Мужчины: почему они делают так? — Образ жизни — Новости Санкт-Петербурга
ПоделитьсяЗнакома ли вам ситуация из фильма «Обещать – не значит жениться», где героиня мучительно ждет звонка кавалера после первого свидания, перебирая варианты от «потерял телефон» до «заболела любимая бабушка»? И довольно быстро получает ответ: «Если он тебе не звонит, значит, не хочет звонить». Но когда это не первое и не третье свидание, когда уже есть отношения, ответы могут быть не так очевидны…
То, что мы знали, но хотели спросить…
Более трех десятков представительниц прекрасного пола в возрасте от 24 до 50 лет по нашей просьбе обозначили свои самые актуальные «почему?», адресованные мужчинам. И сразу выяснилось, что женщина, состоящая в браке или имеющая постоянные отношения, пребывает в святой уверенности, что мужскую психологию она давно постигла. Совершенно иная картина вырисовывается, если дама находится в поиске или (хуже того!) влюблена. Вот тут-то и появляется масса вопросов, которые в ситуации стабильных отношений показались бы самой девушке полным бредом.
Еще одно наблюдение: удачливые в замужестве женщины озабочены вещами чисто бытового характера (носками посреди гостиной и прочими «ценностями»). Дамы, которые вышли замуж менее удачно, добавляют вопросы об интернет-знакомствах, изменах и иных атрибутах нелинейной совместной жизни. Ну а свободных, а особо влюбленных девушек, конечно, штормит. Поэтому вопросы: «Ну почему он не звонит?» — оказались в списке лидеров.
Разумеется, многие ответы, как нам казалось, были известны нам самим. Но что важно: людям все ясно как божий день, только если они находятся вне ситуации, то есть наблюдают ее со стороны. Стоит только попасть внутрь (например, неожиданно влюбиться), как все ответы перестают быть очевидными, а адекватность теряется напрочь. Непросто получить совет и от подруги, ибо многое зависит от богатства ее жизненного опыта и наличия здравого смысла (читай – мозгов).
Оптимально, конечно, если у вас имеется друг противоположного пола, к которому можно обратиться за разъяснениями. Ведь кому, как не мужчине, понять мотивы другого представителя сильной половины? Для пущей объективности, конечно, неплохо было бы опросить с десяток. Но кто ж из женщин отважится на такое, не боясь прослыть дурой? Мы не побоялись прослыть. Выделив полтора десятка наиболее частых женских «почему?», мы отправились к мужчинам. В опросе приняли участие двадцать восемь человек разных возрастов и профессий. Мы не претендуем на репрезентативность, и все же…
А была ли искра?
Познакомились мужчина и женщина. Мило пообщались. Пробежала искра, наметилось обоюдное влечение. Он берет номер ее телефона, обещая позвонить завтра, и… не звонит никогда. Зачем тогда берет номер?
Почти все опрашиваемые отметили, что мужчине часто просто лень (!) начинать отношения, особенно если у него есть более доступная альтернатива, о которой он и вспоминает после, когда остается наедине с собой, без стимула в виде новой искры.
Денис (35 лет): «Берет, потому что в конкретный момент действительно думает, что позвонит, либо просто хочет сделать приятное.
Что будет потом — не особо задумывается. Не звонит — потому что становится неинтересно… Возможно, сам интерес был именно во флирте. А номер телефона — просто логическое завершение ситуации». Алексей (37 лет): «Если действительно пробежала искра, то он позвонит практически непременно – и крайне редко этому станет преградой наличие семьи и прочих сдерживающих обстоятельств. В противном же случае это была не искра».
Не стремящиеся в реал…
Они близко общаются онлайн и по телефону, обсуждают любые, в том числе интимные, темы. Она может позвонить ему в любое время, и он непременно ответит. Было несколько нейтральных встреч. Вместе интересно. Оба свободны. Почему он категорически не хочет переносить общение в реал?
54 % склоняются к мнению Антона (39 лет): «Совсем не факт, что женщина интересна мужчине как объект плотского вожделения, ему просто интересно с ней поговорить как с другом. Нравится быть просто полезным кому-то, без заморочек».
68% согласны с Евгением (29 лет): «Тут, возможно, скрывается неуверенность в себе.
В Интернете очень легко выдавать себя за того, кем ты не являешься. А встреча в реале или более тесное общение может разрушить этот образ».
И 37% поддерживают Илью (25 лет): «Да он просто «ботан», живущий за компом в виртуальном мире, и отношения в реале никак не вписываются в его образ жизни».
Флирт, и дальше — ни-ни!
Мужчина и женщина периодически встречаются в одной компании или случайно. Он выделяет ее из всех, с удовольствием общается, флиртует, смотрит горящими глазами. Она знает, что нравится ему. И вроде вот-вот… И… ничего не происходит: ни предложений встретиться, ни звонков, ни писем. Почему?
Тут уже дело в ответственности, которую придется брать, если отношения перетекут в следующую стадию, — считают 75%. Либо просто нравится сам процесс флирта, без продолжения, — 65%.
Иван (28 лет): «Ему достаточно такого общения, и он не хочет ничего менять либо не хочет впускать её в свою жизнь из-за того, что внешне она не его тип, а в общении очень даже устраивает».
Максим (27 лет): «Его тип – доминирующие женщины, сами ВСЕГДА проявляющие инициативу».
Если надо — сама позвонит…
Парень и девушка давно знакомы, хорошо вместе, прекрасный секс. Но встречи происходят, только если звонит она. Он всегда предлагает встретиться, но первый не звонит никогда. Почему?
Первым звонит тот, кому нужнее. «Раз она звонит сама, зачем напрягаться?» – так считают 78% мужчин. 45% при этом допускают, что у него есть другая женщина.
Алексей (37 лет): «Избалованный кот. Есть осознание того, что «она всё равно проявится». А самому – лень. К тому же есть подспудная мысль о том, что это всё несерьезно, раз её не приходится добиваться. Ну а раз несерьезно, то зачем звонить – сама позвонит, если ей надо. Ну и далее по кругу».
53% опрошенных мужчин рекомендуют женщинам держаться от таких парней подальше.
Все три вышеприведенных случая резюмирует Роман (26 лет): «Такие мужчины – вампиры. Они просто обожают женскую энергию и «пьют» ее либо мелкими глотками (в первых двух случаях) либо до дна (третий вариант).
Лучше их сторониться, потому что вампиры – вчерашний день и сейчас в тренде зомби».
«Чем меньше женщину мы…»
Почему мужчинам кажется, что поведение в стиле «равнодушный мачо» обязательно произведет фурор среди барышень?
Потому, что часто это действительно производит фурор, – 88% мужчин.
Борис (40 лет): «Во-первых, не всем мужчинам так кажется. Во-вторых, те, кому так кажется (и они так себя и ведут), действительно имеют успех у женщин в силу очевидных достоинств. А поведение обусловлено тем, что такие мужчины категорически не желают связывать свою жизнь с одной женщиной. Их заводит разнообразие. А холодность автоматически снимает всякую ответственность. Ну а если мужчина, который так себя ведёт, не пользуется успехом у женщин, то это недалёкий и необаятельный лузер».
Андрей (25 лет): «На самом деле он скрывает свою нерешительность за маской «равнодушного мачо».
«А ты придешь, когда темно…»
Они знакомы довольно давно, легкий флирт, дружеское общение.
Отношения перешли в фазу «эсэмэски, кофе, поцелуи». После первого секса он: а) исчезает; б) объявляется через несколько дней с каким-нибудь сообщением о «погоде-природе-политической ситуации». Что это значит? И надо ли ей звонить самой?
В ответ на первую часть вопроса все мужчины единодушно признали: секс был или случайным, или он и был целью общения. Дальнейшее продолжение отношений мужчину не интересует.
Во втором случае голоса разделились… поровну. Половина мужчин оценили его появление как желание продолжать отношения.
Роман (26 лет): «Если он появился и заговорил о погоде, то радуйтесь, все прошло на отлично и теперь вы можете прикидывать, подходит ли вам его фамилия, ведь нам «после этого» очень сложно придумать, о чем говорить еще, не о первом сексе же».
Евгений (45 лет): «Первый секс — это смена формата общения все-таки. Скорее всего он просто не знает, как себя с ней вести теперь… Почему бы не позвонить, если она себя чувствует более уверенной? Можно, конечно, нарваться на: «Не звони мне больше».
.. Возможен вариант, что она у него 15-я в очереди и он просто не успел еще позвонить».
А остальные 50% утверждают, что мужчина в такой ситуации лишь чувствует себя обязанным проявить внимание, чтобы не обидеть женщину.
Александр (49 лет): «Он не придал значения сексу с ней — неинтересно развитие отношений в этом направлении…»
А вот на вопрос, надо ли звонить самой, сторонники последней версии ответили приблизительно так: «Самой звонить не надо, отношений серьезных скорее всего не будет» (Юрий, 42 года). «Лучше сохранить гордость, раз уж больше нечего сохранять». (Алексей, 37 лет).
Может, и не до слов…
Почему мужчина, весьма разговорчивый в жизни, во время близости молчалив? Даже имя не выдохнул ни разу в порыве страсти…
Тут мнения разделились. 48 % говорят, что это обычное дело и парень просто сдержан в выражении эмоций.
Алексей (35 лет): «Ну и бред :)))! Да на фиг просто это не нужно во время секса мужчине!»
При этом 25% допускают, что у мужчины была психологическая травма или имеются комплексы.
А 27% считают примерно так: «Ничего не чувствует, банальная механика. Бывает. С другими у него всё иначе» (Алексей, 37 лет).
Итак…
Какой делаем вывод из первого блока ответов на наши частые “почему?”? Даже если нам приятнее узнать, что он не звонит, потому что попал в аварию (боже упаси!) или стал жертвой грабителей, горькая правда такова: если парень ведет себя так, будто ему на тебя наплевать, ему и правда на тебя наплевать. Хотя от себя все же добавим, что исключения все-таки есть.
Как вести себя девушке, подытоживает известный на просторах Рунета психолог Рашид Кирранов: “Если мужчина звонит, потом перестает звонить, то он вас не уважает. Пошлите его куда подальше. Может быть, это как-то скорректирует его поведение. Если нет, то пошлите его ещё дальше… Толку от него всё равно не будет”.
На этой оптимистичной ноте заканчиваются «частые вопросы» влюбленных девушек. Но мы не заканчиваем наше исследование.
Марина Клочкова, для «Фонтанки.
ру»
Чего боятся мужчины
Мужчинам приходится нелегко.
Им нужно быть успешными, смелыми, спортивными, умными и остроумными. Как и женщины, мужчины склонны к депрессии и апатии из-за того, что вынуждены подавлять эмоции и не демонстрировать бесстрашие. Но страхи остаются с ними.
Безденежье
Общественные стандарты меняются, образ мужчины-добытчика корректируется и уже не так обязателен для каждого, как прежде. Но, во-первых, изменения стандартов дело не быстрое, особенно в нашей стране. Во-вторых, сами мужчины, сколько бы ни твердили, что «не обязаны и вообще», без денег чувствуют себя неуютно. Кому-то плохо спится, потому что не купить себе последний айфон, кто-то не знает, как жить, не подарив этот же айфон подруге на Новый год. А кому-то не дают покоя расходы на поездку жены и ребенка в Турцию.
«Мужчины боятся, что однажды их ошибки обернутся крахом финансового благополучия.
Обязательства
Пока ты один, то никому ничего не должен. Любые серьезные отношения требуют отдачи и ответственности. Это прописные истины и касаются они всех, без разделения по полам. Тем не менее считается, что именно у мужчин перспектива отвечать за кого-то (или перед кем-то) вызывает повышенное потоотделение. Все зависит как от принимаемых решений (поехать в отпуск или жениться и завести ребенка), так и от зрелости конкретного индивидуума.
«Мужчина может не чувствовать себя взрослым, готовым взять на себя ответственность за отношения, детей и семейную жизнь.
Этот так называемый синдром Питера Пэна связан с перекосами в его семье. Возможно, родители слишком сильно защищали его от реальной жизни, не поощряли справляться с трудностями и избегать вызовов. И что в итоге? Мужчина вырос, но по-прежнему чувствует себя ребенком, который хочет долго спать, валять дурака и делать работу, не отвечая за результат», — говорит психолог Дайана Киршнер.
Впрочем, не все так однозначно: если парень не хочет съезжаться, это не значит, что он а) вас не любит, б) инфантильный болван. Не исключено, что ему в принципе не интересно совместное проживание с кем бы то ни было. Ну устроен так человек, что поделать.
Прошлое его девушки
Если у женщины было больше партнеров, мужчине придется воевать с их призраками. Он будет думать, что его партнерша опытнее его, беспокоиться о своих «навыках», воображать, как ей было хорошо с другими. Одно радует: с возрастом подобные страхи у мужчин проходят.
Насмешки
Тех, кто достиг высшей степени просветления и не обращает –– совсем! –– внимания на реакцию окружающих, все-таки мало. В большинстве своем люди учитывают чужие оценки и хотят, чтобы их одобряли или как минимум не подвергали насмешкам. Оказаться в уязвимом, униженном положении человека, над которым смеются или не принимают всерьез, мужчине очень боязно. Чтобы быть выше этого, надо помнить слова Рузвельта. «Не тот критик, кто замечает чужие ошибки, не человек, указывающий сильной личности на ее промахи или недостатки. Уважение вызывает находящийся на арене борьбы человек, чье лицо испачкано пылью, потом и кровью, кто храбро борется, искренне заблуждается, совершает промахи, ведь без них не совершить ни одного достойного поступка. Этот человек познал сильную привязанность, тратит свои силы на настоящее дело, он испытал торжество подлинного триумфа. И если такого человека постигает неудача, то он твердо знает, что его место не рядом с робкими и черствыми душами, никогда не познавшими сладость побед и горечь поражений».
Слабость
На мужчинах висит столько ярлыков и стереотипов, которым нужно соответствовать, что, логически рассуждая, они должны быть в первых рядах феминистов. Один из стереотипов — «мужчина должен быть сильным». Конечно, должен, но в чем и как? И что делать, если не получается быть сильным? Снимать с себя мужские полномочия? Страх выглядеть слабым так плотно вбит в мужскую матрицу, что приходится ломать себя, чтобы сохранить лицо. Классический пример — слезы. Буквально понятый тезис «парни не плачут» лишил многих мужчин возможности адекватно выразить свои чувства в некоторых ситуациях.
«Стыд, который мужчины испытывают, выглядя слабыми, не дает им быть уязвимыми. Но способность быть уязвимым необходима для личностного роста. Тот, кто честен в своих эмоциях, — зрелый человек», — объясняет доктор философии, писательница, автор бестселлера «Дар несовершенства» Брен Браун.
Неудачи в постели
Важно показать себя на высоте и сделать так, чтобы все остались довольны, –– с таким настроем мужчина берется за дело (тем более если это новый роман или просто новая партнерша). Но если что-то не удалось, а ему говорят, что все в порядке? Как быть — верить или нет? «Да все нормально, бывает», — убеждает мужчина себя. Но уходит с осадком в душе. И напрягается перед следующей встречей.
Ваххабит В.Двораковский оказал отчаянное сопротивление при задержании :: Общество :: РБК
находившегося в федеральном розыске по подозрению в совершении тяжкого преступления. Мужчина был задержан полицейским патрулем в поселке Иноземцево Ставропольского края в ночь на 14 июля, сообщили РБК в региональном управлении МВД.
Полицейские ответили прицельным огнем, и преступник попытался привести в действие второе взрывное устройство. Бомба взорвалась у него в руках. Мужчина был задержан, ему понадобилась экстренная медицинская помощь. В.Двораковского доставили в больницу и прооперировали. Теперь его палата находится под постоянным наблюдением силовиков. Врачи оценивают его состояние как тяжелое.
В.Двораковский был объявлен в розыск после того, как в доме в Пятигорске, где он снимал жилье, в марте 2011г. взорвалось самодельное взрывное устройство. По счастливой случайности, обошлось без жертв. Как ранее сообщали СМИ, взрыв произошел по неосторожности: В.Двораковский положил готовую бомбу сушиться на газовый котел, и она сработала из-за перегрева тротила.
Предполагалось, что задержанный готовил теракт в Международный женский день, ради чего даже якобы направился в Москву с двумя бомбами. Считается, что потенциальный смертник является хорошим знакомым еще одного «русского ваххабита» Виталия Раздобудько, которого некоторое время подозревали в осуществлении теракта в московском аэропорту Домодедово.
Ростов помнит: в Бессмертный полк донской столицы встали больше 100 тысяч человек
Ростов-на-Дону, 10 мая 2018. DON24.RU. Это было самое массовое шествие Бессмертного полка, которое я помню. Возможно, потому, что люди привыкли, что один день в году, несмотря на политические воззрения и предпочтения, нужно встать плечом к плечу, поднять фото своих фронтовиков и героев тыла и пройти гордо, достойно – с памятью о прошлом и с уважением к настоящему. Так, как еще совсем, казалось бы, недавно шли в колоннах победителей наши отцы, деды и прадеды.
Сбор участников был объявлен в Нахичевани, и с раннего утра к площади Карла Маркса потекли людские реки – ростовчане несли портреты, знамена, цветы и шары.
Пройдя через металлоискатель, я оказалась на площади и тут же зацепилась взглядом за фотографию, напоминающую кадр из советского фильма о войне. Три девушки и мужчина. Ниже подпись: «Евсей, Минна, Ольга, Анна Плетницкие. Четыре капитана медицинской службы». Я подошла.
«В нашей семье очень много ветеранов, – объяснила Наталья Плетницкая. – Здесь изображены родной брат и три сестры. Это дедушки и бабушки моего мужа. Они все окончили мединституты и все оказались на войне. К счастью, остались живы, и когда встретились после Победы, узнали, что они в одинаковом воинском звании – капитаны медслужбы, хирурги. В мирной жизни все четверо работали врачами – Минна и Ольга в Ростове, другие разъехались по городам. У нас династия медработников, я продолжила традицию родственников со стороны мужа – работаю в детской больнице. Мы гордимся своими родными. И помним, что они для нас сделали».
Репортаж с шествия Бессмертного полка я пишу уже не первый раз и по опыту прошлых лет знаю, что подходить за историями семей к молодым людям почти бессмысленно. Редко кто назовет, где воевал дед, и уж совсем большим удивлением будет услышать какие-то воспоминания о предке.
И все же в этот раз решила попробовать вновь – но чуда не случилось. Поэтому я переключилась на зрелые лица – искала в толпе людей старше 55 лет. Остановилась на трех женщинах. Их таблички сильно выделялись на общем фоне. Во-первых, очень большие, во-вторых, биографические справки к каждому портрету были выведены чьей-то внимательной к деталям рукой, а буквы фамилий героев вырезаны из цветной бумаги. В этом плакате было столько любви и уважения, что слова казались лишними. Но я все-таки подошла.
Плакаты оформляла учитель словесности Лада Шевченко, и делала она их еще для первого Бессмертного полка.
«Расскажете о своих родных?» – попросила я.
«Тут все написано. Могу добавить, что мой прадед Федор Павлович Степанов заведовал архивами СКЖД, эвакуировал документы, не мог бросить архив. А когда немцы были уже в Ростове и все поезда с нашими ушли, прадед понял, что остался один. Отправился на фронт сам, по рельсам. Прошел всю войну, был контужен, что потом сильно сказалось на его здоровье.
.. Здесь же рядом детское фото двоюродного брата – он месяц повоевал и пропал без вести. Еще один дядя умер в 42 года – очень рано тогда уходили те, кто вернулся домой…»
О ранних проводах героев говорила и Нина Кухота – сестра милосердия. Ее отец воевал в пограничных войсках, взял языка, получил высокую награду.
«От папы у меня остались очень теплые воспоминания, – прятала слезы Нина. – Он любил меня так, как никто, наверное. Был добрым, веселым, вокруг него всегда собиралась куча детей, притягивал своим характером – вместе ездили на рыбалку, вместе в парк. Но он много болел, и когда я была в шестом классе, папы не стало. Ему было 46 лет, так что несмотря на то, что он вернулся, я знаю, что папу у меня отняла война».
Этого мужчину с внешностью киногероя я увидела на лавочке в сквере. На вопрос о героях седобородый широко улыбнулся:
«У нас очень необычная история. Когда папа погиб, его родной брат, мой дядя, женился на моей матери и стал для меня и дядей, и папой.
Двойное родство. Мне тогда было полтора года, отца я не помню, но дядя заменил его достойно. У меня есть родные сестра и брат – у нас одна фамилия, но отчества разные, я Васильевич, а они Михайловичи… Я всю жизнь проработал на «Сельмаше», получал удовольствие от своего дела, и в этом тоже есть заслуга моего дяди-отца. После войны он очень ценил жизнь, дорожил каждой минутой…»
О жизни после войны рассказывала молодежи и Ирина Пуговкина. Она пришла на Бессмертный полк со снимком своего мужа, короля комедий Михаила Пуговкина. Музей артиста работает в Ростове уже несколько лет.
Немногим ранее я делала с Ириной Константиновной большое интервью, в котором немало места было отведено войне. Ирина Пуговкина рассказывала, что Михаил Иванович на фронт ушел мальчишкой, получил серьезное ранение в ногу, началась гангрена. Михаил еле уговорил хирурга не ампутировать ему ногу, потому что хотел стать артистом. А какой артист без ноги? Случилось чудо – ногу сохранили, но всю жизнь она давала о себе знать. В фильме «Свадьба в Малиновке», после сцены плясок гопака актер отходил в сторону и выливал насочившуюся в сапог кровь.
Воевал Михаил Пуговкин и на донской земле, и вот, спустя десятилетия вернулся сюда уже героем Бессмертного полка, прошел по улицам в достойной компании: Берест, Сержантов, Козлова, Аронова…
В людской реке я курсировала около двух часов – выбирала необычные снимки, искала просветленные лица. Человеческие истории были очень разными, но все они сходились в одном: нет семьи, которую война обошла бы стороной. И забыть об этом невозможно.
В этом году в Бессмертном полку прошли 100 тысяч человек.
Новости — ОМВД России по Режевскому району — Государственные органы власти — Главная — Официальный сайт Режевского городского округа
19.02.2021
Отделение ГИБДД ОМВД России по Режевскому району информирует, что граждане имеют возможность получить сведения об административных правонарушениях, зафиксированных в автоматическом режиме в территориальном подразделении ГИБДД.
Госавтоинспекция напоминает, что административный штраф должен быть уплачен не позднее 60 дней со дня вступления постановления в законную силу. Согласно принятому ранее Федеральному закону, не позднее двадцати дней со дня вынесения постановления возможно оплатить штраф за нарушение ПДД (определенные статьи) в размере половины суммы наложенного штрафа. Водители, просрочившие выплату, могут быть привлечены к административной ответственности. Санкция статьи предусматривает арест на срок до 15 суток, либо наложение административного штрафа в двукратном размере.
Госавтоинспекция по Режевскому району рекомендует оплачивать штрафы не ранее 3 суток с момента вынесения постановления.
О наличии неоплаченных штрафов Вы можете узнать на сайте www.gibdd.ru, на портале государственных услуг, либо обратиться непосредственно в Госавтоинспекцию по адресу: г. Реж, ул. Вокзальная, 5, каб.№5, при себе необходимо иметь водительское удостоверение, либо паспорт.
18.02.2021
Сотрудники отделения ГИБДД по Режевскому району провели очередное рейдовое мероприятие «Встречная полоса»
В связи с большим количеством дорожно – транспортных происшествий по причине выезда на встречную полосу, в целях их предупреждения личный состав отделения ГИБД по Режевскому району ориентирован на усиление работы по пресечению данного вида нарушения.
18 февраля в целях профилактики дорожно – транспортных происшествий, связанных с выездом в нарушение ПДД на сторону дороги, предназначенную для встречного движения и пресечения грубых нарушений ПДД совершаемых водителями, на территории Режевского района прошло оперативно – профилактическое мероприятие «Встречная полоса».
При проведении профилактического мероприятия сотрудниками ГИБДД выявлено 10 административных правонарушений ПДД РФ, из них выявлено 2 нарушения Правил дорожного движения, связанных с выездом на полосу встречного движения.
Госавтоиспекция по Режевскому району напоминает участникам дорожного движения быть предельно внимательными и соблюдать Правила дорожного движения. Не подвергайте опасности свою жизнь и других участников дорожного движения
Члены Совета ветеранов ОМВД России по Режевскому району посетили ГАУ СО «Социально – реабилитационный центр для несовершеннолетних» Режевского района
16 февраля 2021 года члены Совета ветеранов ОМВД России по Режевскому району посетили ГАУ СО «Социально – реабилитационный центр для несовершеннолетних» Режевского района, где встретились с воспитанниками центра.
Целью посещения ранняя профилактика правонарушений среди подростков. Детям на примерах было разъяснено отличие проступка от административного правонарушения и преступления.
С маленькими воспитанниками беседа была проведена на примере книги В.В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо». Дети активно обсуждали героев книги и приводили в пример свои наблюдения. Дети пообещали гостям, что будут поступать только хорошо и в конце мероприятия дети получили сладки подарки.
16.02.2021
В Режевском районе в праздничные дни пройдут рейдовые мероприятия по выявлению нетрезвых водителей.
«С 20 по 23 февраля стартует областное профилактическое мероприятие «Безопасная дорога». В ближайшие четыре дня сотрудники ГИБДД будут проводить массовые рейды и сплошные проверки водителей», — сообщают в Госавтоинспекции.
Данное мероприятие в первую очередь направлено на снижение числа ДТП с участием нетрезвых водителей. Помимо сотрудников ГИБДД в рейдах будут задействованы сотрудники других служб полиции: участковые и сотрудники патрульно-постовой службы.
Кроме нетрезвых водителей в ходе рейда сотрудники ГИБДД будут выявлять автолюбителей, лишённых прав или не имеющих водительских удостоверений.
Отмечается, что за прошлый год в Режевском районе произошло 10 ДТП с участием водителей, находящихся в состоянии опьянения.
15.02.2021
Не повторяйте чужих ошибок.Как мошенники «разводят» желающих заработать на бирже
В Свердловской области за минувшие выходные зарегистрированы два случая обмана женщин, которые намеревались улучшить свое материальное состояние за счет манипуляций на финансовых биржах со своими сбережениями. Об этом журналистов проинформировал глава пресс-службы регионального главка МВД Валерий Горелых.
По его данным, жертвами аферистов стали главный агроном коммерческого предприятия из Богдановича и инженер-эколог из Екатеринбурга. Одна дама открыла д
Покушение, крах здоровья и семейное проклятье Леонида Брежнева
Леонид Брежнев19 декабря 1906-го в селе Каменском Екатеринославской губернии родился человек, которому суждено было вписать свое имя в анналы истории.
Период правления Леонида Брежнева оценивают неоднозначно: с одной стороны, 60-70-е называют «золотым веком» СССР, когда улучшилось качество жизни населения, с другой — своевременной модернизации экономики и системы управления при политике не произошло. Появилось понятие «Брежневского застоя» с характерными ему ростом смертности, повальным алкоголизмом граждан, массовыми беспорядками и коррупцией. А через несколько лет после кончины генсека грянул кризис, вылившийся в развал Советского Союза.
Однако мы не станем вдаваться в анализ политики Брежнева, погружаясь в учебники истории и оперируя датами, а попытаемся рассказать о нем не как о главе государства, а как об обычном человеке, взвалившем на себя неподъемный груз ответственности. Что же в итоге раздавило Леонида Ильича: бремя власти, проблемы со здоровьем или личные драмы?
Здоровье, которое таяло на глазах
Семейный портрет Брежневых. Крайний слева во втором ряду — Леонид БрежневБрежнев рос в простой рабочей семье. Вместе с родителями, сестрой и братом будущий генсек жил в скромной квартирке, и детство его ничем не отличалось от будней сверстников. Классическая гимназия, тяжелый труд на маслобойном заводе, комсомол — особых надежд выбиться в люди у Леонида не было.
Первые яркие события посыпались после поступления юноши в землеустроительный техникум. На вечеринке третьекурсник пригласил на танец студентку медицинского вуза, но получил отказ, так как двигался он, откровенно говоря, неважно. Казалось, настало время для разочарований, однако тут на горизонте появилась соседка своенравной девушки по общежитию — Виктория, которую отсутствие у партнера талантов в хореографии не испугало. Уже через год Вика вышла замуж за Брежнева.
Жена словно принесла Леониду удачу: получив специальность землемера, он успешно показал себя в работе в Курской области и под Свердловском, а с переездом на Урал начал стремительно шагать вверх по карьерной лестнице. Позднее Брежнев отучился на инженера и занял должность начальника смены силового цеха на заводе, но тут его призвали в армию.
Спустя год Леонид Ильич уволился в запас, однако в июне 1941-го вернулся в ряды РККА. Он прошел всю войну, был ранен и контужен, зато дослужился до звания генерал-майора. Вскоре начался политический путь Брежнева: по рекомендации Хрущева его сделали первым секретарем Запорожского обкома, а в начале 50-х — перевели на столь же высокую должность в Молдавию.
Тут-то и начались реальные проблемы: Леонид Ильич отличался трудовой активностью и исполнительностью, что и ценили в нем Сталин и Хрущев, однако никто не задумывался, какой ценой даются Брежневу профессиональные успехи. Виктория Петровна Брежнева вспоминала постоянные ночные звонки в послевоенный период, когда ее муж восстанавливал металлургические комбинаты. Он хронически недосыпал, много нервничал и курил пачками из-за невозможности расслабиться. А ведь при этом нужно было демонстрировать перед однопартийцами бодрость и крепкое здоровье.
«В Молдавии он продолжал работать на износ.
По словам его личного секретаря, Брежнев приходил на работу в 10 утра и трудился до трех-четырех ночи. Такой же график сохранился и в Казахстане. Работник сельхозотдела ЦК Компартии Казахстана Михаил Жихарев писал, что Брежнев не раз терял сознание от хронического недосыпания и оказывался на больничной койке», — рассказывал доктор исторических наук Виктор Деннингхаус.
В своем дневнике Брежнев писал, как в 1959-м перенес сердечный приступ, но вышел из строя всего на день. На должность первого секретаря ЦК КПСС мужчина пришел с целым букетом болезней, однако в первые годы в Кремле продолжал активно трудиться.
не пропуститеИз первых уст: Дмитрий Хрусталев рассказал правду о госпитализацииК концу 60-х положение ухудшилось: на глазах у подчиненных генсек перенес гипертонический криз. Два месяца он провел в санатории «Барвиха», что не сильно улучшило ситуацию. Появления главы страны в Центральной клинической больнице стали регулярными, обходиться без медицинской помощи он уже не мог.
Прием сильнодействующих снотворных средств сделал Брежнева вялым днем, а его ночной сон по-прежнему оставлял желать лучшего…
Покушение, приступы и зависимость от лекарств
Виктор Ильин избежал казни после покушения на генсекаК факторам стресса нельзя не причислить беспрецедентное для СССР чрезвычайное происшествие 22 января 1969-го: возле стен Кремля вооруженный мужчина расстрелял кортеж генсека, ранил четырех людей и убил водителя. Как ни странно, террорист Виктор Ильин избежал казни после покушения — его отправили на принудительное лечение в психбольницу. Тем самым правительство продемонстрировало, что посягнуть на советскую власть может только сумасшедший. Сложно представить, в каком состоянии находился и без того нервный Леонид Ильич после того, как чудом уцелел после дерзкого нападения.
не пропуститеПережить предательства и покушение: удивительная судьба единственной дочери Елизаветы II«До середины 1970-х годов Брежнев оставался вполне здоровым для товарищей из ЦК и партийных руководителей на местах, не говоря уже о простых смертных.
Мало кто знает, что он приезжал в Кремль из спецбольницы и, проделав все ритуальные процедуры, снова отбывал лечиться», — подчеркивал Деннингхаус.
В конце 1974-го в преддверии переговоров с Джеральдом Фордом у Леонида Ильича, по словам его личного телохранителя, произошло нарушение мозгового кровообращения. Политик впал в невменяемое состояние, вскоре разлетелись слухи о его параличе и клинической смерти. Отныне ни одно заседание Политбюро не обходилось без Константина Черненко, хотя последнее слово в решении важнейших государственных вопросов все равно оставалось за больным генсеком.
Константин Черненко внимательно следил за состоянием Брежнева на заседанияхХуже всего было то, что наступила эра телевидения, и теперь каждая советская семья видела на экране не лощеного главу государства, а дряхлеющего старика, делающего ошибки при чтении речи. Это дискредитировало власть и стало драмой как для Брежнева, так и для целой страны.
В народе родились сплетни об алкогольной зависимости руководителя ЦК КПСС, но их опровергали и коллеги, и семья, и охрана Леонида Ильича.
Напротив — спиртное генсек не любил, держал даже специальную рюмку с толстым стеклом, куда наливали совсем чуть-чуть, но чтобы казалось, будто он пьет на равных с соратниками. В последние же годы политику приносили только черный чай, походивший со стороны на коньяк.
С курением все обстояло гораздо хуже: с трудом Брежнев отказался от сигарет в середине 70-х, когда стоматологи заявили, что иначе не получится заменить зубные протезы. А ведь восстановление дикции стало для мужчины идеей фикс. Впрочем, периодически он все равно срывался и втайне от жены доставал заначку с папиросами в кабинете. Также Леонид Ильич просил сотрудников охраны окуривать его табачным дымом, без запаха которого, как ему казалось, уже не мог уснуть. Все это крайне пагубно сказывалось на самочувствии пожилого политика.
не пропуститеСветлана Моргунова – неудачные браки, приписанный роман с Магомаевым и слухи об алкоголизмеК началу 80-х проблемы со сном достигли критической точки, а из-за частых приемов психоактивных лекарственных средств у генсека развилась серьезная зависимость.
Дополнительно таблетки ему передавали коллеги и личный медперсонал, и бытовала версия, что кто-то в партии специально снабжает Брежнева сильнодействующими препаратами, желая ослабить его, а то и убить.
А ведь еще недавно политик покупал костюмы на заказ, внимательно следил за весом и прической, переживая, что лысеет, старался чаще плавать и охотиться на кабанов, так как ему было крайне важно держать марку и выглядеть на публике прилично. Теперь же годы стресса сделали выносливого и сильного мужчину немощным и измученным стариком.
В 1982-м в Ташкенте во время посещения авиазавода на него обвалились строительные леса, в результате — перелом ключицы. Кость толком не срасталась, Брежнева преследовали дикие боли, но спустя два месяца он все равно вышел читать доклад на майском пленуме ЦК. «Авторитет Брежнева был бесспорным, ему не грозил «дворцовый» заговор, но он мог бы уйти сам, добровольно отказавшись от власти. Этого не случилось.
В итоге серьезно больной и стремительно дряхлевший Брежнев был вынужден до последнего оставаться вождем, до конца пройти выбранный им путь», — отмечал историк Андрей Савин.
Путь этот закончился 10 ноября 1982-го: политик умер во сне из-за оторвавшегося тромба. Спустя пять дней состоялись похороны генсека, которые современники назвали самыми помпезными и пышными после сталинских.
Семейные скандалы и родовое проклятье
Всю жизнь политик провел с одной женщиной, супругой Викторией ПетровнойЧастная жизнь Брежнева не отличалась публичностью, как, например, было у Горбачева. У генсека имелось четкое представление о разделении обязанностей в семье: жена Виктория Петровна не вмешивалась в государственные дела, занималась воспитанием детей и вела хозяйство. Телохранители политика отмечали, что отношения между супругами царили теплые, а о любовницах вечно занятой и не слишком здоровый мужчина не помышлял.
С детьми, а точнее с дочерью, дело обстояло сложнее.
Галина Брежнева стала одной из самых скандальных фигур советской элиты. «Кремлевская принцесса» была неуправляема, не любила работать и постоянно попадала в неприятности. Сначала она встретила в Кишиневе акробата Евгения Милаева и сбежала с цирком, бросив вуз. Леонид Ильич обожал наследницу, так что закрыл глаза на случившееся и позволил паре пожениться.
Галина послушно играла роль хорошей жены и матери, пока не заподозрила Милаева в измене. После развода она отдала дочку Викторию родителям, а сама пустилась в новые любовные похождения. В 33 Брежнева закрутила интрижку с 18-летним ловеласом Игорем Кио и расписалась с ним в Сочи, но на этот раз терпение влиятельного отца лопнуло: брак расторгли спустя девять дней.
Поступки Галины Брежневой роняли тень на всю семьюУпрямая Галина еще пару лет продолжала встречаться с Игорем, потом переключилась на женатого Мариса Лиепу, а устав дожидаться его развода, от безысходности вышла замуж за майора Юрия Чурбанова.
Уже тогда Брежнева начала выпивать, а после смерти отца и очередного развода вовсе превратилась в алкоголичку. Тут на горизонте возникла дочь Виктория Филиппова, решившая определить маму в психбольницу.
«Не могла позволить ей умереть под забором, — комментировала ситуацию дочь Галины Леонидовны в программе «Пусть говорят». — Жить со мной она не хотела, а заставить ее было нельзя. Меня вызывали в дом, где она жила, и сказали, мол, заберите ее отсюда, или мы ее выселим. Она и дня не оставалась одна — все время в квартире находились ее подруги, которые слетались отовсюду, бывали незнакомые люди, с улицы… Поэтому и исчезли, были украдены драгоценности».
«Кремлевская принцесса» осталась без имущества, приятелей и родных и закончила дни в клинике, где умерла от инсульта. Впоследствии выяснилось, что Виктория поступила с собственной дочкой Галиной так же, как с мамой: сдала в психушку «по показаниям».
Сама же Виктория Филиппова ушла из жизни два года назад — о том, что у женщины последняя стадия рака, не знал никто из близких.
Непростая судьба оказалась и у сына Леонида Ильича. Юрий слыл видным государственным деятелем, но довольно рано был отправлен по постановлению Совета Министров СССР на пенсию. В последние семь лет политик боролся с опухолью головного мозга. В какой-то момент его состояние улучшилось, но смерть супруги в 2012-м буквально раздавила мужчину. Без возлюбленной он прожил всего год.
не пропуститеРазвод и скандал с сестрой: что скрывал внук Брежнева перед смертью«Родовое проклятье» передалось по наследству и сыну Юрия Леонидовича. Андрей успешно занимался дипломатией и политикой, но вот в сердечных делах не преуспел. До конца дней он переживал из-за того, что после развода с женой Надеждой Ляминой почти утратил контакт с двумя детьми. Последние годы мужчина провел в Крыму. Экономист состоял в партии «Родина» и планировал еще немало сделать для развития региона, но неожиданно умер в июле 2018-го от инфаркта в возрасте 57 лет.
Злой рок это или череда совпадений, но в любом случае судьбе легендарного клана не позавидуешь.
По материалам Lenta.ru, russian.rt.com.
Фото: Wally McNamee, Keystone-France, Michel Ginfray, Adriano Alecchi, Express, Wally McNamee//Getty Images, Юрий Абрамочкин/РИА Новости, Комсомольская правда/PhotoXPress.ru
Минпросвещения России
Григоренко Андрей Фомич. Родился в 1910 году. До ухода на фронт работал руководителем авиамодельного кружка, который открылся во Дворце пионеров города Саратова в 1933 году, учил ребят делать модели маленьких аэропланов, строить и запускать воздушных змеев. На фронте стал автором нескольких оригинальных конструкторских изобретений. За использование одного из них – воздушного змея для подъёма в воздух агитационного репродуктора – был награжден двумя орденами Красной Звезды.
Дошёл до Берлина и поставил свою подпись на стене Рейхстага. После войны 30 лет работал во Дворце пионеров, обучая саратовских школьников авиамоделизму.
Поданева Надежда Абрамовна. Родилась в 1923 году в Томской области. Окончила педагогическое училище в 1942 году. Была призвана на военную службу по мобилизации 12 мая 1942 года и проходила подготовку в Новосибирской школе младших авиаспециалистов. В сентябре того же года была отправлена на фронт. Служила командиром отделения связи в отдельном полку Военно-воздушных сил п/п 26291 2-й воздушной армии под командованием генерал-лейтенанта Красовского на Воронежском и Украинском фронтах, была участницей Курской битвы. Награждена орденом Отечественной войны II степени. После войны 30 лет проработала в приборостроительном техникуме.
Трофименко Александр Иванович. Родился и окончил школу в станице Ахтырской Краснодарского края. Заочно учился в Новороссийском учительском институте, работал учителем. В начале войны ушёл добровольцем в армию, окончил Краснодарское военное пехотное училище и в звании младшего лейтенанта в апреле 1942 года прибыл в Керчь в распоряжение Военного совета Крымского фронта. Участвовал в обороне Керчи и Аджимушкайских каменоломен, погиб при исполнении воинского долга.
Кульман Хелен (Леэн). Родилась 31 января 1920 года в городе Тарту (Эстония).
Училась в Таллинском педагогическом институте, в 1941 году получила специальность учительницы неполной средней школы. Участвовала в обороне Таллина. В августе 1941 года вместе с другими защитниками города была эвакуирована в Нязепетровский район Челябинской области, в колхоз «Ленинский путь». Была бойцом медсанбата 7-й Эстонской стрелковой дивизии, затем училась в разведшколе в Ленинграде. Собирала и передавала в Ленинград важные сведения о войсках противника в Эстонии. В январе 1943 года была арестована и погибла. 8 мая 1965 года ей было присвоено звание Героя Советского Союза. Её именем названы улицы в Тарту, Минске, Нязепетровске.
Тарасенко Григорий Алексеевич. Родился в 1910 году в Днепропетровской области (Украина). В 1934 году стал учителем в деревне Любимовке Гуляйпольского района Запорожской области.
В 1943 году был тяжело ранен в боях на дальних подступах к Ростову-на-Дону. Письмо-завещание лейтенанта Григория Тарасенко, датированное декабрём 1943 года, было передано его сыну медсестрой.
Шапочкина Евдокия Ивановна. Родилась в 1922 году. В 1940 году окончила Педагогическое училище имени Н.А. Некрасова. Война застала её в Ленинграде учительницей начальных классов. Во время блокады занималась детьми, оставшимися без родителей. После эвакуации из Ленинграда весной 1942 года работала учительницей начальной школы в родном посёлке Гарусово Удомельского района (сейчас – Тверская область). Впоследствии стала директором школы-интерната для детей погибших на фронте, открывшейся в посёлке в 1943 году. Вернувшись в Ленинград после войны, получила высшее педагогическое образование, сорок лет проработала в школе.
В 2017 году отметила 95-летний юбилей. Награждена медалью «За оборону Ленинграда».
Петраков Дмитрий Андрианович. До войны преподавал в одном из техникумов города Ульяновска. Ушёл в армию 23 июня 1941 года. В 1942 году комиссар батальона Дмитрий Петраков участвовал в успешном взятии высоты северо-западнее Сталинграда, был контужен. В том же году, служа в Сибирской дивизии, с группой бойцов предпринял вылазку в тыл противника и отбил дом – узел сопротивления, был награждён за эту операцию орденом Красной Звезды и медалью «За оборону Сталинграда». Летом 1943 года пал в бою во время наступления на Орёл.
Седаковы Николай Ильич и Виктор Ильич.
Уроженцы Алтайского края. В 1942 году Николай Седаков преподавал русский язык и литературу, был заведующим учебной частью в школе № 13 Горно-Алтайска. После призыва на военную службу погиб в первых боях в 1943 году. Его младший брат Виктор Седаков также стал педагогом, получив в 1941 году специальность учителя физики средней школы. Прошёл всю войну от Ленинграда до Кёнигсберга, участвовал в боях на Волховском, Ленинградском, Сталинградском и других фронтах, награждён орденами, медалями. После войны работал учителем физики, директором школы, был начальником Отдела естественно-математических наук Министерства просвещения СССР, Управления общеобразовательной подготовки и Управления средних профтехучилищ Госпрофобра СССР. Автор 48 научных работ.
Крец Николай Семёнович.
Родился в 1919 году в посёлке Чертково (сейчас город) Ростовской области. В 1939–1940 годах преподавал в своей средней школе черчение и рисование. После призыва в армию в 1941 году окончил в Сталинграде полковую школу, проходил службу в 1961-м артиллерийском полку 18-й армии Южного фронта в звании старшего сержанта. Участник Сталинградской битвы. В составе 3-го Украинского фронта освобождал Одессу, Измаил, участвовал в Ясско-Кишинёвской операции, форсировал реки Прут и Дунай, освобождал Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию, Австрию. После войны продолжил работать педагогом. Преподавал в Ульяновском строительном техникуме.
Смалюга Дмитрий Иванович. Родился в 1923 году в селе Ново-Стрельцовка Луганской области (Украина). После окончания средней школы, в сентябре 1941 года, призван в армию, служил в армейской зенитной артиллерии. Принимал участие в боевых действиях на Карельском фронте, под Сталинградом, на Курской дуге и на территории Украины. После демобилизации в 1956 году окончил Ульяновский государственный педагогический институт, работал учителем литературы в средней школе, старшим преподавателем, доцентом пединститута, а после выхода на пенсию в 1986 году был депутатом, председателем районного Совета ветеранов войны и труда, занимался журналистикой. Награждён тремя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны II степени, многочисленными медалями.
Мильграм Леонид Исидорович. Родился в 1921 году в Москве. Несмотря на статус сына врага народа (его отец, советский разведчик Исидор Вольфович Мильграм, был расстрелян в 1938 году), добился того, что его призвали в армию в 1939 году.
Прошёл всю войну, служа артиллерийским разведчиком в 40-м отдельном артиллерийском дивизионе особой мощности, воевал на Западном, Ленинградском и 1-м Украинском фронтах. В 1951 году окончил исторический факультет Московского государственного университета, на который поступил ещё до войны. Впоследствии стал директором школы № 45, которая благодаря его многолетней работе стала одной из самых известных и престижных в Москве. После его смерти школа стала носить его имя. Награждён орденом Отечественной войны II степени, орденом Красной Звезды, медалями, в том числе «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», орденом Почёта. Почётный гражданин города Москвы.
Мурашова Галина Александровна. Родилась в 1925 году. Один из старейших российских педагогов, ветеран Великой Отечественной войны.
В годы войны, будучи студенткой педагогического института, работала медсестрой и санитаркой. После начала свой трудовой путь с преподавания физики и математики, была воспитателем групп продлённого дня. Проработала в школе 70 лет. Сейчас ей 94 года, и она проводит внеклассные занятия с учениками московской школы № 664, а акже беседы со студентами-волонтёрами. Награждена шестью медалями.
В годы Великой Отечественной войны учителя по всей стране, несмотря на тяжелейшие условия, продолжали выполнять свой долг. 39 школам приходилось учить детей в жутких реалиях блокады, когда не хватало еды, дров, воды, тёплой одежды. Заслуженная учительница РСФСР Зинаида Павловна Шатунина, которой на тот момент было за 60 лет, приходила в школу в отутюженном тёмном платье, белоснежном воротничке и требовала такой же подтянутости от учеников.
Педагоги старались проводить уроки как можно интереснее, занятия длились не больше трёх часов. В те тяжёлые дни своим примером мужества и стойкости они готовили детей к повседневному маленькому подвигу – в нечеловеческих условиях суметь остаться человеком.
Новиков Иван Никифорович. Родился в ноябре 1918 года. 29 июня 1941 года ушёл добровольцем на фронт, служил разведчиком, политруком разведвзвода. Был демобилизован после тяжёлого ранения в 1942 году. С 1943 года работал учителем истории – сначала в Белоцерковском пехотном училище, затем в Асиновском пехотном училище Томской области. В 1945 году окончил исторический факультет Московского государственного университета. С 1946 по 1982 год работал на историческом факультете Омского государственного педагогического университета, в том числе проректором по учебной работе, внёс большой вклад в его развитие.
Был удостоен Государственной премии СССР, принимал участие в написании пятитомной «Истории Сибири», долгие годы возглавлял пользовавшуюся авторитетом Омскую областную организацию общества «Знание». Его именем названа одна из аудиторий исторического факультета ОмГПУ.
Блох Марк Яковлевич. Почётный профессор МПГУ. Родился в 1924 году. В годы войны служил в Управлении бронетанковых и механизированных войск 33-й армии, был слушателем Военного института языков Красной Армии. С 1957 года работает в Московском педагогическом государственном университете. С 1989 года – заведующий кафедрой грамматики английского языка. Доктор наук, крупный специалист в области языкознания, автор свыше 150 научных трудов, основатель признанной научной школы коммуникативно-парадигматической лингвистики.
Награждён орденом Отечественной войны 2-й степени, медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «Ветеран труда», юбилейными медалями. Член Союза писателей России.
Кравцов Юрий Фёдорович. Родился в 1924 году. Ушёл на войну совсем молодым парнем, в 18 лет. После лётного училища в 1943 году попал на фронт. Был лётчиком. Совершил несколько сотен боевых вылетов. Май 45-го встретил в звании капитана в Берлине. В послевоенные годы продолжил карьеру военного, закончив её в звании генерал-лейтенанта.
Бейсов Пётр Сергеевич.
Родился в 1906 году. В 1941-м стал деканом историко-филологического факультета Ульяновского государственного педагогического института, в тот же год вместе со своими студентами отправился на фронт. Прошёл боевой путь от командира роты до помощника начальника штаба полка, воевал на Сталинградском фронте. В 1942 году был ранен немецким пулемётчиком под Сталинградом, когда вытаскивал с поля боя раненого курсанта. Был демобилизован по болезни. Вернувшись в Ульяновск в 1943 году, сразу приступил к педагогической деятельности в институте, которой отдал более сорока лет своей жизни.
Харин Николай Александрович. Родился в 1926 году в деревне Яковлево Тверской области. Ушёл на фронт в 16-летнем возрасте в 1943 году. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда, Выборгской операции, в штурме города и крепости Нарва, форсировании реки Эмайыги в Эстонии, в боях в западной части Латвии.
После войны с отличием закончил Ленинградский техникум физкультуры, работал учителем физкультуры в средней школе в Армавире (Краснодарский край), несколько лет успешно возглавлял Армавирский городской комитет физкультуры и спорта. После проработал 35 лет в Армавирском государственном педагогическом университете и до сих пор поддерживает связь с вузом, передавая свой опыт молодым. Награждён боевыми и юбилейными орденами и медалями, среди которых орден Красной Звезды, орден Отечественной войны II степени, медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.
Лесневский Юрий Павлович. Родился в 1925 году в Новосибирске. В составе 1-го, а потом 4-го Украинских фронтов участвовал в освобождении городов Рыбник, Ратибор, Опава. После ранения вернулся в 10-й отдельный гвардейский мотоциклетный Минский Краснознамённый ордена Красной Звезды батальон.
Был командиром взвода технического обеспечения, позднее получил звание капитана. Демобилизовался в декабре 1946 года. Награждён орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды, медалью «За победу над Германией». После войны окончил вечернее отделение физико-математического факультета Новосибирского государственного педагогического института (сейчас – Новосибирский государственный педагогический университет), где остался работать старшим преподавателем кафедры методики преподавания физики и технических средств обучения. Сейчас Юрию Павловичу 94 года. Он до сих пор принимает участие в мероприятиях вуза, вдохновляя молодое поколение удивительным жизнелюбием и профессиональным опытом.
Горьковский Пётр Андреевич. Родился в 1923 году в селе Баклуши Новониколаевской губернии (сейчас – Новосибирская область).
Окончил семилетнюю школу, Куйбышевское педагогическое училище. В декабре 1941 года был зачислен на курсы телеграфистов, попал в 232-ю стрелковую дивизию, стал начальником радиостанции. В составе 1-го и 2-го Украинских фронтов участвовал в боях за освобождение Воронежа, Сум, Киева, Венгрии, Румынии, Чехословакии, Австрии. Демобилизовался в октябре 1945 года. Был награждён орденом Отечественной войны I степени и двумя медалями «За отвагу». После войны стал директором Баклушевской семилетней школы, заочно окончил исторический факультет Новосибирского государственного педагогического института (сейчас – Новосибирский государственный педагогический университет), был заведующим Мошковским районным отделом народного образования.
Чумаков Юрий Николаевич. Родился в 1922 году в Саратове.
Окончил среднюю школу и был призван в Красную армию. Службу проходил рядовым в 77-м полку войск НКВД по охране железных дорог на территории Западной Украины, в городе Станиславе (сейчас – Ивано-Франковск). В 1942 году был тяжело ранен и демобилизован по инвалидности. Был награждён медалью «За победу над Германией». После войны учился в Саратовском мединституте, а в дальнейшем преподавал русский язык и литературу в высших учебных заведениях Саратова, Пржевальска (сейчас – Каракол, Киргизия), Великого Новгорода. С 1981 года – преподаватель русской литературы Новосибирского государственного педагогического университета (НГПУ), профессор, проводил научные исследования творчества Пушкина и Тютчева. В 1982 году защитил кандидатскую диссертацию. Скончался в 2015 году в возрасте 92 лет. До последних дней возглавлял диссертационный совет НГПУ.
Аргандейкин Архип Максимович.
Родился в 1912 году в деревне Ижекей Красночетайского района Чувашской АССР. До войны работал учителем чувашского языка, завучем и директором школы, был призван на службу в 1939 году. Окончив Муромское училище связи, стал политруком роты 495-го линейного батальона связи 33-й армии Западного фронта. Участвовал в боях под Москвой, Смоленском, в Белоруссии. Был командиром телефонно-кабельной роты. Войну закончил в Восточной Пруссии. Был награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, медалями «За оборону Москвы», «За взятие Кёнигсберга», «За взятие Берлина», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». После войны более 30 лет работал заведующим и директором школ. За достигнутые успехи был награждён медалью «За трудовое отличие».
Шевченко Иван Андреевич. Родился в 1924 году в селе Колокольцовка Саратовской области. После окончания школы работал прицепщиком в поле. Был направлен во 2-е Киевское артиллерийское училище, а затем переведён в первое Ленинградское училище. В 1943 году после сдачи экзаменов его направили в гороховецкие и коломенские артлагеря, а оттуда – на фронт. Под Ригой был ранен. День Победы встречал на военно-морской базе Порккала-Удд на территории Финляндии. За боевые заслуги награждён орденом Отечественной войны I степени. Демобилизовался в 1947 году. С 1954 по 1984 год работал директором Симоновской средней школы (Саратовская область), преподавал русский язык и литературу, математику, историю.
Титов Гай Аполлинарьевич. Родился в 1923 году в Чите. Был призван в ряды Красной армии в мае 1942 года и зачислен в 12-й запасный артиллерийский полк. Участвовал в боях на 2-м и 4-м Украинском, 1-м и 2-м Белорусском фронтах, в штурме Берлина и взятии Будапешта, в освобождении Праги и Варшавы. Получил два осколочных ранения и был контужен. Награждён орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией», «За взятие Берлина», «За оборону Кавказа». После войны окончил исторический факультет Новосибирского государственного педагогического института (сейчас – университет), преподавал историю СССР в Новосибирской областной фельдшерско-акушерской школе, был старшим преподавателем, доцентом кафедры истории КПСС НГПИ.
Иванов Пётр Никитович. Родился в 1921 году в Новониколаевском уезде Западно-Сибирского края (сейчас – Новосибирская область).
Учился на заочном отделении Бурят-Монгольского учительского института, историческом факультете Новосибирского государственного педагогического института (сейчас – университет). С 1940 года служил в 29-й дивизии внутренних войск, во время войны охранял государственную границу с Монголией и Китаем. Принимал участие в отдельных операциях Забайкальского фронта. Награждён орденом Красной Звезды, медалями «За победу над Германией», «За победу над Японией». После войны работал в НГПИ ассистентом кафедры марксизма-ленинизма, старшим преподавателем кафедры истории КПСС. Позже был заведующим кафедрой истории КПСС.
Шуклецов Валентин Тарасович. Родился в 1924 году в Порезском районе Кировской области. В 1927 году переехал в Западно-Сибирский край. В ноябре 1941 года призван на фронт, принимал участие в боях на Калининском, Западном и 3-м Белорусском фронтах.
Демобилизовался в декабре 1945 года. Награждён орденом Отечественной войны I степени, медалями «За отвагу», «За победу над Германией». После войны учился в Новосибирском государственном педагогическом институте (сейчас – Новосибирский государственный педагогический университет), работал учителем истории и директором Шурыгинской средней школы Черепановского района, учителем и директором Убинской средней школы Новосибирской области. Был старшим преподавателем кафедры истории КПСС НГПИ, с 1967 по 1975 год – ректор НГПИ, затем – проректор Новосибирской высшей партийной школы.
Шур Мирон Самуилович. Родился в 1925 году в Харькове, потом переехал в Новосибирск. Во время войны был командиром огневого взвода 3-й отдельной Горлицкой истребительно-противотанковой артиллерийской бригады Резерва Главного Командования.
Участвовал в боях на 4-м Украинском фронте, воевал в Польше, Германии, Чехословакии. Получил два ранения и контузию. После войны окончил физико-математический факультет Новосибирского государственного педагогического института (сейчас – Новосибирский государственный педагогический университет), работал учителем математики и физики в школе. С 1955 года был старшим преподавателем кафедр высшей математики и математического анализа НГПИ. Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны I и II степени, медалями «За освобождение Праги», «За победу над Германией», «За освобождение Варшавы».
Купцов Алексей Иванович. Был призван в армию после окончания исторического факультета Московского педагогического государственного университета (МПГУ) в 1944 году. Воевал рядовым стрелком в Восточной Пруссии.
В 1956 году начал работать в МПГУ. С 1963 по 1966 год был деканом исторического факультета. Награждён орденом Отечественной войны I степени, медалями «За отвагу», «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина», «Ветеран труда», юбилейными медалями.
Леонычев Георгий Михайлович. В рядах армии – с сентября 1941 года. Командовал огневым взводом артиллерийских частей Резерва Главного Командования. Участвовал в освобождении Новгорода, Польши, в боях за Берлин. На войне был дважды ранен. С 1970 года работал в Московском педагогическом государственном университете, кандидат наук, доцент кафедры философии. Награждён орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.
», «За взятие Берлина», «Ветеран труда», юбилейными медалями.
Адамович Анатолий Андреевич. Родился в 1920 году в Одесской области (Украина). Свой путь к профессии преподавателя начал в 1938 году, когда поступил в Алма-Атинский педагогический институт на исторический факультет. В 1941 году был призван на фронт. Воевал командиром взвода связи 156-го и 249-го стрелкового полка на Центральном, Калининском и 1-м Прибалтийском фронтах в звании лейтенанта, получил два ранения. Награждён орденом Красной Звезды, медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». После войны получил специальность преподавателя истории. С 1961 по 1969 год заведовал кафедрой всеобщей истории Челябинского педагогического института (сейчас – Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет). Читал курсы по новой и новейшей истории.
Аксёнов Николай Романович. Родился в 1920 году в Курганской области. В 1940 году окончил Челябинский тракторный техникум по специальности «техник-технолог». В годы Великой Отечественной войны был командиром батареи в составе 359-го артиллерийского полка на Северо-Западном фронте. В 1943 году тяжело ранен. Награждён орденами Красной Звезды и Отечественной войны I степени. В послевоенные годы работал учителем русского языка и литературы в Ленинграде, был заместителем директора ремесленного училища в Челябинске. Возглавлял Южно-Уральское книжное издательство, преподавал в Челябинском высшем военном автомобильном инженерном училище (ЧВВАИУ). В 1982 году получил звание профессора и до конца жизни работал профессором кафедры философии Челябинского педагогического института (сейчас – Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет).
Алексеева Лидия Митрофановна. Родилась в 1923 году в Курской области. В 1941 году окончила педагогическое училище и несколько месяцев работала учительницей начальных классов. В июне 1942 года окончила краткосрочные курсы медицинских сестёр и добровольно вступила в ряды действующей армии. Воевала на Воронежском, Центральном, 1-м и 2-м Украинском фронтах. Была санинструктором пулемётного полка, служила в санитарной роте. в конце войны работала в лагере немецких военнопленных под Москвой. Награждена медалями «За боевые заслуги» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». В 1950 году переехала в Челябинск, окончила историко-филологический факультет Челябинского педагогического института (сейчас – Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет).
После получила квалификацию учителя русского языка и литературы. Работала библиотекарем в областной публичной библиотеке.
Ройтерштейн Михаэль Иосифович. Родился в 1925 году в Москве. В августе 1943 года вступил в ряды Красной армии. На войне служил командиром отделения, радистом артиллерийских частей. Принимал участие в освобождении Эстонии, боях за Кёнигсберг (сейчас – Калининград), Данциг (сейчас – Гданьск), в форсировании Одера. С 1960 года работал в Московском педагогическом государственном университете, профессор кафедры теории и истории музыки, музыковед. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации. Награждён орденом Отечественной войны II степени, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За взятие Кёнигсберга», юбилейными медалями.
Прокофьев Николай Иванович. Родился в 1909 году в Московской области. Был призван в армию в 1942 году. Был командиром расчёта 82-миллиметрового миномёта, работал ответственным секретарём редакции дивизионной газеты «За честь Родины». В составе стрелковых частей Воронежского, Юго-Западного, 4-го Украинского фронтов участвовал в прорыве обороны под Кантемировкой, в освобождении Крыма, Прибалтики. Получил ранение. С 1961 года работал в Московском педагогическом государственном университете. Имел звание доктора наук, был профессором кафедры русской литературы. Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, двумя медалями «За боевые заслуги», медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «Ветеран труда», юбилейными медалями.
Нечаев Василий Ильич. Родился в Москве в 1920 году. В октябре 1941 года ушёл добровольцем на фронт. Сражался на Западном и Сталинградском фронтах в составе 241-го Гвардейского Особого разведывательного батальона, участвовал в битвах под Москвой и Сталинградом. Был дважды ранен. Получил звание младшего лейтенанта. После войны учился, а затем работал в Московском педагогическом государственном университете. Имел звание доктора физико-математических наук, был профессором, заведующим кафедрой теории чисел. Награждён орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, «Знак Почёта», медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «Ветеран труда», юбилейными медалями.
Павленко Николай Иванович.
Родился в 1916 году в станице Уманской Кубанской области (сейчас – Краснодарский край). В 1939 году вступил в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии. Служил офицером-связистом в составе войск Забайкальского фронта, командовал ротой. Принимал участие в переходе через Хинган, разгроме Квантунской армии. С 1975 года до выхода на пенсию работал в Московском педагогическом государственном университете. Имел звание доктора наук, был профессором кафедры истории России. Награждён орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, медалью «За победу над Японией», юбилейными медалями.
Снаряд шокировал
К зиме 1914-1915 годов «контузный удар» превратился в острейшую медицинскую и военную проблему. Мало того, что это повлияло на рост числа солдат, служивших на передовой во время Первой мировой войны, врачи британской армии изо всех сил пытались понять и лечить это заболевание.
Термин «снаряд» придумали сами солдаты. Симптомы включали усталость, тремор, спутанность сознания, кошмары и нарушение зрения и слуха. Это часто диагностировалось, когда солдат был не в состоянии функционировать, и никакая очевидная причина не могла быть идентифицирована.Поскольку многие из симптомов были физическими, они мало напоминали современный диагноз посттравматического стрессового расстройства.
Шок от снаряда застал британскую армию врасплох. Стремясь лучше понять и вылечить это заболевание, армия назначила Чарльза С. Майерса, психолога с медицинским образованием, психологом-консультантом Британских экспедиционных сил, чтобы он мог высказать свое мнение о случаях контузии и собрать данные для политики, направленной на решение растущей проблемы. проблема психиатрических боевых пострадавших.
Майерс получил образование в Кембриджском колледже Кая и получил медицинское образование в больнице Святого Варфоломея в Лондоне. Вскоре после получения диплома врача он занял академическую должность в Кембридже, где руководил лабораторией экспериментальной психологии.
Однако с началом войны Майерс почувствовал необходимость вернуться к клинической практике, чтобы помочь военным усилиям. Военное министерство отказало ему в прохождении службы за границей из-за его возраста (ему было 42 года), но, несмотря на это, он перебрался во Францию по собственной инициативе и получил должность в госпитале, открытом герцогиней Вестминстерской в казино в Ле-Туке. .Когда Майерс был там, его исследовательская квалификация сделала его естественным выбором для изучения тайн контузии во Франции.
Первые случаи, описанные Майерсом, демонстрировали ряд аномалий восприятия, таких как потеря или нарушение слуха, зрения и чувствительности, наряду с другими общими физическими симптомами, такими как тремор, потеря равновесия, головная боль и усталость. Он пришел к выводу, что это были скорее психологические, чем физические травмы, и полагал, что симптомы были явными проявлениями подавленной травмы.
Вместе с Уильямом Макдугаллом, другим психологом с медицинским образованием, Майерс утверждал, что контузный шок можно вылечить с помощью когнитивной и эмоциональной реинтеграции.
Они думали, что контуженный солдат пытался справиться с травматическим опытом, подавляя или отщепляя любое воспоминание о травмирующем событии. Такие симптомы, как тремор или контрактура, были продуктом бессознательного процесса, направленного на поддержание диссоциации. Майерс и Макдугалл полагали, что пациента можно вылечить, только если его память будет возрождена и интегрирована в его сознание, а для этого может потребоваться несколько сеансов.
В то время как Майерс считал, что может лечить отдельных пациентов, более серьезной проблемой было то, как справиться с массовыми психическими потерями, которые последовали после крупных наступлений. Опираясь на идеи, разработанные французскими военными нейропсихиатрами, Майерс выделил три основных элемента в лечении контузии: «быстрота действий, подходящая среда и психотерапевтические меры», хотя эти меры часто ограничивались поощрением и успокаиванием. Майерс утверждал, что вооруженные силы должны создавать специальные подразделения, «настолько удаленные от звуков войны, насколько это совместимо с сохранением« атмосферы »фронта.
«Армия последовала его совету и позволила ему создать четыре специализированных подразделения в декабре 1916 года. Они были предназначены для лечения острых или легких случаев, в то время как хронические и тяжелые пациенты были направлены в базовые больницы для более интенсивной терапии. В течение 1917 г. Аррас, Мессин и Пасшендале произвели поток контузионных гильз, подавив все четыре единицы.
Неизбежно Майерс подвергался критике со стороны тех, кто считал, что контузия была просто трусостью или симуляцией. Некоторые думали, что с этим состоянием лучше справиться с помощью военной дисциплины.Майерс становился все более деморализованным и попросил отправить его обратно в Соединенное Королевство. В октябре 1917 года военное министерство в Лондоне провело экстренную конференцию, чтобы обсудить пути улучшения лечения контузного шока, поскольку большое количество пациентов выписывались из больниц общего профиля как инвалиды, неспособные к постоянной работе из-за отсутствия у врачей опыта и понимания. Майерс предложил систему, с помощью которой врачи будут направлять тяжелые случаи контузии непосредственно из базовых больниц во Франции в специализированные лечебные центры в Соединенном Королевстве.Он утверждал, что эффективное лечение требует индивидуального подхода, что, в свою очередь, требует более высокой численности персонала — в идеале один врач на 50 пациентов. Чтобы удовлетворить это требование, он убедил Военное министерство организовать курсы обучения принципам и практике военной психиатрии и, в частности, лечению контузии.
После войны Майерс оставил свой пост в Кембридже и основал Национальный институт промышленной психологии, чтобы облегчить применение психологических исследований на рабочем месте.В 1922 году военное министерство назначило комиссию по расследованию шокового поражения, но Майерс был настолько разочарован некоторыми своими событиями военного времени, что отказался давать показания.
Только в 1940 году, когда Британия снова оказалась в состоянии войны, он написал свои мемуары, в которых подробно изложил свои теории о контузии и его лечении.
Его отчет не был хорошо воспринят военным обозревателем в журнале Медицинского корпуса Королевской армии , который утверждал, что книга свидетельствует о «непонимании и убежденности».»Написанный в то время, когда Великобритания столкнулась с угрозой вторжения, автор, возможно, почувствовал, что критика Майерсом медицинских служб армии была непатриотичной и пораженческой. По правде говоря, они показали неспособность массовой иерархической организации приспособиться к тонкой политике рекомендации клинициста-новатора.
Тем не менее, принципы передовой психиатрии, определенные Майерсом — быстрое лечение, максимально приближенное к боевым действиям, с ожиданием выздоровления и возвращения в отряд, — были широко приняты во время Второй мировой войны как U.Вооруженные силы США и Великобритании, и они продолжают практиковаться западными вооруженными силами сегодня в Афганистане и Ираке.
Эдгар Джонс, доктор философии, профессор истории медицины и психиатрии в Институте психиатрии Королевского колледжа Лондона.
Кэтрин С. Милар, доктор философии из Эрлхэм-колледжа, является историческим редактором Time Capsule.
Военная психиатрия и снаряд
Контуженный солдат ↑
В 1916 году молодой австралийский солдат был госпитализирован в больницу Сила Хейна в Девоне, откуда написал следующее письмо своей семье:
Вы можете быть немного удивлены, узнав, что я нахожусь в больнице от контузии, которая лишила меня речи и слуха.Прошло около шестнадцати дней с тех пор, как это произошло. […] Мы были в окопах и шли за свою жизнь, когда двое из нас заметили немецкого пулеметчика в яме, поэтому мы решили заполучить его, и Я просто помню, как попал к нему, когда в мою голову разорвался фугасный снаряд; казалось, что это лопнуло у меня в голове; все стало черным. Я пытался позвать и не мог, и я не мог слышать своих товарищей — только ужасный взрыв в голове все время. Я больше ничего не вспомнил, пока не поднялся на лодку […Солдат получил контузию. В его случае симптомами были истерическая глухота и потеря речи, состояния, которые лечили однократной дозой эфира. Врачи письменно сказали ему, что это восстановит его речь и слух. Сначала он сопротивлялся, но после нескольких вдохов прошептал «мама». Затем он повторил это все громче и громче, пока не закричал таким голосом, который заполнил бы Альберт-холл.»После того, как его голос и слух вернулись, исчезли и связанные с этим состояния — депрессия, головные боли и бессонница. [2]
Артур Херст (1879–1944), невролог и командир клиники Сил Хейн, рассказал эту историю, чтобы продемонстрировать наиболее успешную психиатрию военного времени. Солдат, рядовой рядовой, сломался во время активного боя, поэтому ему нечего было стыдиться. Кроме того, он верил в врачей, которые были его руководителями в социальной и военной сферах, и хорошо реагировал на лечение.Как и многие другие в этой ситуации, его первые слова свидетельствовали о его моральных качествах: в описаниях врачей мужчины, приходящие в себя, обычно взывали к своим матерям, пели национальный гимн или заявляли: «Боже, храни короля!»
К 1916 году военно-медицинские работники всех боевых армий разрабатывали способы лечения психически раненых солдат.
[3] Люди давно терпят поражение в войнах, но только во время Первой мировой войны психическое расстройство среди солдат представляло серьезную проблему с точки зрения морального духа и людских ресурсов.Учитывая характер военного невроза, трудно точно оценить количество пострадавших мужчин. Среди британских армий на западном фронте было зарегистрировано более 80 000 случаев; оценки среди немецких войск колеблются от 200 000 до 300 000, а количество пострадавших французских войск было таким же или, возможно, большим. [4] Статистические данные указывают на ужасающее количество травмированных мужчин, но военные неврозы составили лишь относительно небольшой процент боевых потерь в целом. [5] Тем не менее, медицинские работники в то время чувствовали себя подавленными «чрезвычайной распространенностью психических и функциональных нервных заболеваний»: число умственно раненых было беспрецедентным по сравнению с предыдущими войнами, а контузия повлияла на боевой дух и дисциплину военнослужащих » особый способ «. [6] Именно этот «особый» характер контузии во время Первой мировой войны вызвал такой широкий интерес к этому предмету, поскольку лечение военного психического срыва вызывало вопросы о безумии, классе, мужественности, медицинском прогрессе и военной дисциплине. .В результате история контузного шока Первой мировой войны обширна и включает в себя историю психической травмы как таковой , историю контузии как особого военно-медицинского состояния и его социальных и экономических последствий, а также историю контузного шока как эмблема или метафора войны и ее последствий.
Панцирный шок и история ↑
Было много медицинских комментариев по поводу контузии во время войны и сразу после нее, но историки уделяли мало внимания его истории до конца 1970-х годов, когда Эрик Лид утверждал, что контузия — это бегство солдата от «невыносимой реальности» и что невроз дает мужчинам законная — если временная — передышка от жестокости войны. [7] Это было первое из многочисленных исследований по военной медицине и этике.
Признание посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) в 1980 году побудило историков и медицинских экспертов поместить современную травму в ее исторический контекст. [8] Это внимание к истории военных неврозов сопровождалось ростом количества более длительных историй контуженных мужчин и их семей, многим из которых приходилось сталкиваться с эмоциональными последствиями войны в течение многих лет, или даже спустя десятилетия после перемирия. [9]
В Великобритании уже давно существует большой исторический, политический и культурный интерес к контузию. [10] Эта тема не пользуется таким популярным резонансом в Германии: тем не менее, немецкая психиатрия военного и послевоенного времени имеет обширную историю. Основополагающая работа Пауля Лернера показывает, в какой степени история современной немецкой психиатрии долгое время рассматривалась через призму Третьего рейха. Тем не менее, чтобы понять военную психиатрию начала 20 — века, нам нужно отказаться от этого телеологического нарратива и вместо этого сосредоточиться на политических, экономических и культурных дебатах вильгельминовой Германии, потому что социальное законодательство Второго Рейха означало, что невротических солдат лечили в так же, как раненые промышленные рабочие.
[11] Обращаясь к послевоенному миру, Джейсон Кроутхамел подчеркивает напряженность, связанную с лечением военных невротиков, когда соперничающие политические группы пытались использовать психически раненых ветеранов для своих собственных целей. [12] Во Франции Софи Делапорт открыла исследование французского контузного удара, гарантируя, что травма стала решающей для более широкого понимания Первой мировой войны. [13] Обширная история Грегори Томаса исследует влияние военных неврозов на солдат, гражданских лиц и медицинских работников, но контузия все еще остается сравнительно малоизученной темой во Франции, несмотря на растущий интерес к истории самой войны. [14]
Ряд историков недавно включили психологически раненых в более широкую медицинскую историю Первой мировой войны, однако в Европе не было проведено ни одного обзора истории контузии. [15] В ответ, эта статья предлагает краткий синтез боевых травм по всей Европе.
Основное внимание уделяется солдатам основных воюющих наций на западном фронте, потому что, хотя люди были травмированы во всех областях, условия на западном фронте были уникальными и характеризовались высокоиндустриальной, интенсивной и статичной позиционной войной.Как следствие, тип «психических больных», наблюдаемый на западном фронте, не был воспроизведен во всех секторах. [16]
Доктора и Shell Shock: первые ответы ↑
Первые психические травмы появились после битвы на Монсе в 1914 году, и они характеризовались озадачивающим набором симптомов: тики, дрожь, функциональный паралич, истерическая слепота и глухота, нарушения речи, от заикания до мутизма, спутанность сознания, крайняя тревога, головные боли, амнезия. , депрессия, необъяснимые судороги, обмороки и рвота.Давно поняли, что для ведения современной промышленной европейской войны потребуются крепкие нервы. Вильгельм II, германский император (1859-1941) заявил, что победа достанется нации с «сильнейшими нервами» — однако многие немецкие врачи полагали, что война даст «катарсический передовой опыт», который на самом деле укрепит ослабленных, выродившихся современных людей. [17] Точно так же многие французские врачи полагали, что война оживит отдельных французов, а также французскую науку и медицину. [18] Ощущение войны как тонизирующего средства было самым сильным среди немецких психиатров, но также присутствовало в Великобритании, где врачи обычно превозносили достоинства «характера». [19]
Оглядываясь назад, врачи смогли утверждать, что Первая мировая война «не вызвала никаких новых симптомов». [20] Тем не менее, врачи, работающие с психически травмированными солдатами, часто чувствовали, что они столкнулись с совершенно беспрецедентными проблемами. Подполковник Чарльз Майерс (1873-1946), антрополог и психолог-консультант Британского экспедиционного корпуса впервые публично использовал термин «контузный шок» в журнале The Lancet в феврале 1915 года. [21] Этот термин подразумевал прямую связь между разрывом снаряда и травмой, диагноз, который был настолько эмоционально удовлетворительным, насколько и с медицинской точки зрения неточным, как быстро понял Майерс.
Следовательно, британские медицинские и военные власти тщетно пытались запретить этот термин и найти подходящую альтернативу. В 1917 году медицинским работникам было приказано обозначать возможно травмированных мужчин как NYDN (еще не диагностированный нервный), но на протяжении всей войны, и после этого, мужчин продолжали называть «контуженными», и также использовался широкий спектр других терминов: истерия , неврастения, гибридная истеро-неврастения, нервный шок, военный шок, военный невроз, истощение.Ближе к линии фронта в личных документах врачей мужчин иногда просто называют «душевнобольными» или даже «больными». [22] Нет прямого перевода англосаксонского «контузии», но подобное разнообразие описаний было и в других европейских армиях. [23] Французы обсуждали волнение головного мозга , аварии нервных клеток и обусит («шеллит»). У французских commotionnés чаще всего диагностировалась истерия, и их обычно описывали как страдающих «умственным расстройством».
[24] Немецкие медики называли Kriegneurosen и Krieghysterie , а больных обычно называли Kriegszitterer (колчаны) или Schüttler (шейкеры). Итальянцы упомянули shock da esplosione , подчеркнув важность физического шока. Томас Сэлмон, которому было поручено наблюдать за лечением британцами контузного шока в армии США, заметил, что «сомнительно, что существует еще одна группа болезней, в которой существует большая путаница в терминах».» [25]
Военная психиатрия не развивается изолированно от гражданской психиатрии, и на протяжении всей войны военная психиатрия опиралась на концепции гражданского мира, где с конца 19, – века проводилось много медицинских исследований психических травм. [26] Панцирный шок, возможно, казался новым состоянием, требующим нового языка, но все реакции на психически травмированных, очевидно истеричных солдат уходили корнями в дебаты, культурные представления и обычаи довоенного периода.
Насилие современного индустриального мира вызывало беспокойство задолго до начала Первой мировой войны. Пассажиры и рабочие, попавшие в железнодорожные аварии, часто страдали от странных симптомов, таких как частичный паралич, головные боли, боли в спине, головокружение и потеря памяти, ни один из которых не имел прямого отношения к первоначальному удару или физическому шоку. Хотя считалось, что «железнодорожный позвоночник» можно объяснить повреждением центральной нервной системы, были также некоторые споры о том, в какой степени это было вызвано «одним лишь испугом». [27] «Неврастения» также возникла в этот период. В 1869 году американский врач и невролог Джордж Бирд (1839–1883) использовал этот термин для описания пациентов, страдающих от ряда физических и психических симптомов, таких как головные боли, импотенция, беспокойство, паралич, невралгия, депрессия и потеря памяти. Он объяснил неврастению повреждением нервов, вызванным напряжением современной городской жизни с высокой конкуренцией.
В результате его связи с модернизацией пострадавшие не подвергались стигматизации и часто лечились с помощью «лечения отдыхом» Сайласа Вейра Митчелла (1828-1914).Модифицированная версия этого лекарства была позже адаптирована для лечения британских офицеров во время Первой мировой войны.
Железнодорожный позвоночник и неврастения затрагивали как мужчин, так и женщин, но истерия традиционно считалась женской жалобой. Во Франции известный невролог Жан-Мартен Шарко (1825–1893) широко публиковал статьи о травматической истерии, указывая на то, что это болезнь не только женщин и изнеженных мужчин: его пациентами-мужчинами были рабочие, ремесленники и крестьяне. [28] Однако, несмотря на такое тонкое понимание мужской истерии, эта тема почти не упоминалась в медицинских учебниках, энциклопедиях и словарях. [29] В целом истерия так и осталась «женской болезнью». [30] И все же истерия была также диагнозом, связанным с классом, и с конца 19 -го и века немецкие психиатры использовали ее, чтобы патологизировать «застенчивых» мужчин рабочего класса.
[31] В Британии ситуация была аналогичной, и поэтому во время войны стало нормальной практикой классифицировать травмированных офицеров как неврастеников, нуждающихся в отдыхе и восстановлении сил, тогда как рядовые с большей вероятностью назывались истеричными и обращались с ними более жестко. . [32] Несмотря на официальные заявления о том, что с этими «несчастными людьми не будут обращаться как с обычными сумасшедшими», многие мужчины с истерическими симптомами действительно чувствовали, что их наказывают и заключают в тюрьму, а не лечят. [33]
И во время войны, и в мирное время роль психиатра остается той же, а именно: диагностировать и лечить психически больного пациента, а также углублять научные знания посредством клинических наблюдений. Кроме того, у психиатров были свои политические и профессиональные цели, и многие врачи с энтузиазмом восприняли профессиональные возможности, которые открыла война.Немецкие врачи считали войну большим «экспериментом», точно так же их французские коллеги рассматривали ее как «грандиозный лабораторный эксперимент».
[34] Однако сравнение не удалось, потому что лабораторные эксперименты подразумевают порядок и уровень контроля, который не всегда был возможен в военное время, особенно вблизи зон боевых действий. Во-первых, мужчин не всегда лечили психиатры, особенно на ранних этапах войны. Кроме того, врачи постоянно жаловались на трудности со сбором статистики, мониторингом случаев и поддержанием диалога с коллегами.Врачи, работающие в Salpêtrière в Париже, признали, что некоторые из их методов были «временными», а некоторые итальянские медики даже отказались от всякой связи между диагнозом и лечением. [35] В то же время военные психиатры столкнулись не только с практическими трудностями, поскольку условия войны способствовали углублению, а не облегчению некоторых ключевых довоенных тревог. Fin de siècle Психиатрия развивалась на фоне жестких опасений по поводу национального вырождения и твердой веры в социальный дарвинизм.И все же вера в то, что выживут только приспособленные общества, сочеталась с растущими опасениями, что непрекращающаяся позиционная война приведет к неевгенической войне, в которой выживут наименее приспособленные.
Это спровоцировало уже укоренившиеся опасения «пенсионного невроза» или даже откровенного мошенничества. [36] Вера в то, что финансовая безопасность пенсии будет побуждать человека поддерживать, а не избавляться от своих невротических симптомов, продолжала оставаться источником политических трений и социального негодования на протяжении всего периода между войнами.
Практические меры по ликвидации раненых от контузий различались по секторам и разрабатывались в ответ на необходимость ведения войны и профессиональные цели медицинской профессии. Первоначально британские и немецкие войска были отправлены домой для лечения, но французы, сражавшиеся на своей территории, были менее способны отправлять людей подальше от огневых рубежей и поэтому создали лечебные центры ближе к фронту. [37] К лету 1917 года каждая французская армия имела свой собственный неврологический центр примерно на 200 коек, примерно в пятнадцати милях от фронта, и они поддерживались региональными неврологическими базами и психиатрическими центрами в тылу.
Все неврологические больные в первую очередь направлялись в передовые центры, потому что специалисты хотели иметь дело с психическими жалобами до того, как они станут трудноизлечимыми. [38] Под влиянием французского примера Майерс настаивал на создании центровых в британской зоне. Первоначально военное командование было настроено враждебно, но вскоре западные союзники стали стандартной практикой для прямого обращения. [39] Подход центральных властей был другим. Немецкие армии продолжали посылать войска обратно в Германию, где они обычно лечились в крупных больницах, хотя методы лечения на рабочем месте были разработаны в Германии с 1915 года. [40] Напротив, австро-венгерские армии централизовали свое лечение в Вене, и к концу войны в столице было около 120 000 контуженных солдат. [41] Австро-венгерский подход был уникальным, поскольку по всей Европе душевнобольные солдаты, как правило, скрывались или рассредоточивались — в Британии «душевные клетки» часто не выгружались вместе с физически ранеными, а содержались в отдельных железнодорожных вагонах и незаметно увозились.
в отдаленные места, вдали от посторонних глаз или даже обычного медицинского персонала.
Панцирный шок, трусость и дисциплина: этика военной психиатрии ↑
«Может ли война сделать человека трусом со временем?» — спросил Чарльз МакМоран (1881-1977), впоследствии лорд Моран, известный врач, участвовавший в обеих мировых войнах. [42] Этот вопрос лежал в основе лечения многих военных, поскольку врачи имели дело с мужчинами, которые не хотели или не могли сражаться, несмотря на отсутствие очевидных физических ран. В конце концов Моран пришел к выводу, что у всех мужчин был ограниченный запас храбрости и что «мужчины изнашиваются на войне, как одежда», но не все медики согласились. [43] Фредерик Уокер Мотт (1853-1926) назвал некоторых контуженных просто «застенчивыми» — термин столь же уничижительный и пренебрежительный, как и ярлык «застенчивый», который применялся к довоенный рабочий класс, и многие врачи согласились бы с довольно пренебрежительным заявлением Марка Блоха (1886-1944) о французском капрале как о «светском неврастенике, а не о воине».
[44] Большинство врачей искренне поддерживали военные цели своих народов, а также признавали, что из уважающих себя здоровых мужчин должны быть хорошие солдаты.
Отношения между военнослужащими и их офицерами-медиками не всегда просты. Врачей можно рассматривать как гуманное, цивилизованное лицо войны: Международный Красный Крест организовал медицинскую помощь таким образом, чтобы сделать войну гуманной, а некоторые пацифисты, избегая боевых действий, приняли военно-медицинскую службу. [45] Тем не менее, вера в то, что врачи в первую очередь связаны с собственными вооруженными силами — и со своим карьерным ростом — часто вызывала антагонизм со стороны обычных солдат.В отношениях между врачом и пациентом власть направлена в сторону врача, и во время войны это асимметричное соотношение сил было еще более весомым в пользу врача, потому что врачи были медицинскими офицерами и, следовательно, были старшими по чину — а также по классу — для большинства солдат-пациентов.
В результате солдаты других рангов часто враждебно относились к медицинским офицерам, и эта враждебность была особенно распространена в случаях военных неврозов, когда невролог, психиатр или даже врач без специальной подготовки могли лишить права лечения, отказать в пенсии или наложить дисциплинарные взыскания. .По этим причинам люди в окопах часто пытались не посылать психически раненого к врачу. В 1916 году британский солдат в окопах онемел от страха. Признавая потерю речи истерическим симптомом, товарищи били его, щекотали и облили кипящим чаем, чтобы он кричал. [46] Этот курс лечения ad hoc может показаться абсурдным, но его цель состояла в том, чтобы восстановить речь этого человека и избавить его от медицинских профессионалов: это многое говорит нам о вере обычного солдата в военную психиатрию.
Язык трусости пронизывает дискурс военного времени, и даже в его отсутствие врачи предполагали, что военный невроз возникает у мужчин, которые были предрасположены к какому-либо психическому срыву и поэтому были несовершенными, если не виноватыми.
Тем не менее, хотя врачи разделяли эти основные предположения, спектр лечения был разнообразным. Первые реакции часто поощряли отдых из-за связи между контузией и физическим и психическим истощением. Британский стационарный госпиталь во Франции просто поощрял мужчин оставаться в постели в течение трех или четырех дней, а немецким солдатам также давали «мягкую» терапию в виде ванн с еловыми иглами, хорошей еды и валерианы. [47] Более целенаправленные или активные методы лечения могут включать перевоспитание, гипноз, интенсивный массаж или гидротерапию. Все эти методы лечения были разработаны, чтобы пробудить пораженные чувства и продемонстрировать пациенту, что он все еще контролирует свои физические способности. Эфир, который давали молодому австралийцу в Seale Hayne, должен был расслабить его, чтобы он стал более поддающимся внушению, и эфир часто сопровождал легкий гипноз. [48] Перевоспитание могло быть доброкачественным — оно включало уроки пения для мужчин с нарушениями речи — но могло также казаться суровым. Херст описывает попытку разбудить человека, страдающего истерической глухотой, стучав кочергой по ведру для угля у его постели — тип лечения, очень похожий на то, что проводят обычные Томми в окопах. [49] Напротив, ограниченный круг практик был вдохновлен психоаналитической теорией. Уильям Риверс (1864-1922) прославился «лечением разговором» в Крейглокхарте, британской больнице для офицеров, а также были попытки пропагандировать терапию сновидениями у мужчин из других рангов в больнице Красного Креста в Магхалле. [50] Мужчины сопротивлялись терапии сновидениями, которую они воспринимали как навязчивую, но наиболее явно они были против суровых физических процедур, которые казались немного хуже карательных.
Это электрошоковая терапия, известная как лечение Кауфмана в Германии и Австрии, которая стала самой известной из методов лечения контузом. Гамбургский невролог и военный психиатр профессор Макс Нонн (1861–1959) требовал, чтобы его пациенты были обнажены во время лечения, чтобы повысить их уязвимость, как это делали многие врачи во Франции.
[51] В Британии электротерапия Льюиса Йилланда (1884-1954) вызвала беспокойство не только у простых солдат, но и у других врачей, которые беспокоились, что чрезмерное использование простой электротерапии обрекает пациентов на лечение неподготовленных «медицинских электриков». [52] Сторонники электрошоковой терапии утверждали, что она работала и не обязательно была бесчеловечной. [53] Тем не менее, каковы бы ни были его достоинства, солдаты боялись его, и протесты демонстрируют, в какой степени пациенты и широкая публика хотели ограничить чрезмерную власть психиатров военного времени.В мае 1916 года Батиста Дешама (1881–1953), рядового солдата французской армии, отправили на лечение в неврологический центр доктора Кловиса Винсента (1879–1947). Когда началась электрическая обработка, явно напуганный и, возможно, разъяренный Дешам ударил Винсента кулаком, что каралось смертью. Дешама судили и признали виновным в нападении на вышестоящего офицера, но приговорили к шести месяцам тюремного заключения условно.
[54] Этот случай вызвал большой общественный резонанс в пользу Дешама, и, несмотря на мощь военно-медицинской профессии, трибунал был вынужден относиться к нему снисходительно.
Не все врачи поспешили заклеймить контуженных мужчин трусами или рассматривать их как преступников. В июле 1916 г. отряд пехотного батальона не смог совершить налет на свой участок западного фронта. Ответственный офицер вызвал медицинского офицера лейтенанта Джорджа Кирквуда (1879-1931), который позже выдал справку, свидетельствующую о коллективном психическом срыве среди мужчин:
Ввиду того, что 11 -й -й пограничный полк будет нанесен бомбовый удар, я должен настоящим засвидетельствовать их непригодность для такой операции, так как немногие, если таковые имеются, не страдают от контузии в той или иной степени. [55] Кирквуд был незамедлительно наказан и снят со своего поста, потому что его симпатия к людям противоречила военной дисциплине. Врачи должны были постоянно соблюдать баланс между клиническими и военными требованиями и могли быть наказаны либо за излишнюю жестокость, либо за чрезмерную снисходительность.
В случае Кирквуда вопрос дисциплины был открытым, но его можно было включить в более сложные клинические дебаты. Это было особенно заметно в Германии, где битвы внутри медицинской профессии привели к замене диагноза травматического невроза диагнозом истерии.
В Вильгельминной Германии Герман Оппенгейм (1858-1919) продемонстрировал, что травматические события являются патогенными и могут спровоцировать посттравматические неврозы. Этот тезис был принят Имперской страховой службой в 1889 году, и немецкие рабочие имели право на компенсацию, если у них развились невротические симптомы после несчастного случая. Однако некоторые медицинские работники подозревали «пенсионный невроз» среди беспомощного рабочего класса и вместо этого предпочли поставить диагноз «истерия» — ярлык, подразумевающий как предрасположенность, так и слабость воли.Конфликт продолжался до Конгресса военных неврологов 1916 года в Мюнхене, когда Оппенгейм был изолирован и полностью побежден. Элитные психиатры и неврологи отвергли поставленный Оппенгеймом диагноз неврозов, но неспециалисты — и, конечно же, непрофессионалы — приняли идею о том, что война вызывает нервные или психические заболевания.
Эта медицинская дискуссия имела важные политические последствия. Военные психиатры были твердо убеждены в том, что невротики войны были симуляторами, дегенератами или мошенниками и что назначение им пенсии только усилит их симптомы. [56] В результате профессия психиатра, которая уже была связана с истеблишментом до войны, стала тесно связана с очень карательным военным государством и старыми элитами. Таким образом, он находился в сильном противоречии с социал-демократическим государством в первые годы Веймара, и попытки психологически раненых солдат получить эффективные пенсии стали политически спорными и оставались таковыми во всей Веймарской республике. Военные психиатры стали мишенью для жестокого гнева, особенно со стороны ветеранов рабочего класса и их семей.
Shell Shock после войны: пенсии и политика ↑
Проблема контузии не закончилась перемирием. У некоторых мужчин случился нервный срыв после прекращения боевых действий; некоторым стало лучше, а затем начались рецидивы.
Более того, раненые и их семьи, как в странах-победителях, так и в воюющих странах, нуждались в какой-то компенсации. Представления о гражданстве различались по всей Европе, но люди, участвовавшие в Великой войне, считали, что имеют право на государственную поддержку: «благодарность отечества» мало что значила без денег и доступа к медицинскому обслуживанию. [57] Британское правительство ввело установленную законом пенсионную схему для ветеранов в 1915 году и действительно назначило пенсии за неврозы, однако бюрократический процесс был обременительным, окончательные выплаты были скудными, и было много жалоб на уход и условия в Министерстве пенсионных больниц. . [58] Похожая ситуация была в Германии, где ветераны с нервными расстройствами составляли почти половину всех претендентов на военную пенсию. [59] Закон о государственных пенсиях 1920 года действительно предоставлял пенсионные права ветеранам с психологическими недостатками, травмы которых были непосредственно связаны с военной службой, хотя постановление 1926 года отменило эти права на том основании, что мужчины, которые все еще находились в состоянии беспокойства так долго после войны, явно были не пострадал от ран, нанесенных войной.
[60] Во Франции истерички войны не получали пенсии, если только они не были настолько недееспособны, что требовали интернирования, после чего им приходилось использовать свои ничтожные пенсии для оплаты пошлин за убежище. [61] Интернированные, психически раненые ветераны, известные как « les morts-vivants », не имели политической поддержки и часто были глубоко изолированы. Как бы подчеркивая эту метафорическую смерть, жены aliénés получали эквивалент пенсии вдовы. [62] Несоответствие между физически и психически ранеными ветеранами вызвало много гнева, и хотя французские пенсионные ставки были пересмотрены в 1929 году, психологически раненый ветеран оставался намного хуже, чем его физически раненый коллега.Обнищавшие от войны невротики оставались стандартной чертой повседневной жизни во всей межвоенной Европе. Картины Отто Дикса (1891-1969) и Джорджа Гроса (1893-1959) характеризуются Кригситтерером на углах улиц; Джордж Оруэлл (1903-1950) отмечал мучительные крики контуженных мужчин в бродячих гостиницах в 1930-х годах.
[63] С другой стороны, травма войны вырисовывается в послевоенном кино и в мире авангардного искусства, особенно в дадаизм, немецкий экспрессионизм и сюрреализм. [64]
Помимо этого недовольства, лечение невротиков войны продолжало провоцировать громкие политические скандалы в послевоенные годы. В Британии опасения по поводу контузии преобладали над двумя проблемами: психиатрическими больницами и военными трибуналами. Солдат, страдающих от контузии, не следовало считать сумасшедшими и их не следовало отправлять в психиатрические лечебницы, тем не менее, многие из них были такими, и их часто помещали на некотором расстоянии от своих домов, что делало поддержку семьи трудной, если не невозможной.Вдобавок психиатрические приюты были широко известны как приюты для бедных и сумасшедшие, потому что они традиционно были заселены теми, кто не мог позволить себе частную клинику. То, что правительство позже согласилось оплачивать обслуживаемых пациентов, которые будут лечиться как частные пациенты, в значительной степени не имело значения: бывшие военнослужащие и их семьи глубоко возмущались двойным клеймом безумия и бедности.
В ответ на это Общество социального обеспечения бывших служащих (ESWS), первоначально созданное женами контуженных мужчин, в течение 1920-х годов проводило кампанию от имени ветеранов в приютах.ESWS вызвало гнев правительства, настаивая на том, что ветераны томятся в приютах, но также привлекло народную поддержку, оказывая достойную помощь психически раненым мужчинам вне лечебных учреждений.
Опасения по поводу военно-полевых судов основывались на опасении, что «из-за невнимательности и недостатка знаний с несчастными людьми, которые фактически стали безответственными за свои действия, могли произойти ужасные вещи». [65] В ответ, Фрэнсис Хопвуд, лорд Саутборо (1860-1947) был обвинен в том, что он возглавил официальный правительственный комитет по расследованию шока в 1920 году.Комитет не возобновлял никаких дел, связанных с военными трибуналами, а сосредоточился на выявлении причин контузии и выделении соответствующих ответных мер. Результат после двухлетнего расследования был неоднозначным.
Признавая, что мужчины могут страдать психическим расстройством в результате напряженной войны, он также настаивал на важности предрасположенности; Признавая, что с контуженными мужчинами следует обращаться должным образом, участники пришли к выводу, что лечение должно основываться на военном опыте и здравом смысле, а не на медицинских знаниях, о чем свидетельствуют следующие комментарии:
Специалисты по психическому здоровью во время войны явно не казались незаменимыми в британской армии. Более того, сохранилась вера в то, что война может возродить слабых. Эмануэль Миллер (1892-1970) описал ранее «робкого» человека, который стал уважаемым солдатом на западном фронте, и отметил, что «несколько случаев были отмечены наградами за храбрость, которые были получены в результате« контузного удара ».
«. [67] Убеждение в том, что контуженный человек может пойти на битву в другой день, могло привести к отсутствию сочувствия к человеку, страдающему рецидивом, но вера в выздоровление также гарантировала, что контузный шок не обязательно был постыдным, особенно если этот человек «сделал свое дело». Как следствие, послевоенные британские образы контуженных мужчин могли успешно представить их как трудолюбивых и респектабельных.
Комитету Саутборо не удалось развеять опасения по поводу психического здоровья казненных военнослужащих, и эта проблема возникла вновь в конце 20-го -го -го века, когда их семьи потребовали официального помилования.Центральным в их аргументе было то, что медики должны были распознавать симптомы контузного шока и что мужчин несправедливо наказывали за неудачи психиатрии военного времени. [68] Напротив, общественное беспокойство по поводу французского fusillés не было выражено в том же медицинском дискурсе. Для политических левых fusillés были «мучениками радикальной пацифистской позиции»: они погибли, потому что заняли благородную позицию и отказались сражаться, а не потому, что потеряли рассудок.
[69] Французы fusillés были героическими в отличие от контуженных poilu ; в Британии эти две идентичности сошлись, и контуженный солдат стал совершенно особым типом героя, а именно героем-жертвой, лучшим примером которого является вымышленный Гарри Пенроуз, молодой офицер, застреленный за трусость. Персонаж Пенроуза в романе « Тайная битва » был явным обвинением военной системы, которая разрушала нервы людей, а затем наказывала их за это.Более того, эта характеристика вызвала широкую симпатию даже среди консервативной политической элиты: Уинстон Черчилль (1874–1965) описал Пенроуза как «храброго солдата», «попавшего в ловушку военной машины». [70]
Послевоенный гнев также побудил комиссию по расследованию применения в Австрии контузного лечения, в данном случае конкретного применения электротерапии. Осенью 1920 г. Юлиус Вагнер-Яурегг (1883-1940), профессор психиатрии Венского университета, был обвинен в жестоком обращении с пациентами-солдатами электрическим током.
Отдельные пациенты сопротивлялись лечению во время войны, и в некоторых больницах были даже протесты пациентов. В результате Вагнер-Яурегг и еще шесть человек были вынуждены оправдывать использование электротерапии в суде. Здесь есть явные параллели с ситуацией Винсента и Дешама во Франции, но есть также важные расовые различия. Немецкоязычная медицинская элита часто с подозрением относилась к «говорящим по-иностранному» солдатским пациентам в многоэтнических австро-венгерских армиях. В отличие от гипноза или внушающей терапии, электрическое лечение было способом разоблачения симуляторов с ограниченным обращением к языку: это могло быть фактически «терапией безмолвия». [71] Конечно, этническая психиатрия не ограничивалась Австро-Венгерской империей. Британские власти настаивали на том, что войска из южной Ирландии особенно подвержены психической слабости; у немецких властей было подобное отношение к евреям в немецкой армии; Французские специалисты считали чернокожих солдат, особенно из Сенегала, особенно склонными к психическим расстройствам.
[72]
Громкие опасения по поводу лечения пациентов существовали наряду с растущим подозрением к контуженным мужчинам в послевоенный период.Вера военного времени в то, что военные невротики притворяются, симулируют или преувеличивают, никогда полностью не развеялась, скорее, со временем она стала более выраженной, и стало все труднее установить прямую связь между военным опытом человека и его послевоенным психическим состоянием. «Вы потенциальный послевоенный преступник?» популярный журнал спросил своих читателей, прежде чем перейти к перечислению преступлений и антиобщественного поведения, связанных с контузией. [73] Политизированный характер военной медицины и неоднозначное и парадоксальное отношение к контузию сделали это состояние — и контуженные ветераны — стали политически мощным инструментом в послевоенной Европе.Это было наиболее очевидно в новой Веймарской республике, которая была испорчена поражением в войне и постоянно омрачалась политическим насилием.
Молодое государство всеобщего благосостояния, изначально созданное Социал-демократической партией (СДПГ), должно было обеспечить адекватное медицинское обслуживание и пенсии для психологически пострадавших ветеранов. В начале 1920-х годов СДПГ рассматривала невроз войны как универсальный опыт, который разделяли все граждане Германии, и поэтому он мог объединить послевоенный Volksstaat . Однако это единство было далеко не реализовано.Воевавшие мужчины возмущались, когда их причисляли к женщинам и гражданским лицам, чьи стрессы во время войны были ограничены внутренним фронтом; системой социального обеспечения руководили сотрудники Министерства труда, занимающиеся сокращением затрат; весь процесс опирался на советы психиатров, большинство из которых были весьма консервативными националистами, обвинявшими слабых или дегенеративных людей в том, что они потеряли самообладание в 1918 году и привели Германию к поражению и революции. В результате мужчинам было нелегко получить поддержку, и ситуация ухудшилась, поскольку пенсии были сокращены на протяжении 1920-х годов.
[74]
СДПГ подвела психологически пострадавших ветеранов, которых они стремились защитить, и государственное благосостояние было недостаточным. Их более левые оппоненты — немецкие коммунисты (КПГ) — никогда не верили, что буржуазное государство может служить нуждам солдат рабочего класса, и наиболее активно выступали с нападками на весьма консервативный психиатрический истеблишмент. Что касается КПГ, нанятый государством психиатр был не более чем «бизнесменом, замаскированным под врача», и, как и все члены правящего класса, в его интересах было отрицать травму последней войны, чтобы подготовить пролетариат к еще одному. [75] Какое место в этих политических аргументах вписал контуженный ветеран? Хотя многие разделяли враждебное отношение КПГ к врачам, они не могли найти утешения в ее решениях. Активисты КПГ выступали против спонсируемых государством мер социального обеспечения, которые, по их мнению, превращали людей в беспомощных иждивенцев, и утверждали, что невротическим мужчинам нужно «находить исцеление в активной классовой борьбе и революции», а не в подачках буржуазного государства.
[76] Существует своеобразная параллель между оппозицией КПГ пенсиям и подходом консерваторов и крайне правых.Консервативные врачи осуждали Веймарское государство всеобщего благосостояния за то, что оно «баловство» невротиков пенсиями, и нацисты были так же враждебны, потому что само существование невротиков войны бросало вызов нацистскому прославлению опыта войны. Вследствие этого Закон о государственных пенсиях 1934 года отменил пенсии ветеранам с умственными недостатками. [77] На протяжении этих сражений — и вопреки всему — немецкие ветераны всех политических убеждений продолжали ходатайствовать о пенсионных правах и настаивали на том, чтобы с ними обращались так же достойно, как с их физически ранеными товарищами.
Выводы: герои-жертвы и протест пациентов ↑
История контузий военного и послевоенного времени неоднозначна и парадоксальна. Во время войны врачи, солдаты и гражданские лица проявляли сочувствие и понимание к жертвам контузии во всех воинских армиях.
В то же время преобладал военный кодекс, а также медицинская вера в предрасположенность и важность воли; некоторые военные медики враждебно относились к самой идее военного невроза. В результате медицина военного времени часто оказывалась неэффективной, и ее можно было назвать скорее дисциплинарной, чем терапевтической.После войны многие контуженные люди были забыты или дискредитированы, или — в Британии — стали идеализированными героями-жертвами. Политические проблемы, спровоцированные контузом, различались по всей Европе, но все вопросы, которые сделали контузный шок политически важным — военно-полевые суды, психиатрические лечебницы, электролечение, пенсионные споры — указывают на то, в какой степени лечение контузией постоянно переплеталось с дисциплиной. Однако контуженные мужчины были не просто жертвами тотальной войны, психического расстройства и режима карательного лечения.Как во время войны, так и после нее, формально и неформально, пациенты и их семьи постоянно требовали надлежащего лечения и адекватных пенсий.
Им не всегда это удавалось, но мужчины отказывались подвергаться клейму психической травмы, нанесенной войной: история контузного шока — это история травм и психиатрии, но это также история протестов пациентов.
Фиона Рид, Ньюманский университет
Редакторы секции: Майкл Нейберг; Софи Де Шепдрейвер
Как посттравматический стресс превратился из «контузного» диагноза в признанный медицинский диагноз
Бои были окончены, но солдаты все еще сражались.Их мучили воспоминания, кошмары и депрессия. Некоторые невнятно произносили речь. Остальные не могли сосредоточиться. Преследуемые и напуганные, солдаты сражались с призраками войны.
Какая война? Если вы угадали Вьетнам, Гражданскую войну в США или даже Первую мировую войну, вы ошиблись. Симптомы этих солдат были записаны не на бумажных картах, а на клинописных табличках, сделанных в Месопотамии более 3000 лет назад.
Тогда считалось, что древние солдаты были заколдованы призраками.
Но если бы их лечили сегодня, они, скорее всего, получили бы формальный психиатрический диагноз посттравматического стрессового расстройства (ПТСР).
Хотя этот диагноз уходит корнями в боевые действия, медицинское сообщество теперь признает, что посттравматическое стрессовое расстройство одинаково поражает как мирных жителей, так и солдат. У пациентов развивается посттравматическое стрессовое расстройство после того, как они пережили, узнали или стали свидетелями травмирующего события, определяемого как «фактическая смерть или угроза смерти, серьезная травма или сексуальное насилие», и их навязчивые симптомы влияют на их способность справляться с ситуацией в настоящем.
Почти семь процентов взрослых американцев, вероятно, испытают посттравматическое стрессовое расстройство в течение своей жизни, но потребовались сотни лет и начало войны в промышленных масштабах, чтобы общество осознало пагубные физические и психические последствия переживания, наблюдения или осознания травматических событий.
«Травматическая истерия»
Историки медицины задокументировали множество ранних описаний того, что теперь будет классифицироваться как посттравматическое стрессовое расстройство. Геродот описывает афинского солдата, который ослеп после того, как стал свидетелем Марафонской битвы в 490 году до нашей эры.К., и шекспировский монолог в «Генрих IV, часть 1 », в котором леди Перси описывает бессонницу и неспособность своего мужа наслаждаться жизнью после битвы. Затем есть более современные описания, например, рассказы бойцов Гражданской войны, у которых появилось то, что их врачи назвали «солдатским сердцем».
Но хотя первые врачи искали физическую причину, только в 1880-х годах психиатры связали симптомы с мозгом. В то время женщин, которые выражали сильные эмоции, называли «истерией» — состоянием, которое якобы возникло из-за матки.Когда французский невролог Жан-Мартен Шарко увидел похожие симптомы у мужчин, он связал их с травматическими событиями, а не с биологической судьбой, и родился термин «травматическая истерия».
«С самого начала понятие травмы было связано с женской слабостью», — говорит Мэри Кэтрин Макдональд, историк посттравматического стрессового расстройства, которая работает доцентом философии и религиоведения в Университете Олд Доминион. И когда на сцене разразилась Первая мировая война, она бросила вызов распространенному убеждению, что психологическая устойчивость — это вопрос личного характера, мужественности и моральной силы.
Шок от снаряда и боевая усталость
От воздушного боя до отравляющего газа, Первая мировая война представила ужасающие новые боевые технологии в ранее невообразимых масштабах, и солдаты покинули фронт разбитыми. По-видимому, в одночасье появилась область военной психиатрии, и новый термин — контузия — появился для описания ряда психических травм, от лицевых тиков до неспособности говорить. Сотни тысяч мужчин с обеих сторон покинули Первую мировую войну с тем, что теперь будет называться посттравматическим стрессовым расстройством, и хотя некоторые из них получили элементарную форму психиатрического лечения, после войны их поносили. Как отмечает историк Фиона Рид, «контузное лечение постоянно сочеталось с дисциплиной» в вооруженных силах, которым было трудно согласовать свою веру в мужество и героизм с реальностью людей, которые несли невидимые раны.
Американский солдат во время Второй мировой войны, страдающий от «боевого шока», получает успокаивающее средство от врача. Такие термины, как «боевой шок», «психический коллапс», «боевая усталость» и «военный невроз» использовались для описания симптомов посттравматического стрессового расстройства во время Второй мировой войны.
Фотография Хейвуда Маги, Picture Post / Hulton Archive / GettyПожалуйста, соблюдайте авторские права.Несанкционированное использование запрещено.
К началу Второй мировой войны психиатры все больше осознавали, что бой будет иметь последствия для психического здоровья, и пришли к выводу, что слишком много мужчин, склонных к тревоге или «невротическим наклонностям», были выбраны для службы в предыдущей войне. Но несмотря на то, что в преддверии Второй мировой войны в шесть раз больше американских мужчин было проверено и отклонено от службы, военная служба все же сказалась на себе.
Во время Второй мировой войны симптомы посттравматического стресса проявлялись у американских солдат примерно в два раза больше, чем во время Первой мировой войны.На этот раз их состояние было названо «психиатрический коллапс», «боевая усталость» или «военный невроз».
Военные полагали, что выведение мужчин из боевых ситуаций или лечение их инъекциями таких препаратов, как амитал натрия, облегчит их психическое расстройство. Это не сработало: почти 1,4 миллиона из 16,1 миллиона человек, служивших во время Второй мировой войны, прошли курс лечения от боевой усталости во время войны, и это состояние было причиной 40 процентов всех разрядов.
Поствьетнамский синдром
Растущее признание повсеместности психических травм во время войны побудило более сочувственно относиться к травмированным ветеранам.«В условиях современной войны солдат страдает от лишений, с которыми трудно справиться в любой ситуации в гражданской или даже примитивной жизни», — писал психиатр Абрам Кардинер, чья книга 1941 года « Травматические неврозы войны » помогла изменить взгляды на то, что сейчас известно в ПТСР .
Но несмотря на растущее признание уникальных стрессов боя, а также исследования, которые показали, что последствия войны могут длиться десятилетиями, солдаты продолжали сталкиваться с устаревшими взглядами на свою способность оправиться от связанных с боевыми психиатрических проблем.
В 1952 году Американская психологическая ассоциация опубликовала Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам (DSM), наиболее близкое к библии в психиатрии. Справочник помогает специалистам диагностировать психические заболевания и сильно влияет на все, от исследований до государственной политики и медицинского страхования. Но симптомы ветеранов были отнесены к категории расстройств, таких как депрессия или шизофрения, вместо того, чтобы считаться отдельным диагнозом.
Введите термин «поствьетнамский синдром», введенный в 1972 году психиатром Хаимом Шатаном.К тому времени ветераны Вьетнама возвращались домой в течение многих лет, и многие были охвачены эмоциональным онемением, непостоянством, воспоминаниями и гневом.
Отчасти из-за того, что у многих возникли отсроченные симптомы, ветеранам было трудно получить доступ к лечению и льготам, несмотря на их невидимые раны.
Зеленый берет и ветеран армии Рэй Нелл был сломленным человеком с посттравматическим стрессовым расстройством и серьезным беспокойством, когда вернулся домой из Афганистана. Его доверие к людям пропало.Друг познакомил его с искусством верховой езды, а природа дикой природы и животных вселила в него надежду и душевное спокойствие. Чтобы вдохновить других на использование дикой природы и лошадей для преодоления своих трудностей, Нелл предпринял 1000-мильную поездку по континентальному водоразделу с Мустангом Салли и двумя мулами, Top Gun и Magic. Режиссер Бен Мастерс присоединился к Неллу через Йеллоустон, чтобы увидеть величие первого национального парка в нашей стране и стать свидетелем важности сохранения дикой природы для исцеления самих себя.
Ветераны все чаще обращались к тому, что психиатр Роберт Лифтон назвал «уличной психиатрией», — к ветеранским сообществам самопомощи, которые часто совмещали свое исцеление с антивоенными протестами. По пути они встретились с клиницистами и исследователями, такими как Лифтон и Шатан, которые начали выступать за включение в DSM какой-то диагностики стресса после боя. В 1980 году «посттравматическое стрессовое расстройство» стало официальным диагнозом в третьем издании DSM. Двенадцать лет спустя он был также включен в Международную классификацию болезней Всемирной организации здравоохранения.
Невидимые раны
Сегодняшнее определение посттравматического стрессового расстройства является более всеобъемлющим, чем когда-либо, и это состояние признается среди переживших сексуальное насилие или нападение, кризисы со здоровьем и операции, стихийные бедствия, тяжелую утрату, массовые стрельбы, несчастные случаи и многое другое. Посттравматическое стрессовое расстройство связано со всем, от воспоминаний и кошмаров до повышенной бдительности, проблем с концентрацией внимания, амнезии, диссоциации и негативных убеждений о себе или других.
С каждым годом исследователи разрабатывают новые методы лечения посттравматического стрессового расстройства и узнают больше о том, как травма влияет на мозг и тело.Они также борются с возможностью того, что последствия травм и стресса могут передаваться от одного поколения к другому через химические изменения, влияющие на экспрессию ДНК. Например, исследование 2018 года обнаружило высокую смертность среди потомков мужчин, переживших лагеря для военнопленных времен Гражданской войны в 1860-х годах. Ученые до сих пор спорят о более раннем исследовании, в котором говорилось, что потомки выживших в Холокосте унаследовали другой баланс гормонов стресса, чем их сверстники.
Другие исследователи, такие как Джессика Грэм-ЛоПрести, выступают против ограничений самого официального диагноза посттравматического стрессового расстройства.Клинический психолог и доцент Саффолкского университета Грэм-ЛоПрести изучает влияние системного расизма на афроамериканцев. «Цветные люди испытывают множество симптомов в ответ на частоту и распространенность расизма, которые отражают симптомы посттравматического стресса», — говорит она, отмечая, что просмотр видеозаписей жестокости полиции может усилить страхи и стрессы в жизнях, уже затронутых повсеместным расистским опытом.
. «Это не ново, но [эти образы] вызывают чрезмерную бдительность, эмоциональные реакции стресса и тревоги, а также чувства беспомощности и безнадежности.
Школьники настороженно смотрят на «Руди», собаку эмоциональной поддержки, которую привезли в первый день школы после разрушительного пожара Кинкейд в северной Калифорнии в 2019 году. Многие дети страдают от симптомов посттравматического стрессового расстройства из-за частых пожаров в площадь.
Фотография Лейси Аткинс, APПожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.
Но хотя нынешнее определение посттравматического стрессового расстройства рассматривает переживание или наблюдение за единичным инцидентом расового террора как подстрекательство, оно не учитывает микроагрессию и динамику межпоколенческих отношений, с которой афроамериканцы сталкиваются каждый день.«Это сложный разговор, — говорит Грэм-ЛоПрести. «Это так ново, и исследователи цвета начинают получать много возражений, потому что поле в подавляющем большинстве случаев белое».
Пока Грэм Ло-Прести работает над тем, чтобы связать точки между расизмом и посттравматическим стрессовым расстройством, ее коллеги рассматривают возможные последствия другой пандемии: COVID-19. Психиатры готовятся к потоку пациентов, получивших травмы, пережив болезнь и потеряв из-за нее своих близких. После эпидемии атипичной пневмонии в Гонконге в 2003 году у некоторых пациентов и медицинских работников развилось посттравматическое стрессовое расстройство, а во многих исследованиях люди, помещенные в карантин, демонстрировали больше признаков посттравматического стресса, чем люди, которые не страдали.
Но это не означает, что у всех, кто переживает травматическое событие, разовьется посттравматическое стрессовое расстройство или что люди с посттравматическим стрессовым расстройством не могут найти исцеление и радость. Как и при других хронических заболеваниях, посттравматическое стрессовое расстройство может перейти в ремиссию, и по мере развития исследований посттравматического стрессового расстройства исследователи начали ценить героические попытки мозга исцелить себя после травмирующих событий.
«Это такая деструктивная идея думать, что PSTD — это дисфункция», — говорит Макдональд. «Мы в корне ошибаемся, когда думаем, что это признак поломки.Это признак стремления к выживанию «.
Шок войны | История
В сентябре 1914 года, в самом начале великой войны, распространились ужасные слухи. Говорили, что во время битвы на Марне, к востоку от Парижа, солдаты на передовой были обнаружены стоящими на своих постах во всех воинских позах, но не живыми. «Эти мертвецы имитировали любое нормальное отношение к жизни», — говорится в патриотическом сериале The Times History of the War , опубликованном в 1916 году.«Иллюзия была настолько полной, что часто живые говорили с мертвыми, прежде чем осознавали истинное положение дел». Причиной этого явления была «асфиксия», вызванная мощными новыми осколочно-фугасными снарядами — по крайней мере, так утверждалось. То, что такая диковинная история могла получить доверие, неудивительно: несмотря на массированный огонь пушек прошлых веков и даже автоматическое оружие, представленное во время Гражданской войны в США, ничего подобного этой новой громовой артиллерийской мощи раньше не видели.
Батарея мобильных 75-мм полевых орудий, гордость французской армии, могла, например, охватить десять акров местности на глубине 435 ярдов менее чем за 50 секунд; За пять дней сентябрьского боя на Марне было выпущено 432 000 снарядов. Слух, исходящий оттуда, отражал инстинктивный страх, вызванный таким чудовищным нововведением. Несомненно — это имело смысл — такая машина должна заставить темные невидимые силы проходить по воздуху и разрушать человеческий мозг.
Осколки минометов, гранат и, прежде всего, артиллерийских снарядов или снарядов, по оценкам, составят 60 процентов от 9.7 миллионов военных погибло во время Первой мировой войны. И, устрашающе отражая мифическое предчувствие Марны, вскоре было замечено, что многие солдаты, прибывшие на пункты ликвидации раненых, которые подверглись воздействию взрывающихся снарядов, хотя и были явно повреждены, не имели видимых ран. Скорее, они, казалось, страдали от поразительного шока, вызванного силой взрыва.
Этот новый тип травмы, как заключили британские медицинские заключения, оказался «результатом самого взрыва, а не только запущенных им ракет.Другими словами, казалось, что какая-то темная, невидимая сила действительно прошла через воздух и нанесла новый и особый вред человеческому мозгу.
«Панцирный шок» — термин, который впоследствии стал определять это явление, — впервые появился в британском медицинском журнале The Lancet в феврале 1915 года, всего через шесть месяцев после начала войны. В знаменательной статье капитан Чарльз Майерс из Медицинского корпуса Королевской армии отметил «удивительно близкое сходство» симптомов у трех солдат, каждый из которых подвергся воздействию взрывающихся снарядов: в случае 1 вокруг него разорвались шесть или семь снарядов; Корпус 2 был похоронен под землей на 18 часов после того, как в его траншею обрушился снаряд; Корпус 3 был сорван с груды кирпичей высотой 15 футов.У всех троих мужчин наблюдались симптомы «уменьшенного поля зрения», потери обоняния и вкуса и некоторой потери памяти.
«Комментарии к этим случаям кажутся излишними», — заключил Майерс, подробно задокументировав симптомы каждого из них. «Похоже, что они составляют определенный класс среди других, возникающих в результате контузии».
Раннее медицинское мнение основывалось на здравом смысле, согласно которому повреждение было «тревожным» или связано с сильным сотрясением потрясенного мозга в черепе солдата.Таким образом, контузный удар первоначально рассматривался как физическая травма, и, таким образом, солдат, получивший контузию, имел право на отличительную «полосу на ране» на его форме, а также на возможное увольнение и военную пенсию. Но к 1916 году военные и медицинские власти были убеждены, что многие солдаты проявляют характерные симптомы — дрожь, «похожую на дрожание студня»; Головная боль; тиннитус или звон в ухе; головокружение; плохая концентрация; путаница; потеря памяти; и нарушения сна — до взрывов снарядов не было.Скорее, их состояние было одним из состояний «неврастении», или нервной слабости, — говоря простым языком, нервного срыва, вызванного ужасным стрессом войны.
Органическое повреждение от силы взрыва? Или неврастения, психическое расстройство, вызванное ужасами современной войны? К сожалению, единый термин «контузия» охватывает оба условия. И все же это был нервный период, начало 20-го века, поскольку недавнее нападение промышленных технологий на исконную чувствительность породило множество нервных недугов.По мере того как война затягивалась, медицинское мнение все больше отражало последние достижения в психиатрии, и большинство случаев контузного шока воспринималось как эмоциональный коллапс перед лицом беспрецедентных и трудно вообразимых ужасов позиционной войны. У этой оценки был удобный практический результат; если расстройство носило нервный, а не физический характер, солдат, получивший контузию, не требовал нанесения полосы на рану, и, если он не был ранен, его можно было вернуть на фронт.
Переживание воздействия силы взрыва или, по выражению того времени, «взорвано», сильно и часто передается в медицинских историях, мемуарах и письмах этой эпохи.
«Был звук, похожий на рев экспресса, приближающегося с огромной скоростью, с громким пением, воем», — вспоминал молодой доброволец американского Красного Креста в 1916 году, описывая приближающийся артиллерийский снаряд. «Он продолжал приходить и приходить, и я задавался вопросом, когда он когда-нибудь лопнет. Затем, когда оно показалось нам прямо над нами, оно произошло, с сокрушительным грохотом, от которого земля задрожала. Это было ужасно. Сотрясение было похоже на удар по лицу, животу и всему телу; это было как будто тебя неожиданно ударила огромная волна в океане.«Взорвавшись на расстоянии 200 ярдов, снаряд пробил в земле дыру размером с маленькую комнату».
К 1917 году медицинским работникам было приказано избегать употребления термина «контузный шок» и обозначать вероятные случаи как «еще не диагностированные (нервные)». Доставленный в психиатрическое отделение солдат был оценен специалистом как «контузный шок (рана)» или «контузный шок (больной)», причем последний диагноз ставился, если солдат не находился близко от взрыва.
Переведенный в лечебный центр в Великобритании или Франции, солдат-инвалид находился под опекой неврологов и выздоравливал до выписки или возвращения на фронт.Офицеры могут пережить последний период выздоровления, прежде чем их выбросят обратно в пасть войны или в рабочий мир, набравшись сил в каком-нибудь меньшем, часто финансируемом из частных источников лечебном центре — в каком-нибудь тихом отдаленном месте, таком как Леннел Хаус в Колдстриме, в Страна шотландских границ.
Вспомогательный госпиталь Леннела, частный дом для выздоравливающих офицеров, представлял собой загородное поместье, принадлежавшее майору Уолтеру и леди Клементине Уоринг, которое, как и многие частные дома по всей Британии, преобразовали в лечебный центр.Поместье включало загородный дом, несколько ферм и лесные массивы; перед войной Леннел славился своими лучшими итальянскими садами в Великобритании. Однако сегодня особняк Леннел представляет интерес не потому, что в нем находятся сады, а потому, что в нем сохранился небольшой тайник с историями болезни, относящимися к контузии времен Первой мировой войны.
По злой иронии судьбы около 60 процентов британских военных архивов времен Первой мировой войны были уничтожены во время молниеносной войны. Точно так же 80 процентов U.Служебные записи в армии США с 1912 по 1960 год были утеряны в результате пожара в Национальном управлении кадрового учета в Сент-Луисе, штат Миссури, в 1973 году. Таким образом, хотя контузия должна была стать характерным ранением в начале войны современности, и хотя его сомнительный диагностический статус имеет разветвления для потерь в Ираке и Афганистане сегодня, сохранилось относительно мало личных медицинских данных времен Великой войны. Однако файлы вспомогательной больницы Леннела, которые сейчас хранятся в Национальном архиве Шотландии, в течение десятилетий после двух мировых войн хранились среди прочего беспорядка в доме в металлическом ящике в подвале дома Леннел.
В 1901 году майор Уолтер Уоринг, выдающийся офицер, ветеран англо-бурской войны и депутат-либерал, женился на леди Сьюзен Элизабет Клементина Хэй и привез ее в Леннел-Хаус.
Майор был в форме большую часть войны, дежурил во Франции, Салониках и Марокко, и поэтому именно леди Клементина наблюдала за преобразованием Леннел-хауса в дом для выздоравливающих солдат-неврастеников. Дочке 10-го маркиза Твиддейла, «Клемми», как ее называли друзья, в 1914 году было 35 лет.Ее внук сэр Илей Кэмпбелл из Суккота и его жена леди Кэмпбелл, живущие в Аргайлле, с любовью вспоминают о ней, как о «присутствующей» и веселой, веселой и очаровательной. Каталог корреспонденции леди Клементины в Национальном архиве Шотландии красноречиво свидетельствует о ее обаянии, ссылаясь на впечатляющее количество писем от подающих надежды женихов, обычно молодых капитанов, «об их отношениях и возможной помолвке».
Обычно в Леннел прибывают из лечебных центров в Лондоне и Эдинбурге, выздоравливающие офицеры были приняты в качестве гостей загородного дома.Красивая дубовая лестница возвышалась над вестибюлем Леннела и вела под декоративным стеклянным куполом на верхний этаж, где каждый офицер находил свою красивую спальню с окнами, выходящими в сад или с видами на леса и холмы Чевиот за ним; по всей видимости, одновременно здесь проживало всего около дюжины жителей.
Внизу, частный кабинет майора Уоринга был использован во время его отсутствия на войне в качестве офицерской столовой, в то время как его отделанная панелями библиотека была доступна для книжников: Зигфрида Сассуна, который стал одним из выдающихся поэтов-хронистов войны. , нашел здесь «красивое издание в октаво» романа Томаса Харди и провел дождливый день, аккуратно обрезая его плохо вырезанные страницы.Трапезой руководила хозяйка офицеров, красивая миниатюрная леди Клементина.
Несмотря на их общий статус офицеров, эти люди происходили из разных слоев общества. Лейтенант Р.К. Гулл получил образование в Итоне, Оксфорде и Сандхерсте, прежде чем получить свою комиссию в ноябре 1914 года, например, в то время как лейтенант Хейс из Третьего Королевского Сассекского полка родился в Лондоне, получил образование в Англии и Швейцарии и эмигрировал. в Канаду, где до войны занимался бизнесом и сельским хозяйством.Офицеры были менеджерами австралийских станций, дипломированными бухгалтерами, партнерами в банковских фирмах и, что интересно, «торговцем и исследователем в Центральной Африке».
Эти люди участвовали в боевых действиях во многих кампаниях на многих фронтах, включая англо-бурскую войну. Некоторые служили в Галлиполи, и слишком многие были ранены на Западном фронте.
Жизнь в Lennel проходила в привычном и тонко строгом распорядке хорошо организованного загородного дома, с обедом в определенное время, неспешными занятиями и чаем на террасе.Семья леди Клементины свободно смешивалась с гостями-офицерами, ее младшая дочь Китти, которой был всего год, когда разразилась война, была особенным фаворитом. Занятый в течение дня прогулками по стране, дружескими беседами, игрой на пианино, настольным теннисом, рыбалкой, игрой в гольф и велосипедом, а также полуформальным питанием, каждый офицер, тем не менее, уходил на пенсию ночью в свою личную комнату и здесь в одиночестве и сурово сталкивался с состоянием, которое было принес ему эту мирную паузу в первую очередь.
«Ярко снится к эпизодам войны — чувствует себя так, как будто опускается в постель»; «Спит спокойно, но ходит во сне: никогда не делал этого раньше: сны о Франции»; «Бессонница с яркими сновидениями о боях»; и «Сны в основном о мертвых немцах .
.. Ужасно совесть за убийство гуннов».
Краткие медицинские описания случая, в среднем около трех страниц на каждого пациента, представляют каждого офицера по имени и возрасту, указывают его гражданский адрес, а также сведения о полку и службе, а также включают краткий раздел «Семейная история», в котором обычно указывается, был ли он родители были живы, были ли какие-либо семейные нервные расстройства и был ли брат убит на войне.Также должным образом фиксировались образование, профессиональная жизнь и оценка темперамента офицера перед его срывом. Капитан Кайл, например, в возрасте 23 лет и находящийся на службе в течение трех лет и трех месяцев на момент поступления в Леннел, ранее был «увлеченным атлетом, полностью наслаждался жизнью, без нервов». Бригадный генерал Макларен также «увлекался спортом на открытом воздухе» — всегда эталоном психического здоровья британцев, — но имел «не очень много друзей».
Для солдата-неврастеника было предостаточно лечения.
Самыми известными, несомненно, были методы лечения электрическим током доктора Льюиса Йилланда, проведенные в Национальной больнице парализованных и эпилептических заболеваний на Королевской площади в Лондоне, где, по его словам, его лекарство «применялось более чем к 250 пациентам» (неизвестное количество из которых были гражданскими). Йелланд утверждал, что его лечение вылечило все наиболее распространенные «истерические расстройства войны» — тряску, дрожь и заикание, паралич и расстройства речи — иногда за один получасовый сеанс у подозреваемого.Другими стратегиями были электрические тепловые ванны, молочные диеты, гипноз, зажимы и машины, которые механически заставляли упрямые конечности выходить из их замороженного положения. По мере того, как война утихала, и контузный шок — тревожный и эмоциональный — стал признан одним из ее основных недугов, лечение стало более благосклонным. Покой, тишина и покой, а также умеренные реабилитационные мероприятия стали установленным режимом лечения, иногда сопровождаемым сеансами психотерапии, умелое администрирование которых варьировалось от учреждения к учреждению и от практикующего врача.
Хотя офицеры Леннела явно находились под медицинским наблюдением, неясно, какое именно лечение они получали. Подход леди Клементины был практичным и здравым. По словам ее внука сэра Айли, она была одним из первых защитников трудотерапии — всегда была занята. Живопись, в частности, похоже, поощрялась, и на сохранившейся фотографии в семейном альбоме изображена столовая Леннела, окруженная геральдическими щитами, каждый офицер получил указание леди Клементины нарисовать свой фамильный герб.(А если у них его не было? «Я полагаю, они придумали его», — забавляясь, вспомнил сэр Айлей.) Но, помимо характера обращения с мужчинами, конечно, стоял более крупный, центральный и животрепещущий вопрос о том, что на самом деле , было дело.
Симптомы, записанные в описаниях случаев, знакомых по литературе того времени, достаточно ясны: «сердцебиение — страх обморока … чувство удушья, сжатия в горле»; «Сейчас чувствует себя разбитым, болит в области сердца»; «Депрессия — Чрезмерная реакция — Бессонница — Головные боли»; нервозность, утомление, огорчение от внезапного шума »; «Пациент боится стрельбы, смерти и темноты.
… В периоды бодрствования он представляет себе увечья, которые он видел, и чувствует ужас шквального огня »; «Депрессия из-за неспособности справляться с легкими предметами и сильная боль в глазах». И есть случай младшего лейтенанта Бертвистла, проработавшего два года в 27-м австралийском пехотном полку, хотя ему всего 20 лет, у которого на лице «озадаченное выражение» и «заметный дефект недавней и далекой памяти». «Его умственное содержание кажется ребяческим. Он послушен », — говорится в записях, сопровождавших его из Королевского военного госпиталя Виктории в Нетли, на южном побережье Англии.
В официальном отчете Комитета по расследованию «контузии», сделанном в конце войны, был сделан серьезный вывод о том, что «контузия подразделяется на две категории: (1) сотрясение мозга или эмоциональный шок; и (2) Эмоциональный шок », и из них« Доказано, что жертвы сотрясения мозга после разрыва снаряда составляют относительно небольшую долю (от 5 до 10 процентов) ». Свидетельства о повреждениях от «сотрясения мозга» были в значительной степени анекдотичными и в значительной степени основывались на наблюдениях старших офицеров на местах, многие из которых, ветераны предыдущих войн, явно скептически относились к любой новомодной попытке объяснить, что, по их мнению, было простая потеря нервов: «Новые дивизии часто получали« контузный шок », потому что считали, что это было правильным в европейской войне», — сказал майор.
Притчард Тейлор, очень награжденный офицер, заметил. С другой стороны, консультант по нейропсихиатрии Американского экспедиционного корпуса сообщил о гораздо более высоком проценте сотрясений мозга: от 50 до 60 процентов случаев контузного шока в его базовом госпитале заявили, что они «потеряли сознание или память после того, как были сбиты с толку. как ад.» К сожалению, информация об обстоятельствах получения таких травм была весьма разрозненной. Теоретически медицинские работники были проинструктированы указывать в анкете пациента, был ли он близок к взорвавшейся снаряде, но в беспорядочной, безумной практике обработки нескольких раненых на тяжелых полевых станциях эта важнейшая деталь обычно опускалась. .
В материалах дела Леннеля, однако, говорится, что значительное количество «неврастенических» офицеров пострадали от прямого, жестокого взрыва: «Совершенно здоров, пока его не сбили с ног в Вареннесе … после этого он не мог спать в течение нескольких недель подряд.
»; «Его несколько раз взрывали, и в последнее время он обнаружил, что у него пошатнулись нервы». Каждый случай за случаем офицера хоронят, бросают, оглушают, контузируют разорвавшимися снарядами. Лейтенант Грейвс выехал прямо из Галлиполи «в линию и через Сомму».Во время боя у Бомон Амель во Франции снаряд упал «довольно близко и подорвал его». Ошеломленный, ему помогли найти землянку для роты, после чего ему «удалось продержаться несколько дней», хотя зловещая «слабость правой [правой] стороны неуклонно развивалась». По иронии судьбы, именно способность солдата «продолжать» вызвала скептицизм по поводу истинной природы его болезни.
Степень, в которой сила взрыва была причиной контузии, представляет более чем исторический интерес.Согласно исследованию Rand Corporation, 19 процентов американских военнослужащих, отправленных в Ирак и Афганистан, около 380 000 человек, возможно, получили черепно-мозговые травмы от взрывных устройств — факт, который побудил сравнить с британским опытом на Сомме в 1916 году.
Агентство перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США (DARPA) обнародовало результаты двухлетнего исследования воздействия ударной силы на человеческий мозг стоимостью 10 миллионов долларов — и тем самым не только расширило перспективы современного лечения, но и пролило новый свет. на старой головоломке шоковой ракушки.
Исследование показало, что ограниченная черепно-мозговая травма (ЧМТ) может не проявлять явных доказательств травмы — пациент может даже не осознавать, что травма была получена. Диагностика ЧМТ дополнительно осложняется клиническими особенностями — трудностями с концентрацией внимания, нарушениями сна, изменением настроения — которые характерны для посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), психиатрического синдрома, вызванного воздействием травмирующих событий. «Кто-то мог получить черепно-мозговую травму и выглядеть так, как будто это посттравматический стресс», — говорит полковник.Джеффри Линг, руководитель исследования DARPA.
Различие между двумя состояниями — ПТСР и ЧМТ, или «эмоциональная» и «тревожная» головоломка Первой мировой войны — будет усилено наиболее важным открытием исследования: на низких уровнях мозг, подвергшийся воздействию взрыва, остается структурно нетронутым, но травмирован воспалением. Эта захватывающая перспектива клинического диагноза была предвосхищена наблюдением во время Первой мировой войны, когда спинномозговая жидкость, взятая у мужчин, которые были «взорваны», выявила изменения в белковых клетках.«На самом деле они были довольно проницательными, — говорит Линг о первых медиках. «Ваши белки, по большому счету, являются иммуноглобулинами, которые в основном являются воспалительными. Так что они опередили свое время ».
«Никогда нельзя предсказать, как поступит человек в действии», — заметил один из старших офицеров в отчете военного министерства от 1922 года, и именно этой жгучей правды самопознания боялись пациенты в Леннеле. Их выдавали заикание и дрожь, которые они не могли контролировать, мучительная нехватка внимания, нечеловеческая депрессия и усталость.
Никакой список клинических симптомов, такой как сохраненные в письменных документах, не может дать должного страданию пациента, подвергшегося контузию. Это более эффективно проявляется в ужасных фильмах о медицинских тренировках о войне, в которых запечатлены диссонирующие подергивания, неконтролируемые тряски и преследующие пустые взгляды. «Конечно, можно было встретить людей, которые были… разными, — мягко вспоминал сэр Айлей, говоря о раненых ветеранах, которых он видел в детстве, — и это объяснялось их участием в войне. Но всех нас воспитывали, чтобы показывать хорошие манеры, а не расстраиваться.”
Возможно, именно социальная подготовка, а не медицинская, позволила леди Клементине помогать и утешать раненых, пробивавшихся в Леннель. Если ее тревожили образы и звуки, наполнявшие ее дом, она, похоже, не заметила. То, что она и ее инстинктивное отношение были благотворными, видно из, пожалуй, самой примечательной особенности архива Леннеля — писем, которые офицеры писали хозяйке дома перед отъездом.
«Я не могу в полной мере выразить вам свою благодарность за вашу доброту и гостеприимство по отношению ко мне», — написал лейтенант Крейвен, как бы благодарив за приятные выходные в деревне.Большинство писем, однако, занимают несколько страниц, и их страстные анекдоты и выражения тревоги и сомнения свидетельствуют об искренности чувств автора. «Я так глубоко вдохнул« Леннеля », когда читал ваше письмо, — написал один офицер с Соммы в декабре 1916 года, — и держу пари, что на вас были теннисные туфли, но без шляпы и короткая юбка и, наверное, только что пришла с прогулки по мокрым полям »; «Вы действительно имели в виду, что меня ждут в Леннеле, если у меня когда-нибудь появится возможность еще раз приехать?» — с тоской спросил один офицер.
Ряд писем написано из отелей в ожидании результатов медицинских комиссий. Многие надеялись на легкую работу — достоинство продолжения службы, но без ужасных обязательств. «Медицинский совет отправил меня сюда на два месяца облегчить работу, после чего я должен вернуться в бой!» пишет лейтенант Джейкоб, и, как задумчивая приписка; «Вы когда-нибудь закончили эту веселую японскую картинку-головоломку ?!» Для некоторых наплыв внешнего мира обрушился на них слишком быстро: «Меня очень раздражали мелочи, и мое заикание вернулось», — признался один офицер.
Некоторые пишут из других больниц; «Я не имел ни малейшего представления о том, как и когда я сюда попал, — писал лейтенант Спенсер леди Клементине. «Я не знаю, что на самом деле произошло, когда я заболел, но искренне надеюсь, что вы простите меня, если я стал причиной какой-либо неприятной ситуации или неудобств».
В конце войны легионы контуженных ветеранов растворились в тумане истории. Однако их можно мельком увидеть через различные косые линзы. Они появляются в художественной литературе той эпохи, галлюцинируют на улицах Лондона или продают чулки от двери до двери в провинциальных городах, и их случайные воспоминания указывают на их знакомство с современным читателем.
Официально их лучше всего просматривать в архивах Министерства пенсий, в ведении которых находится 63 296 неврологических больных; зловещим образом, с течением времени это число будет расти, а не падать, и к 1929 году — более чем через десять лет после окончания войны — было 74 867 таких случаев, и министерство все еще оплачивало такие реабилитационные мероприятия, как сбор корзин и ремонт обуви.
По оценкам, 10 процентов из 1 663 435 военных, получивших ранения в ходе войны, были связаны с контузией; и все же изучение этого характерного состояния — эмоционального или тревожного, или и того, и другого — не проводилось в послевоенные годы.
После Великой войны майор Уоринг служил личным секретарем парламента Уинстона Черчилля. За свою работу в Lennel House леди Клементина была назначена командующим Британской империи. Она умерла в 1962 году, когда письма и бумаги ее военной службы хранились в подвале дома Леннел; могут быть и другие загородные дома по всей Великобритании с аналогичными хранилищами. Сам дом Леннел, который семья продала в 1990-х годах, сейчас является домом престарелых.
О судьбе некоторых офицеров свидетельствует корреспонденция леди Клементины: «Дорогая леди Уоринг…. смерть моих бедных мальчиков — ужасный удар, и я не могу понять, что он ушел навсегда … О, это слишком жестоко после трех долгих утомительных лет ожидания, чтобы он вернулся домой.
Иногда офицера можно отследить через источник, не имеющий отношения к делу. На фотографии, которая была у капитана Уильяма Макдональда до его гибели во Франции в 1916 году и которая сейчас хранится в австралийском военном мемориале, видно, как он собрался с другими офицерами на ступенях дома Леннел с леди. Клементина.Некоторый более поздний хэнд опознал среди других мужчин «капитана Фредерика Гарольда Табба, VC, 7-й батальон Лонгвуда» и отметил, что он погиб в бою 20 сентября 1917 года; это тот же «Табби», который написал леди Клементине месяцем ранее, по завершении 11-часового марша, озаглавив свое письмо просто «В поле»: «Вчера ночью самолет пытался выстрелить в нас из ам [ачина] ] пистолет, кроме того, что сбрасывал разные бомбы. Прошлой ночью шел сильный шторм. Сегодня идет дождь. Хотя погода теплая.Честное слово, местность вокруг великолепна, убирают великолепные урожаи пшеницы … »
Последняя книга Кэролайн Александр — Война, убившая Ахилла: Правдивая история Гомеровской Илиады и Троянской войны .
7 миллионов солдат, погибших в Первой мировой войне, были убиты беспрецедентной огневой мощью конфликта. Многие выжившие пережили острую травму.
(Архив Халтона / Getty Images)
Больница в Антверпене, Бельгия, оказала помощь жертвам Первой мировой войны.(Коллекция Грейнджер, Нью-Йорк)
Автор книги Истерические расстройства войны утверждал, что излечивал солдат от тремора и заикания с помощью терапии электрическим током.
( Истерические расстройства войны (1918) доктора Льюиса Йилланда)
Медсестры госпиталя сэра Уильяма в Англии использовали экспериментальное медицинское оборудование для солдат, пострадавших от контузии.(Центральная пресса / Getty Images)
Леди Клементина Уоринг с дочерью Клематис приветствовали контуженных офицеров в Леннел-хаус.
(Частная коллекция)
Леннел-Хаус был загородным имением леди Клементины Уоринг в Шотландии, которое служило домом для выздоравливающих во время войны.(Родди Маккей)
Поэт Зигфрид Сассун любил тихие окрестности Леннеля и разнообразные развлечения.(Getty Images)
Ричард Галл был еще одним гостем в Леннеле.
(Частная коллекция)
Геральдические щиты, расписанные пациентами, украшали столовую.(Частная коллекция)
Леди Клементина, в темной шляпе в первом ряду, председательствовала на Леннеле, который действовал «в привычном и тонко строгом распорядке хорошо ухоженного загородного дома с едой в определенное время.
… и чай на террасе. «Многие офицеры писали ей, чтобы сказать, насколько их пребывание помогло им. Сказал Генри Хейзелхерст, стоя далеко слева:» Я почувствовал себя совершенно другим человеком «.
(Частная коллекция)
После войны количество случаев снаряда возросло.Ветераны-инвалиды нашли убежище в таких местах, как хостел «Анзак» в Австралии.
(Национальный архив Австралии (A7342, альбом 2))
Первая мировая война, мужественность и психическое здоровье — Новые истории
Элеонора Стоукс
Первая мировая война началась летом 1914 года в результате убийства эрцгерцога Франца Фердинанда.
Через шесть месяцев после начала международного конфликта термин «контузия» впервые появился в медицинском журнале The Lancet . Хотя сами солдаты использовали это выражение, капитан Чарльз Майерс из Медицинского корпуса Королевской армии был первым профессиональным медиком, публично назвавшим «контузию». Майерс был назначен британской армией для более глубокого понимания беспрецедентного явления, которое в некоторых случаях приводило к выведению солдат из строя.
Рисунок 1 — Битва на Сомме 1916 г.
Симптомы контузии разнообразны. Солдатам часто ставили диагноз, если у них наблюдались следующие признаки: нарушения слуха и зрения, потеря равновесия, беспокойство, бессонница и головные боли. Видимые симптомы, очевидно, имели физический характер, и это побудило таких специалистов, как Майерс, сделать вывод, что контузия была результатом физической травмы. Следовательно, предполагалось, что контузия была вызвана физическим ведением войны, например, повторяющимися обстрелами.
Этот тезис пролил свет на то, почему нервы солдат были повреждены.
Однако после публикации Майерса появились новости о солдатах, у которых наблюдаются аналогичные симптомы, но они не испытали физических травм. Шок от панциря превратился из того, что широко понималось как законная физическая травма, в признак слабости. Мужчины, перенесшие контузию, считались трусами и на передовой, и дома. Тем не менее, с 1917 года медицинские работники получили указание маркировать контуженных мужчин еще не диагностированной нервозностью (NYDN), что указывает на движение медицины к пониманию травмы как психического заболевания.
Боязнь солдат подвергнуться обстрелам и испытать на себе зверства войны пагубно сказалась на их психическом здоровье. Уильям Коллинз из Медицинского корпуса Королевской армии описал, как поступать с пораженными контузом солдатами на передовой: «Я имею в виду, они просто лежали, бормочущие идиоты. Я видел, как солдат лежал на носилках, бормотал, как идиот, только что от контузии, потеряв сознание ».
Коллинз твердо верил, что мужчины, испытывающие контузию, проявляют слабость.Такое отношение было типично для общества; это явление вызвало моральную панику по поводу мужественности. Сочувствие товарищей впоследствии было редкостью. Солдат, проявляющих беспокойство, называли трусами и часто обвиняли в симуляции (симулирование болезни, чтобы избежать военной службы). В более широком смысле неспособность общества принять контузию как психическое заболевание отражала искренний страх перед эрозией традиционных гендерных ролей. По мере того как современники проводили параллели между контуженными мужчинами и женственностью, психические срывы солдат стали ассоциироваться с «истерическим» поведением, типичным оттенком женственности в викторианскую эпоху.
Рис. 2. Солдат с контузией, проходящий курс электротерапии.
Лечение основывалось на понимании того, что мужчины потеряли из виду свою мужественность, и многие профессионалы полагали, что контузный шок можно вылечить с помощью суровой дисциплины (методы лечения не отличались от тех, которые использовались для «лечения» мужчин от гомосексуализма в 1950-х годах).
Поэтому такие врачи, как Льюис Йелланд, прибегли к жестокому лечению. Он заявил в своей книге «Истерические расстройства войны», « 1918», что контузный шок был формой личной неудачи в отношении мужского начала и, следовательно, требовал жестких мер, чтобы вернуть солдат к их прежнему состоянию.Йелланд применял такие методы лечения, как электрошоковая терапия, выкуривание сигарет на языке пациентов и горячие плиты, обжигающие заднюю часть горла пациента. Он торжественно провозгласил успех электрошоковой терапии, когда пациент прошептал: «Я хочу выпить воды» после того, как был потрясен. Однако в ходе войны бесчеловечное обращение обычно оказывалось неэффективным. Около 80% солдат, прошедших лечение в условиях физической подготовки, не смогли снова служить, многие употребляли алкоголь и наркотики.
Гендерные парадигмы подверглись серьезным испытаниям во время Первой мировой войны, когда большинство женщин взяли на себя традиционные мужские рабочие места для поддержки военных действий.
Однако идея ниспровержения маскулинности была исключительно непостижимой, особенно в военное время. Мужчин клеймили за то, что они проявляли симптомы того, что мы теперь воспринимаем как проблемы с психическим здоровьем. Специалисты приходят к выводу, что контузия, возможно, теперь будет диагностирована как посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Хотя в то время невидимая травма, вызванная контузом, не воспринималась всерьез, она действительно положила начало долгой дискуссии о психических последствиях войны и ее влиянии на психическое здоровье мужчин.
Источники
«ПТСР и шок»
https://www.history.com/topics/inventions/history-of-ptsd-and-shell-shock
«Голоса Первой мировой войны: контузный удар»
https://www.iwm.org.uk/history/voices-of-the-first-world-war-shell-shock
Бен Шепард, «Психология и Великая война, 1914–1918», Психолог
https://thepsychologist.
bps.org.uk/volume-28/november-2015/psychology-and-great-war-1914-1918
Бенджамин Рассел Баттерворт, «Что Первая мировая война научила нас о посттравматическом стрессе», The Conversation
https: // theconversation.com / what-world-war-i-Teacher-us-about-ptsd-105613
Кэролайн Александер, «Шок войны», Smithsonian Magazine
https://www.smithsonianmag.com/history/the-shock-of-war-55376701/
Д-р Эдгар Джонс, «Shell Shocked», Американская психологическая ассоциация
https://www.apa.org/monitor/2012/06/shell-shocked
Фиона Рид, «Военная психиатрия и шок», Международная энциклопедия Первой мировой войны
https: // энциклопедия.1914-1918-online.net/article/war_psychiatry_and_shell_shock
Мэри Кэтрин Макдональд, Мариса Брандт, Робин Блум, «От контузного шока до посттравматического стрессового расстройства, век невидимых военных травм», The Conversation
https://theconversation.
com/from-shell-shock-to-ptsd-a-century-of-invisible-war-trauma-74911
Профессор Джоанна Бурк, «Контузный удар во время Первой мировой войны», BBC
http://www.bbc.co.uk/history/worldwars/wwone/shellshock_01.shtml
Автоматически найденные изображения:
Брайан Данливи, «Жизнь в окопах Первой мировой войны», История
https://www.history.com/news/life-in-the-trenches-of-world-war-i
Музей электротерапии
http://www.electrotherapymuseum.com/2008/NMh3/index.htm
Мужественность, травма и «контузия» | Психолог
Примечание редактора: эта статья из предстоящего мартовского выпуска, опубликованного сегодня утром в ознаменование 100-летия со дня публикации основополагающей статьи Чарльза Майерса «Ланцет».Посмотрите наш архив, чтобы узнать больше о Чарльзе Майерсе и контузии.
В 1914 году Великобритания была единственной крупной европейской державой, не имевшей системы призыва.
В течение следующих двух лет была создана вторая по величине добровольческая армия в истории страны (Gregory, 2008). Хотя Первую мировую войну часто вспоминают как войну призывников, 2,5 миллиона человек из Великобритании были зачислены в вооруженные силы без какого-либо юридического принуждения.
Спустя сто лет после начала Первой мировой войны трудно понять, что побудило людей сражаться и как они могли противостоять ужасам окопов.Это сложные и оспариваемые исторические вопросы, но очевидно, что действия многих мужчин определяли глубоко укоренившиеся идеи благородного мужского поведения. Старший сын Оскара Уайльда Сирил, возможно, больше, чем большинство мужчин, беспокоился о том, как другие могут судить о его способности жить согласно мужским идеалам, но его объяснение своего решения присоединиться к нему, тем не менее, показательно. Он считал, что «в первую очередь я должен быть мужчиной. Не должно было быть никаких криков декадентского художника, женоподобного эстета, безвольного дегенерата.
Он просил «ничего лучше не закончиться честной битвой за моего короля и страну» (Sinfield, 1994, стр. 126). Он умер в мае 1915 года в Нев-Шаппель.
Успех кампании добровольного приема на работу, по крайней мере частично, явился триумфом викторианских идеалов мужского поведения. Но когда мы думаем об этой войне, мы также думаем о тех, кто не мог соответствовать строгим требованиям этого идеала, как бы они ни старались. Всего через несколько месяцев после начала войны у солдат нескольких воюющих наций начали проявляться странные нервные и психические симптомы.Врачи во всех странах сразу отметили сходство этих расстройств с устоявшимися диагностическими категориями, такими как истерия, неврастения и травматический невроз. Они также обсуждали неизвестное влияние фугасной артиллерии на центральную нервную систему. Во всех воюющих странах врачи сформулировали теории, объясняющие симптомы солдат как результат сотрясения мозга или невидимого молекулярного повреждения нервной системы, вызванного многократными выстрелами снаряда.
По мере того как война продолжалась, были сформулированы все более изощренные психологические теории, объясняющие симптомы как результат конфликта между инстинктом самосохранения и желанием выполнить свой долг или как результат попытки подавить воспоминания о военном опыте.В настоящее время «контузия» чаще всего воспринимается как форма психологического срыва, которую в народном сознании приравнивают к современной концепции посттравматического стрессового расстройства (ПТСР).
Мы не знаем точно, скольким мужчинам был поставлен диагноз и лечили от «контузии» во время войны или после нее: чаще всего указывается цифра для британской армии от 80 000 до 200 000 человек (Leese, 2002). Но даже эти оценки основаны только на тех, кому был официально поставлен диагноз «контузный шок».Вероятно, многим мужчинам снились кошмары, тревожные воспоминания о войне и другие травмирующие симптомы, но они достаточно хорошо справлялись с повседневной жизнью, чтобы не обращаться к врачу. Эти люди пережили войну, но мы не знаем, как они нащупали нити своей жизни.
Единственным неоспоримым фактом является то, что после 1918 года «контузия» стала частью нового популярного понимания потенциальных последствий войны для человеческого тела и разума.
Многие историки утверждали, что опыт массового распада в Первой мировой войне привел к изменению идеалов мужского поведения.Историк литературы Сэмюэл Хайнс считает, что после 1918 года войну представляли принципиально по-новому. Герой-солдат больше не был главным действующим лицом в популярных концепциях войны; теперь его сопровождали трус, испуганный мальчик и жертва «контузии» (Hynes, 1991). Для Элейн Шоуолтер «контузия» представляла собой «кризис маскулинности и испытание викторианского идеала мужественности»; это был бессознательный протест «не только против войны, но и против самой концепции« мужественности »» (Showalter, 1987, стр.171–2). Другие историки предположили, что признание того, что любой человек может сломаться при достаточном стрессе, «заставило западное общество обратить внимание и изменить свои взгляды на психические заболевания, человеческую мотивацию и другие вопросы, выходящие далеко за рамки непосредственных проблем солдат-инвалидов» (Feudtner, 1993 , p.
409; см. также Bogacz, 1989; Stone, 1985). С этой точки зрения «контузия» раскрыла предельную хрупкость человеческой психики и подорвала напыщенный стоицизм, применявшийся ко многим сферам общественной жизни.
Однако я утверждаю, что, хотя опыт 1914–1918 годов действительно заставил население осознать потенциально травмирующие последствия войны, он не полностью перевернул существующие представления об идеальной мужественности. Об этом свидетельствует стремление психологов времен Первой мировой войны вернуть солдатам самообладание и мужественный «характер». Врачи использовали множество различных форм лечения «контузного шока» во время войны, и большинство солдат, вероятно, лечились с использованием консервативных методов лечения. В нескольких учреждениях, таких как военный госпиталь Мэгхалл под Ливерпулем и военный госпиталь Крейглокхарт в Эдинбурге, некоторые влиятельные врачи разработали аналитические методы.Врачи редко использовали такие « лекарства с помощью разговора », но эти методы лечения показывают, что даже самые сложные психологические подходы, разработанные для борьбы с контузией, в значительной степени основывались на концепциях самоконтроля, уверенности в себе и силы персонаж.
Врачи-аналитики отдавали предпочтение формам лечения, основанным на анализе и перевоспитании. Они считали, что длительная военная служба истощила пациента и снизила его самообладание, что привело к тому, что он зациклился на эмоциональном элементе своего военного опыта.Роль врача заключалась в том, чтобы помочь пациенту понять «истинное значение» его истории и состояния, и это было достигнуто посредством терапевтического процесса перевоспитания («процесса, посредством которого причинные факторы, выявленные в результате анализа, становятся модифицированы или перестроены, чтобы они больше не производили болезненных эффектов »: Hart, 1927, p.125). Врач провел расширенные интервью с пациентом, чтобы установить точный характер инцидента (-ов), который привел к поломке. Затем врач помог пациенту понять, почему возникли симптомы, и предотвратить их повторение, поделившись пониманием стоящих за ними психологических процессов.По мере того, как пациент понимал природу и происхождение своих симптомов, как симптомы, так и эмоциональный тон, связанный с ними, исчезали.
Эти врачи проявляли большое сочувствие к своим пациентам. Но они не отошли от веры в то, что войну нужно вести до конца и что «контуженные» люди должны, если возможно, вернуться к какой-либо форме службы (не обязательно в качестве комбатантов). Следовательно, врачи-аналитики не переоценили фундаментальные принципы викторианских и эдвардианских идеалов мужского характера.Вместо этого они подчеркнули важность жизни в соответствии с ценностями, воплощенными в этом идеале. Психоаналитик Дэвид Эдер описал случай, когда гипноз потерпел неудачу, и он вернулся к убеждению: увещевания Эдера вызвали у пациента «поток слез», который «всю ночь лежал без сна, решая, что пойдет, а в следующую В тот день, когда палочки были оставлены, он излечился от параплегии »(Eder, 1917, стр.72–3). Трудно представить себе более буквальную демонстрацию веры в то, что пациенты должны научиться стоять на собственных ногах.
Врачи-аналитики постоянно описывали перевоспитание языком милитаризованного мужского этоса чести, стоицизма и самоконтроля.
Усилия пациента обрести «правильное» понимание своего военного опыта изображались как конфронтация, в которой он смирялся со своим прошлым и справлялся с ним. Врач должен был показать пациенту невозможность «убежать» от тревожных воспоминаний (Rivers, 1918). Врачи не рассматривали эту форму лечения как навязывание мужских ценностей субъектам, которые отвергли эти стандарты.Они считали, что помогают «контуженным» мужчинам восстановить характер и самообладание, которые позволили бы им жить самими собой после войны. Даже самые изощренные методы лечения «контузного шока» зависели от повторного утверждения мужских ценностей.
Неужели сегодня так много изменилось? Справедливо или ошибочно, но в народе Первая мировая война считается одной из главных трагедий 20 века. Очень заманчиво оглянуться назад и подумать, что «теперь мы знаем лучше», и что наследие «контузии» — это лучшее понимание военной травмы.Возможно, в некоторых отношениях это правда. Конечно, хотя никто не разработал окончательного способа предотвращения психических расстройств у мужчин или лечения посттравматического стрессового расстройства, и все еще существуют серьезные пробелы в предоставлении психиатрических услуг ветеранам, правительства, военные и общественность больше не могут игнорировать наличие травматических реакций на бой.
Тем не менее, когда мы говорим о «контузии», мы часто невольно подкрепляем старые идеалы героизма. Об этом свидетельствует освещение в газетах принятого в августе 2006 года решения о всеобщем помиловании 306 британских солдат, казненных за дезертирство, трусость или другие правонарушения (за исключением убийства) во время Первой мировой войны.По большей части это решение отмечалось в СМИ. Журналисты пояснили, что теперь стало известно, что многие из казненных пострадали от «контузии». В этих отчетах причиненные психологические травмы оправдывают помилование. Однако освещение также косвенно поддерживало традиционные представления о героизме и трусости.
Это наиболее очевидно, как в газетных отчетах о жизни и смерти рядового Гарри Фарра, являвшихся испытанием для решения о помиловании солдат.Фарр, лесовик из Лондона, присоединился к разразившейся войне, но у него возникли «нервные расстройства», и в период с 1915 по 1916 год он четырежды сообщал о нервном расстройстве. Это включало пять месяцев в больнице, в течение которых у него была неконтролируемая тряска.
он не мог держать ручку. В сентябре 1916 года он отказался возвращаться в окопы, заявив, что больше не выдерживает взрывов артиллерии. Сообщалось, что он дрожал и находился в неподходящем состоянии, но в октябре 1916 года его все же казнили после принудительного военного трибунала.В газетах подчеркивалось, что Фарр, несомненно, страдал от «контузии» и что это, несомненно, относилось ко многим другим казненным солдатам.
Использование истории Фарра в СМИ более неоднозначно, чем кажется на первый взгляд. Фарра представили и жертвой, и героем. Как волонтер он доказал свое мужество; он ломался не один раз, а несколько раз; и он был казнен за то, что отказался вернуться на фронт, а не за действия, которые немедленно подвергли опасности его товарищей. Поскольку Фарр так много пострадал, его дело не связано с нашим собственным отношением к героизму, трусости и требованиям войны.Если Фарр является образцом «контуженного» солдата, то «мы» можем оставаться убежденными в том, что современная чувствительность более восприимчива к таким страданиям. Поистине радикальная переоценка социальных и культурных ожиданий военной маскулинности произойдет, когда будет признано, что не только «контуженные» мужчины могут быть как героями, так и жертвами, но и что героизм не обязательно должен быть частью наших дискуссий о «скорлупе». -shock ‘- когда мы вообще перестаем поддерживать мертвых в соответствии с этими стандартами. Рассказы о прогрессе утешают, но, возможно, нашей отправной точкой должно быть не то, что изменилось, а то, что еще предстоит сделать.Это самая подходящая дань уважения всем мужчинам — героям, жертвам, трусам, симуляторам — которые с 1914 года пытались выжить в войне всеми доступными способами.
— Трейси Лофран, старший преподаватель истории, Кардиффский университет [адрес электронной почты защищен]
Список литературы
Богач, Т. (1989). Военный невроз и культурные изменения в Англии, 1914–22. Журнал современной истории 24, 227–256.
Эдер, доктор медицины (1917). Шок войны: Психоневрозы в психологии войны и лечении.
Лондон: Уильям Хайнеманн.
Feudtner, C. (1993). «Умы мертвых насиловали»: шок, история и экология систем болезней. История науки 31, 377–420.
Грегори А. (2008). Последняя Великая война. Кембридж и Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета. Харт, Б. (1927). Психопатология: ее развитие и место в медицине. Лондон: Издательство Кембриджского университета.
Хайнс, С. (1991). Воображаемая война: Первая мировая война и английская культура. Нью-Йорк: Атенеум.Лиз, П. (2001). Почему они не излечиваются? Британская обработка контуров во время Великой войны. В М. Микале и П. Лернер (ред.) Травматическое прошлое: история, психиатрия и травмы в современную эпоху, 1870–1930 гг. (Стр.205–221). Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
Лиз, П. (2002). Панцирный шок. Бейзингсток: Пэлгрейв. Риверс, W.H.R. (1918, 2 февраля). Выступление о подавлении военного опыта. Ланцет, 173–177.
Шоуолтер, Э. (1987). Женская болезнь: женщины, безумие и английская культура, 1830–1980 гг.
Лондон: Вираго.
Синфилд А. (1994). Век Уайльда: женственность, Оскар Уайльд и квир-движение. Лондон: Касселл.
Стоун, М. (1985). Шеллшок и психологи. В W.F. Байнум, Р. Портер и М. Шеперд (редакторы). Анатомия безумия. Том 1: Люди и идеи (стр. 242–271). Лондон и Нью-Йорк, Тависток.
Отчет военного ведомства о «Панцирном шоке»
Вероятно, более 250 000 человек пострадали от «контузии» в результате Первой мировой войны. Термин был придуман в 1915 году медицинским работником Чарльзом Майерсом.В то время, как считалось, что это произошло в результате физического повреждения нервной системы во время сильной бомбардировки или артиллерийского обстрела, позже стало очевидно, что люди, которые не подвергались прямому воздействию такого огня, получили такие же травмы. Это была новая болезнь, которую раньше никогда не видели в таком масштабе. Состояние было плохо изучено с медицинской и психологической точек зрения. Сегодня это состояние известно как посттравматическое стрессовое расстройство, и лечение и отношение к нему очень разные.
Обсуждение беспокойства в этом отчете не совпадает с текущим мнением об этом состоянии и может расстроить некоторых читателей.
Выдержки из отчета Военного комитета по расследованию причин и предотвращения «контузий» (Ссылка в каталоге: WO 32/4748)
Выписка
1-2
Ограничение термина «Shell-Shock».
На нашей первой встрече мы решили, что для целей расследования будем рассматривать «Шелл-шок» как подпадающий под следующие заголовки: —
- (a) Беспокойство [физическое движение, вызванное близлежащим обстрелом]
(б) и / или эмоциональное расстройство.
Будет удобно изложить в общих чертах причины, по которым комитет единогласно согласился работать на этой основе.
Использование и злоупотребление термином
На нас была возложена обязанность сопоставить экспертные знания, полученные медицинскими властями Службы и медицинскими работниками из опыта войны, с целью записи для будущего использования установленных фактов относительно происхождения, характера и лечебного лечения. о «контуре». Для этого нам нужно было решить, что такое «контузный удар», а что нет.Не углубляясь в историю происхождения этого термина, мы заключаем, что он возник из-за необходимости найти на данный момент какое-либо обозначение, которое, как считается, подходило бы для ряда случаев функциональной нервной недееспособности, которые постоянно происходили в ходе боевых действий. единицы. Несомненно, в общественном сознании «контузный ток» означал, что пациент подвергался физическим последствиям взрыва снарядов и страдал от них. Если бы это объяснение различных условий было правильным, в этом термине не было бы обнаружено никаких существенных недостатков.Но с расширением добровольного призыва, а затем и с введением призыва на военную службу, было обнаружено, что нервные расстройства, неврозы и истерия, которые в небольшой степени проявлялись в регулярной армии, становятся поразительно многочисленными по причинам, не связанным с шоком, вызванным взрывом. снаряды. Стало даже очевидным, что многочисленные случаи «контузного шока» попадали в поле зрения медицинских властей, причем свидетельства указывали на то, что пациенты даже не слышали взрыв снаряда.
С другой стороны, медикам стало совершенно очевидно, что во многих случаях изменения в гражданской жизни, вызванные призывом на военную службу и физическими тренировками, были достаточными, чтобы вызвать неврастенические и истерические симптомы, и что износ продолжительной кампании позиционная война с ее ужасными невзгодами и тревогами, атаками и, возможно, отражением, породила состояние ума и тела, правильно подпадающее под термин «военный невроз», практически неотличимое от форм невроза, известных каждому врачу в обычных условиях гражданской жизни. .
Таким образом, Комитет с самого начала расследования признал, что термин «контузия» вводит в заблуждение, но, к сожалению, его использование было установлено, и ущерб уже был причинен. Аллитерация и драматическое значение этого термина захватили общественное воображение, и с тех пор не было выхода из его употребления.
Сочетание факторов привело к широкому и неизбирательному использованию термина «контузия», и пересмотр всех факторов стал императивом.
С технической точки зрения, как утверждает наш коллега сэр Фредерик Мотт в своей ценной работе по теме военного невроза, состояния функциональной нервной недееспособности на самом деле не были чем-то новым. Как только их природа была определена, медик, который ранее был знаком с обработкой случаев нервных и психических заболеваний, мог поместить каждый случай под его надлежащим заголовком. Но, как указал сэр Фредерик, лишь сравнительно небольшое количество медиков до войны имели возможность полностью познакомиться с этой совершенно особенной отраслью медицины, и часто случалось, что медицинский офицер, не столь удачно размещенный, обнаруживал себя. в состоянии иметь дело с большим количеством таких дел.
3.
Что касается официально зарегистрированных случаев «контузии», не может быть никаких сомнений в том, что под этим заголовком были случаи множества различных состояний. Например, такие расстройства, как истерия, невроз тревоги и многие виды психических расстройств; и комитет согласен с большинством мнений, утверждая, что все эти условия могут рассматриваться как реакции человека на стресс окружающих обстоятельств, что они связаны вместе своей зависимостью от фундаментальных психологических законов и что любой отдельный случай может быть обнаружено, что он проявляет характеристики двух или более типов реакции. Таким образом, истерик может проявлять признаки невроза тревоги, а также может демонстрировать признаки врожденного умственного дефекта, в то время как его безответственность в любом конкретном поведении может быть больше обусловлена степенью его умственного дефекта, чем его истерией.
- Отсутствие статистики
К сожалению, нам не удалось получить какие-либо надежные статистические данные, охватывающие случаи «контузного удара». Было бы желательно регистрировать количество случаев расстройства под общим термином «контузный удар» и приводить таблицы с цифрами. разновидностей расстройства, классифицированных в этой рубрике.Комитету не удалось получить эту информацию. Многие статистические данные были неизбежно потеряны в ходе войны, а другие статистические материалы, захороненные в архивах Военного министерства и других ведомств, в настоящее время недоступны. Генерал-лейтенант сэр Дж. Гудвин сообщил Комитету, что на самом деле он не может быть получен без чрезмерного количества рабочей силы и затрат, а также без истечения времени, которое отложило бы наш отчет до тех пор, пока не будет опубликована Официальная история войны.
опубликовано; эта публикация, которая должна представлять большой интерес и важность, несомненно, будет содержать исчерпывающую информацию о жертвах войны.
5.
«Психическое напряжение было самой серьезной причиной контузного шока. Общий эффект продолжительного стресса был гораздо важнее, чем эффект конкретных инцидентов, на который часто обращали внимание. «Панцирный шок» из-за эмоционального расстройства был гораздо более распространенным явлением, чем из-за волнений. Те, кто видел большую часть этих случаев на ранних стадиях, свидетельствуют о том, что эмоциональное расстройство отличалось тупостью и замешательством, а не возбуждением. Сухожильные толчки скорее уменьшились, чем усилились, наблюдалось небольшое неравенство зрачков и разрыв барабанной перепонки.На более поздних стадиях эмоциональное расстройство могло быть диагностировано только там, где при наличии взрыва в анамнезе и при отсутствии видимых повреждений были признаки несомненного органического нервного заболевания с эмоциональным расстройством или без него.
Большинство случаев невроза тревоги с самого начала были полностью подлинными. Многие оставались таковыми на всем протяжении, но некоторые были сознательно затянуты и преувеличены позже.
На вопрос, может ли он отличить настоящий эмоциональный невроз от симуляции или, возможно, от простой трусости, свидетель сказал: «Честно говоря, я не готов проводить различие между трусостью и« контузией ».«Под трусостью я понимаю действия под влиянием страха, и обычный тип« контузии », на мой взгляд, был хроническим и постоянным страхом. Я думаю, что на самом деле ситуация такова, что эмоциональный механизм страха, который обычно стимулируется или интенсивно стимулируется даже в одном случае, может перейти в состояние чрезмерного действия, и это практически то, что на самом деле и есть «контузный шок».
6-7
- Термин «контузный шок» следует исключить из официальной номенклатуры, расстройства, до сих пор включенные в эту рубрику, обозначались признанными медицинскими терминами для таких состояний.
Сокращения, такие как N.Y.D. Следует избегать нервных или психических заболеваний, или N.Y.D.N., D.A.H. и т. Д., Поскольку они могут стать модными словечками и, таким образом, неблагоприятно отреагировать на самих пациентов и на других.
Классификация несчастных случаев
- Сотрясение мозга или потрясение, сопровождавшееся потерей сознания и свидетельством органического поражения центральной нервной системы или прилегающих к ней органов (например, разрыв барабанной перепонки), следует классифицировать как пострадавший в бою.
- Ни один случай психоневроза или психического расстройства, даже если его отнести к взрыву снаряда или его последствиям, не следует классифицировать как боевую потерю больше, чем болезнь или недомогание.
- Во всех сомнительных случаях желательно, чтобы классификация была определена экспертным медицинским советом после наблюдения в неврологической больнице.
Профилактика
- Обучение — 1. Необходимо использовать все возможные средства для повышения морального духа, морального духа и высоких стандартов дисциплины.
- Обучение должно быть достаточно продолжительным, чтобы солдат был не только физически подготовлен и эффективен, но и имел время для приобретения такого уровня морального духа, который позволит ему ставить благополучие своего подразделения выше своего личного. безопасность.
- Офицеры, как полковые, так и медицинские, и унтер-офицеры подразделения должны внимательно наблюдать за отдельными лицами в течение всего периода их обучения, чтобы не оставлять без внимания отклонения, из которых можно сделать вывод о психической или нервной нестабильности. Для этого должно быть самое откровенное сотрудничество между полковыми и военными офицерами.
- Изучение характера, насколько это применимо к военной жизни, рекомендуется для всех офицеров с целью обучения человеко-мастерству.
- Должны быть даны особые инструкции офицерам Медицинского корпуса Королевской Армии в отношении психоневрозов и психозов, возникающих на войне; а отдельных сотрудников следует поощрять к тому, чтобы они специализировались на изучении этих расстройств.
(B) На действительной службе — 1. Следует официально признать и систематизировать практику отзыва офицеров и солдат с начальными признаками нервного срыва или переутомления для отдыха в районе дивизии или дивизии.
- Насколько позволяет военная ситуация, дежурство на линии фронта в стационарных боевых действиях должно быть коротким, особенно в плохих участках.Для подразделений, находящихся вне очереди, должен быть обеспечен адекватный отдых и организованный отдых.
- Следует избегать монотонности, меняя подразделения, если позволяют обстоятельства, между фронтами и секторами.
Следует поощрять уход из дома.
- Постоянное внимание следует уделять продвижению всех мер, направленных на обеспечение хорошей санитарии и физического комфорта мужчин как в очереди, так и в помещениях для отдыха и базовых станциях.
- Отдых духа и тела необходим во всех случаях, когда проявляются признаки начинающегося нервного срыва, и, когда это возможно, его следует давать в условиях безопасности, комфорта и свободы от всех военных обязанностей.
- В максимальной степени следует использовать депо для выздоравливающих для переподготовки и укрепления здоровья мужчин, выписанных из больниц. Эти единицы неизменно должны быть наполнены атмосферой полного излечения.
Приведенные выше рекомендации, соответствующим образом измененные с учетом конкретных обстоятельств, должны применяться к другим боевым службам.
8.
Лечение
- В передовых районах — Ни одному солдату не должно быть позволено думать, что потеря нервного или психического контроля обеспечивает почетный путь к побегу с поля боя, и должны быть предприняты все усилия для предотвращения незначительных случаев ухода из района батальона или дивизии, где необходимо лечение ограничиваться предоставлением отдыха и комфорта тем, кто в этом нуждается, и воодушевлением их для возвращения на передовую.
- В неврологических центрах. — Когда случаи заболевания достаточно серьезны, чтобы потребовать более научного и тщательного лечения, их следует направлять в специальные неврологические центры как можно ближе к фронту, где они будут находиться под наблюдением специалиста по нервным расстройствам.
