G x䙇-=#ҺU

О практических чувствах: Гегель против Канта

Ключевые слова: Гегель, Кант, практические чувства, рефлексивность чувств, разум, способность воображения, единство ощущения и переживания

Аннотация

На основе собственного перевода автор анализирует работу Гегеля «Вера и разум», которая помогает понять становление гегелевской философии. Статья в основном посвящена критике философии Канта, которая, по мне­нию Гегеля, не выходит за рамки Просвещения. Гегель рассматривает фи­лософию Канта как «расширение локкианства», которое Кант не преодоле­вает, а уравновешивает априоризмом. В «Критике чистого разума» Канта чувство и рассудок связаны внешне. Но, как считает автор, Гегель недооце­нивает кантовскую трансцендентальную способность воображения, в кото­рой уже представлен синтез чувства и рассудка. Воображение у Канта в ко­нечном счете иррационализируется, но схематизм воображения при этом является логической формой. Автор считает, что Гегель не оценил кантов­скую характеристику способности суждения вкуса, которая у Канта дается воспитанием, и тем самым преодолевается кантовский априоризм. Кант различает чувство как ощущение (перцепция) и чувство как переживание (апперцепция), где апперцепция – нравственное и эстетическое чувство, любовь, совесть, честь. У Канта вера в пределах практического разума свя­зана с нравственностью, и в этом автор видит предпосылки гегелевского понимания практических чувств человека. В работе «Вера и знание» Гегель осуществляет снятие противоположности между чувственностью и рассуд­ком в их органическом синтезе благодаря категории особенного. Гегель вы­являет своеобразие практических чувств, сложность которых заключается в том, что в них ощущение и переживание представлены в единстве. Так, в чувстве красоты, даже не привязанном к восприятию, соединяются зре­ние как зрительное ощущение, объясняемое физиологией, и красота как ви­дение того, что физиологией необъяснимо, поскольку связано с переживани­ем мира, втянутого в человеческую деятельность и общение. Практические чувства, как показывает Маркс, возникают лишь в универсальной практике человеческого общения, а не даны нам от рождения.

Скачивания

Данные скачивания пока недоступны.

Конструирующая роль рассудка в философии И. Канта

Определение 1

И. Кант – это один из выдающихся представителей немецкой классической философии, чьи труды охватывали весь спектр философских проблем от познания до эстетики.

Критический характер философии Канта

Первый период своей жизни и творческой деятельности Кант посвятил науке – его работы охватывали широкий спектр проблем от механики и космологии, до физической географии. При этом Кант, как и большинство ученых восемнадцатого века стоял на позициях материалистического механицизма, претендовавшего на роль универсального принципа для описания мира и науки.

Суть механицизма довольно проста, привлекательна и хорошо согласуется с чувственными данным человека – весь мир состоит из материи, которая в свою очередь представлена суммой однородных, мельчайших, вечных и неделимых частиц – атомов. Атомы существуют в пространстве и времени, которые представляют собой абсолютные и независимые субстанции. Пространство рассматривается как некая физическая пустота, заполняемая вещами, мера их взаимного расположения, а время есть мера происходящих событий и процессов в этих вещах. Пространство и время однородны, они одинаковы в каждой своей точке, время к тому же линейно и течет с определенной постоянной скоростью. Взаимодействия атомов в пространстве и времени, благодаря которому и существует все многообразие реального мира, происходит по законам классической механики и может быть описано с помощью математических формул. Придерживаясь данной идеи, многие философы пытались найти одну единственную формулу, к которой можно было бы свести все существующие законы и всю науку.

Готовые работы на аналогичную тему

Основы механицизма были заложены еще в семнадцатом веке в работах Бекона , Гоббса, Декарта и многих других, однако своего расцвета он достиг после научных открытий и философских работ И. Ньютона. Принципы механицизма позволяли успешно описывать множество природных процессов, закономерности их осуществления, не вникая в сущность происходящего, что, впрочем, позволяло использовать полученное знание на практике. Однако по мере дальнейшего развития и дифференциации естествознания ученые все чаще сталкивались с явлениями, выходящими за пределы механицизма – магнетизм, электрическое поле, тепловое излучение, дальнодействие и т.д. Накопление подобных фактов закономерно порождало стремление пересмотреть догмы механицизма.

После знакомства с работами Юма, Кант также начинает сомневаться в абсолютном характере пространства-времени и отходит от науки к философии и издает три своих знаменитых критики:

• «Критика чистого разума»,
• «Критика практического разума»,
• «Критика способности суждения».

Обозначая свою философию как критическую Кант говорит о том, что до него, и наука и философия были направлены на познание мира, но оставались догматически слепы в отношении самого инструмента познания – разума, полагая его совершенным и объективным. Кант же в своей философии обращается к изучению самого разума, его возможностей и пределов в отношении отражения и познания окружающего мира. Именно стремление преодолеть догматичность делает его философию критической. В своих произведениях он последовательно раскрывает проблемы познания, этики и эстетики.

Критика чистого разума

В «Критике чистого разума» Кант рассматривает гносеологическую проблематику. Он выделяет три ступени в процессе познания:

• чувственную,
• рассудочную,
• разумную.

В своем представлении о бытие Кант отталкивается от положений материализма – мир состоит из реально существующих вещей, которые воздействуют на органы чувств человека и порождают в нем представления. Эти представления имеют двоякую природу. Их содержание задается опытом и чувственным познанием, однако форма имеет априорный, т.е. доопытный характер.

Таким образом уже на этапе чувственного познания Кант указывает на то, что опыт не абсолютен и не является единственным источником знания. Также как опыт отражает реальные свойства существующих предметов, так и разум человека находит подходящую форму для сопоставления и сравнения этого содержания, подчинения его законам и закономерностям.

Кант признавал две априорные формы – это пространство и время. В его философии они теряют свою субстанциональный характер и становятся содержанием самого субъекта познания, т.е. пространство и временя не существуют в реальности в мире вещей, а даны лишь в восприятии человека с той целью, чтобы у него существовала возможность познавать окружающий мир, поскольку вне пространства и времени познать что-либо невозможно.

Кант становится на позиции объективного идеализма. Хотя он и признает существование материального мира – мира вещей в себе, последний остается принципиально непознаваемым для человека, поскольку все чувственные данные отражают лишь внешнее содержание вещей, которое упаковывается в априорные формы восприятия, данные из природы человека, но не вещей.

Рассудок и разум

Впечатления от вещей в себе, уложенные в априорные формы есть лишь первая ступень познания, результаты которой ограничены набором случайных эмпирических фактов. Научное познание действительности, представление о предмете достигается лишь благодаря рассудку, главная сила которого заключается в категоризации.

Рассудок способен установиться связи между воспринимаемыми явлениями, классифицировать и рассортировать их создав стройную и непротиворечивую систему окружающего мира. Однако в отличие от материалистов Кант полагает, что категоризация действительности возможна не потому, что человеческий разум способен ухватить сущностные связи между предметами, а лишь потому что самому рассудку свойственны априорные категории реальности, в соответствии с которыми он и классифицирует свой чувственный опыт. Т.е. реальность организуется сообразно внутреннему трансцендентному единству разума.

Рассудок является важнейшим звеном в системе познания Канта , лишь благодаря рассудку человек способен организованно взаимодействовать с окружающим миром, однако зона его применимости ограничена – конструкции рассудка достоверны до тех пор, пока ограничиваются категоризацией явлений, но начинают давать сбой и противоречить друг другу в том, что касается сущности вещей в себе, которая остается скрытой от человека. В попытке овладеть ею человек переходит от рассудка к разуму, блуждающему в плену иллюзий.

Еще одно a priori в философии Канта

Можем ли мы a priori   знать, что представляет собой то, что мы познаем? Загвоздка в том, отвечает Кант, что мы всегда уже находимся в ситуации свершившегося опыта, а значит, априорные условия нашего познания, сформировавшие объект сообразно собственным механизмам, уже вступили в игру. Таким образом, объект нашего знания всегда опосредован самим познанием этого объекта. Именно с этими рассуждениями связано расставание Канта с догматической онтологией, с представлением о том, что можно выстроить систематическое учение о вещах вообще на основании чистого мышления и его категорий, иными словами, выразить базовый принцип существования вещей самих по себе, опираясь на принцип познания явлений. Таким образом, «гордое имя онтологии — < …> должно быть заменено скромным именем простой аналитики чистого рассудка». Последняя показывает, что предметы не меняют свой онтологический статус в зависимости от того, какая познавательная способность на них них направлена. Рассудок не обладает преимуществом перед чувственностью, более того, рассудочное познание становится возможным только во взаимодействии с ней. Следовательно, a priori   можно знать лишь то, каким образом предмет нам дается, а не чем он является сам по себе.

Представим огонь, горящий в центре комнаты. Он излучает свет по направлению к периферии таким образом, что по мере удаления от него концентрация света уменьшается и сгущается темнота; при этом важно, что темнота существует только благодаря отсутствию света, т.е. не существует сама по себе. Принцип концентрации света соответствует концентрации реальности, сходящей на нет там, куда не достигает свет. Переведенная в регистр кантовской философии, данная метафора выглядит следующим образом: субъект, держащий свечу в руке, передвигается по комнате и может с уверенностью говорить лишь о том, что все, что может попасть в освещенную область, является реальным; говоря кантовским языком: реально то, что является предметом возможного опыта. В этом случае находящееся в темноте не является несуществующим, так как возможность освещения уже говорит о реальности неосвещенных областей, т.е. всех предметов возможного опыта, явлений. Явление, в свою очередь, это «неопределенный предмет чувственного созерцания», которое есть результат аффицирования нашей чувственности вещью самой по себе: «трансцендентальной материей всех предметов как вещей самих по себе (вещностью, реальностью) будет то, что соответствует в явлениях ощущению» (B182).

Поскольку на основании анализа априорных условий познания мы можем с необходимостью антиципировать характер возможных восприятий, весь возможный опыт представляется в качестве единообразного и в этом смысле предполагает возможность полного описания; с другой стороны, опыт предполагает многообразное, данное в чувстве, являющееся результатом аффицирования нашей чувственности вещью самой по себе и представляющее собой реальное, которое привносится в опыт ощущением. Оно может быть познано не a priori, а только a posteriori, т.е. эмпирически. Эмпирическое познание потенциально бесконечно, поскольку опыт постоянно поставляет новые данные. Как в таком случае можно (и возможно ли) мыслить вещь вообще?

Разум, отвечающий, по Канту, за умозаключения, объединяет правила рассудка согласно принципам и потому может дать ключ к решению нашей проблемы. Разум стремится познать вещь до конца и сказать о ней все, что возможно, а это означает говорить о ней самой по себе, не ограничиваясь условиями возможного опыта. Однако познанию доступно только то, что соответствует этим условиям, и разум вынужден распространять правила, которым подчиняются явления, на вещи вообще, что заводит его в диалектический тупик: он принимает принципы объединения рассудочных правил за понятия, которым соответствуют определенные предметы. Так у нас возникают понятия души, мира и Бога. Однако в то же время понятия разума, или трансцендентальные идеи, которые являются принципами максимальной унификации познания, не имеют к непосредственному материалу познания, многообразному в чувственности, прямого доступа, ведь их предметом являются правила рассудка, сводимые разумом к наименьшему числу принципов. Таким образом, идеи — наиболее отдаленные от данных чувственности, а потому наиболее общие принципы.

Интересующая нас идея — последняя из обсуждаемых Кантом в «Критике чистого разума» — является наиболее общей и называется «идеалом», т.е. понятием, которому должна соответствовать единичная вещь — Бог. Почему единичная? Будучи «схемой понятия вещи вообще» (В698), т.е. прототипом построения понятия обо всем, что может являться предметом мышления или восприятия, трансцендентальный идеал может быть только один. Если это так, говорит Кант, то все вещи в основе своей мыслятся одинаково; а поскольку мыслить можно только нечто определенное, то в основе мышления вещей вообще лежат все их возможные предикаты. В понятии идеала, таким образом, обнаруживается представление об «априорном условии» (B600) вещей вообще — представление о всей сфере возможного, содержащей в себе все возможные предикаты. Поскольку этот субстрат одинаков для всех вещей, они могут различаться лишь тем, что из всех возможных предикатов они обладают одними и не обладают другими; Мухаммед, например, обладает возможностью ходить, а гора ею не обладает; следовательно, гора — не Мухаммед, а Мухаммед — не гора. Совокупность предикатов выглядит, таким образом, как ряд противоположностей: «А» и «не А».

Однако разум, создавая «схему понятия вещи вообще», не может отвлечься от способа познания явлений, присущего нашим познавательным способностям. Поэтому само понятие вещи вообще мыслится как результат завершенного эмпирического познания: «для полного познания вещи необходимо познать все возможное и посредством него определить вещь утвердительно или отрицательно. Следовательно, полное определение есть понятие, которого мы никогда не можем показать in concreto   во всей его полноте» (В601), поскольку мы не знаем всех возможных предикатов и узнаем о них только из опыта. Все, что нам остается — сказать, что в понятии этой вещи все они есть.

Поскольку возможные предикаты определяют вещь содержательно, а не формально, она в то же время мыслится разумом как существующая вместе со всей совокупностью своих предикатов, которые в таком случае представляются как части ее реальности. В отношении вещи осуществляется «трансцендентальное утверждение, высказывающее нечто такое, понятие чего уже само по себе выражает бытие и потому называется реальностью (вещностью), так как только на основании этого утверждения и насколько оно простирается, предметы суть нечто (вещи), тогда как противоположное ему отрицание означает только отсутствие, и там, где мыслится только это отрицание, представляется устранение всякой вещи» (В602). Каждая вещь, таким образом, реальна в отношении определенного предиката и нереальна в отношении другого. Однако в нашем познании отдельные реальности удостоверяются на основании конкретного чувственного созерцания в форме «А есть В»; значит, познание совокупности реальности данной вещи никогда не может мыслиться как завершенное. Таким образом, алгоритм предикации в мышлении вещи (как того, что обладает совокупностью всех своих предикатов) начинается не с рассудочного познания («A есть B», где «B» удостоверяется в качестве реального рассудком), а с трансцендентального утверждения «А есть», где «есть» утверждает вещь как существующую в определенном отношении ко всей сфере возможного.

Итак, вещь вообще можно мыслить определенно только посредством совокупности предикатов, которые в ее отношении утверждаются или отрицаются. Однако отрицание мыслится только в отношении того, что отрицается, а значит, в отношении какой-либо реальности, т.е. утверждения. Значит, пишет Кант, «все истинные отрицания суть не что иное, как пределы, каковыми они не могли бы быть названы, если бы в основе не лежало безграничное (полнота)» (В604). Таким образом, и в основе отрицания лежит утверждение некоего предиката.

Вещь сама по себе — это проблематический предмет мышления, поэтому применение к ней схемы построения понятия вещи вообще дает парадоксальный результат: поскольку в ее отношении мы не можем осуществить ни одного отрицания, т.к. мы ее вообще не познаем, то из совокупности всех возможных противоположных друг другу предикатов ей всегда будут присущи только те, которым соответствуют утверждения, т.е. всегда только «А» и никогда «не А». Кант пишет: «Благодаря такому обладанию всей реальностью понятие вещи самой по себе представляется как полностью определенное, а понятие некоторого ens realissimum   есть понятие единичной сущности, так как из всех возможных противоположных друг другу предикатов один, а именно тот, который безусловно присущ бытию, всегда имеется в ее определении» (В604). Следовательно, понятие вещи вообще мыслится как полностью совпадающее с принципом трансцендентального идеала, поскольку определяется «идеей всей реальности» и мыслится как трансцендентальный субстрат, «содержащий в себе как бы весь запас материала» возможного опыта вообще. Такой способ проблематического мышления вещи самой по себе не противоречит формальному анализу познавательных способностей, поскольку, как мы знаем из учения Канта о чувственности, аффицирование именно вещью самой по себе доставляет нашему мышлению многообразное в чувстве, которое является материалом эмпирического познания.

Необходимо отметить, что такой способ мышления вещи вообще не является, по Канту, ее познанием. Поскольку априорные понятия разума не выполняют конститутивной функции, то есть не определяют возможного опыта содержательно, а только направляют его к наибольшей степени общности, вещи не воспринимаются как полностью определенные в непосредственном опыте; сталкиваясь с предметом и желая о нем что-либо узнать, я могу это сделать лишь посредством тех предикатов, которые мне доступны, однако после этого я вряд ли смогу заключить, что узнал о нем все и во всех отношениях. Однако разум, по выражению Канта, имеет «теоретический» интерес — он всегда стремится дать принцип полного познания вещи, и без него была бы невозможна наука как система, руководствующаяся ограниченным числом принципов.

Подводя итоги: трансцендентальный идеал как схема понятия вещи вообще, в основании которой лежит трансцендентальное утверждение, — это априорный способ мышления содержательно завершенного понятия. Трансцендентальное утверждение, осуществленное в отношении любого предмета, является как бы посредником между этим предметом и «всей сферой возможного». Оно показывает, что если дан сам предмет, то тем самым даны и все его возможные предикаты. Таким образом, трансцендентальное утверждение является априорным условием возможности опыта в том смысле, что оно направляет опыт к максимальной степени общности и завершенности, показывая, каким образом должен мыслиться результат эмпирического познания вообще: как вещь, познанная во всех отношениях, т.е. со всеми ее возможными предикатами.

Библиография:

Cпекулятивный интерес разума и телеологическая способность суждения в философии Канта

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Специальность 09.00.03 (история философии)

Актуальность исследования

Спекулятивный момент в мышлении исторически является существенным элементом философии и важнейшим предметом полемики ее разнообразных школ. Всякое собственно философское предприятие, так или иначе, связано, а иногда даже сводимо к представлению о понятийной спекуляции по поводу истинной природы вещей. Пафос трансцендентальной критики, собственно кантовское утверждение революционности трансцендентального изменения в образе мышления, поэтому касается собственного существа философского дела ровно постольку, поскольку трансцендентальная критика стремится подвергнуть рефлексивному анализу, поставив под вопрос, собственный исток: этот спекулятивный интерес разума. И именно поэтому всякое трансцендентально-критическое вдохновение от начала и до конца питается потенциями последнего и не способно всерьез ему изменить. Трансцендентальная критика остается, прежде всего, рефлексивной критикой, работой умозрения. Внутренние иллюзии разума всегда останутся его собственными иллюзиями. И, по словам Канта, поскольку «один лишь разум порождает в своих недрах самые эти идеи… он сам должен дать отчет относительно их значения и диалектической призрачности» 1. Соответственно, и задача трансцендентальной критики Канта изначально предполагает выявление принципа разграничения сферы познания, в которой возможно собственно объективное знание, познание как таковое, от сферы, где разум только претендует на познание природы или питает иллюзию объективности собственных умозрительных построений.

Такой трансцендентальный принцип или высшее основоположение для всех синтетических суждений Кант устанавливает через ограничение возможностей всякого теоретического познания только эмпирической областью явлений. Поэтому законодательную функцию в теоретическом познании исполняет именно рассудок, а не разум. Подобное ограничение уже само по себе связано с неявной проекцией метода естественнонаучного познания на чисто философскую задачу постижения онтологических оснований природы сущего, трансформируя ее в проблему обоснования возможности самого познания. Ведь всякий метод, коль скоро он результативен, должен дать отчет об онтологическом основании и условии собственной результативности. Но, кроме того, также он должен дать отчет и о своей существенной цели. В этом последнем смысле возникает проблема отношения между теоретическим познанием рассудка, в структуре возможности которого разум играет подчиненную роль, и спекулятивным интересом разума, который в качестве существенного интереса разума необходимо должен обладать и определенной целью. В противном случае, если бы такой определенной цели у разума не было, то вряд ли подобный интерес вообще можно было бы назвать разумным. Поэтому вопрос об обосновании условий возможности познания неотделим от вопроса об интеллигибельных основаниях самой познавательной функции, т.е. от вопроса о смысле и цели познавательного интереса. Только при этом условии разум способен быть самоопределяющейся в себе инстанцией. Вот почему предлагаемое исследование кантовского представления структуры спекулятивного интереса разума необходимо включает анализ «Критики телеологической способности суждения».

В диссертационном исследовании указывается, что само терминологическое разграничение теоретической способности познания и спекулятивного интереса разума отражает представленную проблемную ситуацию отношения между рассудочным теоретическим определением природы как явления и спекулятивным требованием познания природы как осмысленного целого, предъявляемым разумом. И именно поэтому оно строго не соблюдается даже самим Кантом. Само трансцендентальное ограничение теоретического познания областью возможного опыта возможно только в рамках спекулятивного интереса самого разума. Именно разум у Канта критически отвергает возможность чистого умозрения, т.е. теоретическую познаваемость собственных для его спекулятивного интереса предметов, в качестве целей для теоретического познания. Но рассудок никогда не обратился бы к вещам самим по себе (трансцендентальное применение рассудка), и теория никогда не смешивалась бы с чистым умозрением, если бы сам разум не питал интереса к их познанию.

Первоначальная проблемная ситуация, разрешению которой посвящено данное диссертационное исследование, формулируется автором как проблема отношения рассудочного познания природы в ее феноменальной данности и необходимости разумного опосредования такого познания вопросом о телеологической целостности природного порядка в совокупности его частных законов. Как рассудок без разума или разумной цели осуществления собственной функции не способен к пониманию собственного дела, так и разум без рассудка не обладает прочным объективным основанием для определения истинной природы и меры необходимости для возможности самого познания лишь мыслимых предметов собственного интереса. В этом смысле проблема отношения функций рассудка и телеологической способности суждения в структуре критики спекулятивного интереса разума представляется не просто частной наряду с другими проблемой в системе кантовского трансцендентального идеализма, но центральной проблемой вообще всякого теоретического познания, поскольку предполагает вопрос о возможности осмысленной экспликации самого познавательного интереса. Иными словами, она предполагает вопрос о смысле или цели этого интереса, философски проясняющем смысл его простой данности в поле культурного бытия. Всякая интерпретация и реконструкция кантовского наследия с этой точки зрения отражает как ее герменевтическую необходимость и даже неизбежность, так и актуальность любого исследования, стоящего на подобных позициях, поскольку отмечает осознанный характер обращения к философии прошлого и самой постановкой указанной проблемы и поиском ее решения поддерживает ее собственный проблематизм, как основание философского стремления к познанию истинного порядка вещей. Без предположения формального единства цели всякого философствования, невозможно рассчитывать и на понимание определенной его формы, в данном случае кантовского представления о сущности спекулятивного познания.

В описанном контексте подобное расширение, первоначально кажущегося частным для представления философии Канта, вопроса об отношении спекулятивного интереса разума и телеологической способности суждения до центрального для теоретического мышления вопроса о его собственной возможности и смысле отражает как новизну, так и актуальность предложенного диссертационного исследования данного вопроса.

Степень разработанности темы

Специальных исследований посвященных рассмотрению внутренней систематической взаимосвязи проблематики Критики чистого разума и Критики телеологической способности суждения в доступной автору литературе о Канте не нашлось. Данная проблематика присутствует в ней только в связи с различными общими толкованиями кантовской трансцендентальной постановки вопроса о сущности познания и центрального места в этих исследованиях не занимает. Однако, в общем виде, будучи неотделимой от всего контекста философии Канта, она присутствует в той или иной мере в большинстве работ посвященных Канту. Собственная проблема диссертационного исследования, сформулированная в нем как проблема отношения трансцендентальной возможности объективного познания и его интеллигибельных оснований в трансцендентальной критике Канта, определила способ отбора и работы с историко-философской исследовательской и комментаторской литературой. Поскольку ведущая проблема предлагаемого исследования является одновременно специальной для системы кантовской философии и центральной для возможности понимания ее основного системообразующего принципа, то при его написании использовался весь круг доступной автору историографической литературы. Необходимо отметить лишь основное, что непосредственно касается предложенной к рассмотрению темы и ведущей для ее рассмотрения проблемы.

Прежде всего, необходимо отметить толкования философии Канта, нашедшие отражение в критических анализах метров немецкого идеализма и их учеников: И.Г. Фихте, Ф.В. Шеллинга, Г.В.Ф. Гегеля, А. Шопенгауэра, К. Фишера. Далее следует указать на работы главных представителей неокантианского философского направления: Э. Кассирера, Г. Когена, П. Наторпа, В. Виндельбанда, Г. Риккерта. В традиции русской философии можно выделить труды Н. Бердяева, С. Булгакова, Н. Лосского, П. Новгородцева, В. Соловьева, П. Флоренского, С. Франка, Л. Шестова, а также русских неокантианцев: А.И. Введенского, И.И. Лапшина, Л.М. Лопатина, Г.И. Челпанова. В советской и современной отечественной литературе следует отметить работы В.Ф. Асмуса, П.П. Гайденко, А.В. Гулыги, Г.Н. Гумницкого, И.С. Нарского, М.К. Мамардашвили, Ю.В. Перова, К.А. Сергеева, Э.Ю. Соловьева, Г.В. Тевзадзе. Среди зарубежных исследователей необходимо указать на труды Т. Адорно, Х.-Г. Гадамера, Ж. Делеза, М. Фуко, М. Хайдеггера, К. Ясперса. При этом следует также заметить, что на саму постановку и решение проблем в данном диссертационном исследовании непосредственное влияние оказала проделанная А.Н. Исаковым феноменологическая интерпретация «Критики способности суждения», исходящая в своем основании из прочтения третьей критики Канта в проблематическом горизонте трансцендентальной феноменологии Э. Гуссерля.

Общая цель и основные задачи исследования

Общая цель исследования заключается в том, чтобы проанализировать, какое отношение имеет телеологическая способность суждения к спекулятивному интересу разума и непосредственно к его стремлению мыслить единство законов природы телеологически?

Здесь возможны варианты:

1. Телеологическая способность суждения реализует тот же самый спекулятивный интерес разума. При этом сам интерес разума в его самостоятельности и «телеологичности» остается тем же.
   
2. Телеология спекулятивного разума и телеологическая способность суждения совершенно различны и не связаны. Последняя к этому интересу не имеет никакого отношения. Это не исключено хотя бы потому, что спекулятивный интерес разума претендовал на теоретическое познание, а телеологическая способность суждения «знает», что она в строгом смысле ничего «в объекте» познавать не может. И реализует она (в этом случае) свои собственные задачи, а вовсе не чуждый и внешний ей интерес разума.
   
3. Поскольку Кант в Третьей Критике «мышление природы по целям» передал по ведомству телеологической способности суждения (и тем самым пересмотрел прежние позиции), из компетенции спекулятивного разума эта функция подлежит изъятию. И тогда то, что писал он об этом в Первой Критике следует считать уже преодоленным наследием раннего этапа критической философии. Этот вариант не исключен хотя бы потому, что в противном случае налицо две разные самостоятельные трансцендентальные способности, занятые одним и тем же телеологическим обоснованием единства законов природы или «мышлением природы по целям»: спекулятивный разум и телеологическая способность суждения.
   
4. Возможно, что интерес спекулятивного разума в обеспечении телеологического единства остался тем же, но поскольку сам он его осуществить не в состоянии, то передает их телеологической способности суждения через свое понятие «цель».
   

Выбор из данных вариантов осуществляется по ходу работы в пользу четвертого посредством проблематизации основных понятий, необходимо принадлежащих тематическому полю исследования отношения спекулятивного интереса разума и телеологической способности суждения в философии Канта. В контексте такой проблематизации и, соответствующей общей цели исследования, реконструкции возможного отношения двух указанных способностей познания и суждения в трансцендентальной критике Канта в диссертационном исследовании определены его основные задачи:

• определение понятий спекулятивного интереса разума и трансцендентальной критики его догматической иллюзии;
  
• постановка проблемы выявления субъекта спекулятивного интереса разума, как подход к постановке вопроса об условиях возможности реального осуществления познания природы;
  
• обоснование принципа функционирования телеологической способности суждения (принцип объективного телеологического единства природы по частным законам) в качестве условия возможности реального осуществления познания природы;
  
• прояснение кантовского представления о практической обусловленности мышления природы по целям в качестве фундаментальной практической иллюзии разума и демонстрация неразличимости практической и спекулятивной иллюзий разума в структуре телеологической способности суждения.
  

Методология и источники исследования

Характер основной проблемы исследования и задач, которые определили ее решение, потребовали соответствующего им методического оснащения работы. Поскольку в основе решения лежит проблематизация основных понятий внутри тематического поля исследования отношения способности познания и способности суждения в кантовской трансцендентальной критике, то метод предлагаемого диссертационного исследования определяется автором как критика или критическая деконструкция понятийного аппарата философии прошлого, направленная на одновременную реконструкцию собственно кантовской точки зрения и того феноменологического фундамента, который эту точку зрения определил. Под феноменологическим фундаментом в данном случае понимается усмотрение собственной сути спекулятивного интереса разума и телеологической способности суждения, как основание их трансцендентально-критического рассмотрения в философии Канта. В этом смысле методическим основанием предлагаемого исследования является феноменологический метод в том виде, какой он приобрел, прежде всего, у М. Хайдеггера и Х.-Г. Гадамера.

Использовались также формы контекстуального и герменевтического анализа, применявшиеся в отношении текстов Канта в отечественной и зарубежной историографической литературе. Источниками служили научные издания текстов философского наследия как на русском, так и на других языках.

Новизна работы

Научная новизна диссертационного исследования определена характером постановки и решения его основной проблемы. Проблема отношения рассудочного принципа познания и телеологической способности суждения, определенной требованием разума мыслить природу в систематической целостности ее частных законов, предполагает вопрос о возможности осмысленной экспликации познавательного интереса, т.е. вопрос о возможности мышления (разума). Она рассматривается в данном исследовании в качестве центральной проблемы всякого трансцендентального исследования функции теоретического познания. Предложенное диссертационное исследование представляет собой попытку ее решения на материале трансцендентальной философии Канта. Это решение представлено в диссертации в совокупности следующих основных положений, выносимых автором на защиту:

1. Философский анализ кантовских понятий спекулятивного интереса разума и трансцендентальной критики его спекулятивной иллюзии необходимо требует экспликации вопроса об онтологическом статусе субъекта спекулятивного интереса разума, хотя в рамках кантовской версии трансцендентальной философии и доказывается невозможность ответа на такой вопрос. В диссертационном исследовании показано имплицитное присутствие этого вопроса в самом основании кантовской трансцендентальной постановки вопроса об априорных условиях возможности познания.
   
2. Рассудочная функция познания природы по общим законам является необходимым, но недостаточным условием реальной возможности осуществления процесса познания. В связи с этим в диссертационном исследовании продемонстрировано, что Критика чистого разума необходимо требует и в неявном виде содержит аналитику временной функции субъекта телеологической способности суждения о природе в единстве частных законов последней.
   
3. Принцип функционирования телеологической способности суждения (принцип объективного телеологического единства природы по ее частным законам) является принципом реальной возможности осуществления познания природы, в качестве его временной формы. В соответствии с такой формулировкой в диссертационном исследовании произведена проблематизация кантовского различия понятий объективного теоретического познания и мышления природы по целям, как неизбежно стираемого в сфере реального временного процесса познания или имманентной сфере самосознания субъекта телеологической способности суждения.
   
4. Для субъекта телеологической способности суждения различие практической и спекулятивной иллюзии разума является конститутивным и одновременно неизбежно им немыслимым, т.е. не имеющим никаких объективных разумных оснований, в чем и заключается определенность всякого предмета веры. В диссертационном исследовании показано, что различие субъектов теоретического и практического разума является неизбежной и неустранимой иллюзией, конституирующей содержание и структуру кантовской аналитики телеологической способности суждения в частности и всей системы трансцендентального идеализма Канта в целом.
   

Теоретическая и практическая значимость исследования

Материал диссертации, разработанный в ней методологический подход и полученные результаты позволяют по новому взглянуть на проблематику трансцендентальной философии Канта в целом, исходя из проблемы отношения спекулятивного интереса разума и телеологической способности суждения, которая, таким образом, рассматривается в диссертационном исследовании, как центральная для общей структуры и архитектоники кантовской философии. Тем самым уточняется смысл и внутренняя взаимосвязь кантовских определений философии, как трансцендентальной, и как философии во всемирно-гражданском смысле, неоднозначно понятые в последующей традиции прочтения и интерпретации философского наследия Канта.

Материал диссертационного исследования может быть использован при чтении лекционных курсов по истории философии, культурологии, философской антропологии и теории знания, а также в качестве общей основы для отдельного спецкурса, посвященного философии Канта.

Апробация работы. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры истории философии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Материалы и теоретические выводы диссертации использовались в ряде докладов и выступлений на конференциях и теоретических семинарах, проводившихся в Санкт-Петербургском государственном университете. Основные положения диссертации отражены в публикациях автора.

Общая структура диссертационного исследования определяется ее основной целью и задачами. Работа состоит из введения, двух частей, разделенных каждая на две главы, в свою очередь поделенных на параграфы, заключения и списка использованных источников и литературы (на русском и других языках).

Во введении обоснована актуальность темы, рассмотрено состояние разработанности ее в предыдущей исследовательской традиции, определены цель и задачи исследования, сформулированы общие соображения замысла исследования в целом и раскрыта его структура, а также продемонстрирован набор предварительных гипотез, которые проверены и подтверждены в ходе исследования.

В первой части — «Спекулятивный интерес разума и понятие его трансцендентальной критики в философии Канта» — рассмотрены кантовские понятия спекулятивного интереса разума и его трансцендентальной критики в связи с проблемой обоснования возможности осуществления реального процесса познания природы.

Первая глава — «Предварительное определение понятий спекулятивного интереса разума и его догматической иллюзии» — содержит разъяснение определенности места спекулятивного интереса в систематической взаимосвязи существенных и высшего практического интересов разума. Кроме того, в ней рассмотрен кантовский вопрос о необходимости трансцендентальной критики спекулятивного интереса разума. Спекулятивный интерес разума как в Первой Критике, так и в более поздних кантовских экспликациях общего определения разума через совокупность его целей, на что явно указывает соответствующий текст в «Логике», определяется Кантом через естественное стремление разума знать то, что есть. Практический интерес соответственно определяется вопросом о том, что должно быть. Третий интерес разума или интерес надежды определяется вопросом о том, на что человек может надеяться, т.е. направлен на выяснение только мыслимых, но необходимых с точки зрения самой возможности мыслить по-человечески, условий совпадения сущего и должного. В своей совокупности эти интересы непосредственно указывают на трансцендентальную необходимость познания разумом самого себя в совокупности собственных возможностей именно как человеческого, а не божественного, разума. В этом всемирно-гражданском смысле все вопросы разума к самому себе и сводятся к одному: «Что такое человек?» Спекулятивный интерес разума, как его естественный интерес, рассматривается Кантом в традиционной перспективе метафизического познания его предельных предметов (Эго, Мир, Бог) или сущностей, трансцендирующих возможность бытия и соответственно знания любого внутримирового сущего. Однако собственно трансцендентальная постановка вопроса об определении условий возможности самого познания, открытая Кантом, субъективирует всякое познание указанных метафизических сущностей. Таким образом, выявляется их внешний для разума характер. Поскольку метафизически Идеи разума трансцендируют саму возможность разумного познания, постольку разум не способен их знать на собственном основании в качестве человеческого разума. В связи с этим, следуя общей структуре кантовского рассуждения, в диссертации указывается, что чистый разум нуждается в критике метафизической иллюзии познаваемости собственных предельных понятий (Идей), а также в принципе или основании такой критики. В качестве такого основания Кантом устанавливается трансцендентальное ограничение теоретического познания только областью феноменов. Подобное ограничение в свою очередь открывает проблему отношения теоретического познания феноменальной области под законодательством рассудка и собственно спекулятивного интереса разума к познанию вещей самих по себе или феноменально не данных предметов трансцендентальных Идей разума. При этом выясняется, что рассудок сам без такого спекулятивного интереса со стороны разума никогда не обратил бы внимания на вещи в себе. И более того, он вовсе не нуждается в экспликации собственной познавательной функции в качестве функции теоретического познания природы вне сферы смыслообразующей деятельности разума, т.е. разумного требования познания природы в качестве осмысленного телеологически заданного целого ее частных законов. Согласно Канту, даже осознанная и «вскрытая» трансцендентальная иллюзия продолжает настаивать на собственном праве. Вот почему подобное безрассудство человеческого разума имеет основания в нем самом. В связи с этим высказывается предположение, что разум испытывает законный интерес к вещам самим по себе, но интерес этот не является спекулятивным. Кант в качестве такого интереса указывает на практический интерес разума. Он как его высший интерес захватывает и все остальные интересы. По сути, спекулятивный интерес никогда бы и не заинтересовался вещами в себе, если бы изначально не существовало объекта практического интереса разума.

Непосредственно в связи с последним утверждением в исследовании поставлена следующая проблема. С одной стороны, иерархическая структура и подчинение всех существенных интересов разума его высшему практическому интересу отчетливо свидетельствует в пользу утверждения единства самого разума. Но, с другой стороны, нельзя теоретически доказательно заявить о единстве субъектов различных интересов разума. Если субъект морального самосознания есть высший и вполне самодостаточный субъект разумности, основанный в собственном определении только на себе самом (о чем свидетельствует доказательство морального закона в качестве структуры конститутивной для существования разумного существа в качестве личности или цели в себе, в отличии от всегда обусловленных в своем бытии вещей, проведенное в «Критике практического разума»), то онтологический статус субъекта теоретического самосознания остается неопределенным. Собственно рассудочное априорное синтетическое единство самосознания «я мыслю», как условие всякого мышления и знания, не может быть устранено из структуры моральной самости. Моральное самосознание является именно самосознанием, т.е. предполагает в качестве своего компонента формальное единство рассудка. Новоевропейская философская традиция, начиная с Декарта, исходила из онтологического доказательства единства мыслящей разумной самости. Картезианское Cogito в этом смысле, по сути, служило теоретическим доказательством онтологического единства разума в совокупности его интересов и рассудка в кантовском смысле. В главе «О паралогизмах чистого разума» второй книги «Трансцендентальной диалектики» Кант, опираясь на общее основополагающее для всей трансцендентальной критики утверждение невозможности теоретического познания вещей самих по себе в безусловности их существования, доказывает невозможность онтологического определения рассудочного единства «я мыслю». Таким образом, он непосредственно разрушает теоретическое основание картезианского Cogito и дисквалифицирует всю предыдущую метафизическую традицию. Исходя из этого, в диссертационном исследовании поставлен вопрос о том, возможно ли внутри самой кантовской мысли, в обход прямого утверждения Канта о невозможности онтологического доказательства единства субъектов различных интересов разума, обнаружить существенное основание самой возможности трансцендентальной постановки вопроса в ее кантовском варианте, т.е. обнаружить основание выявленного в трансцендентальной перспективе расщепления разумной человеческой субъективности для теоретического познания? Иными словами, трансцендентальная перспектива мышления необходимо приводит к вопросу об онтологическом статусе субъекта теоретического познания, т.е. к вопросу об интеллигибельном основании или условии возможности осмысленной экспликации познавательного интереса разума как телеологически заданного для способа бытия человеческой субъективности.

Вторая глава — «Проблема субъекта спекулятивного интереса разума в контексте вопроса об условиях возможности познания природы» — заключает в себе истолкование понятия трансцендентального субъекта самосознания «я мыслю», которое демонстрирует недостаточность рассудочного синтеза для возможности реального осуществления познания природы. В данной главе продемонстрировано имплицитное присутствие в структуре Первой Критики особой трансцендентальной функции, субъекта временного самосознания «я есть» или субъекта реального познавательного процесса. В исследовании показано, что рассудочный априорный синтез единства самосознания «я мыслю» может быть истолкован двояко: с точки зрения определенности собственной функции и с точки зрения определения основания осмысленности ее исполнения. 1) Если такой объективный синтез необходим как условие возможности опыта познания вообще в широком феноменологическом смысле восприятия внешнего и внутреннего порядков феноменального, то, строго говоря, в самом понятии такого синтеза вовсе не заключена возможность его теоретической экспликации. Более того, он вполне мог бы мыслится, как необходимый для любого живого существа, в том числе и неразумного. При этом сами феномены задавали бы модальность различия между только видимым и реально принадлежащим предмету вне сознания, и всякое суждение о предмете для разумных существ не выходило бы из рамок феноменального. Т.е. сама по себе рассудочная способность к суждению как наличная в опыте суждения вовсе не могла бы быть признана за определяющее основание для возможности теоретического рассмотрения (суждение науки), не говоря уже о возможности теоретического суждения в собственном смысле, т.е. философского суждения. 2) Если же понятие объективного синтеза представления мыслится как условие возможности именно научного опыта, по крайней мере как он был представлен в ньютоновской математической физике, то само это понятие может служить лишь в качестве теоретической абстракции оснований возможности новоевропейской науки, в экспликации которых последняя (в строгом смысле) никогда не нуждалась. Математическая физика сама по себе, как система механического объяснения общих закономерностей природного существования, всегда оставалась на почве эксперимента, и в этой своей интенции и сфере никогда не выходила в область диалектических умозаключений в кантовском смысле. Именно в этом контексте трансценденция суждения к ценности, в том числе и ценности познания, (в неокантианском понимании) оказывается необходимым моментом в определении понятия спонтанности рассудка, т.е. собственно понятия объективного синтеза представления как основания возможности теоретического знания. Вне уже данного культурного опыта различения феномена и ноумена сама экспликация указанного понятия оказывается при подобном подходе невозможной. Если именно чистый практический разум служит основанием самого указанного различия, то нет никаких оснований приписывать абсолютную спонтанность (способность к самоопределению) трансцендентальному субъекту теоретического разума, как особенному определению субъекта вообще. Только отграничение сферы научного объективного суждения, объективность которого была бы неявно принята за аксиому, от всех иных форм суждения о природе или мировоззрений, как субъективных, могла бы при подобной интерпретации дать основание как для кантовского различия трансцендентального и эмпирического синтезов в области критики теоретического разума, так и для определения специфической спонтанности объективного синтеза представления.

В связи с этим в диссертации указано на необходимость согласиться с кантовским утверждением самозаконности рассудочного принципа теоретического познания природы по ее общим законам, а также с его доказательством того, что сам рассудок выявляет принцип собственного функционирования, о чем и свидетельствует трансцендентальная дедукция категорий рассудка. Такое утверждение соответственно не выводимо из культурного опыта данности научной формы познания. Однако сама по себе такая дедукция также требует и оснований для возможности ее осмысленного осуществления, т.е. интеллигибельных оснований выявления самой функции «я мыслю» для обоснования условий возможности познания природы. В качестве вневременной функции теоретического определения пребывающего во времени опыта феноменального многообразия она тем самым оказывается запредельной по отношению к возможности собственной осмысленной экспликации в реальном временном опыте познающей человеческой субъективности. Временной субъект введен в предлагаемом исследовании через понятие субъекта самосознания «я есть» или субъекта способности суждения в кантовской терминологии. Непосредственно у Канта в Первой Критике указанная проблема необходимости представления условий возможности осмысленной экспликации рассудочной функции для возможности теоретического познания выражается в различении им функции рассудочного суждения о природе согласно ее общим законам (категориальный синтез рассудка) и функции разума умозаключать в соответствии с только мыслимым предположением целостности всякого опытного знания согласно телеологическому единству природы в ее частных законах (родовидовая спецификация природы в общих понятиях). Необходимость функции целесообразного применения рассудка в соответствии с Идеями разума для возможности осуществления процесса познания непосредственно свидетельствует о недостаточности рассудочной функции для возможности такого осуществления. В границах кантовского истолкования указанной двойственности в реальном осуществлении всякого познания природы данная двойственность выступает в качестве проблемы недоопределенности оснований трансцендентальной постановки вопроса о сущности познания. В диссертационном исследовании эта проблема выражена следующим образом: с точки зрения разума, по способу данности в сознании сама возможность осуществления теоретической функции сознания «я мыслю», как функции чистого определения сущего в познании случайна, хотя и необходима (по способу бытия). Ее онтологическую необходимость для возможности осуществления познания задает Идея разума, но теоретическая определенность этой Идеи всецело зависит от трансцендентального ограничения, налагаемого характером определенности этой функции сознания на суждение о существовании предмета самой Идеи. Представленный автором диссертации герменевтический круг в истолковании возможности осмысленной экспликации познавательного суждения о природе далее рассмотрен им на материале кантовской дедукции принципа функционирования способности суждения о природе в ее частных закономерностях в «Критике чистого разума», а также его дедукции принципа функционирования рефлективной способности суждения в телеологическом суждении о природе в «Критике способности суждения».

Во второй части — «Принцип функционирования телеологической способности суждения как горизонт прояснения возможности кантовской трансцендентальной критики разума» — содержится истолкование кантовского обоснования априорного принципа функционирования телеологической способности суждения, как принципа возможности осуществления процесса познания в горизонте вопроса об общей возможности трансцендентальной критики разума.

Первая глава — «Принцип функционирования телеологической способности суждения как условие возможности познания природы в критической философии» — содержит обоснование автором исследования функционального тождества принципа дизъюнктивного синтеза реальных предикатов в способности суждения под Идеей всереальнейшего существа («Критики чистого разума») принципу объективного телеологического единства природы по ее частным законам телеологической способности суждения. Кроме того, она заключает в себе истолкование этого принципа, как условия возможности осуществления реального познания природы. В ней доказано, что данный принцип мыслится Кантом в качестве конститутивного в имманентной сфере самосознания телеологической способности суждения (временной субъект самосознания «я есть» реального познавательного процесса или субъект рефлективной способности суждения в терминологии Канта). У Канта данное обстоятельство выражается в следующей формулировке: «понятие целесообразности природы в ее продуктах будет для человеческой способности суждения в отношении природы необходимым, но не касающимся определения самих объектов понятием, следовательно, субъективным принципом разума для способности суждения, который в качестве регулятивного (не конститутивного) принципа имеет для нашей человеческой способности суждения такую же значимость, какую бы он имел в качестве объективного принципа» 2. Именно в этом смысле этот принцип является конститутивным в имманентной сфере самосознания (и регулятивным с точки зрения законодательного рассудка), т.е. там, где для сознания нет разницы между случайным и необходимым. В диссертации показано, что в качестве такового принцип функционирования телеологической способности суждения, а, следовательно, и сфера познания его субъекта (временной субъект самосознания «я есть» реального познавательного процесса), всецело принадлежат области трансцендентальной иллюзии разума. В связи с этим в диссертационном исследовании выявлена проблема описания структурного горизонта, внутри которого только и возможно снятие последней, т.е. трансцендентально-критическая постановка вопроса.

Далее в исследовании доказано, что указанный структурный горизонт содержит имманентно присущее ему противоречие. С одной стороны в «Критике телеологической способности суждения» Кант показывает невозможность для человеческого рассудка в соответствии с принципом функционирования последней мыслить природу так, как если бы в основе ее творения не лежал интеллигибельный целевой принцип, т.е. вне сферы смысла. С другой стороны собственным испытанием разума оказывается постановка вопроса об основании существования природы по отношению к природе в целом самим разумом, без посредничества реального познающего рассудка (временная функция рефлективной способности суждения в познании). Такая постановка вопроса обнаруживает свою неправомерность, поскольку требует определения природы как целого в ее единстве до всякого ее реального познания, и вне какой-либо идеализации разума согласно с принципом функционирования человеческого рассудка, т.е. в качестве творящего рассудка. Но только такая постановка вопроса вообще может установить границы собственной правомочности или иллюзорности этого ведущего вопроса. В диссертационном исследовании обнаружена идентичность традиционного метафизического вопроса о причине или основе существования природы как целого, и соответственно самого познания, и ведущего вопроса «Критики чистого разума» об априорных условиях возможности опыта вообще. Автором выявлено имманентное противоречие необходимое для самой возможности трансцендентальной постановки вопроса об условиях возможности познания. Трансцендентальная постановка вопроса обнаруживается в своем метафизическом истоке. Выявляется, что именно отказ от апелляций к реальности познания, в качестве культурного феномена в образе, как научной формы познания, так и любой его догматической формы, характерный для трансцендентализма, оказывается необходимым условием изначальности и чистоты метафизической постановки вопроса о причине существования природы как целого.

Вторая глава — «Телеологическая способность суждения и практический интерес разума» — содержит истолкование кантовского представления о практической обусловленности телеологической способности суждения и его критику. Понятие конечной цели существования природы служит логическим основанием кантовского истолкования обусловленности реального (понятийного) процесса познания в практическом интересе разума. Поскольку только моральная самость может рассматриваться в качестве цели в себе, то понятие конечной цели существования природы неизбежно толкуется Кантом в перспективе практической (чистой моральной) философии. Природа для человеческого рассудка в такой перспективе необходимо должна рассматриваться в качестве продукта осмысленной деятельности ее морального творца. И напротив, сама неизбежность мышления природы в ее частных закономерностях в соответствии с понятием о ее конечной цели служит основанием морального доказательства бытия ее творца в качестве предмета веры. Поскольку собственный принцип функционирования телеологической способности суждения (принцип объективного телеологического единства природы по ее частным законам) не предполагает сознательного различия случайного и необходимого для ее субъекта, то всякая дискурсивная содержательная развертка понятия конечной цели существования природы для субъекта телеологической способности суждения формально остается предметом веры. Иными словами, основание осмысленности такого суждения о конечной цели познания природы остается принципиально случайным для его субъекта, но дискурсивно мыслимым им как необходимое. В ходе доказательства практического (в абсолютном смысле предмета веры) характера всякой культурной практики, направленной на познание природы вообще (в широком смысле сущего, того, что не есть субъект познания), в диссертационном исследовании продемонстрирована иллюзорность морального истолкования телеологического познания природы Кантом. В итоге автором очерчен общий формальный горизонт трансцендентальной видимости, конститутивный для самой трансцендентальной субъективности.

В диссертации показано, что практическая иллюзия разума (описанная автором на основе кантовского представления антиномической структуры практического разума) в качестве необходимого основания веры в возможность осуществления высшего блага (единство морали и счастья, необходимого и случайного) в природе в описанном выше контексте может быть рассмотрена как тождественная спекулятивной иллюзии. Удерживая различие случайного и необходимого в практическом смысле, Кант как моралист вынужденно полностью упраздняет теоретический смысл этого различия, т.е. различение познания природы по общим и частным законам. Он впадает в теоретическую иллюзию чистого разума, и именно постольку, поскольку рассматривает предмет практического суждения разума, в качестве доказуемого в своей вневременной содержательной (мораль) необходимости предмета веры. А поскольку, снять ее в данном случае означало бы снять само различие случайного и необходимого в практическом смысле, то на уровне принципа возможности осуществления спекулятивного интереса разума такая иллюзия разума оказывается неустранимой. На этом уровне вовсе не дано различие теоретического и практического смыслов такого осуществления, но оба они присутствуют совокупно (конститутивная для субъекта реального процесса познания неразличимость непрерывно случайного и необходимого, счастья и нравственности). Сама трансцендентальная критика в этом случае не есть род чистого познания, но действие рефлективной способности суждения или дискурсивно-логический эксперимент. Правда этим вовсе не устраняется возможность мышления, т.е. его способность превзойти одновременно и практическую и теоретическую иллюзии в онтологическом познании собственной обусловленности ими, но возможность мышления, поэтому не устраняется только как возможность. Снять иллюзию разума в этом смысле означает снять сам разум в его чистом применении, как практический разум. В диссертационном исследовании эксплицирован специфический элемент собственно кантовской редакции трансцендентальной философии: конститутивное для Канта значение Морали, как основание истолкования познавательной функции человеческого разума. Одновременно выявлено и неизбежное для всякой формы трансцендентализма в качестве предмета веры устанавливаемое различие между субъектами теоретического и практического самосознания как внутреннее основание возможности трансцендентальной постановки вопроса вообще.

В заключении подведены итоги исследования, суммировано в виде основных выводов и положений, выносимых на защиту, основное содержание диссертации и намечены перспективы исследования в области проблематики генезиса кантовского представления телеологического суждения о природе в структуре, проделанной Кантом демонстрации априорного принципа эстетической способности суждения.

1. Проблема искусства в философии // Человек-Философия-Гуманизм: Тезисы докладов и выступлений Первого Российского философского конгресса. Т. 6. Философия культуры. СПб. 1997. С. 123-125.
   
2. Онтологическое и эстетическое измерение мысли // Метафизические исследования. Вып. 3. СПб., 1997. С. 325.
   
3. Тело языка // Метафизические исследования. Вып. 5. СПб., 1998. С. 341.
   
4. Видеть-говорить. Социальное воображение // Социальное воображение. Материалы научной конференции 17 января 2000 года. СПб., 2000. С. 18-21.
   

• [1] Кант И. Критика чистого разума. СПб., 1993. С. 430 (В 791).
  
• [2] Кант И. Критика способности суждения. М., 1994. С. 278.

Доклад — Рассудок и разум в философии Канта и Гегеля

Рассудок и разум философские категории сформировавшиеся в домарксистской философии и выражающие два уровня мыслительной деятельности. Различия рассудка и разума как двух способностей души намечается уже в античной философии: если рассудок познает все относительное, земное и конечное, то разум открывает абсолютное, божественное и бесконечное. Детальная разработка представления о двух уровнях мыслительной деятельности — Р.и р. — принадлежит Канту. Осн. функция рассудка в познании — мыслительное упорядочение, систематизация явлений, материала чувственности. Рассудок, по Канту привносит форму в знание, содержание которого есть результат чувств. Рассудок всегда носит конечный, ограниченный характер. Вместе с тем, согласно Канту, мышлению свойственно стремление к выходу за пределы, к поиску безусловных оснований, неограниченных рамками конечного опыта. Таким мышление является разум.
Продолжая кантовскую традицию различения рассудка и разума Гегель противопоставляет разум (как бесконечное мышление) рассудку (как конечному мышлению). Конечность рассудка обусловлена тем, что он неспособен выйти за пределы содержания мысли. Однако Устойчивость и конечность рассудка лежит согласно Гегелю в основе систематизирующей деятельности мышления. В отличии от Канта Гегель подчеркивал способность разума выполнять в познании конструктивную функцию. На стадии разума мышление делает своим предметом собственные формы, наличные определения мысли и, преодолевая их абстрактность и односторонность вырабатывают разумное или конкретное понятие. В разуме находит выражение диалектика познания: Гегель рассматривал деятельность мышления на стадии разума как развитие, конкретизацию его понятийного содержания.

© Реферат плюс

Роль разума в моральной философии Канта

• Виктор Чиди Волемонву
• Чистиан Пий Экпудом

Ключевые слова: Кант, разум, мораль, философия, императив, долг, доброжелательность

Аннотация

Одной из фундаментальных забот философов различных склонностей было стремление определить стандарт, по которому можно судить о морали.В то время как некоторые философы, такие как утилитаристы, занимают консеквенциалистскую позицию при определении морального стандарта, полагая, что мораль основана на наибольшем числе последствий, которые действие дает наибольшему количеству людей, другие склонны оценивать стандарт морали с точки зрения морали. деонтологическая перспектива. Как один из главных сторонников деонтологизма, Кант утверждает, что мораль определяется разумом. Таким образом, в данной статье дается оценка роли разума в моральной философии Канта. Кант утверждает, что разум побуждает человеческую волю действовать в рамках норм морального закона.Соблюдая моральный закон, человек неизменно действует в соответствии с категорическим императивом, в котором агент выполняет действие, потому что оно должно быть выполнено, а не гипотетическим императивом, который продиктован чувственными и эгоистичными желаниями. Несмотря на то, что критики, кажется, рассматривают кантовское основание морали на разуме как в основном жесткое, уместно утверждать, что директивная роль, которую разум играет в достижении морали, побуждает людей совершать действия, что можно использовать в качестве универсальной максимы. , а также возводит на престол уважение к человеческому достоинству, которое в целом поощряет эгалитаризм и взаимное сосуществование в межчеловеческих социальных отношениях между членами сообщества.В этой статье используется герменевтический метод для формулирования предмета.

Ключевые слова : Кант; Причина; Мораль; Философия; Императив; Долг; Goodwill

Авторское право на статьи, опубликованные в этом журнале, сохраняется за журналом.

Кант, Иммануил: Метафизика | Интернет-энциклопедия философии

Иммануил Кант (1724–1804) — один из самых влиятельных философов в истории западной философии.Его вклад в метафизику, эпистемологию, этику и эстетику оказал глубокое влияние почти на каждое философское движение, которое последовало за ним. Эта статья посвящена его метафизике и эпистемологии в одной из его самых важных работ, Критика чистого разума . Большая часть работ Канта посвящена вопросу «Что мы можем знать?» Ответ, если его можно сформулировать просто, состоит в том, что наши знания ограничены математикой и наукой о естественном, эмпирическом мире.Кант утверждает, что невозможно распространить знание на сверхчувственную сферу спекулятивной метафизики. Кант утверждает, что причина того, что знание имеет эти ограничения, заключается в том, что разум играет активную роль в формировании характеристик опыта и ограничении доступа разума только к эмпирической сфере пространства и времени.

Кант ответил своим предшественникам, аргументируя это тем, что эмпирики считают, что разум — это не чистый лист, на котором написано эмпирическим миром, и отвергая представление рационалистов о том, что чистое, априорное знание мира, независимого от разума, возможно.Сам разум структурирован с помощью форм опыта и категорий, которые придают феноменальную и логическую структуру любому возможному объекту эмпирического опыта. Эти категории нельзя обойти, чтобы достичь мира, независимого от разума, но они необходимы для переживания пространственно-временных объектов с их причинным поведением и логическими свойствами. Эти два тезиса составляют знаменитый трансцендентальный идеализм и эмпирический реализм Канта.

Вклад Канта в этику был столь же существенным, если не более значительным, чем его работы в области метафизики и эпистемологии.Он является наиболее важным сторонником в философской истории деонтологической этики, или этики, основанной на долге. По мнению Канта, единственная характеристика, придающая действию моральную ценность, — это не результат, достигаемый этим действием, а мотив, стоящий за действием. И единственный мотив, который может придать поступку моральную ценность, утверждает он, — это мотив, который вытекает из универсальных принципов, обнаруженных разумом. Категорическим императивом является известное высказывание Канта об этой обязанности: «Действуйте только в соответствии с той максимой, по которой вы в то же время можете пожелать, чтобы она стала универсальным законом.”

Содержание

1. История Канта
   1. Эмпиризм
   2. Рационализм
2. Ответы Канта своим предшественникам
3. Коперниканская революция Канта: природа создает разум
4. Трансцендентальный идеализм Канта
5. Аналитика принципов Канта
6. Диалектика Канта
7. Идеи разума
8. Этика Канта
   1. Разум и свобода
   2. Двойственность человеческого положения
   3. Добрая воля
   4. Долг
9. Критика утилитаризма Кантом
10. Ссылки и дополнительная литература

1.Историческая справка о Канте

Чтобы понять позицию Канта, мы должны понять философский фон, на который он реагировал. Сначала в этой статье представлен краткий обзор позиций его предшественника с кратким изложением возражений Канта, затем я вернусь к более подробному изложению аргументов Канта. В период раннего Нового времени в философии есть два основных исторических направления, которые оказали значительное влияние на Канта: эмпиризм и рационализм. Кант утверждает, что и метод, и содержание аргументов этих философов содержат серьезные недостатки.Центральной эпистемологической проблемой для философов обоих течений было определение того, как мы можем выйти из границ человеческого разума и непосредственно познаваемого содержания наших собственных мыслей, чтобы получить знания о мире вне нас. Эмпирики стремились достичь этого с помощью чувств и рассуждений a posteriori . Рационалисты попытались использовать априорное рассуждение , чтобы построить необходимый мост. Апостериорные рассуждения зависят от опыта или случайных событий в мире, которые предоставляют нам информацию.То, что, например, «Билл Клинтон был президентом Соединенных Штатов в 1999 году», я могу узнать только на собственном опыте; Я не могу определить, что это правда, анализируя концепции «президент» или «Билл Клинтон». Напротив, априорное рассуждение не зависит от опыта. Понятие «холостяк» логически влечет за собой идеи неженатого взрослого мужчины-человека без необходимости проводить опрос холостяков и неженатых мужчин. Кант считал, что это двойное различие видов знания неадекватно задаче понимания метафизики по причинам, которые мы обсудим чуть позже.

а. Эмпиризм

Эмпирики, такие как Локк, Беркли и Юм, утверждали, что человеческое знание происходит от наших ощущений. Локк, например, был представительным реалистом в отношении внешнего мира и очень доверял способности органов чувств сообщать нам о свойствах, которыми действительно обладают эмпирические объекты. Локк также утверждал, что разум — это чистый лист, или tabula rasa, , который заполняется идеями в результате взаимодействия с миром.Опыт учит нас всему, включая концепции взаимоотношений, идентичности, причинно-следственной связи и так далее. Кант утверждает, что модели разума с чистого листа недостаточно для объяснения представлений об объектах, которые у нас есть; некоторые компоненты наших убеждений должны быть доведены до опыта.

Строгий феноменализм Беркли, в отличие от Локка, поставил под сомнение вывод из характера наших ощущений к выводам о реальных свойствах независимых от разума объектов.Беркли утверждал, что, поскольку человеческий разум строго ограничен чувствами для получения входных данных, у него нет независимых средств, с помощью которых можно было бы проверить точность соответствия между ощущениями и свойствами, которыми обладают сами объекты. Фактически, Беркли отверг саму идею о независимых от разума объектах на том основании, что разум по своей природе неспособен обладать идеей о таких вещах. Следовательно, с точки зрения Канта, Беркли был материальным идеалистом. Для материального идеалиста знание материальных объектов является идеальным или недостижимым, но не реальным.Для Беркли независимые от разума материальные объекты невозможны и непознаваемы. В нашем чувственном опыте мы имеем доступ только к нашим ментальным представлениям, но не к самим объектам. Беркли утверждает, что наши суждения об объектах на самом деле суждения только об этих ментальных репрезентациях, а не о субстанции, которая их порождает. В «Опровержении материального идеализма » Кант утверждает, что материальный идеализм на самом деле несовместим с позицией Беркли, а именно с тем, что мы способны делать суждения о нашем опыте.

Дэвид Хьюм продолжил эмпирическое исследование Беркли еще дальше, поставив под сомнение еще больше наших здравых убеждений относительно источника и поддержки наших чувственных восприятий. Юм утверждает, что мы не можем предоставить априорное или апостериорное обоснование ряда наших убеждений, таких как «Объекты и субъекты одинаково сохраняются во времени» или «Каждое событие должно иметь причину». В руках Юма становится ясно, что эмпиризм не может дать нам эпистемологического обоснования утверждений об объектах, субъектах и ​​причинах, которые мы считали наиболее очевидными и достоверными в отношении мира.

Кант выражает глубокое неудовлетворение идеалистическими и, казалось бы, скептическими результатами эмпирических исследований. В каждом случае Кант приводит ряд аргументов, чтобы показать, что эмпирические позиции Локка, Беркли и Юма несостоятельны, поскольку они обязательно предполагают те самые утверждения, которые они намеревались опровергнуть. Фактически, любое последовательное описание того, как мы совершаем даже самые элементарные мыслительные акты самосознания и вынесения суждений об объектах, должно предполагать эти утверждения, утверждает Кант.Следовательно, хотя Кант симпатизирует многим частям эмпиризма, в конечном итоге он не может быть удовлетворительным описанием нашего восприятия мира.

г. Рационализм

Рационалисты, в первую очередь Декарт, Спиноза и Лейбниц, подошли к проблемам человеческого знания с другой стороны. Они надеялись избежать эпистемологических ограничений разума, построив знание о внешнем мире, о себе, душе, Боге, этике и науке из простейших, несомненных идей, присущих разуму от рождения.Лейбниц, в частности, считал, что мир познаваем априори посредством анализа идей и выводов, сделанных с помощью логики. Рационалисты утверждали, что сверхчувственное знание может быть достигнуто с помощью разума. Декарт считал, что определенные истины, например, «если я думаю, я существую», неуязвимы для самого пагубного скептицизма. Вооруженный знанием своего собственного существования, Декарт надеялся построить фундамент для всех знаний.

Книга Канта Опровержение материального идеализма работает как против проекта Декарта, так и против проекта Беркли.Декарт считал, что он может сделать вывод о существовании объектов в пространстве вне себя, основываясь на его осознании своего собственного существования в сочетании с аргументом, что Бог существует и не обманывает его относительно свидетельств его чувств. Кант утверждает в главе «Опровержение», что знание внешних объектов не может быть выведено. Скорее, способность осознавать свое собственное существование в известном аргументе Декарта cogito уже предполагает существование объектов в пространстве и времени вне меня.

Кант также усомнился в утверждениях рационалистов из-за того, что он назвал антиномиями , или противоречивыми, но достоверно доказанными парами утверждений, к которым вынужден разум. На основе основных принципов, которых придерживались рационалисты, можно, утверждает Кант, доказать противоречащие друг другу утверждения, такие как: «Мир имеет начало во времени и ограничен в отношении пространства» и «Мир не имеет начала и ограничений в пространстве». Космос.» (A 426 / B 454) Кант утверждает, что подобные антиномии раскрывают фундаментальные методологические и метафизические ошибки рационалистического проекта.Оба противоречивых утверждения могут быть доказаны, поскольку оба разделяют ошибочное метафизическое предположение о том, что мы можем познать вещи такими, какие они есть в себе, независимо от условий, в которых мы их переживаем.

Кант утверждает, что антиномии можно разрешить, если мы поймем правильную функцию и область различных способностей, которые способствуют производству знания. Мы должны признать, что мы не можем знать вещи такими, какие они есть в себе, и что наши знания зависят от условий нашего опыта.Рационалистский проект был обречен на провал, потому что он не принимал во внимание тот вклад, который наша способность разума вносит в наше восприятие объектов. Их априорный анализ наших идей мог информировать нас о содержании наших идей, но не мог дать последовательной демонстрации метафизических истин о внешнем мире, о себе, душе, Боге и так далее.

2. Ответы Канта своим предшественникам

Ответ Канта на проблемы, порожденные двумя вышеупомянутыми традициями, изменил лицо философии.Во-первых, Кант утверждал, что старого разделения между априорными истинами и апостериорными истинами, используемыми обоими лагерями, было недостаточно для описания метафизических утверждений, которые оспаривались. Анализ знания также требует различия между синтетическими и аналитическими истинами. В аналитических пунктах , предикат содержится в субъекте. В заявлении «Каждое тело занимает пространство» свойство занимать пространство раскрывается в анализе того, что значит быть телом.Однако предмет синтетической формулы не содержит предиката. В «Это дерево 120 футов в высоту» концепции синтезируются или объединяются, чтобы сформировать новое утверждение, которое не содержится ни в одной из отдельных концепций. Эмпирики не смогли доказать синтетических априорных утверждений вроде «Каждое событие должно иметь причину», потому что они объединили «синтетическое» и «апостериорное», а также «аналитическое» и «априорное». Затем они предположили, что две результирующие категории были исчерпывающими.Кант утверждает, что синтетическое априорное утверждение должно быть истинным без обращения к опыту, однако предикат логически не содержится в субъекте, поэтому неудивительно, что эмпирики не смогли предоставить искомого обоснования. Рационалисты подобным же образом объединили четыре термина и ошибочно поступили так, как будто утверждения вроде «Я — простая субстанция» могут быть подтверждены аналитически и априори.

Синтетические априорные утверждения, утверждает Кант, требуют совершенно иного рода доказательств, чем те, которые требуются для аналитических априорных утверждений или синтетических апостериорных утверждений.Кант говорит, что указания на то, как действовать, можно найти в примерах синтетических априорных утверждений в естествознании и математике, особенно в геометрии. Утверждения, подобные утверждениям Ньютона о том, что «количество материи всегда сохраняется», и заявлению геометра о том, что «углы треугольника всегда составляют в сумме 180 градусов», известны априори, но они не могут быть известны просто из анализа концепций материи. материя или треугольник. Мы должны «выйти за рамки концепции. . . присоединяясь к этому априори в мыслях то, о чем я в нем не думал.(B 18) Синтетическое априорное утверждение конструирует и дополняет то, что аналитически содержится в концепции, не обращаясь к опыту. Итак, если мы хотим решить проблемы, порожденные эмпиризмом и рационализмом, центральный вопрос метафизики в «Критике чистого разума » сводится к «Как возможны синтетические априорные суждения?» (19) (Все ссылки на Критика чистого разума будут относиться к страницам издания A (1781) и B (1787) в переводе Вернера Плугара.Indianapolis: Hackett, 1996.) Если мы сможем ответить на этот вопрос, то сможем определить возможность, законность и диапазон всех метафизических утверждений.

3. Коперниканская революция Канта: природа, создающая разум

Ответ Канта на этот вопрос сложен, но его вывод состоит в том, что ряд синтетических априорных утверждений, таких как утверждения из геометрии и естественных наук, верны из-за структуры разума, которая их знает. «Каждое событие должно иметь причину» не может быть доказано опытом, но опыт невозможен без нее, потому что он описывает способ, которым разум должен обязательно упорядочивать свои представления.Мы можем снова понять аргумент Канта, рассматривая его предшественников. Согласно традициям рационализма и эмпиризма, разум пассивен либо потому, что он обнаруживает, что обладает врожденными, хорошо сформированными идеями, готовыми к анализу, либо потому, что он воспринимает идеи об объектах в своего рода пустой театр или чистый лист. Ключевой вывод Канта состоит в том, чтобы доказать, что переживание мира в том виде, в каком мы его имеем, возможно только в том случае, если разум обеспечивает систематическое структурирование своих репрезентаций. Это структурирование находится ниже уровня или логически предшествует ментальным репрезентациям, проанализированным эмпириками и рационалистами.Их эпистемологические и метафизические теории не могли адекватно объяснить вид суждений или опыта, которые мы имеем, потому что они рассматривали только результаты взаимодействия разума с миром, а не природу вклада разума. Методологическое новаторство Канта заключалось в использовании того, что он называет трансцендентным аргументом , для доказательства синтетических априорных утверждений. Обычно трансцендентальный аргумент пытается доказать вывод о необходимой структуре знания на основе неопровержимого мысленного акта.Кант утверждает в своей работе Опровержение материального идеализма , что тот факт, что «существуют объекты, которые существуют в пространстве и времени вне меня» (B 274), который не может быть доказан априорными или апостериорными методами, является необходимым условием возможность осознавать собственное существование. Он говорит, что невозможно осознать себя как существующего без предположения о существовании чего-то постоянного вне меня, от которого можно отличить себя. Я осознаю себя существующим.Следовательно, вне меня есть что-то постоянное.

Этот аргумент — один из многих трансцендентных аргументов Канта, которые сосредотачиваются на вкладе, который сам разум вносит в свой опыт. Эти аргументы побуждают Канта отвергать утверждение эмпириков о том, что опыт является источником всех наших идей. Кант утверждает, что именно структура ума делает возможным переживание. Если есть особенности опыта, которые разум передает объектам, а не объекты, это объясняет, почему они необходимы для переживания, но не подкреплены им.И это объяснило бы, почему мы можем дать трансцендентный аргумент в пользу необходимости этих свойств. Кант считал, что Беркли и Юм определили, по крайней мере, часть априорного вклада ума в опыт со списком утверждений, которые, по их мнению, были необоснованными на эмпирических основаниях: «Каждое событие должно иметь причину», «Существуют независимые от разума объекты, которые сохраняются. со временем »и« Одинаковые предметы сохраняются с течением времени ». Эмпирический проект должен быть неполным, поскольку эти утверждения обязательно предполагаются в наших суждениях, чего не смогли увидеть Беркли и Юм.Итак, Кант утверждает, что философское исследование природы внешнего мира должно быть таким же исследованием свойств и деятельности разума, который его знает.

Идея о том, что разум играет активную роль в структурировании реальности, настолько знакома нам сейчас, что нам трудно понять, насколько важным было это прозрение для Канта. Однако он хорошо осознавал, что эта идея может перевернуть философское мировоззрение его современников и предшественников. Он даже несколько нескромно сравнивает свою ситуацию с ситуацией Коперника, который произвел революцию в нашем мировоззрении.С точки зрения Локка, ментальное содержание придается уму объектами мира. Их свойства проникают в сознание, раскрывая истинную природу предметов. Кант говорит: «До сих пор предполагалось, что все наше познание должно соответствовать объектам» (B xvi). Но такой подход не может объяснить, почему некоторые утверждения вроде «каждое событие должно иметь причину» априори верны. Точно так же Коперник признал, что движение звезд нельзя объяснить, заставив их вращаться вокруг наблюдателя; это наблюдатель, который должен вращаться.Аналогичным образом Кант утверждал, что мы должны переформулировать то, как мы думаем о наших отношениях с объектами. Это сам разум придает объектам по крайней мере некоторые из их характеристик, потому что они должны соответствовать его структуре и концептуальным возможностям. Таким образом, активная роль разума в создании жизнеспособного мира должна поставить его в центр наших философских исследований. Кант решает, что подходящей отправной точкой для любого философского исследования знания является разум, который может обладать этим знанием.

Критический поворот Канта к уму знающего амбициозен и труден. Кант отверг догматическую метафизику рационалистов, обещающую сверхчувственное знание. И он утверждал, что эмпиризм сталкивается с серьезными ограничениями. Его трансцендентальный метод позволит ему анализировать метафизические требования эмпирического метода, не углубляясь в спекулятивную и необоснованную метафизику. В этом контексте определение «трансцендентных» компонентов знания означает определение «всего знания, которое занято не столько объектами, сколько способом нашего познания объектов в той мере, в какой этот способ знания возможен a priori .”(A 12 / B 25)

Проект Критики чистого разума также сложен, потому что при анализе трансцендентального вклада ума в переживание мы должны использовать ум, единственный инструмент, который у нас есть, для исследования ума. Мы должны использовать способности познания, чтобы определить пределы познания, поэтому «Критика чистого разума» Канта является одновременно критикой, которая берет за основу чистый разум, и критикой, проводимой чистым разумом.

Аргумент Канта о том, что разум вносит априорный вклад в переживания, не следует ошибочно принимать за аргумент, подобный аргументу рационалистов о том, что разум обладает врожденными идеями вроде: «Бог — совершенное существо.Кант отвергает утверждение о существовании таких законченных положений, как это, запечатленных на ткани ума. Он утверждает, что разум обеспечивает формальное структурирование, которое позволяет объединять концепции в суждения, но это структурирование само по себе не имеет содержания. Ум лишен содержания, пока взаимодействие с миром не приводит в действие эти формальные ограничения. Разум обладает априорными шаблонами суждений, а не априорными суждениями.

4. Трансцендентальный идеализм Канта

С утверждением Канта о том, что разум познающего вносит активный вклад в восприятие объектов перед нами, мы в лучшем положении для понимания трансцендентального идеализма.Аргументы Канта призваны показать ограниченность наших знаний. Рационалисты считали, что мы можем обладать метафизическими знаниями о Боге, душах, субстанции и так далее; они верили, что такое знание было трансцендентно реальным. Кант, однако, утверждает, что у нас не может быть знания о сфере за пределами эмпирического. То есть трансцендентное знание идеально, а не реально для таких умов, как наш. Кант выделяет два априорных источника этих ограничений. Ум имеет восприимчивую способность или чувствительность , а ум обладает концептуальной способностью или пониманием .

В разделе Transcendental Aesthetic книги Critique Кант утверждает, что чувственность — это средство понимания для доступа к объектам. Причина, по которой в геометрии возможны синтетические априорные суждения, утверждает Кант, заключается в том, что пространство является априорной формой чувственности. То есть мы можем знать утверждения геометрии с априорной уверенностью (что мы и делаем), только если познание объектов в пространстве является необходимым способом нашего опыта. Кант также утверждает, что мы не можем воспринимать объекты, не будучи в состоянии представить их в пространстве.Невозможно понять объект как объект, если мы не очертили область пространства, которое он занимает. Без пространственного представления наши ощущения недифференцированы, и мы не можем приписывать свойства конкретным объектам. Кант утверждает, что время также необходимо как форма или условие нашей интуиции объектов. Сама идея времени не может быть получена из опыта, потому что последовательность и одновременность объектов, явления, которые указывали бы течение времени, было бы невозможно представить, если бы мы уже не обладали способностью представлять объекты во времени.

Другой способ понять точку зрения Канта состоит в том, что для нас невозможно получить какой-либо опыт с объектами, которые не находятся во времени и пространстве. Более того, пространство и время сами по себе нельзя воспринимать напрямую, поэтому они должны быть формой, с помощью которой происходит восприятие объектов. Сознание, которое воспринимает объекты непосредственно, как они есть в себе, а не посредством пространства и времени, возможно — Бог, говорит Кант, обладает чисто интуитивным сознанием, — но наше восприятие объектов всегда опосредуется условиями чувственности.Любая дискурсивная или концепция, использующая сознание (A 230 / B 283), как наша, должна воспринимать объекты как занимающие область пространства и сохраняющиеся в течение некоторого времени.

Подчинения ощущений априорным условиям пространства и времени недостаточно для того, чтобы судить об объектах. Кант утверждает, что понимание должно предоставлять концепции, которые представляют собой правила для определения того, что является общим или универсальным в различных представлениях. (A 106) Он говорит: «Без чувственности нам не был бы дан ни один объект; и без понимания ни один объект не мог бы быть рассмотрен.Мысли без содержания пусты; интуиция без концепций слепа ». (B 75) Ошибка Локка заключалась в том, что он полагал, что наши чувственные представления об объектах мыслимы и раскрывают свойства самих объектов. В разделе «Аналитика концепций » книги «Критика » Кант утверждает, что для того, чтобы обдумывать входные данные чувственного восприятия, ощущения должны соответствовать концептуальной структуре, доступной для него разумом. Применяя концепции, понимание берет детали, которые даны в ощущении, и определяет, что в них общего и общего.Например, понятие «убежище» позволяет мне определить, что общего в конкретных изображениях дома, палатки и пещеры.

Эмпирик может возразить здесь, настаивая на том, что такие концепции действительно возникают из опыта, поднимая вопросы по поводу утверждения Канта о том, что разум привносит в мир априорную концептуальную структуру. Действительно, такие концепции, как «убежище», отчасти возникают из опыта. Но Кант поднимает более фундаментальный вопрос. Эмпирического вывода недостаточно для объяснения всех наших концепций.Как мы видели, утверждал Юм и Кант признает, что мы не можем эмпирически вывести наши концепции причинности, субстанции, самости, идентичности и так далее. Кант утверждает, что Юм не смог увидеть, что даже возможность делать суждения об объектах, с которыми Юм соглашался, предполагает обладание этими фундаментальными концепциями. Юм выступал за своего рода ассоцианизм, чтобы объяснить, как мы приходим к причинным убеждениям. Мое представление о движущемся битке ассоциируется с моим представлением о восьмерке, которая ударяется и падает в лузу.При определенных обстоятельствах повторяющиеся впечатления от второго, следующие за первым, заставляют меня поверить в то, что первое вызывает второе.

Проблема, на которую указывает Кант, состоит в том, что юмовская ассоциация идей уже предполагает, что мы можем представить себе идентичные, устойчивые объекты, которые имеют регулярное, предсказуемое, причинное поведение. А способность мыслить объекты в этом богатом смысле предполагает, что разум вносит несколько априорных вкладов. Я должен уметь отделять объекты друг от друга в своих ощущениях и от ощущений самого себя.Я должен уметь приписывать объекты свойствам. Я должен быть в состоянии представить себе внешний мир с его собственным ходом событий, который отделен от потока восприятий в моем сознании. Эти компоненты опыта нельзя найти в опыте, потому что они составляют его. Априорный концептуальный вклад ума в опыт можно перечислить с помощью специального набора концепций, которые делают возможными все другие эмпирические концепции и суждения. Эти концепции нельзя испытать напрямую; они проявляются только как форма, которую принимают конкретные суждения об объектах.Кант считает, что формальная логика уже раскрыла основные категории мышления. Особый набор концепций — это таблица категорий Канта , которая в основном заимствована из Аристотеля с небольшими изменениями:

Хотя Кант не дает формального вывода этого, он полагает, что это полный и необходимый список априорных вкладов, которые понимание вносит в свои суждения о мире.Каждое суждение, которое может сделать понимание, должно подпадать под таблицу категорий. А включение пространственно-временных ощущений в формальную структуру категорий делает возможными суждения и, в конечном счете, знание об эмпирических объектах.

Поскольку объекты можно воспринимать только пространственно-временным путем, единственное применение концепций, которое дает знание, — это эмпирический, пространственно-временной мир. Вне этой области не может быть никаких ощущений объектов, которые разум мог бы судить, правильно или неправильно.Поскольку интуиции физического мира не хватает, когда мы размышляем о том, что находится за его пределами, метафизическое знание или знание мира за пределами физического невозможно. Утверждение о знании, полученном в результате применения концепций, выходящих за рамки ощущений, приводит к пустой и иллюзорной трансцендентной метафизике рационализма, против которой выступает Кант.

Следует, однако, отметить, что Кант не поддерживает идеализм в отношении объектов, подобных у Беркли.То есть Кант не считает, что материальные объекты непознаваемы или невозможны. Хотя Кант является трансцендентальным идеалистом — он считает, что природа объектов, как они есть сами по себе, нам непознаваема, — тем не менее, познание явлений возможно. Как отмечалось выше, в книге «Опровержение материального идеализма » Кант утверждает, что обычное самосознание, которое предоставили бы Беркли и Декарт, подразумевает «существование объектов в пространстве вне меня». (B 275) Самосознание было бы невозможным, если бы я не мог делать определяющие суждения об объектах, которые существуют вне меня и имеют состояния, независимые от моего внутреннего опыта.Другой способ выразить эту мысль — сказать, что тот факт, что разум знающего вносит априорный вклад, не означает, что пространство и время или категории являются всего лишь плодом воображения. Кант — эмпирический реалист о мире, который мы переживаем; мы можем знать объекты такими, какими они кажутся нам. Он дает надежную защиту науки и изучения мира природы, исходя из своих аргументов о роли разума в создании природы. Он утверждает, что все дискурсивные, рациональные существа должны воспринимать физический мир как единый в пространстве и времени.Кант считает, что таблица категорий является производным от самых основных универсальных форм логического вывода. Следовательно, его должны разделять все разумные существа. Таким образом, эти существа также разделяют суждения об интерсубъективной, единой, публичной сфере эмпирических объектов. Следовательно, возможно объективное знание научного или естественного мира. Действительно, Кант считает, что примеры Ньютона и Галилея показывают, что это актуально. Таким образом, утверждения Беркли о том, что мы не знаем объектов вне нас и что такое знание невозможно, ошибочны.

В сочетании со своим анализом возможности познания эмпирических объектов Кант дает анализ познающего субъекта, который иногда называют его трансцендентальной психологией . Многие аргументы Канта можно рассматривать как субъективные не из-за различий от разума к разуму, а потому, что источник необходимости и универсальности находится в уме познающего субъекта, а не в самих объектах. Кант делает несколько выводов о том, что обязательно верно для любого сознания, которое использует способности чувствительности и понимания для выработки эмпирических суждений.Как мы видели, ум, использующий концепции, должен обладать восприимчивой способностью, обеспечивающей содержание суждений. Пространство и время — необходимые формы восприятия для восприимчивой способности. Разум, имеющий опыт, должен также обладать способностью комбинировать или синтеза , воображение по Канту, которое воспринимает чувственные данные, воспроизводит их для понимания и распознает их особенности в соответствии с концептуальной структурой, обеспечиваемой категориями. .Разум также должен обладать способностью понимать , которая обеспечивает эмпирические концепции и категории для суждения. Различные способности, делающие возможным суждение, должны быть объединены в один ум. И он должен быть идентичным с течением времени, если он собирается применять свои концепции к объектам с течением времени. Кант здесь обращается к знаменитому утверждению Юма о том, что интроспекция раскрывает не что иное, как набор ощущений, которые мы группируем вместе и называем самостью. Кант утверждает, что суждения были бы невозможны, если бы разум, который чувствует, не то же самое, что разум, обладающий формами чувствительности.И этот ум должен быть таким же, как ум, который использует таблицу категорий, который вносит эмпирические концепции в суждения и который синтезирует целое в знание единого, эмпирического мира. Таким образом, тот факт, что мы можем судить эмпирически, доказывает, вопреки Юму, что ум не может быть простым набором разрозненных интроспективных ощущений. В своих трудах по этике Кант также будет доказывать, что этот ум является источником спонтанных, свободных и нравственных действий. Кант считает, что все нити его трансцендентальной философии сходятся в этой «высшей точке», которую он называет трансцендентальным единством апперцепции.

5. Аналитика принципов Канта

Мы видели прогрессивные стадии кантовского анализа способностей ума, который раскрывает трансцендентальное структурирование опыта, осуществляемое этими способностями. Во-первых, в своем анализе чувственности он доказывает неизбежность пространственно-временного характера ощущения. Затем Кант анализирует понимание , способность применять концепции к сенсорному опыту. Он заключает, что категории обеспечивают необходимый фундаментальный шаблон для наших концепций, который можно сопоставить с нашим опытом.Помимо предоставления этих трансцендентных концепций, понимание также является источником обычных эмпирических концепций, которые делают возможными суждения об объектах. Понимание предоставляет концепции как правила для определения свойств в наших представлениях.

Следующая проблема Канта связана со способностью суждения: «Если понимание как таковое объясняется как наша сила правил, то сила суждения — это способность подпадать под правила, то есть различать, подпадает ли что-то под действие правил или нет. данное правило.»(A 132 / B 172). Следующим этапом в проекте Канта будет анализ формальных или трансцендентальных характеристик опыта, которые позволяют судить, если есть какие-либо такие особенности помимо того, что было выявлено на предыдущих этапах. Познавательная сила суждения действительно имеет трансцендентную структуру. Кант утверждает, что существует ряд принципов, которые обязательно должны соответствовать опыту, чтобы суждение стало возможным. Анализ суждений Канта и аргументы в пользу этих принципов содержатся в его Аналитике принципов .

В рамках аналитики Кант сначала обращается к проблеме включения отдельных ощущений в общие категории в разделе Schematism . Трансцендентальные схемы , утверждает Кант, позволяют нам идентифицировать однородные черты, выделяемые концепциями из разнородного содержания наших ощущений. Суждение возможно только в том случае, если разум может распознать компоненты в разнообразных и неорганизованных чувственных данных, которые делают эти ощущения примером концепции или концепций.Схема позволяет, например, объединить конкретные и особые ощущения эрдельтерьера, чихуахуа и лабрадора под более абстрактным понятием «собака».

Полный размах коперниканской революции Канта становится еще более ясным в остальной части «Аналитики принципов». То есть роль ума в создании природы не ограничивается пространством, временем и категориями. В «Аналитике принципов» Кант утверждает, что даже необходимое соответствие объектов законам природы возникает из разума.До сих пор трансцендентальный метод Канта позволял ему раскрыть априорные компоненты ощущений, априорные концепции. В разделах, озаглавленных «Аксиомы, ожидания, аналогии и постулаты», он утверждает, что существуют априорные суждения, которые обязательно должны управлять всеми проявлениями объектов. Эти суждения являются функцией таблицы категорий, которая играет роль в определении всех возможных суждений, поэтому четыре раздела соответствуют четырем заголовкам этой таблицы. Я включаю сюда все априорные суждения или принципы, чтобы проиллюстрировать более ранние утверждения об эмпирическом реализме Канта и показать тесную связь, которую Кант видел между своим проектом и проектом естественных наук:

6. Диалектика Канта

До сих пор обсуждение кантовской метафизики и эпистемологии (включая Аналитику принципов) ограничивалось главным образом разделом Критики чистого разума , который Кант назвал Трансцендентальным аналитиком . Нам говорят, что цель Аналитики — «редко предпринимаемые попытки вскрытия силы самого разума». (А 65 / В 90). Проект Канта состоял в том, чтобы разработать полный аргумент в пользу своей теории о вкладе разума в познание мира. Как только эта теория будет создана, мы сможем увидеть ошибки, вызванные нарушением границ знания, установленных кантовским трансцендентальным идеализмом и эмпирическим реализмом. Кант называет суждения, которые претендуют на знание, выходящие за эти границы, и которые даже требуют, чтобы мы разрушили границы, которые он наложил на знание, трансцендентными суждениями . Раздел Трансцендентальная диалектика книги посвящен раскрытию иллюзии знания, созданной трансцендентными суждениями, и объяснению того, почему сохраняется искушение поверить в них. Кант утверждает, что правильное функционирование способностей чувствительности и понимания в совокупности неизбежно втягивает разум или когнитивную силу умозаключений в ошибки. Способность разума естественно ищет высшую основу безусловного единства. Он стремится объединить и отнести все конкретные переживания к все более высоким принципам знания.Но чувственность по своей природе не может дать интуиции, которая сделала бы возможным познание высших принципов и вещей, которые сами по себе являются возможными. Тем не менее разум в своей функции способности умозаключений неизбежно делает выводы о том, что лежит за пределами чувствительности. Развитие этого конфликта между способностями раскрывает больше об отношении ума к миру, который он стремится познать, и о возможности науки метафизики.

Кант считает, что логика Аристотеля из силлогизма отражает логику, используемую разумом.Ошибки, возникающие в результате неизбежного конфликта между чувством и разумом, отражают логику силлогизма Аристотеля. Трем основным видам силлогизма соответствуют три диалектических ошибки или иллюзии трансцендентного знания, которые не могут быть реальными. Обсуждение Кантом этих трех классов ошибок содержится в паралогизмах , , , , , антиномиях, , , и идеалах разума, . Диалектика объясняет иллюзии разума в этих разделах.Но поскольку иллюзии возникают из-за структуры наших способностей, они не перестанут оказывать свое влияние на наш разум точно так же, как мы не можем помешать луне казаться больше, когда она находится на горизонте, чем когда она находится над головой. (А 297 / В 354).

В «Паралогизмах » Кант утверждает, что неспособность распознать разницу между явлениями и вещами в себе, особенно в случае интроспектируемого «я», приводит нас к трансцендентной ошибке. Кант возражает против нескольких выводов, поощряемых Декартом и рациональными психологами, которые считали, что могут построить человеческое знание из «я думаю» аргумента cogito .Они утверждают, что из «я думаю» о самосознании мы можем сделать вывод, что «я» или душа 1) простое, 2) нематериальное, 3) идентичная субстанция и 4) что мы воспринимаем его напрямую, в отличие от внешних объектов. чье существование просто возможно. То есть рациональные психологи утверждали, что знают о себе как о трансцендентно реальном. Кант считает, что невозможно продемонстрировать ни одно из этих четырех утверждений, и что ошибочные утверждения о знании проистекают из неспособности увидеть реальную природу нашего понимания «Я».Разум не может не применять категории к своим суждениям о себе, и это применение приводит к этим четырем выводам о себе, которые примерно соответствуют четырем заголовкам в таблице категорий. Но рассматривать себя как объект познания здесь означает притворяться, что у вас есть знание о себе, как оно есть в себе, а не так, как нам кажется. Наше представление о самом «я» пусто. Он зависит от состояния внутреннего чувства, времени, но не от состояния внешнего чувства, пространства, поэтому он не может быть надлежащим объектом познания.Это может быть мысль, через концепции, но без соизмеримых пространственных, и временных интуиций это невозможно познать. Каждый из четырех паралогизмов объясняет категориальную структуру разума, из-за которой рациональные психологи ошибочно принимают «я», как оно кажется нам, за «я», которое есть само по себе.

Мы уже упоминали Антиномии, , в которых Кант анализирует методологические проблемы рационалистического проекта. Кант рассматривает Антиномии как неразрешенный диалог между скептицизмом и догматизмом о познании мира.Есть четыре антиномии, опять же соответствующие четырем заголовкам таблицы категорий, которые порождаются попытками разума достичь полного знания о сфере, лежащей за пределами эмпирического. У каждой антиномии есть тезис и антитезис, оба из которых могут быть достоверно доказаны, и, поскольку каждая из них делает заявление, которое находится за пределами досягаемости пространственно-временного ощущения, ни одно из них не может быть подтверждено или опровергнуто опытом. Первая Антиномия утверждает, что мир имеет начало во времени и пространстве и не имеет начала во времени и пространстве.Аргументы Второй антиномии состоят в том, что всякая составная субстанция состоит из простых частей и ничто не состоит из простых частей. Тезис Третьей Антиномии состоит в том, что такие агенты, как мы, обладают свободой, а ее противоположность в том, что у них ее нет. Четвертая Антиномия содержит аргументы как за, так и против существования необходимого существа в мире. Кажущиеся непримиримыми претензии Антиномий можно разрешить, только рассматривая их как продукт конфликта способностей и признавая надлежащую сферу наших знаний в каждом конкретном случае.В каждом из них к видимостям была применена идея «абсолютной тотальности, которая существует только как условие вещей в себе» (A 506 / B534).

Результат кантовского анализа Антиномий состоит в том, что мы можем отвергнуть оба утверждения первых двух и принять оба утверждения последних двух, если мы понимаем их собственные области. В первой Антиномии мир, каким он кажется нам, не является ни конечным, поскольку мы всегда можем узнать о его начале или конце, ни бесконечным, потому что конечные существа, подобные нам, не могут познать бесконечное целое.Кант утверждает, что как эмпирический объект его можно бесконечно конструировать для нашего разума. Сам по себе, независимо от условий нашего мышления, его не следует идентифицировать как конечный или бесконечный, поскольку оба являются категориальными условиями нашего мышления. Резолюция Канта о третьей Антиномии (A 445 / B 473) проясняет его позицию относительно свободы. Он рассматривает две конкурирующие гипотезы спекулятивной метафизики о том, что в мире существуют разные типы причинности: 1) существуют естественные причины, которые сами управляются законами природы, а также беспричинные причины, такие как мы, которые могут действовать свободно, или 2) причинные законы природы полностью управляют миром, включая наши действия.Кант утверждает, что конфликт между этими противоположными утверждениями может быть разрешен путем критического поворота и признания того факта, что никакая причина не может считаться беспричинной в царстве пространства и времени. Но разум, пытаясь понять основу всех вещей, стремится объединить свои знания за пределами эмпирической области. Эмпирический мир, рассматриваемый сам по себе, не может дать нам окончательных причин. Итак, если мы не примем первопричину или свободную причину, мы не сможем полностью объяснить причинную последовательность в мире.Итак, для Третьей Антиномии, как и для всех Антиномий, областью Тезиса является интеллектуальный, рациональный, ноуменальный мир. Область Антитезиса — это пространственно-временной мир.

7. Идеи разума

У факультета разума два занятия. По большей части мы занимались анализом теоретического разума, который определил пределы и требования использования способности разума для получения знания. Теоретический разум, говорит Кант, позволяет познать то, что есть.Но разум также имеет свое практическое применение для определения того, что должно быть. (A 633 / B 661) Это различие примерно соответствует двум философским предприятиям метафизики и этики. Практическое использование разума проявляется в регулирующей функции определенных концепций, которые мы должны мыслить в отношении мира, даже если мы не можем их знать.

Кант считает, что «человеческий разум по своей природе архитектоничен». (А 474 / В 502). То есть разум думает, что все познания принадлежат единой и организованной системе.Разум — это наша способность делать выводы и определять основания, стоящие за каждой истиной. Это позволяет нам перейти от частного и случайного к глобальному и универсальному. Я делаю вывод, что «Гай смертен» из того факта, что «Гай — человек» и универсального утверждения: «Все люди смертны». Таким образом, разум стремится к все более высоким уровням общности, чтобы объяснить, как обстоят дела. Другой пример: классификация биологами каждого живого существа по царству, типу, классу, порядку, семейству, роду и виду иллюстрирует стремление разума включить мир в упорядоченную единую систему.Кант утверждает, что весь эмпирический мир должен мыслиться разумом как причинно обусловленный (как мы видели в аналогиях). Мы должны соединить «одно состояние с предыдущим состоянием, за которым это состояние следует в соответствии с правилом». Каждая причина, и каждая причина, и каждая дополнительная восходящая причина должна иметь причину. Разум порождает эту иерархию, которая объединяется, чтобы дать уму представление о целостной системе природы. Кант считает, что стремление к полному, определенному пониманию мира природы является частью функции разума.Но наш анализ теоретического разума ясно показал, что мы никогда не сможем познать совокупность вещей, потому что у нас не может быть необходимых ощущений совокупности, следовательно, одно из необходимых условий познания не выполняется. Тем не менее, разум ищет состояния покоя от регресса условных эмпирических суждений на некоем безусловном основании, которое может завершить серию (A 584 / B 612). Структура разума подталкивает нас принять определенные идеи разума , которые позволяют завершить его стремление к единству.Мы должны принять идеи Бога, свободы , и бессмертия , говорит Кант, не как объекты знания, а как практические потребности для использования разума в той сфере, где мы можем иметь знание. Отрицая возможность познания этих идей, но при этом аргументируя их роль в системе разума, Кант должен был «аннулировать знание, чтобы освободить место для веры». (B xxx).

8. Этика Канта

Философ любой эпохи редко может оказать значительное влияние на какую-либо отдельную тему философии.Для философа невероятно повлиять на столько разных сфер, как это сделал Кант. Его этическая теория была столь же влиятельной, если не более влиятельной, чем его работы в области эпистемологии и метафизики. Большая часть работ Канта по этике представлена ​​в двух работах. Основы метафизики морали (1785) — это «поиски и установление высшего принципа морали Кантом». В книге «Критика практического разума» (1787 г.) Кант пытается объединить свое понимание практического разума с работой в «Критике чистого разума » .Кант является главным сторонником в истории того, что называется деонтологической этикой. Деонтология — это изучение долга. По мнению Канта, единственная характеристика, придающая действию моральную ценность, — это не результат, достигаемый этим действием, а мотив, стоящий за действием. Категорическим императивом является известное высказывание Канта об этой обязанности: «Действуйте только в соответствии с той максимой, по которой вы можете в то же время пожелать, чтобы она стала универсальным законом».

а. Разум и свобода

Для Канта, как мы видели, стремление к полному, систематическому знанию разума может быть выполнено только с предположениями, которые эмпирическое наблюдение не может подтвердить.Метафизические факты о конечной природе вещей сами по себе должны оставаться для нас загадкой из-за пространственно-временных ограничений чувствительности. Когда мы думаем о природе вещей в себе или об окончательной основе эмпирического мира, Кант утверждал, что мы все еще вынуждены мыслить через категории, мы не можем думать иначе, но мы не можем иметь знания, потому что ощущение дает нашим концепциям без содержания. Итак, разум находится в противоречии с самим собой, потому что он ограничен пределами своей трансцендентной структуры, но он стремится получить полное знание, которое вынудило бы его выйти за эти пределы.

Свобода играет центральную роль в этике Канта, потому что возможность моральных суждений предполагает ее. Свобода — это идея разума, выполняющая незаменимую практическую функцию. Без допущения свободы разум не может действовать. Если мы думаем о себе как о полностью обусловленных причинно-следственных связях, а не как о самих себе как о беспричинных причинах, то любая попытка придумать правило, предписывающее средства, с помощью которых может быть достигнута какая-либо цель, бессмысленна. Я не могу одновременно считать себя полностью подчиненным причинному закону и способным действовать в соответствии с концепцией принципа, который направляет мою волю.Мы не можем не думать о наших действиях как о результате беспричинной причины, если мы вообще хотим действовать и использовать разум для достижения целей и понимания мира.

Итак, разум неизбежно заинтересован в том, чтобы думать о себе как о свободном. То есть теоретический разум не может продемонстрировать свободу, но практический разум должен принять ее для действия. Способность выносить суждения и применять разум выводит нас за пределы этой системы причинно обусловленных событий. «Разум создает для себя идею спонтанности, которая сама по себе может начать действовать — без, т.е.е., которой должна предшествовать другая причина, посредством которой оно, в свою очередь, определяется действием, согласно закону причинной связи », — говорит Кант. (A 533 / B 561) В своей интеллектуальной сфере разум должен думать о себе как о свободном.

Жалко, что он не может продемонстрировать свободу; тем не менее, неудивительно, что мы должны считать себя свободными. В некотором смысле Кант согласен с точкой зрения здравого смысла, согласно которой то, как я решаю действовать, влияет на то, как я действую.Даже если бы можно было дать предсказательное эмпирическое объяснение того, почему я действую именно так, скажем, на основании функционалистской психологической теории, эти соображения ничего не значили бы для меня в моих размышлениях. Когда я принимаю решение о том, что делать, например, о том, какую машину купить, механизм, работающий в моей нервной системе, не имеет значения для меня . Мне все еще нужно просмотреть Consumer Reports , рассмотреть свои варианты, подумать о своих потребностях и принять решение на основе применения общих принципов.Моя точка зрения от первого лица неизбежна, следовательно, неизбежен обдуманный интеллектуальный процесс выбора.

г. Двойственность человеческого положения

Согласно Канту, вопрос о моральном действии не является проблемой для двух классов существ. Животное сознание, чисто чувственное существо, полностью подвержено причинной детерминации. Он является частью причинных цепочек эмпирического мира, но не источником причин, как люди. Следовательно, правильность или неправильность как концепции, применимые к ситуациям, которые мы контролируем, неприменимы.Мы не виним льва морально за убийство газели или даже за убийство собственного детеныша. Кант говорит, что действия чисто рационального существа, напротив, полностью согласуются с моральными принципами. В природе такого существа нет ничего, что могло бы его поколебать. Его воля всегда подчиняется велениям разума. Люди находятся между двумя мирами. Мы одновременно разумны и интеллектуальны, как было указано при обсуждении первой статьи Critique . Мы не полностью настроены действовать, руководствуясь естественными побуждениями, и не свободны от нерациональных побуждений.Следовательно, нам нужны правила поведения. Нам нужен — и разум вынужден обеспечить — принцип, провозглашающий, как мы должны действовать, когда в наших силах выбрать

Поскольку мы находимся в ситуации обладания разумом, когда мы способны действовать в соответствии с нашей собственной концепцией правил, на нас ложится особое бремя. Другие существа действуют на миром. Но способность выбирать принцип, которым мы руководствуемся, делает нас актерами . Мы должны использовать нашу волю и разум, чтобы действовать.Воля — это способность действовать согласно принципам, установленным разумом. Разум предполагает свободу и понимает принципы действия, чтобы функционировать.

Однако перед нами стоят две проблемы. Во-первых, мы не полностью рациональные существа, поэтому мы склонны поддаваться нашим нерациональным импульсам. Во-вторых, даже когда мы полностью применяем свой разум, мы часто не можем знать, какое действие лучше. Тот факт, что мы можем выбирать между альтернативными вариантами действий (мы не настроены действовать инстинктивно или разумно), вводит возможность того, что могут быть лучшие или худшие способы достижения наших целей и лучшие или худшие цели, в зависимости от критериев, которые мы принимаем. .Присутствие в мире двух разных типов объектов добавляет к нашим размышлениям еще одно измерение — моральное. Грубо говоря, мы можем разделить мир на существ с разумом и полюбить себя и вещи, которым не хватает этих способностей. Мы можем думать об этих классах вещей как о самоцелях и просто как о средствах для достижения, соответственно. Концы в себе — это автономные существа со своими собственными планами; неспособность признать свою способность определять свои собственные действия будет препятствовать их свободе и подрывать сам разум.Когда мы размышляем об альтернативных направлениях действий, средствах для достижения, таких как здания, камни и деревья, мы не заслуживаем особого статуса в наших обсуждениях о том, какие цели мы должны иметь и какие средства мы используем для их достижения. Однако класс самоцелей, агентов рассуждений, подобных нам, действительно имеет особый статус в наших размышлениях о том, какие цели мы должны иметь и какие средства мы используем для их достижения. Моральные действия для Канта — это действия, в которых разум ведет, а не следует, и действия, в которых мы должны принимать во внимание других существ, которые действуют в соответствии со своей концепцией закона.

г. Добрая воля

Воля, говорит Кант, есть способность действовать согласно концепции закона. Когда мы действуем, независимо от того, достигаем ли мы своими действиями того, чего мы хотим, часто находится вне нашего контроля, поэтому нравственность наших действий не зависит от их результата. Однако мы можем контролировать волю, стоящую за действием. То есть мы можем действовать согласно одному закону, а не другому. Следовательно, моральность поступка должна оцениваться с точки зрения стоящей за ним мотивации.Если два человека, Смит и Джонс, совершают одно и то же действие, исходя из одной и той же концепции закона, но события, не зависящие от Смита, мешают ей достичь своей цели, Смит не менее достоин похвалы за то, что не добился успеха. Мы должны рассматривать их на равных моральных основаниях с точки зрения воли, стоящей за их действиями.

Единственное, что хорошо без квалификации, — это добрая воля, — говорит Кант. Кант утверждает, что у всех других кандидатов на внутреннее благо есть проблемы. Кант утверждает, что храбрость, здоровье и богатство могут быть использованы в дурных целях и, следовательно, не могут быть добрыми по своей природе.Счастье не является добром по своей сути, потому что, по словам Канта, даже для того, чтобы быть достойным счастья, нужно обладать доброй волей. Добрая воля — единственное безусловное благо, несмотря на все посягательства. Несчастье может сделать кого-то неспособным, например, достичь своих целей, но доброта его воли остается.

Доброта не может возникнуть в результате действия импульса или естественной склонности, даже если импульс совпадает с долгом. Оно может возникнуть только в результате осознания своих действий определенным образом.Кант говорит, что лавочник может делать то, что соответствует долгу, и не взимать с ребенка завышенную плату. Кант утверждает: «Недостаточно делать то, что должно быть нравственно хорошим, только чтобы это соответствовало закону; это должно быть сделано ради закона ». ( Основы метафизики морали, Akademie pagination 390) Существует явное моральное различие между продавцом, который делает это для своей выгоды, чтобы не обидеть других покупателей, и продавцом, который делает это, исходя из долга и принципа: честность.( Ibid., 398) Аналогичным образом, в другом тщательно изученном Кантом примере доброе действие человека, преодолевшего естественное отсутствие сочувствия к другим людям из уважения к долгу, имеет моральную ценность, тогда как такой же добрый поступок со стороны человек, который естественно получает удовольствие от распространения радости, этого не делает. Моральная ценность человека не может зависеть от того, чем его случайно наделила природа. Эгоистично мотивированный продавец и от природы добрый человек действуют на одинаково субъективных и случайных основаниях.Для морали важно то, чтобы актер правильно думал о своих действиях.

У нас может возникнуть соблазн подумать, что мотивация, делающая действие хорошим, — это наличие позитивной цели — сделать людей счастливыми или принести какую-то пользу. Но это неправильный мотив, говорит Кант. Никакой результат, если мы его добьемся, не может быть безусловно хорошим. Фортуной можно злоупотребить, то, что, как мы думали, принесет пользу, на самом деле может принести вред, а счастье может быть незаслуженным. Надеяться на достижение какой-то конкретной цели, какой бы полезной она ни казалась, не является чисто и безоговорочно хорошей.Это не эффект или даже не предполагаемый эффект, который наделяет действие нравственным характером. Все предполагаемые эффекты «могут быть вызваны другими причинами и не требуют воли разумного существа, в то время как высшее и безусловное благо можно найти только в такой воле». ( Там же, 401) Именно обладание рационально управляемой волей добавляет моральное измерение к действиям. Таким образом, именно признание и понимание долга должны управлять нашими действиями.

г.Дежурный

Каков долг мотивировать наши действия и придавать им моральную ценность? Кант различает два вида законов, порождаемых разумом. При наличии некоторой цели, которую мы хотим достичь, разум может предоставить гипотетический императив или правило действия для достижения этой цели. Гипотетический императив гласит, что , если вы хотите купить новую машину, , тогда , вы должны определить, какие автомобили доступны для покупки. Придумывание средств для достижения желаемой цели — это, безусловно, наиболее распространенное применение разума.Но Кант показал, что приемлемая концепция морального закона не может быть просто гипотетической. Наши действия не могут быть моральными на основании какой-то условной цели или цели. Нравственность требует безоговорочного определения долга.

И действительно, разум производит абсолютное утверждение морального действия. Моральный императив безусловен; то есть его императивная сила не ограничивается условным выражением «, если , я хочу достичь какой-то цели, , тогда сделай X». Он просто заявляет: делайте X.Кант считает, что разум диктует категорический императив морального действия. Он дает по крайней мере три формулировки категорического императива.

1. «Действуйте только в соответствии с той максимой, по которой вы можете в то же время пожелать, чтобы она стала универсальным законом». ( Там же, 422)
2. «Действуйте так, как если бы максима ваших действий была вашей волей стать универсальным законом природы». ( Там же, )
3. Действуйте так, чтобы относиться к человечеству, будь то в себе или в другом, всегда как цель, а не только как средство.”( Там же, 429)

Каковы аргументы Канта в пользу категорического императива? Сначала рассмотрим пример. Рассмотрим человека, которому нужно занять деньги и который подумывает дать ложное обещание вернуть их. Можно использовать следующий принцип: «Когда мне нужны деньги, я займу их, пообещав вернуть их, даже если я не собираюсь этого делать». Но когда мы применяем критерий универсальности к этой максиме, становится ясно, что, если каждый будет действовать таким образом, сам институт обещания будет подорван.Заемщик дает обещание, желая, чтобы обещаний не было. Таким образом, такое действие не проходит проверку на универсальность.

Аргумент в пользу первой формулировки категорического императива может быть рассмотрен таким образом. Мы увидели, что для того, чтобы быть хорошими, мы должны исключить склонность и внимание к какой-либо конкретной цели из нашей мотивации к действию. Поступок не может быть хорошим, если он возникает из субъективных побуждений. Он также не может быть хорошим, потому что он преследует какую-то конкретную цель, которая может не достичь того добра, к которому мы стремимся, или могла возникнуть в результате случайности.Мы должны абстрагироваться от всех ожидаемых эффектов. Если мы удалим из мотивации всю субъективность и конкретность, у нас останется только воля к универсальности. На вопрос «какое правило определяет, что я должен делать в этой ситуации?» превращается в «какое правило должно повсеместно направлять действия?» Что мы должны делать в любой ситуации морального выбора, так это действовать в соответствии с максимой, в соответствии с которой мы хотим, чтобы все действовали в соответствии с ней.

Вторая версия Категорического императива обращается к концепции Канта о природе и опирается на первую Критику .В предыдущем обсуждении природы мы видели, что разум обязательно структурирует природу. И разум в своем поиске все более высоких оснований для объяснения стремится достичь единого познания природы. Руководство для нас в вопросах морали — думать о том, что невозможно повсеместно. Максимы, не прошедшие проверку на категорический императив, порождают противоречие. Законы природы не могут быть противоречивыми. Итак, если максима не может быть законом природы, она не является моральной.

Третья версия категорического императива связывает воедино всю моральную теорию Канта.Поскольку люди обладают разумной волей, они отстранены от естественного порядка вещей. Они не просто подчиняются действующим на них силам; они не просто средства для достижения цели. Они сами по себе являются целями. Все средства для достижения цели имеют лишь условную ценность, потому что они ценны только для достижения чего-то другого. Однако обладатель рациональной воли — единственное, что имеет безусловную ценность. Обладание рациональностью ставит всех существ на одну и ту же основу: «любое другое рациональное существо думает о своем существовании на том же рациональном основании, которое имеет место и для меня; таким образом, это в то же время объективный принцип, из которого как высшее практическое основание должно быть возможно вывести все законы воли.”( Там же, 429)

9. Критика утилитаризма Кантом

Критика утилитаризма Кантом стала достаточно известной, чтобы заслужить отдельного обсуждения. Утилитарные моральные теории оценивают моральную ценность действия на основе счастья, которое оно производит. То, что приносит наибольшее счастье большинству людей, — это нравственный образ действий. У Канта есть проницательное возражение против подобных моральных оценок. Суть возражения состоит в том, что утилитарные теории фактически обесценивают людей, которым, как предполагается, они приносят пользу.Если мы позволяем утилитарным расчетам мотивировать наши действия, мы позволяем оценивать благосостояние и интересы одного человека с точки зрения того, для какой пользы они могут быть использованы. Например, можно было бы оправдать принесение в жертву одного человека ради блага других, если утилитарные расчеты обещают больше пользы. Это будет наихудшим примером отношения к кому-либо исключительно как к средству, а не как к самоцели.

Другой способ рассмотреть его возражение — отметить, что утилитарные теории движимы чисто случайной склонностью людей к удовольствиям и счастью, а не универсальным моральным законом, продиктованным разумом.Действия в поисках счастья произвольны и субъективны и не более нравственны, чем действия на основе жадности или эгоизма. Все три исходят из субъективных, нерациональных оснований. Опасность утилитаризма заключается в том, что он принимает низшие инстинкты, отвергая при этом незаменимую роль разума и свободы в наших действиях.

10. Ссылки и дополнительная литература

• Антропология с прагматической точки зрения, пер. Виктор Лайл Дауден. Издательство Южного Иллинойского университета, 1996.
• Конфликт факультетов, пер. Мэри Грегор. Линкольн: Университет Небраски, 1992.
• Переписка . изд. Арнульф Цвейг. Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 1999.
.
• Критика суждения , пер. Вернер С. Плухар. Индианаполис: Хакетт, 1987.
• Критика практического разума , пер. Мэри Грегор. Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 1997.
• Критика чистого разума , пер.Вернер Плухар. Индианаполис: Хакетт, 1996.
• Основы метафизики морали. изд. Мэри Грегор. Нью-Йорк: Cambridge University Press, 1998.
.
• Латинские сочинения Канта, переводы, комментарии и примечания , пер. Льюис Уайт Бек в сотрудничестве с Мэри Грегор, Ральфом Мерботом, Джоном Ройшером. Нью-Йорк: Питер Лэнг, 1986
• Кант: Философская переписка 1759-1799 , изд. и пер. Арнульф Цвейг. Чикаго: Издательство Чикагского университета, 1967.
• Логика , пер. Роберт С. Хартман и Вольфганг Шварц. Нью-Йорк: Dover Publications, 1974.
• Метафизические основы естествознания , пер. Джеймс Эллингтон. Индианаполис: Хакетт, 1975.
• Метафизика морали . пер. Мэри Грегор. Нью-Йорк: Cambridge University Press, 1996.
.
• Opus Postumum, изд. Эккарт Форстер, пер. Эккарт Форстер и Майкл Розен. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1993.
• Пролегомены к любой будущей метафизике , пер. Гэри Хэтфилд. Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 1997.
• Религия в пределах одного разума. пер. Т. Грин и Х. Х. Хадсон. Нью-Йорк: Харпер и Роу, 1960.
• Теоретическая философия , пер. Дэвид Уолфорд и Ральф Мерботе. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1992.
• Какого реального прогресса достигла метафизика в Германии со времен Лейбница и Вольфа? (1804).пер. Т. Хамфри. Нью-Йорк: Абарис, 1983 (Ак. XX).

Информация об авторе

Мэтт Маккормик
Эл. Почта: [email protected]
Калифорнийский государственный университет, Сакраменто
США

Рассуждение с императивом

Какова функция разума?

Reason имеет множество функций.Оно имеет теоретическая функция (например, наука) и практическая функция. Мы интересует практическая функция — практическая в том смысле, что причина определяет (наряду с эмоциями и желаниями) поведение и выбор человека. Но Практическая функция может пониматься как состоящая из двух частей — как «средство-цель» функция, и как моральная функция. Кант, как вам уже должно быть ясно, не отождествляет моральный разум с расчетливым разумом утилитаристов или эгоисты. Но он не осуждает и эту сторону практического разума.Это занимает свое надлежащее место в жизни человека, и это чрезвычайно важное место. Но расчет средств и целей должен поддерживаться другим типом рассуждение — моральное рассуждение.

А как же эта сторона человеческого рассуждения? Работа? Что это за природа?

Человеческий разум в основном состоит из поиск универсальности и необходимости. Эта концепция разума показывает Канту находиться под глубоким и глубоким влиянием Просвещения и Просвещение в естествознании.Для Канта этот поиск «естественного законы »в науке является решающим аспектом, составным элементом рациональности. как таковой . И так же, как открытие универсальных законов является абсолютно центральным естествознанию, поэтому поиск универсальных законов занимает центральное место в человеческой мораль. Именно этот аспект разума лежит в основе спроса на беспристрастность и справедливость. Когда судья принимает решение о применении закона, мы надеемся и верим, что им движут не его или ее чувства, или страсти, предубеждения или амбиции.Нет, мы хотим, чтобы судья был рациональным — чтобы отбросьте те личные привязанности, которые могут повлиять на его или ее способность игнорировать такие вещи, как цвет вашей кожи, или форму вашего тела, или написание вашего имени, или узор вашей одежды, или длину вашего волосы. Важен закон. Важно то, что судья беспристрастен.

Так и в этике, и в законе. В Категорический императив был изобретен Кантом, чтобы дать формулировку, с помощью которой мы может применить наш человеческий разум, чтобы определить правильный, рациональный поступок — , что — наш долг.

Канц ссылки

http://comp.uark.edu/~rlee/semiau96/kantlink.html

Для Канта основа теории добра лежит в намерение или воля. Те действия достойны моральной похвалы, которые совершаются из чувства долга, а чем ожидаемые последствия, особенно последствия себе. Единственное ХОРОШО о поступке — это ВОЛЯ, ДОБРАЯ ВОЛЯ. Это будет выполнять наши ОБЯЗАННОСТИ.Какие наш долг? Это наш долг действовать таким образом, чтобы мы хотели, чтобы все остальные действовали подобным образом в аналогичных обстоятельствах по отношению ко всем другим людям.

Кант выразил это как категорический императив.

Закон в соответствии с к максиме, которой вы хотели бы, чтобы все другие рациональные люди следовали, как если бы это был универсальный закон.

Для Кант-ХОРОШО включает в себя принцип универсальности!

Кант утверждает, что может быть четыре формулировки этого принципа:

Формула Закона Природы: «Действуйте так, как если бы максима ваших действий должны стать по вашей воле универсальным законом природы.«

Формула конечной цели: «Действуйте так, чтобы всегда относиться к человечество, будь то в вашем собственном или в лице любого другого, никогда просто как средство, но всегда одновременно как цель ».

Формула автономии: «Действуйте так, чтобы ваша воля могла смотреть на себя в то же время, как и создание универсального закона через его максимы ».

Формула Царства Концов: «Так что действуйте так, как если бы вы прошли через максимы законотворческого члена царства целей.»

Никогда не относитесь к человеку как к средству для достижения цели.

Люди — это всегда самоцель. Мы никогда не должны использовать или эксплуатировать кого-либо для каких-либо целей.

Кант в своей книге Критика практического разума хотел найти основу для этики, которая основывалась бы на разуме, а не на вера в бога или в какой-то холодный расчет полезности, который мог бы позволить людей, которые будут использоваться на благо большинства. Кант тщательно подумал о том, что именно найдут все люди. разумно в качестве ориентира для человеческого поведения. Люди считают неправильным убивать, лгать, воровать и нарушать обещания. Почему это так. Кант приходит к мысли, что люди считают эти действия неправильными. потому что они не могут желать, чтобы это делали другие, потому что это будет означать конец цивилизованной жизни, возможно, даже жизни актера размышляя о правильном поведении. Нельзя допускать, чтобы люди все время лгали, потому что это значило бы конец человеческому общению, если мы не могли доверять тому, что было сказано верно в большинстве случаев, если не во всех случаях.

Кант думал, что будет совершенное и несовершенные обязанности.

Perfect Duty — это то, что мы все обязаны делать Все время.

например, не убивать, не причинять физический вред другим, нет ложь, никакого воровства, никаких невыполненных обещаний

Несовершенные обязанности — это те обязанности, которые мы должны выполнять как можно чаще, но нельзя ожидать, что так будет всегда. например, быть милосердным, любящим,

Возьми Викторина по формулированию максим

ЗАВЕРШИТЬ ОБЗОР КАНТА и ЭТИКИ ОБЯЗАННОСТИ

ЧТЕНИЕ: http://ethics.sandiego.edu/theories/Kant/index.asp

Интернет-энциклопедия философии

ЧТЕНИЕ: http://www.utm.edu/research/iep/c/catimper.htm

Категорический императив двадцатого века

http: // members.aye.net/~jfbaker/kant.html

Категорический императив

Католическая энциклопедия

http://www.newadvent.org/cathen/03432a.htm

О вероятностях Определение максимов воли:
Моральная ответственность в Применение категорического императива
Дэвид Р. Дженкинс

http://home.earthlink.net/~dave_jenkins/kant/dj_ci.html

Словарь терминов Канта

http: // www.hkbu.edu.hk/~ppp/ksp1/KSPglos.html

АРГУМЕНТ КАНТА ПО КАТЕГОРИЧЕСКОМУ ИМПЕРАТИВУ

http://www.acusd.edu/~janderso/137/kant.html

Вот некоторые ссылки, которые могут быть полезны:

Чтобы перейти к следующему разделу главы, нажмите здесь >> раздел.

Авторские права Стивен О Салливан и Филип А.Пекорино 2002. Все права зарезервированный.

Иммануил Кант о роли разума в понимании

Иммануил Кант (1724–1804), немецкий философ, родился и всю свою жизнь прожил в восточно-прусском городе Кенигсберг (ныне Калининград, Россия), учился в университете и работал там наставником, а затем профессором. Кант утверждал, что мир выглядит таким, каким он является, в значительной степени из-за того, как человеческий разум воспринимает мир с помощью «когнитивных способностей» и основных концепций, на которых эти способности основаны.Ощущения и опыт играют определенную роль, но разум, безусловно, не «пустая страница», как утверждают строгие эмпирики. Например, пространство и время — это предварительные концепции (априори — если использовать латинский технический термин), которые не обязательно существуют в мире, но которые наш разум использует, чтобы помочь, осмыслить опыт. Кант утверждает, что концепции помогают формировать смыслы мира.

[E] Опыт сам по себе является разновидностью знания, которое включает понимание; и у понимания есть правила, которые я должен предполагать как находящиеся во мне до того, как мне будут даны объекты, и, следовательно, как априорные [существующие в уме до опыта] …

[] Ничего из априорного знания не может быть приписано объектам, кроме того, что мыслящий субъект извлекает из себя… [S] темп и время — это только формы чувственной интуиции, а значит, только условия существования вещей как видимости… [W] Следовательно, мы не можем знать ни о каком объекте как о вещи в себе, но только постольку, поскольку это объект чувственной интуиции, то есть видимость [плод нашего рассуждающего ума]…

К сожалению, только после того, как мы потратили много времени на сбор материалов в некоторой случайной манере, исходя из идеи, скрытой в нашем сознании, и после того, как мы действительно в течение длительного периода собирали материалы в чисто технической форме. Таким образом, впервые становится возможным для нас различить идею в более ясном свете и архитектурно разработать целое в соответствии с целями разума.Кажется, что системы сформированы в виде простых организмов посредством generatio aequivoca из простого слияния собранных понятий, сначала несовершенных, но постепенно достигающих полноты …

[Системное единство] — это то, что первым поднимает обычное знание в ранг науки, то есть делает систему из простой совокупности знаний…

Общий корень нашей способности познания разделяет и отбрасывает два стебля, один из которых — разум. Под разумом я здесь понимаю всю высшую способность познания и поэтому противопоставляю рациональное эмпирическое.Если я абстрагируюсь от всего содержания знания, рассматриваемого объективно, то все знания, рассматриваемые субъективно, являются либо… cognitio ex datis [знанием фактов], либо …ognitio ex Principiis [рациональным знанием]. Каким бы образом ни был первоначально дан способ знания, он все же по отношению к индивидууму, который им владеет, является просто [эмпирическим], если он знает лишь столько, сколько было дано ему извне (и это в форме в котором оно было дано ему), либо посредством непосредственного опыта или повествования, либо (как в случае общего знания) посредством наставления.Следовательно, всякий, кто изучил (в строгом смысле этого термина) систему философии … хотя он может иметь в своей голове все ее принципы, объяснения и доказательства вместе с формальными разделами всего корпуса доктрины, и, так сказать, на кончиках пальцев, имеет не более чем полное историческое знание [этой] философии. Он знает и судит только то, что ему дано. Если мы оспариваем определение, он не знает, откуда взять другое. Он сформировал свой ум на чужом, и способность к подражанию сама по себе непродуктивна.Другими словами, его знание возникло в нем не из разума, и хотя, если рассматривать его объективно, это действительно знание, обусловленное разумом, оно все же… просто [эмпирическое]. Он схватил и удержал; то есть он хорошо учился и представляет собой всего лишь слепок живого человека [философа, которому он научился]. Виды рационального знания, которые рациональны объективно … когда они получены из универсальных источников разума, то есть из принципов — источников, из которых также может возникать критика, более того, даже отрицание того, что было изучено.Все знания, возникающие из разума, происходят либо из понятий, либо из построения понятий…

Разум должен во всех своих начинаниях подвергаться критике; если он ограничивает свободу критики какими-либо запретами, он должен навредить себе, навлекая на себя пагубное подозрение. Ничто не является настолько важным из-за своей полезности, нет ничего более священного, что могло бы быть исключено из этого тщательного исследования, не знающего уважения к людям. Разум зависит от этой свободы для самого своего существования.Потому что у разума нет диктаторской власти; его вердикт — это всегда просто согласие свободных граждан, каждому из которых должно быть разрешено беспрепятственно выражать свои возражения или даже право вето.

Кант, Иммануил. 1781 (1933). Критика чистого разума . Лондон: Макмиллан. С. 20, 22, 25, 27, 655, 653, 655–656, 329. || Амазонка || WorldCat

«ГЛАВА ПЕРВАЯ» в «КАНТ ОБ ОСНОВАНИЯХ НРАВСТВЕННОСТИ» в Digital Publishing at Indiana University Press

1.Моральная революция Канта

«Именно с Кантом что-то действительно и положительно новое появляется в моральной философии пост-ренессанса. В процессе обобщения и сосредоточения в себе сложного наследия и долгих усилий трех столетий мысли он выполнил революционную задачу в области этической философии, как и в области спекулятивной философии. Не то чтобы он хотел разрушить или ниспровергнуть что-либо в области морали — напротив, он стремился восстановить.Но для того, чтобы построить свое внушительное здание, он фактически был вынужден полностью преобразовать всю архитектуру этики ». ¹

Кант, большую часть своей жизни кроткий профессор философии в Кенигсбергском университете, Пруссия, не опубликовал свою первую важную работу по философии до 1781 года, когда ему было 57 лет. Тем не менее, с 1781 года до своей смерти в 1804 году он написал серию философских работ, не имеющих себе равных по своей интеллектуальной значимости и революционному влиянию со времен Платона и Аристотеля.К ним относятся «Критика чистого разума» (1781 г.), «Основание метафизики морали» (1785 г.), «Критика практического разума» (1788 г.), «Критика суждения» (1790 г.), «Религия в пределах одного только разума» (1792 г.), вечный мир ( 1795) и «Метафизика морали» (1803), в дополнение к меньшим работам и исправленным изданиям вышеизложенного. Подобно тому, как 1776 год ознаменовал начало политической революции, «услышанной во всем мире» подписанием американской Декларации независимости, так и 1781 год ознаменовал начало философского переворота, который все еще отражается во всем мире западной мысли.

Эта вторая Коперниканская революция, как Кант любил называть свою теорию, была действительно революционной. До Канта философы в целом соглашались с тем, что основой достоверности нашего знания является мир объектов. Философы придерживались радикально разных взглядов на то, что на самом деле представляют собой объекты. Платон, например, утверждал, что объекты являются имитацией абсолютных и нематериальных реальностей, которые он называл формами; Епископ Джордж Беркли (1685–1753) утверждал, что материальные объекты существуют только как идеи в уме.Но большинство философов следовали Аристотелю, который придерживался более или менее здравого смысла, согласно которому объекты сами по себе являются фундаментальными реальностями. Знание является подлинным, когда идеи точно отражают природу объектов, существующих в пространственно-временной вселенной. Философы редко ставили под сомнение нашу способность познавать объекты (хотя этот вопрос поднимал Декарт), но стремились объяснить то, что казалось очевидным фактом, а именно то, что мы действительно знаем объекты такими, какими они действительно существуют.

Однако после 1781 года все изменилось, потому что в своей «Критике чистого разума» Кант далек от того, чтобы принять за факт наше знание объектов самих по себе, он объявил такое знание невозможным.Вселенная, или Природа, на самом деле представляет собой формальную систему, навязанную нашим ощущениям разумом, а не объективную реальность, известную своим точным отражением в уме. Знание, сказал Кант, может распространяться только на пределы самого человеческого опыта, и любая попытка философствовать о вещах, удаленных от опыта, таких как существование и природа Бога, свобода воли и бессмертие души, приведет к в замешательстве и крайнем противоречии. Концепция Канта опровергла все заветные догмы предыдущей философии и, в свою очередь, привела к идеализму девятнадцатого и двадцатого веков, к феноменологии, а через последнюю — к экзистенциализму.

Революция Канта не ограничивалась познанием фактов вселенной: она так же сильно распространилась на область моральной философии. До Канта философы-моралисты в целом соглашались, что окончательный стандарт морального суждения можно найти в некотором объективном ценностном объекте. Аристотель считал, что человеческая природа является моральным руководством к действию; средневековые схоласты смотрели на Закон Бога как на отражение в рациональном осознании человеком Закона Природы; Юм рассматривал моральные стандарты как врожденное, естественное чувство одобрения.Хотя эти философы расходились во мнениях относительно того, что именно является объективным ценностным объектом или стандартом, они были согласны с тем, что это руководство, с помощью которого человек может принимать решения и выбирать, когда он стремится к добру, добродетели или нравственности.

Напротив, провозгласил Кант. Поскольку невозможно познать объекты за пределами опыта, даже свою собственную человеческую природу или разум, поскольку они существуют сами по себе, но только так, как они кажутся нам через наш опыт их, у нас нет знания ни о каком ценностном объекте, кроме как в той мере, в какой они есть. кажется, что это имеет ценность.Но если мы хотим избежать чисто субъективного морального стандарта, тогда мы должны апеллировать к разуму как к источнику морального совершенства, а не к какому-либо предвзятому идеалу совершенства Человеческой природы или Божественному повелению. Таким образом, нравственность становится вопросом внутренней последовательности действий, а не стремлением к какой-то ценностной цели.

Задача распространения этой теории была сложной, поскольку до его времени философия выражалась на объектном языке, языке, на котором существительные относились к вещам и событиям в себе, а прилагательные — к характеристикам вещей и событий.Кант считал невозможным писать, используя господствующую терминологию философии; ему нужна была терминология, свободная от коннотаций предыдущих эпох. Любой, кто предлагает действительно новую теорию, должен столкнуться с таким препятствием. К сожалению, Кант предполагал, что читатели «Основы метафизики морали», его первого крупного труда по моральной философии, будут знакомы с его «Критикой чистого разума» и, таким образом, узнают его использование некоторых ключевых выражений. Однако опыт показал, что «Фонд» — гораздо более доступная работа, чем «Критика чистого разума», и что она, безусловно, более знакома непрофессиональным изучающим философию.Мы должны изучить основную терминологию Канта, прежде чем мы сможем с пользой приступить к исследованию самой его моральной философии. Такое введение не должно быть длинным; Кант полагал, что он пишет книгу, которая будет иметь популярность, поэтому он избегал более формального языка, встречающегося в его трех Критиках.

Соответственно, оставшаяся часть этой вводной главы будет посвящена четырем вопросам:

1. Цель Канта в написании Фонда;
2. Его различие между умозрительным, и практическим разумом;
3. Значение чистого разума;
4. Смысл априори.

2. Абсолютная основа морали

Первый вопрос, который естественно возникает по поводу любой книги, — это то, о чем пишет писатель. Некоторые комментаторы моральной философии Канта полагают, что Фонд — это попытка открыть высший моральный закон, из которого мы можем вывести наши моральные обязательства; что Кант ищет стандарт, по которому мы можем судить, является ли конкретное действие правильным или неправильным. Те, кто так интерпретирует работу Канта, обнаруживают, что Раздел III Основы, посвященный проблеме свободы выбора, не имеет отношения к центральной теме, как они ее видят, и приходят к выводу, что это своего рода приложение к основному тезису, касающееся с вопросом, который действительно важен для морали в целом, но не для какой-либо конкретной моральной системы.

Другая группа комментаторов считает, что Фонд — это трактат по метафизическому предмету свободы, и что Кант использует область этики как парадигмальный аргумент для оправдания свободы воли. Такая интерпретация действительно делает Раздел III неотъемлемой частью всей работы, но упускает из виду категорическое отрицание Канта того, что мы можем доказать, что человеческая воля к свободе. Было бы довольно странно, если бы Кант написал целую книгу, чтобы доказать или оправдать то, что, по его мнению, доказать невозможно.Тем не менее, как мы увидим, Кант пытается дать своего рода доказательство свободы воли, хотя, безусловно, косвенное. Игнорирование этого сделало бы части Раздела III бессмысленными.

Эти интерпретации небезосновательны. Кант, безусловно, ищет высшие стандарты нравственных действий и пытается оправдать веру в свободу воли. Поскольку он твердо настаивает на том, что свобода является необходимой частью основы морали, он должен включить обоснование веры в свободу человека делать моральный выбор.Точно так же, если можно установить фундаментальный принцип, он будет служить стандартом для определенных моральных законов, даже если мы не сможем вывести наши конкретные моральные обязанности только из этого принципа.

Но ни одна из этих интерпретаций не указывает на главную цель Канта. В предисловии к Фонду он совершенно ясно заявляет: «Таким образом, у Фонда есть только одна цель: обнаружить и оправдать высший принцип морали». Он ищет высшее основание морали, то основание, на котором должна покоиться вся структура морального закона, чтобы он имел силу как подлинный закон долга.

3. Спекулятивный и практический разум

Любое обсуждение моральной теории Канта должно начинаться с ясного понимания различия, которое Кант проводит между спекулятивным и практическим разумом. Это древнее различие. В своей «Никомаховой этике» Аристотель проводит различие между умозрительной мудростью и практической мудростью. И то и другое является деятельностью разумной души человека, объясняет Аристотель, но они касаются разных объектов мысли. Спекулятивная мудрость (софия) — это знание вечных, необходимых истин, таких как математика, а практическая мудрость (phronesis) — это знание правильных принципов для хорошей жизни.

Проиллюстрировать это различие поможет аналогия. Инженер-автомобилестроитель может знать все, что нужно знать о механических и физических законах, задействованных в конструкции транспортного средства, но при этом не знать, как водить машину. Обладает теоретическими (умозрительными) знаниями. Его жена, с другой стороны, может быть опытным водителем, но очень мало понимает, что происходит, когда она переключает передачи. У нее есть практические знания, но не теоретические. Грубое различие будет заключаться в том, что теоретическое знание — это знание того, что что-то так, а практическое знание — это знание того, как выполнить какое-то действие.

В своей «Критике чистого разума» Кант провел различие между ними следующим образом: «Здесь может быть достаточно определить теоретическое знание или познание как знание того, что есть, а практическое знание как знание того, что ему должно быть». ” ² Кант не проводит четкого различия между умозрительным и практическим знанием, между разумом как источником знания фактов во вселенной и разумом как источником знания того, что мы должны делать.Иногда он заявляет, что оба типа знания. В Предисловии к Основанию он говорит: «В общем, разум один; отличаются только его функции ». Тем не менее, в разделе II той же работы он утверждает, что воля есть не что иное, как практический разум. В «Критике чистого разума» он говорит, что практический разум есть «разум в той мере, в какой он сам является причиной, порождающей действия». Однако в целом Кант относится к спекулятивному разуму как к рациональной способности, с помощью которой мы познаем факты, а к практическому разуму как к рациональной способности, с помощью которой мы знаем, что мы должны делать.Знание того, что мы должны делать, несомненно, является своего рода знанием. Но он существенно отличается от спекулятивного разума в следующем: в то время как спекулятивный разум имеет дело с тем, что было, есть или будет фактом, практический разум имеет дело с тем, что может не быть фактом, если мы не решим сделать это. факт по действию. Например, по умозрительным причинам я знаю, что полная луна взойдет в определенный вечер следующего месяца; по практическим соображениям я знаю, что должен вернуть Смиту пять долларов, которые я ему должен, или что я должен медленно ехать по обледенелому асфальту.

4. Чистый разум

Иногда мы слышим о выводах, сделанных или известных с помощью «чистого разума». Обычно мы понимаем это так, что процесс рассуждений был скорее дедуктивным, чем индуктивным, с помощью силлогизма или формального аргумента, а не путем накопления фактических свидетельств. Кантовское значение «чистого разума» совершенно иное, и это понятие является основой его системы.

Согласно Канту, у нас есть два способа познания — это означает, что у нас есть два способа познания фактов и два способа узнать, что мы должны делать.Один из способов, наш повседневный путь, — это познание через опыт, наши чувства. Каждый факт, который мы знаем о Вселенной, основан на опыте, и каждый навык, который мы усваиваем, приобретается на практике. Конечно, мы используем наши рассудочные способности для получения такой информации или таких навыков, но такое использование разума не является тем, что Кант называет чистым разумом.

Чистый разум — это рассуждение, «чистое от всего, что извлечено из опыта». Это определение сразу же вызывает вопрос. Если все, что мы знаем о Вселенной, включая факты о нас самих, получено из какого-то опыта, какое еще знание, кроме этого, может быть предметом заботы «чистого» разума? Ответ на этот вопрос составляет уникальный вклад Канта в историю мысли: чистый разум занимается деятельностью самого разума.То, что мы знаем о Вселенной, известно из нашего опыта; но рамки этого знания, систематическое построение самого знания, мы не можем познать посредством такого опыта. Чтобы знать что-либо о Вселенной, необходимо, чтобы переживания были значимы для нас, однако значимость любого опыта должна определяться каким-то стандартом, отличным от самого опыта. Этот стандарт или структура является условием ³ для всего нашего эмпирического знания, и, следовательно, он сам по себе не может быть познан на опыте, поскольку опыт уже предполагает эту основу.Если структура вообще может быть познана, она должна быть познана совершенно независимо от всякого опыта, то есть посредством некоторой деятельности разума, которая не полагается на какой-либо опыт: чистого разума.

Пример поможет. Представьте, что вы сидите на футбольном стадионе прямо перед игрой. Внезапно половина толпы вскакивает на ноги, дико крича: «А вот и команда!» Из раздевалки на поле выливаются тяжеловесные люди и начинают разминаться. Зритель насчитывает сорок таких людей, но мысленный глаз их «видит». как единое целое, команду.В своем сознании он объединяет отдельных людей в единое целое, причем каждый человек является частью целого. Нам не нужно останавливаться на этом конкретном примере, поскольку он предназначен только для того, чтобы показать, что разум часто берет верх там, где заканчивается восприятие; разум делает нечто большее, в данном случае формируя в концептуальную единицу то, что глаз видит как отдельные личности.

Хотя это деятельность разума, это еще не чистый разум, поскольку материал, который разум складывает в концептуальную единицу, «команду», извлекается непосредственно из опыта людей на игровом поле.Однако давайте обратимся к этой умственной деятельности по объединению отдельных ощущений в значимые целые или концептуальные единицы. Если мы делаем это абстрактно, не рассматривая какой-либо конкретный случай такой деятельности, мы исследуем функцию разума независимо от опыта. Эта деятельность разума второго порядка, наше исследование способности разума объединять индивидуальные переживания в концептуальные единицы, вообще не касается какого-либо конкретного опыта, а занимается деятельностью самого разума.Эту деятельность разума второго порядка Кант называет чистым разумом.

Есть много общего между исследованием чистого разума и тем, что психологи называют философской психологией. Оба исследуют работу самого разума, а не объекты разума, как это делает научное знание. Но Кант ограничивает свои исследования чистого разума фундаментальной деятельностью разума, поскольку он формирует отдельные переживания в значимые концептуальные целостности. Это тоже была плодотворная область изучения психолога.Но там, где психолог принимает эту деятельность разума как данность, как данный факт, ведущий к дальнейшим исследованиям, Кант спрашивает, может ли эта объединяющая деятельность разума оправдать себя. Объединяет ли разум переживания произвольно, или существует некоторая врожденная — можно сказать врожденная — склонность разума действовать в рамках естественных ограничений в соответствии с фиксированными правилами, которые в большей или меньшей степени направляют такую ​​деятельность? Является ли знание накоплением случайных, но случайных образований множества ощущений, или же сам разум настолько структурирован в своей деятельности, что должен объединять ощущения в соответствии с некоторой заранее установленной системой «законов познания»? Задавая такой вопрос, Кант ничего в знании не принимает как должное, но подвергает сам разум его самой основной критике — по его собственным словам, критике разума.

Теперь давайте вернемся к различию между умозрительным и практическим разумом, чтобы увидеть, как концепция чистого разума вписывается в каждую область. Когда мы исследуем деятельность разума, поскольку он берет ощущения, полученные от отдельных органов чувств, и объединяет их, чтобы сформировать переживания вселенной, тогда мы находимся в сфере чистого умозрительного разума. Это было основной задачей Канта в его первой великой работе «Критика чистого разума». С другой стороны, когда мы исследуем деятельность разума, как он конструирует правила деятельности, мы находимся в сфере чистого практического разума.Такова задача Канта в «Основании» и снова в его более поздней «Критике практического разума». Когда Кант говорит о «Критике чистого практического разума», он имеет в виду исследование фундаментальных и чисто рациональных предпосылок всякого морального знания. В Фонде он ищет тот высший принцип, структуру, условие или предпосылку, которые будут оправдывать все другие моральные законы, устанавливая их объективную значимость. Мы видим важность этого поиска. Если, согласно Канту, разум «формирует» необработанные чувственные переживания в согласованные, значимые единицы в соответствии с некоторыми рациональными законами познания, для теории познания наиболее важно открыть эту систему законов и доказать, что она действительна. фундамент для познания Вселенной.Если подобная деятельность ума необходима для морального познания, то для морального философа чрезвычайно важно открыть эту систему законов выбора и действия и доказать, что она является действительным основанием для моральных принципов, поскольку при таком обосновании вся действительность морали стоит или падает. Если существует такой фундаментальный принцип морали и если мы можем доказать, что он является законной основой морального закона, то мы нашли единый окончательный стандарт для всех моральных суждений.В противном случае мораль — вопрос относительный, не более чем кодификация индивидуальных предпочтений или социальных обычаев. Не требуется глубокого понимания, чтобы понять, почему это самый важный вопрос моральной философии.

5. Все моральные суждения априорны.

В традиционной логике выражения a priori и a posteriori относятся соответственно к дедуктивным и индуктивным методам рассуждения. Вообще говоря, априорный аргумент — это аргумент, который выводит заключение из заданных посылок в соответствии с формальным правилом (например,г., силлогизм). С другой стороны, апостериорный аргумент начинается с эмпирических данных о конкретных объектах или событиях и на основе этих данных приходит к обобщению. Последний является основным индуктивным методом.

Кант употребляет термины a priori и a posteriori в разных смыслах. Он говорит об априорных и апостериорных концепциях и снова об априорных и апостериорных предложениях. Как правило, априори Кант означает «полученный из разума», апостериори он означает «полученный из опыта».”

Все наши представления об объектах, событиях и характеристиках Вселенной в конечном итоге получены из опыта и, таким образом, характеризуются как апостериорные (например, покраснение, дерево, велосипед, Салли, звезда). Пример априорной концепции — это изменение. Мы переживаем последовательность одного состояния объекта из предыдущего состояния, например, последовательные ноты, сыгранные на скрипке. Но на самом деле мы не видим самого изменения или, в данном случае, слышим его. Объединение двух последовательных переживаний в две части одного и того же события, называемое изменением, — это умственный процесс.Мы воспринимаем ухом две последовательные ноты, но мысленно переживаем это как изменение. Когда мы думаем о самом изменении, мы думаем об априорной концепции.

Однако изменение не является чистой априорной концепцией, поскольку мы действительно переживаем изменения, так сказать, так же, как мы пережили команду. Понятие изменения, если рассматривать его абстрактно, считается результатом действия разума, а не только результатом опыта; но эта идея все еще привязана к опыту последовательных состояний и, таким образом, не свободна от всякого опыта.В конце концов, мы используем выражение: «Наблюдайте за этим изменением цвета воды», и, конечно же, мы действительно видим изменение цвета воды, хотя на самом деле мы видим последовательные цвета, а не какую-то дополнительную характеристику, которую можно идентифицировать как изменение. Возможно, было бы лучше сказать, что мы видим сменяющие друг друга цвета как изменение, как событие, которое мы бы классифицировали как изменение.

Некоторые концепции, однако, полностью независимы от опыта, поскольку они служат основой для опыта. Пример чистого априорного понятия — «субстанция.«Когда мы перемещаем тарелку по столу, мы испытываем предыдущее и последующее расположение тарелки, а также объединяем эти различные переживания в одно событие, которое мы характеризуем как изменение местоположения тарелки. Но оправдание того, что мы делаем это, не может быть основано на самих переживаниях, поскольку переживания разделимы, как и различные местоположения тарелки на пути следования. Мы объединяем различные переживания местоположения тарелки в единое целое, называемое «смена места», полагая что-то, что служит основой для этой объединяющей деятельности.В противном случае мы могли бы с таким же успехом сказать, что тарелка в начале — это полностью отличная тарелка от тарелки в конце. Однако мы этого не делаем, потому что мы подтверждаем изменение местоположения, исходя из предположения, что простое изменение местоположения пластины не приводит к ее превращению в совершенно новую пластину.

Говоря более философски, в основе каждого изменения лежит что-то, что сохраняется через изменение, и этому субстрату дается абстрактное название субстанция. То, что концепция субстанции в нашем примере полностью независима от опыта, можно понять, если учесть, что переживание пластины в одном месте, превращающейся в совершенно другую пластину в другом месте, будет точно таким же, как переживание простого изменения расположение одиночной пластины.Мы судим, что происходит только изменение местоположения, потому что мы мысленно подтверждаем событие как объединенное по существу. Таким образом, субстанция является чистой априорной концепцией, полностью независимой от опыта. Но это чистая априорная концепция умозрительного разума, поскольку она применима к объектам и событиям во вселенной фактов. Концепция, в равной степени независимая от опыта, но применимая к миру моральной деятельности, будет чистой априорной концепцией практического разума, примером которой является концепция свободы воли.Верно ли это понятие — одна из ключевых проблем теории морали Канта.

Обращаясь к суждениям, Кант говорит, что априорное суждение оправдывается обращением к разуму, которое выводится из самоочевидных суждений. Утверждения математики — это априорные предложения. Например, мы знаем только с помощью разума, не прибегая к опыту, что 35 + 36 = 71. С другой стороны, апостериорное суждение оправдывается обращением к некоторому опыту.Любое фактическое утверждение, такое как «Земля круглая» или «У Роуз Энн голубые глаза», является апостериорным утверждением. Как общее эмпирическое правило, мы можем понимать, что a priori означает производное от разума или оправданное им, а a posteriori — полученное из опыта или оправданное им.

Если кто-то задается вопросом, является ли конкретное понятие или предложение априорным или апостериорным, происходит ли оно из разума или из опыта, он может проверить концепцию или предложение, спросив, можно ли его охарактеризовать по необходимости.Философы давно пришли к общему мнению, что необходимость является существенной характеристикой априорных предложений. Например, верно, что все холостяки не состоят в браке и что у каждого следствия есть причина. Необходимость здесь вытекает не из опроса бакалавров или научного исследования эффектов, а из значений задействованных терминов. Когда мы понимаем значения терминов, мы видим только с помощью разума, что утверждения верны, и что их отрицание привело бы к внутреннему противоречию.

С другой стороны, утверждение, которое не обязательно истинно, даже если оно может быть универсально истинным, не было бы априори. У нас есть очень веские причины принять универсальную истину утверждения «Все люди умрут», но мы знаем, что это правда, только потому, что человеческий опыт подтверждает это. Бессмертный человек, который никогда не стареет и помнит события из прошлых веков, был бы действительно замечательным человеком, но в такой идее нет никакого внутреннего противоречия.

Когда мы подходим к вопросу о моральных суждениях, мы обнаруживаем, что моральный закон, такой как «Всегда выполняй свои обещания», кажется, предполагает некую необходимость.Моральный закон — это не универсальная истина, основанная на опыте, как будто «Всегда сдерживай свои обещания» имел такое же благоразумное качество, как «Во время вождения всегда следи за дорогой». Последнее правило — хороший совет, потому что опыт показывает, что несоблюдение его имеет неприятные последствия. Возможность этих неприятных последствий придает правилу, так сказать, авторитет. Его можно назвать апостериорным правилом или, в терминах Канта, апостериорным утверждением практического разума.

Иначе обстоит дело с правилом «Всегда выполняй свои обещания.«Безусловно, такое правило можно было бы принять в том же рекомендательном смысле, что и правило вождения. Мы могли бы дать такой совет начинающему политику, и действительность нашего совета была бы основана на вероятных последствиях на следующих выборах. Но в таком контексте мы будем давать политические советы, а не моральные наставления. Моральные правила отличаются от рекомендательных правил в самом важном отношении: в отличие от рекомендательных правил, моральные правила предполагают необходимость. Политический кандидат может нарушить политическое правило (на свой страх и риск), не перестав быть политическим кандидатом, тогда как человек не может нарушить моральное правило, не становясь аморальным.Иными словами, рекомендательные правила говорят нам, что было бы разумно делать, в то время как моральные правила говорят нам, что мы должны делать. Могут быть случаи, когда водителю приходится отводить глаза от дороги или политический деятель нарушает предвыборное обещание. Но в некоторой степени, которую еще предстоит объяснить, моральное правило всегда должно соблюдаться. Это не означает, что никогда не бывает случаев, когда человеку следует нарушать обещание. ⁴ Но когда ситуация носит моральный характер, такие исключения возникают только ввиду какого-то другого упреждающего морального правила, например: «Не убивайте другого человека.«Если я пообещал навестить больного друга, я должен сдержать свое обещание, если я хочу быть нравственным; но эта необходимость должна уступить место высшей необходимости избежать убийства. Я не мог, например, проехать через многолюдную школьную зону, чтобы добраться до больницы до того, как закончились часы посещения.

Моральные правила, поскольку они необходимы, являются априорными правилами — в терминах Канта, априорными утверждениями практического разума. Возникает критический вопрос. Если моральные правила априори, то они получают свой авторитет или моральную значимость от разума, а не от опыта.Как разум приходит к необходимой истине в моральных суждениях? Какова ментальная процедура, с помощью которой практический разум находит необходимость? Если эти практические предложения (правила) действительно априори, как возможны такие априорные предложения практического разума? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно окунуться в самую суть всего царства морали. Именно это и сделает Кант.

Единство разума — Кантовские перспективы — Оксфордская стипендия

Страница из

НАПЕЧАТАНО ИЗ ОНЛАЙН-СТИПЕНДИИ ОКСФОРДА (Оксфорд.Universitypressscholarship.com). (c) Авторские права Oxford University Press, 2021. Все права защищены. Отдельный пользователь может распечатать одну главу монографии в формате PDF в OSO для личного использования. дата: 19 октября 2021 г.

Глава:

(стр.183) 8 Единство разума — кантовские перспективы

Источник:

Сферы разума

Автор (ы):

Йенс Тиммерманн

Издатель:

Oxford University Press

DOI: 10.1093 / acprof: oso / 9780199572939.003.0008

«Единство разума» упоминается в нескольких местах в трудах Канта, но никогда не обсуждается или не объясняется в каких-либо подробностях систематически. Иногда это «единство» кажется чем-то, что мы можем принять как должное. В других случаях это кажется только что неявно установленным тезисом. Однако по большей части он представлен как чрезвычайно амбициозный, всеобъемлющий исследовательский проект, который Кант считает необходимым отложить на неопределенное время в будущем.В этой главе делается попытка распутать эти различные « единства » разума, утверждая, что Кант в первую очередь интересовался единством окончательной философской системы, которую разум как единая способность стремится произвести, в то время как единство разума в смысле единой способности причина считается само собой разумеющимся. В этой главе рассматриваются некоторые философски важные особенности кантовской критической теории разума, рассуждений и причин в двух сферах.

Ключевые слова: Кант, разум, рассуждение, единство, философская система

Oxford Online требуется подписка или покупка.Однако публичные пользователи могут свободно искать на сайте и просматривать аннотации и ключевые слова для каждой книги и главы.

Пожалуйста, подпишитесь или войдите, чтобы получить доступ к полному тексту.

Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому заголовку, обратитесь к своему библиотекарю.

Для устранения неполадок, пожалуйста, проверьте наш FAQs , и если вы не можете найти там ответ, пожалуйста связаться с нами .

Идея Бога в кантианской философии

К вопросу о существовании и оправдании Высшего Существа постоянно обращается Иммануил Кант на протяжении всей своей работы. Для Канта конечной целью природы, созданной Богом, был человек как нравственное существо: мир был создан согласно нравственным потребностям человека. Вот почему говорится, что после Канта телеология ведет к моральному богословию, которое не касается возможности рационального доказательства существования Бога, но утверждает, что моральная жизнь возможна только в том случае, если Бог существует.В этих обстоятельствах, хотя «идея Бога» предполагается в большинстве кантианских работ, ниже мы настаиваем, в частности, на том, что обсуждается при обращении к практическому разуму. В теоретической философии Критики чистого разума идея Бога как Необусловленного, как существа, которое абсолютно необходимо, рассматривается как трансцендентальный идеал, определяемый через идею как прообраз совершенства, необходимого для всего, что является случайным и определенным в природе. наш чувственный мир: то, что мы можем сделать, чтобы примирить чувственный опыт с Абсолютным Существом, — это предположить экстра-феноменальную реальность, обозначенную как трансцендентный объект: мы предполагаем ее существование, но не можем ее познать.Позже, в «Критике практического разума», Бог постулируется (вместе с бессмертием души) как условие высшей ценности нравственной жизни, Высшего Блага (союза добродетели со счастьем). Поскольку в разумном мире моральное поведение не гарантирует пропорционального счастья, у добродетельных есть веские основания верить в исправительное вмешательство высшей силы: Бога как морального идеала и гаранта нравственного порядка. «Мораль неизбежно ведет к религии, через которую она (мораль) распространяется на морального Законодателя», — утверждает Кант.В этих условиях религия, понимаемая как вера в существование верховного Законодателя, для Канта имеет исключительно моральную субстанцию. В последней части настоящего исследования мы настаиваем на работе «Религия в пределах одного разума», мы пытаемся аргументировать возможность открытия некоторых элементов «философской христологии» в практической философии Канта: во-первых, потому, что для философа из Кенигсберга Христианское учение дает единственную концепцию суверенного добра, отвечающую требованиям практического разума; и, во-вторых, потому что мы считаем значимые дебаты Канта о Сыне Бога олицетворением идеи Добра, Совершенного человека, угодного Богу, нравственной личности, ноуменального архетипа, берущего начало в человечестве и т.