Русский национальный характер и менталитет (понятие, особенности)

Национальный характер, особенности русского менталитета относятся к этно- и социопсихологическим факторам развития культуры России.

История вопроса о национальном характере

Вопрос о национальном характере не получил общепризнанной формулировки, хотя имеет значительную историографию в мировой и российской дореволюционной науке. Эту проблему изучали Монтескье, Кант, Гердер. И мысль, что у разных народов есть свой «национальный дух», сформировалась в философии романтизма и почвенничества как на Западе, так и в России. В немецком десятитомнике «Психология народов» была подвергнута анализу сущность человека в разных культурных проявлениях: быте, мифологии, религии и т. п. Социальные антропологи прошлого века также не обошли эту тему своим вниманием. В советском обществе гуманитарными науками было принято за основу преимущество классового над национальным, поэтому национальный характер, этническая психология и подобные вопросы оставались в стороне. Им тогда не придавали должного значения.

Понятие национального характера

На данном этапе понятие национального характера включает в себя разные школы и подходы. Из всех толкований можно выделить два основных:

• личностно-психологическое

• ценностно-нормативное.

Личностно-психологическая трактовка национального характера

Такое толкование подразумевает, что у людей одних культурных ценностей есть общие личностные и психические черты. Комплекс таких качеств отличает представителей этой группы от других. Американский психиатр А. Кардинер создал концепцию «базисной личности», на основе которой делал вывод о «базисном типе личности», который присущ каждой культуре. Эту же идею поддерживает Н.О. Лосский. Он выделяет главные черты русского характера, который отличается:

• религиозностью,
• восприимчивостью к высшим образцам навыков,
• душевной открытостью,
• тонким пониманием чужого состояния,
• мощной силой воли,
• пылкостью в религиозной жизни,
• кипучестью в общественных делах,
• приверженностью к крайним взглядам,
• вольнолюбием, доходящим до безначалия,
• любовью к отечеству,
• презрением к обывательщине.

Подобные изыскания обнаруживают и результаты противоречащие друг другу. У любого народа можно найти абсолютно полярные черты. Здесь необходимо провести более глубокие исследования, применяя новые статистические методики.

Ценностно-нормативный подход к проблеме национального характера

Такой подход допускает, что национальный характер претворяется не в индивидуальных качествах представителя нации, а в социокульурном функционировании его народа. Б.П. Вышеславцев в работе «Русский национальный характер» поясняет, что человеческий характер не очевиден, наоборот, это есть что-то тайное. Поэтому его сложно понять и случаются внезапности. Корень характера не в выразительных идеях и не в сути сознания, он произрастает из бессознательных сил, из подсознания. В этой подоснове зреют такие катаклизмы, которые не предугадать, глядя на внешнюю оболочку. По большей мере это применимо к русскому народу.

Такое общественное состояние духа, основанное на установках группового сознания, принято называть менталитетом. В связи с этим толкованием, особенности русского характера проявляются как отражение ментальности народа, то есть, являются достоянием народа, а не совокупностью черт, присущих отдельным его представителям.

Ментальность

• отражается в поступках людей, их образе мыслей,
• оставляет свой след в фольклоре, литературе, искусстве,
• порождает самобытный уклад жизни и особенную культуру, свойственные тому или иному народу.

Особенности русского менталитета

Изучение русской ментальности было начато еще в  XIX веке сначала в работах славянофилов, исследования были продолжены на рубеже следующего столетия. В начале девяностых годов прошлого столетия вновь возник интерес к этому вопросу.

Большинство исследователей отмечают наиболее характерные особенности менталитета русского народа. В его основе лежат глубинные композиции сознания, которые помогают делать выбор во времени и пространстве. В контексте этого существует понятие хронотопа — т.е. связи пространственно-временных отношений в культуре.

• Бесконечное движение

Ключевский,  Бердяев, Федотов отмечали в своих трудах характерное для народа России чувство Пространства. Это бескрайность равнин, их открытость, отсутствие границ. Такую модель национального Космоса отразили в своих произведениях многие поэты и писатели.

• Открытость, незавершённость, вопрошание

Весомой ценностью русской культуры является ее открытость. Она может постичь другого, чуждого ей, и подвластна разным воздействиям извне. Некоторые, например, Д. Лихачев именуют это универсализмом, другие, как Блок, отмечают всепонимание, называют это, как Г. Флоровский, всеобщей отзывчивостью. Г. Гачевым было подмечено, что многие отечественные классические шедевры литературы остались незаконченными, оставляя путь к развитию. Такой является и вся культура России.

• Несоответствие шага Пространства и шага Времени

Особенность российских ландшафтов и территорий предопределяет переживание Пространства. Линейность христианства и европейский темп определяет переживание Времени. Огромные территории России, бесконечные просторы предопределяют колоссальный шаг Пространства. Для Времени же используются европейские критерии, примеряются западные исторические процессы, формации.

По мнению Гачева, в России все процессы должны протекать более медленно. Психика русского человека более медленная. Разрыв между шагами Пространства и Времени порождает трагедию и является роковым для страны.

Антиномичность и поляризованность русской культуры

Расхождение в двух координатах — Времени и Пространстве создает постоянный накал в русской культуре. С этим связана еще одна ее особенность – антиномичность. Многие исследователи считают эту черту одной из самых отличительных.  Бердяев отмечал сильную противоречивость национальной жизни и самосознания, где глубокая бездна и безграничная высота соединяются с подлостью, низменностью, нехваткой самолюбия, холопством. Он писал, что в России безграничное человеколюбие и сострадание может сосуществовать с мизантропством и изуверством, а стремление к свободе уживается с рабской безропотностью. Эти полярности в русской культуре не имеют полутонов. У других народов тоже существуют противоположности, но только в России из анархизма может родиться бюрократизм, а из свободы – рабство. Эта специфика сознания отражена в философии, искусстве, литературе. Такой дуализм как в культуре, так и в личности, лучше всего отражен  в произведениях Достоевского. Литература всегда предоставляет большую информацию для изучения ментальности. Двоичный принцип, который важен в отечественной культуре, отражается даже в произведениях российских писателей.  Вот список, подобранный Гачевым:

«Война и мир», «Отцы и дети», «Преступление и наказание», «Поэт и Толпа», «Поэт и Гражданин», «Христос и Антихрист».

О большой противоречивости мышления говорят названия:

«Мёртвые души», «Живой труп», «Поднятая целина», «Зияющие высоты».

Русский менталитет с его бинарной комбинацией взаимоисключающих качеств отражает скрытую полярность русской культуры, которая присуща для всех периодов ее развития. Непрерывное трагическое напряжение проявлялось в их коллизиях:

язычество — христианство,

кочевничество — оседлость,

славянофильство — западничество

и т.п.

Г.П. Федотов в своей работе «Судьба и грехи России» исследовал самобытность русской культуры и изобразил национальный менталитет, его устройство в форме эллипса с парой разнополюсных центров, которые непрерывно борются  и сотрудничают. Это вызывает постоянную неустойчивость и изменчивость в развитии нашей культуры, одновременно побуждает намерение разрешить проблему моментально, через вспышку, бросок, революцию.

«Умонепостигаемость» русской культуры

Внутренняя антиномичность культуры России порождает и ее «умонепостигаемость». Над целесообразным и осмысленным в ней всегда преобладает чувственное, душевное, алогичное. Ее своеобразие трудно проанализировать с точки зрения науки, а также передать возможностями искусства пластики. В своих работах И.В.Кондаков пишет, что наиболее созвучной национальной самобытности русской культуры является литература. В этом кроется причина глубокого уважения к книге, слову. Это особенно заметно в русской культуре средневековья. Классическая русская культура девятнадцатого века: живопись, музыка, философия, общественная мысль, отмечает он, создавалась в большей части под впечатлением литературных произведений, их героев, замыслов, фабул. Нельзя недооценивать роль воздействия литературы на сознание российского общества.

Культурная идентичность России

Русская культурная самоидентификация затруднена спецификой ментальности. Понятие культурной идентичности включает отождествление личности с культурной традицией, национальными ценностями.

У западных народов национально-культурная идентичность выражается по двум признакам: национальному (я – немец, я- итальянец и т.п.) и цивилизационному ( я – европеец). В России такой определенности нет. Это связано с тем, что культурная идентичность России зависит от:

• многоэтнической основы культуры, где есть масса местных вариантов и субкультур;
• промежуточной позиции между Востоком и Западом;
• свойственного дара участливости и сопереживания;
• неоднократных порывистых преображений культурной парадигмы.

Эта неясность, непоследовательность порождает рассуждения о ее исключительности, неповторимости. В русской культуре глубока мысль о неповторимом пути и высшем призвании народа России. Эта мысль претворилась в популярном социально-философском тезисе о русской идее.

Но в полном согласии со всем, о чем говорилось выше, наравне с осознанием национального достоинства и убежденности в собственной исключительности существует национальное отрицание, достигающее самоуничижения. Философ Вышеславцев подчеркивал, что сдержанность, самобичевание, покаяние составляет национальную черту нашего характера, что не существует народа, который так критиковал себя, разоблачал, шутил бы над собой.

Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость — поделитесь

Статья 2218 — Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Общественные науки

Авторы

Цацалов Одисей Одисеевич, аспирант, Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет имени Н. И. Лобачевского (Россия, г. Нижний Новгород, проспект Гагарина, 23), [email protected]

Аннотация

Актуальность и цели. Стратегическая матрица принципов правосудия – это все то, что позволяет отечественному правосудию быть правосудием и делает его объектом и субъектом нашей культуры, дает ему (правосудию) собствен- ную, самобытную, неповторимую идентификацию и делает его достоянием российской цивилизации. Стратегическая матрица принципов правосудия определяет их содержание и цель. В ее основе лежат духовно-нравственные ценности (начала) российского народа. В сфере правосудия они обеспечивают формирование устойчивого, определенного и ясного менталитета российского народа, включая его национальный характер и национальное сознание. Менталитет, включая национальный характер и национальное сознание нашего народа, является своеобразным ключом к пониманию стратегической матрицы принципов правосудия. Материалы и методы. В статье проведен анализ научной литературы по теме исследования. Результаты. Менталитет, будучи сложным и относительно устойчивым синтетическим образованием духовно-исторического порядка, обеспечивает, во-первых, устойчивый подход к формированию мироощущения, мирочувст- вования, мировосприятия и миропонимания; во-вторых, определенный образ мышления судей (органов правосудия) на основе, свойственной системе духовно-нравственных ценностей российского народа; в-третьих, неявное проявление (но обязательное присутствие) в судебной культуре, судебных традициях и правосудии. Средством такого обеспечения являются принципы правосудия, которые своим потенциалом, с одной стороны, воспринимают содержательные элементы менталитета, а с другой – оказывают регулятивное воздействие на само правосудие. Выводы. Национальное самосознание российской общности является проявлением ментальности высшего порядка. Проявляясь в принципах правосудия, оно обеспечивает осознание судейским сообществом отечественного правосудия с позиции системы традиционных духовно-нравственных ценностей и культурно-исторического наследия российского народа. Именно система традиционных ценностей и культурно-историческое наследие российского народа являются фундаментом принципов правосудия. В этом смысле принципы правосудия воплощают в себе традиционные духовно-нравственные ценности и культурно-историческое наследие нашей общности, религиозные и мировоззренческие элементы, а также национальную (государственную) идеологию. Принципы правосудия (как и в целом менталитет) являются ядром смыслоценностной составляющей правосудия в целом.

Ключевые слова

стратегическая матрица, принципы правосудия, ценности, духовно-нравственные ценности, матрица правосудия, смысл правосудия, ядро правосудия

Список литературы

1. Феномен «русской души» и традиция русского консерватизма: новые теоретико-методологические подходы и обыденное восприятие консерватизма / А. М. Федулов, С. Г. Карепова, И. С. Карабулатова, Б. З. Ахметова, Р. С. Истамгалин // Социально-экономические и гуманитарно-философские проблемы современной науки. – М. ; Уфа ; Ростов н/Д, 2015. – С. 103–112. 2. Цигвинцева, Г. Л. Особенности формирования и функционирования менталитета русского народа : автореф. дис. … канд. филос. наук / Цигвинцева Г. Л. – Пермь, 2005. 3. Бадмаева, С. В. Влияние «российского менталитета» на стиль российского менеджмента / С. В. Бадмаева, Е. К. Тимофеева // Психологическая наука и образование. – 2010. – № 5. – С. 68–75. 4. Григорьева, А. А. Русский менталитет: сущность и структура (социально-философский анализ) : автореф. дис. … канд. филос. наук / Григорьева А. А. – Томск, 2008. 5. Решетникова, Н. С. Ментальность как дух культуры / Н. С. Решетникова // Каспийский регион: политика, экономика, культура. – 2013. – № 2 (35). – С. 191–197. 6. Посиделова, В. В. Семантико-когнитивный подход к концептосфере русского языка / В. В. Посиделова // Философия права. – 2014. – № 1 (62). – С. 34–37. 7. Смыслов, В. В. Русский национальный характер и его проявление в русской истории и культуре / В. В. Смыслов // Симбирский научный вестник. – 2016. – № 3 (25). – С. 138–144. 8. Деришев, Ю. О здоровом консерватизме уголовного процесса / Ю. Деришев // Вестник Омского университета. Сер.: Право. – 2008. – № 1 (14). – С. 42–48. 9. Агу тин, А. В. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации и идеология российского уголовного судопроизводства / А. В. Агутин, В. В. Гошуляк, Г. В. Синцов // Всероссийский криминологический журнал. – 2017. – Т. 11, вып. 4. – С. 817–823. 10. Демченко, Т. И. Древнерусское правосознание во взглядах российских консерваторов конца ХХ – начала ХХ в. / Т. И. Демченко // Российский юридический журнал. – 2009. – № 2. – С. 26–38. 11. Мамычев, А. Ю. Консервативные политические платформы трансформации публично-властной организации на евразийском пространстве / А. Ю. Мамычев, С. С. Шестопал // Азимут научных исследований: экономика и управление. – 2016. – Т. 5, № 3 (16). – С. 237–241. 12. Фомин, В. Е. О роли иррационального в гуманистическом способе мышления / В. Е. Фомин // Рациональное и иррациональное в русской философии и культуре: прошлое и современность : материалы Всерос. науч. заоч. конф. / под ред. С. А. Ан, Б. В. Емельянова, В. Е. Фомина. – Барнаул, 2003. – С. 221. 13. Селеверстова, Г. А. Диалектика рационального и иррационального в научном познании / Г. А. Селеверстова // Россия в мировом сообществе: смысловое пространство диалога культур : материалы Междунар. форума «Восточный вектор миграционных процессов: диалог с русской культурой» / отв. ред. Е. В. Кулеш. – 2016. – С. 171–180. 14. Астапов, С. Н. Религия и право в постсекулярном российском обществе / С. Н. Астапов // Философия права. – 2016. – № 5 (78). – С. 22–25. 15. Брюшинкин, В. И. Логика в русской жизни / В. И. Брюшинкин // Философские науки. – 2009. – № 4. – С. 2–74. 16. Козлова, Н. Н. Оппозиция «рациональное/иррациональное» / Н. Н. Козлова // Личность. Культура. Общество. – 1999. – Т. 1, вып. 1, № 1–2. – С. 71–94. 17. О судебной системе Российской Федерации : Федер. конституционный закон от 31.12.1996 № 1-ФКЗ // Собрание законодательства РФ. – 1997. – 6 января. – № 1. – Ст. 1.

Официальный сайт муниципального образования Кузоватовский район

      Актуальность борьбы с коррупцией (антикоррупционной политики) в современной России не вызывает сомнений ни у рядового гражданина, ни у президента. О коррупции как социальном явлении и социальной проблеме сегодня рассуждают и пишут и журналисты, и политики, и ученые. При этом содержание проблемы определяется направлениями «коррупция везде» и «коррупция всегда».

     На этом фоне борьба с ней возведена в ранг еще одного национального проекта с полным набором инструментов воздействия: экспертного сопровождения, нормативно-правового обеспечения, политико-административного ужесточения и судебно-карающей перспективы.

     Однако успешная антикоррупционная политика невозможна без фундаментальных сдвигов в сознании, без серьезных исправлений в нормах, правилах поведения не только государственных и муниципальных служащих, но и самих граждан.

     Как известно, термин «коррупция» происходит от латинского слова corrumpere - «подкупать». Однако сегодня коррупция понимается не только как подкуп, но и как использование служебного положения в корыстных целях и отмывание доходов от преступлений, связанных с коррупцией.

     В свою очередь, менталитет понимается как сложный социально-психологический феномен, включающий установки и привычки сознания людей. Менталитет отражается в сознании и поведении, в языке и других системах, а в широком понимании в идеях и смыслах политики, экономики и культуры.

     Коррупционная деятельность была и есть в любом обществе независимо от формы государственного устройства и политического режима.

     А в чем причина коррупции в современной России? Ее корни в нашей истории или в содержании сегодняшних социальных процессов?

     Корни коррупции уходят в менталитет россиян, за многие века существования своего государства смирившихся с мыслью о неизбежности этого зла. На исторические основания проблемы накладывается множество других причин ментального порядка. И важнейшая из них — правовой нигилизм и отсутствие должной общей и правовой культуры в российском обществе.

     Очевидно, что коррупциогенное поведение определяют не только экономические интересы, но и стремление получить другие капиталы: власть, престиж и т.д. Именно поэтому сегодня такие сущности, как «атмосфера», «моральный климат», «корпоративный дух», становятся ускорителями коррупционного, либо антикоррупционного поведения. Можно сказать, что сегодня в России идет битва «культуры коррупции» и «культуры антикоррупции».

     О том, насколько глубоко в нашем сознании укрепился феномен коррупции, можно судить и по его отражению в нашем языке: «оказать почесть», «проявить уважение», «мзда», «любостяжательность», «лихоимство», «сребролакомство».

     О взятке писал Петр Великий как о «богопротивном лакомстве», М. Салтыков-Щедрин как о «служебной сладости».

     Еще в дореволюционной России особенностью «русской взятки» было то, что ее перестали стыдиться, а если кто и возмущался, то его считали неисправимым «идеалистом».

     Формирование антикоррупционного сознания потребует серьезных социокультурных усилий с учетом региональных и этнических особенностей. Если в западных обществах важнейший инструмент борьбы с коррупцией — это закон, то в восточных — это традиция. И в первом, и во втором случае содержание менталитета принципиально иное. И потому в евразийской России требуется еще большее внимание к проблеме коррупции как ментальности.

     И все же, как бороться в этих условиях с коррупцией? Конечно, ничего не исправить, пока не изменится отношение общества к этой проблеме, пока коррупция будет восприниматься как феномен повседневности. Ничего не изменится, пока государство и базовые институты гражданского общества не будут воспринимать коррупцию как рациональное зло. И ничего не изменится, пока человек будет в ладу с самим собой (совестью), с обществом (моралью), государством (законом), преподнося или принимая взятку.

 

Российский менталитет и общественные институты

21 февраля на кафедре экономической теории состоялся научный семинар, посвящённый анализу особенностей российского менталитета и его воздействия на формирование экономических и политических институтов в России. С докладом на тему «Менталитет и институты» выступила Людмила Григорьевна Горичева.

Людмила Григорьевна Горичева — старший научный сотрудник ИМЭМО РАН, более 20 лет занимающаяся изучением особенностей российского менталитета и его влияния на развитие институтов в России. В своём выступлении она подчеркнула, что менталитет нации чрезвычайно устойчив, меняется постепенно в течение веков, поэтому в России нужно в первую очередь восстановить свою идентичность, а уже на её основе строить своё развитие.

Неприятие или неадекватное функционирование в России многих западных институтов, по мнению Л.Г. Горичевой, объясняется тем, что в России и в европейских странах сложились разные культурно-исторические типы, разное отношение к закону («для русских содержание важнее нормы»), к писаному и неписаному праву, к буржуазному образу жизни, к смыслу человеческой деятельности, к нормам поведения в общественной и частной жизни.

Однако, если до 1970-х годов мировые процессы определялись западным рационалистическим сознанием, то в настоящее время этот путь уже не считается единственно возможным. Во всём мире растёт интерес к изучению различных путей развития и анализу влияния различных институтов (коллективистские тенденции, государственный патернализм) на экономическое и политическое развитие стран. По мнению Л.Г. Горичевой, в современной плюралистической ситуации и Россия может найти своё место и свой путь развития на основе национального менталитета, для которого характерны поиск истины, обострённое чувство справедливости, совестливость.

После доклада состоялось его обсуждение и обмен мнениями. В дискуссии приняли участие С.Н. Ивашковский, Г.Н. Котов, А.Н. Голиков, И.Б. Назарова, Т.И. Курносова, М.А. Козлова и др. В частности, А.Н. Голиков отметил, что не всегда особенности национального менталитета способствуют экономическому развитию страны, поэтому определённые институты с экономической точки зрения оказываются более эффективными.

С.Н. Ивашковский привёл слова Ключевского о том, что для России характерна «поразительная» повторяемость истории, когда после попыток внедрить в стране демократические и рыночные институты через некоторое время возникает обратная тенденция к монополизации и централизации власти и экономики. Станислав Николаевич также поставил вопрос о том, можно ли всё-таки целенаправленно воздействовать на российский менталитет с целью модернизации экономики и всей общественной жизни в стране.

Т.И. Курносова констатировала, что в России в настоящее время основная проблема заключается в противостоянии формальных и неформальных институтов. И.Б. Назарова отметила, что существует три возможных пути решения такого противоречия: одни учёные считают, что необходимо продолжать вестернизацию страны, другие предлагают внедрять западные институты с поправкой на российский менталитет, а третьи считают, что в современном мире с развитой системой сетевых и коммуникационных технологий молодёжь сама постепенно втягивается в мировые процессы и перенимает западный образ мышления, поэтому с течением времени и со сменой поколений произойдёт автоматическое принятие западных институтов.

В заключение С.Н. Ивашковский подвёл итоги дискуссии, поблагодарил Л.Г. Горичеву за выступление и вручил книгу К. Фернандеса «Цивилизации», в которой рассматриваются цивилизационные модели исторического развития.

Кафедра экономической теории

Культуру нации не изменишь грубой силой — Российская газета

Поводом для этой публикации послужило выступление режиссера Андрея Кончаловского на международном симпозиуме «Культура, культурные изменения и экономическое развитие». Обсуждалось влияние культуры на способность общества к развитию. Что первичнее — политика или культура? От решения или хотя бы осознания этих проблем зависит будущее России. Мы пригласили Андрея Кончаловского на традиционный «Деловой завтрак».

Андрей Кончаловский: Поставить вопрос бывает сложнее, чем найти ответ. На симпозиуме присутствовали замечательные люди, приехавшие по приглашению научного руководителя Высшей школы экономики Евгения Ясина: лауреаты Нобелевских премий, крупные культурологи, экономисты, состоялись телемосты с университетами США. Для меня было откровением пообщаться с моими кумирами, я бы сказал, учителями в области культурологии — американцем Лоуренсом Харрисоном и аргентинцем Мариано Грондоной. Я во многом сформировал понимание судьбы моей страны под влиянием их работ и, конечно, работ ушедшего от нас профессора Самюэля Хантингтона.

Российская газета: Шла речь о влиянии культуры на развитие общества. Что в данном случае понимается под словом «культура»?

Кончаловский: Конечно, речь не о том, в какой руке держать вилку, и даже не о великих творениях искусства. Есть более глубокий смысл, который французский социолог Алексис де Токвиль определял словом «нравы». Он писал, что Конституция не может быть действенной, если ей сопротивляются нравы населения. И вот пример. Харрисон двадцать лет пытался постичь причины медленного экономического и политического развития стран Латинской Америки и сделал вывод, что темпы зависят от культуры — т.е. логически связанной системы ценностей, установок и институтов, влияющих на все аспекты поведения — личного и коллективного. Культура — этический код, ментальность, нравы, национальные особенности. Формирование этой ментальности — процесс долгий, он зависит от географии, религии, истории, масштабов страны, ее климата.

РГ: Так в чем же причины отставания Латинской Америки, по Харрисону?

Кончаловский: Он пришел к выводу, что есть культуры, которые сопротивляются прогрессу, его душат. Пример — Гаити. И сформулировал четыре фактора, от которых зависит, инертна культура или открыта для новых веяний, благоприятна она для развития творческих способностей людей или их подавляет. Первый фактор: радиус доверия — способность радоваться успехам другого, огорчаться его неудачам. Выяснилось, что в отсталых странах радиус доверия ограничен семьей. Все, что за ее пределами, вызывает безразличие или враждебность. Для таких обществ характерен непотизм — кумовство, раздача должностей родственникам и друзьям, коррупция. Вам это ничего не напоминает?

РГ: Допустим. Второй фактор?

Кончаловский: Жесткость морального кодекса. Обычно источник системы этики и морали — религия. В иудо-христианской морали человек ответствен перед Богом за свои деяния. Но в разных конфессиях мера ответственности различна: в одних нарушение морали искупить можно, в других — нельзя. Иной раз достаточно покаяться — и ты снова чист. Третий фактор: использование власти для личного обогащения. В некоторых странах человек, получивший власть, автоматически получает лицензию на обогащение. Типичный президент латиноамериканской страны покидает свой пост очень богатым человеком.

И наконец, четвертый фактор: отношение к труду, к новаторству, к богатству. В отсталых странах труд — повинность. Новаторство воспринимается как угроза стабильности, ересь. Отношение к богатству определяется уверенностью, будто ценности существуют в неизменном количестве, их только перераспределяют. Процветание другого воспринимается, как лишение тебя куска. Успех соседа — угроза твоему благополучию. В культуре же динамической наоборот — богатство понимают как величину постоянно прирастающую, она нарабатывается трудом, и сама идея перераспределения невозможна.

РГ: Очень интересный тест для России.

Кончаловский: Не меньше поразили меня работы аргентинского социолога Мариано Грондоны, изучавшего ментальность латиноамериканских крестьян. Он назвал свою систему типологией крестьянского сознания. Изначально этический код крестьянства был общим для всех народов, но потом под воздействием климата, войн, миграции, религии он эволюционировал, причем с разной скоростью. А кое-где так и застыл в Средневековье. И вы правы: все это прекрасно проецируется на русскую культуру.

РГ: То есть для развития нужно понять, что в особенностях российского сознания мешает стране нормально развиваться?

Кончаловский: Мы эти особенности знаем. Пренебрежение к закону, разнузданность власти, неготовность людей к взаимному сотрудничеству, отсутствие гражданского сознания, эгоистичное преследование личных интересов — это все черты крестьянского сознания.

РГ: Разве этого нет в других странах?

Кончаловский: Конечно, в той или другой степени есть. Но в Латинской Америке, Африке и России эти явления особенно остры, они создают эффект мощного торможения.

РГ: Вы сказали о крестьянском сознании, но ведь Россия быстро урбанизировалась.

Кончаловский: Вот и Евгений Ясин, когда я назвал Россию страной с крестьянской ментальностью, возразил точно так же: большинство населения давно живет в городах. Но крестьянская этика характерна не только для селян, но и для тех, кто на заводах, в банках, даже в Кремле. Там уже не помнят о своих крестьянских истоках, но ценности исповедуют те же. Хотя бы принцип доверять только друзьям или родственникам.

РГ: Вы надеетесь, что это, фундаментальное, можно изменить?

Кончаловский: Я шел на симпозиум в надежде понять, как анализ этих основополагающих категорий может помочь нам нащупать пути реформы национального сознания. У нас есть только одна научная организация, способная пролить свет на причины провала всех попыток властей направить страну по пути модернизации, — Высшая школа экономики. Этого крайне мало. Попытки такие регулярно проваливаются уже лет триста, а правительство до сих пор не понимает, что необходимо научное исследование национального менталитета. Нужно понять, почему большинство народа не хочет участвовать в строительстве общества. Почему нация и власть у нас — два несоприкасающихся субъекта, а государство для рус ского человека трансцендентно. Ведь до сих пор актуальна мысль Плеханова о том, что демократия в России начала ХХ века была невозможна, ибо не было исторических предпосылок для ее развития. Один ученый из Африки сказал о своей стране: «У нас hardware демократический, но software — авторитарный». Как быть с нашим русским software? Надо перезагружать программу.

РГ: А кто программисты?

Кончаловский: Их я и надеялся увидеть на симпозиуме. Тем более что, по мнению Грондоны, крестьянское сознание пока доминирует в большинстве стран. Но обратите внимание, как инертное сознание, его верования и ценности, влияют не только на развитие конкретной страны, но и на более общие процессы. Вот ЕС сейчас увлечен идеей единой Европы с единой валютой, рынком и экономическими правилами. Но оказалось, что у некоторых стран свое понимание экономической дисциплины. Результат — кризис в Греции, назревающий кризис в Испании… Потому что неоднородны этические принципы. Не удивлюсь, если проблемы возникнут у Болгарии или Румынии. Может даже встать вопрос о сужении зоны евро.

РГ: Что в Греции, например, может сопротивляться единому пониманию экономической дисциплины?

Кончаловский: Если вы согласны, что один из главных факторов национальной культуры — религия, то вспомним, что Греция принадлежит к православной христианской традиции. А это византийское наследие. Буржуазия в странах восточного христианства начала складываться веков на пять позже, чем в Западной Европе. Есть индекс человеческого развития ООН: самая развитая страна имеет индекс 1, самая отсталая — 162. Так вот, у стран протестантских показатель равен 9,2, католических — 17,4, православных — 62,6. Выразительные цифры?

РГ: Что из них следует?

Кончаловский: Думаю, многие наши проблемы связаны с размытостью этического кода. В православии грех легко искупить раскаянием и исповедью, и нет понятия «смертный грех». Даже школьник всегда предпочтет учителя добренького — можно безнаказанно шалить. Не здесь ли причины легкого отношения к закону в России? Конечно, есть различия и в православных странах. В Греции больше терпимости к инаковерующим, священник там может служить совместную службу с католическим священником, может даже играть в футбол.

РГ: Что, климат другой?

Кончаловский: Не только. Другой тип распространения вероучения. Христианство развивалось неотрывно от традиций античной философской школы, и даже вопроса не вставало, может ли богослов размышлять. Труды Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Василия Великого говорят о том, что они знали греческий и латинский, свободно оперировали философскими категориями. Богословские школы раннего христианства учили не только языкам, но и диалектике, риторике, схоластике, геометрии, астрономии, музыке. Богословская среда и была интеллектуальной средой Европы. Но вот христианство разветвилось, Завет был переведен на славянский язык, и при всем колоссальном значении этого акта был один важный недостаток: греческий язык, латынь, дающие ключ к античной мудрости, были на Руси неизвестны. Русь оказалась изолированной от европейских традиций греческо-римской схоластики, от античной и средневековой философской мысли. Как пишут историки Карацуба, Курукин и Соколов, Русь упустила опыт открытой богословской дискуссии. Признаком благочестия стал считаться нерассуждающий разум («не должно смети иметь мнение, не чти много книг, да не во ересь впадеши»). Это подтверждает выдающийся историк Ключевский: «Целые века греческие, а за ними и русские пастыри… приучали нас веровать, во все веровать и всему веровать. Это было очень хорошо, потому что… в те века вера — была единственная сила, которая могла создать сносное нравственное общежитие. Но не хорошо было то, что при этом нам запрещали размышлять… нас предостерегали от злоупотребления мыслью… нам твердили: веруй, но не умствуй. Мы стали бояться мысли как греха раньше, чем умели мыслить, мы стали бояться пытливого разума как соблазнителя». Ключевский коснулся самого нерва русской ментальности — метода мышления. Вера, исключающая размышления, обречена на фанатизм, на нетерпимость к инакомыслию. Вся история нетерпимой к новшествам Руси это подтверждает.

РГ: Ключевский против православия?!

Кончаловский: Он ни в коей мере не отрицал духовную ценность русского православия — он сам был верующим. Но как человек мыслящий, он анализировал те стороны национальной ментальности, которые казались ему недостатками. Он искал причины инертности нашей культуры, а это первый шаг к излечению. Эволюция свойственна всему живому, ее нельзя остановить, можно только замедлить. Поэтому критическое осмысление ценностной системы даже такой важной части русской культуры, как православие, необходимо — ради жизнеспособности и страны, и ее духовной основы. Я понимаю, что это тема взрывоопасная. Возможно, поэтому политики и экономисты предпочитают ее не касаться, не пытаются осмыслить влияние культурных и религиозных ценностей на развитие общества. Предпочитают говорить о неудачных политических решениях, о слабости социальных институтов или неразвитом гражданском обществе. Но рано или поздно историческая необходимость заставит задуматься о том, какое наследие тормозит страну и общество в их развитии.

РГ: «Загадочная русская душа»? Может, ей лучше остаться загадкой?

Кончаловский: Россия — загадка не только для Запада, но и для самих русских, и мы даже не пытаемся расшифровать эту «энигму». У нас, повторяю, нет институтов, которые по заказу правительства работали бы над исследованием типологии российского менталитета. Хотя бы для того, чтобы прогнозировать реакцию народа на тот или иной шаг властей.

РГ: Сегодня Россия действительно предъявляет больше вопросов, чем ответов.

Кончаловский: Я бы мечтал получить ответ хотя бы на три. Вот первый: почему в России так и не возникло буржуазное сознание, почему не появился средний класс? Средний класс — это мировоззрение, сформированное экономической независимостью от власти. И как следствие — создание партии для независимости политической. Второй вопрос: почему у нас опасно служить в армии? Смертей в Российской армии в мирное время больше, чем в Ираке и Афганистане вместе взятых за все время военных кампаний — почему? И наконец: почему русские могут полететь в космос и не могут сделать приличный автомобиль?

РГ: У вас есть гипотезы?

Кончаловский: Есть одна общая причина. Если ракета не полетит, кого-то строго накажут. В другие времена расстреляли бы. Это значит, что в сферах государственной важности есть персональная ответственность. Чехов писал: «Если в сортире воняет, и никакой жизни нет от воровства, то виноваты все, а значит, никто». «Никто» не виноват, ибо отсутствует понятие индивидуальной ответственности.

РГ: Итак, узкий круг доверия, нет чувства личной ответственности, нет страха нарушить закон. Этим и определяется наша жизнь? В общем, похоже на правду.

Кончаловский: И я не знаю, когда мы от этого освободимся. Потому что все мы, снизу доверху, заложники этой ситуации. Самая сложная задача, стоящая перед российским правительством, — попытаться внедрить в общество систему личного и коллективного чувства ответственности. Я убежден, что русские «национальные особенности» таят в себе не только конструктивные, но и разрушительные силы, и эти силы могут оказать более глубокое влияние на течение событий в России, чем силы внешние — будь то США, Китай или глобализация. Пока мы не расшифруем этические установки, тормозящие развитие страны, мы не создадим гражданское общество.

РГ: Вы все это высказали на симпозиуме. Была реакция?

Кончаловский: Я не терял надежды, что можно выделить основной этический принцип, «философский камень», порождающий большинство наших проблем. Я спросил Грондону, не кажется ли ему, что основополагающим принципом динамической культуры стала индивидуальная ответственность человека перед Богом. Отсюда и широкий круг доверия, и требовательность к качеству своего труда, и самоидентификация с проблемами других… Грондона отделался фразой «очень интересно».

РГ: Были доклады, посвященные России?

Кончаловский: Они были содержательны и полезны. Но большинство ограничивалось цифрами, графиками и сравнительными характеристиками России с другими странами. Было впечатление, что никто из наших ученых не придает значения типологии культурных особенностей Грондона — Харрисона, а это, я бы сказал, таблица Менделеева в культурологии. Впечатляла работа Ясина, Лебедевой и Татарко «Вектор развития стран в едином пространстве ценностных измерений» — в ней доказано довольно грустное состояние русского менталитета, еще далекого от общественного сознания передовых демократических стран. Но рекомендации отсутствовали. Вообще, на симпозиуме не прозвучало ни одного совета, как толкнуть российское сознание на путь развития. Было ощущение консилиума врачей, которые констатируют, что пациент опасно болен, но вместо лечения заявляют, что было бы неплохо, чтобы он выздоровел. Но это очевидно! Важно — как лечить, где лекарство? На вопрос, как избавить общество от иерархической системы, уважаемый Евгений Ясин сказал, что лучшее лекарство от иерархии — демократия.

РГ: А это не так?

Кончаловский: Я спросил Ясина, как он видит возникновение демократии в России? Ясин на это ответил: погодите, недолго ждать! Как все-таки живуча эта либеральная мечта, что демократия где-то рядом за углом! Профессор Ясин добавил: проблема России в том, что ее правители требуют вертикали власти, а это большой порок. Но вот важный вопрос: демократия — это причина или следствие? Если Евгений Ясин уверен, что иерархия исчезнет, а новая ментальность появится в России в результате демократии — то какие же силы установят эту демократию? По-моему, здесь есть трагическое заблуждение. Демократия не может быть причиной, она — следствие некоей эволюции фундаментальных ценностей в сознании народа, которые пробудят в нем стремление к гражданскому обществу и демократии.

РГ: Итак, получается, что ведущие интеллектуалы страны не готовы подступиться к этому кругу проблем?

Кончаловский: Они не придают им достаточного значения. И потому не готовы обсуждать какие-либо меры, способствующие развитию. Английский ученый Джон Грей писал: «В XXI веке мир наполнен грандиозными руинами несостоявшихся утопий ХХ века». После обвала финансовой системы либерального мира его слова звучат особенно отрезвляюще. Он говорит, что если научное знание человечества постоянно обновляется и растет, то этика осталась такой, какой была три тысячи лет назад. Достижения одного поколения в этой области могут быть утеряны в следующем. Это глубокая мысль. Современного человека можно за пару часов превратить в жалкое дрожащее существо, в животное. Для этого не нужно быть узником иракской тюрьмы «Абу-Грейб», достаточно быть ее тюремщиком. Фото солдат США, издевающихся над заключенными, — тому доказательство. Джон Грей утверждает, что любая цивилизация достигает расцвета и приходит к упадку. Мы должны об этом помнить.

РГ: Но если мировой кризис — системный, что идет на смену нынешним укладам?

Кончаловский: На самом деле в мире уже идет новый процесс: медленное, но неуклонное слияние трех властвующих элит — политической, финансовой и медиа. В России к тому же законодательная, исполнительная и судебная власти слились в один монолитный институт. Но тогда резко возрастает роль этих властвующих элит в конструкции социальных систем. В разных обществах формируется конгломерат, который Александр Зиновьев называл «сверхвластью»: «В мире наступает постдемократическая эпоха. Не только в развивающихся, но и в развитых странах происходит ограничение гражданской демократии. Мир переходит от уровня общества к «сверхобществу». Зиновьев даже утверждает, что мы входим в эпоху «планируемой истории». Но если так, «сверхвласти» потребуется научное понимание реальности, а оно невозможно без понимания культурного кода своей страны. В этом и состоит роль культурологии — если «сверхвласть» осознает необходимость реформ национального сознания, дать ей инструмент анализа.

РГ: Вам не кажется, что идея реформ таких ключевых понятий, как национальный менталитет, отдает утопизмом?

Кончаловский: Конечно, менталитет выковывался веками. Его устойчивость сродни устойчивости экосистемы. Экосистему нельзя резко изменить. Потребуются новые уровни познания и политики, чтобы влиять на национальное сознание. Культуру нации не изменишь грубой силой — это видно на примере Ирака или Афганистана. Наивно пытаться менять сознание народа с помощью штыков и декретов. Мы еще очень далеки от понимания того, какие тонкие инструменты нелинейного мышления нужны, чтобы влиять на национальную культуру.

Россия склонна искать причину своих бед где угодно, только не в себе, не в своей культуре. Сдвиги в национальном сознании станут возможными, только если политические, интеллектуальные и общественные лидеры России поймут, что есть традиционные ценности, которые ее тормозят на пути к цивилизационному прогрессу. У Эйнштейна спросили, что помогало ему в его открытиях. Он ответил: «Я просто прислушался к голосу природы. Он очень тихий, но у меня хороший слух». Так вот, я мечтаю, чтобы человечество научилось слушать шепот природы, сформировавшей национальные особенности разных народов и рас. Только тогда мы поймем, как помочь странам с инертным сознанием открыться для процветания и равноправия.

РГ: И последний вопрос вам уже как к кинематографисту. В киносообществе явный раскол — вплоть до выхода из Союза кинематографистов и создания нового Киносоюза. Что вы думаете об этом?

Кончаловский: Ситуация сложная, печальная. Но мы должны коснуться дна, чтобы потом оттолкнуться наверх. Мы долго опускались. Закончилось государственное финансирование кинопроизводства. Больше нет государственного руководства советским киноискусством. Союз кинематографистов был орудием такого руководства, он создавал иллюзию свободы художника. Теперь он умер, но просто еще не знает этого. Почему? Потому что нет такой профессии — кинематографист. Кино состоит из разных профессий: режиссер, актер, оператор, осветитель… Что общего между продюсером и гримером? Поэтому должен быть союз профессиональных гильдий. А сейчас это организация, у которой нет ясных целей, и единственная ее функция, кстати, очень значимая — быть собесом. Союз посыпался, когда руководство союза попыталось вернуть в нее идеологию. Стали звучать рассуждения о том, кто у нас борется за славу России, а кого якобы финансируют западные спецслужбы, кто у нас патриот, а кто нет. А когда исключили за инакомыслие президента гильдии критиков — уж вовсе запахло ждановщиной. И тогда часть кинематографистов заявила: мы не хотим этого! Никто не вправе решать, какие мы должны снимать фильмы, какие не должны. Вышедших несколько десятков — мало? Но посмотрите, кто ушел. Это выдающиеся кинематографисты, цвет российского кино, наша элита. Так что раскол назревал и осуществился.

РГ: Но не абсурдно существование двух киносоюзов?

Кончаловский: Точно так же абсурдно, как существование двух национальных киноакадемий. Была академия «Ника» — и тут возникает «Золотой орел». Я считаю, это и положило начало расколу. Возникло противостояние «своих» и «чужих». Возникли курьезы, когда одному фильму дали 12 «орлов» за мужскую роль — такого не было в истории кино! Это ослабило доверие к премии.

РГ: Но создание второго союза вряд ли приведет к миру.

Кончаловский: Конечно, это пиррова победа. Но есть два принципа руководства. Один — лидерство и подавление инакомыслия. Второй — вовлечение. Убеждение, что когда вместе — получается лучше. Кинематографисты должны быть объединены одной идеей — как сделать национальное кино лучше. Они должны чувствовать, что государство их слушает. Сейчас мыслящие кинематографисты испытывают отчаяние от того, что не играют никакой роли в управлении кинематографом. Финансирование идет через вновь основанный фонд, но он не имеет отношения к киногильдиям. Мне кажется, нужно найти новую архитектуру киносообщества — это может быть конфедерация гильдий с председателем, который представляет какую-то гильдию и меняется каждый год по ротации.

Особенности методологии политической психологии в России

Литература

Апресян Р. Г. Этика силы — в противостоянии насилию и агрессии // Вопросы философии. 2010. № 9. С. 143–153.

Ахмедханова С. М. Формирование национальной идентичности // Молодой ученый. 2015. № 14. С. 438–441.

Баранов С. Д. Русская нация: Современный портрет // Русский дом. 2011. № 4. URL: http://www.russdom.ru/node/3857 (дата обращения: 27.11.2018).

Баранов С. Д., Конов Д. В. Русская нация: Современный портрет. М.: Миттель Пресс, 2009. 326 с.

Верченов Л. Н. Homo rossiscus в зеркале политической психологии: Аналитический обзор / отв. ред. Мелешкина Е. Ю. М.: ИНИОН РАН, Центр социальных научно-информационных исследований, 2015. 106 с.

Гачев Г. Д. Национальные образы мира: Курс лекций. М.: Академия, 1998. 432 с.

Горшков М. К. Реальности пореформенной России: четверть века социальных трансформаций в социологическом измерении // Россия реформирующаяся: ежегодник: вып.16 / отв. ред. М. К. Горшков. М.: Новый Хронограф, 2018. С. 6–33.

Гусейнов А. А. Мораль и политика: уроки Аристотеля // Философия — мысль и поступок: статьи, доклады, лекции, интервью. СПб: СПбГУП, 2012. С. 94–128.

Демин И. Проблема исторической идентичности в постметафизической философии истории // Вестник Самарской гуманитарной академии. Сер. Философия. Филология. 2015. № 2 (18). С. 3–19.

Жаворонков А. В. К проблеме образов политиков в массовом сознании (опыт измерения за 1999–2016 гг.) // Социологическая наука и социальная практика. 2018. Т. 6, № 2 (22). С. 70–93.

Закатов А. Н. «Русский мир», «Русскiй Мiръ» и Всероссийское цивилизационное пространство // Ценности и смыслы. 2017. № 1 (47). С. 8–23.

Зверев А. Л., Палитай И. С., Смулькина Н. В., Рогозарь А. И. Особенности политического восприятия в современных российских условиях // Полис. Политические исследования. 2016. № 3. С. 40–54.

Иванова М. Г. Методологические проблемы исследования архетипических мотивов коллективного сознания // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2017a. № 10–2 (84). С. 58–61.

Иванова М. Г. Роль национальных архетипов для формирования образа будущего России // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. Политология. 2017b. Т. 19, № 3. С. 309–315.

Идентичность как предмет политического анализа: сборник статей по итогам Всероссийской научно теоретической конференции (ИМЭМО РАН, 21–22 октября 2010 г.) / под ред. И. С. Семененко (отв. ред.), Л. А. Фадеевой (отв. ред.), В. В. Лапкина, П. В. Панова. М: ИМЭМО РАН, 2011. 299 с.

Капустин Б. Г. Критика политической философии: Избранные эссе. М.: Территория будущего, 2010. 424 с.

Карандашев В. Н. Методика Шварца для изучения ценностей личности: концепция и методическое руководство. СПб.: Речь, 2004. 70 с.

Ковалев В. А. Нормальный русский национализм: (К вопросу об идеологии демократического государства в России) // Россия и современный мир. 2011. № 3. С. 27–45.

Крамник В. В. Социально-психологический механизм политической власти // Психология и психоанализ власти. Самара: Бахрах-М, 2016. С. 248–334.

Кустарев А. Нация: Кризис проекта и понятия // Pro et contra. 2007. № 3. С. 66–72.

Левада Ю. А. Соч.: Проблема человека / сост. Т. В. Левада. М.: Карпов Е. В., 2011. 526 с.

Лосский Н. О. Характер русского народа. М.: Ключ, 1957. Кн. 1. С. 34–35.

Лотман М. Ю. Чему учатся люди. Статьи и заметки. М.: Центр книги ВГБИЛ им. М. И. Рудомино, 2010. 413 с.

Лурье С. В. Национализм, этничность и культура // Общественные науки и современность. 1999. № 4. С. 101–111.

Магун В. С., Руднев М. Г., Шмидт П. Европейская ценностная типология и базовые ценности россиян // Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2015. Т. 121, № 3–4. С. 83–91.

Мельникова А. А., Круглянская Л. Я. Архетипы лидера и глубинные основания культуры: лингво-культурологическое исследование // Terra Humana. 2013. № 1. С. 194–197. URL: http://www.terrahumana.ru/arhiv/13_01/13_01_38.pdf (дата обращения: 27.11.2018).

Налчаджян А. А. Этнопсихология. 2-е изд. СПб.: Питер, 2004. 381 с.

Нижников С. А. Мораль и политика: теоретические основания и практические исследования. М.: РУДН, 2017. 196 с.

Перегудов С. П. «Русский вопрос» в контексте этнонациональных отношений в РФ // Полис. Политические исследования. 2013. № 3. С. 74–86.

Пивоваров Ю. С. Об исторической специфике русской власти // Российская политическая наука: Идеи, концепции, методы: Научное издание / под ред. Л. В. Сморгунова. М.: Аспект Пресс, 2015. С. 171–181.

Попова О. В. Политический анализ // Российская политическая наука: Идеи, концепции, методы: Научное издание / под ред. Л. В. Сморгунова. М.: Аспект Пресс, 2015. С. 38–58.

Прохорович Е. В. Арт-коммуникации в системе формирования региональной идентичности // Ценности и смыслы. 2017. № 1 (47). С. 51–57.

Разворотнева С. В. Язык власти, власть языка (Анализ исследований политической коммуникации в Америке) // Психология и психоанализ власти. Самара: Бахрах-М, 2016. С. 164–174.

Ракитянский Н. М. Категории сознания и менталитета в контексте феномена политической полиментальности // Информационные войны. 2012. № 3. С. 29–40.

Ракитянский Н. М. Портретология власти: Теория и методология психологического портретирования личности политика (Глава «Построение портрета») // Политическая психология: хрестоматия / сост. Е. Б. Шестопал. 4-е изд., испр. и доп. М.: Аспект Пресс, 2018. С. 66–77.

Российская политическая наука: Идеи, концепции, методы: Научное издание / под ред. Л. В. Сморгунова. М.: Аспект Пресс, 2015. (Сер. Российская политическая наука: Истоки и перспективы). 375 с.

Россия реформирующаяся: ежегодник. Вып. 16 / отв. ред. М. К. Горшков. М.: Новый Хронограф, 2018. 472 с.

Селезнева А. В. Молодежь в современной России: политические ценности и предпочтения. М.: АРГАМАК-МЕДИА, 2014a. 276 с.

Селезнева А. В. Политические ценности в современном российском массовом сознании: психологический анализ // Человек. Общество. Управление. 2014b. № 2. URL: http://chsu.kubsu.ru/arhiv/2014_2/2014_2_Selezneva.pdf (дата обращения: 27.11.2018).

Соловей Т. Д., Соловей В. Д. Несостоявшаяся революция: Исторические смыслы русского национализма. М.: АСТ, Астрель, 2011. 541 с.

Социологическая энциклопедия: в 2 т. М.: Мысль, 2003. Т. 1. 863 с.

Титов В. В. Политика памяти и формирование национально-государственной идентичности: российский опыт и новые тенденции. М.: Ваш формат, 2017. 184 с.

Тощенко Ж. Т. Фантомы российского общества. М.: Центр социального прогнозирования и маркетинга, 2015. 668 с.

Урнов М. Ю. Эмоции в политическом поведении. М.: Аспект Пресс, 2008. 240 с.

Чернозуб О. Л. К вопросу о локализации источников эрозии валидности современных электоральных исследований // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены: Альманах-2017: сборник. М.: ВЦИОМ, 2017. С. 150–167.

Чернышев Д. А. Архетип героя в контексте изучения политической мифологии: один из важнейших инструментов управления обществом. URL: https://refdb.ru/look/2498452.html (дата обращения: 09.11.2018).

Шестопал Е. Б. Четверть века политических реформ в России с точки зрения психологии // Полис. Политические исследования. 2015a. № 1. С. 136–150.

Шестопал Е. Б. Методы исследования политического восприятия в российской политической психологии // Российская политическая наука: Идеи, концепции, методы: Научное издание / под. ред. Л. В. Сморгунова. М.: Аспект Пресс, 2015b. С. 76–94.

Шестопал Е. Б. Социологические опросы и электоральные прогнозы: некоторые методологические аспекты // Политическая психология: хрестоматия / сост. Е. Б. Шестопал. 4-е изд. М.: Аспект Пресс, 2018. С. 89–92.

Щербинина Н. Г. Герой и антигерой. М.: Весь мир, 2002. 116 с.

Щербинина Н. Г. Мифо-героическое конструирование политической реальности России. М.: РОССПЭН, 2011. 287 с.

Юрьев А. И. Формула менталитета петербуржцев // Москва-Петербург. Российские столицы в исторической перспективе / ред. А. М. Самлин. М.; СПб.: Полития, 2003. С. 39–40.

Schwartz S. H., Melech G., Lehmann A., Burgess S., Harris M., Owens V. Extending the Crosscultural Validity of the Theory of Basic Human Values with a Different Method of Measurement // Journal of Cross Cultural Psychology. 2001. N 32. P. 519–542.

References

Akhmedkhanova S. M. Formirovanie natsional’noi identichnosti [The Formation of National Identity]. Molodoi uchenyi, 2015, no. 14, рр. 438–441. (In Russian)

Apresian R. G. Etika sily — v protivostoianii nasiliiu i agressii [Ethics of Power — In Opposition to Violence and Aggression]. Voprosy filosofii, 2010, no. 9, рр. 143–153. (In Russian)

Baranov S. D. Russkaia natsiia: Sovremennyi portret [Russian Nation: a Contemporary Portrait]. Russkii dom, 2011, no. 4. Available at: http://www.russdom.ru/node/3857 (accessed: 27.11.2018). (In Russian)

Baranov S. D., Konov D. V. Russkaia natsiia: Sovremennyi portret [Russian Nation: a Contemporary Portrait]. Moscow, Mittel’ Press, 2009. 326 р. (In Russian)

Chernozub O. L. K voprosu o lokalizatsii istochnikov erozii validnosti sovremennykh elektoral’nykh issledovanii [To the Question on Localization of the Sources of Erosion of Validity of Contemporary Electoral Research]. Monitoring obshchestvennogo mneniia: Ekonomicheskie i sotsial’nye peremeny: Al’manakh-2017: sbornik. Moscow, VTsIOM Publ., 2017, рр. 150–167. (In Russian)

Chernyshev D. A. Arkhetip geroia v kontekste izucheniia politicheskoi mifologii: odin iz vazhneishikh instrumentov upravleniia obshchestvom [The Archetype of Hero in the Context of Political Mythology: One of the Most Important Instruments of Social Control]. Available at: https://refdb.ru/look/2498452.html (accessed: 09.11.2018). (In Russian)

Demin I. Problema istoricheskoi identichnosti v postmetafizicheskoi filosofii istorii [The Problem of Historical Identity in Post-metaphysical Philosophy of History]. Vestnik Samarskoi gumanitarnoi akademii. Ser. Philosophy. Philology, 2015, no. 2 (18), рр. 3–19. (In Russian)

Gachev G. D. Natsional’nye obrazy mira: Kurs lektsii [National Images of the World: a Course of Lectures]. Moscow, Akademiia Publ., 1998. 432 p. (In Russian)

Gorshkov M. K. Real’nosti poreformennoi Rossii: chetvert’ veka sotsial’nykh transformatsii v sotsiologicheskom izmerenii [Realities of Post-reform Russia: a Quarter of a Century of Social Transformations in the Sociological Dimension]. Rossiia reformiruiushchaiasia: ezhegodnik, is. 6. Ed. by M. K. Gorshkov. Moscow, Novyi Khronograf Publ., 2018, рр. 6–33. (In Russian)

Guseinov A. A. Moral’ i politika: uroki Aristotelia [Morale and Politics: Lessons of Aristotle]. Filosofiia — mysl’ i postupok: stat’i, doklady, lektsii, interv’iu [Philosophy — thought and deed: articles, reports, lectures, interviews]. St. Petersburg, SPbGUP Publ., 2012, рр. 94–128. (In Russian)

Ivanova M. G. Metodologicheskie problemy issledovaniia arkhetipicheskikh motivov kollektivnogo soznaniia [Methodological Problems of Research of Archetypal Motives of Collective Consciousness]. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i iuridicheskie nauki, kul’turologiia i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki, 2017a, no. 10–2 (84), рр. 58–61. (In Russian)

Ivanova M. G. Rol’ natsional’nykh arkhetipov dlia formirovaniia obraza budushchego Rossii [The Role of National Archetypes for the Formation of the Image of Russia]. Vestnik Rossiiskogo universiteta druzhby narodov. Ser. Political science, 2017b, vol. 19, no. 3, рр. 309–315. (In Russian)

Identichnost’ kak predmet politicheskogo analiza: sbornik statei po itogam Vserossiiskoi nauchno teoreticheskoi konferentsii (IMEMO RAN, 21–22 oktiabria 2010 g.) [Identity as a Subject of Political Analysis. collection of articles following the results of the All-Russian scientific-theoretical conference (IMEMO RAS, 21–22 October 2010)]. Ed. by I. S. Semenenko (executive ed.), L. A. Fadeeva (executive ed.), V. V. Lapkin, P. V., Panov. Moscow, IMEMO RAN Publ., 2011. 299 p. (In Russian)

Iur’ev A. I. Formula mentaliteta peterburzhtsev [Formula of Mentality of Petersburgers]. Moskva — Peterburg. Rossiiskie stolitsy v istoricheskoi perspective [Moscow — St. Petersburg. Russian capitals in historical perspective]. Ed. by A. M. Samlin. Moscow, St. Petersburg, Politiia Publ., 2003, рр. 39–40. (In Russian)

Kapustin B. G. Kritika politicheskoi filosofii: Izbrannye esse [Critique of Political Philosophy: Selected Essays]. Moscow, Territoriia budushchego Publ., 2010. 424 p. (In Russian)

Karandashev V. N. Metodika Shvartsa dlia izucheniia tsennostei lichnosti: kontseptsiia i metodicheskoe rukovodstvo [Schwartz’s Methodology for the Study of Personal Values: Concept and Methodological Guidance]. St. Petersburg, Rech’ Publ., 2004. 70 p. (In Russian).

Kovalev V. A. Normal’nyi russkii natsionalizm: (K voprosu ob ideologii demokraticheskogo gosudarstva v Rossii) [Normal Russian Nationalism: (On the Question of the Ideology of a Democratic State in Russia]. Rossiia i sovremennyi mir, 2011, no. 3, рр. 27–45. (In Russian)

Kramnik V. V. Sotsial’no-psikhologicheskii mekhanizm politicheskoi vlasti [Socio-psychological Mechanism of Political Power]. Psikhologiia i psikhoanaliz vlasti. Samara, Bakhrakh-M Publ., 2016, рр. 248–334. (In Russian)

Kustarev A. Natsiia: Krizis proekta i poniatiia [Nation: the Crisis of the Project and Concept]. Pro et contra, 2007, no. 3, рр. 66–72. (In Russian)

Levada Iu. A. Sochineniia: Problema cheloveka [Composing: The Problem of Man]. Comp. by T. V. Levada. Moscow, Karpov E. V. Publ., 2011. 526 p. (In Russian)

Losskii N. O. Kharakter russkogo naroda [The Character of the Russian People]. Book 1. Moscow, Kliuch Publ., 1957, pp. 34–35. (In Russian)

Lotman M. Iu. Chemu uchatsia liudi. Stat’i i zametki [What People Learn. Articles and Notes], Moscow, Tsentr knigi VGBIL im. M. I. Rudomino Publ., 2010. 413 p. (In Russian)

Lur’e S. V. Natsionalizm, etnichnost’ i kul’tura [Nationalism, Ethnicity and Culture]. Obshchestvennye nauki i sovremennost’, 1999, no. 4, рр. 101–111. (In Russian)

Magun V. S., Rudnev M. G., Shmidt P. Evropeiskaia tsennostnaia tipologiia i bazovye tsennosti rossiian [European Values Typology and the Basic Values of Russians]. Vestnik obshchestvennogo mneniia. Dannye. Analiz. Diskussii, 2015, vol. 121, no. 3–4, рр. 83–91. (In Russian)

Mel’nikova A. A., Kruglianskaia L. Ia. Arkhetipy lidera i glubinnye osnovaniia kul’tury: lingvo-kul’turologicheskoe issledovanie [Leader Archetypes and Deep Foundations of Culture: Linguistic-cultural Research], Terra Humana, 2013, no. 1, рр. 194–197. Avaliable at: http://www.terrahumana.ru/arhiv/13_01/13_01_38.pdf (accessed: 27.11.2018). (In Russian)

Nalchadzhian A. A. Etnopsikhologiia [Ethnopsychology], 2^nd ed. St. Petersburg, Piter Publ., 2015. 381 p. (In Russian)

Nizhnikov S. A. Moral’ i politika: teoreticheskie osnovaniia i prakticheskie issledovaniia [Morale and Politics: Theoretical Foundations and Practical Research]. Moscow, RUDN Publ., 2017. 196 p. (In Russian)

Peregudov S. P. “Russkii vopros” v kontekste etnonatsional’nykh otnoshenii v RF [“Russian Question” in the Context of Ethno-national Relations in Russia]. Polis. Politicheskie issledovaniia, 2013, no. 3, рр. 74–86. (In Russian)

Pivovarov Iu. S. Ob istoricheskoi spetsifike russkoi vlasti [On Historical Specifics of Russian Power]. Rossiiskaia politicheskaia nauka: Idei, kontseptsii, metody: Nauchnoe izdanie [Russian Political Science: Ideas, Concepts, Methods: Scientific Edition]. Ed. by L. V. Smorgunov. Moscow, Aspekt Press Publ., 2015, рр. 171–181. (In Russian)

Popova O. V. Politicheskii analiz [Political Analysis]. Rossiiskaia politicheskaia nauka: Idei, kontseptsii, metody: Nauchnoe izdanie [Russian Political Science: Ideas, Concepts, Methods: Scientific Edition]. Ed. by L. V. Smorgunov. Moscow, Aspekt Press Publ., 2015, рр. 38–58. (In Russian)

Prokhorovich E. V. Art-kommunikatsii v sisteme formirovaniia regional’noi identichnosti [Art-Communication in the System of Formation of Regional Identity]. Tsennosti i smysly, 2017, no. 1 (47), рр. 51–57. (In Russian)

Razvorotneva S. V. Iazyk vlasti, vlast’ iazyka (Analiz issledovanii politicheskoi kommunikatsii v Amerike) [The Language of Power, the Power of Language (Analysis of Studies of Political Communication in the US)]. Psychology and psychoanalysis of power [Psikhologiia i psikhoanaliz vlasti], Samara, Bakhrakh-M Publ., 2016, рр. 164–174. (In Russian)

Rakitianskii N. M. Kategorii soznaniia i mentaliteta v kontekste fenomena politicheskoi polimental’nosti [Categories of Consciousness and Mentality in the Context of the Phenomenon of Political Polimentality]. Informatsionnye voiny, 2012, no. 3, рр. 29–40. (In Russian)

Rakitianskii N. M. Portretologiia vlasti: Teoriia i metodologiia psikhologicheskogo portretirovaniia lichnosti politika (Glava «Postroenie portreta») [Portraitology of Power: Theory and Methodology of Psychological Portraiture of Politicians’ Individuality (Chapter “Building a Portrait”)]. Politicheskaia psikhologiia: khrestomatiia [Political Psychology: Reader]. Comp. by E. B. Shestopal. 4^th ed., Moscow, Aspekt Press, 2018, рр. 66–77. (In Russian)

Rossiiskaia politicheskaia nauka: Idei, kontseptsii, metody: Nauchnoe izdanie [Russian Political Science: Ideas, Concepts, Methods: Scientific Edition]. Ed. by L. V. Smorgunov. Moscow, Aspekt Press Publ., 2015. 375 p. (In Russian)

Rossiia reformiruiushchaiasia: ezhegodnik [Reforming Russia: Yearboo]. Is. 16. Executive ed. M. K. Gorshkov. Moscow, Novyi Khronograf Publ., 2018. 472 p. (In Russian)

Selezneva A. V. Molodezh’ v sovremennoi Rossii: politicheskie tsennosti i predpochteniia [Youth in Contemporary Russia: Political Values and Preferences]. Moscow, ARGAMAK-MEDIA Publ., 2014a. 276 p. (In Russian)

Selezneva A. V. Politicheskie tsennosti v sovremennom rossiiskom massovom soznanii: psikhologicheskii analiz [Political Values in the Contemporary Russian Mass Consciousness: Psychological Analysis)]. Chelovek. Obshchestvo. Upravlenie, 2014b, no. 2. Available at: http://chsu.kubsu.ru/arhiv/2014_2/2014_2_Selezneva.pdf (accessed: 27.11.2018). (In Russian)

Solovei T. D., Solovei V. D. Nesostoiavshaiasia revoliutsiia: Istoricheskie smysly russkogo natsionalizma [Failed Revolution: Historical Meanings of Russian Nationalism]. Moscow, AST Publ., Astrel’ Publ., 2011. 541 p. (In Russian)

Sotsiologicheskaia entsiklopediia [Sociological Encyclopedia], in 2 vols. Vol. 1, Moscow, Mysl’ Publ., 2003. 863 p. (In Russian)

Shestopal E. B. Chetvert’ veka politicheskikh reform v Rossii s tochki zreniia psikhologii [A Quarter of a Century of Political Reforms in Russia from the Point of View of Psychology]. Polis. Politicheskie issledovaniia, 2015a, no. 1, рр. 136–150. (In Russian)

Shestopal E. B. Metody issledovaniia politicheskogo vospriiatiia v rossiiskoi politicheskoi psikhologii [Methods of Political Perception Research in Russian Political Psychology]. Rossiiskaia politicheskaia nauka: Idei, kontseptsii, metody: Nauchnoe izdanie [Russian Political Science: Ideas, Concepts, Methods: Scientific Edition]. Ed. by L. V. Smorgunov. Moscow, Aspekt Press Publ., 2015b, рр. 76–94. (In Russian)

Shestopal E. B. Sotsiologicheskie oprosy i elektoral’nye prognozy: nekotorye metodologicheskie aspekty [Sociological Surveys and Electoral Forecasts: Some Methodological Aspects]. Politicheskaia psikhologiia: khrestomatiia [Political Psychology: Reader]. Comp. by E. B. Shestopal. 4th ed. Moscow, Aspekt Press Publ., рр. 89–92. (In Russian)

Shcherbinina N. G. Geroi i antigeroi [Hero and anti-hero]. Moscow, Ves’ mir Publ., 2002. 116 p. (In Russian)

Shcherbinina N. G. Mifo-geroicheskoe konstruirovanie politicheskoi real’nosti Rossii [Mytho-heroic Constructing of Political Reality in Russia]. Moscow, ROSSPEN Publ., 2011. 287 p. (In Russian)

Schwartz S. H., Melech G., Lehmann A., Burgess S., Harris M., Owens V. Extending the Cross-cultural Validity of the Theory of Basic Human Values with a Different Method of Measurement. Journal of Cross Cultural Psychology, 2001, no. 32, рр. 519–542.

Titov V. V. Politika pamiati i formirovanie natsional’no-gosudarstvennoi identichnosti: rossiiskii opyt i novye tendentsii [Memory Policy and Formation of National-state Identity: Russian Experience and New Trends]. Moscow, Tipografiia «Vash format» Publ., 2017. 184 p. (In Russian)

Toshchenko Zh. T. Fantomy rossiiskogo obshchestva [Phantoms of Russian Society]. Moscow, Tsentr sotsial’nogo prognozirovaniia i marketinga Publ., 2015. 668 p. (In Russian)

Urnov M. Iu. Emotsii v politicheskom povedenii [Emotions in Political Behavior]. Moscow, Aspekt Press Publ., 2008. 240 p. (In Russian)

Verchenov V. L. Homo rossiscus v zerkale politicheskoi psikhologii: Analiticheskii obzor [Homo Rossiscus in the Mirror of Political Psychology: Analytical Review]. Executive ed. E. Iu. Meleshkina. Moscow, RAN INION, Tsentr sotsial’nykh nauchno-informatsionnykh issledovanii, 2015, рр. 31–88. (In Russian)

Zhavoronkov A. V. K probleme obrazov politikov v massovom soznanii (opyt izmereniia za 1999–2016 gg.) [Experience of Measurement for 1999–2016]. Sotsiologicheskaia nauka i sotsial’naia praktika, 2018, no. 2(22), vol. 6, рр. 70–93. (In Russian)

Zakatov A. N. “Russkii mir”, “Russkii Mir” i Vserossiiskoe tsivilizatsionnoe prostranstvo [“Russian world”, “Russkii Mir” and All-Russian Civilizational Space]. Tsennosti i smysly, 2017, no. 1 (47), рр. 8–23. (In Russian)

Zverev A. L., Palitai I. S., Smul’kina N. V., Rogozar’ A. I. Osobennosti politicheskogo vospriiatiia v sovremennykh rossiiskikh usloviiakh [Peculiarities of Political Perception in Contemporary Russia]. Polis. Politicheskie issledovaniia, 2016, no. 3, рр. 40–54. (In Russian)

Как у них vs. как у нас – Стиль – Коммерсантъ

Начальная школа в Вене. Фото: Hertha Hurnaus / Archdaily

Начальная школа в Вене. Фото: Hertha Hurnaus / Archdaily

Начальная школа в Вене. Фото: Hertha Hurnaus / Archdaily

В австрийской школе обязательно нужно отучиться девять лет, а не 11, как в России. По качеству образование считается одним из лучших в мире (на 12-м месте). У австрийцев упор делается на бизнес-навыки, теория и практика удачно совмещаются, а в России уделяют больше внимания общему уровню развития и гуманитарным наукам. Получается, что австрийцы выходят из школы более подготовленными к жизни как в экономическом плане, так и в техническом. Сразу после школы австриец может легко устраиваться на работу — он к этому полностью готов. Впрочем, статусу в обществе внимания уделяется крайне много, так что не получить высшее образование считается недопустимым. Как, кстати, и в России.

Здоровье

Вид из окна госпиталя. Зальцбург. Фото: Kim Davies / Flickr

О медицинской системе Австрии можно сказать, что она точно лучше российской: врачи тут не обхамят тебя на приеме, а пациенты, в свою очередь, не станут симулировать и приносить взятки за справку. Австрийская медицина на девятом месте в мире, если верить Всемирной организации здравоохранения. Для России прозвучит странно, но врач в Австрии к вам придет только в том случае, если вашей жизни что-то угрожает. Во всех остальных вы должны идти в больницу сами. Поэтому большинство австрийцев пользуются частной страховкой, чтобы не ждать очереди к стоматологу или на рентген по четыре-пять недель.

Гендерные стереотипы

Фото: Just Call Me Mo / Flickr

Австрийское законодательство предусматривает меры, направленные на предотвращение дискриминации по признаку расы, пола, семейного положения, сексуальной ориентации, физических и психических недостатков. Для россиян звучит удивительно, но в Австрии это на самом деле работает. Помимо прочего, это означает, что у женщин такие же права и возможности, как у мужчин, и гомосексуальность — абсолютно нормальное явление.

В то же время австрийское общество продолжает придерживаться принципа различия гендерных ролей. Среди взрослых мужчин широко распространено мнение о том, что женщинам полагается быть босыми, беременными и у плиты, а сами они должны заниматься другими делами, более «мужскими», например зарабатывать деньги, косить газон, чинить крышу гаража. Впрочем, ситуация постепенно меняется, и молодое поколение австрийцев осознает важность партнерства и равноправия при выполнении домашних обязанностей. Австрийские парни не стесняются брать на себя умывание детей и приготовление для них каши. Со стереотипами борются и государственные учреждения. Работодатели часто заявляют о себе как о компаниях, предоставляющих своим сотрудникам равные возможности. По этой причине зачастую в объявлениях можно прочитать о том, что «заявки от женщин и лиц с ограниченными возможностями рассматриваются в первую очередь». На самом деле это скорее похоже не на равенство, а на дискриминацию мужчин.

Небольшое «гендерное землетрясение» встряхнуло Австрию и весь остальной мир в 2014 году, когда на конкурсе «Евровидение» победила Кончита Вурст. Спустя два года эйфория от радужного флага немного поутихла, но на светофорах до сих пор встречаются изображения однополых пар. Если говорить о таких крупных городах Австрии, как Вена, Грац или Линц, то представители ЛГБТ-сообщества могут жить в них спокойно и безопасно. У жителей маленьких и отдаленных населенных пунктов до сих пор очень традиционный уклад жизни, и косые взгляды могут вызывать там и меньшинства, и иностранцы.

Свидания и отношения

Кафе «Централь» в Вене. Фото: Flyingpast / Flickr

Австрийцы — очень сдержанные люди, и познакомиться с кем-то — для них большой подвиг. В основном отношения завязываются через друзей или друзей друзей. Однако если добавить к этому тот факт, что Австрия намного меньше России, то в какой-то момент понимаешь, что в своем круге общения всех уже знаешь, поэтому сейчас почти все встречаются через мобильные приложения — это облегчает для стеснительных процесс начала разговора и в какой-то степени становится своеобразной эволюцией концепции знакомства через друзей. Менталитет влияет и на то, как проходят свидания: можно проявлять консерватизм и одновременно оставаться галантным. Ситуация, когда женщина платит за себя в ресторане, считается в Австрии вполне нормальной, и все же в большинстве случаев счет оплачивает мужчина. Но не ждите от австрийцев цветов и романтических жестов, они просто не понимают, зачем это нужно.

Преступность

Местная полиция. Фото: Intensivtateraggressor / Flickr

Уровень преступности в Австрии один из самых низких в Европе. Показатель безопасности — 80%. (И сейчас, на волне миграционного кризиса, показатели 2015–2016 годов фактически остались на том же уровне.) Вена — абсолютно безопасный город. Основной вид совершаемых преступлений — кражи. Чаще всего сообщается о случаях карманных краж и выхватывания кошельков, которые случаются в местах большого скопления людей (например, в туристических объектах, на автобусных остановках и железнодорожных станциях, в метро). А убийств здесь происходит меньше всего в мире: 0,9 случаев на 100 тыс. человек. Чего никто не ожидает услышать: в Австрии существует и коррупция. В последние годы страну захлестнула волна коррупционных скандалов, вскрывших тесную связь между политикой и бизнесом.

Еда

Вюрстельштанд. Фото: No Mosquito / Flickr

Австрийская кухня традиционно очень сытная: с обилием мяса и клецек. Австрия славится венским шницелем, тафельшпицем (мясное блюдо), тортом «Захер» и штруделем. Австрийцы часто едят дома, но не меньше любят ходить в рестораны и кафе. Местный фастфуд — это колбаски, которые можно купить в специальных киосках (вюрстельштанд — würstelstand). До сих пор крайне популярны традиционные венские кофейни, где можно провести весь день, читая книгу и смотря в окно. Австрийское вино вкусное и остается недооцененным, хотя уже сейчас оно стремительно завоевывает популярность по всему миру благодаря хорошему качеству и конкурентоспособным ценам. Возможно, когда-нибудь это случится и с российским вином, которое с недавних пор стало производиться достойного качества, хоть пока в небольших количествах. Помимо вина, популярный напиток в Австрии — шпритцер, это вино с газированной водой. Не стоит забывать и про австрийские сорта пива, которые можно назвать хорошей альтернативой немецким, а в какой-то степени они вполне могут конкурировать и с бельгийским пивом, в основном в сегменте лагеров.

Одежда

Мужские кожаные штаны “ледерхозен”. Фото: Thermenland Steiermark / Flickr

Австрийцы не прилагают излишних усилий для того, чтобы выглядеть модно. Их одежда удобна, функциональна, повседневна. Поэтому туристов из стран бывшего СССР в Австрии видно издалека: каблуки, украшения днем, яркий макияж.

Если же австриец решает пойти в оперу или на бал, он выбирает вечерний стиль — black tie.

На улицах вы также можете встретить людей, одетых в традиционную одежду, особенно в деревнях: женщины носят национальный костюм дирндль, мужчины — кожаные штаны ледерхозен.

Отношение к людям с ограниченными возможностями

Фото: Tin Puvaca / Flickr

У 20% жителей Австрии инвалидность (1,7 млн человек). Австрийские города хорошо приспособлены для жизни людей с ограниченными возможностями, однако до сих пор 70% этих людей, как они сами говорят, не пользуются какими-то услугами или магазинами из-за их недоступности. Австрия входит в топ-10 стран с самым высоким уровнем занятости людей с ограниченными возможностями. Впрочем, это можно было понять уже из рассказа о дискриминации здоровых мужчин в пользу женщин и инвалидов. В то же время люди с ограниченными возможностями не испытывают никаких трудностей при осмотре достопримечательностей Вены, что я проверила на личном опыте, когда ко мне приезжали гости в инвалидных колясках.

Транспорт

Велодорожка на улице Рингштрассе, Вена. Фото: Andrew Nash / Flickr

Инфраструктура общественного транспорта в Австрии развита отлично. Он простой, экономичный и эффективный. Города обустроены для комфортного перемещения пешеходов и велосипедистов. Собственные машины, как в России — чтобы хранить вещи, — здесь не покупают, поэтому их мало. Большой популярностью пользуется система аренды автомобилей Car2Go. В Москве, кстати, тоже недавно ввели похожую. У нас нет пробок, но в выходные на дорогах гораздо больше машин, потому что люди выезжают из Вены за город. Поэтому мы в Вене больше любим передвигаться пешком, на велосипеде или общественном транспорте, тем более что парковка отнимает много времени. Помимо всего прочего, автобусы, трамваи и вагоны метро безупречно чистые. Даже в час пик народу немного, так что поездка на общественном транспорте не станет испытанием, как в той же Москве. Можно хорошо сэкономить, если купить билет, действующий в течение недели (недельный билет), или билет на 48 часов. Билет на неделю стоит €17, и с ним вы можете добраться в любую точку города. А проездной на год обойдется всего в €30 в месяц. Сотрудники общественного транспорта всегда готовы помочь и с удовольствием подскажут дорогу.

Собаки

Фото: Fred Stampach/ Flickr

Все австрийские собаки с 2010 года обязательно чипированы, что облегчает поиск хозяев в случае потери. А бездомных животных на улице нет вообще. При этом каждый владелец домашнего питомца должен получить лицензию. Примерно как права на машину — это обязательно. После введения этого правила случаи укусов на улицах сократились на 63%.

Формально в Австрии собаки не имеют права гулять нигде кроме собачьих парков и площадок. Но поскольку в Вене их немного, то — «пока никто не видит» — собаки гуляют, где могут. Как и нужно, добросовестные хозяева убирают за своими питомцами. Здесь таких намного больше, чем в России. Отчасти из-за штрафа в €36, который явно служит определенной мотивацией. Удивительно, что при всей экологичности Вена на поверку напоминает каменный мешок, когда речь заходит о поиске небольшого газона или кустика. В центре города в переулках вы часто встретите разводы от луж — это недотерпевшие до нужного места собаки, у которых просто не остается выбора. Этого не замечаешь, пока сам не заведешь питомца.

Жилье

Жилой дом в центре Вены. Архитектор: Отто Вагнер. Фото: Terence Faircloth / Flickr

Подавляющее число квартир Вены — 75% — сдано в аренду, согласно данным микропереписи, проведенной в Австрии в 2012 году. Как снять квартиру в Вене? В интернете можно найти подходящий вариант, потом собственник квартиры попросит внести депозит, который в большинстве случаев равен двух-трехмесячной арендной плате. В центре города можно снять квартиру с одной спальней примерно от €800 (но такие предложения как раз трудно найти, поскольку они пользуются большим спросом), в отдаленных районах и на окраине — начиная от €300. Средний ценник на покупку жилья вырос больше чем в два раза только за период с 2008 по 2013 год. Тем не менее недвижимость в Вене по-прежнему обходится намного дешевле недвижимости в других европейских столицах. Стоимость 1 кв. м сильно варьируется в зависимости от района и находится в диапазоне от €3000 до €25 тыс., что сопоставимо с московскими ценами.

Получение ипотечного кредита может оказаться проблематичным, поскольку австрийские банки (как и люди) консервативны и не склонны к риску. Они обычно требуют уплатить первоначальный взнос в размере около 40%, хотя можно договориться о снижении этой суммы до 20% или даже 10%, если вы можете подтвердить высокий уровень дохода и наличие бессрочного трудового договора.

Современное искусство

Музей Современных Искусств в Вене. Фото: Razlan / Flickr

Вена исторически и географически была и остается культурной столицей Центральной и Восточной Европы. Искусство и культура до сих пор играют в Австрии ключевую роль, в том числе в экономическом плане. Государство, понимая это, для поддержки культуры делает очень много — так, в 2016 году было выделено около €450 млн. При этом частные инициативы также сильны: ежегодно австрийские компании тратят на арт-спонсорство до €45 млн, плюс есть деятельные частные коллекционеры, немало делающие для развития культуры. Примечательно то, что одинаковое внимание при этом уделяется и классическому, и современному искусству. И в последнее время Вена и Австрия все чаще становятся центром внимания международного арт-сообщества.

____________________________________________________________________

Кристина Штейнбрехер-Пфандт

Русский менталитет — Russia.com

Говоря о русской национальной личности, часто употребляют словосочетание «русская загадка». Русский человек часто остается загадкой, потому что в его душе связывают множество крайностей. Всему миру известна русская скромность и терпение по случаям, когда люди жили в ужасных условиях нищеты и унижения. Однако когда отчаявшееся население поднимается до бунта, это продолжается до конца. Безрассудное мужество и жертва во имя «общего» (особенно Родины и нации) — очень русская черта.

Область интересов России находится вне материального мира. По этой причине их отношение к деньгам и бизнесменам варьируется от недоверчивого до отрицательного. Для них главное — душа, добро, правда и, как гласит русская пословица, «золото заставляет слезы течь». Интерес ко всему душевному, к глубокому пониманию мироздания проявляется в любви к философским беседам и спорам. А неулыбчивость русских на самом деле является результатом искренности, потому что русские не хотят обманывать других «социальными» улыбками.

россиян верят в свою мистическую удачу. Многие вещи (а иногда и самые невероятные изобретения) оказываются успешными только потому, что кто-то верил в чудо и пошел на иррациональный риск. Есть своеобразное русское понятие «возможно», что означает «а вдруг сработает ?! »И ярко иллюстрирует их менталитет. Холодное планирование и расчеты не для россиян, им подталкивают блестящие идеи и нестандартное мышление. Однако они ценят амбиции и трудолюбие — искреннюю любовь к делу, а не стремление к прибыли.

Русские — люди «общего», преобладающего над «частным». Для них очень важно, какими их видят другие люди, и быть такими же хорошими, как другие. Социальные альпинисты идут нелегко, потому что люди инстинктивно пытаются переехать их не только из-за их успеха, но и из-за отличия от других. И наоборот, россияне всегда сочувствуют бедным и малоимущим, подают им милостыню. А русское гостеприимство уже стало пословицей: даже для незваного гостя предоставляется богато обставленный стол.Итак, что может ожидать желанный гость?

Русский народ и национальная идентичность — Россия в глобальной политике

Механизмы утверждения национальной идентичности как основы
российской государственности уже давно являются источником множества споров
среди российских политиков и экспертов, тогда как дебаты по этому вопросу
носят поверхностный и чрезмерно эмоциональный характер. Жонглирование такими
фундаментальными понятиями, как «народ» и «нация», чревато серьезными рисками
для общества и государства.В русском политическом словаре слову «национализм» приписывается отрицательное значение. Между тем,
национализм сыграл ключевую роль в формировании современных государств, а
в значительной степени остается главной политической идеологией современности.

В России эти дебаты способствовали развитию
трех основных характеристик российского общества и государства:

Во-первых, Россия — многонациональное государство, что
отличает ее от других стран;

Второй , Россия — государство этнических русских
(Русский) с множеством других этнических меньшинств, члены которых могут
либо идентифицировать себя как русские, либо признать, что этническое русское большинство
по праву пользуется статусом
государственного строительства;

Третий , Россия (Россия) — национальное государство
, в котором представлена ​​полиэтническая «российская» нация (Россияне), опирающаяся на
русский язык и культуру, и включающая представителей других
этнических сообществ (обычно определяемых как народы, национальности). ,
этнических групп или наций).

Российские власти, включая нынешних и бывших
президентов, Дмитрия Медведева и Владимира Путина, приняли эту окончательную характеристику
, которая продвигает идею
россиян как исторической единицы или гражданской нации. Хотя у нее есть
противников, особенно среди сторонников этнического национализма, которые
провозгласили «провал построения гражданской нации»,
такая интерпретация нынешней идентичности России была принята
и поддержана большим количеством интеллектуалов и политиков.
как единственно возможный вариант для России.Действительно, формула
соответствует государственной (гражданской) национальной идентичности, которая была принята
и доказала свою эффективность в других крупных многонациональных странах около
мира.

ГЛОБАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ

Во всем мире дискурсы государственной политики
охватывают восприятие наций как территориальных и политических
единиц, характеризующихся сложными, хотя и интегрированными, социальными и
культурными системами. Независимо от того, насколько
разнородны в этническом или религиозном отношении некоторые страны, они неизменно определяют
себя как «нации» и считают свои государства «национальными» или
«национальными государствами».«Люди» и «нация» здесь являются синонимами, и именно эти две категории придают первозданную легитимность современному государству
года.

Восприятие единого народа / нации является ключевым фактором в
обеспечении стабильности и согласия в обществе и является такой же сильной
гарантией силы государства, как Конституция, Армия и
охраняемые границы. Идеология «гражданской нации» включает
следующих атрибутов: этос ответственного гражданина; единая система образования
; общее видение прошлого страны —
как хороших, так и плохих; календарь и символы; чувство привязанности
к стране; верность государству; и отстаивание национальных интересов
.Все эти факторы образуют то, что называется «государственным (гражданским)
национализмом».

Гражданский национализм существует в отличие от идеологии этнического
национализма, который олицетворяет исключительно ту или иную этническую
общность, часто либо большинство, либо меньшинство населения данной
страны. Это сообщество считает только
своих непосредственных членов, а не всех соотечественников, как часть
нации, и, в случаях этнического национализма, стремится к своей собственной
государственности или какой-либо форме преференциального статуса.Ясно, что между двумя типами национализма существует
важных различий,
особенно с учетом того, что этнический национализм проистекает из идеологии
исключения и отказа от разнообразия, в то время как гражданский национализм
основан на идеологии солидарности и легко интегрированного
плюрализма.

Крайний национализм среди этнических меньшинств представляет опасность для
государства — и для гражданского национализма — особенно, если они стремятся выйти из
страны с помощью силы.По общему признанию,
этнический национализм от имени доминирующей группы может также нести
некоторые серьезные риски. Если такое сообщество попытается претендовать на исключительную собственность
государства, оно, в свою очередь, рискует породить противников
этого государства среди различных подчиненных этнических сообществ.

Например, в Индии индуистский национализм от имени
говорящего на хинди большинства спровоцировал череду внутренних столкновений, подобных гражданской войне
. Таким образом, индийские власти теперь хотят
укрепить понятие индийской нации, которая может охватывать множество этнических, религиозных и расовых сообществ страны
, как больших, так и малых.Со времен Махатмы Ганди и
года Джавахарлала Неру местные элиты и государство работали над
укреплением гражданского индийского национализма в качестве противовеса индуистскому национализму
или любому другому национализму от имени этнических или
религиозных меньшинств. Благодаря целенаправленным усилиям по поддержанию этой идеологии
Индия по-прежнему сохраняет свою национальную целостность.

В Китае также доминирующая этническая группа (хань) и концепция
китайской нации (Миньцзу) в значительной степени совпадают с точки зрения
демографии и основной культуры.Тем не менее, ханьцы не смогли
продвигать себя в качестве доминирующей государственной этнической нации
из-за 55 других неханьских этнических групп (или национальностей), которые
существуют в Китае, что составляет более 100 миллионов человек. Ханьский шовинизм
, критикуемый со времен Мао Цзэдуна, представляет собой
угрозу китайской государственности именно потому, что он рискует
спровоцировать недовольство и сепаратизм неханьских общин, что приведет
к окончательному распаду Китая.Концепция гражданской
китайской нации, состоящей из всех граждан страны, была разработана
несколько десятилетий назад, и, похоже, она хорошо работает в направлении
создания и поддержания единой китайской национальной идентичности
.

Эти две национальные идентичности, гражданская и этническая, аналогично
сосуществуют во многих других странах (Испания, Великобритания,
Индонезия, Пакистан, Нигерия, Мексика, Канада и др.), Включая
Россию. Понятно, что такие нации представляют собой сложную этническую,
религиозную и расовую смесь сообществ, но доминирующая культура,
язык и религия почти всегда обеспечивают национальную культурную основу
: английский для британской нации, кастильский для
испанской, ханьский для Китайский и русский для россиян
нации.

Таким образом, хотя в российской идеологии построения нации
и ее практике использования категории
«нация» есть определенные уникальные черты, современная Россия в целом не является исключительной с точки зрения
ее построения как нации.

НАЦИОНАЛИЗМ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ

Государство считается легитимным, если его население считает себя
единой нацией, лояльной своему государству. В России это
русских (россиян) человек (россияне).Это представление возникло в
году при императоре Петре I и ученом и писателе Михаиле
Ломоносове и было развито выдающимися общественными деятелями
года, начиная с Николая Карамзина.

Россия сформировала представление о русской (россиян) или «всероссийской» нации
(Петр Струве) в то же время (в XVIII и XIX веках,
вв.), Когда Европа и Америка сформировали идею современных наций
, основанных на гражданском национализме. . Слова «Русский» и «Россиян» были во многом синонимами.Слово «русский» больше относилось к местным обычаям и культуре
, а слово «россиян» относилось ко всей нации
года.

Например, согласно Карамзину, быть россиянином в первую очередь
означало обладать способностью чувствовать глубокую связь с
родиной (не только с царем) и желанием быть «идеальным
гражданином». Такое понимание понятия «россиянство» было построено в
году на основе русской культуры и православия (как и в
году, а также на католических культурах в Западной России и исламских культурах в
году в Поволжье).Она позиционировала себя как доминирующая школа мысли
, ограничивая потенциал этнического национализма
не только в центре страны, но и во всех ее обширных провинциях (за исключением Польши и Финляндии).

Исходя из этого представления о гражданской российской национальной идентичности
, проявляющейся в ее различных либерально-имперских и федералистских формах
, Струве совершенно справедливо пришел к выводу, что «Россия — это нация-государство
» и что «стремясь расширить свое географическое ядро,
Россия превратилась в государство, сочетающее в себе как национальное единство, так и
полиэтническое разнообразие.”

Однако и в России были сторонники этнографической идентичности
великорусской (великорусской), согласно которым территория
г. и доминирующая культура империи были единственной заповедной
г. этнического русского большинства. Фактически, давняя попытка
по переосмыслению империи как национального государства
российской «многонациональной нации» (по определению Ивана Ильина) к 1917 году еще не была полностью завершена
. В то время как это было
. Это можно понять, учитывая масштабность задачи в такой
географически обширной и этнически разнообразной стране,
она была в первую очередь результатом ограниченного и идеологически дезориентированного
правящей автократии и политической элиты.Тем не менее, было бы ошибкой думать, что, поскольку дореволюционная Россия
была империей, она не была национальным государством.

Дореволюционная Россия уже вызывала в сознании
своих многочисленных соотечественников ясное понимание
национальной территории, национальной экономики и национальных интересов. Более того, в
г. существовал относительно большой и разнородный как в этническом, так и в религиозном отношении
слой образованных специалистов и
государственных служащих, которые считали себя членами единого
россиян и считали Россию своей родиной.Не случайно
во время революции и Гражданской войны противников
большевиков объединил лозунг «защиты единой и
неделимой России».
Восприятие дореволюционной России как «лоскутной империи»
и «тюрьмы народов» было изобретено еще в советское время в связи с
революционным отказом от прошлого. Недавние исследования национализма
показывают, что Россия до 1917 года, далеко не историческая аномалия,
на самом деле была некой формой зарождающегося национального государства, в котором национальное ядро ​​
было построено вокруг русского языка и культуры.

ОБЗОР СОВЕТСКОЙ ЭРЫ

При советском режиме
в проекте национального строительства уделялось больше внимания признанию прав и самостоятельности
этнических групп России. Этно-территориальные автономии приобрели
«этническую государственность» в виде союзных и автономных республик.
Наконец, этнические общности и региональные / религиозные / племенные
идентичности были преобразованы в «социалистические нации».

Начиная с 1926 года, советские переписи населения включали в себя
обязательных вопросов о национальности, которые заставляли всех граждан идентифицировать
с этническим происхождением одного из родителей.Таким образом,
населения страны было разбито на «нации» и «национальности» (этнические группы
), общая численность которых зависела от процедур подсчета и
политико-идеологических ориентиров. Содержание понятия
«Русский» изменилось и стало обозначать только бывших «великороссов»,
, в то время как последний термин исчез сначала из общественного обихода, а затем
из самосознания людей. Жители «Малороссии»
(ныне Украина) стали называть себя украинцами;
белорусов остались белорусами; но обе группы перестали до
считать себя русскими одновременно.

Тем не менее, советская модель — укрепляя новые этнические и
культурные различия — также стремилась обеспечить объединяющую идеологию
, которая связала бы вместе все народы Союза Советских Социалистических
республик. Таким образом, посредством нарративов
интернационализма и дружбы между народами, подкрепленных и укрепленных авторитарным режимом железного правления, Советский Союз пропитал
идеологию советского патриотизма. Фактически, в то время как
такая реальность никогда не признавалась и не признавалась руководством,
советские люди фактически составляли гражданскую нацию, а Советский Союз был национальным государством
года.Хотя его специфическая идеологическая основа была
уникальной, Советский Союз во многих отношениях ничем не отличался от других
крупных и этнически неоднородных государств, которые были и
известны как национальные государства, таких как Великобритания, Испания, Китай,
Индия, Индонезия, США, Канада, Бразилия, Мексика и другие.

Предоставление государственности этническим территориям было одним из
факторов распада Советского Союза во имя «национального» —
, то есть этнического — самоопределения.После распада советская нация
как сообщество была объявлена ​​химерой, а Советский Союз
— «последней империей». Однако, несмотря на радикальные потрясения
революции 1917 года и произошедший переломный момент, серия исследований
убедительно доказывала, что Советский Союз
был продолжением — с точки зрения его гражданского проекта — дореволюционной России
. государственный. В то же время слово
«Россия» исчезло из названия страны, как и понятия
«россияне» и «россияне» из языка.

Советская модернизация и культурная политика, при всех их
искажениях, помогли малым культурам выживать и развиваться, а
общих исторических испытаний и достижений способствовали
консолидации гражданской нации с точки зрения закрепления
сходных социальных, культурных и поведенческих моделей. среди советских
человек.

НОВЫЙ РОССИЙСКИЙ ПРОЕКТ

Вследствие инерции политического и правового мышления в российской Конституции
по-прежнему присутствует концепция многонациональности,
, но ее лучше всего заменить концепцией
«многонациональной нации».Необходимо последовательно утверждать понятия
«нация» и «национальный» в официальном гражданском смысле,
, не отвергая сложившуюся практику использования этих понятий
в этнокультурном качестве.
Сосуществование двух разных значений такого политически
и эмоционально нагруженного понятия, как «нация», возможно в рамках
одной страны. При этом первенство гражданской национальной идентичности
неоспоримо для его граждан, однако
жестких этнических националистов могут оспорить этот факт.Политическое руководство
должно объяснить, что эти две формы идентичности не являются
взаимоисключающими и что понятия «российский народ»,
«российская нация» и «россияне» не отрицают существования
этнической русской идентичности, осетинской идентичности, татарской идентичности. личность, или что
других людей, проживающих в стране.

Общие усилия по поддержанию и развитию языков и
культур народов России должны идти рука об руку с
признанием российской нации и российской идентичности
фундаментальной характеристикой ее граждан.Это нововведение
давно назрело и уже признано на уровне здравого смысла и
практикуется в повседневной жизни. Опросы общественного мнения и повседневная
практика российских граждан показывают, что их гражданская и государственная
принадлежность и признание их россиянки более
важны для них, чем их этническая принадлежность.

Некоторые текущие предложения неосуществимы, чтобы утвердить в России понятие
не «россиянина», а «русской» нации и реанимировать
дореволюционное понятие «русские» как всех тех, кто
считает себя таковыми.Украинцы и белорусы, проживающие в России
, никогда больше не согласятся называться русскими, а татары
или чеченцы никогда не считали себя русскими. При этом все
этих и других этнических групп в нашей стране считают себя
россиянами. Престиж русскости и статус русских
можно и нужно повышать не отказом от россиянки, а
подтверждением двойной (русской и российской) идентичности; за счет улучшения
жилищных условий в регионах, преимущественно населенных этническими русскими;
и, наконец, продвигая их общественно-политическое представительство
в Российском государстве.

Современные государства стали признавать несколько и
неисключительных идентичностей на уровне сообщества и на индивидуальном уровне.
Это ослабляет этнокультурные границы в рамках согражданства, а
способствует национальной консолидации. Кроме того,
более адекватно отражает самосознание людей, рожденных от смешанных браков.
В России, где треть населения составляют смешанные пары,
все еще сохраняется практика обязательной регистрации
единой этнической принадлежности.Эта практика приводит к личному насилию и ожесточенным спорам об этнической принадлежности. Для того, чтобы
способствовало национальной консолидации и лучше отражало этнорелигиозное разнообразие
граждан России, предстоящая перепись населения
должна позволить регистрировать несколько
этнических групп.

В свете новой доктрины не должно быть строгих
ограничений на использование слова «нация». В то же время государство
должно ссылаться на национальные приоритеты и стратегические национальные интересы
как на «национальную политику», в то время как политику
сохранения и управления этнокультурным разнообразием страны следует называть этнической или этнокультурной политикой
.

Сегодня все государства мира считают себя нациями
государств, и Россия не имеет оснований быть исключением. Повсеместно предпринимаются попытки
по всему миру утвердить концепцию нации
как свободной от расовых, этнических или религиозных аспектов. Нация
создается в результате постоянных усилий со стороны
политической и интеллектуальной элиты любой данной страны, артикулирующих
и распространяющих свое самовосприятие как единой нации с
общими ценностями, символами и стремлениями, скорее чем стремление
к этнокультурному единству.

Такие общие взгляды существуют в странах с более разобщенным населением
, чем в России, тогда как в России существует реальная общность
россиян (россиян), разделяющих единый набор из
исторических и социальных ценностей, патриотизма, культуры и языка.
Однако значительная часть российской элиты пытается отрицать это сообщество
, поэтому необходимо срочно изменить ситуацию.
Национальная идентичность может быть развита с помощью множества инструментов и стратегий
, основными задачами которых являются обеспечение гражданского равенства
, осуществление образовательных и просветительских программ, развитие государственного языка
, разработка символов и календаря, а также поддержка
культурных и массовых -медийная деятельность.После завершения
важнейших политических и экономических реформ России теперь необходимо пересмотреть
свои идеологические и доктринальные документы, лежащие в основе продолжающихся
усилий по достижению гражданской солидарности и национальной идентичности.

---

Материал подготовлен для обсуждения на симпозиуме
«Форсайт: Россия в 21 веке», организованном
международным форумом Deutsche Bank, Обществом Альфреда Херрхаузена
в партнерстве с Российским советом по иностранным делам и
Defense Policy и Policy Network, британский аналитический центр.

Советский менталитет в JSTOR

Abstract

Стремясь примирить многочисленные противоречивые стороны советского национального характера и объяснить социальное поведение советских людей, автор вводит двухуровневую концепцию менталитета: набор основных представлений и установок и набор второстепенных черт, многие из которых привычно приписывались русскому характеру.По мнению автора, второстепенные черты могут быть выведены из базовых представлений и установок, которые представляют взгляд человека на мир и являются очень стабильными. Чтобы отделить основные представления от второстепенных, автор анализирует процесс социализации в двух культурах — советской и американской. Он определяет основные каналы влияния в обеих культурах, через которые общество интегрирует нового члена, и три кодекса поведения, основанные на религиозной этике, законе и неписаных правилах, регулирующих поведение в обществе.Они оказываются очень разными в двух странах, что объясняет резкую разницу во всех основных представлениях об американцах и Советском Союзе.

Информация о журнале

Политическая психология — это междисциплинарный журнал, посвященный анализу взаимосвязей между психологическими и политическими процессами. Эта область опирается на различные дисциплинарные источники, включая культурную и психологическую антропологию, когнитивную психологию, клиническую психологию, экономику, историю, международные отношения, философию, политологию, политическую теорию, психологию личности, социальную психологию и социологию.

Информация об издателе

Международное общество политической психологии (ISPP) является междисциплинарным организация, представляющая все области исследования, связанные с изучением взаимосвязь между политическими и психологическими процессами. Члены включают психологи, политологи, психиатры, историки, социологи, экономисты, антропологи, а также журналисты, правительственные чиновники и другие. Общество также является интернациональным, в него входят члены из всех регионов мир: Америка, Европа, Азия, Ближний Восток и Африка.

Русская культура: факты, обычаи и традиции

Русская культура имеет долгую и богатую культурную историю, основанную на литературе, балете, живописи и классической музыке. В то время как посторонние могут посчитать страну серой, у России очень визуальное культурное прошлое, от красочных народных костюмов до богато украшенных религиозных символов. Вот краткий обзор русских обычаев и традиций.

Родина

Российская культура высоко ценит родину и семью, по словам Талии Вагнер, семейного терапевта и специалиста по культурной динамике.«Советская власть оставила свой отпечаток на культуре, вызвав фундаментальный страх и недоверие к тем, кто не является членом семьи, большой семьей и другими близкими семейными связями», — сказала она Live Science. Коммунистическая партия правила Россией и соседними территориями более 70 лет, объединив их в Союз Советских Социалистических Республик (СССР). Советский Союз распался в 1991 году.

«Проблемы, с которыми семьи столкнулись при коммунизме, сделали людей очень зависимыми от поддержки семьи, которая часто требовала объединения ресурсов для выживания», — продолжил Вагнер.«Это создало культуру, в которой высоко ценится расширенная семья и поддержание близких дружеских отношений».

Когда многие думают о России, они думают о бескрайней замерзшей тундре. Это еще не все, что касается географии страны. Есть равнины, тайги, степи, равнины и горы. [Россия сверху: взгляд на бескрайний пейзаж]

Например, в 2017 году российский вулкан Камбальный извергался после почти 250-летнего бездействия. Извержение было неожиданным, и облако дыма было видно из космоса.

«Ничто не указывает на возможное извержение Камбального», — сообщила российскому информационному агентству ТАСС Ольга Гирина, глава KVERT, сообщает Russia Beyond the Headlines. «Для нас это чистая неожиданность. Мы продолжаем мониторинг и будем анализировать возможные угрозы по мере поступления данных».

Еще одна удивительная особенность географии России — озеро Байкал. Это самое большое озеро в мире, в котором содержится 20 процентов мировых запасов пресной воды. Это также самое старое озеро в мире.

«Байкал — старейшее озеро в мире.«Здесь обитает от 1700 до 1800 эндемичных видов растений и животных», — сказала Дженнифер Кастнер из программы Pacific Environment для России.

Население и этнический состав

Россия — самая большая страна в мире по территории с общей площадью 6 601 668 квадратных миль (17 098 242 квадратных километра). Для сравнения, Соединенные Штаты составляют 3 794 100 квадратных миль (9826 675 квадратных километров).

По данным Всемирного банка за 2016 год, население России составляет более 144 000 000 человек, что меньше по сравнению с пиковым значением. 148 689 000 человек в 1992 году.

По данным BBC, в России проживает не менее 190 этнических групп. Центральное разведывательное управление (ЦРУ) сообщает, что 77,7% россиян имеют русское происхождение. Остальная часть населения состоит из 3,7% татар, 1,4% украинцев, 1,1% башкир, 1% чувашей, 1% чеченцев и 10,2% других, а 3,9% не указаны.

Языки

Хотя русский является официальным языком, многие россияне также говорят на английском как на втором языке.По данным BBC, сегодня в России говорят более чем на 100 языках меньшинств. По данным ЦРУ, самым популярным из них является долганг, на котором говорит более 5,3 процента населения страны. Другие языки меньшинств включают татарский, украинский, чувашский, баширский, мордовский и чеченский. Хотя эти меньшинства составляют небольшой процент от всего русского населения, эти языки широко распространены в регионах.

Религии

«Религия всегда была основным компонентом русской жизни, даже во времена угнетения», — сказал Вагнер.

В России зарегистрировано около 5 000 религиозных объединений. По данным Министерства иностранных дел Российской Федерации, более половины из них придерживаются Русской православной церкви. Ислам — вторая по величине религия; По данным CIA World Factbook, от 10 до 15 процентов россиян исповедуют ислам.

«Третьей по популярности религией в России после христианства и ислама является тенгрианство, разновидность языческой, анимистической и шаманской религии», — сказала Кристина де Росси, антрополог из колледжа Барнет и Саутгейт в Лондоне.Тенгрианство происходит от тюркского и монгольского населения Центральной Азии и возрождается в некоторых частях России, поскольку некоторые региональные движения за независимость рассматривают его как часть определенной центральноазиатской этнической идентичности.

Искусство, литература и архитектура

Балет — популярное видное искусство, пришедшее из России. Большой балет, основанный в 1776 году, — классическая балетная труппа Большого театра в Москве, известная во всем мире. Балет Мариинского театра в Санкт-Петербурге — еще одна известная балетная труппа в России.

Петр Ильич Чайковский, русский композитор XIX века, всемирно известен своими произведениями «Лебединое озеро» и «Увертюра 1812 года». Есть несколько музеев, в том числе дом его детства, где выставлены его личные вещи и музыкальные артефакты.

Русская литература также имела всемирное влияние: таких писателей, как Леон Толстой («Анна Каренина» и «Война и мир») и Федор Достоевский («Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы») все еще читают повсюду. Мир.

Матрешки — известные символы страны. Эти наборы кукол, известные как куклы-матрешки, состоят из деревянной фигурки, которую можно раздвинуть, чтобы открыть другую уменьшенную версию того же изображения внутри, и так далее, часто с шестью или более куклами, вложенными друг в друга. Роспись каждой куклы, которая может быть чрезвычайно сложной, обычно символизирует русскую крестьянскую девушку в традиционном костюме.

Согласно «Одинокой планете», красочно раскрашенные луковичные купола впервые появились во времена правления Ивана Грозного.Они обычны в русской архитектуре и преобладают над церковными постройками. Было высказано предположение, что они представляют собой горящие свечи или своды небес и часто появляются группами по три, представляя Святую Троицу.

Луковичные купола Храма Василия Блаженного в Москве являются символом русской архитектуры. (Изображение предоставлено Владитто Шаттерсток)

Русская еда и напитки

Борщ, который также может показаться странным, — это борщ, который может показаться странным.Это свекольный суп с овощами и мясом, который обычно подают со сметаной, которая является основным продуктом многих русских блюд.

Пирожки — это небольшие запеченные булочки, в которые можно начинать картофель, мясо, капусту или сыр. (Их не следует путать с варениками, которые представляют собой польские клецки, сваренные, а затем обжаренные и фаршированные мясом, сыром, картофелем или квашеной капустой.) Caspian Sea часто подают на темном хрустящем хлебе или с блинами, которые похожи на блины или блины.Блины также подают в рулетах с различными начинками, от джема до сыра и лука или даже шоколадного сиропа.

Водка — популярный алкогольный напиток, который традиционно готовят путем дистилляции ферментированного картофеля. Также широко употребляются пиво и чай.

Фольклор и праздники

Россия имеет богатые традиции народных сказок, которые, по словам де Росси, берут начало в ряде славянских мифов и традиций. Русские народные персонажи очень колоритны, к тому же они выдают древние языческие корни: например, Баба Яга — это ведьма-старуха, которая живет в лесу в доме на куриных ножках, окруженном черепами и костями.Другая сказка рассказывает о Жар-птице, заколдованном существе с огненным оперением, которое очень трудно поймать, поэтому захват его или одного из ее перьев часто является проблемой, с которой сталкивается герой.

И Баба Яга, и Жар-птица могут быть хорошими или плохими, пугающими или доброжелательными, и они могут давать благоприятные или враждебные чары, сказал де Росси. Прежде всего, их нельзя противопоставлять друг другу!

Некоторые россияне отмечают Рождество 7 января как государственный праздник согласно юлианскому календарю, используемому Русской Православной Церковью, в то время как другие отмечают 7 декабря.25.

День России отмечается 12 июня. В этот день в 1990 году российский парламент официально провозгласил суверенитет России над СССР, по данным Школы российских и азиатских исследований. Первоначально он назывался Днем независимости России, но в 2002 году был переименован в День России — имя, предложенное Борисом Ельциным.

Дополнительные ресурсы

Конкуренция за гражданина: «видимая» и «невидимая» формы государственной идентичности in Russia

Abstract

Статья посвящена характеристике феномена государственной идентичности в современном российском обществе, на которое в течение последних 20 лет оказали влияние процессы виртуализации, информатизации и политической трансформации.Сегодня Российская Федерация, как и любое другое государство в мире, тесно связана с неместными событиями и идеями; Идеи «титульной нации» и «сильного государства» обычно сталкиваются с вызовами со стороны множества агентов, включая иммигрантов, средства массовой информации и особенно Интернет. В настоящем исследовании эмпирические результаты нескольких исследований, разработанных с помощью методов визуальной социологии, интервью с экспертами и исследования общественного мнения, используются для понимания того, как люди в России склонны осознавать свое желание быть единицей государства, формирующего так называемую «невидимку». государственная идентичность, которая не совсем лояльна к государственным институтам и очень устойчива.Этот тип идентичности сформировался в рамках альтернативной институциональной логики, которая не предопределена действиями государства, но также формируется культурными, социальными и когнитивными процессами в «реальном», но особенно в «виртуальном» пространстве коммуникации. И несмотря на то, что «Россия как государство» по-прежнему остается способом сохранения символической власти политических лидеров, существуют некоторые сильные, но скрытые тенденции, формирующие «Россию как сообщество граждан» под влиянием информационных технологий, глобальных ценностей, норм и взглядов. .

Основные моменты

► Исследование выявляет корни невидимой государственной идентичности в России. ► На теоретическом уровне исследует противоречие между основными концепциями идентичности. ► На эмпирическом уровне он исследует «невидимую» идентичность через ее видимые формы. ► «Невидимая» государственная идентичность — способ создания сообщества граждан в России.

Ключевые слова

Государственная идентичность

Национальная идентичность

Гражданская идентичность

Российская идентичность

Визуальная социология

Рекомендуемые статьиЦитирующие статьи (0)

Copyright © 2012 Производство и хостинг Elsevier Ltd.

Рекомендуемые статьи

Цитирование статей

Корни и особенности современной украинской национальной идентичности и национализма

Это отрывок из Украина и Россия: люди, политика, пропаганда и перспективы — Сборник, отредактированный E-IR. Доступно сейчас на Amazon (Великобритания, США, Франция, Германия, Калифорния), во всех хороших книжных магазинах, а также для бесплатной загрузки в формате PDF.

Узнайте больше об ассортименте книг открытого доступа E-IR здесь.

Украинский национализм восходит к середине 19 века. Он возник после того, как национальные движения уже появились в странах Восточной Европы, и во многом обязан их влиянию. До начала ХХ века история украинского национального движения — это в основном история борьбы трех проектов (украинской) национальной идентичности, каждый из которых по-своему определял контуры и принципы отношений между Украиной и Россия.

Исторически первым проектом был проект панславянской идентичности. В его рамках Украина и Россия были частями общего славянского мира, то есть особой культурной, религиозной и национальной общности народов Восточной Европы, которая также рассматривалась в долгосрочной перспективе как потенциальное политическое сообщество. Вскоре после этого был разработан проект особой украинской этнокультурной идентичности, отличной от российской идентичности и противоположной ей, с Украиной и Россией, рассматриваемыми как разные национальные сообщества.Наконец, во многом как реакция на развитие украинского этнического национализма и под влиянием развития русского национализма, сформировался третий проект — проект «малороссийской идентичности». В его рамках Украина наравне с Белоруссией рассматривалась как часть общероссийского национального проекта, основанного на идее единой политической истории России (Великороссии), Украины (Малороссии), в том числе Галиции (Красная Россия). Россия) и Белоруссия (Белая Русь), все они происходят из средневековой Киевской Руси и разделяют общую религию (православный) и язык (старославянский).

По нескольким причинам, в основном политического характера, проект панславизма так и не смог консолидироваться, и к началу 20 века постепенно сформировались две другие основные стратегии идентичности. Во-первых, малороссийский, который долгое время пропагандировался правительством Российской империи. Он пользовался поддержкой некоторой части интеллигенции как центральной, так и западной Украины — последняя даже сформировала религиозное и идеологическое движение «русофилов» («москофилов»), потерявшее свое влияние после Первой мировой войны.Таким образом, в конечном итоге пропаганда малороссийской идентичности оказалась неэффективной — некоторые исследователи, например российский историк Алексей Миллер, связывают это со слабостью механизмов принудительной ассимиляции, которыми располагала Российская империя в XIX веке. .

Второй айдентичный проект можно назвать «собственно украинским». В конечном итоге именно этнокультурная идентичность стала преобладающей в украинском национальном проекте, и национальная политика, проводимая в СССР, сыграла немалую роль в его формировании.Интересно, что долгое время (до ХХ века) идеологи национального движения колебались с изложением проекта независимого украинского государства. Необходимость независимости Украины впервые была теоретически обоснована не на националистической, а на марксистской (или даже национал-марксистской) основе социал-демократом Юлианом Бачинским в его книге «Украина Ирредента », опубликованной в 1895 году.

Советская национальная политика

Современный украинский национализм — явление неоднородное.Как и в случае с другими национальными движениями, в нем присутствуют как радикально-экстремистские, так и либеральные течения. Все они формировались в течение длительного периода, в том числе во времена СССР. На первый взгляд может показаться, что украинский национализм развивался в течение семидесятилетнего советского периода только как подпольное движение. Стоит напомнить, что в течение многих лет после окончания Второй мировой войны в западных регионах Советского Союза украинские националисты все еще вели партизанскую войну против Советского Союза.Это составляет мифологию, сыгравшую большую роль в формировании современной национальной идентичности. Однако это отнюдь не было основой процесса формирования украинского национального самосознания в советский период; скорее, решающую роль сыграла советская национальная политика.

Как метко заметил Роджерс Брубейкер, «хотя советский режим был антинационалистическим и, конечно, жестоко репрессивным во всех смыслах, он не был антинациональным» (Brubaker, 2004, p.53). Он жестко подавлял все формы неофициальной классовой и этнополитической мобилизации населения, а также национализм как политическую идеологию (в рамках борьбы с «буржуазным национализмом»), но в то же время продвигал практики формирования этнонациональной идентичности своих граждан. Такая ситуация объяснима, поскольку к началу ХХ века в Российской империи возникло множество национальных движений, а образование республик СССР только по национальным критериям было ответом советских властей на устремления этих движений.Во многих случаях правительство СССР активно способствовало развитию национальной идентичности своих граждан, особенно когда она была недостаточно развита. Лучшим примером является политика принудительной украинизации, проводившаяся в Украине в 1920-е годы.

Большую роль в развитии национального самосознания сыграли переписи населения. Как демонстрирует Жюльет Кадио в своей книге Лаборатория Империи: Россия / СССР, 1860-1940 (Кадиот, 2007), правительство СССР использовало институционализацию этничности (национальности) как инструмент для регистрации и мониторинга населения, а также для пространственная конфигурация мощности; и после долгих споров между советскими этнографами именно «родной язык» был выбран в качестве основного критерия для определения принадлежности к нации.Внимание к языку отнюдь не случайно. В отличие от Западной Европы, где формирование наций происходило либо одновременно с образованием государств, либо было связано с их модернизацией, нации Центральной и Восточной Европы формировались, как правило, внутри империй (Австро-Венгрии или России), и поэтому сначала они определялись в основном культурными аспектами: языком, религией и общей историей (Puhle, 2008, стр. 162-183). К моменту образования СССР национальные языки и национальные культуры уже были частью повседневной практики и базовых знаний, благодаря чему язык мог показаться респондентам переписей одним из наиболее последовательных критериев их национального самосознания. личность.

Отметим, что национальная политика в СССР была принципиально амбивалентной. Практики этнокультурной идентичности сочетались с идеологией формирования особой идентичности — нового «советского человека». Но, несмотря на все официальные декларации о формировании в СССР новой общности « советских людей », Советское правительство занималось системным развитием национальных культур и национальной интеллигенции в республиках (наряду с продвижением русских национально-культурных традиций). традиция как главный представитель советской культуры).

В частности, в конце 1950-х годов в советских республиках была начата подготовка национальных кадров для работы в системе государственного управления и экономики: «через систему льгот и« национального набора »в колледжи местная этноэлита получила воспитывались, ее представители вовремя выделяли управленческие должности и престижные социальные ниши »(Ноженко, 2007, с. 246). Таким образом, во многом благодаря советской национальной политике политическое и географическое пространство, которое мы сейчас называем «постсоветским», пережило формирование и консолидацию практики разделения людей на социальные группы на основе их этнонационального происхождения.Это также объясняет, почему к концу 1980-х социологические исследования в СССР обнаружили тенденции к замене старых социокультурных идентичностей (профессиональная принадлежность, социальные статусы и т. Д.) Этнической идентичностью. После распада Советского Союза не только в бывших советских республиках, но и в странах Центральной и Восточной Европы — например, в Румынии или в республиках бывшей Югославии — идеология национализма, оформленная как этническая принадлежность, имела большое значение. (и во многих случаях решающее) влияние на политическую практику.

После распада Советского Союза проблемы идентичности оказались более важными, чем проблема установления демократических институтов. Это ясно видно из дискурса, распространенного среди украинской национальной интеллигенции с момента провозглашения независимости, который был сосредоточен на дебатах о самоопределении между Западом и Востоком, национальной памяти и истории, религии и культуре, но не о правах человека. . Описывая ситуацию в Центральной и Восточной Европе после распада Советского Союза, Тимоти Гартон Эш отмечает, что в 1990-х это стало почти правилом: чем более этнически разнообразна посткоммунистическая страна, тем выше вероятность, что она станет националистической. -авторитарный, а не либерально-демократический путь (Гнатюк, 2005, с.277). Британский автор объясняет это этнонациональной однородностью, используемой для облегчения проведения демократических преобразований. Однако опыт многих стран (например, Венгрии) свидетельствует о том, что этнокультурная однородность не является гарантией демократического развития. Скорее, степень культурной однородности определяет степень авторитаризма, который будет сопровождать консолидацию национализма — чем более неоднородно общество в его культурном аспекте, тем больше силы необходимо применить для реализации «национального проекта» — и, соответственно, авторитарнее был бы национализм.Таким образом, Эш явно ошибается в этом, но он понимает как раз то, что многие постсоветские общества ориентированы на реализацию националистических, а не обязательно демократических, проектов.

Украина не стала исключением. Государственная политика с момента провозглашения независимости Украины с разной степенью интенсивности всегда была направлена ​​на укрепление однородности культуры и языка доминирования украинских культурных традиций и, в то же время, на усиление этнокультурных различий между ними. Украина и Россия.Россия здесь выступала в роли «другого», и современная украинская национальная идентичность конституировалась по большей части в противовес ей.

Повести украинского националистического дискурса

В современном украинском националистическом дискурсе можно выделить три основных нарратива (о нарративизме национализма см., Например, Бхабха, 1990, стр. 1-7). Конечно, часто невозможно логически проследить границы между ними, тем более что с годами можно было заметить, что сторонники одного нарратива постепенно смещаются в сторону другого нарратива (как правило, такой переход происходит по линии радикализации. ).Тем не менее сами сторонники национального дискурса осознают различия между ними. Не случайно версия украинского национального проекта, официально утвержденная сразу после провозглашения независимости — первый легализованный в советское время нарратив — была очень быстро воспринята многими интеллектуалами, особенно молодым поколением, как неадекватная.

Мы уже упоминали, что украинский национальный проект был разработан и поддерживается институтами Советского государства в рамках политики создания этнических элит в республиках Советского Союза.Однако было бы неверно утверждать, что современный украинский национализм является исключительным результатом советской национальной политики. Именно те элиты, которые пришли к власти в начале 1990-х годов, также сыграли свою роль в процессе формирования идентичности. Элита состояла не только из технократов-менеджеров и представителей номенклатуры Коммунистической партии, которые вскоре после провозглашения независимости заняли все руководящие должности, но и из ученых, журналистов и художников, которые определили практики символического саморепрезентации и ритуалов. украинского государства, а также его идеологической политики.Последнее, в частности, исходило из романтических взглядов на историю борьбы за независимость и на необходимость распространения украинского языка и культуры как средства спасения Украины. Таким образом, центральной идеей первого повествования было возрождение Украины и социальной роли украинского языка, которое стало возможным после распада СССР. Первый рассказ был поддержан советской и постсоветской системой государственной власти и был сосредоточен на национальных традициях, культуре и языке.В рамках этого нарратива Россия была «другим», но, вероятно, не врагом.

Однако эта «официальная государственная идеология» по разным причинам была неприемлема для многих сторонников национальной идеи. Суть претензий наиболее точно выразил украинский историк Николай Рябчук, который провел параллель между идеологией «Малороссии» и идеологией «кучмизма» (то есть государственной идеологией президента Леонида Кучмы). Основное обвинение в адрес правительства со стороны его правых идеологических противников заключалось в том, что оно не могло определить и сделать выбор между Востоком и Западом.Этим объясняется критическое отношение президента Кучмы к политике «множественных векторов» на международной арене. Между тем для ряда интеллектуалов 1990-х годов этот выбор был очевиден. У них была концепция «украинского национального проекта», сформированная по шаблонам распространенных во многих странах Центральной и Восточной Европы представлений, согласно которым Россия представляет угрозу национальной и культурной самобытности малых европейских народов — одно из самых эрудированных выражений. таких понятий — эссе Милана Кундеры «Трагедия Центральной Европы».«Европейский выбор» для этой группы был цивилизационным и единственным способом спасти украинскую культуру от деструктивного влияния тоталитаризма — путем возврата к западноевропейской гуманитарной культуре, к которой раньше принадлежала украинская культура.

Во многих отношениях, под влиянием восточноевропейских интеллектуалов, второе повествование стало преобладать, с упором на вопросы цивилизационного выбора и жертв. Если в первом случае Украина выглядела как отколовшаяся часть России, то во втором это была восточноевропейская страна, порабощенная Россией.Его люди, культура, религия и язык воспринимались в первую очередь как жертвы тоталитарного режима. Этот нарратив получил свое политическое выражение в культе жертв искусственного массового голода 1930-х годов (Голодомор), который повсеместно пропагандировался на правительственном уровне при президенте Викторе Ющенко. Таким образом, второй нарратив руководствовался идеей противостояния России и идентификации с Европой. Более того, этот нарратив связан с опытом коллективной трагедии, который составляет основу национальной интеграции и идентичности.

Наконец, в течение 2000-х годов начало появляться третье повествование, связанное с возрождением радикальных версий украинского национального движения, впервые появившихся на исторической сцене в ходе Второй мировой войны, и национальный дискурс, сфокусированный на борьбе против враг. Именно это третье повествование, которое сегодня, в условиях вооруженного противостояния, происходящего в Украине, постепенно стало наиболее распространенным типом украинского национализма. В конце 1990-х годов все большую популярность приобретали представители новой волны национально ориентированной украинской интеллигенции.В первую очередь это были деятели культуры, особенно писатели, которые, среди прочего, начали экспериментировать с литературными стилями и темами, включая вопрос о сексуальных меньшинствах, и были обвинены в постмодернизме — идеологии, которая, по мнению радикальных националистов, представляет угрозу для украинской культуры (Гнатюк, 2005, с. 219). По сути, радикалы приравнивали постмодернизм к демократии и выступали против них обоих.

Проблема борьбы с врагом была связана с общим разочарованием значительной части национально ориентированных украинских граждан в элите, как политической, так и культурной.Этот рассказ отражает социальные проблемы и социальную борьбу с точки зрения националистической идеологии, отсюда — культ национальных героев и идея этнократии. Он подчеркивает борьбу за политические и социальные права этнических украинцев против коррумпированного правительства и олигархов и, в то же время, борьбу за расширение жизненного пространства этнических украинцев, которые «стеснены» в своей собственной стране. В последнее время этот нарратив претерпел определенные трансформации: тема этнической принадлежности отошла на второй план, а тема борьбы с врагом стала преобладающей, и поэтому теперь в этот националистический дискурс вовлекаются не только этнические украинцы.Третье повествование — это радикальное выражение национальной борьбы за признание и суверенитет против внешних и внутренних врагов.

Анализируя структуру националистического мышления, Патрик Колм Хоган выделяет три его повествовательные формы: героизм, жертвенность и романтизм (Hogan, 2009, стр. 167-213). Эти формы повествования очевидны и в украинском национализме: первый нарратив, который мы упомянули, явно связан с преобладанием романтизма, второй — с жертвоприношением, а третий — с героизмом.Показательно, что Хоган связывает преобладание героизма с войной и конфликтом.

Русский язык и конфликт идентичностей

Преобладание националистического дискурса в Украине, поддерживаемое сменяющими друг друга правительствами, породило ряд проблем, связанных с формированием национальной идентичности. Хотя официально украинскую нацию часто называют гражданской нацией, тем не менее, школьные программы, система государственных праздников и социальных ритуалов, а также символическое саморепрезентация украинского государства неизменно включали этнический компонент.В большинстве случаев этот компонент оказывается доминирующим, определяя также повседневную политическую практику. Поэтому не случайно украинскую национальную идентичность чаще всего описывают как идентичность, устанавливаемую на этнокультурной почве. Не случайно и то, что граждане Украины, для которых родным языком не является украинский (в первую очередь, русскоязычные), сталкиваются с проблемами самоидентификации и конфликтами идентичностей.

Сегодня в Украине вопрос украинского / русского языка — это не только и не столько вопрос, относящийся к сфере культуры или сфере прав, но вопрос политики, вопрос границ политического сообщества.Исторически сложилось так, что именно язык является основным маркером украинской национальной идентичности. В случае с Украиной язык является одним из тех очевидных и не требующих пояснений агентов, которые позволяют в рамках политики идентичности провести черту между «нами» и «ими» — в нашем случае это в первую очередь означает различение между украинцы и русские. В то же время часть этнического украинского населения считает русский своим родным языком, а ряд русскоязычных этнических украинцев по-прежнему считают украинский своим родным языком.Это любопытное явление заслуживает особого внимания.

Группа русскоязычных людей неоднородна, среди них можно выделить две подгруппы (подробнее см. Погребинский, 2010). Первый — самый многочисленный. В ее состав входят те, кто крайне негативно относится к политике украинизации правительства и предпочитает русский язык при просмотре телепередач и фильмов, чтении газет и выборе языка обучения в школах своих детей.Другими словами, это группа с явной культурной и языковой идентичностью, причем последняя не имеет ничего общего с этническим происхождением.

Вторая группа не так многочисленна; по приблизительным подсчетам, это до 10% всех русскоязычных граждан. Это люди, которые более лояльны к лингвистической политике правительства и не против того, чтобы их детей зачисляли в школы с украинским языком обучения. То есть для части русскоязычного населения страны не проблема отказаться от русского — или, по крайней мере, позволить своим детям не быть в первую очередь русскоязычными, как они сами.С этой точки зрения их предпочтение говорить по-русски не совпадает с их (идеологическим) имиджем гражданина украинского государства. Другими словами, они считают, что национальная идентичность должна быть основана на этнической основе, а этническая принадлежность, в свою очередь, рассматривается ими как связанная с языком. Представители такой подгруппы русскоязычных украинских граждан высоко ценят этническую идентичность в своей структуре идентичности и осознают свою недостаточность и неадекватность по сравнению с их представлением об этнических украинцах.Они испытывают конфликт между языковой и этнической идентичностью.

Заключение

Сегодняшний кризис существенно обострил все эти внутренние противоречия, в том числе связанные с проблемой формирования национальной украинской идентичности. Общим политическим проектом для Украины могло бы стать создание единой гражданско-политической нации. Но разработке и реализации такого проекта мешает сопротивление элит (как политических, так и интеллектуальных), которые не готовы и, по большому счету, не способны предложить и реализовать этот проект.

Список литературы

Бхабха, К. Х. (ред.) (1990) Нация и повествование. Нью-Йорк: Рутледж.

Брубакер Р. (2004) Этническая принадлежность без групп. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Cadiot, J. (2007) Le Laboratoire impérial: Russie-URSS, 1860-1940. Париж: Издания CNRS.

Гнатюк, О. (2005) Прощання з империе: Украинские дискуссии про идентичность. Киев: Крытика.

Hogan, P.K. (2009) Понимание национализма: нарратив, когнитивная наука и идентичность.Колумбус: Издательство государственного университета Огайо.

Ноженко, М. (2007) Национальные государства в Европе. Санкт-Петербург: Норма.

Погребинский, М. (ред.) (2010) Русский язык в Украине, Том 2. Харьков: HPMMS.

Puhle H.-J. (2008) «Neue Nationalismen in Osteuropa — eine sechste Welle?» В Яне Э. (ред.) Nationalismus im spät- und postkommunistischen Europa. Группа 1: Der gescheiterte Nationalismus der multi- und teilnationalen Staaten. Баден-Баден: Номос.

Дополнительная литература по электронным международным отношениям

Россия — Hofstede Insights

Если мы исследуем русскую культуру через призму 6-мерной модели ©, мы сможем получить хорошее представление о глубоких драйверах русской культуры по сравнению с другими мировыми культурами.

Power Distance

Это измерение связано с тем фактом, что все люди в обществах не равны — оно выражает отношение культуры к этому неравенству среди нас. Дистанция власти определяется как — степень, в которой менее влиятельные члены институтов и организаций в стране ожидают и принимают неравномерное распределение власти.

Россия, набравшая 93 балла, — это страна, где держатели власти очень далеки от общества.Об этом свидетельствует тот факт, что самая большая страна в мире чрезвычайно централизована: 2/3 всех иностранных инвестиций направляются в Москву, где также сосредоточено 80% всего финансового потенциала. Огромное несоответствие между менее влиятельными и более влиятельными людьми приводит к огромной важности символов статуса. Поведение должно отражать и представлять статусные роли во всех сферах делового взаимодействия: будь то визиты, переговоры или сотрудничество; подход должен быть нисходящим и давать четкие полномочия для решения любой задачи.

Индивидуализм

Фундаментальный вопрос, рассматриваемый этим параметром, — это степень взаимозависимости, которую общество поддерживает между своими членами. Это связано с тем, определяется ли самооценка людей в терминах «я» или «мы». В индивидуалистических обществах люди должны заботиться только о себе и своих близких. В коллективистских обществах люди принадлежат к «группам», которые заботятся о них в обмен на лояльность.

Если россияне планируют гулять со своими друзьями, они буквально говорят «Мы с друзьями» вместо «Я и мои друзья», если они говорят о братьях и сестрах, это могут быть двоюродные братья и сестры, поэтому более низкая оценка 39 даже означает его проявления в языке.Семья, друзья и, нередко, соседи очень важны для решения повседневных задач. Отношения имеют решающее значение для получения информации, знакомства или успешных переговоров. Они должны быть личными, искренними и доверчивыми, прежде чем можно будет сосредоточиться на задачах и опираться на осторожный по отношению к получателю, скорее неявный стиль общения.

Мужественность

Высокий балл (мужской) по этому параметру указывает на то, что движущей силой общества будут конкуренция, достижения и успех, причем успех будет определяться победителем / лучшим в своей области — система ценностей, которая начинается в школе и продолжается на протяжении всей жизни организации.

Низкий балл (женский) по этому параметру означает, что доминирующими ценностями в обществе являются забота о других и качестве жизни. Женское общество — это общество, в котором качество жизни является признаком успеха, а выделение из толпы не вызывает восхищения. Фундаментальный вопрос здесь в том, что мотивирует людей, желание быть лучшими (мужское начало) или нравиться то, что вы делаете (женское начало).

Относительно низкий балл России (36) может удивить ее предпочтением символов статуса, но в России это связано с высокой дистанцией власти.Со второго взгляда видно, что россияне на рабочем месте, а также при встрече с незнакомцем довольно недооценивают свои личные достижения, вклад или возможности. Они скромно говорят о себе, и от ученых, исследователей или врачей чаще всего ожидают, что они будут жить с очень скромным уровнем жизни. Доминирующее поведение может быть приемлемым, когда оно исходит от начальника, но не ценится коллегами.

Предотвращение неопределенности

Измерение «Избежание неопределенности» связано с тем, как общество принимает во внимание тот факт, что будущее никогда не может быть познано: должны ли мы пытаться контролировать будущее или просто позволить ему случиться? Эта двусмысленность приносит с собой тревогу, и разные культуры научились справляться с этой тревогой по-разному. Степень, в которой представители культуры чувствуют угрозу из-за неоднозначных или неизвестных ситуаций и создают убеждения и институты, которые пытаются их избежать. отражается в оценке по предотвращению неопределенности.

Подсчет очков 95 Россиянам очень угрожают неоднозначные ситуации, а также они создали одну из самых сложных бюрократических систем в мире. Презентации либо не подготовлены, например, когда переговоры начинаются и основное внимание уделяется построению отношений, или чрезвычайно подробным и хорошо подготовленным.Также очень распространено подробное планирование и инструктаж. Россияне предпочитают иметь контекстную и справочную информацию. Пока русские общаются с людьми, которых считают чужими, они кажутся очень формальными и отстраненными. При этом формальность используется как знак уважения.

Долгосрочная ориентация

Это измерение описывает , как каждое общество должно поддерживать определенные связи со своим прошлым, решая проблемы настоящего и будущего , и общества по-разному расставляют приоритеты для этих двух экзистенциальных целей.