Мышление и речь кратко: Мышление и речь — Психологос

Мышление и речь — Психологос

​​​​​​​Когда-то мышление и речь могут существовать раздельно друг от друга. Так, у маленького ребенка может быть как речь (болтовня) без мышления, так и наглядно-действенное мышление без опоры на речь. Когда-то и взрослые люди болтают, не включая голову, а некоторые сложнейшие задачи ученые решают с помощью в первую очередь мышления, только позже оформляя уже найденное решение в речь — бывает все… Тем не менее, в своей развитой форме у взрослых и думающих людей речь осмысленна, а мышление опирается в первую очередь на речь. Мышление​ рождается с помощью языка, развивается с помощью языка и выражается в речи. Мышление и речь взаимно поддерживают друг друга.

Благодаря формулированию и закреплению в слове мысль не исчезает и не угасает, едва успев возникнуть. Она прочно фиксируется в речевой формулировке — устной или даже письменной. Поэтому всегда существует возможность снова вернуться к этой мысли, еще глубже ее продумать, проверить и в ходе рассуждения соотнести с другими мыслями.

Чем глубже и основательнее продумана та или иная мысль, тем более четко и ясно она выражается в словах, в устной и письменной речи: кто ясно мыслит, тот ясно излагает, четко выражает свои мысли в речи. И наоборот, чем больше совершенствуется, оттачивается словесная формулировка какой-то мысли, тем отчетливее и понятнее становится сама эта мысль.


Речь — помощник мышления


Когда ситуация для человека простая, когда его мышление с ней справляется легко, речь для мышления не нужна, мышление протекает без речи. «Подумал — сказал», «Взглянул — сформулировал» — речь оформляет только итоги мышления и в речевом сопровождении не нуждается. В более трудных ситуациях мышлению бывают нужны помощники, и одним из таких помощников является речь: внешняя или внутренняя.

Иногда речь сопровождает мышление не потому, что перед человеком встала трудная задача, а вследствие не вполне развитости самого процесса мышления. Менее развитое мышление течет вместе с речью, нуждаясь в ней как в необходимом средстве.

Для детей, для людей невысокого уровня культуры и для многих женщин характерно, что их мышление без речи невозможно, точнее — в сопровождении речи оно происходит более легко и привычно. Например, в процессе обычной жизни женщина начинает говорить только для того, чтобы понять саму себя, свои мысли и что она хочет сказать. Ей затруднительно сформулировать коротко тезис заранее: главную свою мысль она понимает только тогда, когда проговорила все, что в ней было.

Впрочем, мужчины также используют рассказ своих мыслей вслух, кому-либо, чтобы уточнить свои мысли и формулировки. Речь помогает самопониманию: пониманию выражаемого смысла. Формулируя свои размышления вслух, для других, человек тем самым формулирует их и для себя. Такое формулирование, закрепление, фиксирование мысли в словах означает членение мысли, помогает задержать внимание на различных моментах и частях этой мысли и способствует более глубокому пониманию. Благодаря этому и становится возможным развернутое, последовательное, систематическое рассуждение, т.е. четкое и правильное сопоставление друг с другом всех основных мыслей, возникающих в процессе мышления.

Кроме того, речь помогает выстраиванию правильного размышления и решению задач. Проговаривание (вначале проговаривание вслух, потом про себя, во внутренней речи) — распространенный прием для помощи мышлению, для его правильного выстраивания. Некоторые школьники и даже взрослые часто испытывают трудности в процессе решения задачи, пока не сформулируют свои рассуждения вслух. Четкое проговаривание, формулирование вслух определений, правил и производимых шагов облегчает решение задач.

Речь помогает и запоминанию мысли. Чтобы запомнить пришедшую мысль, очень полезно ее проговорить вслух. Когда вы ее проговорите и услышите от себя сами, вспомнить ее суть и основные формулировки будет проще.

Мышление и речь с точки зрения психологии

Взаимосвязь мышления и речи

Мыслительная деятельность человека характеризуется ее взаимосвязью не только с чувственным познанием, наблюдается также связь между мышлением и речью. Именно эта связь обусловила принципиальное различие между психическим развитием человека и животных. Так, мышление животных всегда элементарное, простейшее, остается наглядно-действенным и не может быть отвлеченным, опосредованным познанием. Такое мышление имеет дело лишь с непосредственно воспринимаемым предметом, который в определенной ситуации находится перед глазами. Подобное мышление взаимодействует с предметами в наглядно-действенном плане, не выходя за его пределы. И только с появлением речи возможно отвлечь от познаваемого объекта определенное свойство с закреплением, фиксацией представления или понятия о нем в специальном слове. Мысль, облекшись в слово, приобретает необходимую материальную оболочку, становясь непосредственной действительностью как для самого человека, так и для других людей.

Замечание 1

Мышление в любой форме невозможно без языка, ведь возникновение и развитие всякой мысли происходит в неразрывной связи с речью. Чем основательнее и глубже продумана определенная мысль, тем более ясно и точно она находит выражение в словах, в устной и письменной речи. Напротив, чем больше совершенствуется, оттачивается словесная формулировка определенных мыслей, тем отчетливее и понятнее становятся они сами.

Особенности мыслей и слов

Может создаться впечатление, что существование мысли не обусловлено словесной оболочкой, поскольку некоторые мысли трудно выражаются словами. На самом деле последнее означает, что еще не произошло формирование мысли, то есть она представляет собой смутное представление. Ясная мысль всегда выражается посредством четкой словесной формулировки. Нельзя считать правильным и положение о том, что мысль и речь, по существу, одно и то же. Как и то, что мышление представляет собой речь, лишенную звучания, а речь является «озвученным мышлением». Ошибочность этих положений заключается в том, что одна и та же мысль выражается разными способами и даже на разных языках. Наряду с этим есть слова-омонимы. Они разные, но одинаково звучат и пишутся (например «корень», «коса», «ключ»). Можно сказать, что одно и то же слово способно выражать различные мысли или понятия.

Многочисленные психологические эксперименты показали, что сложности в решении задач исчезают после формулирования испытуемыми своих рассуждений вслух. После воспроизведения своих рассуждений для других, индивид формулирует их и для самого себя. Имея закрепление в слове, мысль не может исчезнуть или угаснуть, она прочно фиксируется в устных или письменных формулировках речи.

Мышление нормальных взрослых людей неразрывно связано с речью. Мысль не способна ни возникать, ни протекать, ни существовать вне вербальных единиц, вне речи. Человек мыслит в речевой форме, что обуславливает речевое мышление. Так, происходит не только формулирование мысли в речи, но и ее формирование и развитие.

Исследования мышления и речи

Психологи не оспаривают связь мышления и речи, но имеют разные мнения об их генетических корнях, а также о вопросах степени взаимосвязи и взаимовлияния. Так, первоначальные исследования мышления и речи показали, что они происходят от практической деятельности. Впоследствии Л. С. Выготский доказал, что мышление и речь психология должна рассматривать с позиции разных корней.

Лингвисты отрицали отождествление языка с поведением, выдвигая теорию, где ключевое понятие состояло в представлении о порождающей грамматике. Изучая, каким образом индивиды способны производить и понимать уникальные грамматические конструкции, ученые приходят к выводу, что для человека характерен некий доопытный механизм усвоения языка, языковые универсалии, детерминирующие процесс формирования речи. Подобные универсалии помогают овладеть естественным языком и сходными языками.

Нужна помощь преподавателя?

Опиши задание — и наши эксперты тебе помогут!

Описать задание Замечание 2

Именно это объясняет тот факт, что дети во всем мире осваивают языки с равной скоростью и демонстрируют при этом сходную последовательность этапов.

Анализ учеными взаимосвязи мышления и речи рассматривался и в соответствии с ведущим параметром. Можно выделить теорию лингвистической относительности Сепира – Уорфа, которая основана на позиции лингвистического детерминизма. Концепция доказывала, что структура языка формирует мышление и способ познания реальности. Последователи теории предположили, что люди, которые говорят на разных языках, по-разному мыслят и, соответственно, воспринимают мир. Язык организует индивидуальный и коллективный опыт, поэтому он может являться медиатором индивида и социума и задавать не только способы мышления, но и нормативную структуру поведения. Одновременно с этим, психология имеет доказательства того, что способность мыслить появляется раньше, чем способность реализовать мысль в языке. Доказательством этому являются эксперименты, демонстрирующие высокую степень интеллекта у животных и у детей, которые еще не владеют речью.

Главный вопрос, обсуждаемый учеными, заключается в характере реальной связи мышления и речи, их генетических корнях и преобразованиях, которые они претерпевают в ходе своего развития. Существенный вклад в решение этой проблемы был внесен Л. С. Выготским, который полагал, что слово имеет такое же отношение к речи, как и к мышлению. Слово ученый представлял в виде живой клетки, содержащей в самом простом виде основные свойства, которые характерны для речевого мышления в целом. Слово нельзя считать ярлыком, наклеенным в качестве индивидуального названия на определенную вещь. Оно всегда обобщенно описывает вещь, явление или предмет, выступая как акт мышления. Но слово также представляет собой и средство общения, именно поэтому оно включено в состав речи. Будучи лишенным значения, слово уже нельзя отнести ни к речи, ни к мысли. Оно обретает свое значение и становится органичной частью того и другого. Выготский писал: «Именно в значении слова завязан узел того единства, которое мы называем речевым мышлением».

Речь и мышление обладают разными генетическими корнями, первоначально выполняя различные функции и развиваясь отдельно друг от друга. Исходная функция речи — коммуникативная функция, а сама речь в качестве средства общения возникает по причине необходимости разделения и координации действий в осуществлении совместного труда людей. Наряду с этим при словесном общении содержание, которое передает речь, можно отнести к определенному классу явлений, что предполагает их обобщенное отражение, представленное фактом мышления. Например, указательный жест в качестве приема общения не несет в себе никакого обобщения, поэтому его нельзя отнести к мысли. В свою очередь, существуют виды мышления, не связанные с речью, например наглядно-действенное мышление, которое присутствует и у животных.

Замечание 3

У ребенка и у высших животных ученые обнаружили своеобразные средства коммуникации, не связанные с мышлением (мимика, жесты, выразительные движения). Они выражают состояние, но не являются знаками или обобщениями.

Взаимосвязь мышления и речи

Мышление и речь тесно связаны между собой, между тем, их нельзя назвать однозначно одним и тем же. Также нельзя сказать, что одно проистекает из другого, но при этом не стоит отрицать связь мышления и речи друг с другом. Речь имеет свой инструментарий для управления ею, называемый грамматикой, тогда как мышление оперирует логикой и логическими понятиями. Логика и грамматика — это совершенно разные инструменты, выполняющие абсолютно разные функции. Их нельзя приравнять друг к другу ни с какой точки зрения. В дополнение к вышеизложенному стоит отметить, что хотя речь и мышление исторически помогали развитию друг друга, произошли они всё же по отдельности и первоначально выполняли разные функции в жизни человека.

Роль речи в мыслительном процессе

Речь играет огромное значение для процесса мышления. Мысль в человеческой голове всегда возникает облекаясь в словесную форму, даже если человеку по какой-либо причине недоступна речь в привычном виде. Такое возможно, если, например, человек глухонемой или вырос не в среде людей — в этом случае в качестве речи будут использоваться жесты или формирующиеся мыслеобразы, они будут выполнять роль слов.

Началом мыслительного процесса выступает какой-либо вопрос или формирование проблемы, которую необходимо решить. Затем происходит рождение некой мысли, которая является лишь общей заготовкой, а в процессе обработки мозгом превращается во что-то более цельное и обладающее структурой.

Определение 1

Процесс облечения мысли в некую первоначальную словесную форму называется внутренней речью.

Именно с помощью внутренней речи происходит подготовка к тому, чтобы общую идею облечь в слова в форме устной или письменной речи. На этапе внутреннего диалога происходит переработка мысли для образования из неё последующих осмысленных фраз и предложений с помощью всевозможных конструкций грамматики, этот процесс можно сравнить с компиляцией кода в программировании — то, что первоначально было лишь неким представлением, мыслеформой превращается в стройный ряд с помощью слов, фраз и затем предложений. Советский психолог Выготский описал этот явление так:” мысль совершается в слове”.

Готовые работы на аналогичную тему

Не смотря на изложенную выше информацию, не стоит приравнивать понятие “речь” к понятию “мышление” — одно вполне может существовать без другого, хотя они и тесно взаимосвязаны. В этом легко убедиться: любую мысль можно выразить с использованием различных речевых конструкций и тем самым доказать несостоятельность такого приравнивания. Также довольно показательным примером являются те случаи, когда у человека есть какая-то мысль, но он не может выразить её в доступной и понятной для всех словесной форме или может, но при этом смысл частично теряется или искажается.

Для речи свойственно устаревание, но для мышления это нехарактерно. Мысль может быть одной и той же, но в зависимости от того, какой эпохи или даже окружения человек, он будет выбирать разные слова для её оформления. Причём касаться это будет и внутренней речи, её также нельзя приравнивать к мышлению, ведь в разное время мы можем помнить одну и ту же мысль по-разному, или, наоборот, забыть мысль и помнить лишь неполную словесную формулировку, которая не может в полной мере помочь восстановить суть первоначальной идеи. Однако, в целом человек мысль помнит мысль лучше, чем её словесное описание.

Проблемы взаимоотношения мышления и речи у Выготского

Рисунок 1. Лев Семёнович Выготский. Автор24 — интернет-биржа студенческих работ

Советский учёный Лев Семёнович Выготский, родившийся в 1896 году, много занимался изучением взаимосвязи между речью и мышлением, в том числе, он исследовал психологические функции, основываясь на данных, полученных из детской психологии, дефектологии и психиатрии. Его работа под названием “Мышление и речь”, вышедшая в 1934 году, рассматривает аспекты развития речи и мышления, также в ней рассмотрено непостоянство отношения этих двух понятий между собой и различие в их происхождении. В своей работе Выготский предполагает, что существовала некая доречевая фаза интеллекта и особая доинтеллектуальная фаза речи. По его мнению, в определённый исторический момент происходит столкновение речи и мышления, в результате чего в дальнейшем они продолжают развиваться уже рука об руку.

Особый взгляд Выготский имел и на формирование внутренней речи: он предполагал, что она развивается сначала путём накопления внутренних и функциональных изменений, а затем появляется эгоцентрическая речь “вслух”. Со временем ребёнок начинает разделять эгоцентрическую функцию речи и социальную, после чего эгоцентрическая речь постепенно переходит во внутреннюю.

Замечание 1

Книга “Мышление и речь” является первоначалом для такой советской науки, как психолингвистика.

Также в своей работе Выготский показал, насколько важна речь для развития личности. Дело в том, что речь, возникшая отдельно от процесса мышления и затем ставшая постепенно его важной составной частью, используется для трансформации наглядно-образного течения мысли в логическое и, соответственно, в абстрактное, а это делает возможным оперирование теми понятиями, что мы не в состоянии как-либо исследовать с помощью всех имеющих органов чувств.

При этом если рассматривать слово отдельно от процесса мышления, то оно теряет свою суть и становится пустым набором звуков. Но если слово приобретает значение, оно тут же может стать инструментом как для речи, так и для мышления. Именно это Выготский и считал объединяющим фактором для понятий “слово” и “мышление”.

Природа возникновения речи

Речь является структурой, используемой человеком с незапамятных времён. В связи с этим нет однозначного ответа на вопрос о том, является ли человеческая способность к речи врождённой, или же речь для каждого является приобретённым навыком. Существуют различные подходы к этому вопросу, принимающие ту или иную сторону.

Например, люди, выросшие без взаимодействия с социумом, не могут овладеть каким-либо человеческим языком, что свидетельствует, казалось бы, в пользу того, что речь — это приобретаемый навык.

В то же время, есть и факты, говорящие о том, что речь — это врождённая способность. Младенец способен распознать звук человеческой речи среди множества других схожих звуков. Также интересным феноменом является и то, что у всех детей развитие речевых навыков происходит по одной и той же схеме, что отчасти тоже говорит о неких врождённых способностях к речи.

Существует множество гипотез, предполагающих о происхождении речи. Ниже приведены некоторые из них:

  • Теория научения;
  • Теория специфических задатков Хомского;
  • Когнитивная теория Пиаже;
  • Психолингвистическая теория развития речи.

Теория научения

Теория научения предполагает, что ребёнок с рождения склонен подражать. Он изображает сначала звуки, затем слова, после неуклюже строит свои первые предложения. Его первые слова обычно играют роль предложений, которые в краткой форме описывают его желания и мотивы, отличным примером здесь будет употребляемое малышами слово “ам”, которое одновременно может означать и его желание перекусить, и то, что он ест в данный момент.

Ребёнок получает положительное подкрепление от родителей после произнесения первых звуков и затем слов, отчасти это помогает ему учиться новым словам и грамматическим конструкциям и запоминать их. Но удивительно то, что на этапе формирования предложений родители обычно поощряют более грамотные логические выводы и измышления, а не правильность грамматических конструкций как таковую. Вопреки этому ребёнок усваивает и грамматические правила. Также эта теория не учитывает детскую способность к словообразованию и очень быстрому усвоению ребёнком речи именно в определённый период его жизни, а также необходимость наличия задатков для развития любого навыка.

Теория специфических задатков Хомского

Данная теория предполагает, что новорождённый человек уже обладает определёнными способностями к развитию речи как таковой, которые в норме формируются к возрасту одного года. Начиная с этого момента, ребёнок очень чувствителен к восприятию речи, а продолжается этот период примерно до трёх лет, что в целом теоретически объясняет, почему люди, удалённые от человеческого общества длительное время в детстве не способны освоить какой-либо язык. В то же время, это период развития и становления именно речи, процесс мышления же продолжает развиваться у человека вплоть до его созревания.

Когнитивная теория Пиаже

Согласно этой теории, ребёнку с рождения присуща функция восприятия и некой переработки информации. То есть ребёнку с рождением свойственно мышление, которое со временем развивается. Эта теория помогает объяснить, почему ребёнок может придумывать свои собственные слова. Также интересным фактом, косвенно подтверждающим эту теорию, является то, что дети в начале становления речи говорят только о том, что они уже понимают.

Психолингвистическая теория развития речи

Эта теория предполагает, что речь возникает в ходе бесконечного цикла “мышление—речь”, во время которого происходит постепенное усовершенствование и того, и другого. Речь для мышления выступает в качестве своеобразных символов, позволяющих “одеть” мысль для её формирования, в то же время, с усовершенствованием мыслительной способности необходимо расширение словарного запаса и речи, что также приводит к её развитию.

Происхождение мышления и речи

Хотя мышление и речь существовали бок о бок друг с другом во время развития человечества, всё же они являются раздельными, самостоятельными понятиями. Считается, что речь возникла для процесса взаимодействия людей друг с другом в ходе какой-то общей целенаправленной деятельности для более эффективного её осуществления, а процесс мышления существовал отдельно от неё. Это видно на примере животных и их действенного подхода к каким-либо стоящим перед ними небольшим задачам, которые они способны решать несмотря на отсутствие речи.

Первоначально речь была инструментом для того чтобы охарактеризовывать какие-то необходимые знания о предметах, полученные во время трудовой деятельности для более лучшего их понимания и характеристики. Таким образом, речь была необходима для более эффективного существования. Такая речь, естественно, не была столь богата, как та, которой мы пользуемся сегодня. Она представляла собой отдельные смысловые единицы, которые использовались как целые предложения и иногда имели одновременно несколько смыслов, абсолютно разных по значению. В это время из-за многозначности речевых единиц речь применялась непосредственно во время совершения какого-либо действия или проживания ситуации. Любопытно, что во время развития речи у детей наблюдается отчасти похожее использование слов и ребёнок может использовать одно и то же слово для характеристики целой группы предметов, которые на первый взгляд могут быть не связаны между собой.

В дальнейшем при развитии речи она всё больше отходит от исключительно практического применения и возникает внутренняя речь, которая играет важную роль в процессе мышления. Внутренняя речь делает возможным мышление не только непосредственно во время выполнения практической задачи, но и для внутреннего осмысления какого-либо действия, создания идеализированной воображаемой модели события или явлений. Возникает в принципе такой мощный и важный инструмент мышления как воображение, позволяющее в том числе прогнозировать какие-либо события без непосредственного участия в них. Благодаря новым возможностям развитого мышления происходит и дальнейшее развитие речи для удовлетворения нужд мышления.

Процесс совместного роста мышления и речи становится неотделимым.

Заключение

Для мысли и речи свойственны:

  • Мысль и речь едины, но между ними нельзя поставить знак равно;
  • Несмотря на такую тесную связь, мышление всё же является главенствующим в этой паре;
  • Мышление развивается бок о бок с речью во время жизнедеятельности человека.

Речь и мышление. Основы общей психологии

Речь и мышление

Связанная с сознанием в целом, речь человека включается в определенные взаимоотношения со всеми психическими процессами; но основным и определяющим для речи является ее отношение к мышлению.

Поскольку речь является формой существования мысли, между речью и мышлением существует единство. Но это единство, а не тожество. Равно неправомерны как установление тожества между речью и мышлением, так и представление о речи как только внешней форме мысли.

Поведенческая психология попыталась установить между ними тожество, по существу сведя мышление к речи. Для бихевиориста мысль есть не что иное, как «деятельность речевого аппарата» (Дж. Уотсон). К.С.Лешли в своих опытах попытался обнаружить посредством специальной аппаратуры движения гортани, производящие речевые реакции. Эти речевые реакции совершаются по методу проб и ошибок, они не интеллектуальные операции.

Такое сведение мышления к речи обозначает упразднение не только мышления, но и речи, потому что, сохраняя в речи лишь реакции, оно упраздняет их значение. В действительности речь есть постольку речь, поскольку она имеет осознанное значение. Слова, как наглядные образы, звуковые или зрительные, сами по себе еще не составляют речи. Тем более не составляют речи сами по себе реакции, которые посредством проб и ошибок приводили бы к их продуцированию. Движения, продуцирующие звуки, не являются самостоятельным процессом, который в качестве побочного продукта дает речь. Подбор самих движений, продуцирующих звуки или знаки письменной речи, весь процесс речи определяется и регулируется смысловыми отношениями между значениями слов. Мы иногда ищем и не находим слова или выражения для уже имеющейся и еще словесно не оформленной мысли; мы часто чувствуем, что сказанное нами не выражает того, что мы думаем; мы отбрасываем подвернувшееся нам слово, как неадекватное нашей мысли: идейное содержание нашей мысли регулирует ее словесное выражение. Поэтому речь не есть совокупность реакций, совершающихся по методу проб и ошибок или условных рефлексов: она — интеллектуальная операция. Нельзя свести мышление к речи и установить между ними тожество, потому что речь существует как речь лишь благодаря своему отношению к мышлению.

Но нельзя и отрывать мышление и речь друг от друга. Речь — не просто внешняя одежда мысли, которую она сбрасывает или одевает, не изменяя этим своего существа. Речь, слово служат не только для того, чтобы выразить, вынести во вне, передать другому уже готовую без речи мысль. В речи мы формулируем мысль, но, формулируяее, мы сплошь и рядом ее формируем. Речь здесь нечто большее, чем внешнее орудие мысли; она включается в самый процесс мышления как форма, связанная с его содержанием. Создавая речевую форму, мышление само формируется. Мышление и речь, не отожествляясь, включаются в единство одного процесса. Мышление в речи не только выражается, но по большей части оно в речи и совершается.

В тех случаях, когда мышление совершается в основном не в форме речи в специфическом смысле слова, а в форме образов, эти образы по существу выполняют в мышлении функцию речи, поскольку их чувственное содержание функционирует в мышлении в качестве носителя его смыслового содержания. Вот почему можно сказать, что мышление вообще невозможно без речи: его смысловое содержание всегда имеет чувственного носителя, более или менее переработанного и преображенного его семантическим содержанием. Это не значит, однако, что мысль всегда и сразу появляется в уже готовой речевой форме, доступной для других. Мысль зарождается обычно в виде тенденций, сначала имеющих лишь несколько намечающихся опорных точек, еще не вполне оформившихся. От этой мысли, которая еще больше тенденция и процесс, чем законченное оформившееся образование, переход к мысли, оформленной в слове, совершается в результате часто очень сложной и иногда трудной работы. В процессе речевого оформления мысли работы над речевой формой и над мыслью, которая в ней оформляется, взаимно переходят друг в друга.

В самой мысли в момент ее зарождения в сознании индивида часто переживание ее смысла для данного индивида преобладает над оформленным значением ее объективного значения. Сформулировать свою мысль, т. е. выразить ее через обобщенные безличные значения языка, по существу означает как бы перевести ее в новый план объективного знания и, соотнеся свою индивидуальную личную мысль с фиксированными в языке формами общественной мысли, прийти к осознанию ее объективированного значения.

Как форма и содержание, речь и мышление связаны сложными и часто противоречивыми соотношениями. Речь имеет свою структуру, не совпадающую со структурой мышления: грамматика выражает структуру речи, логика — структуру мышления; они не тожественны. Поскольку в речи отлагаются и запечатлеваются формы мышления той эпохи, когда возникли соответствующие формы речи, эти формы, закрепляясь в речи, неизбежно расходятся с мышлением последующих эпох. Речь архаичнее мысли. Уже в силу этого нельзя непосредственно отожествлять мышление с речью, сохраняющей в себе архаические формы. Речь вообще имеет свою «технику». Эта «техника» речи связана с логикой мысли, но не тожественна с ней.

Наличие единства и отсутствие тожества между мышлением и речью явственно выступают в процессе воспроизведения. Воспроизведение отвлеченных мыслей отливается обычно в словесную форму, которая оказывает, как установлено в ряде исследований, в том числе и проведенных нашими сотрудниками А. Г. Комм и Э.М.Гуревич, значительное, иногда положительное, иногда — при ошибочности первоначального воспроизведения — тормозящее влияние на запоминание мысли. Вместе с тем запоминание мысли, смыслового содержания в значительной мере независимо от словесной формы. Эксперимент показал, что память на мысли прочнее, чем память на слова, и очень часто бывает так, что мысль сохраняется, а словесная форма, в которую она была первоначально облечена, выпадает и заменяется новой. Бывает и обратное — так, что словесная формулировка сохранилась в памяти, а ее смысловое содержание как бы выветрилось; очевидно, речевая словесная форма сама по себе еще не есть мысль, хотя она и может помочь восстановить ее. Эти факты убедительно подтверждают в чисто психологическом плане то положение, что единство мышления и речи не может быть истолковано как их тожество.

Утверждение о несводимости мышления к речи относится не только к внешней, но и к внутренней речи. Встречающееся в литературе отожествление мышления и внутренней речи несостоятельно. Оно, очевидно, исходит из того, что к речи в ее отличие от мышления относится только звуковой, фонетический материал. Поэтому там, где, как это имеет место во внутренней речи, звуковой компонент речи отпадает, в ней не усматривают ничего, помимо мыслительного содержания. Это неправильно, потому что специфичность речи вовсе не сводится к наличию в ней звукового материала. Она заключается прежде всего в ее грамматической — синтаксической и стилистической — структуре, в ее специфической речевой технике. Такую структуру и технику, притом своеобразную, отражающую структуру внешней, громкой речи и вместе с тем отличную от нее, имеет и внутренняя речь. Поэтому и внутренняя речь не сводится к мышлению, и мышление не сводится к ней.

Итак: 1) между речью и мышлением существует не тожество и не разрыв, а единство; это единство диалектическое, включающее различия, заостряющиеся в противоположности; 2) в единстве мышления и речи ведущим является мышление, а не речь, как того хотят формалистические и идеалистические теории, превращающие слово как знак в «производящую причину» мышления; 3) речь и мышление возникают у человека в единстве на основе общественно-трудовой практики.

Единство речи и мышления конкретно осуществляется в различных формах для разных видов речи. <…>

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Л.С. Выготский. Мышление и речь. Проблема и метод исследования: Psychology OnLine.Net

Л.С. Выготский. Мышление и речь. Проблема и метод исследования
Добавлено Psychology OnLine.Net
19.06.2010

Проблема мышления и речи принадлежит к кругу тех психологических проблем, в которых на первый план выступает вопрос об отношении различных психологических функций, различных видов деятельности сознания. Центральным моментом всей этой проблемы является, конечно, вопрос об отношении мысли к слову.

Если попытаться в кратких словах сформулировать результаты исторических работ над проблемой мышления и речи в научной психологии, можно сказать, что все решение этой проблемы, которое предлагалось различными исследователями, колебалось всегда и постоянно — от самых древних времен и до наших дней — между двумя крайними полюсами — между отождествлением и полным слиянием мысли и слова и между их столь же метафизическим, столь же абсолютным, столь же полным разрывом и разъединением.

Весь вопрос упирается в метод исследования, и нам думается, что если с самого начала поставить перед собой проблему отношений мышления и речи, необходимо также наперед выяснить себе, какие методы должны быть применимы при исследовании этой проблемы, которые могли бы обеспечить ее успешное разрешение.

Нам думается, что следует различать двоякого рода анализ, применяемый в психологии. Исследование всяких психологических образований необходимо предполагает анализ. Однако этот анализ может иметь две принципиально различные формы, из которых одна, думается нам, повинна во всех тех неудачах, которые терпели исследователи при попытках разрешить эту многовековую проблему, а другая является единственно верным и начальным пунктом для того, чтобы сделать хотя бы самый первый шаг по направлению к ее решению.

Первый способ психологического анализа можно было бы назвать разложением сложных психологических целых на элементы. Его можно было бы сравнить с химическим анализом воды, разлагающим ее на водород и кислород. Существенным признаком такого анализа является то, что в результате его получаются продукты, чужеродные по отношению к анализируемому целому, — элементы, которые не содержат в себе свойств, присущих целому как таковому, и обладают целым рядом новых свойств, которых это целое никогда не могло обнаружить. С исследователем, который, желая разрешить проблему мышления и речи, разлагает ее на речь и мышление, происходит совершенно то же, что произошло бы со всяким человеком, который в поисках научного объяснения каких-либо свойств воды, например, почему вода тушит огонь, или почему к воде применим закон Архимеда, прибег бы к раз-ложению воды на кислород, и водород как к средству объяснения этих свойств. Он с удивлением узнал бы, что водород сам горит, а кислород поддерживает горение, и никогда не сумел бы из свойств этих элементов объяснить свойства, присущие целому.

Нигде результаты этого анализа не сказались с такой очевидностью, как именно в области учения о мышлении и речи. Само слово, представляющее собой живое единство звука и значения и содержащее в себе, как живая клеточка, в самом простом виде все основные свойства, присущие речевому мышлению в целом, оказалось в результате такого анализа раздробленным на две части, между которыми затем исследователи пытались установить внешнюю механическую ассоциативную связь.

Нам думается, что решительным и поворотным моментом во всем учении о мышлении и речи далее является переход от этого анализа к анализу другого рода. Этот последний мы могли бы обозначить как анализ, расчленяющий сложное единое целое на единицы. Под единицей мы подразумеваем такой продукт анализа который, в отличие от элементов, обладает всеми основными свойствами, присущими целому, и которые являются далее неразложимыми живыми частями этого единства. Не химическая формула воды, но изучение молекул и молекулярного движения является ключом к объяснению отдельных свойств воды. Так же точно живая клетка, сохраняющая все основные свойства жизни, присущие живому организму, является настоящей единицей биологического анализа. Психологии, желающей изучить сложные единства, необходимо понять это. Она должна найти эти неразложимые, сохраняющие свойства, присущие данному целому как единству единицы, в которых в противоположном виде представлены эти свойства, и с помощью такого анализа пытаться разрешить встающие пред нею конкретные вопросы. Что же является такой единицей, которая далее неразложима и в которой содержатся свойства, присущие речевому мышлению как целому? Нам думается, что такая единица может быть найдена во внутренней стороне слова — в его значении.

В слове мы всегда знали лишь одну его внешнюю, обращенную к нам сторону. Между тем в его другой, внутренней стороне и скрыта как раз возможность разрешения интересующих нас проб-лем об отношении мышления и речи, ибо именно в значении слова завязан узел того единства, которое мы называем речевым мышлением.

Слово всегда относится не к одному какому-нибудь отдельному предмету, но к целой группе или к целому классу предметов. В силу этого каждое слово представляет собой скрытое обобщение, всякое слово уже обобщает, и психологической точки зрения значение слова прежде всего представляет собой обобщение. Но обобщение, как это легко видеть, чрезвычайно сложный акт мысли, отражающий действительность совершенно иначе, чем она отражается в непосредственных ощущениях и восприятиях. Качественное отличие единицы в основном и главном есть обобщенное отражение действительности. В силу этого мы можем заключить, что значение слова, которое мы только что пытались раскрыть с психологической стороны, его обобщение представляет собой акт мышления в собственном смысле слова.

Но вместе с тем значение представляет собой неотъемлемую часть слова как такового, оно принадлежит царству речи в такой же мере, как и царству мысли. Слово без значения есть не слово, но звук пустой. Слово, лишенное значения, уже не относится более к царству речи. Поэтому значение в равной мере может рассматриваться и как явление речевое по своей природе, и как явление, относящееся к области мышления. Оно есть речь и мышление в одно и то же время, потому что оно есть единица речевого мышления. Если это так, то очевидно, что метод исследования интересующей нас проблемы не может быть иным, чем метод семантического анализа, метод анализа смысловой стороны речи, метод изучения словесного значения. Изучая развитие, функционирование, строение, вообще движение этой единицы, мы можем познать многое из того, что может нам выяснить вопрос об отношении мышления и речи, вопрос о природе речевого мышления.

Первоначальная функция речи является коммуникативной функцией. Речь есть прежде всего средство социального общения, средство высказывания и понимания. Эта функция речи обычно также в анализе, разлагающем на элементы, отрывалась от интеллектуальной функции речи, и обе функции приписывались речи как бы параллельно и независимо друг от друга. Речь как бы совмещала в себе и функции общения, и функции мышления, но в каком отношении стоят эти обе функции друг к другу, как происходит их развитие и как обе структурно объединены между собой — все это оставалось и остается до сих пор не исследованным. Между тем значение слова представляет в такой же мере единицу этих обеих функций речи, как и единицу мышления. Что непосредственное общение душ невозможно — это является, конечно, аксиомой для научной психологии. Известно и то, что общение, не опосредствованное речью или другой какой-либо системой знаков или средств общения, как оно наблюдается в животном мире, делает возможным только общение самого примитивного типа и в самых ограниченных размерах. В сущности это общение с помощью выразительных движений не заслуживает даже названия общения, а скорее должно быть названо заражением. Испуганный гусак, видящий опасность и криком поднимающий всю стаю, не только сообщает ей о том, что он видел, а скорее заражает ее своим испугом. Общение, основанное на разумном понимании и на намеренной передаче мысли и переживаний, непременно требует известной системы средств, прототипом которой была, есть и всегда останется человеческая речь, возникшая из потребности в общении в процессе труда.

Для того чтобы передать какое-либо переживание или содержание сознания другому человеку, нет другого пути, кроме отнесения передаваемого содержания к известному классу явлений, а это, как мы уже знаем, непременно требует обобщения. Таким образом, оказывается, что общение необходимо предполагает обобщение развитие словесного значения, т.е. обобщение становится возможным при развитии общения. Таким образом, высшие, присущие человеку формы психологического общения возможны только благодаря тому, что человек с помощью мышления обобщенно отражает действительность.

Стоит обратиться к любому примеру, для того чтобы убедиться в этой связи общения и обобщения, этих двух основных функций речи. Я хочу сообщить кому-либо, что мне холодно. Я могу дать ему понять это с помощью ряда выразительных движений, но действительное понимание и сообщение будет иметь место только тогда, когда я сумею обобщить и назвать то, что я переживаю, т. е. отнести переживаемое мной чувство холода к известному классу состояний, знакомых моему собеседнику. Вот почему целая вещь является несообщаемой для детей, которые не имеют еще известного обобщения. Дело тут не в недостатке соответст-вующих слов и звуков, а в недостатке соответствующих понятий и Обобщений, без которых понимание невозможно. Как говорит, Толстой, почти всегда непонятно не само слово, а то понятие, которое выражается словом. Слово почти всегда готово, когда готово понятие. Поэтому есть все основания рассматривать значение слова не только как единство мышления и речи, но и как единство обобщения и общения, коммуникаций и мышления. Принципиальное значение такой постановки вопроса для всех генетических проблем мышления и речи совершенно неизмеримо. Оно заключается прежде всего в том, что только с этим допущением становится впервые возможным каузально-генетический анализ мышления и речи.

Описание Глава 1 фундаментального труда Л.С. Выготского «Мышление н речь» (М., 1934) посвященна общим теоретическим вопросам исследования речевого мышления. Публикуется с сокращениями. [Психология мышления. Хрестоматия по психология. // Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Ф. Спиридонова, М.В. Фаликман, В.В. Петухова. М., 2008. С. 490-493]
Рейтинг 4.5/5 на основе 2 голосов. Медианный рейтинг 4.
Теги language, thought, vygotsky, мышление, речь, выготский
Просмотры 28367 просмотров. В среднем 7 просмотров в день.
Похожие статьи

У. Найссер. Селективное чтение: метод исследования зрительского внимания: Psychology OnLine.Net

У. Найссер. Селективное чтение: метод исследования зрительского внимания
Добавлено Psychology OnLine.Net
26.08.2009

Что такое «внимание»? Очень упрощенно его можно определить как направленность основного потока нашей деятельности по переработке информации на ограниченную часть наличного входа. Надеюсь, такое довольно грубое определение не покажется слишком произвольным; оно, по-видимому, выражает центральную идею, стоящую за тем повышенным интересом к вниманию, который наблюдается в последнее время. Чем больше мы склоняемся к пониманию переработки информации как деятельности, тем больше осознаем потребность в такого рода подходе. Никакое сложное познавательное устройство, никакое распознающее устройство, будь то человек, животное или автомат, не смогли бы функционировать без механизма внимания или его заменителя.

Позвольте коротко развить эту мысль. Предположим, что мы построили удачный «распознаватель» изображений некоторого класса, скажем, букв алфавита. Независимо от того, какая буква будет подана на входное поле, и независимо от того, как она будет размещена или направлена, наш прибор сможет распознать ее. Готов ли теперь этот прибор к использованию? Нет, конечно. Чтобы понять, почему нет, предположим, что по какой-то причине в поле зрения устройства попали две рядом стоящие буквы. Что станет делать аппарат? Он должен отнести эту странную конфигурацию к одной из 26 букв своего алфавита, и результат неизбежно окажется бессмысленным. Конечно, мы могли бы с самого начала наделить наш аппарат способностью узнавать пары букв, но это потребовало бы создания гораздо более громоздкой машины и фактически не решило бы проблемы. Что бы произошло при одновременном предъявлении трех, десяти, пятидесяти или целой страницы букв? Целая страница букв практически нераспознаваема, и ее невозможно рассматривать как целостность.

Моя точка зрения проста. Когда распознающее устройство воспринимает все входное поле как отдельную единицу, его всегда можно перегрузить, предъявив одновременно несколько объектов. Поэтому люди, животные и другие познающие системы должны обладать способностью делить информацию на входе на адекватные части, т. е. они должны обладать способностью фокусировать внимание на переработке за один раз лишь части информации на своем входе, как если бы эта часть была целым. Без этой способности система была бы беспомощной в мире реальных объектов. Она была бы ограничена (как ограничены наши современные автоматические распознающие устройства) ситуациями, в которых внешний оператор контролирует вход, всякий раз гарантируя поочередное предъявление объектов.

Такое определение внимания заключает в себе важное допущение: оно означает, что не все познавательные процессы включают в себя внимание. Должно существовать по крайней мере два типа «процессов предвнимания». Один тип, о котором я упомяну, но не буду здесь подробно останавливаться, необходим для разделения входа на те части, на которые затем будет направлено внимание. В зрительной системе это процессы выделения «фигуры» и «фона». Аналогичные механизмы в слуховой системе различают звуки, идущие с разных направлений или от разных источников. Многочисленные данные говорят о том, что такие механизмы разделения у животных и людей являются врожденными.

Если бы они не были врожденными, тогда животные и люди не смогли бы уметь обращать свое внимание на что-либо и это что-либо опознать. Мы можем опознать лишь определенные объекты, или голоса, или сущности. Не имеет смысла опознавать входные информационные поля в целом, потому что как таковые они редко значимы и редко повторяются. Кроме механизмов разделения у животных и у человека должен существовать второй тип процессов предвнимания, хотя они и не обязательны для вычислительных машин. Это — предшествующие вниманию процессы бдительности, действующие независимо от внимания и одновременно с ним. Они и будут основным предметом нашего обсуждения.

Зачем нужны такие процессы? Говоря о них, нельзя опираться на аналогию с вычислительной машиной. Компьютер может позволить себе бросить все свои способности без ограничения на анализ какой-то одной буквы, которую он выделил сам или которую выделил для него экспериментатор. Но люди не вычислительные машины. Они являются организмами, представителями вида, который возник в ходе эволюционной борьбы и выжил по крайней мере до сегодняшнего дня. Это, несомненно, предполагает какую-то способность человека уметь отвлекаться от всего, чем бы ему ни приходилось заниматься. Для того чтобы наши предки выжили, сигналы, обозначавшие приближение врага или указывавшие на какое-либо другое важное событие, должны были быть способны прерывать их деятельность. На чем бы ни было сконцентрировано внимание, другие, не связанные с этим непосредственно стимулы должны в какой-то степени обрабатываться, чтобы определенные критические стимулы не остались незамеченными.

Хотя эти процессы предвнимания жизненно необходимы, они не обязательно должны быть тонкими: ни тщательное различение поступающих сигналов, ни избирательное реагирование не являются необходимыми. Действительно, мы уже говорили, что это было бы и невозможно за пределами области концентрации внимания (фокального внимания). Нужен лишь единственный ответ, а именно: переключение внимания на тот участок среды, откуда поступил потенциально важный стимул. Поэтому достаточно грубого распознания стимула, относящегося к этой категории, для продуцирования этого ответа. Плата за «ложную тревогу» обычно невелика, в то время как неспособность обнаружить важный стимул может оказаться роковой.

Нет никакого сомнения в том, что такие процессы существуют. Например, мы исключительно чувствительны к движению независимо от того, в каком месте зрительного поля оно происходит. На что бы мы ни смотрели, движение в другом месте поля привлекает наш взор и наше внимание. Возможно, стоит упомянуть о том, что фиксация взора не является синонимом внимания. Мы вполне способны направить наше внимание, т. е. большую часть нашей деятельности по переработке зрительной информации, на что-либо, отстоящее от точки фиксации. Обычно, однако, мы смотрим непосредственно на объект, привлекающий внимание. Конечно, движущиеся стимулы являются лишь одним из примеров. Каждый мог бы привести другие примеры стимулов, способных привлечь наше внимание, даже когда мы сосредоточены на чем-либо еще. Громкие звуки — явный пример такого рода.

К сожалению, одно дело утверждать существование процессов предвнимания и совсем другое — суметь много рассказать о них. Нам хотелось бы знать: к каким именно стимулам чувствительны эти процессы и с чем это связано? Какие уровни сложности для них характерны? Хранят ли они информацию, и если да, в течение какого времени? Следует ли нам ориентироваться на различие механизмов предшествующей вниманию бдительности в зависимости от сенсорной модальности или постулировать единую систему с периферическими ответвлениями? Можно ли измерять время соответствующих реакций и сравнивать его с временем реакций, относящихся к фокальному вниманию? Являются ли механизмы бдительности совершенно изолированными от механизмов, осуществляющих процессы всматривания и вслушивания, или же они являются просто предварительными стадиями этих перцептивных процессов?

Хотя мы еще не можем с уверенностью ответить ни на один из поставленных вопросов, в последнее время получено много соответствующей информации, особенно в области исследования слухового восприятия. Здесь мы многим обязаны работе по селективному слуховому восприятию, выполненной Колином Черри в начале пятидесятых годов и успешно продолженной Бродбентом, Морэем, Анной Трейсман и др. Как известно, испытуемые в этих экспериментах должны были «вторить», немедленно воспроизводить сообщения, предъявляемые им через наушники. Для многих это задание было относительно легким, если только сообщение произносилось не слишком быстро. Действительно, обычно нетрудно повторять одно сообщение, даже несмотря на громкое предъявление другого, отвлекающего внимание, по крайней мере в тех случаях, когда оба сообщения слышатся из источников, расположенных в разных местах. Испытуемые просто не прислушиваются к постороннему голосу. В одном из экспериментов Морэя второй голос повторял один и тот же набор слов 35 раз подряд, но испытуемые совершенно не могли потом опознать эти слова.

Хотя испытуемые не знают, о чем говорит второй голос, уже после первых экспериментов такого рода было ясно, что они не игнорируют его присутствие полностью. Они знают, что он присутствует, что это-голос, и обычно знают, чей это голос: мужской или женский. Дополнительное исследование показало, что испытуемые замечают также и другие аспекты нерелевантного сообщения. В одном из экспериментов, проведенных Морэем, нерелевантный голос неожиданно произносил имя испытуемого. Большинство испытуемых реагировало на это точно так же, как, по-видимому, реагировало бы большинство из нас, услышав упоминание своего имени в беседе, происходящей в другом конце комнаты. Полученные данные показали, что нерелевантные голоса игнорируются не настолько основательно, насколько это предполагалось. Они каким-то образом обрабатываются, причем обрабатываются в достаточной степени для того, чтобы можно было определить, не было ли произнесено ваше собственное имя.

Другие исследования также показали, что как слуховой стимул произносимое вслух собственное имя имеет особый статус: на фоне шума оно распознается значительно легче, чем другие имена, и в равной мере скорее заставит испытуемого пробудиться от сна. Я полагаю, хотя это и будет отклонением от основной темы моей статьи, что значение этого факта до конца еще не оценено. Он должен оказаться важным в раннем детстве, когда не говорящий еще ребенок окружен потоком речи, которую он не может понять и которая по большей части не направлена на него, что представляет в этом смысле особый интерес. В психолингвистике было много сделано для изучения трудностей, испытываемых детьми при попытке понять структуру родного языка. Было выдвинуто предположение о том, что для выполнения такой задачи ребенок должен обладать очень сложным врожденным аппаратом. Ребенку, конечно, необходимы некоторые врожденные специфически языковые механизмы, но сложность их, как мне кажется, явно переоценивается.

Какая бы сложная речь ни окружала ребенка, можно с уверенностью предположить, что он по большей части не обращает на нее внимание. Вероятно, она имеет для него такое же значение, как второй голос для испытуемых в экспериментах по немедленному воспроизведению сообщений. Но, как и у этих испытуемых, у ребенка есть механизмы бдительности, которые предшествуют вниманию. Они автоматически привлекают его внимание к тем голосам, которые или громко звучат, или, видимо, обладают другими важными качествами. Вскоре он узнает свое имя, и после этого оно также приобретает свойство привлекать внимание. Это важно для ребенка, потому что высказывание, в которое включено его имя, вероятно, адресуется именно к нему и поэтому скорее всего будет более простым по структуре и легким для понимания, чем всякая другая речь. И в самом деле, есть тенденция говорить с детьми как можно проще. При общении с ребенком в практических целях взрослые не пользуются сложным языком, а обращаются к нему с довольно простой, понятной ему речью. Это упрощение может играть решающую роль, оно дает ребенку возможность научиться языку своего социального окружения.

Если этот аргумент убедителен, можно не удивляться тому, что собственное имя испытуемого оказывается таким эффективным стимулом, даже когда оно звучит в контексте нерелевантной информации. Однако собственное имя ни в коем случае не единственный стимул такого рода. Ряд экспериментаторов, в частности Анна Трейсман, смогли показать, что в нерелевантном сообщении испытуемые отмечают также и некоторые другие характеристики предъявляемого материала. К таким замечаемым на уровне предвнимания стимулам относились приемлемые продолжения основного сообщения, слова и фразы, идентичные частям основного сообщения и не слишком отстоящие от них во времени резкие звуки и щелчки, и даже некоторые специально подбираемые слова, хотя частота реагирования на эти последние всегда гораздо ниже по сравнению с тем, когда они включены в состав потока слов основного сообщения.

Как можно представить себе механизмы этих процессов? Первоначально Бродбент предположил, что иррелевантные сообщения просто «отфильтровываются»: они не достигают более высоких уровней нервной системы из-за какого-то явного препятствия или заслона. Это означает, что все, что узнает испытуемый из второго сообщения, по-видимому, является результатом первичного периферического анализа, который «предшествует фильтру». Во многих отношениях этот периферический анализ соответствует тому, что я называю сейчас «процессами предвнимания». Однако Бродбент не предложил подобного термина и главным образом потому, что его представление о внимании по своему характеру отличалось от того, которое выдвигаю я. Для него и фактически для большинства последующих теоретиков процессы внимания представляются, по существу, негативными: они что-то отфильтровывают или по меньшей мере ослабляют. Я предпочитаю рассматривать их как позитивные: мы осуществляем активную переработку информации определенной части входа, а не оставшихся частей. Когда мы пытаемся понять одного говорящего, мы не пытаемся в то же самое время понимать другого, т. е. все наше внимание направлено на это понимание. Если человек берет один бутерброд из множества других, предложенных ему на подносе, мы обычно не говорим, что он блокировал, отфильтровывал или исключал из поля внимания все другие бутерброды, мы говорим, что он просто не взял их. Естественно, он знает о выбранном бутерброде гораздо больше, чем о других, потому что ему нужно соответствующим образом сложить и держать руку с бутербродом и т. д. еще до того, как он начнет его есть.

Если мы представим себе человека, у которого инстинкт самосохранения преобладает над хорошими манерами, он, видимо, будет слегка придерживать пальцами другие бутерброды и следить за тем, чтобы с ними ничего не случилось как до, так и во время действий с тем бутербродом, который он выбрал. Это соответствовало бы процессу переработки информации в предвнимании: не «анализ до фильтра», «а деятельность за пределами основного потока обработки информации». При такой формулировке не возникает спора относительно того, имеет ли место селективное внимание на стадии «восприятия» или на стадии «ответа». Восприятие является таким активным процессом, который невозможно отличить от ответа.
Хотя многое говорит в пользу такого взгляда на внимание, я не буду представлять данных, которые бы доказывали его правильность. В самом деле, можно ли вообще с помощью эксперимента показать правильность понимания внимания как активного процесса или как пассивного. По-видимому, мы можем лишь убедиться, какое из них больше соответствует представлению о человеческой природе в целом. Это — задача, решение которой я не могу взять на себя здесь. Вместо этого я расскажу о новом методе изучения зрительного внимания и предвнимания, моделью которого послужило селективное восприятие, но в другой — слуховой модальности. Результаты, полученные с помощью этого метода, можно интерпретировать по-разному, но все они указывают, насколько общими и стабильными являются некоторые характеристики процессов предвнимания.

Первоначальная идея принадлежит фактически не мне, а Хохбергу. Когда-то он высказал предположение о том, что можно спроектировать эксперименты по чтению, которые были бы подобны исследованиям немедленного воспроизведения сообщения. Он указывал на то, что уже обычное чтение представляет собой селективный процесс. Информация воспринимается со строчки, которую читают в данный момент, а примыкающие к ней строчки игнорируются, хотя они также присутствуют в зрительном поле. Следуя этому указанию, я провел ряд исследований с помощью метода, который лучше всего назвать «селективным чтением».
Экспериментальная процедура проста. Испытуемому предъявляется отрывок текста, который он должен прочесть вслух. Этот отрывок — обычно юмористический рассказ — напечатан красным шрифтом. Однако между строками рассказа впечатаны черным шрифтом последовательности случайно выбранных слов.

Испытуемому предъявляют за один раз страницу текста и просят читать текст, напечатанный красным шрифтом, вслух. Используя секундомер, экспериментатор замечает время, затраченное на чтение каждой страницы, а в инструкции испытуемого просят не торопиться и читать с наиболее приемлемой для него скоростью. Ему говорят, что цель эксперимента — просто определить, будет ли его отвлекать инородный материал на странице. Поэтому он вообще не должен обращать внимание на черные строчки. Большинство испытуемых были студентами колледжа или поступающими в аспирантуру.

Были использованы два рассказа американского юмориста Джеймса Тербера (в экспериментах такого рода желательно, чтобы рассказы развлекали не только испытуемого, но и экспериментатора, который вынужден выслушивать их по многу раз).

Случайные слова были взяты из набора, состоявшего приблизительно из 7 тысяч слов, который был использован несколько лет тому назад в эксперименте по зрительному поиску. Выбранные слова состояли из 3 — 6 букв, а частота их употребления в обычном английском языке была минимальной. Были получены две различные последовательности этих слов, из которых вторая представляла собой первую, записанную в обратном порядке. Все слова были отпечатаны с заглавной буквы. Это делалось для того, чтобы собственное имя испытуемого, появлявшееся на одной из последующих страниц, могло также начинаться с заглавной буквы, не бросаясь при этом в глаза.

Эксперимент был направлен на то, чтобы определить, будут ли при селективном чтении наблюдаться определенные феномены, которые наблюдались при селективном прослушивании, а именно: а) обнаружат ли испытуемые свое собственное имя в нерелевантном материале, б) заметят ли они слово, часто повторяющееся в нерелевантном материале. Кроме того, нам хотелось выяснить, скажется ли на деятельности испытуемых предупреждение о том, что черный материал станет важным в конечном счете, и если скажется, то повлияет ли это предупреждение на снижение скорости чтения.

По замыслу эксперимента, испытуемые были разделены на две основные группы по 40 человек каждая: одна группа была предупреждена, другая не предупреждена. Все испытуемые читали вслух по 10 страниц текста. На первых трех страницах не было вообще черных строк — только сам рассказ, напечатанный красным шрифтом. При чтении этих страниц устанавливалась обычная скорость чтения испытуемого. Начиная с четвертой страницы в текст впечатывались черные строчки. Черные строчки на четвертой и пятой страницах состояли только из случайных слов. Интересно, что их присутствие не замедляло чтение испытуемых. В действительности они даже немного ускорили чтение. Среднее время чтения третьей страницы составляло 53,9 сек, четвертой — 52,1 сек.

На шестой странице сам текст и метод работы с испытуемыми были для каждой группы различными. В тексте на шестой странице для предупрежденной группы собственное имя испытуемого появлялось дважды: на четвертой и десятой строчках. После прочтения этой страницы экспериментатор спрашивал испытуемого, заметил ли тот что-нибудь в черных строчках. Если испытуемый не сообщал о том, что заметил свое имя, ему указывали на него. Затем экспериментатор говорил: «Отчасти целью эксперимента было выяснить, заметите ли вы свое имя без специального предупреждения. Поэтому то, что я вам говорил вначале, не совсем верно; нас на самом деле интересуют черные слова. Сейчас я хочу, чтобы вы продолжили читать рассказ вслух, как и прежде сохраняя вашу обычную скорость чтения. Однако потом, после того как вы дочитаете последнюю страницу, я непременно задам вам несколько вопросов относительно материала, напечатанного черным шрифтом».

В непредупрежденной группе на шестой странице не появлялось никакого имени, и экспериментатор не проводил никакого опроса и не делал никакого предупреждения. На десятой странице среди черных строчек испытуемым каждой группы дважды предъявлялись их имена. Кроме того, было введено второе изменение. На восьмой, девятой и десятой страницах список случайных слов менялся так, что отдельное слово, а именно «пятница», появлялось один раз в каждой строчке на всех трех страницах, за исключением верхней и нижней строк, где встречается имя испытуемого. Однако слово «пятница» никогда не было первым или последним словом строки. После прочтения десятой страницы всех испытуемых спрашивали, заметили ли они что-либо в черных строчках, и в случае, если они ничего не сообщали, им показывали их собственные имена. Затем им говорили, что почти в каждой черной строке появлялось одно отдельное слово, и спрашивали, знают ли они, что это было за слово. Если они не знали, им говорили, что слово означало один из дней недели; знают ли они какой именно? И наконец, их заставляли догадываться, какой это был день недели, даже если они не могли вспомнить. Короче говоря, испытуемым из предупрежденной группы слово «пятница» предъявлялось после предупреждения о том, что материал, напечатанный черным шрифтом, является значимым, испытуемым из непредупрежденной группы тот же самый материал предъявлялся без какого-либо предупреждения. В каждой группе половина испытуемых читала один рассказ, а другая половина — другой; половина каждой подгруппы получала одну последовательность случайных слов, другая половина — другую последовательность.

Позвольте мне теперь обратиться к результатам. Прежде всего испытуемые не испытывали затруднений при селективном чтении. Как уже упоминалось, они не снизили скорость чтения при введении материала, напечатанного черным шрифтом. При последующем опросе некоторые испытуемые отвечали, что черные строки «сливались просто в одну сплошную массу». Другие говорили, что они игнорировали их, некоторые замечали то там, то здесь слово, напечатанное черным шрифтом. Большинство из них подозревали, что черные строки так или иначе, конечно, окажутся нужными, но это не мешало, как мы увидим, успешному проведению экспериментов.

Хотя испытуемым казалось, что они обращали мало внимания или совсем не обращали внимания на черные строки, приблизительно две трети из них заметили свое имя уже при первом предъявлении: 27 испытуемых из предупрежденной группы — на шестой странице, 25 испытуемых из непредупрежденной группы — на десятой странице. Как только испытуемых предупредили, число заметивших свое имя резко возросло, составив более 90%. Что касается повторявшегося слова «пятница», только один непредупрежденный испытуемый из сорока назвал это слово без намека на то, что это был день недели, и всего пять — после того, как этот намек был сделан. В предупрежденной же группе 9 испытуемых назвали слово «пятница» сразу без намека и 20 — после намека на то, что это был день недели. Когда испытуемых заставляли догадываться о дне недели, вместо того чтобы подсказать его, продуктивность была очень низкая; правильные догадки составили не более седьмой части всех догадок. Что касается двух последовательностей случайных слов, никаких различий между ними обнаружено не было. При предъявлении разных рассказов в результатах было некоторое различие, причина которого, по-видимому, состояла в том, что имя испытуемого на шестой странице одного из рассказов случайно попало на видное место. Стоит также отметить, что испытуемые из предупрежденной группы при втором предъявлении стали лучше узнавать собственные имена, однако это не происходило за счет снижения скорости чтения, хотя скорость чтения и снизилась сразу же после предупреждения: испытуемые в среднем на три секунды дольше читали седьмую страницу, чем пятую, уже к девятой странице скорость увеличилась до нормы.

Что означают эти результаты? Ясно, что в зрении, как и в слухе, существуют процессы предвнимания. Испытуемые почти ничего не знали о том второстепенном материале, о котором их впоследствии спрашивали; практически ни один из испытуемых непредупрежденной группы не смог сообщить о часто повторявшемся слове «пятница», когда ему задавали соответствующий вопрос. С другой стороны, две трети испытуемых заметили свое имя в тех же самых условиях непредупреждения о его появлении, точно так же как и большинство испытуемых в экспериментах Морэя слышали свои имена, когда их внимание было отвлечено на другое сообщение.

Конечно, в экспериментах на немедленное воспроизведение речи имеются и другие моменты, которые до сих пор еще не были проверены применительно к зрительной модальности. В частности, не было сделано попыток включить отрывки с повторениями или приемлемыми продолжениями основного текста в нерелевантные строки. Более того, нельзя полностью исключить альтернативную интерпретацию результатов, а именно что испытуемый время от времени переключал свое внимание на черные строки и именно в эти моменты и замечал свое имя. Хотя неизменная скорость чтения и высокий процент правильных узнаваний вряд ли допускают эту возможность, полностью исключить это нельзя. Тахистоскопическое исследование, проводимое в настоящее время в Корнелле, позволит уточнить этот вопрос.

Хотелось бы закончить статью исчерпывающим описанием характеристик предшествующей вниманию бдительности, но, к сожалению, я не могу этого сделать, так как мы только начали их вплотную исследовать. Цели этой статьи более скромны и заключаются в том, чтобы постараться убедить читателя в необходимости понятий «внимание» и «предвнимание» и показать, что процессы предвнимания являются общими, наблюдаются более чем в одной сенсорной модальности, а также предложить дальнейшие пути для их изучения.

Ю.Б. Гиппенрейтер. Метод интроспеции и проблема самонаблюдения: Psychology OnLine.Net

Как я уже говорила, в психологии сознания метод интроспекции (букв. «смотрения внутрь») был признан не только главным, но и единственным методом психологии.

В основе этого убеждения лежали следующие два бесспорных обстоятельства.

Во-первых, фундаментальное свойство процессов сознания непосредственно открываться (репрезентироваться) субъекту. Во-вторых, «закрытость» тех же процессов для внешнего наблюдателя. Сознания разных людей сравнивались в то время с замкнутыми сферами, которые разделены пропастью. Никто не может перейти эту пропасть, никто не может непосредственно пережить состояния моего сознания так, как я их переживаю. И я никогда не проникну в образы и переживания других людей. Я даже не могу установить, является ли красный цвет красным и для другого; возможно, что он называет тем же словом ощущение совершенно иного качества!

Я хочу подчеркнуть, казалось бы, кристальную ясность и строгость выводов психологии того времени относительно ее метода. Все рассуждение заключено в немногих коротких предложениях: предмет психологии — факты сознания; последние непосредственно открыты мне — и никому больше; следовательно, изучать их можно методом интроспекции — и никак иначе.

Однако простота и очевидность каждого из этих утверждений, как и всего вывода в целом, только кажущиеся. В действительности в них заключена одна из самых сложных и запутанных проблем психологии — проблема самонаблюдения.

Нам и предстоит разобраться в этой проблеме.

Мне хотелось бы, чтобы на примере рассмотрения этой проблемы вы увидели, как много значат в науке критичность и одновременно гибкость подхода. Так, на первый взгляд очевидный тезис начинает расшатываться от того, — что к нему подходят с других точек зрения и находят незамеченные ранее оттенки, неточности и т. п.

Давайте же займемся более внимательно вопросом о том, что такое интроспекция, как она понималась и применялась в качестве метода психологии на рубеже ХIХ — ХХ вв.

Идейным отцом метода интроспекции считается английский философ Дж. Локк (1632 — 1704), хотя его основания содержались также в декартовском тезисе о непосредственном постижении мыслей.

Дж. Локк считал, что существует два источника всех наших знаний: первый источник — это объекты внешнего мира, второй — деятельность собственного ума. На объекты внешнего мира мы направляем свои внешние чувства и в результате получаем впечатления (или идеи) о внешних вещах. Деятельность же нашего ума, к которой Локк причислял мышление, сомнение, веру, рассуждения, познание, желания, познается с помощью особого, внутреннего, чувства — рефлексии. Рефлексия по Локку, — это «наблюдение, которому ум подвергает свою деятельность» [64 с. 129).

Дж. Локк замечает, что рефлексия предполагает особое направление внимания на деятельность собственной души, а также достаточную зрелость субъекта. У детей рефлексии почти нет, они заняты в основном познанием внешнего мира. Она может не развиться и у взрослого, если он не проявит склонности к размышлению над самим собой и не направит на свои внутренние процессы специального внимания.

«Ибо хотя она (т. е. деятельность души.- Ю. Г.) протекает постоянно, но, подобно проносящимся призракам, не производит впечатления, достаточно глубокого, чтобы оставить в уме ясные, отличные друг от друга, прочные идеи» [64, с. 131].

Итак, у Локка содержится, по крайней мере, два важных утверждения.

1. Существует возможность раздвоений, или «удвоения», психики. Душевная деятельность может протекать как бы на двух уровнях: процессы первого уровня — восприятия, мысли, желания; процессы второго уровня — наблюдение, или «созерцание» этих восприятий, мыслей, желаний.

2. Деятельность души первого уровня есть у каждого человека и даже у ребенка. Душевная деятельность второго уровня требует специальной организации. Это специальная деятельность. Без нее знание о душевной жизни невозможно. Без нее впечатления о душевной жизни подобны «проносящимся призракам», которые не оставляют в душе «ясные и прочные идеи».

Эти оба тезиса, а именно, возможность раздвоения сознания и необходимость организации специальной деятельности для постижения внутреннего опыта, были приняты на вооружение психологией сознания. Были сделаны следующие научно-практические выводы:

1) психолог может проводить психологические исследования только над самим собой. Если он хочет знать, что происходит с другим, то должен поставить себя в те же условия, пронаблюдать себя и по аналогии заключить о содержании сознания другого человека;

2) поскольку интроспекция не происходит сама собой, а требует особой деятельности, то в ней надо упражняться, и упражняться долго.

Когда вы будете читать современные статьи с описанием экспериментов, то увидите, что в разделе «Методика», как правило, приводятся различные сведения об испытуемых. Обычно указывается их пол, возраст, образование. Иногда даются специальные, важные для данных экспериментов, сведения: например, о нормальной остроте зрения, умственной полноценности и т. п.

В экспериментальных отчетах конца прошлого и начала нашего века также можно обнаружить раздел с характеристикой испытуемых. Но он выглядит совсем необычно. Например, читаешь, что одним испытуемым был профессор психологии с десятилетним интроспекционистским стажем; другой испытуемый был, правда, не профессор, а всего лишь ассистент-психолог, но также опытный интроспекционист, так как прошел 6-месячные курсы интроспекции, и т. п.

Психологи того времени отмечали важные дополнительные преимущества метода интроспекции.

Во-первых, считалось, что в сознании непосредственно отражается причинная связь психических явлений. Например, если я захотела поднять руку и подняла ее, то причина действия мне непосредственно известна: она присутствует в сознании в форме решения поднять руку. В более сложном случае, если человек вызывает во мне сострадание и я стремлюсь ему всячески помочь, для меня очевидно, что мои действия имеют своей причиной чувство сострадания. Я не только переживаю это чувство, но знаю его связь с моими действиями.

Отсюда положение психологии считалось намного легче, чем положение других наук, которые должны еще доискиваться до причинных связей.

Второе отмечавшееся достоинство: интроспекция поставляет психологические факты, так сказать, в чистом виде, без искажений. В этом отношении психология также выгодно отличается от других наук. Дело в том, что при познании внешнего мира наши органы чувств, вступая во взаимодействие с внешними предметами, искажают их свойства. Например, за ощущениями света и звука стоят физические реальности — электромагнитные и воздушные волны, которые совершенно не похожи ни на цвет, ни на звук. И их еще надо как-то «очищать» от внесенных искажений.

В отличие от этого для психолога данные ощущения есть именно та действительность, которая его интересует. Любое чувство, которое испытывает человек независимо от его объективной обоснованности или причины, есть истинный психологический факт. Между содержаниями сознания и внутренним взором нет искажающей призмы!

«В сфере непосредственных данных сознания нет уже различия между объективным и субъективным, реальным и кажущимся, здесь все есть, как кажется, и даже именно потому, что оно кажется: ведь когда что-нибудь нам кажется, это и есть вполне реальный факт нашей внутренней душевной жизни» [65, с. 1034.).

Итак, применение метода интроспекции подкреплялось еще соображениями об особых преимуществах этого метода.

В психологии конца ХIХ в. начался грандиозный эксперимент по проверке возможностей метода интроспекции. Научные журналы того времени были наполнены статьями с интроспективными отчетами; в них психологи и с большими подробностями описывали свои ощущения, состояния, переживания, которые появлялись у них при предъявлении определенных раздражителей, при постановке тех или иных задач.

Надо сказать, что это не были описания фактов сознания в естественных жизненных обстоятельствах, что само по себе могло бы представить интерес. Это были лабораторные опыты, которые проводились «в строго контролируемых условиях», чтобы получить совпадение результатов у разных испытуемых. Испытуемым предъявлялись отдельные зрительные или слуховые раздражители, изображения предметов, слова, фразы; они должны были воспринимать их, сравнивать между собой, сообщать об ассоциациях, которые у них возникали, и т. п.

Эксперименты наиболее строгих интроспекционистов (Э. Титченера и его учеников) осложнялись еще двумя дополнительными требованиями.

Во-первых, интроспекция должна была направляться на выделение простейших элементов сознания, т. е. ощущений и элементарных чувств. (Дело в том, что метод интроспекции с самого начала соединился с атомистическим подходом в психологии, т. е. убеждением, что исследовать — значит разлагать сложные процессы на простейшие элементы.)

Во-вторых, испытуемые должны были избегать в своих ответах терминов, описывающих внешние объекты, а говорить только о своих ощущениях, которые вызывались этими объектами, и о качествах этих ощущений. Например, испытуемый не мог сказать: «Мне было предъявлено большое, красное яблоко». А должен был сообщить примерно следующее: «Сначала я получил ощущение красного, и оно затмило все остальное; потом оно сменилось впечатлением круглого, одновременно с которым возникло легкое щекотание в языке, по-видимому, след вкусового ощущения. Появилось также быстро преходящее мускульное ощущение в правой руке…».

Ответ в терминах внешних объектов был назван Э. Титченером «ошибкой стимула » — известный термин интроспективной психологии, отражающий ее атомистическую направленность на элементы сознания.

По мере расширения этого рода исследований стали обнаруживаться крупные проблемы и трудности.

Во-первых, становилась все более очевидной бессмысленность такой «экспериментальной психологии». По словам одного автора, в то время от психологии отвернулись все, кто не считал ее своей профессией.

Другим неприятным следствием были накапливающиеся противоречия в результатах. Результаты не совпадали не только у различных авторов, но даже иногда у одного и того же автора при работе с разными испытуемыми.

Больше того, зашатались основы психологии — элементы сознания. Психологи стали находить такие содержания сознания, которые никак не могли быть разложены на отдельные ощущения или представлены в виде их суммы. Возьмите мелодию, говорили они, и перенесите ее в другую тональность; в ней изменится каждый звук, однако мелодия при этом сохранится. Значит, не отдельные звуки определяют мелодию, не простая их совокупность, а какое-то особое качество, которое связано с отношениями между звуками. Это качество целостной структуры (нем. — «гештальта «), а не суммы элементов.

Далее, систематическое применение интроспекции стало обнаруживать нечувственные, или безобразные, элементы сознания. Среди них, например, «чистые» движения мысли, без которых, как оказалось, невозможно достоверно описать процесс мышления.

Наконец, стали выявляться неосознаваемые причины некоторых явлений сознания (о них подробнее ниже).

Таким образом, вместо торжества науки, обладающей таким уникальным методом, в психологии стала назревать ситуация кризиса.

В чем же было дело? Дело было в том, что доводы, выдвигаемые в защиту метода интроспекции, не были строго проверены. Это были утверждения, которые казались верными лишь на первый взгляд.

В самом деле, начну с утверждения о возможности раздвоения сознания. Казалось бы, мы действительно можем что-то делать и одновременно следить за собой. Например, писать — и следить за почерком, читать вслух — и следить за выразительностью чтения. Казалось бы, так — и в то же время не так или, по крайней мере, не совсем так!

Разве не менее известно, что наблюдение за ходом собственной деятельности мешает этой деятельности, а то и вовсе ее разрушает? Следя за почерком, мы можем потерять мысль; стараясь читать с выражением — перестать понимать текст.

Известно, насколько разрушающим образом действует рефлексия на протекание наших чувств: от нее они бледнеют, искажаются, а то и вовсе исчезают. И напротив, насколько «отдача чувству» исключает возможность рефлексии!

В психологии специально исследовался вопрос о возможности одновременного осуществления двух деятельностей. Было показано, что это возможно либо путем быстрых переходов от одной деятельности к другой, либо если одна из деятельностей относительно проста и протекает «автоматически». Например, можно вязать на спицах и смотреть телевизор, но вязание останавливается в наиболее захватывающих местах; во время проигрывания гамм можно о чем-то думать, но это невозможно при исполнении трудной пьесы.

Если применить все сказанное к интроспекции (а ведь она тоже вторая деятельность!), то придется признать, что ее возможности крайне ограничены. Интроспекцию настоящего, полнокровного акта сознания можно осуществить, только прервав его. Надо сказать, что интроспекционисты довольно быстро это поняли. Они отмечали, что приходится наблюдать не столько сам непосредственно текущий процесс, сколько его затухающий след. А чтобы следы памяти сохраняли возможно большую полноту, надо процесс дробить (актами интроспекции) на мелкие порции. Таким образом, интроспекция превращалась в «дробную» ретроспекцию.

Остановимся на следующем утверждении — якобы возможности с помощью интроспекции выявлять причинно-следственные связи в сфере сознания.

Пожалуй, примерами отдельных, так называемых произвольных, действий справедливость этого тезиса и ограничивается. Зато, с каким количеством необъяснимых фактов собственного сознания мы встречаемся повседневно! Неожиданно всплывшее воспоминание или изменившееся настроение часто заставляют нас проводить настоящую исследовательскую работу по отысканию их причин. Или возьмем процесс мышления: разве мы всегда знаем, какими путями пришла нам в голову та или иная мысль? История научных открытий и технических изобретений изобилует описаниями внезапных озарений!

И вообще, если бы человек мог непосредственно усматривать причины психических процессов, то психология была бы совсем не нужна! Итак, тезис о непосредственной открытости причин на проверку оказывается неверен.

Наконец, рассмотрим мнение о том, что интроспекция поставляет сведения о фактах сознания в неискаженном виде. Что это не так, видно уже из сделанного выше замечания о вмешательстве интроспекции в исследуемый процесс. Даже когда человек дает отчет по памяти о только что пережитом опыте, он и тогда неизбежно его искажает, ибо направляет внимание только на определенные его стороны или моменты.

Именно это искажающее влияние внимания, особенно внимания наблюдателя, который знает, что он ищет, настойчиво отмечалось критиками обсуждаемого метода. Интроспекционист, писали они не без иронии, находит в фактах сознания только те элементы, которые соответствуют его теории. Если это теория чувственных элементов, он находит ощущения, если безобразных элементов, — то движения «чистой» мысли и т. п.

Итак, практика использования и углубленное обсуждение метода интроспекции обнаружили ряд фундаментальных его недостатков. Они были настолько существенны, что поставили под сомнение метод в целом, а с ним и предмет психологии — тот предмет, с которым метод интроспекции был неразрывно связан и естественным следствием постулирования которого он являлся.

Во втором десятилетии нашего века, т. е. спустя немногим более 30 лет после основания научной психологии, в ней произошла революция: смена предмета психологии. Им стало не сознание, а поведение человека и животных.

Дж. Уотсон, пионер этого нового направления писал: «…психология должна… отказаться от субъективного предмета изучения, интроспективного метода исследования и прежней терминологии. Сознание с его структурными элементами, неразложимыми ощущениями и чувственными тонами, с его процессами, вниманием, восприятием, воображением — все это только фразы, не поддающиеся определению» [114, с. 3].

Заявление Дж. Уотсона было «криком души» психолога, заведенного в тупик. Однако после любого «крика души» наступают рабочие будни. И в будни психологии стали возвращаться факты сознания. Однако с ними стали обращаться иначе. Как же?

Возьмем для иллюстрации современные исследования восприятия человека. Чем они в принципе отличаются от экспериментов интроспекционистов?

И в наши дни, когда хотят исследовать процесс восприятия, например, зрительного восприятия человека, то берут испытуемого и предъявляют ему зрительный объект (изображение, предмет, картину), а затем спрашивают, чту он увидел. До сих пор как будто бы то же самое. Однако есть существенные отличия.

Во-первых, берется не изощренный в самонаблюдении профессор-психолог, а «наивный» наблюдатель, и чем меньше он знает психологию, тем лучше. Во-вторых, от испытуемого требуется не аналитический, а самый обычный отчет о воспринятом, т. е. отчет в тех терминах, которыми он пользуется в повседневной жизни.

Вы можете спросить: «Что же тут можно исследовать? Мы ежедневно производим десятки и сотни наблюдений, выступая в роли «наивного наблюдателя»; можем рассказать, если нас спросят, обо всем виденном, но вряд ли это продвинет наши знания о процессе восприятия. Интроспекционисты, по крайней мере, улавливали какие-то оттенки и детали».

Но это только начало. Экспериментатор-психолог для того и существует, чтобы придумать экспериментальный прием, который заставит таинственный процесс раскрыться и обнажить свои механизмы. Например, он помещает на глаза испытуемого перевертывающие призмы, или предварительно помещает испытуемого в условия «сенсорного голода», или использует особых испытуемых — взрослых лиц, которые впервые увидели мир в результате успешной глазной операции и т. д.

Итак, в экспериментах интроспекционистов предъявлялся обычный объект в обычных условиях; от испытуемого же требовался изощренный анализ «внутреннего опыта», аналитическая установка, избегание «ошибки стимула» и т. п.

В современных исследованиях происходит все наоборот. Главная нагрузка ложится на экспериментатора, который должен проявить изобретательность. Он организует подбор специальных объектов или специальных условий их предъявлений; использует специальные устройства, подбирает специальных испытуемых и т. п. От испытуемого же требуется обычный ответ в обычных терминах.

Если бы в наши дни явился Э. Титченер, он бы сказал: «Но вы без конца впадаете в ошибку стимула!» На что мы ответили бы: «Да, но это не «ошибка», а реальные психологические факты; вы же впадали в ошибку аналитической интроспекции».

Итак, еще раз четко разделим две позиции по отношению к интроспекции — ту, которую занимала психология сознания, и нашу, современную.

Эти позиции следует, прежде всего, разнести терминологически. Хотя «самонаблюдение» есть почти буквальный перевод слова «интроспекция», за этими двумя терминами, по крайней мере, в нашей литературе, закрепились разные позиции.

Первую мы озаглавим как метод интроспекции. Вторую — как использование данных самонаблюдения.

Каждую из этих позиций можно охарактеризовать, по крайней мере, по двум следующим пунктам: во-первых; по тому, что и как наблюдается; во-вторых, по тому, как полученные данные используются в научных целях.

Таким образом, получаем следующую простую таблицу.

Таблица 1
Метод интроспекции Использование данных самонаблюдения
Что и как наблюдается Рефлексия, или наблюдение (как вторая деятельность) за деятельностью своего ума Непосредственное постижение фактов сознания («моноспекция»)
Как используется в научных целях Основной способ получения научных знаний Факты сознания рассматриваются как «сырой материал» для дальнейшего научного анализа

Итак, позиция интроспекционистов, которая представлена первым вертикальным столбцом, предполагает раздвоение сознания на основную деятельность и деятельность самонаблюдения, а также непосредственное получение с помощью последней знаний о законах душевной жизни.

В нашей позиции «данные самонаблюдения» означают факты сознания, о которых субъект знает в силу их свойства быть непосредственно открытыми ему. Сознавать что-то — значит непосредственно знать это. Сторонники интроспекции, с нашей точки зрения, делают ненужное добавление: зачем субъекту специально рассматривать содержания своего сознания, когда они и так открыты ему? Итак, вместо рефлексии — эффект прямого знания.

И второй пункт нашей позиции: в отличие от метода интроспекции использование данных самонаблюдения предполагает обращение к фактам сознания как к явлениям или как к «сырому материалу», а не как к сведениям о закономерных связях и причинных отношениях. Регистрация фактов сознания — не метод научного исследования, а лишь один из способов получения исходных данных. Экспериментатор должен в каждом отдельном случае применить специальный методический прием, который позволит вскрыть интересующие его связи. Он должен полагаться на изобретательность своего ума, а не на изощренность самонаблюдения испытуемого. Вот в каком смысле можно говорить об использовании данных самонаблюдения.

После этого итога я хочу остановиться на некоторых трудных вопросах. Они могут возникнуть или уже возникли у вас при придирчивом рассмотрении обеих позиций.

Первый вопрос, которого мы уже немного касались: «Что же, раздвоение сознания возможно или нет? Разве невозможно что-то делать — и одновременно наблюдать за тем, что делаешь?» Отвечаю: эта возможность раздвоения сознания существует. Но, во-первых, она существует не всегда: например, раздвоение сознания невозможно при полной отдаче какой-либо деятельности или переживанию. Когда же все-таки оно удается, то наблюдение как вторая деятельность вносит искажение в основной процесс. Получается нечто, похожее на «деланную улыбку», «принужденную походку» и т. п. Ведь и в этих житейских случаях мы раздваиваем наше сознание: улыбаемся или идем — и одновременно следим за тем, как это выглядит.

Примерно то же происходит и при попытках интроспекции как специального наблюдения. Надо сказать, что сами интроспекционисты многократно отмечали ненадежность тех фактов, которые получались с помощью их метода. Я зачитаю вам слова одного психолога, написанные в 1902 г. по этому поводу:

«Разные чувства — гнева, страха, жалости, любви, ненависти, стыда, нежности, любопытства, удивления — мы переживаем постоянно: и вот можно спорить и более или менее безнадежно спорить о том, в чем же собственно эти чувства состоят и что мы в них воспринимаем? Нужно ли лучшее доказательство той печальной для психолога истины, что в нашем внутреннем мире, хотя он всецело открыт нашему самосознанию, далеко не все ясно для нас самих и далеко не все вмещается в отчетливые и определенные формулы?» [65, с. 1068].

Эти слова относятся именно к данным интроспекции. Их автор так и пишет: «спорить о том, что мы в этих чувствах воспринимаем«. Сами чувства полнокровны, полноценны, подчеркивает он. Наблюдение же за ними дает нечеткие, неоформленные впечатления.

Итак, возможность раздвоения сознания, или интроспекция, существует. Но психология не собирается основываться на неопределенных фактах, которые она поставляет. Мы можем располагать гораздо более надежными данными, которые получаем в результате непосредственного опыта. Это ответ на первый вопрос.

Второй вопрос. Он может у вас возникнуть особенно и связи с примерами, которые приводились выше, примерами из исследований восприятия.

В этой области экспериментальной психологии широко используются отчеты испытуемых о том, что они видят, слышат и т. п. Не есть ли это отчеты об интроспекции? Именно этот вопрос разбирает известный советский психолог Б. М. Теплов в своей работе, посвященной объективному методу в психологии.

«Никакой здравомыслящий человек, — пишет он, — не скажет, что военный наблюдатель, дающий такое, например, показание: «Около опушки леса появился неприятельский танк», занимается интроспекцией и дает показания самонаблюдения. …Совершенно очевидно, что здесь человек занимается не интроспекцией, а «экстроспекцией», не «внутренним восприятием», а самым обычным внешним восприятием» [109, с. 28].

Рассуждения Б.М.Теплова вполне справедливы. Однако термин «экстроспекция» может ввести вас в заблуждение. Вы можете сказать: «Хорошо, мы согласны, что регистрация внешних событий не интроспекция. Пожалуйста, называйте ее, если хотите, экстроспекцией. Но оставьте термин «интроспекция» для обозначения отчетов о внутренних психических состояниях и явлениях — эмоциях, мыслях, галлюцинациях и т. п.».

Ошибка такого рассуждения состоит в следующем. Главное различие между обозначенными нами противоположными точками зрения основывается не на разной локализации переживаемого события: во внешнем мире — или внутри субъекта. Главное состоит в различных подходах к сознанию: либо как к единому процессу, либо как к «удвоенному» процессу.

Б.М.Теплов привел пример с танком потому, что он ярко показывает отсутствие в отчете командира наблюдения за собственным наблюдением. Но то же отсутствие рефлексирующего наблюдения может иметь место и при эмоциональном переживании. Полагаю, что и экстро-спекцию и интро-спекцию в обсуждаемом нами смысле может объединить термин «моноспекция«.

Наконец, третийвопрос. Вы справедливо можете спросить: «Но ведь существует процесс познания себя! Пишут же некоторые авторы о том, что если бы не было самонаблюдения, то не было бы и самопознания, самооценки, самосознания. Ведь все это есть! Чем же самопознание, самооценка , самосознание отличаются от интроспекции?»

Отличие, на мой взгляд, двоякое. Во-первых, процессы познания и оценки себя гораздо более сложны и продолжительны, чем обычный акт интроспекции. В них входят, конечно, данные самонаблюдения, но только как первичный материал, который накапливается и подвергается обработке: сравнению, обобщению и т. п.

Например, вы можете оценить себя как человека излишне эмоционального, и основанием будут, конечно, испытываемые вами слишком интенсивные переживания (данные самонаблюдения). Но для заключения о таком своем свойстве нужно набрать достаточное количество случаев, убедиться в их типичности, увидеть более спокойный способ реагирования других людей и т. п.

Во-вторых, сведения о себе мы получаем не только (а часто и не столько) из самонаблюдения, но и из внешних источников. Ими являются объективные результаты наших действий, отношения к нам других людей и т. п.

Наверное, трудно сказать об этом лучше, чем это сделал Г.-Х. Андерсен в сказке «Гадкий утенок». Помните тот волнующий момент, когда утенок, став молодым лебедем, подплыл к царственным птицам и сказал: «Убейте меня!», все еще чувствуя себя уродливым и жалким существом. Смог бы он за счет одной «интроспекции» изменить эту самооценку, если бы восхищенные сородичи не склонили бы перед ним головы?

Теперь, я надеюсь, вы сможете разобраться в целом ряде различных терминов, которые будут встречаться в психологической литературе.

Метод интроспекции — метод изучения свойств и законов сознания с помощью рефлексивного наблюдения. Иногда он называется субъективным методом. Его разновидностям и являются метод аналитической интроспекции и метод систематической интроспекции.

Речевой отчет — сообщение испытуемого о явлениях сознания при наивной (неинтроспективной, неаналитической) установке. То же иногда называют субъективным отчетом, субъективными показаниями, феноменальными данными, данными самонаблюдения.

Важность размышлений перед тем, как говорить

Мышление считается одним из трех мега-навыков: мышление, письмо и устная речь

Это основные социальные навыки, необходимые для успешной жизни. Но в то время как интеллект — это актив с сильной генетической основой, хорошее мышление — это также навык, которому можно научиться. И часть хорошего мышления — это «подумать, прежде чем говорить».

Почему «подумай, прежде чем говорить»? Потому что, хотя большинство из нас довольно небрежно выбирает слова, слова обладают такой силой.Они могут быть полезными или обидными, и могут иметь прямое влияние на исход ситуации, вызывая положительную или отрицательную реакцию в нашем мире. Слова определяют нашу идентичность и раскрывают наши отношения и чувствительность, отражая то, кем мы являемся. Наш выбор слов указывает слушателям на наш интеллект или невежество. И когда они постоянно подкрепляются и превращаются в привычные негативные образы мышления, они способны создать дурную привычку сосредотачиваться на негативе в жизни.

Проблема в том, что как только слова выходят из нашего рта, никакие извинения не заставят их волшебным образом вернуться: выпалить что-то, а затем попытаться убрать это, все равно что закрыть ворота после того, как лошадь сбежала.С другой стороны, размышление перед тем, как мы говорим, дает нам время подумать о влиянии слов, которые мы выбираем.


Развитие здоровых привычек

Думать, прежде чем говорить, — это действительно хорошая привычка, которую нужно развивать, чтобы не создавать проблем в своей жизни, будь то отношения, карьера или что-то еще. Когда вы не думаете, прежде чем говорить, вы с большей вероятностью сделаете плохо информированные заявления и снизите доверие к себе, не говоря уже о том, чтобы причинить кому-то вред, «подставив ногу в рот», даже если ваши намерения были действительно безобидными.

В других случаях, особенно когда вы чувствуете оборонительную позицию, мы, как правило, очень реакционны и быстро отвечаем, не задумываясь. У большинства из нас, когда мы ссоримся, наше эго встает, чтобы защитить свою позицию. Осознавая силу эго, становится легче управлять им. И если неизбежно сказать что-то негативное, подумайте, прежде чем говорить, это помогает нам быть более тактичными и понимать, как компенсировать негатив чем-то позитивным.

Планируйте свою речь

Хотя может показаться, что речь происходит без особых размышлений, потому что она происходит очень быстро, психолингвистические исследования на самом деле показали, что мы действительно планируем нашу речь по-разному и в разной степени думаем заранее.. Таким образом, мы не обречены говорить первое, что приходит в голову — у нас действительно есть способность контролировать свой язык. И это начинается с того, что вы действительно слушаете и понимаете во время взаимодействия, прежде чем открыть рот.

Это наша задача — контролировать свой язык и брать на себя ответственность за то, что исходит из наших уст. Будьте готовы подумать, прежде чем говорить, сказать то, что вы имеете в виду, поддержать свои заявления и нести за них ответственность. Два отличных метода научиться думать, прежде чем говорить, — это найти внутреннюю кнопку паузы и использовать аббревиатуру THINK.

Обнаружив внутреннюю кнопку «пауза», вы сможете жить более осознанно и осознанно.

Голос в вашей голове может говорить одно, но ваша кнопка «пауза» поможет вам решить, следует ли это сказать вслух.

  1. Определите свои триггеры — обратите внимание на физические реакции и ощущения, которые накапливаются в вас, такие как повышение температуры тела или ощущение «узла» в животе. Как только вы распознаете свои триггеры, вы можете использовать их как знак для активации вашей внутренней кнопки «пауза».

  1. Мысленно произнесите «пауза» — представьте, что вы тянетесь за пультом дистанционного управления.

  1. Сделайте глубокий вдох — дополнительный кислород в мозг помогает спланировать речь.

  1. Наблюдайте — слушайте других. Вы можете чувствовать себя обязанным все время что-то говорить, но на самом деле это не так! Вместо этого прислушивайтесь к своим мыслям и наблюдайте за ними, когда они приходят и уходят.

  1. Мысленно нажмите «play» — это позволит вам начать действовать осознанно.

Может показаться, что выполнение вышеперечисленного требует много времени и усилий, и если вы приучили свой разум всегда немедленно реагировать, сначала это покажется так. Но это внутренняя кнопка «пауза» — простое напоминание самому себе о том, что вам разрешено подождать и найти время, чтобы отреагировать соответствующим образом. Даже несколько дополнительных секунд размышлений могут иметь огромное значение, поэтому простое нажатие на паузу позволяет вам сделать лучший выбор в отношении дальнейших действий.

Еще один отличный инструмент, помогающий научить себя думать, прежде чем говорить, — это использовать аббревиатуру ДУМАТЬ.THINK может помочь вам взять под контроль, принимать правильные решения, меньше говорить и больше слушать. «ДУМАЙ» означает «Истинный, полезный, вдохновляющий, необходимый и добрый»:

.

T — ИСТИНА. На самом ли деле то, что вы говорите, правда или это «фейковые новости»? Ложь и дезинформация причиняют вред другим и представляют лжеца как ненадежного человека.

H — ПОЛЕЗНО. Ваши слова полезны? Также важно помогать другим принимать более правильные решения, давая им хорошие советы.

Я — ВДОХНОВЛЯЮЩИЙ .Вдохновляют ли других то, что вы говорите? Людей очень вдохновляют слова, которые могут побуждать других делать удивительные вещи.

N — НЕОБХОДИМО. Действительно ли нужно говорить твои слова? Бесполезная болтовня раздражает, а язык, который причиняет боль другим, совершенно не нужен.

К — ВИД. Что вы хотите сказать по-доброму? Все мы знаем поговорку «если не хочешь сказать ничего хорошего, вообще ничего не говори». Очевидно, что недобрые приговоры могут причинить людям боль.

Концепция THINK

Концепция THINK полезна не только в повседневном общении, но и в любой ситуации, когда используются слова, например, в киберпространстве — обидные комментарии в Интернете так же болезненны, как если бы они были сказаны в реальной жизни. Издевательства в школах — большая проблема в Австралии сегодня. Киберзапугивание (отправляя текстовые сообщения, электронную почту или в социальных сетях) может повредить дружбу, вызвать проблемы с доверием, распространить слухи и усугубить проблемы психического здоровья у молодых людей.Обучение детей полезности использования аббревиатуры THINK может помочь предотвратить негативную речь в Интернете. Но, как известно, даже взрослые клавишники, как известно, бросают послание, а затем на досуге раскаиваются.

Помимо социальных сетей, взрослые мы также ощущаем силу слов во многих других контекстах. Даже в обычном разговоре с друзьями мы часто говорим, прежде чем действительно обдумываем, что мы хотим сказать и как лучше всего это сказать. В других случаях, например, на собеседовании при приеме на работу, ставки могут быть высоки.Поэтому усилия, направленные на изучение того, как лучше контролировать свой язык, несомненно, окажут положительное влияние на вашу жизнь.

Если вы хотите узнать, как консультирование может принести вам пользу в повседневной жизни и помочь вам научиться применять стратегии и методы мышления, прежде чем говорить, позвоните нам в Cooks Hill Counseling

Подумайте, прежде чем говорить — Зарегистрированные психологи Glenora

Говорить раньше, чем вы думаете, — плохая привычка, которая может навлечь на вас неприятности и навредить вам в самых важных сферах вашей жизни.Отношения пострадают или закончатся, ваша карьера остановится на уровне, намного уступающем вашим талантам, и, что наиболее важно, у вас будет мало уверенности в себе.

Ваша речь формирует вашу жизнь. Снова и снова вы попадаете в ситуации, когда результат зависит от того, что вы говорите и как вы это говорите. Ваши слова отражают то, кем вы являетесь. Если ваши слова доставляют вам неприятности, вы показываете другим самые худшие стороны себя. Вы представляете себя легкомысленным, беспечным или просто обидным.

Ваши слова не только вызывают положительную или отрицательную реакцию в мире вокруг вас; ваша речь влияет на ваше мышление и может изменить ход вашего будущего. Ваши слова — это способ подчеркнуть ваши мысли и подкрепить их. Когда ваши слова резкие, негативные, невнимательные или осуждающие, подчеркиваются именно эти аспекты вашего опыта. Вскоре вы выработаете привычку всегда сосредотачивать свои мысли на темной стороне жизни. Вы знаете, в какого человека это превратит вас — несчастного, депрессивного и подлого человека, который видит только плохое, а не хорошее в других или в жизни.

Если вы говорите до того, как думаете о том, что вы собираетесь сказать, у вас нет времени на то, чтобы подумать, какие слова вы будете использовать, что эти слова будут значить для другого человека или как они будут относиться к тому, что вы говорите. . Вы также не думаете о том, что эти слова говорят о вас как о человеке, или обо всех хороших вещах, на которые вы, возможно, не обращаете внимания.

Чтобы избавиться от привычки говорить, не задумываясь, вы сначала должны принять тот факт, что вы должны контролировать свой язык.Вы несете ответственность за то, что выходит из вашего рта.

Далее, вы должны усердно практиковать закрывание рта, как только вы его открываете. Я не шучу. Если у вас есть эта проблема, это означает, что вы реагируете на людей и ситуации вокруг, открывая рот и разговаривая. Вы не реагируете мышлением. Когда вы закрываете рот, вы нарушаете шаблон или привычку и берете на себя управление. Вы даете себе время осознанно ВЫБРАТЬ то, что вы хотите сказать.

Третий шаг — сказать то, что вы на самом деле имеете в виду.Это очень важно, и вы должны спросить себя, действительно ли вы готовы это сделать. Легко выпалить что-то, а затем сказать: «Ой, извините, я не подумал». К тому времени ущерб уже нанесен. На самом деле вы говорите, что слишком ленивы, чтобы уделять внимание своим словам. Сказать, что вы сожалеете, имеет смысл только в том случае, если вы впоследствии измените свое поведение. Спросите себя, готовы ли вы подумать, прежде чем говорить, сказать то, что вы имеете в виду, поддержать свои слова и взять на себя ответственность за них.

Вот еще несколько идей, как усилить свою речь и избежать неприятностей.

Не говори много. Чрезмерные ненужные разговоры обычно являются признаком нервозности или глупости. Прежде чем что-то сказать, спросите себя: «Это правда? Это хорошо? Это необходимо?» Говорите, только если ответ на эти три вопроса ДА.

Избегайте разговоров на плохие, неприятные, деструктивные темы. По большей части это просто форма сплетен, говорите ли вы о своих друзьях или мировых событиях.Вместо этого говорите о хорошем, что вы видели или хотите испытать. Если вам все же нужно упомянуть что-то неприятное, проявите такт и мягкость, найдите что-нибудь положительное, чтобы компенсировать отрицательное, и будьте краткими.

Обильно хвалите. Всегда приветствуются искренние комплименты, благодарности и другие признательные слова. Обратите внимание на слово «искренний». Привычка честно хвалить не только принесет вам дружбу и любовь, но и научит вас искать хорошее вокруг. Вы будете удивлены, как это отразится в вашей жизни.Чем больше искренней похвалы вы дадите, тем более позитивно люди будут реагировать на вас, тем больше уверенности вы почувствуете и тем более успешным вы станете в своей жизни.

Наконец, говорите спокойно и как можно больше, избегайте гневных слов. Гневные слова создают врагов, истощают вашу энергию и вызывают болезнь.

Есть поговорка, что язык — хороший слуга, но ужасный хозяин. Приложите усилия к тому, чтобы контролировать свои слова, и это изменит вашу жизнь.

Ширли Вандерштин, Ph.D., R. Psych.
Психолог-консультант

Язык и мышление | Введение в психологию

Цели обучения

  • Объясните взаимосвязь между языком и мышлением
Когда мы говорим на одном языке, мы соглашаемся, что слова представляют идеи, людей, места и события. Данный язык, который изучают дети, связан с их культурой и окружающей средой. Но могут ли слова формировать то, как мы думаем о вещах? Психологи давно исследовали вопрос о том, формирует ли язык мысли и действия или наши мысли и убеждения формируют наш язык.Два исследователя, Эдвард Сепир и Бенджамин Ли Уорф, начали это исследование в 1940-х годах. Они хотели понять, как языковые привычки сообщества побуждают членов этого сообщества интерпретировать язык определенным образом (Sapir, 1941/1964). Сепир и Уорф предположили, что язык определяет мышление. Например, в некоторых языках есть много разных слов для обозначения любви. Однако в английском языке мы используем слово «любовь» для обозначения всех видов любви. Влияет ли это на то, как мы думаем о любви, в зависимости от того, на каком языке говорим (Whorf, 1956)? С тех пор исследователи определили эту точку зрения как слишком абсолютную, указав на отсутствие эмпиризма в том, что предлагали Сепир и Уорф (Abler, 2013; Boroditsky, 2011; van Troyer, 1994).Сегодня психологи продолжают изучать и обсуждать взаимосвязь между языком и мыслью.

Что вы думаете ?: Значение языка

Подумайте, что вы знаете о других языках; возможно, вы даже говорите на нескольких языках. Представьте на мгновение, что ваш ближайший друг свободно говорит на нескольких языках. Как вы думаете, этот друг думает по-разному в зависимости от того, на каком языке говорят? Возможно, вы знаете несколько слов, которые невозможно перевести с исходного языка на английский.Например, португальское слово saudade возникло в 15 веке, когда португальские моряки уезжали из дома, чтобы исследовать моря и отправиться в Африку или Азию. Те, кто остался позади, описали пустоту и нежность, которые они чувствовали, как saudade (рис. 1) . Слово стало выражать множество значений, включая потерю, ностальгию, тоску, теплые воспоминания и надежду. В английском нет ни одного слова, которое бы включало все эти эмоции в одно описание. Указывают ли такие слова, как saudade , на то, что разные языки порождают у людей разные модели мышления? Что вы думаете??

Рисунок 1.Эти два произведения искусства изображают саудаде. (a) Saudade de Nápoles, что переводится как «пропавший Неаполь», была написана Бертой Вормс в 1895 году. (b) Альмейда Джуниор нарисовала Saudade в 1899 году.

Язык действительно может влиять на то, как мы думаем, эта идея известна как лингвистический детерминизм. Одна из недавних демонстраций этого феномена заключалась в различиях в том, как люди, говорящие на английском и китайском языках, говорят и думают о времени. Англоговорящие люди обычно говорят о времени, используя термины, описывающие изменения по горизонтали, например, говоря что-то вроде «Я отстаю от графика» или «Не забегай вперед.«В то время как носители китайского языка также описывают время в горизонтальных терминах, нередко также используются термины, связанные с вертикальным расположением. Например, прошлое можно описать как «восходящее», а будущее как «плохое». Оказывается, эти различия в языке приводят к различиям в результатах когнитивных тестов, предназначенных для измерения того, насколько быстро человек может распознавать временные отношения. В частности, когда давали серию задач с вертикальной подготовкой, носители китайского языка быстрее распознавали временные отношения между месяцами.В самом деле, Бородицкий (2001) рассматривает эти результаты как предположение о том, что «языковые привычки поощряют мыслительные привычки» (стр. 12).

Язык не определяет полностью наши мысли — наши мысли слишком гибки для этого — но привычное использование языка может повлиять на нашу привычку мыслить и действовать. Например, некоторые языковые практики, кажется, связаны даже с культурными ценностями и социальными институтами. Речь идет о падении местоимения. Такие местоимения, как «я» и «вы», используются для обозначения говорящего и слушателя речи на английском языке.В английском предложении эти местоимения нельзя отбросить, если они используются в качестве подлежащего. Так, например, «Я ходил в кино вчера вечером» — это нормально, но «Сходил в кино вчера вечером» не на стандартном английском языке. Однако в других языках, таких как японский, местоимения могут быть и фактически часто удаляются из предложений. Оказалось, что люди, живущие в тех странах, где говорят на языках с падением местоимений, как правило, имеют более коллективистские ценности (например, сотрудники имеют большую лояльность по отношению к своим работодателям), чем те, кто использует языки без местоимений, такие как английский (Kashima & Kashima, 1998 ).Утверждалось, что явная ссылка на «вы» и «я» может напоминать говорящим о различии между собой и другим, а также о различии между людьми. Такая языковая практика может служить постоянным напоминанием о культурных ценностях, что, в свою очередь, может побуждать людей выполнять языковую практику.

Одна группа исследователей, которые хотели исследовать, как язык влияет на мышление, сравнила, как англоговорящие и народ дани из Папуа-Новой Гвинеи думают и говорят о цвете.У Dani есть два слова для обозначения цвета: одно слово для светлый и одно слово для темный . Напротив, в английском языке 11 цветных слов. Исследователи выдвинули гипотезу, что количество цветовых терминов может ограничить способы, которыми люди дани концептуализируют цвет. Однако дани умели различать цвета с той же способностью, что и англоговорящие, несмотря на то, что в их распоряжении было меньше слов (Berlin & Kay, 1969). Недавний обзор исследований, направленных на определение того, как язык может влиять на что-то вроде восприятия цвета, предполагает, что язык может влиять на явления восприятия, особенно в левом полушарии мозга.Вы можете вспомнить из предыдущих глав, что левое полушарие ассоциируется с языком для большинства людей. Однако правое (менее языковое полушарие) мозга меньше подвержено языковым воздействиям на восприятие (Regier & Kay, 2009)

Ссылка на обучение

Узнайте больше о языке, овладении языком и особенно о связи между языком и мышлением из следующего видео CrashCourse:

Вы можете просмотреть стенограмму «Язык: ускоренный курс психологии № 16» здесь (открывается в новом окне).

Глоссарий

Гипотеза Сепира-Уорфа : гипотеза о том, что язык, которым пользуются люди, определяет их мысли

Внесите свой вклад!

У вас была идея улучшить этот контент? Нам очень понравится ваш вклад.

Улучшить эту страницуПодробнее

Краткость: 3 совета, как говорить меньше и говорить больше

Краткость — утерянное искусство в наш век перегрузки данными, но есть три совета, которые вы можете освоить, чтобы улучшить свои коммуникативные навыки.

Автор Джо МакКормак рассказывает об искусстве краткости на IdeaFestival 2015 в Луисвилле, штат Кентукки, в четверг, 1 октября 2015 г.

Изображение: Джейсон Хайнер / TechRepublic

Люди засыпаны информацией, и их мозг достиг точки насыщения. По словам Джо Маккормака, выступавшего на IdeaFestival 2015 в Луисвилле, Кентукки, если вы хотите привлечь чье-то внимание, вы должны быть краткими.

Есть три тенденции, которые мешают большинству людей быть краткими:

  1. Тенденция чрезмерного объяснения
  2. Тенденция недооценки
  3. Тенденция полностью упускать из виду точку

«Если мы сможем преодолеть эти тенденции, мы сможем добраться до — сказал МакКормак, автор книги Brief: Сделайте большее влияние, сказав меньше.

Люди тратят около 8 часов в день на просмотр медиа.«Я имею в виду, что это может быть телевидение, радио, Instagram, Twitter, Facebook. Это постоянное потребление информации. Мы пьем из пресловутого пожарного шланга. действительно обременен «, — сказал МакКормак.

Это означает, что у людей низкая концентрация внимания, и их мозг слабеет из-за того, что они потребляют так много информации. В результате, по его словам, каждый должен адаптироваться к этому и научиться быть кратким.

Можно преодолеть три тенденции, которые мешают людям быть краткими.И люди услышат ваше сообщение, если вы скажете меньше. Они смогут сосредоточиться на вашей мысли и послании.

Тенденция №1: чрезмерное объяснение

Многие люди слишком много объясняют. Чтобы преодолеть это, подумайте обо всем, о чем вы можете поговорить по теме. Обрежьте менее важную информацию и оставьте только самые важные компоненты.

Люди говорят 150 слов в минуту, но люди могут обрабатывать 750 слов в минуту. Это означает, что если ваша презентация не соответствует цели, в головах людей остается 600 оставшихся слов, и они обычно начинают думать о других вещах.«Вы слышите то, что он говорит, но думаете о другом. Вы думаете:« Он идиот, где он учился? »- сказал МакКормак, назвав эти 600 слов« неуловимыми 600 ».

Тенденция № 2: Недостаточная подготовка

«Чтобы быть кратким и ясным, это баланс между ясностью и краткостью. Вы можете быть слишком краткими», — сказал МакКормак, цитируя французского философа Блеза Паскаля, который сказал: «» I написал бы вам более короткое письмо, если бы у меня было больше времени «.

Если вы не подготовитесь, вы не сможете быть краткими, потому что не знаете, каковы ключевые моменты.Это полезно на собеседовании, например, когда вас просят немного рассказать о себе и о том, почему вы хотите работать в компании. Один из способов подготовиться — создать интеллектуальную карту, которая представляет собой видимый план на бумаге, помогающий организовать свои мысли. «Собери свои мысли заранее и будьте готовы», — сказал он.

Тенденция № 3: Полностью пропущен пункт

«Вы на работе, уже поздно, и кто-то стучит в вашу дверь и говорит:« У вас есть минутка? » Никто не занят настолько, чтобы у него не было минутки.И человек начинает говорить, говорить и говорить, и вы начинаете думать: «В чем его смысл?» И они даже не знают. Они думают, что чем больше они будут говорить, суть будет выяснена. В какой-то момент происходит ваш неуловимый 600, и вы раздражаетесь », — сказал он.

« Это заголовок, — сказал он. — Думайте и говорите в заголовках ».

Если бы тот же человек вошел в комнату и сказал «Проект, над которым я работаю, отстает от графика, но у меня есть исправление», тогда человек, который слушает, будет уделять больше внимания и фактически услышит урезанную версию информации », — сказал он.

Важно начинать общение, будь то электронная почта, беседа, речь или встреча, с заголовка. Кратко резюмируйте тему. Если это электронное письмо, не пишите «обновить» в строке темы. «Поместите заголовок в тему письма», — сказал он.

Маккормак 3

предложений

Маккормак предложил три предложения для повышения краткости:

  1. Сначала сопоставьте свое сообщение
  2. Ведите с заголовком
  3. Удалите лишние детали

«Если я скажу 150 слов в минуту, и вы вы можете слышать 750 слов в минуту, чем меньше я говорю, тем больше вы слышите.«Чем больше вы говорите, тем меньше они будут слышать», — сказал он.

Больше с IdeaFestival 2015

Повышение навыков устной речи и аудирования учащихся

Для продуктивного общения учащиеся должны внимательно слушать, обдумывать сказанное, ясно выражать идеи, поддерживать внимание, задавать проницательные вопросы, уважительно дискутировать и развивать понимание полученной информации. Этим важным навыкам аудирования и говорения необходимо обучать и практиковал и поможет учащимся успешно общаться как в школе, так и за ее пределами.Выделение времени на обучение и отработку навыков академической беседы помогает предотвратить или свести к минимуму проблемы, которые могут возникнуть во время совместной работы, и позволяет учащимся более глубоко участвовать в своем взаимодействии и обучении.

«
Давая нашим студентам практиковаться в общении с другими, мы даем им основу для самостоятельного мышления». — Лев Выготский

Как научить навыкам аудирования и разговорной речи

Слушание требует фундаментального навыка сосредоточения внимания на говорящем , чтобы иметь возможность слышать и понимать, что говорит говорящий.Устные навыки требуют, чтобы учащиеся по очереди говорили уверенно, придерживались темы и говорили четко. Учащиеся с большей вероятностью овладеют навыками говорения и аудирования, если они смогут активно их изучать. Интерактивное моделирование дает учащимся четкое представление об этих навыках и дает немедленную возможность как практиковать их, так и получить обратную связь.

Как практиковать навыки аудирования и разговорной речи
  • Обучайте учащихся упражнениям и играм, которые улучшают их способность демонстрировать навыки слушания, а также получать удовольствие.
  • Обеспечьте постоянную поддержку, отображая диаграммы привязки, в которых перечислены ожидания, например: отключение голоса, взгляд на говорящего, сосредоточенное внимание на говорящем.
  • Предоставьте множество возможностей для практики.
  • Оставьте явный и исчерпывающий положительный отзыв.
  • Попросите учащихся поразмышлять о своем прогрессе в развитии навыков аудирования и разговорной речи.
  • Используйте различные интерактивные учебные структуры, которые варьируют способы отработки навыков, такие как «Круги внутри и снаружи», «Четыре угла», «Метрдотель», «Обмен мнениями», «Партнерская беседа» и «Застольная беседа».
Почему эти навыки важны

Для продуктивного обсуждения всех предметов учащиеся должны уметь ясно, кратко и уверенно выражать идеи. Успешные коммуникативные навыки улучшают социальные отношения. В любом разговоре важно знать, когда говорить, а когда слушать.

Написано Рамоной Маккалоу, учителем-консультантом по обучению, консультантом и тренером по вопросам образования Теги: разговорные навыки, языковое искусство

советов по развитию навыков публичных выступлений

Даже если вы не проводите регулярные презентации перед группой, публичные выступления — полезный навык, от выступления на свадьбе друга до вдохновения группы добровольцев на благотворительном мероприятии.Развитие навыков публичных выступлений повысит вашу уверенность в себе и поможет преодолеть беспокойство, связанное с речью.

Даже те, кто живет с социальным тревожным расстройством (SAD), могут стать уверенными ораторами с помощью традиционных методов лечения тревожности и работая над развитием навыков публичных выступлений.

Клаус Ведфельт / Getty Images

Голосовое управление

Ваш голос — самый важный инструмент, который вы будете использовать в качестве оратора. Один простой способ улучшить свой голос — научиться дышать полной и глубокой диафрагмой.

Диафрагмальное дыхание, или дыхание животом, необходимо для получения доступа к вашему самому мощному голосу. Это техника, которую используют профессиональные певцы, чтобы их голоса звучали потрясающе. Это позволяет им сохранять записи еще долго после того, как большинство людей запыхались.

Диафрагмальное дыхание

Практика диафрагмального дыхания также уменьшает чувство одышки, вызванное речевой тревогой. Этот тип дыхания позволит вам лучше контролировать следующие аспекты своего голоса:

  • Тон (качество)
  • Шаг (высокий или низкий)
  • Громкость

Перед выступлением положите одну руку на живот и сделайте вдох рукой.Сосчитайте до 10 на вдохе и наполните желудок, затем снова сосчитайте до 10 на выдохе. Не забывайте дышать диафрагмой во время выступления.

Язык тела

Проще говоря, язык тела — это способ общения вашего тела без слов. Это сочетание мимики, жестов и движений, которые передают то, что происходит у вас в голове. Практикуйте сильный, уверенный язык тела, чтобы подпитывать вашу презентацию:

  • Встаньте прямо .Если вы физически способны стоять прямо, убедитесь, что вы стоите прямо и прямо во время презентации.
  • Принять положение [мощность] . Если вы чувствуете стресс перед презентацией, найдите момент, чтобы занять сильную позицию. Выполнение этого всего за несколько минут повысит уровень тестостерона и повысит вашу уверенность в себе, уменьшив стресс, беспокойство и кортизол. Одна из самых популярных поз силы — поза супергероя: положите руки на бедра, держите подбородок вверх, грудь наружу.
  • Будьте выразительны . Выражение вашего лица должно соответствовать сообщаемому вами сообщению. Если вы произносите оптимистичную речь, постарайтесь, чтобы ваше лицо выглядело расслабленным и радостным.
  • Поставь ноги . Перемещение веса из стороны в сторону может ввести аудиторию в полугипнотическое состояние (также известное как сон). Стой прямо и твердо.

Если вы чувствуете, что вам не хватает сценического присутствия, просмотрите клипы ораторов, которыми вы восхищаетесь. Стремитесь подражать их стилю, который, по вашему мнению, может вам подойти.Затем «притворяйтесь, пока не сделаете это». Другими словами, ведите себя уверенно, пока не почувствуете себя уверенно.

Доставка

Когда дело доходит до публичных выступлений, доставка — это все. Даже если у вас отличный голос и хороший язык тела, ваше сообщение будет потеряно, если аудитория не сможет легко понять, что вы говорите. Ниже приведены несколько советов по развитию навыков доставки:

  • Говорите медленно, но не слишком медленно . Говорите слишком быстро, и вашей аудитории будет сложно вас понять.Если говорить слишком медленно, вы рискуете усыпить их. Когда дело доходит до публичных выступлений, самый безопасный вариант — говорить в разговорном темпе.
  • Пауза между идеями. Великие ораторы часто делают паузу на две-три секунды или даже дольше. Удачная пауза дает аудитории время переварить то, что вы говорите. Это также заставляет вас звучать более уверенно и контролировать.
  • Избегайте слов-заполнителей. Такие слова, как «ммм», «ах», «вы знаете» и «нравится» уменьшают доверие к вам и отвлекают от вашего сообщения.Вместо этого замените эти слова-вставки паузами.
  • Тщательно формулируйте и произносите слова . Трудно понять бормочущего оратора.

Отношения с аудиторией

Хорошие ораторы созвучны своей аудитории. Публичные выступления — это больше, чем просто стоять перед группой и говорить; вам также необходимо привлечь свою аудиторию.

  • Признайте свою аудиторию, как только выйдете на сцену. Это помогает вам больше походить на «настоящего» человека и поддерживает разговорный тон.
  • Немедленно привлечь их внимание . Когда вы говорите, у вас есть около 60 секунд, чтобы привлечь внимание аудитории и увлечь их, прежде чем они отключатся. Используйте это время, чтобы задать риторический наводящий на размышления вопрос, рассказать увлекательную историю или поделиться шокирующей статистикой — все, что поможет держать их заинтригованными.
  • Найдите дружелюбное лицо. В аудитории обязательно должны быть приветливые люди. Найдите этих людей и сделайте вид, что разговариваете только с ними.
  • Смотрите в глаза. Независимо от того, насколько велика ваша аудитория, старайтесь смотреть в глаза как можно большему количеству людей. Это заставит их почувствовать, что вы говорите напрямую с ними.

Получите совет от подкаста The Verywell Mind

Ведется главным редактором и терапевтом Эми Морин, LCSW, в этом выпуске подкаста The Verywell Mind рассказывается о стратегии, которая поможет вам найти смелость, когда вам это нужно больше всего.

Слово Verywell

Боязнь публичных выступлений — обычное дело, и развитие новых навыков публичных выступлений может помочь вам уверенно противостоять своему страху.Однако, если вы испытываете сильное беспокойство во время публичных выступлений, важно обратиться за помощью к своему врачу или квалифицированному специалисту в области психического здоровья.

Хотя улучшение ваших навыков публичных выступлений полезно, для людей с социальной тревожностью эти усилия должны быть основаны на прочной основе для преодоления вашего беспокойства.

Спонтанная речь: 5-секундная стратегия для улучшения доставки

Подпишитесь на наш ежедневный брифинг для руководителей сегодня, бесплатно .

Как бизнес-профессионал, часто ли вы сталкиваетесь с ситуациями, когда вам нужно «сказать несколько слов», не имея времени на подготовку? Это может быть встреча, конференц-связь или просьба заменить другого докладчика, чтобы назвать лишь несколько сценариев.

У многих такие разговорные ситуации могут вызвать больше беспокойства, чем готовая презентация. В результате вы можете запутаться, заполнив предложения «ums» или, в худшем случае, полностью нарисовать пробел. Когда это произойдет, и ваша точка зрения, и ваше доверие окажутся под угрозой.

Когда нет времени на подготовку, как вы формулируете свои мысли в данный момент, чтобы быть убедительными и увлекательными? Давайте взглянем на удивительно эффективные стратегии, которые помогут вам создать уверенный имидж и предоставить связное содержание для вашей следующей импровизированной возможности выступить.

5-секундная подготовка к тому, как говорить спонтанно

Несколько лет назад я оказался на месте встречи с клиентом. Потратив час на разговоры о нарастающей проблеме, клиент попросил всех за столом поделиться своей стратегией решения проблемы.В тот момент я задал себе несколько ключевых вопросов:

  • Что я должен передать?
  • Как я могу это поддержать?
  • Как мне это сказать?

За считанные секунды я понял, в чем состояло мое сообщение, как его оформить и как правильно доставить. Результат? Клиент четко понимал и принимал стратегию, и следующие три года работа была нашей.

Неужели это так просто? По правде говоря, даже когда у вас есть всего несколько секунд на то, чтобы собраться с силами, следование этой стратегии поможет вам выглядеть более четко и уверенно.Вот как.

1. Всегда внимательно слушайте.

Вы когда-нибудь замечали, что лучшие ораторы также являются лучшими слушателями? Если бы я не уделял должного внимания опасениям клиента, я бы не смог сразу же придумать эффективную стратегию.

2. Что вы хотите сказать?

Спросите себя: что мои слушатели хотят или должны знать прямо сейчас? Вы можете быть удивлены тем, как появятся ответы, просто задав себе этот вопрос.Попробуйте выразить это одним предложением.

3. Как вы можете сформулировать это сообщение?

Затем выберите знакомую структуру, чтобы организовать свои мысли и помочь другим следовать тому, что вы говорите. Например:

  • Проблема / решение : Укажите проблему, а затем представьте свое решение.
  • Пункт / причина / пример : Выскажите свою точку зрения, укажите причину и проиллюстрируйте это примером.
  • Теория / практика : Изложите теорию, лежащую в основе вашей идеи или предложения, затем объясните, как она будет работать на практике.
  • BLUF (Нижняя линия вверху): Укажите вывод или желаемую конечную точку, а затем расскажите, как туда добраться. Например: «Итог: нам нужно сэкономить 10 процентов. Давай поговорим о том, как мы можем это сделать ».

Как только вы наберетесь опыта в использовании этих структур, казнить на месте станет намного проще.

4. Как мне правильно выразить себя?

Все зависит от вашего тона и выбора слов, а также мимики и жестов, если вы встречаетесь лицом к лицу.Вам нужно быть непринужденным, чутким, авторитетным или деловым? Согласуйте свою презентацию с культурой людей, к которым вы обращаетесь, чтобы ваши идеи находили отклик.

Да, вы можете практиковать спонтанность

Спонтанная речь похожа на любой другой навык: она улучшается с практикой. Полезно помнить, что вы все время говорите спонтанно: по телефону, общаетесь с коллегами, даже обсуждаете идеи за обедом. Разница в том, что вы не обязательно думаете об этих повседневных взаимодействиях как о «публичных выступлениях».«Поскольку результат не так сильно зависит от результата, они не повышают уровень вашего беспокойства.

Чтобы поднять свои навыки на новый уровень, создайте для себя моменты возможности попрактиковаться и почувствовать себя более комфортно, будучи спонтанным. Вот несколько идей для этого:

Присоединяйтесь к группе Toastmasters . Многолетняя тренировка Toastmasters по темам за столом предназначена для того, чтобы помочь участникам развить способность быстро организовывать свои мысли в ответ на импровизированный вопрос или тему.Если присоединиться к Toastmasters для вас не вариант, попробуйте выполнить подобное упражнение с коллегами в непринужденной обстановке. Вот отличный ресурс, который поможет вам начать работу и сломает лед: 365 вопросов по темам за столом.

Бросьте вызов себе, чтобы высказаться на собраниях . Если вы склонны избегать участия в собраниях больших групп, попробуйте использовать их как шанс улучшить свою игру. Начните с вопросов, которые приведут к большему количеству возможностей поделиться своими мыслями и идеями.

Присоединяйтесь к сетевой группе .Скорее всего, в вашей отрасли или городе есть местные сетевые группы. Это прекрасная возможность познакомиться с людьми и продвинуться по карьерной лестнице, а также научиться спонтанно говорить. Каждый раз, когда вы встречаетесь, постарайтесь ответить на вопрос, рассказать о своем опыте или поделиться мнением.

Играйте в игры. Посмотрите презентацию Мэтта Абрахамса «Думай быстро, говори с умом», чтобы получить несколько забавных упражнений для улучшения своих навыков:

.

Со временем использование навыков спонтанной речи может превратиться в тренировку мышечной памяти: чем больше вы это делаете, тем легче это становится, и вы обнаружите, что выступаете лучше при меньшем стрессе.

Стефани Скотти — советник по стратегическим коммуникациям, специализирующийся на презентациях с высокими ставками. У нее более 25 лет опыта тренерской работы и восемь лет преподавания навыков презентаций в Университете Дьюка. Она провела коучинг по презентациям более 3000 профессионалов, компаний из списка Fortune 500, высокопоставленных государственных чиновников и руководителей международного бизнеса. Узнайте больше на ProfessionallySpeaking.net и в Профессионально говорящем блоге.

Если вам понравилась эта статья, подпишитесь на ежедневный брифинг для руководителей SmartBrief.

.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *