Морализаторство — это… Что такое Морализаторство?
- Морализаторство
— понятие, применяющееся для обозначения такой позиции при вынесении оценки моральной или нравственного поучения, которые по тем или иным причинам вызывают сомнение в их этической оправданности. О М. заходит речь тогда, когда моральная оценка рассматривается не как простое расхождение в ценностных определениях, а как признание систематического искажения моральным проповедником нравственных принципов. Недоверие к М. связано прежде всего с ущемлением нравственной автономии индивида, а также с безапелляционностью суждений морального проповедника и подозрением в его небескорыстности. М. можно трактовать как прямое следствие пренебрежения теми границами, которые сама мораль ставит моральному поучению как явлению безнравственному по своей сути. Психологической основой М. является широкий спектр осознанных и бессознательных прагматических интересов, поиск привилегированной позиции, которая позволяет пренебречь критичным отношением к собственным представлениям о должном и к своему праву на нравственное поучение.
(Бим-Бад Б.М. Педагогический энциклопедический словарь. — М., 2002. С. 148)
Ч312.52
Педагогический терминологический словарь. — С.-Петербург: Российская национальная библиотека. 2006.
- Мор, Томас
- Мораль
Смотреть что такое «Морализаторство» в других словарях:
МОРАЛИЗАТОРСТВО — МОРАЛИЗАТОРСТВО понятие, обозначающее такие моральные высказывания или рассуждения, в которых оценка (осуждение) и инвектива оказываются привязанными (по заблуждению или лицемерию) к абстрактным критериям и доминируют над пониманием реального … Философская энциклопедия
морализаторство — проповедывание Словарь русских синонимов. морализаторство сущ., кол во синонимов: 1 • проповедывание (8) Словарь синонимов ASIS … Словарь синонимов
морализаторство — а, ср. moralisateur m. Нравоучительство. Моральную демагогию называют еще морализаторством, морализированием или даже моралистикой. ВФ 1995 5 7. ? Лекс. Сл. нов. сл. 1791: морализа/торство … Исторический словарь галлицизмов русского языка
Морализаторство — ср. Склонность к морализированию, морализации. Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000 … Современный толковый словарь русского языка Ефремовой
морализаторство — морализаторство, морализаторства, морализаторства, морализаторств, морализаторству, морализаторствам, морализаторство, морализаторства, морализаторством, морализаторствами, морализаторстве, морализаторствах (Источник: «Полная акцентуированная… … Формы слов
морализаторство — морализ аторство, а … Русский орфографический словарь
морализаторство — а; ср. Нравоучительство, проповедование банальных житейский истин; морализирование. ◁ Морализаторский, ая, ое. М ая склонность … Энциклопедический словарь
морализаторство — а; ср. см. тж. морализаторский Нравоучительство, проповедование банальных житейский истин; морализирование … Словарь многих выражений
морализаторство — морал/из/атор/ств/о … Морфемно-орфографический словарь
Соина, Ольга Сергеевна — (р.13.01.1954) спец. по этике, истории рус. филос.; д р филос. наук. Род. в Новосибирске. Окончила филол. ф т Новосиб. гос. пед. ин та (1975), докторантуру при ИФ РАН (1996). С 1980 в работает в Новосибирском гос. архитектурно строительном ун те … Большая биографическая энциклопедия
Книги
- Коллонтай, Млечин Леонид Михайлович. Александра Михайловна Коллонтай, первая в России женщина-министр и женщина-посол, относится к категории людей, которые творят историю. В революционные годы она пользовалась фантастической… Подробнее Купить за 583 руб
- Коллонтай, Леонид Млечин. Александра Михайловна Коллонтай (1872-1952), первая в России женщина-министр и женщина-посол, относится к категории людей, которые творят историю. В революционные годыона пользовалась… Подробнее Купить за 413 руб
- Коллонтай, Млечин Л.. Александра Михайловна Коллонтай (1872-1952), первая в России женщина-министр и женщина-посол, относится к категории людей, которые творят историю. В революционные годы она пользовалась… Подробнее Купить за 369 руб
Из Крымска в Крым: морализация политики в современной России
Не так давно мне написал друг детства, который два года назад, после Крымска, просил меня распространять (почерпнутую, конечно, из перепостов в соцсетях) информацию о «тысячах погибших» и «властях, которые скрывают правду». А теперь, после Крыма, сообщил, что «раньше критиковал Путина, а сейчас по-настоящему поверил ему». И таких, как он, немало. Крымская кампания вызвала настоящий всплеск энтузиазма, и далеко не казенного. Поддержка российской позиции носит не столько прагматичный, сколько морально-этический характер.
Один из аналитических рефренов последнего месяца: российская власть перешла к методам так называемой реальной политики, причем понимаемой предельно просто и, я бы даже сказал, непосредственно: бери, что плохо лежит, отжимай, что не могут отстоять; никакой морально-идеологической надстройки, если есть базис реальных интересов. Но тут-то как раз ничего нового. В действительности Владимир Путин всегда отличался прагматизмом и в политике особо не обременял себя идейными издержками.
Подлинная новизна как раз в том, что власть начала отвечать на моральный запрос общества. На наших глазах происходит морализация российского авторитаризма. Просто русский язык наделил слово «моральный» обязательным положительным звучанием. Но мораль – это не всегда про добро, зато всегда про некие «высшие» ценности, ради которых можно пожертвовать как раз прагматическими соображениями. Только ценности эти могут иметь весьма косвенное отношение к морали «в хорошем смысле». Они могут быть и аморальными.
«Восстановление исторической справедливости» и «защита традиционных ценностей» – вот моральные императивы путинской власти образца десятых. Те самые «духовные скрепы», разошедшиеся на мемы и тем не менее объясняющие тот энтузиазм, о котором шла речь выше. Отдельного упоминания заслуживает «защита русскоязычного населения» – не русского, а именно русскоязычного – такой запоздалый привет этнологу всея Руси Валерию Тишкову, что верой и правдой два десятилетия по заказу Кремля конструировал «российскую нацию», да так и не сконструировал, – чтобы сильно не расстраивался. Вот благодаря такому коктейлю и был стремительно проделан путь из Крымска в Крым.
Тут нужно обратиться к аналогиями из более давней истории. Глядя постфактум на жесткие режимы XX века, мы настолько впечатлены их раскрывшимися впоследствии и, простите, распиаренными преступлениями, что часто хочется взяться за голову, бессильно повторяя: как же они терпели это, как же не видели?! Отсюда представление о тотальном репрессивном страхе, которыми объясняется отсутствие всякого сопротивления. А на самом-то деле эти самые «они», то есть современники и граждане диктаторских стран, и не терпели и видели совсем другое. Стабильность такого рода систем держалась не только и часто не столько на мощи полицейского аппарата, сколько на «политике добродетели», которую власть олицетворяла.
Что именно считается добродетелью, естественно, меняется от раза к разу и зависит от конкретно исторических условий складывания режима. В нашем случае, безусловно, наличествует реакция на «московскую зиму» 2011/12 года. Она была, по-видимому, воспринята властью как нарушение неформального контракта, заложенного в основу первого путинского десятилетия: вы, европеизированное меньшинство, не лезете в политику, а мы, власть, не вмешиваемся в вашу частную жизнь и защищаем от реваншистских настроений консервативного большинства.
И в ответ на московские события началось масштабное наступление на ценностную автономию того самого меньшинства, что заявило о своем праве на активное политическое участие. Ударяют по тому, что создавало его психологический комфорт, – прежде всего по маркерам принадлежности страны к европейскому миру. Опору власть нашла в большинстве, которое ни с каким Западом себя ассоциировать не хотело.
Так из имитационной демократии, которой Россия оставалась на всем протяжении нулевых, наша страна стремительно превращается в «гипердемократию» в терминологии Ортеги-и-Гассета, когда прямо удовлетворяются требования большинства, часто направленные на откровенную маргинализацию и остракизм «других». Собственно, крымский референдум – прямое воплощение такой политики. Оставьте международное право, украинские (изрядно, правда, обесцененные предварительно Майданом) и даже наши собственные российские законы – ну, хотят люди стать россиянами, что ж мы им, отказывать будем?
Моральная составляющая этой системы, как всегда в подобных случаях, зиждется на культивировании образа «чужого», «чуждого», «врага» и специфически российском желании его «нормализовать», сходном по интенции с дворовой логикой: ты чё в шляпе ходишь, самый умный, что ли, а ну сними! Отсюда особенности российского антигейского закона: он не против гомосексуалистов вообще – пусть живут, – а против того, чтобы они распространяли свой образ жизни. Чтоб не выпендривались, короче. Можно увидеть в этом специфическую форму регулирования публичного пространства, можно назвать проще – лицемерие.
Характерно, кстати, что законы, направленные на вмешательство в частную жизнь, апеллируют к детям: гей-пропаганду запрещают среди них, и усыновлять иностранцам запрещают тоже их. Тут и некоторая отсылка к будущему, в котором нуждается любая идеологическая система, и дополнительный моральный пафос: дети – это наше будущее, и это святое.
Итак, наш извод «политики добродетели» отличается изрядной долей лицемерия и неменьшей – агрессивности. Эта выхолощенная мораль. Но самое печальное, что наличествующие альтернативы ненамного лучше. Про «этническую мораль» русских националистов и говорить не хочется – в частности, потому, что, к счастью, она не очень сформирована, хотя и всегда наготове – привет «русскоязычным». Но и у демократического оппозиционного лагеря в запасе пока только «нерукопожатность» и «борьба с жуликами и ворами», что представляет собой не более чем мстительную мечту об очистительном огне.
Кризис, в который погрузилась не очень заметно для себя самой наша страна, – это прежде всего кризис моральный. Запрос на мораль очевиден – ответ на него со всех сторон крайне низкого качества. Причем этот кризис для нас – универсальный, системный. Потому что если вернуться к сугубо функциональному определению роли морали в обществе, то она призвана регулировать отношения «дальнего порядка», то есть такие, в которые мы, с одной стороны, вступаем ежедневно, а с другой – с неблизкими людьми. Не мужем и женой, а с продавщицей в магазине и просто с прохожим в час ночи в темном переулке. И вот именно здесь у нас традиционно самые большие проблемы, самый большой дискомфорт, самая большая угроза.
Чтобы найти выход, стоит разобраться в том, как все начиналось на нынешнем витке. 1991 год был восторженно встречен российским интеллектуальным сословием, в частности, потому, что подвел черту под советским коллективизмом, к тому времени окончательно выродившимся в карикатуру на самое себя. Только вот главными бенефициариями долгожданной свободы оказались недавние комсомольцы, чекисты и партаппаратчики, выстроившие себе аляповатые коттеджи, за непроницаемыми заборами которых открываются шикарные виды на провинциальные помойки. Позавчера они воспевали тело и дело Ленина, вчера активно пользовались тотальной атомизацией общества, освященной вольнолюбивой советской интеллигенцией, сегодня натравливают разгневанное большинство на ту самую интеллигенцию, амбициозно переименованную в «креативный класс», чтобы теперь вернуться к до боли знакомой «пятой колонне».
Выхолощенная мораль сегодняшнего дня – это прямое следствие того, что 91-й год изгнал любую мораль из политической плоскости и освятил индивидуализм даже в его самых примитивных проявлениях. И, похоже, один из немногих шансов на выход из этого кризиса – дать реальный ответ на моральный запрос общества. Единственная революция, которая точно принесет России пользу, – это революция моральная. И возможно, она с опозданием на несколько десятилетий и должна наконец стать результатом векового национального перенапряжения.
Рискну предположить, что новая публичная мораль будет отличаться от всех предложенных сегодня вариантов направленностью не вовне, не на мобилизацию против врагов с помощью любезно настроенных институтов, будь то государственный репрессивный аппарат или революционная партия, а на внутреннюю работу, основанную на взаимном доверии и самоорганизации. Робкие зачатки этого мы видим, к примеру, в той же волонтерской работе, в которой соединена готовность к жертве (временем и деньгами) с готовностью взять на себя ответственность за то, с чем не справляется государство. Это особенно важно потому, что одна из коренных проблем путинской системы в том и состоит, что она пытается старыми административно-полицейскими методами решить задачи принципиально новой эпохи.
Я думаю, что все такого рода структуры, а также благотворительные фонды, религиозные общины, в которых происходит глубокая духовная работа (общение в церковных приходах сыграло большую роль в психологическом восстановлении послевоенной Западной Германии), хорошие школы, да просто семьи, в которых нормальные человеческие отношения, должны быть тщательно хранимы. Без них распад общества рискует приобрести неконтролируемые масштабы даже при относительно благоприятных внешних условиях.
А они могут распад остановить. Мы видели это и во время тушения пожаров 2010 года, и меньше двух лет назад в Крымске.
Про мораль и морализаторство — xommep — LiveJournal
В очередной раз подниму тему морали; в современном общественном экскурсе она всплывает крайне редко, а если и всплывает, то бессистемно и, сооцно, глупо; на уровне восклицаний «креста на вас нет!» в официально светском обществе. Сегодня попробую показать, почему мораль подменяется морализаторством.Для начала сформулирую первую важную мысль статьи — в официальной современной культуре… никакой морали нет. Она декларируется, но не соблюдается, и на это есть свои причины. Что такое мораль? Это та часть культуры, которая отвечает за внутренние ограничения в поведении каждого конкретного индивида. Понятие морали неотрывно связано с понятиями Добро и Зло, но этих понятий в современной культуре также нет — точнее, они относительны и фактически заменены Выгодой.
В статье про общественную и личную мораль уже упоминал основную проблему данного подхода — на первый взгляд, отсутствие каких-то там мутных ограничений, навязанных из кровавого прошлого, когда ещё Айфоны были с проводами и наборными дисками, это однозначно хорошо — как говорит тов. Щаранский, «свобода лучше несвободы наличием свободы». Но уже в первом же приближении оказывается, что ограничивать свободу индивидуумов надо, ведь свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого человека (с). И вместо тех самых «мутных» ограничений, навязываемых обществом негласно, приходится навязывать другие ограничения, полицейскими методами — туда нельзя, сюда нельзя:
Кто бы мог подумать, что свободы «тогда» было в разы больше, чем сейчас.
Буквально вчера был на лекции питерской фольклористки-лингвистки С.Б.Адоньевой, где она упоминала о том, что в староверческих областях до сих пор вполне всерьёз работает моральный базис — люди не делают того или сего, потому что стыдно (см. с 14:30). А стыд — производная от морали, нет морали — нет и стыда. Я недавно писал на эту тему — современно общество вполне официально бесстыдно; это не декларируется, но вы даже не сможете сформулировать, в каком месте вам может стать стыдно. Да, обывателя можно поставить в неловкое положение — в обществе всё ещё декларируются рудименты моральных ценностей — но на уровне всего общества во главе угла стоят деньги, и если что-то там мешает их заработку, то какая такая мораль, какой такой стыд?.. Не смешите мои тапки.
Вот сейчас поднялся неслабый хайп вокруг т.н. «уренгойского мальчика». Что же по сути произошло? Некими силами (я далёк от обвинения конкретного киндера, это явно пешка) осуществлён очередной наезд на одно из немногих священных для нашей культуры понятий — т.е. наше Добро попытались выставить немножко-таки Злом. Да, такие вещи пока что не прокатывают в лоб — однако все мы знаем, про что у нас до сих пор снимаются фильмы типа «УС-2» или «Шталинграда» — «творцы» усердно высираются на эти же самые святыни, т.е. на воспринимаемые однозначно Добром понятия, навроде подвига советского народа в ВоВ. Что говорить, если даже одно из лучших отечественных кино «28 панфиловцев» вымарывает из этого подвига советскую составляющую и подменяет её русской — особо доставляет национальный состав 28, набранных в… Казахстане:
Моральный базис так не работает. Если для нас есть Добро и Зло (читай священные понятия), то мы не можем в одном месте молиться на них, а в другом поливать дерьмом. Если папа римский или патриарх Кирилл выйдет на проповедь и объявит: «Всё, расходись, Бога нет», это тут же завершит его карьеру не только как главы Церкви, но и как христианина вообще — но в повседневной жизни мы допускаем подобную ахинею сплошь и рядом.
Культурно-моральное падение СССР началось с хрущёвской «перепрошивки» массового сознания — когда вчерашний «отец народов» вдруг был объявлен преступником и палачом; фактически это был выстрел в ногу, навроде вышеупомянутого постулата «Бога нет» — если вы произвольно меняете ценностные установки в обществе, то мораль попросту перестаёт работать; для неё нужны чётко заданные Добро и Зло, а если Добро вдруг объявляется Злом, то это разрушает всю картину мира, и тут уже спасайся, кто может. И с тех пор пошла деградация общественного сознания, появилось явление «диссидентов» — они были и раньше, но тогда в народе было чёткое понимание, что это — контра недобитая, а теперь, когда не понятно, где наши, а где белые, часть народа пошла за иудами типа соЛЖЕницына.
Взять тот же фильм «Ирония судьбы» — тот самый, оригинальный, являющийся до сих пор символом Нового Года — про что он?.. Про то, как некий гражданин сбежал от невесты (пусть и вынужденно) к другой бабе, которая понравилась ему больше, и какая такая невеста? Досвидос. Ответственность, мораль, стыд? Нет, не слышал; я свободный человек, живу как хочу. 1975-й год, а морали уже как ни бывало. Удивителен ли итог? Отнюдь.
В отсутствии общественной морали любые попытки действовать морально ходят на грани морализаторства — а обычно и за этой гранью. Морализаторство — это попытка судить общество по устаревшей морали, то есть взывать к моральным ценностям, которые в обществе не работают. Но, как я показал выше, в современной культуре нет никаких моральных ценностей; единственная ценность — бабло, сиречь Золотой Телец; и, соответственно, любые попытки моральных нравоучений автоматически являются морализаторством.
Когда Никитушка наш Михалков разевает пасть в своём бесогонстве, это даже хуже морализаторства — це нравоучения от Иуды; сей пельмень натурально насрал на святую для русско-советского человека Войну в своём УС-2. А сколько таких никитушек лечит нам мозг по телеящику и из тырнетов?.. Несть им числа. Любой человек, находящийся в Системе, не имеет права говорить за мораль, увы — ибо морали в современной культуре нет, есть Выгода.
В недавней статье про культуру простого человека показал, что культурное воздействие возможно не только «сверху», но и «по горизонтали», от человека человеку. Только выйдя за рамки Системы, отрицая моральные ценности оккупировавшей страну «элиты» — тут мы ничем не отличаемся от «Незалежной» — можно говорить хоть за какую-то мораль. Пока мы считаем культуру условного телеящика нормальной и своей, мы автоматически отрицаем мораль, стыд и совесть. Победа, Спутник и прочая — это по сути обманка для лохов, недаром Мавзолей постоянно драпируют на День Победы, а до космических успехов, кроме РосКосмоса, усиленно пиарящемся на делах наших предков, дела тоже никому нет — более того, можно выпускать анти-советские и откровенно идиотские картины вроде «Время первых» или «Салют». Нет у «этих» никакого стыда и никакого почтения к Добру. Увы.
Очевидный выход — как и в тот раз, репрессировать «всех лучших». К этому всё идёт, но путь это долгий и кровавый. Можно попробовать зайти «снизу» — через формирование морали «снизу» общества и отрицание культуры «элит» — когда Михалкову с Бондарчуком за их «творения» будут давать не премии, а с ноги в рыло, вот тогда может что-то и изменится. А пока для нас ЭТО — нормально, увы, ни о какой морали давайте уже не говорить.
В последнем ролике Шарий в очередной раз показал тотальную лживость новой укро-культуры:
А вы думаете, мы далеко от них ушли? Ну-ну.
Отрицаете мораль и стыд — получите от «элиты» дерьмо на свою голову.
МОРАЛИЗАТОРСТВО КАК ФЕНОМЕН МЫСЛИ И КУЛЬТУРЫ БЕНГАЛЬСКОГО РЕНЕССАНСАMoralism as the phenomenon in the thought and culture of the Bengal Renaissance
Исследование поддержано грантом Российского научного фонда «Индийская философия в контексте истории мировой философии: проблема трансляции смыслов», проект No 16–18–10427.
Скороходова Т. Г. Морализаторство как феномен мысли и культуры Бенгальского Ренессанса // Диалог со временем. 2018. Вып. 63. С. 77-95.
Ключевые слова: Бенгальское Возрождение, морализаторство, религиозная мысль, «этическая революция», нормативная этика, морализирование в художественной литературе
Феномен морализаторства в мысли и культуре Бенгальского Возрождения XIX – первой трети XX в. описан как результат трансформации идеи морали, морального сознания и моральной жизни в религиозной философии и реформаторской практике Раммохана Рая, мыслителей Брахмо Самаджа (Дебендронатх Тагор, Кешобчондро Сен) и неоиндуизма (Бонкимчондро Чоттопаддхай, Свами Вивекананда). Процессы переосмысления традиционной морали индуизма и создания новой нормативной этики в общественной мысли и культуре Бенгалии рассматриваются с позиций концепции П. Рикёра, различающего этическое (благое) и моральное (обязательное). Показано, что возникновение феномена морализаторства во второй половине XIX в. вызвано этической революцией в сознании реформаторов и мыслителей первых поколений эпохи – представлением о моральной жизни как следовании обязанностям сообразно идее блага и ценностям. В морализаторстве различимы два вектора – создание и обоснование нормативной этики как неотъемлемой части индуизма и морализирование – оценка происходящего в обществе c позиций соответствия нормам должного и этическому идеалу. Первый больше выражен в публицистике и социальной мысли, второй – в культуре. С наибольшей силой воздействия на общество морализаторство воплощено в художественной литературе и драматургии и имеет гуманистический характер. Результатом описанных процессов стали формирование направления мышления о вопросах этики и морали и складывание общей модели морализирования в художественной культуре Индии.
Keywords: Moralism, The Bengal Renaissance, religious thought, ethical revolution, normative ethics, moralizing in fiction
The phenomenon of moralism in the thought and culture of the Bengal Renaissance (19th – early 20th cc.) is described as the result of transformation of an idea of morality, moral consciousness and moral life in religious philosophy and reformation practice by Rammohun Roy, thinkers of the Brajmo Samaj (Devendranath Tagore and Keshubchandra Sen) and of Neo-Hinduism (Bankimchamdra Chattopadhyay, Swami Vivekananda). An appearance of the phenomenon of moralism in 2nd half of the 19th c. was determined by ethical revolution in consciousness of the reformers and thinkers of first generations of the epoch. The moralism has two vectors: 1) creation and grounding of normative ethics as main component of Hinduism and, 2) moralizing as an evaluation of social life in correspondence of right norms and ethical ideal. The first one was more pronounced in social thought and journalism, and second one – in the Bengal culture. Moralizing was embodied more strongly in fiction and drama and it had humanistic spirit. The result of described processes was the focus on ethical problems and the emergence the general model of moralizing in liberal arts of India.
Интеллектуалов-творцов культуры Бенгальского Ренессанса XIX – начала ХХ в. – национально-культурного возрождения в наиболее вовлечённом в модернизационные процессы регионе Британской Индии – отличало особое внимание к этике и морали1 – это стало практически аксиомой и часто объясняется просветительским характером их целей и усилий, которые, в свою очередь, были инициированы влиянием западной философии эпохи Просвещения (особенно Шотландского) и европейской литературы и культуры в целом. Интеллектуалы Бенгалии – действительно моралисты, доказывающие современникам необходимость следования моральным принципам и нормам высокой религиозной этики индуизма ради усовершенствования как личности, так и общества, ради решения его актуальных проблем. Но само возникновение морализирования как оценки явлений сообразно этическим идеалам, как и субъектов-моралистов для Индии – явление новое и нетрадиционное.
Нирад Чоудхури убеждён, что индуистскому сообществу всегда недоставало этических ценностей: «моральные заповеди составляют только часть во внушительной массе запретов, которые регулируют каждый аспект жизни индуса. Для него – если он верен своей религии – есть цыплёнка – не меньшее преступление, чем мошенничество, бесстыдное насилие над девушкой не более предосудительно, чем взгляд на лицо жены младшего брата, допустить гибель коровы из-за несчастного случая не менее пагубно, чем сбить человека во время быстрой езды. Если неумышленное убийство вовлечёт его в хитросплетения гражданского суда, то непредумышленное убийство быка опутает его сетями жреческого возмездия»2. Н. Чоудхури считает индуизм этически незрелым, что выражается в неразвитости морального сознания и чувства личной ответственности у его адептов. Причина тому – недостаточность самой идеи воздаяния и «всеобщее и неискоренимое допущение, что боги – подкупны (venal), что допускает и погрешимость божественного порядка, что позволяет людям в этом подражать богам»3. Подлинное моральное сознание в Индии, по мнению культуролога, создавали, хотя и без долговременного успеха, мыслители Индийского Ренессанса, а именно брахмоисты и неоиндуисты.
Мораль индуизма существует как освящённая вероучением система нравственных норм. Дхарма задаёт нормы поведения для человека, но всеобщий религиозный закон подробнейшим образом дифференцирован для каждого сообразно всему комплексу его социальных статусов и ролей, что законодательно закреплено в дхармашастрах. Представления о благом и дурном деянии и поведении и, соответственно, нормативной этики связаны с законом кармы, и хотя они указывают на идеал должного и смысл жизни, не утверждают прямой зависимости мокши (освобождения) от добродетельного поведения человека.
Метафизическое основание этики связано с представлением о характере Абсолюта, и в индуизме, в отличие от христианства или ислама, нет строгого определения этического характера Брахмана – в Упанишадах он скорее сверхэтичен4; в Бхагавадгите появляется мотив этичности Бога; этика бхакти требует нравственного поведения на основе признания этичности личного Бога. Такая вариативность представлений сама по себе не способствовала распространению и культивированию универсальных для индуистов ценностей этики.
В философских школах индуизма – шести даршанах – присутствуют этические компоненты, но особая дисциплина, анализирующая мораль, моральное сознание и поведение, в этой традиции не сложилась. Этика в традиционном обществе существовала как указание на должное, идеал и смысл жизни, как универсальное представление о дхарме человека, и потому была частью обоснования практики жизни, однако дхармашастры вывели в морали на первый план статусные правила (предписания и запреты), и брахманы позаботились о разветвлённой системе разнообразных санкций за их нарушение. Так был создан механизм торможения развития морального сознания ортодоксального индуиста, который держится за правила как основу своей праведности, но не видит особой беды в дурном обращении с ближними.
Традиционная мораль индуизма неоднократно оспаривалась неортодоксальными духовными движениями, однако проблема несоответствия морального поведения индуистов этическим идеалам священных текстов (в первую очередь Упанишад и Бхагавадгиты) была поднята в Новое время. Из осознания этой проблемы выросло два события. Первое – этическая революция в религиозной мысли родоначальника эпохи Раммохана Рая (1772–1833), которая способствовала появлению этической мысли как нового для индийской философии направления, а также воздействовала на сознание нескольких поколений интеллектуалов Бенгалии. Второе событие – появление феномена морализаторства в мысли и культуре.
Для описания этих событий методологически плодотворной представляется концепция Поля Рикёра, различающего этическое и моральное. К первому относится всё, что оценивается как благое, ко второму – всё, что навязывается в качестве обязательного. Рикёр называет этикой стремление к совершенной жизни, а моралью – соединение этого стремления с нормами, которым одновременно свойственно притязание на универсальность и принудительность. При этом этика включает в себя мораль, в которой превалирует деонтология – следование нравственным обязательствам – долгу. Долг же напрямую связан с целью этики, которую Рикёр формулирует как «цель благой жизни с другим и для другого в справедливых институтах»5.
Феномен морализаторства в бенгальской мысли и культуре стал следствием трансформации идеи морали, морального сознания и моральной жизни в трудах Раммохана Рая, по-новому истолковавшего метафизические основы индуизма. Это произошло под влиянием двух факторов – осмысления учения Христа и христианства и осмысления священных текстов индуизма. Наставления Христа Раммохан нашёл «наиболее соответствующими моральным принципам и наиболее приспособленными для применения разумными существами, чем любые другие мне известные»6. Вместе с тем он убеждён в глубинном родстве всех религий и потому находил моральные принципы этического монотеизма в Упанишадах и Бхагавадгите и считал, что «Веды содержат те же уроки морали», что и заповеди Иисуса, но «в разрозненном виде»7.
На этический характер Абсолюта – Брахмана, единого Бога – Раммохан обращает внимание в первом теологическом трактате «Дар верующим в единого Бога» («Тухфат-ул-Мувахиддин», 1804)8 – Бог наделяет человека «интуитивной способностью отличать добро от зла»; ему угодна не только «чистая преданность», но и «союз сердец во взаимной любви и чувстве ко всем созданиям»9. В «Кратком изложении Веданты» появляется идея этического монотеизма: следование нравственным принципам – обуздание страстей и благие дела «объявлены в Веде совершенно необходимыми для приближения сознания к Богу»10.
В интерпретации Упанишад Раммохан по-новому истолковывает этику индуизма, отсылая к авторитету священных текстов, а традиционную этику подвергает бескомпромиссной критике. Особенно хорошо это выражено в переводе «Иша-упанишады»11 – Предисловии и Введении к нему. Иша, как и другие священные тексты, «проповедует не только просвещённое служение Богу, но и чистейшие принципы морали». Среди них первым является для Раммохана золотое правило: «великий и всеобщий принцип – “Поступай с другими так, как ты желаешь, чтобы поступали с тобой”»12. В переводе-пересказе упанишады установлена связь между почитанием Верховного духа и этикой благого поведения – отречения от эгоизма и зависти (1–3 шлоки), описаны этические характеристики Верховного Сущего, который «извечно опре-деляет для всех созданий сообразные им цели»13 и требует от человека доброго отношения ко всем созданиям Творца (4–8 шлоки). В перевод «вживляется» золотое правило как должное, общечеловеческий смысл этики в родной традиции. Новая этика у Раммохана Рая подаётся как подлинная этика индуизма – естественное продолжение религии: следование высшим ценностям любви и милосердия, обуздание страстей для противодействия пороку. В метафизическом основании этики Раммохан противопоставляет этический монотеизм – возвышенную веру в Бога – политеизму, моральные изъяны которого разрушительны для общества и человека. Этика традиционного индуизма для Раммохана замещает добро злом, так как считает грехом отступление от ритуальных и кастовых правил. Коренной порок существующей в индуистской общине морали реформатор видит в попрании всех человеческих и социальных чувств из-за соблюдения многочисленных предписаний и жестоких обычаев – всё во имя чистоты касты. Эта система не считает злом действительно аморальные поступки против человека и допускает их искупление бессмысленными ритуалами. В этом Раммохан видит «моральное унижение расы» явно достойной лучшей доли14. В «Иша-упанишаде» он описывает следствия соблюдения ритуалов, которые отделяют верующего от постижения Бога, искупления греха и праведного пути. Единственный выход он видит в изменении морального сознания соотечественников – на совершенствование моральных качеств человека и поддержание гуманности в отношениях между людьми.
В социально-реформаторских трудах и деятельности Раммохана явно выражено этическое измерение – реализация «цели благой жизни» (П. Рикёр), которую философ связывает с «нашим утешением и счастьем»15 в трёх аспектах. 1) Жизнь с другим: «Истинная система религии ведёт… к дружественному отношению к своим ближним, воздействуя на их сердца одновременно со смирением и милосердием…»16. Это основа морального сознания – представление о счастье и интересах ближнего и возвышение над эгоизмом. 2) Жизнь для другого – следствие преодоления эгоизма и развития моральных качеств, которые в условиях Индии подавлены «моральным поощрением преступных отношений между полами, самоубийств, убийств женщин и человеческих жертвоприношений»17. Поэтому моральным императивом должно стать признание ценности земной жизни каждого человека и следующее из него сострадание и милосердие. В жизни самого Раммохана воплощением его моральных чувств стала борьба за запрет сати – самосожжения индусских вдов. 3) Жизнь в справедливых институтах выступает у Раммохана как смысл его реформаторских трудов: моральная жизнь обеспечивается естественным сочувствием к страданиям и несчастьям ближних и сознанием долга – «сделать всё, что в моих силах, чтобы избавить их [соотечественников] от обмана и рабства и содействовать их утешению и счастью»18. Принципы человеколюбия обеспечивают совершенствование отношений в обществе благодаря их интеграции в нормах человеческого общежития и институтах.
Благодаря этической революции в сознании Раммохана Рая у него самого и у его духовных наследников появляется представление о моральном сознании, моральных чувствах и моральной жизни, которые подчинены идее долга – следования обязанностям сообразно идее блага.
Морализаторство как феномен появилось во II половине XIX века в виде вектора интеллектуальной деятельности значимых фигур общественной жизни Бенгалии. Субъекты морализаторства – интеллектуалы, принадлежащие либо к брахмоизму – реформированной версии индуизма, либо к неоиндуизму – течению мысли, предпринимающему попытки обосновать достоинства индуизма в его целостности и многообразии течений и культов. И те, и другие мотивированы желанием способствовать пробуждению, усовершенствованию и возрождению индийского социума, преодолению социальных пороков и решению насущных проблем, и считают развитие морального сознания соотечественников одним из ключевых условий движения и развития в современной ситуации. При этом среди бенгальских интеллектуалов нет «чистых» моралистов – их труды не ограничены рамками однообразной проповеди морали; напротив, идеи нормативной этики и оценка явлений реальности составляют только часть их размышлений и присутствуют в ненавязчивой форме, в т.ч. в беллетристическом дискурсе.
В феномене морализаторства мне видится два вектора – попытки создания и обоснования нормативной этики как неотъемлемой части индуизма (в разном его понимании) и морализирование – оценка реальных явлений и процессов в бенгальском обществе с позиций их соответствия нормам должного (дхармы) и этическому идеалу. Первый вектор больше выражен в публицистике или социально-философских трудах, второй – в культуре эпохи, прежде всего – художественной литературе и драматургии.
Феномен морализаторства начинается с осмысления и новой интерпретации морали индуизма, которая должна разбудить моральное сознание соотечественников. На первый план выводится представление о праведности как моральном поведении на благо других, не связанном с исполнением ритуалов и предписаний. Его целью было обоснование идеала моральной жизни, истолкованной преимущественно как следование долгу, который в свою очередь тесно связывался с религией. Ключевым методом формирования нормативной этики стала интерпретация священных текстов индуизма сквозь призму представления о Боге как источнике этики. Упанишады, Бхагавадгита и дхармашастры служат фундаментальным обоснованием этики (блага) и морали (долга). Этот метод впервые появился у Раммохана Рая, и его применяют и брахмоисты, и неоиндуистские мыслители. Раммохан Рай в трактатах против обычая сати («Беседы сторонника и противника сожжения вдов заживо») аргументировал необходимость отказа от ритуальной смерти, ссылаясь на законы Ману и Яджнавалкъи, а также Бхагавадгиты. Он цитирует шлоки Бхагавадгиты, где осуждается приверженность «букве Вед», ритуализму и желание воздаяния за жертву, но поощряется сотериологически ценное действие без привязанности к результату. Согласно его трактовке, стяжание награды за обряд или ритуальное действие продиктовано эгоизмом, и только глупцы выбирают его в жажде наслаждений. Мудрый выбирает веру, и его задача – предотвратить неправедные действия: «Зачем же тогда вы постоянно вводите в заблуждение женщин, …чтобы они следовали низким путём, искушая их будущим удовольствием …и просто поощряете невежество?»19.
В 1848 г., создавая «Книгу Брахмо Дхармы», лидер религиозно-реформаторского общества Брахмо Самадж Дебендронатх Тагор ориентировался на цель обоснования идеала, излагая главы «морального кодекса брахмоиста»: «Только те, чьи сердца очищены добрыми деяниями, могут стремиться к поклонению Брахману, и это самоочевидная истина. Что есть добродетель и каковы её заповеди? Несомненно, что брахмоистам необходимо знать их, чтобы исполнять свою ежедневную обязанность – совершенствовать свой характер в соответствии с этими заповедями»20. Сердцевиной этого вектора был этический подход к явлениям общественной жизни и бытию личности с позиций их соответствия благу, истолкованному как связь с Богом и отождествлённому с дхармой. Этот подход рельефно выражен в «Книге Брахмо Дхармы»: «Друзья отвернутся и уйдут, оставив мёртвое тело, словно спиленное дерево на земле. Дхарма, или добродетель, позволит ему пробудиться. Пусть привычно и постепенно возникнет изобилие добродетели во имя твоей пользы. С помощью дхармы человек способен преодолеть кромешную тьму этого мира»21. Почти по христианской модели здесь добродетель в земной жизни обусловливает посмертное пробуждением – хотя непосредственного влияния христианства на Д. Тагора не было.
Дебендронатх Тагор, составляя свод нормативных этических правил – поведения домохозяина, взаимоотношений и обязанностей в семье и моральных предписаний – соответствия слова и дела, свидетельства, добродетели, проявлений милосердия, самоконтроля, избегания злословия, контроля над чувствами, речью и разумом, отречения от греха – активно использовал смрити. Отчасти он описал свой метод: «Я продолжил чтение Махабхараты, Гиты, Манусмрити и других книг, и отбирал стихи из них, чтобы составить собрание предписаний. В этой работе огромную помощь мне оказала книга Манусмрити. В книге Брахмо Дхармы содержались стихи из других смрити – Тантры, Махабхараты и Гиты. Мне пришлось усердно потрудиться, чтобы написать эти заповеди»22. Центральной идеей нормативной этики, созданной Д. Тагором из текстов традиции, стало отношение к каждому ближнему как к Богу – видение в человеке божественного создания и вытекающие отсюда терпимость, уважение, снисхождение к поведению ближних и неприятие насилия в человеческих отношениях.
Отклонение от правила этической экзегетики текста индуистской традиции совершил Кешобчондро Сена, находившийся под сильным влиянием личности и учения Христа. Исходя из идеи Бога как морального управителя вселенной, реформатор вводит в круг этических идей понятие греха, которое определяет как «ужасное проклятие, отвратительную и противную болезнь, укоренённую в глубинах человеческого существа» и «ужасно нечистую вещь»23. Проблема моральной жизни заключена в том, что и человек, и общество заняты очищением её внешних проявлений и форм («надстройки» – superstructure), тогда как корни греха лежат в самом основании человеческого существа и в глубинах общества. Каждый грех – это оскорбление величия Небес, нарушение закона Бога – его заповедей, поэтому он не идентичен человеческим преступлениям, наказываемым в соответствии с правом; так как все грехи исходят из плотской природы человека; и в ней лежат корни преступлений. «Бог судит похоть и слабость сердца, а не внешние преступления. Он не выясняет, виновны ли мы в настоящем убийстве, лжесвидетельстве, подлоге, присвоении чужого или прелюбодеянии, но виновны ли в плотских желаниях и расположенности к этим преступлениям, страстях, из которых они происходят и присутствуют в сердце»24. При этом человек появляется на свет безгрешным, однако добровольно и сознательно склоняется к дурному, следуя «животной», плотской природе. Главная идея нормативной этики Кешобчондро – самопожертвование ради усовершенствования и личности, и общества.
Если брахмоистские лидеры предложили новую интерпретацию морали в первую очередь своим единомышленникам в Брахмо самадже (хотя и с желанием распространять её в обществе как таковом), то неоиндуистские мыслители интерпретируют индуизм как религию, главное место в которой отведено этике и моральному поведению – прежде всего потому, что дхарма отождествляется с моралью. Бог/Абсолют определяется как «Моральный правитель вселенной, постоянно судящий нас по нашим деяниям», как «этичный Бог, который любит человечество и делает для него добро»25.
Бонкимчондро Чоттопаддхай трактует этическое содержание индуизма в духе определения цели этики – «благая жизнь с другим и для другого», и поэтому из двух индусов – скрупулёзно следующего правилам и ритуалам и аморально действующего эгоиста и другого, нарушающего кастовые правила, но работающего на благо других и следующего добродетели, “истинным индусом” является второй, так как религия превыше обычаев и практик26. Сущность индуизма, без которого его не может быть – читташуддхи, «моральное очищение души», т.е. следование моральным принципам – контроль над чувствами ради их правильного применения, отказ от эгоизма и забота о других – и почитание Бога27.
Нормативная этика в публицистике Бонкимчондро выстроена вокруг идеи долга, вытекающего из понимания дхармы как морали, добродетели и соответствующего им действия28. Дхарма как благо и должное связана у него с целостным развитием человека и его действиями в мире – в первую очередь морального характера. Бонкимчондро видит в единой дхарме императивную обязанность в двух аспектах: по отношению к себе и к другим людям. Она осуществляется в виде общественного долга человека, личными усилиями содействующего прогрессу, который понимается как продвижение дхармы29. Императивная обязанность исполняется как незаинтересованное действие, санкционированное священным авторитетом Бхагавадгиты. Моральные заповеди должного поведения Бонкимчондро выводит из объяснения дхармы. Они даны Кришной в Махабхарате – в «Гите» и других книгах.
Вкратце принципы нормативной этики выглядят следующим образом: 1) постоянное соотнесение с дхармой любого действия через понимание его как способствующего благополучию людей; 2) постоянное развитие (онушилон) физических (шарирака-вритти) и интеллектуальных (маношик-вритти) способностей для наилучшего исполнения своих обязанностей30; 3) следование свадхарме – личному долгу сообразно своим общественным обязанностям (подобно Арджуне – кшатрию, исполнявшему свадхарму), ради поддержания морального порядка общества31. Пути свадхармы могут быть разными – джняна, карма и бхакти, но суть её остаётся неизменной; 4) всемерное поддержание справедливости: «обязанность каждого человека – защищать всё то, что справедливо», – говорит Бонкимчондро, приводя в пример Пандавов, которым ради этого пришлось вступить в войну32. И хотя дхарма и дхармическое действие связаны с поддержанием жизни и ненасилием33, ради справедливого порядка вполне моральным будет выбор в пользу насильственного действия (подобно битве на Курукшетре).
Бонкимчондро, отстаивая императивный характер этики индуизма, тем не менее, учитывает свободу выбора личности между дхармой и адхармой – и потому в словах главного для него учителя этики Кришны слышит «голос свободы», хотя он и советует выбирать образ действий сообразно истине (например, нарушить добродетель правдивости, если нужно сохранить чью-либо жизнь)34.
Свами Вивекананда в интерпретации этики индуизма исходит из идеи развития кодексов любых религий, из отречения и отношения к Другому: «Этика всегда говорит: “Не я, но ты”. Её формула – “Не Я, но не-Я”. Тщетные идеи индивидуализма, за которые человек цепляется, пытаясь обрести Безграничную Власть или Безграничное Наслаждение, должны быть отброшены, – говорят законы этики. Вы должны ставить себя последним, а других – перед собой. Чувства говорят: “Мне – первому”. Этика говорит: “Я должен удержаться и быть последним”. Таким образом, все этические кодексы основаны на отречении… Совершенное освобождение от эгоизма – идеал этики»35. Отречение (о кото-ром Бонкимчондро и не упоминал) – вайрагья рассматривается как начало и этики, и религии: «Как может религия или мораль начаться без самоотречения? Альфа и Омега – это отречение. “Отрекись, – говорит Веда, – отрекись. Это единственный путь”. <…> “Не через богатство, не через потомство, но только через отречение достигается бессмертие”, – этому учат индийские книги»36. Разумеется, отречение Вивекананда называет «знаменем Индии» и сутью индуизма, проявляющейся во всех сферах деятельности и указывающей на ответственное нравственное чувство и сознание субъекта. В жизни отрeчение выражается в видении Бога в каждом человеке и следовании его нуждам и требованиям как своим собственным. Мораль Вивекананда описывает через термин ачара – «чистота внутренняя и внешняя», как основу индуизма, при этом более значима для него внутренняя чистота, обеспечиваемая отказом от «произнесения лжи, пьянства, свершения аморальных деяний и – деланием добра другим»; это последнее – долг. На этом фоне предписания относительно пищи и питья, совместных трапез, общения между представителями разных каст и подобные обычаи Вивекананда считает «несчастьем нашей страны», несмотря на их соотнесённость с предписаниями шастр. Внутреннее очищение – задача намного более серьёзная: она включает правдивость, служение бедным, помощь нуждающимся и т.д.37
Вивекананда выстраивает нормативную этику индуизма, отчасти продолжая идеи Бонкимчондро: говоря о читташуддхи («будь чист и помогай любому, кто приходит к тебе, всем, чем только можешь. И это – благая карма. С её силой сердце станет чистым (читташуддхи)»38), о следовании долгу через исполнение своих обязанностей – и потому карма как труд в миру ради труда без привязанности к результату понимается философом как первостепенно значимая в современной Индии39, а также идея свободы, реализуемой через посвящение Богу всех своих действий. «Карма-йога – это обретение посредством незаинтересованного труда свободы (freedom), которая есть цель всей природы человека. …Есть лишь одно определение того, что такое мораль: всё эгоистическое – аморально, всё бескорыстное – морально»40. Но у Вивекананды намного отчётливее выражен аспект этической жизни «в справедливых институтах», хотя он и говорит преимущественно о персональной этике в контексте идеи «мы помогаем себе, а не миру» (что восходит к идеям Рамакришны) и «каждый велик на своём месте»41. Этика индуизма в трактовке философа сакрализует социальные отношения: «устроение общества, институт брака, любовь к детям, наши добрые дела, мораль, этика есть различные формы отречения»42. Нормативная этика Вивекананды включает такие требования, как любовь к ближним и альтруистическую им помощь43, служение другим и противостояние злу, которое проявляется в разных формах в обществе, – для Индии это «вечное подчинение индивида обществу и насильственное самопожертвование посредством институтов и дисциплины»44, предрассудки и обычаи, связанные с представлениями о кастовой иерархии и ритуальной нечистоте, неприкасаемость, угнетённое положение женщин и т. д.
В нормативной этике бенгальских интеллектуалов очевиден синтез трёх пластов – выборочно реинтерпретированных положений традиционных текстов, идей неортодоксальных средневековых движений внутри индуизма (и отчасти буддизма), а также усвоенных христианских этических представлений. Нормативная этика, представленная в трудах брахмоистов и неоиндуистов как подлинная этика индуизма, существенно расходилась с традиционным представлением о должной жизни. На это позже указывал Р. Тагор: «Наше общество зиждилось на том, что Ману называл “праведной жизнью”. В сущности, это была система обычаев, которых в древности придерживались на очень небольшой территории, – писал Рабиндранат Тагор в конце жизни. – <…> Праведная жизнь плохо совмещалась со свободой духа (!). Постепенно идеалы этой “праведной жизни <…> стали олицетворять собой косность»45. Новая этика строилась вокруг идеи человечности, человечного отношения к людям и свободы личности, понятия блага как основания праведной жизни и соотнесённости с истиной.
На нормативных положениях этики, явно или скрыто присутствующих у реформаторов и деятелей культуры, строится морализирование – оценка явлений, процессов и проблем общества, которые с позиций ортодоксии никогда не были бы расценены как проблемы или пороки. Новое понятие о должном представляет в совершенно ином свете сущее – как поведение людей, так и общепринятые традиционные практики и институты. Оценки индийских реалий с позиции нового представления о должном встречаются в трактатах и памфлетах реформаторов и в художественной литературе. Ишшорчондро Биддешагор, доказывавший в памфлетах (1855) допустимость и необходимость вторичного замужества вдов, в первую очередь молодых, признаёт всесокрушающей власть обычая над индусской общиной. Обычай оценивается как зло, которое не позволяет видеть подлинные добро и поощрять добродетель. «Обычай – самый ненадёжный авторитет по сравнению с Ведами и Смрити, – аргументирует Биддешагор. – …Когда обычай противоречит священным книгам, ему нельзя следовать. Тем более что в шастрах есть различные указания на замужество вдов»46. Он заключает памфлет гневным указанием на пожизненное вдовство как причину того, что «Индия, бывшая когда-то землёй добродетели, захлёбывается в потоке прелюбодеяния и убийства неродившихся детей», чему потворствуют те, кто потерял честь и религию и неспособен сострадать несчастным юным вдовам. «Вы, возможно, думаете, что, потеряв мужа, женщина перестаёт быть человеческим существом и больше не подвержена влиянию страстей. Но сколько на каждом шагу примеров тому, как вы жестоко ошибаетесь!47 Похожие моральные оценки Биддешагор даёт детским бракам и полигамии брахманов-кулинов, и главным основанием морализирования выступает не ссылка на шастры и священные тексты, которых у реформатора предостаточно, а сострадание к человеку – женщине, находящейся под гнётом традиционных предписаний.
Художественная литература Бенгалии XIX – начала XX в., возможно, воплощает феномен морализаторства с большей силой воздействия на общество, нежели даже деятельность реформаторов-брахмо-истов и неоиндуистов – по причине образного выражения идей новой этики и моральных императивов и стремления писателей воспитывать и просвещать читателей. На мой взгляд, бенгальская литература от Перичанда Митро и до Рабиндраната Тагора и далее стала живым олицетворением совершённой Раммоханом Раем этической революции, так как сознание творцов было пропитано представлениями новой гуманистической нормативной этики о должном поведении. К тому же они были убеждены в решающей силе просвещения, и всеми доступными средствами ему содействовали. Литература стала наилучшим из них.
Этот момент хорошо виден в эссе Бонкимчондро Чоттопаддхая «Полигамия», посвящённом реформаторской кампании И. Биддешагора. Писатель безусловно согласен с реформатором в том, что полигамия – «очень плохой обычай», противоречащий естественному праву, вредный для общества, и потому от неё следует отказаться. Однако, отрицательно оценив обычай, он отмечает, что Биддешагор и его противники избрали один и тот же метод – апелляцию к шастрам, в которых каждая сторона находит опору в противоречащих друг другу аргументах. Поскольку обычай в обществе сильнее шастр, ссылки на последние вряд ли будут способствовать отмене полигамии48. Вместе с тем, благодаря распространению современного образования, европейским законам и общему прогрессу представители высших каст уже постепенно отказываются от полигамии. «Вероятно, что в короткое время это полностью исчезнет… – пишет Бонкимчондро. – Уверен, что это исчезновение произойдёт в результате хорошего образования (курсив мой. – Т.С.)»49.
В социально-бытовых романах Бонкимчондро поднял те же проблемы, решить которые взялся Биддешагор. В «Ядовитом дереве» писатель показал сложность решения проблемы пожизненного вдовства через вторичное замужество – в семейной трагедии образованного заминдара Ногендро, который женился на юной вдове Кундонондини при жизни первой жены Шурджомукхи. Разлад с женой и трагическая смерть Кундо в романе позволили писателю выразить базовые идеи его этики: невозможность счастья, если несчастен другой человек, и моральная небезупречность забвения долга ради личной выгоды50. При этом Бонкимчондро удаётся осудить и пожизненное вдовство, и полигамию, и одновременно пробудить в читателе сострадание к героям-жертвам несправедливого порядка. Похожая коллизия – в «Завещании Кришноканто», где героиня-вдова Рохини гибнет от руки любимого человека, оставившего ради неё свою жену. «Если благополучие общества зависит от вдовства женщин, то почему не существует закон о длительном вдовстве мужчин по смерти их жён?»51 – для Бонкимчондро это и нравственная, и социальная проблема.
Феномен морализаторства в художественной литературе Бенгалии XIX – начала XX в. представлен в литературе и драматургии такими известными именами, как Перичанд Митро, Калипрошонно Шинхо, Динобондху Митро, Рамнарайон Торкоротно, Умешчондро Митро, Майкл Модхушудон Дотто и Бонкимчондро Чоттопаддхай; в новом веке традицию морализирования продолжает Шоротчондро Чоттопаддхай. При всём несходстве и разнообразии сюжетов, тем и форм произведений, в них обнаруживаются ключевые характеристики феномена, общие для всех авторов и их творений. (См. таблицу на с. 92-93).
Наиболее ярко морализаторство воплощено в жанрах социально-бытового романа, сатирической драмы и комедии. Преобладающий объект морализирования (оценки) – индуистская община и её институты, прежде всего семья, а также молодое поколение; кроме того, это мо-ральный облик простого народа, угнетаемого колонизаторами и местными заминдарами – здесь заведомо присутствует известная идеализация, обусловленная самим фактом сострадания автора к их положению (Д. Митро) и восходящая к высокой оценке Р. Раем нравственных качеств простых индийцев52. Предметом морализирования в художественной форме являются прежде всего такие темы, как обычаи и традиции, связанные с заключением брака (кулинизм, полигамия, детские браки, пожизненное вдовство), положением женщины, кастовыми правилами, чуть позже (у Б. Чоттопаддхая) появляется тема любви, брака и семейного счастья. Особая тема – последствия восприятия западных идей в виде имитации английского образа жизни, а также стяжательство и угнетение народа. Тема традиционализма и стремления хранить незыблемыми обычаи прошлого не менее важна – как оборотная сторона «вестернизации». На фоне обеих тенденций – имитации западного образа жизни и традиционализма поднимает тему достойного воспитания детей (П. Митро). Цель, так или иначе присутствующая в мысли авторов, – преобразование морального сознания индуистской общины, воспитание личности на примере нравственного поведения положительных героев, которым противостоят (или сопутствуют) герои отрицательные (в чём хорошо видно влияние традиционных канонов индийской литературы), или же на показе сложных коллизий, через которые проходят герои, выбирая тот или иной путь морального действия.
Основанием для оценки событий и поведения героев становится нормативная этика в её брахмоистской или неоиндуистской трактовке, представляющаяся автору подлинной этикой индуизма. Так, в общей позиции П. Митро прочитываются заповеди «Брахмо Дхормо Гронтхо» в сопоставлении добродетельного Рамлала и беспутного Мотилала, а в сострадании и прощении Мринал к оступившейся героине «Сожжённого дома» Очоле у Шоротчондро очевидно воздействие неоиндуистской этики Свами Вивекананды.
Ориентиром для личности представляется (явно и скрыто) следование должному нормативной этики – долгу/дхарме, истине, справедливости, забота об интересах других людей и недопустимость эгоизма. Поэтому в любом из произведений писателей и драматургов решается проблема расхождения между должным и сущим – этическими нормами индуизма, заповеданными в Упанишадах, у Ману и в Бхагавадгите, и повседневным поведением людей в общине, предпочитающих держаться за обычаи, ритуалы и привычные образцы поведения, или же бросаться в другую крайность – отбрасывать традицию в целом вместе с этическими нормами и бездумно имитировать чужое. Эта проблемы описана на разном материале – от истории порочного сына богача у П. Митро и внутрисемейного конфликта и до историй женщин и мужчин в контекстах социальных обстоятельств; при этом варианты оценки – собственно морализирования – редко бывают однозначно позитивны или негативны, когда речь идёт о поведении героев.
Однозначно осуждается аморальное поведение, но герою автор может дать шанс раскаяться и получить прощение (П. Митро). Осуждаются обычаи и установления социальных институтов (в первую очередь семьи) – как безусловное зло с негативными последствиями и для личности, и для семьи, и для общества, хотя не всегда автор с уверенностью называет рецепт искоренения социального зла (Шоротчондро Чоттопаддхай). Оступившихся и/или «падших» героинь автор не осуж-дает, а скорее видит в них жертв общества и обстоятельств и сочувствует их попранному достоинству. Более сурово оценивается поведение мужчин, особенно их эгоизм, лицемерие и пренебрежение интересами ближних. Однако, рисуя расхождение между требованиями морали и поведением людей, бенгальские писатели и драматурги понимают, насколько сложным для человека и общества оказывается решение нравственных коллизий и последствия выбора для человека.
Общим результатом морализирования для всех авторов является очевидная или подразумеваемая мысль, адресованная читателю: несмотря на всю сложность жизненных коллизий, люди должны вести себя человечно и придерживаться моральных заповедей индуизма.
Феномен морализаторства в Бенгальском Ренессансе имел результатом в первую очередь формирование направления мышления о вопросах этики и морали, а также складывание общей модели морализирования в художественной культуре, при этом второе есть продолже-ние первого. Бенгальские интеллектуалы определили для себя высокий образ этики индуизма и предложили её истолкование обществу – истолкование новое, но подкреплённое авторитетом священных текстов индуизма. Его сердцевиной стало характерное и для брахмоизма, и для неоиндуизма перенесение акцента с формы на содержание религии и «просвещённое» представление о Боге и о человеке. Желая возрождения общества, бенгальские деятели культуры сосредоточили внимание на средствах для этого; и одним из этих средств – наряду с реформаторством – оказалось просвещение, смыслом которого было воспитание нового человека, человека нравственного, ориентированного на «благую жизнь с другим и для другого в справедливых институтах».
Одним из путей воспитания личности и развития общества было образование, другим – литература и театр, и потому создатели бенгальской прозы и драм выступили в роли моралистов. Образ этики, созданный в трактатах и публицистике, задал основание общей модели морализирования через художественные образы и повествование. В литературе и драматургии, с одной стороны, продолжаются традиции индийской классической драмы (и отчасти народного театра) – в чётком разграничении положительных и отрицательных героев, вознаграждении добродетели и наказании порока. С другой стороны, герои реализуют свободу нравственного выбора между достойным и недостойным поведением, ориентируясь не только на дхарму и долг, но также на интересы других людей и собственные представления о должном. Само морализаторство имеет гуманистический характер, поскольку и долг, и этические принципы, и нормы поведения рассматриваются не только с позиции исполнения религиозных заповедей, но и с позиции права человека на счастье.
БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES
Рай Раммохан. Дар верующим в единого Бога // Вопросы философии. 2010. № 11. [Raj Rammohan. Dar verujushhim v edinogo Boga // Voprosy filosofii. 2010. № 11]
Рай Раммохан. Краткое изложение веданты // Вопросы философии. 2014. № 9. С. 138–150. [Raj Rammohan. Kratkoe izlozhenie vedanty // Voprosy filosofii. 2014. № 9. S. 138–150]
Рай Раммохан. Иша-упанишада // Вопросы философии. 2016. № 4. С. 140–149. [Raj Rammohan. Isha-upanishada // Voprosy filosofii. 2016. № 4. S. 140–149]
Рикёр П. Я-сам как Другой. М., 2008. [Rikjor P. Ja-sam kak Drugoj. M., 2008]
Тагор Дебендронатх. Автобиография / Пер. с англ., вступ. ст. и примеч. Т. Г. Скороходовой. М.: ЦИИ ИВ РАН, 2007. 312 с. [Tagor Debendronath. Avtobiografija / Per. s angl., vstup. st. i primech. T. G. Skorohodovoj. M.: CII IV RAN, 2007. 312 s.]
Тагор Рабиндранат. Собрание сочинений в 12-ти тт. / Пер. с бенг. и англ. Т. IX. М.: Художественная литература, 1965. [Tagor Rabindranat. Sobranie sochinenij v 12-ti tt. / Per. s beng. i angl. T. IX. M.: Hudozhestvennaja literatura, 1965]
Товстых И. А. Бенгальская литература. М.: Наука, 1965. 290 с. [Tovstyh I. A. Bengal’skaja literatura. M.: Nauka, 1965. 290 s.]
Чоттопаддхай Бонкимчондро. Ядовитое дерево / Пер. с бенг. М.: Худож. лит., 1962. 430 с [Chottopaddhaj Bonkimchondro. Jadovitoe derevo / Per. s beng. M.: Hudozh. lit., 1962]
Швейцер А. Мировоззрение индийских мыслителей. Мистика и этика / Пер. c нем. М.: Алетейя, 2002. 288 с. [Shvejcer A. Mirovozzrenie indijskih myslitelej. Mistika i jetika / Per. c nem. M.: Aletejja, 2002. 288 s.]
Bankim‘s Hinduism. An Anthology of Writing by Bankimchandra Chattopaddhyay. Ed. by Sen Amiya P. New Delhi: Permanent Black, 2011.
Chatterjee Bankim Chandra. Sociological Essays; Utilitarianism and Positivism in Bengal / Transl. & Ed. by S.N. Mukherjee, M. Maddern. Calcutta, Wild Peony, 1986. 206 p.
Chaudhuri Nirad C. Autobiography of Unknown Indian. Mumbai, Delhi: Jaico Publishing House, 2003. XIII, 610 p.
Collet S.D. (and Stead F.H.) The Life and Letters of Raja Rammohun Roy / Ed. D.K. Biswas and R.Ch. Ganguli. 3rd ed. Calcutta: Sadharan Brahmo Samaj, 1962. IX, 563 p.
Datta Amlan. Religion and Rationalism: Road to Emancipation / Raja Rammohun Roy and the New Learning / Ed. by B.P. Barua. Calcutta: Orient Longman, 1988.
Dasgupta Subrata. Awakening: The Story of the Bengal Renaissance. L., Noida: Random House India, 2011. 484 p.
Dasgupta Subrata. The Bengal Renaissance: Identity and Creativity from Rammohun Roy to Rabindranath Tagore. Delhi: Permanent Black, 2012. 280 p.
Sen Keshub Chunder. Lectures in India. Calcutta: Navavidhan Publ. Committee, 1954. XI, 551 p.
Tagore Devendranath. The Autobiography. Transl. from Original Bengali by Satyendranath Tagore and Indira Devi. Calcutta: S.C. Lahiri & Co., 1909. 195 p.
Roy Raja Rammohun. The English Works / Ed. J.C. Ghose. New Delhi: Cosmo, 1982. 978 p.
Vidyasagara Ishvarchandra. ed. Mayavati-Almora: Advaita Ashrama, 1998–2002.
Слов: 4874 | Символов: 31875 | Параграфов: 38 | Сносок: 52 | Библиография: 21 | СВЧ: 20
Морализм (Морализаторство) | Что такое Морализм (Морализаторство)
Морализм (Морализаторство) как качество личности – склонность получать удовольствие от нравоучений и морального проповедничества, от превращения морали во что-то самодовлеющее; стремление «учить жить».
Однажды Мудрая Свинья задумалась о вопросах морали и, немного подумав, сказала вслух следующее: — У каждого племени, клана и даже семьи, если на её подворье живут хотя бы три курицы, своя мораль. Одни считают достойным воина убить врага исподтишка, а другие — одолеть в рыцарском поединке. Одни убивают, чтобы облегчить мучения, другие сохраняют жизнь страдающему калеке. Перечисление сих противоречий можно продолжать до бесконечности, но главное, что следует из всего этого, — если в глазах кого-то хочешь казаться человеком, следующим законам морали, поступай в соответствии с его взглядами. Высказав всё это, гордая Свинья удалилась к своей кормушке проверить, не осталось ли что-нибудь от вчерашнего ужина.
Морализм – это ходить с молитвенником в руках и с камнем за пазухой. Морализировать – означает, как говорил Г. Гейне: «попивая вино тайком, проповедовать воду публично». То есть, моралист проповедует строгую мораль, не следуя сам моральным принципам.
Морализм – это пристрастие к нотациям и нравоучениям. Мечта моралиста – сделать всех морально устойчивыми с единственным исключением для себя. Kогда вpач спpосил у военкома, что значат слова «моpально устойчив», то получил ответ: «Ему читают моpаль, а он не падает». Чтение моралей быстро становится качеством личности, ибо оно доставляет удовольствие. Михаил Пришвин писал: «Читать мораль доставляет удовольствие, потому что, вычитывая, человек, в сущности, говорит о себе, и это очень приятно, и это есть своего рода творчество с обратным действием, то есть не освобождающим, а угнетающим, — творчество бездарных людей».
Морализм – это стремление оглушить людей сводом моральных правил, подравнять всех под одну гребенку, лишить индивидуальных качеств, усреднить и оболванить, чтобы затем держать в строгом повиновении общественным предписаниям, выдуманным самими моралистами.
Недобросовестность морализма проявляется в абсолютизации моральных норм, вульгарном их применении к любой ситуации, без учета времени и других обстоятельств. Морализм судит Калигулу, Ивана Грозного, Мессалину и Муссолини по представлениям сегодняшней демократической морали. Отсюда террористы, убивающие царских губернаторов и военачальников – моральны, а тайная полиция, борющаяся с ними – аморальна.
Морализм в связке с брюзжанием постоянно трезвонит о том, что раньше всё было лучше, и солнце светило ярче, и трава была зеленее. Выставляя себя зрелой, целостной и состоявшейся личностью, моралист без лишней скромности презентует себя как эталон морального совершенства. Ему, как правило, присущи стереотипность мышления, косность ума, нетерпимость и оголтелость. Ареал его распространения чрезвычайно широк. Морализм встречается во всех сферах жизни – в семье, на работе, в транспорте и даже в собственной постели.
Морализму некогда заняться собой. Как белка в колесе, он постоянно озабочен осуждением и обвинением порочных качеств личности окружающих. Зачастую с морализмом происходят любопытные трансформации. Человек совсем недавно вёл аморальный образ жизни: пил, развратничал, чревоугодничал и тут, как по мановению волшебной палочки, превратился в ужасного моралиста. Как в сказке «Золушка», крыса становится кучером. Он всех начинает учить, как правильно жить, заявляя, что постиг секреты мироздания. При этом судит людей строго, не намереваясь прощать и быть снисходительным к их полу, возрасту и другим обстоятельствам. Еще недавно сам это же делал, но свое прошлое лицемерно забыто. Вот и возникают в жизни ситуации, когда мать, бросившая своего ребенка, учит других, как воспитывать детей. Женщина, наделавшая абортов и не имеющая по этой причине детей, читает нравоучения на сексуальные темы. Бывшая «лимитчица» после получения московской прописки громче всех кричит: «Понаехали тут». Мужчина сильно пил, бросил семерых детей от пяти жен и вдруг начинает осуждать современную молодежь в развязности и разнузданности. На моей практике секретарь парткома в 90-е годы резко сменил маску, удрав в церковь. Теперь он достает окружающих моральными проповедями.
Когда у человека есть твердые нравственные принципы, его не нужно заставлять быть моралистом. К примеру, он не хочет курить, алкоголь вызывает у него приступы тошноты, он привык соблюдать режим дня, не может сквернословить, испытывает отвращение к изменам. Зачем такому человеку морализм с его внешними, надуманными и выгодными кому-то правилами?
Морализм лишен собственного видения мира. Он, как правило, заученно внушает окружающим чужие представления о добре и зле. Зачастую он из каких-то соображений вынужден разбрасываться штампами и сомнительными лозунгами. Например, почему в Гражданскую войну белое движение не смогло привлечь на свою сторону миллионы трудящихся? Ответ прост. Руководители белого движения морализировали на непонятном для народа языке. Их морализм был неискренний и чуждый интересам масс.
Писатель Николай Стариков в книге «Мифы и правда о Гражданской войне. Кто добил Россию?» раскрывает, какую пагубную роль сыграл не умело преподнесенное морализирование. Время шло, а лозунги белых оставались такими же невнятными. Свой первый манифест написал Колчак сразу по восшествии на русский властный Олимп. Это ноябрь восемнадцатого. Прошло более полугода – адмирал укрепился, осмотрелся. Он должен, обязан понять, что с такими лозунгами Гражданскую войну выиграть невозможно! Теперь-то он конкретно объяснит, за что русские должны бить большевиков. Листаем интервью Колчака корреспонденту английской газеты, опубликованное в газете «Вестник Северо-Западной армии» , NQ 17 от 12 июля 1919 года. Поскольку корреспондент — союзный, то выступает адмирал Колчак не только перед своими солдатами, а еще и перед общественностью Запада: — Первою мыслью моею, в час окончательного поражения большевиков, будет назначить день для выборов в Учредительное Собрание … Россия в настоящее время и в будущем может быть только демократическим государством …» Снова — Учредительное собрание. Вперед, воевать за эту химеру, что существовала в реальной действительности всего один день! Про которую никто толком не знает, что же это такое. В результате во многих мемуарах белогвардейцев сквозит недоумение: на простые вопросы крестьян, за что они воюют и что несет белая власть простому человеку, образованные офицеры дать ответ затрудняются. Потому что этого ответа не знает никто. Белые против большевиков. Это ясно. А вот за что они воюют, не знает никто … Почему же Колчак выдвигает снова такие расплывчатые лозунги? С чего это он своим солдатам о долгах внешних говорит? Надеялся с помощью абстракций победить вполне конкретные — землю крестьянам, фабрики рабочим большевиков? Думает, что, узнав о признании внешнего долга, пойдут офицеры в бой смелее и бесстрашнее? Нет, его тоже к тому вынудили союзники. Тех, кто хочет видеть Россию сильной, единой и неделимой, с царем во главе, — они называют реакционерами. Тех, кто, как Деникин и Колчак, выдвигает под давлением союзников малопонятные народу лозунги, — демократами. И помогают, а точнее продают оружие только таким! Морализм предполагает мировоззренческое извращение морали, подгонку ее духовной абсолютности под интересы «минуты». Поэтому она без интереса воспринимается теми, кому неизвестны интересы «этой минуты», как это и случилось с белым движением.
Чтобы лучше усвоить суть морализаторства, вслушайтесь в мораль, которую читает дед внуку: — Да разве мы в ваши годы такими были? Мы были вежливыми, предупредительными. Всегда в транспорте место женщинам yстyпали. И ничего я не заливаю. Еще как yстyпали! По первомy требованию. Да и я сам, как сейчас помню, один раз yстyпил место старyшке, хотя меня никто и не просил. Троллейбyс, помню, был битком забит. На подножках висели. У меня обе рyки заняты были. Я спрыгнyл, а старyшка yцепилась. И гордится тyт нечем. Мы все тогда были yчтивые, воспитанные. Я бы даже сказал, галантные.
Мы с твоей бабyшкой в кино познакомились. Так я, можешь себе представить, весь первый вечер вообще себе ничего такого не позволял. “Почемy», “почемy»… Потом с что по физиономии мог полyчить. От парня, с которым она была. Я, междy прочим, прежде чем твоей бабyшке сделать предложение, два месяца за ней yхаживал. По подъездам. Не то что вы теперь: сегодня — с одной, завтра с дрyгой. В наше время yж если начал с одной встречаться, то так и встречаешься с ней всю неделю. И вообще, y нас была какая-то гордость, чyвство собственного достоинства. Мы же хамства по отношению к себе никомy не прощали. Даже работникам торговли. Клянyсь! Если нам, к примерy, говорили: “Кyда прешься? Не видишь, обед!” — мы отвечали сдержано, интеллигентно “Что значит “прешься»? Потрyдитесь выбирать выражения! Во-первых, не “прешься», а “претесь». А во-вторых сейчас еще без восьми минyт. Поэтомy сиди, мамаша, и не вякай.”
Была же кyльтyра общения междy людьми. И ничего yдивительного. Нас этомy yчили с детства. И дома, и в школе. Мы ведь yчились не как вы — из-под палки. Мы к знаниям бyквально рвались. Через все преграды. Помню как химичка пыталась скрыть от нас секрет изготовления пороха. Ничего от нее невозможно было добиться: ни из каких частей состоит, ни где они хранятся, ни каким ключом этот шкаф открывается. До всего пришлось своим yмом доходить. И чем дело кончилось? Капитальным ремонтом школы. Но дело же не в этом, а в том, что yчились мы не ради отметок, а ради знаний. А yж в инститyте — и подавно. Нам было важно не сдать, а знать. Как это — что знать? Дадyт стипендию или нет. И при этом мы никогда не пользовались шпаргалками. Мы считали ниже своего достоинства — списывать со шпаргалки, когда есть yчебники. Вы же теперь ни об искyсстве, ни о литератyре понятия не имеете. А я в твои годы yже прочел и Донцову, и Устинову. В общем, всю классикy.
Ты себе не представляешь, как я одно время гонялся за альбомом Тициана. Тициан — это хyдожник был такой модерновый. Эпохи возрождения рок-н-ролла. Что значит — зачем он мне нyжен был? Возможность подвернyлась махнyть его на диск Челентано. Теперь понятно? И вообще, мы по сравнению с вами были настоящими эрyдитами. Некоторые помнили наизyсть все марки фирменных джинсов. Даже я мог с завязанными глазами отличить гонконговский “Вранглер” от ереванского. Кстати, как вы теперь одеваетесь? Это же чyдовищно! Стыд и срам! На вот, посмотри. Это мы с бабyшкой, когда нам было по девятнадцать. На стyпенях Большого театра. Нет, в подтяжках — это бабyшка. В наше время все одевались строго, сдержано. Pазве тогда в театр ходили в чем попало? Обязательно — в майке. “Адидас” или, по крайней мере, “Ну, погоди».
А в рестораны тогда вообще пyскали только в обyви. А какие тогда в ресторанах играли оркестры! Закачаешься! Мы ведь какyю мyзыкy любили — тихyю, мелодичнyю. Если играет y кого дома магнитофон, так его за два квартала yже и не слышно. Да какой мне интерес врать?! Нy, не за два квартала, за четыре, не в этом же дело! Главное, что звyчала она интимно. А что y вас теперь за танцы? Это же просто yжас! Это же ни на что не похоже! Вот мы танцевали! Изящно, грациозно и главное, естественно. Как настоящие аргентинские обезьяны. Это же было полное слияние с природой. Одним словом, кайф!
Что это значит? Это значит, что вы и рyсский-то язык позабыли. Где он — наш великий и могyчий? Во что вы его превратили? Где исконно рyсские слова нашей молодости: балдеж, кадреж, торчок? Нет их. Хана! Все накрылись. Несете теперь какyю-то тарабарщинy. Одним словом, полная распyщенность и падение нравов. Во всем. Я, междy прочим, пить и кyрить по-настоящемy начал только знаешь когда? Когда в школy пошел. А до каких лет теперь на родительской шее сидят? Нас ведь к самостоятельной жизни с раннего возраста приyчали — лет с 35. Мне родители первyю квартирy только ко второй женитьбе кyпили.
Дед откидывается на спинкy кресла и начинает нервно крyтить кyбик Рyбика…
Петр Ковалев
Другие статьи автора: https://www.podskazki.info/karta-statej/
показывать: 1025 1—10 из 13
Большие надежды
прямая ссылка 20 июня 2014 | 10:20
Ты меня на этом (свете) достань..
прямая ссылка 28 июля 2018 | 13:22
морализаторство -это еще не мораль
прямая ссылка 22 мая 2020 | 14:33
Начали за здравие, кончили за упокой — во всех смыслах
прямая ссылка 02 октября 2016 | 19:17
прямая ссылка 15 мая 2020 | 21:11
прямая ссылка 13 января 2015 | 23:11
Театр абсурда, или Как была слита замечательная идея.
прямая ссылка 28 января 2018 | 06:49
Майор никогда не станет полковником.
прямая ссылка 14 августа 2013 | 15:13
прямая ссылка 30 октября 2015 | 23:29
прямая ссылка 24 декабря 2015 | 22:20показывать: 1025 1—10 из 13 |
что это? Отвечаем на вопрос.
Морализаторство – это, в каком-то роде, явление, подразумевающее негативную окраску. Данный термин употребляется с целью указать на устаревшие взгляды и догмы определенного человека. Таким образом, морализаторство – это отсталость от общественной жизни, а также желание наклеить на все ярлыки. С помощью этого слова люди выносят свою личную оценку нравственности окружения, тем самым указывая на свое сомнение в оправданности их доводов.
Контекст употребления термина в обществе
Когда заходит речь о данном понятии, стоит понимать, что человек в какой-то мере упрекает другого в его искаженных представлениях о нормах нравственности и идеалах. Морализаторство – это своего рода пренебрежение общепринятыми нормами морали и представлениями о ней. Многие люди относятся слишком критично к поступкам других, из-за чего их и начинают считать морализаторами.
Важно понимать, что надо относиться более лояльно к окружающим, а также пытаться понять их мотивы и решения. Это важная задача каждого из нас. Разумеется, невозможно находить оправдание всем, так как некоторые вещи, так или иначе, порицаются массово. Но если вы осуждаете всех, чьи взгляды хотя бы на малую толику не совпадают с вашими, то есть смысл задуматься о более лояльном мировоззрении в целом.
Что такое мораль и зачем она нужна людям?
Обсудив достаточно важный вопрос морализаторства, стоит обратить внимание на проблему необходимости морали в целом в современном обществе. Мы могли подумать, что само понятие морали также может нести негативную окраску, однако это суждение является достаточно спорным. Очевидно, что во всем надо знать меру, и не перегибать палку. Абсолютно все суждения о морали неоднозначны, и каждый человек вправе иметь о них свое личное мнение. Однако это допустимо только в том случае, если вы не ущемляете мнение других людей и их жизненную позицию.
Важно понимать, что любые моральные высказывания исключительно субъективны и отражают собой точку зрения конкретного индивидуума. Но не стоит считать, что такое явление не нужно в современном мире в силу ослабления табуированности многих вещей. Морализаторство – это неправильный формат поведения, который нужно избегать, однако он не имеет ничего общего с адекватными моральными догмами.
Роль в общественной жизни
Мораль — это то самое качество, что и отличает человека от животных, которым совершенно не присуще подобное явление. Сознательное и адекватное восприятие действительности и личные выводы о том, что такое хорошо, а что такое плохо, формируется в каждом человеке, начиная с самого раннего детства. Попадая в свой первый коллектив, ребенок учится существовать в социуме, запоминает правильные поступки и неправильные. В этом ему обычно помогают воспитатели или другие взрослые.
Разумеется, первое формирование моральных ценностей закладывается еще родителями, поэтому нельзя опускать этот вопрос в процессе воспитания чада. В будущем, когда ребенок становится более взрослым, понятие морали становится более шатким. Четко укрепившиеся в голове отдельно взятого индивидуума, понятия о хорошем и плохом удерживают его от желания совершать девиантные поступки.
Стоит отметить, что вопросами норм и рамок морали занимается этика. Данная философская дисциплина старается с разных сторон рассматривать определенные поступки, мысли и желания. Разумеется, официального вердикта касаемо какой-либо ситуации этика не может вынести. Но общие понятия, в числе которых милосердие, самопожертвование, справедливость, а также любовь и дружба, она старается осветить максимально лояльно, допуская различного рода разночтения разных людей.
Как показывает практика, в любом современном обществе обычно стараются придерживаться основных правил и позиций этики, так как любая философская дисциплина формируется именно благодаря общественному мнению. Высокоморальное общество — это основа, можно сказать, фундамент для благоприятного развития всей планеты в целом.
Заключение
Надеемся, что вам было интересно прочитать данную статью, и вы узнали из нее что-то новое. Различайте схожие по звучанию термины, которые имеют совершенно противоположное значение и общую окраску. Нам же остается пожелать вам удачи в дальнейшем изучении новой и полезной информации.
Определение морали Merriam-Webster
mor · al · ize | \ ˈMȯr-ə-ˌlīz , ˈMär- \Другие слова из
морализировать морализация \ ˌMȯr- ə- lə- ˈzā- shən , ˌMär- \ имя существительное морализатор \ ˈMȯr- ə- ˌlī- zər , ˈMär- \ имя существительноеПримеры
морализировать в приговореочерк морализатор о вреде алкоголя
Недавние примеры в Интернете Изображая эти ситуации, Краусс особенно беспристрастен, сдерживая морализировать о мужчинах, которые заставляют женщин подчиняться.- Тимоти Обри, Новая Республика , 17 декабря 2020 г. Это увольнение также совпадает с тенденцией музыкального фаната морализировать страдания: убеждение, что удовольствие нужно как зарабатывать, так и учитывать. — Аманда Петрусич, The New Yorker , 4 декабря 2020 г. Международные организации по охране природы и благополучия животных используют вспышку , чтобы морализировать о традиционной китайской практике употребления в пищу более широкого круга видов животных, чем люди европейского происхождения считают приемлемыми.- Роберт Дингуолл, Wired , 29 января 2020 г. Моя работа здесь не в том, чтобы морализировать , просто чтобы оценить цифры. — Пол Бедард, Washington Examiner , 11 января 2020 г. Такой опасности нет в фильме, который предлагает некоторые из наиболее отвратительных элементов рассказов, но, умело создавая их, морализирует их выдумки, подкрепляя их (вымышленными) фактами.- Ричард Броуди, The New Yorker , 12 августа 2019 г. Более динамичные отношения складываются между морализирующей Серены Уильямса и Бесс Блю. — Кристал Пол, The Seattle Times , 14 августа 2018 г.Эти примеры предложений автоматически выбираются из различных источников новостей в Интернете, чтобы отразить текущее употребление слова «морализировать».«Взгляды, выраженные в примерах, не отражают мнение компании Merriam-Webster или ее редакторов. Отправьте нам отзыв.
Узнать большеУзнать больше О
морализироватьПроцитировать эту запись
«Морализация.” Словарь Merriam-Webster.com , Merriam-Webster, https://www.merriam-webster.com/dictionary/moralize. По состоянию на 24 августа 2021 г.
ГНД Чикаго APA Мерриам-ВебстерВидно и слышно
Люди говорят о
Дополнительные определения для Moraize
Комментарии к записи морализировать
Что побудило вас искать морализировать ? Сообщите, пожалуйста, где вы это читали или слышали (включая цитату, если возможно).
морализаторство — определение и значение
И этот вид морализаторства является причиной того, что мы погрязли в, казалось бы, бесконечном спаде.
Дэнни Шехтер: Как насчет экономики после выборов?
Постоянная морализаторская достаточно плоха, но тут он как то так делает!
Джо должен идти
Тяжелая рука морализатор — лучший повод вернуть книгу в библиотеку незаконченной, я думаю.
Архив 2007-05-01
Тяжелая рука морализатор — лучший повод вернуть книгу в библиотеку незаконченной, я думаю.
«Дерьмо, идет Учитель!»
Тяжелая рука морализатор — лучший повод вернуть книгу в библиотеку незаконченной, я думаю.
Он говорит. . она говорит
И он тоже осознает надлежащую роль морали и критическую потребность в формировании осторожных суждений о тех, кто маскируется в морализаторскую одежду .
Балкинизация
И он тоже осознает надлежащую роль морали и критическую потребность в формировании осторожных суждений о тех, кто маскируется в морализаторскую одежду .
Балкинизация
И он тоже осознает надлежащую роль морали и критическую потребность в формировании осторожных суждений о тех, кто маскируется в морализаторскую одежду .
Балкинизация
И он тоже осознает надлежащую роль морали и критическую потребность в формировании осторожных суждений о тех, кто маскируется в морализаторскую одежду .
Балкинизация
И он тоже осознает надлежащую роль морали и критическую потребность в формировании осторожных суждений о тех, кто маскируется в морализаторскую одежду .
Балкинизация
определение морализаторства в The Free Dictionary
Ночью он отправил печально трезвого и нравоучительного начальника компании Гудзонова залива под надлежащим эскортом присоединиться к своим людям; его маршрут разветвлялся в другом направлении. На это можно ответить, что он мог бы заработать еще одно состояние, если бы захотел; и мы должны добавить, что он не совсем морализатор. Ему просто пришло в голову, что то, что он видел все лето, было очень богатым и красивым миром, и что не все это было создано ловкими железнодорожниками и биржевыми маклерами.Для надлежащего драматического действия они в значительной степени заменяют разглагольствовавшую морализаторскую декламацию грубо преувеличенной страстью и демонстрируют большую жилу мелодраматического ужаса, например, в частом использовании мотива неумолимой мести за убийство и призрака, который подстрекает к нему.
Его история, как и история некоторых из более поздних пьес Шекспира, восходит к рассказу об одном из первых периодов правления в «Истории» Джеффри Монмута. «Горбодук» превосходит свои сенекские модели в утомительном морализаторстве и болезненно деревянен во всех отношениях; но он имеет реальное значение не только потому, что это первая обычная английская трагедия, но и потому, что это была первая пьеса, в которой использовался пустой пентаметр ямба, который Суррей ввел в английскую поэзию и которому суждено было стать стихотворной формой действительно великого стихотворения. Английская трагедия.
Вопсл не мог вернуть череп, после морализаторства над ним, не вытирая пальцами белую салфетку, снятую с его груди; но даже это невинное и необходимое действие не прошло без комментария «Вай-тер!» Прибытие тела для погребения (в пустом черном ящике с откинутой крышкой) было сигналом всеобщей радости, которая была значительно усилена обнаружением среди носильщиков человека, не поддающегося опознанию. Я морализирую в самой интересной части своего рассказа, и ваши взгляды напоминают мне, что нужно продолжать.Сам по себе бал не мог быть более желанным для Кэтрин, чем эта небольшая экскурсия, настолько сильным было ее желание познакомиться с Вудстоном; и ее сердце все еще билось от радости, когда примерно через час Генри вошел в ботинках и шинели в комнату, где они сидели с Элеонорой, и сказал: «Я пришел, юные леди, в очень морализаторском напряжении, чтобы заметить это. за наши удовольствия в этом мире всегда нужно платить, и что мы часто покупаем их в очень невыгодном свете, давая готовое реальное счастье за проект на будущее, которое, возможно, не будет удостоено чести.В недавнем интервью The Post Трамп сделал заявление, которое иллюстрирует использование им избирательного возмущения и морализаторской риторики, когда это соответствует его цели: в этом исследовании стиля и морализаторства в викторианской литературе и критике она превозносит достоинства использования вычислительного анализа и цифровых технологий. Анализ для изучения викторианской литературы. Первый тип рассматривает события как фон, чтобы рассказать морализаторскую историю, в конечном итоге обесценивая не только трагедию, но и силу историй, укорененных в этой истории.Поэтому, прежде чем приступить к глубокому нравоучению, с волнением огорчения по поводу событий в Европе и за ее пределами, нам лучше спросить себя о мотивах, которые заставили «демохристиан» из DPMNE и «благородных верующих» из BDI легко забыть о наших внутренних черных пятнах: пропавших без вести в 2001 году, — заключает Зеколи. В середине книги говорится, что проблемы нашего общества в конечном итоге причиняют боль всем нам.Перейти к основному содержанию Поиск
Поиск
- Где угодно
Поиск Поиск
Расширенный поиск- Войти | регистр
- Подписка / продление
- Учреждения
- Индивидуальные подписки
- Индивидуальные продления
- Библиотекари
- тарифы и полные платежи Чикагский пакет
- Полный цикл и охват содержимого
- Файлы KBART и RSS-каналы
- Разрешения и перепечатки
- Инициатива развивающихся стран Чикаго
- Даты отправки и претензии
- Часто задаваемые вопросы библиотекарей
- Агенты
- Тарифы, заказы, и платежи
- Полный пакет Chicago
- Полный охват и содержание
- Даты отправки и претензии
- Часто задаваемые вопросы агента
- Партнеры по издательству
- О нас
- Публикуйте у нас
- Недавно приобретенные журналы
- Издательская номинальная tners
- Новости прессы
- Подпишитесь на уведомления eTOC
- Пресс-релизы
- Медиа
- Книги издательства Чикагского университета
- Распределительный центр в Чикаго
- Чикагский университет
- Положения и условия
- Заявление об издательской этике
- Уведомление о конфиденциальности
- Доступность Chicago Journals
- Доступность университета
- Следуйте за нами на facebook
- Следуйте за нами в Twitter
- Свяжитесь с нами
- Медиа и рекламные запросы
- Открытый доступ в Чикаго
- Следуйте за нами на facebook
- Следуйте за нами в Twitter
моральный | морализаторство |
Как существительные, разница междуморалью и морализирующим состоит в том, что мораль (повествования) имеет этическое значение или практический урок, а морализатор — поведение того, кто морализирует.Как прилагательноемораль относится к принципам правильного и неправильного в поведении или относится к ним, особенно для обучения правильному поведению.Как глаголморализировать — это .Другие сравнения: в чем разница?
|
Понимание и разработка морали вещей: Verbeek, Peter-Paul: 9780226852935: Amazon.com: Books
«Похвальная книга Вербека показывает золотую середину между технофобией и техноутопизмом, и он убедительно аргументирует необходимость рассматривать наши технологии как активные агенты, а не как нейтральные инструменты в нашей жизни».
— Christine Rosen — New Republic«Эта книга — одна из ведущих работ в области этики технологий, которая сочетает в себе эмпирический поворот и этический поворот в философии технологии, и, таким образом, она может вызвать интересные дискуссии в поле.. . . Я настоятельно рекомендую эту книгу как полезное дополнение к литературе по этике и философии технологий и особенно к пониманию сложных отношений между моралью и технологиями ».
— Саджад Солтанзаде — NanoEthics«Питер-Поль Вербеек разработал новый подход к этике технологий в Moralizing Technology ».
— Адам Бриггл, Университет Северного Техаса — Techné«Мы больше не можем отрывать нашу мораль от наших технологий.Даже пытаться сделать это — например, когда мы отказываемся включать генетически модифицированные продукты в свой рацион или становиться пользователями мобильных телефонов — означает морально увлекаться морализаторскими артефактами. Технологии выходят на сцену не как нейтральные инструменты, а как элементы в само- и совместно-конструирующейся сети, которая всегда возникает из и имеет значение для нашего понимания добра. Проницательный анализ Питера-Поля Вербика побуждает нас более внимательно относиться к тому, как мы практикуем нашу мораль, не только с другими людьми и природой, но также и через артефакты, которые стали нашими детьми, братьями и сестрами, родителями, тетями, дядями и двоюродными братьями. , со всеми отношениями любви и ненависти, типичными для семейной жизни.
— Карл Митчем, Колорадская горная школа«На рубеже двадцать первого века читатели философии технологий отметили« эмпирический поворот »со стороны ведущих философов технологии. Питер-Поль Вербеек идет дальше и, исследуя активную роль технологий в формировании человеческого мира, добавляет этический поворот: есть ли у артефактов мораль? Его удивительный утвердительный ответ делает эту книгу интеллектуально сложной для чтения »- Дон Айде, Университет Стони Брук,
— Дон Идэ
Питер-Поль Вербеек — профессор философии технологий в Университете Твенте, Нидерланды, экстраординарный профессор (кафедра Сократа) философии улучшения человека в Делфтском технологическом университете и председатель Академии молодых, подразделения Королевская голландская академия искусств и наук.Он является автором книги What Things Do: Philosophical Reflections on Technology, Agency, and Design .
Морализация корпорации
Дополнительная информация
В этой проницательной книге исследуется, как транснациональные корпорации реагируют на вызовы антикорпоративной активности и политического потребительства. В известных делах с участием крупных корпораций, таких как Nestlé, Nike и Royal Dutch / Shell, транснациональные активисты успешно мобилизовали общественное мнение и потребителей против предполагаемых корпоративных проступков.Кампании и призывы к бойкоту могут нанести вред имиджу корпорации, но, как указывается в этой книге, общественный контроль также дает корпорациям возможность представить себя ответственными и подотчетными корпоративными гражданами, которые придерживаются самих норм и ценностей, пропагандируемых активистами.Преподаватели, ученые и аспиранты в области управления международным бизнесом, организационных исследований, социальных движений и политической социологии сочтут эту книгу бесценной.
Признание критиков
«Каждая глава в этой книге сама по себе является достойным вкладом в существующие исследования ТНК в глобализованном мире.’— In-spire, Journal of Law, Politics and Soccies
‘ Аргумент этой книги настолько силен и убедителен, потому что он фокусируется на глобальной субполитике: корпоративной (не) ответственности, силе ее критиков и потребляющем гражданине. . Этот сдвиг взглядов и изощренность делают Moralizing the Corporation обязательным к прочтению для всех, кто интересуется динамикой глобализации ».
— Ульрих Бек, Мюнхенский университет, Германия
« Moralizing the Corporation »предлагает междисциплинарный анализ конфликтов. между транснациональными корпорациями и транснациональными группами защиты интересов.Книга сложна в теоретическом плане и полна интересных и тонких эмпирических открытий, которые генерируют новые знания о взаимосвязи между политикой и рынками. Он рассматривает транснациональные корпорации как квазигосударственные институты и объясняет их уязвимость перед «негосударственной властью» политических потребителей и протестных групп. Хольцер разрабатывает теорию транснациональной субполитики и корпоративной рефлексивности, и ее должны читать как ученые, так и активисты ».
— Микеле Микелетти, Стокгольмский университет, Швеция
Содержание
Содержание: Предисловие 1.Введение 2. Корпоративная власть и сила ее критиков 3. Антикорпоративный протест и мировая культура: противодействие глобализации или принятие ее? 4. Формирование корпорации 5. Мобилизация потребителей 6. Бизнес и общество: от этической ответственности к организационной рефлексивности 7. Конфликты и коалиции 8. От отчетности к отчетности 9. Заключение Указатель ссылок
.