§ 6. Французский материализм XVIII в.. Краткий очерк истории философии

§ 6. Французский материализм XVIII в.

Начиная примерно с середины XVIII в. во Франции появляется плеяда мыслителей-просветителей, многие из которых были также и замечательными представителями философского материализма. Французский материализм XVIII в. — новая историческая ступень в развитии материалистической философии, существенно отличающаяся от предшествующих материалистических учений.

Английский материализм XVII в. имел в значительной мере аристократический характер, его учение предназначалось для избранных. В Голландии Спиноза писал свои сочинения на латинском языке, недоступном для широких масс. Напротив, французские материалисты XVIII в. — Ламетри, Гельвеций, Дидро, Гольбах — несут свои идеи в широкие круги городского общества. Они непосредственно обращаются не к государям современной им Европы (хотя не упускают случая заинтересовать их своими взглядами) и не только к читателям из дворянства, но и к массе читателей из класса буржуазии. Они излагают свои философские взгляды не в форме ученых трактатов и специальных статей, а преимущественно в форме широкодоступных изданий — словарей, энциклопедий, памфлетов, полемических статей и т. д. Во всех этих изданиях, написанных на национальном языке — французском, к мастерству изложения присоединяется сила нравственного убеждения и публицистического негодования.

Особенно большое значение для возникновения материализма во Франции имело развитие философии в предшествующем столетии в Англии. Французские материалисты опирались на широкое развитие свободомыслия в Англии. За яркими фигурами Ламетри, Гельвеция, Дидро, Гольбаха стоят не менее яркие и значительные по своему идейному влиянию фигуры английских просветителей Толанда, Тиндаля, Шефтсбери.

Еще значительнее было воздействие во Франции философских идей Локка. Его «Опыт о человеческом разуме» стал для французских материалистов XVIII в. одним из важнейших теоретических источников. Особенное значение получили учение Локка об опытном происхождении знания, критика декартовского учения о врожденных идеях, а также материалистическое в целом понимание самого опыта. Так же важны были педагогические и политические идеи Локка. Если, как учил Локк, душа человека при его рождении есть чистая доска, на которой лишь опыт начинает впервые наносить свои письмена, то отсюда следовало, что совершенство человеческой личности обусловливается воспитанием и Политическим устройством общества. Усвоив локковскую теорию материалистического сенсуализма и эмпиризма, французские материалисты освободили ее от колебаний в сторону агностицизма и рационализма.

Но английский материализм не был единственным теоретическим источником для Ламетри, Гельвеция, Гольбаха и Дидро. Другим важным источником материалистических идей были для них механистический материализм физики Декарта, а также материалистическое учение Спинозы о природе, субстанции и ее атрибутах, о человеке, о душе и ее отношении к телу.

Французский материализм XVIII в. не просто продолжал материалистические традиции, порожденные общественно-историческим развитием Англии, Франции и Нидерландов, он развивал эти традиции дальше, выдвигал новые идеи. Для великих материалистов XVII в. главной научной опорой материалистической мысли были механика и астрономия. Для французских материалистов наряду с механикой такой опорой становятся также медицина, физиология и биология. Открытия и идеи Ньютона, Эйлера, Лапласа, Лавуазье, Бюффона и других выдающихся ученых образуют естественнонаучную основу философских обобщений французских материалистов XVIII в.

Еще более оригинальны этические и общественно-политические взгляды французских материалистов И в этой области они продолжают дело великих мыслителей XVII в. Гоббса, Спинозы, Локка. Однако эти учения в значительной мере утрачивают в философии французских материалистов тот абстрактно-натуралистический характер, какой они имели у писателей XVII в. У Гоббса руководящее человеком стремление к самосохранению выводится еще из аналогии с механической инерцией физического тела, у Гельвеция же и Гольбаха «интерес» рассматривается как специфически человеческий двигатель поведения.

Мыслители XVII в. признают науку и философию достоянием и задачей небольшого числа ученых, резко выделяющихся и возвышающихся над большинством народа. Напротив, в понимании французских материалистов философия не достояние избранных, а дело общественное. Идеи Гельвеция, Гольбаха, Дидро созрели не в тиши изолированных кабинетов, они возникли, отшлифовались, нашли литературную форму выражения в политических салонах Гольбаха и Гельвеция, в полемике и столкновении близких друг к другу, но не тождественных мнений. Более того, авторы этих идей образовали объединение, выражавшее образ мыслей целой группы философов. Само слово «философы» становится в это время в устах врагов буржуазного просвещения кличкой определенной философской партии, или группы. «Философами» именовали просветителей. Это слово вызывало восхищение и одобрение одних и непримиримую ненависть других.

Учение французского материализма о природе. Философия французского материализма слагается из материалистического учения о природе и из учения о человеке и обществе.

Зачинатель французского материализма XVIII в. Жюльен-Офре Ламетри (1709–1751) в общей форме высказал почти все идеи, которые впоследствии были развиты, обогащены, конкретизированы Гельвецием, Дидро, Гольбахом и некоторыми естествоиспытателями — Бюффоном, Мопертюи и др.

Ламетри доказывал, что не только всякая форма неотделима от материи, но и всякая материя связана с движением. Лишенная способности движения, косная материя есть лишь абстракция Субстанция в конечном счете сводится к материи, в природе которой коренится не только способность к движению, но и всеобщая потенциальная способность к чувствительности или к ощущению. Вопреки учению Декарта Ламетри не только стремился доказать одушевленность животных, но вместе с тем указывал на материальный характер самой одушевленности — животных и человека. Хотя для нас, утверждал Ламетри, в настоящее время еще непонятен механизм, посредством которого материя наделяется свойством ощущения, но несомненно, что все наши ощущения обусловлены связью чувства — при посредстве нервов — с материальным веществом мозга. Поэтому никакое ощущение и никакое изменение уже имеющегося ощущения не могут возникнуть без специфического изменения в соответствующем органе чувственного восприятия.

Ламетри лишь наметил ряд основных идей, но не дал их обстоятельного систематического развития. Наиболее систематическим пропагандистом философских учений французского материализма стал

Поль Гольбах (1723–1789). Плодом взаимного обмена мыслей с друзьями явилась «Система природы» Гольбаха (1770), в написании которой кроме Гольбаха приняли некоторое участие Дидро, Нежон и др. «Система природы» — самое крупное из числа сочинений Гольбаха, посвященных теории материализма.

Главная мысль трактата — мысль о сводимости всех явлений природы к различным формам движения материальных частиц, образующим в своей совокупности вечную несотворенную природу. Последовательно опровергаются все богословские и идеалистические предрассудки о характере действующих в природе сил и об их причинах.

Основу всех процессов природы составляет материя с присущим ей свойством движения. В «Системе природы» различаются два рода движения: 1) движение материальных масс, благодаря которому тела переходят из одного места в другое; 2) внутреннее и скрытое движение, зависящее от свойственной телу энергии, т. е. от сочетания действия и противодействия невидимых молекул материи, из которых состоит это тело. Ссылаясь на Толанда, Гольбах доказывает универсальность движения в природе. Во Вселенной все находится в движении. Сущность природы заключается в том, чтобы действовать; если мы станем внимательно рассматривать ее части, то мы увидим, что нет ни одной из них, которая находилась бы в абсолютном покое. Те, которые представляются нам лишенными движения, на самом деле находятся в относительном покое. В противовес Декарту, учившему, что движение было сообщено материи богом, Гольбах утверждает, что природа получает свое движение от себя самой, ибо природа — великое целое, вне которого ничто не может существовать. Материя вечно движется, движение есть необходимый способ ее существования и источник таких ее первоначальных свойств, как протяженность, вес, непроницаемость, фигура и т. д.

Материалистическое понимание природы несовместимо с допущением каких бы то ни было сверхъестественных причин. По убеждению Гольбаха, в природе могут быть лишь естественные причины и действия. Все возникающие в ней движения следуют постоянным и необходимым законам. О тех законах явлений, которые ускользают от нашего наблюдения, мы по крайней мере можем судить по аналогии. Законы причинной связи так же универсальны, как универсально свойство движения в природе. Поэтому, если мы будем знать общие законы движения вещей или существ, нам достаточно будет разложения, или анализа, чтобы открыть движения, которые вступали в сочетание между собой, а опыт покажет следствия, которые мы можем ожидать от них. Над всеми связями причин и действий в природе господствует строжайшая необходимость: природа во всех своих явлениях поступает необходимо, согласно свойственной ей сущности. Благодаря движению целое вступает в сношение со своими частями, а последние — с целым. Вселенная есть лишь необъятная цепь причин и следствий, непрерывно вытекающих друг из друга. Материальные процессы исключают какую бы то ни было случайность или целесообразность. Положение о необходимости Гольбах распространяет на поведение человека и на возникновение всех его ощущений и представлений. Учение это есть несомненно механистический материализм. Поведение человека в обществе и его действия это учение сводит к механической необходимости. О существовании особой закономерности и необходимости, порождаемой возникновением общества, французский материализм не подозревает.

Так как в природе все необходимо и так как ничто из того, что в ней находится, не может действовать иначе, чем оно действует, то отсюда Гольбах выводит отрицание случайности. В вихре пыли, поднятом бурным ветром, как бы он нам ни казался хаотичным, нет ни одной молекулы пыли, которая расположена случайно; каждая молекула имеет определенную причину, в силу которой она в каждый момент занимает именно то место, где она находится. Из теории всеобщего детерминизма Гольбах выводит и отрицание порядка и беспорядка в природе. Идеи порядка и беспорядка субъективны и представляют собой лишь нашу оценку необходимой и объективной ситуации.

Учение о природе, изложенное в «Системе природы» Гольбаха, получило свое дальнейшее развитие в работах самого выдающегося представителя французского материализма — Дени Дидро (1713–1784). Дидро прошел путь от этического идеализма и деизма до материализма в учении о бытии, в психологии, в теории познания, а также до атеизма в вопросах религии. Философские сочинения Дидро 40-50-х годов отчетливо отражают эту эволюцию. В написанных позже «Племяннике Рамо», «Разговоре Даламбера с Дидро» и в «Сне Даламбера» изложение теории материализма достигает наивысшей воодушевленности, прелести литературной формы, изобретательности и остроумия в аргументации. Одновременно с этими философскими сочинениями Дидро много писал по вопросам искусства, эстетики и художественной критики. В издававшихся им «Салонах», в переписке со скульптором Фальконе, в «Парадоксе об актере» он развил новую эстетику реализма, противопоставив ее теориям эпигонов классицизма и натуралистическому пониманию правды. Теоретические принципы эстетики Дидро стремился осуществлять в своих художественных произведениях — в романах и драмах.

Как и другие представители французского материализма, Дидро исходит из положения о вечности и бесконечности природы. Природа никем не сотворена, кроме нее и вне ее нет ничего.

Дидро внес в материалистическое учение о природе некоторые черты и идеи диалектики. Сквозь его воззрения на органическую природу пробивается мысль о развитии, о связи протекающих в природе процессов. В ряде вопросов учение Дидро прорывает узкие рамки механистической метафизики. По мысли Дидро, все изменяется, исчезает, только целое остается. Мир беспрерывно зарождается и умирает, каждый момент он находится в состоянии зарождения и смерти; никогда не было и не будет другого мира. Отдельные черты диалектики у Дидро были высоко оценены Энгельсом.

Особое внимание Дидро привлекала проблема материалистического истолкования ощущений. Каким образом механическое движение материальных частиц может порождать специфическое содержание ощущений? На этот вопрос могут быть два ответа: или ощущение появляется на известной ступени развития материи как нечто качественно новое, или же способность, аналогичная способности ощущения, должна быть признана свойством всякой материи независимо от формы материального тела и от степени его организации. Согласно последнему взгляду, организация определяет только вид одушевления, но не само качество одушевленности, которое принадлежит материи, как таковой.

Дидро был сторонником мысли о всеобщей чувствительности материи. Как было выше указано, к этому взгляду склонялся уже Ламетри. Позднее непоследовательный материалист Робине (1735–1820), автор трактата «О природе», также отстаивал учение о всеобщей чувствительности природы и об органических зародышах как ее материальных первоэлементах.

Дидро не только выработал четкую формулировку этого учения, но, кроме того, опроверг обычно выдвигаемые против него аргументы. В «Разговоре Даламбера с Дидро» он доказывал, что признание того, что различие между психикой человека и животных обусловлено различиями в их телесной организации, не противоречит мысли о том, что способность ощущения есть всеобщее свойство материи.

Развивая этот взгляд, Дидро наметил материалистическую теорию психических функций, во многом предвосхитившую новейшее учение о рефлексах. По этой теории в способах общения животных и людей между собой нет ничего, кроме действий и звуков. Животное — инструмент, обладающий способностью ощущения. Люди тоже инструменты, одаренные способностью ощущения и памятью. Наши чувства — «клавиши», по которым ударяет окружающая нас природа и которые часто ударяют по самим себе. В свое время Декарт вывел из сходных идей заключение, будто животные суть простые машины. По Дидро, из них следует другое. Человек, так же как и животные, заключает в своей организации нечто автоматическое, и автоматизм органических форм не только не лишен одушевленности, но предполагает возможность ощущения как всеобщее свойство материи. Из инертной материи, организованной известным образом, под воздействием другой материи, а также теплоты и движения возникает способность ощущения, жизни, памяти, сознания, эмоции, мышления. Учение это несовместимо с представлениями идеалистов о спонтанности мышления. По мнению Дидро, умозаключения выводим не мы: все они выведены природой, мы только регистрируем соприкасающиеся, известные нам из опыта явления, между которыми существует необходимая или обусловленная связь. Признание независимого от сознания существования внешнего мира, а также признание способности ощущений отражать свойства внешних вещей не означает, однако, что ощущения суть зеркально точные копии предметов. Уже Фр. Бэкон находил, что ум человека похож не на гладкое зеркало, а на зеркало шероховатое, в котором вещи отражаются не совсем точным образом. По Дидро, между большинством ощущений и их причинами не больше сходства, чем между этими самыми представлениями и их названиями. Вместе с Локком и со всем механистическим материализмом XVII–XVIII вв. Дидро различает в вещах «первичные» качества, т. е. существующие в самих вещах и не зависящие от отношения к ним нашего сознания, и качества «вторичные», заключающиеся в отношениях предмета к другим вещам или к самому себе. Последние качества называются чувственными. По разъяснению Дидро, чувственные качества несходны с представлениями, которые о них создаются. Однако в отличие от Локка Дидро подчеркивает объективный характер и «вторичных» качеств, т. е. то, что они существуют независимо от сознания воспринимающего субъекта.

Учение французского материализма о познании. На основе материалистического учения о природе французский материализм выдвинул учение о зависимости всех форм знания от опыта, от ощущений, преобразующихся на более высокой ступени развития в формы мышления и умозаключения. Опытное по своему источнику знание имеет целью не отвлеченное постижение истины, а достижение способности совершенствовать и увеличивать могущество человека. Взгляд этот французские материалисты усвоили у Фр. Бэкона. Дидро развил этот взгляд, учитывая роль техники и промышленности в эволюции мышления и познания. Условие возникновения всякого знания — возбуждение души, ощущение извне. Работа памяти, сохраняющей добытое знание, сводится к материальным органическим процессам.

Методами познания Дидро и другие французские материалисты признали эксперимент и наблюдение. Борясь против идеализма Лейбница, дуализма Декарта и богословия, французские материалисты, начиная с Ламетри, доказывали, что познавательная ценность разума не уменьшается от того, что он опирается на данные внешних чувств, на опыт и наблюдение. Именно на этой основе знание может достигнуть если не полной достоверности, то по крайней мере высокой степени вероятности.

Обусловленность познания механизмом ощущений и физическими причинами не уменьшает значение языка в развитии интеллекта. В языке Ламетри видит систему знаков, изобретенных отдельными лицами и сообщенных людям посредством механической тренировки. В процессе понимания чужой речи французский материализм видит рефлекс мозга, возбужденного словами, наподобие того как скрипичная струна отзывается на удар по клавишу фортепьяно.

С установлением знаков, приуроченных к различным вещам, мозг начинает сравнивать эти знаки между собой и рассматривать отношения между ними. Мозг делает это с той же необходимостью, с какой, например, глаз видит предметы, когда воздействие их передается по нерву с периферии зрительного аппарата в мозг. Все идеи человеческого ума обусловлены наличием слов и знаков. В свою очередь все происходящее в душе сводится к деятельности воображения. Различные типы умственной одаренности суть лишь различные способы применения силы воображения.

Учение французского материализма о человеке и обществе. В учении об обществе французские материалисты остаются еще, как и все домарксистские философы, идеалистами. Однако они выступают против идеалистически-теологического понимания истории человечества, доказывая, что движущей силой истории человечества является человеческий разум, прогресс просвещения. В учении о природе человека, о воспитании, об обществе и государстве французские материалисты отстаивают детерминизм, т. е. учение о причинной обусловленности всех человеческих действий. Хотя человек — продукт внешних сил и физических условий, он все же не может быть освобожден от ответственности за все совершаемое им по отношению к обществу. Так как вменить человеку проступок — значит лишь приписать совершение этого проступка определенному лицу, то необходимость совершаемых человеком действий нисколько не исключает правомерности наказания. Общество наказывает за преступления, так как последние для общества вредны, и они не перестают быть вредными от того, что совершаются в силу необходимых законов.

Далее, само наказание — сильнейшее средство предотвращения преступлений в будущем.

Учение о нравственности, по мнению французских материалистов, должно быть основано на опыте. Как все существа, наделенные чувствами, человек движим исключительно стремлением к удовольствию и отвращением к страданию. Человек способен сравнивать различные удовольствия и выбирать из них наибольшие, а также ставить себе цели и изыскивать средства. Поэтому для него возможны правила и понятия о действиях, лежащих в основе нравственности.

Физические удовольствия — самые сильные, но они непостоянны и при избытке приносят вред. Поэтому предпочтения заслуживают удовольствия умственные — более прочные, длительные и более зависящие от самого человека. Строго говоря, исходной точкой мудрости должно быть не наслаждение, а руководимое разумом познание человеческой природы.

Так как люди не могут жить в одиночестве, они образуют общество, и из соединения их возникают новые отношения и новые обязанности. Испытывая необходимость в помощи других, человек вынужден в свою очередь делать полезное для других. Так образуется общий интерес, от которого зависит интерес частный. По учению Гольбаха и Гельвеция, правильно понятый личный интерес необходимо ведет к нравственности.

Клод-Адриан Гельвеций (1715–1771) основную задачу этики усматривал в определении условий, при которых личный интерес как необходимый стимул человеческого поведения может сочетаться с интересом общественным. Обоснованию этой мысли Гельвеций посвятил трактат «Об уме». По Гельвецию, не только индивид есть часть более широкого целого, но и общество, к которому он принадлежит, есть звено более обширной общности или единого общества народов, связанного нравственными узами. Этот взгляд на общество должен стать, по мысли французских материалистов, побудительной причиной полного преобразования всей общественной жизни. Существующее состояние общества Гольбах и Гельвеций считают далеким от идеала. Этот идеал они видели не в «естественном состоянии», ибо природа сделала для человека невозможным изолированное существование и указала ему на взаимность пользы и выгод как на основу разумного общежития. Без взаимной пользы невозможно для человека никакое счастье. В силу общественного договора мы должны делать для других то, что мы желаем, чтобы и они для нас делали. При этом вытекающие из общественного договора обязанности имеют силу в отношении всякого человека независимо от того, к какой части общества он принадлежит. Отсюда французские материалисты, например Гольбах, выводили общие всем людям предписания человеколюбия, сострадания и т. д.

По мнению французских материалистов, не существует такого образа правления, который вполне удовлетворял бы требованиям разума: чрезмерная власть ведет к деспотизму; чрезмерная свобода — к своеволию, т. е. к порядку, при котором деспотом будет каждый; концентрированная власть становится опасной, власть разделенная — слабой. Средство избавления от недостатков существующих способов правления французские материалисты видят не в революции, а в просвещении общества. Руководимое мудрым правительством воспитание есть самое надежное средство дать народам чувства, таланты, мысли, добродетели, необходимые для процветания общества. При этом отдельные представители французского материализма оценивают роль воспитания по-разному. Гольбах считает целью воспитания переделку первоначального самобытного склада личности. Гельвеций видит в человеке существо, из которого благодаря воспитанию можно сделать все, что угодно. Природная данность темперамента не препятствует возможности его изменения в любом направлении. Процесс воспитания человека оказывает решающее влияние на его физические, умственные и нравственные способности.

В мировоззрении французских материалистов важное место занимало доказательство независимости этики от религии и доказательство возможности высоконравственного общества, состоящего из атеистов. Это учение, а также доказательство несостоятельности всех верований и догматов религии особенно сильно шокировали современников. Не только Вольтер, считавший опасным для общества собственников прямые нападки на самый принцип религиозных верований, но даже такие люди, как Даламбер, соратник Дидро по Энциклопедии, осуждали атеизм и этику Гольбаха как учение хотя и возвышенное, но не имеющее опоры в философских принципах.

Истинная движущая сила человеческих действий, по учению французских материалистов, — эгоизм, или личный интерес, т. е. стремление к наслаждению и уклонение от страданий. Основанием нравственности служит опыт, никакого специфического нравственного чувства не существует. В тех случаях, когда кажется, будто люди руководствуются стремлением к истине и добру, в основе этого стремления также лежит правильно понятый личный интерес.

Поскольку человек руководствуется только личным интересом, то для него критерием нравственности и ума может быть только приносимая ими польза. Это относится как к отдельному лицу, так и к обществу, народу в целом. Честным, справедливым и добродетельным общество считает того, кто приносит пользу. В социальном смысле добродетель есть желание общего блага, а порок — все вредное для общества. Общественная польза должна быть мерилом всех человеческих поступков. В соответствии с этим главная задача законодательства заключается в том, чтобы принудить членов общества поступать согласно этому критерию и приносить в жертву ему все свои чувства, не исключая даже чувства человеколюбия. При этом законодатель должен не осуждать страсти как зло, а, помня, что они единственное побуждение к деятельности, внушать такие страсти, которые способствовали бы общей выгоде.

Если Руссо ставил естественное состояние человека выше цивилизации, то Гельвеций, напротив, доказывал неоспоримое преимущество воздействия на человека культуры, воспитания и государственных установлений. Умственное неравенство людей зависит от неравных условий воспитания и от различного сочетания окружающих обстоятельств. При определенных условиях любой человек может подняться до вершин творчества в любом виде научного и художественного труда. Воспитание может осуществить все: даже гений не прирожденный дар, а результат целесообразной культуры и обучения. При этом воспитание должно быть не частным или домашним, где всегда возможны отклонения от того, что необходимо обществу, а публичным или государственным: только такой характер воспитания обеспечивает последовательное развитие человека в нужном направлении.

Так как влияние законодательства на общество очень велико, то вопрос о государственном строе имеет исключительное значение. Различия между народами обусловливаются не природными свойствами племен и не физическими условиями, а в первую очередь Политическим строем. Сравнение различных форм правления приводит Гельвеция к выводу, что в отличие от абсолютной монархии и от аристократического строя только в демократическом правлении власть имеет в виду пользу всего-общества, а каждый гражданин служит своей деятельностью-общим целям. При таком правлении личный интерес сочетается с общим, а это сочетание — единственное побуждение к добродетели. Наряду со свободой условием процветания общества Гельвеций считает умеренность потребностей и желаний; мысль эта развита в его трактате «О человеке».

Энциклопедия. Дидро был самым выдающимся мыслителем в кругу французских материалистов XVIII в. Он превосходил Ламетри, Гольбаха и Гельвеция своей разносторонней одаренностью и влиянием, какое его деятельность и его идеи оказали на общество. Дидро был подлинным вождем материалистического направления, борцом несокрушимой воли и энергии, ни на мгновение не терявшим веры в конечное торжество истины и просвещения. Во всей полноте эти качества Дидро проявились в его работе по руководству Энциклопедией.

Предприимчивые издатели пригласили Дидро составить план французского варианта нашумевшей в Англии Энциклопедии Чемберса. Дидро развил грандиозный проект. По его замыслу весь материал статей должен был быть организован не столько последовательностью алфавита, сколько новой руководящей точкой зрения, определяющей и выбор материала, и его философскую, общественную и научную трактовку. Энциклопедия должна была стать боевым органом пропаганды идей философского материализма и просвещения. Вместе с тем она должна была собрать положительные результаты, достигнутые человечеством не только в области литературы, искусства, науки, философии, но также в области техники, промышленности, фабричного и ремесленного производства. При этом пропаганда передовых идей должна была идти рука об руку с разрушением и критикой рутинных взглядов, предрассудков, суеверий, верований и т. д.

Дидро разделил руководство редакцией Энциклопедии с Даламбером — математиком, философом и литератором. Но, предоставив Даламберу отдел физико-математических наук, Дидро оставался подлинным руководителем всего дела в целом.

История издания Энциклопедии была историей непрерывно нараставших трудностей, преследований, препятствий, а также историей постепенного отхода от Дидро даже тех сотрудников, которые, как Даламбер, на первых порах были воодушевлены общим делом и смело глядели в глаза опасности. Со временем ушли из Энциклопедии и Вольтер, и Руссо, и даже сам Даламбер. Один Дидро остался непоколебимым на своем посту. Ни запрещения, ни перерывы в выпуске томов, ни коварство финансировавших издание книготорговцев, которые изуродовали втайне от Дидро все наиболее опасные статьи последних томов и выбросили из них все, что могло стать поводом для новых запрещений, не сломили решимости Дидро довести начатое дело до конца. Дидро действительно завершил свое предприятие.

* * *

Французский материализм — высшая форма материалистической мысли XVIII в. Своеобразные условия общественного движения и борьбы в этот период, подготовлявший буржуазную революцию во Франции, придали французскому материализму Политическую действенность и влияние на дальнейшую разработку важнейших вопросов современности. Очень большое значение имело теоретическое обобщение французскими материалистами достижений науки и философии, развивавшихся в XVII–XVIII вв. во Франции, Англии и Голландии.

Высокую оценку достижений французского материализма высказали классики марксизма-ленинизма. В труде «Святое семейство» Маркс дал сжатый, но чрезвычайно богатый мыслями, очерк истории французского материализма, анализ его идейных источников и характеристику его исторического значения. Маркс показал, что учения французского материализма имели теоретические корни, во-первых, в материалистических идеях Локка и его последователей, во-вторых, в материалистических идеях физики Декарта и всего естествознания в целом. Маркс разъяснял, что французский материализм XVIII в. не только боролся против существующих политических учреждений, а вместе с тем против существующей религии и теологии, но и вел открытую, ясно выраженную борьбу против метафизических систем XVII в., т. е. против учений Декарта, Спинозы, Лейбница, допускавших существование сверхчувственной реальности.

В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» показал, как велико было значение французского материализма в выработке общих для всякого материализма принципиальных философских основ. Такими основами были; 1) последовательное материалистическое решение вопроса об отношении мышления к бытию, к природе; 2) материалистическое объяснение природы; 3) материалистическое обоснование теории ощущения и т. д. Ленин показал, что не меньшим было и значение французского материализма в истории европейского просвещения, в истории атеизма и свободомыслия. Ленин подчеркивал, что «бойкая, живая, талантливая, остроумно и открыто нападающая на господствующую поповщину публицистика старых атеистов XVIII века» и в наше время может служить делу антирелигиозной пропаганды.

При всех этих заслугах французский материализм XVIII в. был ограничен историческими рамками своего века. Несмотря на тесную связь с биологией и медициной, он еще оставался в своем теоретическом содержании материализмом механистическим. Развитое им учение о человеке все же близко к механицизму XVII в. В учении французского материализма опознании немало ценного. Так, Дидро возродил идеи Бэкона о знании как силе и выдвинул правильные положения о роли техники и производства в жизни цивилизованного человечества. Однако французские материалисты не дошли до диалектического понимания процесса познания.

Ограниченность французского материализма особенно сказывается в его социальных теориях. Последовательный в учении о природной основе жизни человека, французский материализм остается непоследовательным в своих попытках выяснить движущие силы исторического процесса. Материалистические представления о значении среды, формирующей человека, его мораль, его убеждения сочетаются у французских материалистов с идеалистическим пониманием хода исторического процесса. В конечном счете ход истории определяется, по их мнению, умственным прогрессом — прогрессом просвещения, знания. Причины самого умственного прогресса, коренящиеся в развитии материального производства, остались французским материалистам неизвестны.

Отсутствие правильной исторической точки зрения на явления духовной жизни общества ограничивало и развитую французскими материалистами «просветительскую» критику религии. Талантливые, неистощимо остроумные в разоблачении всех иллюзий религиозного мировоззрения, французские материалисты оказались неспособными усмотреть источник этих иллюзий в материальной основе общественных отношений. Они полагали, что борьба с религией должна вестись главным образом в области теории. Но они не подозревали, что условием полного успеха этой борьбы может быть только окончательное искоренение тех общественных отношений и противоречий, которые делают возможным само существование религиозных заблуждений.

И все же изучение материалистической философии эпохи буржуазных революций XVII–XVIII вв. наглядно подтверждает вывод, сделанный В. И. Лениным: «В течение всей новейшей истории Европы, и особенно в конце XVIII века, во Франции, где разыгралась решительная битва против всяческого средневекового хлама, против крепостничества в учреждениях и в идеях, материализм оказался единственной последовательной философией, верной всем учениям естественных наук, враждебной суевериям, ханжеству и т. п. Враги демократии старались поэтому всеми силами „опровергнуть“, подорвать, оклеветать материализм и защищали разные формы философского идеализма, который всегда сводится, так или иначе, к защите или поддержке религии».

Выдающееся историческое значение французского материализма XVIII в. заключается в его борьбе против религии и идеализма, в защите, обосновании и дальнейшем развитии материалистического миропонимания, которое в трудах представителей этого философского течения приняло новую, более четкую историческую форму.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

§ 1. Развитие диалектического материализма в трудах Энгельса «Анти-Дюринг», «Людвиг Фейербах…» и других произведениях

§ 1. Развитие диалектического материализма в трудах Энгельса «Анти-Дюринг», «Людвиг Фейербах…» и других произведениях

В конце 70-х годов в рядах немецкой социал-демократии некоторое влияние приобрели идеи Е. Дюринга, философия которого представляла собой эклектическую смесь вульгарного материализма и идеализма. Теории научного социализма Дюринг противопоставил идею о социализме, исходящую из отвлеченного принципа справедливости, открыто выступил против марксистской теории революции и диктатуры пролетариата и их философского обоснования — диалектического и исторического материализма. Дюрингу потворствовали оппортунистические элементы в немецкой социал-демократической партии. Мост, Бернштейн и другие противники революционного марксизма стремились заменить марксистский материализм дюрингианством, популяризируя его идеи. Даже В. Либкнехт и А. Бебель вначале сочувственно относились к Дюрингу и не сразу поняли враждебность его взглядов марксизму.

Основоположники марксизма считали необходимым обосновать и изложить главные принципы современного материализма и тем самым нанести удар по буржуазной философии. Эту задачу и выполнил Энгельс в своих работах «Анти-Дюринг» (1878) и «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (1886). Рукопись «Анти-Дюринга» была просмотрена и одобрена Марксом, который написал десятую главу II отдела, посвященную разбору экономических вопросов. Структура книги соответствует содержанию основных частей марксизма: диалектического материализма, экономического учения Маркса и научного социализма. В этом труде Энгельс подверг критике Дюринга по коренным вопросам философской науки: о предмете философии, о ее методе и принципах, о единстве мира, о пространстве и времени, о движении и его формах, о теории познания. Были проанализированы теоретические проблемы естествознания.

В «Анти-Дюринге» Энгельс критиковал кантианство, философию Гегеля, вульгарный материализм. Но главным в этом произведении было обоснование и разработка важнейших проблем марксистской философии, коренных вопросов социологии и истории социализма. «Здесь, — замечает В. И. Ленин, — разобраны величайшие вопросы из области философии, естествознания и общественных наук…»

Основные проблемы диалектического материализма. В «Анти-Дюринге», со всей глубиной раскрывающем революцию, совершенную основоположниками марксизма в философии, Энгельс показывает неразрывную связь диалектического материализма с научным социализмом и экономическим учением Маркса. Излагая основные положения пролетарского мировоззрения, Энгельс главное внимание уделяет выяснению диалектического характера марксистского материализма, подчеркивая его принципиальное отличие от предшествовавшего, метафизического материализма.

Марксистскую диалектику Энгельс рассматривает как итог развития философии и естествознания и обобщение объективных законов природы и общества. Раскрывая положение о диалектике как аналоге действительности, он писал: «…для меня дело могло идти не о том, чтобы внести диалектические законы в природу извне, а о том, чтобы отыскать их в ней и вывести их из нее». Энгельс определяет диалектику как науку о всеобщих законах движения и развития природы, общества и человеческого мышления. В категориях и понятиях человек отражает объективные законы природы и общества, всеобщую связь, взаимозависимость и развитие явлений мира.

Энгельс подверг критике порочную методологическую позицию Дюринга, который в своей претенциозной «философии действительности» объявил, что при объяснении внешнего мира нужно исходить из «первоначальных принципов», выведенных из мышления. Показывая, что метафизический метод Дюринга представляет собой воскрешение априорного метода кантианства, Энгельс отмечает, что в действительности общие принципы не исходный пункт, а заключительный результат исследования. Принципы правильны лишь постольку, поскольку они согласуются с закономерностями природы и истории.

Обобщая итоги развития философии; естествознания, экономической и исторической наук, Энгельс раскрывает основные законы материалистической диалектики и показывает их действие в различных областях знания и деятельности людей. К основным законам диалектики он относит закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количества в качество и обратно, закон отрицания отрицания. Каждый из этих законов отражает существенные стороны единого процесса развития природы и общества.

В противоположность дюринговской метафизике, согласно которой первоначальным состоянием мира была абсолютная неподвижность, а конечным состоянием его — уравновешенное движение, Энгельс указывает на движение как на форму существования материи. «Материя без движения так же немыслима, как и движение без материи. Движение поэтому так же несотворимо и неразрушимо, как и сама материя — мысль, которую прежняя философия (Декарт) выражала так: количество имеющегося в мире движения остается всегда одним и тем же. Следовательно, движение не может быть создано, оно может быть только „перенесено“». Материя находится в бесконечном движении и развитии. Это движение имеет диалектический характер. Всем явлениям и процессам в природе и обществе свойственны внутренние противоречия. Энгельс иллюстрирует это положение марксистской диалектики примерами из различных областей познания природы — механики, математики, биологии и т. д. Он показывает, что противоречия существуют объективно, они заключены в самих вещах. С точки же зрения метафизики такое утверждение бессмысленно. Поэтому для метафизики движение совершенно непостижимо. Она не в состоянии понять переход от покоя к движению.

Движение, изменение и развитие находят свое выражение в диалектических законах. Первый закон диалектики — закон единства и борьбы противоположностей. Противоречия составляют источник развития всех явлений мира. Уже простое механическое движение, не говоря о высших формах движения, содержит в себе противоречие. Касаясь развития органической жизни и его источника, Энгельс говорит: «…жизнь тоже есть существующее в самих вещах и процессах, беспрестанно само себя порождающее и себя разрешающее противоречие, и как только это противоречие прекращается, прекращается и жизнь, наступает смерть».

Энгельс указывает на многообразие форм единства и борьбы противоположностей, отмечая антагонистический характер социальных противоречий в классовом обществе, основанном на частной собственности. Он подчеркивает необходимость конкретного подхода к различным формам противоречий и их разрешению.

В связи с анализом закона развития путем борьбы противоположностей в «Анти-Дюринге» ставится вопрос о соотношении диалектики и формальной логики. «Пока, — писал Энгельс, — мы рассматриваем вещи как покоящиеся и безжизненные, каждую в отдельности, одну рядом с другой и одну вслед за другой, мы, действительно, не наталкиваемся ни на какие противоречия в них». В этом случае действуют правила обычной, формальной логики. Но когда мы начинаем рассматривать явления в движении и изменении, мы наталкиваемся на противоречия. Их может отразить только диалектика, диалектическая логика. Энгельс говорит, что соотношение логики формальной и логики диалектической аналогично соотношению математики постоянных величин и математики переменных величин.

Второй закон диалектики — закон перехода количества в качество и обратно — также имеет объективный и универсальный характер. Энгельс показывает это примерами, взятыми из самых различных областей научного познания. Закон перехода количества в качество гласит, что каждое качественное изменение в природе и обществе есть результат количественных изменений и что переход от одного качества к другому совершается через перерыв постепенности, через скачок. Происходит и обратный процесс — превращение качественных изменений в количественные.

Третий закон диалектики — закон отрицания отрицания — также весьма общий и широко действующий закон в природе, обществе и мышлении; он отражает стадии развития явлений от низшего к высшему, от простого к сложному, от старого к новому. Каждое явление действием внутренних противоречивых сил порождает свое собственное отрицание. В диалектике отрицать, замечает Энгельс, не означает объявить вещь несуществующей или произвольно уничтожить ее. Диалектическое отрицание не абсолютный разрыв нового со старым, а необходимый момент связи в развитии.

Отрицание выражает внутреннее своеобразие развития явления, переход его в свою противоположность. Для каждой категории предметов существует свой, особый способ отрицания. В процессе развития происходит не одно отрицание, а последовательная смена одних отрицаний другими. Одну из существенных сторон закона отрицания отрицания Энгельс видит в том, что на высших стадиях происходит как бы возвращение к низшим с повторением некоторых черт старого. Энгельс рассматривает отрицание отрицания как общую форму развития путем противоречий от начальной стадии до ее завершающей, как итог поступательного развития.

Все основные законы диалектики взаимно связаны и обусловливают друг друга. В реальных процессах они действуют одновременно.

Опровергая метафизическую концепцию Дюринга о познании как постижении истины в последней инстанции, Энгельс излагает марксистскую теорию познания. Познание отражает вечно развивающуюся природу с ее бесконечным многообразием связей. Анализируя диалектику абсолютного и относительного, истины и заблуждения в познании, Энгельс отмечает: «Истина и заблуждение, подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области». Многочисленными примерами из естествознания и истории он опровергает тезис Дюринга об окончательной истине в последней инстанции, о существовании неизменного и абсолютного знания и подчеркивает относительный характер познания. Нельзя, говорит Энгельс, «прилагать мерку подлинной, неизменной, окончательной истины в последней инстанции к таким знаниям, которые по самой природе вещей либо должны оставаться относительными для длинного ряда поколений и могут лишь постепенно достигать частичного завершения, либо даже (как это имеет место в космогонии, геологии и истории человечества) навсегда останутся неполными и незавершенными уже вследствие недостаточности исторического материала». Человеческое познание не ограниченно по своей природе, но оно исторически ограниченно на каждом этапе своего развития и для каждого отдельного человека.

Касаясь так называемых вечных истин, отыскание которых Дюринг считал главной задачей познания, Энгельс пишет, что «вечные истины» как истины факта, как некоторые ограниченные по своему содержанию суждения существуют. Но в познании идет речь не о таких истинах, а об истинах, раскрывающих различные стороны и связи бесконечно развивающегося мира. Энгельс, опровергая аргументацию неокантианцев и других агностиков, обосновывает тезис марксизма об объективном характере познания и разрабатывает вопрос о практике как основе познания. Наши восприятия и суждения, поскольку они соответствуют предметному миру, истинны. Если бы они были ложны, то предпринимаемые на основе их наши действия приводили бы к неудаче. Практика дает доказательство истинности познания. Лучшим опровержением всех домыслов агностиков служит поэтому практическая деятельность человека.

Разработка Энгельсом вопросов истории философии. В произведении «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и других своих работах Энгельс уделил большое внимание вопросам истории философии, разработав ряд важных проблем историко-философской науки. Разработка их стала методологической основой марксистской истории философии как науки.

Энгельс дал классическое определение основного вопроса философии: «Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии есть вопрос об отношении мышления к бытию». Это позволило строго научно подойти к определению предмета философии и истории философии и установить важнейшую закономерность ее развития — борьбу между материализмом и идеализмом на протяжении всей многовековой истории философской мысли. Открытие Энгельсом этой закономерности развития философии дало научный, объективный критерий для оценки философских учений.

Энгельс подверг критике идеалистические концепции, рассматривающие историю философии как историю развития идей, независимую от социальной и экономической истории общества. Он показал, что развитие философии определяется в конечном счете ходом развития социально-экономических отношений, складывающихся в обществе, что философов «толкало вперед главным образом мощное, все более быстрое и бурное развитие естествознания и промышленности» и что философия представляет собой одно из идеологических средств борьбы между классами в обществе. Вместе с тем Энгельс выдвигает тезис об относительной самостоятельности развития философского знания, об исторической преемственной связи философских идей. Философия каждой эпохи располагает мыслительным материалом прошлого, из которого она так или иначе исходит. Только при таком подходе к истории философии, когда принимается во внимание и логика развития самих идей, можно объяснить тот факт, почему страны более отсталые в экономическом отношении в отдельные периоды могли играть в философии первенствующую роль. Энгельс резко критикует немецкого буржуазного социолога П. Барта, который рассматривал историю философии как «кучу развалин разрушенных систем». История философии есть история познания.

Исключительно важное методологическое значение для историко-философской науки имеет положение Энгельса о принципиальном различии домарксовского и диалектического материализма. Анализируя французский материализм XVIII в., Энгельс вскрывает историческую ограниченность всего старого материализма. Он отмечает три основных его недостатка: 1) этот материализм был преимущественно механистическим; 2) ему был свойствен метафизический, антидиалектический метод мышления и 3) для него было характерно идеалистическое понимание общественных явлений.

Диалектический материализм — высшая форма материализма, он «представляет собой не простое восстановление старого материализма, ибо к непреходящим основам последнего он присоединяет еще все идейное содержание двухтысячелетнего развития философии и естествознания, как и самой этой двухтысячелетней истории». Энгельс приходит к выводу, что с каждым составляющим эпоху открытием в области естествознания материализм неизбежно должен изменять свою форму. Это положение подтверждается всем последующим ходом развития диалектического материализма.

Большое значение для историко-философской науки имеет разработка Энгельсом вопроса об истории развития диалектического мышления. Осмысление процесса развития диалектических идей в истории философии — сложная, но необходимая задача, без решения которой невозможно раскрыть процесс развития человеческого познания. Прогресс познания был связан с обогащением его диалектическими идеями. В истории философии этот процесс прерывался, делал большие отступления, но прогресс несомненно был. Несмотря на господство метафизического способа мышления в XVII в., тогдашняя философия имела, по выражению Энгельса, блестящих представителей диалектики (Декарт и Спиноза). Французский материалист Дидро развил ряд диалектических идей. Диалектика на идеалистической основе была разработана в системах немецкой классической философии конца XVIII — начала XIX в. Новой, научной формой диалектики явилась марксистская, материалистическая диалектика. Раньше диалектика стихийно прокладывала себе путь в научном познании, но на определенном этапе развития науки и общества возникла необходимость сознательного отображения диалектических процессов в природе, обществе и самом мышлении.

Возникновение диалектического материализма есть, с одной стороны, результат коренной переработки гегелевской философии и преодоления односторонности материализма Фейербаха, с другой — результат глубокого анализа огромных успехов естествознания в XIX в.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

Диалектический материализм для «Чайников». Предисловие: 1957_anti — LiveJournal

В далёком прошлом, когда радиаторы автомобиля перед выездом заправляли водой, как показано, например, в фильме «Девять дней одного года» у неопытного автомобилиста вода в радиаторе могла закипеть и тогда, со стороны автомобиль был похож на кипящий чайник. С тех далёких пор, неопытных автомобилистов стали называть чайниками. Сегодня охлаждающая жидкость в радиаторе автомобиля совсем не вода, и автомобили у неопытных водителей давно никому не сигнализируют паром, но слово чайник так понравилось людям, что закрепилось в обиходе и стало распространяться на любого неопытного в чём-то человека. Т.е. книга рассчитана на неопытного читателя, делающего первые попытки подойти к изучению Диалектического материализма. И как истинные чайники, молодые люди пытаются начать, как они считают, с азов, с: В. Ф. Гегеля, К. Г. Маркса и Л. А. Фейербаха. По непонятным причинам, на просторах интернета именно их указывают основателями Диалектического материализма, ставя равенство между Диалектическим материализмом и марксизмом. Такое знакомство сродни прививке от Диалектического материализма, диалектической логики и вообще от Диалектики. К слову, К. Г. Маркс действительно сделал фундаментальный вклад в становление и развитие Диалектического материализма, как и не менее гениальные люди: В. И. Ленин и И. В. Сталин. Но следовать стопами только К. Г. Маркса для изучения и использования диалектического материализма совершенно не обязательно и даже вредно, т. к. философию Диалектического материализма помимо К. Г. Маркса формировала масса людей, совершенно различных направлений своей деятельности, таких как: Б. М. Спиноза, М. В. Ломоносов, А. Н. Радищев, И. И. Кант, К. Ф. Вольф, Н. И. Лобачевский, В. В. Петров, Э. Х. Ленци, И. Е. Дядьковский, К. Ф. Рулье, К. М. Бэр, П. Ф. Горянинов, А. М. Бутлеров, Д. И. Менделеев, Ю. Е. Богуский, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Ф. Ф. Энгельс, В. И. Ленин, И. В. Сталин, К. А. Тимирязев, И. В. Мичурин, Т. Д. Лысенко, И. М. Сеченов, И. П. Павлов, А. И. Опарин, О. Б. Лепешинская, О. Ю. Шмидт, А. О. Ковалевский, В. В. Докучаев, Н. А. Умов, П. Н. Лебедев, А. С. Макаренко, Э. В. Ильенков и многие другие.

Так что такое Диалектический материализм? Диалектический материализм – это философское основание осознанного преобразования материи человеком. Почему его ещё называют Марксизмом-Ленинизмом-Сталинизмом? Потому что из наиболее ярких и наглядных направлений его применения явились: блестяще организованная — Великая Октябрьская социалистическая революция 1917г. и построение нового типа государства с новым типом организации и управления – СССР до 1957г. Успех был столь ошеломляющим (на каждом этапе), что в честь людей, осуществляющих применение и развитие Диалектического материализма, его и назвали Марксизм-Ленинизм-Сталинизм. Но возможности Диалектического материализма таковы, что его с успехом можно применять, в любой сфере деятельности человека и общества, как в масштабах предприятия, так и в масштабах совокупности стран участниц ВТО, в вопросах никак не связанных с построением бесклассового общества. Вероятно, читатель сам теперь сможет догадаться, чем Марксизм отличается от современного Диалектического материализма, от Марксизма-Ленинизма и эти учения отличаются от Марксизма-Ленинизма-Сталинизма?

Почему Диалектический материализм носит такое странное название? Название происходит от словосочетания — материалистическая диалектика. «Диалектика» происходит от греческого слова „диалего», что значит вести беседу, вести полемику. Под диалектикой понимали в древности искусство добиться истины путем раскрытия противоречий в суждении противника и преодоления этих противоречий. В древности некоторые философы считали, что раскрытие противоречий в мышлении и столкновение противоположных мнений является лучшим средством обнаружения истины. Этот диалектический способ мышления, распространенный впоследствии на явления природы, превратился в диалектический метод познания природы, который рассматривал явления природы, как вечно движущиеся и изменяющиеся, а развитие природы — как результат развития противоречий в природе, как результат взаимодействия противоположных сил в природе».

Материализм (от латинского materialis — вещественный) — первичность материи, бытия, физического и объективного, сознание и мышление — свойство материи.
       Материалистическая диалектика — органическое соединение диалектики с материализмом, которые вооружают мышление человека способностью и умением строить объективно-истинный образ окружающего мира, способностью и умением переделывать этот мир в согласии с объективными тенденциями и закономерностями его собственного развития.

Основной особенностью Диалектического материализма является невозможность его изучения и дальнейшего владения без непосредственного изменения окружающего мира. Диалектический материализм без практики, для теоретических интеллектуальных споров не нужен и не очевиден, даже вреден. Различные философы разных кафедр и интернет сообществ, утверждающие, что владеют Диалектическим материализмом, как его сторонники, так и противники, но не преобразующие мир вокруг себя подобны теоретику фигурного катания, который досконально знает теорию, но никогда в жизни не видавший коньки. Его беда, не только в отсутствии какой либо практики и бесполезности «знания», но и в том, что он учит других предмету, который считает, что знает и ведёт агитацию или контр агитацию в отношении «изученного» им предмета на теоретическом уровне.

Автор настоящих строк взял на себя смелость написать данную книгу, т.к. в своей непосредственной деятельности применяет Диалектический материализм и возможно, что полученный опыт будет полезен читателям.

Критика материалистической диалектики (часть 2)

Предыдущая часть здесь.

«Таким образом, с точки зрения достаточного определения, диалектический или ТВОРЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ есть наука о законах добросовестного мышления, в основе которого не лежит ничего, кроме объективных законов движения от незнания к объективной истине, от явления к сущности все более высокого порядка.» — сообщает нам Подгузов в той же статье. А вот во 2 части этой статьи он пишет уже вот что: «Диалектический материализм это ПРЕДЕЛЬНО СИСТЕМНЫЙ, СУЩНОСТНОЙ, КОМПЕТЕНТНЫЙ метод мышления без права на ошибку.» Т.е. «творческий материализм есть наука», но он же, одновременно, еще и «метод мышления». А диалектика тогда что?! Какой мы можем отсюда сделать вывод? Отбросив пока в сторону игру слов наука-метод, получается, диалектический (творческий) материализм есть материалистическая диалектика. Что это — логическая ошибка или ошибочная логика? Игра слов или демагогия? А может быть это две разные науки и, одновременно, два разных метода?
     Попробуем обратиться к Сталину. Вполне возможно, он поможет нам разъяснить ситуацию. В своем сочинении «Анархизм или социализм?» товарищ Сталин сообщает нам следующее:
Марксизм — это не только теория социализма, это — цельное мировоззрение, философская система, из которой само собой вытекает пролетарский социализм Маркса. Эта философская система называется диалектическим материализмом. Поэтому изложить марксизм — это значит изложить и диалектический материализм. Почему эта система называется диалектическим материализмом? Потому, что метод ее — диалектический, а теория — материалистическая.» Здесь мы видим, что диалектический материализм — философская система. Но система чего? Наверно, все-таки система законов. Насколько мы знаем из марксистских источников, идеализм опровергнут, что он является уделом религий, сект и прочих мракобесий, и единственным верным взглядом на устройство мира является материализм. Раз материализм на данный момент полностью исчерпывает философию, раз он по словам Энгельса отменяет ее, т.к. не о чем больше спорить, т.к. нет больше в науке идеализма, раз, к тому же, это еще и система законов, то мы можем прийти к логическому заключению, что диалектический материализм — это все-таки наука. Стало быть, господину Подгузову должно стать стыдно, что он диалектический материализм назвал методом. Можно, конечно, усомниться и в словах товарища Сталина. Но пока его формулировка выглядит гораздо более убедительно.
    «Но постойте!» — слышим мы отчаянный возглас господина Подгузова — «Дайте мне шанс оправдаться!». Хорошо! Послушаем, что он может нам поведать: «Творческий материализм есть система теоретически сформулированных наиболее общих законов развития знаний о законах развития бытия, в том числе и сознания, за пределами наших текущих знаний об этих «предметах». Т.е. Подгузов все-таки решил признать, что диалектический материализм — это наука. Но что он сообщает нам еще? «Подобно тому, как не существует «массы покоя» фотона, — говорит нам Подгузов двумя предложениями ниже, — не существует и «консервированного» творческого материализма, т.е. диалектики в покое.» Не смотря на отрыв мною этой цитаты от контекста нас здесь интересует именно «…творческого материализма, т.е. диалектики…» Все-таки диалектический (творческий) материализм есть диалектика. Нашу догадку и наше разоблачение подтвердил сам Подгузов. Но вот товарищ Сталин с ним не согласен. Он утверждает, что диалектический материализм — это философская система, а диалектика — метод. Но в чем заключается диалектический метод? Что, вообще, такое метод? В словарях можно встретить различные определения этой категории. Но большинство из определений все-таки сходятся на том, что это совокупность приемов, применяющихся согласно определенному плану действий.
    «Диалектический метод говорит, что жизнь нужно рассматривать именно такой, какова она в действительности.» — читаем мы у Сталина — «Движение эволюционно, когда прогрессивные элементы стихийно продолжают свою повседневную работу и вносят в старые порядки мелкие, количественные, изменения. Движение революционно, когда те же элементы объединяются, проникаются единой идеей и устремляются против вражеского лагеря, чтобы в корне уничтожить старые порядки и внести в жизнь качественные изменения, установить новые порядки…. …Следовательно, все в природе должно рассматриваться с точки зрения движения, развития.»
    Я не вижу здесь какой-либо совокупности приемов. С натяжкой можно было бы назвать рассмотрение природы «с точки зрения движения, развития» приемом, который всего лишь является альтернативой более понятных логических приемов, но никак не совокупностью приемов. И уж точно мы не видим здесь плана действий. Мы видим просто некую констатацию факта, мы видим здесь также размытое положение закона диалектики о переходе количества в качество в определенных узловых точках. Но мы не видим тут никакого метода. Кроме того, мы не можем тут говорить о каких-либо законах. «Что же касается форм движения, что касается того, что, согласно диалектике, мелкие, количественные, изменения в конце концов приводят к большим, качественным, изменениям, — то этот закон в равной мере имеет силу и в истории природы.» Законы выводят науки. Метод может быть применен лишь согласно законам. Не может быть у диалектики закона, т.к. она — не наука. Но как метод она тоже несостоятельна, ибо нет у нее совокупности приемов или каких-либо действий, применяющихся согласно какому-либо плану. Значит, диалектика и не метод. Что тогда это такое? А ничего! Пустое место, игра слов, софистика — думаю, этих слов достаточно, чтобы охарактеризовать диалектику. Даже товарищ Сталин, не смотря на его великие дела, не смотря на невероятный интеллект, начинает сам себе противоречить, когда речь заходит о диалектике.
     Для полноты изложения было бы уместным привести еще некоторые высказывания касаемо этой темы. В том же сочинении под названием «Анархизм или социализм?» Сталин ставит следующий вопрос: «Но как совершалось это развитие: сознание ли вызывало развитие «природы» и «общества», или, наоборот, развитие «природы» и «общества» вызывало развитие сознания?» И показывает, что в материалистической теории материя (природа) первичнее сознания.
     Точно также и Ленин в своей книге «Материализм и эмпириокритицизм» в 3 главе в параграфе «Что такое материя? Что такое опыт?» материалистическую теорию выражает следующим образом: «материя, природа, бытие, физическое есть первичное, а дух, сознание, ощущение, психическое — вторичное.»
      Нам здесь важно не то, что говорится в материалистический теории, а то, что говорит это именно материалистическая теория. В «Философских тетрадях» же Ленин ничего не имеет против, когда А. Деборин это материалистическое положение подгоняет под диалектику. Вот что он пишет: «Единство бытия и небытия есть становление; учит диалектика. Переведенное на конкретный материалистический язык, это положение означает, что в основании всего сущего лежит вещество, материя, которая находится в процессе непрерывного развития…» Странно, что учит не материалистическая теория, а диалектика. Опять все перемешалось, то у нас материя первична согласно материалистической теории, то она первична согласно диалектике. Никакой разницы между терминами, где какой хотим, там такой термин и употребляем.

     Раз диалектика — это инструмент софистики, то три так называемых «всеобщих закона», которые диалектики относят к ней, все-таки надо у нее отнять. Она же не наука. Но раз законы существуют, то к какой-то науке они все-таки должны относиться. Я думаю, логичнее всего их отнести к материализму (диаматики не должны возражать, т.к. сами называют материализм диалектикой), который я буду называть философией, т.к. не вижу причины отказываться от этого названия, как это хотел сделать Энгельс в своем труде «Анти-Дюринг» (то, что философия избавилась от ложной теории, идеализма, не является поводом для того, чтобы менять название науки).
     Здесь мы должны немного отвлечься и все-таки более подробно осветить данный момент. Это поможет также гораздо более хорошо обнажить суть диалектики. В трудах некоторых великих материалистов я встретил взгляды насчет того, чтобы считать философию устаревшим и закрытым вопросом. Некоторые материалисты считают материалистическую теорию настолько доказанной, что можно отныне отказаться от философии и рассматривать ее как просто историю развития взглядов к диалектическому материализму. Отныне для них есть только диалектический материализм, а в некоторых случаях и материалистическая диалектика (кому как в голову взбредет). Про то, что такое понимание было у Энгельса я уже написал. Не лишним будет привести высказывания И. Дицгена на этот счет:
«Как этот старик относится критически к своему прошлому, так и Социал-Демократия относится к философии. Последняя есть именно та ложная тропинка, на которой необходимо было заблудиться, чтобы дойти до знания истинного пути. Чтобы идти по верному пути, не давая никаким религиозным и философским нелепостям сбивать себя, надо тщательно изучать неверный путь неверных путей — философию. …Социал-Демократия высказалась против слова «религия», и я тут настаиваю на том, чтобы она высказалась также против слова «философия». …В будущем же диалектика, или всеобщее учение о науке, было бы вполне подходящим названием для этого критического предмета…»
     В своих философских тетрадях Ленин никак не комментирует данные высказывания. Из этого можно сделать вывод, что либо Ленин не придал им значения, попросту проглядел, либо что он был согласен с Дицгеном. Я думаю, второй вариант ближе к правде. А потому мы и Ленина можем зачислить в лагерь тех, кто так думает.
     Если поверхностно взглянуть на историю философии, то мы, действительно, можем отметить, что это была в основном борьба неправильных взглядов. Взгляды совершенствовались и в конце концов привели к материалистической теории с «диалектическим методом». Но разве не также обстояли дела с физикой? Разве есть хоть одна теория в физике, вокруг которой бы не было споров и которая бы не подвергалась сомнению? Даже если мы согласимся с какой-то одной теорией в физике, как марксисты соглашаются с материалистической теорией, то нам придется эту теорию объявить наукой, а всю физику, только историческим этапом, который вел от неправильных взглядов к этой теории.
     .И.Дицген пишет: «Допустим, философия и естествознание трактуют об одном и том же предмете, пользуются одними и теми же средствами, но способ их применения различен. Невольно спрашиваешь себя, что же происходит от этого различия? Результаты естествознания известны. Но в чем выразились результаты философии?»
     А разве попытки философов осмыслить этот мир не привели к материалистической теории Фейербаха? Это разве не результат? Дицген предлагает называть «этот критический предмет» диалектикой. Но скажите мне, какие результаты дала она? Чем по сути так сильно отличается материализм Маркса от материализма Фейербаха? Тем, что Фейербах рассуждал метафизично? А может ему просто не хватило сил или знаний, чтобы логически прийти к тому, к чему пришел Маркс? Фейербах не применял в своем учении диалектику. Он отверг ее. Но как же тогда он смог прийти от идеализма Гегеля к материализму? Неужели при помощи одной только формальной логики? Какое богохульство против диалектики! А Маркс, который применял диалектику Гегеля, повернул на сторону материализма благодаря воздействию на него трудов Фейербаха. Разве Фейербах сделал не более крутой поворот в философии, нежели Маркс? Значит логика сильнее диалектики? Да и что такое диалектика в сравнении с логикой? В логике есть и приемы, и правила. А в диалектике? Что там есть кроме 3 законов, которые диктуются как прописные истины (на самом деле метод не может иметь законов, но мы пока это игнорируем)? Я пока не беру во внимание ту критику диалектики, которую я уже провел до этих строк. Даже если взять во внимание трактовку диалектики марксистов, то какие она дала результаты? На каком основании мы можем ее считать наукой?
     Если отбросить всю эту софистику с диалектикой, то будет видно, что данные различных наук, полученные эмпирическим путем, осмысливались логическим путем. Эти процессы мышления в итоге привели к стройной материалистической теории. Но куда нам отнести эту теорию? Очевидно, что теория — это не наука. Она должна принадлежать к какой-нибудь науке. Мы не можем отнести эту теорию к физике, потому что она охватывает проблемы, находящиеся вне сферы физики. Также можно сказать и относительно химии, и относительно биологии… Материалистическая теория применима к любым сферам бытия, а потому достойно может занять свое место в философии. Мы не можем отбрасывать как 100% неверные все остальные взгляды в философии. Когда дело касается диалектики, то марксисты не чураются извлекать ее из идеалистических воззрений на мир. А раз в неправильном взгляде, согласно марксистам, может быть найдено рациональное зерно, то странно слышать от них идеи о том, что философию нужно похоронить.
     Как любая наука философия должна строить свои теории согласно каким-то законам. На каких же законах может быть построена материалистическая теория? Т.к. весь сыр-бор начался из-за диалектики, то можно рассмотреть, те законы, которые к ней относил Гегель. В марксисткой литературе им уделяется так много внимания, что я просто обязан это сделать.

Закон взаимного проникновения противоположностей. Тождество.

«Абстрактное тождество (а = а и в отрицательной форме: а не может в одно и то же время быть равно а и не равно а) тоже неприменимо в органической природе. Растение, животное, каждая клетка в каждое мгновение своей жизни тождественны с собой и тем не менее отличаются от самих себя благодаря усвоению и выделению веществ, благодаря дыханию, образованию и отмиранию клеток, благодаря происходящему процессу циркуляции — словом, благодаря сумме непрерывных молекулярных изменений, которые составляют жизнь и общие итоги которых выступают воочию в виде жизненных фаз: эмбриональная жизнь, юность, половая зрелость, процесс размножения, старость, смерть.» — пишет Энгельс в «Диалектике природы». Этот пример, пожалуй, один из самых знаменитых у диалектиков, который сразу идет в ход, как только они хотят объяснить, что такое «диалектика». Положение «а» в одно и то же время и равно «а», и не равно» отражает гегелевский закон взаимного проникновения противоположностей. Он противопоставляется логическому закону тождества, где утверждается, что а=а.
     Логика учитывает, что время течет, мир меняется. Меняется не только природа, но также и понятия. Тем не менее она знает, что мыслить какие-либо предметы или явления во всех их взаимосвязях невозможно. Нельзя сразу в одно и то же время держать в голове объект и обдумывать весь его генезис, все его возможные вариации форм, развития. Нельзя сразу представить в голове то, как этот предмет отдает свое тепло другому предмету, как он пропускает через себя ток, как в нем движутся молекулы, какие химические реакции в данный момент происходят при взаимодействии этого предмета с другими… Все это в голове удержать попросту не получится. Поэтому-то логика и учит, чтобы познать что-то надо уметь, к примеру, абстрагировать наиболее существенные признаки предмета от несущественных. Если мы хотим купить яблоко, то нас прежде всего интересует его вкус, и мы будем выбирать его именно по этому параметру. Нас меньше всего интересует, сколько атомов кислорода в данный момент с ним соприкасается. Если мы хотим изучить строение скелета живого существа, то нам вовсе необязательно думать в этот же момент о том, каким образом происходит кровообращение. Естественно, изучив строение скелета животного, изучив процессы кровообращения, изучив нервную систему, мы путем синтеза придем к тому, чтобы начать рассматривать эти части в совокупности. Но это надо будет сделать тогда, когда это будет актуально. И даже при этом нам надо будет для чистоты мысли абстрагироваться от мешающих факторов, от тех явлений, которые могут сбить нас с толку. Таким вот образом, анализируя объекты, сравнивая, абстрагируя существенные признаки, классифицируя, синтезируя, выполняя много других действий и, наконец, обобщая мы приходим к выработке все более общих понятий, к открытию законов, по которым происходит движение и развитие предметов и явлений.
     Все в этом мире меняется. Но в некоторые промежутки времени объекты материального мира, все же, сохраняют свои черты. Не смотря на то, что любая мебель стареет и гниет, достаточное долгое время мы может отличать, к примеру, свой стол от стола другого человека. Поэтому, если говорить о данном промежутке времени, мы должны закреплять за понятием его неизменность для того, чтобы другие люди могли понимать, о чем мы говорим, чтобы они знали, что то или иное понятие имеет определенное значение и никакое другое. Логический закон тождества говорит нам о том, что всякое употребленное понятие в дискуссии или в рассуждениях не должно менять своего смысла. Отсюда и появилось положение, что а=а. Естественно, это положение не утверждает, что в мире ничего не меняется. Оно создано для мышления, для удобства познания и передачи эти знаний между людьми.
     Когда Энгельс говорит нам, что «а» может быть в одно и то же время и равно самому себе и не равно, то он не учитывает течение времени во время процесса. Вернее, он смешивает все в кучу. С одной стороны, он говорит, что время течет, и это надо учитывать, а с другой — подсовывает нам изменчивость объекта не в промежуток времени, а в один момент. Кроме того, он, видимо, плохо понимает, что такое понятие, и каким образом те или иные объекты, вообще, получают свои названия.
     Берем все те же строки Энгельса из его книги «Диалектика природы»: «Растение, животное, каждая клетка в каждое мгновение своей жизни тождественны с собой и тем не менее отличаются от самих себя благодаря усвоению и выделению веществ, благодаря дыханию, образованию и отмиранию клеток, благодаря происходящему процессу циркуляции — словом, благодаря сумме непрерывных молекулярных изменений, которые составляют жизнь и общие итоги которых выступают воочию в виде жизненных фаз: эмбриональная жизнь, юность, половая зрелость, процесс размножения, старость, смерть.»
Если взять промежуток времени даже в секунду, то да, за это время в организме животного произойдет ряд химических элементов, и оно, действительно, не будет уже самим собой в том смысле, что это уже будет не прежний набор атомов, а несколько видоизменившийся. Но для изучения мы всегда берем наиболее существенные признаки объекта. Существенные признаки будут до сих пор указывать, что перед нами животное. А как только у данного органического объекта начнут доминировать признаки, к примеру, рыб, то он перейдет в разряд рыб, не смотря на то, что по сочетанию всех признаков вообще он и животное, и рыба. Именно существенные признаки отображаются в понятиях, а не какие попало. И пусть нас господа диалектики не пугают примерами про всяких птиц с клювами, имеющими зубы. Если ученые не могут определить, куда отнести данных существ, то это, значит, они просто не сумели пока выделить их наиболее существенные признаки. Когда у объекта исследования выделены существенные признаки, и он получил свое понятие в голове у человека, то теперь человечество знает, что с этим делать и как дальше использовать. Диалектика же не может, в принципе, выработать понятия, а потому и не применима к познанию мира. Чтобы там не разглагольствовали наши уважаемые диалектики об обобщении, диалектика своим отрицанием закона тождества одновременно отрицает и какое-либо обобщение.
«Как и все метафизические категории, абстрактное тождество годится лишь для домашнего употребления, где мы имеем дело с небольшими масштабами или с короткими промежутками времени; границы, в рамках которых оно пригодно, различны почти для каждого случая и обусловливаются природой объекта; в планетной системе, где для обыкновенных астрономических выкладок можно без ощутительной погрешности принимать эллипс за основную форму, эти границы значительно шире, чем при рассмотрении какого-нибудь насекомого, проделывающего весь цикл своих превращений в течение нескольких недель. (Принести другие примеры; например, изменение видов, происходящее в течение ряда тысячелетий.) Но для обобщающего естествознания абстрактное тождество совершенно недостаточно даже в любой отдельной области, и хотя в общем и целом оно практически теперь устранено, но теоретически оно все еще властвует над умами, и большинство естествоиспытателей все еще воображает, что тождество и различие являются непримиримыми противоположностями, а не односторонними полюсами, которые представляют собой нечто истинное только в своем взаимодействии, во включении различия в тождество.»
     Нас здесь интересует непосредственно эти слова: «Но для обобщающего естествознания абстрактное тождество совершенно недостаточно даже в любой отдельной области…». «Обобщающее естествознание» вполне может обойтись тем, чтобы вывести общее понятие, которое будет в мышлении отображаться согласно закону тождества. И это не будет мешать тому, чтобы это понятие дополнять и улучшать, обобщать еще сильнее.
«Больше того, в физике мы называем северным полюсом собственно южный полюс магнита — полюс, притягиваемый северным полюсом земного магнетизма, — и это ничему не мешает.» — говорит нам Энгельс, пытаясь оправдать свою противоречивую игру слов. Но это «ничему не мешает» только в том случае, когда все участники обсуждения договорились о том, чтобы называть южный полюс северным. Если же каждый начнет в разговоре на свое усмотрение менять название полюсов, не уведомляя об этом других, то это начнет мешать и при том даже очень.
     Идем далее… «Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности: индукция, дедукция, следовательно, также абстрагирование (родовые понятия у Дидо: четвероногие и двуногие), анализ незнакомых предметов (уже разбивание ореха есть начало анализа), синтез (в случае хитрых проделок у животных) и, в качестве соединения обоих, эксперимент (в случае новых препятствий и при затруднительных положениях). По типу все эти методы — стало быть, все признаваемые обычной логикой средства научного исследования — совершенно одинаковы у человека и у высших животных. Только по степени (по развитию соответствующего метода) они различны. Основные черты метода одинаковы у человека и у животного и приводят к одинаковым результатам, поскольку оба оперируют или довольствуются только этими элементарными методами. Наоборот, диалектическое мышление — именно потому, что оно имеет своей предпосылкой исследование природы самих понятий, — возможно только для человека, да и для последнего лишь на сравнительно высокой ступени развития (буддисты и греки), и достигает своего полного развития только значительно позже, в новейшей философии; и несмотря на это — колоссальные результаты уже у греков, задолго предвосхищающие исследование.»
    Нас здесь, опять же, интересует всего два предложения: «Только по степени (по развитию соответствующего метода) они различны. Основные черты метода одинаковы у человека и у животного и приводят к одинаковым результатам». Ну вот снова дорогой наш Энгельс приходит к ложному выводу. Хоть «основные черты метода» и «одинаковы», но по степени-то развития «соответствующего метода» «они различны». А, соответственно, и приводят они к результатам не к одинаковым, а к различным.
    Диалектическая логика, в противоположность старой, чисто формальной логике, не довольствуется тем, чтобы перечислить и без всякой связи поставить рядом друг возле друга формы движения мышления. В предыдущих рассуждениях я наглядно показал, что это, относительно логики, не так. Здесь мы вынуждены констатировать, что Энгельс попросту врет. Зачем ему это? Не знаю. И мне не понятно, зачем называть диалектику диалектической логикой? Бесконечное блуждание в терминах…
     Затем Энгельс начинает доказывать несостоятельность логики через несовершенство логического приема «индукция»: «Путем индукции было найдено сто лет тому назад, что раки и пауки суть насекомые, а все низшие животные — черви. При помощи индукции теперь найдено, что это — нелепость и что существует x классов.» Но те, кто знает логику и не утверждают того, что с помощью индукции всегда можно прийти к верному результату. Выше я писал, что индукция позволяет прийти только к возможному результату. Но это своеобразное несовершенство логического приема не делает его ненужным. Бывают ситуации, когда информации так мало, что точного результата получить, в принципе, невозможно. В этом случае получение вывода о возможно правильном результате — это лучше, чем не получить вообще никакого вывода. К сведению, никакая диалектика не поможет, если человек пытается осмыслить неверные данные, ложную информацию.
     Словно закрывая глаза на все нелепости Энгельс продолжает: «Для силы мышления наших естествоиспытателей характерно также то, что Геккель фанатически выступает на защиту индукции как раз в тот самый момент, когда результаты индукции — классификации — повсюду поставлены под вопрос (Limulus — паук; Ascidia — позвоночное или хордовое; Dipnoi [двоякодышащие. Ред.], вопреки первоначальному определению их как амфибий, оказываются все-таки рыбами) и когда ежедневно открываются новые факты, опрокидывающие всю прежнюю индуктивную классификацию.»
    Зачем-то ему понадобилось сделать тождественными абсолютно разные понятия. Видимо, не дает Энгельсу покоя то, что классификация безо всякой диалектики справляется с тем, чтобы выявлять недостающие элементы. И он решает приравнять классификацию к «несовершенной» индукции, делая отсюда неверный вывод о том, что и классификация несовершенна и не справляется со своей задачей. Индукция — это такой прием, при помощи которого мы можем из нескольких частных случаев сделать возможный общий вывод. Классификация же никаких выводов делать не призывается. Ее задача — структурировать знания определенным образом. Естественно, если данные для классификации лживы, то и классификация будет

Проблемы исторического материализма и материалистической диалектики

Проблемы

исторического материализма

и материалистической диалектики

Исследование истории философии было для Плеханова одним из средств решения насущных идейно-теоретических и политических задач российского и международного рабочего движения, в частности одним из средств критики идеалистического понимания истории и субъективистского метода в социологии, которые продолжали проповедоваться различными, например анархистскими, попутчиками рабочего движения на Западе и многими народническими идеологами, оказавшимися к началу 90-х годов на консервативных позициях либерального народничества.

В 1892 г. Плеханов выступил в легальной печати против либерального народничества со статьей «Странное недоразумение». Плеханов критиковал Н. Михайловского, В. Воронцова, С. Кривенко и других либеральных народников, пытавшихся исказить смысл письма К. Маркса в редакцию «Отечественных записок» о роли общины в экономическом и политическом развитии России. Они, нападая на социал-демократов, утверждали, что «Маркс пристыдил своих учеников». Плеханов доказывал в статье, что только искажением взглядов Маркса и путаницей в их взглядах можно объяснить такое «странное недоразумение». Излагая существо теории исторического материализма, он показывал, что знаменитое письмо Маркса не выводит Россию за рамки общеисторических законов. «Чтобы судить о том, применимы или неприменимы к России взгляды Маркса, надобно прежде всего дать себе труд понять эти взгляды и не смешивать „формулу капиталистического процесса“ с общей теорией, объясняющей всю историю человечества» [33, сб. IV, с. 25].

Дальнейшим шагом в борьбе Плеханова против либеральных народников явилась книга «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1893 – 1894), название и текст которой были приспособлены к условиям легальной печати. Поэтому, например, вместо термина «социал-демократ» употреблялось: «ученик Маркса». Книга была напечатана под псевдонимом: Н. Бельтов. Цензурный комитет пропустил эту книгу со столь длинным названием под фамилией неизвестного автора, и она вышла в свет в Петербурге в январе 1895 г.

В этой работе Плеханов ставил своей целью раскрыть преемственную связь мировоззрения и метода «современного материализма», т.е. марксизма, с предшествующими учениями материалистической и диалектической философии (французский материализм, классическая немецкая философия), критическим утопическим социализмом и показать закономерность социалистического революционного преобразования мира. Одновременно это было яркое полемическое произведение, направленное против главных противников марксизма в России – либеральных народников во главе с Михайловским, твердивших, что марксизм-де «философски необоснован» и не применим к России.

Вопреки народническим измышлениям о том, что марксизм будто бы не дает никакого простора для свободной человеческой деятельности людей во имя передовых идеалов, Плеханов показывал, что именно диалектическому материализму чужд фаталистический взгляд на историю. «…Подобно тому, – пишет Плеханов, – как окружающая человека природа сама дала ему первую возможность развития его производительных сил, а следовательно, и его постепенного освобождения из-под ее власти – отношения производства, общественные отношения, собственной логикой своего развития приводят человека к сознанию причин его порабощения экономической необходимостью. Этим дается возможность нового и окончательного торжества сознания над необходимостью, разума над слепым законом. Сознав, что причина его порабощения его собственным продуктом лежит в анархии производства, производитель („общественный человек“) организует это производство и тем самым подчиняет его своей воле. Тогда оканчивается царство необходимости и воцаряется свобода, которая сама оказывается необходимостью. Пролог человеческой истории сыгран, начинается история» [37, т. I, с. 690]. Плеханов раскрывает коренное положение диалектического материализма о том, что «человеческий разум не мог быть демиургом истории, потому что он сам является ее продуктом. Но раз явился этот продукт, он не должен и по самой природе своей не может подчиняться завещанной прежнею историей действительности; он по необходимости стремится преобразовать ее по своему образу и подобию, сделать ее разумной… Диалектический материализм есть философия действия» [там же, с. 691 – 692].

Плеханов принялся за разработку проблемы роли личности в истории, крайне актуальной в связи с необходимостью критики субъективизма и волюнтаризма в идеологии народничества (впоследствии у эсэров) и анархизма. Позднее эта проблема получила дальнейшее и притом развернутое освещение в таких талантливых произведениях Плеханова, как работы «К вопросу о роли личности в истории», «О материалистическом понимании истории» и некоторые другие.

Диалектический материализм, показывает Плеханов, вооружает личность знанием законов действительности, а следовательно, и умением воздействовать на нее. «Отдельная личность есть лишь пена на поверхности волны, люди подчинены железному закону, который можно лишь узнать, но который невозможно подчинить человеческой воле, говорил Георг Бюхнер. Нет, отвечает Маркс, раз мы узнали этот железный закон, от нас зависит свергнуть его иго, от нас зависит сделать необходимость послушной рабой разума. Я – червь, говорит идеалист. Я – червь, пока я невежествен, возражает материалист-диалектик; но я – бог, когда я знаю. Tantum possimus, quantum scimus! (Столько можем, сколько знаем. – Ред.)» [там же, с. 691].

Критикуя народнические и анархистские взгляды о решающей роли в истории, которую будто бы играют «герои» – выдающиеся личности из среды интеллигенции, Плеханов пишет: «Пока существуют „герои“, воображающие, что им достаточно просветить свои собственные головы, чтобы повести толпу всюду, куда им угодно, чтобы лепить из нее, как из глины, все, что им вздумается, – царство разума остается красивой фразой, благородной мечтою. Оно начнет приближаться к нам семимильными шагами лишь тогда, когда сама „толпа“ станет героем исторического действия и когда в ней, в этой серой „толпе“, разовьется соответствующее этому самосознание» [37, т. I, с. 693]. В отличие от идеологов-субъективистов марксисты, отмечает Плеханов, стремятся к устранению классов, поэтому они обращаются к производителям (т.е. к рабочему классу), «которые должны сделаться героями ближайшего исторического периода. Поэтому, в первый раз с тех пор, как наш мир существует и Земля обращается вокруг Солнца, происходит сближение науки с работниками: наука спешит на помощь трудящейся массе; трудящаяся масса опирается на выводы науки в своем сознательном движении» [там же, с. 693 – 694].

В заключение своей книги Плеханов, опираясь на учение К. Маркса и Ф. Энгельса, снова убедительно показывает, что диалектический материализм чужд фатализму и «никаких стран ни к чему не приговаривает, что он не указывает пути, общего и „обязательного“ для всех народов во всякое данное время; что дальнейшее развитие всякого данного общества всегда зависит от соотношения общественных сил…» [там же, с. 707]. Изучение российской действительности, пишет Плеханов, «привело Маркса в семидесятых годах к условному заключению: „Если Россия будет продолжать идти по тому пути, на который она вступила со времени освобождения крестьян, то она сделается совершенно капиталистическою страной, а после этого, раз попавши под ярмо капиталистического режима, ей придется подчиниться неумолимым законам капитализма наравне с другими народами-профанами. Вот и все!“ Вот и все. Но русский человек, желающий трудиться для блага своей родины, не может удовольствоваться таким условным выводом: у него неизбежно возникает вопрос: будет ли продолжать она идти по этому пути? Не существует ли данных, позволяющих надеяться, что путь этот будет ею оставлен? Чтобы ответить на этот вопрос, надо опять-таки обратиться к изучению фактического положения страны, к анализу современной ее внутренней жизни. Русские ученики Маркса на основании такого анализа утверждают: да, будет продолжать! Нет данных, позволяющих надеяться, что Россия скоро покинет путь капиталистического развития, на который она вступила после 1861 года» [там же, с. 710 – 713]. Итак, «уже со времени отмены крепостного права Россия явно вступила на путь капиталистического развития» [там же, с. 713]. Это был чрезвычайно важный вывод для стратегии и тактики революционного движения, вывод, полученный в результате применения учения Маркса – Энгельса к анализу российской действительности.

Книга Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» была восторженно встречена в России. В.И. Ленин впоследствии писал, что на этой книге «воспиталось целое поколение русских марксистов» [3, т. 19, с. 313].

Энгельс писал Плеханову 8 февраля 1895 г.: «Вера (Засулич. – Авт.) вручила мне Вашу книгу, за которую благодарю, я приступил к чтению, но оно потребует известного времени. Во всяком случае, большим успехом является уже то, что Вам удалось добиться ее издания в самой стране» [2, с. 720].

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

Учение французского материализма о познании

На основе материалистического учения о природе французский материализм выдвинул учение о зависимости всех форм знания от опыта, от ощущений, преобразующихся на более высо­кой ступени развития в формы мышления и умозаклю­чения. Опытное по своему источнику знание имеет целью не отвлеченное постижение истины, а достиже­ние способности совершенствовать и увеличивать могу­щество человека. Взгляд этот французские материали­сты усвоили у Фр. Бэкона. Дидро развил этот взгляд, учитывая роль техники и промышленности в эволюции мышления и познания. Условие возникновения всякого знания — возбуждение души, ощущение извне. Работа памяти, сохраняющей добытое знание, сводится к ма­териальным органическим процессам.

Методами познания Дидро и другие французские мате­риалисты признали эксперимент и наблюдение. Борясь против идеализма Лейбница, дуализма Декарта и бого­словия, французские материалисты, начиная с Ламетри, доказывали, что познавательная ценность разума не уменьшается оттого, что он опирается на данные внешних чувств, на опыт и наблюдение. Именно на этой основе знание может достигнуть если не полной достоверности, то по крайней мере высокой степени вероятности.

Обусловленность познания механизмом ощущений и физическими причинами не уменьшает значение языка в развитии интеллекта. В языке Ламетри видит систе­му знаков, изобретенных отдельными лицами и сооб­щенных людям посредством механической тренировки. В процессе понимания чужой речи французский мате­риализм видит рефлекс мозга, возбужденного слова­ми, наподобие того, как скрипичная струна отзывается на удар по клавишу фортепьяно.

С установлением знаков, приуроченных к различ­ным вещам, мозг начинает сравнивать эти знаки меж­ду собой и рассматривать отношения между ними. Мозг делает это с той же необходимостью, с какой, например, глаз видит предметы, когда воздействие их передается по нерву с периферии зрительного аппарата в мозг, Все идеи человеческого ума обусловлены наличием слов и знаков. В свою очередь все происходящее в душе сво­дится к деятельности воображения. Различные типы ум­ственной одаренности суть лишь различные способы применения силы воображения.

Учение французского материализма о человеке и обществе

В учении об обществе французские материалисты остаются еще, как и все домарксистские философы, идеалистами. Однако они выступают против идеалистически-теологического понима­ния истории человечества, доказывая, что движущей силой истории человечества является человеческий ра­зум, прогресс просвещения. В учении о природе челове­ка, о воспитании, об обществе и государстве француз­ские материалисты отстаивают детерминизм, т. е. уче­ние о причинной обусловленности всех человеческих действий. Хотя человек—продукт внешних сил и фи­зических условий, он все же не может быть освобожден от ответственности за все совершаемое им по отноше­нию к обществу. Так как вменить человеку просту­пок — значит лишь приписать совершение этого про­ступка определенному лицу, то необходимость совер­шаемых человеком действий нисколько не исключает правомерности наказания. Общество наказывает за преступления, так как последние для общества вредны, и они не перестают быть вредными от того, что совер­шаются в силу необходимых законов. Далее, само на­казание — сильнейшее средство предотвращения пре­ступлений в будущем.

Учение о нравственности, по мнению французских материалистов, должно быть основано на опыте. Как все существа, наделенные чувствами, человек движим исключительно стремлением к удовольствию и отвра­щением к страданию. Человек способен сравнивать раз­личные удовольствия и выбирать из них наибольшие, а также ставить себе цели и изыскивать средства. По­этому для него возможны правила и понятия о дейст­виях, лежащих в основе нравственности.

Физические удовольствия — самые сильные, но они непостоянны и при избытке приносят вред. Поэтому предпочтения заслуживают удовольствия умственные — более прочные, длительные и более зависящие от са­мого человека. Строго говоря, исходной точкой мудро­сти должно быть не наслаждение, а руководимое ра­зумом познание человеческой природы.

Так как люди не могут жить в одиночестве, они образуют общество, и из соединения их возникают но­вые отношения и новые обязанности. Испытывая необ­ходимость в помощи других, человек вынужден в свою очередь делать полезное для других. Так образуется общий интерес, от которого зависит интерес частный. По учению Гольбаха и Гельвеция, правильно понятый личный интерес необходимо ведет к нравственности.

Клод Адриан Гельвеции (1715—1771) основную за­дачу этики усматривал в определении условий, при ко­торых личный интерес как необходимый стимул чело­веческого поведения может сочетаться с интересом об­щественным. Обоснованию этой мысли Гельвеции посвятил трактат «Об уме». По Гельвецию, не только индивид есть часть более широкого целого, но и обще­ство, к которому он принадлежит, есть звено более об­ширной общности или единого общества народов, свя­занного нравственными узами. Этот взгляд на обще­ство должен стать, по мысли французских материали­стов, побудительной причиной полного преобразования всей общественной жизни. Существующее состояние общества Гольбах и Гельвеции считают далеким от идеала. Этот идеал они видели не в «естественном со­стоянии», ибо природа сделала для человека невоз­можным изолированное существование и указала ему на взаимность пользы и выгод как на основу разумного общежития. Без взаимной пользы невозможно для чело­века никакое счастье. В силу общественного договора мы должны делать для других то, что мы желаем, чтобы и они для нас делали. При этом вытекающие из общест­венного договора обязанности имеют силу в отношении всякого человека независимо от того, к какой части об­щества он принадлежит. Отсюда французские материа­листы, например Гольбах, выводили общие всем людям предписания человеколюбия, сострадания и т. д.

По мнению французских материалистов, не сущест­вует такого образа правления, который вполне удов­летворял бы требованиям разума: чрезмерная власть ведет к деспотизму; чрезмерная свобода — к своево­лию, т. е. к порядку, при котором деспотом будет каж­дый; концентрированная власть становится опасной, власть разделенная — слабой. Средство избавления от недостатков существующих способов правления фран­цузские материалисты видят не в революции, а в про­свещении общества. Руководимое мудрым правитель­ством воспитание есть самое надежное средство дать народам чувства, таланты, мысли, добродетели, необ­ходимые для процветания общества. При этом отдель­ные представители французского материализма оцени­вают роль воспитания по-разному. Гольбах считает целью воспитания переделку первоначального само­бытного склада личности. Гельвеции видит в человеке существо, из которого благодаря воспитанию можно сделать все что угодно. Природная данность темпе­рамента не препятствует возможности его изменения в любом направлении. Процесс воспитания человека оказывает решающее влияние на его физические, умст­венные и нравственные способности.

В мировоззрении французских материалистов важ­ное место занимало доказательство независимости эти­ки от религии и доказательство возможности высоко­нравственного общества, состоящего из атеистов. Это учение, а также доказательство несостоятельности всех верований и догматов религии особенно сильно шоки­ровали современников. Не только Вольтер, считавший опасным для общества собственников прямые нападки на самый принцип религиозных верований, но даже та­кие люди, как Даламбер, соратник Дидро по Энцикло­педии, осуждали атеизм и этику Гольбаха как учение хотя и возвышенное, но якобы не имеющее опоры в фи­лософских принципах.

Истинная движущая сила человеческих действий, по учению французских материалистов,— эгоизм, или личный интерес, т. е. стремление к наслаждению и уклонение от страданий. Основанием нравственности служит опыт, никакого специфического нравственного чувства не существует. В тех случаях, когда кажется будто люди руководствуются стремлением к истине и добру, в основе этого стремления также лежит правиль­но понятый личный интерес.

Поскольку человек руководствуется только личным интересом, то для него критерием нравственности и; ума может быть только приносимая ими польза. Это относится как к отдельному лицу, так и к обществу, народу в целом. Честным, справедливым и доброде­тельным общество считает того, кто приносит пользу, В социальном смысле добродетель есть желание общего блага, а порок — все вредное для общества. Обществен­ная польза должна быть мерилом всех человече­ских поступков. В соответствии с этим главная задача законодательства заключается в том, чтобы прину­дить членов общества поступать согласно этому кри­терию и приносить в жертву ему все свои чувства, не исключая даже чувства человеколюбия. При этом за­конодатель должен не осуждать страсти как зло, а, помня, что они единственное побуждение к деятельности, внушать такие страсти, которые способствовали бы общей выгоде.

Если Руссо ставил естественное состояние человека выше цивилизации, то Гельвеции, напротив, доказывал неоспоримое преимущество воздействия на человека культуры, воспитания и государственных установле­ний. Умственное неравенство людей зависит от нерав­ных условий воспитания и от различного сочетания окружающих обстоятельств. При определенных условиях любой человек может подняться до вершины твор­чества в любом виде научного и художественного тру­да. Воспитание может осуществить все: даже гений не прирожденный дар, а результат целесообразной куль­туры и обучения. При этом воспитание должно быть не частным или домашним, где всегда возможны от­клонения от того, что необходимо обществу, а публич­ным или государственным: только такой характер вос­питания обеспечивает последовательное развитие че­ловека в нужном направлении.

Так как влияние законодательства на общество исключительное значение. Различия между народами обусловливаются не природными свойствами племен и не физическими условиями, а в первую очередь по­литическим строем. Сравнение различных форм правления приводит Гельвеция к выводу, что в отличие от абсолютной монархии и от аристократического строя только в демократическом правлении власть имеет в виду пользу всего общества, а каждый гражданин служит своей деятельностью общим целям. При таком правлении личный интерес сочетается с общим, а это сочетание — единственное побуждение к добродетели. Наряду со свободой условием процветания общества Гельвеции считает умеренность потребностей и жела­ний; мысль эта развита в его трактате «О человеке».

Диалектика

Спиноза — не материалист.
— 15.02.09 г. —

 
Спиноза — не материалист, и его учение совсем не материалистическое хотя бы потому, что он не отрицал существование Бога, более того, признавал Его единственно сущим.
    Но откуда взялось представление о «материализме» учения Спинозы?
    Основой таких «пониманий» является бытующее со времен Шопенгауэра представление (а, может, и раньше оно было) о том, что пантеизм — это форма (или даже атрибут) атеизма, в свою очередь, присущего материализму. Для кого-то представление о Спинозе, как об атеисте, может следовать из его работы «Теолого-политический трактат», и поэтому может быть существенным вывод о том, что он был «атеистом — материалистом». В СССР такое мнение закрепилось в большей мере в угоду воззрениям марксизма-ленинизма.

Для понимания того, что Спиноза материалистом не мог быть в принципе необходимо отметить следующее.
    Во-первых, что у него Бог и природа сливаются в единую субстанцию, которая есть все и является причиной самой себя, поэтому Бог не отрицается, и ни о каком материализме спинозизма речь идти ну никак не может; субстанция у Спинозы, согласно его «Этике», есть то, что существует само по себе и представляется само через себя, она есть все существующее.
    Во-вторых, с одной стороны, пантеизм (греч.:  pan — все, theos — бог), так или иначе приписываемый Спинозе, — это учение, согласно которому Бог и природа рассматриваются как тождественные понятия, как одно и тоже, но тезис «все есть Бог» — не исключается. С другой стороны, следует также учитывать, что пантеизм имеет четыре основные формы, одна из которых — теомонистический пантеизм, вообще определяет ничтожность мира и действительность только Бога. Есть и такое понимание пантеизма, в котором он определяется как религиозное идеалистическое мировоззрение, когда в основе мира лежит не материя, а некоторое божественное духовное начало, существующее в единстве с природой. С третьей стороны, спинозизм нельзя называть пантеизмом и по той причине, что в учении Спинозы только Бог действителен, а все остальные представления и выводы могут быть исключены без ущерба учению и его общей картине и без изменения его сущности. Так что учение Спинозы в любом понимании и определении — и в смысле ее собственном, и в смысле определения пантеизма — не может быть материализмом.
    В-третьих, ученые обычно не учитывают, что Спиноза обучался Каббале (под руководством де Фонсека), а при понимании этого материализм, как малозначимое в таком случае учение (мировоззрение и проч.), задвигается, и даже не на второй план…
    В-четвертых, о ряде положений учения Спинозы с позиций материализма вообще судить нельзя, да и соответствующей методологии в нем нет (и быть не может), есть только досужие разговоры людей (ученых), не владеющих Каббалой и никогда не познающих трансцендентности мира. Но о недостаточности средств материализма для анализа и понимания спинозизма даже и не думали (или умалчивали), когда хотели принизить спинозизм до материализма…

В диалектической философии, согласно взглядам Гегеля, спинозизм есть акосмизм, так как можно вычленить даже пафос отрицания реальности мира. Хотя главными, конечно же, являются указания Гегеля на модусность мышления и недоказанную изначальность абсолютности в рассуждениях Спинозы. Субстанция в учении Спинозы, как ни странно, имеет относительное значение, ибо, как указал Гегель, познание этой субстанции не есть имманентное познание, ибо неизбежна внешняя рефлексия, т.е. всеобщее значение субстанции растворяется, теряется*. Более того, как имеющая своим атрибутом мышление, субстанция в исследованиях Спинозы не является неизменной. Иными словами, в корректном понимании спинозовского термина «субстанция», она – нечто, что на уровне наук, обычной логики входит в противоречие с общепринятым представлением. Но именно оно и проявляется в силу актуальности основного парадигмального свойства спинозизма**, что наиболее значимо для диалектической философии.

Таким образом, спинозизм не материализм, не пантеизм и не субъективный идеализм (напр., у Спинозы объективна протяженность).

* Гегель Г.В.Ф. Соч. М.-Л., Т. 5. С. 646.
** Именно после раскрытия этого противоречия в современной диалектической философии были установлены т.н. парадигмальные системы, обусловившие исследования процессов Изначальности.

См. «Идеализм», «Материализм – материалистический идеализм», «Обычные науки»,
«Философы: кто они?», «Реальная философия»,
«Диалектическая логика: ее главное (предпосылки изучения вопроса)»,
«Собственные категории диалектики»
[«Парадигмальная система»].

Введение в материалистическую диалектику Маркса

Это прекрасное введение в материалистический диалектический метод Маркса, первоначально найденное на http://larvalubjects.wordpress.com/2010/04/02/marxist-materialism/. Он очерчивает недетерминированное понимание материализма Маркса, т.е. способ производства не определяет нашу мысль, хотя и сильно влияет на нее.Это письмо затрагивает учения из видеолекций Дэвида Харви о «Капитале» Маркса.

Отвечая на выступление Грэма в Данди, Рид опубликовал потрясающий пост, в котором обсуждает, чем марксистский материализм отличается от редуктивного материализма, восходящего к атомизму Демокрита, Эпикура и Лукреция. Во многих отношениях замечания Рида очень близки к ряду центральных интуиций ООО и онтикологии в том, что касается социальной и политической мысли.Эти интуиции вращаются вокруг того, чтобы отвлечь социальную и политическую мысль от ее почти исключительной сосредоточенности на том, что я называю семиотикой, чтобы учесть другие области коллективов и роль, которую они играют в социальных формациях. Таким образом, Рид пишет:

Материализм в смысле Маркса не является ни метафизическим, ни эпистемологическим учением; это не философская доктрина или теория в любом обычном смысле. Скорее, это метафилософская доктрина об отношении между философией и ее материальными условиями возможности.В связи с этим как содержание философского дискурса, так и методологическая форма этого дискурса должны быть отнесены к условиям, в которых происходит философская практика. Материальные условия в этом отношении могут начинаться довольно узко: философия требует различной материальной и институциональной поддержки, от университетов и издательств до мозгов и бумаги. Но эти условия, конечно, никогда не существуют изолированно и зависят от определенного способа производства, который не только определяет их возникновение, но и их распределение, поддержание и т. Д.В конечном итоге философская практика зависит от широких экономических, политических и социальных условий, которые позволяют ей происходить, какой бы ни была ее функция в обществе.

Дело здесь в том, что мы не можем сосредоточиться только на дискурсивном или идеологическом, но должны принимать во внимание роль, которую не-люди играют в коллективах, в которых мы находимся. Мгновение спустя Рид доводит до конца эту мысль, когда пишет:

Поскольку философия всегда действует в определенных материальных условиях, материалистическая философия должна быть внимательна к специфике своего отношения к этому состоянию.Это отношение не обязательно проявляется в теоретическом содержании, но определенно проявляется в практике, посредством которой это содержание создается. Например, будучи аспирантом университета, я имею особое отношение к политико-экономическому режиму, обусловливающему мою философскую работу: я беру ссуды, плачу за обучение, я работаю, у меня ограниченные ресурсы, использование которых определяется администраторами с с кем я имею ограниченный контакт и т. д. В этом отношении центральным предметом заботы материализма является не содержание позиции, которая становится относительно двусмысленной, а практическая форма ее производства.Содержание стало бы проблемой, если бы оно использовалось для оправдания определенной философской практики. Именно на этом основании Маркс так решительно осуждает все разновидности философского идеализма, особенно Гегеля, которые в его глазах равносильны апологетике идеализма в отношении философии или тезису о том, что практики, обусловливающие философское мышление, либо не касаются философии, либо должны обязательно быть такими, какие они есть для продолжения философской деятельности (Гегель будет отстаивать вариант последнего).

Там намного больше (с некоторыми из которых я не полностью согласен, но, тем не менее, это очень хорошо), так что прочтите остальное здесь.

Все это напоминает красивую диаграмму, которую я встретил в величественной книге Дэвида Харви Companion to Marx’s Capital . Здесь Харви пытается изобразить отношения, вовлеченные в те коллективы, в которых участвуют люди (также важно помнить, что есть коллективы, в которых люди вообще не участвуют). Сильная особенность диаграммы Харви заключается в том, что при отображении взаимосвязей между элементами, принадлежащими коллективам, в которых участвуют люди, он расширяет это поле отношений далеко за пределы навязчивой сосредоточенности на представлении , , семиотическом, идеологическом или лингвистическом.Область представления — это один элемент в этих коллективах, но только один . Вдобавок к репрезентации мы получаем природу, технологию, способы производства, социальные отношения и воспроизведение повседневной жизни.
читайте дальше!

Если это важно, то это потому, что континентальная социальная и политическая теория почти одержимо сосредоточилась на области репрезентации в течение последних нескольких десятилетий. Говорим ли мы об Адорно и его сосредоточенности на культурной машине или о таких мыслителях, как Жижек, Бадью, Рансьер и Лаклау, вопрос политики ограничивается вопросами репрезентации или идеологии в области языка и знаков.Как следствие, эти другие пять элементов становятся почти полностью невидимыми, и социальная и политическая вовлеченность начинает пониматься как взаимодействие с представительством. И здесь я думаю, что это эффект товарного фетишизма и появления новых коммуникационных технологий, где несиотика становится невидимой, и мы воспринимаем мир как состоящий только из репрезентаций.

Хотя это, безусловно, правда, что репрезентация играет важную роль в капиталистических коллективах — особенно в воспроизводстве повседневной жизни — в целом, я думаю, что эта роль несколько незначительна по сравнению с ролью, которую играют другие пять областей.Капиталистические отношения функционируют довольно хорошо в отсутствие идеологической апологетики и благоприятны для продолжения функционирования самых разных идеологических формаций. И главная причина этого в том, что виды динамики, порождающие капиталистические социальные отношения, имеют не просто идеологический характер. Мы можем представить себе, например, капиталиста, который страстно предан марксистской мысли и который сожалеет о системе, в которой он находится, но которая, тем не менее, подчиняется всем динамикам капитализма в поисках и производстве прибавочной стоимости.И причина этого не в том, что он нечестен с самим собой, а скорее в том, что имманентные производственные отношения, характеризующие капиталистическую систему , требуют, чтобы он производил прибавочную стоимость, модернизировался технологически, сокращал издержки производства и т. Д., Если его компания должна поддерживать себя и продолжать существовать. Такой капиталист очень хорошо знает, что происходит, но оказывается в центре вынужденного решения, подобного тому, что описал Лакан: ваши деньги или ваша жизнь! Если он не подчиняется этой динамике, не только он, но и все его сотрудники теряют средства к существованию.Это не вопрос идеологии, а имманентных отношений в социальной сфере.

Следствием этого является то, что способы социального и политического анализа, которые сосредотачиваются только на репрезентативном , весьма вероятно, будут полностью бессильны в отношении возможности произвести какие-либо изменения. Здесь я обнаруживаю, что не согласен с Рейдом (если я правильно его понимаю). Он выдвигает проблему капитализма как одну из идеологии . Идеология — это, безусловно, часть проблемы, но очень второстепенная в общем плане вещей.Скорее, более важные вопросы должны быть расположены на уровне средств производства, технологий и отношения к природе; все это требует тщательного анализа роли, которую играют нечеловеческие акторы в человеческих коллективах.

Критик, который кладет все яйца в корзину, столкнется с двумя проблемами: во-первых, он будет удивляться, почему ничего не меняется, несмотря на то, что он раскрыл коварную идеологию, лежащую в основе современных социальных отношений. И здесь причина, по которой ничего не меняется, заключается в том, что многие отношения — по сути, львиная доля отношений — организующих современные социальные отношения, вообще не носят репрезентативного характера.Во-вторых, критик, который сосредотачивается только на репрезентации, как красиво отмечает Рид, будет слеп к условиям своих собственных репрезентаций , не видя того, каким образом они смешиваются с господствующими производственными отношениями. Это может иметь огромные пагубные теоретические последствия, как я утверждал в недавней публикации.

Еще одна привлекательная черта диаграммы Харви состоит в том, что шесть областей, которые он здесь очерчивает, более или менее автономны друг от друга.Часто мы получаем картину Маркса, где основание определяет надстройку. В то время как основание, безусловно, предоставляет и ограничивает надстройку, все гораздо сложнее. Каждая из этих областей взаимопроникает, но развивается в разных ритмах и по-разному. Так, например, когда вы получаете электричество и электрический свет в сфере технологий, это влияет на способы производства, социальные отношения и представительство. Рабочий день становится длиннее, появляются новые группы людей благодаря возможности освещения в ночное время, а характер репрезентации претерпевает изменения из-за способности читать и писать поздно вечером.Дело в том, что изменения могут исходить из многих областей, выходящих за рамки области представления.

Мы калечим нашу мысль, если сосредотачиваемся только на представлении в ущерб этим другим сферам.

,

Система категорий в философской мысли

Диалектика и метафизика. Диалектика — это теория самых общих связей Вселенная и ее познание, а также способ мышления основанный на этой теории. Всем, кто хочет найти рациональное ориентация в мире и изменение мира должны иметь знание диалектики жизни и мысли. диалектический мышление уходит своими корнями в далекое прошлое. Самый яркий примером был Гераклит, который видел мир постоянно пребывающим в поток, внутренне противоречивый, вечно живой огонь вспыхивая и затухая по определенным законам.Идеи диалектики пронизывают историю развития человеческой мысли. Они были глубоко выражены в таких великих такие мыслители, как Кант и Гегель. У Гегеля диалектика охватывает вся сфера реальности и жизни разума. диалектический мысль достигла высшей точки в философии марксизма, в которой материалистическая диалектика выражается в системе философские принципы, категории и законы.

Диалектика исторически возникла и развивается в борьбе. против метафизического метода, который односторонний и абстрактный и склонный абсолютизировать некоторые элементы в целом.Метафизические взгляды приняли различные исторические формы. Гераклит подчеркивал один аспект существования — изменчивость вещей, которую Софисты расширились до полного релятивизма, элеатов. философы в своей критике гераклитова принципа потока, сосредоточенного на другом аспекте, на стабильности существования и впал в другую крайность, предполагая, что все было неизменным. Таким образом, некоторые философы растворили мир в огненном потоке, в то время как другие кристаллизовали его в неподвижная скала.

В наше время метафизика приняла форму абсолютизация методов анализа и классификации в познание природы. Потому что они постоянно повторяются в научных исследованиях, методиках анализа, экспериментальный изоляция и классификация постепенно придали научное мышление, некоторые общие идеи, предполагающие, что в объекты «мастерской» природы существуют изолированно, так как были отдельно друг от друга. Как философия и специализированные науки разработали центр борьбы между диалектикой и метафизикой перешла от попыток объяснить связь вещей с интерпретацией принцип развития.Здесь метафизическая мысль возникла в сначала в форме простого эволюционизма, а затем в различных концепции «творческой эволюции». В то время как бывший гипертрофирует количественные и постепенные изменения, игнорируя качественные переходы и перерывы в постепенности, последние абсолютизировать качественные, существенные изменения без восприятие постепенного количественного «подготовительного» процессы, ведущие к ним. Итак, метафизическая мысль склонен «прыгать» до крайностей, преувеличивать какой-то аспект объекта: его устойчивость, повторяемость, относительность независимость и так далее.В познании это приводит к идеализму или догматизм и, на практике, к оправданию застой и реакция. Единственное противоядие от метафизики и догматизм, являющийся метафизикой в ​​другой форме, диалектика, не терпящая застоя и не ставящая пределы познания и его масштабы. Недовольство чем был достигнут элемент диалектики, и революционная деятельность — его суть.

Категории. В философии категории чрезвычайно общие, фундаментальные. концепции, отражающие наиболее существенные, правовые связи и отношения реальности.Категории — это формы и устойчивые принципы организации мыслительного процесса и как таковые они воспроизводят свойства и отношения существование в глобальной и наиболее концентрированной форме. Категории результат обобщения, интеллектуального синтеза достижения науки и общественно-исторической практики и являются ключевыми моментами познания, моментами, когда мысль схватывает суть вещей. Это отправной точкой для анализа разнообразия (индивидуальных и частное, часть и целое, форма и содержание и т. д.).

Категории универсальны и долговечны, потому что отражают что самое стабильное во Вселенной. Более того, в процессе истории содержание, роль и статус категорий изменение и новые категории (система, структура, например) возникают.

В наше время быстрое и всеобщее развитие научные знания идут рука об руку с процессом выявление фундаментальных концепций, которые приобретают значение категорий, поскольку они действуют в отношение к конкретным областям знаний функция сопоставимая к философским категориям, например, информации, саморегуляция, симметрия и т. д., а также составляют предметом конкретной науки, то есть они универсальный и неизменный по отношению к большому количеству специальные концепции такой науки (например, категории организмов или видов в биологии, категории образа, действия, мотива в психологии, категории элемент в химии, частиц и полей в физике, и товаров и стоимости в политической экономии).Это подсказывает нам исследовать систему научных категорий как что-то со своей спецификой, что-то, что не совпадают с системой философских категорий, хотя он тесно связан с этой системой. Отслеживая систему научных категорий мы можем раскрыть логику развитие той или иной науки, закономерное трансформация его концептуального построения. Категории философия, в которой постоянно накапливаются результаты развитие специализированных наук, помогите нам определить и синтезирует элементы мировоззрения и методологии в научная мысль.

Категории имеют определенное отношение друг к другу и составляют систему. Они настолько взаимосвязаны, что каждый может следует понимать только как элемент целого. Начальный категории для всей системы — это категории материи и сознание. Они обеспечивают ствол, из которого ветви других категорий стволовых.

,

Дальнейший ответ на Томаса Куна

Дальнейший ответ на Томаса Куна

По Уильям Уитлоу
17 февраля 2012

Следующий вклад Уильяма Уитлоу расширяет дискуссию, начавшуюся прошлой осенью с его статьи Томас С. Кун, постмодернизм и материалистическая диалектика, и продолженную ответом Филипа Гуэлпы: Дружественный ответ на комментарии Уильяма Уитлоу о Томасе Куне. ,

Уважаемый Филип,

Спасибо за ваш ответ на мою статью о Томасе Куне, в свою очередь отвечая стороннику Куна Дэвиду Лембергу. Я рад продолжить обсуждение этих вопросов, и ваше противодействие постмодернизму и атаку Куна на объективность следует приветствовать.

Меня озадачивает, что, по вашему мнению, я выбрасываю «дитя научных революций с водой из ванны Куна». Я пытался кратко объяснить диалектический материалистический подход к естественным наукам и противопоставлял его иррационализму Томаса Куна и рекомендовал некоторые статьи Льва Троцкого для прояснения этих вопросов [1].

Диалектическая философия, полностью разработанная впервые G.W.F. Гегель в идеалистической форме был метко назван русским революционером Александром Герценом «Алгеброй революции» [2]. Гегель и другие мыслители его времени двигались в направлении диалектики отчасти из-за непреодолимых проблем, поставленных предыдущими философами, такими как Кант, и великих революционных событий того периода, в который они жили: французской и американской революций и индустриальной революции. Революция требовала диалектического философского ответа от самых передовых мыслителей того времени.Им противостояли революционные достижения в естествознании; электричество, химия и геология быстро развивались. Наука двигалась в области, где механистическая материалистическая философия, связанная с французскими философами эпохи Просвещения , больше не была адекватной. Идеи, на которые только намекали Дидро, Руссо и Вико, требовали тщательного изучения. Диалектическая мысль этих деятелей Просвещения будет развита в материалистической форме Марксом и станет высшей философией революции, как социальной, так и естественнонаучной.

Не вдаваясь в подробности, можно привести бесчисленное количество примеров из работ Маркса, Энгельса, Ленина и Троцкого, показывающих их глубокий интерес к научным революциям своего времени, извлекая уроки из этих революций для своего философского мировоззрения, но также: и здесь особенно думают об Энгельсе в «Диалектика природы» и Ленине в «Материализм и эмпириокритицизм» — критике взглядов философов и ученых, которые сделали идеалистические и даже мистические выводы из текущих научных революций.

Если вы прочитаете несколько статей Троцкого, которые я рекомендовал, вы увидите ссылки на важность научных революций, связанных с Чарльзом Дарвином в биологии, введение Менделеевым Периодического закона в химии, открытие радиоактивности и превращений химических элементов. и даже разработки в психологии, связанные с очень разными подходами Фрейда и Павлова. В последней статье он обращается к революции, которая происходила в физике в то время, когда он писал ее, — теперь известной как квантовая механика — и надеется на ее применение в качестве «могущественной скрытой энергии» атома.

Итак, если мы хотим обсудить великие революционные достижения в науке двадцатого века, такие как геология и биология, о которых вы говорите, это может быть лучше сделано в рамках диалектической традиции Гегеля и Маркса, чем в рамках полностью анти- Марксистская неокантианская традиция представлена ​​Куном. Это единственный способ обучить новое поколение ученых и интересующихся наукой философии марксизма. Если, несмотря на свое незнание этой богатой истории гегельянской и марксистской философии, Томас Кун внес что-то важное в марксистскую концепцию, можно было бы рекомендовать изучение его сочинений.Но, поскольку он отстаивает основную точку зрения, диаметрально противоположную материалистической диалектике, безусловно, безответственно, как вы, кажется, и хотите, рекомендовать его. Студенты, изучающие общественные и гуманитарные науки, несомненно, столкнутся с его работами на курсах своего колледжа; Наша задача как революционеров — не одобрять официальную программу учебных заведений, которые они посещают. Наша задача — открыть им глаза на более широкое поле обучения и человеческих усилий.

Давайте еще раз посмотрим на философскую концепцию «смены парадигмы» в научном знании, которая лежит в основе подхода Куна.Как я уже отмечал, Кун не совсем ясно понимает, что он имеет в виду, часто используя двусмысленные формулировки, поэтому я сослался на очень подробное изложение его философии, данное Полом Хойнинген-Хюне [3]. Он объясняет, что Кун выступал против «наивной реалистической интерпретации науки» и «хотел отвергнуть более утонченную реалистическую философию науки, которая рассматривает научный процесс как прогрессивное« приближение к истине ». , «. (Подчеркну, что книгу Хойнингена-Хюне прочитал Кун, и он согласился с ней).Как я объяснил, это можно рассматривать только как противостояние марксистской материалистической концепции.

Я не понимаю, как это возможно, особенно учитывая расплывчатость языка Куна, выбрать отрывки из его сочинений, «некоторые из общих шаблонов, которые он описывает», как вы выразились, с которыми мы можем согласиться на некотором описательном уровне , и отделить их от его общей философии. В конце концов, Кун занимался прежде всего философией, а не эмпирической историей. Его труды регулярно используются учеными-постмодернистами для оправдания своих позиций.Он работал в традиции неокантианства, философского подхода к истории, который часто бывает обманчивым — на уровне исторического описания он часто весьма привлекателен — но направлен, во многих случаях сознательно, как демонстрирует Лукач, и неокантианство. — Сами кантианцы утверждали, что против марксизма.

Писать, как это делает Кун, о «растущем противоречии между теорией и результатами исследований, кризисе и революционном разрешении» не означает никакого согласия с диалектикой в ​​марксистском смысле (или гегельянском в этом отношении).Кун отвергает любую преемственность между концепциями и теориями, использовавшимися до научной революции, и концепциями и теориями, использовавшимися после нее. Вот что он подразумевает под «несоизмеримостью». Это означает, что не может быть развития или эволюции научного знания, никакого приближения к реальности.

Диалектическая философия марксизма считает, что все материальные существа постоянно изменяются и развиваются через противоречие. Поскольку мышление не отделено от материи, а, скорее, является высшим продуктом материального мира, из этого следует, что наши концепции и теории также должны претерпевать диалектическое развитие.

Согласно этой концепции, когда явление, концепция или научная теория претерпевают революционные изменения, противоположности внутри них не сводятся ни к чему, а ведут к более высокой стадии развития: в терминологии Гегеля это «определенное отрицание». , Гегель также использовал немецкое слово « aufheben » для обозначения таких процессов. Его нелегко перевести на английский, но это примерно означает «сохранить и поддерживать, но в то же время положить конец». Это центральное место в революционной концепции мира Гегеля и Маркса, включая, конечно же, то, как меняются общества.

В соответствии с этим подходом к диалектическому развитию я сослался на «теорию Ньютона, являющуюся приближением к теории Эйнштейна, которое заменено, но сохранено на более высоком уровне». Это не позиция Куна. Если вы прочитаете «Структура Куна», то увидите, что он утверждает, что концепции, используемые в теории относительности — энергия, масса, пространство, время — ни в коем случае не являются продолжением предыдущей версии концепций, используемых в классической механике теории относительности. Ньютон. Это противоречит точке зрения большинства ученых, включая самого Эйнштейна, которые склоняются, хотя и бессознательно, к материалистической диалектике.

Я могу представить здесь лишь самые общие черты марксистской точки зрения. Это требует серьезного изучения классических текстов марксизма, не говоря уже об основных сочинениях Гегеля. Диалектическая точка зрения дает гораздо лучшую точку зрения для понимания мира и научных изменений по сравнению со всеми разновидностями буржуазной философии, но она не дает универсального ключа, который можно просто применить в каждом случае. Каждая наука требует длительной напряженной работы, чтобы освоить свои традиции, теоретические завоевания и эмпирического материала.

Диалектическое развитие науки следует понимать как объективный процесс, и, как и в случае с теорией Эйнштейна, он возникает из ряда противоречий, возникающих в эмпирической основе физики — наблюдаемого постоянства скорости света и т. Д. … — а также противоречия в теории — главным образом между механикой Ньютона и теорией электричества и магнетизма, установленной Джеймсом Клерком Максвеллом.

Более того, марксистский материалистический подход к естественным наукам — и здесь он отличается от более ранней гегелевской диалектики — подчеркивает, что теория может развиваться только путем непрерывной оценки эмпирических фактов и проверки в практических приложениях.Основной целью моей первоначальной статьи об эксперименте НАСА GP-B было продемонстрировать, как это происходило по отношению к теориям Эйнштейна.

Серьезное изучение эмпирических данных — это не то же самое, что эмпиризм. Марксисты выступают против эмпиризма, взгляда на то, что в некотором роде факты могут прямо дать нам научную истину, не беспокоясь о разработке теоретических концепций или философских проблемах. Энгельс подшучивал над учеными, которые принимали «факты» призрачных явлений, и отмечал, что «эмпирическое презрение к диалектике со стороны некоторых из самых трезвых эмпириков карается тем, что они впадают в самое бесплодное из всех суеверий, в современную эпоху. спиритизм »[4].

Здесь я должен поставить под сомнение ваш подход к фактическим данным. Вы пишете, что в отношении археологии «значительная часть того, что ранее считалось данными, непригодна для использования или, по крайней мере, должна подвергнуться значительной переработке», что «большая часть« данных », которые были собраны в рамках старой парадигмы, были в значительной степени непригодны для использования. в соответствии с новым или, по крайней мере, имеет очень ограниченную полезность »и что« научные исследования ограничены всеобъемлющими теоретическими формулировками, которые сильно влияют на то, какие исследовательские вопросы являются действительными и даже что составляет «данные».

Подобные утверждения, в значительной степени относящиеся к куновскому жанру, могут быть легко истолкованы как означающие, что может существовать набор фактов или данных, в соответствии с которыми выбирается теория — полностью субъективная и релятивистская позиция. Например, это могло бы оправдать отрицателей изменения климата, когда они утверждают, что ученые из-за своих экологических теорий («парадигм») неверно интерпретировали данные о глобальной температуре за последние десятилетия, выбирая некоторые факты и упуская другие факты, которые противоречат своим идеям.Согласно кунианскому взгляду, наука всегда развивается так.

Кроме того, если открытие некоторых новых фактов или обновление старых фактов используется для оправдания введения новой «парадигмы» и даже игнорирования предыдущих фактов и данных, как вы предлагаете, — это не развитие научной теории, а может только можно рассматривать как эмпиризм. В археологии сложилась ситуация, когда даты пришлось пересмотреть из-за методов, основанных на более глубоком понимании физики радиоактивного распада, и стал доступен ряд новых данных от новых приложений физики, химии и биологии до материалов из раскопок.Но я не понимаю, как можно использовать даже большой объем нового фактического материала для того, чтобы просто отбросить старые теории и концепции, если только кто-то не был самым крутым эмпириком.

Это подводит нас к проблеме «Новой археологии», или процессуальной археологии, как ее теперь называют. Вы утверждаете, что постмодернизм не так сильно повлиял на сферу археологии, как антропология и другие области социальных наук. Вполне возможно, что многие археологи концентрируются на эмпирической работе, и именно так они зарабатывают деньги.Но что касается теоретических вопросов, то мое изучение литературы заставляет меня сильно сомневаться в том, что эффект постмодернизма как-то отличается от других областей. Постпроцессная археология, как ее называют, по-видимому, включает в себя все различные направления, которые затронули гуманитарные науки в целом — критическую теорию, герменевтику, постколониализм, постструктурализм и т. Д. И т. Д. Мне также кажется, что вы слишком далеко некритично относился к теоретическим подходам, которые археологи использовали в 1960-х годах. Вы пишете, что:

«Культура теперь рассматривалась как динамическая, взаимодействующая система, в которой компоненты действуют как на другие компоненты, так и на них.Хотя большинство археологов еще не сделали следующего шага, чтобы понять эти процессы как диалектические, принятие теории систем многими исследователями продемонстрировало, что они искали в этом направлении ».

Я думаю, вы ошибаетесь, придавая теории систем какой-либо научный статус. Отмечая, что это общий подход, используемый в управлении бизнесом, экономике и финансах, он никогда не использовался успешно в социальных науках, включая археологию, для понимания, не говоря уже о прогнозировании социальных изменений и развития.Как выразился один из ее сторонников в археологии, Льюис Бинфорд:

«после того, как предложение было выдвинуто, независимо от того, какими средствами оно было достигнуто, следующая задача состоит в том, чтобы вывести серию проверяемых гипотез, которые, если они будут проверены на основе независимых эмпирических данных. данные, как правило, подтверждают это предложение. … В нашем поиске объяснений различий и сходств в археологических данных нашей конечной целью является формулирование законов культурной динамики ». [5]

Философский подход Бинфорда основывался на крайнем эмпиризме или позитивизме.Неважно, как были получены теории, они были статистически проверены на основе данных и приняты или отклонены на этом основании. Неудивительно, что не было получено никаких «законов культурной динамики», просто было выдвинуто множество специальных теорий, которые никогда не были общепринятыми археологами и не превратились в серьезные научные законы общественного развития.

Подход Куна «смена парадигмы» использовался, чтобы оправдать это как науку, потому что все предыдущие концепции и теории были бесцеремонно отброшены.Вы упоминаете работу австралийского археолога В. Гордона Чайлда, который был марксистом, как если бы он оказал влияние на теорию систем 1960-х годов. Я не знаю серьезных доказательств этому. Казалось бы, гораздо более вероятно, что процессуальная археология получила широкую поддержку, особенно в Соединенных Штатах, потому что она, казалось, давала научную альтернативу марксизму. Фактически, список теорий истории культуры до 1960 года, которые вы называете «коллекционированием бабочек», вероятно, обычно включает теории Чайлда, не говоря уже, в более широком антропологическом контексте, работу Льюиса Генри Моргана, чей взгляд на социальное развитие через этапы был защищен Фредериком Энгельсом в Происхождение семьи, частной собственности и государства .

Таким образом, одна книга включает Чайлда в историю культуры, хотя это весьма благоприятно для него, как в следующем комментарии [6]:

«Великим достижением Чайлда было включение огромного количества археологических свидетельств, которые появились в Европе — особенно для предыстории — в больших объяснительных рамках. Его колоссальный объем публикаций и их влияние на широкий круг ученых, помимо археологии, которые разделяли интерес к марксизму, во многом сделали доисторическую археологию достойной академической дисциплиной.

Чайльд изучал работы Маркса и Гегеля в молодости и разработал историко-материалистический подход к ранней истории Ближнего Востока и Европы. Он стал сторонником Советского Союза в 1930-х годах, но никогда не принимал грубые версии марксизма, выдвинутые сталинской бюрократией.

Он написал, например:

“. , , общества на каждой фазе социальной эволюции опирались на определенные производительные силы, которые определяли их жизнь, но которые со временем вынуждали возникновение новых производительных сил и новый цикл социальной эволюции.[7]

Нет сомнений в том, что со времен Чайльда был внесен важный вклад в обновление и сопоставление эмпирического материала [8]. Но, безусловно, научная теория ранних обществ может быть разработана («отвергнута») только путем расширения творческого применения исторического материализма Чайльдом. Откровенно говоря, я не вижу обоснованности в вашем использовании Куна, чтобы утверждать, что «Новая археология», также известная как процессуальная археология, имеет какую-либо научную основу. Конечно, не следует путать его с марксизмом.

[1] «Азбука материалистической диалектики», http://www.marxists.org/archive/trotsky/1939/12/abc.htm; «Культура и социализм», http://www.wsws.org/articles/2008/oct2008/cult-o23.shtml; «Диалектический материализм и наука», http://www.marxists.org/archive/trotsky/1925/09/science.htm; «Радио, наука, техника и общество», https://www.marxists.org/archive/trotsky/1926/03/science.htm
[2] http://www.marxists.org/archive/lenin/works /1912/may/08c.htm
[3] Пол Хойнинген-Хуэн, Томас Куна, Философия науки , University of Chicago Press, Чикаго и Лондон, 1993.
[4] http://marxists.org/archive/marx/works/1883/don/ch20.htm
[5] Цитируется по: Кевин Грин, Археология: Введение , четвертое издание, Routledge, Лондон, 2002 г., стр. 245.
[6] ibid, p 239.
[7] Vere Gordon Childe, What Happened in History , Penguin, London, 1964, p 8.
[8] См., Например: http: //www.wsws .org / статьи / 2003 / apr2003 / лут-a19.shtml; http://www.wsws.org/articles/2008/oct2008/book-o09.shtml

,

Энгельс о диалектике природы (декабрь 1940)

Wm. Ф. Вард: Энгельс о диалектике природы (декабрь 1940 г.)

Вт. F. Warde

(декабрь 1940)

---

Источник: Fourth International , Vol.1 No. 7, December 1940, pp.201-205.
(Wm. F. Warde — псевдоним Джорджа Новака.)
Транскрипция / редактирование / HTML-разметка: 2006, Эйнде О’Каллаган.
Общественное достояние: Интернет-архив Джорджа Новака, 2006 г .; Эта работа совершенно бесплатна.При любом воспроизведении мы просим вас указывать этот Интернет-адрес и информацию о публикации выше.

---

Диалектика природы
Фредерик Энгельс
Перевод К. Dutt
Предисловие и примечания J.B.S. Холдейн, FRS
383 с. International Publishers, Нью-Йорк, 1940. $ 2.50.

Идеологическое развитие каждого общественного движения шло по курсу, определяемому материальными условиями его существования. Эволюция научной мысли под эгидой пролетариата была противоположной эволюции под эгидой буржуазии.Эта разница в развитии выросла из различных социальных потребностей, с которыми столкнулись два революционных класса на первых этапах их карьеры.

Основное направление буржуазной мысли продвинулось от естественных наук к общественным. Ранние буржуазные философы были в первую очередь озабочены продвижением человеческих познаний в природе после долгого сна средневековья. Они не были заинтересованы в реформировании общества по буржуазному образцу. Они изобрели новые интеллектуальные методы увеличения власти человека над природой, а не уменьшения власти человека над человеком.

Лорд Бэкон, прародитель английского эмпиризма, сознательно отвернулся от религиозных противоречий, в которых тогда впервые проявилась великая политическая борьба, чтобы исследовать работу природы. Декарт, основатель современного рационализма, противопоставил бесплодной «спекулятивной» философии школьников свою собственную «практическую философию», которая сделала бы человечество «хозяевами и обладателями природы» и позволила бы им «без всяких проблем наслаждаться плодами природы». земля и все ее удобства.Ньютон придал физике классическую форму за полтора века до того, как Рикардо выполнил ту же задачу для буржуазной экономики.

Материальные причины интеллектуальной эволюции

Такой порядок развития не случаен. Основной задачей буржуазии в тот период было увеличение производительных сил, тем самым увеличивая их собственное богатство и власть. С другой стороны, научная мысль пролетарского движения перешла от социальных наук к естественным.И это тоже было небезосновательно. Безотлагательная задача пролетариата при капиталистическом господстве заключалась не столько в увеличении производительных сил общества, как буржуазия была вынуждена делать при феодальном правлении, сколько в освобождении и без того высокоразвитых производительных сил из мертвой руки капиталистической собственности и контроля.

Это объясняет, почему марксизм, научный метод революционного пролетарского движения, сосредоточил внимание на первом этапе своей деятельности на решении исторических, социальных и экономических проблем.Практическая необходимость диктовала решение наиболее актуальных теоретических проблем в области социальных явлений. Хотя теория диалектического материализма была, по сути, универсальной системой мышления, охватывающей как природу, так и общество, ее подробное применение к теоретическим проблемам естественных наук пришлось отложить для дальнейшего рассмотрения.

Маркс, Энгельс и естествознание

Создатели диалектического материализма остро осознавали пробелы в своей теоретической работе.Маркс с нетерпением ждал написания справочника по диалектике после того, как он завершил Капитал . В последние годы своей жизни Энгельс провел всестороннее исследование математики и естественных наук с помощью реконструкции их теоретических основ с помощью материалистической диалектики, точно так же, как он и Маркс ранее произвели революцию в социальной науке.

«Маркс и я, — писал он во втором предисловии к Anti-Duehring , — были в значительной степени единственными людьми, которые спасли сознательную диалектику от немецкой идеалистической философии и применили ее в материалистической концепции природы и истории.Но знание математики и естествознания необходимо для диалектического и в то же время материалистического понимания природы. Маркс хорошо разбирался в математике, но мы могли лишь частично, периодически и спорадически идти в ногу с естественными науками. По этой причине, когда я ушел из бизнеса и перевел свой дом в Лондон, что позволило мне уделить ему необходимое время, я прошел через как можно более полную «линьку», как называет это Либих, в математике и естественных науках. , и потратил на это большую часть восьми лет.”

Anti-Duehring был первым плодом этой работы; Диалектика природы последнее. В то время как Anti-Duehring остается лучшим изложением философии диалектического материализма, Диалектика природы , несмотря на ее фрагментарный характер, теперь следует рассматривать как ее незаменимое дополнение. Энгельс не смог закончить эту работу из-за огромного труда, затраченного на редактирование и публикацию Capital (вот прямое свидетельство вмешательства социальных наук в развитие естествознания!) И других задач, связанных с революционным движением.Настоящий том состоит из шести более или менее завершенных глав вместе с пачкой разрозненных заметок и отдельных статей.

Хотя рукописи Энгельса на английском языке потребовалось более шестидесяти лет, она появилась в подходящий момент. Вот еще одно средство для обучения тех студентов, которые почувствовали необходимость глубже вникнуть в теоретические основы марксизма и ответить тем критикам, которые требовали знать, как доктрины и методы диалектического материализма могут быть применены к проблемам естествознания. ,Несомненно, новая школа мелкобуржуазных ревизионистов, чье пренебрежение марксистской теорией превосходит только их незнание, придаст этим сочинениям немногим больше положительной ценности, чем их предшественник, Эдвард Бернштейн, который держал рукопись в течение многих десятилетий после нее. Смерть Энгельса, не видя необходимости в ее публикации. Но каждый серьезный исследователь марксистской мысли обрадуется, что эти ключи к пониманию материалистической диалектики наконец стали доступны.

Что хочет продемонстрировать Энгельс

В «Диалектике природы » Энгельс стремился продемонстрировать, что процессы природы подчиняются тем же общим законам движения, что и социальные и интеллектуальные процессы. Как он писал в Anti-Duehring , Энгельс исследовал математику и естественные науки, чтобы убедить себя, «что в суматохе бесчисленных изменений, происходящих в природе, действуют те же диалектические законы, что и те, которые в истории управляют очевидной случайностью События; те же законы, что и те, которые так же образуют нить, проходящую через историю развития человеческой мысли и постепенно поднимаются к сознанию в уме человека…. »и которые были впервые сформулированы Гегелем в мистической форме до того, как Маркс и Энгельс преобразовали их в материалистическую диалектику.

Во введении Энгельс дает критический обзор развития естествознания с теоретической стороны. Он объясняет, как и почему в этот первый период возрождения естественного знания доминировала точка зрения на абсолютную неизменность природы. Неподвижные звезды и наша солнечная система, Земля, ее фауна и флора всегда считались одним и тем же.В такой схеме вещей не было места для идеи универсальной эволюции.

Это мировоззрение, преобладавшее во всех отраслях естествознания вплоть до XIX века, начало подрываться в одной науке за другой из-за внутреннего развития самих наук. В астрономии — по гипотезе Канта-Лапласа об эволюции Солнечной системы из туманности; в геологии — концепцией Лайеля о последовательных преобразованиях земной поверхности; в физике — формулировкой механической теории тепла и законом сохранения энергии; в химии — открытие Менделеевым периодического расположения элементов; а в биологии — теорией происхождения видов Дарвина.Эта серия открытий породила новую научную концепцию природы, теорию универсальной эволюции, «представление о том, что вся природа, от мельчайших элементов до величайших, от песчинок до солнц, от протистов до людей, имеет его существование в вечном появлении и исчезновении, в непрерывном движении, в неутомимом движении и изменении ».

Полные последствия этого революционного развития отдельных наук, разрушившего старую картину неизменной природы, медленно реализовывались в сознательной мысли отдельных естествоиспытателей и в гениальной научной теории.Практикующие ученые, которые приняли результаты и следовали методам эволюционной точки зрения в своей особой области деятельности, цеплялись за старые метафизические способы мышления в других областях мысли и в своих общих концепциях.

Диалектическая теория эволюции

Между тем новая, более высокая ступень естественного знания потребовала соответствующей ему теоретической системы и метода мышления. Старая механическая система природы с ее неизменными законами и элементами и ее метафизический способ мышления, работающий с негибкими и исключительными категориями, больше не хватало.

Это был философ, а не ученый, который предоставил естествознанию интеллектуальные средства для ее освобождения от старого мировоззрения и для построения нового. Подобно тому, как Декарт обрисовал механическую систему природы, Гегель сформулировал первую систематическую концепцию всего природного, социального и духовного мира как непрерывного процесса развития.

В своей диалектической логике Гегель попытался дать рациональную форму и развить рациональный метод из многосторонних, противоречивых процессов эволюции.Законы его диалектики — не что иное, как самые общие законы движения и изменения природы, общества и человеческого мышления. Эти законы были первоначально идеалистически задуманы Гегелем как простые законы мышления. Но, как впоследствии Маркс и Энгельс продемонстрировали в своей материалистической версии диалектической логики, диалектические законы являются концептуальными формулировками объективных материальных реальностей.

Три закона диалектики

Энгельс обсуждает три основных закона диалектики: закон превращения количества в качество, и наоборот ; закон взаимопроникновения противоположностей; и закон отрицания отрицания.Он берет экспериментальные результаты отдельных наук, просеивает и синтезирует их, чтобы показать, что эти диалектические законы на самом деле являются законами развития в природе и поэтому действительны для теоретического естествознания.

Первый закон означает, что «в природе, точно установленным образом для каждого отдельного случая, качественные изменения могут происходить только путем количественного добавления или вычитания материи или движения (так называемой энергии)». Во второй главе Энгельс точно указывает, как действует этот закон, на многочисленных примерах из точных наук механики, физики и химии, где точно измеримые и прослеживаемые количественные вариации напрямую связаны с производством качественных различий.В физике с тех пор было установлено, что существует непрерывный ряд лучей от радио до космических лучей, в которых количественные изменения длины волны проявляются в определяемых качественных различиях. Тот же самый закон столь же четко наблюдается в химии, где свойства тел изменяются в соответствии с их измененным количественным составом. Энгельс цитирует аллотропные формы элементов, соединения оксида азота, гомологический ряд соединений углерода и периодическое расположение элементов в соответствии с их атомным весом; современные химики могли бы добавить еще много примеров.

Второй закон диалектики утверждает, что все имеет внутренне противоречивый характер, содержащее в себе свою собственную противоположность. Биполярная сущность всех вещей проявляется в изменении, которое представляет собой процесс изменения , или трансформации чего-либо из исходного состояния через серию промежуточных вариаций в противоположное. Энгельс выдвигает этот закон взаимопроникновения противоположностей в третьей главе, где исследует важнейшие научные проблемы, основные формы движения.

Природа движения

Все естественные знания основаны на изучении материального движения того или иного вида. Следовательно, для естествознания абсолютно необходима правильная концепция движения. Что такое движение? Движение, говорит Энгельс, представляет собой противоречивое сочетание притяжения и отталкивания. Все различные формы движения возникают из взаимодействия этих двух противоположных фаз его существования. Где бы и когда бы ни происходило движение в природе, эти полярные противоположности будут неразрывно связаны.Это диалектическое определение движения уже неявно содержит эмпирически открытый физический закон сохранения энергии. Ибо, если каждое отдельное притяжение компенсируется соответствующим отталкиванием где-то еще, тогда сумма всех притяжений во Вселенной должна быть равна сумме всех отталкиваний.

Движение состоит из конкретного единства притяжения и отталкивания. Благодаря их взаимодействию друг с другом и их превращению друг в друга создаются разнообразные способы движения в природе.Универсальное взаимодействие притяжения и отталкивания можно увидеть в простейшем виде движения, механическом движении, которое состоит из смены места части любого тела. Поскольку движение всегда относительное, смена места требует, чтобы проявилось взаимодействие как минимум двух тел. Когда два тела действуют друг на друга так, что в результате происходит смена места одного или обоих, это изменение места может состоять только из приближения или разделения. Но движение одного тела к другому предполагает преодоление разделяющего их отталкивания, и наоборот.Более того, притяжение одного тела к другому включает его отталкивание от третьего тела. Таким образом, всякая смена места обязательно влечет за собой взаимное действие притяжения и отталкивания и их замену друг другом.

Механические движения масс на поверхности земли можно разделить на центростремительную силу гравитации и противодействующие центробежные силы. Такое же взаимопроникновение притяжения и отталкивания проявляется во взаимном движении небесных тел, как и в динамическом равновесии, поддерживаемом между Землей и Солнцем.Если бы Земля не была связана с Солнцем притяжением, она бы покинула солнечную систему и улетела бы в космос. Если бы Солнце, с другой стороны, не оказывало постоянного отталкивания в форме лучистой энергии на Землю и не удерживало ее на расстоянии, эта планета давно бы упала в свою пылающую массу и поглотила бы ее.

Каждый способ движения в природе, от низшего до высшего, от простого механического движения до сложного органического поведения, охватывает и возникает из одновременного действия и реакции притяжения и отталкивания.На самом деле движение есть не что иное, как наиболее общее выражение множества форм, в которых проявляются эти полярные противоположности.

Диалектическое определение движения

Энгельс использует это диалектическое, двустороннее, всеобъемлющее определение движения для критики и исправления односторонних представлений о природе движения, преобладающих в ньютоновской физике. Ньютонианцы ошибались, считая притяжение или гравитацию основной формой движения в природе.Тем самым они игнорировали столь же важную роль его противоположности, отталкивания, упускали из виду, в частности, трансформации одной фазы движения в другую. Энгельс предпринимает анализ концепций силы, энергии и работы в трудах Гельмгольца, великого немецкого физика девятнадцатого века, чтобы продемонстрировать, как это пренебрежение существенно биполярным характером движения внесло путаницу и увековечило ошибки в физической теории.

Со времени написания Энгельса тот факт, что движение включает в себя как притяжение, так и отталкивание, был убедительно подтвержден электронной теорией материи, физической теорией относительности и, как указывает Холдейн, недавними достижениями в астрономической теории спиральных туманностей.В принципах новой «волновой механики» диалектический закон взаимопроникновения противоположностей только что одержал большую победу над старыми механическими концепциями.

Этот триумф тем более окончательный, потому что ему так долго и сознательно сопротивлялись сами физики. Когда они впервые обнаружили, что электронные явления проявляют свойства как волн, так и частиц, они были глубоко озадачены этим противоречием, которое нельзя было ни примирить, ни объяснить разделенными категориями механической теории.Субатомная теория зашла в тупик. После долгих размышлений самые смелые физики наконец пришли к выводу, что в субатомном мире волны и частицы больше не могут считаться абсолютными противоположностями; что они могут быть объединены в единое целое; что они могут обладать одинаковыми свойствами; и что при определенных условиях они могут трансформироваться друг в друга.

Отрицание отрицания

Закон отрицания отрицания, который Гегель использовал в качестве основного закона для построения всей своей системы мышления, имеет гораздо более широкую сферу применения в системе природы.Этот закон действительно выражает фундаментальную форму развития в природе.

Противодействующие силы, действующие в каждой отдельной вещи, вызывают постоянные изменения в ее составе. Эти изменения накапливаются в количестве, пока на определенной стадии процесса развития не произойдет отчетливое качественное преобразование или скачок. Вещь теряет свою изначальную идентичность и переходит в свою противоположность.

Но эволюционный процесс не останавливается на точке простого отрицания.Новая форма материального существования не менее противоречива сама себе, чем старая, и подвержена тому же внутреннему беспокойству. Первое отрицание, в свою очередь, подвергается самодифференциации и разделению, пока оно тоже не переходит в свою собственную противоположность и тем самым становится отрицанием. Конечный результат этого процесса называется отрицанием отрицания, синтетическим единством, отбрасывающим переходные формы, но сохраняющим в себе сущностное содержание обеих сторон противоречивого целого.

Все трансформации материального движения, изучаемые естествознанием, иллюстрируют действие этого закона отрицания отрицания в физической реальности.Энгельс использует закон, чтобы прояснить взаимосвязь между механическим и молекулярным движением или теплом.

Механическое в молекулярное движение

Все различные формы движения порождаются, как мы сказали, взаимодействием притяжения и отталкивания и их превращением друг в друга. Но в каждом конкретном режиме движения преобладает та или иная крайность. Чистое механическое движение по сути является формой притяжения. Хотя отталкивание обязательно присутствует во всех случаях механического движения, оно существует в отрицательном или пассивном состоянии.Активную роль играет влечение.

Как форма притяжения, механическое движение есть отрицание отталкивания. Но он содержит в себе возможность превращения в свою противоположность. Это диалектическое развитие действительно происходит в природе в результате контакта или столкновения одного тела с другим. В результате трения или удара часть чистого механического движения масс разрушается и снова появляется в форме внутреннего молекулярного движения или тепла. Тепло, выделяемое при торможении, является повседневным примером этого явления.

Однако тепло, которое взбалтывает и разделяет молекулы твердых тел, является формой отталкивания. В случае тепла отталкивание выступает как активная, а притяжение отступает в пассивную сторону материального процесса. Преобразование механического движения в тепло, следовательно, является отрицанием отрицания, возвращением материального движения к исходному состоянию отталкивания, но на более высоком уровне развития.

Диалектика научных открытий

Закон отрицания отрицания проявляется не только в физическом процессе превращения механического движения в тепло, но и в истории его открытия.Человечество давным-давно фактически преобразовало механическое движение в тепло, сначала инстинктивно растирая тело руками, чтобы согреться, а затем разжигая огонь от трения. Но это отрицание изначальной положительной формы механического движения было только первым шагом в диалектике процесса. Чтобы завершить развитие, человечество должно было обратить процесс вспять и преобразовать тепло в механическое движение.

Эта вторая стадия, отрицание отрицания, была реализована только через многие тысячи лет благодаря изобретению паровой машины, которая представляет собой устройство для преобразования тепла в пригодное для использования механическое движение.В этом случае историческая человеческая практика в области техники обеспечивает доказательство логического закона отрицания отрицания.

Здесь также есть доказательство того, что «диалектика мозга — это только отражение формы движения реального мира, как в природе, так и в истории». Закон отрицания отрицания не смог бы проникнуть в сознательную мысль, если бы он уже не действовал в физических процессах и в социальной жизни.

Механика против диалектики

Тем не менее, как указывает Энгельс, даже после того, как проблема преобразования механического движения в тепло и тепло снова в механическое движение была решена в человеческой практике, естествоиспытатели не смогли сформулировать этот факт полностью правильным или всеобъемлющим теоретическим образом.Сначала они рассматривали тепло, как и электричество, как особый вид невесомой субстанции, а не как способ движения материала. Затем, когда они признали тепло как способ движения как в ограниченном законе механического эквивалента тепла, так и в общем законе сохранения энергии, они выразили взаимосвязь между этими двумя режимами движения исключительно из одного количественная точка зрения.

Но механическое и молекулярное движение связаны не только количественно, но и качественно.Это разные формы одного и того же материального движения. Диалектический материализм показывает свое превосходство над механической точкой зрения, потому что, помимо понимания количественного тождества двух форм движения, сформулированного законом количественной эквивалентности движения через все его изменения формы, он также объясняет их качественное разнообразие и манера их взаимных метаморфоз.

Диалектический материализм имеет иное понимание основной задачи естествознания, чем представители механической школы, идеи которой преобладали в естественнонаучной мысли со времен Декарта и Ньютона.Механики, которые были заняты изучением законов прохождения тел в пространстве, считали, что цель науки состоит в том, чтобы свести все другие формы материального движения к элементарной форме механического движения, чтобы разрешить высшие виды движения в ниже, более сложное в простое. Так, в предисловии к своему Principia Ньютон писал:

«Хотелось бы вывести из элементов механики остальные явления природы.”

Эта концепция конечной цели естествознания совпадала с тем относительно примитивным уровнем технологии и промышленности, который был главным образом связан с использованием и эксплуатацией машин, в которых один аспект механического движения (потенциальная энергия) преобразовывался в другой (кинетическая энергия). Научная мысль вращалась в том же узком кругу, что и научная практика, обобщая изменения в рамках одной простой формы движения, механической транспозиции.

Рука об руку с огромными достижениями в технологии и крупной промышленности за последние два столетия ученые открыли, исследовали и применили многие другие виды движения материалов, тепловые, электромагнитные, химические и т. Д.Они особенно старались изучить взаимосвязи и преобразования этих режимов движения друг в друга. Ученые теперь знают, что, хотя эти другие формы движения всегда связаны с реальным механическим движением, они не могут быть сведены к нему, не стирая их специфических характеристик. Законы физиологии, общества или мышления, хотя и основаны на фундаментальных законах природы, не могут быть просто «выведены из элементов механики», как предполагал Ньютон.

Видно, что со всех сторон законы, управляющие механическим движением, имеют свои пределы; они потеряли свой суверенный статус. [1] Расширение технической, производственной и чисто научной практики расширило теоретический горизонт науки далеко за пределы старого механического идеала, представив чрезвычайно широкий взгляд на ее задачу, которую диалектический материализм не только признал, но и лучше всего сформулировал.

Диалектическая концепция науки

Эта новая концепция является эпохальной.В отличие от механической точки зрения, диалектический материализм считает задачей науки не сведение всех видов движения в одно, а изучение основных форм материального движения в их естественной последовательности, диалектических взаимосвязей и превращений в одно целое. другой.

Формы движения варьируются от грубого механического движения масс до сложной мыслительной активности человеческого мозга. В ходе материальной эволюции все эти различные способы движения, механические, молекулярные, атомные, электронные, химические, тепловые, органические, социальные и интеллектуальные, развивались один из другого в результате взаимодействия притяжения и отталкивания, изначального противоречия. сущность движения.Они составляют взаимосвязанный иерархический ряд, каждый из которых естественным образом связан с другими и может при надлежащих материальных условиях превращаться друг в друга.

Эта концепция впервые обеспечивает прочную материальную основу для систематической классификации наук. Каждая отдельная наука анализирует либо отдельную форму движения (химия), либо взаимосвязь между несколькими формами движения (электрохимия). Сущностный порядок наук соответствует порядку порождения различных форм движения в природе и их диалектического перехода друг в друга.Таким образом, диалектический материализм вводит новый принцип порядка, чтобы заменить беспорядок и анархию, царившие в научной мысли после банкротства старой механической системы. Все разнообразные области человеческого знания от астрономии до логики объединены в один обширный синтез.

Часть материала «Диалектика природы» , как и любого трактата о естественных знаниях, написанного более шестидесяти лет назад, устарела в результате последующего прогресса физических наук.Это особенно верно в отношении главы об электричестве, в которой за последние полвека были достигнуты наибольшие успехи. И все же на этих страницах удивительно мало шелухи. Наблюдения Энгельса указывали в правильном направлении и во многих случаях подтверждались дальнейшими исследованиями физических наук. Каждое обсуждение конкретного вопроса имеет непреходящую ценность как пример того, как использовать концепции материалистической диалектики в качестве инструментов критического мышления как в естественных, так и в социальных науках.

Задача, которая нас ждет

Задача определения диалектического характера природных явлений, которую Энгельс поставил перед собой и не довел до конца, все еще ждет своего решения. Несмотря на обилие материалов, полученных в результате недавних революционных достижений в области естественных наук, эта задача стоит примерно на том этапе, на котором ее оставил Энгельс. Теоретики постмарксистского периода — Бернштейн, Каутский, Адлер и т. Д. — обладая такой же враждебностью или безразличием к философии диалектического материализма, как наши современные антидиалектики, не имели ни оборудования, ни стимула делать что-либо в этом направлении.Книга Ленина «Материализм и эмпирическая критика» и его записные книжки по логике Гегеля сделали возможным возрождение философии марксизма и открыли путь для распространения ее идей и методов на проблемы, стоящие перед физической наукой.

Следует надеяться, что, когда большевики возглавили государственную власть в России, их научные руководители и академии возьмутся за эту задачу как на коллективной, так и на индивидуальной основе. Под покровительством Ленина были сделаны многообещающие начинания.Но они были прерваны реакцией. Вряд ли можно ожидать, что беспримесная марксистская мысль, изгнанная из политики, пустит свои корни в недра природы или какое-то время свободно процветает под губительной тенью сталинского режима. Следовательно, марксизм превратился из стремительно растущего идеологического движения в бесплодную схоластику.

Сталинисты могли бы сохранить некоторые пережитки марксистской мысли прошлого, как средневековые ученые сохранили труды Аристотеля или как они сами мумифицировали тело Ленина: чтобы показать гниющую славу прошлого, попирая свой дух в настоящем.По этой причине мы обязаны им публикацией «Диалектика природы» . В науке, как и в обществе, остатки наследия Октябрьской революции кое-где укоренились в сталинизме; из этой мерзости все еще может исходить какое-то благо: противоречие, несомненно, ужаснет антидиалектиков. Но под покровительством сталинизма не может быть никакого последовательного и плодотворного развития науки диалектического материализма.

В этой области мысли, как и во всех других, силы Четвертого Интернационала обязаны выполнять задачи, оставленные незавершенными их марксистскими предшественниками.В философских трудах Маркса и Энгельса, а теперь и в «Диалектике природы » , они найдут основные пути, уже проложенные для них.

Сноска

1. См., Например, The Evolution of Physics Эйнштейна и Инфельда, особенно раздел The Decal of the Mechanical View .

---

Последнее обновление: 6.2.2006

,