2006).Например, кора головного мозга представляет собой тонкий многослойный лист с массивной взаимосвязью между слоями и регионами (George and Hawkins, 2009), тогда как мозжечок состоит из сети простых клеточных мотивов, устойчиво повторяющихся по всей структуре ( Рамнани, 2006; Д’Анджело, Казали, 2012). Структура этих мотивов хорошо согласуется с представлением о том, что кора головного мозга в первую очередь участвует в неконтролируемом обучении (когда выгодно гибко реагировать на новый стимул) (Doya, 2000), но снижает свою активность в процессе обучения, что может быть связано с повышенной эффективностью нейронов (Ashby et al., 2007). Кроме того, теперь также ясно, что мозжечок важен для выполнения автоматизированного поведения (Lang and Bastian, 2002; Balsters and Ramnani, 2011). Учитывая эффективную нейронную архитектуру коры мозжечка, мы предполагаем, что мозжечок играет видную роль в исполнении усвоенного поведения, эффективно освобождая более гибкую архитектуру коры для обработки новых поведенческих проблем (рис. 1). Важно отметить, что этот механизм может быть отображен на функциональной кортикоцеребеллярной единице мозга (рис. 1), которая, в зависимости от того, какие нервные и мозжечковые области участвуют в процессе обучения, может эффективно обеспечивать обучение и автоматизацию двигательных, а также когнитивных и аффективных функций. поведенческие паттерны (Graybiel, 1997, 2008; Hertel, Brozovich, 2010).

Несмотря на убедительные доказательства того, что контроль над обычным поведением постепенно передается от кортикальной к мозжечковой цепи (Faure et al., 2005; Ito, 2006; Ramnani, 2006; Passingham, 2008; Doyon et al., 2009; Balsters and Ramnani, 2011; D’Angelo and Casali, 2012; Balsters et al., 2013) мало что известно о структурах, которые опосредуют этот перенос на нейронном уровне. Такая система потребует анатомической связи между корой головного мозга и мозжечком, наряду с адекватным воздействием сигналов вознаграждения, связанных с обучением, и сигналов, связанных с особенностями окружающей среды.Базальные ганглии (набор высококонсервативных нейронных структур в конечном мозге) идеально подходят для выполнения этих функций (Alexander et al., 1986; Doya, 2000; Faure et al., 2005; Hoshi et al., 2005; Mithen, 2005; Poldrack et al., 2005; Vanderschuren, Di Ciano, 2005; Graybiel, 2008; Passingham, 2008; Doyon et al., 2009; Lewin, 2009; Seger and Spiering, 2011). Стриатум, видный член базальных ганглиев, связан с корой головного мозга и мозжечком градиентом, аналогичным тому, который отображается кортико-мозжечковой системой (Alexander et al., 1986; Hardman et al., 2002; Александр, 2004 г .; Faure et al., 2005; Хоши и др., 2005; McHaffie et al., 2005; Полдрак и др., 2005; Бартон, 2007; Дойон и др., 2009; Левин, 2009; Эшби и др., 2010; Сегер и Спиринг, 2011 г .; Крубицер, Зельке, 2012; Barton and Venditti, 2013) (рисунок 1) и получает несколько подкорковых и стволовых входных сигналов, отражающих ошибку прогнозирования вознаграждения (Alexander et al., 1986; Faure et al., 2005; Poldrack et al., 2005; Mithen, 2005; Ito, 2006). ; Graybiel, 2008; Kreitzer, Malenka, 2008; MacNeilage, 2008; Passingham, 2008; Doyon et al., 2009; Левин, 2009; Балстерс и Рамнани, 2011; Бромберг-Мартин и Хикосака, 2011; Seger and Spiering, 2011) и сигналы заметности (Alexander et al., 1986; Poldrack et al., 2005; Bromberg-Martin et al., 2010). Мы предполагаем, что на ранних этапах обучения базальные ганглии играют важную роль в обучении мозжечка выполнению эффективных последовательностей действий посредством усиления соответствующих ответов (Kawato et al., 2011). После того, как поведение автоматизируется, роль ядер базальных ганглиев переходит в контролирующую, гибко «переключающую» активность между этими двумя системами перед лицом меняющихся условий окружающей среды (рис. -анатомически хорошо подходит (Aron et al., Сен-Сир, 2003; Арон и Полдрак, 2006). Таким образом, способность эффективно и действенно «делегировать» информацию автоматизму в процессе обучения зависит от взаимодействия между кортикальными и мозжечковыми нейронами через их взаимосвязи с базальными ганглиями (см. Рисунок 1).

Мы не первые, кто предполагает, что ядра базальных ганглиев интегрально участвуют в автоматизации. Действительно, ранние исследователи предположили, что базальные ганглии могут действовать как нейронный субстрат моторного обучения, причем большее количество спинных областей отвечает за начальное обучение поведению, а каудальные области становятся активными во время консолидации привычных реакций (Alexander et al., 1986; Хоши и др., 2005; Полдрак и др., 2005; Дойон и др., 2009; Эшби и др., 2010). Однако недавние данные свидетельствуют о том, что базальные ганглии просто участвуют в кинематическом исполнении двигательных паттернов, а не в хранении привычек как таковых (Poldrack et al., 2005; Barton, 2007; Desmurget and Turner, 2010; Seger and Spiering, 2011; Krubitzer and Seelke, 2012; Barton and Venditti, 2013), помогая в «выборе» соответствующих действий на основе непредвиденных обстоятельств окружающей среды (Redgrave et al., 1999). Таким образом, географические различия в вовлечении базальных ганглиев во время моторного обучения можно объяснить реакцией отдельных областей базальных ганглиев на уникальные пространственные системы координат, при этом спинные области используют пространственную привязку, а каудальные области используют двигательную привязку (Hikosaka et al. ., 1999; Hardman et al., 2002; Alexander, 2004; Lehericy et al., 2005; Doyon et al., 2009). В качестве альтернативы, градиент вентрально-дорсального в полосатом теле может отражать преимущественное участие целенаправленных, а не привычных действий (Lehericy et al., 2005; Инь и Ноултон, 2006; Хикосака и Исода, 2010). В любом случае ядра базальных ганглиев, вероятно, будут играть неотъемлемую роль в передаче информации от кортикальных цепей мозжечку в процессе обучения.

Модульная архитектура этих трех взаимосвязанных нейронных систем сильно поддерживает возможность параллельной обработки в мозге (Balleine and Ostlund, 2007; Isoda and Hikosaka, 2011). Кроме того, структурные исследования показывают, что эти три единицы хорошо сохраняются на протяжении эволюционной истории млекопитающих (Poldrack et al., 2005; Бартон, 2007; Balsters et al., 2010; Бромберг-Мартин и Хикосака, 2011; Перевозчик, 2011; Сегер и Спиринг, 2011 г .; Крубицер, Зельке, 2012; Бартон и Вендитти, 2013; Бакнер и Кринен, 2013). Этот консерватизм согласуется с идеей о том, что естественный отбор разработал уже существующую систему, изменив ее функциональные возможности (а не, например, создав новый структурный компонент мозга). Таким образом, основным механизмом эволюции поведения человека могло быть изменение функции, а не структуры.То есть значительное увеличение обработки информации, требуемое двуногостью, дало избирательное преимущество реакциям на нейронном уровне, что ускорило способность человека «делегировать» обработку информации от сознательного гибкого управления более «автоматическим» системам, которые являются жесткими, но хорошо воспроизводимыми. .

В соответствии с этой идеей, анатомические исследования не обнаружили полностью новых областей мозга, уникальных для людей; вместо этого специфические системы мозга, включая ядра в базальных ганглиях (Hardman et al., 2002; Александр, 2004 г .; Преушофт, 2004; Дойон и др., 2009; Бромберг-Мартин и др., 2010; Sepulcre et al., 2010) и связи между передней корой головного мозга и боковым мозжечком (Poldrack et al., 2005; Ashby et al., 2010; Balsters et al., 2010; Carrier, 2011; Seger and Spiering, 2011; Sepulcre et al., 2012; Buckner, 2013) претерпели массовое расширение и увеличение количества подключений. Эти регионы также демонстрируют сильные предпочтения в отношении соединений на большие расстояния (Duncan, 2001; Preuschoft, 2004; Desmurget and Turner, 2010; Sepulcre et al., 2010; Балстерс и Рамнани, 2011; Callu et al., 2013) и мультимодальной обработки информации (Hikosaka et al., 1999; Lehericy et al., 2005; Poldrack et al., 2005; Mainzer, 2008; Hertel, Brozovich, 2010; Seger and Spiering, 2011; Sepulcre). et al., 2012), как и ожидалось, если они играют решающую роль в адаптивном поведении (Barton and Harvey, 2000; Duncan, 2001; Weaver, 2005; Balsters and Ramnani, 2011; Barton and Venditti, 2013; Callu et al., 2013; Smaers, Soligo, 2013).

Работает ли мозг как компьютер?

Хотя метафоры функций мозга, которые задействуют компьютеры, часто подвергаются критике, аналогия с компьютерной памятью может помочь объяснить концепции, лежащие в основе гипотезы «делегирования».Разница между двумя основными системами, которые мы определяем, аналогична разнице между памятью быстрого доступа (RAM) и постоянным запоминающим устройством (ROM) в компьютере. ОЗУ — это гибкая система хранения большой емкости, которая адаптируется к множеству функций и может быть быстро изменена в соответствии с определяемыми пользователем решениями обработки, тогда как ПЗУ — это жесткая, недоступная система, которая выполняет автоматические задачи, но находится вне контроля оператора системы. Рассматривая эту аналогию, наша гипотеза предполагает, что вычислительные проблемы, связанные с двуногим движением, привели к разработке системы, которая катализирует «делегирование» поведения из ОЗУ в ПЗУ, эффективно «закрепляя» вознаграждаемое поведение в памяти.Поступая таким образом, мозг может высвободить вычислительную мощность для делегирования другим, более насущным задачам. Важно отметить, что эта аналогия касается функции , а не механизма: мы не предполагаем, что вычислительные алгоритмы, используемые человеческим мозгом, аналогичны алгоритмам, необходимым для RAM и ROM. Действительно, гораздо более вероятно, что, исходя из точной связи человеческого мозга, процесс «делегирования» от целенаправленного к привычному поведению возникает как функция сложной динамики в нейронных сетях (Weaver, 2005; Mainzer, 2008). ; Balsters et al., 2010; Хертель, Брозович, 2010; Smaers et al., 2011, 2013).

Эта аналогия также предполагает интригующую возможность того, что субъективный сознательный опыт является «пользовательским интерфейсом», используемым организмом, и что делегирование обработки позволяет нам осознавать (и, таким образом, иметь возможность реагировать) только на небольшую подгруппу проблем ( те, которые выигрывают от быстрого гибкого принятия решений). В компьютере пользовательский интерфейс предлагает простую и доступную модель взаимодействия с программным и аппаратным обеспечением, при этом сложный (и часто непонятный) язык этих систем скрыт от глаз пользователя.Такая система позволяет переосмыслить очевидную тайну субъективного сознания от первого лица как индивидуальную схематическую внутреннюю модель собственного внимания организма, созданную взаимодействиями между его собственными нервными системами (Bostan et al., 2010, 2013; Graziano and Kastner, 2011; Грациано, 2013). Подобно компьютерной аналогии, пользовательский интерфейс предоставляет доступ только к содержимому RAM (то есть целенаправленным процессам), сохраняя содержимое ROM (то есть привычные реакции) скрытым глубоко внутри «черного ящика» и недоступным для сознания.Эта аналогия также согласуется с представлением о том, что субъективное сознание не является способностью, отделяющей человека от других животных: напротив, оно присутствует у многих млекопитающих, птиц и даже беспозвоночных (Edelman and Seth, 2009; George and Hawkins, 2009). Важно отметить, что мы не предполагаем, что человеческому мозгу требуется «призрак в машине» для эффективной работы, а скорее, что важные аспекты сознательного опыта могут быть концептуализированы как степень доступа организма к конкурирующим системам памяти.Тем не менее, системы, на которые опирается мозг как посредник нашего обширного поведенческого репертуара, имеют сходство с системами памяти компьютера (а также отличия от них). Признание этих аналогий может помочь нам понять гораздо более сложные механизмы, лежащие в основе человеческого познания. В самом деле, особая сила предложенной модели состоит в том, что все более сложные модели поведения могут возникнуть из этой системы без необходимости сознательного контроля, поскольку поведение делегируется автоматизму посредством повторения и минимизации сигналов ошибок, основанных на подкреплении.

Проверяемые предсказания

Как мы можем проверить предсказания этой модели? Исследования функции мозга прояснили, каким образом действия могут переходить от целенаправленного к привычному поведению (Poldrack et al., 2005), но наша гипотеза предполагает более заметную роль мозжечка (особенно по мере того, как поведение становится более привычным и жестким). чем было предложено предыдущими авторами (Yin and Knowlton, 2006; Balleine and Delgado, 2007). Мы могли бы проверить это предсказание, оценивая работу мозга в процессе обучения, используя ряд дополнительных методов нейровизуализации.Кроме того, мы не знаем прямых доказательств того, что процесс переключения происходит более быстрыми темпами или более эффективно у людей, чем у нечеловеческих видов; однако такое расхождение является явным предсказанием гипотезы «делегирования». Если правильно оформить, сравнительные исследования обучения на людях и приматах, не являющихся людьми, могли бы конкретно проверить это предсказание. Наша гипотеза также может быть проверена путем подробного анализа мозга современных животных (особенно приматов), а также ископаемых мозговых оболочек протогоминидов, чтобы определить, зависит ли морфология мозга от приобретения двуногости и / или способности различных таксонов. «делегировать» вознаграждаемое поведение автоматическим функциям (Holloway et al., 2004). На генетическом уровне мы ожидаем, что изменения в способности делегирования должны отражаться непропорциональными изменениями как кодирующей, так и некодирующей генетической активности в головном мозге (Mattick and Mehler, 2008), особенно в контурах кортикальных, мозжечковых и базальных ганглиев, т.е. вероятно, будет важным для делегирования поведения автоматизму (рис. 1). Хотя исследования генетической основы человеческого поведения находятся в зачаточном состоянии, первые результаты нейронного распределения некодирующих областей в геноме подтверждают это общее представление (Mattick and Mehler, 2008).

Мы также можем проверить эту гипотезу, исследуя различия в поведении людей. Примечательно, что нейроанатомические отношения, описанные выше, могут быть исследованы при нейробиологических расстройствах — в частности, тех, при которых индивидуумы страдают нарушениями автоматизма. Предварительные данные предполагают, например, что у пациентов с болезнью Паркинсона (которая возникает из-за нарушений в схеме базальных ганглиев Dayan and Balleine, 2002; Poldrack et al., 2005; Obeso et al., 2008) наблюдается снижение развития и набора привычного поведения (Poldrack et al., 2005). Кроме того, у пациентов с поражением мозжечка также наблюдается дефицит автоматического поведения (Lang, Bastian, 2002; Callu et al., 2013). Другие психоневрологические расстройства, такие как обсессивно-компульсивное расстройство (Gillan et al., 2011, 2013; Robbins et al., 2012) и посттравматическое стрессовое расстройство (Arnsten, 2009), также могут быть подвергнуты переосмыслению в рамках концепции Гипотеза «делегирования». Действительно, сейчас есть доказательства того, что у пациентов с шизофренией нарушена привычная способность выполнять когнитивные задачи (Horan et al., 2008; Wagshal et al., 2012), что, возможно, объясняет, почему у пациентов с этим расстройством нарушены многие когнитивные области (Fornito et al., 2011).

Наша гипотеза также предсказывает значительные фенотипические различия среди здоровых пациентов в способности делегировать поведение автоматизму. В частности, мы ожидаем, что способность делегировать поведение автоматизму может коррелировать с высокой производительностью тестов, обычно используемых для измерения общей интеллектуальной компетентности. В самом деле, если различия в способности автоматизировать поведение действительно лежат в основе различного поведения людей в когнитивных тестах, мы могли бы предсказать общие черты в механизмах функций мозга, которые обеспечивают экспертизу в многомерных областях, таких как искусство, наука и музыка.Если эксперты во всех этих областях используют аналогичные механизмы мозга для достижения мастерства в выбранной ими задаче, что, по всей видимости, они и делают (Beilock and Lyons, 2012; Bilalić et al., 2012), то последствия для повышения производительности (и устранения плохих производительность) понятны. В будущих исследованиях с использованием функциональной нейровизуализации можно было бы с пользой изучить точную пространственно-временную динамику, лежащую в основе перехода от целенаправленного к автоматическому поведению, а также относительную роль коры головного мозга, базальных ганглиев и мозжечка в приобретении, выполнении и поддержании адаптивного поведения.

Наконец, наша гипотеза предсказывает компромисс: автоматизация поведения (1) должна снижать способность человека сознательно уделять внимание привычным функциям; и (2) повышают их способность быстро и эффективно реагировать на новые (неожиданные) воздействия. Например, привычное поведение должно быть гораздо менее доступным для сознательного исследования, чем поведение, требующее гибкого контроля «онлайн». Интересно, что разрыв этой взаимосвязи между сознательным доступом и автоматичностью может объяснить хорошо задокументированный феномен (известный в спортивном мире как «ура»), когда человек, который ненадлежащим образом обращается к обычно привычной деятельности на сознательном уровне, может тем самым совершать нехарактерные для него действия. ошибок (Бейлок и Грей, 2007).

Заключение

Таким образом, массивные нейровычислительные проблемы, связанные с появлением двуногости, могли быть движущей силой быстрого расширения когнитивных способностей человека. В частности, способность быстро «делегировать» хорошо усвоенное поведение подсознательным процессам высвободила высшие нейронные центры, которые стали доступными для гибкой «онлайн» обработки релевантных для фитнеса стимулов. Наши идеи предлагают несколько проверяемых предсказаний и могут прояснить не только то, чем когнитивные системы человека отличаются от когнитивных систем других видов, но и то, как человеческий мозг работает как в отношении здоровья, так и болезней.

Заявление о конфликте интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Благодарности

Мы благодарим Тайлера Джеймса Шайна (нашего сына и внука), чьи усилия во время обучения ходьбе вдохновили на наши идеи. Подготовка рукописи была поддержана Австралийским исследовательским советом.

Список литературы

Александр, Г.Э., ДеЛонг, Р. М., и Стрик, П. Л. (1986). Параллельная организация функционально сегрегированных цепей, связывающих базальные ганглии и кору. Annu. Ред. Neurosci . 9, 357–381.

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст

Арон А. Р. и Полдрак Р. А. (2006). Кортикальный и подкорковый вклады в остановку подавления сигнального ответа: роль субталамического ядра. Дж. Neurosci . 26, 2424–2433. DOI: 10.1523 / JNEUROSCI.4682-05.2006