Абстракция | Мир Психологии

Абстракция

Абстракция (от лат. abstractio — отвлечение) — один из основных процессов умственной деятельности человека, позволяющий мысленно вычленить и превратить в самостоятельный объект рассмотрения отдельные свойства, стороны, элементы или состояния предмета. Иногда под абстракция понимается лишь результат этого процесса абстрагирования, т.е. уже вычлененное и самостоятельное, в «чистом виде» рассматриваемое свойство предмета. Способность к абстракции позволяет человеку мысленно ориентироваться на такое свойство, устойчивое выделение которого служит условием решения соответствующей задачи (в этом плане абстракция тесно связана с процессом внимания). абстракция лежит в основе процессов обобщения и образования понятий. Эмпирическому и теоретическому уровням мышления соответствуют формальная и содержательная Абстракция.

Формальная абстракция — состоит в вычленении таких свойств предмета, которые сами по себе и независимо от него не существуют.

Такое отчленение и изолированное выражение его результата возможно только в мысленном плане (в А.). Так, геометрическая форма тела сама по себе реально не существует и от тела отделиться не может. Но благодаря формальной А. она мысленно выделяется, фиксируется, напр. с помощью чертежа, и самостоятельно рассматривается в своих особых свойствах. Одна из основных функций такой А. заключается в выделении общих свойств некоторого множества предметов и в фиксации этих свойств к.-л. знаком (чаще всего словесным или чертежом). абстракция такого вида называется обобщающей. Комплекс абстрагированных свойств (формальное общее) становится представителем соответствующего класса предметов и позволяет отличить этот класс от всех др. (напр., все тела прямоугольной формы отличить от тел др. форм). Этот комплекс, фиксированный к.-л. знаком, становится его значением. На основе системы взаимосвязанных значений эмпирическое мышление строит различные классификации, каталоги и определители, которые позволяют человеку в сокращенном виде охватывать чувственное многообразие предметов сообразно их общим свойствам. Значения слов повседневного языка и специальных слов-терминов, создаваемые на основе формальной А., являются носителями таких сокращений.

Содержательная абстракция — вычленяет те свойства, стороны и состояния предмета, которые сами по себе обладают относительной самостоятельностью. Эта абстракция отражает становление подобной самостоятельности и его результат, имеющий форму сравнительно простого и однородного состояния.

«Абстрактное» как результат А. обозначает, т. о., нечто выделенное, одностороннее, простое, приобретшее относительную самостоятельность внутри сложной системы. Ему противостоит «конкретное» как нечто целостное, взаимосвязанное, многостороннее и сложное. Развитое мышление человека первоначально образует различные А., а затем на их основе путем конкретизации воспроизводит эту целостность (мысленное конкретное). Такое мышление одновременно и абстрактное (осуществляется в форме А.), и конкретное (движется к конкретному и воспроизводит его). В этом единстве противоположных моментов состоит диалектика теоретического мышления.

В психологии наиболее подробно и тщательно изучены особенности формальной, или эмпирической, А., чаще всего встречающейся в повседневной жизни и в учебной практике. Она является основой усвоения детьми знаний, описывающих предметы по их внешним свойствам. Этот вид А. служит предпосылкой собственно теоретического мышления, которое опирается еще и на содержательную А. До сих пор психологические характеристики этого вида А. и закономерности ее развития у детей изучены слабо.

В психолого-педагогической литературе правомерно отмечается необходимость повышения уровня абстрактности мышления школьников для полноценного усвоения ими современных научных знаний. Как показывают специальные исследования, у детей следует, по возможности, рано начинать формировать способность к точному вычленению и длительному мысленному удержанию к.-л. существенных свойств и отношений предметов с целью их дальнейшего изучения «в чистом виде». Особенно перспективно воспитание у уч-ся способности к образованию содержательных А. и к оперированию ими. В процессе обучения можно формировать такой уровень и такие виды А., которые соответствуют основным требованиям современного научного мышления. См. Развивающее обучение.

Психологический словарь. А.В. Петровского М.Г. Ярошевского

Абстракция (от лат. abstractio — отвлечение) — одна из основных операций мышления, состоящая в том, что субъект, вычленяя какие-либо признаки изучаемого объекта, отвлекается от остальных. Результатом этого процесса является построение умственного продукта (понятия, модели, теории, классификации и др.), к-рый также обозначается термином «абстракция».

Словарь психиатрических терминов. В.М. Блейхер, И.В. Крук

нет значения и толкования слова

Неврология. Полный толковый словарь. Никифоров А.С.

Абстракция — мысленное отвлечение в процессе познания от менее существенных сторон рассматриваемого явления с целью выделения важнейших свойств, раскрывающих его сущность.

Оксфордский толковый словарь по психологии

АБСТРАКТНЫЙ склад ума — общий тип познавательной активности, проявляющийся в произвольном изменении направления мышления от ситуации к ситуации, движении от конкретного к абстрактному в зависимости от обстоятельств, в попеременном сосредоточении на всей проблеме или на ее отдельных частях.

предметная область термина

 

назад в раздел : словарь терминов  /  глоссарий  /  таблица

7. МЕХАНИЗМ СОЗНАНИЯ И АБСТРАКЦИЯ

7. МЕХАНИЗМ СОЗНАНИЯ И АБСТРАКЦИЯ

Сознательное отношение субъекта к окружающему его миру — в отличие от условно-рефлекторной, бессознательной формы его отражения мозгом животного — можно образно представить наподобие того, что и как делает художник-портретист.

Живописец, как известно, ставит перед собой и модель, и холст на подрамнике, а затем начинает целенаправленно приводить изображение на холсте — к сходству, к соответствию с моделью. Портрет или пейзаж, возникающий на холсте, есть отражение, образ модели. Но это отражение — как и сама модель — находится вне художника, как предмет и продукт его деятельности. Сам он — как субъект деятельности — сравнивает изображение с моделью со стороны, с третьей позиции. И предмет изображения, и изображение предмета противостоят ему как два вне его находящихся предмета, сравнимые между собой.

Механизм человеческого сознания целиком подобен этому отношению. И это — не аналогия: художественное отражение есть одна из форм сознательного отражения, его характерный вид.

В форме речи человек точно так же противополагает самому себе свое собственное сознание, переводит на экран общественного сознания индивидуально воспринятые им впечатления. Выраженные в речи, индивидуальные впечатления приобретают такую форму, в какой они становятся сравнимы с предметом. На этой основе и становится возможной неведомая животному способность критического отношения к собственным впечатлениям.

У животного этого нет — оно безотчетно сливается с образом вещи, явления, события, отпечатавшемся в его мозгу, в его отражательном аппарате, в системе условных рефлексов.

Посмотреть на самого себя со стороны — приобрести самосознание животное поэтому и не может. У него нет средства, с помощью которого оно могло бы взглянуть на самого себя со стороны, с точки зрения более высокой, нежели индивидуальная.

Человек же отличает себя от впечатления, которое произвел на него предмет, факт, событие, — противополагает это впечатление самому себе, ставит его перед собой и проверяет — соответствует ли оно предмету на самом деле?

Это и значит, что человек создает представление о вещи. На многих языках «представление» и означает нечто, поставленное перед собой, представленное.

Сознавая вещь (событие, факт, вообще всякую вне субъекта находящуюся реальность), человек вырабатывает представление о ней, — и этот акт, акт выработки сознательного представления, заключает в себе всю тайну сознания.

Недаром вся философия Фихте и Шеллинга отправлялась от проблемы представления как от самой загадочной и необъяснимой с точки зрения созерцательно-метафизической теории отражения вещи.

Нетрудно понять, указывали и Фихте и Шеллинг, что предмет может отпечатлеть свой образ в другом предмете, — в частности в человеческом мозгу. Трудно понять другое — как и почему человеческий мозг приобретает способность различить себя от этого образа, противопоставить его самому себе и тем самым обрести сразу и сознание предмета, и сознание самого себя, образ своего собственного действия — «самосознание».

Сложный механизм, образующий сознание, способность представления, — это самая сложная реальность, с которой имеет дело человек. Сознание есть действительно высший и сложнейший продукт природного и общественного развития, и неудивительно, что понять его рационально, без мистики удалось лишь на очень высокой ступени развития науки и философии.

Как, в силу какой необходимости возникло и развилось сознание этого не смогли, как известно, понять ни Фихте, ни Шеллинг, ни Гегель, — это вообще возможно сделать только на почве материализма, и не всякого, а только диалектического.

Но они своими трудами подготовили торжество материализма и в данном вопросе прежде всего тем, что описали очень скрупулезно и точно факты, касающиеся диалектики возникновения и развития сознания.

Человек как субъект отражательной деятельности (а не просто как объект внешних воздействий, пассивно воспринимающий впечатления и действия извне) и на самом деле ведет себя в акте осознавания так, как это описывает «Феноменология духа». Осознавая чувственные впечатления, он не просто страдательно и пассивно их испытывает в себе, не просто «переживает» некоторое изменение внутри себя. Он их осознает — то есть совершает по отношению к ним особого рода деятельность.

В ощущении человек всецело пассивен, всецело определен со стороны предмета, воздействующего на его органы чувств. Но в акте осознания этих ощущений — он по существу активен, он производит идеальное действие — он целенаправленно сосредоточивает внимание на одних ощущениях и «не обращает внимания» на другие, отличает важное от неважного, существенное — от несущественного и таким образом вырабатывает сознание, представление о вещи, чувственно-данной ему через органы чувств.

Но уже сама способность сосредоточивать внимание на определенных сторонах действительности, способность активно рассматривать факты, то есть отражать их по-человечески, — органически сращена с речью, со способностью выражать впечатления в слове. Без слова, без речи невозможно само сознание, как особого рода деятельность субъекта. Слова (а следовательно, и абстракция) поэтому и оказываются подлинным опосредствующим звеном между неосознанным — и осознанным, — той призмой, преломляясь сквозь которую, чувственные впечатления (физиологически совершенно одни и те же у человека, что и у животного) превращаются в осознанные чувственные впечатления, в представления.

Для того чтобы осознать чувственно-данные факты, человек вынужден активно и целенаправленно рассматривать их, должен активно и целенаправленно подбирать в словарном запасе родного языка соответствующие слова или, наоборот, в фактах активно подмечать такие стороны, которые имеют уже соответствующие наименования, «подводятся» под известные понятия, категории.

Этим и отличается процесс отражения, происходящий в голове человека — от процесса отражения, свойственного животному, — своим сознательным характером.

А вовсе не тем, что человек способен производить абстракции, а животное — нет.

Бессознательные абстракции производит, не осознавая того, и животное. Условный рефлекс представляет собой абстракцию чистейшей воды, — он тоже фиксирует только неоднократно повторяющееся, только «общее». Это обстоятельство, как известно, резко и категорически подчеркивал Энгельс,* а И.П.Павлов показал как экспериментально констатируемый факт.

* К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 14, с. 43О. «Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности: индукция, дедукция, следовательно также абстракция (родовое понятие четвероногих и двуногих)…».

Так что абстракция сама по себе, абстракция как таковая вовсе не представляет собой чего-либо специфического для человека.

Как таковая, абстракция — это попросту отражение «общего», неоднократно повторившегося факта, явления, отношения между вещами и т.д. и т.п. в мозгу — в системе условных рефлексов, в первой или во второй сигнальной системе — безразлично.

Больше ничего об абстракции как о таковой сказать нельзя — это вообще очень несложная с философской точки зрения вещь (хотя и очень сложная с точки зрения физиологии).

В физиологии она как таковая и может подвергаться очень детальному анализу. Как сложную реальность ее может рассматривать и психология. Но в логике способность фиксировать «обще», неоднократно повторяющееся, то есть производить абстракцию как таковую, — рассматривать было бы нелепо — это вообще не предмет логики как науки.

В логике рассматривается не просто абстракция, а сознательно производимая абстракция. Сознательное же отношение к абстракции предполагает, как мы уже выяснили, что сама абстракция делается предметом особого рода деятельности.

Человек не просто производит абстракцию (это делает и любое животное), а фиксирует ее в слове, и в форме слова противополагает ее себе самому, как предмет особого рода идеальной деятельности, как идеальный «предмет», с которым он может производить определенные сознательные действия.

В этой форме абстракция и становится предметом логики. Но это сразу создает крайне своеобразный угол зрения на вещи, — логику интересует не слово само по себе, а нечто иное — выражающееся с помощью и в форме слова — сознание, законы его специфического развития. Этого обстоятельства, например, не понял Фейербах в своих попытках критически преодолеть гегелевскую постановку вопроса. Не видя общественной природы и реальности сознания, он и не мог дать конструктивной критики гегелевской феноменологии. Именно поэтому его критика феноменологии поражает удивительной беспомощностью, неспособностью выявить рациональное зерно гегелевской концепции — диалектическое понимание отношения индивидуального сознания — к общественному («родовому»), единичного — ко всеобщему, абстрактного к конкретному.

В своих попытках опровергнуть аргументацию «Феноменологии духа» Фейербах констатирует: «В начале феноменологии мы прямо наталкиваемся на противоречие между словом, представляющим нечто общее, и вещью, которая всегда единична». Дальнейшие аргументы Фейербаха остроумны, но крайне неглубоки. Все они сводятся к тому, что единичная чувственно воспринимаемая вещь есть нечто более реальное, нежели слово. Но этим ничуть не затрагивается та реальная проблема, которая здесь на самом деле была поставлена Гегелем — проблема общественного характера познания мира индивидом.

Реальность общественного сознания, то есть сознания как такового, осуществляется в индивидуальной голове через речь. Все то, что индивид не может перевести на язык слов, он не может перевести и в сферу человеческого, общественного сознания, не доводит и до своего собственного человеческого сознания. Поэтому Фейербах и здесь опровергает Гегеля с очень слабой позиции — признавая индивидуальное антропологически-чувственное бытие человека как нечто «более реальное», нежели его общественное бытие, реализующееся в сознании именно через речь, через слово.

Реальная проблема, рассматриваемая в «Феноменологии духа», это вовсе не проблема отношения между единичной вещью и словом, выражающим общее, — как ошибочно полагает Фейербах.

На самом деле это проблема отношения индивидуального и общественного моментов в сознании человека, внутренней диалектики развивающегося сознания.

Но с общественной точки зрения слово как форма общественного сознания не только не менее «реально», чем единичное восприятие единичной вещи единичным индивидом, — но обладает гораздо более устойчивой общественной реальностью хотя бы потому, что в нем выражаются в обобщенной форме миллиарды единичных восприятий единичных вещей.

Гегеля в «Феноменологии духа» интересует ведь не слово само по себе. Слово его интересует только как та ближайшая форма, через которую реализуется общественный момент в индивидуальном сознании. От слова и его отношения к чувственной достоверности Гегель сейчас же переходит к рассмотрению диалектического отношения между индивидуальным и общественным моментами внутри единичного сознания, а Фейербах так и застревает на абстрактном противопоставлении слова как «общего», как «абстрактного» — единичной «конкретной» вещи.

С точки зрения абстрактного индивида он так и не сходит. Общественная ткань сознания поэтому для него кажется чем-то иллюзорным, чем то менее реальным, нежели антропологически толкуемая чувственность отдельного индивида. Единичное отношение индивида к единичной вещи, непосредственно осуществляющееся через непосредственную чувственность, для него представляется единственной достоверной реальностью, а общественное отношение человека к совокупному миру вещей, — в сознании индивида осуществляющееся именно через слово, — превращается в его глазах в чистую абстракцию, в фантом, обладающий чисто идеальным, а не реальным существованием.

Точка зрения «созерцания индивида», как исходная точка зрения Фейербаха, не дает возможности разглядеть за «абсолютным субъектом» феноменологии реального общественно-исторического субъекта познания и деятельности, — общественно производящего свою материальную жизнь совокупного, коллективного субъекта, общественное человечество.

Но этот «субъект» — как показали Маркс и Энгельс — не менее, а более «реален», чем абстрактный индивид Фейербаха.

А слово есть как раз элементарная, чувственно воспринимаемая «предметная» реальность общественного сознания. По отношению же к этой реальности первичным является общественное же бытие вещей и людей, а не единичная вещь, чувственно данная индивиду.

Чувственное созерцание индивида на деле всегда осуществляется внутри и посредством общественного отношения человеческого общества к миру вещей, активно изменяемому человеком в процессе общественного производства. Процесс общественного отношения человека к вещам поэтому и в гносеологии Маркса-Энгельса предстает как нечто по существу «первичное» по отношению к индивиду. общество в целом, в совокупности его отношений к миру вещей, первично по отношению к каждому из индивидов, по отношению к его индивидуальному человеческому взаимодействию с единичной вещью. Все это для Фейербаха попросту не существует. Поэтому он и не может разглядеть «рационального зерна» гегелевской феноменологии, мистифицирующей как раз эту — общественно-человеческую — реальность отдельного сознания.

В начале Феноменологии раскрыто как раз противоречие между сугубо индивидуальным характером чувственного восприятия вещей отдельным «абстрактным» индивидом — и реализующимся через его познавательную деятельность общественным процессом осознания этих вещей. В слове впервые индивид переводит индивидуальное восприятие вещи в форму, в которой происходит процесс общественного осознания, в форму, в которой человек доводит до другого человека — а лишь тем самым и для самого общественно значимое содержание своего индивидуального представления. Иначе говоря, эта операция совпадает с первым актом восприятия вещи в общественное сознание, или просто в сознание, так как иного сознания, кроме общественного, в природе нет и быть не может.

«Невыразимое» в речи для Гегеля совпадает (и тут он прав) — с неосознанным. Поэтому он и противополагает чувственную полноту индивидуального образа — его выражение в речи, которое по необходимости «абстрактно». Абстрактно не слово само по себе. Абстрактно сознание единичного человека, начинающего путь познания чувственно данных ему вещей.

Первый акт восприятия чувственно-данного факта в общественное сознание, или просто в человеческое сознание, и совпадает с актом образования сознательной абстракции. Естественно, что первый шаг сознавания переводит в сознание крайне ничтожную долю того, что человек воспринимает своими органами чувств, то есть чисто физиологически.

Подытожим сказанное. С точки зрения диалектики, исходящей из общественного характера субъекта познания, интересна и важна не абстракция как таковая, не просто «абстракция» и процесс ее возникновения, а абстракция особого рода — сознательно образуемая абстракция, как специфически человеческая форма отражения.

Иными словами, вопрос о возникновении и развитии способности производить абстракции, в форме и с помощью которых совершается познание объективной реальности человеком, переносится в план исследования процесса развития сознания, — форм сознания, под контролем которых осуществляется процесс образования абстракции и действия с нею.

Абстракция, политика и человек. В Уфе открылась выставка сразу трёх художников — Новости — Уфа

 

Разнообразие цветов и форм, неожиданные решения и неожиданные сочетания. В Лайфстайл-центре Башкирия открылась выставка «ЦДХ», и здесь впервые можно увидеть работы сразу трёх художников: Ольги Цимболенко, Тимофея Дорофеева и Алии Хансен.

Оксана Замятина, директор Лайфстайл-центра Башкирия: «Люди очень соскучились по хорошим событиям и хорошим мероприятиям, а творчество всегда было отдушиной среди серости наших дней».

 

На выставке «ЦДХ» представлено более сотни картин. Стиль каждого из трёх художников неповторим, но их единство при этом не теряется. Объединение «ЦДХ» возникло спонтанно, они встретились во времена студенчества и поняли, что мыслят в одном направлении.

Ольга Цимболенко, художница: «В вопросах цвета, мне кажется, мы конкретные единомышленники, одним фронтом идём по тропе живописи, и причем мы это делаем в разных вариантах, можно понять, где картины Алии, где Тимофея, где мои, они все отличаются очень сильно, но в плане живописи, мне кажется, они все на хорошем уровне».

 

Как и любого художника, Ольгу Цимболенко вдохновляют случайные вещи. Порой то или иное решение не поддаётся рациональному объяснению. Так, совершенно случайно найденная буква «Д» превратилась в портрет Чарльза Дарвина, а полотна «Кино 1» и «Кино 2» обрели элементы коллажа. Помимо этого, за плечами Ольги есть опыт иллюстрирования.

Ольга Цимболенко, художница: «Это была детская книжка, «Приключения воздушного шарика». Она классная. Её написала московская писательница Роза Хуснутдинова. Не знаю, продаются они сейчас или нет, но они у нас в Китапе издавались. Очень хорошая книжка».

 

Рядом с работами Ольги — одна из многих картин Тимофея. Его чувство цвета вызывает восхищение. Картины врезаются в память своей яркостью, даже если в них используется всего два цвета. Мужчина признаётся, что он не относит себя к актуальным художникам, но самое важное для него — человек и его эмоции.

Тимофей Дорофеев, художник: «Раньше меня интересовала тема человека в городе. Как он: устроился, не устроился. У меня был проект «Антрополис», там я пытался раскрыть эту тему взаимоотношения маленького человека и большого города, но сейчас я перешёл к внутренней теме, к самокопанию».

Творческий союз «ЦДХ» возник так же спонтанно, как возникают эмоции при взгляде на абстрактные полотна Алии Хансен. Для нее абстракция — это сублимация. Её цель — сделать так, чтобы полотна вызывали у людей их собственные, а не навязанные другими чувства.

Алия Хансен, художник: «Насчет восприятия — это так, как вы относитесь к природе. Когда вы видите берёзу — как вы её хотите воспринять? Она вам либо нравится, либо не нравится. Либо у вас есть чувства к ней, либо нет».

 

Алию Хансен вдохновляют любые события, свидетелем которых она становится. И, вдохновившись политической ситуацией в стране, Алия создала видео специально для выставки «ЦДХ».

Алия Хансен, художник: «Всё настолько стихийно, что я решила создать видеопроект с использованием видеоматериалов из открытых источников, и, конечно же, вложив в него определённый концепт. Это отражение сегодняшнего дня, как и наша работа».

Выставка не встроена в определённую концепцию, поэтому каждый посетитель сможет увидеть в полотнах художников что-то своё. Совершенно бесплатно — вход на выставку свободный. Работы объединения «ЦДХ» можно будет посмотреть в ивент-холле Лайфстайл-центра Башкирия с десяти утра до восьми вечера. Выставка завершится 3 марта.

Человек как изменчивая абстракция | Константин Смолий

В Новое время природа стала главным объектом науки, будучи абстракцией, сконструированной усилиями человеческого разума. Но тогда возникает закономерный вопрос: а что же человек? Если природа как «чистый объект» есть абстракция, то не является ли такой же абстракцией человек как «чистый субъект»? Ведь в идее субъекта, независимого от объекта, лежит допущение, что человек в процессе познавательной деятельности перестаёт быть частью природы или даже вообще ею не является, и потому может взирать на неё отстранённо и беспристрастно, не допуская искажающего влияния природы на результаты познания. Поэтому в классической философии при конструировании субъекта пришлось абстрагироваться от многих свойств, присущих человеку как биологическому существу, оставив ему только рациональность как необходимое условие познания и его инструмент.

Наличие разума делает неизбежным выход биологического существа за рамки органической жизни. А значит, человека нельзя поставить в ряд других природных объектов, ставших предметами изучения естественных наук, и изучать так же, как и все другие предметы. Пусть он тоже животное, но, говоря словами Руссо, испорченное, больное. В нём зияет фундаментальный «разлом» между субъектом как воплощением декартовской мыслящей субстанции и объектом как воплощением субстанции протяжённой. Однако понятно, что долго наука не могла мириться с таким положением дел. Ведь оно означает, что научная методология не универсальна и разбивается о проблему постижения человека, как волна о скалу.

Но кто должен постичь человека? Выходит, только философия. В самом деле, если два вида субстанции отделены друг от друга в непреодолимом дуализме, и объект предстоит субъекту не непосредственно, а через посредничество разумной деятельности, то человек вынужден сделать предметом своего постижения не вещь саму по себе, а только лишь саму эту разумную деятельность, то есть процесс своего постижения вещи самой по себе. По сути, человек на самом деле изучает не природу, а самого себя, структуру и содержание своего сознания, и вся наука при таком подходе становится теорией познания, а каждый учёный – субъективным идеалистом, реализующим принцип nosce te ipsum – познание мира через познание самого себя.

Всё это с самого начала содержалось в рационалистическом проекте новой науки, и даже давний соперник рационализма – эмпиризм – не смог предложить науке исчерпывающую альтернативу; скорее – только дополнение. Эмпирики мыслили процесс познания как ассоциацию в сознании познающего неких первичных впечатлений и образов, полученных из чувственного опыта. При таком подходе у субъекта, конечно, не было никакого априорного содержания сознания, каковое мешало чистоте познавательного процесса у рационалистов (например, врождённых идей Декарта или вечных истин Лейбница). Но возникла другая трудность: а как, собственно, происходит ассоциация эмпирических данных в «голове» субъекта? По каким законам она идёт, какие факторы могут ей помешать и, главное, кто может поручиться, что синтез как результат процесса ассоциации есть адекватное отражение реальной действительности? Известно ведь, насколько несовершенна индукция как метод выведения положений высокой степени общности из единичных явлений. Так что сенсуализм и эмпиризм, тоже без конца порождавшие субъективно-идеалистические следствия, не стали полноценной альтернативой рационализму на пути к необходимой науке высокой степени объективизации познания.

Поэтому «развод» научной парадигмы и классической философии в какой-то момент стал неизбежным. Довершила дело Немецкая классическая философия. Сначала после тщательнейшего анализа процесса познания Канту пришлось признать наличие непостигаемого остатка – вещей в себе, а в конце для решения проблемы ограниченности разумного познания всю природу как объект Гегелю пришлось объявить сферой инобытия разума. Если природа есть тот же разум, или Абсолютный дух, который, постигая самого себя, постигает тем самым и природу, места для вещей в себе уже не остаётся, да и декартовский дуализм оказывается преодолён. Но для науки такой способ решения проблемы «разлома» между субъектом и объектом оказался неприемлем, как минимум потому, что своим холизмом и объективным идеализмом гегельянство совершенно выпадало из индивидуалистической и материалистической парадигмы новой науки. Оно уводило от сциентизма куда-то в прошлое или в сторону. Конструкт «природа как объективная реальность, независимая от разума субъекта», в гегельянстве разрушился.

В каком же именно направлении пошла дальнейшая эволюция представлений о человеке? После достижения классической философией достаточно полной реализации заложенных в ней потенций, когда рационализм подошёл к своему логическому пределу и превратился в панлогизм, начался неклассический период философствования о мире и человеке. Его суть – открытие иррационального. Оказалось, что помимо рацио в человеке есть и принципиально иное измерение – то, что проходит мимо человеческого сознания и не контролируется им.

Учение о воле Шопенгауэра, о воле к власти Ницше, о бессознательном Эдуарда фон Гартмана и Фрейда, философия жизни и т.д. Каждое из этих учений по-своему решало проблему отношений человека и природы, но был и общий вектор: человек отныне не мог избавиться от детерминирующего влияния какого-то внерационального начала. И воля, и бессознательное, и сама «жизнь» есть явления столь же «объективные», сколь объективен разум у Гегеля. То есть они больше и выше человека, существуют до и после него, но именно человека избирают «местом» своего наиболее полного проявления – в том смысле, что только человек может их осознать и осмыслить, как когда-то он осознал Абсолютный дух и закончил его движение через сферы инобытия к самому себе. Поэтому одной своей стороной иррациональное существует и действует в нас, стремясь выйти из неосмысляемых глубин в область сознания, а другой стороной оно укоренено в природе. Более того, его можно назвать «агентом» природы в нас, как ничто другое показывающим, что человек не отделён от природы, а погружён в неё, и не может избавиться от её смутных воздействий.

В силу этого у иррационалистического философского дискурса двойственные, противоречивые отношения с наукой. С одной стороны, они всё более охлаждались, и неклассика уже не шла единым курсом с естествознанием, как это было на заре Нового времени. Тем более что у науки просто не было методов адекватного постижения иррационального в человеке (по крайней мере, на начальном этапе). В новой философии на первый план вышли интуиция, вчувствование, герменевтика текста и другие аналогичные методы. Философия стала больше похожа на литературу; не случайно именно в этот период (начало XIX века) произошёл расцвет романтизма, ставшего воплощением иррационалистического мировоззрения неклассической философии в искусстве.

С другой же стороны, даже такая философия активно питалась научными достижениями и пыталась их учитывать в своих антропологических штудиях. Характерный пример – эволюционизм. Вот что говорит по этому поводу Эрнст Кассирер: «Теория эволюции уничтожила произвольные границы между различными формами органической жизни. Нет отдельных видов – есть лишь один сплошной и непрерывный поток жизни». Отсюда понятно, почему у Nightwish именно эволюция стала центральным пунктом мировоззрения, позволяющим разрушать выделенное положение человека в мире и его конструктивную роль по отношению к природе. Жизнь – это поток, и человек в него включён наряду с другими живыми представителями природы. Ни о каком дуализме объекта и субъекта тут уже и речи нет.

Были и варианты наукообразного иррационализма. Характерный пример – фрейдизм. Если у Шопенгауэра и Гартмана учение об иррациональном бессознательном было далеко от науки с её точными экспериментальными методами и принципиальной повторимостью результатов, то Фрейд представил своё учение уже как результат точной, наукообразной исследовательской работы. В каком-то смысле сюда примыкает и марксизм, декларировавший примат бытия над сознанием, то есть фактически природного, витального элемента в человеке над его духовным измерением. Оба этих учения можно назвать редукционистскими, так как они сводят разнообразие проявлений духовного начала к действию некоего импульса, исходящего от натуралистическо-иррационального основания нашей личности. И этим они тоже, как и вся неклассическая философия, способствовали лишению человека права быть подлинным, «чистым» субъектом, державшим в своих руках нити управления самим собой и всей реальностью. А дальше развитие просто обязано было привести к формированию постнеклассического философствования, где реабилитируется объект, его граница с субъектом стирается, а в деятельности субъекта всегда присутствует ценностная компонента, регулирующая отношение человека к миру с позиций нравственного самоумаления.

Уже из этого небольшого экскурса видно, что базовые представления о человеке, – то, что вслед за поэтом-метафизиком Уильямом Блейком можно назвать «The Human Abstract», – подвержены историческим изменениям. Они могут трансформироваться как исходя из внутренней логики развития философии, так и исходя из необходимости конструирования субъекта, «удобного» сциентизированной науке на том или ином этапе её эволюции. Поэтому человек как таковой – такая же абстракция, как и природа как таковая.

«The Human Abstract» – это сущностные черты человека, его своеобразное «резюме», очищенное от случайного и наносного, обусловленного временем и местом. Однако ввиду нашего анализа изменений представлений о человеке, утверждение о том, что у него есть такие вот неизменяемые сущностные черты, становится проблематичным. В конце концов, есть и донаучные – религиозные, мифологические – представления о человеке, которые несовместимы с современными научными взглядами. Группа Hieronymus Bosch, назвавшая свой альбом вслед за Блейком «The Human Abstract», полагает, что в силу поступательного развития человеческого интеллекта наше представление о себе развивается, совершенствуется, и «божественное чувство больше в человеческую культуру не загрузить». То есть мы движемся от менее истинной картины человека к более истинной, по пути уточняя наши представления.

Такой взгляд совершенно не учитывает сконструированный характер того, что можно назвать «The Human Abstract», и это кажется несколько парадоксальным, учитывая, что, по мнению музыкантов, «источник человеческой морали – это философский принцип «Мыслю, следовательно, существую». То есть разум конструирует мораль, делая её принципы неизбежно относительными, но сущность самого человека как предмета постижения разума относительной почему-то не становится. И в этом можно увидеть проявление наивного позитивизма и веры в прогресс знания, которые во многом происходит от того, что позитивизм и веру в прогресс имплементировали в современную картину человека как «должное» и «необходимое».

P.S. Эссе из цикла «Философия тяжёлой музыки», посвящённое альбому «The Human Abstract» группы Hieronymus Bosch.

рассказ нейропсихолога Оливера Сакса о мире как абстракции

Рубрики : Нейронаука, Последние статьи, Психология

Become a Patron!

Где заканчивается отражение реальности, начинается представление о ней: публикуем рассказ нейропсихолога Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу», где ученый рассказывает историю талантливого профессора П., который утратил способность видеть мир и людей в их естественных пропорциях, однако сохранил обостренную музыкальность: Сакс описывает, как, лишенный «образа тела», профессор научился слышать его музыку, почему он начал функционировать, как вычислительная машина, и когда абстракция заменила для него реальность.

«Человек, который принял жену за шляпу»  — невероятная книга, написанная в 1985 году удивительным неврологом и нейропсихологом Оливером Саксом. Продолжая традицию «клинических рассказов» XIX века, в увлекательной и доступной форме Сакс описывает истории людей, которые столкнулись с теми или иными повреждением психики — от галлюцинаций до более сложных нарушений. На страницах книги можно встретить рассказы о тех, кто страдает раздвоением личности, испытывает фантомные боли, не чувствует связи со своим телом, с миром, с близкими людьми, но кто продолжает бороться за реальность и даже заниматься творчеством. Впрочем, это неудивительно — о связи гениальности и безумия мы уже писали.

Чтобы не забыть, как хрупок мир и наше сознание, Моноклер решил опубликовать рассказ Оливера Сакса об одном очень талантливом человеке, профессоре П., который однажды принял жену за шляпу (как видите, заглавие рассказа дало название всей книге).

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПРИНЯЛ ЖЕНУ ЗА ШЛЯПУ

ПРОФЕССОР П., заметная фигура в музыкальном мире, на протяжении многих лет был известным певцом, а затем преподавал музыку в консерватории. Именно там, на занятиях, впервые стали проявляться некоторые его странности. Случалось, в класс входил ученик, а П. не узнавал его, точнее, не узнавал его лица. Стоило при этом ученику заговорить, как профессор тут же определял его по голосу. Такое случалось все чаще, приводя к замешательству, смятению и испугу – а нередко и к ситуациям просто комическим. Дело в том, что П. не только все хуже различал лица, но и начинал видеть людей там, где их вовсе не было: то искренне, как мистер Магу, он принимал за ребенка и гладил по голове пожарный гидрант или счетчик на автостоянке, то обращался с дружескими речами к резным мебельным ручкам, изрядно удивляясь затем их ответному молчанию. Вначале все, да и сам П., только посмеивались над этими чудачествами, считая их просто шутками. Не он ли всегда отличался своеобразным чувством юмора и склонностью к парадоксам и проказам дзен-буддистского толка? Его музыкальные способности оставались на прежней высоте; он был здоров и чувствовал себя как никогда хорошо; промахи же его представлялись всем настолько незначительными и забавными, что их никто не принимал всерьез.

Подозрение, что тут что-то не так, впервые возникло года через три, с развитием диабета. Зная, что диабет дает осложнения на глаза, П. записался на консультацию к офтальмологу, который изучил его историю болезни и тщательно обследовал зрение. «С глазами все в порядке, – заключил специалист, – но есть проблемы со зрительными отделами мозга. Моя помощь тут не нужна, но следует показаться невропатологу». Так П. попал ко мне.

В первые же минуты знакомства стало очевидно, что никаких признаков слабоумия в обычном смысле нет. Передо мной находился человек высокой культуры и личного обаяния, с хорошо поставленной, беглой речью, с воображением и чувством юмора. Я не мог понять, почему его направили в нашу клинику.

И все же что-то было не так. Во время разговора он смотрел на меня, поворачивался ко мне, но при этом ощущалось некое несоответствие – трудно сформулировать, в чем именно. Порой казалось, что он обращен ко мне ушами, а не глазами. Взгляд его, вместо того чтобы сосредоточиваться на мне – разглядывать и обычным образом «ухватывать» видимое, неожиданно фиксировался то на моем носу, то на правом ухе, то чуть пониже на подбородке и затем снова выше, на правом глазу. Возникало впечатление, что П. узнавал и даже изучал мои отдельные черты, но не видел при этом целого лица, его изменяющихся выражений, – не видел меня целиком. Не уверен, что я тогда полностью отдавал себе в этом отчет, но чувствовалась некая дразнящая странность, некий сбой в нормальной координации взгляда и мимики. Он видел, он исследовал меня, и тем не менее…

– Так что же вас беспокоит? – спросил я наконец.

– Лично я ничего особенного не замечаю, – отвечал он с улыбкой, – но некоторые считают, что у меня не все в порядке с глазами.

– А вам как кажется?

– Явных проблем вроде нет; правда, время от времени случаются ошибки…

Тут я ненадолго вышел из кабинета, чтобы поговорить с его женой, а когда вернулся, П. тихо сидел у окна. При этом он не смотрел наружу, а, скорее, внимательно прислушивался.

– Дорожное движение, – заметил он, – уличные шумы, далекие поезда – все это вместе образует своего рода симфонию, не правда ли? Знаете, у Онеггера есть такая вещь – «Pacific 234»?

Милейший человек, подумал я. Какие тут могут быть серьезные нарушения? Не разрешит ли он себя осмотреть?

– Конечно, доктор Сакс.

Я заглушил свою (и, возможно, его) озабоченность успокоительной процедурой неврологического осмотра – мускульная сила, координация движений, рефлексы, тонус… И вот во время проверки рефлексов (слабые отклонения от нормы с левой стороны) случилась первая странность. Я снял ботинок с левой ноги П. и поскреб ему ступню ключом – обычная, хоть с виду и шутливая, проверка рефлекса, – после чего извинился и стал собирать офтальмоскоп, предоставив профессору обуваться самому. К моему удивлению, через минуту он еще не закончил.

– Нужна помощь? – спросил я его.

– В чем? – удивился он. – Кому?

– Вам. Надеть ботинок.

– А-а, – сказал он, – я и забыл про него. – И себе под нос пробормотал: – Ботинок? Какой ботинок?

Казалось, он был озадачен.

– Ваш ботинок, – повторил я. – Наверно, вам все же стоит его надеть.

П. продолжал смотреть вниз, очень напряженно, но мимо цели. Наконец взгляд его остановился на собственной ноге:

– Вот мой ботинок, да?

Может, я ослышался? Или он недосмотрел?

– Глаза, – объяснил П. и дотронулся до ноги. – Вот мой ботинок?

– Нет, – сказал я, – это не ботинок. Это нога. Ботинок – вот.

– Ага! Я так и думал, что это нога.

Шутник? Безумец? Слепец? Если это была одна из его странных ошибок, то с такими странностями мне встречаться еще не приходилось.

Во избежание дальнейших недоразумений, я помог ему обуться. Сам П. казался невозмутимым и безучастным; возможно, все это его даже слегка развлекало.

Я продолжил осмотр. Зрение было в норме: профессору не составляло труда разглядеть булавку на полу (правда, если она оказывалась слева от него, он не всегда ее замечал).

Итак, видел П. нормально, но что именно? Я открыл номер журнала «National Geographiс» и попросил его описать несколько фотографий.

Результат оказался очень любопытным. Взгляд профессора скакал по изображению, выхватывая мелкие подробности, отдельные черточки, – точно так же, как при разглядывании моего лица. Его внимание привлекали повышенная яркость, цвет, форма, которые он и комментировал по ходу дела, однако ни разу ему не удалось ухватить всю сцену целиком. Он видел только детали, которые выделялись для него подобно пятнышкам на экране радара. Ни разу не отнесся он к изображению как к целостной картине – ни разу не разглядел его, так сказать, физиогномики. У него напрочь отсутствовало представление о пейзаже и ландшафте.

Я показал ему обложку с изображением сплошной поверхности дюн в пустыне Сахара.

– Что вы тут видите?

– Вижу реку, – ответил П. – Небольшую гостиницу с выходящей на воду террасой. На террасе обедают люди. Там и сям – разноцветные зонтики от солнца.

Он смотрел (если это можно так назвать) сквозь обложку в пустоту, измышляя несуществующие подробности, словно само их отсутствие на фотографии вынуждало его воображать реку, террасу и зонтики.

Вид у меня наверняка был ошеломленный, в то время как П., похоже, полагал, что хорошо справился с задачей. На лице его обозначилась легкая улыбка. Решив, что осмотр закончен, профессор стал оглядываться в поисках шляпы. Он протянул руку, схватил свою жену за голову и… попытался приподнять ее, чтобы надеть на себя. Этот человек у меня на глазах принял жену за шляпу! Сама жена при этом осталась вполне спокойна, словно давно привыкла к такого рода вещам.

С точки зрения обычной неврологии (или нейропсихологии) все это представлялось совершенно необъяснимым. Во многих отношениях П. был совершенно нормален, но в некоторых обнаруживалась катастрофа – абсолютная и загадочная. Каким образом мог он принимать жену за шляпу и при этом нормально функционировать в качестве преподавателя музыки?

Все это нужно было обдумать, а затем обследовать П. еще раз – у него дома, в привычной обстановке.

Через несколько дней я зашел к профессору П. и его жене в гости. В портфеле у меня лежали ноты «Любви поэта» (я знал, что он любит Шумана), а также набор всякой всячины для проверки восприятия. Миссис П. провела меня в просторную квартиру, напоминающую берлинские апартаменты конца XIX века. Великолепный старинный «Безендорфер» торжественно стоял посреди комнаты, а вокруг возвышались пюпитры, лежали инструменты и ноты… В квартире были, конечно, и книги, и картины, но царила музыка. П. вошел, слегка поклонился и с протянутой для пожатия рукой рассеянно направился к антикварным напольным часам; услышав мой голос, он скорректировал направление и пожал руку мне. Мы обменялись приветствиями и поговорили о текущих концертах. Затем я осторожно спросил, не споет ли он.

– «Diechterliebe»! – вскричал П. – Но я уже не могу читать ноты. Вы сыграете?

– Попробую, – ответил я.

На замечательном старинном рояле даже мой аккомпанемент звучал пристойно, и П. предстал перед нами как немолодой, но бесконечно выразительный Фишер-Дискау, совмещавший безупречные голос и слух с тончайшей музыкальной проницательностью. Стало ясно, что наша консерватория пользуется его услугами отнюдь не из благотворительности.

Височные доли П., без сомнения, были в порядке: отделы коры его мозга, ведающие музыкальными способностями, работали безупречно. Теперь следовало выяснить, что происходит в теменных и затылочных долях, в особенности в тех зонах, где обрабатывается зрительная информация. В моем наборе для неврологического тестирования имелись правильные многогранники, и я решил начать с них.

– Что это? – спросил я П., вынимая первый.

– Куб, конечно.

– А это? – я протянул ему второй.

Он попросил разрешения осмотреть его поближе – и быстро справился с задачей:

– Это, естественно, додекаэдр. Да и на остальные не стоит тратить времени – я узнаю и икосаэдр.

Геометрические формы не представляли для него никаких проблем. А как насчет лиц? Я достал колоду карт, но и карты он тоже легко распознавал, включая валетов, дам, королей и джокеров. Правда, карты – всего лишь стилизованные изображения, и невозможно было определить, видит ли он лица или только узоры. Тогда я решил показать ему сборник карикатур, который лежал у меня в портфеле. И тут П. в основном справился хорошо. Выделяя ключевую деталь – сигару Черчилля, нос Шнозеля, он немедленно угадывал лицо. Но опять же, карикатура формальна и схематична; следовало посмотреть, как он совладает с конкретными, реалистически представленными лицами.

Я включил телевизор, убрал звук и нашел на одном из каналов ранний фильм с Бетти Дэвис. Шла любовная сцена. П. не узнал актрису, – впрочем, он мог просто не знать о ее существовании. Поражало другое: он совершенно не различал меняющихся выражений лиц – ни самой Бетти Дэвис, ни ее партнера, – несмотря на то, что в ходе одной бурной сцены они продемонстрировали целую гамму чувств: от знойного томления, через перипетии страсти, удивления, отвращения и гнева, к тающему в объятьях примирению. П. не уловил ничего. Он совершенно не понимал, что происходит и кто есть кто, не мог определить даже пол персонажей. Его комментарии по ходу сцены звучали решительно по-марсиански.

А не связаны ли трудности профессора, подумал я, с нереальностью целлулоидной голливудской вселенной? Возможно, он лучше справится с лицами, которые составляют часть его собственной жизни. На стенах квартиры висели фотографии – родственников, коллег, учеников и его самого. Я собрал снимки в стопку и, предчувствуя неудачу, стал ему показывать. То, что можно было счесть шуткой или курьезом в отношении фильма, в реальной жизни обернулось трагедией. В общем и целом П. не узнал никого – ни членов семьи, ни учеников, ни коллег, ни даже себя самого. Исключение составил Эйнштейн, которого профессор опознал по усам и прическе. Подобное же произошло и с парой других людей.

– Ага, это Пол! – заявил П., взглянув на фотографию брата. – Квадратная челюсть, большие зубы – я узнал бы его где угодно!

Но Пола ли он узнал – или же одну-две его черточки, на основании которых догадался, кто перед ним?

Если особые приметы отсутствовали, П. совершенно терялся. При этом проблема была связана не просто с познавательной активностью, с гнозисом, но с общей установкой. Даже лица родных и близких П. рассматривал так, словно это были абстрактные головоломки или тесты, – в акте взгляда не возникало никакого личного отношения, не происходило акта узревания. Вокруг него не было ни единого знакомого лица – ни одно из них он не воспринимал как «Ты», и все они виделись ему как группы разрозненных черт, как «Это». Таким образом, имел место формальный, но не личностный гнозис. Отсюда же проистекало слепое безразличие П. к выражениям лиц. Для нас, нормальных людей, лицо есть проступающая наружу человеческая личность, персона. В этом смысле П. не видел человека – ни лица, ни личности за ним.

По дороге к П. я зашел в цветочный магазин и купил себе в петлицу роскошную красную розу. Теперь я вынул ее и протянул ему. Он взял розу, как берет образцы ботаник или морфолог, а не как человек, которому подают цветок.

– Примерно шесть дюймов длиной, – прокомментировал он. – Изогнутая красная форма с зеленым линейным придатком.

– Верно, – сказал я ободряюще, – и как вы думаете, что это?

– Трудно сказать… – П. выглядел озадаченным. – Тут нет простых симметрий, как у правильных многогранников, хотя, возможно, симметрия этого объекта – более высокого уровня… Это может быть растением или цветком.

– Может быть? – осведомился я.

– Может быть, – подтвердил он.

– А вы понюхайте, – предложил я, и это опять его озадачило, как если бы я попросил его понюхать симметрию высокого уровня.

Из вежливости он все же решился последовать моему совету, поднес объект к носу – и словно ожил.

– Великолепно! – воскликнул он. – Ранняя роза. Божественный аромат!.. – И стал напевать «Die Rose, die Lilie…»

Реальность, подумал я, доступна не только зрению, но и нюху…

Я решил провести еще один, последний эксперимент. Была ранняя весна, погода стояла холодная, и я пришел в пальто и перчатках, скинув их при входе на диван. Взяв одну из перчаток, я показал ее П.

– Что это?

– Позвольте взглянуть, – попросил П. и, взяв перчатку, стал изучать ее таким же образом, как раньше геометрические фигуры.

– Непрерывная, свернутая на себя поверхность, – заявил он наконец. – И вроде бы тут имеется, – он поколебался, – пять… ну, словом… кармашков.

– Так, – подтвердил я. – Вы дали описание. А теперь скажите, что же это такое.

– Что-то вроде мешочка…

– Правильно, – сказал я, – и что же туда кладут?

– Кладут все, что влезает! – рассмеялся П. – Есть множество вариантов. Это может быть, например, кошелек для мелочи, для монет пяти разных размеров. Не исключено также…

Я прервал этот бред:

– И что, не узнаете? А вам не кажется, что туда может поместиться какая-нибудь часть вашего тела?

Лицо его не озарилось ни малейшей искрой узнавания.

Никакой ребенок не смог бы усмотреть и описать «непрерывную, свернутую на себя поверхность», но даже младенец немедленно признал бы в ней знакомый, подходящий к руке предмет. П. же не признал – он не разглядел в перчатке ничего знакомого. Визуально профессор блуждал среди безжизненных абстракций. Для него не существовало зримого мира – в том же смысле, в каком у него не было зримого «Я». Он мог говорить о вещах, но не видел их в лицо. Хьюлингс Джексон, обсуждая пациентов с афазией и поражениями левого полушария мозга, говорит, что у них утрачена способность к «абстрактному» и «пропозициональному» мышлению, и сравнивает их с собаками (точнее, он сравнивает собак с афатиками). В случае П. произошло обратное: он функционировал в точности как вычислительная машина. И дело не только в том, что, подобно компьютеру, он оставался глубоко безразличен к зримому миру, – нет, он и мыслил мир как компьютер, опираясь на ключевые детали и схематические отношения. Он мог идентифицировать схему, как при составлении фоторобота, но совершенно не ухватывал стоящей за ней реальности.

Однако обследование было еще не закончено. Все проведенные тесты пока ничего не рассказали мне о внутренней картине мира П. Нужно было проверить, затронуты ли его зрительная память и воображение. Я попросил профессора вообразить, что он подходит к одной из наших площадей с севера. Он должен был мысленно пересечь ее и рассказать мне, мимо каких зданий проходит. П. перечислил здания с правой стороны, но не упомянул ни одного с левой. Тогда я попросил его представить, что он выходит на эту же площадь с юга. Он опять перечислил только здания, которые находились справа, хотя минуту назад именно их пропустил. А вот здания, которые он только что «видел», сейчас упомянуты не были. Становилось понятно, что проблемы левосторонности, дефициты зрительного поля носили в его случае и внешний, и внутренний характер, отсекая не только часть воспринимаемого мира, но и половину зрительной памяти.

А как обстояли дела на более высоком уровне внутренней визуализации? Вспомнив, с какой почти галлюцинаторной яркостью видит Толстой своих персонажей, я стал расспрашивать П. об «Анне Карениной». Он легко восстанавливал события романа, хорошо справлялся с сюжетом, но полностью пропускал внешние характеристики и описания. Он помнил слова персонажей, но не их лица. Обладая редкой памятью, он по моей просьбе мог почти дословно цитировать описательные фрагменты, однако было ясно, что они лишены для него всякого содержания, какой бы то ни было чувственной, образной и эмоциональной реальности. Его агнозия, судя по всему, была также и внутренней.

Заметим, что все вышеупомянутое касалось только определенных типов визуализации. Способность представлять лица и описательно-драматические эпизоды была глубоко нарушена, почти отсутствовала, но при этом способность к визуализации схем сохранилась и, возможно, даже усилилась. Когда, к примеру, я предложил П. сыграть в шахматы вслепую, он без труда представил в уме доску и ходы и легко меня разгромил.

Лурия писал о Засецком, что тот полностью разучился играть в игры, но сохранил способность живого – эмоционального – воображения. Засецкий и П. жили, конечно, в мирах-антиподах, однако самое печальное различие между ними в том, что, по словам Лурии, Засецкий «боролся за возвращение утраченных способностей с неукротимым упорством обреченного», тогда как П. ни за что не боролся: он не понимал, что именно утратил, и вообще не осознавал утраты. И тут встает вопрос: чья участь трагичнее, кто более обречен – знавший или не знавший?..

Наконец обследование закончилось, и миссис П. пригласила нас к столу, где все уже было накрыто для кофе и красовался аппетитнейший набор маленьких пирожных. Вполголоса что-то напевая, П. жадно на них набросился. Не задумываясь, быстро, плавно, мелодично, он пододвигал к себе тарелки и блюда, подхватывал одно, другое – все в полноводном журчащем потоке, во вкусной песне еды, – как вдруг внезапно поток этот был прерван громким, настойчивым стуком в дверь. Испуганно отшатнувшись от еды, на полном ходу остановленный чуждым вторжением, П. замер за столом с недоумевающим, слепо-безучастным выражением на лице. Он смотрел, но больше не видел стола, не видел приготовленных для него пирожных… Прерывая паузу, жена профессора стала разливать кофе; ароматный запах пощекотал ему ноздри и вернул к реальности. Мелодия застолья зазвучала опять…

Как даются ему повседневные действия? – думал я. Что происходит, когда он одевается, идет в туалет, принимает ванну?

Я прошел за его женой в кухню и спросил, каким образом ее мужу удается, к примеру, одеться.

– Это как с едой, – объяснила она. – Я кладу его вещи на одни и те же места, и он, напевая, без труда одевается. Он все делает напевая. Но если его прервать, он теряет нить и замирает – не узнает одежды, не узнает даже собственного тела. Вот почему он все время поет. У него есть песня для еды, для одевания, для ванны – для всего. Он совершенно беспомощен, пока не сочинит песню.

Во время разговора мое внимание привлекли висевшие на стенах картины.

– Да, – сказала миссис П., – у него талант не только к пению, но и к живописи. Консерватория каждый год устраивает его выставки.

Картины оказались развешены в хронологическом порядке, и я с любопытством стал их разглядывать. Все ранние работы П. были реалистичны и натуралистичны, живо передавали настроение и атмосферу, отличаясь при этом тонкой проработкой узнаваемых, конкретных деталей. Позже, с годами, из них стали постепенно уходить жизненность и конкретность, а взамен появились абстрактные и даже геометрические и кубистические мотивы. Наконец, в последних работах, казалось, исчезал всякий смысл, и оставались лишь хаотические линии и пятна.

Я поделился своими наблюдениями с миссис П.

– Ах, вы, врачи – ужасные обыватели! – воскликнула она в ответ. – Неужели вы не видите художественного развития в том, как он постепенно отказывается от реализма ранних лет и переходит к абстракции?

Нет, тут совсем другое, подумал я (но не стал убеждать в этом бедную миссис П.): профессор действительно перешел от реализма к абстракции, однако развитие это осуществлялось не самим художником, а его патологией и двигалось в сторону глубокой зрительной агнозии, при которой разрушаются все способности к образному представлению и уходит переживание конкретной, чувственной реальности. Находившееся передо мной собрание картин складывалось в трагический анамнез болезни и в этом качестве было фактом неврологии, а не искусства.

И все же, думал я, не права ли она хотя бы отчасти? Между силами патологии и творчества происходит борьба, но, как ни странно, возможно и тайное согласие. Похоже, примерно до середины кубистического периода П. патологическое и творческое начала развивались параллельно, и их взаимодействие порождало оригинальную форму. Вполне вероятно, что, теряя в конкретном, он приобретал в абстрактном, лучше чувствуя структурные элементы линии, границы, контура и развивая в себе некую сходную с дарованием Пикассо способность видеть и воспроизводить абстрактную организацию, заложенную в конкретном, но скрытую от «нормального» глаза… Впрочем, боюсь, в последних его картинах остались лишь хаос и агнозия.

Мы вернулись в большую музыкальную гостиную с «Безендорфером», где П., напевая, доедал последнее пирожное.

– Что ж, доктор Сакс, – сказал он мне, – вижу, вы нашли во мне интересного пациента. Скажите, что со мной не так? Я готов выслушать ваши рекомендации.

– Не буду говорить о том, что не так, – ответил я, – зато скажу, что так. Вы замечательный музыкант, и музыка – ваша жизнь. Музыка всегда была в центре вашего существования – постарайтесь, чтобы впредь она заполнила его целиком.

Все это случилось четыре года назад, и с тех пор я профессора П. не видел. Но часто думал о нем – человеке, который утратил визуальность, однако сохранил обостренную музыкальность. Похоже, музыка полностью заняла у него место образа. Лишенный «образа тела», П. умел слышать его музыку. Оттого-то он так легко и свободно двигался – и оторопело замирал, когда музыка прерывалась, и вместе с ней «прерывался» внешний мир…

В книге «Мир как воля и представление» Шопенгауэр говорит о музыке как о «чистой воле». Думаю, философа глубоко поразила бы история человека, который утратил мир как представление, но сохранил его как музыкальную волю, – сохранил, добавим, до конца жизни, ибо, несмотря на постепенно прогрессирующую болезнь (массивную опухоль или дегенеративный процесс в зрительных отделах головного мозга), П. жил этой волей, продолжал преподавать и служить музыке до самых последних дней.

Иллюстрации: Jason Hibbs

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие статьи

Зачем нужны абстракции и интерфейсы

Как в старом анекдоте: про объектно-ориентированное программирование можно рассказать просто и неправильно либо сложно и неправильно. Мы попробуем рассказать про очередной аспект ООП просто. 

Зачем это: ООП — одна из главных концепций современной разработки. Она применима не к каким-то конкретным языкам, это скорее способ мышления в программировании. Если вы понимаете ООП, ваш код на любом языке будет чище, читаемее и эффективнее. 

В этой статье разберём два сложных понятия из объектно-ориентированного программирования: абстракции и интерфейсы. Это ещё одна ступень в понимании непостижимого. 

Основные идеи из ООП

• Объектно-ориентированное программирование построено вокруг объектов. Можно представить, что объект — это коробка, в которой лежат данные и функции. 
• Деление на объекты нужно для того, чтобы можно было создавать, обслуживать и переделывать части программы, не влияя на другие части и программу в целом. По-умному это называется «для повышения уровня абстракции». 
• Смысл объекта в том, что он умеет делать какие-то свои дела, и остальные объекты не должны знать, как он это делает.
• У объекта есть понятие атрибута и метода. Атрибут — это любые данные, которые хранятся в «коробке» объекта. Методы — это любые действия, которые можно совершать над объектом или внутри его. Атрибуты обычно выражаются переменными, а методы — функциями.
• Объекты необходимы, например, в компьютерных играх, где каждая штучка на игровом поле — это объект с какими-то свойствами. Или в интернет-магазине, где один объект отвечает за корзину, другой — за выкладку товара. 
• Объекты можно создавать по шаблону — такие шаблоны называются классами. 

Абстракция

Представьте, что вы попросили нескольких человек описать в общих чертах, что такое телефон и как им пользоваться: пусть это будут бабушка, мама и подруга. Бабушка вспомнит про дисковые телефоны и трубки с витым проводом. Мама расскажет про радиотелефоны, у которых есть база и есть трубка, с которой можно ходить по всей квартире, а подруга начнёт описывать мобильник.

Несмотря на то что рассказы будут сильно отличаться между собой, у них будет несколько общих моментов про телефон:

• у телефона есть трубка;
• в трубку мы говорим, из трубки — слушаем;
• можно набрать номер нужного человека и позвонить ему;
• если вам позвонят по телефону, вы это услышите и примете звонок.

Получается, что если представить абстрактный телефон, то получится такое устройство с динамиком, микрофоном и средством набора номера. 

Это и есть абстракция: когда мы описываем только самые существенные детали, которые важны для задачи. В нашем случае задача такая — понять, что такое телефон и как им пользоваться. Поэтому микрофон и динамик для этой задачи важен, а способ связи телефона с сетью — нет. Устройство набора номера важно, а то, какая мелодия играет при вызове — нет.

🔥  Абстракция — это когда мы сосредотачиваемся только на существенных для задачи деталях и игнорируем всё остальное. В ООП абстракция означает, что для каждого объекта мы задаём минимальное количество методов, полей и описаний, которые позволят нам решить задачу. Чем меньше характеристик, тем лучше абстракция, но ключевые характеристики убирать нельзя.

Чтобы работать с абстракциями, используют интерфейсы.

Интерфейс

Итак, у нас есть некое устройство с трубкой, микрофоном, динамиком и средством набора номера. Но если вы вспомните рассказы мамы, бабушки и подруги, то обнаружите вот что:

• в микрофон говорят, чтобы собеседник мог вас услышать;
• чтобы слышать самому, ухо прикладывают к динамику;
• чтобы набрать номер, нужно с помощью номеронабирателя вызвать нужную последовательность цифр;
• когда идёт вызов, слышны гудки в динамике.

Всё это — интерфейсы. Они позволяют работать с объектом, не вникая в то, как он устроен внутри. Если вы умеете работать с интерфейсом номеронабирателя, то вам всё равно, нужно ли крутить диск, нажимать физические кнопки на радиотрубке или давить пальцем на сенсорный экран. 

Такой интерфейс как бы говорит нам — я передам в телефон любые цифры, какие захочешь. Как я это сделаю внутри и как они будут обработаны — неважно, просто набери номер, а дальше телефон сам разберётся.

Интерфейсы — это действия над объектом, доступные другим объектам (поэтому они называются публичными). 

Есть ещё инкапсулированные, то есть внутренние методы. Например, у микрофона есть публичный метод «Слушать голос», и есть внутренний метод «Преобразовать голос в электрические сигналы». С его помощью он взаимодействует с другими частями нашего абстрактного телефона. Про инкапсуляцию будет отдельный материал, потому что тема большая.

Сложная терминология

Строго говоря, интерфейсы — это не действия, а методы. Сейчас объясним. 

В программировании есть операции — это простейшие действия, например, скопировать значение из одной переменной в другую. 

Из простых действий составляются функции — это когда несколько операций «склеиваются» в нечто единое. Мы даём этой склейке название и получаем функцию. Например, может быть функция «проверить правильность электронного адреса», которая состоит из нескольких десятков простых операций. 

На языке ООП функции, привязанные к объектам, называются методами. Просто такой термин. По сути это функции, то есть склеенные вместе операции. 

Итого: метод — это набор простых действий, которые склеили в единое целое и засунули в объект. 

Для чего это всё

Допустим, вы работаете в команде над большим продуктом. В таких случаях удобно разделить одну большую программу на множество мелких подпрограмм и сервисов, каждый из которых решает свою узкую задачу.

Если заранее не договориться о том, как эти компоненты обмениваются данными между собой, то может случиться то, о чём мы уже предупреждали:

• один программист делает функцию, которая отвечает за регистрацию новых пользователей;
• все остальные используют эту функцию, привыкли к её параметрам и знают, что туда нужно передавать;
• внезапно этот программист понимает, что можно запрограммировать более эффективный вариант регистрации, который будет работать гораздо быстрее;
• он полностью переписывает функцию, и в этот момент у всей команды ломается логика программы: старые вызовы не работают, потому что функция теперь принимает другие данные (или в другой последовательности).

Чтобы такого не было, поступают так:

• Один программист отвечает за регистрацию новых пользователей.
• Он делает объект «Пользователь» и прописывает ему интерфейс «Зарегистрировать».
• Также он говорит, что интерфейс «Зарегистрировать» будет принимать на вход три переменные: имя, почту и пароль.
• Теперь программист говорит остальным: «Ребята, если нужно зарегистрировать нового пользователя — используйте интерфейс Пользователь.Зарегистрировать(имя,почта,пароль)».
• Даже если внутри объекта поменяется вся логика работы, то это никак не повлияет на интерфейс — все так же смогут им пользоваться.
• А всё потому, что никому нет дела, как тот программист реализовал свою часть, если через интерфейс всё работает нормально. Неважно, как он шифрует пароль, где хранит почту, как обрабатывает имя и в какую базу данных всё это складывает. Если интерфейс работает, все остальные могут продолжать разработку.

Текст

Михаил Полянин

Редактор

Максим Ильяхов

Художник

Даня Берковский

Корректор

Ирина Михеева

Вёрстка

Мария Дронова

Соцсети

Олег Вешкурцев

4

Даже опытные программисты не всегда понимают ООП. А вы — поймёте. Приходите в Практикум, чтобы постепенно стать опытным программистом.

Прийти в Практикум

Смешение уровней абстракции закладывает бомбу в основание вашего проекта / Хабр

За годы работы архитектором я видел разных заказчиков, и одна из самых частых ошибок формулирования ТЗ и хотелок заказчика — это смешение разных уровней абстракции. Приходит человек и говорит:

— Мне нужна железка, которая будет управлять приводом дверей, и показывать на семисегментном экране текущее состояние, и обязательно с внешним сервером для удаленного управления, чтобы по TCP общалось с этим сервером, а для панели управления взять VueJS.

Вроде, понятно, что человек хочет. У кого-то даже такое ТЗ вызывает энтузиазм — человек, казалось бы, четко понимает, чего хочет. Зачастую он даже указывает на конкретные контроллеры/компоненты/фреймверки/протоколы.

И по такому заказу, безусловно, можно сделать нужную железку. И она даже будет работать, если подобранные компоненты не противоречат друг другу. Но если расчет идет не на проект, а на продукт, и его потом необходимо будет поддерживать, то гораздо полезнее потратить время и аккуратно разделить эти хотелки по уровням, понять, зачем именно такой экран, почему TCP, и причем тут VueJS. Вполне может оказаться, что это технологии, к которым заказчик испытывает приятные чувства из-за синдрома утенка. Или он просто не знает, что есть и другие типы экранов.

В данном случае, мы сначала говорим о первом уровне: устройство, управляющее приводом, с индикацией и удаленным управлением.

Потом начинаем конкретизировать требования (но не конкретные технологии).
Устройство в корпусе IP68, с питанием 230в, управляющее асинхронным приводом мощностью 800вт через частотный привод по modbus, имеющее хорошо различимый индикатор, четыре состояния которого (открыто/закрыто/в процессе/поломка) должен распознавать человек с 10 метров, имеющее удаленное управление, доступное из современных браузеров через интернет.

И только после этого можно начать подбирать под требования уровень реализации. Вот такой контроллер, вот такой rs485-трансивер, вот такой блок питания, вот такой индикатор.

Разделить эти два уровня (требований и реализации) просто — в большинстве случаев под одни и те же требования можно подобрать разные реализации, и это никак не изменит уровень требований. Уровень требований может меняться из-за того, что реализация слишком сложная дорогая, или не нравится визуально, но он не должен меняться из-за выбора контроллера, более удобного разработчику, иначе вы слишком глубоко заглянули в требованиях или просто поленились узнать, почему было сформулировано такое требование.

Скажем, заказчик хочет экран с символами по 8 сантиметров. В этот момент архитектор или руководитель продукта должен поинтересоваться, а почему именно 8 сантиметров? В большинстве случаев оказывается, что у заказчика внутри есть требование “видимость с 10 метров”, но он решил упростить задачу и высказал сразу конкретное требование. Или просто не может взглянуть абстрактно, потому что мыслит о проекте в более понятных ему объектах: абстрактное “экран, видимый с 10 метров” это сложнее, чем “большой, ну, знаешь, такой дисплей из сегментов, в коробке, я вот сюда его на стену повешу”.

Но заказчик по определению не обладает компетенцией по разработке проектов, иначе бы он не пришел к вам. И даже если он этими компетенциями обладает — он их не может применять в разработке этого конкретного проекта, потому что зачем он тогда пришел к вам?

Принимать решения в проектах должен тот, кто будет нести за них ответственность. Если заказчик не будет нести ответственность за сроки разработки кода для определенного экрана, который он выбрал, то он не должен выбирать этот экран. Задача заказчика — сказать, какие требования, по его мнению, реализует выбранная им модель экрана.

Задача человека, принимающего архитектурные решения — выбрать наиболее подходящее решение для реализации этих требований. Это может быть и светодиодный экран, и ЖК, и просто светофор из 4 цветов, и табло с наклеенными надписями.

Но архитектор не должен принимать все, что скажет заказчик, как данность: если бы таким образом можно было составить ТЗ, достаточное для разработки, то заказчику не нужны были бы посредники между ним и разработкой.

Описание требований не на том уровне архитектуры, к которому они относятся — опасная вещь, гарантированно хоронящая архитектуру проекта, низводя ее не просто до описания хотелок, а до опасной смеси газов, безопасных по одиночке, но готовых взорваться при смешивании. И реализованная по этой архитектуре система рано или поздно рванет — текущими абстракциями, сложной доработкой или падающими костылями при любом изменении функционала.

Представьте, что вы строите дом. Базовый элемент дома — кирпич. Вы не можете купить пол-кирпича, но купив пять самосвалов кирпичей, вы не купите дом. И даже сто кирпичей не превращаются в стенку. Для постройки, на самом низком уровне вам придется оперировать именно одним кирпичом, не больше и не меньше.

Но проектировать дом в кирпичах, и даже в конгломератах кирпичей — это очень плохая идея.

Во-первых, вырастает сложность. Любая память и ресурсы конечны, и лучше потратить их меньше, чем больше. Дом, в котором описано местонахождение каждого кирпича слишком сложен для восприятия, состоит из слишком многих элементов. Его трудно рисовать (вместо быстрого рисунка отдельных комнат мы вырисовываем каждый кирпич), чертежи трудно читать, 3D-модели долго рендерятся, закупочные ведомости оперируют точным количеством кирпичей вместо тонн.

Во-вторых, теряется гибкость: сдвиг одного кирпича — это уже ошибка. Мы не даем пространства для маневра на низком уровне разработки, что заставляет нас делать чужую работу, и получать сообщения о ошибках, которые нам не критичны. Если мы ставим задачу как “сделать стену из кирпичей толщиной в 30 сантиметров”, то у строителя есть возможность класть кирпичи, как ему хочется, пока это не нарушает прочность или другие ограничения. Если мы даем ему точный чертеж расположения кирпичей, то при следующей проверке накопленная разница в толщина шва в пару миллиметров даст нам ошибку в пол-сантиметра в расположении конкретного кирпича, что приведет к несоответствию стены и ее ТЗ. Иногда это ошибка, но в большинство случаев неправильное положение одного кирпича ни на что не влияет, и продиктовано обстоятельствами, которые мы при проектировании учесть не могли: например, некорректные размеры кирпичей с производства. Можно вернуть, можно построить из таких, это будет проще и дешевле. Проектирование на уровне отдельных кирпичей лишает нас этого выбора, заставляя либо соответствовать идеальному результату, либо выкидывать всю работу.

В-третьих, мы не можем перейти на другой уровень, начать думать о комнатах, пока у нас есть только бесконечно перетекающие друг в друга конгломераты кирпичей и какие-то пространства между ними. Кирпичи для нас важнее пространства между ними, оно лишь отсутствие кирпичей, а не место для жизни. Вроде, дом строится ради комнат, но каждое желание изменить стену в комнате настолько сложно, приводит к настолько большому количеству операций по перемещению кирпичей и выстраиванию нового порядка кладки, что мы почти перестаем это делать: проще согласиться с неудобной стенкой, чем постоянно перемещать кирпичи туда-сюда на плане.

В-четвертых, невыносима идея о замене базового элемента. Все построено на кирпичах, вы считаете расстояния в кирпичах, вы считаете стоимость в кирпичах, вы считаете вес в кирпичах, вы считаете теплопроводность стенки в кирпичах. Это удобно, так как не создает лишних единиц измерения, лишних абстракций. Теплопроводность в кирпичах легко переводится в расстояние, а стоимость легко выводится из расстояния.

Но за дом из других материалов браться невозможно: придется прекратить ориентироваться на кирпичи, а это рушит всю картину мира. Хотя, при правильном разделении слоев абстракции вы прекрасно спроектируете комнаты в метрах, посчитав стоимость в рублях, нагрузку на сваи в тоннах, проведете расчет теплопроводности в Вт/(м·K), и только на последнем уровне проектирования решите, что же взять — кирпичи, газобетон или бетонные панели. А если заказчику не понравится решение, поменяете его, не трогая весь остальной проект.

Работа над архитектурой — это хождение по уровням абстракции. Виденье этих уровней — это свойство, необходимое для хорошего архитектора.

Абстракция от человеческой формы

Информация в данном разделе на сайте francis-bacon.com основана на данных из Francis Bacon : Catalogue Raisonné Мартина Харрисона и Ребекки Дэниэлс, опубликованного издательством The Estate of Francis Bacon в 2016 году. следующие «Примечания для читателей» извлечены из каталога raisonné (Том 1, стр. 102 и 103) и подробно описывают методологию и размышления, лежащие в основе компиляции и представления некоторых данных, таких как названия, даты и носители.

Для читателей

Картины каталогизированы в хронологическом порядке по году их завершения: таким образом, картина, датированная 1956-57 гг., Будет найдена в 1957 году. Недокументированные картины, к которым могут быть прикреплены только приблизительные (приблизительно) даты, обычно помещаются в конце года. в котором они, как полагают, были нарисованы; от этого правила отступают, когда есть твердые доказательства того, что картина была сделана в определенный день в течение определенного года (например, «Уличная сцена (с автомобилем на расстоянии)», 1984 (84-03).

Названия картин, помещенные в кавычки, например «Фигурка с площадкой для крикета», 1982 (82-09), не использовались Бэконом или его галеристами и носят чисто описательный характер. Среди картин с описательными названиями в каталоге многие не стали известны публике до 1998 года. Некоторые из первоначально данных им названий были здесь пересмотрены; например, «Фигуры в пейзаже», c.1956 (56-11) были заменены на «Две фигуры в траве», что более логично, учитывая его связь с Фигурками в пейзаже , 1956-57. (57-01).

Медиа

В прошлом большинство картин Бэкона описывалось как «холст, масло». Но он использовал много других материалов и любил смешивать песок, пыль, волокна и пастель, например, со своими маслами. Несмотря на то, что были приложены все усилия, чтобы включить эти детали, до тех пор, пока картины не будут исследованы (и в идеале научно протестированы) со снятым стеклом, описания средств массовой информации неизбежно будут неполными.

Размеры

Размеры холста даны в британских единицах измерения, высота предшествует ширине, после чего следует метрическая система; это соответствует британскому производству полотен Бэкона.

Подписи

После 1969 года Бэкон подписывал, подписывал и датировал большинство своих картин на оборотной стороне холста: до этой даты он делал это только с перерывами. Нашей целью было записать все такие подробности, но почти наверняка есть упущения. Современная практика крепления подкладок к картинам означает, что даже при предоставлении привилегированного доступа к работам не всегда возможно осмотреть обратную сторону.

Даты фотографии

Картины обычно отправляли на фотосъемку вскоре после ухода из мастерской Бэкона.Таким образом, даты фотографий предоставляют ключевые данные в хронологии картин.

переулок

Например,

номера аллеи (аллея 106) — это номера, присвоенные каждой картине в первом резоне каталога, Рональд Элли и Джон Ротенштейн, Фрэнсис Бэкон, (Лондон: Thames & Hudson; Нью-Йорк: Viking Press, 1964).

Картины уничтоженные

Бэкон уничтожил многие сотни картин.Так называемые «разрезанные полотна» не включены (за одним исключением, Do uble Портрет Люсьена Фрейда и Франка Ауэрбаха , 1964 (64-03)) в этот каталог. Сорок таких полотен, найденных в мастерской Бэкона после его смерти, сейчас находятся в городской галерее Дублина The Hugh Lane. Маргарита Каппок опубликовала их в 2005 году под заголовком «Разрушенные полотна», что вызвало вопросы относительно намерений Бэкона в отношении разрушений. На небольших портретных полотнах он — или его друг — неизменно вырезали голову, а на больших полотнах вырезали головы и основные изобразительные элементы в количестве, достаточном для аннулирования «образа».Несомненно, Бэкон разрезал полотна так, чтобы оставить носилки нетронутыми для повторного использования, но хотя он не мог предвидеть, что потрепанные фрагменты в конечном итоге будут иметь коммерческую ценность или будут выставлены на обозрение, он мог бы сделать разрушение более полным (сжигая фрагменты, ибо пример). Его частичное разрушение было, как правило, амбивалентным, в то время как как создателю образов, которые «потерпели неудачу», коннотации насилия в том, что он поднес к ним нож, имеют явные психологические последствия.

Четыре полотна, снятые со студии Бэкона в 1978 году, появились на рынке в апреле 2007 года, а еще пять из другого источника были проданы в июне 2007 года; Шесть фрагментов холста, подаренных в 1950-х годах кембриджскому художнику Льюису Тодду, который рисовал на их загрунтованных сторонах, были проданы на аукционе в марте 2013 года.

Картины с суффиксом «D» в каталоге (например, 67-15D) уничтожены. Две из них — картины, которые были проданы и уничтожены в результате несчастных случаев, когда они находились в частной собственности; третья была повреждена и не подлежала восстановлению, когда упала в Токийский док. Другие картины с этим суффиксом в настоящем каталоге были уничтожены Бэконом, но до того, как он это сделал, были выставлены на всеобщее обозрение; поскольку их изображения доступны в каталогах, они были включены для полноты картины.

В резюмированном каталоге 1964 года, под давлением Бэкона, Рональд Элли отправил брошенные или уничтоженные картины в два приложения, классифицированных как «A» и «D». Эти компромиссные категории были отброшены в настоящем каталоге, а сохранившиеся картины помещены там, где они встречаются в хронологии. Неотъемлемой причиной отказа от использования этих категорий является то, что из девяти картин «Аллея», внесенных в список «Разрушенных» в 1964 году, четыре действительно сохранились.

Брошенные картины

30 июля 1996 года Дэвид Сильвестр написал тогдашнему владельцу «Lying Figure», гр.1953 (53–21), который был разочарован тем, что не включил его в ретроспективу Бэкона в Центре Помпиду в Париже. Он пояснил, что ни одна из картин, перечисленных в каталоге 1964 года как «Заброшенные», не рассматривалась как кандидат на включение, добавив: «Мне кажется разумным, что при жизни художника и в течение нескольких лет после его смерти должна быть проведена ретроспективная выставка. не включать работы, которые он считал заброшенными. Я думаю, что нужно по-другому относиться к тому, что художник умер несколько лет назад.Сильвестр добровольно поделился своим комментарием: «Как мы все знаем, работы, от которых отказался художник, могут по-прежнему быть произведениями большой ценности: в музеях мира есть любое количество таких работ самых разных мастеров. На мой взгляд, «Лежащая фигура» — прекрасный пример работы Бэкона ».

Вопрос «финиша» как обозначения предполагаемого состояния завершения, вероятно, менее актуален для Бэкона, чем для большинства других художников. Атеист и нигилист, единственное «завершение», которое он узнал — и его преследовали, — это смерть: закончить картину было, пожалуй, аналогично смерти.То, что он назвал так много из них «Учеба для…», не было ни прихотью, ни случайно: он был не столько предварительным, сколько открытым. Более того, если Fragment of a Crucifixion , 1950 (50-02), на котором неокрашено более половины холста, считался Бэконом «законченной» картиной, то категоризация «Лежащей фигуры» противоречит здравому смыслу. 1953 (53-21), например, как «незаконченный».

Примечания к заглавиям

Роберт Мелвилл, просматривая raisonné каталога Alley / Rothenstein 1964 года в Studio International , июль 1964 года, заметил, что Study from Innocent X , 1962 (62-2), несмотря на то, что было написано всего два года назад, уже было дано три разных (если неофициальных) титула — Red Pope , Red Pope on Dais и Red Figure on a Throne .Мелвилл сомневался, что Бэкон дал какой-либо из своих картин название «Папа», и отметил, что, когда он работал с Эрикой Браузен в Ганноверской галерее, «мы привыкли называть их« кардиналами », а не« папами »в присутствии посетителей. , чтобы никто не обиделся ». Мелвилл предсказал, что все картины в каталоге 1964 года отныне будут известны под названиями, присвоенными им Рональдом Элли. Этот принцип соблюден в настоящем каталоге. Более того, для «пост-аллейных» лет, с 1963 по 1991 год, последовательно применялись названия, установленные Bacon и Marlborough Fine Art; например, хотя Картина , 1980 (80-09) была выставлена ​​в 1999 году под описательным названием Три фигуры, одна с дробовиком , последующие исследования показали, что ее первоначальное название было Картина , и было возвращено на здесь.

Все пять работ Бэкона, включенные в его первую выставку в 1930 году, имели определенные названия. В настоящем каталоге названия картин, датируемых 1929 и 1930 годами, следуют за названиями, принятыми Элли, но они заключены в кавычки, поскольку маловероятно, что Бэкон назвал их такими, какие они есть, в их средствах массовой информации; (Элли пришлось бороться с безразличием или враждебностью Бэкона к его творчеству до 1944 года).

Самая опасная вещь на Земле — культурное землетрясение

Природа эволюционирует, чтобы восполнить пробел или преодолеть трудности.Устойчивое развитие диктует, что природа не эволюционирует чрезмерно. Тем не менее, человеческий язык и способность к рассуждению, вероятно, в 10 раз развиты сильнее, чем это необходимо для поиска пищи, спаривания и выживания. Для решения какой проблемы был создан человеческий мозг? Что это за сила, которая была создана? В чем опасность? [1]

Развивайся, чтобы выжить

Вилорог из западной части Северной Америки (Antilocapra americana) может развивать скорость до 60 миль в час. Это намного быстрее, чем нужно, чтобы убежать от хищников, таких как пумы и серые волки.От кого тогда убегает вилорог? Ответ: Призраки.

Вилорог произошел от вымершего американского гепарда (Miracinonyx). Американский гепард весил от 150 до 200 фунтов. Обычно идентифицируются два вида: M. excpectatus и M. trumani. [2] Скорость вилорога не чрезмерно развита. Вилорог эволюционировал вместе с гепардом и достаточно быстр, чтобы выжить. Изображение: Роман Евсеев. [3]

За пределами плато приматов

Приматы, такие как гориллы, шимпанзе и обезьяны, обладают всеми навыками, необходимыми для выживания в их естественных экосистемах.Что заставило род Homo развить людей (H. sapiens) и неандертальцев (Homo H. neanderthalensis)? Зачем эволюционировать от шимпанзе; наш шкафчик-примат родственник?

Я предполагаю, что род Homo эволюционировал, чтобы соревноваться внутри себя или между подвидами Homo. Неандертальцы жили в Евразии, пока не вымерли 40 000 лет назад. Люди и неандертальцы сосуществовали сотни тысяч лет и даже скрещивались друг с другом. Сегодня человечество разделяет ДНК примерно на 1-2 процента с неандертальцами.[4]

Мозг неандертальцев на самом деле больше человеческого. [5] Конкуренция между подвидами Homo может объяснить, почему человеческий мозговой язык и центры мышления больше, чем приматы. Но как люди обогнали неандертальцев?

Ученые из Стэнфорда связывают вымирание неандертальцев с болезнями человека. В новом исследовании, опубликованном в журнале Nature Communications , Гили Гринбаум и его коллеги предполагают, что сложные схемы передачи болезней могут объяснить не только то, как современные люди смогли уничтожить неандертальцев в Европе и Азии всего за несколько тысяч лет.[6]

В нашей предыстории может быть что-то, чего мы не знаем, что заставило эволюцию продолжать наращивать возможности человеческого мозга. Это не потому, что мы задавались вопросом или нам нужно было идентифицировать наши растения. Птицы и животные мигрируют на большие расстояния. Каждое животное знает свою пищу. Чего не хватает в нашей истории?

Язык большой

Все формы жизни так или иначе общаются с помощью химикатов, жестов или звуков. Человеческий язык сложнее, чем язык других видов, по глубине словарного запаса, времени, геометрии и абстрактного мышления.Человек может сказать: «Принеси мне завтра на рынок два ящика помидоров». Другой человек может понять вас и появляется с помидорами. Это сложное выражение на человеческом языке включает в себя количество, место и время.

Интересно, однако, что современный цивилизованный язык не сложнее языков коренных народов. В некоторых языках коренных народов Америки для обозначения снега больше слов, чем в английском языке. Главное новшество цивилизованных языков — письмо.

Речь и слух, чтение и письмо, а также естественные науки настолько сложны, что это может объяснить увеличение возможностей человеческого мозга.Но время неподходящее. Люди развили способность делать все это до того, как мы их использовали. Цивилизация существовала только с момента появления сельского хозяйства от 6000 до 10000 лет назад. Кора головного мозга человека не начала расширяться во время сельскохозяйственной революции. Он вырос 100 000 или 200 000 тысяч лет назад. Есть кое-что очень важное, чего мы не знаем о нашей собственной эволюции.

Быть, а не быть, вот в чем вопрос

Коренные американцы предпочли быть коренными, а не «цивилизованными».Последнее утверждение важно. Коренные народы обладали способностью быть цивилизованными, но предпочли жить в гармонии со всем живым. Они решили не приручать его.

Величие общества измеряется не тем, что оно берет, а тем, что оно оставляет. Что, если бы мы могли видеть Северную Америку такой, какой ее видели коренные народы в 1300-х годах: старовозрастные леса от моря до сияющего моря; стада и стада миллионами; прерии высотой с человека на лошади; чистая, текущая вода в сочетании с жизнью?

Что такое абстракция?

Когда кто-то употребляет амазонские галлюциногенные растительные лекарства, он действительно может увидеть другое важное различие между мозгом человека и приматов: абстракцию.В нашем «нормальном состоянии» мы не можем видеть абстракцию, мы можем только думать об этом: 2 + 2 = 4.

Абстракция — это не наука, дизайн, музыка или язык. Абстракция — это нескончаемая река фрактальной мысли, которая невидимо течет на фоне человеческого мозга.

Наш фрактальный разум существует в неокортексе, работая вместе с другими областями нашего мозга. Обширные сети и иерархические отношения управляют от 14 до 16 миллиардов нейронов в коре головного мозга, в которой находится наш неокортекс.[7]

Enter Entheogens

Entheogen — это класс психоактивных веществ, которые вызывают любой тип духовного опыта, направленный на развитие или священное использование. Термин энтеоген часто используется для противопоставления использования одних и тех же наркотиков в рекреационных целях [8]. Это паршивое определение. Кто бы это ни написал, не хочет, чтобы Википедия попала в беду. Я бы добавил дополнительные объяснения психоделиков и галлюциногенов для их духовного использования.

Давайте сосредоточимся на конкретном лекарстве: Аяуаске.Аяуаска — это энтеогенный напиток, приготовленный из винограда Banisteriopsis caapi и других ингредиентов. Отвар используется в качестве традиционного духовного лекарства в церемониях среди коренных народов бассейна Амазонки, начиная с 1000 года нашей эры. Эта мощная виноградная лоза содержит несколько алкалоидов, которые действуют как ингибиторы моноаминоксидазы (ИМАО). Другой распространенный ингредиент аяуаски — это кустарник Psychotria viridis, который содержит основное психоактивное вещество — диметилтриптамин (ДМТ). ИМАО необходимы для того, чтобы ДМТ был активен при пероральном приеме.[9]

Каждое энтеогенное лекарство имеет разное действие и предназначение. Река абстракции нашего разума течет всю нашу жизнь, но мы не можем ее видеть. Однако с аяуаской мы можем увидеть это на короткое время, когда прекращаем ввод в нашу зрительную кору, закрыв глаза. Как только мы открываем глаза, снова начинается визуальный ввод, и мы не можем видеть реку.

Вопреки некоторым письменным источникам, растительные лекарства не передают нам сообщений. Они отодвигают занавеску, чтобы показать нам, что внутри нас.Или они временно усиливают различные процессы в головном мозге. Энтеогены не показывают нам бога; мы не бог. Они открывают нас самим себе.

Аяуаска может быть источником термина «Психоделический». Река представляет собой поток самых сложных движущихся фракталов и спиралей, которые только можно представить. Цвета превосходят то, что вы когда-либо видели. Формы, подобные «Матери», появляются и исчезают. Вы, наконец, видите это, вы видите свой разум!

Ум, однажды растянутый новой идеей, никогда не возвращается к своим первоначальным размерам.

— Ральф Уолдо Эмерсон

Во время путешествия по Аяуаске наш Неокортекс загорается, как рождественская елка. Нейрорегенерация происходит с фантастической скоростью. Через 2–3 недели люди могут чувствовать ясность и спокойствие.

Энтеогенные «исследования» следует рассматривать для духовных путешествий души. Наш мозг делает больше, чем мы обычно воспринимаем. Жизнь, которая нам дается без энтеогенного обучения, подобна жизни в пещере, когда мы видим черно-белое изображение с монослышанием.В рамках цивилизованной жизни мы знаем только то, что загружается в мозг нашего биоробота. [10]

Человеческая абстракция — самая опасная вещь на Земле

Абстракция неестественна. Его нет нигде в природе. Когда мы закрываем глаза в путешествии, мы видим то, что «творит» человеческий разум. Все, что создает человеческий разум, не по природе. Это буквально математическая, геометрическая конструкция, подобная «Матрице».

Цивилизация делает людей жестоким и опасным видом.

Вы открываете глаза, смотрите в окно и, надеюсь, видите природу, лес, воду, жизнь. Когда вы закрываете глаза, вы видите фракталы ума. Контраст между Матрицей, созданной человеком, или медленным миром и миром природы разительный.

Если человек не путешествовал несколько раз с Аяуаской, это может быть сложно понять. Аяуаска не похожа на другие галлюциногены или глубокую медитацию. С помощью Аяуаски можно ненадолго увидеть равнину всего сознания, но это не главное переживание.Видеть все сознание против простого воображения — это открытие для ума.

Опасность абстрактного мышления или рассуждения человека состоит в том, что то, что человеческий разум создает каждый день, совершенно чуждо и отделено от окружающей среды. Человеческий абстрактный поток не от мира сего. Не существует; это не естественно. Человеческое мышление воображает и навязывает Земле то, чего не существует.

Нет нулевой точки для области, где встречаются человеческое тело и разум. Человеческий разум находится внутри человеческого тела и питается им, но его абстрактные мысли полностью отделены от окружающей среды.На мысли чуткого ума может влиять мир природы, но в нашей голове нет ничего, кроме мыслей.

Я не согласен с философами, которые считают, что все сознание связано в эфире. Нет сильного контроля над разумом или связи. Однако все животные представляют собой независимые программируемые биороботы определенного уровня. Подробнее читайте здесь.

Посидите немного неподвижно. Закройте глаза и представьте, как вы едете или идете пешком туда, куда вы часто бываете. Вы не можете видеть образы поездки в своей голове.Вы можете видеть только грубые метафоры или последовательность навигации, которую вы делаете, чтобы туда добраться. В твоей голове ничего нет, только абстракция. Поток того, что вы представляете или помните, не существует и никогда не будет существовать в реальной жизни. Ваше тело может куда-то пойти и воспринимать окружающую среду своими чувствами. Память — это абстракция предшествующих сенсорных входов и телесных движений.

Человеческое использование абстракции ограничено только нашим выбором. Система контроля Civilization скрывает этот выбор, чтобы заставить нас чувствовать, что у нас нет выбора.Цивилизация говорит нам, что мы должны перенаселить, приручить, потратить свой коричневый пот на смерть — от скотных дворов до вооружений и бомб. Уловка цивилизации состоит в том, чтобы заставить человечество сойти с ума; выбрать темную сторону абстракции, от которой отказываются коренные народы.

Сила фрактала в том, что вы можете построить метафору поверх метафоры, чтобы добавить бесконечную сложность. Мы переходим от каменных орудий к добыче металлов, к физике и ядерной бомбе. Поскольку иерархические фракталы неестественны, они всегда приводят к смерти.Мудрые коренные народы остановились у огня; глупые цивилизованные люди строят ядерные бомбы.

У человеческого разума есть слабость: нельзя отменить, перемотать назад, не навредить. Наша человеческая слабость в том, что мы вредим, чтобы быть цивилизованными. Ни одно животное с частью нашего мозга не может даже нанести ненужный вред. Гепард берет только одного вилорога. Остальные возвращаются к выпасу, потому что гепард никогда не берет больше, чем ему нужно.

Только люди придают смысл. Моя кошка видит карандаш как бесполезный предмет.Люди создают предметы и используют их. У коренных народов есть ограничения в использовании. Они используют предметы только в гармонии со всей жизнью. Цивилизованные люди не могут перестать создавать предметы, разрушающие жизнь.

Некоторые вещи об эволюции человеческого мозга не имеют смысла. Зачем создавать такую ​​силу абстракции, если она не нужна для выживания человека?

Зачем нужно развивать такую ​​разрушительную силу?

Почему нет возможности выключить?

Человеческая абстрактная мысль превращает каждого некоренного человека в бомбу для Земли.Объединенная в социальную организационную систему, она называется «цивилизацией». Цивилизация объединяет миллиарды людей в единую подавляющую разрушительную силу, способную изменить погоду и убить почти всю дикую жизнь на Земле всего за пару сотен лет. Человеческая абстракция мысли превосходит все ядерные бомбы; это армагедон.

Цивилизация делает людей жестоким и опасным видом.

Человеческая абстрактная мысль — самая опасная вещь на Земле, потому что она может вообразить все, что угодно, и ее нельзя отключить, пока все люди не решат уйти от цивилизации и стать коренными.

Мужская абстрактная мысль опаснее женской

Поскольку женщины обладают способностью дарить жизнь, женщины от природы более чуткие, сострадательные, заботливые, лучше слушают, лучше справляются с несколькими задачами, организованностью и работают в команде. У женщин абстрактное мышление, как и у мужчин, но они могут контролировать его и не позволять ему выходить из-под контроля. С другой стороны, мужчины не могут оценить последствия своих действий. Кажется, что мужчины не видят общей картины за пределами своих целей.При их склонности к войнам, жадности и контролю абстрактные мысли мужчин более опасны, чем женские. Чтение по теме, Женщины: могут спасти мир.

Большой мозг: больше эмоций, больше эго

Только люди развили сложный язык, потому что наш мозг больше, чем у других млекопитающих и приматов. С языком приходят слова. Слова в сочетании с большей лимбической системой создают больше эмоций с прикрепленным к ним диалогом. Люди способны создавать истории, чтобы вызывать и поддерживать эмоции.

Три проблемы, которые это создает для людей, заключаются в том, что наш разум постоянно болтает, наши эмоции усиливаются, а также усиливается наше эго. Мы слишком много думаем, слишком много переживаем и слишком много думаем о себе. Мы так много думаем о себе, что вложили слова в свое эго и называем его душой. Поскольку мы слишком сильно переживаем, мы также воображаем, что, несмотря на то, что наше тело умирает, наша душа не умирает.

У людей есть эмоции такого масштаба, как никакая другая жизнь; некоторые из них опасны: гнев, обида, предубеждения, депрессия и заниженная самооценка.Горный лев без эмоций ловит кролика, как мы ходим за продуктами. Однако человек может настолько рассердиться, что может убить другого человека и даже пойти на войну. Человеческие эмоции усугубляются тем, что мы живем в больших группах чужаков, созданных цивилизацией. Постоянное взаимодействие с незнакомыми людьми вызывает больший стресс, чем жизнь в небольшом взаимозависимом сообществе или в большой семье.

Коренным народам не нужны ни тюрьмы, ни терапевты, потому что их жизнь менее стрессовая, чем наша цивилизованная жизнь.У коренных жителей есть безопасность от колыбели до могилы, они меньше работают, и чувствуют себя в равновесии со всей жизнью. Конечно, у коренных народов есть эмоции, но что-то в их образе жизни держит их под контролем. И любовь к семье присуща всем млекопитающим.

Путь вперед — назад

Наш человеческий мозг не может биологически развиваться достаточно быстро, чтобы создать мудрость, чтобы умерить наши абстрактные мысли и подчеркнутые эмоции. Единственный способ спасти Землю и нас самих — это вернуться к тому моменту, когда все работало в последний раз, к социальной системе, в которой люди эволюционировали, чтобы жить: небольшие взаимозависимые сообщества: племена.Доказано, что множество уникальных племен с разными обычаями, но с общим уважением к Земле, удерживают человеческий разум в равновесии.

---

Вы нашли эти идеи, теперь поделитесь ими с другими! Не читайте просто одно эссе. Разместите ссылку на эти истории в своих социальных сетях. Наша речь не свободна, если важные знания скрыты поисковыми системами и основными СМИ. Оставляйте свои комментарии ниже.

Чак ​​Бёрр — автор книги «Землетрясение: Реставрационная революция». Пересмотренное четвертое издание.10 лет.

Редактор поста, Бет Браун — Бет — писательница о стиле жизни и бывшая помощница редактора новостей в газете Easley Progress. Она окончила Колумбийский колледж по специальности «Письмо и связи с общественностью». Она также певица / автор песен / музыкант, йогин, активистка и воин любви к Матери-Земле.

[1] Изображение. Наука. https://www.sciencemag.org/news/2015/11/humans-can-outlearn-chimps-thanks-more-f flexible-brain-genetics. mason01 / IStockPhoto

[2] Википедия.https://en.wikipedia.org/wiki/American_cheetah

[3] Изображение: Роман Евсеев. https://m.vk.com/other_worlds_studio?_post=-98425303_435&_post_click_type=post_owner_link&_post_click_url=%2Fother_worlds_studio&z=photo-98425303_456239131%2Falbum-98425303_2

[4] Википедия. https://en.wikipedia.org/wiki/Neanderthal

[5] Нью-Йорк Таймс. https://www.nytimes.com/2018/12/13/science/neanderthals-humans-brains-skulls.html?action=click&module=RelatedLinks&pgtype=Article

[6] Стэндфорд | Новости.https://news.stanford.edu/2019/11/07/new-theory-neanderthal-extinction/

[7] Википедия. https://en.wikipedia.org/wiki/Cerebral_cortex

[8] Википедия. https://en.wikipedia.org/wiki/Entheogen

[9] Википедия. https://en.wikipedia.org/wiki/Ayahuasca

[10] Перед использованием любого энтеогенного вещества проконсультируйтесь с врачом и юристом в вашей юрисдикции.

Нравится:

Нравится Загрузка …

Связанные

[PDF] 25 лет CNN: можем ли мы сравнить с человеческими возможностями абстракции?

ПОКАЗЫВАЕТ 1-10 ИЗ 11 ССЫЛОК

СОРТИРОВАТЬ ПО Релевантности Наибольшее влияние на статьи Недавность

Углубляясь в свертки

Мы предлагаем архитектуру глубокой сверточной нейронной сети под кодовым названием Inception, которая обеспечивает новый уровень техники для классификации и обнаружения больших объектов в ImageNet. Масштабировать визуальное распознавание… Развернуть

Сравнение машин и людей в тесте визуальной категоризации

В этой работе сравнивается эффективность человеческого и машинного обучения при отнесении изображения к одной из двух категорий, определяемых пространственным расположением составных частей, и демонстрируется, что люди воспринимают принципы разделения из горстки примеров, в то время как частота ошибок компьютерных программ сильно колеблется и остается намного ниже, чем у людей, даже после ознакомления с тысячами примеров.Расширить классификацию ImageNet

с помощью глубоких сверточных нейронных сетей

Большая, глубокая сверточная нейронная сеть была обучена классифицировать 1,2 миллиона изображений с высоким разрешением в конкурсе ImageNet LSVRC-2010 на 1000 различных классов и использовала недавно разработанный метод регуляризации под названием «выпадение» «это оказалось очень эффективным. Expand

Caffe: сверточная архитектура для быстрого встраивания функций

Caffe предоставляет ученым и практикам в области мультимедиа чистую и изменяемую структуру для современных алгоритмов глубокого обучения и коллекцию эталонных моделей для обучения и развертывания сверточных нейронных сетей общего назначения и другие глубокие модели на стандартных архитектурах.Развернуть

Обратное распространение, применяемое для распознавания рукописного почтового индекса

В этом документе показано, как ограничения из области задачи могут быть интегрированы в сеть обратного распространения через архитектуру сети, успешно примененную к распознаванию рукописных цифр почтового индекса, предоставляемых почтовой службой США. Развернуть

Адам: метод стохастической оптимизации

Эта работа знакомит с Адамом, алгоритмом градиентной оптимизации стохастических целевых функций первого порядка, основанным на адаптивных оценках моментов более низкого порядка, и обеспечивает ограничение скорости сходимости, при котором можно сожалеть. сопоставим с наиболее известными результатами в рамках интерактивной системы выпуклой оптимизации.Разверните

Распознавание образов. Spartan Books

• Распознавание образов. Spartan Books
• 1970

Углубляясь в извилины. Препринт arXiv arXiv: 1409.4842 (2014) 6 Приложение — Параметры, используемые для LeNet: итераций = 25000, базовая скорость обучения = 0

• Углубление со свертками. Препринт arXiv arXiv: 1409.4842 (2014) 6 Приложение — Параметры, используемые для LeNet: итераций = 25000, базовая скорость обучения = 0

Дегуманизация человека: абстракция или реальность?

Данная статья посвящена теме цифровизации общества с точки зрения негативного воздействия инновационных технологий на ценность и когнитивный потенциал граждан.Особое внимание авторы уделяют проблемам, стоящим перед системой высшего образования. Аргументация авторов подтверждается анализом данных публикаций с известных веб-сайтов (включая Times Higher Education, University World News и Всероссийский педагогический совет в Интернете), а также интервью со студентами, сотрудниками университета и личными наблюдениями. Исследование показало, что функционирование университетов сегодня осложняется явлениями, известными в современной науке как функциональная неграмотность или агрессивная дезинформация «цифровое слабоумие».Разработка и совершенствование методов, используемых обществом и академическим сообществом, направленных на повышение качества информационного наполнения, влияющего на интеллектуальный капитал граждан и активизацию усилий субъектов образования в процессе устранения последствий нарушения глобальными бюрократическими структурами академических прав и свобод. .

Ключевые слова: цифровизация образования, университеты, цифровая деменция, ценностный и когнитивный потенциал граждан, агрессивная дезинформация

[1] Акерлоф, Дж.(2010). Spiritus Animalis, или Как человеческая психология контролирует экономику и почему это важно для мирового капитализма. М .: Юнайтед Пресс, стр. 273.

[2] Бартон К.С. (2019). Чему мы должны учить о правах человека? Последствия международных исследований. Национальный совет по социальным исследованиям. Социальное образование, т. 83, вып. 4, стр. 212-216.

[3] Кампа, Р. (2017). Ilfascinoinquietantedell’ultraumano. TeilharddelChardin e la riszione del suopensieronella Chiesa cattolica, OrbisIdearum.Журнал истории идей, т. 5, вып. 2, стр. 73-106.

[4] Кампа, Р. (2019). Crederenelfuturo. Il latomistico del transumanesimo. Краков (Польша): Orbis Idearum Press, стр. 176.

[5] Кристенсен, К., Рейнор, М. и Макдональд, Р. (2015). Что такое прорывные инновации? Harvard Business Review, т. 93, вып. 12, стр. 44-53.

[6] Филипповская Т.В., Сердюкова А.С., Дьяконова С.А. (2019). Негативные последствия цифровизации и их отражение в аксиологической позиции учителей и учащихся.1-я Международная научно-практическая конференция по цифровой экономике (ISCDE 2019). Достижения в области экономики, бизнеса и управленческих исследований, т. 105, стр. 896-899.

[7] Четвертая промышленная революция: маяки технологий и инноваций в производстве. Получено 2 января 2019 г. с сайта https://www.weforum.org/whitepapers/fourth-industrial-revolution-beacons-oftechnology-and-innovation-in-manufacturing

[8] Freire, P. (2018). Педагогика угнетенных. Нью-Йорк: Continuum, 1970, стр.288.

[9] Совет Европы. Декларация Глобального форума по академической свободе, институциональной автономии и будущему демократии. Получено 13 октября 2019 г. с сайта https://rm.coe.int/global-forum-declarationglobal-forum-final-21-06-19-003-/16809523e5

[10] Knobel, M. (2020). Роль коммуникации в мире постправды. Получено 16 февраля 2020 г. с сайта https://www.universityworldnews.com/post.php?story=20200203141227255

[11] Ковалева Г.С. Обсуждаем результаты международной программы PISA-2018.Получено 16 февраля 2020 г. с https://ioe.hse.ru/data/2019/12/27/1525550783/%D0%9F%D1%80%D0%B5%D0%B7%D0% B5% D0% BD. % D1% 82% D0% B0% D1% 86% D0% B8% D1% 8F% 20PISA-2018% 20_24_12_2019.pptx

[12] Лин, Л. и Парк, П. (2018). Роль государственно-частного партнерства в построении умного транспортного города: пример платформы для проката велосипедов. Азиатско-Тихоокеанский журнал исследований туризма. Получено в ноябре 2018 г. с https://www.researchgate.net/publication/328883186_The_role_of_public-private_partner ship_in_constructing_the_smart_transportation_city_a_case_of_the_bike_sharing_platform

[13] Millar, C.Дж. М., Локетт, М. и Лэдд, Т. (2017). Подрыв: технологии, инновации и общество. Технологическое прогнозирование и социальные изменения. Получено в ноябре 2017 г. с сайта https: // www. researchgate.net/publication/321015457_Disruption_Technology_innovation_and_society

[14] Миллар, К. Дж. М., Локетт, М. и Лэдд, Т. (2018). Подрыв: технологии, инновации и общество. Подрывные технологии и инновации в обществе, специальный выпуск технологического прогнозирования и социальных изменений международный журнал, вып.129, стр. 254-260.

[15] Шваб К. и Дэвис Н. (2018). Технологии четвертой промышленной революции. М .: Эксмо, 320.

[16] Штокл К. (2016). Постсекулярные конфликты и глобальная борьба за традиционные ценности. Государство, религия и церковь, т. 2.

[17] Талер Р. (2017). Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать? М .: Эксмо, 368.

[18] Захаров А.Б., Капуза А.В., Адамович К. А. (2019) Основные результаты российских студентов в международном исследовании PISA 2018 и их интерпретация. Получено 16 февраля 2020 г. с сайта https://ioe.hse.ru/data/2019/12/27/1525550716/PISA%20%D0%B4%D0%BB%D1%8F%20% D1% 81% D0%. B5% D0% BC% D0% B8% D0% BD% D0% B0% D1% 80% D0% B0% 20% D0% B0% D0% B7.pptx

Кэмерон Бакнер (Хьюстонский университет): «Могут ли глубокие нейронные сети моделировать — или даже превосходить — способность абстракции человека?»

Онлайн-лекция, данные для входа ниже; Совместно с Институтом искусственного интеллекта

Резюме «Могут ли глубокие нейронные сети моделировать — или даже превосходить — способность абстракции человека?»:

За последние пять лет глубокие нейронные сети совершили подвиги, которые, по мнению скептиков, останутся недоступными для искусственного интеллекта еще как минимум несколько десятилетий.Исследователи, разработавшие эти сети, утверждают, что их успех основан на их способности создавать все более абстрактные, иерархически структурированные представления окружающей среды. Скептики глубокого обучения, однако, указывают на причудливые способы, по которым глубокие нейронные сети, похоже, терпят неудачу — особенно это видно из их ответов на «состязательные примеры», когда небольшие модификации изображений, которые незаметны или некогерентны для людей, могут резко изменить сети ». решения — утверждать, что они вообще не способны к осмысленным абстракциям.В этом выступлении я опираюсь на работу философов-эмпириков, таких как Локк и Юм, чтобы сформулировать четыре различных метода абстракции, которые глубокие нейронные сети могут применять к своим входным данным для построения общих представлений категорий. Затем я делаю обзор недавних эмпирических исследований, которые поднимают интригующую возможность: кажущаяся странная работа глубоких нейронных сетей на примерах противоборства может на самом деле иллюстрировать, что, когда мы увеличиваем их параметры за пределы биологически вероятных диапазонов, они могут использовать те же методы абстракции для обнаружения реальных и полезные свойства, которые лежат за пределами человеческого понимания.Это могло бы позволить этим сетям выйти за пределы человеческого понимания в научных областях, характеризующихся чрезвычайной сложностью, таких как физика элементарных частиц, сворачивание белков и нейробиология, но, возможно, при условии, что люди никогда не смогут полностью понять открытия искусственных систем. . В заключение я предлагаю несколько руководящих принципов для исследования этой непостижимой местности, которая содержит как опасности, так и возможности. В частности, я утверждаю, что здесь машинное обучение заново открывает классические проблемы с научными рассуждениями из философии («загадки индукции»), и что нам необходимо разработать новые методы, чтобы решить, какие непостижимые свойства являются подходящими объектами научных исследований, а какие — только отличительные артефакты обработки глубокого обучения.

Кэмерон Бакнер — доцент кафедры философии Хьюстонского университета. Он начал свою академическую карьеру в области искусственного интеллекта на основе логики. Это исследование пробудило интерес к взаимосвязи между классическими моделями рассуждений и (обычно очень разными) способами, которыми люди и животные на самом деле решают проблемы, что привело его к философской дисциплине. Он получил степень доктора философии в Университете Индианы в 2011 году и стипендию Александра фон Гумбольдта в Рурском университете Бохума с 2011 по 2013 год.Его исследовательские интересы лежат на стыке философии разума, философии науки, познания животных и искусственного интеллекта, и он ведет занятия по всем этим темам. Недавние репрезентативные публикации включают «Эмпиризм без магии: трансформационная абстракция в глубоких сверточных нейронных сетях» (2018, Synthese) и «Рациональный вывод: самые низкие границы» (2017, Философия и феноменологические исследования), последняя из которых получила премию Американской философской ассоциации. Статья Премия на период 2016–2018 гг.В настоящее время он пишет книгу о философии глубокого обучения (при поддержке Национального научного фонда).

Войти с помощью увеличения:

https://zoom.us/meeting/register/tJclc-ysrDouGNdmMjhCA3-g8eYq6rT7V8Df

Представление абстрактных семантических знаний в популяциях одиночных нейронов человека в медиальной височной доле

Abstract

Сенсорный опыт выявляет сложные паттерны активности в неокортексе.Проекции из неокортекса сходятся на медиальной височной доле (MTL), в которой распределенные паттерны неокортекса перегоняются в разреженные представления. Точная природа этих нейрональных репрезентаций до сих пор неизвестна. Здесь мы показываем, что модели активности населения в MTL регулируются высокими уровнями семантической абстракции. Мы записали единичную активность человека в MTL (4917 единиц, 25 пациентов), в то время как испытуемые просмотрели 100 изображений, сгруппированных в 10 семантических категорий по 10 образцов в каждой.Высокие уровни семантической абстракции были обозначены анализом репрезентативного сходства (RSA) паттернов, вызванных отдельными стимулами. Более того, классификаторы шаблонов, обученные декодировать семантические категории, успешно обобщенные на невидимые образцы, и классификаторы, обученные декодировать идентичность экземпляров, чаще путают образцы тех же самых с разными категориями. Таким образом, семантическая абстракция и обобщение могут быть ключом к эффективному разделению сущности опыта на разреженные репрезентации в человеческом MTL.Хотя семантическая абстракция эффективна и может облегчить обобщение знаний для новых ситуаций, она достигается за счет потери деталей и может играть центральную роль в генерации ложных воспоминаний.

Информация об авторе

Каков нейронный код сенсорного восприятия в средней височной доле человека (MTL)? Одноклеточная электрофизиология бодрствующего человеческого мозга во время мониторинга хронической инвазивной эпилепсии ранее выявила существование так называемых концептуальных клеток.Было обнаружено, что эти клетки увеличивают частоту стрельбы, например, в ответ на известного теннисиста «Роджера Федерера», произносится ли его имя компьютерным голосом или его изображение отображается на экране компьютера. Таким образом, эти нейроны, кажется, кодируют семантическое содержание стимула, независимо от сенсорной модальности, посредством которой он доставляется. Предыдущая работа была преимущественно сосредоточена на отдельных нейронах, которые были отобраны на основе их сильной реакции на конкретный стимул с использованием довольно консервативных статистических критериев.В этих исследованиях подчеркивалось, что концептуальные ячейки кодируют одно конкретное понятие по принципу «все или ничего». Здесь мы проанализировали нейронный код на уровне всей популяции нейронов без предварительного отбора. Мы провели анализ репрезентативного сходства (RSA) и анализ классификации паттернов паттернов возбуждения, вызванных визуальными стимулами (например, изображением яблока), которые можно было сгруппировать в семантические категории на нескольких уровнях абстракции («фрукты», «еда», «естественные вещи»).Мы обнаружили, что паттерны нейрональной активации содержат информацию о более высоких уровнях категориальной абстракции, а не только об уровне отдельных экземпляров. С одной стороны, нейронный код в человеческом MTL, таким образом, кажется хорошо подходящим для обобщения семантических знаний на новые ситуации; с другой стороны, он также может быть ответственным за создание ложных воспоминаний.

Образец цитирования: Reber TP, Bausch M, Mackay S, Boström J, Elger CE, Mormann F (2019) Представление абстрактных семантических знаний в популяциях одиночных нейронов человека в средней височной доле.ПЛоС Биол 17 (6): e3000290. https://doi.org/10.1371/journal.pbio.3000290

Академический редактор: Рафаэль Малах, Институт науки Вейцмана, ИЗРАИЛЬ

Поступила: 18 сентября 2018 г .; Одобрена: 10 мая 2019 г .; Опубликовано: 3 июня 2019 г.

Авторские права: © 2019 Reber et al. Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с условиями лицензии Creative Commons Attribution License, которая разрешает неограниченное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии указания автора и источника.

Доступность данных: Все соответствующие данные и пользовательский код доступны на https://github.com/rebrowski/abstractRepresentationsInMTL.git.

Финансирование: — Фонд Volkswagen (MO930 / 4-1) — Немецкий исследовательский совет (SFB1089) — Швейцарский национальный научный фонд (P300P1_161178) Финансирующие организации не играли никакой роли в дизайне исследования, сборе и анализе данных, принятии решения о публикации или подготовка рукописи

Конкурирующие интересы: Авторы заявили, что никаких конкурирующих интересов не существует.

Сокращения: MTL, медиальная височная доля; ЮАР, анализ репрезентативного сходства

Введение

Когнитивные способности, обеспечивающие гибкую адаптацию поведения, лежат в основе эволюционного успеха человеческого вида. Познание оперирует абстрактными представлениями знаний, полученных из предшествующего опыта [1]. Абстракция может иметь два разных, но связанных значения [2]. Во-первых, формирование концепта в семантической памяти требует абстракции в смысле обобщения эпизодов.Например, понятие «собака», пушистое животное, которое лает, усваивается путем извлечения закономерностей из множества встреч с различными образцами собак. Во-вторых, абстракция также может относиться к извлечению смысла из сенсорного ввода в единственном случае восприятия. Абстракция в последнем смысле варьируется от более низких, более конкретных уровней (например, обозначение восприятия как «терьер») до средних уровней («собака») и высоких, высших уровней («животное»). Абстракция и как кросс-эпизодическое обобщение, и как извлечение надрамодальной семантической информации из сенсорного ввода находятся в постоянном взаимодействии и формируют эпизодические и семантические репрезентации памяти [3,4].

Наши знания о семантических представлениях в человеческом мозгу по большей части ограничены корой головного мозга. Предполагаемые функциональные роли вовлеченных областей неокортекса соответствуют сенсорным и / или моторным характеристикам закодированной концепции [1,5]. Здесь абстрактные категории, такие как, например, живые и неживые предметы, различаются в отношении того, какие части неокортекса задействованы для их кодирования. Благодаря такой макроскопической топографической организации семантических репрезентаций в неокортексе, эти репрезентации можно исследовать с помощью довольно грубых методов визуализации, таких как функциональная магнитно-резонансная томография [5].Большие успехи были также сделаны в выяснении нейронного кода объекта и распознавания лиц на вентральном пути обработки нечеловеческих приматов, что привело к высоко абстрактному представлению в нижневисочной коре и миндалевидном теле обезьян [6,7]. Наряду с категориальными кодами влиятельные подходы также предполагают отображение семантических понятий в многомерном семантическом пространстве по таким измерениям, как «живое – неживое» или «абстрактное – конкретное» [2,8,9].

Изучение распознавания объектов и семантических репрезентаций на заключительных этапах пути вентральной обработки в медиальной височной доле (MTL) человека, включая миндалевидное тело, было общеизвестно трудным.Исследование нейрональных репрезентаций в человеческом MTL на соответствующем уровне детализации кажется невозможным с помощью неинвазивных методов визуализации, потому что — в отличие от неокортекса — большинство областей MTL не имеют семантической топографической организации [10,11]. Для этой цели были полезны исследования, проведенные в рамках мониторинга инвазивной эпилепсии с использованием дополнительных микроэлектродов для регистрации потенциалов действия отдельных единиц [10–15]. Основополагающим открытием этих исследований является то, что некоторые единицы MTL избирательно и инвариантно реагировали на различные изображения знакомого человека и даже на его письменное и произносимое имя, предполагая, что они кодируют личность этого человека и, следовательно, содержание конкретного человека. семантическое понятие по принципу «все или ничего» [13,14].Однако дальнейшие исследования подчеркнули, что нейроны MTL также могут реагировать на более широкий спектр стимулов в дифференцированной моде, в которой иногда могут быть идентифицированы более абстрактные семантические отношения между стимулами, такие как, например, принадлежность к широкой категории [9,14,15, 16]. Таким образом, вместо ответов по принципу «все или ничего» на конкретные концепции нейроны в MTL человека могут кодировать семантические признаки по непрерывным измерениям, что приводит к «кривым семантической настройки». Или, как Корнблит и Цао [6] выразились в контексте пятен на лице у приматов IT, они «[…] измеряют лиц, они еще не явно классифицируют их».

Предыдущие исследования отдельных единиц на людях часто заранее отбирали единицы на основе довольно консервативных критериев ответа, что могло привести к потенциальной переоценке ответов «все или ничего» на отдельные семантические концепции. В текущем исследовании, напротив, мы анализируем представления на уровне всей совокупности единиц, из которых мы записываем. Поступая таким образом, мы исследуем, как и на каком уровне абстракции семантическая информация, передаваемая посредством визуального ввода, кодируется в активности отдельных единиц в человеческом MTL.В отличие от предыдущих исследований, мы постоянно использовали один и тот же набор изображений для сеансов и пациентов, и изображения можно было сгруппировать на нескольких уровнях абстракции. Эта процедура в сочетании с большой выборкой пациентов с эпилепсией позволила нам записать нейронные ответы для каждого изображения в популяции нейронов беспрецедентного размера. Используя эту процедуру, мы могли охарактеризовать и сравнить природу представлений и их уровень абстракции на уровне популяции для различных регионов MTL.

Результаты

Субъектам ( N = 25; 59 сеансов) были двусторонне имплантированы глубинные электроды для мониторинга приступов в миндалине, гиппокампе, энторинальной коре и коре парагиппокампа. Испытуемым предъявлялись визуальные стимулы, изображающие объекты из 10 семантических категорий, состоящих из 10 экземпляров в каждой (100 изображений, по 10 проб в каждой). Задача испытуемых заключалась в том, чтобы с помощью нажатия кнопки указать, изображен ли искусственный или природный объект. Как и ожидалось, эта задача была очень простой, о чем свидетельствует высокая точность (медиана = 97.62%, IQR = 2,25%) и короткое время реакции (медиана = 669 мс, IQR = 146 мс).

Сначала мы проанализировали наши данные, классифицируя единицы на отвечающие и не отвечающие, в соответствии с установленным критерием (см. Раздел «Тест нейронального ответа в материалах и методах»), как и в предыдущих исследованиях [12,13] (рис. 1 и 2). Наш анализ подтверждает, что некоторые единицы в MTL реагируют только на несколько стимулов в наборе (рис. 1). Мы зарегистрировали в общей сложности 4 917 единиц, 2 009 из которых были классифицированы как отдельные единицы (41%).В миндалевидном теле мы обнаружили 1392 единицы (656 единиц [47%]), в гиппокампе — 1863 единицы (706 единиц [38%]), в энторинальной коре — 828 единиц (328 единиц [40%]) и 831 единица (319 единичных единиц [38%]) в коре парагиппокампа (рис. 2B). Подмножество из 785 единиц ответили повышенной частотой возбуждения по крайней мере на один из 100 стимулов (см. Раздел «Тест нейронального ответа» в «Материалы в методах»; рис. 2B). Селективность, определяемая количеством стимулов, вызывающих ответ для данного нейрона, была сходной в энторинальной коре, миндалевидном теле и гиппокампе, но была заметно ниже в коре парагиппокампа [12] (рис. 2С).Некоторые единицы реагировали очень избирательно, иногда только на один из стимулов в наборе (рис. 1D – 1F). В миндалевидном теле это было в 43% ответных единиц, в гиппокампе 57% и в энторинальной коре 54%. Это число было заметно ниже в коре парагиппокампа — 35%. Когда единицы реагировали на несколько стимулов, вызывающие ответ стимулы часто принадлежали к одной и той же семантической категории (рис. 1A – 1C и 1G – 1I).

Рис. 1. Отдельные нейроны выборочно реагируют на несколько стимулов в наборе.

Каждая строка соответствует данным от одного блока. Единица в первом ряду регистрировалась в левом переднем гиппокампе. Единицы во втором и третьем рядах были зарегистрированы в правой миндалине. Эти три единицы были зарегистрированы у трех разных пациентов. (A, D, G) Формы пиков изображены в виде графиков плотности с температурной шкалой. (B, E, H) Высота столбца на гистограмме указывает силу нейронных ответов на отдельные стимулы, обозначенные цветом в соответствии с высшей семантической категорией. (C, F, I) Растровые графики (начало стимула: 0 с) отображают шесть наиболее значимых ответов (серые прямоугольники указывают, что пиковый образец считается ответом нейронов на стимул; см. Раздел «Тест нейронального ответа» в материалах и методах).Обратите внимание, что отображаемые здесь изображения отличаются от тех, которые мы фактически использовали для предотвращения якобы нарушения авторских прав. Данные и сценарии, лежащие в основе этого рисунка, а также файлы изображений, которые мы фактически использовали, хранятся здесь: https://github.com/rebrowski/abstractRepresentationsInMTL.

https://doi.org/10.1371/journal.pbio.3000290.g001

Рис. 2. Вероятности ответа (RP) и избирательность.

(A) RP (см. Раздел «Расчет вероятностей ответа в материалах и методах») в процентах по различным категориям и анатомическим областям.Планки погрешностей указывают 95% доверительных интервалов, оцененных с помощью процедуры подвыборки (см. Раздел «Расчет вероятностей отклика» в материалах и методах). Звездочки наверху столбца указывают на значительное отклонение RP от RP всех других категорий в регионе (точный тест Фишера, скорректированный Бонферрони α =). (B) Обзор SU и MU и их реакции по крайней мере на один из стимулов. (C) Кумулятивные распределения селективности ответа нейронов, то есть количество вызывающих ответ изображений, идентифицированных на единицу, усеченное после 35 по оси x.Данные и сценарии, лежащие в основе этого рисунка, размещены здесь: https://github.com/rebrowski/abstractRepresentationsInMTL. AM, миндалевидное тело; ДИ — доверительный интервал; ЭК, энторинальная кора; HC, гиппокамп; MU, многоблочный; nr, не отвечает; PHC, кора парагиппокампа; r, отвечая; RP — вероятность ответа; СУ, шт.

https://doi.org/10.1371/journal.pbio.3000290.g002

Мы также рассчитали вероятности, с которыми изображения из данной категории вызвали нейронный ответ, отдельный для каждой анатомической области в MTL.С этой целью мы вычислили количество значимых ответов по всем единицам и разделили это число на общее количество стимулов и количество единиц. Наблюдаемые вероятности ответа колебались между примерно 0,25% и 2% по анатомическим областям и категориям стимулов (рис. 1D). Нейроны чаще реагировали на пищевые стимулы, чем на стимулы других категорий, что было особенно заметно в миндалевидном теле и, в меньшей степени, также в гиппокампе и энторинальной коре (рис. 2А).

Выйдя за рамки анализа реагирующих и не отвечающих единиц, мы затем рассмотрели ответы всей совокупности единиц, из которых мы записали. С помощью этого анализа мы обнаруживаем, что активность населения определяется абстрактными семантическими характеристиками стимулов. Мы исследовали популяционную активность с помощью анализа репрезентативного сходства (RSA) [9,17,18]. С этой целью мы количественно оценили каждый нейронный ответ на стимул, используя единственную шкалу Z , которая выражала среднее возбуждение во всех испытаниях стимула в течение 1000 мс после начала стимула, нормализованное с использованием распределения исходных частот возбуждения (от -500 до 0 мс относительно начала стимула) во всех испытаниях.Таким образом, реакция популяции на стимул соответствовала популяционному вектору Z баллов от всех единиц в данном регионе. Репрезентативное несходство (то есть расстояние) между двумя стимулами затем количественно определялось как 1 — коэффициент корреляции Пирсона их векторов популяции. Репрезентативные различия отображаются в виде матриц цветовых расстояний между всеми парами стимулов (рис. 3A – 3D). Анализ репрезентативного несходства показал, что модели возбуждения населения, вызванные стимулами одной и той же категории, были более похожи, чем модели, вызванные стимулами из разных категорий во всех анатомических областях (рис. 3A-3D; все p <10 ⁻⁵ ; тест случайной перестановки , Статистический вывод о матрицах несходства представлений и путаницы в разделе «Материалы и методы»).

Рис. 3. Абстрактные семантические признаки определяют репрезентативное сходство на уровне популяции.

(A – D) Матрицы репрезентативного несходства, показывающие расстояние между двумя стимулами, количественно выраженное как 1 — коэффициент корреляции Пирсона R для ответной активности всех зарегистрированных единиц. (E – H) Образцы в двумерном пространстве, полученные в результате многомерного масштабирования различий. (I – M) Дендрограммы, созданные в результате автоматизированной иерархической кластеризации. См. S3 Fig для дендрограмм, охватывающих всю ширину страницы в каждом регионе.Данные и сценарии, лежащие в основе этого рисунка, размещены здесь: https://github.com/rebrowski/abstractRepresentationsInMTL. AM, миндалевидное тело; Би, птицы; Cl, одежда; Co, компьютер; D1, размер 1; D2, размер 2; ЭК, энторинальная кора; Fl, цветы; Пт, фрукты; Фу, мебель; HC, гиппокамп; В (зеленый) — насекомые; In (фиолетовый) — инструменты; MF, искусственная пища; PHC, кора парагиппокампа; WA, дикие животные.

https://doi.org/10.1371/journal.pbio.3000290.g003

Чтобы прояснить потенциальные принципы на более высоких уровнях абстракции, мы применили многомерное масштабирование (рис. 3E – 3H) и автоматизированную иерархическую кластеризацию (рис. 3I – 3M, S3 Рис.) К этим матрицам несходства.Примечательно, что изучение дендрограмм, полученных в результате иерархической кластеризации, показало, что предвзятое отнесение стимулов к вышестоящим категориям почти полностью отражалось в репрезентативном несходстве зарегистрированной активности популяции в миндалевидном теле и гиппокампе (рис. 3I и 3K). Информация о том, что предвзятые категории совпадают с информацией, присутствующей в нейронных представлениях, подтверждается сортировкой по оси абсцисс на дендрограммах. Полное соответствие между сходством нейронов и принадлежностью к категории указывается в том, что все экземпляры категории выстраиваются рядом друг с другом на оси x после сортировки по сходству.Это относится ко всем категориям миндалины, кроме двух, в которых только один образец категории «компьютер» оказывается ближе к другим образцам из категории «музыкальные инструменты». Сходный образец сортировки образцов очевиден в гиппокампе, тогда как это не имело место в энторинальной и парагиппокампальной коре (рис. 3L и 3M). RSA для единиц, которые не показали ответа в соответствии с каким-либо стимулом в нашем наборе (в соответствии с критерием статистической реакции, используемым в этом и предыдущих исследованиях), показали аналогичные модели сходства (S1, рис.).Следовательно, репрезентативное сходство одних только неотвечающих единиц статистически значимо выше для пар внутри категорий по сравнению с парами между категориями (все p <10 ⁻⁵ ; см. Раздел «Статистика выводов по матрицам репрезентативного несходства и путаницы» в материалах и методах), предполагая, что даже небольшие вариации в скорострельности единиц MTL содержат значительный объем информации на абстрактном, категориальном уровне.

Представления, сгруппированные за пределами наших предвзятых категорий, весьма абстрактно, но содержательно.Абстрактные семантические кластеры репрезентативного сходства, возникающие из нейрональных репрезентаций, визуализируются дендрограммами, возникающими в результате иерархической кластеризации (рис. 3I – 3K) и проекциями многомерного масштабирования на двумерное пространство (рис. 3E – 3H). В миндалевидном теле мы видели пищевой кластер, который состоял из всех образцов искусственных продуктов питания и категорий фруктов. Этот пищевой кластер становится очевидным в том, что образцы из предвзятых категорий «искусственная пища» и «фрукты» близки друг к другу в двумерной проекции, созданной с помощью многомерного масштабирования (рис. 3E).Кластер животных включал в себя образцы диких животных, птиц и насекомых. Категории всех рукотворных объектов вместе составляют еще один кластер. В гиппокампе мы дополнительно наблюдали четкое разделение между искусственными и естественными объектами. Это разделение становится очевидным, если провести диагональ сверху слева направо вниз на рис. 3F, которая почти идеально отделяет рукотворные образцы от природных. Такие явно семантические принципы, управляющие репрезентативным сходством на высоком уровне абстракции, были менее очевидны в энторинальной и парагиппокампальной коре головного мозга.

Чтобы оценить, могло ли сходство физических изображений на низком уровне быть причиной этих результатов, мы вычислили четыре широко используемых статистики для сравнения физических свойств двух изображений, а именно: евклидово расстояние, среднеквадратичную ошибку, пиковое отношение сигнал / шум. значение и индекс структурного сходства. Затем мы выполнили анализ, аналогичный показанному на рис. 3, с использованием этих мер сходства изображений (S2 рис.). Этот анализ не показал появления группировки изображений более высокого порядка в соответствии с абстрактной семантикой, как это было в случае нейронных данных (рис. 3).Таким образом, мы заключаем, что физическое сходство на низком уровне не может объяснить сходство представлений в наших паттернах нейронных реакций.

Абстракция приходит на компромисс между обобщением знаний на новые ситуации и путаницей между похожими примерами. Мы использовали ответы населения, описанные выше, для обучения классификаторов паттернов (мультиклассовые модели векторных машин; см. Раздел «Декодирование идентичности и категории стимула» в разделе «Методы и материалы»). Классификатор был обучен на ответах населения половины стимулов на категорию, чтобы предсказать метку категории, а затем был протестирован вне выборки на ответах населения на другую половину стимулов.Эта процедура повторялась 100 раз со случайным разделением данных на обучающую и тестовую выборки. Успешное обобщение на нетренированные стимулы было указано с помощью высокоточной вневыборочной классификации меток категорий из ответов населения (рис. 4A; отдельные анализы для каждого субъекта, распадающиеся по анатомическим областям, см. S4 рис.). Обобщение было наилучшим с использованием популяционных ответов от единиц миндалины, промежуточным с использованием единиц гиппокампа и энторинальных единиц и наименьшим с использованием единиц парагиппокампа.Тем не менее, во всех регионах MTL обобщение намного превзошло случайные результаты.

Рис. 4. Алгоритмы классификатора образов изучают абстрактную семантическую информацию.

(A – E) Классификаторы были обучены классифицировать вышестоящую категорию из Z оценивали ответы на половину стимулов в каждой категории и тестировали из выборки на другой половине. Эффективность классификации по 100 случайным разделам данных на обучающую и тестовую выборку указана на прямоугольных диаграммах (κ Коэна). (B – I) Матрицы неточностей (строки: правильная метка; столбцы: прогнозируемая метка).(F – K) Классификаторы были обучены в половине испытаний на каждый стимул, чтобы предсказать индивидуальные особенности стимула, и протестированы на основе выборки в другой половине испытаний. Цветовые коды расширяются до 50% (B – E) и 10% (G – K) для отображения. Значения, превышающие эти максимумы (например, квадраты на главной диагонали), не разрешаются в пользу того, чтобы сделать узоры в недиагональных областях более четко видимыми. Данные и сценарии, лежащие в основе этого рисунка, размещены здесь: https://github.com/rebrowski/abstractRepresentationsInMTL.AM, миндалевидное тело; Би, птицы; Cl, одежда; Co, компьютер; ЭК, энторинальная кора; Fl, цветы; Пт, фрукты; Фу, мебель; HC, гиппокамп; В, насекомые; In, инструменты; MF, искусственная пища; PHC, кора парагиппокампа; WA, дикие животные.

https://doi.org/10.1371/journal.pbio.3000290.g004

Чтобы оценить эффективность классификации индивидуальных стимулов, мы подсчитали Z оценок популяции ответов на единичные стрельбы для каждого испытания таким же образом, как описано выше.Затем алгоритмы классификации паттернов были обучены на ответах популяции в половине испытаний для каждого стимула и протестированы вне выборки в другой половине. Опять же, производительность вне выборки оценивалась в 100 случайных делениях данных на обучающий и тестовый набор. Эффективность классификации превысила уровень случайности во всех регионах MTL (рис. 4F). Интересно, что мы обнаружили систематический образец неправильной классификации при проверке матриц неточностей (рис. 4G – 4K). Матрицы путаницы объединяют в перекрестную таблицу количество результатов классификатора по прогнозируемой метке стимула в столбцах и истинным меткам стимула в строках.Эти анализы показывают, что алгоритмы классификации паттернов, обученные декодированию индивидуальной идентичности стимулов, чаще путают стимулы из одних и тех же категорий по сравнению с разными вышестоящими категориями (рис. 4F – 4K; все регионы p <10 ⁻⁵ , тест перестановки; см. «Статистика выводов на раздел о матрицах репрезентативного несходства и путаницы в Материалах и методах; аналогичный анализ отдельно для каждого субъекта, но схлопывающийся по анатомическим областям, см. S5 Рис.).

Обсуждение

Взятые вместе, наши результаты дают новый взгляд на то, как информация кодируется в человеческом MTL.Мы демонстрируем, что, несмотря на выборочную настройку отдельных нейронов только на несколько стимулов в наборе, активность на уровне популяции определяется информацией с высокой степенью семантической абстракции. Мы обнаружили, что активность популяций аналогична в ответ на образцы одной и той же категории, и что сходство модели ответа распространяется на весьма абстрактные семантические категории. Результаты классификации шаблонов показывают высокий уровень семантической абстракции, что, с одной стороны, может быть полезно для успешного обобщения знаний на новые ситуации.С другой стороны, семантическая абстракция происходит за счет путаницы между семантически похожими стимулами.

Что касается нейронных представлений в MTL, мы демонстрируем семантический код, который охватывает несколько уровней абстракции, возникающих на уровне популяции. Эта точка зрения может помочь примирить разрозненные результаты предыдущих исследований, изучающих свойства реакции отдельных единиц [11,13,16]. Некоторые пришли к выводу, что единичная деятельность кодирует конкретные понятия, такие как, например, личность человека [13,14].Другие постулируют принадлежность к вышестоящей категории как решающую характеристику, определяющую активность подразделения [16,19]. Наше исследование может согласовать эти взгляды, поскольку анализ на уровне популяции показывает, что закодированная информация охватывает множество уровней абстракции, начиная от уровня конкретного образца до уровня предвзятых семантических категорий и далее. Анализ классификации шаблонов демонстрирует, что информация как на эталонном, так и на вышестоящем категориальном уровне может быть декодирована на основе активности населения, тогда как категориальная информация кажется преобладающей.Эти аспекты могут не стать очевидными при рассмотрении профилей ответов отдельных единиц и подчеркивают важность анализа на уровне популяции.

Кроме того, наши данные уточняют представление о разреженности кодирования в человеческом MTL. Исследования отдельных единиц на людях показывают, что очень немногие концепции управляют активностью одного нейрона [13,14,20]. Фактически, ранее было обнаружено, что значительно более 50% отвечающих единиц реагируют только на один из примерно 100 стимулов [12].Это верно для миндалевидного тела, гиппокампа и энторинальной коры, тогда как избирательность ниже в коре парагиппокампа [12]. Эти результаты привели к выводу, что MTL использует очень разреженный, почти «бабушечный» код [21]. Хотя некоторые устройства в нашем наборе данных действительно срабатывали только в ответ на один стимул в наборе, общая избирательность в нашем исследовании была ниже (см. Рис. 1F), чем сообщалось ранее [12,20]. В предыдущих исследованиях использовались наборы стимулов, адаптированные к интересам пациентов, с изображением родственников, избранных знаменитостей, а также предметы, связанные с работой и хобби [12,13].Целью этих исследований был скрининг стимулов, вызывающих реакцию, с использованием широкого спектра различных концепций, что, вероятно, привело к довольно низкому перекрытию семантических характеристик между стимулами. Наш текущий стимулирующий материал имел систематическую семантическую структуру, потому что изображения были сгруппированы в категории семантически связанных образцов. Предполагая, что активность единицы определяется довольно узкой «кривой семантической настройки», мы действительно ожидаем, что нейроны срабатывают менее избирательно, когда «семантическое расстояние» между стимулами достаточно мало.Таким образом, семантическая взаимосвязь между стимулами в наборе, по-видимому, может влиять на оценки разреженности единичных ответов в MTL.

Два предыдущих исследования применяли RSA к отдельным единицам в MTL человека. Во-первых, в 2011 году Морманн и его коллеги [17] использовали RSA в сочетании с изображениями, которые можно было сгруппировать в 3 категории, а именно: люди, животные и достопримечательности. Это исследование показало, что миндалевидное тело преимущественно активируется стимулами животных, но не исследовали семантическую природу и уровень абстракции в активности единиц миндалины.Кроме того, в статье 2015 года Морман и его коллеги [18] использовали RSA, чтобы показать, что единицы в миндалине кодируют идентификацию лица, а не направление взгляда. Опять же, анализ был сосредоточен на миндалевидном теле, и семантическая абстракция не могла быть оценена, потому что стимулы состояли из изображений лиц с взглядами, направленными в разные стороны.

Кроме того, следует критически переоценить понятие поведения реакции «все или ничего», подразумеваемое в более ранних исследованиях (например, [13,20]). Очевидно, что поведение реакции сильно зависит от точного определения используемого критерия статистической реакции.В предыдущих исследованиях использовался довольно консервативный критерий ответа, и любая деятельность, не соответствующая этому критерию, рассматривалась как фоновый шум [12,13,20]. Наш анализ показывает, что даже после исключения всех нейронов, которые показали статистические ответы на любой из представленных стимулов, информация о семантической категории все еще присутствует в активности популяции «неотзывчивых» нейронов. Таким образом, такие подпороговые ответы по этому критерию, вероятно, несут релевантную информацию о предъявленном стимуле.Например, глядя на рис. 1А и 1С, мы видим такие подпороговые отклики. Здесь единицы явно предпочитают стимулы из одной категории (например, предметы одежды в случае 1А). Однако в этой категории одни изображения вызывают всплеск активности сильнее, чем другие. Джинсовая куртка на рис. 1А является пятым по величине стимулом, вызывающим реакцию для этой единицы, но не может быть классифицирована как реакция по используемому нами критерию, на что указывает отсутствие серого прямоугольника вокруг соответствующего растрового графика.Принимая во внимание другие стимулы, вызывающие реакцию, мы, вероятно, сделаем вывод, что это может быть истинная, но подпороговая реакция. Возможно, есть некоторые единицы в наборе данных, для которых мы находим только такие подпороговые ответы, потому что почти оптимальных стимулов для этих единиц не было в нашем наборе. Таким образом, кажется, что эти подпороговые единицы несут значительный объем категориальной информации на уровне населения. Вместе эти результаты предполагают, что нейроны не кодируют идентичность концепции по принципу «все или ничего», а скорее, что образцы возбуждения могут быть лучше всего описаны как градуированные с допущением о лежащей в основе «кривой семантической настройки».

Высокие уровни абстракции в популяционной активности, наблюдаемые в этом исследовании, также могут указывать на единичный механизм в MTL для генерации ложных воспоминаний. Классически ложные воспоминания изучаются путем представления семантически связанных слов для изучения, например, «жираф», «лев», «слон» или «тигр», с последующим тестом на распознавание памяти, требующим старых – новых суждений о старых словах (например, «жираф», «лев», «слон» или «тигр»). например, «лев»), а также новые слова, которые были либо семантически связаны («леопард»), либо не связаны («клавиатура») с изучаемыми словами [22].Ложные воспоминания проявляются в более частых старых суждениях о новых словах с высокой или низкой семантической связью [22,23]. Перекрытие рекрутированных областей неокортекса соответствует перекрытию семантических признаков между изучаемыми и новыми словами, что, в свою очередь, коррелирует с вероятностью ложного воспоминания [24]. Однако кажется вероятным, что перекрытие в рекрутировании неокортикальных областей на самом деле является следствием «ложного» восстановления, инициированного гиппокампом, а не причиной ложных воспоминаний [24,25].Было показано, что гиппокамп одинаково активен во время ложных и истинных воспоминаний у людей [26], а оптогенетическая активация нейронов в гиппокампе грызунов запускает восстановление «ложных» контекстуальных воспоминаний о страхе [25]. Наши данные показывают, что путанице между семантически похожими стимулами способствует абстрактный семантический код, используемый нейронами в гиппокампе, и тем самым обеспечивает связь между поведенческой и функциональной магнитно-резонансной томографией человека по сравнению с оптогенетическими исследованиями генерации ложной памяти на грызунах [22,24– 26].

Комбинация RSA и классификации паттернов, примененная к нашим данным по одиночному нейрону, позволяет по-новому взглянуть на нейронный код семантики в MTL. Хотя мы думаем, что декодирование семантического обобщения (верхний ряд рис. 4) и анализ RSA (рис. 3) передают схожие аспекты данных, результаты декодирования ни в коем случае не являются тривиальным следствием анализа RSA. Во-первых, анализ декодирования позволяет сравнить точность декодирования для решения по образцу и по категории.Во-вторых, тот факт, что путаница внутри категории встречается чаще, чем путаница внутри категории, предлагает механистическое объяснение возникновения ложных воспоминаний. Оба эти момента не становятся очевидными из одних только результатов RSA. Эти результаты RSA, в свою очередь, показывают принципы организации семантической информации более высокого порядка в популяциях одиночных нейронов в MTL.

Наше исследование также способствует пониманию нейрональных представлений в миндалине. Мы обнаружили предпочтение единиц миндалевидного тела стимулам, изображающим пищевые продукты, что согласуется с выводами о потенциальной роли миндалевидного тела в модулировании потребления пищи, недавно опубликованными у грызунов [27], и с взглядами на роль миндалевидного тела в обработке положительных и отрицательных значений. а также релевантность стимулов [28,29].Однако также было показано, что единицы миндалины человека предпочтительно реагируют на животных [17], участвуют в обработке лиц и частей лиц [30,31] и кодируют интенсивность эмоций в выражениях лиц [32]. В более общем плане предполагается, что миндалевидное тело участвует в социальном познании [31]. Примечательно, что мы не видим предпочтения стимулам, изображающим животных в миндалевидном теле, как сообщает Морманн и его коллеги (2011) [21]. Вероятности ответа на стимулы животных в нашем исследовании сопоставимы с этим исследованием (приблизительно 1%).Морманн и его коллеги (2011), однако, сравнили стимулы животных с изображениями людей, ориентиров и объектов, которые имели значительно более низкие вероятности реакции (примерно 0,2%). Таким образом, мы можем не видеть предпочтения животных, потому что категории, с которыми мы их сравниваем (например, еда, растения, музыкальные инструменты и т. Д.), Различны. Примирить этот широкий диапазон результатов может, если принять во внимание, что миндалевидное тело представляет собой сложную и гетерогенную структуру, состоящую из множества ядер, участвующих в широком диапазоне различных функций [33], и что точное расположение микропроводов по отношению к этим ядрам невозможно. определяется с достаточной точностью на людях.

Наконец, наши данные связаны с понятиями иерархической обработки в MTL. В гиппокампе и миндалевидном теле была обнаружена сильная настройка на высоко абстрактную семантику. Оба региона получают сверхмодальный ввод с высокой степенью обработки [12,33,34]. Использование очень абстрактного семантического кода кажется правдоподобным, чтобы помочь в приписывании ценности и релевантности стимулов, функции, предположительно выполняемой в миндалевидном теле [28]. В гиппокампе высокие уровни абстракции могут способствовать эффективному и разреженному представлению больших объемов информации, закодированной в паттернах возбуждения неокортекса, для последующего кодирования эпизодических воспоминаний [35–37].Напротив, абстрактные семантические представления были менее выражены в парагиппокампальных и энторинальных нейронах. Этот вывод связан с представлениями о том, что эти структуры расположены на более низком уровне иерархии обработки в пределах MTL [12,34,38]. Здесь кора парагиппокампа действует как входная область для областей с более высоким MTL. Нейроны парагиппокампа срабатывают раньше, менее избирательно, чем в других регионах MTL [12], и отдают предпочтение изображениям с пространственной компоновкой визуального ввода [10]. Точно так же энторинальная кора передает реципрокные связи между гиппокампом и неокортексом [34], а также, как было обнаружено, участвует в пространственной обработке у людей [39,40].

Материалы и методы

Участники

В общей сложности 25 пациентам с эпилепсией (9 женщин) в возрасте от 19 до 62 лет (M = 38, SD = 13) были имплантированы глубинные электроды для мониторинга хронических приступов. В среднем они находились в палате наблюдения от 7 до 10 дней.

Заявление об этике

Исследование было одобрено Наблюдательным советом медицинских учреждений Боннского университета (инвентарный номер 095/10 для единичных записей у людей в целом и 245/11 для текущей парадигмы в частности) и соответствовало руководящим принципам Декларации. Хельсинки.Каждый пациент дал информированное письменное согласие.

Задача и стимулы

В качестве стимулов были выбраны 100 изображений из 5 искусственных и 5 природных категорий по 10 экземпляров в каждой. Эксперимент был разбит на 10 запусков. Один прогон предполагал последовательное представление всех 100 изображений в наборе в псевдослучайном порядке. Испытание включало отображение пустого экрана в течение переменной продолжительности (200–400 мс) и точки фиксации в течение 300 мс, за которым следовало изображение, которое оставалось на экране до тех пор, пока испытуемый не ответил нажатием кнопки.Испытуемые были проинструктированы нажимать клавишу со стрелкой влево или вправо, если изображение на экране изображало искусственный или природный объект, соответственно.

Электрофизиологические записи и сортировка спайков

Девять микропроводов (8 записывающих электродов с высоким импедансом, 1 эталон с низким импедансом; AdTech, Racine, WI), выступающих из стержня глубинных электродов, использовались для записи сигналов от нейронов MTL. Сигналы усиливали и записывали с помощью системы Neuralynx ATLAS (Bozeman, MT).Частота дискретизации составляла 32 кГц, и сигналы сравнивались с одним из электродов сравнения с низким импедансом. Сортировка спайков была выполнена с использованием wave_clus [41] в 33 сеансах и с использованием Combinato (https://github.com/jniediek/combinato) [42] в 26 сеансах. Различные процедуры сортировки спайков использовались в качестве описанной парадигмы, а также служили в качестве процедуры для скрининга стимулов, вызывающих реакцию, утром в день тестирования. Поэтому ручная оптимизация сортировки спайков была проведена сразу после записи.Лаборатория в целом перешла на использование Combinato по причинам, не связанным с опубликованным исследованием.

Всего в результате сортировки спайков было получено 5033 единицы, 4917 из которых были зарегистрированы в одной из рассматриваемых анатомических областей (миндалевидное тело, гиппокамп, энторинальная кора и кора парагиппокампа). Количество микропроводов на одного пациента было в среднем 71,60 (SD = 21,32) и варьировалось от 32 до 96. В среднем мы зарегистрировали 1,38 единиц на микропроволоку (SD = 0,44). Эти значения варьировались от 0,41 до 2.24 по всем 59 сеансам.

Тест нейронального ответа

Чтобы определить, ответила ли единица повышенной пиковой активностью на один из стимулов в наборе, мы вычислили бинарный тест на сумму рангов, описанный ранее [12]. Мы получили количество спайков в 19 перекрывающихся интервалах по 100 мс ([0: 100: 1000] и [50: 100: 950] мс после начала стимула) для каждого испытания, в котором было представлено данное изображение. Мы вычислили 19 тестов с суммой рангов, каждый из которых сравнивал распределение количества всплесков в одном из 19 бинов с распределением количества всплесков в базовом интервале (от -500 до 0 мс) всех испытаний в сеансе.Полученные 19 значений p были скорректированы для множественных сравнений с использованием процедуры Саймса. Стимул был классифицирован как вызывающий нейронный ответ в единице, когда одно или несколько из этих 19 p -значений были ниже α = 0,001. Кроме того, мы учитывали только увеличение темпов стрельбы. Кроме того, нейронные ответы считались таковыми только в том случае, если по крайней мере один всплеск в период ответа был зарегистрирован в более чем 5 из 10 испытаний на изображение и если средняя частота импульсов во время окна ответа (от 0 до 1000 мс) была выше 2 Гц.

Расчет вероятностей ответа

Мы подсчитали нейронные ответы во всех сеансах, отдельно для вышестоящей категории и анатомического расположения. Чтобы сделать эти значения сопоставимыми по анатомическим областям и с предыдущей работой [17], мы рассчитали вероятности ответа путем нормализации этих значений на количество единиц в анатомической области и общее количество предъявленных стимулов (100). Вероятности ответа рассчитывались для каждой из четырех представляющих интерес анатомических областей.Таким образом, они представляют эмпирическую вероятность того, что единица в данной анатомической области отреагирует на стимул из данной семантической категории.

Мы получили меры дисперсии этих вероятностей отклика с помощью процедуры подвыборки. Мы отобрали 2000 случайных подвыборок из 700 единиц без замены из каждого региона и вывели 95% доверительный интервал из полученных распределений вероятностей ответа для каждой категории стимулов.

Точный тест Фишера на вероятности ответа был проведен для каждой категории и каждой анатомической области.С этой целью данные были упорядочены в таблице сопряженности 2 × 2 частот значимых и незначимых нейронных ответов в вышестоящей интересующей категории и частоты значимых и незначительных нейронных ответов во всех других вышестоящих категориях.

Анализ несходства представлений

Чтобы оценить несходство между нейронными представлениями категорий стимулов, частота возбуждения в течение периода ответа (от 0 до 1000 мс после начала стимула) каждого стимула была выражена как Z баллов с использованием среднего и стандартного отклонения частоты возбуждения в базовой линии. интервал от -500 мс до начала стимула (0) во всех испытаниях.Эти оценки Z были организованы в матрицу из N _S × N _U , где N _U — количество записанных единиц, а N _S — количество стимулов в наборе (100). Репрезентативное несходство между парой стимулов рассчитывалось с использованием коэффициента корреляции 1 — Пирсона (1 — R ) векторов с оценками Z , соответствующих активности популяции, вызванной двумя стимулами в паре [9,17].Чтобы оценить репрезентативное несходство на уровне отдельных испытаний, мы вычислили Z баллов для каждого испытания в эксперименте. Эти оценки Z были организованы в матрицу из N _T × N _U , где N _U — количество записанных единиц, а N _T количество испытаний в рамках парадигмы (1000).

Иерархическая кластеризация для дендрограмм на рис. 3 была выполнена с использованием метода невзвешенного среднего расстояния на корреляционных расстояниях.

Расшифровка идентификатора и категории стимула

Мы использовали матрицы баллов Z , описанные выше ( N _T × N _U ), чтобы оценить эффективность классификации образов. Мы использовали функцию fitcecoc.m из MATLAB (MathWorks; www.mathworks.com) статистики и набора инструментов для машинного обучения. Эта функция использовалась для обучения мультиклассовой модели выходных кодов с исправлением ошибок машин линейных опорных векторов для двоичного выбора.Машины двоичных опорных векторов были указаны в соответствии со схемой кодирования «один против всех», в которой для каждого двоичного классификатора один класс является положительным, а остальные — отрицательными. Классификатор был обучен предсказывать метку идентичности стимула из отдельных испытаний ( N _T × N _U ). Производительность вне выборки оценивалась для 100 псевдослучайных делений данных на обучающий и тестовый набор (50% задержки для теста). Чтобы проверить семантическое обобщение для «невидимых» членов категории, дополнительные классификаторы были обучены на средних ответах ( N _S × N _U ) половины стимулов, чтобы узнать ярлыки категорий и протестировано на другой половине стимулов.Опять же, производительность вне выборки оценивалась для 100 псевдослучайных делений данных на обучающий и тестовый набор. Эффективность классификации оценивалась количественно, где P _O — наблюдаемое совпадение, а P _C — случайное совпадение. На рис. S4 и рис. На S5 показаны те же анализы, повторяющиеся отдельно для каждого субъекта, но различающиеся по регионам.

Статистика вывода по матрицам несходства представлений и путаницы

Чтобы оценить, было ли несходство (1 — R) значительно различается внутри и между образцами вышестоящих категорий, мы реализовали процедуру перетасовки меток.Для этого мы установили несходство между всеми парами стимулов в матрицах формата N _S × N _U . Затем мы выбрали набор индексов для элементов в этих матрицах, которые соответствуют несходству внутри категории. Был выбран другой набор показателей, соответствующий различию категорий. Затем мы вычислили U-критерий Манна-Уитни с гипотезой о том, что различие внутри категорий ниже, чем различие между категориями.На основе этого теста мы получили статистику теста (сумму рангов) исходных присвоений меток (несходство внутри категорий или между категориями) данным. Мы повторили этот тест 10 ⁵ раз со случайным перемешиванием присвоений меток данным, то есть индексы матрицы, соответствующие парам внутри и между категориями, были рандомизированы и, следовательно, в основном ложны. Из этих 10 ⁵ тестов со случайными метками мы сохранили распределение результирующих тестовых статистик (ранговые суммы).Сообщенные значения p отражают процентиль тестовой статистики, которая получила правильные присвоения меток данным в рамках распределения тестовой статистики, полученной с помощью случайно помеченных данных. Та же процедура была проведена для матриц неточностей, полученных из классификации шаблонов. Обратите внимание, что матрицы несходства были симметричными, а матрицы неточностей — нет. Поэтому мы вычислили статистику различия только для треугольных матриц.

Вспомогательная информация

S1 Рис.Репрезентативное сходство только неотвечающих единиц показывает аналогичные закономерности, как и для всех единиц (см. Рис. 2).

(A – D) Матрицы репрезентативного несходства, показывающие расстояние между двумя стимулами, количественно выраженное как 1 — коэффициент корреляции Пирсона ( R ) для активности реакции всех зарегистрированных единиц. (E – H) Образцы в двумерном пространстве, полученные в результате многомерного масштабирования различий. (I – M) Дендрограммы, созданные в результате автоматизированной иерархической кластеризации. Данные и сценарии, лежащие в основе этого рисунка, размещены здесь: https: // github.com / rebrowski / abstractRepresentationsInMTL.

https://doi.org/10.1371/journal.pbio.3000290.s001

(TIF)

S2 Рис. Меры сходства изображений были вычислены для каждой пары изображений и подвергнуты тому же анализу, что и сходство нейронов (рис. 3).

Сходство изображений было рассчитано с использованием евклидова расстояния (A, E, I), среднеквадратичной ошибки (B, F, K), индекса структурного сходства (ssi) (обратите внимание, что мы отображаем ssi, вычтенное из максимального ssi до измерить расстояние) и пиковое отношение сигнал / шум (psnr) (опять же, мы отображаем max (pnsr) — pnsr, чтобы получить расстояние, а не сходство).Данные и сценарии, лежащие в основе этого рисунка, размещены здесь: https://github.com/rebrowski/abstractRepresentationsInMTL. pnsr — пиковое отношение сигнал / шум; ssi, индекс структурного подобия.

https://doi.org/10.1371/journal.pbio.3000290.s002

(TIF)

S4 Рис. Семантическое обобщение декодирования, отдельно для каждого предмета.

Аналог, показанный на рис. 4. Показаны матрицы неадекватности анализа декодирования, основанные на данных каждого отдельного субъекта, свернутые по анатомическим областям и сеансам (см. Раздел «Декодирование идентичности и категории стимула» в материалах и методах).Декодеры были обучены предсказывать метку категории стимулов, обучены на данных половины стимулов в каждой категории. Точности вне выборки в 100 случайных подразделениях данных на обучающие и тестовые наборы для каждого из 25 субъектов показаны на прямоугольных диаграммах под матрицами неточностей. Обратите внимание, что блоки точности декодирования выше уровня вероятности (пунктирная линия, 10%) по всем предметам. Успешное декодирование вне выборки на новых образцах категории указывает на абстрактный семантический код, реализованный в нейронном возбуждении областей MTL.Данные и сценарии, лежащие в основе этого рисунка, размещены здесь: https://github.com/rebrowski/abstractRepresentationsInMTL. MTL, медиальная височная доля.

https://doi.org/10.1371/journal.pbio.3000290.s004

(TIF)

S5 Рис. Расшифровка идентификатора стимула из испытаний на каждого испытуемого.

Аналог, показанный на рис. 4. Показаны матрицы неадекватности анализа декодирования, основанные на данных каждого отдельного субъекта, свернутые по анатомическим областям и сеансам (см. Раздел «Декодирование идентичности и категории стимула» в материалах и методах).Декодеры были обучены предсказывать обозначения стимулов и обучены на данных половины испытаний для каждого стимула. Точности вне выборки в 100 случайных подразделениях данных на обучающие и тестовые наборы для каждого испытуемого изображены на прямоугольных диаграммах под матрицами неточностей. Обратите внимание, что блоки точности декодирования выше вероятности (пунктирная линия, 1%) для всех испытуемых и что путаница между стимулами чаще возникает внутри, а не между категориями. Данные и сценарии, лежащие в основе этого рисунка, размещены здесь: https: // github.com / rebrowski / abstractRepresentationsInMTL.

https://doi.org/10.1371/journal.pbio.3000290.s005

(TIF)

Благодарности

Мы благодарим К. Хён Тэ и А. Махарджана за помощь в сортировке спайков, а также Дж. Макке и Б. Старезину за комментарии к рукописи. Благодарим всех пациентов за участие.

Список литературы

1. 1. Паттерсон К., Нестор П.Дж., Роджерс Т.Т. Откуда ты знаешь то, что знаешь? Представление семантических знаний в человеческом мозге.Nat Rev Neurosci. 2007; 8: 976–987. pmid: 18026167
2. 2. Йи Э., Джонс М.Н., Макрей К. Семантическая память. В: Wixted JT, Thompson-Schill SL, редакторы. Справочник Стивенса по экспериментальной психологии и когнитивной нейробиологии. 4-е изд. Нью-Йорк: Уайли; 2017.
3. 3. Kumaran D, McClelland JL. Обобщение через повторяющееся взаимодействие эпизодических воспоминаний: модель системы гиппокампа. Psychol Rev.2012; 119: 573–616. pmid: 22775499
4. 4. Тененбаум Дж. Б., Кемп С., Гриффитс Т. Л., Гудман Н. Д..Как развить разум: статистика, структура и абстракция. Наука. 2011; 331: 1279–1285. pmid: 21393536
5. 5. Huth AG, де Хир WA, Griffiths TL, Theunissen FE, Gallant JL. Естественная речь раскрывает семантические карты, покрывающие кору головного мозга человека. Природа. 2016; 532: 453–458. pmid: 27121839
6. 6. Kornblith S, Tsao DY. Как мысли возникают из взглядов: нижневременный и префронтальный вклад в зрение. Curr Opin Neurobiol. 2017; 46: 208–218. pmid: 28942219
7. 7.Чанг Л., Цао Д.Ю. Код идентификации лица в мозге приматов. Клетка. 2017; 169: 1013–1028.e14. pmid: 28575666
8. 8. Huth AG, Nishimoto S, Vu AT, Gallant JL. Непрерывное семантическое пространство описывает представление тысяч категорий объектов и действий в человеческом мозгу. Нейрон. 2012; 76: 1210–1224. pmid: 23259955
9. 9. Kriegeskorte N, Mur M, Ruff DA, Kiani R, Bodurka J, Esteky H, et al. Сопоставление категориальных представлений объектов в нижней височной коре человека и обезьяны.Нейрон. 2008; 60: 1126–1141. pmid: 19109916
10. 10. Морманн Ф., Корнблит С., Серф М., Изон М.Дж., Красков А., Тран М. и др. Выборочное кодирование сцен отдельными нейронами в коре парагиппокампа человека. Proc Natl Acad Sci. 2017; 114: 1153–1158. pmid: 28096381
11. 11. Де Фалько Э., Изон М.Дж., Фрид И., Квиан Кирога Р. Долгосрочное кодирование личных и универсальных ассоциаций, лежащих в основе сети памяти в человеческом мозге. Nat Commun. 2016; 7: 13408. pmid: 27845773
12. 12.Морманн Ф., Корнблит С., Куиан Кирога Р., Красков А., Серф М., Фрид И. и др. Задержка и избирательность отдельных нейронов указывают на иерархическую обработку в средней височной доле человека. J Neurosci. 2008. 28: 8865–8872. pmid: 18768680
13. 13. Quian Quiroga R, Reddy L, Kreiman G, Koch C, Fried I. Инвариантное визуальное представление одиночными нейронами в человеческом мозге. Природа. 2005; 435: 1102–1107. pmid: 15973409
14. 14. Куиан Кирога Р., Красков А., Кох С., Фрид И.Явное кодирование мультимодальных восприятий одиночными нейронами в человеческом мозге. Curr Biol. 2009. 19: 1308–1313. pmid: 19631538
15. 15. Валдез А.Б., Папеш М.Х., Трейман Д.М., Смит К.А., Голдингер С.Д., Штайнмец П.Н. Распределенное представление визуальных объектов одиночными нейронами в мозге человека. J Neurosci. 2015; 35: 5180–5186. pmid: 25834044
16. 16. Крейман Г., Кох С., Фрид И. Специфичные для категорий зрительные реакции отдельных нейронов в средней височной доле человека.Nat Neurosci. 2000; 3: 946–953. pmid: 10966627
17. 17. Морманн Ф., Дюбуа Дж., Корнблит С., Милосавлевич М., Серф М., Изон М. и др. Категория-специфическая реакция на животных в правой миндалине человека. Nat Neurosci. 2011; 14: 1247–1249. pmid: 21874014
18. 18. Mormann F, Niediek J, Tudusciuc O, Quesada CM, Coenen VA, Elger CE и др. Нейроны миндалины человека кодируют личность лица, но не направление взгляда. Nat Neurosci. 2015; 18: 1568–1570. pmid: 26479589
19. 19.Красков А., Кирога Р.К., Редди Л., Фрид И., Кох К. Потенциалы местного поля и пики в медиальной височной доле человека являются селективными для категории изображений. J Cogn Neurosci. 2007; 19: 479–492. pmid: 17335396
20. 20. Вейдо С., Красков А., Кирога Р. К., Фрид И., Кох К. Редкое представительство в медиальной височной доле человека. J Neurosci. 2006; 26: 10232–10234. pmid: 17021178
21. 21. Quian Quiroga R, Kreiman G, Koch C, Fried I. Редкое, но не «бабушкин-клеточное» кодирование в медиальной височной доле.Trends Cogn Sci. 2008; 12: 87–91. pmid: 18262826
22. 22. Roediger HL, McDermott KB. Создание ложных воспоминаний: запоминание слов, не представленных в списках. J Exp Psychol Learn Mem Cogn. 1995; 21: 803–814.
23. 23. Montefinese M, Zannino GD, Ambrosini E. Семантическое сходство между старыми и новыми элементами вызывает ложные срабатывания в памяти распознавания. Psychol Res. 2015; 79: 785–794. pmid: 25267547
24. 24. Чедвик М.Дж., Анджум Р.С., Кумаран Д., Шактер Д.Л., Спайерс Г.Дж., Хассабис Д.Семантические представления во временном полюсе предсказывают ложные воспоминания. Proc Natl Acad Sci. 2016; 113: 10180–10185. pmid: 27551087
25. 25. Рамирес С., Лю X, Лин П-А, Су Дж., Пигнателли М., Редондо Р. Л. и др. Создание ложной памяти в гиппокампе. Наука. 2013; 341: 387–391. pmid: 23888038
26. 26. Кабеза Р., Рао С.М., Вагнер А.Д., Майер А.Р., Шактер Д.Л. Могут ли средние области височной доли отличить истинное от ложного? Событийное функциональное МРТ-исследование достоверной и иллюзорной памяти распознавания.Proc Natl Acad Sci. 2001; 98: 4805–4810. pmid: 11287664
27. 27. Дуглас А.М., Кучукдерели Х., Понсер М., Маркович М., Грюндеманн Дж., Штробель С. и др. Цепи центральной миндалины регулируют потребление пищи посредством механизма положительной валентности. Nat Neurosci. 2017; предварительная онлайн-публикация. pmid: 28825719
28. 28. Мюррей EA. Миндалевидное тело, награда и эмоции. Trends Cogn Sci. 2007. 11: 489–497. pmid: 17988930
29. 29. Морманн Ф., Бауш М., Книлинг С., Фрид И.Нейроны левой миндалины человека автоматически кодируют субъективную ценность независимо от задачи. Cereb Cortex. 2017; 1–8.
30. 30. Рутисхаузер У., Тудущук О., Ван С., Мамелак А.Н., Росс И.Б., Адольфс Р. Корреляты одного нейрона атипичной обработки лица при аутизме. Нейрон. 2013; 80: 887–899. pmid: 24267649
31. 31. Рутисхаузер У., Мамелак А.Н., Адольфс Р. Миндалины приматов в социальном восприятии — инсайты из электрофизиологических записей и стимуляции. Trends Neurosci.2015; 38: 295–306. pmid: 25847686
32. 32. Ван С., Тудущук О., Мамелак А.Н., Росс И.Б., Адольфс Р., Рутисхаузер Ю. Нейроны в миндалине человека, избирательные для воспринимаемых эмоций. Proc Natl Acad Sci. 2014; 111: E3110 – E3119. pmid: 24982200
33. 33. Леду Дж. Миндалевидное тело. Curr Biol CB. 2007; 17: R868–874. pmid: 17956742
34. 34. Lavenex P, Amaral DG. Гиппокамп-неокортикальное взаимодействие: иерархия ассоциативности. Гиппокамп. 2000. 10: 420–430.pmid: 10985281
35. 35. Макклелланд Дж. Л., Макнотон Б. Л., О’Рейли Р. К.. Почему существуют дополнительные системы обучения в гиппокампе и неокортексе: выводы об успехах и неудачах коннекционистских моделей обучения и памяти. Psychol Rev.1995; 102: 419–457. pmid: 7624455
36. 36. Тейлер Т.Дж., Руди Дж.В. Теория индексации гиппокампа и эпизодическая память: обновление индекса. Гиппокамп. 2007. 17: 1158–1169. pmid: 17696170
37. 37. Treves A, Rolls ET.Вычислительный анализ роли гиппокампа в памяти. Гиппокамп. 1994; 4: 374–391. pmid: 7842058
38. 38. Reber TP, Faber J, Niediek J, Boström J, Elger CE, Mormann F. Однонейронные корреляты сознательного восприятия в средней височной доле человека. Curr Biol. 2017; 27: 2991–2998.e2. pmid: 28943091
39. 39. Джейкобс Дж., Вайдеманн CT, Миллер Дж. Ф., Солуэй А., Берк Дж., Вей Х-Х и др. Прямые записи сетевой нейронной активности в пространственной навигации человека.Nat Neurosci. 2013; 16: 1188–1190. pmid: 23912946
40. 40. Уотроус А.Дж., Миллер Дж., Касим С.Е., Фрид И., Джейкобс Дж. Фазонастроенное возбуждение нейронов кодирует человеческие контекстные представления для навигационных целей. eLife. 2018; 7: e32554. pmid: 29932417
41. 41. Quian Quiroga R, Nadasdy Z, Ben-Shaul Y. Неконтролируемое обнаружение и сортировка всплесков с помощью вейвлетов и суперпарамагнитной кластеризации. Neural Comput. 2004; 16: 1661–1687. pmid: 15228749
42. 42. Niediek J, Boström J, Elger CE, Mormann F.Надежный анализ единичных записей человеческого мозга в шумных условиях: отслеживание нейронов в течение нескольких часов. PLoS ONE. 2016; 11: e0166598. pmid: 27930664

абстракция | познавательный процесс | Britannica

абстракция , когнитивный процесс выделения или «абстрагирования» общего признака или отношения, наблюдаемого в ряде вещей, или продукта такого процесса. Например, свойство электропроводности извлекается из наблюдений за телами, которые позволяют электричеству течь через них; аналогично, наблюдение пар линий, в которых одна линия длиннее другой, может дать отношение «быть длиннее, чем».

То, что абстрагируется, то есть абстракция или абстракция, иногда воспринимается как понятие (или «абстрактная идея»), а не свойство или отношение. Какая точка зрения принимается по этому вопросу, отчасти зависит от точки зрения, которой придерживаются в отношении общей проблемы универсалий (сущностей, используемых для объяснения того, что для отдельных вещей должно быть общим признаком, атрибутом или качеством или же относиться к одному и тому же типу или естественному признаку). Добрый).

Подробнее по этой теме

Основы математики: Абстракция в математике

Одной из недавних тенденций в развитии математики был постепенный процесс абстракции .