Страдания это: Недопустимое название — Викисловарь

Leave a reply

СТРАДАНИЕ — это… Что такое СТРАДАНИЕ?

        претерпевание, противоположность деятельности; состояния боли, болезни, горя, печали, страха, тоски, тревоги. Вопрос о смысле (цели, оправданности) С. невозможен с т. зр. антич. мировоззрения. С. выпадает на долю человека по закону, безразличному к отд. лицу (рок), поэтому сострадание не включалось в перечень традиц. антич. добродетелей, стоики называли его подлежащей преодолению порочной страстью. В рамках иудейско-христ. религ. традиции, рассматривавшей события человеч. жизни как результат личных отношений между человеком и верховным началом, С. осмыслялось как божеств. кара за грехи (искупление), как свойство несовершенного мира творений. Ветхозаветное переживание С. негативно (С.— свидетельство брошенности человека, от которого отвернулся его бог); по Новому завету искупительная жертва Христа придаёт С. значение залога спасения; ср.-век. христ. мистика оценивает С. как знак любви бога к человеку. В христианстве сострадание выступает в качестве универс. отношения к миру, из крого проистекает заповедь любви к ближнему. Рационализм нового времени объявляет С. следствием неадекватного знания (Синоза, Лейбниц). Сострадание оценивается различно в зависимости от того, видят ли в нём эгоистич. основу (Декарт, Гоббс, Спиноза) или рассматривают как подлинное чувство (Ф. Хатчесон, Юм, А. Смит, утилитаризм, Руссо). С точки зрения Канта сострадание имеет огра-нич. моральную ценность: как долг человечности его следует культивировать, но само по себе оно несвободно, пассивно, иррационально, «легально», т. е. не противоречит требованиям морали, но слепо, неразумно, а потому неморально. Бытие «несчастного сознания», по Гегелю, оказывается болью также из-за собств. непрояснённости: стремясь к самоутверждению, оно тщетно и ошибочно ищет его в своей эмпирической (преходящей), а не истинной (всеобщей) единичности. Бурж. индивидуализм гармонию между единичным и всеобщим считает недобросовестной иллюзией; постулат единства заменяется постулатом несовместимости всеобщего и индивидуального, временного и телесного бытия. Существ. характеристикой индивидуального бытия признаются непросветлённое, бессмысленное С., бедственность и нищета, вытекающие из неполноты сущности человека. Придерживаясь такой т. зр., Шопенгауэр основанием морали объявляет сострадание, полагая, что «нравств. пружина» должна быть «эмпирической», т. е. сильно и непосредственно действующей и преодолевающей мощные эгоистич. побуждения. Он видит в сострадании опыт мистич., непосредств. проникновения в чужое «Я», слияния с ним, ведущего к познанию тождественности всего сущего. У Шпенглера С. выступает как критерий и содержание подлинной духовности: в этом смысле он говорит о тоске и о страхе, живущих в душе ребёнка и художника. Ценность С. подчёркивает Кьеркегор. Ницше ценит С. как средство к величию души и отвергает сострадание как депрессивное состояние, умаляющее ценность жизни. В экзистенциализме структура «подлинного бытия», «экзистенции», открывается через С. («страх» Хайдеггера, «пограничные ситуации» Ясперса).        Марксизм, вскрывая источник социальных бедствий в классово антагонистич. формациях, разоблачает апо-логетич. направленность концепций, которые мистифицируют С. и приписывают ему непреодолимый характер. Вместе с тем марксизм отвергает безответственно-оптимистич. утопии всеобщего счастья и открывает перспективу реальной борьбы за справедливое обществ. устройство, в котором человек обретает себя как творец своей судьбы. Марксистско-ленинская этика, высоко оценивая гуманизм морального требования сострадания, выступает против его абсолютизирования, превращения в абстрактный принцип, оторванный от условий классовой борьбы и реальных социальных отношений.        Map к с К. и Энгельс Ф., Святое семейство, Соч., т. 2; Очерк истории этики, М., 1969; Аверинцев С. С., Унижение и достоинство человека, в его кн.: Поэтика ранне-визант. литературы, М., 1977; Jaspers К., Psychologie des Weltanschauungen, В., 19222; Mensсhing G., Die Bedeutung des Leidens im Buddhismus und Christentum, В., 19302.

Концепции страдания. Жить, чтобы страдать или страдать, чтобы жить?

Едва ли можно найти более противоречивое понятие, чем «страдание»: большинство психологов трактуют его как нечто угрожающее здоровью, а религия и философия твердят, что весь сознательный опыт на нём стоит. Интерпретаций феномена бесчисленное множество, хотя на своём опыте его переживал каждый. Человеку порой необходимо осмыслить собственное существование и смело преодолеть тяготы судьбы, однако единую и наиболее оптимальную концепцию жизненной стратегии найти вряд ли удастся. Concepture познакомит с основными концептуальными моделями страдания, дабы раскрыть содержание этого феномена.

Что это и как спастись?

Начать стоит с осмысления того, что можно понимать под словом «страдание». Самая близкая к житейскому опыту позиция — это психологическая трактовка, которую я освещу лишь кратко.

Страдания — это чувства или эмоциональное состояние человека в виде отрицательных переживаний, возникающих под воздействием травмирующих его психику и здоровье событий, глубоко затрагивающих личностные структуры, настроение, самочувствие и другие ценности.

Таким образом, это сугубо негативная характеристика внутреннего состояния личности в данный момент времени — состояния разрушительного, хоть и не критичного. Зигмунд Фрейд выделяет три категории возникновения страдания: со стороны собственного тела, внешнего мира и отношений с другими людьми. В любом случае это лишь ощущение, которое зависит от определённого устройства нашего организма. Можно интерпретировать страдание как доминирующее состояние человека, что охватывает жизнь целиком, а не ограничивается единичным случаем. Как неотъемлемый атрибут реальности. В таком случае есть две стратегии спасения: терпеть и надеяться, что когда-то всё кончится, или быстро переключаться на удовольствия, заглушая тем самым боль. В рамках обеих концепций есть свой оптимизм.

В первом случае он заключается в надежде на лучшую жизнь после земной… Хотя, может, отсутствие жизни как таковой и есть самая верная стратегия защиты от страдания? Как говорится, одному Богу известно (в нашем случае Будде). Основная проблема данной концепции налицо: что будет после земной жизни, конечно, безумно интересно, но отказываться от настоящей не все горят желанием. Человек страдает «в режиме реального времени», тем более, кто даст гарантию, что страдания не станут ещё острее?

Во втором же случае мы встречаемся с иной крайностью — зависимостью от бесконечной смены удовольствий и страданий. Причем сразу становится понятно, что это не комплексное решение проблемы, а лишь «работа с симптомами». Мало того, что от тягот душевных не избавляешься, ещё и получаешь потребность постоянно искать, как увеличить уровень наслаждения, потому что механизм цепной: чем больше удовольствие, тем больше последующее страдание.

Множество философских и религиозных взглядов имеют диаметрально противоположные воззрения на саму природу возникновения этого феномена: страдание не есть атрибут, а есть порождение жизни неправедной и греховной. Здесь стоит вспомнить закон сохранения, знакомый всем естественникам: 

Ничто не появляется из ничего и, соответственно, ничего не исчезает бесследно. Раз страдание появилось в нашей судьбе, то и освободиться от него мы в силах — через искупление и путь к спасению. Так или иначе необходимо преодолеть внутренние противоречия, чтобы обрести подлинность жизни, а не мириться в ожидании кончины и искать себе способы достижения блаженства.

 

Лучшее средство от головы — топор!

Предположим, мы придерживаемся концепции «нет жизни — нет страдания». В таком случае единственным разумным вариантом развития событий является уход из жизни, ведь каждый из нас в глубине своего существа и есть источник своего мучения. Такое мироощущение свойственно дхармическим религиям, а именно индуизму, джайнизму, буддизму и сикхизму. Первыми на ум приходят ассоциации с буддистскими текстами. Ныне существующие школы сохраняют свою приверженность Четырём благородным истинам, суть которых предельно ясна:

  1. Страдание существует.

2. Причина страдания тоже существует.

3. От страдания можно избавиться.

4. Существует путь, ведущий к прекращению страдания.

В буддистском понимании «увидеть жизнь такой, какая она есть» и прекратить страдания можно лишь радикальным способом, а именно полностью избавиться от субъективности восприятия и в конечном итоге уйти от сознания как такового. Элементарно: нет его, значит, и бытия нет, а откуда в таком случае страданию взяться?

Не будем ограничиваться только религиозным прочтением данной концепции. В подобном ключе пишет о страдании и философ Артур Шопенгауэр в работе «Мир как воля и представление»: в его понимании ощущение страдания увеличивается у человека быстрее, нежели ощущение удовольствия.

Итак, чем больше мы имеем, тем больше нам нужно; — и с этим усиливается способность чувствовать страдания. — Часы идут тем быстрее, чем они приятнее; — тем медленнее, чем больше они дали нам страданий; ибо положительно не наслаждение, а страдание, наличность которого мы сознаем вполне.

Шопенгауэр приводит множество примеров страдания: тщетность желаний, без конца появляющихся вновь и вновь, скука как основное человеческое чувство. По мнению философа, на уровне индивида утверждение воли к жизни выражается прежде всего в эгоизме и несправедливости. Довольно интересно, ведь у него цена страдания настолько велика, что и тысячи наслаждений его не стоят. И дело вовсе не в мере и количестве, сам факт его присутствия даёт основание скорбеть. Шопенгауэр считает, что нашу жизнь можно рассматривать как эпизод, бесполезным образом нарушающий душевный покой Ничто, так как в конечном итоге мы всё равно убедимся в том, что жизнь не более чем разочарование. Собственно, поэтому и небытие гораздо предпочтительнее жизни: «

Однако кто бы стал терпеть жизнь, если бы смерть не была так страшна?
».

Едва ли стоит комментировать слова автора, веди они говорят сами за себя:

А при данных обстоятельствах смерть хороша тем, что она — конец жизни, и мы утешаемся в страданиях жизни мыслью о смерти, а при мысли о смерти — страданиями жизни.

Эссеист Эмиль Чоран также придерживался пессимистического взгляда на мир и представлял несчастье как основу всего живого. Даже такое светлое чувство, как любовь, предназначено, чтобы помогать нам коротать по воскресеньям жестокие в своей нескончаемости часы от обеда до ужина, травмирующие нас на всю оставшуюся неделю, травмирующие навеки. Для того чтобы чувствовать жизнь, нам буквально необходимо уходить в подобные состояния. Человек движется вперёд через пытки дней, так как ничего, кроме боли, его самого не останавливает. Благо, наши сердце и разум не способны ощутить всю вселенскую боль, потому-то мы и чувствуем, что наше страдание бесконечно, пределы восприятия таковы. Чоран предлагает вовсе отказаться от идеи спасения, дабы предпочесть оттенки незавершенного и эмоциональную диалектику однообразию возвышенного тупика.

Привыкший к страданиям, он страшится их окончания.

 

Так сладок мед, что, наконец, он горек

Другая модель страдания признаёт его атрибутом действительности, но тесно связывает с удовольствием. Существует несколько подходов к пониманию правильного соотношения наслаждения и его отсутствия, в том числе этическая концепция, называемая гедонизмом.

В этом учении получение максимального количества удовольствия, причем физического, есть основная и единственная цель, а все остальные ценности есть лишь средства, инструменты для её достижения. Страдание и боль выступают в роли второго нежелательного состояния души, которое надо усиленно подавлять и старательно избегать, хотя думали об этом мало, так как мысли их целиком и полностью были заняты погоней за сиюминутным наслаждением. Философ Лосев А.Ф. описал эти мотивы чуть иначе:

Таким образом, принцип киренаиков заключался не просто в наслаждении, но в свободе духа, который всегда наполнен наслаждениями, что бы на него ни действовало, независимо от внутреннего самонаслаждения духа от каких бы то ни было внешних влияний.

Нельзя не упомянуть о родственном философском течении – эпикурействе. Согласно ему, высшим благом считается наслаждение жизнью, которое подразумевает сохранение атараксии, то есть свободы от физической боли и тревог, отказ от лишних желаний.

Таким образом, всякое удовольствие, по естественному родству с нами, есть благо, но не всякое удовольствие следует выбирать, равно как и страдание всякое есть зло, но не всякого страдания следует избегать. (Эпикур)

Подробнее об этих философских школах можно прочесть в статье, которая ранее выходила в Concepture. Добавлю два слова о древнем философском течении в Индии – Локаята. Человеческая жизнь в представлении локаятиков состоит одновременно и из наслаждения, и из страдания, причем полное избавление от последнего невозможно. Хотя, мы в праве минимизировать наши муки, и посвятить себя поиску удовольствий, смысл жизни должен быть в счастье, а счастье в наслаждении.

Света нет без тени

Допустим, страдание появляется эпизодически, лишь в некоторых ситуациях, когда сам человек или нечто иное стало тому виной. В таком случае в сердцах появляется надежда на существование жизни праведной, к коей необходимо стремиться. Психотерапия редко стоит особняком от философии, посему предлагаю познакомиться с идеями Виктора Франкла. Уже будучи психиатром, он волею судеб оказался в концентрационном лагере. Его пациенты учились находить смысл в любом, пусть даже мучительном существовании, и, поверьте, такое феноменальное отношение к смерти и болезни исцелило миллионы душ по всему миру. В своём произведении «Человек в поисках смысла» он рассматривает, какую ценность мы придаём, порой, бессмысленным переживаниям с прагматической точки зрения. Скорбь и раскаяние имеют глубокий смысл, пусть вернуть назад содеянное нереально, но помогают расти во внутреннем плане и оставаться живыми. Более того, только в таком состоянии человек способен осознать, насколько велика разница между действительностью и неким «идеалом».

Таким образом, страдание вызывает плодотворное, можно даже сказать-кардинально преобразующее, духовное напряжение, ведь оно на эмоциональном уровне помогает человеку осознать то, чему не следует быть.

Нетривиальную интерпретацию общеизвестному мифу о Сизифе показывает нам Альбер Камю, пытаясь оправдать существование для себя самого. Весь мир для него – это лишь абсурд, и человек не может в нём существовать, не посвящая чему-то жизнь. Пусть страдания будут максимально бесцельны, но так судьба приобретает форму, становится во власти личности, мы ясно видим результат или его отсутствие. Сизифу приносит удовольствие сам бунт против реальности, понимание её ничтожности в отсутствие мысли и действия. Искание смысла есть борьба против тьмы бессилия, посему и бесконечным трудом можно и нужно наслаждаться. Основная мысль труда: Как бы тяжела и бесцельна ни была бы жизнь – ее надо прожить достойно и искать ответ в себе.

 

 

Тебе позволено страдать, дабы очиститься!

Поговорим о Господе нашем, Иисусе Христе.

Понятие скорби в православном учении о спасении является фундаментальным; дабы очистить душу и тело от грехов своих верующим необходимо преодолеть тяготы. Большинство христиан верят, что актом спасения Бог не уничтожает свободу человека (дарованную Им же), но напротив, расширяет и укрепляет её. Требуется доказать свою веру и терпеливо превозмогать страдания, выпавшие на нашу долю, чтобы быть поистине способным принять даруемую Богом праведность. Однако, так называемое «всеобщее спасение», апокатастасис, наоборот, отрицается, как противоречащее свободе человеческой воли. Приверженцы таких учений, ссылаясь на 1-е послание к коринфянам «будет Бог все во всем», считали возможным даже покаяние Сатаны: раз Бог есть всё, а при Боге зла существовать не может, то и нет различий между добром и злом. Согласно этому учению, грешные люди и демоны будут мучиться в аду только до определенного времени, а затем будут восстановлены в своем первобытном состоянии, а это противоречит Священному писанию.

Все горести и болезни есть последствия греха, причем избежать их не удастся. Если свыше послано недомогание (телесное или духовное), не стоит чувствовать себя обречённым, скорее наоборот, призванным Господом. Состояние горя не так болезненно, как ощущение его присутствия и страх перед ним. Необходимо также помнить о том, что всё и все вокруг так или иначе тоже мучаются, пусть и в тишине, а главной задачей перед каждым стоит вынести это трудности достойно и одухотворённо на радость Всевышнему. Страдание как таковое способствует достижению глубокого понимания жизни, открывает волю к смыслу, пробуждает дух. Словно судьба построена на приёме антитезы: лишь увидев угрозу праведному, можем выйти к истине, свету и всеобщей любви.

По «Точному изложению Православной Веры» преподобного Иоанна Дамаскина:

Прежде всего страдание противопоставляется действию: Страдание есть движение в одном предмете, производимое другим предметом. Действие есть самодеятельное движение. Действие есть движение, согласное с природою, страдание же — движение, противное природе

Мысль о великом значении веры в Бога красной нитью проходит сквозь все сочинения Фёдора Михайловича Достоевского. Немудрено, ведь Евангелие писатель пронёс с каторги до смерти, прожил его как судьбу, не выпуская из рук. Согласно заветам, спасение человека заключается в познании глубокой поврежденности своей природы и в признании Христа как единственного спасителя в искоренении этого зла. Сама вера возникает через постоянную борьбу с грехом и собственным бессилием. Величайшая заслуга писателя состоит не только в том, что он не познал свое падение и пришел через труднейшую борьбу к истинной вере во Христа, но и в том, что он всему художественному миру смог раскрыть этот путь, как, по-видимому, никто из светских писателей еще ни до, ни после него не сделал.

В знаменитом утверждении «Красота спасёт мир» Достоевский говорил о красоте спасающей, которая, как правило, предстаёт духовно очищенному взору человека лишь после страданий, несения креста своего. Душа, подобно золоту, расстаётся с греховными примесями. Поскольку грешны все, боль необходима каждому, как питье и еда, и жалок тот человек, что не жаждет раскаяния и искупления.

«Если хотите, – пишет он в «Записной книжке», – человек должен быть глубоко несчастен, ибо тогда он будет счастлив. Если же он будет постоянно счастлив, то он тотчас же сделается глубоко несчастлив».

«Горе узришь великое, – говорит старец Зосима Алеше, – и в горе сам счастлив будешь. Вот тебе завет: в горе счастье ищи».

Итог

Суммируя всё вышесказанное, при выборе своей жизненной стратегии человек может либо воспринимать страдание как атрибут жизни, либо как временное явление. В первом случае преодолеть горе ты сможешь полноценно только в случае ухода из жизни, а главным ориентиром для тебя остаётся мифическое пробуждение, коего можно достигнуть всего лишь разрушив любые привязанности с мирским, дело за малым. Есть и более приятный вариант развития событий: будет ли у тебя время думать о боли, ежели ты увидишь высшие блага прямо перед собой? Женщины и вино, вино и женщины… Во втором варианте не всё так прозаично, ведь убегать не получиться, придётся терпеть, причём терпеть с наслаждением. Тут тоже два пути, либо ты всеми силами своей сущности выясняешь, что есть подлинность среди вездесущего абсурда, либо ты осознаёшь, что сам со своими грехами справиться не в силах, а всё, что остаётся – это вера, надежда и любовь.

Не знавший боли счастья не увидит. Но усердствовать в этом явно не стоит.

социальная, психологическая, медицинская, религиозная категория

Елена Фанайлова: Свобода в Клубе «Квартира 44». С традание.

За нашим столом – священник и историк, ведущий программы «С христианской точки зрения» Радио Свобода Яков Кротов, психолог Сергей Ениколопов, философ Елена Петровская, переводчик и социолог «Левада-Центра» Борис Дубин и искусствовед Анна Чудецкая, сотрудник Музея изобразительных искусств имени Пушкина.

Я бы хотела, чтобы вы для начала сказали, что для вас лично является страданием. Давайте попробуем дать ему определение.


Борис Дубин: Ну, определение – не возьмусь. С одной стороны — страдание, понятно, чье. Крестная мука и страсти, понятно, чьи. Тут я отцу Якову не буду дорогу перебегать. По-моему, страдания – это пустота и бессмыслица – вот это наибольшее страдание. Притом, что исток его не очень понятен, механизм не очень понятен. И что делать с такими чувствами, когда они на тебя нападают, тоже не очень понятно. Ну, спасение от пустоты – в полноте, или в поисках, по крайней мере, полноты. Но вот ужас бессмыслицы – я себе большего страдания не представляю.


Елена Фанайлова: Мне кажется, что это такое страдание в форме уныния, то, что вы описали.


Борис Дубин: Ну да. Может быть, уныние – это более тупое чувство, а страдание – более острое. Но — бессмыслица без надежды, вот так бы я сказал.


Яков Кротов: Я определение дать точно не возьмусь тоже. Но я бы поставил такой ряд: зло, боль и страдание. Зло – как нечто, что существует вне причинно-следственных связей, доступных человеку. Зло – как что-то до-человеческое, и в этом смысле совершенно нам недоступное и непонятное. Боль – как нечто очень осмысленное, сигнал и продуктивное. А страдание… я бы уточнил, это не просто отсутствие смысла, а это, скорее, зло, а страдание – это антисмысл. Ну, простейший пример, который мне сейчас на ум приходит, потому что я читаю сейчас дневник Сахарова за 1986 год. Вот он получает письма из ФИАНа с оттисками, открывает конверт — а оттуда брызгают тараканы, которых подсыпали гэбурники. Это их характерный стиль. То есть это не просто бессмысленный акт, а это акт антисмысловой – вот создать какой-то когнитивный диссонанс, прошу прощения, чтобы не просто человек… а вот как будто бы человек оказывается в дурдоме. Вот страдание, мне кажется, оно происходит где-то вот в этой сфере.


Елена Петровская: Я думаю, что наделять страдания смыслом – это уже придерживаться определенной исторической версии страдания. Дело в том, что я не думаю, что есть такая универсальная категория, как страдание. И я думаю, что наша культура исходит из опыта психологизации, а вернее, интериоризации вины, и отсюда – страдания. Поэтому я предлагаю обратиться к тем культурам, в частности, к культуре античности, для которой вопрос о смысле страдания не стоял вообще. Так что будем относиться к страданию исторически.


Анна Чудецкая: Мне кажется, что страдание – это чувство, в первую очередь, чувство, которое возникает, когда ожидаемое или представление о том, как должно быть, как правильно, или, может быть, иллюзии сталкиваются с тем, как есть. И человек должен вот эту ситуацию, которая ему предъявлена, он должен ее принять. И он не может этого сделать. Ну, не может он этого сделать. И уже потом причины, вопросы – к психологу, к ситуации, к философу, к исторической ситуации. Но вот то личное чувство, которое испытывает человек, — это, мне кажется, и есть страдание.


Сергей Ениколопов: Меня, на самом деле, поражало то, что само слово есть, а в психологии ведь исследования страдания нет.


Елена Фанайлова: Правда?


Сергей Ениколопов: Безусловно. Ну, вообще говоря, в психологии много чего важного для человека не исследуется. Ну, например, долгие годы, десятилетиями вообще не исследовалась обида. Это даже не было психологическим термином в тезаурусе американского психологического общества, где больше 100-летняя история рассматривания всех рефератов. Но я специально проводил поиск с 1888 года: слово «обида» вообще не является ключевым словом психологических статей. То же самое и со страданием. Вот каждый человек знает, что страдание есть, обида есть… Ну, есть еще несколько таких же категорий – то, что можно назвать социальными эмоциями, они менее всего исследованы. Хотя некоторые из них являются просто базовыми для человека. И поэтому реального исследования страдания как бы нет.

И есть некая метафора. Вот одна, которая после этого… Вот говорят о страданиях неких людей, которые во что-то попали. Или «я страдал, а посему имею право на то-то и на то-то». И вторая. Это некое планирование злым гением, ну, или не гением, а просто злым человеком, что «вот я сделаю то-то для того, чтобы он страдал (или пострадал)». Но и то, и то не соотносится со всеми разговорами о древних греках, у которых этого не было. Может быть, именно потому и нет такого рода исследований, потому что, собственно говоря, сам термин не наполнен психологическим смыслом.


Яков Кротов: Возвращаясь к истории, я бы тогда сказал так: психология только и занимается, что исследованием страдания. Потому что если мы вспоминаем Грецию, то, в сущности, для грека любое движение – это страдание. Пафос — просто то, что для грека сама жизнь является страданием. Движение как таковое является несовершенством. Из места, где ты есть, в место, где пустота, ты перетекаешь. И это суть твоей жизни. И в этом смысле от грека до буддиста расстояние не очень большое. Тогда высота мысли для грека – это стремление к апатее, то есть отсутствие пафоса, отсутствие страдания. А психология современная только и занимается в этом смысле чем? Эмоциями. Но эмоции – это от «emotion», «motion» («движение»). То есть все то, что грек описывал как пафос, страсть, и то, что в православной терминологии до сих пор фигурирует как страсти, то для психолога это эмоции, это абсолютно один и тот же ряд. Это движение. Буддист предлагает это движение остановить и просто ликвидировать ситуацию, в которой оно возможно. Ну, православный… я уж не знаю. Тут, действительно, я согласен, исторически надо подходить. Но исторически как-то так вышло, что был человек, и его распяли.


Борис Дубин: Я тогда подхвачу то, чем отец Яков закончил. Может быть, есть, или можно говорить, по крайней мере, о двух видах страдания, если говорить в очень общем смысле, не обращаться к социологическим категориям. В самом общем смысле, наверное, страдание как оставленность смыслом, в том числе и божественным смыслом, и страдание как жертва, как жертвенность, страдание за другого или за других вообще. Видимо, что-то коренным образом изменилось, когда человек, о котором сказал отец Яков в конце, принял на себя все муки мира. И нам что же остается? Тем, кто верует, сораспяться. Ну а тем, кто – нет, очевидно, искать какой-то выход из оставленности смыслом, вот тем самым главным, который мог бы быть, значит, искать что-то, ну, если не равновеликое, то другое, что способно наполнить жизнь или придать смысл тем мучениям, которые с человеком рано или поздно случаются. И в общем, помни о том, что все-таки были еще и крестные муки, и в общем, наши страдания, право слово…


Елена Петровская: Скромнее надо быть.


Борис Дубин: Да, в общем, немножко поскромнее бы надо быть. Почему бы и не пострадать немножко, учитывая, что… Паскаль бы, я думаю, понял бы эту мысль.


Елена Петровская: А Спиноза, пожалуй, — нет.


Борис Дубин: А Спиноза – нет.


Елена Петровская: Я бы вернулась, на самом деле, к тому, что говорил Яков Кротов. И я бы внесла другое уточнение, раз мы немножко касаемся Греции. Давайте различать претерпевание и страдание. Я думаю, вы имели в виду, скорее, момент претерпевания. Дело в том, что когда мы произносим слово «страдание», вот здесь это очень заметно, мы сразу наделяем его определенной ценностью. В данном случае совершенно очевидна та позитивная ценность, которую принесло с собой христианство, и вот сейчас это здесь оглашается фактически присутствующими.


Елена Фанайлова: Вообще, Елена, я решила, что мы будем записывать эту программу после того, как на позапрошлой программе о милосердии Яков Гаврилович Кротов сказал, что только страдание может человека чему-то научить. Продолжайте. Прошу прощения.


Елена Петровская: Я к тому, что все-таки греки в каком-то смысле были свободными людьми. С другой стороны, они были крайне несвободны в том отношении, что они следовали повелению рока, и у них были специфические отношения с богами, во что сейчас мы, наверное, вдаваться не будем. Эпикур посадил богов в интермундию — и тем самым прервал этот бесконечный, мучительный спор. Но все-таки я хочу сказать, что одно дело – претерпевать, то есть испытывать на себе воздействие, а другое дело – страдать еще в том смысле, в каком об этом говорил Борис Дубин, связывая это с понятием смысла, с понятием ценности, как я уже сказала. Это совершенно другое понимание страдания. Поэтому давайте вот это различать.

И потом, мне показалось, что в самом начале, когда говорил Борис Дубин, в его определении рабочем, операциональном прозвучал мотив экзистенциальный в узком смысле этого слова. Я бы даже сравнила вас с Камю, если вы позволите. Мне показалось, что момент опустошенности, оставленности, абсурдности (вы не сказали, но мне кажется, вы намекаете на это) — это тоже определенный взгляд на опыт. Вот, я бы сказала, что мы не обсуждаем, но что, наверное, подспудно присутствует в нашем разговоре. На некоторый опыт человека, который может интерпретироваться по-разному, в том числе и в терминах страдания.


Борис Дубин: Я тогда уж еще одно добавлю к этому. Это немножко прозвучало уже в предыдущих выступлениях. И есть еще вид надменного страдания: «Вот посмотрите, как я страдаю». Страдание как заслуга и требование от других за эту заслугу возблагодарить, от самых мелких в этом смысле чувств до сознания людей, я не знаю, сознания ветеранов, например, или сознания людей, прошедших лагерь, и так далее, список может быть большим. Но это какая-то другая конструкция и антропологии, и другая конструкция… Ну, вот что это? Это связь с другими людьми, но связь совсем по-другому выстроенная, чем связь жертвенная или связь, когда человек чувствует полную оставленность всеми и всем, и любым смыслом.

Видимо, можно разворачивать это… Лена Петровская очень хорошее слово, по-моему, ввела – опыт. Можно, наверное, разворачивать это на разные типы человека, разные формы опыта – и тогда страдание будет получать разные все-таки смысловые наполнения, и мы его по-разному будем видеть. Даже не входя уже совсем в какую-то историческую или социологическую конкретику, что одни люди считают страданием, а другие считают глупостью. «Ты потерпел? Ну и козел ты, что оказался в таком положении!». Вот от самых таких козлиных до самых высоких моментов и смысла.


Елена Фанайлова: Я хочу Анну Чудецкую спросить. Изобразительное искусство теме страдания уделяет довольно много внимания. Но каким-то образом все-таки то, что происходит в ХХ веке, то, как искусство реагирует на страдания в ХХ веке, это нечто совсем особенное.


Анна Чудецкая: Мне хочется сказать сейчас о каком-то навязчивом воспоминании, которое крутится у меня в голове. Это даже не из изобразительного искусства, а из истории литературы. Мы знаем о романе Гете «Страдания юного Вертера». И известно, в литературоведении не раз об этом упоминается, что собственные страдания писатель перенес в литературную форму. И Гете сам говорит о том, что, заставив Вертера совершить самоубийство, он как бы сам избежал этого. И исторические факты таковы, что, тем не менее, вышедши, эта книга спровоцировала целую волну самоубийств молодых людей, которые, так или иначе, попали в такую ситуацию. И вот мне как-то очень хочется прояснить, или задать вопрос: действительно ли мы говорим о той боли внутренней, которую художник, творец переживает и воплощает в произведении искусства и выносит за пределы своей личности? Или же, напротив, когда он обращается к теме, на самом деле, экзистенциального страдания и пытается в этом найти какую-то свою интерпретацию… «интерпретация» — нехорошее слово, но дать ответ на этот запрос.

Только что в нашем музее прошла выставка Джакометти. И я хочу сказать, что это и для меня был мой личный опыт ежедневного соприкосновения с произведениями этого художника, этого скульптора, живописца, графика, и для моих коллег, и для зрителей — это удивительный индивидуальный ответ, попытка вписать, собственно, экзистенциальное страдание в некую систему и найти ему какое-то, в общем-то, оправдание, объяснение. И даже более того – какой-то большой смысл.


Елена Фанайлова: Мне вспомнились во время вашего рассказа, Анна, две серии офортов Гойи. Это «Ужасы войны» и «Капричос». И я бы сказала, что «Капричос» — это как раз внутреннее страдание, это когда художник пытается свои религиозные, символические, психические переживания претворить в какую-то универсальную художественную форму. А «Ужасы войны» — это социальное зло, это открытое страдание, страдание, переживаемое художником за свой народ, и тоже в художественной форме. Это две серии гравюр, которые мне кажутся равновеликими по силе воздействия. О чем тут можно говорить – о преображающей силе искусства? Мне вот что интересно: являются ли религия и искусство, так сказать, универсальными способами спасения от страданий, или это какая-то очередная иллюзия?


Яков Кротов: Ну, спасение от страдания – в принципе, затея странная, и отнюдь не цель, во всяком случае, для христианства. Но я бы хотел все-таки вернуться к замечанию насчет того, что ничему нельзя научиться без страдания. Тут есть одна тонкость. Во время православной литургии несколько раз повторяется молитва об избавлении от всякой скорби, гнева и нужды. И я позволяю себе заменять слово «гнев» здесь словом «страдание». Почему? Потому что гнев здесь имеется в виду вовсе не тот, что в современном русском языке, когда я на кого-то сержусь, а здесь гнев восходит как раз к античному понятию «хюбрис», то есть вот к той страшной силе рока, который обрушивается на человека просто в силу некоторого равновесия, гомеостаза Вселенной, в которой живой человек является возмущением равновесия. И Вселенная старается его аннулировать, как у Стругацких в «Миллион лет до конца света».

Но можно назвать это, конечно… мы, видимо, как-то нехорошо с античностью обошлись, но я молюсь об избавлении вот от этого страдания. Почему? Особенно, если в России, вот то, о чем говорил Борис. Мы живем в стране, мне кажется, где основной способ обращения с другим человеком – это причинить ему страдание, чтобы он чему-то научился. Вот это недопустимо. Щеголянье своими страданиями, Россия на Голгофе в ХХ веке: «У нас больше всех погибло. Отойдите от нас, поляки. Вас миллион погиб, а мы себя 20 миллионов убили. Мы больше страданули». Страдание – это, действительно, единственный способ быть человеком, но только при условии, что это я, столкнувшись с антисмыслом, это дело принимаю. Если мать дает подзатыльник ребенку, причиняя ему страдание, она создает вот этот самый гэбэшный, когнитивный диссонанс. Мать не может давать подзатыльник. Тогда, конечно, ребенок совершенно ничему не научится, но он потеряет последние остатки желания и умения учиться.


Сергей Ениколопов: Мать дает постоянно подзатыльник…


Яков Кротов: Тогда ее нужно лишать родительских прав.


Сергей Ениколопов: Ну, можно, конечно, это сделать, но это нереалистично. Вся социализация ребенка проходит тогда, когда либо мать, либо отец дает подзатыльник. Другое дело, что дети воспринимают наказание от матери как несправедливое. Роль полицейского все-таки, даже на бессознательном уровне, у маленького ребенка отведена папе. Поэтому просто тут страдание, но несправедливое страдание, не за что было страдать.

И я, честно говоря, не думаю, что уж только такая русская культура современная повязана на вот этом страдании как расчесывании и тереблении ран: «Вот как мы все пострадали». Это практически у всех. А уж после Второй мировой войны, с момента… как было сказана, что после Аушвица мир стал другим, вот эта мысль, она присутствует либо в открытом варианте, либо подспудно практически во всех воспоминаниях. И очень мало людей, которые становятся над этим и начинают как-то осмысливать что-то с другой позиции. Но вот вопрос о том, как человек отвечает на страдания, как Гете ответил и создал целый «синдром Вертера», который дальше идет, и таких эпидемий суицидов все-таки несколько, другой был связан с Вейнингером, даже с Вейнингером — два подряд…


Анна Чудецкая: С Есениным.


Сергей Ениколопов: Да. Ну, практически каждый раз… ну, последний – с Куртом Кобейном. Почти каждое самоубийство публичного человека, который был кумиром для какой-то части молодежи…


Анна Чудецкая: Но это же не было самоубийством…


Сергей Ениколопов: Не было для Гете. Но он же все так описал, что становится ясно, что вот это страдание, именно как пустота и поиск смысла, у него настолько четко доказано, как можно найти выход из этой пустоты, что люди определенного… это только для молодых, конечно, вот когда ищут таким образом смысл, то и находят его. Он-то остановился. Таких авторов, ну, не очень много. Надо сказать, что очень ясно, например, с Мунком… Период, когда он рисует вот эти свои картины, а потом, когда то ли депрессия проходит, то ли его проблемы решаются, ведь становится добротным, но, с моей точки зрения, скучноватым художником, хорошим, но совершенно не тем, который для нас как хрестоматийный. Джакометти в этом смысле, действительно, более интересный, который всю жизнь занимался одним и тем же поиском ответа на смысл и наполнением бессмысленности.

Вот здесь, мне кажется, действительно, есть две вещи. Одна – это решение своих задач, предложение другим… и пускай они сами разбираются. Некоторые с этим не справляются, как показывает дальнейшее существование, с Вертером. А вот возникает другая проблема: почему люди готовы принять вот это наполнение, которое сделал для себя Гете, как путь для решения своих задач, а не поиска аналогичного написания, выхода какого-то, решения проблем таким образом, чтобы отойти от того края, к которому он подошел в своих внутренних страданиях, конечно.


Елена Фанайлова: Как я поняла, смысл высказывания Сергея Николаевича Ениколопова сводится к тому, что страдание в той или иной форме обязательно является предметом искусства. Искусство изучает страдание. Как, впрочем, и другие аффекты.


Сергей Ениколопов: Я не знаю, изучает ли, но, с моей точки зрения, оно порождается страданием автора, и автор решает для себя через произведения искусства: кто – через стихи, кто – через роман, кто – в живописи, — решает свои проблемы, свое страдание или свой поиск наполнения вот этой пустоты, о которой говорил Дубин, предлагая нам свой способ решения. А вот как мы воспринимаем – это его вторая задача. Как большое количество людей, воспринимая страдание автора, начинают тоже осознавать, что «вообще говоря, моя жизнь тоже наполнена страданием». И некоторые в ответ на это находят тот же самый способ, ну, один из них – самоубийство.


Борис Дубин: Действительно, страдание как-то странно притягательно для искусства. Какая-то неслучайная здесь есть вещь. Конечно, есть какие-то проблемы у самого автора, которые он решает. И Гете вот так представил эту историю. Человек, он, правда, был чрезвычайно умным и даже хитрым. Говорил по другому поводу, что, в конце концов, стихи – это поцелуи миру, но от поцелуев дети не рождаются. Он понимал грань между одним и другим. Но, может быть, здесь вещи гораздо более серьезные, чем просто проблемы одного отдельно взятого автора.

Я бы добавил к тому, что искусство все время притягивает сострадание, к тому, что, может быть, искусство и само на каких-то очень последних пределах хочет причинять страдания. Искусство, вообще-то говоря, совсем не мирная вещь, чрезвычайно агрессивная. И я напомню, уж если мы говорили о Джакометти, одну из замечательных его вещей, где это самое острие направлено тебе прямо в глаз. И что нам здесь изображается? Зрение – как рана. Живопись, любое изображение порождено этой самой раной. Это такой как бы Себастьян, но без христианства, просто целиком сведенный к ране как таковой. И искусство становится и вот этой раной, которая и переживается как рана, и лечит эту рану, и несет рану другим. Оно далеко не так успокоительно.

Может быть, в искусстве есть какой-то корень, не хочу сказать антихристов, но какой-то корень, связывающий гораздо глубже искусство и страдание, чем просто избавление автора от муки. Может быть, вообще в мучении, в страдании оно как-то странно связано с представлением о другом. Тут меня с Камю сопоставили. Ну, я уж тогда Сартра введу: «Ад – это другие.» Оказывается, что другие могут быть источником страданий, другие могут быть предметом страданий. И наконец, высшее претворение этого – это добровольное страдание за других. То есть претворение страдания, действительно, наполнение его не просто смыслом, а высшим смыслом. Может быть, если это как-то, на самом деле, чрезвычайно интимно и глубоко связано с самой идеей другого, то это как-то объясняет то, почему искусство никак не может отвязаться от страдания. Потому что искусство – это же всегда о Другом, это поиск другого и ужас этого другого, и невозможность с ним жить, и готовность за него претерпеть, и в жертве преобразиться, и преобразить его страдание. Тут чрезвычайно сложное, по-моему, переплетение. Может быть, Лена Петровская это немножко расплетет?


Елена Петровская: Спасибо, что вы мне передали эстафету, потому что я хотела вас поддержать, даже на уровне чисто формальном. Поскольку здесь был упомянут Гойя и его «Ужасы войны», исследования этой серии показывают, что композиционная структура этих работ такова, что они атакуют зрителя. То есть это род перцептивного насилия. Я сейчас не имею возможности разворачивать аргументацию, но хочу лишь сказать, что не нужно переоценивать катарсический момент этих творений. А именно, их функционирования как некоторого законченного произведения. Мне кажется, что сила как раз этой серии не в том, что она навязывает какую-то позитивную идею – не нужно воевать, нужно быть пацифистами и прочее, а в том, что она оставляет, грубо говоря, проблему открытой. Она заставляет зрителя, ну, на другом уровне переживать очень тревожный, беспокоящий опыт, в какой-то степени сопоставимый с тем, что переживал художник, и возможно, отсылающий вот к той общности… не скажу, что к одному, к другому, а к той общности, о которой говорил Борис Дубин.

И еще один момент. Вы говорили некоторое время назад, что возникает такое отношение с другим, и страдание, оно позволяет, как ни странно… ну, страдание – я все же употребляю в непсихологическом смысле этого слова, установить то, что Бланшо называл «отношением без отношения». То есть должно быть прервано или подвешено отношение к Другому, как это бывает в ситуации крайней нужды. Вот упоминали опыт войны, лагерей… Это уже не страдание, это то, что превосходит любую меру человеческого. Так вот, прерывается любое отношение. И только прервав это отношение, можно вступить в отношение к Другому. Это такая парадоксальная в каком-то смысле фигура, но ей следуют мыслители и писатели ХХ века – поэт Целан по-своему, философ и писатель Бланшо, Сара Кофман и другие. Я назвала представителей немецкой, французской традиции, но не только. И они пытаются понять, из чего возникает общность. Причем они говорят не столько о страдании, сколько о нужде, о крайней нужде. Вот именно в ситуации крайней нужды, страшного, опустошающего голода, если хотите, возникает вот эта общность. Общность как бы из низовой точки, из точки бездны, если хотите.


Борис Дубин: Добавлю буквально полслова к тому, о чем Лена сказала. Для Бланшо, конечно, опыт лагеря и Холокоста совершенно центральный. Он его перевернул и в биографическом смысле. Бланшо 1930-ых годов и Бланшо после Второй мировой войны – это два разных существа. Есть очень глубокие работы, которые показывают, что сама структура мысли, сама направленность мышления Бланшо глубочайшим образом связаны с пережитым им внутренне, не реально, а внутренне, в мышлении пережитым опытом лагеря и Холокоста и поиском, ну, не оправдания страдания, а поиском выхода в такую общность, которая могла бы наполнить страдание содержанием, соединить с другими. Что для него всегда было чрезвычайно притягательным и чрезвычайно трудным – он же полный одиночка, человек, который никогда не показывался на людях, очень мало с кем переписывался. Его как бы нет. То есть для него другие в этом смысле были страданием. Но в мысли он пытался преодолеть вот эту свою изолированность.


Сергей Ениколопов: Я хотел бы сказать, что работы, исследующие насилие в кино, показывают, что, на самом деле, для зрителя катарсиса никакого нет. Это просто не повторяющиеся эксперименты. По-видимому, катарсис происходит для автора, вот он там находит возможность снять свои проблемы, заполнить их, решить их каким-то образом. И в этом смысле и офорты Гойи, они тоже такие же. И совершенно неслучайно вот эта вторая серия, которую сделал Дали для каждого офорта Гойи, на ту же тему. Это возможность так же отреагировать на те же волнующие проблемы, которые, по-видимому, так сказать, для испанцев очень важны. Но зритель это видит. Но я, действительно, не уверен… я не знаю, как в других видах искусства, в кино-то точно показано, что наблюдатель, зритель не становится, так сказать, соучастником катарсиса, который, может быть, пережил автор, когда он нагромождал какие-то ужасы.


Елена Фанайлова: Вот здесь я бы хотела узнать, о каком конкретно фильме вы сейчас говорите, например?


Сергей Ениколопов: О любом. Это гигантское исследование, сделанное для американского Конгресса в 1980 году, когда 2100 исследований было обобщено. Потому что конкурирующие организации, то есть теле- и кинокомпании утверждали, что наблюдение насилия на телеэкране является катарсическим. И поэтому люди смотрят кинонасилие – и спокойные и добрые расходятся из кинотеатров. Тогда было показано, что просто этого не получается. А уже через много лет, в 2002 году выяснилось… они взяли тысячу исследований за последнее десятилетие, за 1990-ые годы, и там выяснилось, что из тысячи исследований только в 18-ти есть катарсический эффект. Все эти исследования оплачены радио- и телекомпаниями. А в оставшихся 982, которые оплачены университетами, грантом NIH и так далее, нет этого эффекта.


Яков Кротов: А я бы все-таки вернулся к различению боли мучения и страдания. Потому что, собственно, да, для Аристотеля цель искусства – достижение очищения, разрядки. Но это как раз родовая модель мироздания, где страдания, собственно, нет, а есть вот этот пафос. А я бы сказал тогда так: искусство, в принципе, является тем культурным механизмом, который физиологическое явление, то есть боль делает явлением человеческим, то есть страданием. И в этом разница, извините, между Гойей, который страдает и превращает боль в страдание, и каким-нибудь Сальвадором Дали, у которого ни страдания, ни боли, а просто гламур. Пардон, если я оскорбил кого-то из любителей Дали.

Но я имею в виду, что отчасти ответственность за Освенцим и ответственность за страдания середины века ХХ, не то чтобы она лежит на культуре начала ХХ века, но, смотрите, декаданс, Викторианская эпоха, они ведь заигрывали с болью, они страдать-то разучились. Тогда что противоположно страданию? Страданию противоположна власть. Власть убивает в человеке способность превращать боль, чужую в том числе, в страдание, вообще воспринимать ее как нарушение мироздания. Он начинает воспринимать боль как средство манипуляции, как совершенно легитимное явление – и тогда это уже бессердечие. И это обваливается тогда в Освенцим, конечно. И тогда я бы сказал так, ну, как в православных традициях принято говорить, что вот Христос среди двух разбойников, один покаялся, а один – нет. Я бы сказал, что из этих троих человек, которым причинили боль, двое страдали, а один мучился. И в этом смысле другой – это ад, как было уже сказано, но ад – это не страдание. В том-то и дело, что ад – это боль бесконечная. А вот рай – это, скорее, страдание от того, что где-то есть ад. И если этого страдания нет у святых, то это не рай, а просто какой-то хлев и свинство.


Елена Фанайлова: Яков Гаврилович, а можно узнать, кто из троих страдал, а кто мучился на Голгофе?


Яков Кротов: А вот кто покаялся, тот и страдал. А который ругал другого… Вот спросите Сергея Николаевича, и вообще, ведь вдумайтесь, что к психологу приходит душевнобольной, и он должен излечить боль. Если, как сейчас, к некоторым психологам приходят и просят излечить страдание, то психолог совершает либо профессиональное преступление, либо он совершает человеческое преступление. Психолог не имеет права избавлять человека от страдания. Он обязан избавить от боли, но от страдания – нет. Ну, конечно, не мне об этом говорить.

Я вспомню анекдот к случаю, это просто классика. Человека спрашивают: «Страдаете ли вы алкоголизмом?», — а он отвечает: «Я им наслаждаюсь». Вот пришел психотерапевт – и теперь наслаждается тем, что я эгоист, карьерист и так далее. Вот имеет ли право Сергей Николаевич, психолог, психотерапевт, лечить страдание? По-моему, нет.


Сергей Ениколопов: Может быть, и не имеет. Я просто хотел бы защитить психологов, совершающих преступления, берясь за лечение страдания. Потому что в самом начале я сказал, что слова такого нет в лексиконе. Поэтому, конечно, он сталкивается только с болью. А потом он, может быть, определит, ну, конечно, с помощью грамотного и интеллигентного богослова, что это, оказывается, было страдание, то, от чего он пытался избавить человека. И конечно, он потом будет каяться, мучиться и так далее. Но, конечно же, психолог-то, в первую очередь, сталкивается именно с болью. И здесь, мне кажется, очень важно осознать, как переживает человек. Он сам-то понимает, что он страдает, или он ощущает боль? А потом, когда наполняет это смыслом, то, в одном случае, остается только боль, и тогда, действительно, все разговоры о власти, об инструментальности использования боли, об отношении к этой боли, и во втором случае, когда он это как-то наполняет каким-то смыслом, то тут это становится страданием в каком-то экзистенциальном смысле этого слова.


Елена Петровская: У меня есть вопрос. А не согласитесь ли вы с такой формулировкой: страдание есть сознание боли?


Сергей Ениколопов: Осознание боли, но не сознание.


Яков Кротов: Я бы все-таки внес поправку, что страдание – это не наполнение боли смыслами, а это наполнение боли бессмыслицей, это отказ признавать смысл боли. Вот тогда – страдание. А когда человек соглашается…


Елена Фанайлова: Ну, это бесконечное страдание. Но оно может быть и конечным. Вот это понимание страдания, вот эта фиксация, она может быть концом этого порочного круга.


Яков Кротов: Но для того чтобы воскреснуть, нужно пройти через смерть. А для того чтобы избавиться от боли, нужно пройти через страдание.


Елена Фанайлова: Мне кажется, что мы совсем упускаем физическое страдание. Вот я, как бывший врач, не могу пройти…


Сергей Ениколопов: А зубная боль?


Елена Фанайлова: О!..


Яков Кротов: Но зубных страданий еще неизвестно…


Сергей Ениколопов: Вот поэтому я и говорю, оставьте нам немножечко боли просто так. Вот осознал, что в шестом зубе справа…


Елена Фанайлова: Существуют хронические болезни, длительные патологии, которые не только боль, но и настоящие страдания. И вот что делать человеку с этой длящейся болью, с этим длящимся страданием? Я, может быть, даже поставила бы здесь вопрос: что является антиподом страдания? Как человеку выходить вот из такой неизбежной ситуации, когда, собственно говоря, это страдание не зависит от состояния его ума? Ведь все, что связано с психологией, — это состояние ума, согласитесь. А страдание биологического порядка, которое ставит вопросы перед нашим сознанием, перед нашим умом, — вот это, мне кажется, очень серьезная история. Как с этим человек может обращаться?


Яков Кротов: Но только не ума, а сердца. Тогда страданию противоположен прозак и вообще все подобные вещества.


Елена Фанайлова: Просто обезболивающие препараты, скажем так, да?


Яков Кротов: Одурманивающие. В этом смысле жизнь является явлением, одурманивающим человека, а страдание – это способ выйти из этого дурмана. Боль может одурманивать. Но, тем не менее, вот человеческое начинается в человеке… Что нас отличает от обезьяны? Вот это скольжение по краю. Вот у человека маниакально-депрессивный психоз, он не может от него избавиться, это как бы до гроба. Но как с этим жить? Это даже не боль. Но вот я думаю, что это надо принять как некоторое страдание, как явление бессмыслицы там, где должен быть смысл.


Елена Фанайлова: Анна Чудецкая, что является антиподом страдания, по вашему мнению?


Анна Чудецкая: Мне кажется, что антиподом страдания является принятие (или приятие). И мне очень понравилось, что сказал отец Яков о том, что страдание – это боль со смыслом, боль, наполненная каким-то движением, боль, наполненная, побуждающая в том или ином плане – или же через творчество, или через какой-то духовный путь – прийти к принятию этой боли.


Елена Фанайлова: Я думаю, что есть еще и такой простой путь, как путь помощи другим, преодолевая свое страдание. И тогда уже это превращается в другое, может быть, в сострадание.


Анна Чудецкая: Ну, наверное, бывают разные способы, и мы о них тоже говорили. Но вот, мне кажется, ту точку, которую я нашла сегодня в ваших словах, это и для понимания роли страдания в искусстве тоже является хорошим основанием, это та точка, от которой можно оттолкнуться.


Яков Кротов: Сергей Николаевич не даст соврать, потому что я помню давешнее какое-то опять исследование, что психологи искали, но не нашли эмпатии. То есть психологи отрицают существование сострадания и вот того, что все люди описывают как способность к эмпатии. Ну, пардон, nature, нет эмпатии. То есть вот есть какие-то… ну, это не потому, что их нет на физиологическом уровне, а потому что и страдание, и сострадание – это культурное явление. И все-таки я возвращаюсь вот к чему. Где высшее страдание? Там, где смерть. И в этом смысле высшее сострадание, оно – сидеть рядом с человеком, когда он умирает. Ну, что делает священник, когда он приходит к умирающему, который знает, что он умирает? У нас многие умирающие этого лишены. Но когда тебя зовет человек, который знает, что ему осталось полдня, что я могу ему сказать? Это было бы кощунством что-то здесь сильно говорить. И он уже все сказал. Вот он страдает, хотя физиологически он не очень болеет, боли уже нет физиологически. Как я могу ему сострадать? Вот как раз присоединившись к пребыванию перед этим. Я не могу дать ему смысла, я могу только с ним разделить вот это прохождение через… Вот это и есть просьба, чтобы смерть была не постыдной и мирной.


Сергей Ениколопов: Сам отец Яков и опровергает, что психологи не знают, что такое эмпатия, а вот он как раз демонстрирует, чем он занимался – эмпатией. Другое дело, что мы сейчас все больше понимаем, что вот то, что называется «эмпатией» как некое сопереживание и понимание чувств другого, не имеет такого позитивного знака, который был раньше. Очень эмпатичны серийные убийцы. Они отлично чувствуют, какую эмоцию им нужно получить от жертвы. Не только подражательные, нет. Он ищет жертву с определенными характеристиками. Например, вот тот серийный убийца, который стал прообразом «Молчания ягнят», у него было, кроме чисто физических данных, которые он искал, еще было то, чтобы у этой женщины, когда он входит, вот когда он уже ее спрячет, в глазах был бы испуг. И поэтому он потом рассказывал психологу-эксперту, что «я от некоторых отказывался, потому что у них не может быть испуга».


Яков Кротов: О! Я же говорю – страх божий. Не надо бояться людей.


Сергей Ениколопов: Вот тут эмпатия как бы с минусовым знаком по социальному поведению, но она, конечно, есть. Поэтому меня удивляет заявление, что эмпатии у психологов не существует. Сейчас, наоборот, как раз наблюдается бурный рост исследований именно эмпатии с обоими знаками – и положительным, и отрицательным. Что это за психологическая характеристика, когда человек может вчувствоваться в другого настолько, что угадывает его эмоциональное состояние. И поэтому некоторые священники удачно проводят время у постели умирающих, помогая им пройти это.


Яков Кротов: Слово «удачно» здесь звучит крайне интересно.


Сергей Ениколопов: Ну, удачно в том смысле, что им легче умереть с вами рядом. Я человек приземленный, вы уж извините.


Елена Петровская: У меня просто реплика. У нас какой-то диалог с Яковом Кротовым, мне кажется, происходит, помимо всего прочего, почти персональный. Вы знаете, мне кажется, что в каком-то смысле нельзя сострадать умирающему. Дело в том, что человек умирает в одиночестве, и это судьба нас всех. И вот это как раз тот самый момент (я надеюсь, вы меня поддержите), когда и прерываются отношения. То есть вот это и есть та структура или та ситуация, когда ты не можешь сострадать, но ты пройдешь через тот же опыт. И вот если есть какая-то общность, то эта общность опыта, а не сострадание. Потому что сострадание… ну, как вам сказать, это такая немножко разреженная, расслабленная психологическая эмоция: «Да, я сострадаю, я как бы сочувствую», — и так далее. Но ничего же сделать нельзя. И как можно утешить умирающего? Мне кажется, это невозможно.


Елена Фанайлова: Я, конечно, категорически с этим рассуждением не согласна. И у многих есть реплики…


Яков Кротов: Расхождение на уровне опыта. Но я соглашусь. Описанное сострадание, как вы его описали, — это, конечно, почти должностное преступление для священника, и вообще для человека.


Елена Фанайлова: И для врача.


Яков Кротов: Да. Но тогда я скажу: «Ладно, пусть сострадание останется кому-то другому…». Я не говорю, что я сострадаю в такой ситуации. Человек просто страдает. То есть это два страдания соположные. Это возможно. Причины страдания разные, потому что там — боль расставания с жизнью, а у другого человека – какая-то другая боль. Но тогда это два соположных страдания, и это реальность. На этом основана любовь. Потому что если люди любят, разделяя только опыт блаженства, то это треть любви. Люди по-настоящему любят, когда они разделяют страдания друг друга. Не сострадают друг другу, это и друзья могут, а именно вместе страдают. Вот как Сахаров и Елена Георгиевна.


Сергей Ениколопов: Я хотел бы сказать, что есть опыт все-таки психотерапии этих конечных состояний – это опыт Франкла, который, собственно говоря, и был создан для того, чтобы жизнь наполнялась… даже в ожидании конца, наполнялась неким смыслом. Потому что тогда люди могут даже из жизни уйти все-таки с поднятой головой. Но самое важное, когда я интересовался, как Франкл пришел к этому, он же не в лагерях пришел, а перед этим, он занимался терапией молодых ребят-горнолыжников в Австрии, которые разбивались. Это спинальные больные. Это сейчас их оперируют, и некоторые из них восстанавливаются. А это молодые люди, которые обездвижены, спортивные до этого, и с пониманием того, что вот так теперь жить долго. И вот тут появляется Франкл со своим логотерапевтическим взглядом, что нужно найти теперь новый смысл в вашем существовании. Это не спортивный, не плейбойство, не то-то, а вот что-то новое. Ну, потом получилась война, лагеря, и там оказалось, что это потрясающе востребовано. Огромному количеству людей в лагерях помогали. При этом Франкл не скрывает, что были люди, которые помогали, будучи фашистам, но помогали в советских лагерях. Они тоже делали ту же работу. Как бы ответственность врача-психолога за то, что он делает. Поэтому здесь действенное, а не просто «сидячее» сострадание. Это попытка все-таки заполнить вот ту пустоту, которую страдалец переживает.


Борис Дубин: Я хочу три имени напомнить, которые, мне кажется, важны в разговоре о страдании. Есть страдание как наказание – Данте и его «Ад». Есть страдание как испытание – Достоевский, призывающий пострадать, а иначе не поймешь, иначе не дойдешь до смысла. И есть Симона Вайль, которая и сама-то была бесконечно измучена собственными страданиями, и находила, ну, если не утешение, то какой-то выход из этого, видя в этом как бы собственное несовершенство и собственную слабость, ну, тварность собственную, — то, что еще не прошла пути, не сделала решающего шага. И в этом смысле, я думаю, она бы не отказалась от своего страдания. Она понимала его как путь. Наверное, и Достоевский, кстати сказать, ведь тоже мучавшийся немало и телесно, и душевно, и на краю смерти бывший, я думаю, тоже бы от страданий не отказался.

Вот Данте – не знаю. Не похоже, чтобы он был человеком слабым и как-то избегал страдания, но, может быть, там был какой-то другой образ мира и другое понимание страдания. Сам-то он мук не бежал, и про рану судьбы говорил неслучайно: «Я взял рану своей судьбы и отправился…». Он понимал судьбу как рану. Но вот то страдание, которое претерпевают в аду, ну, помимо политических всяких счетов, которые он сводил со своими врагами, там, конечно, адская мука. Там мука оставленности и безнадежности того, что это никогда не прекратится, и никакой надежды нет – вот это мучение страшное. И тогда значима вся структура «Божественной комедии». И через чистилище — к Раю, где все превращается в свет, — вот можно только таким путем. В этом смысле, я думаю, он тоже бы не отказался от страдания, но только внутри вот этой всей большой конструкции.


Страдания

Аудио-версия статьи

***

Страда́ние — муче­ние; нрав­ствен­ная, душев­ная или телес­ная (душевно-телес­ная) боль (мука). Стра­да­ние – не всегда резуль­тат лич­ного греха, но всегда резуль­тат греха.

Пре­по­доб­ный Иоанн Дамас­кин: “Слово «стра­да­ние» имеет раз­лич­ные зна­че­ния. Есть стра­да­ние телес­ное, каковы болезни и раны; есть, с другой сто­роны, стра­да­ние душев­ное, каковы похоть и гнев. Говоря же вообще, стра­да­ние живого суще­ства есть такое состо­я­ние, за кото­рым сле­дует удо­воль­ствие и неудо­воль­ствие”.

Плоды стра­да­ния зави­сят от выбора самого чело­века: два раз­бой­ника были рас­пяты рядом со Хри­стом, но для одного они ока­за­лись спа­си­тель­ными, а другой лишь ещё больше оже­сто­чился.

Апо­стол Павел: Нынеш­ние вре­мен­ные стра­да­ния ничего не стоят в срав­не­нии с тою славою, кото­рая откро­ется в нас. (Рим.8:18).

Вообще понять глу­бин­ный смысл собы­тий, свя­зан­ных с чьими-либо стра­да­ни­ями, может только чело­век веру­ю­щий, при­зна­ю­щий реаль­ность поту­сто­рон­него мира и его зако­нов, прежде всего, зако­нов веч­но­сти. Только в свете веч­но­сти — вечной жизни — обре­тают смысл неко­то­рые труд­но­объ­яс­ни­мые собы­тия.
Ника­кие стра­да­ния не оста­ются бес­смыс­лен­ными перед Богом. Об этом гово­рят и мно­го­чис­лен­ные сви­де­тель­ства из Свя­щен­ного Писа­ния, и при­меры из жизни людей, стра­да­ю­щих в этом мире по тем или иным при­чи­нам. Про­мысл Божий о чело­веке и мире направ­ляет все ко благу, но не всегда чело­ве­че­скому чув­ствен­ному пони­ма­нию уда­ется осо­знать уви­деть это.

Очи­сти­тель­ная функ­ция стра­да­ния часто под­чер­ки­ва­ется свя­тыми отцами вслед за апо­сто­лом Петром, кото­рый утвер­ждает: стра­да­ю­щий плотию пере­стает гре­шить (1Пет.4:1). «Вме­ня­ются нам в остав­ле­ние грехов… и болезнь, и немощь, и измож­де­ние плоти», – гово­рит свт. Иоанн Зла­то­уст, видя­щий в них «печь, в кото­рой мы очи­ща­емся». Преп. Вар­са­ну­фий пишет одному из своих духов­ных чад: «…сколько попу­стит тебе [Бог] поскор­беть в теле, столько подаст и облег­че­ния в согре­ше­ниях твоих». Свт. Васи­лий Вели­кий со своей сто­роны отме­чает, что часто «телес­ные стра­да­ния служат к обуз­да­нию греха». Пре­по­доб­ный Амвро­сий Оптин­ский при­во­дит такое срав­не­ние: змея для того, чтобы ски­нуть с себя старую кожу, про­хо­дит через узкое отвер­стие, так и рож­де­ние в жизнь вечную и избав­ле­ние от грехов про­ис­хо­дит не иначе, как через крест и стра­да­ния.

***

Обязан ли пра­вед­ник стра­дать?

Стра­да­ние — неотъ­ем­ле­мая состав­ля­ю­щая земной жизни людей. Рож­да­ясь, чело­век огла­шает мир плачем (святые отцы объ­яс­няли это обсто­я­тель­ство про­яв­ле­нием пер­во­род­ного греха. Но значит ли оное, что в усло­виях нашего гре­хов­ного мира стра­да­ние не только неиз­бежно, но и необ­хо­димо?

Как известно, чело­век был создан не ради стра­даль­че­ской жизни, но ради сча­стья и веч­ного бла­жен­ства. Под­лин­ное бла­жен­ство дости­жимо только в союзе с Богом — Неис­чер­па­е­мом Источ­ни­ком благ. Стрем­ле­ние к сча­стью, в той или иной сте­пени, свой­ственно каж­дому чело­веку, хоть пра­вед­ному, хоть непра­вед­ному. Но тогда как пра­вед­ник, стре­мя­щийся к Богу, ищет под­лин­ного сча­стья, для греш­ника, духовно отда­лен­ного от Бога, харак­терно стрем­ле­ние к ложным, обман­чи­вым радо­стям и удо­воль­ствиям. Их он ищет и нахо­дит в гре­хов­ных мыслях и делах.

Встав на путь избав­ле­ния от греха, пра­вед­ник про­дол­жает нахо­диться под воз­дей­ствием выра­бо­тан­ных им гре­хов­ных навы­ков, при­вы­чек, стра­стей и поро­ков, нако­нец, под вли­я­нием внеш­него гре­хов­ного окру­же­ния.

В данной связи он посто­янно стал­ки­ва­ется с гре­хов­ными иску­ше­ни­ями и соблаз­нами, и вынуж­ден с ними бороться. Эта борьба бывает сопря­жена с мно­гими труд­но­стями, лише­ни­ями, стра­да­ни­ями Так, искрен­нее сер­деч­ное пока­я­ние, сопро­вож­да­е­мое угры­зе­ни­ями сове­сти и стыдом, явля­ется формой душев­ного стра­да­ния; борьба с вла­ды­че­ством плот­ского начала, осу­ществ­ля­е­мая посред­ством бдений, постов, молит­вен­ных сто­я­ний, физи­че­ского труда, есть форма душевно-телес­ных стра­да­ний.

Такого рода духов­ное дела­ние явля­ется одним из аспек­тов подвиж­ни­че­ской жизни и вме­ня­ется хри­сти­а­нину в обя­зан­ность. Стра­да­ния, воз­ни­ка­ю­щие в резуль­тате этого дела­ния, сопут­ствуют и спо­соб­ствуют нрав­ствен­ному исправ­ле­нию, духов­ному пре­об­ра­же­нию, спа­се­нию греш­ника. Кроме того, пере­нося их с долж­ным сми­ре­нием, подвиж­ник выра­жает свою веру и любовь к Богу (вспом­ним, что Образ­чи­ком бого­угод­ного пере­не­се­ния стра­да­ний явля­ется Гос­подь Иисус Хри­стос; следуя по Его стопам и пере­нося послан­ные или попу­щен­ные Богом стра­да­ния, хри­сти­а­нин несёт свой спа­си­тель­ный крест и сорас­пи­на­ется Христу; делая это осо­знанно и сво­бодно (Мф.16:24)).

Из всего ска­зан­ного, конечно, не сле­дует, что хри­сти­а­нин не вправе укло­няться от тех или иных форм стра­да­ний, напри­мер, от стра­да­ний, вызван­ных тяже­лой болез­нью. Закон Божий не вос­пре­щает боля­щему поль­зо­ваться воз­мож­но­стями меди­цины (помо­щью мед­пер­со­нала, лекар­ствен­ными сред­ствами, оздо­ро­ви­тель­ными про­це­ду­рами и т. п.). Сам Хри­стос, а затем и апо­столы исце­ляли людей.

Особой ого­ворки тре­буют и дей­ствия по укло­не­нию от стра­да­ний, свя­зан­ных с бед­ствен­ным поло­же­нием. Если хри­сти­а­нин живет в миру, ему не запре­ща­ется тру­диться и полу­чать за свой труд над­ле­жа­щую зара­бот­ную плату. Он вправе иметь пищу, одежду, кров, поль­зо­ваться иными бла­гами (не про­ти­во­ре­ча­щими поня­тию о бла­го­че­стии)

***

«Стра­да­ние, кото­рое часто явля­ется пред­ме­том рас­смот­ре­ния аске­ти­че­ских трудов святых отцов в связи с умерщ­вле­нием греха и стра­стей и прак­ти­кой доб­ро­де­тели, не явля­ется любым каким ни на есть стра­да­нием. Оно озна­чает скорби, кото­рые, с одной сто­роны, свя­заны с отка­зом от пороч­ных жела­ний, кото­рые систе­ма­ти­че­ски про­яв­ля­ются в пороч­ных стра­стях и пороч­ных удо­воль­ствиях, с кото­рыми они свя­заны, и, с другой сто­роны, с уси­ли­ями при­об­ре­те­ния нового образа пове­де­ния, кото­рый состоит из доб­ро­де­те­лей».
Жан-Клод Ларше

«Если чело­век из глу­бины горя спра­ши­вает: «Где же Ты был, Гос­поди?» – для хри­сти­а­нина ответ оче­ви­ден: в бездне стра­да­ния Он был прежде тебя. Тебя еще не было, а Он уже был на Гол­гоф­ском Кресте».
диакон Андрей

«Стра­да­ния с точки зрения хри­сти­ан­ства не всегда явля­ются абсо­лют­ным злом, то есть, будучи злом по своему суще­ству, они могут при­во­дить к благим послед­ствиям.
С точки зрения хри­сти­ан­ского аске­ти­че­ского учения стра­да­ния в жизни чело­ве­че­ской имеют очи­сти­тель­ное зна­че­ние. Кроме того, когда речь идет о про­ти­во­по­став­ле­нии насла­жда­ю­щихся жизнью греш­ни­ков и стра­да­ю­щих пра­вед­ни­ков, оценка обычно дается по каким-то внеш­ним про­яв­ле­ниям (состо­я­ние здо­ро­вья, обла­да­ние тем или иным иму­ще­ством, воз­мож­ность осу­ще­ствить жиз­нен­ные планы и т. д.). При таком под­ходе игно­ри­ру­ется внут­рен­нее, духов­ное состо­я­ние людей.
Апо­стол Павел гово­рит в Рим.14:17: «Ибо Цар­ствие Божие не пища и питие, но пра­вед­ность и мир и радость во Святом Духе», поэтому пра­вед­ные люди, даже нахо­дясь в стес­нен­ных обсто­я­тель­ствах, могут насла­ждаться тем Цар­ством Божиим, кото­рое внутри нас, пред­вку­шая буду­щее бла­жен­ство.
И, наобо­рот, в Свя­щен­ном Писа­нии можно найти немало мест, кото­рые сви­де­тель­ствуют о том, что чело­век, веду­щий гре­хов­ный образ жизни, по-насто­я­щему не может быть счаст­лив. Рим.2:9: «Скорбь и тес­нота всякой душе чело­века, дела­ю­щего злое».
иерей Олег Давы­ден­ков

«Стрем­ле­ние чело­века изба­виться от стра­да­ний есте­ственно. И оно зало­жено в саму при­роду чело­ве­че­скую. Отно­ше­ние Церкви к стра­да­ниям такое: Цер­ковь состра­дает своим членам, но в то же время она не боится своих стра­да­ний, она знает, что через них мы полу­чим радость, пре­вос­хо­дя­щую эти стра­да­ния настолько, что мы еще будем жалеть, что мало постра­дали».
про­то­ди­а­кон Иоанн Шевцов

«Если бы Бог по вре­ме­нам не укла­ды­вал нас на лопатки, нам неко­гда было бы посмот­реть на небо».
Блез Пас­каль

«Тот, кто не хочет вни­мать шепоту веч­но­сти, будет вни­мать ее громам».
Сергей Нико­ла­е­вич Тру­бец­кой

***

О духов­ном смысле стра­да­ния

Архи­манд­рит Еле­азар, духов­ник Свято-Тро­иц­кой Алек­сан­дро-Нев­ской Лавры

Жизнь не может быть без стра­да­ний, сам по себе мир пред­став­ляет собой не только одни успехи, мы видим много очень неудач­ни­ков, потря­се­ний вся­че­ских, про­ва­лов, чудо­вищ­ных пре­ступ­ле­ний. Не всегда бывает весна с рас­пус­ка­ю­щи­мися поч­ками и яркой пест­ро­той, бывают и раз­ру­ши­тель­ные бури, град, болезни и смерть. Самое боль­шое стра­да­ние, кото­рое чело­век испы­ты­вает, – это отсут­ствие стра­да­ний. Не стра­дать в жизни – значит, не участ­во­вать в жизни, быть лишним чело­ве­ком.

Почти всегда при­чину стра­да­ний можно найти в грехе, в нару­ше­нии закона жизни, зако­нов при­роды. Это нару­ше­ние разъ­еди­няет чело­века между Богом и при­ро­дой, Им создан­ной. Стра­да­ние ока­зы­вает на чело­века бла­го­твор­ное вли­я­ние, явля­ется школой, потому что оно учит правде, под­твер­ждая нали­чие нрав­ствен­ного закона и смысла жизни. Прак­ти­че­ски все стра­да­ния учат, чтобы мы не делали другим того, чего не желаем себе. Стра­да­ния пока­зы­вают, что в жизни дей­ствует не нрав­ствен­ный хаос, а уди­ви­тель­ный строй­ный поря­док, осно­ван­ный на правде, кото­рая рано или поздно про­явится.

Стра­да­ние явля­ется источ­ни­ком огром­ных нрав­ствен­ных цен­но­стей и поло­жи­тель­ных духов­ных при­об­ре­те­ний. Оно при­во­дит к вере, любви, духов­ной силе. Мы живём на земле, чтобы пора­бо­тать над кра­со­той своей души. Жизнь – это огром­ная мастер­ская, в кото­рой души людей ста­но­вятся чище и гото­вятся к пере­ходу в иной, лучший мир.

Стра­да­ния учат быть снис­хо­ди­тель­ным к другим людям, вос­пи­ты­вают чут­кость к горю дру­гого чело­века. Испы­та­ния зака­ляют чело­века, вос­пи­ты­вают волю, выдержку, настой­чи­вость и энер­гию. Чело­век труд­нее пере­но­сит свой успех, славу, богат­ство, внеш­нюю кра­соту, чем неудачи, непри­ят­но­сти. Успех может чело­века испор­тить, сде­лать гордым, лени­вым, бес­печ­ным и нече­ло­ве­ко­лю­би­вым, поэтому слабым и ничтож­ным. Стра­да­ю­щий укреп­ля­ется.

Есть люди, кото­рые пони­мают, что такое стра­да­ние, и видят в нём кра­соту, они про­ни­кают в тайну слов Апо­ка­лип­сиса «кого люблю, того и нака­зую». То есть, указую, настав­ляю, руко­вожу. Есть люди, кото­рые бла­го­да­рят за стра­да­ния и гово­рят: «Бла­го­да­рим Тебя, Боже, что Ты посы­ла­ешь нам не одни только сол­неч­ные лучи, иначе мы пре­вра­ти­лись бы в пустыню. Но даёшь дождь, чтобы мы могли при­но­сить плоды».

Лучше стра­да­ния, чем само­до­воль­ная мещан­ская бес­печ­ность. «Я жить хочу, чтоб мыс­лить и стра­дать», – гово­рил Пушкин, при всём свой­ствен­ном ему эллин­ском жиз­не­лю­бии. Пусть это стра­да­ние будит нас от сна рав­но­ду­шия, ока­ме­не­лого бес­чув­ствия. Жизнь без стра­да­ния опасна, и Бог, кото­рый не нака­зы­вает нас, это Бог, кото­рый не зани­ма­ется нами.

Грубое и лег­ко­мыс­лен­ное бег­ство от стра­да­ния кто-то нахо­дит в стрем­ле­нии к полу­че­нию минут­ного насла­жде­ния, заглу­шить горечь жизни, забыться безу­мием. А люди веру­ю­щие знают, что, чем тяже­лее испы­та­ния, тем ярче неча­ян­ная радость, кото­рая при­хо­дит не сразу. «Чем ночь темней, тем ярче звёзды».

Трудно бывает чело­веку, но и дру­гому трудно. На стра­да­ния надо отве­чать состра­да­нием. Ведь слово сча­стье – от слова соуча­стие, то есть, каждый должен соучаст­во­вать в жизни с другим чело­ве­ком, состра­дать ему, сотруд­ни­чать с ним, соучаст­во­вать. И в этом нахо­дить сча­стье.

Люди нуж­да­ются не только в объ­яс­не­нии своих стра­да­ний, но больше в соуча­стии, в сочув­ствии, кото­рое может под­нять изне­мо­га­ю­щего и ожи­вить его душу. Очень много гово­рится об этом в сочи­не­ниях Фёдора Михай­ло­вича Досто­ев­ского. В его рома­нах стра­да­ние явля­ется глав­ным героем. Именно стра­да­ние, сопро­вож­да­ю­ще­еся благою вестью о Христе. Оно при­во­дит чело­века к новой жизни. Тра­ге­дия, рас­ска­зан­ная в «Бесах», осве­ща­ется в финале бла­гост­ными лучами, сло­вами Нового Завета, кото­рые читает рус­скому ате­и­сту жен­щина-кни­го­ноша.

Наша страна Россия про­хо­дит вели­кую школу стра­да­ния на всём пути всей исто­рии. Вся Россия – одно стра­да­ние. Судьба рус­ского народа имеет не только наци­о­наль­ный, но и все­мир­ный смысл. Как обра­зец, пока­за­тель: мы столько испы­тали, и мы не послед­ние.

Любовь вводит чело­века в жизнь, кото­рая полна смысла, в свете кото­рого ста­но­вится ясно и зна­че­ние стра­да­ния. Испы­та­ния пони­ма­ются как усло­вие дви­же­ния вперёд, подвиг. Как орудие осво­бож­де­ния от зла и греха, кото­рые состав­ляют несча­стье чело­ве­че­ства. Почему у нас кризис? Потому что мы не любим друг друга, не ста­ра­емся пойти на помощь, не соучаст­вуем. В соуча­стии, состра­да­нии есть един­ствен­ный удо­вле­тво­ри­тель­ный взгляд на нашу жизнь. Все другие теории не могут объ­яс­нить стра­да­ние и осмыс­лить его.

Радио Петер­бург, 2009 год.

***

Когда свт. Нико­лай Серб­ский был узни­ком конц­ла­геря Дахау, к нему, боль­ному и изму­чен­ному, подо­шёл один из над­зи­ра­те­лей и гово­рит:
— Неужели после всего этого ты до сих пор веришь в Бога?
Свя­ти­тель Hико­лай сказал:
— Теперь не верю.
Над­зи­ра­тель усмех­нулся, а свт. Нико­лай доба­вил:
— Теперь знаю.
Много позже, когда свя­ти­тель уже был осво­бож­дён от уз, он вспо­ми­нал Дахау и гово­рил, что нико­гда Бог не был к нему так близок, как в конц­ла­гере. И вспо­ми­нал мгно­ве­ния бого­об­ще­ния как самые счаст­ли­вые в жизни.
Одни и те же стра­да­ния кого-то делают чище, а кого-то лишь озлоб­ляют…

Страдания — Психология человека

К величию есть только один путь, и этот путь проходит через страдания.
Альберт Эйнштейн

Каким бы выдающимся умом не обладал человек, сколько бы всяких умных книг он не прочел и какое бы образование не имел, он никогда не сможет полностью понять страдающего человека, если сам не испытал в жизни хотя бы приблизительно похожие чувства. Потому что страдания обладают таким обилием тяжелых душевных ощущений, что одним только умом их не объяснить. Нужно побывать в шкуре страдающего человека, чтобы иметь полное представление об этом чувстве. Редкий человек обладает настолько хорошей способностью сопереживать другим людям, что может почувствовать чужую боль во всей ее полноте, не сравнив ее со своей собственной болью, когда-либо испытанной. Большинству из нас такая чувствительность не свойственна, поэтому подобные переживания мы можем понять в полной мере лишь получив аналогичный опыт. Вот почему так важно в этой жизни познать все, и хорошее, и плохое. Для зрелости ума полезно пережить не только радостные и счастливые моменты, но и весьма болезненные, вызывающие сильные страдания. Даром такой опыт никогда не проходит. Пережив стойкую душевную боль, мы придем к такому пониманию жизни, коим не смогли бы обладать, если бы не испытали связанные с ней мучительные ощущения. А такое понимание дорогого стоит. Вот об этом, и о других важных сторонах человеческих страданий мы поговорим с вами в этой статье.

Что такое страдания

Начнем, как всегда, с определения того, о чем идет речь. Страдания – это тягостные, болезненные, мучительные ощущения, связанные с душевной или физической болью. Эти ощущения создают стойкий дискомфорт, из-за которого человек не может обрести покой, он постоянно испытывает муки и стресс в его голове царит неопределенность и неуверенность, а иногда и сильный страх за свое благополучие. Я под страданиями понимаю непрерывную и продолжительную душевную боль, а также чувство смятения и хаоса в сознании, когда не можешь собраться с мыслями и определиться с тем, как тебе жить. Либо это может быть продолжительная физическая боль, если речь идет о физическом страдании. Хотя часто душевная и физическая боль связаны друг с другом.

Страдания держат человека в постоянном напряжении, умственном, физическом и психологическом. Кто-то в таком состоянии испытывает паникует, не понимая, как ему избавиться от неугасающей боли. В таком состоянии люди часто совершают ошибки, которые только усложняют их положение. Душевная боль всегда тягостна, когда ее испытываешь, то очень трудно понять, что делать, как себе помочь, чтобы стало легче. Поэтому человек мечется из стороны в сторону, перебирает разные варианты действий, чтобы найти свое спасение, найти то, что его успокоит, поможет ему хоть немного расслабиться.

Страх, который человек испытывает во время страданий, в большинстве случаев оказывается ложным. Человек боится того, что не может понять, он чувствует, что теряет что-то ценное или уже потерял и не знает, хорошо это или плохо. Он не понимает, к чему идет или пришла его жизнь, и эта неясность сильно его пугает. Однако то, что он считает потерей, нередко оказывается приобретением, потому что на месте разрушенной жизни можно и нужно строить новую, более лучшую жизнь. Я не скажу, что всегда это так, но часто страх, испытываемый людьми во время страданий, оказывается бессмысленным, во всяком случае в моем опыте это именно так. Я и сам, когда страдал, боялся того, чего не следовало бояться, но я из-за сильных негативных эмоций этого не понимал. Поэтому людям в таких ситуациях и требуется посторонняя помощь, чтобы привести в норму свое душевное состояние.

Причины страданий

Причины страданий могут быть, как внешними, когда происходят такие события в жизни людей, из-за которых они испытывают боль и дискомфорт, а могут быть внутренними, когда человеку только кажется, что в его жизни все или что-то слишком плохо, или не так, как ему надо и из-за этого ему больно, он страдает. Вообще, в обоих случаях страдания возникают у нас в голове. От того, как мы относимся к чему-то, зависит наше состояние. Даже если человека начнут пытать, причиняя ему физическую боль, в конечном счете ощущения этой боли сформируются в его мозге, тело лишь передаст ему информацию о причиняемом ущербе. Именно поэтому, теоретически, можно любые страдания исключить силой мысли. Даже если вам ногу отрежут, вы можете не почувствовать этого, если с помощью силы мысли отреагируете на сигналы нервных окончаний так, как сами пожелаете, а не так, как это обычно происходит. Но это трудно достижимо. Нам важно не это. Нам важно понять, что именно от наших мыслей во многом зависит наше душевное состояние, а не от происходящих в нашей жизни событий.

Именно наши мысли являются причиной многих наших страданий. Сами по себе события, которые в нашей жизни происходят, в гораздо меньшей степени влияют на наше душевное состояние. Потому что многие из них являются для нас плохими только с нашей точки зрения. Следовательно, если научиться управлять своими мыслями, страданий станет намного меньше. Но многие люди этого делать не умеют, все-таки это довольно сложно, мыслить так, как тебе хочется, а не так, как обстоятельства вынуждают тебя это делать. Поэтому люди страдают каждый раз, когда события во внешнем мире не совпадают с их ожиданиями, с их желаниями.

Чем именно внешний мир нас чаще всего расстраивает? По моим наблюдением основным источником наших страданий являются другие люди. Именно с ними у нас может что-то не складываться нужным нам образом, в результате чего мы чувствуем себя очень плохо. Люди – это основная причина наших страданий. Болезни, катастрофы, катаклизмы, прочие внешние силы, пожалуй, даже все вместе взятые не причиняют человеку столько вреда и боли, сколько другие люди. Большинство наших негативных чувств связано с другими людьми. Вы согласны? Обратите внимание на свой жизненный опыт, вспомните все случаи, когда вы страдали и поищите причину этих страданий в других людях. Вернее, посмотрите, связаны ли как-то эти страдания с другими людьми. Я уверен, вы такую связь найдете, в большинстве случаев.

Давайте теперь подумаем, что плохого люди нам делают, что в итоге вынуждают нас страдать? Можно сформулировать это так: они нам чего-то не дают или чего-то нас лишают. Все к этому сводится, правильно? Мы, как существа общественные, все друг от друга в чем-то зависим, поэтому всем нам что-то нужно от других людей. Когда мы это нужное получаем, нам хорошо, а когда нет, плохо. И еще нам плохо тогда, когда другие люди чего-то нас лишают, в том числе себя, своего внимания, своей заботы, помощи. Поэтому так важно уметь разбираться в людях, уметь с ними общаться и грамотно взаимодействовать. Успех в этих делах существенно снизит количество страданий в жизни человека, так или иначе связанных с людьми. Но, совсем жить без страданий не получится. Они неотъемлемая часть нашей жизни, потому от них есть польза. Давайте посмотрим, в чем она заключается.

Польза от страданий

Польза любой боли, в первую очередь заключается в том, что она обращает внимание человека на какую-то проблему. Например, физическая боль может обращать наше внимание на проблемы с наших здоровьем или на причиняемый организму ущерб. К примеру, болит у вас зуб, значит с ним есть проблемы, которые нужно решить. Если этого не сделать, последствия могут быть тяжелыми. Или, допустим, прикоснулись вы рукой к чему-то очень горячему и сразу чувствуете боль, потому что вашему организму наносится ущерб и надо это прекратить, чтобы вы не получили слишком серьезные повреждения. Поэтому рефлекторно вы оттягиваете руку. Представьте только, что бы с нами было, если бы мы не чувствовали боли, мы в таком случае просто не смогли бы уберечь себя от многих опасных для нас вещей. С душевной болью дела обстоят аналогичным образом, она нам необходима для решения различных проблем. Если мы не будем ее испытывать, мы не сможем принимать важные решения в своей жизни и не сможем развиваться.

Есть несколько важных вещей, к которым мы можем прийти с помощью страданий. Давайте их рассмотрим.

Понимание

Первое, к чему ведет нас страдание – это понимание. Обращая свое внимание на то, что вынуждает нас страдать, мы начинаем эту причину наших страданий изучать, узнавая много нового о себе, о жизни, о ее законах. Мы вынуждены это делать, чтобы прекратить страдания. И это расширяет наше представление об этом мире, позволяя нам принимать более обдуманные решения. У разных людей разный уровень понимания жизни, окружающих людей и самих себя. Одни из нас могут задумываться над последствиями тех или иных своих решений, поступков, могут предполагать, что случится при том или ином стечении обстоятельств и учитывать это в своих планах на жизнь. А другие к такому анализу и прогнозу не приучены, они оценивают какое-то событие только после того, как оно уже произошло, поэтому часто совершают ошибки, которые дорого им обходятся. А благодаря страданиям мы учимся задумываться о чем-то, что мы уже сделали или что собираемся сделать, чтобы понять, насколько это правильно и хорошо для нас.

Понимаете, боль заставляет наш мозг работать, заставляет нас напрягать память, чтобы не совершать из раза в раз одни и те же ошибки, заставляет нас думать о последствиях своего поведения. Благодаря боли мы можем вести себя более разумно. К тому же, любой травмирующее событие, как правило, хорошо запоминается, что важно для того, чтобы человек в будущем не повторял свои ошибки. Правда, такие события как правило откладываются в подсознании, если психика у человека слабая, а потом через чувства напоминают о себе, вынуждая чего-то бояться, чего человек понять не может. Это и создает различные психологические проблемы, которые приходится решать путем выведения этих травмирующих воспоминаний на сознательный уровень. Если же психика у человека сильная, он всегда помнит о своих страданиях, которые он пережил, помнит о причине их возникновения и обо всех прочих важных деталях, которые были связаны с этими страданиями. Он осознает их смысл и закономерность, и они служат для него ценным уроком. Так что, как видите, боль нам всем, можно сказать, вправляет мозги, заставляя нам вести себя более обдуманно.

Жизнь, Бог, как хотите называйте то, по чьим законам мы вынуждены жить в этом мире, не может учить нас только чем-то хорошим и добрым, той же любовью. Да и не всегда и не все мы в состоянии осознать своим разумом. Порой, человек столько всего хорошего в жизни получает, но совершенно это не ценит, потому что не понимает этого хорошего, не понимает, насколько ему повезло это хорошее иметь. Например, хорошее здоровье, хороших друзей, хорошего мужа или жену и так далее. Поэтому люди часто теряют то, что имеют. И именно поэтому некоторые вещи люди могут понять только через негативные ощущения. Ибо как еще понять хорошее, если не сравнить его с плохим?

Так что, до одних людей можно достучаться через любовь и добро, потому что они способны понять и принять эти ценности, и ответить на них взаимностью. До других получается достучаться через голос совести, когда, наш внутренний голос, кто-то считает его голосом Бога, говорит нам, что правильно, а что нет, чтобы нас вразумить. Он указывает нам на нашу неправоту и заставляет над ней задуматься. Ну а до кого-то, кто не понимает хорошо и у кого нет совести, нужные мысли доходят только через страдания и боль. Жизнь, Бог, бьет человека до тех пор, пока он не задумается над какими-то важными вещами, в частности над своим поведением и не внесет в свою жизнь необходимые изменения. Причем на месте тех, кто понимает только боль и страдания, может оказаться каждый из нас в определенный период времени. Ведь мы все время от времени забываемся, раздуваем ноздри, начинаем считать себя лучше других, игнорируем дорогих нам людей, перестаем ценить то, что имеем и причиняем окружающим боль, считая, что имеем на это право. Все вот эти мерзости человеческого поведения нуждаются в усмирении. И страдания помогают в этом людям. Они опускают нас с небес на землю, сбивают с нас спесь, отрезвляют, вразумляют, наставляют на более разумный путь. Благодаря им мы приходим к пониманию того, что были не правы в своих поступках и решениях.

Просветление

Просветление – это более совершенное состояние ума. Это еще более глубокая форма понимания и ощущения реальности. В моем понимании просветление – это повышенная бдительность и чуткость, когда человек замечает многое из того, что его окружает и что с ним происходит, что при обычном, можно сказать, сонном состоянии ума игнорируется. Мозг просветленного человека не перегружен мыслями, отвлекающими его от настоящей реальности, он сосредоточен на главном и внимателен ко всему происходящему. Он бдит. Большинство людей живут как роботы, они многое делают на автомате, по привычке, рефлекторно, их мозг работает в упрощенном, можно сказать, в фоновом режиме, такие люди живут как во сне. А ум просветленного человека – это бодрствующий ум, который анализирует все вокруг так, словно это происходит впервые. Такой ум наблюдает за реальностью очень внимательно, чтобы заметить все ее тонкости, все закономерности, все детали, а не подставляет под окружающие события старые шаблоны, чтобы таким образом их побыстрее объяснить. Вот такое состояние ума у просветленного человека, с моей точки зрения.

И страдания ведут к такому просветлению, они помогают задуматься над важными в жизни вещами, повышают осознанность – внимание ко всему происходящему, к самому себе, к собственным мыслям, они очищают душу человека от его примитивных желаний, вынуждающих его вести себя инстинктивно, а не обдуманно. Вообще, боль как таковая, всегда отрезвляет человека, заставляет его обратить внимание на главное, что существует в настоящем моменте, а не в его фантазиях, она пробуждает его от сна, от того автоматизма, к которому он привык, делая большую часть своих дел по привычке. Благодаря страданиям человек становится зрелым, рассудительным, внимательным, если, конечно, их достаточно в его жизни и они не ломают его психику.

Ингода такой прогресс в развитии личности может быть очень медленным, если страданий в жизни человека мало, и он к ним невосприимчив. Но долгая и устойчивая боль со временем приносит свои плоды, она может и Эго человека усмирить, заставив его смотреть на себя более объективно и все его деструктивные убеждения разрушить, из-за которых он неправильно понимал жизнь. Некоторые люди, правда, ломаются, их психика слишком слаба и не выдерживает испытаний страданиями. Таким людям нужна помощь из вне. А для природы они просто-напросто нежизнеспособный генетический материал, не прошедший естественный отбор, она их не щадит, ей они не нужны, как не нужно все слабое и нежизнеспособное. По законам природы человек либо переходит на новый уровень развития благодаря страданиям и теми испытаниями, с которыми эти страдания связаны, либо, если ему никто не поможет, он погибает, либо или сначала как личность, либо или потом физически. Поэтому людям надо помогать, выручать их, когда они сами не могут справиться с выпавшими на их долю испытаниями. Но помогать правильно, не облегчая их жизнь, а помогая им самим справиться с возникшими в ней трудностями. Тогда эти люди придут к новому для них пониманию жизни, они во многом просветлятся и будут жить по-новому. Их поведение и рассуждения станут мудрее, поэтому они будут чаще принимать разумные решения и меньше совершать ошибок.

Ценности

Особенно важную роль в нашей жизни имеют те ценности, которых мы придерживаемся. Они определяют наш жизненный путь. Это базовая опора человека. То, ради чего мы живем, определяет то, как именно мы живем. Истинная система ценностей, вечных ценностей, определяется во многом благодаря страданиям, когда человек на собственной шкуре чувствует, что значит иметь или не иметь какие-то вещи в жизни. Например, ту же любовь, которую довольно не просто найти, создать и сохранить, зато очень легко от нее отказаться или потерять. Некоторые люди понимают, что любили только после того, как потеряют свою любовь и испытают из-за этой потери сильную боль. Аналогичным образом люди приходят к осознанию важности для них чужой любви, ведь это еще более редкое явление, когда человек осознает, как это важно, когда тебя любят, а не когда ты любишь. Даже очень красивые и популярные люди сильно ошибаются, когда думают, что их многие любят, поэтому они могут позволить себе выбирать, чью любовь принимать, а чью нет. На самом же деле, по-настоящему их могут любить единицы, а то и вовсе какой-то один человек, чью любовь сложно выделить на фоне фальшивой любви других людей, если тебе не довелось пройти через определенную череду страданий, которые учат отличать истинную любовь от ложной.

Также и с остальными ценностями. Надо быть достаточно мудрым, чтобы замечать и придерживаться их. Страдания ведут нас к такой мудрости, они учат нас ценить действительно важные вещи, а не всякую блестящую мишуру, коей в нашей жизни много в виде поверхностно привлекательных вещей, которые на самом деле являются мусором, способным лишь вызывать у нас поверхностные эмоции. Это касается и физических вещей, и воображаемых ценностей, как, например, та же ложная любовь, в которой ничего полезного нет.

Эмпатия

А еще страдания ведут человека к обретению такого ценнейшего качества, как эмпатия, то есть, к способности сопереживать, к умению чувствовать и понимать чужую боль. Переоценить это качество невозможно, именно оно помогает понять окружающих людей и найти со всеми ними общий язык. Благодаря эмпатии можно помогать людям решать их психологические проблемы, что особенно важно для психологов и прочих специалистов по работе с людьми. Я считаю, что любому специалисту в этой области очень важно уметь сопереживать тем, кому он помогает, с кем работает, это может дать куда больше ценной информации о человеке и подобрать для него самые нужные слова и методики, которые вылечат его душу, чем хорошее образование. Никакие знания не заменят умения чувствовать других людей.

Эмпатия – это такое же великое чувство, как и любовь, более того, именно благодаря ей человек способен испытывать настоящую, светлую и чистую любовь. И приходим мы к этому чувству благодаря страданиям, когда не только умом, но и всем телом понимаем, что значит находиться в определенном состоянии, в котором может пребывать другой человек. Сытая, беззаботная, полная радости и веселья жизнь такого чувства человеку не даст. Когда у людей все хорошо, они просто плывут по жизни, им ни до кого нет дела, они над многим не задумываются и на многое не обращают внимания. И только когда им очень больно, они начинают просыпаться и задумываться над тем, над чем при хорошей и беззаботной жизни никогда бы не задумались. В частности, у них появляется внимание к другим людям. И когда ты видишь, что другой человек оказался в такой же или похожей ситуации, в которой когда-то был ты, в твоей памяти всплывает нужная гамма чувств, ассоциирующихся с этой ситуацией, и ты начинаешь понимать, что он чувствует и в чем нуждается. Я считаю, никогда специалист по работе с людьми не станет настоящим профессионалом своего дела, если он достаточно не страдал в своей жизни. Достаточно для того, чтобы проявлять искренний интерес к другим людям.

Воспитание

Немаловажную роль страдания играют и в воспитании детей. Без них успеха в этом деле не достичь. Многие родители хоть и стремятся оградить своих чад от всяких страданий и боли, но эти страдания все равно будут, только придут они из внешнего, сурового мира, а не со стороны родителей, которые могут провести своего ребенка через череду необходимых страданий более гуманным образом. Все люди должны страдать, но в меру. И дети не исключения. Поместить ребенка в тепличные условия, значит лишить его возможности готовиться к жизни в реальном мире, в котором страдания неизбежны, вызываемые различными трудностями, борьбой, нереализованными желаниями и многими другими вещами. Поэтому к суровой, но во многом справедливой реальности нужно психологически готовиться с детства. Боль нужно познавать также, как и радость.

Некоторые вещи, важные для жизни, детям, как и инфантильным людям, словами объяснить просто невозможно. Это бесполезно делать, потому что у детей и инфантильных людей чувственная сфера понимания жизни преобладает над понятийной. Слова не ассоциируются у них с необходимыми для их понимания образами и переживаниями, поэтому они их не воспринимают. Таким людям нужно получить собственный опыт, им требуется личное переживание определенных ситуаций, в том числе очень болезненных, чтобы понять какие-то важные в жизни вещи. К примеру, что может понимать ребенок в вопросе заработка денег и грамотного распоряжения ими, когда им руководят одни сплошные желания и он не способен к адекватным расчетам и планированию, к которым просто не приучен? Не всякий взрослый человек умеет распоряжаться ресурсами достаточно разумно, из-за чего у многих людей и возникают периодически материальные трудности, которые вынуждают их страдать. О детях и говорить нечего. Словами им такие вещи не объяснишь. Вернее, одних только слов будет недостаточно. Нужны и наглядные примеры того, каково это, когда чего-то в жизни не хватает из-за того, что ты не смог этим грамотно распорядиться, когда оно у тебя было. Для этого и нужны страдания, для наглядности, для полноты ощущений и глубины понимания сути вопроса.

Не нужно пытаться уберечь детей от страданий, этим родители им только навредят. Необходимо просто дозировать эти страдания, приучая детей к лишениям, трудностям, потерям, к несбывшимся желаниям. Потому что в жизни именно так и происходит, в ней реальность не всегда соответствует нашим ожиданиям.

Мотивация

Страдания часто стимулируют и мотивируют нас к развитию и переменам. Их еще называют «пинком под пятую точку», без которого некоторые люди просто не будут шевелиться. Боль – это вообще идеальный мотиватор. На нее невозможно не реагировать. Желания, как мотиватор, не так сильны, как боль. От желаний можно отказаться, боль же проигнорировать гораздо сложнее. Когда у человека все хорошо, его трудно расшевелить. Да, мы всегда хотим, чтобы было лучше, но прилагать для этого слишком большие усилия не любим. Человек слишком ленив, чтобы активно реализовывать все свои желания. Чаще всего он ждет чуда, когда все само придет в его жизнь или когда появятся в ней другие люди, которые реализуют все его желания. Наивный подход к жизни, но распространенный.

А вот когда нам плохо, больно, тяжело, мы вынуждены шевелиться и в результате такого шевеления часто приходим к гораздо лучшей жизни, благодаря самосовершенствованию. Многие перемены случаются к лучшему, вопрос только в том, кто становится инициатором этих перемен, сам человек, потому что хочет для себя лучшей жизни, или сама жизнь, которая вынуждает человека что-то менять, становясь для него тяжелой или вовсе невыносимой. Опыт многих людей показывает, что чаще всего мы делаем что-то вынуждено, а не по желанию. Поэтому, именно страдания являются для нас лучшей мотивацией.

Как относиться к страданиям

Человеку нужно научиться принимать страдания, не пытаясь их избежать и не погружаясь в них слишком сильно, чтобы не потерять интерес к жизни. Для этого нужно понять одну мысль, самую важную: страдания необходимы и неизбежны, они неотъемлемая часть нашей жизни. Повторю: страдания необходимы! Но это не значит, что человек должен все время страдать, это значит, что он время от времени будет страдать, чтобы что-то менять в своей жизни. Хочет он этого или не хочет, не имеет значения. Это будет с ним происходить. Боль, как было сказано выше – хорошая мотивация. Поэтому, если жизнь вынуждает вас страдать, не спрашивайте, за что вам эти страдания, спросите, для чего они нужны. Страдания и боль закаляют дух, они помогают нам искать истину, которая делает нас сильней, помогает лучше ориентироваться в жизни. Если тебе невыносимо больно, просто верь, всеми силами верь в благие намерения высших сил, которые заинтересованы в твоем развитии, а не в уничтожении тебя, и ты выстоишь, ты придешь к своему счастью.

Мы проходим через испытания страданиями, чтобы лучше понимать жизнь. Это понимание помогает правильно к ней относиться, с благодарностью принимая те дары, которые она нам дает и усмиряя некоторые свои безрассудные желания. Ведь без страданий очень сложно ценить то, что имеешь, сложно увидеть многие радости жизни, которые отчетливо проявляются только на фоне негативного душевного состояния, лишений и боли. Думаю, поэтому в жизни и существуют контрасты и ничто не идеально, иначе мы просто не смогли бы отличить хорошее от плохого и все казалось бы нам однообразным, серым и бессмысленным. Поэтому, есть хорошее в этой жизни, и есть плохое, и это часто перемешано между собой таким образом, что нам просто невозможно находиться все время только в каком-то одном состоянии. В любой, даже самой лучшей жизни, будут свои страдания, и даже очень плохая жизнь имеет свои радости. Понимание этого позволяет принимать все, что дает нам жизнь. Не все из того, что с нами происходит, приносит нам пользу. Но никогда не стоит спешить с выводами относительно того, к лучшему или к худшему с нами что-то произошло. Чаще всего жизнь показывает, что к лучшему.

Избавление от страданий

Я хоть и занимаюсь постоянно тем, что помогаю людям избавиться от страданий и боли, делая их жизнь счастливой, насколько это возможно, все же считаю, что человеку полезно проживать страдания какое-то время, не пытаясь сразу от них избавиться, чтобы они помогли ему повысить свой уровень осознанности. Поэтому, первое, что я могу порекомендовать тем, кто хочет избавить себя от страданий – это принять их и постараться найти в них смысл и пользу. Если в вашу жизнь пришли страдания, значит для чего-то они нужны или что-то к ним привело, какие-то ошибки с вашей стороны или невнимание к чему-то важному. Другими словами, не стоит сразу обращаться за помощью к «обезболивающим», чтобы стало легче. Боль нужна, чтобы обратить наше внимание на что-то важное. Вот, подумайте, на что обращает ваше внимание ваша боль.

Во всем, что с нами происходит, нам в первую очередь нужно искать пользу. Она есть, но не всегда ее легко найти, понять, а тем более использовать. Но главное, помнить об этом, чтобы не пытаться сразу убежать от боли, как только она появится. Дайте ей время, чтобы что-то вам объяснить и показать. Это как с физической болью, не всегда от нее нужно избавляться быстро, потому что она, как и душевная боль, говорит нам о каких-то проблемах или процессах, происходящих в нашем теле. Пока эта информация не будет усвоена, нельзя перекрывать ее источник.

Но несмотря на всю пользу страданий, стоит признать, что некоторые из них нам не нужны, чтобы долго их чувствовать. Некоторые из них и вовсе могут быть, либо не к месту, когда наглухо прибивают нас к земле и вынуждают сдаться, либо просто бессмысленны, потому что мы сами их себе придумали на ровном месте. Мы часто страдаем из-за того, что смотрим на жизнь под неправильным углом, что является исключительно нашей проблемой. Поэтому следующее, что я советую тем, кто хочет избавиться от страданий – это разобраться с причиной их возникновения. Не исключено, что вы сами их себе придумали, увидев плохое в нейтральном или даже хорошем. Человек так устроен, что в жизни ему хочется испытать всю гамму чувств. Поэтому люди часто сами себя накручивают, выдумывают себе проблемы, трагедии, драмы, чтобы поиграть на тонких нотках своей души. Проблема возникает тогда, когда люди не осознают этого, что вот они сами являются причиной своих страданий, что они сами себе эти страдания придумали и поверили в них. Поэтому надо задуматься над этой причиной и тогда необходимое осознание придет, и игра в страдания закончится.

Еще можно самому инициировать некоторые страдания, чтобы избежать в будущем других, более тяжелых страданий, которые невозможно будет исправить. Самый простой пример – это диета. Человек садится на диету, лишает себя удовольствия от еды, особенно от вкусной, к которой он привык и какое-то время страдает, чтобы избавиться от лишнего веса и различных проблем с ним связанных. Тогда в будущем у него не возникнут проблемы со здоровьем, которые приведут его к еще более сильным страданиям. Таким образом делается выбор в пользу меньшего из зол. Или, если говорить об отношениях между людьми, то можно выбрать себе партнера в лице любящего вас, но не любимого вами человека, вместо того, чтобы сходить с ума по какому-нибудь нарциссу, с которым нормальная жизнь в принципе невозможна. Какое-то время человек помучается от отсутствия любви к тому, кто рядом с ним, но потом, если он достаточно разумен, чтобы оценить хорошее отношение к себе, его страдания закончатся, он тоже начнет испытывать чувства к человеку. В противном случае, сойдясь с каким-нибудь эгоистом, поначалу привлекательным, в будущем можно испытать сильную боль от его предательства. Опять-таки, выбирается меньшее из зол, чтобы избежать сильных страданий и негативных последствий. Коль скоро страдания неизбежны, то лучше самому решать, какие из них переживать, чтобы избежать других, более сильных и разрушительных страданий.

Решение проблем – еще один, весьма очевидный способ избавления от страданий. Собственно, этим и занимаются различные специалисты, когда помогают людям избавиться от страданий – они ищут решение тех проблем, которые эти страдания вызвали. Выше я писал, что боль – это сигнал, информирующий нас о наличии какой-то проблемы. Значит надо понять, что это за проблема, почему она возникла и подумать, как ее решить. Тут важно не с самим сигналом бороться, то есть с болью, а с его причиной. Многие люди хотят поскорее избавиться от боли, из-за которой страдают, будь то физическая или душевная боль. Но они не думают о том, что к ней привело, какое стечение обстоятельств, какие причины за ней скрываются. А если и думают, то недостаточно хорошо. А надо думать об этом много и в первую очередь. Если человек страдает, значит что-то в его жизни устроено неправильно, и это неправильное чаще всего имеет гораздо более длинную цепочку причинно-следственных связей, чем та, которую человек сам видит. Поэтому людям и приходится обращаться за помощью к специалистам, чтобы те помогли им найти причину их страданий на базовом уровне. Либо самим как следует вникать в закономерность своего состояния.

Лично я отношусь к страданиям достаточно лояльно. За всю свою жизнь я много раз убеждался в том, что они делают нас лучше, если только мы к ним прислушиваемся. Самое плохое, что человек может делать – это бежать от страданий, боли, проблем, трудностей. Это поведение слабого человека, которое не вознаграждается в этой жизни, а что наказывается. Надо принимать страдания, как необходимые для нашего развития испытания. Речь идет о прежде всего духовном развитии, при котором человек уходит от примитивного образа жизни, к возвышенному. Качество у такой жизни соответствующее.

В идеале мы все должны жить в гармонии с реальностью, быть достаточно мудры, чтобы правильно понимать себя и жизнь, и наслаждаться ею, а не воевать с ней, будучи вечно всем неудовлетворенными. К этому идеалу, по моему мнению, есть только один путь – через страдания. Поэтому, если человек страдает, и не по собственной вине, не из-за своих ошибок, которые он из раза в раз совершает, будучи не в состоянии усвоить важные жизненные уроки, а по объективным причинам, значит Жизнь, Бог и прочие высшие силы, в которые лично вы верите, уготовили ему великую судьбу и возлагают на него большие надежды, ведя его к чему-то очень значимому. Видя это и веря в это, лично я смотрю на страдания, которые жизнь мне периодически посылает, как на полезные испытания, пройдя которые я приду к чему-то великому и более значимому, чем то, что сейчас имею. И до сего момента именно так и было у меня. По моим наблюдениям, у многих других людей, с которыми я работал, жизнь складывается точно также. Она у них становится лучше, как и они сами, каждый раз после того, как они пройдут очередную стадию страданий.

Не бойтесь трудностей и боли, они нам необходимы. Поймите, человек должен страдать, должен! Страдания облагораживают людей, делают их более человечными, рассудительными, внимательными друг к другу, они заставляют их ценить самое важное, что у нас у всех есть – жизнь. Сложно представить себе, какими были бы люди, если бы они вообще никогда не страдали. Они бы тогда всю жизнь прожили во сне, делали бы все на автомате, не обращая ни на что и ни на кого внимания, кроме себя любимых. Очень хорошая жизнь портит людей. Она портит их не только для окружающих, но и для них самих. Нельзя человеку все время пребывать в блаженстве, нельзя! Иначе он начнет деградировать. А благодаря страданиям люди растут над собой, развиваются, раскрывают свой человеческий потенциал, проходя через всевозможные испытания, которые жизнь им регулярно посылает. Только представьте себе, какой была бы жизнь без страданий, что бы она с нами сделала. Мы бы сошли с ума от скуки.

Статья опубликована: 14.10.2012. Последнее обновление: 22.04.2020

Психолог Дмитрий Ковпак о профилактике депрессии — Реальное время

Психолог Дмитрий Ковпак о профилактике депрессии

«Человек может умереть в любую секунду, но важно, чтобы у него была устремленность в будущее. То есть если «заслоняется» будущее, если ощущение безысходности становится внутренним сильным убеждением, это создает депрессогенные последствия и суицидоопасно. Если человек не верит, что у него есть какая-то перспектива, то он неизбежно начинает страдать», — утверждает врач-психотерапевт, психиатр Дмитрий Ковпак. В колонке, написанной для «Реального времени», он рассуждает о принципах здоровой психики и о том, как бороться с депрессией этой непростой весной.

Могут ли новости приводить к депрессии

Могут, но только в одном случае — когда у человека есть специфическая негативная установка и из информационного потока он выделяет новости определенного сорта. В любом случае есть набор из каких-то нейтральных, позитивных и негативных новостей. Но у человека с определенной предиспозицией (предварительной расположенностью, предуготовленностью) будет фильтр. То есть его будут больше интересовать негативные новости, потому что он на них «заточен». Отсюда термин психиатров XIX века «идея фикс» — устойчивая иррациональная идея, не поддающаяся переубеждению окружающими. Термин «фикс» в 1830 году использовал композитор Гектор Берлиоз, чтобы описать основную тему его «Фантастической симфонии». В том же году Оноре де Бальзак применил термин «фикс» при изображении маниакальной страсти своего героя Гобсека к деньгам. А в научный обиход и психиатрический словарь этот термин ввел немецкий психоневропатолог, автор психоморфологического направления в психиатрии Карл Вернике.

Как минимум первая хорошая новость с утра — это то, что мы живы. Но это человек будет игнорировать, у него будет другая доминанта: «А что плохого случилось?». И он это найдет непременно, потому что тот, кто ищет, тот всегда найдет. Поэтому для него мир будет плох, хотя мир не является хорошим или плохим. И мир ничего не обещал человеку, не гарантировал. Это человек имеет систему жестких нормативов и в этом он становится уязвимым, потому что нормативы могут быть не очень адекватными. Реальность может быть не такой, как человек ее трактует и выстраивает ожидания на основе своих интерпретаций. Поэтому терапия направлена на формирование и закрепление большей адекватности ожиданий, убеждений и неких требований за счет новых навыков мышления и поведения. Мир такой, какой он есть. Он вчера был не очень хорош с какой-то точки зрения и достаточно хорош с другой. Потому что всегда можно ностальгировать, полагая, что в детстве и деревья были выше, и мороженное вкуснее.

Фото 24smi.org
Оноре де Бальзак применил термин «фикс» при изображении маниакальной страсти своего героя Гобсека к деньгам. А в научный обиход и психиатрический словарь этот термин ввел немецкий психоневропатолог, автор психоморфологического направления в психиатрии Карл Вернике

Memento mori — это не слоган суицидальных пациентов

Сегодня есть хорошее и плохое. Вопрос, на чем человек фиксирован, будет говорить не о мире, а о нем, о его ожиданиях, убеждениях и требованиях. Но, проецируя это в окружающую действительность, он будет утверждать, что он хороший, белый и пушистый, а мир ужасный. Мир не подготовился к встрече с ним и не отвечает его ожиданиям.

Поэтому человек часто относится безответственно к тому, как он распоряжается своей жизнью. Жизнь на самом деле очень короткая, но у человека часто есть иллюзия бессмертия, что она очень большая, бесконечная. В античности люди говорили memento mori, помни о смерти. Это не слоган суицидальных пациентов. Это попытка понять и аргументированно объяснить, что стоит жить настоящим, а не рассеиваться на какие-то ненужные фиксации и бесплодные мудрствования.

Да, проблемы были, есть и будут. Не будет времени с каким-то идеальным обществом или жизнью на планете. Это утопии, которые существуют, начиная с эпохи Просвещения, а в устном творчестве — всю историю человечества. Развитие общества может давать какие-то технологические, социальные плюсы, но все равно будут неприятности и проблемы.

Фото muzei-mira.com
Жизнь на самом деле очень короткая, но у человека часто есть иллюзия бессмертия, что она очень большая, бесконечная

Три кита отсутствия депрессивности

Важно, чтобы у человека были адекватные ожидания и адекватные отношения, а также адекватная реализация тех целей и задач, которые он ставит перед собой. То есть адекватность отношений подразумевает личные, интимные, семейные, супружеские и дружеские, а также социальные и профессиональные контакты на работе. Эти социально-психологические факторы способствуют формированию так называемой проактивной позиции, которую способен занимать человек. Это способность самому осознанно выбирать свою реакцию на внешние раздражители. И она самая важная, даже важнее, чем лекарства.

Этот концепт американский психолог Джулиан Роттер обозначил как интернальный (внутренний) локус контроля, в противовес экстернальному — когда человек, полагает, что от него ничего не зависит, он только маленький винтик или щепка в бурном океане. Роттер создал интернально/экстернальную шкалу (I-E scale) и сам был поражен тем, как много внимания она привлекла, утверждая, что это было похоже на то, как если бы он зажег сигарету и увидел лесной пожар. Сам он считал, что шкала является адекватной мерой только двух понятий: мотивации достижения (которую он считал связанной с внутренним локусом контроля) и направленности вовне, или тенденции соответствовать другим, конформности поведения (которую он считал связанной с внешним локусом контроля).

Многие исследования показывают, что эта биопсихосоциальная модель говорит о скромных возможностях в плане влияния на нашу биологию. Да, мы можем просто поддерживать нормальный режим питания, бодрствования, режима труда и отдыха, использовать корректирующие настроение препараты, но с социальной составляющей мы можем сделать гораздо больше, и достаточно много — с психологической.

Вот три кита профилактики. Три кита того, как мы можем быть не депрессивными на фундаментальном уровне.

Фото rsute.ru
Все что мы считаем своим, мы в один момент можем потерять. Все это дано напрокат и обязательно будет отнято. Если мы выбираем страдания, то у нас гарантированно будет депрессия. Это просто привычка, от которой можно отучиться

Если мы выбираем страдания, у нас гарантированно будет депрессия

Как говорил еще два с половиной тысячелетия назад Будда, боль неизбежна, но страдание — это выбор. Боль начинается с момента нашего рождения, продолжается болезнями, болью потерь близких и завершается собственным болезненным уходом — это неизбежно. Но Будда подчеркивал важнейший смысл, что страдания — это именно выбор человека. То есть это очень философская позиция. Позиция, подразумевающая, что это наша ответственность за выбор. И это главное, что у нас есть. И даже единственное. У тех, конечно, кто этим выбором пользуется осознанно.

На самом деле, по-настоящему у нас ничего нет. Как говорил Евгений Гришковец: «Нет у меня ничего, и становится еще меньше». Все что мы считаем своим, мы в один момент можем потерять. Все это дано напрокат и обязательно будет отнято. Если мы выбираем страдания, то у нас гарантированно будет депрессия. Это просто привычка, от которой можно отучиться. И когнитивно-поведенческая психотерапия построена на прояснении того, какими привычками и рефлексами их обладатель тащит себя к депрессии. И какие новые привычки помогут ему сбалансировать свое состояние или вывести на другой уровень функционирования с более качественными и адекватными эмоциональными состояниями.

Дмитрий Ковпак

Справка

Дмитрий Ковпак — врач-психотерапевт, врач-психиатр, кандидат медицинских наук, доцент кафедры психотерапии, медицинской психологии и сексологии СЗГМУ им. И.И. Мечникова. Председатель Ассоциации когнитивно-поведенческой психотерапии, вице-президент Российской психотерапевтической ассоциации, член исполнительного совета Международной ассоциации когнитивной психотерапии, член Международного консультативного комитета института Бека (Member of the Beck Institute International Advisory Committee). Издал более 10 монографий, более 100 научных статей, в том числе за рубежом, и более 100 популярных статей и интервью в СМИ.

Общество

Психолог рассказала, почему испытывать страдания – это хорошо

Психолог рассказала, в чем заключается польза испытываемых человеком негативных эмоций.

Пожалуй, в мире нет ни одного человека, который мог бы сказать, что его жизнь наполнена только приятными событиями. К сожалению, огорчения, ссоры и обиды происходят со всеми нами. И, оказывается, это вовсе не плохо.

По словам психолога Светланы Колосовой, все испытываемые людьми негативные эмоции полезны. Конечно, лишь в случае, если правильно их воспринимать: не как «кару небесную», а возможность для роста – личностного или даже карьерного.

В конце концов, если бы в жизни нас ждали только приятные события, абсолютное большинство людей не имело бы ни малейшего шанса повзрослеть, стать опытнее, умнее.

– Всякие страдания, переживания и огорчения, которые испытывает человек, – это часть его жизненного пути. Чем раньше мы это поймем, тем быстрее сможем воспринимать жизнь такой, какая она есть, и научимся получать удовольствие от каждого события, каждой встречи и перемен, – уверяет Колосова.

Более того, по мнению психолога, даже естественные процессы (смерть или болезнь) могут научить нас быть счастливее. А именно – ценить каждый прожитый день, каждый момент. То есть, не ожидая счастливого будущего, а проживая на 100 процентов каждый новый день. Такое отношение к реальности помогает социализироваться, находить друзей, налаживать контакты и образовывать семьи.

Управлять негативными эмоциями способен только взрослый человек. И это существенно отличает его от детей и инфантильных сверстников, так и не научившихся жить «здесь и сейчас». Им сложно абстрагироваться от плохих событий, переживать их и идти дальше. Но именно без этих умений человек не сможет в полной мере стать счастливым, уверяет Светлана Колосова.

Девять буддийских учителей объясняют страдания

Будда сказал: «Все, чему я учу, — это страдание и конец страданиям». Фото Дэвида Габриэля Фишера.

Палийское слово dukkha чаще всего переводится на английский как «страдание». Дуккха представляет собой множество эмоций — от счастья до отчаяния. Хотя это противоречит здравому смыслу, это центральная концепция учения Будды. В этих отрывках, адаптированных на основе более длинных учений о «Львином рыке», девять учителей объясняют, что такое страдание, как мы его чувствуем и почему это не осуждение — это радостная возможность.

Страдание было первым учением Будды

Из «Четырех благородных истин Будды» Тулку Тондуп Ринпоче

Первое учение Будды было о Четырех благородных истинах… «О бхикшу, есть четыре благородные истины. Это благородные истины страдания, причины страдания, прекращения страдания и пути к прекращению страдания ».

Согласно буддизму, мы, живые существа, пойманы в цикл существования, известный как сансара. В сансаре мы бесцельно блуждаем и испытываем невыносимые страдания — день и ночь, год за годом, жизнь за жизнью — из-за того, что мы крепко цепляемся за себя.Чтобы вылечить это болезненное состояние, сначала мы должны найти его причину, а затем применить медицинский путь обучения, чтобы восстановить свое изначальное хорошее здоровье, то есть просветление.

Связанные: Четыре благородные истины

Мы все испытываем страдания

Из «О страдании и конце страдания» Шарон Зальцберг

Бывают моменты в нашей жизни, когда мы хотим изменить конец истории. Иногда мы теряем то, что нам небезразлично, мы разлучаемся с теми, кого любим, наши тела подводят нас, когда мы становимся старше, мы чувствуем себя беспомощными или обиженными, или наша жизнь просто ускользает.Все это аспекты дуккхи, одного из основных учений Будды. Дуккха означает страдание, недовольство, неудовлетворенность, пустоту, изменение.

Будда сказал: «Все, чему я учу, — это страдание и конец страданиям». Страдание в его учении не обязательно означает тяжелую физическую боль, это скорее душевные страдания, которые мы испытываем, когда наша склонность удерживать удовольствие сталкивается с мимолетной природой жизни, и наши переживания становятся неудовлетворительными и неуправляемыми.

ПОДПИСАТЬСЯ НА НОВОСТИ LION’S ROAR

Получите еще больше буддийской мудрости прямо на ваш почтовый ящик! Подпишитесь на бесплатную рассылку Lion’s Roar по электронной почте.

На каком-то уровне мы это понимаем, но сопротивляемся этому

Из книги Нормана Фишера «Страдания открывают реальный путь»

Дуккха относится к психологическому переживанию — иногда сознательному, иногда бессознательному — того глубокого факта, что все непостоянно, непостижимо и на самом деле не познаваемо. На каком-то уровне мы все это понимаем. Мы знаем, что все, что у нас есть, на самом деле нет. Все, что мы видим, мы не видим полностью. Такова природа вещей, но мы думаем наоборот.Мы думаем, что можем знать свою жизнь, свою любовь, свою идентичность и даже свое имущество и владеть ими. Мы не можем. Разрыв между реальностью и основным человеческим подходом к жизни — это дуккха, переживание базовой тревоги или разочарования.

Есть спектр страданий

Из «Что такое Дуккха?» Гленн Уоллис

Чтобы лучше понять значение слова дуккха, давайте поместим «страдание» в один край спектра. С другой стороны, давайте поместим такие качества, как раздражение, напряжение, ненадежность.Таким образом, дуккха может быть понята на одном конце спектра как тонкое, возможно, едва различимое качество бытия, а на другом — как сильное душевное или физическое страдание.

Еще один нюанс добавляется к термину дуккха, когда мы принимаем во внимание, что, с точки зрения Будды, даже «счастливый» момент окрашен дуккхой. Это потому, что ни момент, ни переживание не являются стабильными … Учитывая эту точку зрения, как мы должны называть дуккха на нашем языке? Наш английский термин должен иметь следующие раскраски (по возрастающей шкале интенсивности):

слабое беспокойство
раздражение
нетерпение
раздражение
разочарование
разочарование
неудовлетворенность
обострение
напряжение
стресс
беспокойство
досада
боль
отчаяние
печаль
грусть
страдание
страдание
агония
тоска

Конечно, вы можете добавить к этому списку; этому практически нет конца.Очевидно, что каждое из этих качеств связано с некоторой степенью беспокойства, поэтому «беспокойство» — это то, как я перевожу этот термин для общего употребления.

Есть три вида страданий

Из «Разума, который страдает» Филиппа Моффита

Будда определил три вида страдания: дуккха физической и эмоциональной боли … Первый вид дуккха — это очевидное страдание, вызванное физическим дискомфортом, от незначительной боли от укола пальца ноги, голода и недостатка сна до агонии. хронического заболевания.Это также эмоциональные страдания, которые возникают, когда вы разочаровываетесь из-за того, что дела идут не так, как вам нужно, или расстраиваетесь из-за несправедливости в жизни, или беспокоитесь о деньгах или оправдываете ожидания других.

[Второй вид] — это страдания, вызванные тем, что жизнь постоянно меняется. Не кажется ли, что в тот момент, когда вы обретаете счастье в жизни, оно почти сразу исчезает? … По правде говоря, ни один момент не является надежным, потому что следующий момент всегда быстро наступает ему на пятки.Это похоже на постоянную бомбардировку перемен, подрывающую любое состояние счастья. Ум никогда не находит места, чтобы расслабиться и наслаждаться жизнью без страха … Более того, каждый день, даже в приятные моменты, не испытываете ли вы скрытое беспокойство по поводу будущего? Это беспокойство и тревога — проявление третьего типа страдания, идентифицированного Буддой, — неотъемлемой неудовлетворительности жизни из-за присущей ей нестабильности.

Непостоянство — не причина страданий

Из «Познание этой истины — благородно» Тралега Кьябгона Ринпоче.

Мы можем обнаружить, как говорит нам Будда, что отсутствие субстанциальности или постоянства во всем, что нас окружает, порождает несчастье и боль. Однако это не означает, что переживание непостоянства или несущественности само по себе является страданием или прямой причиной страдания. Мы неверно истолковываем послание Будды, если думаем, что все вещи непостоянны, несущественны или не имеют твердого «я», которое порождает страдания. Эти основные факты не являются истиной о происхождении страдания.

Дуккха создается не самими вещами или их несущественной природой. Скорее, наш ум был обусловлен невежеством, заставляя думать, что вечное счастье можно обрести с помощью вещей, которые эфемерны и преходящи.

Нет простого выхода

Из «Срединного пути стресса» Джуди Лиф

Простое учение о первой благородной истине, истине о страдании, может быть самым трудным для понимания и принятия. Мы все время думаем, что если мы просто исправим это или исправим то, подправим кое-что, мы сможем этого избежать.Мы думаем, что если бы мы были умнее, красивее, богаче, могущественнее, жили где-то еще, моложе, старше, мужчиной, женщиной, с разными родителями — вы называете это — все было бы по-другому. Но все не иначе; они такие плохие, как кажутся! Поскольку надеяться на жизнь без стресса нереально, и в любом случае это не так уж и хорошо, имеет смысл научиться справляться со стрессами, которые неизбежно возникают.

Страдание — это сигнал

Из «Бойтесь правильной вещи» Роберта Турмана

Истина страдания — это не предсказание конца света.Это не выражение неизбежной судьбы. Напротив, он предупреждает нас о том, что мы не осознаем, что мы есть на самом деле.

За нашими страданиями что-то стоит

Из «Ответ на гнев и агрессию — терпение» Пема Чёдрон

Всякий раз, когда возникает боль любого рода — боль агрессии, печали, потери, раздражения, негодования, ревности, несварения желудка, физической боли — если вы действительно посмотрите на это, вы можете сами убедиться, что за болью всегда что-то есть. мы привязаны к.Всегда есть что-то, за что мы держимся.

Я говорю это с такой уверенностью, но вы должны сами убедиться, так ли это на самом деле. Вы можете прочитать об этом: первое, чему когда-либо учил Будда, была истина о том, что страдание происходит от привязанности. Это в книгах. Но когда вы откроете для себя это сами, это сразу же станет немного глубже.

СПАСИБО ЗА ЧИТАЙТЕ ЛЬВИЙ РЕВ. МОЖЕМ ЛИ МЫ ОБРАЩАТЬСЯ К ВАШЕЙ ПОМОЩИ?

Наша миссия Lion’s Roar — передавать буддийскую мудрость в современном мире.Связи, которыми мы делимся с вами — нашими читателями, — это то, что заставляет нас выполнять эту миссию.

Сегодня мы просим вас установить дальнейшую связь с Lion’s Roar. Можете ли вы помочь нам сделать пожертвование сегодня?

Как независимая некоммерческая организация, приверженная распространению буддийской мудрости во всем ее разнообразии и широте, Lion’s Roar зависит от поддержки таких читателей, как вы. Если вы ощутили пользу буддийской практики и мудрости в своей жизни, пожалуйста, поддержите нашу работу, чтобы многие другие тоже получили пользу.

Сделайте пожертвование сегодня — ваша поддержка имеет решающее значение.

Lion’s Roar — благотворительная организация, зарегистрированная в США и Канаде. Все пожертвования из США и Канады не облагаются налогом в полной мере, разрешенной законом.


Осмысление страдания и боли | Философия, этика и гуманитарные науки в медицине

Медицинский гуманизм Касселла

Работа Природа страдания и цели медицины была впервые опубликована в 1982 году и оказала значительное влияние на последовавшую дискуссию о медицинской концептуализации и управлении страданием. и боль.Фактически, эта дискуссия еще не закончилась [24,25,26]. Данную работу можно отнести к числу теоретических работ «гуманистического поворота» в медицине. Кассел критикует клиническую, основанную на доказательствах медицину, ее зависимость от картезианского дуализма, ее концептуальное представление о боли и страдании, ее управление ими, а также цели медицины. Он критикует именно те характеристики медицины, которые в первую очередь превратили ее в науку, а именно упомянутые выше процессы абстракции, тот факт, что «врачей учат сосредотачиваться на болезнях и помнить об их сходствах, а не различиях». , и что «диагностические методы предназначены для того, чтобы видеть одно и то же в каждом случае болезни» [3].По его мнению, анахроничное разделение между телом и не-телом и акцент на излечении телесных болезней побуждают медицину делать то, что причиняет страдания «пациенту как личности». Другими словами, он не только неадекватно лечит боль (понимая и лечит ее только в отношении ее измеримых, наблюдаемых и обобщаемых признаков в контексте болезни), но также вызывает страдание, которое остается невыявленным и неизлечимым, как в случае в терминальной фазе хронического заболевания, которая постепенно удлиняется из-за доступности новых методов лечения.Напротив, концептуализация боли и страдания Касселом подчеркивает их значимые измерения и негативные последствия абстрагирования боли от человека, страдающего от боли. При этом учитывается, что боль или страдание всегда испытывает человек, и что такие переживания моделируются и во многом определяются личными предположениями, культурными моделями, познавательной деятельностью и даже религиозными убеждениями.

Касселл определяет боль не только как ощущение, но и «как переживание, заложенное в представлениях о причинах, заболеваниях и их последствиях», а страдание — как «состояние тяжелого стресса, связанного с событиями, которые угрожают целостности человека».Считается, что и боль, и страдание имеют физические и психологические аспекты, и в этом смысле верно, что Касселл избегает классической ассоциации между болью и телом, страданием и разумом. Footnote 5 Его определение боли соответствует определению, предложенному в начале этой статьи: Боль — это феномен, который включает в себя как ноцицепцию — «механизм, участвующий в получении болезненных стимулов» — так и последующее придание значения такому ощущению. . Он признает универсальность ноцицепции («определенные виды стимулов вызывают сенсорную реакцию ноцицепции в каждой культуре, сейчас и навсегда»), но не считает боль тождественной ноцицепции; для него боль включает в себя значение, которое субъекты приписывают ноцицепции, и это значение меняется от культуры к культуре, от человека к человеку.

Согласно Касселлу, страдание начинается, когда «больной человек поверит, что его или ее целостность как человека находится в опасности». Таким образом, боль не обязательно влечет за собой страдание, а страдание (угроза «неприкосновенности человека») может быть вызвано другими переживаниями. Касселл предлагает, чтобы медицина была более чувствительна к человеку и значениям, которые он или она приписывает своей боли / болезни, и что она должна специально лечить страдание, таким образом задействуя определенные «субъективные ресурсы», такие как «чувства, интуиция и даже вход их органов чувств », чтобы справиться со страданиями пациентов.Другие авторы также подчеркивали важность особых способностей, таких как чувствительность и сочувствие, у врача [27], развивая «аффективный способ понимания» [25] в контексте попытки гуманизировать медицину. Но Касселл также считает, что можно разработать методологию, которая способна превратить субъективные измерения боли и страдания в передаваемую информацию, которую врачи могут использовать для разработки более целостных методов лечения (не только предназначенных для лечения болезни, но и для смягчения последствий). страдания больного человека).Таким образом, следует переформулировать цели медицины.

Однако, по крайней мере, две проблемы возникают из концептуализации страдания Касселлом. Во-первых, его определение страдания зависит от сомнительного понимания человека и является слишком ограничительным. Определение страдания как угрозы «целостности» человека влечет за собой предположение о том, что такое «неповрежденный» человек. Нормативное определение «личности», данное Касселлом, включает ряд измерений, таких как их предполагаемое будущее, личность и характер, тело, прошлый опыт и воспоминания, культурный фон, поведение, отношения с другими, политическое измерение и тайная жизнь [3].Этот «неповрежденный» человек развил бы своего рода равновесие или согласованность и целостность между всеми этими измерениями.

Свенеус [24] признает эту трудность, присущую предложению Касселла, проблему мышления «человека как некоего целого» (или того, как можно сформулировать некую целостность между всеми этими измерениями), и предлагает альтернативу. : понимание жизни как повествования и «подчеркивание эмпирического измерения, удержание вместе состояний сознания, составляющих« я »».Однако можно критиковать и повествовательные объяснения непрерывности личности и жизни. Хотя у людей есть повествовательный опыт и измерения, ни личность, ни жизнь не могут быть полностью и определенно объединены одним повествованием. Истории, которые мы рассказываем себе о собственном опыте, безусловно, являются важными ресурсами, которые мы используем для установления отношений с собой, для развития самих себя . Но такие истории — не единственный ресурс, который мы используем для таких целей. Например, мы также участвуем в диалоге с самим собой — процесс мышления был определен как своего рода внутренний диалог [28] — а диалог — это не рассказ.Более того, такие внутренние истории всегда плюралистичны: они интерпретируют наш прошлый опыт в свете нынешних интересов или переживаний. Следовательно, мы не рассказываем себе одну и ту же историю о нашем прошлом на протяжении всей нашей жизни просто потому, что наше прошлое меняется каждый день по мере того, как мы получаем новый опыт, который может легко изменить интерпретацию предыдущего опыта, и мы должны / хотим понимать свое прошлое по-разному в зависимости от к нашему настоящему и нашим перспективам. Намного более гибкими и неопределенными являются наши рассказы о будущем: будущее — это неизведанная территория, которая постепенно становится настоящим, а затем прошлым, снова и снова удивляя нас.

Параллельно жизнь — это не «повествование», а единое повествование от рождения до смерти [29]. С разных точек зрения непрерывно пишутся разные версии и трактовки жизни человека; нет окончательной истории. Рассказы о жизни всегда фрагментарны, частичны, и их нельзя рассказывать иначе, как с определенной точки зрения, в зависимости от предполагаемого акцента. Они не гарантируют целостности между нашими несколькими измерениями.

Таким образом, повествовательное объяснение «целостности» личности не поддерживает определение «личность», данное Касселлом.Действительно, такое определение — несуществующий идеал, который включает в себя идею о том, что люди прозрачны для себя (они полностью знают себя), последовательны, способны создавать своего рода уникальные личные истории из прошлого и будущего и хорошо сбалансированы. Это определение далеко не актуально в отношении современных теорий о себе. Альбрехт Веллмер [30] упоминает два важных вклада, которые противоречат определению Касселла. Фрейдистский психоанализ ставит под сомнение идею автономного субъекта: люди не всегда точно и полностью знают, чего они хотят, что они делают или почему они это делают, поскольку на них влияют психологические, социальные силы и силы властных отношений.Витгенштейн и философия языка оспаривают идею о том, что испытуемые являются последними авторами и судьями того, что они говорят. Наши осмысленные выражения не полностью прозрачны для нас. Более того, теории постмодерна подчеркивают противоречия между различными социальными ролями одного и того же человека [31], наше иррациональное измерение, нашу случайную природу и тот факт, что наши действия непредсказуемы (даже сами по себе). Человек никогда не бывает полностью связным, человек не может быть «неповрежденным», потому что прикосновения и прикосновения присущи жизни.По-прежнему возможно определить страдание как угрозу тому, что человек считает своей целостностью в любой данный момент. Однако это существенное определение страдания, которое слишком далеко идущее и вызывает проблемы при попытке определить границы того, что есть, а что нет. Страдание можно переживать по-разному, не обязательно как угрозу целостности, как я покажу позже. Таким образом, это определение не может правильно определить, что является общим для всех переживаний страдания.Более того, страдание было замечено и часто используется для усиления идентичности (как в случае преднамеренного поиска страдания, например, причинения боли самому себе, и другого рискованного поведения). Это прямо противоречит определению Касселла, потому что поиск страдания (или использование ненамеренного страдания) используется для построения или усиления идентичности, для утверждения себя или для идентификации себя с определенными ценностями, такими как сила или храбрость.

Вторая проблема определения страдания, данного Касселлом, обсуждается Брауде [25]: переживание страдания может иметь действительно субъективный элемент, который не может быть явно выражен посредством языка и «не может и не должен в конечном итоге стать объектом, медицинским или каким-либо другим». .Медицина может уделять больше внимания вышеупомянутым субъективным, символическим измерениям страдания и боли, врачей можно научить более чутко относиться к больным и более чутко относиться к их реальным потребностям. Это «гуманизированное лекарство» обеспечивает лучшее лечение боли и страданий, и оно должно пересмотреть свои конечные цели. Однако остается вопрос, действительно ли страдание можно лечить исключительно с помощью медицины и чисто научных методов, учитывая это в конечном итоге непередаваемое измерение, тот факт, что не все виды страданий связаны с болью или болезнью, и экзистенциальное измерение страдания, которое включает личный выбор, связанный с привязанностью человека к жизни и миру.Медицина действительно имеет свои пределы.

Феноменологический подход

Феноменологическая концептуализация страдания и боли предлагает привлекательную альтернативу дуалистическим теориям и механическому пониманию тела. Footnote 6 В отличие от научного подхода, в котором тело рассматривается с точки зрения третьего лица, феноменологические предложения предполагают перспективу опыта, пережитого субъектом [32, 33]. Это своего рода взгляд от первого лица, который стремится быть значимым и актуальным для других.Хороший феноменологический подход — это не просто субъективное повествование о личном опыте, но он способен уловить важные элементы такого опыта, которые полезны в качестве значимых ресурсов для других людей, пытающихся понять аналогичный опыт.

Очень хороший пример такой точки зрения можно найти в тексте Жана-Люка Нанси L’Intrus , в котором он стремится понять свой собственный «жизненный опыт» трансплантации сердца, связанных с ним тяжелых медицинских процедур и их острых вторичных последствия, такие как лимфома, философски и феноменологически [34].Нэнси концептуализирует свой опыт не просто рассказывая свою историю, но понимая ее теоретически, используя концепцию «вторжения» (вторжения) и идею «вторжения», чтобы понять опыт получения нового органа, его отторжение со стороны его иммунная система, лечение «медикаментами» (измерение, тестирование, наблюдение) и, наконец, рак и последующее лечение. Его описанная странность самого себя и его опыт лиминальности далеко не уникальны, и его размышления о моральных последствиях трансплантации органов и увеличивающихся технологических и научных медицинских вариантах поднимают важные вопросы для дальнейших дискуссий.Короче говоря, феноменология не просто субъективна (хотя она включает в себя личный опыт), и хорошие феноменологические подходы являются мощными философскими инструментами. Поскольку они способны включать перспективу от первого лица, «жизненный опыт», они обладают высоким потенциалом для изучения страдания и боли с точки зрения, которая не является чисто научной или медицинской по своей природе.

С такими понятиями, как «воплощение» и «живое тело» — английский перевод немецкого термина «Leib», в противоположность «Körper» или «физическое тело» [11] — феноменологи внесли свой вклад в «воплощение разума» подчеркивая решающую роль тела в человеческом опыте и предполагая, что мы воспринимаем мир через наши живые тела [32].Это предположение влечет за собой различные последствия для понимания боли и страдания, такие как идея о том, что если мы испытываем боль или страдаем, мы чувствуем это неудовольствие в наших телах, таким образом частично или полностью влияя на то, как мы воспринимаем мир. Прозрачное, безмолвное или даже «отсутствующее» тело [32] может болезненно присутствовать, поэтому мы воспринимаем мир с этой болезненной точки зрения. Footnote 7

Феноменологические подходы тоже внесли свой вклад в «заботу о теле», как и в случае с феноменологическим объяснением «эффекта плацебо», одного из явлений, которые бросают вызов классическим объяснениям медицинской науки.Френкель [35] формулирует эту проблему следующим образом: «Как может личное субъективное ожидание, связанное с приемом таблетки плацебо, когда-либо проявляться как наблюдаемое публичное изменение физиологического тела?» Эффект плацебо особенно бросает вызов различиям между разумом и телом и рассмотрению тела как простого «измеримого объекта». Объяснение, предложенное Френкелем, убедительно: само тело способно осмысленно реагировать на сложную ситуацию, поскольку «у нас есть чувствующее тело, способное реагировать на мир без необходимости вызывать какую-либо рефлексивную активность.Можно даже пойти еще дальше: если мы представляем человека как психофизическое целое, то не будет неправдоподобным думать о том, что тело реагирует осмысленным образом, что «пациент воспринимает возможности исцеления в конкретной ситуации и его тело, таким образом, откликается на просьбу к нему так же, как наша нерефлексивная двигательная активность разворачивается в мире ». Считается, что культурные, социальные и психологические факторы влияют на возможность (побуждение субъекта к ответу в конкретной ситуации) исцеления.

Как уже упоминалось, Свенеус [24] объединил феноменологические тенденции с нарративными концепциями личной идентичности, чтобы концептуализировать боль и страдание. Он объединяет различные определения страдания, предоставленные другими авторами, в попытке охватить «все страдание». Однако объединение этих различных подходов к страданию не гарантирует хорошего определения страдания. Вместо этого оно гарантирует хороший обзор исследований или концептуализации страдания.Хорошее определение должно быть достаточно общим, чтобы включать все случаи страдания. Это не означает, что конкретные описания случаев страдания бесполезны или не имеют смысла для других пациентов, ученых и просто людей, заинтересованных в понимании феномена страдания. Другими словами, отчуждение себя, описанное Нэнси, может охватить одно существенное измерение одного вида страдания, но оно не определяет все виды страдания. Определения страдания как угрозы для «неповрежденного человека», как отчуждения самого себя, как «отчужденного настроения» или «непривычного существа в мире» [33] выражают различные переживания страдания, но это не универсальные описания, поэтому они не являются хорошими определениями.Как утверждает Кляйнман: «Важно избегать эссенциализации, натурализации или сентиментализации страдания. Нет единственного способа страдать; не существует вневременной или внепространственной универсальной формы страдания ». [7].

Потеря себя или поиск себя?

Как указывалось ранее, медицине все еще сложно справиться с этими субъективными, неизмеримыми измерениями страдания и боли — и, более того, с их возможной «неразделимостью» [6], хотя в них были внесены важные вклады, такие как теория контроля ворот. , что имело решающее значение для включения как физиологических, так и психологических аспектов боли в качестве неотъемлемых частей этого явления.Тем не менее, боль и страдания касаются не только медицины, но также социальных и гуманитарных наук, которые вносят существенный вклад в прояснение их культурных, социальных и когнитивных аспектов. Если мы придаем значение этим аспектам переживания боли и страдания, то нам необходимо признать соответствующую роль, которую указанные дисциплины могут играть в их осмыслении, а также в предоставлении ресурсов для облегчения страданий. Это связано с предыдущим утверждением медицины, имеющей свои пределы: существуют типы и измерения страдания, лечение которых не касается медицины (или, по крайней мере, не исключительно).Например, мы не можем справиться с социальными проблемами, которые вызывают социальные страдания, такие как бедность, с помощью медицинских ресурсов. Но, как было сказано выше, это не означает, что медицина не может улучшить управление болью и страданием: напротив, усилия для этого уже предпринимаются, хотя полная революция потребует подлинного преодоления классической дихотомии разум / тело. Footnote 8 Реальное, связное предположение о человеке как о психофизическом, а не дуалистическом существе требует не только частичных реформ в обращении со страданием и болью, но и полной смены парадигмы в понимании Куна [36]. Footnote 9 Тем временем междисциплинарные подходы претворяются в жизнь; например, лечение хронической боли в долгосрочной перспективе теперь включает в себя методы кондукции, чтобы управлять ее эмоциональными и когнитивными последствиями [37, 38], или лечение несоматической боли (например, фибромиалгии) теперь поддерживается психотерапией [39]. ].

Отчуждение (или даже «потеря») себя или «непривычное существо в мире», несомненно, может быть следствием или выражением страдания.Кэти Чармаз [40] описывает «потерю себя» у хронических больных и способствует пониманию страдания как не ограниченного простым «физическим дискомфортом». В своем недавнем посмертном романе Париж-Аустерлиц писатель Рафаэль Чирбес описывает последнюю фазу смертельной болезни человека следующими словами:

«Скорее, у меня сложилось впечатление, что человек, лежащий без дела, стал чужим в мире. как мои глаза, так и его собственные — кто-то неизвестный мне, конечно, но также и ему самому, и поэтому Мишель сам выражал мне это в те дни, когда он испытывал момент просветления.[…] Мишель гаснет, гаснет так же, как и каждый день моего визита, тусклый свет зимнего полудня тускнел в раме окна больницы ». Сноска 10 [41].

Подобно Нэнси, Мишель больше не может узнавать себя, как и его друг. По Свенею, страдание отдаляет нас от нашего собственного тела, от наших отношений с другими людьми и от наших жизненных ценностей [24]. «Отчуждение» означает «превращение в чужого», таким образом, обнаружено, что страдание эквивалентно ощущению того, что мы чужие себе и другим, или странному приспособлению к миру — и оно может помешать нам жить той жизнью, которую мы хотели. .Отчуждение мира также можно отнести к категории «непривлекательных», подобно концепции Арендт: «Нездомное существо в мире» означает, что мы существуем неудобно, в странной, беспокойной среде, где мы не можем отдохнуть или найти то, что нам нужно. место [42].

Эти различные вклады в понимание различных переживаний страдания не обязательно предлагались в качестве основных определений страдания. Например, работа Чармаз предполагает четко обозначенную перспективу; она анализирует «фундаментальную форму страдания» хронических больных в Америке в 1980-х годах [40]. Однако существует риск, если принять такие описания страдания как универсальные, существенные определения, поскольку это может иметь нежелательные эпистемологические и моральные последствия. .

Идея «отчужденного я» предполагает идею своего рода «подлинного я» с «подлинной историей жизни». Страдания могут оттолкнуть нас от наших прошлых забот и даже перевести в состояние лиминальности, когда мы не чувствуем себя как дома в мире или в своем теле, как когда-то. Однако, как указывалось ранее, это не окончательные последствия страдания, и люди не являются статичными, неизменными существами. Наряду с возможной «потерей себя» существует возможность «реконструкции себя» (мы не были нашим «окончательным я» до «потери себя» из-за страдания, и мы не можем восстановить что-то вроде «окончательного« я »).Напротив, мы — результат нашего опыта, включая страдание и боль.

Доказательством несостоятельности эссенциалистских определений страдания является то, что два противоречащих друг другу ответа на проблемы боли и страдания могут быть одинаково значимыми и полезными для управления ими: борьба за отделение себя от своей боли, страдания или болезни и идентификация со своей собственной болью, страданием или болезнью [11]. Один из пациентов Стонингтона удивил его, сказав: «Я хочу быть здесь из-за этого, даже из-за боли.Если я не буду здесь на самом деле, я буду страдать »[43]. Боль при родах утверждается женщинами как элемент самоконструирования своей собственной идентичности как матери и женщины в том смысле, что они хотят быть теми, кто контролирует технологии, используемые для облегчения боли, а не подчиняться их контролю. такая технология [19]. Такие отношения, как выбор боли или принятие страдания, могут быть способом утверждения себя. Для Виктора Франкла [44] принятие неизбежных страданий может быть даже способом найти смысл в жизни; Страдания и храброе противостояние страданиям могут быть способом подтверждения собственной идентичности, достижением, благородным делом, а не деградацией личности.В конце концов, страдание можно рассматривать как характеристику собственной личности; после стольких страданий поэт Розалия де Кастро находит в себе пустое пространство, которое не может быть заполнено ничем, кроме страдания:

«То, что внизу, в самом низу / моих внутренностей / есть пустыня / пустошь / незаполненная смехом / или удовлетворение / но с горькими / плодами боли! » Сноска 11 [45].

Возможно, можно «чувствовать себя как дома в страдании» — не в мазохистском смысле, а как способ справиться с ним.В качестве альтернативы основным определениям я предлагаю понимать страдание как неприятный или даже мучительный опыт, который может серьезно повлиять на человека на психофизическом и даже экзистенциальном уровне.

Концептуализация страдания и боли

Концептуализация страдания как переживания подчеркивает тот факт, что это то, что человек переживает (и то, что Дильтей называет «живым опытом» (Эрлебнис), немедленным, неотраженным опытом, так и «обычным, сформулированным опытом» (Lebenserfahrung) [46, 47].Мы должны смотреть на страдание не как на абстрактное явление, а как на нечто пережитое кем-то.

Страдание, как и боль, неприятно или даже мучительно: даже если мы не принимаем эссенциалистское определение и отвергаем понимание страдания как «потери себя» или «повторного утверждения себя», определение является все еще необходимо. «Неприятность» определяет страдание и боль. Лекнес и Бастиан [48] предлагают «выйти за рамки представления о боли как о просто неприятном», потому что «она также может восприниматься как приятная, вызывать приятные переживания или побуждать нас к приятным переживаниям».Они предлагают ряд преимуществ и преимуществ боли: она представляет собой возможность искупления после проступка, она может подчеркивать храбрость, мотивировать нас, усиливать ощущения, предлагать временное облегчение от другой боли и предлагать «эффективный контраст многим безболезненным переживаниям». , которые могут показаться относительно приятными, если возникают после того, как боль утихнет ». Однако такие преимущества или преимущества существуют только потому, что боль неприятна (в противном случае она не служила бы искуплением и т. Д.). Единственный убедительный аргумент против «неприятности» боли — это состояние «асимболии боли», при котором пациенты ощущают боль, но не неприятность.Как я уже упоминал, боль состоит из соматосенсорного восприятия, за которым следует временный мысленный образ локального изменения в теле (ноцицепция), с одной стороны, и неприятной эмоции, с другой стороны. Для Лекнеса и Бастьяна такое состояние, как «асимболия боли», доказывает, что боль не обязательно неприятна. Однако я утверждаю, что люди, страдающие таким заболеванием, испытывают боль не в полной мере, а только в одной из ее частей. В любом случае асимболия боли — это скорее заболевание, чем обычное переживание боли. Сноска 12

Страдания не всегда бывают крайними. Иногда это терпимый, короткий, несущественный опыт. Однако важно включить в наше определение возможность того, что страдание может повлиять на нас в экзистенциальном измерении, что означает, что оно может повлиять на важные вопросы, касающиеся личной жизни человека, на вопросы, которые влияют на наше существование в мире, например, желание продолжать жить, решать, заводить ли детей или даже как жить — выбор, который следует рассматривать в контексте нашей привязанности к миру.Эта возможность действительно характеризует страдание и помогает нам понять его (возможную) значимость в жизни. Более того, включение экзистенциального измерения страдания подчеркивает способность человека справляться со своими неприятными обстоятельствами / переживаниями, а также решающее влияние его отношения и выбора на весь опыт страдания.

Определение страдания по Merriam-Webster

страдание | \ ˈSə-f (ə-) riŋ \ 1 : состояние или опыт того, кто страдает

Страдание необязательно

Экхарт Толле в своей великой книге A New Earth рассказывает об утке.По сюжету утка вступает в напряженную ссору с другой уткой. Они яростно дерутся в течение нескольких секунд, а затем расходятся. Что касается уток, каждая из них трясет своими перьями и крыльями. В одно мгновение весь их гнев и сила высвобождаются. Эпизод заканчивается, и все возвращается на круги своя; нет больше боли, больше никаких страданий.

Помимо рабочего пальца, мы, люди, отличаемся от животных еще и потому, что у нас есть сознание, которое дает нам возможность хранить и интерпретировать воспоминания и проецировать видения на будущее.Наш необычный ум позволяет нам жить далеко за пределами нашего настоящего момента и обстоятельств. Благодаря этому мы получаем возможность заново пережить и осмыслить негативные события нашего прошлого и предвидеть катастрофические несчастья в нашем будущем. Иногда быть уткой звучит не так уж плохо.

Мне нравится буддийская цитата: «боль неизбежна, но страдание необязательно». Ущерб, который мы наносим себе в уме, часто намного превышает ущерб от реальных событий. Я был жертвой собственного разума в течение многих лет, и это продолжается по сей день.

Тем не менее, я остро осознал, что страдание, которое я создаю в своей голове, только отнимает у меня драгоценные моменты, которые у меня есть, пока я жив. По этой причине я работал над разработкой методов, которые позволят мне лучше справляться с негативными эмоциями в моей жизни. Иногда они работают, а иногда нет, но я продолжаю поправляться с каждым днем, просто становясь счастливее.

Если страдание не является обязательным, попробуйте вместо этого использовать эти 12 техник для создания мышления о счастье:

1-Take Action

Лучшее из известных мне противоядий от чувства тревоги — это действия.Когда вы беспокоитесь о деньгах, подготовьте бюджет вместо того, чтобы сразу выбирать ссуду до зарплаты, в конце концов, у большинства кредиторов до зарплаты плохая репутация. Научиться управлять деньгами — такой важный жизненный навык, который нужно усвоить, поскольку он позволяет создать безопасную платформу, на которой вы можете достичь всего, чего захотите в жизни. К счастью, есть множество онлайн-ресурсов, которые могут вам в этом помочь, например Teachmepersonalfinance.com. Если вас беспокоит дедлайн, приступайте к работе над проектом.Действия устраняют сомнения и, что более важно, возвращают нам контроль. Сейчас мы что-то делаем, и это чувство сильное. Некоторым людям трудно справиться с тревогой. Все мы обнаруживаем, что справляемся с этим по-разному. Таким образом, вы можете обнаружить, что кто-то станет меньше беспокоиться, выполняя дыхательные упражнения. Все разные.

Если вы чувствуете себя застрявшим, наклонитесь к страху и примите меры против него. Вы восстановите контроль и начнете предпринимать необходимые шаги, чтобы справиться с любой проблемой, с которой вы столкнулись.

2-секционная

Когда что-то идет не так в одной области моей жизни, очень трудно удержать от этого влияние на другие. Например, если у меня плохой день на работе, мой уровень энергии может быть низким и отрицательным, когда я вернусь домой. Очень важно разделить на части. Лучший способ, который я знаю, — это остановиться и сбросить настройки. Например, возвращаясь домой после тяжелого рабочего дня, я останавливаюсь на обочине дороги и перестраиваюсь на остаток дня. Я могу сосредоточиться на том, чтобы присутствовать и общаться с моими детьми или хорошо поговорить с женой.Ключ в том, чтобы никогда не позволять негативу катиться на протяжении всей вашей жизни. Разделяйте и храните в коробках, чтобы не было побочного ущерба.

3-Get Perspective

Количество плохих обстоятельств и, казалось бы, негативных событий в моей жизни неисчислимо. Каждый день происходит что-то, что вызывает во мне стресс, страх или гнев. И все же, оглядываясь назад, я почти не могу вспомнить ни одного из них. Это дает мне некоторое представление о том, насколько крошечной и незначительной на самом деле является почти каждая проблема.Я пытаюсь жить простой мантрой: «Это тоже пройдет». Это дает мне потрясающую перспективу и понимание эфемерности трудных обстоятельств моей жизни.

4-Meditate

Меня часто удивляет, как мало людей медитируют. Я боролся с этим много лет, но когда я смог сделать это постоянной частью моей жизни, это стало самым сильным делом, которое я когда-либо делал. Я не знаю точно, что происходит, когда мы медитируем, но я знаю, что мой разум исцеляется, а тревоги и разочарования в моей жизни уменьшаются.Я выхожу из медитации с такой ясностью и сосредоточенностью, и у меня часто появляются новые решения и стратегии, которые позволяют мне справляться с проблемами, с которыми я сталкиваюсь. Найдите способ медитировать, даже если это всего 5-10 минут в день. Это меняет жизнь.

5-дневник

Выделение нескольких минут каждый день на то, чтобы записывать свои мысли в дневник, может иметь большое значение. Фактически, было доказано, что ведение дневника снижает стресс и позволяет нам более эффективно решать проблемы, а также улучшает то, как мы разрешаем разногласия с другими.Ведение дневника работает, потому что оно переносит нас в настоящее и делает нас внимательными. Это похоже на игру на музыкальном инструменте: мы перестаем думать о прошлом или беспокоиться о будущем и проблемах дня.

6-Практика Благодарности

Самый действенный вид ведения дневника для улучшения нашего настроения — это ведение дневника благодарности. Это не только дает преимущества ведения дневника, описанные выше, но и переключает наше внимание на положительные аспекты нашей жизни. Это поднимает наше настроение, улучшает нашу способность взаимодействовать с другими и дает энергию оптимизма, которая помогает нам работать на более высоком уровне.Преимущества ведения дневника благодарности и сознательного увеличения нашей благодарности в целом безграничны.

7-Pray

Молитва сильна, независимо от религии. С кем бы вы ни говорили, я призываю вас к чему-то молиться. Просто делиться своими чувствами и мысленно вербализировать проблемы, с которыми вы сталкиваетесь, имеет решающее значение. Также важно знать, что все это не бессмысленно и что все происходит не зря. Для меня это похоже на мысленный процесс ведения дневника, способ выразить свои чувства, отразить и переориентировать мое внимание и фокус.Если можете, я предлагаю найти способы регулярно (и часто) молиться в течение дня.

8-Therapy

Многие люди воспринимают потребность в терапии как слабость. Я бы сказал, осознание того, что человеку нужна терапия, — большая сила. Я знаю, что самым важным решением, которое я когда-либо принял, было обратиться к психологу. Преимущества, которые она внесла в мою жизнь, неизмеримы. Так важно иметь профессионала, который сможет обосновать вас в реальности, помочь вам сохранить перспективу и предоставить проверенные стратегии, которые помогут вам справиться с негативными эмоциями в вашей жизни.Мой единственный совет — найдите хороший и будьте готовы потратить немного денег, если это необходимо. Возможно, это лучшая инвестиция, которую вы когда-либо делали.

9-Exercise

Физические и психологические преимущества упражнений доказаны и хорошо известны. Между физическим и психическим здоровьем существует невероятно высокая корреляция. Несомненно, существует связь между разумом и телом. Мне нравится анекдот Zig Ziglar, когда кто-то спросил его, слишком ли он занят, чтобы заниматься спортом, и он ответил, что он слишком занят , а не , чтобы заниматься спортом.Найдите способ включить упражнения в свой распорядок дня, даже если это будет 5-минутная прогулка. Ваше тело и разум будут вам благодарны.

10-Minimize Processed Foods

Это новый для меня. Благодаря моей жене я узнал, что добавляют в наши продукты. Когда я ем много обработанных продуктов, особенно рафинированного сахара, у меня мало энергии, я плохо себя чувствую, и мне трудно преодолеть плохое отношение и плохое настроение. Помните, что вкус еды лучше, чем ощущение хорошего самочувствия.Сделайте это мантрой и подпитывайте свое тело пищей, которая также укрепит позитивный ум.

11 — Связь с другими

Нет ничего более омолаживающего, чем стимулирующий разговор с другим человеком. Когда нам плохо, легко изолировать себя, а это полная противоположность тому, что нам нужно.

Я действительно слышал, как люди говорили о создании своего личного совета директоров. Например, у них есть друзья в прекрасном браке, с которыми они могут поговорить и использовать их в качестве образцов для подражания.Вокруг них есть люди, которые умеют обращаться с деньгами и могут с ними посоветоваться. Однако, если у вас нет людей, с которыми вы могли бы обсудить деньги, вы можете обратиться в финансовую консультационную компанию, такую ​​как Key Equity Release, чтобы узнать, могут ли они помочь вам с такими вещами, как ипотека или даже составление завещания. Однако вам следует окружить себя тренерами, друзьями и образцами для подражания, которые помогут вам преодолеть различные жизненные проблемы. Мы делаем нашу жизнь экспоненциальной через других.

12-Занимайтесь музыкой

В ходе нашего исследования мы обнаружили очень интересную закономерность у людей, которые более счастливы и находят наибольшее значение.Большинство из них либо играли на музыкальном инструменте, либо были заядлыми меломанами. Как медитация или молитва, игра или прослушивание музыки переносят нас прямо в настоящий момент. Преступления нашего прошлого на мгновение забываются, как и наши страхи перед будущим. Наш разум открывается и активируется. Игра или прослушивание музыки часто является источником творчества и вдохновения. Позвольте музыке помочь вам подняться над вашими проблемами и вдохновить вас на действия, которые необходимо предпринять для их решения.

В конце концов, все, что у нас есть, — это моменты нашей жизни.Жизнь непроста, и невзгоды поражают всех. Степень, в которой мы можем справиться со страданиями в нашей жизни, определяет уровень счастья и значение, которое мы можем выжать из своего времени. Однако хорошая новость заключается в том, что для нашего счастья нет ничего более важного, чем наша способность контролировать свое настроение и управлять им. Я надеюсь, что описанные выше стратегии помогут каждому из вас лучше справляться с работой, сводя к минимуму страдания, которые вы испытываете.

Страдание и отпускание — Джек Корнфилд

Боль неизбежна.Страдания нет. Страдание возникает из-за цепляния.
Освободи хватку и освободись от страданий.

Любой, кто имел хотя бы краткое введение в буддийское учение, знаком с его отправной точкой: неизбежной истиной о том, что существование влечет за собой страдания. Это называется Первой благородной истиной. Но как трудно полностью принять эту истину. Из всех карт буддийской психологии Благородные истины, которые учат пониманию страдания и его конца, занимают центральное место.Вся цель буддийской психологии, ее этики, философии, практики и общественной жизни — это открытие того, что свобода и радость возможны перед лицом страданий человеческой жизни. Четыре благородные истины изложены как психологический диагноз: симптомы, причины, возможность исцеления и лечебный путь.

Будь мы целителями, терапевтами или друзьями, когда люди обращаются к нам за помощью, мы в первую очередь являемся свидетелями их страданий. Какую бы форму ни принимало это страдание — конфликт, страх, депрессия, стресс, одержимость, замешательство, психическое заболевание, развод, проблемы с работой, семьей или законом, нереализованное творчество или безответную любовь — мы должны с готовностью признать его истину.

Мы тоже свидетели их боли. Буддийская психология проводит четкое различие между болью и страданием. Боль — неизбежный аспект естественного мира. Он физический, биологический и социальный, он вплетен в наше существование, как ночь с днем, так же неизбежен, как твердый и мягкий, как горячий и холодный. В этом человеческом воплощении мы переживаем непрерывные приливы и отливы удовольствия и боли, приобретений и потерь. То же самое и в нашем человеческом обществе: мы постоянно сталкиваемся с похвалой и порицанием, славой и дурной репутацией, успехом и неудачей, возникающими и исчезающими.Третья благородная истина предлагает нам выход, конец страданиям.

Страдание отличается от боли. Страдание вызвано нашей реакцией на неизбежную боль жизни. Наши личные страдания могут включать беспокойство, депрессию, страх, замешательство, горе, гнев, боль, зависимость, ревность и разочарование. Но страдание не только личное. Наши коллективные страдания проистекают из человеческой жадности, ненависти и невежества, принося войну и расизм; изоляция и пытки заключенных; подпитка ненужного голода, болезней и покинутости людей на всех континентах.Это индивидуальное и коллективное страдание, Первая Благородная Истина, и есть то, что мы призваны понять и преобразовать.

Вторая благородная истина описывает причину страдания: цепляние. В нем объясняется, что цепляние порождает отвращение и заблуждение, и из этих трех корней возникают все другие нездоровые состояния, такие как ревность, тревога, ненависть, пристрастие, собственничество и бесстыдство. Это причины индивидуальных и глобальных страданий.

Третья благородная истина предлагает нам выход, конец страданиям.В отличие от боли, страдание не является неизбежным. Свобода от страдания возможна, когда мы отпускаем наши реакции, страх и цепляние. Эта свобода называется нирваной. Это третья благородная истина.

Четвертая благородная истина — это путь к прекращению страданий. Этот путь называется срединным. Срединный путь приглашает нас обрести покой, где бы мы ни находились, здесь и сейчас. Не цепляясь за жизнь и не сопротивляясь ей, мы можем найти бодрствование и свободу посреди наших радостей и печалей. Следуя срединному пути, мы утверждаем целостность, мы учимся успокаивать ум, мы учимся видеть с мудростью.

Четыре благородные истины настаивают на том, чтобы мы сталкивались с нашей болью, болью в нашем теле и разуме и болью мира. Они учат нас не убегать. Только мужественно открывшись печали этого мира, мы сможем обрести свободу. Это требование ко всем, кто пробудится. Как напоминает нам Джозеф Кэмпбелл: «Первый шаг к познанию чудес и тайн жизни — это признание чудовищной природы земного человеческого царства, а также его славы».

Конечно, западная психология также полностью признает страдание.Но в некотором смысле это приводит нас к тому, что мы просто принимаем наши страдания, то, что Фрейд называл нашим обычным уровнем невроза. Как сказал Фрейд в своих знаменитых выражениях смирения: «Цель психоанализа — получить немного больше эго из огромного моря Ид». Как и Фрейд, великие философы-экзистенциалисты Сартр и Камю также обращали внимание на неизбежность наших страданий. Но философское или психологическое принятие нормального несчастья — плохое место для завершения истории.

Четыре благородные истины обещают гораздо больше.Это полный и систематический набор психологических принципов и учений, которые мы можем использовать, чтобы положить конец причинам страдания. Благодаря их пониманию мы можем реализовать свободу.

Правда о страдании | Густаво Раззетти

Боль неизбежна, но не все страдания необходимы

Человек безуспешно пытался поймать обезьяну, которая крала еду из его деревни. Животное было для него слишком умным и быстрым.

Когда он собирался сдаться, мудрый старик поделился секретным трюком.Следуя инструкциям, охотник отрезал часть верхушки кокоса, оставив небольшое отверстие в центре, достаточно большое, чтобы поместилось в руке обезьяны. Он положил в отверстие арахис. А потом привязал кокос к дереву.

Когда все было готово, он ушел. На следующее утро, как и советовал ему старик, обезьяна была поймана — его рука воткнула внутрь кокоса.

Обезьяна стала жертвой не ловушки, а его нежелания отпускать.Отверстие было достаточно большим, чтобы высвободить его пустую руку , а не кулак, полный арахиса — ему просто нужно было выпустить арахис. Но он этого не сделал.

Корень наших страданий — привязанность. Когда мы не можем отпустить, мы наносим себе раны. То, что должно приносить нам счастье, становится нашей ловушкой.

Боль и страдание

Боль — это спасательная система сигнализации, которая позволяет нам сосредоточиться на стрессе. Боль мотивирует поведение, которое поможет нам выздороветь, вылечить или поправиться.Например, когда мы касаемся горячей воды, наша немедленная реакция предупреждает наш мозг о том, что мы в опасности.

Однако, когда наша боль со временем усиливается, она превращается в страдание — мы не можем действовать успешно, проявляя бдительность.

«Рана — это место, куда входит Свет». — Rumi

Вы не можете избавиться от своей боли, но вы можете лучше понять ее. Регулярная эмоциональная боль, не связанная с заболеваниями мозга или серьезными расстройствами, обычно возникает из-за таких эмоций, как разочарование, вина или зависть.Перефразируя наши страдания, мы наносим себе раны — мы подливаем масла в огонь.

Мы часто празднуем свои страдания. Звучит странно, правда? Чем больше мы рассказываем другим, чем больше размышляем над своими болезненными историями, тем больше страдаем. Добавление к нашим страданиям превращает нас в жертву — мы отождествляем со своей болью.

Страдание — это то, как мы научились реагировать: мы привязаны как к страсти, так и к отвращению. Будь честен с собой. Каковы ваши желания? Чего ты избегаешь? Цепляясь за свои иллюзии, вы можете застрять.Чтобы справиться со своими страданиями, мы должны столкнуться с нашей уязвимостью лицом к лицу.

Настоящая трансформация болезненна — от до страданий.

Правда о страданиях

«Мужчин беспокоят не события, а их мнение о них». — Эпиктет

Страдания неизбежны, но не все страдания необходимы.

Ключ в том, чтобы изучить ваше отношение к страданию. Некоторые люди считают, что они невосприимчивы к страданиям («Я не рожден, чтобы страдать!»), Другие отождествляют себя со своими («Мои родители облажались со мной навсегда!»).Поймите, почему вы страдаете. И, самое главное, отличите реальных страдающих от того, которое вы создаете сами.

Страдание имеет негативный оттенок, потому что мы обычно застреваем на опыте, а не учимся на нем.

Для многих религий, например христианства, человеческие страдания означают искупление. Это похоже на испытание, которое готовит нас к загробной жизни. Страдание — это опыт, позволяющий достичь более высокого смысла жизни, он вдохновляет нас искупать, духовно расти и стать более сострадательными.

Греческий философ Эпикур учил, что корень человеческого невроза — отрицание смерти. Мы предполагаем, что смерть — это ужасный и болезненный опыт. Избегание создает ненужное беспокойство. Люди верят, что больше денег, престижа или политического влияния защитят их от смерти.

Но чем больше мы преследуем эту иллюзию, тем больше страдаем — как это случилось с обезьяной.

Буддизм рассматривает страдание как душевную боль, которую мы испытываем, когда наша склонность придерживаться своих желаний сталкивается с изменяющейся природой жизни — наши переживания кажутся разочаровывающими.Будда сказал: «Все, что я учу, — это страдание и конец страданиям». Некоторые считают это пессимистическим подходом. Напротив, мы должны понимать страдание, если хотим положить ему конец.

В нашей жизни мы сталкиваемся с тремя типами страданий.

Болезненные переживания включают как физический дискомфорт, так и эмоциональные страдания. «Страдание страдания» включает рождение, старость, болезнь, смерть и столкновение с нежелательными переживаниями.

Постоянная смена естественно — привязанность к чему-либо бессмысленна.Мы можем пытаться держаться за вещи или людей сколько угодно, но все рано или поздно заканчивается. То же самое происходит, когда мы не получаем или не знаем, чего хотим. Жизнь постоянно меняется. Мы страдаем, потому что сопротивляемся идее, что мы не можем контролировать что-либо, кроме своих действий.

Неудовлетворительность, присущая жизни — это «истина страдания». Мы все чувствуем неудовлетворенность, потому что мы не просветлены. Обрести совершенную мудрость и бесконечное сострадание нелегко.Это самый сложный тип.

Наша привязанность к нашим желаниям — это корень страдания . Нет ничего плохого в стремлении к лучшему образу жизни. Проблема в том, чтобы верить, что в следующий раз — когда мы получим новую работу, партнера, дом, одежду и т. Д. — все будет лучше.

Преследуя иллюзию в следующий раз, вместо того, чтобы чувствовать себя счастливыми, мы застреваем в «кокосе».

Страдание — это сигнал: обращайте внимание

Боль — это не просто сигнал тревоги о том, что что-то не так, она напоминает нам противостоять нашему эмоциональному состоянию.

«Что здесь происходит?»

Психологи говорят, что если вы в депрессии, вы сосредоточены на прошлом. И, если вы беспокоитесь, вы сосредоточены на будущем. Мы страдаем, потому что не можем жить в «здесь и сейчас».

Жить настоящим тяжело. Когда наш ум бесцельно блуждает, мы страдаем. Отвлечение не является проблемой, если мы не используем его, чтобы избежать реальности. Как объясняет Чогьям Трунгпа, страдание происходит от отсутствия — от глупости или невежества.

Боль также является показателем того, что глубоко внутри мы чувствуем себя разделенными.

Мы привязываемся к тому, чего ожидаем от жизни. Дж. Кришнамурти сказал, что причиной страдания было разделение: «Я то, но я хочу быть тем. У меня есть это, но я хочу это иметь ». Разрыв между реальностью и нашими ожиданиями вызывает разочарование. Мы не можем отпустить арахис и стать более тревожными.

Страдание — явный сигнал того, что мы сопротивляемся истинной природе жизни. Мир «такой», но мы хотим, чтобы он был «таким». Мы ожидаем, что жизнь будет другой. Мы стараемся сделать приятным то, что на самом деле болезненно.Мы хотим сделать постоянным то, что всегда меняет .

Когда мы находимся в Неаполе, нам снится, что мы находимся в Риме, как писал Эмерсон.

Истина страдания — это тревожный сигнал: мы понимаем, что не осознаем, кто мы есть на самом деле. Все непостоянно, непостижимо и не познаваемо, в том числе и мы сами.

Самостоятельно нанесенные раны

«Тот, кто боится страдать, уже страдает от того, чего боится». — Мишель де Монтень

Когда мы чувствуем неудовлетворенность, внешний мир становится нашим врагом.Мы жалуемся, обвиняем других и становимся жертвой — мы наносим себе раны.

Мы не можем убрать боль из своей жизни. Мы не можем избежать болезней или старения. Терять кого-то, кого мы любим, болезненно. Но сопротивление непостоянству жизни заставит нас страдать еще больше.

Философ Питер Вессель Цапффе в книге Последний Мессия , объясняет, как мы разработали как сознательные, так и бессознательные механизмы, ограничивающие наше повседневное сознание — они якобы защищают нас от страданий.

Изоляция подавляет мысли или чувства, которые неприятны — мы учимся отключать некоторые из них. Якорь — это создание целей и ценностей, которые будут определять наши действия и защищать нас от нашей темной стороны. Отвлечение временно переключает наше внимание с внутреннего мира на внешний.

Цапффе назвал их «репрессивными механизмами» — они заглушают боль, но не устраняют корень страдания.

Избегание — это один из способов еще больше усугубить наши страдания.Другой — драматизация боли. Оба они — эмоциональные раны, нанесенные самому себе.

Некоторые люди считают свои страдания несправедливыми. Они хорошие, так зачем им страдать? Они считают, что страдание означает наказание — страдать должны только плохие люди.

Нет человека, который бы не страдал. Люди видят в других умнее, моложе, богаче, сильнее, красивее и могущественнее, чем они есть на самом деле. Мы считаем, что другим легче жить — никто не страдает так сильно, как мы.

У каждого человека своя доза боли. Обычно это не очевидно, потому что мы не можем заглянуть за пределы собственной драмы. Сравнивать с другими обманчиво. Мы видим свою боль, но не осознаем, что другие тоже страдают — только по разным причинам.

Мы причиняем себе боль. Чем больше мы разделяем наши страдания с другими, тем больше мы страдаем. Мы страдаем, когда одиноки, а потом страдаем от наших отношений. Мы страдаем из-за того, что у нас нет денег, а затем страдаем из-за того, что мы богаты или недостаточно богаты.Драматизация наших страданий создает эффект снежного кома.

Вы не можете избавиться от всех страданий, но вы можете избежать ненужной боли.

Страдать или не страдать?

Вместо того, чтобы ожидать жизни без страданий, научитесь жить со страданиями.

Хотя эссе Цапффе довольно пессимистично, он представляет четвертое средство против страдания, сублимацию — мы можем преобразовать, а не подавить нашу боль.

Искусство может превратить наши страдания в ценный опыт.Мы можем превратить нежелательные чувства во что-то полезное, а не вредное.

Боль — прекрасный источник вдохновения. Как писал Гарри Дж. Стед: «Страдание рисует на холсте, превращает слова в рифмы, строит небоскребы и дисциплинирует армию. А без страдания, без нашей иррациональной склонности к боли мы действительно потерялись бы ».

Фридрих Ницше утверждал, что жизненные страдания продуктивны, возвышая волю к власти, презирая слабое сострадание или жалость.Он рекомендовал нам добровольно принять «вечное возвращение» величайших страданий.

Внимательность необходима, чтобы понять, почему мы страдаем. Противостоять своей боли; не подавляйте это. Если вам что-то не нравится, почувствуйте это. Освободите место для своих эмоций — позвольте им полностью проявиться. Примите все свои чувства, включая боль.

Принятие не означает отставки. Это тоже не отказ от счастья. Вы все еще можете получить удовольствие, насладиться едой, посмотреть фильм и послушать музыку.Но вы не застрянете в иллюзии привязанности . Понимание , почему вы страдаете , поможет вам ясно увидеть жизнь. Принятие — это не отказ от мечты, а переживание непостоянства жизни без сопротивления.

Любите себя таким, какой вы есть.

Как писал Умайр Хак: «В тот момент, когда вы можете перестать разделять и отделять себя, страдание начинает испаряться, как и большинство других. Когда вы говорите: «Я един со своим страхом, своими шрамами и ранами», вы совершили нечто волшебное.Они больше не могут причинить вам вреда. Вы отняли у них силу ».

Мы должны принять , а не преодолевать наши страдания. В йоге и медитации боль нужно позволять, чувствовать и обнимать. Избегание ведет к дальнейшим страданиям. Будьте в данный момент с болью. Что он пытается вам сказать? Не держите его дольше, не отпускайте слишком рано. Будь с этим.

Эпикур — вопреки распространенному восприятию его доктрины — выступал за непривязанность к эфемерным удовольствиям.Он считал, что мы должны в первую очередь стремиться избежать страданий, освободившись от тревожных занятий.

Привязанность заставляет нас застрять в наших страданиях. Отпустите то, что в кокосе — что бы это ни было.

Боль неизбежна, но не все страдания необходимы. Истина о страдании находится внутри вас.

Существование страдает | Психология сегодня

Источник: Оригинальное искусство Алекси Берри

«Существование есть страдание» — это общий перевод Первой благородной истины буддизма.Как заядлый читатель дзен-буддизма, я часто утверждал, что эта благородная истина вовсе не соответствует действительности или что она просто предшествует другим благородным истинам, которые учат, как облегчить страдания. Но недавно я изменил свою позицию.

Как терапевт, я причастен к боли многих людей. Многие многообещающие студенты сказали мне, что не станут терапевтами, потому что не чувствуют, что могут справиться с чужой болью. Никто не проходит терапию, потому что его жизнь прекрасна и он безболезнен.Поэтому ожидается, что терапевт слышит, а иногда и остается в страданиях других.

Что может быть удивительно, так это то, как много боли испытывают люди, не являющиеся моими клиентами. Возможно, потому, что я терапевт, друзья, коллеги и студенты делятся со мной своей болью. Интересно, что их боль часто бывает не менее сильной, чем у тех, кто ищет облегчения в моем терапевтическом кабинете; они борются с этим так же сильно. Дело в том, что подавляющее большинство населения имеет дело с чем-то болезненным.

Многие религии ожидают, что люди будут воспринимать жизнь как тяжелую и мучительную, и в загробной жизни будут награды. Ожидается, что люди будут справляться с суровыми условиями жизни, будут добрыми и ждут своей награды. Это еще одно свидетельство боли, присущей жизни.

Хотя большая часть буддизма не претендует на загробную жизнь, типичный перевод Первой благородной истины означает, что даже в удовольствии есть страдание, потому что мы знаем, что удовольствие заканчивается (Уорнер, стр. 22). Джейсон Сильва в своем видео «Existential Bummer» заявляет, что даже в муках любви есть боль от осознания того, что момент пройдет.

Фрейд сказал: «Лучшее, на что мы могли бы надеяться, это озарения, которые оставляют нас в чувстве обычного, обычного, повседневного несчастья». (Грин и Пиль). Не только Фрейд придерживается пессимистических взглядов. Многие считают, что борьба с экзистенциальными проблемами, присущими жизни (смерть, личная ответственность, изоляция, свобода, цель, бессмысленность), приводит к печали. Когда я читаю лекции по экзистенциальным вопросам, многие студенты утверждают, что это удручающая философия, и они предпочли бы не думать о ней.Можно утверждать, что под всем (как красноречиво выразился Луи С.К. в этом видео) скрывается пустота и изоляция, которые нельзя отрицать. Осознание этого может быть болезненным. Фактически, многие просто соглашаются с тем, что жизнь трудна (и можно утверждать, что «трудная» является синонимом слова «мучительно»).

Надеюсь, было достаточно аргументов в пользу того, что в жизни много боли. Я хотел бы позволить себе свободу и предположить, что Луи С.К. и экзистенциалисты правы, полагая, что под всем сущим есть пустота, и это приравнивается к боли.Брэд Уорнер говорит о буддизме и о пустоте, которую каждый чувствует и стремится заполнить: «Отсутствие удовлетворения, которое мы чувствуем, естественно и нормально. Это настоящее просветление. Когда мы чувствуем удовлетворение, мы заблуждаемся »(стр. 87). Большая часть того, что мы делаем, отвлекаем себя. Мы отвлекаемся от пустоты и бессмысленности всего этого, работая, создавая цель, веря религиозным догматам, покупая вещи, пристрастия, принуждения и практически любую деятельность, в которую мы вовлечены. Некоторые утверждают, что большая часть того, что мы делаем, является компульсивное поведение, чтобы игнорировать тот факт, что мы умираем и одиноки.Это даже не объясняет того, как люди пытаются избежать ситуативной боли, которую они испытывают.

К настоящему времени вы, возможно, задаетесь вопросом, почему я пытаюсь угнетать вас всей этой экзистенциальной тревогой. На самом деле нет. Я пытаюсь познакомить вас с тем, что уже есть, но по выгодным причинам. Первый — помочь тем, кто заинтересован в том, чтобы заниматься тем, что им нравится, а не тем, к чему они навязчиво тянутся, чтобы облегчить часть своих страданий. Например, вместо того, чтобы бездумно смотреть телевизор, осознанно наслаждайтесь чашкой кофе, или чаем, или крафтовым пивом, или чем-то еще, что пробуждает ваши вкусовые рецепторы.Или, возможно, вместо того, чтобы проявлять компульсивное поведение, о котором вы потом сожалеете, по-настоящему поговорите с тем, кто вам небезразличен. Другими словами, внимательно относитесь к своей жизни и отвлекайтесь на то, что делает жизнь приятной.

Вторая причина, по которой я поднимаю этот вопрос, состоит в том, чтобы продемонстрировать, что страдают не одиноки. Многие из моих клиентов считают, что они одни из немногих, кто испытывает те мысли, которые они испытывают, чувства, которые они испытывают, или боль, присущую жизни. Они считают, что им нужно устраивать шоу, чтобы их воспринимали как нормальные.Они не знают, что устраивать шоу — это нормально (нормальный не значит здоровый), и большинство людей, которых они считают «нормальными», поступают так же.

Третья причина, по которой я был вдохновлен написать это, заключается в том, что каждый проявляет немного больше внимания к тем, с кем контактирует. Как я писал в «Многословном аргументе в пользу молчания», мы часто не осознаем, как то, что мы делаем и говорим, влияет на другого. Люди торопятся выполнять повседневные дела, и боль, которую могут испытывать другие, не принимается во внимание.Всем было бы полезно проявить немного больше любви и сострадания и осознавать свою боль и, следовательно, боль других.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *