«Бритва Оккама» доклад по философии
«Бритва Оккама» Методологический принцип, сформулированный средневековым англ. философом и логиком У. Оккамом и требующий устранения из науки всех понятий, не являющихся интуитивно очевидными и не поддающихся проверке в опыте: «Сущности не следует умножать без необходимости». Оккам направлял этот принцип против распространенных в то время попыток объяснить новые явления введением разного рода «скрытых качеств», ненаблюдаемых «сущностей», «таинственных сил» и т.п. «Б. О.» может рассматриваться как одна из первых ясных формулировок принципа простоты, требующего использовать при объяснении определенного круга эмпирических фактов возможно меньшее количество независимых теоретических допущений. Принцип простоты проходит через всю историю естественных наук. Многие крупнейшие естествоиспытатели указывали, что он неоднократно играл руководящую роль в их исследованиях. В частности, И. Ньютон выдвигал особое методологическое требование «не излишествовать» в причинах при объяснении явлений. Вместе с тем понятие простоты не является однозначным (простота в смысле удобства манипулирования, легкости изучения, простота допущений, лежащих в основе теоретического обобщения, независимость таких допущений и т.д.). Неочевидно также, что само по себе стремление к меньшему числу посылок непосредственно связано с повышением эмпирической надежности теоретического обобщения. В логике стремление к «экономии исходных допущений» выражается в требовании независимости: ни одна из принятых аксиом не должна выводиться из остальных. Это относится и к принимаемым правилам вывода. С «Б. О.» определенным образом связано и следующее обычное требование к доказательству: в числе его посылок не должно быть «лишних утверждений», т.е. утверждений, не используемых прямо при выведении доказываемого тезиса. Это требование «экономии посылок» не является, конечно, необходимым. Оно не представляется также достаточно ясным и не включается в само определение доказательства. Доказательство с «излишними» или чересчур сильными посылками в каком-то смысле несовершенно, но оно остается доказательством. Список литературы Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://ariom.ru/
правило, принцип, лезвие : VIKENT.RU
Английский теолог, философ-схоласт, логик. Имел прозвище по латыни: Doctor invincibilis – непобедимый доктор.
Наибольшую известность получил благодаря предложенному им принципу мышления — «Бритве Оккама». В авторской формулировке этот принцип звучит так: «… напрасно пытаться делать посредством большего то, что может быть сделано посредством меньшего».
Попов П.С., Стяжкин Н.И., Развитие логических идей от античности до эпохи Возрождения, М., «Издательство Московского Университета», 1974 г., с. 183.
И.Л. Викентьев: я должен заметить, что в XX веке при изучении и моделировании сложных явлений, неоднократно провозглашался противоположный принцип: «Адекватная модель сложного явления не может быть простой…»
Уильям Оккам разделял теорию «двух истин»: положения религиозной веры не доказываются научными аргументами и наоборот: научные положения доказываются
«Оккам отрицает возможность доказательства бытия Божия методом естественных наук. Более того, он разделяет теологию и естествознание как два параллельных пути познания. Уточним, что естествознание в средневековой науке было областью философии, а значит, строго говоря, речь идет о разделении теологии и философии. «Можно ли одну и ту же по виду или числу теологическую истину доказать в теологии и в естественном знании (scientianaturalis)? Нет: ибо один и тот же по виду вывод невозможно знать на основании двух родов знания… Против: философия не помогала бы теологии, если бы одна и та же истина не могла бы быть доказана и в естественном знании, и в теологии…Если предположить, что только та истина будет теологической, которая необходима для спасения души, я утверждаю, что один и тот же вывод, принадлежащий к виду теологических, нельзя доказать в теологии и в естественном знании…»
Покровский Н.Б., Последний схоластик: жизнь и учение Уильяма Оккама, журнал «Личность и Культура», 2012 г., N 2, c. 74.
«Взгляды В. Оккама занимали промежуточное положение между двумя крайними точками зрения, возникшими в средневековье в связи с вопросом о природе понятий. Сторонники первого течения, называемого реализмом, считали, подобно Платону, что понятия есть единственные реальности бытия. Представители другого направления, известного под названием номинализма, наоборот, утверждали, что реальными являются сами вещи и явления, а общие понятия по отношению к ним есть только названия, имена, знаки, метки. Ни покидая целиком почву номинализма, В. Оккам занял среднюю позицию между упомянутыми противоположными течениями. В. Оккамом признавалась реальность общих понятий или универсалий, но существующих не вне и независимо от субъекта, а внутри него в виде концептов или умственных образов. В составе души В. Оккам выделял перцепты и концепты. Перцепты — это термины или знаки, имеющие отношение к единичным предметам; концепты же представляют собой термины или знаки, обозначающие отношения между перцептами и относятся ко многим сходным объектам. Понятия являются производными от перцептов, которые в свою очередь вызываются внешними предметами. Преобразование перцептов (знаки первого рода) в концепты (знаки второго рода) осуществляется с помощью речи.
Напомним, что центральным понятием в учении В. Оккама является категория знака. Знаковая теория чувственного и умственного образа была направлена не только против телеологической интерпретации психического, при которой идеальное, данное изначально и интроспективно, отождествлялось с внешним предметом (понятие шара — шар), но также против теории «идолов» древнегреческих материалистов, в которой утверждалось и устанавливалось полное подобие между объектом и его субъективным образом. Отношение между объектом и его образом, по мнению В. Оккама, имеет знаковый характер. Чувственный образ — это нечто вроде метки вещи, как, например, дым есть знак огня. Таким образом, ощущения, восприятия, понятия есть составляющие системы знаков, которой человек оперирует для обозначения внешних предметов, явлений и связей между ними. Если ощущения и восприятия суть знаки, производимые вещами, то психические явления могут быть раскрыты без привлечения активности души».
Якунин В.А., История психологии, «Изд-во Михайлова», 2001 г., с. 121-122.
«Действительная мощь и эффективность «бритвы Оккама» обнаружились, когда начала создаваться Наука (наука Нового времени) — в начале XVII века.
И это только те, у которых я непосредственно нашёл апелляцию к принципу простоты (так это требование стало называться). А у скольких я не сумел найти! Так что принцип простоты на протяжении 400 лет является одним из фундаментальных требований научного познания. Но при этом возникает вопрос: а что такое «простота», к которой так часто обращаются учёные? Иначе говоря, вопрос заключается в интерпретации содержания самого понятия простоты. Первой интерпретацией понятия простоты была онтологическая интерпретация: природа устроена просто, и именно поэтому и само знание (наука) должно быть простым».
Илларионов С.В., Теория познания и философии науки, М., «Российская политическая энциклопедия», 2007 г., с. 156.
Учитель: Дунс Скотт.
Труды Уильяма Оккама по логике и философии оказали влияние на: Фрэнсиса Бэкона, Джона Локка и Дэвида Юма.
Что такое Бритва Оккама: о принципе простыми словами
2 179 просмотров. Последнее обновление: 02.03.2019Если что-то можно сделать разными способами, лучше сделать проще.
Будет быстрее, экономнее, с меньшей вероятностью, что вас не поймут. И по умолчанию скорее так, чем не так.
Поэтому не умножайте сущности без нужды. Всё, что можно зарезать бритвой Оккама без ущерба для дела, должно быть зарезано. На то и бритва. Проектируя что-либо, по возможности лучше минимизировать число элементов. Будь то здание, транспортное средство, оружие.
Одно из преимуществ простоты: так надежнее. Бойся лишних элементов.
Самая надежная деталь в механизме – та, которой в ней нет. К теориям тоже относится.
Допустим, есть две теории и обе примерно одинаково хороши. «Хороши» здесь означает, что они дают инструменты, позволяющие что-то предсказать в реальности и её изменить по своему намерению. Но сами инструменты различны. Либо одна страничка и пара формул, либо пухлая папка с кучей оговорок, специальных случаев, громоздким аппаратом. Разумно выбирать одну страничку. С папкой больше возни, но это полбеды. Папка несет в себе больше риска. Там содержится больше утверждений о мире, а каждое из них – риск, то место, где может сломаться. Если нужно что-то разрезать, выберут простые ножницы – а не резательный прибор из 35 элементов, питаемый из розетки и с инструкцией по эксплуатации. Так и здесь.
При этом не стоит переживать за сложность мироздания. На это мы не покушаемся.
Бритва Оккама не противоречит эволюции, наоборот. Эволюция шла в гору усложнения, но выбирала самые простые пути.
Точнее сказать, самые вероятные, но лишняя сложность всегда менее вероятна, чем её отсутствие. В итоге самые трудные конструкторы собираются из самых простых деталек. Чтобы сложное могло усложняться дальше, оно должно опираться на надежность. А надежность обычно чисто выбрита по Оккаму.
Люди склонны путать «умность» и «сложность». Это не очень умно, но вот есть такая привычка. Желая выглядеть умнее, чем есть, начинают выглядеть лишь сложнее.
Желание казаться умнее, чем есть – глупое желание.
Аналогично, подлинная нравственность не так сильно озабочена выглядеть нравственно, сила – выглядеть сильной. Озабоченность выдает дефицит.
Из разных способов что-либо сказать взрослый и вежливый человек должен выбирать простой, а не сложный.
Если кто-то «умнит» на публике, он подросток, даже если ему 50 лет и он доктор наук. Одно другому не мешает.
На всякий случай, я больший специалист в этой теме – сам умнил почти до 30 лет. Потом отпустило.
Не смейтесь над англосаксонскими авторами, мол, они такие простые: обычно это просто взрослые и вежливые люди. Чтобы оценить, сравните с немецкой философией 19 века или французской 20 века. Докинз, Деннет, Дойч знают об этом мире больше важного и полезного, чем Делез и Деррида. Последние, по большому счету, факультативны, комментируют на полях и еще вопрос, работает ли это вообще. У меня большие сомнения, что психоанализ Лакана хоть что-то лечит, а политические советы от Делеза или Фуко создавали бы что-то, кроме дополнительных рисков для цивилизации. (Тем, кого завораживают идеи Фуко, я бы советовал ознакомиться с его мнением по конкретным вопросам – алжирскому, маоистскому, иранскому. Он даже ездил в Иран периода исламской революции, и происходящее ему
А теперь сравните стиль: как изъясняются т.н. континентальные авторы по сравнению с тем, как это делают взрослые.
Сложность сложности рознь. Допустим, Куайн не самый простой для понимания, но там нет ощущения, что тебя, извините за выражение, разводят. Он занимается сложными проблемами, и пишет так, как об этих проблемах пишется. Иными словами, он не прост, потому что проще нельзя. А Гегель сложен, потому что ему так нравится.
Возможно, это было вызвано характером 19 столетия. Это было джентльменское время до восстания масс. В приличном обществе считалось мало приличным попросить кого-то «быть попроще». И вот, среди уважающих себя господ есть вежливость, и там, в частности, есть презумпция: если кто-то умнит – видимо, так и надо, он имеет основания, он умный. Если что-то не понимаем – наши проблемы. Давайте на всякий случай окажем ему какое-нибудь уважение.
Это немного напоминает анекдот. Василий Иванович рассказывает Петьке, как он играл в карты в английском клубе. Все сидят, молча набирают карты. У меня двадцать одно, говорит сэр Джон. Прощу показать карты, сэр оскорбляется. «Мы, джентльмены, верим друг другу на слово». Вот тут-то, говорит Василий Иванович, мне карта и поперла. Увы, есть целые направления мысли – напоминающие Василия Ивановича, которому внезапно поперла карта.
Когда я был маленьким, то бывало, заходил в комнату к дедушке. Он был инженером, часто ГИПом (главным инженером проекта), многие известные штуки в моем городе проектировались с его участием. Но обычно все знают архитектора, и никто не знает ГИПа. Так вот, дедушка часто прихватывал халтуру на дом, и что-то чертил вечерами. Допустим, схему электроснабжения какого-то здания. Я брал листочек бумажки и чертил что-то внешне похожее. Копировал какие-то условные значки, манеру исполнения. Мне казалось, мои каляки-маляки тоже значимы, ведь они похожи.
К чему речь? Примерно так же соотносится наука и немецкая классическая философия, полагавшая себя научной (или даже сверхнаучной, если так можно выразиться). То, что делал дедушка – как бы наука, а мои каляки по соседству – как бы та самая философия, какой-нибудь Фихте. Ведь похоже. По некоторым словам, по серьезности, с какой этим занимаются. По сложности рисунка, черт возьми!
Развивать в 21 веке идеи, например, Гегеля – аналогично моим забавам младшего школьного возраста. Можно в десять лет нацепить шляпу и галстук – вполне себе классический немецкий философ. Попробуйте проследить за мыслью.
«Подобно тому, как рассудок обычно понимается как нечто отдельное от разума вообще, точно так же и диалектический разум обычно признается чем-то отдельным от положительного разума. Но в своей истине разум есть дух, который выше их обоих; он есть рассудочный разум или разумный рассудок. Он есть отрицательное, то, что составляет качество как диалектического разума, так и рассудка… Он отрицает простое, и тем самым он полагает определенное различие, за которое держится рассудок. Но вместе с тем он также и разлагает это различие, и тем самым он диалектичен», и т.д.
Георг Гегель, «Наука Логики»
А если к шляпе, галстуку и детскому организму добавить чего-нибудь психоактивного (хотя бы полстакана водки), получится кто-то более современный и французский. Ну вот, к примеру, Жак Лакан, отрывок из работы «Значение фаллоса». Тот самый легендарный фрейдомарксизм.
«Оно говорит в Другом, сказали бы мы, обозначив Другим само место, всплывающее при всяком использовании речи в любом отношении, в которое он вступает. Если оно говорит в Другом, слышит ли это ухо субъекта или нет, но именно здесь субъект, в силу логического предшествования всякому появлению означаемого, занимает отведенное ему означающее место. Открыв то, что выражает субъект на этом месте, то есть в бессознательном, мы сможем понять, ценой какого раскола он себя так-то конституировал.
Здесь фаллос высвечивается в его функции. В теории Фрейда фаллос не фантазм, если видеть в этом воображаемый эффект. Как таковой не является он и объектом (частичным, внутренним, хорошим, плохим и т. д…), в той мере как данным термином стараются определить реальность, на которую направлен интерес в отношении. Еще меньше является он символизируемым им органом, пенисом или клитором. И не без оснований Фрейд ссылается здесь на призрачность, которой он был для Древности.
Ведь фаллос — означающее, функция которого в интрасубъективном хозяйстве анализа, приподнимает завесу над его функцией в мистериях. Ведь это означающее, призванное обозначить всю совокупность эффектов означаемого, в той мере как означающее их обуславливает своим присутствием означающего».
Про фаллос отсюда понятно не до конца. Но зато проясняется с фрейдомарксизмом.
Но давайте отойдем от философии.
То же самое правило – чем проще, тем лучше — относится к сбору информации и планированию. Кажется, что чем больше собрал информации – тем лучше для дела. До определенного момента – да. А потом – нет.
Можно выбирать акции в портфель, обращая внимание на 3-4 критерия раз в год, а можно анализировать 30-40 критериев каждый день, дополнительно советуясь с консультантами. Кажется, что второй вариант – удел профессионалов. Так вот, нет. Специально ставили эксперименты. Разбивали людей на две группы, первая имела минимум информации (в основном, динамику котировок), вторая – максимум: любая отчетность, плюс прогнозы аналитиков, всё в режиме реального времени. По итогу первая группа заработала в два раза больше денег (подробнее про это см. Джона Лерер, «Как мы принимаем решения»). Дополнительное знание не улучшило, а ухудшило результат.
Для принятия решений нам нужен не максимум, а оптимум информации, и оптимум далеко не максимум.
Переизбыток информации может вредить при любом прогнозе, любом решении. Например, чтобы предсказать итог футбольного матча лучше, чем «50 на 50», достаточно знать статистику игр двух команд и на чьем поле играют. Всё! Это оптимальный набор данных, любая другая информация – уже избыточна, она не улучшает прогноз (подробнее см. Дункан Уоттс, «Здравый смысл врет. Почему не надо слушать свой внутренний голос»). Между тем, при желании, можно учесть еще сотни параметров. Состояние здоровья игроков, их возраст, личную жизнь, биографию тренера, погодные условия, месяц и день недели, и т.д. Можно, но не нужно.
Аналогично при любом решении. При сборе и анализе информации важно понять, что действительно важно, и вовремя остановиться.
Загрузка…
Иван Палий
Главный редактор, интернет-маркетолог, продакт-менеджер. Развиваю онлайн-продукты, пишу про социальные технологии и образование. Детальнее обо мне читайте здесь.
Бритва Оккама и «щетина Эпштейна». Аксиоматика человеческого опыта
Обоюдоострая бритва Оккама
«Бритва Оккама» — известный принцип экономии мышления, который формулируется так: «Сущности не следует умножать сверх необходимости».[1] Если какое-либо явление можно объяснить одной или несколькими причинами, то следует предпочесть самое простое объяснение. Сведение многого к одному, сложного к простому – вот самый надежный путь к истине. На этом основании, например, Лаплас на вопрос Наполеона, почему в его системе мира ни разу не упомянут Бог, ответил, что он не нуждается в этой гипотезе. «Бог» – та «излишняя» сущность, которая не требуется для объяснения физических или астрономических явлений, выводимых из естественных причин.
Но полезно вспомнить, что для самого английского философа Уильяма Оккама (1285-1347) и других средневековых мыслителей «бритва» как раз служила инструментом «отрезания» всех других сущностей, кроме Бога. Зачем нужны специфические причины для объяснения тех или иных явлений, если все они могут быть выведены из воли и промысла Бога? Единственной необходимой первосущностью и был Бог, a все остальное в мироздании полностью производно от нее. И если впоследствии, с развитием эмпирической науки, принцип «экономии мышления» стал обращаться против сверхъестественных сущностей, то не следует ли критически отнестись к самому этому принципу? Ведь «бритва» Оккама — обоюдоострая и при объяснении мира может отрезать и объявлять излишним как Бога, так и всё, кроме Бога.
Уильям Оккам, английский философ, францискианский монах (1285-1347)
На разных этапах развития науки бритва Оккама, выпрямляя логику доказательства, в то же время вела к редукционизму. Например, велик соблазн свести биологические явления к физическим и химическим, т.е. сократить «живое» как самостоятельную сущность, редуцировать организм к тем же законам, что управляют неорганической природой.
В «Критике чистого разума» Иммануил Кант скептически отзывается о презумпции сокращения сущностей до единого: «Тем самым утверждается, что сама природа вещей дает материал для достигаемого разумом единства… Хотя это единство есть только идея, его всегда искали столь ревностно, что есть больше оснований сдерживать эту страсть, чем поощрять ее».[2] Сам Кант утверждает: «Entium varietates non temere esse minuendas». («Многообразие сущностей не следует опрометчиво сокращать», или «Различие между сущностями не следует необдуманно уменьшать»). Кант выступает за принцип потенциально бесконечной спецификации, т.е. перехода от родов к видам и далее подвидам и все более мелким разрядам явлений. «Познание явлений в их полном определении… требует безостановочно продолжающейся спецификации наших понятий и продвижения к все еще остающимся различиям, от которых видовое понятие и еще в большей мере родовое понятие отвлекаются».
Однако кантовская критика Оккамовой бритвы мне представляется ограниченной. Предлагая последовательную спецификацию явлений, Кант не настаивает на ее необратимом характере. Если свести все соли к двум видам, кислым и щелочным (его собственный пример), то позволительно ли сущность кислого и щелочного свести обратно к общей сущности соли? Или «кислость » и «щелочность» суть самостоятельные, хотя и соотносимые сущности? Иными словами, сокращает ли их бритва Оккама, приводя к единосущию соли или даже к единосущию соли и земли, а дальше — к единосущию всей физической материи? Очевидно, что Кант не одобряет подобной редукции, но и решительных доводов против генерализации не приводит, лишь предлагая дополнять ее спецификацией.
Мне представляется, что между сущностями разных уровней: рода, видов, подвидов и т.д. — нет полной сводимости ни в ту, ни в другую сторону. Общее несводимо к своим разновидностям, а разновидности — к общему. Индивиды несводимы к универсалиям, а универсалии — к индивидам. После выхода моей книги «Философия возможного» (2001), где выдвинут этот принцип взаимной несводимости[3], он получил название «щетины Эпштейна» — как образная антитеза «бритве Оккама», как утверждение многосущности бытия. Принцип гласит: «сущности можно умножать по мере необходимости». Не сверх, но по мере. Но чем определяется эта мера?
Оккамово число. Код и тексты.
Обычно считается, что сущностей должно быть намного меньше, чем явлений, поскольку в этом и состоит необходимость познания — объяснения одного другим. Но возьмем такой наглядный предмет, как яблоко, — есть ли у него своя особая сущность, которая присутствует в огромном множестве предметов, именуемых «яблоками», и выделяет их в более общей категории «фрукты»? По мысли Сета Ллойда, профессора механики Массачусеттского технологического института и научного руководителя Исследовательской лаборатории электроники, информационная насыщенность яблока чрезвычайно велика. «Вселенная, в сущности, является гигантским компьютером, в котором каждый атом и каждая элементарная частица содержат биты информации… <…> Битов в яблоке всего в несколько раз больше, чем атомов, – несколько миллионов миллиардов миллиардов нулей и единиц». [4] В свете современной теории информации трудно говорить о том, что некий индивидуальный объект можно без остатка свести к некоей «родовой» сущности, например, яблоко — к общей сущности плодов. В конце концов, каждая вещь вполне объяснима только из нее самой и в этом смысле представляет собой особую, ни к чему несводимую сущность. Ошибочность редукционизма особенно наглядна сейчас, когда явления открываются нам во всей своей информационной сложности.
Принцип экономии мышления гласит: простое и краткое описание следует предпочесть длинному и сложному. Но можно ли описать яблоко, как единицу человеческого опыта, проще и короче, чем словом «яблоко»?
Введем условно такой параметр: Оккамово число — число универсалий, деленное на число индивидов (реалий), которые ими описываются. Чем меньше Оккамово число, тем меньше сущностей, необходимых для объяснения вещей, и тем экономнее язык их описания.
На языке теории информации Оккамово число – это соотношение знаков кода и длины описания. Обычно, чем больше знаков в коде, тем короче описание, и наоборот, чем проще код, тем сложнее описание тех же самых вещей. Например, если в коде есть только общие понятия, типа «растения», «животные», то описание яблока становится очень длинным, поскольку приходится вводить все характеристики, отличающие его не только от других плодов, но и от других явлений растительного царства. Если же свести описание к минимуму, например, к понятию «яблока», то, наоборот, код станет очень длинным, включая названия всех растений, плодов…
Вопрос в том, на каком уровне лучше экономить, т.е. уменьшать Оккамово число: на уровне кода или дескрипций? Есть разные подходы. Я предпочитаю увеличивать словарь (код), чтобы уменьшать длину описания. Но тогда возрастает число терминов и их дефиниций в словаре. Что выгоднее, «оккамнее»: минимализация или максимализация словаря и соответственно максимализация или минимизация текстов?
Словарь (код) – лишь один из множества текстов, на которых описывается многообразие мировых явлений, в том числе «яблок». Текстов-дескрипций — огромное множество, а метатекст, код, словарь, на основе которого производится все это множество описаний, — только один. Поэтому в принципе выгоднее, экономнее увеличивать длину этого мета-текста, словаря, т.е. до разумного предела множить число сущностей, что позволяет сократить огромное число текстов, повторяющих те же дефиниции при описании тех же объектов. Бритва Оккама — это принцип не экономии, а напротив, расточительства, поскольку, утверждая лишь одну сущность (Бога, материю или какую-либо другую), она предполагает бесконечно длинные описания конкретных явлений. Поэтому для мышления выгоднее увеличивать число знаков кода, попутно снижая длину множества текстов. Например, введя в код понятие «яблоко», мы с его помощью описываем множество яблок, экономя на определении этого термина внутри каждого текста. Так с целью упрощения текстов усложняется код.
Но до разумного предела. Чем же он определяется? Я полагаю, что объемом естественного языка — во всяком случае, для философии и вообще гуманитарных наук. Естественный язык, во всей совокупности своих знаков (слов, понятий), выработанных естественным разумом человечества, — это и есть разумный предел того словаря (кода), которым может оперировать гуманистика.[5] Не больше, но и не меньше. Не обязательно расширять этот словарь введением десятков тысяч специальных терминов, скажем, из ботаники или астрономии. Но и не следует сокращать этот словарь до самых общих категорий, таких, как «материя», «идея», «форма», «единство», «противоречие»… Слово «яблоко» вполне легитимно входит в философский код, в разряд сущностей, которыми оперируют гуманитарные науки, поскольку само человечество в коллективном акте мышления выделило этот предмет и наделило его особым знаком в языке.[6]
Можно также представить подвижную шкалу, на которой Оккамово число меняется в зависимости от избранной рамки объяснения (фрейма): то заостряется бритва, то отращивается щетина. Можно избирательно «выстригать», сущностно сокращать определенные области бытия, например, те, что изучаются физикой; а другие предоставлять плюралистическому росту, например, те, что рассматриваются гуманитарными науками. Если продолжить метафору «бритва Оккама», то позволительно говорить о философии как о «парикмахерском» искусстве. Разные «прически» — разные модели мироздания: от «стрижки наголо» до «буйных кудрей». Одна из задач философии — исследовать применимость подвижной Оккамовой шкалы к разным областям бытия и дискурсивным стратегиям.
Редукция и эмерджентность.
Сказанное выше o бритве Оккама имеет прямое отношение к центральным философским вопросам современности. Какова природа первичной реальности и годится ли естественный язык для ее описания?
С прогрессом биохимии и нейропсихологии за последние десятилетия усилилась уже доминирующая с середины 19-го века тенденция объяснять душевные состояния человека воздействием химических веществ. Нобелевский лауреат биохимик Фрэнсис Крик, сооткрыватель (с Дж. Уотсоном) двойной спирали ДНК, так начал свою книгу «Поразительная гипотеза: Научный поиск души»: «Поразительная Гипотеза состоит в том, что “Вы”, ваши радости и печали, ваша память и устремления, ваше чувство собственной личности и свободной воли, – все это фактически не более чем способ действия обширного собрания нервных клеток и их ассоциированных молекул. Как сказала бы Алиса у Льюиса Кэррола, “Вы не что иное, как пачка нейронов”»[7].
Иными словами, вся этика и психология, все, что мы называем душой и духом, гармонией и гением, отрезается от реальности бритвой Оккама и выступает лишь как эманация нейронов, субъективное переживание химической и физической реальности. Ф. Крик противопоставляет свою научную теорию души как «пачки нейронов» и даже «электронных проводящих путей» религиозному и психологическому ее пониманию. Книга завершается критикой строки из Псалмов: «Славлю Тебя, потому что я дивно устроен» (Пс. 138:14) – биохимик полагает, что псалмопевец «имел только косвенный взгляд на тонкую и изощренную природу нашего молекулярного устройства».
Френсис Коллинз (FrancisCollins) — американский генетик, ставший известным как руководитель проекта по расшифровке человеческого генома, но при этом открыто исповедующий свои религиозные взгляды, — так ответил на вопросы журналиста Джона Хоргана:
«Хорган: Что вы думаете о нейротеологии, которая пытается идентифицировать нейронную основу религиозных переживаний?
Коллинз: Я думаю, что это увлекательно, но не особенно удивительно. Мы, люди, состоим из плоти и крови. Поэтому меня не обеспокоило бы, если бы при переживании какого-то мистического опыта обнаружилось, что моя височная доля была возбуждена. Это не означает, что подлинноe духовноe здесь отсутствует. Те, кто подходит к этому вопросу с презумпцией, что нет ничего вне естественного мира, посмотрят на эти данные и скажут: «Ну вот, видите?» А те, кто считает людей духовными созданиями, скажут: «Круто! У этого мистического опыта есть корреляция в природе! Разве не так?!»[8]
Это одна линия аргумента: если у психических состояний есть мозговые, физические корреляты, то это означает, что у физических процессов могут быть какие-то неизвестные нам психические предпосылки — точнее, известные, но лишь по нашему внутреннему опыту.
Возможна и другая линия аргументации. «Души нет», есть только нейроны. Ну а плоть есть? Если рассматривать плоть в электронный микроскоп, добираясь до отдельных молекул и атомов, то ничего осязаемо-плотского вообще в природе не обнаружится. Есть только частицы, волны, кванты, вероятности, импульсы, в которых не остается ничего, порождающего желание, любовь, восхищение. «Плотское» – это свойство определенных молекулярно-клеточных скоплений взаимодействовать с другими молекулярно-клеточными скоплениями на определенном уровне их физико-биологической организации. «Плоть» – условное словесное допущение, которым мы обмениваемся, чтобы понимать и чувствовать друг друга, ибо оно соответствует нашему опыту живых существ, наделенных особым полем восприятия. В этом человеческом диапазоне и образуются понятия «плоти» и «души»; здесь они такая же реальность, как молекулы и атомы в поле наблюдения микроскопа или синхрофазотрона.
Понятие эмерджентности, введенное в философию в 1875 г. Дж. Г. Льюисом в книге «Проблемы жизни и духа» и далее развитое в философии процесса у А. Н. Уайтхеда и С. Александера, представляется самым радикальным вызовом редукционизму и вообще «бритвенному» мышлению. Приведу суждение известного американского теоретического физика Гаррета Лиси, автора «Исключительно простой теории всего», о том, что верхние уровни бытия человека несводимы к физическим и химическим элементам природы, даже если возникли из них посредством самоорганизации. Английский термин «emergence», весьма значимый в философии и науке, означает возникновение новых свойств при переходе с одного на другой уровень бытия.
«Мы знаем, что волшебство жизни происходит от возникновения новых свойств (emergence). Только невероятно большое количество взаимодействий делает эту магию возможной. Описывать романтическую любовь как одновременный взаимный укол и вливание окситоцина — значит вульгаризировать согласованный танец огромного числа молекул, которых больше, чем звезд в наблюдаемой вселенной. Числа находятся за пределами астрономических. В каждой клетке человека содержится около 100 триллионов атомов, и около 100 триллионов клеток — в каждом человеке. Число возможных взаимодействий экспоненциально возрастает с числом атомов. Именно эмержентные (emergent) качества этого огромного космоса взаимодействующих сущностей делают нас тем, кто мы есть.<…> Таковы триумф и трагедия нашего самого древнего и мощного метода науки: анализа — понимания вещи как суммы ее частей и их действий. Мы изучили и извлекли пользу из этого метода, но мы также узнали его пределы. Когда количество частей становится огромным, например, у атомов, составляющих человека, анализ практически бесполезен для понимания системы, даже если система возникает (emerge) из своих частей и их взаимодействий. Мы можем эффективнее понимать сущность, используя принципы, выведенные из экспериментов на уровне ее собственного или ближайшего масштаба, на ее собственном уровне».[9]
Эмерджентность — это возникновение новых сущностей, несводимых к тому, из чего они возникли.[10] Это означает, в частности, что феномен любви более точно описывается не с нижних уровней — физических, химических, клеточных, нейронных — а в ряду феноменов того же уровня: нежность, вдохновение, желание, соблазн, ревность… Или даже в контексте более высокого уровня эмерджентности: платоническая любовь, Афродита Урания, любовь человека к Богу и Бога к человеку…
Человеческая реальность и естественный язык
Как известно, даже свойство такого простейшего химического соединения, как вода, не определяются свойствами входящих в него молекул водорода и кислорода. Тем более душевные состояния, не фиксируемые приборами, но воспринимаемые во внутреннем опыте человека, несводимы к химическим веществам: фенилэтиленамину, окситоцину и пр., — наблюдение за которыми в микроскоп или описание которых формулами их молекулярного состава не имеет ни малейшего сходства с той любовью, которую мы переживаем. Конечно, в результате обработки данных о триллионах химических взаимодействий, возможно, и удастся составить информационную карту некоего мгновенного всплеска эмоций у любящего. Но одно слово «любовь», знак естественного языка, дает гораздо более краткое и точное обозначение этого феномена, чем петабайты цифровой информации. Преимущество естественного, «аналогового» языка не только в его краткости по сравнению с триллионными рядами цифр, но и в том, что он уникально точен при обозначении тех состояний, которые переживаются субъектом и мгновенно узнаются им как свои, как первичные аксиомы опыта.
Ни о душе, ни о плоти нельзя говорить точнее, чем говорит наш человеческий язык, поскольку для языка химических или математических формул их просто не существуют. Точно так же лицо человека исчезает, если рассматривать его в микроскоп. Видны крупные поры, шелушинки кожи, потом, при резком увеличении, какие-то орнаменты, структура тканей, а дальше клетки, молекулы, атомы… Но лица уже нет. Как же мы способны воспринимать человеческую личность, ее красоту, обаяние, если даже лицо – только иллюзия? На самом деле, то, что составляет человеческий мир и обозначается словами «лицо», «плоть», «душа», «личность», «красота», «любовь», – это и есть первичная, соразмерная человеку реальность. А реальность, которую мы рассматриваем в микроскоп или телескоп и описываем языком точных наук, вторична по отношению к человеку и его «неточному» языку. Конечно, нас искушает представление о том, что микроскоп знает истину лучше, чем человеческий глаз. Но ведь и микроскоп создан человеком для человеческого глаза, он тоже гуманитарный прибор по своим истокам и параметрам, хотя в нем человеческое и выходит за границы себя, что тоже в высшей степени человечно.
Таков ответ самого языка на вопрос, какая реальность первична: человеческая – или микроскопная, телескопная, орудийная, сотворенная нами самими? Реальность самого человека не исключает других полей восприятия (микро-, мега-), напротив, сама их технически учреждает. Но человеческая реальность остается общим знаменателем всех этих полей, созданных на ее основе и расходящихся в пространства микромира и мегамира. И как бы ни декодировались и ни критиковались расплывчатые понятия «плоть» и «душа» в других дисциплинарных языках, они остаются полнозначными и неделимыми в том первичном языке, на котором выражается наша человечность. Мы так же не можем выйти за реальность этого языка, как не можем сами себя родить. Мы можем творить – но не себя, а лишь из себя, то есть исходя из своей, уже сотворенной, человеческой данности.
Аксиоматика опыта. Возвращение к субъекту как первоначалу.
Все научные исследования объективной реальности в конце концов упираются в самого исследующего субъекта, его оптику, психику, призмы и горизонты восприятия — не в индивида, а в человечество как интегрального субъекта. Об этом предупреждал, опираясь на парадоксы новейшей физики, еще П. Валери в эссе «Наша судьба и литература» (1937):
«— Нужно предвидеть, — говорил я им [физикам], — что в самое ближайшее время вам придется заняться исследованиями чувствительности и органов чувств. Именно здесь кроются ваши главные приборы. Все измерения, которые осуществляете вы, физики, выявляют осязание, зрение, мускульное чувство… Промежуточные посредники бесконечно удаляют вас от крохотного луча, в котором все эти чувства с чем-то соединяются. Вы начали с того, что вообразили себе то, что, как вам кажется, существовало ниже уровня чувств, по образу того, что ими воспринимается; но теперь вы достигли допустимого предела этих образов и аналогий. Нужно вернуться к первоначалу, к этим так малоизученным чувствам, с помощью которых мы познаем окружающее».[11]
Валери по сути говорит об аксиоматике человеческого опыта, которая предшествует всем теоретическим аксиомам. Новая в эпоху Валери квантовая физика, дойдя до пределов в изучении материального микромира, сама потребовала «вернуться к первоначалу» — к наблюдателю, к органам чувств как к главным приборам. И если гуманитарные науки выражают интерес человека к самому себе, то это не знак видового эгоизма или нарциссизма, а единственно надежная предпосылка всех других способов научного познания. Мы такие, какие есть, и такими вынуждены принимать себя на веру. «Я» — это аксиома нашего опыта, которая лежит в основании любых теорем научного знания. Мы даны себе как условие всяких дальнейших экспериментов, которые проводятся человеком на основе данных ему способов восприятия и мышления. Даже если мы глядим в микроскоп или телескоп, мы не можем «выпрыгнуть» из своих зрачков, из своих нервов, из своего мозга. Эта аксиоматика опыта и есть исходный акт любого научного познания: признание себя, познающего, отправной точкой всех дальнейших исследований.
По мысли современного голландского философа и компьютерного инженера Бернардо Каструпа, самая экономная онтология из всех возможных — это идеализм.[12] Материализм, отдающий первенство материи, — это вторичная, искусственная конструкция, не отвечающая принципу экономии (parsimony) мышления, которое всегда и повсюду должно опираться прежде всего на свои собственные данные, на реальность самого сознания. Мы не знаем того, что называем «материей», мы только строим косвенные предположения о некоей субстанции, лежащей в основе наблюдаемого мира; мы напрямую знаем лишь сознание, поскольку оно само знает и объясняет себя. Постулирование материи, внеположной сознанию, в качестве первичной реальности, — это абстракция, выводящая за пределы достоверного опыта. Известно, что Сэмюэл Джонсон в ответ на солипсический аргумент своего старшего современника епископа Беркли о том, что мир — это лишь наши ощущения, с силой ударил ногой о камень — и воскликнул: «Вот как я это опровергаю». Конкретность, твердость, осязаемость, непроницаемость физических объектов — вот причина, по которой большинство людей отвергает идеализм. На это Каструп возражает, что сама осязаемость, непроницаемость и т.д. — это тоже качества нашего опыта, проекция ощущений, которые и знакомят нас с миром. Камень сам по себе, вне наших зрительных и осязательных ощущений,— это пустая абстракция и не имеет никаких качеств.[13]
Итак, сознание, по Каструпу, есть первичная реальность, которая сама объясняет себя. Тем самым, снимается «трудная проблема сознания«, как ее назвал австралийский философ Дэвид Чалмерс (Chalmers), — проблема выведения бесспорного, самоочевидного опыта сознания из материального устройства мозга и всего мироздания. Точнее, эта проблема даже не возникает, поскольку сознание выводится из самого себя, это бытийный примитив, не сводимый ни к чему иному.
Идеалистический монизм Каструпа вызывает у меня сильные возражения, поскольку при устранении проблемы сознания встречно возникает «трудная проблема материи»: как вывести ее существование из первичности ментальных структур? [14] Я исхожу из другого философского принципа, который можно обозначить как «дуомонизм». Бытие, как лента Мёбиуса, постоянно переворачивается с одной стороны на другую: ментальность оборачивается материальностью (мозг), а материальность — ментальностью (сознание). Лента одна, но ее главное свойство — обратимость. Если на одной стороне ленты написать «ментальность», а на другой — «материя», то, двигаясь вдоль одной стороны, приходим к другой. Инверсия лежит в основе универсума как своего рода инверсума. Universum is inversum.
Инверсия — это не редукция к одному, это именно двусторонность, само свойство обратимости как первичное по отношению и к материальному, и к ментальному. Сознание всегда пребывает (находит себя) в мире, в той же степени, в какой мир пребывает (обнаруживает себя) в сознании. Что общего между этими двумя способами бытия, материальным и ментальным? — Предлог «в», указывающий на взаимовключенность сознания и мира: одно в другом. Ср. у Ф. Тютчева: «Всё во мне, и я во всем!» Первично не ментальное или материальное, а сама их способность пребывать друг в друге, обращаться друг в друга. Это не дуализм двух субстанций в декартовском смысле, а монизм обратимости, что эмблематически выражено в самом понятии «универсум», буквально — «единовращение» (от лат. unus, один, и versus, причастие от глагола vertere, вращать/ся). Вращение предполагает наличие по крайней мере двух сторон у того, что вращается.
Реальность как интерсубъективность. От сущностей к существам.
Вопреки тривиальному представлению о торжестве материализма в методологии современной науки, на данном витке ее развития мы находимся скорее на ментальной стороне ленты Мебиуса. Именно сознание все более обнаруживает свойства бытийного примитива. Природа реальности резко меняется с изобретением новых технологий, способных воспроизводить материальные свойства предметов. Раньше реальное отождествлялось с объективным, доступным для наблюдения и для регистрации приборами. Напротив, субъективное, т.е. сознание, воля, чувства, считались скорее ирреальными, относились к сфере воображения. Однако реальность быстрее всего теряет свою опору именно в области объективного. Между реальным предметом и точной его копией, создаваемой нанотехнологиями на атомарном уровне или средствами трехмерной печати, уже нет никакой принципиальной разницы. Подделка материального объекта неотличима от него самого. Симулякр успешно вытесняет любой оригинал, точнее, отменяет сам статус оригинала. Все предметы в принципе виртуально воспроизводимы. Голография создает полную оптическую иллюзию объекта, а нанотехнологии будущего смогут строить из элементарных частиц точные копии любых объектов, воспроизводя их тактильные свойства, запахи и пр.
И тогда именно субъективное оказывается гораздо более надежной опорой реального. Все можно подделать — только не состояние субъекта, его мысль, волю и желание. Безупречно подделанный предмет — это тот же предмет. Подделанная воля – это уже не воля, а отсутствие таковой. Притворнaя любовь – это уже не любовь, а всего лишь притворство. Невозможно подделать веру, страх или радость, поскольку они переживаются субъектом изнутри и их подделка означает их отсутствие.
И чем глубже мы погружаемся в области ментального, тем достовернее реальность и меньше риск ее подделки. Самая затаенная мысль реальнее, чем выразившее ее слово («мысль изреченная есть ложь» — Ф. Тютчев). В самом начале только что вышедшего фильма «Я думаю, как всё закончить» Чарли Кауфмана (2020) звучит такая максима: «Иногда мысль ближе к истине, к реальности, чем действие. Вы можете сказать что угодно, сделать что угодно, но вы не можете подделать мысль».[15] Сила разума и воли становится решающей в формировании реальности: то, чего мы хотим, на чем настаиваем, во что верим. «Я» или «мы» своим сознательным усилием определяем то, чему быть, что войдет в наличный состав бытия. Таков один из главных парадоксов современной «материалистической» цивилизации. Именно благодаря новейшим научным технологиям и искусству «симуляции», значение человеческого и даже сугубо личного не падает, а возрастает. Реальность — не «мир как он есть», не «совокупность материальных явлений», не «объективная реальность, данная нам в ощущениях» — такой материализм все больше воспринимается как философский «отстой». Объективное отступает перед субъективным. Уже не «что», а «кто» лежит в основании вещей, так сказать, вещающих, несущих весть, голос, интенцию субъекта.
Конечно, «бритва Оккама» может вторгаться и в область «кто-онтологии», способствуя солипсизму, отсекая все, что расположено за пределом моего «я» и очерченного им субъективного мира. Однако вернее было бы сказать, что принцип Оккама: «не умножать сущности сверх необходимости» — оказывается неприменимым в кто-онтологии, поскольку речь идет уже вообще не о сущностях, а о существах. Существо — это особая категория бытия, глубоко отличная от сущности, как, впрочем, и от существования, —несводимая к эссенциализму и экзистенциализму. Существо «самосущностно» и уникально, оно само задает формы своего существования. Существо — это самодействующее «некто», бытие которого определяется его собственной волей, интенциями, потребностями, автономными по отношению к среде обитания. Существо — то, что может себя вести, т.е. быть субъектом желания и действия. Возвратное местоимение «себя» появляется в языке как особая логико-грамматическая категория, центральная для кто-онтологии.
Кто-онтология — гораздо менее развитая область философии, чем что-онтология, поэтому, перенося фокус внимания с сущности на существо, приходится заново выстраивать ряд альтернативных понятий.[16] В аксиоматику человеческого опыта входит его соразделенность с другими. Сознание не только всегда о чем-то (интенциональность),но и с кем-то (адресованность), что запечатлено в самой структуре этого понятия — со-знание. Это калька с латинского conscientia, что в буквальном переводе означает «совместное знание» (от глагола «conscire» — знать вместе с другим, «со-знать»). Таким образом, реальность все более определяется не просто субъектно, но интерсубъектно, как диалогическое отношение между существами, точнее, как реальность другого существа — вненаходимая воля и вненаходимое желание. В конце вышеупомянутого фильма «Я думаю, как всё закончить» главный герой принимает Нобелевскую премию за самое фундаментальное свое открытие, которое формулируется так: «Только в таинственных уравнениях любви можно найти какие-либо логические причины». И далее, обращаясь к залу, наполненному всеми персонажами его жизни, памяти и воображения: «Вы — причина того, что я есть. Вы все — мои причины».
Вот это и есть новый критерий реальности — не материальность предмета, а наличие мысли и воли, которая встречает меня извне — другие существа в их обращенности на меня. Моя хотимость, волимость, желанность, любимость – или, напротив, нежеланность, неприемлемость, отверженность. Действительность охватывает бытие всех вещей, поскольку они тоже участники и посредники во взаимодействии сознаний. Именно всемогущество техники, овладевающей материальным миром и свободно строящей его из себя, переносит атрибуты первичной реальности в сферу интерсубъектного опыта.
Опубликовано: Бритва Оккама и аксиоматика человеческого опыта. Проблема сокращения/умножения сущностей в современном контексте. Философский полилог. Журнал международного центра изучения русской философии, СПБ университет. Санкт-Петербург, 2020 (июнь 5), выпуск 2 (8) 129-142.
[1] «Non sunt multiplicanda entia sine necessitate». У самого английского философа и монаха Уильяма Оккама (1285-1347) встречается несколько другая формулировка: «Множество не следует утверждать без необходимости». Нынешняя появилась значительно позднее, в 17 в.
[2] И. Кант. «О регулятивном применении идей чистого разума». http://psylib.ukrweb.net/books/kanti02/txt21.htm Все дальнейшие цитаты из Канта — по этой же публикации.
[3] Эпштейн М.Н. Философия возможного. СПб.: Алетейя (серия «Тела мысли»), 2001, С 126-137. Расширенная версия книги на английском: Mikhail Epstein. A Philosophy of the Possible: Modalities in Thought and Culture. Transl. by Vern W. McGee and Marina Eskina.Boston, Leiden et al: Brill Academic Publishers / Rodopi (Value Inquiry Book Series 333), 2019, pp. 117–129.
[4] Ллойд С. Программируя Вселенную. Квантовый компьютер и будущее науки. Москва: АНФ, 2013, с. 7, 10. Ллойд по сути подтверждает известное суждение Демокрита, что сущность вещи неотделима от самой вещи и производна от тех атомов, из которых она составлена. По Аристотелю, «Демокрит считает природой вечного малые сущности, бесконечные по числу.» http://www.mgl.ru/library/24/Demokrit_Barnes.html
[5] О значении естественного языка и частотного словаря в формировании философских категорий см. «Предлог «в» как понятие. Частотный словарь и философская картина мира». В кн. Эпштейн М. Н. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2004, С.228-253.
[6] Подробнее см. Личный код. Индивиды и универсалии в гуманитарных науках, в кн. Эпштейн М. Н. От знания — к творчеству. Как гуманитарные науки могут изменять мир. М.- СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016, С. 429-443. https://imwerden.de/pdf/epstein_ot_znaniya_k_tvorchestvu_2016.pdf
[7]Crick F. Astonishing Hypothesis: The Scientific Search for Soul. – Nеw York: Charles Scribner’s Sons, 1994. – Р. 3.
[8] «Ученый как верующий (Дж. Хорган взял интервью у Фрэнсиса Коллинза)». National Geographic Magazine, February 2009. http://inters.org/Collins-Scientist-Believer
[9] Lisi, Antony Garrett. Emergence, in This Idea Is Brilliant. Lost, Overlooked, and Underappreciated Scientific Concepts Everyone Should Know. Ed. by John Brockman: New York et al. Harper Perennial, 2018. Р. 21–22.
[10] Переход от редукционистского к эмерджентному подходу рассматривается на материале аналитической философии и ее конвертации в философию синтеза в моей статье «От анализа к синтезу. О призвании философии в XXI веке» // Вопросы философии. 2019, № 7. С. 52-63.
[11] Валери Поль. Эстетическая бесконечность. Эссеистика. Пер. с французского М. Таймановой. СПб.: Азбука, 2020, С.263.
[12] Kastrup Bernardo. The Idea of the World: A Multi-Disciplinary Argument for the Mental Nature of Reality. Winchester, UK; Washington, USA: Iff Books, 2019, 312 pp. Далее все ссылки на эту книгу приводятся в тексте статьи.
[13] Kastrup Bernardo, op. cit., p. 131.
[14] См. мою полемику с монизмом Касторпа в статье «Всё – из вращения! Ментальность оборачивается материальностью (мозг), а материальность – ментальностью (сознание)»//Независимая газета (Приложение «Наука»). 2019, 8 октября, С. 9, 12. http://www.ng.ru/science/2019-10-08/9_7696_rotation.html
[15] Это высказывание из одноименного романа канадского писателя Йена Рейда, по которому снят фильм (Iain Reid, I’mThinkingofEndingThings, 2016; буквально — «Я думаю об окончании вещей»). Кстати, это заглавие поддается и метафизической интерпретации: если мысль — единственная реальность, то она кладет конец всем вещам
[16] В частности, понятие «кто» сближает онтологию с теологией, поскольку свойство «быть существом» человек разделяет с Богом. Не случайно, что самая принципиальная критика понятия «сущности» пришла из богословия Григория Паламы, различающего непознаваемую сущность (эссенцию) и проявляемую энергию Бога. Сущность извечно предопределена и самотождественна, а энергия — это спонтанное волеизъявление Бога и проявляется как благодать, а в человеке — как свободная воля принять или отвергнуть эту благодать. Энергийная ветвь современного православного богословия развивается более динамично, чем эссенциалистская, во многом благодаря работам Сергея Хоружего (см., напр., его книгу «Очерки синергийной антропологии». — М.: 2005).
ОККАМ, УИЛЬЯМ | Энциклопедия Кругосвет
ОККАМ, УИЛЬЯМ (Ockham или Occam, William) (ок. 1284 – ок. 1350), английский философ-схоласт, известный сегодня главным образом благодаря предложенному им принципу экономии мышления («бритва Оккама»). Родился ок. 1284 в местечке Оккам (графство Суррей, Англия). После вступления во францисканский орден учился в Оксфордском университете, где получил степень доктора теологии и должность «инцептора», или бакалавра, т.е. преподавателя низшего ранга. Позднее его последователи называли его «Досточтимым инцептором» (Inceptor venerabilis). Другим его почетным титулом был титул «Непобедимый учитель» (Doctor invincibilis).
В Оксфорде Оккам написал некоторые из важнейших своих философских и богословских трудов, в частности – пространнейший комментарий на Сентенции Петра Ломбардского. Оккамизм противостоял томизму и скотизму (философским системам Фомы Аквинского и Дунса Скота) и приобрел популярность в эпоху позднего Средневековья как выражение «современного» метода философствования (via moderna). Учение Оккама может быть охарактеризовано как чистый номинализм, поскольку Оккам утверждал, что универсалии (общие понятия) представляют собой лишь «имена» – содержащиеся в уме «понятия» и «слова» устной или письменной речи. «Понятия» – это естественные знаки вещей, а «слова» – всего лишь конвециональные (условные) знаки. Реальным существованием обладают не универсалии, а индивидуальные, т.е. единичные, вещи окружающего мира – «партикулярии». Этот акцент на единичном как на единственной реальности выражает суть оккамизма.
Кроме того, Оккам настаивал на том, что всякое подлинное объяснение (а стало быть – любая теологическая или философская спекулятивная система) должно быть предельно простым. Этот принцип «экономии мышления» получил название «бритвы Оккама». Сам Оккам формулировал его следующим образом: «сущности не следует умножать без необходимости». Этот принцип он использовал для того, чтобы удалить из философской системы множество метафизических понятий и принципов, введенных в нее его предшественниками (в частности – Дунсом Скотом), упразднив, например, различение «существования» и «сущности», «общих» и «единичных» субстанций, «души» и «способностей души».
Еще одним ключевым моментом учения Оккама было представление об абсолютном могуществе Бога. Бог не связан никакими физическими или нравственными законами: он может сделать зло добром и, наоборот, добро – злом. Он может также оправдать грешника, который, в своей греховности, отвратился от него. Оккамово учение о том, что «оправдание» человека заключается просто в приятии его Богом, не подразумевающем обязательной перемены в душе побудило Лютера объявить себя приверженцем оккамизма.
В 1324 папа Иоанн XXII призвал Оккама в Авиньон, чтобы тот ответил на предъявленное ему обвинение в ереси. Хотя сам Оккам и не был официально осужден, папская комиссия отвергла 51 тезис, заимствованный из его сочинений, в том числе его учение об оправдании человека и о свободе Бога от нравственного закона, его агностицизм и учение о евхаристии. В 1328 Оккам был отлучен от церкви и бежал из Авиньона, чтобы искать убежища у заклятого врага папы, Людвига Баварского. Здесь он написал трактаты о церкви и государстве, отрицая абсолютную власть папы и выступая в поддержку независимости светских правителей от церкви. Признавая приоритет папы в решении духовных вопросов, он в то же время настаивал на том, что решения вселенских соборов должны ограничивать папскую власть. В последние годы жизни Оккам постарался примириться с тогдашним папой, Климентом VI. В 1349 папа даровал ему прощение. Умер Оккам (вероятно, от чумы) в 1349 или 1350.
Оккам – один из наиболее влиятельных английских философов, теологов и политических мыслителей эпохи позднего Средневековья. Его номинализм проложил дорогу эмпиризму и позитивизму Нового времени. На последующее развитие религиозной и политической мысли оказали глубокое влияние учение Оккама о разделении сфер компетенции веры и разума, церкви и государства, а также его демократический идеал государственного устройства.
Проверь себя!
Ответь на вопросы викторины «Новый Год и Рождество»
Сколько дней после праздника Рождества называют святками?
21. Учение Оккама. «Бритва Оккама». Философия р. Бекона.
Оккам, Уильям (ок. 1284 – ок. 1350), английский философ-схоласт. В Оксфорде Оккам написал некоторые из важнейших своих философских и богословских трудов, в частности – пространнейший комментарий на Сентенции Петра Ломбардского. Оккамизм противостоял томизму и скотизму (философским системам Фомы Аквинского и Дунса Скота) и приобрел популярность в эпоху позднего Средневековья как выражение «современного» метода философствования. Учение Оккама может быть охарактеризовано как чистый номинализм, поскольку Оккам утверждал, что универсалии (общие понятия) представляют собой лишь «имена» – содержащиеся в уме «понятия» и «слова» устной или письменной речи. «Понятия» – это естественные знаки вещей, а «слова» – всего лишь конвециональные (условные) знаки. Реальным существованием обладают не универсалии, а индивидуальные, т.е. единичные, вещи окружающего мира – «партикулярии». Этот акцент на единичном как на единственной реальности выражает суть оккамизма. Кроме того, Оккам настаивал на том, что всякое подлинное объяснение должно быть предельно простым. Этот принцип «экономии мышления» получил название «бритвы Оккама». Сам Оккам формулировал его следующим образом: «сущности не следует умножать без необходимости». Этот принцип он использовал для того, чтобы удалить из философской истемы множество метафизических понятий и принципов, введенных в нее его предшественниками (в частности – Дунсом Скотом), упразднив, например, различение «существования» и «сущности», «общих» и «единичных» субстанций, «души» и «способностей души». Бритва Оккама используется в науке по принципу: если какое-то явление может быть объяснено двумя способами, например, первым — через привлечение сущностей (терминов, факторов, преобразований и т. п.) А, В и С, а вторым — через А, В, С и D, и при этом оба способа дают одинаковый результат, то сущность D лишняя, и верным является первый способ (который может обойтись без привлечения лишней сущности).Еще одним ключевым моментом учения Оккама было представление об абсолютном могуществе Бога. Бог не связан никакими физическими или нравственными законами: он может сделать зло добром и, наоборот, добро – злом. Он может также оправдать грешника, который, в своей греховности, отвратился от него. Номинализм Оккама проложил дорогу эмпиризму и позитивизму Нового времени. На последующее развитие религиозной и политической мысли оказали глубокое влияние учение Оккама о разделении сфер компетенции веры и разума, церкви и государства, а также его демократический идеал государственного устройства.
Роджер Бэкон (1214 —1294)— английский философ и естествоиспытатель. Отвергая огмы, основанные на преклонении перед авторитетами, и схоластическое умозрение, Роджер Бэкон призывал к опытному изучению природы. Целью всех наук считал увеличение власти человека над природой.Бэкон высказал идеи, предвосхитившие его время, так называемые, научные догадки или гипотезы (например, о кораблях без гребцов). Он считал, что только математика, как наука, наиболее достоверна и несомненна. С её помощью можно проверять данные всех остальных наук. Кроме того он утверждал, что математика, самая легкая из наук и доступна каждому. Бэкон выделял два типа опыта:1) реальный, жизненный опыт, который можно приобрести только в процессе жизни; и 2) опыт-доказательство, полученный через внешние чувства. Он касается только материальных предметов. Но существует ещё духовный опыт, утверждал Бэкон, который возможно познать только избранным людям через мистическое состояние, через внутреннее озарение. Бэкон опубликовал три больших трактата: «Большой труд» , «Меньший труд» и «Третий труд» эти трактаты явились подготовительными работами к задуманной им обширной энциклопедии наук. Р. Бэкон активно занимался алхимией, астрологией и оптикой; пытался внести в алхимию элементы науки. Не удовлетворённый понятием алхимиков о единой «первичной материи», лишённой качеств, Бэкон выдвинул идею о качественно различных элементах, комбинации которых образуют конкретные вещи. Бэкон отрицал атомистическое учение о неделимости атомов и пустоте. Критикуя схоластов, видел основу всякого познания в опыте (последний может быть двух видов: внутренний — мистический «озарение» и внешний). Разработал проект утопической сословной республики, в которой источником власти явится народный плебисцит(опрос граждан, как правило, с целью определения судьбы соответствующей территории), требовал искоренения невежества и расширения светского образования.
ОККАМ • Большая российская энциклопедия
-
В книжной версии
Том 24. Москва, 2014, стр. 23
-
Скопировать библиографическую ссылку:
Авторы: А. В. Апполонов
О́ККАМ (Ockham, Occam) Уильям [ок. 1288, Оккам, близ Лондона – 9.4.1348(?), Мюнхен], англ. логик, философ, богослов, представитель поздней схоластики. Монах-францисканец. В 1310–24 учился и затем преподавал в Оксфорде. В нач. 1320-х гг. обвинён в ереси и вызван в Авиньон, где тогда находился папский двор, для судебного разбирательства. Во время своего пребывания в Авиньоне (1324–28) вовлечён в конфликт между главой францисканского ордена Михаилом Чезенским и папой Иоанном XXII; приняв сторону Михаила, О. вместе с ним бежал в Мюнхен под покровительство противника папы, имп. Людовика IV Баварского. В последние годы жизни О. активно участвовал в дискуссии о пределах компетенции церковных властей в светских делах. Осн. сочинения: «Комментарий к I книге «Сентенций» Петра Ломбардского», «Сумма всей логики», «Вопросы на свободную тему», «Диалог» и др.
Отличит. чертой творчества О. является критич. отношение к высокой схоластике 13 в., представители которой стремились осуществить синтез аристотелизма и христианского богословия. Осуществляя пересмотр традиционной (преим. аристотелианской) онтологии, О. поставил под сомнение саму возможность подобного синтеза. Гл. методологич. принципом стала т. н. бритва Оккама, имевшая следующие формулировки: «Множественность не следует допускать без необходимости» и «Не существует основания для того, чтобы объяснять с помощью многих допущений то, что может быть объяснено с помощью меньшего числа допущений». При этом О. допускал исключение из этого правила: «Без должного основания следует допускать только то, что либо самоочевидно, либо познаётся через опыт, либо доказано авторитетом Священного Писания» (In Sent., I, d. 30, q. 1).
Проводя чёткую границу между философией как сферой естеств. познания и богословием как сферой веры, О. считал, что б. ч. положений христианской теологии может быть доказана в её собств. рамках, но при этом оставлял возможность для рационального богопознания и использования философии как инструмента теологии.
Для философии О. важнейшее значение имела его приверженность номинализму в решении вопроса об универсалиях. Согласно О., мир состоит только из единичных субстанций и их качеств. Таких объектов, как «человек вообще» или «человечность», в объективной реальности не существует: общее есть «мысленный образ» (fictum), «акт мышления» (actus intelligendi) и присутствует только в сознании человека. Употребление в логике и естеств. языке общих терминов и имён О. объясняет с помощью теории суппозиций («замещений», или «подстановок»): общие термины (напр., «человек» и «живое существо» в высказывании «человек есть живое существо») замещают и обозначают в высказывании не какую-то реальную «общую природу», а единичный объект, «этого вот» человека. При такой постановке вопроса проблема индивидуации оказывается псевдопроблемой: бессмысленно спрашивать о том, как «общая природа» индивидуализируется в единичных вещах, если таковой природы вообще не существует. Теория суппозиций используется О. и при решении вопроса о сущности и существовании, каковые понятия, с его точки зрения, замещают в высказывании один и тот же объект – реально существующую вещь.
В вопросе о природе и характере человеческого познания О. отчасти соглашался с Дунсом Скотом, различая интуитивное и абстрактное знание. Однако поскольку общего реально не существует, то абстрагированное знание есть знание не общего, но единичного, а абстрагированным оно является только в том смысле, что отвлечено от существования и не-существования конкретной вещи. Близок О. к Дунсу Скоту и в вопросе о естеств. познании Бога. Так, он признаёт обоснованность скотистской теории «унивокации» (однозначности) сущего. Принимая в целом доказательство существования Бога как «первой причины», он считал, однако, что оно должно вестись от «сохраняющих» причин и восходить к первой сохраняющей причине, обусловливающей сохранение в бытии всех существующих вещей.
Согласно О., всемогущество Бога не ограничено ничем, кроме закона непротиворечия. С этим утверждением непосредственно связано и этическое учение О. В соответствии со своим абсолютным могуществом (potentia absoluta) Бог может повелеть человеку всё, что угодно, даже то, что противоречит заповедям и естеств. закону, и если бы Он действительно пожелал этого, то соответствующие действия человека были бы благими и достойными. Однако в сфере нравственности Бог, как правило, действует сообразно своему «упорядоченному могуществу» (potentia ordinata). Создав человека таким образом, что определённые действия вредны или противны человеческой природе, Бог предписал и повелел человеку делать только то, что является для него благом. И хотя в определённой ситуации Бог может освободить человека от совершения этих действий, при нормальном положении вещей человек должен эти действия совершать. Поэтому в сфере нравственности существует определённый естеств. порядок, установленный Богом, и разум человека в состоянии постичь этот порядок без помощи сверхъестественного Откровения.
С этими идеями связано и политич. учение О. Естеств. закон, внедрённый Богом в человеческую природу, не должен нарушаться людьми ни при каких обстоятельствах. Как полноту власти императора, так и полноту власти папы О. трактовал исключительно как их право совершать всё то, что не противоречит естественному (и, конечно, божественному) закону. Следуя евангельской максиме «отдавать кесарево кесарю, а Божие Богу», О. настаивал на том, что Церковь не должна вмешиваться в дела светских правителей: «Император имеет власть над временными, а папа – над духовными ценностями» (Breviloq., d. III, q. 7). О влиянии О. на последующее развитие схоластики см. Оккамизм.
Бритва Оккама: что это такое?
На Рационально говоря — блог профессора философии CUNY Массимо Пильуччи — разворачиваются увлекательные дебаты о значении бритвы Оккама. Бритва Оккама — это часто цитируемый принцип, согласно которому более простые объяснения при прочих равных обычно лучше, чем более сложные. В настоящее время кажется, что все владеют бритвой, от физиков и биологов до детективов и политиков — и все же, утверждает Пильуччи, бритва Оккама на самом деле является очень странной идеей и, вероятно, менее полезной, чем многие думают.
Уильям Оккам с бритвой.
Пильуччи опирается на философа Эллиота Собера, который в своем эссе 1994 года («Давайте бритву Оккама») спросил, словами Пильуччи: «Почему? гипотеза, скорее всего, верна? » Одна из возможностей, конечно, состоит в том, что самые простые объяснения имеют тенденцию быть верными, потому что Вселенная в некотором смысле проста. Это древняя идея: Фома Аквинский, например, утверждал, что «если что-то может быть выполнено с помощью одного, то излишне делать это с помощью нескольких, поскольку мы наблюдаем, что природа не использует два инструмента, если один достаточно «; Вильгельм Оккам, который изобрел бритву, сделал это в 14 веке.На самом деле, однако, Вселенная не совсем проста в этом смысле, за исключением, возможно, некоторого глубокого математического смысла. «История науки, — пишет Паглюччи, — изобилует примерами более простых (« более элегантных », если вы эстетически склонны) гипотез, которые должны были уступить место более неуклюжим и сложным».
Если бритва Оккама онтологически не оправдана, продолжает Пильуччи, то она должна быть эпистемически полезной: предпочтение простых ответов должно со временем облегчить поиск правильного ответа.Это, вероятно, верно, заключает он, в самых разных областях, но не из-за некоего таинственного факта, лежащего в основе знания, которое пронизывает дисциплины. Причины, по которым бритва Оккама полезна в физике, вероятно, отличаются от причин, по которым она полезна в биологии. Более того, в большинстве случаев вы можете отказаться от предпочтения более простых объяснений только потому, что за простотой скрывается огромное количество (довольно сложных) фоновых знаний. На самом деле именно благодаря всем этим базовым знаниям мы можем просто излагать идеи! «Бритва Оккама, — заключает Пильуччи, — острый, но не универсальный инструмент, с которым нужно обращаться с должной осторожностью.«Это ограничено: к сожалению, например,« Нельзя исключить летающие тарелки a priori только потому, что они являются менее верным объяснением, чем, скажем, пролетавший мимо метеор ».
Ясно, что это не значит, что бритва Оккама бесполезна. Один из комментаторов указывает на эту увлекательную статью в Справочнике по философии науки , написанном философом Кевином Келли. Келли утверждает, что суть бритвы не в том, что она помогает узнать правду, а в том, что как инструмент мышления она быстрее приводит вас к истине.Келли пишет:
Бритва Оккамане указывает на истину даже с высокой вероятностью, но она помогает прийти к истине с уникально оптимальной эффективностью, когда эффективность измеряется такими эпистемологически значимыми соображениями, как общее количество ошибок и опровержений предыдущих мнения, высказанные до того, как они пришли к истине, и истекшее время, в течение которого происходят опровержения. Таким образом, в определенном смысле бритва Оккама, несомненно, является наиболее достоверным методом вывода общих теорий из конкретных фактов — даже несмотря на то, что нельзя гарантировать, что ни один из возможных методов укажет на истину с высокой вероятностью в краткосрочной перспективе.
Мораль истории: нельзя беспроблемно цитировать «бритву Оккама» в спорах с друзьями. Это действительно полезно только при длительных и длительных процессах исследования.
Перейти к основному содержанию Поиск
Поиск
- Где угодно
Поиск Поиск
Расширенный поиск- Войти | регистр
- Подписка / продление
- Учреждения
- Индивидуальные подписки
- Индивидуальные продления
- Библиотекари
- Тарифы, заказы и платежи
- Завершено Пакет для Чикаго
- Полный цикл и охват содержимого
- Файлы KBART и RSS-каналы
- Разрешения и перепечатки
- Инициатива развивающихся стран Чикаго
- Даты отправки и заявки
- Часто задаваемые вопросы библиотекарей
- Агенты
- Тарифы, заказы, и платежи
- Полный пакет для Чикаго
- Полный охват и содержание
- Даты отправки и претензии
- Часто задаваемые вопросы об агенте
- Партнеры по издательству
- О нас
- Публикуйте вместе с нами
- Недавно приобретенные журналы
- Издательская стоимость tners
- Новости прессы
- Подпишитесь на уведомления eTOC
- Пресс-релизы
- СМИ
- Книги издательства Чикагского университета
- Распределительный центр в Чикаго
- Чикагский университет
- Положения и условия
- Заявление об издательской этике
- Уведомление о конфиденциальности
- Доступность Chicago Journals
- Доступность университета
- Следуйте за нами на facebook
- Следуйте за нами в Twitter
- Свяжитесь с нами
- Медиа и рекламные запросы
- Открытый доступ в Чикаго
- Следуйте за нами на facebook
- Следуйте за нами в Twitter
Наука Философия и практика: бритва Оккама
Введение
Простота — это достоинство в любом объяснении или описании.И понимание, и общение облегчаются, если понятия и слова, которые их выражают, должны быть как можно более простыми, без ущерба для точности или полноты. Этот принцип был известен, практиковался и систематизировался с древних времен. Наиболее известная версия этого принципа приписывается английскому философу-францисканцу-номиналисту Уильяму Оккаму (или Оккаму) (около 128–1347). Хотя ученые чаще называют это бритвой Оккама, его правильно называют либо принципом экономии, либо принципом экономии, поскольку он отбрасывает лишние концепции.
Бритва Оккама была ключевым принципом научного метода с самого начала современного эмпиризма в экспериментах английского эмпирика Фрэнсиса Бэкона (1561–1626) и особенно после стандартизации спекулятивно-эмпирического цикла (наблюдать, создавать гипотезы, проверять гипотезы , заметьте) в двадцатом веке.
Вероятно, лучшим примером использования бритвы для улучшения научного понимания является космологическая революция, совершенная польским астрономом Николаем Коперником (1473–1543).До его времени преобладающий геоцентрический взгляд на Вселенную поддерживался представлениями об эпициклах и другими причудливыми математическими измышлениями, которые «объясняли» ретроградные движения планет и Луны. Идя против религиозных догм и постулируя гелиоцентрическую систему, Коперник смог объяснить эти движения относительно несложным расположением эллипсов.
Историческая справка и научные основы
Греческий философ Аристотель (384–322 до н.э.) писал в De Caelo , что предположений должно быть как можно меньше, что согласуется с известными фактами.В Physics он утверждает, что у вселенной есть только один двигатель. В Большой книге «Альфа-мажор» «Метафизика » он опровергает точку зрения своего учителя Платона (около 427–347 до н.э.) о том, что каждая вещь на Земле имеет идеальную форму в надземном, понятном царстве. Контраргумент Аристотеля заключался в том, что вещи суть субстанции, и нет оснований понимать, что какая-либо субстанция существует вдвойне, как сама по себе, так и ее идея, хотя ее можно с таким же успехом понимать как существующую по отдельности.
Принцип экономии был известен в средневековой схоластической философии еще до рождения Оккама.Подобно большинству аристотелевских идей, он появляется в трудах итальянского доминиканского философа Св. Фомы Аквинского (около 1225–1274), особенно в Summa Contra Gentiles, , где он утверждает, что, поскольку природа не использует два средства, когда достаточно одного , мы генерируем избыточность, если выполняем какую-либо задачу несколькими способами, тогда как мы могли бы сделать это одним способом. Более того, продолжал он, если существует две или более метафизических теорий предмета, самое большее только одна из них может быть правильной.
Этот принцип также можно найти в текстах шотландского философа-францисканца Джона Дунса Скота (1266–1308), который, возможно, был учителем Оккама.Французский францисканский архиепископ Руана Одо Ригальдус (1205–1275) написал в Комментарии к предложениям , что постулировать множество сущностей, когда мы могли постулировать только одну, напрасно.
Оккам написал несколько заявлений о принципе. Самая распространенная формулировка «Сущности не должны умножаться без необходимости» приписывается Оккаму, но не встречается ни в одной из его сохранившихся работ. Эта версия не была найдена ни в одном тексте ранее, чем комментарий на Дунса Скота 1639 г., сделанный ирландским богословом-францисканцем Джоном Понсе Корк (1603–1670).Шотландский философ сэр Уильям Гамильтон (1788–1856) довольно небрежно пренебрегая фактической историей этого принципа, придумал термин «бритва Оккама» в 1852 году, хотя Гамильтон не дал повода для этого. Бритву Оккама более справедливо назвать «бритвой Аристотеля».
Принцип достаточной причины
Принцип достаточной причины (PSR) утверждает, что у всего есть причина или причина того, почему оно существует. Непропорционально связанный с немецкими философами-рационалистами Готфридом Вильгельмом фон Лейбница (1646–1716) и Кристианом Вольфом (1679–1754), он также появляется в трудах Платона, Аристотеля, Фомы Аквинского и немецкого философа Артура Шопенгауэра (1788–1860).Он не противостоит бритве Оккама. Эти два принципа дополняют друг друга. PSR поддерживает не слишком много объясняющих факторов, в то время как бритва поддерживает не слишком много. Цель исследования — найти именно нужный номер.
Ни философия, ни наука не могут серьезно бросить вызов ни PSR, ни бритве. Они были вовлечены, по крайней мере косвенно, во все важные философские или научные разработки с момента зарождения строгой мысли в Древней Греции. PSR использовался для дискредитации научных теорий, в особенности идеи спонтанного зарождения жизни.Объяснить происхождение живых существ, например лягушек, сказав, что они только что сочились из болотной грязи, проще, чем говорить о зиготах и головастиках. Но это объяснение не соответствует всем известным фактам. Французский биохимик Луи Пастер (1822–1895) больше полагался на PSR, чем на бритву, чтобы опровергнуть самозарождение.
Применение PSR добавляет концепции, но только необходимые. Применение бритвы удаляет концепции, но только ненужные. Чем ближе гармония между этими двумя противоположными тенденциями в любом философском или научном исследовании, тем более оправданным является это исследование.Достижение этого баланса требует как аналитической тонкости, так и умозрительного понимания.
Современные культурные связи
Древние и средневековые мыслители разработали сложные космологии и метафизические системы для объяснения структуры и происхождения Земли, природы вещей, а также рождения, роста и смерти живых существ. Многие из этих построений вошли в доктрины основных мировых религий, и их все еще трудно или невозможно согласовать друг с другом или с современной наукой.Другие, такие как гуморальная теория элементов и теория плоской Земли, были дискредитированы по мере того, как обнаружились новые факты и когда наука применила бритву Оккама к этим фактам.
Со времен Бэкона бритва последовательно и повсеместно применялась в естествознании, но в меньшей степени в других областях мысли, таких как философия. Его явно нет в богословии. Многие философы и ученые утверждают, что нет веского аргумента в пользу того, чтобы не применять его ко всем этим областям, потому что он позволяет убеждениям основываться на фактах и выводах, а не на легендах, традициях, предрассудках и интуиции.
Применение бритвы Оккама в науке — это, по сути, простой отказ верить в то, что нельзя доказать. Ученые формируют разумные теории на основании фактов, а не на основании того, что метафизика или религия говорят им, какими должны быть теории.
Хотя его влияние на науку было глубоким и положительным, его влияние на общество не было столь значительным. Многие социальные проблемы могут быть связаны с суевериями и другими ошибочными убеждениями, которые бритва может устранить, если применить их.
В КОНТЕКСТЕ : БОРОДА ПЛАТО
Американский логик Уиллард Ван Орман Куайн (1908–2000), следуя аргументации, начатой английским философом-аналитиком Бертраном Расселом (1872–1970), написал в С логической точки зрения , что платоновское учение о том, что небытие существует «можно назвать борода Платона ; исторически он оказался прочным, часто затупляя лезвие бритвы Оккама ». Борода Платона — эталонный парадокс. Это позволяет содержательно обсудить сущности, которые явно не существуют, такие как единороги, потому что эти несуществующие сущности «существуют» как идеи.
На первый взгляд предложение без определенного референта может показаться бессмысленным. Тем не менее, фраза «Единороги не умеют летать» имеет смысл, хотя слово «единорог» не означает ничего реального. Мы используем бритву Оккама, чтобы удалить единорогов из нашего мира, что вполне можно объяснить, не упоминая их. Тем не менее, даже если мы никогда не сможем их наблюдать, мы все же можем понять и использовать их описания как вымышленных существ с различными свойствами, как если бы они были реальными. Борода Платона становится интеллектуальной проблемой только в том случае, если мы верим в реальное существование таких вымыслов.
Ограниченное социальное воздействие бритвы в основном связано с ее непоследовательным применением. Сам Оккам изменил применение этого принципа, заявив, что он не применим к сверхъестественным представлениям о Боге или Священных Писаниях. Вместо того, чтобы использовать его только для устранения объяснений, не подкрепленных опытом или дедуктивными рассуждениями, Оккам, служа своей вере, использовал его также для устранения объяснений, не соответствующих его религиозным убеждениям.
Несмотря на то, что и онтологический аргумент в пользу реальности сверхъестественного Бога, и пять способов Аквинского согласуются с бритвой, если бы бритва была принята повсеместно, то она напрямую бросила бы вызов многим суевериям, религиозным доктринам и народным верованиям. .
Подключение к первичному источнику
Далее следует отрывок из стенограммы д-ра Энтони Гарретта (1957–), физика из Кембриджского университета, который объясняет некоторые современные применения бритвы Оккама во время радиоинтервью в апреле 2000 года с Робином Уильямсом, ведущим телеканала канадское радио шоу Ockham’s Razor.
ФИЗИК ЭНТОНИ ГАРРЕТ ОБЪЯСНЯЕТ СМЫСЛ БРИТВЫ Оккама
Энтони Гарретт: … В 20-м веке она (бритва Оккама) нашла математическое выражение в рамках теории вероятностей.Итак: является ли эта математическая версия окончательной, точной версией идеи, утвержденной на все времена? Нет, это не так. Математика точна, и слова имеют оттенки
значений, что делает их неоднозначными; математика и слова подходят для разных вещей. Итак, сегодняшняя версия Бритвы в теории вероятностей соответствует одной интерпретации слов, но другие интерпретации могут порождать разные математические реализации. Идея, уточненная в теории вероятностей, очень важна, поскольку связывает теорию и практику в некоторых очень основных областях физики.Позвольте мне проиллюстрировать это.
Новая математическая бритва применяется всякий раз, когда есть набор числовых данных, загрязненных шумом, процессами, о которых мы не знаем точных деталей, и нас интересует, есть ли сигнал, скрытый в этом шуме. Пример, который повторяется по мере того, как данные становятся все более точными, — есть ли другие планеты в нашей солнечной системе. Посмотрите на движение самых удаленных планет, таких как Плутон. Мы знаем, что Плутон находится под влиянием гравитационного поля Солнца, вокруг которого он вращается; затем по гравитационным полям других планет, о которых мы знаем.Но если вы посмотрите достаточно внимательно на движение Плутона, вы все равно найдете небольшие отклонения от предсказанного движения, даже с учетом известных планет. Вопрос в том, содержат ли эти отклонения неявные доказательства существования каких-либо других неизвестных планет, или их лучше всего объяснить шумом, вызванным кометами и метеорами, проходящими мимо Плутона, пылью и т. Д.? Если ответ положительный, то более вероятно, что существует другая планета, тогда откуда данные говорят о том, что эта другая планета вращается по орбите, и насколько она велика, каково ее влияние?
Чтобы увидеть, как это согласуется с идеей Бритвы Оккама, представьте себе охоту не за одной дополнительной планетой, а за двумя, тремя, четырьмя и так далее.Очевидно, что если мы предположим, что существует достаточно дополнительных планет, мы сможем очень точно подогнать предсказанную орбиту Плутона к наблюдаемым колебаниям орбиты. Но разум возмущается идеей о десятках дополнительных планет; Совершенно очевидно, что имеет смысл предположить, что флуктуации вызваны нерегулярным прохождением комет, пылью и т. д. Физик Ричард Фейнман однажды сказал, что при достаточном количестве параметров (в данном случае речь идет о планетах) он может вписать в кривую слона. Мы называем это явление переобучением.С другой стороны, с меньшим количеством дополнительных планет мы не можем так точно сопоставить данные, что, очевидно, вы хотите сделать. Таким образом, интуитивно придется искать компромисс между тем, насколько хорошо вы можете уместить данные и сколько дополнительных планет, по вашему мнению, существует. Другими словами, насколько сложна теория. Этот компромисс между точностью соответствия наблюдениям и простотой используемой вами теории стал точным в новой математической бритве. Это позволяет нам сказать, насколько вероятно, что существует ноль, одна, две или более необнаруженных планет; и если один или несколько, как лучше всего угадать, где находятся их орбиты и их массы.И количество дополнительных планет, и их положение и масса выбираются таким образом, чтобы обеспечить наилучшее соответствие данным. Бритва Оккама — это не просто «выбрать простейшую теорию, которая соответствует фактам», но «выбрать простейшую теорию, которая хорошо соответствует фактам», и существует измеримый компромисс между точностью соответствия и простотой теории; компромисс между гибкостью и экономией.
Бритва Оккама также является мотивом объединения физической теории. Хороший пример этого был почти 100 лет назад.Немецкий физик Макс Планк изобрел раннюю версию квантовой теории, которая объяснила загадочное явление: скорость электронов, которые отбрасываются, когда свет падает на металл. Его уравнения требовали новой физической константы, новой константы природы, значение которой нужно было найти из проведенных им наблюдений. Но затем та же идея была применена для объяснения количества излучения, испускаемого горячим телом, например, электрическим огнем, а также для объяснения длин волн света, которые поглощаются атомами водорода.Но из этих дальнейших явлений были экспериментально изучены, и каждый требовал, чтобы его собственная физическая константа природы была установлена отдельно от наблюдений. Новая идея связала эти две дополнительные константы с константами Планка и точно задала их значения. Было показано, что три предположительно отдельных явления имеют одно и то же объяснение. В результате квантовая идея была быстро принята.
Мой последний пример из космологии. Когда Эйнштейн разработал свою общую теорию относительности и гравитации в начале 20 века и усовершенствовал почтенную теорию Ньютона, в его уравнениях было место для произвольной константы, известной как параметр.Чтобы упростить задачу, у него возникло искушение свести это к нулю, но другое соображение имело еще большее значение: он считал на философских основаниях, что Вселенная неизменна в больших масштабах. Он считал, что неизменным в том, как большие скопления звезд, называемые галактиками, соотносятся друг с другом. Это означало, что его номер не мог быть нулевым по техническим причинам.
В КОНТЕКСТЕ : БРИТВА ОККАМА ПРИМЕНЕНИЕ К АБСТРАКТНОМУ ЯЗЫКУ
Бритва Оккама подразумевает, что отношения между сущностями сами по себе не должны рассматриваться как сущности.Абстракции, общие аспекты для нескольких наблюдаемых видов или индивидуумов, не подлежат материализации, персонификации или иным образом предоставлению статуса сущности. Это не настоящие вещи, а всего лишь идеи или интерпретации в сознании наблюдателя.
Использование слова «человек» в единственном числе в качестве основного без артикля нарушает этот смысл бритвы. Мы бы не сказали «Лошадь бежит», «Змея ползет» или «Свинья валяется», но мы часто говорим «Человек думает», «Человек строит» или «Человек заботится». «Человек» в этом контексте не означает ничего реального.Если бы мы послушались бритвы в этом отношении, мы бы сказали: «Люди думают», «Люди строят» или «Люди заботятся». Обычно мы говорим «лошади бегут», «змеи ползут» или «свиньи валяются», мы признаем, по крайней мере в тех случаях, что мы имеем в виду совокупности индивидов, а не абстрактные, несуществующие сущности или универсалии.
Не существует универсального «человека». Есть только отдельные люди. Возможно, поэтому академический журнал Man and World был переименован в Continental Philosophy Review в 1998 году.Если философы и поэты допускают такие заголовки, как An Essay on Man , а не An Essay on Humankind, , то на тех же основаниях орнитологи должны иметь возможность использовать, скажем, An Essay on Bird , а не An Essay. на Class Aves.
Но несколько лет спустя было обнаружено, что на самом деле все галактики устремились друг от друга. В уме Эйнштейна немедленно возникла неформальная версия анализа Оккама, и он вернулся к нулевому значению своего числа, которое сегодня называется «космологической постоянной».В этом духе перевод латинского «Бритва Оккама», «entia non sunt multiplicanda praeter needitatem» будет означать «Параметры не должны увеличиваться без необходимости». Однако этот конкретный сюжет стал более плотным: значение космологической постоянной Эйнштейна снова подвергается сомнению. Оно равно нулю или очень мало и должно быть выбрано таким образом, чтобы оно наилучшим образом соответствовало данным? Мы пока не знаем. Вот почему эти вопросы интересны.
Это долгий путь от скромной деревни Оккам 13 века до современных исследовательских лабораторий с новейшими технологиями, раскрывающими секреты элементарных частиц и космологии.Наша ссылка — Уильям, и принцип, о котором он написал, позволяет нам улучшить наши ответы на вопросы о Вселенной в соответствии с данными, которые поступают из этих лабораторий. Думаю, он будет доволен.
Энтони Гаррет
чердак, Энтони. «Бритва Оккама». Интервью с робин уильямс на радио австралийской радиовещательной корпорации Radio National (16 апреля 2000 г.).
См. Также Научная философия и практика: постмодернизм и «научные войны»; Философия и практика науки: псевдонаука и популярные заблуждения; Философия науки и практика: научный метод.
библиография
Книги
Баум, Эрик Б. What Is Thought ?. Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 2004.
Panaccio, Claude. Оккам о концепциях. Burlington, VT: Ashgate, 2004.
Pols, Edward. Признание разума. Карбондейл, Иллинойс: Издательство Южного Иллинойского университета, 1963.
Куайн, Уиллард Ван Орман. С логической точки зрения: 9 логико-философских эссе. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, 1971.
Роуленд, Уэйд. Бритва Оккама: В поисках чуда в эпоху сомнений. Торонто: Патрик Крин, 1999.
Рубинштейн, Ричард Э. Дети Аристотеля: как христиане, мусульмане и евреи заново открыли древнюю мудрость и осветили темные века. Орландо, Флорида: Harcourt, 2003.
Вассерманн, Герхард Д. От бритвы Оккама к истокам сознания: 20 эссе по философии, философии науки и философии разума. Брук-Филд, ВТ: Эйвбери, 1997.
Вайнберг, Юлиус Р. Краткая история средневековой философии. Princeton: Princeton University Press, 1964.
Periodicals
Thorburn, William M. «Миф о бритве Оккама». Mind 27, 3 (июль 1918 г.): 345–353.
Прочее
Гаррет, Энтони. «Бритва Оккама». Интервью с Робин Уильямс на радиостанции Radio National Австралийской радиовещательной корпорации (16 апреля 2000 г.).
Эрик против.d. Люфт
Оккам (Оккам), Уильям оф | Интернет-энциклопедия философии
Уильям Оккам, также известный как Уильям Оккам и Уильям Оккам, был английским философом четырнадцатого века. Исторически Оккама считали выдающимся противником Фомы Аквинского (1224–1274): Аквинский усовершенствовал великий «средневековый синтез» веры и разума и был канонизирован католической церковью; Оккам разрушил синтез и был осужден католической церковью.Хотя это правда, что Аквинский и Оккам расходились во мнениях по большинству вопросов, у Аквинского было много других критиков, и Оккам критиковал Аквинского не больше, чем других. Однако будет справедливо сказать, что Оккам был главной силой перемен в конце средневековья. Он был отважным человеком с необычайно острым умом. Его философия была радикальной в то время и продолжает давать представление о текущих философских дебатах.
Принцип простоты — центральная тема подхода Оккама, настолько, что этот принцип стал известен как «бритва Оккама».Оккам использует бритву, чтобы исключить ненужные гипотезы. В метафизике Оккам отстаивает номинализм, точку зрения, согласно которой универсальные сущности, такие как человечность или белизна, являются не чем иным, как концепциями в уме. Он развивает аристотелевскую онтологию, допускающую только отдельные субстанции и качества. В эпистемологии Оккам защищает прямой реалистический эмпиризм, согласно которому люди воспринимают объекты посредством «интуитивного познания» без помощи каких-либо врожденных идей. Эти представления порождают все наши абстрактные концепции и дают знание о мире.В логике Оккам представляет версию теории предположений, подтверждающую его приверженность ментальному языку. Теория предположений преследовала различные цели в средневековой логике, одна из которых заключалась в объяснении того, как слова несут значение. Теологически Оккам — фидеист, утверждающий, что вера в Бога — это вопрос веры, а не знания. В противовес господствующему течению он настаивает на том, что богословие не является наукой, и отвергает все предполагаемые доказательства существования Бога. Этика Оккама — это теория божественного повеления. В диалоге Евтифрона Платон (437-347 до н.C.E.) ставит следующий вопрос: хорошо ли что-то потому, что этого хочет Бог, или Бог хочет чего-то, потому что это хорошо? Хотя большинство философов утверждают последнее, теоретики божественного повеления утверждают первое. Теорию божественного командования Оккама можно рассматривать как следствие его метафизического либертарианства. В политической теории Оккам продвигает понятие прав, отделения церкви от государства и свободы слова.
Содержание
- Жизнь и творчество
- Бритва
- Метафизика: номинализм
- Эпистемология
- Прямой реалистический эмпиризм
- Интуитивное познание
- Логика
- Ментальский
- Теория предположений
- Категории
- Богословие
- Фидеизм
- Богословие — это не наука
- Троица — это логическое противоречие
- В мире природы нет доказательств назначения
- Против доказательств существования Бога
- Онтологическое доказательство
- Космологическое доказательство
- Фидеизм
- Этика
- Теория божественного командования
- Метафизический либертарианство
- Политическая теория
- Права
- Отделение церкви от государства
- Свобода слова
- Ссылки и дополнительная литература
- Работы Оккама на латыни
- Работы Оккама в английском переводе
- Книги об Оккаме
1.Жизнь и творчество
Сохранилось очень мало биографических сведений об Оккаме. Есть запись о его рукоположении в 1306 году. Из этого мы заключаем, что он родился между 1280 и 1285 годами, предположительно в небольшом городке Оккам, в двадцати пяти милях к юго-западу от Лондона, Англия. Средневековая церковь в этом городе, Всех Святых, недавно установила витраж Оккама, потому что, вероятно, это церковь, в которой он вырос. Тем не менее мы ничего не знаем о детстве и семье Оккама.Скорее всего, он говорил на среднеанглийском языке и писал исключительно на латыни.
Поскольку Оккам присоединился к францисканскому ордену (известному как Орден Братьев Меньших или OFM), он получил бы свое раннее образование в доме францисканцев. Оттуда он получил степень богословия в Оксфордском университете. Однако он так и не завершил его, потому что в 1323 году его вызвали в папский суд, который был переведен из Рима в Авиньон, чтобы ответить по обвинению в ереси.
Оккам оставался в Авиньоне под свободным домашним арестом в течение четырех лет, пока папство проводило расследование.Через это испытание Оккам убедился, что папство коррумпировано, и в конце концов решил бежать вместе с некоторыми другими францисканцами, находившимися там под судом. 26 мая 1328 года они сбежали ночью на украденных лошадях ко двору Людовика Баварского, будущего императора, у которого были свои причины противостоять Папе. Их всех изгнали и выследили, но не поймали.
После короткой и неудачной кампании в Италии Людовик и его свита обосновались в Мюнхене. Оккам провел там остаток своих дней в качестве политического активиста, написав трактаты против папства.Оккам умер где-то между 1347 и 1349 годами, не примирившись с католической церковью. Поскольку он так и не вернулся к своей академической карьере, Оккам получил прозвище «Почтенный инцептор» — «инцептор» — это тот, кто вот-вот получит ученую степень. Другое прозвище Оккама — «Более чем Тонкий Доктор», потому что считалось, что он превзошел францисканского философа Джона Дунса Скота (1265 / 6–1308), известного как Тонкий Доктор.
Методологически Оккам хорошо вписывается в аналитическую философскую традицию.Он считает себя преданным последователем Аристотеля (384-322 до н. Э.), Которого он называет «Философом», хотя большинство исследователей Аристотеля сочли бы многие его интерпретации сомнительными. Оккам может просто иметь уникальное понимание Аристотеля, или он может использовать Аристотеля как прикрытие для развития взглядов, которые, как он знал, могут угрожать статус-кво.
Помимо Аристотеля, французский философ-францисканец Питер Джон Оливи (1248–1298) оказал наибольшее влияние на Оккама.Оливи — чрезвычайно оригинальный мыслитель, первооткрыватель прямого реализма, номинализма, метафизического либертарианства и многих из тех политических взглядов, которые Оккам отстаивает позже в своей карьере. Однако одно заметное различие между ними состоит в том, что, хотя Оккам любит Аристотеля, Оливи его ненавидит. Оккам никогда не признает Оливи, потому что Оливи был осужден как еретик.
Оккам опубликовал несколько философских работ, прежде чем утратил официальный статус академика. Первым был его Комментарий к приговорам Питера Ломбарда , стандартное требование для студентов средневекового богословия.Философ и архиепископ Питер Ломбард (1100–1160 / 4) составил книгу мнений ( sententia ) за и против различных спорных утверждений. Комментируя эту книгу, студенты будут изучать искусство аргументации, в то же время развивая свои собственные взгляды. Будучи студентом, Оккам также написал несколько комментариев к трудам Аристотеля. Кроме того, он участвовал в публичных дебатах, протоколы которых были опубликованы под заголовками спорных вопросов и Quodlibetal Questions — « quodlibet », что означает «все, что угодно».Однако главным произведением Оккама является его книга Suma Logicae , в которой он излагает основы своей логики и сопутствующей ей метафизики. Мы не знаем точно, когда это было написано, но это последняя из его академических работ. После авиньонского дела Оккам неофициально написал и распространил несколько политических трактатов, наиболее важным из которых является его Диалог о власти Императора и Папы . Все работы Оккама были отредактированы в современные издания, но не все переведены.
2. Бритва
Бритва Оккама — это принцип экономии или простоты, согласно которому более простая теория с большей вероятностью окажется верной. Оккам не изобрел этот принцип; он встречается у Аристотеля, Аквинского и других философов, прочитанных Оккамом. Он также не называл этот принцип «бритвой». Фактически, первое известное использование термина «бритва Оккама» произошло в 1852 году в работе британского математика Уильяма Роуэна Гамильтона. Хотя Оккам никогда даже не приводит аргументов в пользу справедливости этого принципа, он использует его во многих поразительных целях, и именно так он стал ассоциироваться с ним.
Для некоторых принцип простоты подразумевает, что мир максимально прост. Фома Аквинский, например, утверждает, что природа не использует два инструмента там, где достаточно одного. Эта интерпретация принципа также предлагается в его самой популярной формулировке: «Сущности не должны преумножаться сверх необходимости». Тем не менее, это сомнительное утверждение. Сегодня мы знаем, что природа часто бывает избыточной как по форме, так и по функциям. Хотя средневековые философы в значительной степени игнорировали эволюционную биологию, они действительно утверждали существование всемогущего Бога, и одного этого достаточно, чтобы сделать предположение о том, что мир является максимально простым, подозрительным.В любом случае Оккам никогда не делает этого предположения и не использует популярную формулировку принципа.
Для Оккама принцип простоты ограничивает умножение гипотез, не обязательно сущностей. Поддерживая формулировку «бесполезно делать больше, чем можно сделать меньшими затратами», Оккам предполагает, что теории предназначены для того, чтобы делать что-то, а именно, объяснять и предсказывать, и эти вещи могут быть выполнены более эффективно с меньшим количеством предположений.
С одной стороны, это просто здравый смысл.Предположим, ваша машина внезапно прекращает движение, а указатель уровня топлива показывает пустой бензобак. Было бы глупо предполагать и то, что у вас закончился газ , и что у вас , что у вас нет нефти. Чтобы объяснить, что произошло, вам нужна только одна гипотеза.
Некоторые возразят, что принцип простоты не может гарантировать истину. Указатель уровня бензина на вашем автомобиле может быть сломан, или пустой бензобак может быть одной из нескольких причин неисправности автомобиля. В ответ на это возражение можно указать, что принцип простоты говорит нам не о том, какая теория верна, а только о том, какая теория с большей вероятностью верна.Более того, если есть какой-либо другой признак повреждения, такой как мигающий масломер, то необходимо объяснить еще один факт, подтверждающий дополнительную гипотезу.
Хотя бритва кажется здравым смыслом в повседневных ситуациях, при использовании в науке она может иметь удивительные и мощные эффекты. Например, в своем классическом изложении теоретической физики Краткая история времени Стивен Хокинг приписывает открытие квантовой механики бритве Оккама.
Тем не менее, не все одобряют бритву.Современник Оккама и его коллега-францисканец Уолтер Чаттон предложил «анти-бритву» в противовес Оккаму. Он заявляет, что если трех вещей недостаточно для проверки положительного утверждения о вещах, необходимо добавить четвертое и так далее. Другие называют бритву Оккама «принципом скупости», обвиняя ее в подавлении творческих способностей и воображения. Третьи жалуются, что нет объективного способа определить, какая из двух теорий проще. Часто теория, более простая в одном отношении, оказывается более сложной в другом.Все эти и другие опасения вызывают споры относительно бритвы Оккама.
По сути, Оккам выступает за простоту, чтобы снизить риск ошибки. Каждая гипотеза может быть ошибочной. Чем больше гипотез вы принимаете, тем выше риск. Оккам всегда стремился избегать ошибок, даже если это означало отказ от общепринятых традиционных верований. Такой подход помог ему заработать репутацию разрушителя средневекового синтеза веры и разума.
3.Метафизика: номинализм
Одна из основных задач метафизики — объяснить, почему вещи остаются одинаковыми, несмотря на различия. Греческий философ Гераклит (540–480 до н. Э.) Указывает, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, имея в виду не только реки, но и места, людей и саму жизнь. Каждый день все немного меняется, и куда бы вы ни пошли, вы найдете что-то новое. На основании таких наблюдений Гераклит делает вывод, что ничто не остается прежним.Вся реальность находится в движении.
Проблема с таким видением мира состоит в том, что это ведет к радикальному скептицизму: если ничто не остается неизменным от момента к моменту и от места к месту, то мы никогда не можем быть уверены ни в чем. Мы не можем знать своих друзей, мы не можем знать мир, в котором живем, мы не можем знать даже самих себя! Более того, если Гераклит прав, наука кажется невозможной. Мы могли бы узнать свойства химического вещества здесь сегодня, а завтра по-прежнему не иметь оснований знать его свойства где-нибудь еще.
Излишне говорить, что большинство людей предпочло бы избежать скептицизма. Трудно жить в состоянии полного невежества. Кроме того, кажется очевидным, что наука не невозможна. Изучение мира действительно позволяет нам узнать, как обстоят дела во времени и на расстояниях. Тот факт, что вещи меняются со временем и варьируются от места к месту, похоже, не мешает нам получать знания. Из этого некоторые философы, такие как Платон и Августин (354–430), делают вывод, что Гераклит был неправ, полагая, что все находится в движении.Что-то остается неизменным, что-то, что лежит под изменяющимися и изменяющимися поверхностями, которые мы воспринимаем, а именно универсальная сущность вещей.
Например, хотя отдельные люди меняются день ото дня и меняются от места к месту, все они разделяют универсальную сущность человечества, которая вечно одинакова. То же самое и с собаками, деревьями, камнями и даже качествами — должна существовать универсальная сущность голубизны, тепла, любви и всего остального, о чем можно подумать. Универсальные сущности — это не физические реальности; если вы рассечете человека, вы не найдете внутри человека, похожего на почку или легкое! Тем не менее универсальные сущности — это метафизические реальности: они обеспечивают невидимую структуру вещей.
Вера в универсальные сущности называется «метафизическим реализмом», потому что она утверждает, что универсальные сущности реальны, даже если мы не можем их физически увидеть. Хотя существуют различные версии метафизического реализма, все они призваны обеспечить основу для знания. Кажется, у вас есть выбор: либо вы принимаете метафизический реализм, либо застряли в скептицизме.
Оккам, однако, утверждает, что это ложная дилемма. Он отвергает метафизический реализм и скептицизм в пользу номинализма: взгляда, согласно которому универсальные сущности являются концепциями в уме.Слово «номинализм» происходит от латинского слова nomina , означающего имя. Более ранние номиналисты, такие как французский философ Росселин (1050–1125), выдвигали более радикальную точку зрения, согласно которой универсальные сущности — это просто имена, не имеющие реальной основы. Оккам разработал более сложную версию номинализма, часто называемого «концептуализмом», поскольку он утверждает, что универсальные сущности — это концепции, возникающие в нашем сознании, когда мы воспринимаем реальные сходства между вещами в мире.
Например, когда ребенок со временем вступает в контакт с разными людьми, у него начинает формироваться концепция человечности.Реалист сказал бы, что он обнаружил невидимую общую структуру этих людей. Оккам, напротив, настаивает на том, что ребенок просто воспринимал сходства, которые естественным образом укладывались в одну концепцию.
Заманчиво предположить, что Оккам отвергает метафизический реализм из-за принципа простоты. В конце концов, реализм требует веры в невидимые сущности, которые на самом деле могут не существовать. На самом деле, однако, Оккам никогда не использует бритву для атаки на реализм. И при ближайшем рассмотрении это становится логичным: реалистическая позиция состоит в том, что существование универсальных сущностей — это гипотеза, необходимая для объяснения того, как возможна наука.Поскольку Оккам, как и все остальные, стремился избежать скептицизма, его мог бы убедить такой аргумент.
Оккама больше беспокоит реализм: он убежден, что он бессвязен. Непоследовательность — это самое серьезное обвинение, которое философ может выдвинуть против теории, потому что это означает, что теория содержит противоречие, а противоречия не могут быть истинными. Оккам утверждает, что метафизический реализм не может быть истинным, потому что он считает, что универсальная сущность — это одно и много вещей одновременно.Форма человечества — это одно, потому что это то, что объединяет всех людей, но это также много вещей, потому что она обеспечивает невидимую структуру каждого отдельного из нас. Это означает, что это одновременно одно и не одно, а это противоречие.
Реалисты утверждают, что это кажущееся противоречие можно объяснить по-разному. Однако Оккам настаивает на том, что как бы вы это ни объясняли, невозможно избежать того факта, что понятие универсальной сущности является невозможной гипотезой.Он пишет:
Нет универсального вне разума, реально существующего в индивидуальных субстанциях или в сущностях вещей…. Причина в том, что все, что не много, обязательно должно быть одним числом и, следовательно, уникальным. [ Opera Philosophica II, стр. 11–12]
Оккам представляет мысленный эксперимент, чтобы доказать, что универсальных сущностей не существует. Он пишет, что по реализму
… из этого следует, что Бог не сможет уничтожить одну индивидуальную субстанцию, не уничтожив других индивидуумов того же вида.Ибо, если бы он уничтожил одного индивида, он бы уничтожил целое, которое по сути является этим индивидом, и, следовательно, он бы уничтожил универсальное, которое есть в нем и в других с той же сущностью. Другие вещи той же самой сущности не остались бы, поскольку они не могли бы продолжать существовать без универсального, составляющего их часть. [ Opera Philosophica I, стр. 51]
Поскольку Бог всемогущ, он должен быть в состоянии уничтожить человека. Но универсальная форма человечества заключается в этом человеке.Итак, уничтожая индивидуальность, он уничтожает универсальное. И если он уничтожит универсальное, которым является человечество, то он уничтожит и всех других людей.
Реалист может пожелать ответить, что уничтожение отдельного человека уничтожает только часть универсального человечества. Но это противоречит первоначальному утверждению, что универсальное человечество — это единая общая сущность, которая вечно одинакова для всех! Для Оккама эта проблема решительно побеждает реализм и оставляет нам номиналистическую альтернативу, согласно которой универсалии — это концепции, возникающие в нашем сознании, когда мы воспринимаем похожих людей.Чтобы поддержать эту альтернативу, Оккам развивает эмпирическую эпистемологию.
4. Эпистемология
а. Прямой реалистический эмпиризм
Эпистемология — это изучение знания: что это такое и как мы пришли к нему? Есть два основных подхода к эпистемологии: рационалисты утверждают, что знание состоит из врожденных достоверностей, которые мы обнаруживаем с помощью разума; эмпирики утверждают, что знание состоит из точных представлений, которые мы накапливаем в процессе опыта. Хотя раннесредневековые философы, такие как Августин и Ансельм (1033–1109), были иннатистами, эмпиризм стал преобладать в период высокого средневековья.Это главным образом потому, что Аристотель был эмпириком, и тексты, в которых он пропагандировал эмпиризм, были заново открыты и впервые переведены на латынь в тринадцатом веке.
Следуя Аристотелю, Оккам утверждает, что люди рождаются пустыми состояниями: в нашем сознании нет никаких врожденных определенностей. Мы учимся, наблюдая за качествами объектов. Версия эмпиризма Оккама называется «прямым реализмом», потому что он отрицает наличие какого-либо посредника между воспринимающим и миром.(Обратите внимание, что прямой реализм не следует путать с метафизическим реализмом, который Оккам отвергает, как обсуждалось выше.) Прямой реализм утверждает, что если вы видите яблоко, его краснота заставляет вас узнать, что оно красное. Это может показаться очевидным, но на самом деле возникает проблема, которая побудила многих эмпириков, как во времена Оккама, так и сегодня, отвергнуть прямой реализм.
Как указывает французский философ Питер Ореол (1275–1333), проблема в том, что бывают случаи, когда мы воспринимаем то, чего на самом деле нет.В оптических иллюзиях, галлюцинациях и снах наше восприятие полностью отключено от внешнего мира.
Репрезентационализм — это версия эмпиризма, призванная решить эту проблему. Согласно репрезентационалистам, люди воспринимают мир через ментальный посредник или репрезентацию, известную в средние века как «умопостигаемые виды». Обычно яблоко вызывает у нас понятный вид, через который мы его воспринимаем. В случаях оптических иллюзий, галлюцинаций и сновидений разумный вид вызывает что-то еще.Восприятие кажется нам правдоподобным, потому что нет никакой разницы в умопостигаемых видах. Еще до Петра Ореола Фома Аквинский защищал репрезентативность, и вскоре она стала доминирующей точкой зрения.
Трудность с репрезентативностью, как наглядно демонстрирует ирландский философ Джордж Беркли (1685-1754), состоит в том, что, как только вы вводите посредника между воспринимающим и внешним миром, вы теряете оправдание для веры во внешний мир. Если все наши идеи приходят через репрезентации, как мы узнаем, что стоит за этими репрезентациями? Причиной их могло быть что-то другое, кроме физических объектов.Например, Бог мог передавать представления о физических объектах в наш разум, не создавая при этом никаких физических объектов вообще — что, собственно, и стало убеждением Беркли. Этот взгляд, известный как идеализм, является радикально скептическим, и большинство философов предпочитают его избегать.
г. Интуитивное познание
Оккам выдвигает идеализм через понятие интуитивного познания, которое играет решающую роль в его четырехэтапном объяснении приобретения знаний. Его можно резюмировать следующим образом.Первый шаг — сенсорное познание: получение данных через пять органов чувств. Эту способность люди разделяют с животными. Второй шаг — интуитивное познание — исключительно человеческий. Интуитивное познание — это осознание того, что конкретный воспринимаемый человек существует и обладает качествами, которыми он обладает. Третий шаг — это записывающее познание, с помощью которого мы запоминаем прошлые восприятия. Четвертый шаг — это абстрактное познание, с помощью которого мы объединяем людей в группы похожих людей.
Обратите внимание, что если яблоко поставлено перед лошадью, лошадь получит данные о яблоке — цвет, запах и т. Д.- и реагируем соответствующим образом. Однако лошадь не зарегистрирует реальность объекта. Предположим, вы проецируете реалистичное лазерное изображение яблока перед лошадью, и она пытается откусить. Он расстроится и, в конце концов, сдастся, но на самом деле никогда не «поймет». Человеческие существа, напротив, обладают разумом, чувствительным к реальности. Дело не в том, чтобы каждый раз думать: «Это реально», когда мы что-то видим. Напротив, Оккам утверждает, что интуитивное познание не является пропозициональным. Скорее, это вопрос регистрации того, что яблоко действительно обладает теми качествами, которые мы воспринимаем.Оккам пишет:
Интуитивное познание таково, что когда познаются некоторые вещи, одна из которых присуща другой, или одна пространственно удалена от другой, или существует в некотором отношении к другой, непосредственно в силу этого непропозиционального познания этих вещей, известно, присуща эта вещь или нет, если она пространственно удалена или нет, и то же самое для других истинных случайных суждений, если только это познание не ошибочно или не существует какого-либо препятствия. [ Opera Theologica I, стр.31]
Хотя интуитивное познание само по себе не является пропозициональным, оно обеспечивает основу для формулирования истинных суждений. Лошадь не может сказать: «Это яблоко красное», потому что ее разум недостаточно сложен, чтобы уловить реальность того, что она воспринимает. Человеческий разум, регистрируя существование вещей — как и как они, следовательно, может формулировать утверждения о них.
Строго говоря, когда человек интуитивно познает яблоко, он еще не думает о нем как о яблоке , потому что для этого нужно поместить его в группу.В нормальном восприятии взрослого человека все четыре вышеуказанных шага происходят вместе так быстро, что их трудно разделить. Но попробуйте представить себе, каково восприятие малыша: он видит круглый красный предмет и указывает на него, говоря: «Это!» Это выражение интуитивного познания.
Интуитивное познание обеспечивает причинную связь между внешним миром и человеческим разумом. Согласно Оккаму, человеческий разум полностью пассивен во время интуитивного познания. Объекты в мире заставляют нас осознавать их существование, и это объясняет и оправдывает нашу веру в них.
Несмотря на то, что он настаивает на причинной связи между миром и нашим разумом, Оккам ясно распознает случаи, когда интуитивное познание вызывает ложное суждение. (См. Последнюю строку вышеприведенной цитаты: «… если это познание не ошибочно или не существует каких-либо препятствий».) Например, когда вы видите палку, наполовину всплывшую в воде, она выглядит изогнутой. Это потому, что ваше интуитивное познание клюшки зависит от вашего одновременного интуитивного познания воды, и это вызывает искаженное восприятие.Помимо того, что он оставляет место для ошибок в своем отчете, Оккам также оставляет место для скептицизма: Бог может передавать людям представления, которые выглядят в точности как интуитивные познания.
Учитывая, что прямой реализм не может исключить скептицизм больше, чем репрезентационализм, можно задаться вопросом, почему Оккам предпочитает его. В конце концов, это вопрос простоты. В то время как Оккам никогда не использует свою бритву против метафизического реализма, он действительно использует ее против репрезентационализма. Интуитивное познание необходимо для установления причинно-следственной связи между миром и разумом, и, если она установлена, в посреднике отпадет необходимость.Понятный вид — ненужная гипотеза.
Стоит отметить, что интуитивное познание также обеспечивает эпистемологическую поддержку номиналистической метафизики Оккама. Репрезентационалисты обычно считают, что понятный вид исходит из универсальной сущности вещи. По их мнению, вы воспринимаете яблоко как яблоко, потому что универсальная сущность яблока передается вам через его понятные виды. Фактически, многие метафизические реалисты будут доказывать превосходство своей точки зрения именно на том основании, что универсальные сущности обеспечивают основу для понятных видов, а разумные виды необходимы нам, чтобы знать, что мы воспринимаем.Они спросят: как еще мы можем идентифицировать яблоки как яблоки , а не просто так много разных индивидуумов?
Как мы видели, Оккам утверждает, что не существует универсальной сущности. Следовательно, нет никаких оснований для внятного вида. Каждый объект в мире является абсолютной индивидуальностью, и именно так мы воспринимаем его сначала. Так же, как и малышей, нас засыпает гудящей, бурлящей путаницей цветов и звуков. Но наш разум — мощные сортировочные машины. Мы запоминаем восприятия с течением времени (записывающее познание) и организуем их в группы (абстрактное познание).Этот организационный процесс дает нам последовательное понимание мира, и именно это Оккам пытается объяснить в своем изложении логики.
5. Логика
а. Ментальский
Хотя человеческий разум рождается без каких-либо знаний, согласно Оккаму, он действительно полностью оснащен системой обработки восприятий по мере их приобретения. Эта система — мысль, которую Оккам понимает на невысказанном, мысленном языке. Поэтому его считают сторонником «ментальности», как и американского философа Ноама Хомского.
Оккам мог бы сравнить мысль с машиной, готовой манипулировать огромным количеством пустых ящиков. Когда мы наблюдаем за миром, восприятие помещается в пустые ячейки. Затем машина сортирует и упорядочивает коробки по содержимому. Две маленькие коробки с одинаковым содержимым могут быть помещены вместе в большую коробку, а затем большая коробка может быть соединена с другой большой коробкой. Например, по мере накопления представлений о Rover и Fido они становятся концептом dog , а затем концепция dog ассоциируется с концептом блох .Этот концептуальный аппарат позволяет нам строить осмысленные предложения, например: «У всех собак есть блохи».
Интуитивное познание в эпистемологии Оккама обеспечивает основу для того, что сегодня называют «каузальной теорией референции» в философии языка. Слово «собака» означает собака , потому что концепция, о которой вы думаете, когда пишете или говорите, была вызвана собаками, которых вы воспринимали. Собаки вызывают у всех людей одни и те же представления. Таким образом, ментальный язык универсален среди нас, хотя в разных странах мира есть разные способы говорить и писать слова.Хотя письменный и устный язык условны, само значение естественно.
В начале своей карьеры Оккам придерживался мнения, что концепции — это ментальные объекты или «фикты», которые напоминают объекты в мире, как изображения. Однако он отказался от теории фикты, поскольку она предполагает репрезентативную эпистемологию, которая, в свою очередь, предполагает метафизический реализм. Вместо этого выступая за «теорию интеллекта», согласно которой объекты могут оказывать причинное воздействие на разум, не создавая мысленных образов самих себя; он предлагает следующую аналогию.Средневековые пабы получали вино партиями в деревянных бочках, запечатанных обручами. Когда прибыла партия, владелец паба повесил обруч для бочки перед входной дверью, чтобы сообщить горожанам, что вино есть в наличии. Хотя обруч никак не напоминал вино, для горожан он имел большое значение. Это потому, что присутствие обруча было вызвано прибытием вина. Точно так же собаки в этом мире вызывают в нашем сознании важные концепции, даже если они не похожи на собак.
Следует отметить, что есть недостаток как у аналогии с обручем бочонка, так и у иллюстрации коробки: они изображают концепции как вещи . Для удобства Оккам часто свободно говорит о концепциях, как если бы они были вещами. Однако, согласно теории интеллектума, на самом деле концепции — это вовсе не вещи, а, скорее, действия. Восприятие собаки не вызывает существования сущности в вашем уме; скорее, это вызывает мысленный акт. Сегодня мы бы сказали, что это заставляет нейрон срабатывать. Повторяющиеся действия вызывают привычку: склонность выполнять действие по желанию.Таким образом, повторяющиеся восприятия собак вызывают повторяющиеся акты зачатия собаки, а эти повторяющиеся действия вызывают привычку зачать собаку, а это означает, что вы можете участвовать в действиях по зачатию собаки, когда захотите, даже когда вокруг нет собак, которые могли бы воспринимать.
г. Теория предположений
По мнению Оккама, любая связная мысль, которая у нас есть, требует соединения или разъединения понятий с помощью лингвистических операторов. У Оккама много идей о том, как работают лингвистические операторы, которые он развивает в своей версии теории предположений.Хотя теория предположений была главной заботой логиков позднего средневековья, ученые по-прежнему расходятся во мнениях относительно ее цели. Некоторые думают, что это была попытка построить систему формальной логики, которая в конечном итоге провалилась. Другие думают, что это было больше похоже на современную теорию логической формы.
Интерес Оккама к теории предположений, кажется, мотивирован его стремлением прояснить концептуальную путаницу. Как и Людвиг Витгенштейн (1889–1951), Оккам утверждает, что многие философские ошибки возникают из-за неправильного понимания языка.Он считал метафизический реализм ярким примером. Представление о людях в целом заставляет нас использовать слово «человечность». Метафизические реалисты приходят к выводу, что это слово должно относиться к универсальной сущности во всех человеческих существах. Для Оккама, однако, слово «человечность» означает привычку, которая позволяет нам очень эффективно представить всех людей, которых мы воспринимали на сегодняшний день, без всех их индивидуальных деталей. Таким образом, теория предположений Оккама призвана поддержать его номиналистическую метафизику и одновременно прояснить правила мышления.
Слово «предположение» происходит от латинского слова «stand for», но оно близко соответствует техническому понятию, известному как «ссылка» на английском языке. На самом базовом уровне теория предположений говорит нам, как слова, используемые в предложениях, которые Оккам называет «терминами», относятся к вещам.
Средневековые логики признают три типа предположений — материальные, личные и простые, — но их метафизические обязательства влияют на их анализ. Практически все согласны с материальным предположением. Это происходит, когда термин упоминается, а не используется, как, например, термин «стоп» в предложении: «Знак говорит« стоп ».» Но они расходятся во мнениях по поводу личных и простых предположений. Для Оккама личное предположение возникает, когда термин обозначает объект в мире, как и термин «кошка» в предложении «Кот на циновке», а простое предположение возникает, когда термин обозначает концепцию в уме. , как и «лошадь» в предложении «Лошадь — это вид». Для противников-реалистов Оккама, напротив, термин «вид» означает универсальную сущность, которая является объектом в мире. Таким образом, у них другой взгляд на личное и простое предположение.
В дополнение к трем типам предположений средневековые логики признают два типа терминов: категорематический и синкатегорематический. Категорематические термины относятся к существующим вещам и называются «категорематическими», потому что в своем Органоне Аристотель утверждает, что существует десять категорий существующих вещей. Термины Syncategorematic вообще ни к чему не относятся. Это логические операторы, такие как «все», «не», «если» и «только», которые говорят, как связывать или разъединять категорематические термины в предложении.
Среди категорематических терминов одни являются абсолютными именами, а другие — коннотативными. Оккам описывает разницу следующим образом:
Собственно говоря, только абсолютные имена, то есть понятия, обозначающие вещи, состоящие из материи и формы, имеют определения, выражающие реальную сущность. Некоторыми примерами такого рода имен являются «человек», «лев» и «коза». С другой стороны, коннотативные и относительные имена, которые обозначают одно прямо, а другое косвенно, имеют определения, выражающие номинальную сущность.Вот некоторые примеры таких имен: «белый», «горячий», «родительский» и «дочерний». [ Opera Philosophica IX, стр. 554]
Термины «человек» и «родитель» являются именами Бетти. Термин «человек» означает Бетти в абсолютном смысле, потому что он относится только к ней как к независимо существующему объекту. Термин «родитель» означает Бетти коннотативным образом, потому что он означает ее и в то же время означает ее детей.
г. Категории
Хотя различие между абсолютными и коннотативными терминами кажется незначительным, Оккам использует его в радикальных целях.Согласно стандартному прочтению Органона , Аристотель считает, что существует десять следующих категорий существующих вещей: субстанция, качество, количество, отношение, место, время, положение, состояние, действие и страсть. Однако, согласно чтению Оккама, Аристотель считает, что существует только две категории существующих вещей: субстанция и качество. Оккам основывает свою интерпретацию на тезисе о том, что только субстанции и качества имеют реальные определения сущности, обозначающие вещи, состоящие из материи и формы.Остальные восемь категорий обозначают субстанцию или качество, но при этом означают что-то еще. Следовательно, у них есть номинальные определения сущности, означающие, что они не являются существующими вещами.
Учитывайте количество. Предположим, у вас есть один апельсин. Это вещество с настоящей сущностью цитрусовых. Кроме того, он обладает несколькими качествами, такими как цвет, вкус и запах. Согласно Оккаму, апельсин и его качества — это уже существующие вещи. Но апельсин тоже особенный. Есть ли его необычность? Для математиков-платоников ответ — да: число один существует как универсальная сущность и присутствует в апельсине.Оккам, напротив, утверждает, что необычность апельсина — это всего лишь краткий способ сказать, что поблизости нет других апельсинов. Итак, в предложении «Вот один апельсин» термин «один» имеет коннотативное значение: он прямо означает сам апельсин, а косвенно означает все остальные апельсины, которых здесь нет. Оккам исключает остальные категории аналогичным образом.
Интересно, что исключение Оккама количества ускорило его вызов в Авиньон, потому что это подтолкнуло его к новому описанию таинства жертвенника.Причастие жертвенника — это чудо, которое должно произойти, когда хлеб и вино превращаются в тело и кровь Иисуса Христа. Этот процесс известен в теологии как «пресуществление», потому что одна субстанция превращается в другую субстанцию. Проблема состоит в том, чтобы объяснить, почему хлеб и вино по-прежнему выглядят, пахнут и имеют одинаковый вкус, несмотря на лежащие в основе изменения. Согласно общепринятому мнению, качество хлеба и вина по-прежнему зависит от их количества, которое остается неизменным при обмене веществ.Однако, согласно Оккаму, количество есть не что иное, как сама субстанция; если вещество изменяется, то изменяется и количество. Итак, качества не могут продолжаться в том же количестве. Они также не могут перейти из сущности хлеба и вина в сущность Иисуса, потому что было бы кощунственно сказать, что Иисус был хрустящим или влажным! Решение Оккама состоит в том, чтобы утверждать, что свойства хлеба и вина продолжают существовать сами по себе, сопровождая невидимую субстанцию Иисуса по глотку.Излишне говорить, что это решение было слишком умным.
Ученые продолжают задавать один вопрос: почему Оккам позволяет оставить две из десяти категорий вместо одной, а именно субстанции. Кажется, что такие качества, как белизна, хрусткость, сладость и т. Д., Можно так же легко свести к номинальным сущностям: они обозначают само вещество, а также язык, нос или глаз, которые его воспринимают. Конечно, если бы Оккам устранил качество, у него действительно не осталось бы никаких оснований для спасения чуда пресуществления.Возможно, этого было достаточно, чтобы остаться с бритвой.
6. Богословие
а. Фидеизм
Несмотря на отход от ортодоксии и конфликт с папством, Оккам никогда не отказывался от католицизма. Он стойко придерживался фидеизма, взгляда, что вера в Бога — это вопрос только веры. Хотя фидеизм вскоре стал обычным явлением среди протестантских мыслителей, среди средневековых католиков он не был так распространен. В начале средневековья Августин предложил доказательство существования Бога и продвигал точку зрения, согласно которой разум — это вера, ищущая понимания.В то время как стандартный подход для любого средневекового философа заключался бы в признании роли веры и разума в религии, Оккам бескомпромиссно отстаивает только веру.
Три утверждения показывают, что Оккам фидеист.
я. Богословие — это не наука
Слово «наука» происходит от латинского слова « scientia », что означает знание. В первой книге из своих предложений Питер Ломбард поднимает вопрос о том, является ли богословие наукой и в каком смысле.Большинство философов, комментируя предложений , нашли способ использовать веру как способ познания. Оккам, однако, не прилагает таких усилий. Как убежденный эмпирик, Оккам твердо придерживается тезиса о том, что все знания основываются на опыте. Тем не менее, у нас нет переживания Бога. Из этого неизбежно следует, что у нас нет знания о Боге, как утверждает Оккам в следующем отрывке:
Чтобы продемонстрировать утверждение веры, которое мы формулируем о Боге, для центральной концепции нам потребуется простое познание божественной природы как таковой — то, что есть у того, кто видит Бога.Тем не менее, в нашем нынешнем состоянии мы не можем иметь такого познания. [ Quodlibetal Questions , pp. 103-4]
Под «нынешним состоянием» Оккам подразумевает жизнь на Земле как человеческое существо. Точно так же, как теперь у нас есть знания о других посредством интуитивного познания их индивидуальных сущностей, те, кто попадает на небеса (если они когда-либо будут), будут познавать Бога через интуитивное познание его сущности. А пока нам остается только надеяться.
ii. Троица — это логическое противоречие
Троица — это основная христианская доктрина, согласно которой Бог — это три Личности в одном.Христиане традиционно считают Троицу тайной, а это означает, что она находится за пределами понимания человеческого разума. Оккам доходит до того, что признает, что это вопиющее противоречие. Он отображает проблему с помощью следующего силлогизма:
Согласно учению о Троице:
(1) Бог Отец,
и,
(2) Иисус есть Бог.
Следовательно, по транзитивности, согласно доктрине Троицы:
(3) Иисус — Отец.
Однако, согласно учению о Троице, Иисус не Отец.
Итак, согласно доктрине Троицы, Иисус есть и не Отец.
Создавая прецедент для недавней защиты президента, многие средневековые философы предположили, что переходный вывод к заключению нарушается различными значениями слова «есть». Скот творчески утверждает, что логика Троицы — это непрозрачный контекст, не подчиняющийся обычным правилам.Однако для Оккама этот силлогизм устанавливает, что теология нелогична и никогда не должна смешиваться с философией.
iii. Нет свидетельств назначения в мире природы
Аристотель, живший до христианства, никогда не верил в Троицу. Однако он, похоже, верит в сверхъестественную силу, которая придает смысл всей природе. Это очевидно из его учения о четырех причинах, согласно которому все сущее требует четырехкратного объяснения.Оккам сформулировал бы эти четыре причины в виде следующих четырех вопросов:
Первая причина: из чего он сделан?
Вторая причина: для чего это нужно?
Третья причина: что привело к этому?
Причина четвертая: почему он делает то, что делает?
Большинство средневековых философов находили четыре причины Аристотеля способствующими христианскому мировоззрению, приравнивая четвертую причину к доктрине божественного провидения, согласно которой все происходящее в конечном итоге является частью плана Бога.
Хотя Оккам не хотел не соглашаться с Аристотелем, он был настолько полон решимости отделить теологию от науки и философии, что чувствовал себя обязанным критиковать четвертую (которую он называет «последней») причиной. Оккам пишет:
Если бы я не принимал никаких авторитетов, я бы заявил, что нельзя доказать ни утверждениями, которые известны сами по себе, ни опытом, что каждое следствие имеет конечную причину…. Тот, кто просто следует естественному разуму, возразил бы, что вопрос «почему?» неуместен в случае естественных действий.Ибо он утверждал бы, что не стоит задавать что-то вроде: «По какой причине возникает огонь?» [ Quodlibetal Questions , pp. 246-9]
Без сомнения, Оккам выразил свою критику в гипотетических терминах от третьего лица, потому что он знал, что открытое утверждение, что сама вселенная может быть полностью бесцельной, никогда не выдержит испытания сильными мира сего.
г. Против доказательств существования Бога
Излишне говорить, что Оккам отвергает все предполагаемые доказательства существования Бога.Двумя наиболее важными доказательствами тогда, как и сейчас, были онтологическое доказательство Ансельма и космологическое доказательство Фомы Аквинского. Хотя первое основано на рационалистическом мышлении, а второе — на эмпирическом мышлении, по мнению Оккама, они сводятся к очень похожим стратегиям. Конечно, во времена Оккама, как и сегодня, циркулировало множество различных версий каждого из этих доказательств. Оккам считает, что наиболее правдоподобная версия каждого из них сводится к бесконечному аргументу регрессии следующей формы:
Если Бога не существует, то есть бесконечный регресс.
Но бесконечные регрессы невозможны.
Следовательно, Бог должен существовать.
Причина, по которой Оккам считает эту форму аргумента наиболее правдоподобной, состоит в том, что он полностью согласен со второй предпосылкой, что бесконечные регрессии невозможны. Если бы можно было показать, что отсутствие Бога подразумевает бесконечный регресс, тогда Оккам согласился бы с выводом о его существовании. Оккам, однако, отрицает, что отсутствие Бога подразумевает что-либо подобное.
Чтобы понять отвращение Оккама к бесконечному регрессу, необходимо понять различие Аристотеля между экстенсивной и интенсивной бесконечностью.Обширная бесконечность — это неисчислимое количество реально существующих вещей. Математические платоники представляют множество целых чисел как обширную бесконечность. Оккам, однако, считает идею бесчисленного количества противоречивой: если объекты существуют, то Бог может их сосчитать, а если Бог может их посчитать, то они не являются бесчисленными. Напротив, интенсивная бесконечность — это просто отсутствие ограничений. Как номиналист, Оккам понимает множество целых чисел как интенсивную бесконечность в том смысле, что нет верхнего предела тому, насколько кто-то может считать.Это не означает, что набор целых чисел представляет собой бесчисленное количество реально существующих вещей. Оккам считает, что бесконечные регрессии невозможны только постольку, поскольку они предполагают обширную бесконечность.
я. Онтологическое доказательство
Согласно Оккаму, сторонники онтологического доказательства рассуждают следующим образом: между сущностями был бы бесконечный регресс, если бы не было одной величайшей сущности. Следовательно, должна быть одна величайшая сущность, а именно Бог.
Одним из способов противодействия этому рассуждению было бы отрицание того, что величие — это объективно существующее качество.Однако Оккам не придерживается этого подхода. Напротив, он, кажется, принимает Великую Цепь Бытия как должное. Великая цепь бытия — это доктрина, распространенная в Средние века и за его пределами. Согласно ему, всю природу можно расположить по иерархии ценностей сверху вниз примерно следующим образом: Бог, ангелы, люди, животные, растения, камни. Великая Цепь Бытия подразумевает, что величие — это объективно существующее качество.
Краткий ответ Оккама на онтологический аргумент состоит в том, что он не доказывает, что существует только одна величайшая сущность.Имея в виду Великую Цепь Бытия, становится очевидно, что он хочет сказать. Если Бога и ангелов не существует, тогда люди — величайшие существа, и среди нас нет единственного лучшего. Заметьте, что даже если бы среди людей был единственный лучший, он или она были бы «богом» в совершенно другом смысле, чем того требует католическая ортодоксия.
Некоторые ученые интерпретировали Оккама как означающее, что онтологический аргумент успешно доказывает, что Отец, Сын и Святой Дух существуют, но не то, что они — одно.Однако неясно, как эмпиризм Оккама мог позволить такой вывод.
ii. Космологическое доказательство
Согласно Оккаму, сторонники космологического аргумента объясняют следующее: если бы не было первопричины, среди причин был бы бесконечный регресс; следовательно, должна быть первопричина, а именно Бог.
Есть два разных способа понять «причину» в этом аргументе: действенная причина и сохраняющая причина. Действенная причина со временем последовательно вызывает следствие.Например, ваши бабушка и дедушка были действенной причиной ваших родителей, которые были действенной причиной вас. Напротив, сохраняющая причина — это одновременная поддержка следствия. Например, кислород в комнате является причиной горящего пламени свечи.
По мнению Оккама, космологический аргумент не может использовать ни один из типов причинности. Сначала рассмотрим эффективную причинно-следственную связь. Если бы цепь действенных причин, породивших мир, который мы знаем сегодня, не имела бы начала, то она образовала бы не обширную бесконечность, а интенсивную бесконечность, которая безвредна.Поскольку не все звенья в цепи существовали бы одновременно, они не составляли бы бесчисленное количество реально существующих вещей. Скорее, они просто подразумевали бы, что Вселенная представляет собой вечный цикл неограниченного или вечного движения. Оккам прямо утверждает, что, как утверждал Аристотель, возможно, что у мира не было начала.
Затем подумайте о сохранении причинно-следственной связи. Представление о мире как о продукте одновременных сохраняющих причин затруднено. Идея, пожалуй, лучше всего выражена в рассказе Стивена Хокинга.Согласно рассказу, ученый читал лекцию по астрономии. После лекции к ученому подошла пожилая женщина и сказала, что он ошибся. «На самом деле мир — это плоская пластина, опирающаяся на спину гигантской черепахи». Ученый спросил: «А на чем стоит черепаха?» На что дама торжествующе ответила: «Вы очень умны, молодой человек, но бесполезно — это черепахи до самого конца».
Оккам с готовностью допускает, что если мир должен «поддерживаться» сохраняющими причинами, то среди них должен быть первый, потому что в противном случае набор сохраняющих причин составлял бы бесчисленное количество реально существующих вещей.Фактически это догмат веры в то, что Бог является одновременно действенной и сохраняющей причиной космоса, и Оккам принимает этот принцип на веру. Однако он ловко указывает на то, что так же, как космос не обязательно должен иметь начало; его совсем не нужно «задерживать» таким образом. Каждая существующая вещь может быть своей собственной спасительной причиной. Следовательно, космологический аргумент совершенно неубедителен.
Фидеизм Оккама сводится к отказу полагаться на гипотезу Бога при построении теории. Стоит иметь в виду, что в средние века не было философских факультетов и философских степеней.Единственным выбором студента для поступления в аспирантуру были право, медицина или теология. Желая стать философом, Оккам изучал богословие и выполнял свои богословские упражнения, все время пытаясь выделить отдельное пространство для философии. Единственная область, где два мира неразрывно сталкиваются для него, — это этика.
7. Этика
а. Теория божественного командования
Многие люди думают, что Бог повелевает людям быть добрыми, потому что доброта — это хорошо, и что сам Бог всегда добр, потому что его действия всегда соответствуют добру.
Хотя это был и остается наиболее распространенным способом понимания взаимосвязи между Богом и моралью, Оккам не согласен. По его мнению, Бог не соответствует независимо существующим стандартам добродетели; скорее, сам Бог является эталоном добродетели. Это означает, что Бог не повелевает нам быть добрыми, потому что доброта — это хорошо. Скорее, доброта — это хорошо, потому что Бог повелевает ей. Оккам был теоретиком божественных заповедей: воля Бога устанавливает добро и зло.
Теория божественного повеления всегда была непопулярной, потому что она несет в себе один очень неинтуитивный вывод: если все, что угодно Бог становится правильным, и Бог может повелевать все, что он хочет, тогда Бог может приказать нам всегда быть злыми и никогда не быть добрыми, и тогда это будет быть правильными для нас, если мы будем недобрыми, и неправильным, если мы будем добрыми.Доброта — это плохо, а недоброжелательность — хорошо! Как это могло произойти?
По мнению Оккама, Бог всегда велел и всегда будет повелевать добротой. Тем не менее, для него возможно иначе. Эта возможность является прямым требованием божественного всемогущества: Бог может делать все, что не связано с противоречием. Конечно, многие философы, такие как Фома Аквинский, настаивают на том, что Бог не может приказывать нам быть недобрыми только потому, что тогда воля Бога противоречила бы Его природе.Однако для Оккама это неправильный способ понимания природы Бога. По мнению Оккама, самое важное, что нужно понимать в природе Бога, — это то, что она максимально свободна. Нет никаких ограничений, внешних или внутренних, для того, что может пожелать Бог. С точки зрения Оккама, вся теология поддерживает этот тезис или терпит поражение.
Оккам допускает, что трудно представить себе мир, в котором Бог изменяет свои заповеди. Но это цена сохранения божественной свободы. Он пишет:
Я отвечаю, что ненависть, воровство, прелюбодеяние и тому подобное могут включать зло в соответствии с общим законом, поскольку они совершаются кем-то, кто по божественному повелению обязан совершить противоположное действие.Однако что касается всего абсолютного в этих действиях, Бог может совершить их, не привлекая никакого зла. И они могут даже быть выполнены достойно кем-то на земле, если они подпадут под божественное повеление, точно так же, как сейчас противоположное им, по сути, подпадают под божественное повеление. [ Opera Theologica V, стр. 352]
Одним из преимуществ этого подхода является то, что он позволяет Оккаму разобраться в некоторых примерах Ветхого Завета, где кажется, что Бог повелевает такие вещи, как убийство (как в случае с Авраамом, приносящим в жертву Исаака) и обман (как в случае израильтян, грабящих египтян).Но библейское толкование — не мотив Оккама. Его мотив — представить Бога как парадигму метафизической свободы, чтобы он мог понять человеческую природу, созданную по его образу.
г. Метафизический либертарианство
Метафизический либертарианство — это точка зрения, согласно которой люди несут ответственность за свои действия как личности, потому что у них есть свобода воли, определяемая как способность делать что-то иное, чем они сами. Метафизический либертарианство противоположно детерминизму, согласно которому люди не имеют свободы воли, а скорее определяются предшествующими условиями (такими как Бог, природа или факторы окружающей среды), чтобы делать именно то, что они делают.
Предположим, Джейк ест кекс. Согласно детерминисту, к этому его побудили предшествующие условия. Следовательно, он не мог поступить иначе, если бы предыдущие условия не были другими. В таких же условиях Джейк не может не съесть кекс. Детерминисты довольствуются выводом о том, что свобода — это иллюзия.
Компатибилизм — это версия детерминизма, согласно которой стремление делать именно то, что мы делаем, совместимо со свободой до тех пор, пока предшествующие условия, определяющие то, что мы делаем, включают наш собственный выбор.Компатибилисты утверждают, что выбор, который мы делаем, является свободным, даже если мы не могли бы поступить иначе при тех же предшествующих условиях. С этой точки зрения Джейк решил съесть кекс, потому что его желание его перевесило все другие соображения в тот момент. По мнению компатибилистов, наш выбор всегда определяется нашими самыми сильными желаниями.
Метафизические либертарианцы отвергают детерминизм и компатибилизм, настаивая на том, что свободная воля включает способность действовать против наших самых сильных желаний.С этой точки зрения Джейк мог воздержаться от кекса даже при тех же самых предшествующих условиях. Хотя желания влияют на наш выбор, они не являются причиной нашего выбора в соответствии с метафизическим либертарианством; скорее, наш выбор обусловлен нашей волей, которая сама по себе является беспричинной причиной, а это означает, что это независимая сила, более сильная, чем любое предшествующее условие. Это понятие свободы воли позволяет метафизическому либертарианцу приписывать очень сильную концепцию индивидуальной ответственности людям: то, что мы делаем, не связано ни с Богом, ни с природой, ни с факторами окружающей среды.
Многие люди предполагают, что все средневековые философы были метафизическими либертарианцами. В то время как протестантское богословие классически продвигает теологический детерминизм, точка зрения, что все, что делают люди, предопределено Богом, католическая теология классически продвигает точку зрения, согласно которой Бог дал людям свободную волю. Хотя верно то, что каждый средневековый философ поддерживает тезис о том, что люди свободны, немногие способны сохранять приверженность свободе воли, определяемой как способность делать что-то иное, чем мы, при тех же предшествующих условиях.Причина в том, что так много других теологических и философских доктрин противоречат этому.
Рассмотрите божественное предвидение. Если Бог всеведущ, то он знает все, что вы когда-либо собираетесь делать. Предположим, он знает, что завтра вы съедите яблоко на обед. Как же тогда вы можете отказаться от завтрака на обед яблоко? Даже если Бог никоим образом не принуждает вас, кажется, что его нынешнее знание вашего будущего требует, чтобы ваш выбор был уже определен.
Средневековые философы борются с этим и другими конфликтами со свободой воли.Большинство отказывается от метафизического либертарианства в пользу некоторой формы компатибилизма. Это означает, что они утверждают, что наш выбор свободен, даже если он определяется предшествующими условиями.
В своем комментарии предложений Питер Джон Оливи приводит длинный и страстный аргумент в пользу чистой метафизической либертарианской концепции свободы воли. Оккам поддерживает позицию Оливи, даже не приводя в ее пользу особых аргументов. По мнению Оккама, мы переживаем свободу.Мы не можем отвергнуть этот опыт не больше, чем мы можем отказаться от нашего опыта внешнего мира. Оккам идет на все, чтобы приспособить свое мнение о божественном предвидении и обо всем остальном, что в противном случае могло бы угрожать свободе воли, чтобы приспособиться к нему. Он пишет:
Воля может свободно хотеть чего-то и не желать. Под этим я подразумеваю, что он способен разрушить желание, которое оно имеет, и произвести новый противоположный эффект, или он в равной степени способен сам по себе продолжать тот же эффект и не производить новый.Он способен делать все это без каких-либо предварительных изменений интеллекта, воли или чего-то вне их. Идея состоит в том, что воля одинакова для производства и отсутствия производства, потому что без разницы в предшествующих условиях она способна производить, а не производить. Он в равной степени сбалансирован по отношению к противоположным эффектам и фактически может вызывать любовь или ненависть к чему-либо…. Отказать каждому агенту в этой равной или противоположной силе — значит уничтожить всякую похвалу и порицание, каждый совет и обсуждение, каждую свободу воли.В самом деле, без этого воля не сделала бы человека свободнее, чем аппетит — осла. [ Opera Philosophica , стр. 319-21]
Упоминание Оккама об осле здесь имеет важное значение в связи со знаменитым мысленным экспериментом, известным как Буриданова осла.
Жан Буридан был младшим современником Оккама. Хотя он принял и развил номинализм Оккама, он открыто отверг метафизический либертарианство, утверждая, что человеческий интеллект определяет человеческую волю.Возможно, он участвовал в публичных дебатах с Оккамом о природе человеческой свободы. Во всяком случае, его имя каким-то образом стало ассоциироваться со следующим мысленным экспериментом.
Представьте себе голодного осла, балансирующего между двумя одинаково вкусными кучками сена. У осла есть причина есть сено, но поскольку он заметил обе кучи одновременно, у него не больше причин приближаться к одной кучке, чем к другой. Из-за отсутствия возможности разорвать связь осел умирает от голода. Человек, напротив, никогда бы не сделал из себя такой осел.Причина в том, что у людей воля не определяется интеллектом. Свобода воли — это уникальное человеческое достоинство, которое позволяет нам разорвать связь между двумя одинаково разумными вариантами.
Французский философ Пьер Бэйл (1647–1706) первым из известных назвал этот мысленный эксперимент «Буридановым ослом». Хотя Буридан упоминает случай, когда собака балансирует между едой и водой, он никогда не обсуждает случай осла в связи со свободой. Поэтому остается загадкой, почему мысленный эксперимент назван в его честь.Интересно, что Питер Джон Оливи действительно обсуждает случай осла в связи со свободой, и мы видим, что Оккам повторяет здесь этот текст.
Итак, в конце концов, этика Оккама продиктована его эмпиризмом. У нас есть свобода воли. Следовательно, свобода воли лежит в основе человеческой натуры. Богословие говорит нам, что мы созданы по образу и подобию Бога. Следовательно, свобода воли лежит в основе природы Бога. Но богословие также говорит нам, что Бог всегда добр. Следовательно, свободная воля Бога должна быть объективным фактором добродетели.
Если отбросить его теорию божественного повеления, этика Оккама довольно ничем не примечательна, она сводится более или менее к тому же, что и его коллеги, отвергающие теорию божественного повеления. Можно подумать, что Оккам проделывает долгий путь вокруг амбара только для того, чтобы прийти к еще одному общепринятому мнению христианской добродетели! Но Оккам не прочь пойти на долгий путь ради последовательности. Мы видим такую же неослабевающую решимость в его политической теории
.8. Политическая теория
Хотя Оккама вызвали в папский суд в Авиньоне для защиты ряда «подозрительных тезисов», извлеченных из его работы, в основном касающихся таинства жертвенника, он так и не был признан виновным в ереси, и его конфликт с папством в конечном итоге не имел никакого значения. делать с таинством жертвенника.Во время пребывания в Авиньоне Оккам встретил Майкла Чезена (1270–1342), генерального министра францисканского ордена, который присутствовал там в знак протеста против недавних заявлений Папы о францисканском обете бедности. Майкл попросил Оккама изучить эти заявления, после чего Оккам присоединился к протесту и вскоре безвозвратно запутался в политической неразберихе. Оставив научные круги навсегда, он, тем не менее, направил свои основные философские взгляды на обсуждение. Хотя Оккаму не разрешили публиковать свои политические трактаты, они широко распространялись подпольно, косвенно влияя на основные события в политической мысли.
а. Права
Кто бы мог подумать, что в основе всего этого лежит францисканский обет бедности? В 19-й главе Евангелия от Матфея Иисус говорит человеку: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай все, что у тебя есть, деньги раздай бедным, иди и следуй за мной». Человек, которому предстояло стать святым Франциском Ассизским (1182–1226), лично принял эти инструкции. Выросший в богатой семье, Святой Франциск оставил мирскую жизнь, основав Орден Младшего монаха и потребовав от всех его членов дать обет бедности.С самого начала возникли разногласия по поводу того, что именно влечет за собой этот обет. К 1320-м годам различные фракции подошли к критической точке.
Майкл Чезена продвигал «радикальную» интерпретацию, согласно которой францисканцы должны не только жить просто, но и ничего не владеть, даже мантии на спине. Папа Николай III (1210 / 1220–1280) санкционировал это толкование, разрешив папству официально владеть всем, что использовали францисканцы, включая саму пищу, которую они ели.Жизнь в абсолютной бедности позволила францисканцам убедительно проповедовать против алчности и, к большому огорчению Папы Иоанна XXII (1244-1334), поставить под вопрос постоянно расширяющийся папский дворец в Авиньоне.
Иоанн был полон решимости накопить большое богатство для церкви, и францисканский обет бедности мешал ему. Получив образование юриста, Джон нашел хороший аргумент в пользу отмены соглашения Николаса. Учитывая, что францисканцы пользовались исключительными пожертвованиями, которые они получали, они были фактическими владельцами.Папская «собственность» на францисканскую собственность была только номинальной.
Однако как номиналист Оккам имел прекрасную возможность показать, почему сокращение чего-либо до имени — это не то же самое, что сокращение его до нуля. Имя — это ментальное понятие, а ментальное понятие — это намерение. Оккам намеревался показать, что намерение использовать отличается от намерения владеть.
Оккам выводит свое определение собственности из метафизического либертарианства. Собственность — это не просто обычные отношения, устанавливаемые через общественное соглашение.Это естественные отношения, возникающие из-за того, что вы создаете что-то по своей собственной воле. Свобода воли естественным образом дает право собственности, поскольку подразумевает исключительную ответственность. Предположим, вы свободно делаете выбор. Поскольку вы могли поступить иначе, вы являетесь истинной причиной результата. Обладать чем-то — значит делать с этим все, что угодно.
По словам Оккама, францисканцы поступают не так, как они хотят, с данными им пожертвованиями, а скорее по воле хозяина. Поэтому они просто используют пожертвования и не владеют ими.Конечно, в обычной практике это различие может быть совершенно необнаружимым, потому что воля владельца совпадает с волей пользователя. Но если возникнет конфликт воли, различие станет очевидным. Предположим, кто-то жертвует ткань Ордену, намереваясь использовать ее для одежды. Монахи должны использовать его для одежды, даже если они предпочитают использовать его для чего-то другого. И если даритель захочет вернуть ткань даже после того, как из нее сделана одежда, у монахов не будет оснований для отказа и никакой правовой защиты.Оккам формулирует решающий момент в терминах ключевого языка: владелец сохраняет за собой право ( фунтов стерлингов долларов США) на то, что ему принадлежит.
Понятие права — одна из важнейших черт современной политической теории. Его появление в истории западной мысли — долгая и сложная история. Тем не менее дебаты францисканцев о бедности обычно считаются важным водоразделом, в котором Оккам сыграл значительную роль.
г. Отделение церкви от государства
Оккам не ограничивается только порядком францисканцев, будучи убежденным, что богатство — неподходящий источник власти для католической церкви в целом.По его мнению, католическая церковь обладает духовной силой, которая отличает ее от светского мира. Это убеждение приводит Оккама к предложению доктрины, которая должна была стать основой Конституции Соединенных Штатов: разделение церкви и государства.
В средние века папы и императоры соперничали за господство в Европе. Политический импульс был разделен на два направления, и было совершенно неясно, в каком направлении все пойдет. Одна сторона настаивала на иерократии, когда папа как высшая власть назначает императора.Другая сторона настаивала на империализме, когда император как высшая власть назначает папу. Часто толчки сводились к толчкам; казалось, что злобе и кровопролитию не будет конца.
Оккам смело предлагает третью альтернативу: папа и император должны быть отдельными, но равными, каждый в своем владении. Это было возмутительное предложение, нежеланное с обеих сторон. Аргумент Оккама проистекает из размышлений, которые предвещают мысленные эксперименты «естественного состояния» ведущих современных политических теоретиков Томаса Гоббса (1588–1679), Джона Локка (1632–1704) и Жан-Жака Руссо (1712–1778).
В Эдемском саду Бог дал землю людям, чтобы они могли использовать их на общее благо. Пока мы были готовы делиться, у нас не было нужды в собственности. Однако после падения люди стали эгоистичными и эксплуататорскими. Законы стали необходимы, чтобы ограничить неумеренный аппетит к светским или «мирским» благам и предотвратить пренебрежение ими. Поскольку законы бесполезны без возможности обеспечить их соблюдение, мы пришли к необходимости светской власти. Функция светской власти — наказывать нарушителей закона и в целом принуждать всех подчиняться закону.
Отказавшись от собственности, францисканцы пытались жить так, как изначально задумал Бог. В идеальном мире не было бы необходимости в собственности и в той силе принуждения, которую она порождает. Все христиане должны стремиться к этой анархической утопии, даже если они никогда не смогут полностью ее реализовать. Между тем, им следует по возможности избегать смешения духовного и светского. Оккам пишет:
По этой причине глава христиан, как правило, не имеет власти наказывать светские проступки смертной казнью и другими телесными наказаниями, и для такого наказания таких проступков в первую очередь необходимы светская власть и богатство; такое наказание дается главным образом светской власти.Таким образом, папа, как правило, может исправлять правонарушителей только духовным наказанием. Следовательно, не обязательно, чтобы он преуспевал в мирской власти или изобиловал мирскими богатствами, но достаточно, чтобы христиане охотно подчинялись ему. [ Письмо к младшим братьям и другие сочинения , стр. 204]
Для Оккама разделение церкви и государства — это разделение идеального и реального.
Оккам упоминает демократию лишь вскользь, аргументируя это тем, что монархия является лучшей формой светского правления.Более того, он считает репрезентативные формы правления нежелательными на том основании, что не существует такой вещи, как общая воля. Оккам не стремится к сверхчеловеческому вождю. Напротив, он, кажется, думает, что довольно обычный хороший человек может стать достойным королем. Возникает вопрос, внушал ли Людовик Баварский, под защиту которого он и Майкл бежали, эту уверенность. Возможно, Оккама устраивает монархия, потому что, по его мнению, светский мир всегда будет внутренне несовершенным. Вместо этого он возлагает свои надежды на духовный мир, и поэтому он так сильно разочаровался в Папе Иоанне XXII.
г. Свобода слова
Битва Оккама с папством продолжалась после смерти Иоанна двумя сменявшими друг друга папами. Хотя Оккам никогда не критиковал сам институт папства, как это делали более поздние протестантские мыслители, он все же обвинял пап, против которых он выступал, в ереси и призывал к их изгнанию. По иронии судьбы, обширный анализ концепции ереси Оккамом превращается в защиту свободы слова.
В соответствии со своей доктриной отделения церкви от государства, Оккам утверждает, что Папа, и только Папа, имеет право налагать духовные наказания и только духовные наказания против того, кто сознательно утверждает теологическую ложь и отказывается от исправления. .Однако человек может неосознанно тысячу раз утверждать богословскую ложь. Пока он желает исправления, его не следует судить как еретика, особенно со стороны папы.
Политические трактаты Оккама изобилуют библейскими толкованиями, часто явно произвольными, а иногда и весьма интересными, как в данном случае. В Евангелии от Матфея 28:20 Иисус обещает своим ученикам: «Я буду с вами всегда, до скончания века». Этот текст традиционно обосновывал доктрину непогрешимости папы, согласно которой папа не может ошибаться, говоря об официальных церковных вопросах.Однако Оккам отвергает эту доктрину, утверждая, что минимум, необходимый Иисусу, чтобы сдержать свое обещание, — это то, что один человек останется верным в любой момент времени, и этим может быть кто угодно, даже один крещеный младенец. Это означает, что весь институт церкви может быть полностью испорчен. В результате любое богословское утверждение, независимо от того, насколько оно древнее или общепринято, всегда открыто для споров.
Еще более интересным, однако, является взгляд Оккама на нетеологическую речь.Он пишет, что
… чисто философские утверждения, не относящиеся к теологии, не должны торжественно осуждаться или запрещаться кем-либо, потому что в связи с такими утверждениями любой человек должен иметь право свободно говорить то, что ему нравится, [ Диалог , I.2.22 ]
Это заявление задолго до Areopagitica Джона Мильтона (1608–1674), которое обычно провозглашается самой ранней защитой свободы слова в западной истории.
Вклад Оккама в политическую мысль менее известен и ценится, чем если бы он мог их опубликовать.Точно так же невозможно сказать, чего бы он мог достичь в философии, если бы ему позволили продолжить свою академическую карьеру. Оккам опередил свое время. Его роль в истории заключалась в том, чтобы уступать место новым идеям, смело сажая семена, которые росли и процветали после его смерти.
9. Ссылки и дополнительная литература
а. Работы Оккама на латыни
- Уильям Оккам, 1967-88. Опера философская и теологическая . Гедеон Гал, и др. , изд.17 томов. Св. Бонавентура, штат Нью-Йорк: Францисканский институт.
- Уильям Оккам, 1956-97. Политическая опера . Х. С. Оффлер, et al. изд. 4 тт. Тт. 1-3, Манчестер: Издательство Манчестерского университета, 1956-74. Vol. 4, Oxford: Oxford University Press, 1997. .
- William of Ockham, 1995 — все еще в стадии разработки. Диалог . Джон Килкуллен и Джон Скотт, et al. изд. & пер. http://www.britac.ac.uk/pubs/dialogus/ockdial.html
г.Работы Оккама в английском переводе
- Адамс, Мэрилин МакКорд и Норман Крецманн, пер. 1983. Уильям Оккамский: Предопределение, Божье предвидение и будущие обстоятельства . 2-е изд. Индианаполис: Хакетт.
- Берч, Т. Брюс, изд. & пер. 1930. The De sacramento altaris Вильгельма Оккама . Берлингтон, Айова: Лютеранский литературный совет.
- Бонер, Филофей, изд. & пер. 1990. Уильям Оккам: Философские сочинения .Ред. Индианаполис, штат Индиана: Hackett.
- Дэвис, Джулиан, пер. 1989. Оккам о физике Аристотеля: перевод книги Оккама Brevis Summa Libri Physicorum . Св. Бонавентура, штат Нью-Йорк: Францисканский институт.
- Фреддосо, Альфред Дж. И Фрэнсис Э. Келли, пер. 1991. Quodlibetal Questions . Нью-Хейвен, штат Коннектикут: Издательство Йельского университета.
- Фреддосо, Альфред Дж. И Генри Шурман, пер. 1980. Теория предложений Оккама: Часть II Summa logicae .Нотр-Дам, штат Индиана: Издательство Университета Нотр-Дам.
- Килкуллен, Джон и Джон Скотт, изд. & пер. 1995 — все еще в разработке. Диалог о власти Императора и Папы . http://www.britac.ac.uk/pubs/dialogus/ockdial.html
- Kluge, Eike-Henner W., пер. 1973-74. «Комментарий Уильяма Оккама к Порфирию: Введение и английский перевод». Францисканские исследования 33, стр. 171–254 и 34, стр. 306–82.
- Loux, Michael J. 1974. Теория терминов Оккама: Часть I Summa Logicae .Нотр-Дам, штат Индиана: Издательство Университета Нотр-Дам.
- McGrade, A. S., and John Kilcullen, ed. & пер. 1992. Краткая беседа о тираническом правительстве над божественными и человеческими вещами . Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
- McGrade, A. S., and John Kilcullen, ed. & пер. 1995. Письмо к младшим братьям и другие сочинения . Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
- Spade, Paul Vincent, 1994. Пять текстов по средневековой проблеме универсалий: Порфирий, Боэций, Абеляр, Дунс Скот, Оккам .Индианаполис, штат Индиана: Hackett.
- Дерево, Рега, пер. 1997. Оккам о добродетелях . Вест-Лафайет, штат Индиана: издательство Purdue University Press.
г. Книги об Оккаме
- Адамс, Мэрилин МакКорд, 1987. Уильям Оккам . 2 тома, Нотр-Дам, Индиана: University of Notre Dame Press. (2-е изд., 1989 г.)
- Коплстон, ФК, 1953. История философии, Том III: От Оккама до Суареса . Лондон: Search Press.
- Годду, Андре, 1984. Физика Уильяма Оккама . Лейден: Э. Дж. Брилл.
- Hirvonen, Vesa, 2004. Страсть в философской психологии Уильяма Оккама . Дордрехт: Клувер.
- Кэй, Шэрон М. и Роберт Мартин, 2001. On Ockham . Бельмонт: Уодсворт.
- Maurer, Armand, 1999. Философия Уильяма Оккама в свете ее принципов . Торонто: Папский институт средневековых исследований.
- McGrade, A. S., 1974. Политическая мысль Уильяма Оккама .Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
- Spade, Paul, ed., 1999. Кембриджский компаньон для Оккама . Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета.
- Panaccio, Claude, 2004. Ockham on Concepts . Берлингтон: Ашгейт.
- Таухау, Кэтрин Х., 1988. Видение и уверенность в эпоху Оккама: оптика, эпистемология и основы семантики, 1250-1345 . Лейден: Э. Дж. Брилл.
Информация об авторе
Шэрон Кэй
Электронная почта: skaye @ jcu.edu
Университет Джона Кэрролла
США
Бритва Оккама: заточить или снова вложить в ножны?
Numquam ponenda est pluralitas sine require
Уильям Оккам (1285-1349)
Трудности при постановке диагноза часто возникают во всех областях клинической медицины. Наши результаты могут не совпадать с известными нам болезнями, диагноз может быть запутан смешивающими факторами, или могут быть убедительные доказательства наличия более чем одного заболевания.
Как врачу следует реагировать на эти проблемы, чтобы правильно диагностировать и оптимально лечить пациента? Эта статья началась с утверждения принципа экономии, более известного как « бритва Оккама » (также пишется «Оккам»). 1 Уильям Оккам, его создатель, был францисканским монахом в начале 14 века, изучавшим теологию в университетах Оксфорда и Парижа. Принцип Numquam ponenda est pluralitas sine require на протяжении многих лет интерпретировался по-разному, но, возможно, лучше всего его перевести как «Множественность никогда не следует ставить без необходимости» — то есть самое простое и наиболее объединяющее объяснение. поскольку любая данная проблема, скорее всего, будет правильной; идея состоит в том, что другие, менее удовлетворительные, объяснения «сбриваются» в процессе.
Представьте, что пациент обращается к пострадавшему с жалобами на головную боль, скованность шеи, лихорадку и спутанность сознания — конечно, вполне возможно, что у него одновременно развились субарахноидальное кровоизлияние, кривошея и печеночная энцефалопатия. Однако бритва Оккама предлагает нам единственный диагноз, который полностью объясняет это единственное проявление и ведет нас к диагнозу менингита — объяснению, которое требует наименьшего количества предположений.
На протяжении веков бритва Оккама зарекомендовала себя как эффективный инструмент для отсеивания неблагоприятных гипотез, и ученые используют ее каждый день, даже если они не цитируют ее явно. 2 Совсем недавно этот принцип породил ряд номинальных вариаций, включая «принцип простоты» и «принцип KISS» (Keep It Simple, Stupid). Это, пожалуй, наиболее красноречиво описано в знаменитом полуавтобиографическом романе Самуэля Шема The House of God : «Когда вы слышите стук копыт, думайте о лошадях, а не о зебрах». 3
В эпизоде 2004 года популярной американской медицинской драмы House, MD . 19-летний мужчина падает в обморок и поступает в больницу с довольно несоответствующим набором клинических признаков: гипотония, тошнота, сухость. кашель, боли в животе и лейкопения. 4 Одноименный консультант не может сопоставить клиническую картину вместе и первоначально диагностирует два не связанных между собой состояния: инфекцию носовых пазух и гипотиреоз. Таким образом, единый набор симптомов у этого здорового и здорового человека был встречен довольно ленивым в интеллектуальном отношении высказыванием двух различных диагнозов. По мере развития истории становится очевидным, что мужчина занимался самолечением от ранее существовавшего вирусного кашля, но ошибка в аптеке вызвала случайный обмен между похожим на вид колхицином и его лекарством от кашля.Следовательно, компоненты, составляющие эту странную презентацию, на самом деле были очень простыми; кашляющий мужчина по ошибке принял не те таблетки. Побочные эффекты колхихина вызвали клинические проявления, не учитываемые вирусной инфекцией верхних дыхательных путей, и таким образом история становится законченной.
Несмотря на то, что на первый взгляд все это кажется немного надуманным, это все же самое простое и наиболее объединяющее из доступных объяснений. Таким образом, он соответствует бритве Оккама точно так же, как два отдельных диагноза Хауса.
Быть здоровым молодым 19-летним — это одно, но по мере взросления многие разнообразные симптомы могут быть просто отражением множества различных и сосуществующих патологий. Таким образом, существует противоположность, или «анти-бритва», по сравнению с триадой Оккама, известная как «триада Святого». Здесь описывается конкретная хирургическая картина, состоящая из камней в желчном пузыре, грыжи пищеводного отверстия диафрагмы и дивертикулеза толстой кишки. 5 Его актуальность здесь заключается в том факте, что, поскольку нет патофизиологической основы для сосуществования этих трех болезней, возможно сосуществование нескольких патологий, но сначала они проявляются вместе в одном проявлении.
Это понятие не новое; многие философы, даже относящиеся к временам Уильяма Оккама, такие как Уолтер Чаттон (около 1290–1343), считали философию Оккама слишком упрощенной: «Рассмотрим утвердительное суждение, которое, когда оно проверено, проверяется только для вещей; если трех вещей недостаточно для проверки, нужно поставить четвертое и так далее (для четырех или пяти и т. д.) 6
Отсюда следует, что если нужно принять принцип Триада Святого для конкретного проявления, поиск объединяющей причины для данного набора симптомов был бы бессмысленным.Действительно, статистически более вероятно, особенно у стареющих пациентов, что возникают множественные, но независимые процессы заболевания, объясняющие необычный набор симптомов, в отличие от единственного диагноза «редко, как у куриных зубов».
До недавнего времени предполагалось, что бритва Оккама неприменима к пациентам со СПИДом, так как до введения эффективной антиретровирусной терапии у них часто действительно происходило несколько патологических процессов одновременно.
Можно было бы утверждать, что повышенная вероятность одновременного возникновения множественных патологий тем или иным образом сводит на нет применение бритвы Оккама, но даже в этом случае все же более разумно сначала проверить теорию, постулирующую меньшее количество диагнозов, чем предлагать по одному для каждого. болезнь! 7
Действительно, если рассматривать диагноз СПИДа с другой точки зрения, бритва Оккама не обесценивается ею, а скорее является идеальным примером ее применения — возможно, это несоответствие можно объяснить простыми вариациями в интерпретации принцип.
В целом, лучшая практика, вероятно, достигается, зная, когда использовать бритву Оккама, а когда снова убирать ее в ножны в пользу антибритвы Святого. Хотя эти два понятия, несомненно, противоречат друг другу, нам не нужно использовать одно исключительно в медицинской практике, не прибегая к мудрости другого. Если 25-летний мужчина поступает с уретритом, конъюнктивитом и недавним артритом, безусловно, «синдром Рейтера» более точен и полезен, чем ставить ему три разных диагноза, как если бы их сосуществование было ограничено. неудачи.С другой стороны, наше стареющее население и, следовательно, распространенность и множество сосуществующих, но независимых хронических заболеваний будут продолжать расти — мы не должны забывать анти-бритву Святого, а также отдаленные отголоски Чаттона.
Как клиницисты, мы должны рассматривать всех возможных причин для данной презентации и искать наименьших , но мы не должны позволять себе отвлекаться на попытки найти объединяющий диагноз, когда он просто может отсутствовать.Как однажды сказал великий физик 20 века Альберт Эйнштейн: «Делайте вещи как можно проще. но не проще ».
Что бритва Оккама может рассказать нам о Боге?
Во-первых, небольшая нарекания. Бритва Оккама названа в честь Уильяма Оккама, францисканского монаха, родившегося в Оккаме, графство Суррей, в 13 веке. Его звали Уильям, и он был из Оккама, обычно (из-за латинской версии имени) пишется Оккам, так что это должно быть «бритва Уильяма»; мы обычно не называем Иисуса из Назарета «Назарет» или Лаврентия Аравийского как «Аравия».
Как бы то ни было. Бритва Уильяма — это простой философский принцип, также известный как закон бережливости. Это может быть выражено по-разному, но по сути так оно и есть: при прочих равных, самый простой ответ, вероятно, будет правильным.
Оккам писал об этом так: «Бесполезно делать большим количеством вещей то, что можно сделать меньшим количеством», и «множественность никогда не должна постулироваться без необходимости».
Это разумное правило. Если кто-то говорит, что ваша машина не работает, потому что двигатель внутреннего сгорания вращает приводной вал, который вращает колеса, а потому, что ее толкают волшебные гоблины, вы можете сказать: «Но вы не можете видеть гоблинов».Он мог бы сказать, что они невидимые. Вы говорите: ну, я провела рукой по машине, и я их тоже не чувствую; он говорит, что их нельзя обнаружить наощупь. Двигатель выглядит так, как будто он работает? Волшебные гоблины заставляют его выглядеть так, как будто он бежит. Приводной вал вращается? Гоблины вращают приводной вал.
Доказательства — автомобиль без видимых гоблинов — подтверждают обе гипотезы. Никакие доказательства не опровергают гипотезу «невидимых волшебных гоблинов», потому что ее нельзя опровергнуть. Но бритва Оккама дает выход: «Конечно, доказательства подтверждают обе гипотезы.Но я могу объяснить это без необнаруживаемых гоблинов, и это проще, поэтому я выберу первую гипотезу, пока вы не дадите мне более вескую причину для выбора второй.
Подобные дебаты действительно случались. В 1857 году натуралист Филип Генри Госсе написал книгу под названием Omphalos , в которой он утверждал, что все доказательства того, что Земля была старше, чем утверждали библейские традиции, — все окаменелости, слои осадочных пород и древние каньоны, очевидно вырезанные миллионы лет эрозии — были созданы Богом, который уже выглядел древним.
Опять же, это утверждение невозможно опровергнуть доказательствами. Но мы можем сказать: «Хорошо, но« Вселенная выглядит старой, потому что она старая »проще, чем« Вселенная выглядит старой, потому что Бог хотел сделать ее старой »».
Но есть проблема: я только что утверждал, что A проще, чем B в обоих случаях. Не всегда очевидно, что значит простое. Например, христианский философ Ричард Суинберн в статье 2010 года применил бритву Оккама, когда предположил, что Бог — это простейшее объяснение Вселенной, потому что Бог — это единое целое.«Это сделал Бог», конечно, проще сказать, чем «Вселенная возникла в результате квантовых флуктуаций в пространстве-времени». Но я бы сказал, что бритва Оккама — это аргумент против существования Бога. Кто прав?
Удобно, что в 1960-х математики Рэй Соломонов и Андрей Колмогоров разработали математически формализованную версию бритвы Оккама. Одна из его версий известна как «минимальная длина сообщения» и задается вопросом: какая самая короткая компьютерная программа может произвести то, что мы видим?
Давайте начнем с более простого примера, чем создание вселенной: создание строки чисел.Я взял этот пример от чешского математика / компьютерщика по имени Михал Коуцки. Он дает три строки чисел: 33333333333, 31415926535 и 84354279521. Если бы вы хотели написать программу, которая содержала бы в этих строках миллион цифр, какая самая короткая она могла бы быть?
Первое, что вы могли бы сделать очень легко: простой фрагмент кода, говорящий «напечатайте число 3 миллион раз». Вы можете сделать это на четырех строчках языка программирования для начинающих BASIC.
Два других выглядят случайными.Но на самом деле вторая строка — это просто первые 11 цифр числа Пи, и вы можете распечатать ее до миллиона цифр, используя один из многих довольно простых алгоритмов, определяющих цифры числа Пи.
Третий, однако, действительно случайный. Чтобы записать его до миллиона цифр, вам потребуется программа, чтобы указать все один миллион цифр.
Согласно версии бритвы Оккама «минимальная длина сообщения», первая строка является самой простой; второй почти так же прост; а третий — самый сложный.
Так что это значит для Суинберна? Ну, уравнения, необходимые для описания Большого взрыва, безусловно, сложны. Но они достаточно просты, чтобы их написал человек. Алгоритмы, необходимые для описания Бога — всемогущего, всезнающего существа — нет. Нам еще даже не удалось написать программное обеспечение, мощное, как человеческий мозг. С точки зрения минимальной длины сообщения, Бог намного сложнее и, следовательно, маловероятен, чем физика.
То же самое и с эволюцией — вы можете довольно легко написать программу, которая аппроксимирует эволюцию естественным отбором.Но разум, достаточный для создания всех созданных эволюцией существ, было бы чрезвычайно сложно запрограммировать.
Это также имеет значение для аргументов в науке. Интерпретация квантовой теории «многих миров», которая гласит, что каждую долю секунды Вселенная разделяется на миллиарды параллельных вселенных, звучит сложно. Альтернатива, «копенгагенская» интерпретация, которая гласит, что квантовые события не разрешаются, пока они не наблюдаются, требует только одной вселенной, и поэтому звучит проще.
Но программа, которая вам понадобится для создания миллионов вселенных, будет в значительной степени такой же, как программа, необходимая для создания одной вселенной — просто добавьте в нее дополнительную строку, которая, по сути, говорит: «Сделайте это снова», в то время как программа, которая имела отслеживать то, на что смотрит каждый человек в мире, было бы намного сложнее. Согласно бритве Оккама с минимальной длиной сообщения, космос, состоящий из бесконечных вселенных, может быть «проще», чем тот, который содержит только одну.
Ничто из этого не означает, что эти аргументы верны.Копенгагенская интерпретация может быть правильной, несмотря на то, что она более сложна. Бог все еще может существовать; Если доказательства показывают, что разумное творение более вероятно, чем Большой взрыв, то не имеет значения, насколько просты теории. Но это означает, что вам нужно больше доказательств в их пользу.
Вильгельм Оккамский, по общему мнению, был одним из лучших философов своего времени, но он также был монахом и христианином. Не знаю, будет ли ему приятно видеть, как я использую его бритву в качестве аргумента против существования Бога.Но я думаю, что он оценил бы простоту обновления Соломоновым и Колмогоровым его аргументов в пользу простоты.
НА ЯЗЫКЕ; Бритье бритвой Оккама
Почему принцип этого святого покровителя редактирования не называется ножницами Оккама, или ножом, или ледорубом? «Философы и историки обычно недоумевают, почему принцип экономии следует называть бритвой Оккама», — пишет трио химиков в Hyle, философии, ежеквартально публикуемой университетом Карлсруэ в Германии.Мы подозреваем, что эта ассоциация связана с силой метафоры бритвы. . . . Схоластические и богословские аргументы были сложными; пробиться сквозь них, чтобы быстро достичь оставшейся сердцевины истины, было отчаянно желательно. . . . Метафора проникает прямо в душу ».
Один из авторов, доктор Роальд Хоффман, лауреат Нобелевской премии по химии, помог отследить самое раннее упоминание бритвы в связи с скупостью нашего строго осужденного номиналиста. Он направил меня к статье У.М. Торнберна, в котором этот логик привел сноску к работе французского философа Этьена Бонно де Кондильяка 1746 года. В том, что Торнберн назвал «вспышкой галльского остроумия», де Кондильяк охарактеризовал принцип Оккама как Rasoir des Nominaux, «бритву номиналистов». Почти столетие спустя, в лекциях 1836 года сэра Уильяма Гамильтона по метафизике. и логика, человек и метафора встретились: «Следовательно, мы имеем право применить бритву Оккама к этой теории причинности». Мы можем с уверенностью сказать: принцип был принадлежностью Оккама, но метафорическая бритва принадлежала де Кондильяку.