Harvard Business Review Россия
В 2013 году одним из лауреатов премии «Просветитель» стал доктор биологических наук, доцент по специальности «Физиология», старший научный сотрудник лаборатории сравнительной генетики поведения Института физиологии им. И. П. Павлова РАН Дмитрий Анатольевич Жуков. В своей книге «Стой, кто ведет? Биология поведения человека и других зверей» ученый популярно объясняет, что человек — один из представителей животного мира и его поведение подчиняется тем же законам.
Вы говорите, что человек — это животное. А есть ли между нами какие-то различия?
Пожалуй, единственное качественное отличие человека от животного — у нас нет инстинктов. Инстинкт — это врожденные потребности плюс врожденная программа их удовлетворения. Эта программа включает в себя ключевые стимулы, которые запускают определенное поведение и совокупность двигательных актов. Например, для собак ключевой стимул — движение: они преследуют то, что двигается, — не чтобы съесть, а просто чтобы догнать. И заставить гончую собаку, помчавшуюся за мотоциклом, например, подчиниться команде «Ко мне!» — очень сложно. Часто можно услышать, что у человека есть, например, инстинкт самосохранения или сексуальный инстинкт. Но это не так: у нас есть соответствующие потребности, но нет врожденной программы поведения. В целом различия между человеком и животными — количественные. Человек гораздо более смышленый, ловкий, чем любое животное, у него лучше развито абстрактное мышление и т. д.
Сознание и способность к мышлению не входят в число качественных различий?
Попробуйте доказать, что у животных этого нет! Это невозможно. Масса фактов свидетельствует о том, что животные руководствуются не только условными рефлексами или тем, чему их научили, но и представлениями о свойствах среды. Когда собаке бросают палку в реку с сильным течением, она не плывет прямо к палке — она учитывает силу и направление течения. Этому ее никто не обучал.
Возможно, стоило бы говорить о том, что у животных, в отличие от человека, нет чувства юмора — но ведь им наделены и не все люди. Кроме того, у животных нет стремления поступать достойно или оправдывать свои поступки, а человек, пошедший на подлость, всегда найдет себе оправдание. Животное не скрывает, что преследует свои интересы, даже если это ущемляет интересы других: собака съест корм из кошкиной миски и не выкажет никакого раскаяния. Но эти отличия не столь однозначные, чтобы их можно было без сомнений называть качественными. Иногда упоминают еще понятийную речь. Однако она есть и у горилл: они демонстрируют абстрактное мышление и обучаются общаться с помощью карточек. В ходе одного эксперимента обезьяну обрызгали из шланга и в ответ она показала две карточки: «ты» и «дерьмо». Использование слова в переносном значении («дерьмо» как «мусор, грязь, что-то неприятное и ненужное») — свидетельство абстрактного мышления.
Почему у человека нет инстинктов?
Это наше эволюционное преимущество. Инстинкт — это жесткая программа действий: возникает какой-то стимул — и мы бежим роем норку, ухаживаем за самочкой и т. д. Современное общество не было бы возможно, если бы мы руководствовались инстинктами, — мы бы не могли жить и работать, как сейчас. Отсутствие инстинктов придает нашему поведению пластичность. Мы приноравливаемся к обстоятельствам, которые постоянно меняют условия нашего существования.
Что влияет на поведение человека?
Прежде всего внутренние потребности и информация, которую мы получаем из внешней среды. Потребности делятся на несколько категорий: витальные, то есть жизненно необходимые (питаться, получать удовольствие, раздражать свои органы чувств, испытывать эмоции и т. д.), и социальные (наше поведение почти всегда социально — мы все делаем ради кого-то). Некоторые ученые выделяют также идеальные потребности, которые якобы есть только у людей. Но я не согласен: мы не можем доказать, что у животных их нет. Исследователи, наблюдавшие за животными в естественной среде, не раз замечали у них поведение, которое никак, кроме как удовлетворением потребности в красоте, не объяснить. Например, бабуины в Африке иногда собираются семейными группами и наблюдают закат — а когда солнце садится, отправляются спать. Таким же неверным мне представляется утверждение о том, что у людей, в отличие от животных, есть потребность в религии. Если ее «поскоблить», то окажется, что это комбинация ряда других потребностей. Среди них, например, следование за лидером (верующий человек перекладывает ответственность за все происходящее на Бога) и потребность в социальной идентификации (в том, чтобы принадлежать к какой-либо группе). Например, эмигранты — даже атеисты и агностики — начинают посещать церковь, потому что там «свои». Так что, мне кажется, идеальные потребности — это категория, придуманная философами, психологами; биологической критики она не выдерживает.
Какие потребности для человека важнее?
У каждого по-своему. Психологический тип личности как раз и определяется набором ведущих потребностей и способом их удовлетворения. Есть люди, которым важны только деньги, есть те, кому важна карьера, восхищение и т. д. Все эти потребности — врожденные. Если человек, например, амбициозен — это не продукт воспитания, это от рождения. Все это заметно уже в детстве: ребенок, который хочет стать лидером в своей группе, во взрослом возрасте будет стремиться занять начальствующее положение в любом коллективе.
То есть научить быть лидером нельзя?
Можно, но далеко не каждого! Сейчас много разнообразных курсов лидерства. Но на них часто записываются люди, которые органически не способны стать лидерами в силу своих врожденных особенностей. У них такой тип личности, которому противопоказано управлять другими, брать на себя ответственность и т. д. Они пытаются перебороть свою натуру — и в результате получают психологическую травму. В этом опасность подобных курсов. А если у человека природная предрасположенность к лидерству, конечно, его можно обучить управленческим методикам, привить необходимые навыки. Так что при приеме на эти курсы обязательно нужно проводить строгий отбор.
Справедливо ли утверждать, что у людей, живущих в разных странах и климатических условиях, разные потребности?
Животные, обитающие в благодатном климате, где все быстро созревает, ничего не накапливают: сорвал банан — и сразу съел его. У людей, конечно, все не столь однозначно. Однако известно, что представители разных культур различаются биологически: у них разный генотип, склонность к разным заболеваниям, разные проявления поведения. Есть, например, очень враждебные народы, которые буквально сразу убивают незнакомцев. И это тоже биологическая особенность. В то же время сегодня, объясняя разницу между народами, очень трудно разделить культурное и биологическое. Например, почему не получается внедрить американскую экономическую и социальную модель в Либерии? Или демократию — фетиш современного мира — в Афганистане? Есть целые сообщества, которым не нужна демократия, которые не хотят брать на себя ответственность за выбор вождей. В советское время был такой анекдот. Приезжает чернокожий американец в Африку, а там все ходят в банановых листьях и ничего не делают. Он говорит: «Надо бизнес развивать: поймал рыбу, продал, нанял рыбака, тот поймал две рыбы, потом нанял 10 рыбаков, они наловили еще больше рыбы, ты получил еще больше денег». А африканец недоумевает: «А я что в это время делаю?» «А ты сидишь под пальмой и ничего не делаешь», — отвечает американец. «Но я и так сижу под пальмой и ничего не делаю!» — удивляется африканец. У разных сообществ разные потребности.
Чем еще определяется наше поведение?
Например, обменом веществ: сытый голодного не разумеет. У человека, который хочет есть, изменяется химия внутренней среды, и все его поведение направлено на утоление голода. Поэтому вопросы, волнующие сытого человека, ему не интересны. Иван Сергеевич Тургенев рассказывал замечательный анекдот о том, как его однажды пригласил на обед Чернышевский. Писатели сидят, беседуют — и уже пора к столу. Проголодавшийся Тургенев на это намекает, а Чернышевский всплескивает рукам и говорит: «Как вы можете думать о еде, когда мы не решили важнейший вопрос — есть ли Бог?!»
Еда связана с удовлетворением гедонистической потребности — это самый простой и доступный способ получить удовольствие. На это направлено поведение огромного количества людей. В молодости, когда организм хорошо функционирует, такой метод прекрасно действует. С возрастом, однако, когда здоровье ухудшается и есть можно далеко не все, у людей, которые не знают других способов удовлетворения этой потребности, начинаются серьезные психологические проблемы.
Сейчас много говорят о гормонах. Насколько сильно их влияние на человека?
Роль гормонов в нашей жизни принято сильно переоценивать. Спекуляции на тему гормонов счастья, супружеской верности и т. д. не имеют под собой основания. Да, эти гормоны участвуют в реализации соответствующих функций, но не являются их причиной. Мы не станем счастливее, если будем есть бананы.
На самом деле на наше поведение влияют только два гормона. Один из них — кортиколиберин — вызывает тревогу, другой — это группа гормонов — эйфорию. Эта группа называется «эндогенные опиаты»: они действуют на организм так же, как растительные опиаты, то есть улучшают наше психологическое самочувствие. Эндогенные опиаты «включаются» в ряде ситуаций — например, при интенсивной мышечной нагрузке, при стрессе, то есть при любом выходе за рамки привычного. Некоторые люди впадают в зависимость от этих гормонов, становятся эндогенными наркоманами. Спортсмены-любители гибнут во время массовых марафонов: привыкнув получать подпитку опиатами во время забега, они не бросают спорт и в старости, когда износившееся сердце может не выдержать нагрузки.
Как еще поднять себе настроение? И нужно ли его искусственно улучшать?
Бороться с плохим настроением очень важно, потому что постепенно оно накапливается и переходит в депрессию, которую без помощи врачей не вылечить. Помимо психологических методов — например, иметь интересное занятие, желательно интеллектуальное, — существуют и чисто биологические. Настроение повышает массаж — он стимулирует выработку в том числе эндогенных опиатов, а также мытье головы и расчесывание волос: стимуляция кожи головы — один из терапевтических приемов лечения депрессии. Есть еще любопытный способ, который, правда, нельзя рекомендовать как регулярный, — кровопускание. Можно, например, записаться в доноры. Этот прием использовался для лечения большинства болезней вплоть до XIX века. И сегодня многие любят лечиться пиявками, потому что кровопотеря — это стимул, на который наш организм отвечает выбросом всех стрессорных гормонов, включая эндогенные опиаты.
Кроме опиатов, антидепрессивным эффектом, скорее всего, обладает цент- ральный гормон половой системы — гонадолиберин. С этим гормоном связывают психические проблемы женщин после менопаузы. Когда заканчивается функционирование женской половой системы, прекращается выработка этого гормона и женщина испытывает колоссальный психический дискомфорт, у нее развивается депрессия. Мы постоянно сталкиваемся с действием гонадолиберина во время осенней депрессии и весеннего подъема настроения, потому что он связан с освещенностью через систему мелатонина. Когда световой день уменьшается, что в наших широтах очень заметно, усиливается выработка мелатонина и падает продукция гонадолиберина. Поэтому один из методов лечения депрессии — фототерапия, то есть световое воздействие. А в Швеции, например, есть национальная программа — по телевизору показывают тропические пляжи, солнце, белый песок и т. д. Это тоже помогает бороться с унынием. А вот такой традиционный метод, как алкоголь, абсолютно не эффективен: он временно повышает настроение, но не препятствует развитию депрессии.
Людям, жалующимся на плохое настроение, нередко советуют найти себе хобби, записаться на какие-нибудь курсы. Это действительно эффективно?
Очень! Удовлетворять потребность в социальной самоидентификации очень важно. Когда человек молод, он ведет активную социальную жизнь, но с возрастом эта активность существенно снижается. Круг общения пенсионера, как правило, ограничивается семьей — причем далеко не полной. И человек впадает в депрессию. В такой ситуации люди часто обращаются к сектам в поисках социальных контактов. Так что нужно думать о будущем и вступать в разнообразные группы по интересам: любители подледного лова, любители летнего лова, любители супрематизма, любители классической живописи и т. д. Это, грубо говоря, и есть хобби. Конечно, можно сидеть перед домом на лавке и беседовать с такими же, как ты, но здесь важно не только общение: нужно быть членом сообщества, которое чем-то отличается от других. Кроме работы и семьи, у человека должны быть другие интересы — это спасает от депрессии. Когда мы испытываем трудности в семье или на работе, мы всегда можем найти отдохновение в других неформальных социальных объединениях. Это, пожалуй, самый важный способ предотвращения депрессии.
Настроение человека, кажется, тесно связано с его самооценкой. Можно ли, влияя на само-оценку, избежать депрессий?
Действительно, низкая самооценка ведет к депрессиям. Вообще куда ни глянь, нас поджидает депрессия — самое распространенное психическое заболевание в мире. Поэтому о самооценке надо заботиться — но аккуратно, не ущемляя интересов других людей. Наша самооценка формируется, когда мы сравниваем себя с окружающими: насколько я силен, красив, успешен, богат, пышен бородой и т. д. по сравнению с ними. Самый простой способ повысить самооценку — принизить «конкурентов». Чтобы люди себя так не вели, зависть объявлена грехом. Не надо радоваться тому, что у соседа погибла корова или что у него шубы съела моль. Лучший метод повышения самооценки, особенно когда ты всем во всем проигрываешь, — соревноваться с самим собой. Выкурить на сигарету меньше, чем вчера, продержаться еще один день на диете и т. д. Можно конкурировать и с другими — но повышая собственные достижения, а не подставляя подножку соперникам.
Каково воздействие окружения, в частности семьи, на поведение человека?
Влияние семьи сказывается с первых дней жизни. Какая интонация преобладает в разговорах взрослых, как они обращаются к ребенку? Чем раньше происходит воздействие на организм, тем оно сильнее и тем больший отпечаток на нас накладывает. Выдающийся австрийский этолог Конрад Лоренц заметил, что животные считают матерью того, кого видят в первые часы жизни. Хотя у человека это явление (оно называется «импринтинг») столь ярко не проявляется, то, что воздействует на нас в первые недели, месяцы и годы жизни, определяет наше дальнейшее существование. Приведу пример. Одна женщина, отец которой был пьяницей, выбирая мужа, предъявляла кандидатам важное требование — не пить. Она легко нашла такого мужчину, но вскоре после свадьбы тот запил. Она развелась и выбрала другого — та же история. Поняв, что допускает системную ошибку, она пошла к психологу. В результате выяснилось, что ее мать была очень властной женщиной, постоянно контролировала мужа и все за него решала — и отец укрывался в алкогольном тумане. А девочка бессознательно переняла стиль общения матери. Кстати, это касается не только семьи. Когда, например, человека повышают по службе, он чаще всего ведет себя с подчиненными так же, как его бывший босс когда-то обращался с ним самим.
Если наше поведение определяется таким количеством факторов, можно ли говорить о его врожденных формах?
Врожденный у человека — его психологический тип, который во многом определяется набором потребностей. Все остальное по большей части — продукт научения. Хотя, по крайней мере, одна врожденная форма поведения у нас есть. Ирениус Эйбл- Эйбесфельдт, ученый, занимавшийся этологией человека, обнаружил, что люди всех рас, встречаясь с симпатичным им человеком, улыбаются — и при этом у них примерно на одну шестую секунды приподнимаются брови. Так ведут себя даже слепые от рождения дети — значит, это не может быть результатом научения. Именно по движению бровей, кстати, можно отличить естественную улыбку от искусственной.
Зная особенности поведения человека, можно ли им манипулировать? И видите ли вы примеры подобной манипуляции?
Приведу один пример. Еще Конрад Лоренц отмечал, что приязненное отношение к «своим» — оборотная сторона неприязни к чужим. Как показывают европейские исследования, количество людей, которые плохо относятся к другим, всегда постоянно — меняется только объект ненависти. В 70-е годы это были гомосексуалы, потом евреи, теперь, например, арабы. Человеку нужны чужие: за счет них он укрепляет собственные связи. Эту особенность часто используют политики для консолидации общества. Арабо-израильский конфликт вечен, потому что таким образом каждая из сторон поддерживает монолитность своего сообщества. То же самое касается России и Украины. Политики пытаются отвести внимание людей от экономических проблем, снижения уровня жизни и т. д., объединив общество на основе неприязни к другим. Когда экономика падает, народ надо сплачивать, найдя для него внешнего врага. Это прекрасно работает, потому что каждый из нас испытывает потребность в социальной идентификации: мы рады ощущать себя гражданами определенной страны, носителями определенной культуры. И очень часто мы начинаем воспринимать чужое как враждебное — это вполне естественно. Политики в сложные исторические моменты этим манипулируют. Между патриотизмом и шовинизмом очень тонкая грань.
Давайте поговорим о гендерных различиях. Верно ли с биоло-гической точки зрения проти-вопоставлять мужской ум женскому?
Эти выражения используются исключительно для удобства, так же, как и «женская логика». Среди женщин, как и среди мужчин, есть очень способные к восприятию формальной логики. Гендерные различия лежат в области психики и системы приоритетов. Женщины гораздо более эгоцентричные, чем мужчины, — они всегда преследуют свои интересы. Самое важное отличие: поведение женщины более пластично. Мужчина же живет стереотипами: он выстраивает себе представление о предмете и взаимодействует уже не с самим предметом, а со своим представлением о нем. Ему трудно перестроиться, что-то изменить. Важно понимать, однако, что эти различия количественные, а не качественные. Есть мужчины, которые обладают типично женскими чертами психики: тонко чувствуют, улавливают нюансы, видят все в деталях. А есть женщины с мужскими чертами — решительные, грубые, прямые, склонные к построению схем и т. д. Поэтому идеальный мужчина и идеальная женщина — это некая абстракция, которой в реальности не существует. Есть люди с преобладанием тех или иных черт.
Считается, что мужчины склонны к полигамии, а женщины — к моногамии. Так ли это?
И среди мужчин, и среди женщин есть люди, склонные к полигамии, и есть — к моногамии. Это не связано с количеством половых партнеров. Моногамия — не супружеская верность, а стабильность социальных связей. Для моногамов старый друг лучше новых двух. У Успенского в «Простоквашине» мама говорит: или я, или этот кот. И папа отвечает: я выбираю тебя, потому что я тебя давно знаю, а этого кота первый раз вижу. Он выбирает маму не потому, что у нее по сравнению с котом есть какие-то достоинства, а потому, что он ее давно знает. Моногамы могут физически изменять, но всегда возвращаются к тем, кого хорошо знают. А есть люди, которых, наоборот, привлекают новые знакомства, которые спокойно оставляют прежних жен, мужей и детей и создают новые семьи. Так что моногамность и полигамность связаны с психологическим типом человека, который определяется его врожденными особенностями.
Кто больше подходит на роль лидера — мужчина или женщина?
В идеале на эту роль подошла бы пара — мужчина и женщина. Мужчина хорошо проявляет себя в критической, неопределенной ситуации, потому что он лучше справляется со стрессом. Женщины от стресса часто заболевают депрессией. А когда все идет спокойно, они гораздо лучше руководят коллективом. Женщины менее склонны принимать резкие рискованные решения, они лучшие модераторы, посредники — они хорошо сглаживают конфликты или стараются до них не доводить. Это, конечно, усредненный образ. Эти закономерности не стоит принимать во внимание и вводить какие-то квоты (не меньше 50% женщин в топ-менеджменте компании, например). К тому же, как показывает практика, женщина, рвущаяся к власти, часто обладает теми особенностями психики и поведения, которые принято называть мужскими. Так что отбирать по полу на руководящие должности бессмысленно.
Существуют ли «мужские» и «женские» профессии — опять же с точки зрения биологии и физиологии?
Существует ряд профессий, в которых оправдана гендерная дискриминация. На работу, связанную с риском, — это, прежде всего, управление транспортными средствами, атомными станциями и т. д. — где ошибка чревата катастрофами и многочисленными жертвами, часто не берут женщин. А мужчин негласно не берут, например, в воспитатели детских учреждений. Во многих банках, выдающих кредиты по результатам собеседования, на должность менеджеров по кредитованию принимают только женщин, потому что они интуитивны, а мужчины, наоборот, очень ригидны и лишены интуиции. Интуиция — это способность принимать решения, не осознавая логической цепочки, которая к ним приводит. Мужчина должен все себе объяснять — у него одно вытекает из другого. Женщина — нет: она может, побеседовав с человеком, составить себе представление о том, вернет он деньги или нет, — но объяснить, как она пришла к этому решению, не может.
Если говорить о мотивации к труду, какие стимулы лучше действуют на мужчин, а какие на женщин?
Мужчине гораздо важнее общественное признание. Ему приятно «висеть» на доске почета. А вот женщина наоборот скажет: «Не аплодируйте — лучше деньгами». Она предпочитает деньги потому, что ее задача — накапливать ресурсы. До начала ХХ века женщины всю свою репродуктивную жизнь рожали и кормили. Это было ужасно тяжело. Поэтому организм всех женских особей — и животных, и людей — направлен на постоянное накопление жизненного ресурса, который необходим для воспроизводства. А универсальный ресурс для человека — это деньги. Но повторю: индивидуальные различия часто перекрывают различия половые: есть мужчины с сильно выраженной потребностью в деньгах и женщины с потребностью в признании.
Насколько биологически обоснована тенденция к сглаживанию социальных различий между полами и какое, по-вашему, у нее будущее?
Существуют традиционно мужская и женская роли, и сливаться они не должны. Если женщины будут заниматься мужскими делами, мы просто вымрем. Шведские ученые, изучив 100 тысяч детей из семей с разными укладами, пришли к удивительному выводу. Как известно, в Швеции отпуск по уходу за ребенком могут взять оба родителя, поделив между собой отпускные дни в любой пропорции. Исследователи сравнивали традиционные семьи, в которых отпуск брала только мать, и «гендерно равные», в которых отец брал по крайней мере половину дней. Оказалось, что в гендерно равных семьях 18-летние подростки в полтора раза чаще болеют депрессией. На этот показатель не влияли ни национальность, ни количество детей в семье, ни уровень дохода или образования родителей, ни даже алкоголизм или другие психические расстройства матери или отца. Важно только гендерное равенство: чем «равнее», тем хуже. Люди, страдающие депрессией, размножаются очень плохо: один из симптомов этой болезни — утрата интереса к привычной форме активности, в том числе к сексуальной и, конечно, к деторождению. Поэтому народы, у которых гендерное равенство будет достигнуто, в конце концов вымрут и их территорию займут народы с традиционным укладом.
Обделенные природой. У людей не нашли ни одного инстинкта
https://ria.ru/20190517/1553555943.html
Обделенные природой. У людей не нашли ни одного инстинкта
Обделенные природой. У людей не нашли ни одного инстинкта — РИА Новости, 17.05.2019
Обделенные природой. У людей не нашли ни одного инстинкта
Большинство сомнительных поступков люди привыкли объяснять инстинктами — например, продолжения рода или самосохранения. Однако, как выяснили ученые, у человека… РИА Новости, 17.05.2019
2019-05-17T08:00
2019-05-17T08:00
2019-05-17T08:00
наука
санкт-петербургский государственный университет
ноам хомский
/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content
/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content
https://cdn25.img.ria.ru/images/95603/07/956030788_0:89:2447:1465_1920x0_80_0_0_aefef6c001a5e649998e8b9876835625.jpg
МОСКВА, 17 мая — РИА Новости, Альфия Еникеева. Большинство сомнительных поступков люди привыкли объяснять инстинктами — например, продолжения рода или самосохранения. Однако, как выяснили ученые, у человека таких жестких врожденных схем поведения, как у животных, нет. Наши действия — по большей части результат обучения и опыта, а не генетической программы.Слепой инстинктКогда в гнезде пеночки или камышевки вылупляется кукушонок, он, как правило, совсем не похож на остальных птенцов ни по цвету, ни по размеру. Более того, уже на 14-й день жизни кукушонок почти в три раза больше приемных родителей, но они будто бы не видят этого и исправно скармливают подкидышу всю найденную пищу.Птицы и в самом деле ничего не замечают, кроме широко открытого желтого рта и птенцового позыва — крика, которым детеныш выпрашивает корм. Эти стимулы пробуждают в животных родительский инстинкт или, если говорить по-научному, запускают фиксированный комплекс действий. Птица всегда и везде будет действовать по единой и одобренной эволюцией схеме — кормить того, кто открыл рот.»Инстинкт всегда генетически детерминирован, то есть он — врожденный. Для его развития не требуется дополнительного обучения, он одинаков у всех особей данного вида — то есть видотипичен. Инстинкт включает в себя потребность, ключевой стимул и фиксированный комплекс действия. Последний состоит из аппетентного поведения — поиска и приближения к объекту удовлетворения потребности — и консуматорного поведения — удовлетворения потребности (убийство добычи, совокупление и прочее). В соответствии с этим определением у человека и высших животных в таком классическом виде инстинктов не найти. В процессе эволюции у нас остался только один элемент инстинкта: врожденная потребность», — объясняет доцент кафедры высшей нервной деятельности и психофизиологии Санкт-Петербургского государственного университета, кандидат биологических наук Екатерина Виноградова.Без подсказки не обойтисьВрожденные потребности есть у всех без исключения животных. Но удовлетворяют они их по-разному. Членистоногие и насекомые предпочитают полностью доверять своим инстинктам. Поэтому, например, если из норки дорожной осы (Pompilus plumbeus) вытащить парализованного укусом тарантула, предназначенного в пищу ее потомству, и положить рядом, то насекомое отправится на поиски нового живого паука, хотя и будет видеть лежащую невдалеке еду. Оса ничего не сможет сделать, потому что в ее инстинктивной программе действий этого не прописано.Но такая жесткая схема поведения начинает размываться уже у рыб. Исследования показали, что у них появляется некое представление о собственной индивидуальности, а инстинкты теряют свою идеальную точность. У птиц врожденным можно считать только диапазон научаемости. А у высших приматов и человека вместо четкой программы действий остается только указатель, в какую сторону надо двигаться.»Боюсь, что границу, где именно инстинкты исчезают, провести нельзя. Эволюция — процесс непрерывный. «Жесткие» инстинкты или готовые универсальные программы в ходе эволюции начинают играть все меньшую роль. По мере развития центральной нервной системы большее значение приобретает обучение для адаптации к изменяющимся условиям. Организм становится более пластичным», — уточняет Екатерина Виноградова.В результате мы имеем лишь потребности, а как их удовлетворить, можем узнать только у сородичей. Даже в том, что касается продолжения рода (казалось бы, наиболее мощная врожденная потребность), высшим приматам не обойтись без посторонней помощи. Так, у орангутанов, детеныши которых первые шесть лет живут с матерью, принято просвещать молодежь демонстрацией полового акта. Если мать не найдет поблизости подходящего самца, она может начать спариваться со своим детенышем сама.Что касается человека, то считается, что без малейшего сексуального воспитания, единственный путь, каким он сможет удовлетворить врожденную потребность продолжения рода, — это мастурбация.Рефлекс или инстинктВпрочем, у человека есть некоторые врожденные программы, без которых ему никак не выжить. Все младенцы могут по запаху найти материнскую грудь, открывают рот, если дотронуться до их губ, крепко хватают взрослого за палец. Однако, предупреждают ученые, такое поведение нельзя назвать инстинктивным, это врожденные безусловные рефлексы. И большинство из них уже к годовалому возрасту исчезают. Дальше человеческое поведение формируется только через обучение и опыт.»Основное различие связано с тем, что безусловный рефлекс, независимо от потребности, реализуется всегда, когда раздражается рецептивное поле. Хочет ребенок есть или не хочет, но раздражение рецепторов губ вызывает сосательное движение, раздражение ладони — хватательное движение. Сколько бы раз подряд вы ни касались губ или ладони — десять, двадцать, сто — рефлекс будет реализовываться. А инстинкт «включается» на действие стимула только на фоне наличия потребности. Один раз роющая оса вырыла ямку, отложила яйца, принесла еду, запечатала норку и все, второй раз фиксированный комплекс действий не будет реализовываться. Если нет у барана ранней весной половой потребности, то и не возникает у него половое поведение на первую течку у овец, а только на вторую, когда под действием первой течки у него не включилась половая потребность. Кроме того, безусловный рефлекс значительно более простой по реализации по сравнению с инстинктами, не имеет аппетентной и консуматорной фазы. Это, кстати, приводит иногда к спорам, является ли поднятие бровей при приветствии хорошего знакомого инстинктом», — подчеркивает Виноградова.Действительно, дискуссии по поводу единственного официально зарегистрированного человеческого инстинкта не утихают уже несколько десятков лет. Австрийский биолог Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт показал, что все люди в любой точке земного шара при встрече симпатичного им человека, непроизвольно приподнимают брови. Это длится всего одну шестую секунды, но так делают все. Даже слепые от рождения — они реагируют на приятный голос.А вот относительно гипотезы Стивена Пинкера, что видовой инстинкт Homo sapiens — это язык, позиция специалистов однозначна.»Последователи Ноама Хомского (а Пинкер к ним относится. — Прим. ред.) — не биологи, не этологи, а филологи. Поэтому они придают термину «инстинкт» свой смысл. Все упирается в дефиниции. Определение, данное биологами, четкое: инстинкт не требует дополнительного обучения. Поэтому язык никак не может быть инстинктом. Видовая особенность — это лишь способность к овладению языком, но овладение языком — результат обучения», — полагает исследователь.
https://ria.ru/20180530/1521633357.html
https://ria.ru/20171023/1507397627.html
https://ria.ru/20180410/1518287478.html
https://ria.ru/20190223/1551184106.html
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
2019
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
Новости
ru-RU
https://ria.ru/docs/about/copyright.html
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
https://cdn25.img.ria.ru/images/95603/07/956030788_189:0:2260:1553_1920x0_80_0_0_69dc74d97b7b72d68f8ea1ef75f032b0.jpgРИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
санкт-петербургский государственный университет, ноам хомский
МОСКВА, 17 мая — РИА Новости, Альфия Еникеева. Большинство сомнительных поступков люди привыкли объяснять инстинктами — например, продолжения рода или самосохранения. Однако, как выяснили ученые, у человека таких жестких врожденных схем поведения, как у животных, нет. Наши действия — по большей части результат обучения и опыта, а не генетической программы.
Слепой инстинкт
Когда в гнезде пеночки или камышевки вылупляется кукушонок, он, как правило, совсем не похож на остальных птенцов ни по цвету, ни по размеру. Более того, уже на 14-й день жизни кукушонок почти в три раза больше приемных родителей, но они будто бы не видят этого и исправно скармливают подкидышу всю найденную пищу.
Птицы и в самом деле ничего не замечают, кроме широко открытого желтого рта и птенцового позыва — крика, которым детеныш выпрашивает корм. Эти стимулы пробуждают в животных родительский инстинкт или, если говорить по-научному, запускают фиксированный комплекс действий. Птица всегда и везде будет действовать по единой и одобренной эволюцией схеме — кормить того, кто открыл рот.
«Инстинкт всегда генетически детерминирован, то есть он — врожденный. Для его развития не требуется дополнительного обучения, он одинаков у всех особей данного вида — то есть видотипичен. Инстинкт включает в себя потребность, ключевой стимул и фиксированный комплекс действия. Последний состоит из аппетентного поведения — поиска и приближения к объекту удовлетворения потребности — и консуматорного поведения — удовлетворения потребности (убийство добычи, совокупление и прочее). В соответствии с этим определением у человека и высших животных в таком классическом виде инстинктов не найти. В процессе эволюции у нас остался только один элемент инстинкта: врожденная потребность», — объясняет доцент кафедры высшей нервной деятельности и психофизиологии Санкт-Петербургского государственного университета, кандидат биологических наук Екатерина Виноградова.
30 мая 2018, 08:00НаукаСпасительный страх: как правильно бояться, чтобы выжитьБез подсказки не обойтись
Врожденные потребности есть у всех без исключения животных. Но удовлетворяют они их по-разному. Членистоногие и насекомые предпочитают полностью доверять своим инстинктам. Поэтому, например, если из норки дорожной осы (Pompilus plumbeus) вытащить парализованного укусом тарантула, предназначенного в пищу ее потомству, и положить рядом, то насекомое отправится на поиски нового живого паука, хотя и будет видеть лежащую невдалеке еду. Оса ничего не сможет сделать, потому что в ее инстинктивной программе действий этого не прописано.
Но такая жесткая схема поведения начинает размываться уже у рыб. Исследования показали, что у них появляется некое представление о собственной индивидуальности, а инстинкты теряют свою идеальную точность. У птиц врожденным можно считать только диапазон научаемости. А у высших приматов и человека вместо четкой программы действий остается только указатель, в какую сторону надо двигаться.
23 октября 2017, 16:20НаукаУченые доказали, что эволюция никогда не останавливается«Боюсь, что границу, где именно инстинкты исчезают, провести нельзя. Эволюция — процесс непрерывный. «Жесткие» инстинкты или готовые универсальные программы в ходе эволюции начинают играть все меньшую роль. По мере развития центральной нервной системы большее значение приобретает обучение для адаптации к изменяющимся условиям. Организм становится более пластичным», — уточняет Екатерина Виноградова.
В результате мы имеем лишь потребности, а как их удовлетворить, можем узнать только у сородичей. Даже в том, что касается продолжения рода (казалось бы, наиболее мощная врожденная потребность), высшим приматам не обойтись без посторонней помощи. Так, у орангутанов, детеныши которых первые шесть лет живут с матерью, принято просвещать молодежь демонстрацией полового акта. Если мать не найдет поблизости подходящего самца, она может начать спариваться со своим детенышем сама.
Что касается человека, то считается, что без малейшего сексуального воспитания, единственный путь, каким он сможет удовлетворить врожденную потребность продолжения рода, — это мастурбация.
10 апреля 2018, 12:27НаукаУченые выяснили, какую роль играли брови в эволюции человекаРефлекс или инстинкт
Впрочем, у человека есть некоторые врожденные программы, без которых ему никак не выжить. Все младенцы могут по запаху найти материнскую грудь, открывают рот, если дотронуться до их губ, крепко хватают взрослого за палец. Однако, предупреждают ученые, такое поведение нельзя назвать инстинктивным, это врожденные безусловные рефлексы. И большинство из них уже к годовалому возрасту исчезают. Дальше человеческое поведение формируется только через обучение и опыт.
«Основное различие связано с тем, что безусловный рефлекс, независимо от потребности, реализуется всегда, когда раздражается рецептивное поле. Хочет ребенок есть или не хочет, но раздражение рецепторов губ вызывает сосательное движение, раздражение ладони — хватательное движение. Сколько бы раз подряд вы ни касались губ или ладони — десять, двадцать, сто — рефлекс будет реализовываться. А инстинкт «включается» на действие стимула только на фоне наличия потребности. Один раз роющая оса вырыла ямку, отложила яйца, принесла еду, запечатала норку и все, второй раз фиксированный комплекс действий не будет реализовываться. Если нет у барана ранней весной половой потребности, то и не возникает у него половое поведение на первую течку у овец, а только на вторую, когда под действием первой течки у него не включилась половая потребность. Кроме того, безусловный рефлекс значительно более простой по реализации по сравнению с инстинктами, не имеет аппетентной и консуматорной фазы. Это, кстати, приводит иногда к спорам, является ли поднятие бровей при приветствии хорошего знакомого инстинктом», — подчеркивает Виноградова.
23 февраля 2019, 08:00НаукаС языка сняли. Почему из всех животных разговаривают только людиДействительно, дискуссии по поводу единственного официально зарегистрированного человеческого инстинкта не утихают уже несколько десятков лет. Австрийский биолог Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт показал, что все люди в любой точке земного шара при встрече симпатичного им человека, непроизвольно приподнимают брови. Это длится всего одну шестую секунды, но так делают все. Даже слепые от рождения — они реагируют на приятный голос.
А вот относительно гипотезы Стивена Пинкера, что видовой инстинкт Homo sapiens — это язык, позиция специалистов однозначна.
«Последователи Ноама Хомского (а Пинкер к ним относится. — Прим. ред.) — не биологи, не этологи, а филологи. Поэтому они придают термину «инстинкт» свой смысл. Все упирается в дефиниции. Определение, данное биологами, четкое: инстинкт не требует дополнительного обучения. Поэтому язык никак не может быть инстинктом. Видовая особенность — это лишь способность к овладению языком, но овладение языком — результат обучения», — полагает исследователь.
Что такое инстинкты и есть ли они у нас — Нож
Пожалуй, каждый хотя бы раз, виртуозно изогнувшись, избегал падения на льду или выбирал нужный ответ, следуя «шестому чувству». Ошибочно мы говорим, что действовали «инстинктивно», но на самом деле каждое наше неосознанное решение — это результат работы интеллекта, а точнее — опыта, накопленного за долгие-долгие годы. Мозг человека способен принимать решения настолько быстро, что нам кажется, будто они продукт эволюции, длившейся тысячи лет, и наше тело само «знает», что ему делать.
Люди часто путают инстинкты с желаниями, автоматическими действиями или рефлексами.А между тем именно инстинкты для миллионов животных — единственная программа, обеспечивающая выживание.
Инстинкт возникает, когда необходимо удовлетворить потребность в чем-то, и желательно с минимальными затратами на принятие решений. Для этого животному нужен генетически (или эпигенетически) закрепленный, четкий и фиксированный комплекс действий и некий сигнал, который его запустит.
Инстинкт не всегда выглядит логично, но представителю фауны знать об этом ни к чему.Например, пауки плетут кокон из паутины для продолжения рода строго определенным образом: дно, затем стенки, после чего насекомое откладывает яйца и накрывает их крышкой. Если командировать такого умельца в другое место, когда он уже смастерил основание, паук, следуя инстинкту, возобновит работы с того этапа, на котором остановился. Гибель потомства (а из кокона без дна яйца выпадут почти сразу) его не смущает — главное, он закончил то, что было предначертано инстинктом.
Беспозвоночные вообще не любят думать — они доверяют готовой программе, и выходит у них здорово. Пчелы без обучения строят соты так, чтобы в них умещалось как можно больше меда при меньших затратах воска. Кроме того, они инстинктивно находят мед и инстинктивно же передают эту информацию соседям по улью.
Их более позвоночные собратья такими умениями уже не обладают: собаки и кошки могут инстинктивно погнаться за движущимся предметом, но только погнаться, а вот схватить и съесть — это уже не инстинкт, а результат обучения.
Приматы и особенно человек пошли в развитии еще дальше и окончательно растеряли остатки инстинктов. Наше поведение очень сложно, а ум — более гибок, поэтому нам не нужна четкая программа, и мы можем выбрать из нескольких решений самое легкое и подходящее. Спасибо стоит сказать высокоразвитой лобной доле головного мозга, где находятся центры управления поведением и приобретения навыков. Благодаря ей мы можем удовлетворять наши потребности так, как того требует ситуация, а не идти по прямым рельсам, проложенным далекими предками.
Оппоненты возражают: без инстинктов все люди давно бы вымерли — взять хотя бы способность младенцев громко и долго плакать или чихать из-за пушинки в носу! Однако это всего лишь рефлекс — очень простой (или чуточку усложненный) сигнал организма на раздражение. В общем виде схема выглядит так: рецептор — нейроны — исполнитель (например, мышца). Рецептор на руке, или в глазу, или на поверхности кожи фиксирует какое-то раздражение, но мы ничего не можем с этим поделать. Зато наши чувствительные нейроны срочно передают сигналы в спинной мозг, где уже и «зреют» простые, но эффективные решения: отпрыгнуть от пламени или заплакать, вымывая соринку из глаза.. Всё просто и быстро, вопрос — ответ. Рефлексов у людей немало: с какими-то мы уже появляемся на свет (у новорожденных таких полно, но по мере взросления многие из них угасают), другие получаем в процессе обучения и накопления опыта.
Точнее, нет его ни у одного животного в мире. «Инстинкт самосохранения» — это собирательный образ множества действий, которые совершают представители фауны для выживания. К нему можно отнести и способность к длительным сезонным перелетам у птиц, и рефлекторное отдергивание руки от горячего предмета.
Как птицы находят дорогу на юг?Кстати о пернатых. Перелетные птицы два раза в год совершают нечто поистине грандиозное, если не сказать невозможное, и речь не только о преодолении огромных расстояний, но и о выборе направления миграции. Они используют множество источников информации: это и положение солнца и звезд, и кое-какие наземные ориентиры, и магнитное поле планеты.
Кажется, вот он — истинный инстинкт: еще ни разу не побывав в месте зимовки, птица чувствует потребность лететь именно туда. Но на самом деле молодые особи не сразу понимают, куда им нужно держать путь, и только со временем постигают премудрую науку навигации. Правда, как это происходит, до сих пор остается загадкой. У некоторых видов юнцы просто следуют за своей стаей, изучая маршрут, а у других, видимо, способность выбирать нужное направление заложена генетически (если скрестить птиц с разными типами миграции, потомство может и заблудиться).
Так что инстинкт инстинктом, но всё же и ему нужно учиться. А вот потребность к перелету совершенно точно проявляется инстинктивно: при изменении длительности светового дня в организме птиц запускаются физиологические изменения, которые побуждают их готовиться к миграции, а затем и лететь.
Половой инстинкт или желание?Как мы выяснили, инстинкт часто путают с желаниями и потребностями — особенно когда речь заходит о половом влечении. Казалось бы, так легко отдаться зову природы, прикрываясь великой целью размножения, и оставить повсюду свои гены. И всё же «основной инстинкт» не более чем простое желание человека получить удовольствие (в конце концов, почти каждый из нас сначала открывает для себя мастурбацию, а уже потом — секс с партнером).
Млекопитающие опять расплачиваются за большой мозг — и даже сексу им приходится учиться. Животные, выросшие в неволе, часто никак не воспринимают «знаки внимания» от потенциальных партнеров, а их попытки физического сближения расценивают как агрессию и насилие. Разнополые макаки, выращенные вне стаи, скорее всего, начнут ухаживать друг за другом (классическая программа — взаимный груминг и обнимашки), но вряд ли поймут, как и зачем заниматься сексом. А если и поймут, то самку ждет следующее испытание — рождение детеныша и высокая вероятность его ранней смерти, ведь у млекопитающих нет инстинктов.
Материнский инстинкт — выдумка?Нет у людей (и вообще у представителей нашего отряда) и материнского инстинкта. Конечно, еще во время вынашивания и после рождения детеныша тело каждой женской особи подвергается сильным изменениям. Постепенное повышение уровня гормонов, от хорионического гонадотропина на первых порах до пролактина под конец, может прямо или опосредованно влиять на гипофиз и гипоталамус, меняя поведение: животное становится более стрессоустойчивым, растет доверие к окружающим, обостряется желание создавать «гнездо» и заботиться о ком-либо. Тем не менее это не обязательная программа, так что перечисленные ощущения у беременных могут проявляться с разной силой или отсутствовать вовсе.
От биологических факторов (гормоны) оно зависит в той же мере, что и от социальных, — например, огромное значение имеет пример собственной матери. Нередки случаи, когда молодые самки орангутанов, рано осиротев, так и не начинали заботиться о детеныше (в зоопарках в подобных ситуациях малышам ищут приемную маму).
А вот у земноводных он встречается. У гладких лягушек-гвардейцев, правда, о головастиках заботится самец, так что инстинкт, скорее, отцовский, зато суринамская пипа воспитывает детей, буквально жертвуя собственной спиной. Птицы готовы кормить чужих птенцов, игнорируя своих отпрысков, лишь бы те шире открывали клюв. Заканчивается это порой плачевно: потомство гибнет, а подкидыш (не только кукушки, но также и скворцы, и ткачики) вырастает и улетает прочь, но противостоять материнскому инстинкту при всём своем желании птица не может. Пожалуй, и хорошо, что у нас его нет.
Долгое время ученые говорили, что у нас есть только один настоящий инстинкт: при неожиданной встрече с вызывающим симпатию человеком представители разных культур одинаково на ⅙ секунды приподнимали брови. Более того, так же поступали и слепые от рождения дети при звуке знакомого им и приятного голоса.
Но в 2017 году вышла статья, авторы которой заявляют, что, судя по всему, страх перед пауками и змеями без зазрения совести тоже можно назвать инстинктивным. Проверяли это на невинных младенцах, которые еще ни разу не сталкивались с теми и другими животными: детям показывали ряд изображений (цветы и пауки, змеи и рыбы), похожих по цвету и форме. И оказалось, что при рассматривании «опасных» картинок зрачки расширялись сильнее. Это говорит о запуске норадреналиновой системы, которая активизируется в ответ на пугающий стимул.
Древнему человеку было выгоднее испугаться и сразу убежать от потенциально ядовитого животного. Это знание каким-то образом укоренилось и, по-видимому, сохранилось до наших дней. Так что недаром арахно- и офиофобия (боязнь пауков и змей соответственно) постоянно входят в список самых распространенных страхов человечества.
Конечно, хочется иногда оправдать поведение, сославшись на зов природы или списав всё на биологическое наследие, но не стоит забывать: многие тысячи лет человека формировал социум, мы стали такими, какие есть, благодаря постоянному обучению и мышлению. Всё это помогло нам выжить и начать доминировать в мире. Инстинкты у человека пропали уже давным-давно, и, даже если кажется, что вот этот-то поступок точно продиктован природой, — нет, просто у кого-то проблемы с самоконтролем.
Есть ли у человека инстинкты. Что у человека вместо инстинктов
Пожалуй, каждый из нас сталкивался с такими понятиями, как «материнский инстинкт», «инстинкт самосохранения», «инстинкт размножения» и пр. по отношению к человеку. Но задумывались ли вы, есть ли у человека инстинкты на самом деле? Спойлер: у людей нет инстинктов (в том смысле, в котором это слово, как правило, употребляется в быту).
Почему у человека нет инстинктов
Вопрос инстинктов лежит в области зоологии, этологии (науки, изучающей генетически обусловленное поведение животных) и иных дисциплин. Как это часто бывает, сами ученые не во всем друг с другом согласны. Мы предлагаем в общем разобраться, что такое инстинкты, почему у человека их нет и что есть вместо них.
Для начала посмотрим, что такое инстинкт. Единого, всеобъемлющего определения, с которым были бы согласны все специалисты, у явления также нет. Образно говоря, это «вшитая» программа, которая характерна для данного вида и которой особь следует «автоматически» – не обучаясь такой «программе», не анализируя ее и значительно не изменяя.Разберем несколько важных особенностей инстинкта:
- Инстинкту особь никто не учит – это врожденные программы поведения. Например, есть рыбы, которые живут в пресной воде, но нерестятся в соленой или слабосоленой. Им никто не объясняет, что нужно плыть из места их обитания к морю или к месту впадения реки в море, а потом – обратно. В определенный момент у животных срабатывает «программа», и они делают то, что данной программой заложено. Даже если такая рыба с самого рождения оторвана от своих сородичей и не может учиться на их примере, она все равно действует так же, как они.
- Данные программы выполняются всеми особями данного вида (или всеми самками/самцами данного вида).
- Программы исполняются «автоматически» , с несущественными отклонениями или вовсе без них. Это и преимущество инстинкта (животному не надо учиться «заложенным» в него действиям), и их недостаток. Недостаток потому, что «вшитую» программу нельзя значительно видоизменить сообразно текущей ситуации, кардинально усовершенствовать и пр.
Если мы возьмем человека, то у него нет программ действий, которые бы он «по умолчанию» знал с рождения. Человек учится ходить, говорить, учится всем навыкам, он не знает, что можно и нельзя есть. Размножаться без обучения человек не сможет, а уж тем более ухаживать за потомством. Также у нас нет действий, которые бы мы все делали одинаково и автоматически. Даже процент самоубийств говорит о том, что инстинкт самосохранения на самом деле не инстинкт.
А что же есть у человека?
Вместо инстинктов у человека есть рефлексы, витальные (жизненные) потребности и многочисленные социальные установки, осознаваемые или, что чаще, неосозноваемые (иными словами, решения, навязанные социумом, которые мы порой принимаем за якобы свой собственный выбор). Среди витальных потребностей отметим, например, потребность в безопасности, еде, избегании боли и пр. Рефлексы, как многие помнят, бывают условными и безусловными. В контексте инстинктов интерес больше представляют безусловные рефлексы.
Самый частый пример безусловного рефлекса – отдергивание руки от горячего чайника. Также можно вспомнить сосательный рефлекс младенца. Это действительно «врожденные» действия, совершаемые автоматически и часто без контроля сознания. Таких рефлексов у нас довольно много, включая чихание, кашель и пр.У рефлекса и инстинкта есть важное отличие. Рефлекс – сравнительно простое действие, ответ на конкретный раздражитель. Инстинкт – программа действий, часто преследующая определенную цель (размножение, поиск или создание укрытия и пр.).
Практическая сторона вопроса
Казалось бы, какая на практике разница, есть ли у человека инстинкты или нет? С нашей точки зрения, вера в миф о существовании инстинктов заставляет людей неправильно оценивать свое и чужое поведение, а также плодит другие мифы.
Например, вера в инстинкты заставляет верить, что в нужный момент сами по себе проснутся нужные чувства и так же сами по себе появятся нужные знания. Особенно ярко это проявляется с материнским инстинктом. Считается, что любовь к ребенку и знание, как с ним обращаться, у матери безусловны и проявляются сразу после родов. У кого-то под воздействием гормонов любовь к младенцу действительно приходит. Однако у многих женщин она появляется значительно позже – в том числе через года – или не появляется вовсе. И это – совершенно нормальные ситуации. Человек не может любить по заказу, тем более если ребенок нежеланный, его зачатие/рождение связано с физическими и моральными травмами и т.д. И конечно, не могут ни откуда появиться знания, как ухаживать за новорожденным.В свою очередь, вера в существование материнского инстинкта становится дополнительным источником морального давления на женщин. Особенно это актуально для беременных (которые верят или которых убедили, что они полюбят своих детей, как только их увидят) и для молодых матерей, которые думают, что с ними что-то не так, раз они не любят своего ребенка и не понимают потребностей новорожденного. Если вам близок этот вопрос, помните, что никакого материнского инстинкта не существует.
Еще один миф – что самоубийцы просто привлекают к себе внимание (попытками суицида выражают, что у них есть проблемы). Якобы инстинкт самосохранения не победить, и те, кто все же совершили суицид, просто что-то не рассчитали. Да, кто-то действительно только пытается привлечь внимание к себе или своей проблеме, имитируя суицидальные действия, и да, суицид – действительно крайний шаг. Однако инстинкта самосохранения также нет, сильна только витальная потребность в безопасности, отсутствии боли и пр., а также очень сильны рефлексы (например, нельзя задохнуться, просто задержав дыхание).
Вспомним и преступления, которые оправдывают инстинктами (характерно для абьюзеров, насильников и пр.). Якобы человек бы и хотел бы сдержаться, да инстинкт сработал. На самом деле сработать может только рефлекс (в том числе условный). Например, очень плохая идея – подкрадываться со спины к профессиональному военному, недавно вернувшемуся из боевых действий. В таком случае рефлексы действительно могут сработать прежде, чем «включится» мозг. Однако, например, полового инстинкта не существует – только потребность в удовольствии, сексуальное желание и пр. Но все это не инстинкты, и у психически здоровых людей они контролируются разумом. Также не существует и инстинктов – ответов на «провокацию», будь то короткая юбка жертва или ее якобы «неправильное поведение» («Я делаю это, потому что ты будишь мои инстинкты, вынуждаешь меня»).С другой стороны, витальная потребность в безопасности и избегании боли может заставить жертву насилия защищаться, если текущая ситуация будет напоминать о пережитой в прошлом травме. И хотя в таких случаях говорят, что человек защищается инстинктивно, к настоящим инстинктам это отношения также не имеет.
Чуть больше по теме
Для тех, кто хотел бы подробнее разобраться в вопросе и ознакомиться с различными (!) точками зрения, представляем несколько источников на тему поведения человека:
- Лекции и статьи Екатерины Виноградовой;
- Дмитрий Жуков. Стой, кто ведет? Биология поведения человека и других зверей;
- Андрей Сериков. Дискуссия об инстинктах человека в этологии и психологии.
Список будет пополняться!
Животные инстинкты: как наша внешность управляет нашей личностью
- Кристиан Джарретт
- для BBC Future
Автор фото, Getty Images
Мы обычно считаем, что наша внешность — это действительно что-то внешнее по отношению к нашей личности, нашему характеру. Но, оказывается, физические черты, — например рост или привлекательность, — могут формировать нашу личность, влиять на наше поведение и даже на политические пристрастия.
Школа-интернат, в которой я учился в 1990-х, обеспечивала идеальный микрокосм для каждого, кто интересуется тем, как тезис «выживает сильнейший» воплощается в жизнь у людей.
Нас там было с полсотни неугомонных, порой буйных мальчишек, и каждый выбирал собственную стратегию, чтобы избежать травли сверстников или изоляции от коллектива.
Среди таких стратегий были создание коалиций, обретение популярности с помощью продажи дешевых батареек и так далее. Я придумал собственный способ отпугнуть потенциальных обидчиков — создал себе репутацию фаната карате.
Кроме того, был небольшой процент крупных, физически крепких мальчиков, размеры которых позволяли им чувствовать себя в безопасности. Эти парни вели себя довольно развязно, они были полны уверенности в себе, и их компанейский характер, решительное поведение, судя по всему, отражали их физические качества, соответствовали им.
Было ли это соответствие случайной корреляцией или на развитие характера влиял их физический облик?
Существует теория (известная как «факультативная калибровка личности»), согласно которой никакой случайности не было.
Согласно этой теории, наши личности развиваются, наши характеры формируются в соответствии с теми физическими качествами, что дала нам генетика, — в том числе с нашими размерами, силой и внешней привлекательностью.
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Отражает ли ваш характер ваши физические черты?
Подтверждений тому, что эта теория верна, все больше — причем внешность влияет не только на черты характера, но и на то, как мы выбираем свою «половинку» и каких политических взглядов придерживаемся.
(Стоит отметить, что пока выводы этой теории неокончательны, поскольку сделаны на основе корреляций и противоречивых данных. Кроме того, существуют и другие объяснения, прямо обратные — например, что как раз черты характера могут формировать наши тела.)
Возьмем такую черту, как экстраверсия. Она подразумевает, что вы не только более общительны, но и более предприимчивы, готовы идти на риск. По логике эволюции, более физически крепкие люди могли лучше использовать это преимущество, становясь экстравертами.
И это подтверждают некоторые исследования. Одно из них, проведенное специалистами немецкого Гёттингенского университета с участием более 200 мужчин, показало, что более физически сильные, обладающие телом «мачо», с широкой грудью и развитыми бицепсами, — как правило, экстраверты. И это проявляется прежде всего в напористости и физической активности. У женщин подобная связь не была выявлена.
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Степень нашей замкнутости может зависеть от нашей внешности
Опять-таки, это имеет смысл, если рассматривать развитие личности как адаптивную стратегию. Если вы физически слабы, то осторожное поведение, скорее всего, продлит вам жизнь. Ну а если вы одарены физически, то можете себе позволить время от времени рискнуть.
Интригующие параллели обнаруживают ученые, исследующие поведение животных. Они заметили, что у многих видов индивидуальность животного (склонность вести себя более или менее смело) зависит от его физического размера. Например, более крупные пауки ведут себя смелее перед лицом хищника, чем мелкие.
Легко заметить, что большая часть исследований поведения людей на эту тему (связи физической силы с агрессивностью и чертами экстраверта) сосредоточена на мужчинах.
Это потому, что, согласно теории эволюции, физическая сила и способность драться более свойственны мужчинам, которым приходится соревноваться за благосклонность женщин.
В исследовании, проведенном в Калифорнийском университете в Санты-Барбаре, участвовали и мужчины, и женщины, и вышеуказанная связь гораздо более заметно проявлялась именно у мужчин.
В том же исследовании замерялась степень привлекательности участников как еще один физический атрибут, который теоретически должен влиять на развитие характера экстраверта. Результаты показали, что и у женщин, и у мужчин такая связь есть.
Авторы исследования сделали вывод, что (по большей части) степень экстраверсии можно предсказать, исходя из физической силы и физической привлекательности человека.
Автор фото, Getty Images
Более того, эти выводы не могут быть объяснены только разницей в генах, связанных с функцией гормонов андрогенов (вероятно, влияющих на силу, привлекательность и аспекты личности).
Это подкрепило идею, что физические свойства усиливают черты личности, связанные с экстраверсией, и такие черты — не просто отражение генов.
Причем с физическими качествами связаны не только невротичность, замкнутость в себе, любовь к уединению или экстраверсия, разговорчивость, общительность.
Из результатов еще одного исследования можно сделать вывод, что и наше поведение при построении отношений с потенциальным романтическим партнером тоже может быть не чем иным, как стратегической адаптацией под влиянием ваших физических черт, внешности — особенно если вы мужчина.
Например, в исследовании с участием сотен студентов Аарон Лукашевск из университета Лойола Мэримаунт и его коллеги, среди которых Кристина Ларсон и Келли Гилдерслив из Калифорнийского университета, обнаружили, что более сильные и более привлекательные мужчины (но не женщины) с большей долей вероятности считают, что секс без любви — это нормально, и охотно занялись бы сексом с малознакомым человеком.
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Даже наши мнения и наши жизненные ценности могут формироваться физическими чертами
«Результаты современных исследований поддерживают гипотезу о том, что более сильные и более привлекательные мужчины имеют больше партнеров по сексу — частично по причине того, что эти мужчины «откалиброваны» на использование всех возможностей «свободного от обязательств спаривания», — пишут ученые.
Но как далеко простирается связь между вашей внешностью и тем, кто вы в этой жизни? У мужчин это может отражаться даже на политических взглядах.
В исследовании, результаты которого опубликованы в этом году, два политолога сообщили: данные, полученные в 12 странах (включая США, Данию и Венесуэлу), говорят о том, что более сильные, более мускулистые мужчины, как правило, выступают против политического эгалитаризма (равных политических возможностей).
Обоснованием этому можно считать то, что в прошлом такие мужчины, скорее всего, преуспевали в обществе, где каждый был за себя.
В случае с женщинами результаты не так однозначны. В некоторых исследованиях подтверждалось, что более сильные из них с большей вероятностью выступают за равные политические права, в других — всё ровно наоборот.
Нам нравится думать, что наша личность (то, во что мы верим, что любим, за что выступаем, наш характер со всеми его чертами, верностью, стеснительностью или склонностью флиртовать и т.д.) — это результат работы нашего интеллекта, результат наших взглядов на мораль, духовность и проч.
Сама идея, что эти аспекты нашей личности отражают (пусть даже частично) лишь стратегическую адаптацию, приспособление нашего поведения к тому, чем мы обладаем от природы (физическим телом, внешностью), пока остается довольно противоречивой теорией.
Однако теория эта, как и та самая школа-интернат, полная шумных детей, смиренно напоминает нам о том, что животные инстинкты в нас по-прежнему живы.
Доктор Кристиан Джаррет редактирует блог «Дайджест исследований» Британского психологического общества. Его новая книга «Персонология» (Personology) выйдет в свет в 2019 году.
Прочитать оригинал этой статьи на английском языке можно на сайте BBC Future.
как управлять своими желаниями – Москва 24, 30.10.2014
Какие невидимые силы позволяют нам мгновенно реагировать на опасность? Что на самом деле стоит за нашим желанием нравиться? И почему мы стремимся во всем быть первыми? Ответы на эти вопросы читайте в специальном сюжете телеканала «Москва Доверие».
«Титаник» и «Лузитания»
14 апреля 1912 года самый крупный в мире английский пассажирский лайнер «Титаник» столкнулся с айсбергом, в результате чего затонул. Из 2207 пассажиров выжила только треть. Спустя три года другой английский корабль с пассажирами «Лузитания» был внезапно атакован немецкой подводной лодкой недалеко от Ирландии. Не прошло и 15 минут после взрыва, как «Лузитания» полностью погрузилась в воду. Из 2000 человек, находившихся на борту, погибло чуть меньше половины.
Эти два чудовищных кораблекрушения вызвали массу вопросов, один из них: почему выживших на «Лузитании» оказалось гораздо больше, хотя «Титаник» боролся со стихией три часа, а «Лузитания» затонула всего за 18 минут? А главное, как получилось, что спаслись в основном молодые крепкие мужчины, а на «Титанике» уцелело больше женщин и детей?
Титаник
«Инстинкт – это такое эволюционное приобретение, которое представляет собой сложную форму поведения животного или человека, которая направлена на решение какой-то очень важной для популяции, для вот этого вида, задачи. Получилось таким образом, что у тех животных, у тех популяций вернее, где инстинкты появлялись, выживаемость была выше, оставляли потомства они больше, поэтому они победили в борьбе за существование по Дарвину», — утверждает доктор биологических наук, физиолог Валентин Сонькин.
Мы все отчаянно хотим выжить. Любой ценой и в любых обстоятельствах. Опасности подстерегают нас повсюду, но мы научились им противостоять с помощью заданных природой тонких настроек нашего тела: отдергиваем руку, если горячо; отказываемся есть, если пища вызывает подозрения; не лезем в воду, если не умеем плавать.
«Инстинкт самосохранения базовый в том смысле, что если его нет, то как бы все остальные инстинкты тоже теряют какой-то смысл, потому что в первую очередь особь должна заботиться о сохранении собственного существования, иначе она не сможет функционировать, не сможет оказать какую-то услугу миру», — говорит Валентин Сонькин.
Кадр из фильма режиссера Скотта Дерриксона «Синистер». Фото ТАСС/ кинокомпания Top Film Distribution
Мы начинаем защищать себя буквально с первых минут жизни. Новорожденный младенец сворачивается калачиком, сжимая кулаки и пряча голову: так легче сохранить тепло, а значит – выжить. Частые крики и плач – стремление обратить на себя внимание матери, чтобы не чувствовать дискомфорт. Отказ есть то, что обладает неприятным вкусом, – врожденная способность уберегать себя от потенциально опасной пищи. Все это проявления инстинкта самосохранения.
«Зиждется инстинкт самосохранения на страхе, голоде, жажде, которые знакомы уже ребенку с младых ногтей. И во многом это определяет жизнь, сохранение жизни человека. На фоне страха, тревоги, у человека оказываются востребованы такие резервы, о которых он даже и не подозревал. Это позволяет ему приспособиться к изменчивому миру и ситуации», — рассказывает профессор, ведущий научный сотрудник Московского НИИ психиатрии, доктор медицинских наук Евгений Любов.
Что же стоит за инстинктом самосохранения? Два важных вещества, отвечающие за взаимодействие клеток нервной ткани. Первое из них – гормон счастья серотонин – синтезируется в мозге, и он же, как считают ученые, дает сигнал в случае опасности.
Дальше вступает в дело адреналин – стрессовый гормон надпочечников. Он заставляет наше сердце биться чаще, перекачивая огромный объем крови. Кровь приливает к мышцам, чтобы мы могли тут же убежать от опасности.
Во время крушения «Лузитании» и «Титаника» шансы на выживание людей составляли приблизительно 30%. На обоих суднах была нехватка спасательных шлюпок. Но все решило время: на борту стремительно погружавшейся «Лузитании» каждый был сам за себя, поэтому у наиболее приспособленных было больше шансов уцелеть в этой катастрофе.
Фото: ТАСС/Алексей Павлишак
Когда ощутимая угроза не кажется такой фатальной, выработка гормонов стабилизируется. У человека появляются мысли более высокого порядка. Так и произошло на «Титанике»: медленное погружение позволило людям следовать принятым социальным нормам – спасать в первую очередь женщин и детей. При этом каждый осознавал, что делает это в ущерб самому себе, то есть игнорировал собственный инстинкт самосохранения.
«Инстинкт самосохранения присутствует среди всех нас, однако человек таков, что он может развить какие-то свои резервы и вместе с тем подавить столь распространенный и базисный инстинкт, как самосохранение», — говорит Евгений Любов.
«Есть категории профессионалов, которые развили определенные качества до очень высокой степени, за счет этих качеств они позволяют себе рисковать. Это те качества, как мы знаем, у спортсменов, сила, ловкость, гибкость, выносливость и так далее. Вот эти качества он настолько развил в себе, технические какие-то навыки, выполнение каких-то действий, что для нас кажется сверхъестественным, а для него это естественно. Но, естественно, он должен подавить страхи, стать бесстрашным», — считает доктор педагогических наук, профессор, мастер спорта международного класса Юрий Байковский.
Без страха и упрека
Иногда выполнить опасное действие нам помогает именно отсутствие страха. Если я знаю, что я не упаду, я внушил себе, я могу двигаться по веревке, балансируя, и не потерять равновесие. Как только во мне появится страх, я тут же теряю равновесие.
Несмотря на инстинкт самосохранения, заложенный в нас природой, мы взбираемся на отвесные скалы, прыгаем с парашютом, отправляемся туда, где выживание – задача не из легких.
Фото: ТАСС/Виталий Белоусов
«От животных мы отличаемся тем, что наши инстинкты, все, которые у нас есть, они, в общем-то, хоть и базовые, но мы ими можем управлять. Животные не могут управлять своими инстинктами, не могут их перестраивать. Если, например, ворона вьет гнездо именно так, то мы ее не можем переучить, чтобы она вила гнездо по-другому. Это ее инстинкт. А человек обучаем, и он справляется со своими врожденными программами ради каких-то других потребностей своих в жизни», — объясняет врач-психотерапевт Алина Чумакова.
Склонность к риску – не единственное, что, на первый взгляд, противоречит инстинкту самосохранения. Ученые не раз задавались вопросом, почему человек добровольно лишает себя жизни? Доводы о причинах, заставляющих сделать фатальный шаг, неубедительны. В отчаянном положении находятся миллионы, но на самоубийство идут единицы.
«Можно говорить о разных обстоятельствах. Это может быть усталость, это может быть обстоятельство сильного стресса, когда человек уже устал бороться, когда сил на эту программу самосохранения просто не осталось. И тогда единственным решением, которое принимает человек, это остановить. Когда бытие уже непереносимо, больно, приходит решение прекратить это», — говорит психолог Екатерина Янковская.
Даже если человек хоть раз задумывался о том, чтобы свести счеты с жизнью, вероятность, что он действительно это сделает, к счастью, очень мала. Но она все же есть. Исследователи суицидального поведения утверждают, на такую крайнюю меру способны только те, кто может блокировать инстинкт самосохранения.
«Люди, которые склонны к саморазрушающему суицидальному поведению. Это особенные люди с низкой стрессоустойчивостью, поэтому ситуация достаточно бытовая, проходящая для большинства из нас, скажем так, для них оказывается критической. И вот этот инстинкт самосохранения при этом подавляется, а включается другой механизм – саморазрушение», — рассказывает Евгений Любов.
Автор теории психоанализа австрийский ученый Зигмунд Фрейд утверждал, что человеком движет два вида инстинктов: жизни и смерти. Инстинкты жизни или Эрос – это все, что направлено на поддержание выживаемости нашего организма.
Инстинкты смерти или Танатос отвечают за разрушительное поведение, в том числе и по отношению к самому себе. Эти две мощные силы присутствуют в каждом из нас, без исключения. Наша жизнь представляет собой результат борьбы Эроса и Танатоса, жизни и смерти.
«Инстинкт – это тоже своего рода система в нашем организме. Каждая система может работать в штатном режиме, а может оказаться в режиме перегрузки, и тогда она ломается. И если она сломалась, может и инстинкт самосохранения сломаться, то эффекты могут быть прямо противоположные тому, какие должны быть при нормальной работе», — говорит Валентин Сонькин.
Если инстинкт жизни Эрос подавлен, а инстинкт смерти Танатос гипертрофирован, в итоге человек будет тяготеть к экстремальной деятельности, балансируя на грани жизни и смерти либо к саморазрушающему поведению – например, зависимости от алкоголя и наркотиков. Крайняя степень воплощения этой модели – личность, склонная к суициду.
«Люди, которые впервые идут на суицидальную попытку, но выживают, то вторые и третьи попытки у них становятся уже тоже автоматизированным действием на любые раздражители, которые ограничивают их жизнь. Каждая следующая суицидальная попытка требует все меньшего и меньшего внутреннего сопротивления. Это становится уже стереотипом – привычкой решения своих проблем», — утверждает Евгений Любов.
В мире фобий
Рассмотрим другой психологический перекос. Когда инстинкт смерти Танатос подавлен, вплоть до отрицания, а инстинкт жизни Эрос приобретает нездоровую форму, личность будет склонна к фобиям и страхам.
«Страх – это, конечно, необходимое для выживания чувство человека, однако он может быть патологическим, препятствовать жизни, закрывать человека в четырех стенах, или позволять, наоборот, сохранить свою жизнь и сохранить жизнь своих близких», — считает Любов.
Повышенная осторожность, страх перед болью, навязчивые состояния и тревожная мнительность – все это побочные эффекты чрезмерно выраженного инстинкта самосохранения. Крайнее проявление – агорафобия, боязнь открытых дверей. Ее еще называют болезнью домохозяек. Это паническое расстройство было распространено в основном у женщин, но в последнее время стало проявляться в равной степени и у мужчин.
Агорафобия вызвана гипертрофированным страхом за собственную жизнь. Страдающие ею могут годами не покидать собственной квартиры, боясь столкнуться с многочисленными опасностями, которые подстерегают их на улице.
«Здесь, я думаю, две причины. Первая – это, естественно, очень высок инстинкт самосохранения, и очень высок страх объективных опасностей, которые окружают его. То есть он просчитывает эту опасность и ее чрезмерно преувеличивает», — рассуждает Юрий Байковский.
«Он отказывается выходить из дома, он не может находиться в людных местах, в толпе. Очень часто в мегаполисах человек не может ездить в метро и вообще любым другим общественным транспортом – он себя чувствует очень неуютно в скоплении людей где-то, даже в не очень большом скоплении. И это проявляется таким страхом, что человек может, в общем-то, начать сильно задыхаться, то есть развивается паническая атака, он может даже упасть в обморок. Возникает страх смерти очень сильный, потому что действительно жизнь представляет опасность для человека», — объясняет Алина Чумакова.
Агорафобией страдал чешский композитор и дирижер Антонин Дворжак. Этот страх был настолько велик, что с годами композитор почти совсем перестал выходить из дома. Лишь в крайних случаях, на торжественные мероприятия, его сопровождали друзья или ученики.
Писатель-фантаст Айзек Азимов покидал свой рабочий кабинет только после настоятельных просьб жены пройтись по Пятой авеню, чтобы сделать роскошные покупки. Писатель был далеко не бедным человеком. Но во время выходов в свет у него начинались панические атаки, и супруги спешно возвращались в свой дом.
Кинорежиссер Вуди Аллен заболел агорафобией еще в раннем детстве: он практически не участвовал в детских играх, предпочитая чтение книг в своей комнате. Съемочная группа знает, что Вуди панически боится толпы, присутствия на площадке детей, собак, насекомых и яркого солнечного света.
Инстинкты под контролем
Но можно ли управлять своими инстинктами, где-то усилить, а где-то ослабить их влияние? Ведь не секрет, что в некоторых случаях инстинкт самосохранения, денно и нощно защищающий нас от гибели, может сыграть с нами злую шутку.
«Инстинкт самосохранения формировался эволюционно, и та опасность, которая нам угрожала, она была тоже, в общем-то, природного характера, и организм автоматически привык эти реакции проявлять: или мы бежим, или мы вступаем в бой с тем, что представляет для нас опасность.Но сейчас жизнь такая, что человек создал сам какие-то вещи, которые уже стали для него опасны, и к ним пока адаптационных механизмов нет. И поэтому тело реагирует естественным образом, который, в общем-то, может не соответствовать той опасности, которая искусственно создана. И поэтому тут нужно действительно учитывать эти инстинкты, наши встроенные программы и реакции, для разработки систем безопасности. Что делают сейчас производители автомобилей, когда они встраивают систему безопасности, ориентируясь на естественные телесные реакции на опасность», — утверждает Алина Чумакова.
Инстинкт может оказаться нашим врагом, когда речь идет о спасении в чрезвычайных условиях. Шансы выжить в условиях природных катаклизмов и техногенных катастроф равны нулю, если не совладать со страхом, застилающим разум.
Программа самосохранения запускает в нас двигательную бурю – так ученые называют шоковые реакции на следствие пережитого стресса. Они характерны сумеречными расстройствами сознания, бессмысленными и беспорядочными движениями, безудержным бегством. Шансы выжить в таких обстоятельствах равны нулю.
«Возникает паника, реакция страха, может быть, шока, оцепенения, а потом, когда нужно думать, что делать, вот эта первая стрессовая реакция проходит, потому что здесь «бей или беги» уже не поможет, вот эта быстрая реактивность, тогда нужны, конечно, знания. Если здесь действовать только через инстинкт, он может подвести», — говорит Алина Чумакова.
Если в момент опасности усилием воли не допустить двигательной бури и тем самым сохранить рациональное мышление, путь к спасению может быть найден. Но удается это далеко не каждому.
Но всегда ли инстинкт самосохранения заставляет нас спасать именно себя в критической ситуации? Что если речь идет о помощи ближнему? Как мы поступим – будем отчаянно спасаться сами или поможем другому?
40-летняя британка Ясмин Хендерсон, прогуливалась вместе со своим двухлетним сыном по улице, увидела автомобиль, на полной скорости несущийся им навстречу. Не раздумывая ни секунды, женщина подхватила ребенка и отбросила его в сторону. Сама попала под машину и в результате осталась инвалидом.
26-летняя россиянка спасла своего ребенка от гибели при пожаре. Она закрыла его от пламени собственным телом и вынесла из горящего дома. Женщина получила 80% ожогов тела.
22-летняя американка Минди Тран, пристегнув своих двухлетних дочерей на заднем сиденье машины, вышла проверить, закрыла ли дверь в доме. Неожиданно машина с детьми покатилась по крутому спуску на полосу встречного движения. Женщина бросилась на землю, чтобы замедлить машину, по сути, использовав свое тело в качестве лежачего полицейского. Она чудом осталась жива, но до конца жизни останется в инвалидном кресле.
Что двигало этими женщинами? Почему в считанные секунды они приняли решение спасать детей, действуя вразрез с базовым инстинктом самосохранения?
«Это влияние гормона окситоцина, он блокирует этот инстинкт самосохранения. Гормон окситоцин – это важный гормон, который отвечает за чувство дружбы, чувство сохранения своего близкого, чувство любви и защиты ребенка. Материнский инстинкт – это очень сложная вещь. Она даже не думает, что она погибнет. То есть она не знает, ей все равно», — считает эндокринолог Евгений Греков.
Бой с тенью
Авторы теории эволюции утверждают: все виды живых существ постоянно вынуждены решать несколько биологических задач, направленных на выживание. Это питание, размножение и доминантность – то есть стремление постоянно доказывать свою значимость и исключительность по сравнению с остальными.
Выживают те, кто успешно решает эти основные задачи. Ведь главное, ради чего существует любой организм, – передать свой генетический материал следующим поколениям.
«И не будь этого инстинкта, человечество бы вымерло. Любой биологический вид заботится о своем сохранении. И инстинкт продолжения рода есть у каждого биологического вида», — утверждает кандидат медицинских наук, врач-сексолог Александр Полеев.
Другое дело, что у такого необычного биологического вида как Homo sapiens этот инстинкт продолжения рода довольно сложный. Он намного сложнее, чем у наших самых близких предков – человекообразных обезьян. Если верить инстинктам, главная цель мужчины – передать свои гены максимальному количеству потомства. Для этого он физиологически готов к сексу 365 дней в году.
«Так действует этот инстинкт размножения. Но на него накладываются культуральные особенности. Это особенность – любовь: исключительно человеческое свойство. Больше того, любовное чувство, в общем-то, и возникло недавно, всего семь-восемь веков назад, как избирательное чувство: мы не можем любить раз за разом, потому что после любви наступает, после исчезновения медленного любовного чувства наступает постлюбовная астения: мужчина может вступать в любовные отношения, может привязываться, может дружить, но любить не может, поскольку любовь предполагает гипермобилизацию и идеализацию», — говорит Александр Полеев.
«Бывают ли моменты, когда человек действует вопреки этим заложенным программам? Безусловно, иначе мы ничем бы не отличались от животных. У человека есть большое преимущество – он может взять паузу и подумать, вообще делать то, что я собрался, это мне надо или нет? Например, когда мужчина видит привлекательную женщину, вовсе необязательно, что он схватит ее за волосы и потащит в кусты, если это здоровый психически мужчина. Он может остановиться, взять паузу, предпринять какие-то действия ухаживания, он может подумать и вспомнить, что у него жена и пятеро детей, и вовсе отказаться от этой идеи. В данном случае мы имеем некую когнитивную составляющую, которая позволяет нам обдумать и взять под контроль инстинкты», — рассказывает Екатерина Янковская.
А чего же хочет женщина? Биологическая программа подсказывает ей выносить здорового ребенка и обеспечить ему пропитание до тех пор, пока он не станет самостоятельным. Поэтому ей нужна поддержка в лице мужчин. Но чтобы найти того самого, кто может обеспечить наилучшее развитие потомства, нужно не ошибиться в выборе партнера. Поэтому теория о женской моногамности сильно преувеличена.
«Так же, как женщина делает свой выбор по отношению к множеству мужчин, так же и мужчина делает свой выбор по отношению к множеству женщин. Другое дело, что в реальной жизни чаще всего такой выбор бывает не единственный, а бывает несколько. По статистике получается, что на самом деле количество партнеров в среднем у мужчин и у женщин одинаковое, так что я бы не сказал, что здесь есть у мужчин какая-то особо большая специфика в этом отношении», — говорит Валентин Сонькин.
«Для продолжения рода, по-хорошему, нужен только один пункт из этого – это влечение. Если возникало влечение, как правило, возникал секс. Возникал секс – возникали дети. Только развитие социума сделало эту последовательность не такой очевидной. То есть сейчас секс не всегда означает детей, и даже влечение не всегда означает секс», — объясняет Екатерина Янковская.
Но природа предусмотрела и это. Что же может подстегнуть нас к продолжению рода? Любовь. Ученые предполагают, что это сильное чувство – всего лишь хитрая уловка эволюции. Все дело в нейромедиаторе дофамине, который вырабатывается в нашем мозге.
Влюбленность заставляет его уровень стремительно расти. Человек становится сверхактивным, теряет аппетит и сон. Это как наркотическое опьянение. Кроме этого, избыточный дофамин заставляет нервничать и ревновать.
Больше всего влюбленный боится потерять объект своего чувства, поэтому бессознательно стремится скорее привязать партнера к себе, доставив свои гены по назначению. Но всем ли из нас присущ инстинкт продолжения рода? Исследователи-антропологи утверждают: во все времена в любом обществе было около 10% женщин и 12% мужчин, которые категорически не желали становиться родителями.
«Это результат того, что у человека на самом деле реализация его инстинкта размножения осложнена или почему-либо невозможна. И тогда начинаются такие аберрации, когда он вроде бы начинает исповедовать прямо противоположное тому, что должно исповедоваться в соответствии с этим самым инстинктом. Это, конечно, какая-то компенсаторная реакция, потому что с точки зрения живой природы это ненормально, это неестественно», — говорит Валентин Сонькин.
В конце ХХ века в мире появляются организации, которые видят свою миссию в пропаганде отказа от продолжения рода. Мы все должны уйти, считают сторонники одного из экологических движений. Человеческая популяция вышла из-под контроля и угрожает планете и другим видам животных и растений, обитающим на ней.
И только полное исчезновение вида Homo sapience восстановит естественный порядок вещей и гармонию природы. Для достижения этой цели не нужно совершать самоубийство или убивать других. Достаточно отказаться от продолжения рода.
Общество без детей
Чуть менее глобальная задача стоит перед другим движением – Childfree. Его последователи активно пропагандируют бездетность ради эгоистического чувства свободы от ответственности. Большинство из них прибегли к стерилизации, чтобы физиологически не иметь возможности деторождения.
«Объяснять это можно очень долго. Если быть очень краткой, можно свести к трем пунктам: не хочу вынашивать, не хочу рожать, не хочу растить. Да, я не хочу менять свой образ жизни, я очень дорожу возможностью распоряжаться всецело собой, своим временем, своими финансами, ни от кого не зависеть. То есть я могу сорваться на два дня в другой город, потому что мне так захотелось, допустим. После работы я могу пообщаться с коллегами в непринужденной обстановке или погулять по городу, если погода хорошая. Если плохая, то прийти домой и устроиться с книгой на диване, но не бежать в детский сад за ребенком», — рассказывает «чайлдфри» Таня Вязникова.
Почему же физически здоровые женщины и мужчины отказываются от продолжения рода? Неужели инстинкт размножения у них не развит в должной мере? Может, всему виной изменение в геноме или биохимии мозга? Исследуя феномен «чайлдфри», ученые провели эксперимент. В нем участвовали две группы женщин.
Первые уже были мамами или планировали ими стать. Представители второй группы не видели себя в этой роли. В начале исследования у женщин измерили уровень гормона прогестерона в крови. Всем испытуемым предстояло получасовое общение с маленькими детьми. После этого кровь снова брали на анализ.
«Это гормон беременности, то есть организм подготавливается: ага, яйцеклетка вышла из яичника, она поджидает сперматозоид… Женщина подходит к мужу и говорит: «Давай сексом займемся». До этого она говорила: «Нет, отойди», – а вот как только выделилась яйцеклетка, вышла из яичника, то есть она готова к оплодотворению», — утверждает Евгений Греков.
Эксперимент показал: представительницы первой группы буквально при одном взгляде на детей менялись в лице, при этом уровень прогестерона у них был несколько выше, чем у остальных участниц эксперимента. Исследования продолжились дальше. За наличие или отсутствие материнского инстинкта может отвечать еще один гормон – пролактин. Именно он обеспечивает в женском организме выработку молока для грудного вскармливания.
По некоторым данным, в советских родильных домах инъекции пролактина вводили женщинам, которые отказывались от детей. Это делалось без их ведома. И действительно, некоторые меняли свое решение. Но было ли это последствием гормональной атаки, точно не известно.
Гормональный фон женщин с развитым материнским инстинктом и без него будет отличаться, но весьма незначительно, чтобы на этих данных можно было строить догадки об ином устройстве работы организма – такой вывод сделали ученые.
Возможно, ответ стоит искать в психологии. Наиболее активные представительницы течения «чайлдфри» признавались, что пережили тяжелое детство. Многие из них были жертвами диктаторства и даже насилия со стороны родителей.
«Принимая это сознательное решение заводить детей или нет, мы, в первую очередь, оглядываемся на свой собственный опыт, и он не всегда бывает удачным. У кого-то было несчастливое детство, кого-то мало любили, кого-то игнорировали, кому-то рассказали, что после его рождения карьера мамы пошла под откос, кому-то рассказали, что его рождение разрушило семью. Разумеется, принимая решение, такой человек, оглядываясь на свой опыт, какое он может принять решение? Зачем? Все это мне зачем?», — говорит Екатерина Янковская.
Но были и другие. Некоторые современницы с подавленным материнским инстинктом заявили, что в детстве были окружены любовью и вниманием родителей. Но что это была за любовь? По отношению к ним проявляли чрезмерное беспокойство, контроль и гиперопеку.
«Вспоминается, что были один сплошные запреты, контроль за каждым шагом. Я понимаю, что родители это делали из самых лучших намерений, они все время за меня боялись, чтобы со мной чего-то не случилось, чтобы я не пошла на кривую дорожку, выросла нормальным ребенком, то есть это было из лучших побуждений. Но с детства я ничего хорошего вспомнить не могу», — рассказывает Таня Вязникова.
«Это слияние, симбиоз с матерью, когда человек не смог вырасти, когда мама просто не отпустила, репарации полноценной не произошло. Он все еще остается ребенком своей матери. Может быть, в таких случаях, да, появление собственных детей будет означать конец этого периода и разрыв вот этой связи. Это может трактоваться и так. Это тогда представляет опасность для пары, для матери и для ребенка», — считает Екатерина Янковская.
Психологический возраст задушенных любовью не совпадает с биологическим. Понятно, что желание обзаводиться потомством и брать на себя ответственность у таких неповзрослевших взрослых отсутствует. Зачем? Ведь самый любимый ребенок, которого нужно баловать, холить и лелеять у них уже есть – это они сами.
Сохранить и выжить
Благодаря инстинктам самосохранения и продолжения рода мы выжили, но что позволило человечеству достичь небывалого прогресса в науке, технике, искусстве, культуре? Доминантность – третья биологическая задача, которую мы решали в борьбе за сохранение вида. И помогал нам в этом инстинкт победителя.
«Конкуренция существует и у животных изначально, но животные конкурируют в основном за базовые потребности, такие как еда, территория и репродуктивная сфера. В нашей обычной жизни мы конкурируем уже за другие вещи. Самое ценное для нас – это самоутверждение, самореализация», — говорит Алина Чумакова.
Наши предки стремились быть лучшими среди соплеменников, доказывая свою исключительность. Чем определялся более высокий или низкий ранг? В первую очередь, физической силой, хитростью и агрессией. Сегодня физическая сила играет гораздо меньшую роль. На первый план вышли такие категории, как социальный статус, финансовое положение и внешность.
Мы традиционно сравниваем себя с другими. И когда сравнение оказывается не в нашу пользу, воспринимаем это болезненно. Но, с другой стороны, это же и заставляет нас развиваться, желая быть первым в иерархии. Мы рвемся вперед, стараясь оставить других далеко позади.
Что общего между Чарльзом Дарвином, рискнувшим заявить, что мы произошли от обезьян, Мартином Лютером Кингом – американских борцом за права человека, Махатмой Ганди, отстаивавшим независимость Индии, Бернардом Шоу, осмелившимся критиковать политику Англии с помощью тонкой сатиры? Каждый в свое время ломал стереотипы, отказываясь от общепринятых норм мышления, и все они были младшими детьми в семье.
«Русская народная сказка. Три брата: старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак. А выиграл, в конечном счете, именно младший», — объясняет Валентин Сонькин.
Ученые опросили около 12 тысяч человек, которые были младшими детьми в семье, а выяснилось, что многие из них в детстве выбирали тип поведения, нацеленный на привлечение внимания, и перенесли его во взрослую жизнь.
«Да, они конкурируют со старшими детьми даже, скорее, не за внимание родителей как таковое, а за момент самоутверждения, потому что старший ребенок больше может, а младший еще этого не может, а ему очень хочется. Он же видит, что старшие дети более свободные, с одной стороны, их не так опекают», — утверждает Алина Чумакова.
Психологи считают, чтобы развивались наши лучшие качества, нам просто жизненно необходимо конкурировать. Младшие дети приучаются к этому с раннего детства, закаляясь в соперничестве со старшими. Повзрослев, мы продолжаем это делать до глубокой старости. Считается, что дух соперничества в большей степени присущ мужчинам, но ученые с этим не согласны. Женщины соперничают не меньше, только делают это иначе.
В конкурентной борьбе мужчины применяют логику и силу, оружие женщины – тонкие интриги и коварство. Начиная соперничество, мужчины действуют исключительно в одиночку. Женщина всегда ищет союзников, которые будут помогать ей противостоять объекту конкуренции.
У мужчин соперничество носит открытый характер. Женщины, как правило, тщательно скрывают от посторонних глаз свое стремление к лидерству. Что же происходит в организме победителя? И почему это ощущение не имеет себе равных по интенсивности и глубине?
«Человек, который стоит на пьедестале – это эйфория, это подъем сил, и мозг у нас не самый глупый орган в организме, он очень хорошо запоминает пути достижения вот этого состояния, пути достижения удовольствия. И раз от разу он будет стремиться повторить это, чтобы снова попасть в это состояние, потому что, если этого не случается, у нас появляется скука», — считает Екатерина Янковская.
В мозге победителя активируется центр удовольствия, в организм вбрасываются эндорфины – вещества, которые сражаются с усталостью и вызывают эйфорию. Надпочечники вырабатывают и наполняют кровь адреналином и тестостероном, пульс учащается, обогащенная кислородом кровь питает мозг и мышцы.
Победитель в отличной форме и готов к новым свершениям. Однако побеждать всегда и во всем не удавалось еще никому. Людей, которые бы не знали горечь поражения, не существует. Осознание провала высвобождает гормон стресса – кортизол.
Смешиваясь с адреналином, он приносит ощущение тревоги и страха. Сердцебиение замедляется, кровь отливает от желудка, появляется неприятное ощущение дурноты, мышцы слабеют, ноги подкашиваются.
Это невыносимое состояние практически впечатывается в память, активизируя область гиппокампа, а центр наших чувств – мозжечковая миндалина – окрашивает это воспоминание глубоким чувством горя. Так создается напоминание о неудаче – мощный стимул не повторять подобных ошибок в будущем.
«Чувство победы достаточно кратковременное, потому что счастье, эйфория всегда бывает кратковременной. А поражение – это нечто такое, когда тебя скрутили, спеленали, положили, и ты лежишь и не видишь выхода из этой ситуации. И это драматично и может длиться долго», — объясняет Валентин Сонькин.
«На самом деле поражение – это самый ценный опыт, гораздо ценнее наших побед. Благодаря этому мы получаем возможность расти. Если мы всегда побеждаем, мы просто повторяем старую модель. Если мы проигрываем, мы ищем пути выхода из этой ситуации. Да, это не всегда бывает легкопереносимо, но это очень индивидуально. Кто-то переносит поражение с легкостью, кто-то тут же садится работать над ошибками, кто-то уходит в длительную депрессию. Это индивидуально. Но в любом случае без поражений ни развития, ни каких-то более зримых результатов мы просто не увидим», — говорит Екатерина Янковская.
«Мы рождаемся, чтобы побеждать»
Доказано: увеличить свои шансы на победу можно с помощью внутреннего воздействия. Желаемые события или состояния надо увидеть, услышать и ощутить с помощью воображения. Ведь наш мозг не делает отличий между воображаемой и настоящей активностью.
В любом из этих случаев нейроны образуют определенную цепочку. Таким образом, в реальности мы просто повторяем воображаемые действия с легкостью, ведь наш мозг уже знает дорогу к успеху.
«Конечно, лучше проводить визуализацию по всем возможным каналам, по которым мы взаимодействуем с окружающей средой. То есть одно дело – подумать о яблоке, другое дело – представить его запах, представить сочный вкус этого яблока, и это будут два совершенно разных яблока. Точно так же и с успехом. Если мы его будем чувствовать, как если бы он произошел, мы будем чувствовать этот запах победы, вкус победы, безусловно, это станет на шаг реальнее», — рассказывает Янковская.
Мы рождаемся, чтобы побеждать, но в своем развитии наши инстинкты позаботились, чтобы мы выбирали цели и не боролись беспрестанно. Нам нравится вкус победы. Но бесконечная борьба может быть изматывающей, так что мы инстинктивно проявляем осторожность при выборе цели.
«В данном случае мы можем говорить о сбое программы «борись или убегай». Это очень древняя программа, не люди ее придумали, ее можно увидеть даже у аквариумных рыбок. Это способность мгновенно, не задумываясь, оценить соперника, оценить его возможности, понять, сейчас мы его съедим или он нас съест. И в связи с этим выбрать стратегию убегать прятаться или принять бой», — утверждает Екатерина Янковская.
Обратная сторона воли к победе или доминированию – отказ от них. Ученые протестировали несколько сотен бездомных в разных странах мира, интересовало ли их когда-нибудь высокое положение в обществе, стремились ли они к победе. Оказалось, что многие потеряли интерес к проявлениям так называемой социальной успешности в обществе после череды неудач, которая их подкосила.
«Вообще инстинкт первенства, инстинкт альфа-самца, допустим, или инстинкт власти, инстинкт обладания какой-то высшей иерархии в популяции, в сообществе – это очень сильная внутренняя потребность достижения этой цели, но если сила воли у такого субъекта недостаточна, чтобы соответствовать высоте этой цели и ее трудности, то он может перевернуться и уйти в свою противоположность», — рассуждает Валентин Сонькин.
Человек – венец эволюции. Инстинкты защищали нас, помогая выживать в суровом доисторическом мире, но с тех прошло немало лет, и наше поведение претерпело значительные изменения. Развивая разум, мы научились вступать в борьбу с нашими инстинктами. Чем может обернуться такой конфликт для последующих поколений, трудно представить. Может, наши потомки будут руководствоваться совсем иными наследственными программами?
«Инстинкты – это очень важная часть нашей жизни, потому что это база, на которой все построено. Это то, что позволяет нам при всем развитии оставаться живыми существами, в связи с природой, которая есть, с землей, с планетой. В общем-то, это то, что делает нас живыми и то, что нам позволит в дальнейшем тоже развиваться, так или иначе», — говорит Алина Чумакова.
Человек одновременно и раб, и хозяин своих инстинктов. В этом наша сила и гарантия выживаемости вида. Базовые инстинкты – невидимая защита каждого из нас. Они остаются на страже нашей безопасности, личного благополучия и успеха 24 часа в сутки и 365 дней в году.
1. Наука и общественная жизньВыражение «социальная справедливость», стоящее в названии этой главы, не связывается в этой книге ни с каким реальным или желательным для автора общественным строем, а означает лишь исторически сложившийся, менявшийся со временем общественный идеал. Существование таких идеалов невозможно отрицать. В древности люди верили, что справедливое общество было в начале истории, о чём рассказывалось в мифах. В Средние века люди полагали, что на Земле справедливое общество невозможно, и надеялись обрести справедливость в загробном мире. В Новое время люди перенесли свои упования на справедливость в будущее, рассчитывая достигнуть её со временем на этом свете. Изучение всех этих идеалов, породивших столько мифов и утопий, — не моя задача. Меня интересует вполне реальное общественное явление, обычно называемое протестом против социальной несправедливости, или классовой борьбой. Любопытно, впрочем, отметить, чтo можно сказать о «справедливости» с чисто биологической стороны. Лоренц говорит об открытом им инстинкте внутривидовой агрессии: «Этот совсем простой физиологический механизм борьбы за территорию прямо-таки идеально решает задачу «справедливого», то есть выгодного для всего вида в его совокупности, распределения особей по ареалу, в котором данный вид может жить» («Так называемое зло», гл. 3). Конечно, к человеку этот критерий имеет лишь косвенное отношение, поскольку он говорит лишь о биологических условиях сохранения нашего вида. Понятие о «справедливом обществе» зависит от места и времени, то есть от культуры, причём ни одну культуру её современники не признавали вполне справедливой. Напротив, понятие о «социальной несправедливости», как мы увидим, имеет глубокие биологические основания и проходит через всю историю. Оно всегда вызывало однородные социальные явления, потому что в основе его лежало нарушение социального инстинкта. Эти явления отнюдь не сводятся к экономическим причинам, как думали марксисты, и как думают до сих пор мыслители, не умеющие выйти за пределы рыночного хозяйства с его системой наёмного труда и стимулируемого потребления. Все эти построения далеки от научного реализма. Представление о том, что окружающая нас действительность допускает объективное исследование, возникло недавно. Если не считать некоторых зачатков науки в древности, современная наука, опирающаяся на экспериментальное исследование и теоретическое описание природы, начинается с XVII века. Начало её связано с именами Галилея и Ньютона. Галилей впервые в Новой истории начал сознательно ставить опыты для выяснения, как на самом деле происходят явления природы. Но рождение науки обычно связывают с появлением труда Ньютона «Математические начала натуральной философии» (1687), который применил открытые им методы математического анализа к объяснению законов движения планет. Таким образом, первой из естественных наук была «небесная механика». Но законы движения Ньютона распространялись на все механические движения, а затем из них развилась вся физика. Очень скоро возникла надежда, что человеческое общество тоже допускает научное описание. Естественно, среди общественных явлений стали искать простейшие, к которым можно было применить математический подход, столь оправдавший себя в механике Ньютона. Такой простейшей областью казалась экономическая деятельность людей: Тюрго, начавший с проповеди «ньютонианства», стал экономистом и пытался провести реформы, которые, возможно, спасли бы Францию от революции, а Европу — от наполеоновских войн. Экономисты могли применить тогда к своему предмету лишь простую арифметику, но они были верные последователи Ньютона. Величайшим из них был Адам Смит, открывший законы рынка. Его книга «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) положила начало экономической науке. Это был первый период в развитии общественных наук, который можно назвать механистическим. К этому периоду несомненно принадлежал и Карл Маркс. Он считал себя учёным, и его научной специальностью была экономика. «Теория стоимости», развитая им вслед за Д. Рикардо, явно несёт на себе отпечаток «энергетической» идеологии, заимствованной из механики. Маркс думал, что открыл экономическое объяснение истории, но его понимание опиралось на частную модель капиталистической экономики, и он экстраполировал эту модель с помощью диалектики Гегеля. С нашей точки зрения построение Маркса было попыткой угадать будущую науку, но философия оказалась для этого ненадёжным средством. Как известно, попытка Маркса не удалась, хотя и весьма стимулировала общественное мышление. Мыслители, пытающиеся понять человеческое общество как «экономическую машину», встречаются и до сих пор. Одной из причин, побудивших меня написать эту книгу, было стремление противодействовать их идеологии, намного более примитивной в наши дни, чем идеология Маркса, потому что эти современные механицисты вообще принимают во внимание лишь то, что Маркс называл «базисом» общественной жизни, полностью игнорируя «надстройку». Поскольку прямое сведение изучения общества к механическим моделям не удавалось, возникло представление, что существуют разные уровни познания мира, учитывающие специфические особенности изучаемого предмета. Вероятно, первым, кто отчётливо выделил уровни человеческого познания, с соответствующей классификацией наук, принадлежащих каждому уровню, был Огюст Конт. В тридцатых годах XIX века он придумал термин «социология» для обозначения будущей науки о человеческом обществе. Между физикой и социологией Конт поставил в своей иерархии наук биологию, считая предмет её «более сложным», чем предмет физики, но «менее сложным», чем предмет социологии. 21 Второй период развития общественных наук можно назвать биологическим. Корни этого подхода уходят в древность: задолго до «ньютонианства» люди пытались строить не механические, а живые модели общества, сравнивая «общественный организм» с человеческим организмом. Сравнение, к которому прибегнул Менений Агриппа для успокоения римского плебса, было, по-видимому, в ходу в его время: он сравнил патрициев с головой человека, собственников и торговцев — с его брюхом, а простой народ — с руками и ногами. Но настоящей моделью человеческого общества сделался, после Дарвина, вид животных, эволюционирующий в «борьбе за существование». Влияние дарвинизма было важно в том отношении, что общество стали сравнивать с живыми системами, более подходящими для его моделирования, и что усилилось внимание к инстинктивной мотивации человеческого поведения. Чарльз Дарвин пришёл к своей концепции естественного отбора, сопоставив наблюдения над разнообразием видов животных и растений, сделанные во время кругосветного плавания, с идеей Томаса Мальтуса об избыточном размножении и конкуренции в использовании ограниченных ресурсов. Мальтус, в свою очередь, писал свой «Опыт о народонаселении» под влиянием теории рыночного хозяйства Адама Смита, и имея в виду прежде всего человеческие популяции. Это, наряду с древним сравнением Агриппы, пример взаимодействия естественных наук с «гуманитарными», с которым мы не раз встретимся в дальнейшем. Теория эволюции Дарвина оказала значительное влияние на самопонимание человека и на развитие общественных наук. Однако, самый смысл идей Дарвина при этом искажался: так называемые социал-дарвинисты стали усматривать в истории человечества борьбу «высших» и «низших» рас. Третий период, психоаналитический, начался с работ Зигмунда Фрейда, то есть с 90-х годов XIX века. Открытие «подсознания», определяющего «нерациональное» поведение человека, оказало значительное влияние на человеческое мышление вообще; но фантастические построения Фрейда и его учеников, пытавшихся основать на психоанализе все объяснение общества и истории, скоро скомпрометировали это направление. Наиболее интересным его достижением была книга Эриха Фромма «Бегство от свободы». Фромм рассматривал общество как систему, элементами которой являются отдельные индивиды, реагирующие на стимулы окружающей среды так, как предполагает психоанализ. Это понимание психических реакций человека, хотя и несовершенное, составляет преимущество схемы Фромма перед обычными построениями социологов. Он сумел объяснить важные особенности массового поведения людей в двадцатом столетии. Но дальнейшее развитие проекта Фромма требовало — как он сам видел — изучения подсистем, промежуточных между индивидом и всем обществом, а также взаимодействия этих подсистем. Наиболее важные из таких подсистем — это культуры, исследование которых тогда едва начиналось. Главной слабостью психоаналитического подхода к обществу было незнание биологической природы человека. Фрейд признавал основную роль инстинктивных побуждений, носителем которых он считал гипотетический механизм подсознания под названием «Ид» (по-латыни «Оно»). Но психоаналитики не понимали, как действуют инстинкты в психике индивида и в жизни сообщества. Четвёртый период в развитии общественных наук, который можно назвать «кибернетическим», начался работами Норберта Винера в 1948 году и продолжается по сей день. Винер и его сотрудники, параллельно изучая саморегулирующиеся системы в технике и в живых организмах, разработали идеи обратной связи и замкнутого цикла процессов, в который включена обратная связь. Винер с самого начала предполагал, что нашёл руководящие принципы для понимания механизмов жизни. Но оправдание этой надежды пришло не сразу, так как биологи медленно усваивали кибернетику. Инженеры быстрее освоили её на своём более простом материале, и кибернетика надолго стала «технической наукой». К её понятиям прибавилась теория информации, созданная в работах Винера и К. Шеннона. Тогда же, с конца 1940-х годов, начались преждевременные попытки перенесения методов «технической кибернетики» в социальные науки. Для этих попыток характерно было стремление прямо перейти от систем автоматического регулирования, применяемых в технике, к общественным механизмам. Исследователи этого рода пользовались идеологией, называемой «общей теорией систем», пытаясь выделить в изучаемой системе её подсистемы и составить схему отношений между ними. В итоге получались «блок-схемы», состоящие из прямоугольников с надписями в них и стрелок, соединяющих эти прямоугольники. Такая «кибернетическая социология» оставалась бесплодной, но вовсе не потому, что идеи кибернетики не имеют значения для социальных наук. Их значение было недостаточно понято, потому что социологи, пренебрегая указанием Конта, «пропускали» биологический уровень интеграции 22, лежащий между физическим и социальным. Только биология может доставить модели, достаточно сложные для изучения ещё более сложных социальных систем. Но это не просто возобновление второго периода в исследовании общества, описанного выше, поскольку при этом используется кибернетический подход. Кибернетика не только сравнивает общественные механизмы с механизмами животных или человека, но рассматривает все живые системы с единой точки зрения и пытается выяснить общие законы деятельности таких систем. До 1970-х годов могло казаться, что пророчество Винера не оправдалось, и что кибернетика стала лишь «грамматикой» современной техники регулирования, но не биологии. Но в последнее время выяснилось, что предвидение Винера было верно. Решающая роль обратных связей и регулирующих контуров в объяснении биологических явлений была доказана рядом биологов и резюмирована в уже упоминавшейся книге «Оборотная сторона зеркала» Конрада Лоренца, составившей эпоху в развитии научного мышления, и в блестящих работах Грегори Бейтсона 23. Роль биологии в понимании человеческого общества должна резко возрасти. Для нашей работы прежде всего важны данные современной биологии, изложенные в первых двух главах. Применение этих данных к человеку требует некоторых существенных дополнений. 2. Инстинктивные основы социального поведенияМы будем пользоваться в дальнейшем представлениями об инстинктах, изложенными в предыдущих главах. Подчеркнём ещё раз, что термин «инстинкт» мы понимаем в смысле, определённом в первой главе: инстинкты — это наследственные программы поведения, в случае высших животных и особенно человека — преимущественно открытые программы. Сравнение с компьютером, использованное в первой главе, служит лишь для объяснения, как вообще работают программы; оно вовсе не означает, что человеческий мозг и в самом деле нечто вроде компьютера. Но кибернетический подход, принятый нами для объяснения инстинктов, следует принимать всерьёз: это наилучший язык, на котором такие идеи можно обсуждать. Поскольку понятию инстинкта придавались различные истолкования, следует подчеркнуть, что наше понимание инстинктов образует некоторую модель этого явления. Всё сказанное дальше об инстинктах относится к этой модели. Наши представления об инстинктах человека можно резюмировать следующим образом: 1. Наследственность человека, определяющая его наиболее важное отличие от всех других видов животных, является результатом взаимодействия двух систем: системы генетической наследственности и системы культурной наследственности. Инстинкты — это врождённые программы поведения, записанные в геноме вида. Открытые программы инстинктов человека заполняются подпрограммами, выработанными не только его личным опытом, но и его культурой. 2. Каждый человек принадлежит некоторой культуре, первым признаком которой является его родной язык. Культурная традиция определяет своими подпрограммами реализацию инстинктов, мотивирующих его поведение. 3. Система инстинктов, стимулирующих поведение человека, сложилась в доисторические времена, не позже, чем в эпоху неолита. Изменения в наследственном материале этих инстинктов, происшедшие с тех пор, можно считать незначительными по сравнению с культурными изменениями, определяющими их реализацию. Никакие культурные влияния не могут подавить действие инстинкта, но могут в той или иной степени определять форму его проявления. Конечно, «большие» инстинкты, общие всем животным — в особенности инстинкт самосохранения — присутствуют и во всех формах поведения человека, взаимодействуя со специфически человеческими формами инстинктов, о которых дальше будет речь. 4. Инстинктами, специфически человеческими в их проявлении, можно считать следующие: (а) Инстинкт внутривидовой агрессии. У человека значительно ослаблены инстинкты, корректирующие агрессию — охраняющие собратьев по виду и предотвращающие их убийство. Ослаблены также инстинкты, охраняющие женщин и детей. Функции этих инстинктов в значительной степени приняли на себя механизмы культурной наследственности, действие которых определяется традицией. У человека резко усилилось действие инстинкта внутривидовой агрессии по отношению к членам «чужих» групп, но осталось на прежнем уровне по отношению к собственной группе. Различение «своих» и «чужих» определяется культурной традицией. Причиной этих специфических для человека изменений инстинкта внутривидовой агрессии был, по-видимому, групповой отбор. (б) Социальный инстинкт. У человека социальный инстинкт принял особый характер, не наблюдаемый у других животных. Лоренц не говорит об этом в решительной форме, но многие места в его работах свидетельствуют о том, что он допускал у людей инстинктивный характер солидарности. Он приводит ряд фактов взаимной поддержки и совместной деятельности у многих видов, в том числе у приматов. Было бы странно, если бы подобный инстинкт отсутствовал у человека. Далее, Лоренц много раз подчёркивает специфически человеческие, не встречающиеся у других животных реакции на поведение «асоциальных паразитов», несомненно связанные с «солидарностью» членов группы. Нет сомнения, что он не только допускал инстинктивный характер этих реакций, но и предполагал систематическую культурную мотивацию такого поведения: культура вырабатывает нормы, заменяющие, в качестве открытых подпрограмм, ненадёжное действие корректирующих инстинктов. Ниже мы приведём сочувственно цитируемые им слова Гёте «о праве, что родится с нами», и его комментарии к представлению старых правоведов о «естественном праве». Самый термин «социальный инстинкт» у Лоренца встречается редко, потому что он детально изучал агрессивное поведение, другие же инстинкты интересовали его преимущественно в их взаимодействии с агрессией. В течение всей жизни он размышлял о биологических основах человеческого поведения, а в последние годы особенно задумывался над «патологическими явлениями в жизни современного общества» и собирался посвятить им второй том «Зеркала». Некоторые идеи этого второго тома, популярно изложенные в книге о «Восьми смертных грехах», не оставляют сомнения в том, что Лоренц намерен был подробно разобрать поведение «асоциальных паразитов». При этом социальный инстинкт у человека выступил бы гораздо более отчётливо, чем, например, в случае нападения стадных животных на угрожающего им хищника, известном под названием «моббинг» (mobbing). Конечно, связная картина человеческого общества, задуманная Лоренцом, должна была содержать «системообразующее» напряжение между инстинктом внутривидовой агрессии и социальным инстинктом. Я предлагаю некоторую гипотезу о специфическом проявлении социального инстинкта у человека — никоим образом не претендуя на приоритет, но принимая на себя ответственность за её применения. Специфический для человека социальный инстинкт я называю инстинктом внутривидовой солидарности. Я предполагаю, что этот инстинкт образовался путём мутации из первоначального социального инстинкта приматов, стимулировавшего сплочённость и взаимопомощь членов обезьяньего стада. Как было сказано выше, эта мутация сделала возможным распространение такого поведения с первоначальных групп на бoльшие группы, состав которых определяется культурной традицией и вводится в открытую программу действующего таким образом человеческого инстинкта. Первое расширение этого инстинкта состояло в перенесении его на членов «своего» племени. Как только индивид узнавался как «свой», по отношению к нему проявлялся тот же социальный инстинкт. Благодаря этой мутации могли возникнуть более многочисленные сообщества — племена. Как мы помним, уже в первом описании группового отбора Дарвин подчёркивал преимущества численности, которые могли быть достигнуты лишь на уровне племен. Поскольку состав племени вводился в открытую программу социального инстинкта как подпрограмма, выработанная культурной традицией — что возможно только у человека, — то социальный инстинкт приобрёл особый характер человеческого инстинкта. Это была первая глобализация социального инстинкта, состоявшая в перенесении его с первоначальных групп на племена. Предположение об инстинктивном характере племенной солидарности подтверждается универсальностью этого явления и его продолжительностью, занявшей подавляющую часть истории нашего вида. Но дальнейшее расширение действия социального инстинкта — его вторая глобализация — зависит уже только от культурной, а не от генетической наследственности! В самом деле, такое расширение не требует дальнейшего изменения генома: культурная традиция говорит индивиду, в каких случаях надо относиться к другому человеку, «как если бы тот был одного племени с ним» 24. Мутация, первоначальной «целью» которой было обеспечить солидарность своего племени, оказалась «избыточной» в том смысле, что сделала потенциально возможным восприятие всех людей, как «своих». Надо ли удивляться этой избыточности? Ведь человек по самой своей природе — избыточное существо, как мы уже видели на примере положительной обратной связи, создавшей человеческий мозг. Одно из наиболее важных проявлений социального инстинкта, все ещё мало изученное и во многих отношениях загадочное, — это эмпатия, способность «сопереживания»: человек способен мысленно ставить себя на место своего собрата по виду и переживать происходящее, как будто отождествляя себя с ним. При этом важную роль играет восприятие выражений лица и телесных движений, изученное Дарвином и описанное им в отдельной книге. Несомненно, эмпатия как форма взаимопонимания существует у многих высших животных; об этом свидетельствуют наблюдения над животными, поведение которых человек расшифровывает с помощью того же механизма, соединяющего нас, например, с шимпанзе, как это проницательно описал Г. Бейтсон. Естественно предположить, что эмпатия, первоначально относившаяся к членам собственной группы, была перенесена, вместе со всем социальным поведением, на более широкие группы людей — племя, нацию и, наконец, теперь глобализуется на все человечество. Лоренц подчёркивает, что всевозможные поджигатели войны, пропагандирующие ненависть к другим народам, прежде всего стараются заглушить эмпатию, изображающую нам каждого отдельного представителя «чужого» народа как человеческое существо, родственное нам самим, — то есть, в нашей терминологии, они стараются «локализовать» нашу способность к эмпатии. Вся наша мораль, вся наша «любовь к ближним» произошла от глобализации внутриплеменной солидарности, которая постепенно превращается во внутривидовую солидарность. Путь ко всеобщему братству людей шёл через групповой отбор — через бесконечные войны, истребление племён и каннибализм. Надо ли этому удивляться после всего, что мы знаем об инстинкте внутривидовой агрессии и о том, что выработал из этого инстинкта индивидуальный отбор, то есть обычный естественный отбор? Ведь от агрессии произошли все высшие эмоции человека — узнавание индивида, то есть человеческая личность, а затем дружба и любовь. Таковы пути эволюции, очень далёкие от назидательных мифов наших предков! 3. Коллективистская и индивидуалистическая мораль Племенная мораль, выработанная групповым отбором, была прежде всего подчинена интересам племени, и в этом смысле была коллективистской. Развитие и самостоятельность личности отнюдь не были целью первобытного общества: выделение личности из племенного сообщества произошло гораздо позже. Современному человеку было бы почти невозможно подчиняться ограничениям племенной жизни: об этом свидетельствуют не только воспоминания европейцев, попавших в плен к индейцам или африканцам, но и то, что мы знаем о жизни греческих городов-государств. После исторического опыта XX века, когда пережитки племенного коллективизма использовались в политических целях, всякий «коллективизм» вызывает опасения; теперь моден крайний индивидуализм: почти забыто определение Аристотеля, назвавшего человека «общественным животным». Между тем, человек и в самом деле — общественное животное, неспособное жить вне общества своих собратьев по виду. Как и у всех общественных животных, его связь с сообществом не ограничивается материальными интересами, а носит глубокий биологический характер: необходимость общения с людьми инстинктивна. Лишение такого общения вызывает у человека психические расстройства и физическую деградацию. Обращение индивида с окружающими его людьми подчиняется определённым правилам поведения, усваиваемым в детстве из его культурной традиции. Несомненно, существование человеческого общества невозможно без соблюдения таких правил, но их природа и происхождение до сих пор вызывают споры. Антропологи, изучающие человеческие культуры, интересуются наблюдаемым поведением членов того или иного племени, регулируемым «племенной моралью», и «ценностями», лежащими в основе этой морали. Как уже говорилось в предыдущей главе, наиболее важный результат их исследований состоит в том, что, несмотря на все видимое разнообразие условий и обычаев, племенная мораль в существенных чертах всегда одна и та же. О ней говорит самая возможность взаимопонимания людей разных культур, впервые встретившихся друг с другом. Дальше мы попытаемся изложить принципы этой морали. Совпадение этих принципов у всех племён, доживших до настоящего времени и уже вымерших, известных нам из истории, без сомнения свидетельствует об инстинктивном происхождении племенной морали — и самого племенного строя. И если мы обнаруживаем те же правила, с незначительными изменениями, у «цивилизованных» людей нашего времени, причём можно проследить их на протяжении всей писаной истории человечества, то их инстинктивное происхождение можно считать доказанным фактом. С нашей точки зрения племенная мораль представляет собой проявление инстинкта внутриплеменной солидарности, которая — как мы уже знаем — постепенно расширяется на весь человеческий род и становится внутривидовой. Можно было бы возразить, что мы встречаемся здесь не с одним инстинктом, а с целым набором инстинктов, но так обстоит дело со всеми «большими» инстинктами: их можно рассматривать как «пакеты программ», связанных общей целью. В данном случае целью является сохранение племени, а в наши дни — сохранение культуры. Инстинкт солидарности — это биологическая основа, на которой держится общественная жизнь. Как и все инстинкты, он неустраним; неустранимо и связанное с ним стремление к устранению асоциальных паразитов, о чём речь будет дальше. надёжнее всего инстинктивное поведение, в форме, закреплённой воспитанием. Подсчёты и соображения, касающиеся общего блага, действуют на людей гораздо слабее, чем инстинкт. Без поддержки инстинкта солидарности современному обществу грозит распад, и последствия такого распада в нашем столетии достаточно очевидны. Соблюдение «моральных правил» зависит от воспитания, а воспитание — от культуры, сохранение которой отнюдь не гарантируется высоким уровнем потребления. Скорее наоборот, если вспомнить уроки истории, то как раз материальное изобилие, чрезмерное и слишком изощрённое потребление приводит к распаду культуры и разложению морали. Вряд ли кто-нибудь станет отрицать, что в нашем столетии катастрофически разрушается семейное воспитание, прежде всегда опиравшееся на унаследованную мораль и санкционировавшую её религию. Предположение, что без всего этого можно обойтись, имея эффективную полицию, не оправдывается — и не только в нашей злополучной стране. Коллективистскую мораль, самым прямым образом выражающую инстинкт внутриплеменной солидарности, можно восстановить по наблюдениям сохранившихся до недавнего времени охотничьих племён. Мы попытаемся сейчас формулировать, в чём состояли моральные правила члена племени: Член племени должен был участвовать в коллективной защите и коллективной агрессии своего племени. Член племени должен был участвовать в коллективных трудовых усилиях своего племени. Член племени должен был делиться со своими соплеменниками охотничьей и военной добычей, по установленным правилам. При этом он не должен был скрывать от соплеменников свои способы промысла, охотничьи угодья или военные трофеи. Член племени не должен был скрывать от соплеменников свои запасы и обязан был делиться ими в случае общего бедствия. Особые преимущества предоставлялись только за очевидные заслуги перед племенем, проявляемые на глазах у всех: доблесть в бою, мудрость и предусмотрительность вождей, святость и магическую силу жрецов. Член племени не должен был пользоваться преимуществами, если его заслуги перед племенем не были очевидны. Нарушения этих правил наказывались общим презрением, а в более серьёзных случаях — смертью. Как легко заметить, описанная выше «коллективистская мораль» сохранилась не только в ценностях нашей культуры, передаваемых воспитанием, но и в формальных правилах поведения — «законах». Конечно, законы не могут заменить «племенную мораль», хотя бы потому, что носят чисто негативный характер, перечисляя то, чего не следует делать, но никак не внушая индивиду, что ему следует делать. Запреты, содержащиеся в законах, по сей день воспроизводят некоторые запреты племенной морали, например, запрет убивать, увечить или оскорблять своих соплеменников. Другие законы, не столь древнего происхождения, охраняют собственность, которой ещё не знала племенная мораль; но и эти законы несут на себе её отпечаток, поскольку они пытаются ограничить человеческую хитрость и жадность. Наконец, многие современные законы регулируют отношения, не имеющие аналогов в племенной жизни, но можно полагать, что первоначальной, или хотя бы номинальной целью всех законов остаётся сохранение племени — а в нынешних условиях сохранение культуры. Конечно, законы содержат лишь небольшую часть того, что нужно для сохранения и воспроизводства культуры. Например, образование и сохранение семьи, воспитание детей или отношение к больным и престарелым согражданам лишь в небольшой степени зависят от законов. Даже в наши дни человек на практике редко сталкивается с законом, но ежеминутно должен соблюдать «племенную мораль» — неписаные правила общежития. Между тем, в экономической жизни и в деловых отношениях люди современного общества придерживаются совсем иных правил, разительно противоречащих описанной выше племенной морали. Они хорошо знают, чтo нужно делать в этом обществе, чтобы преуспеть, и на практике следуют для этого совсем другой, индивидуалистической морали. Поразительно, что, сохраняя для общественных ритуалов и газетной риторики изречения племенной морали, обычно в форме, унаследованной от христианства, люди современного западного общества цинично и не без некоторого вызова признают подлинные мотивы своего поведения — то, что американцы называют rugged individualism 25. Экономисты и социологи, претендующие на реалистическое описание современного общества, не могут уклониться от признания принятых в нём правил, но избегают отчётливо формулировать эти правила. Я собрал их из описания образа действий предпринимателя, которое даёт влиятельный экономист и социолог Ф. А. Хайек в своей книге «Пагубная самонадеянность. Заблуждения социализма» 26. Не знаю, окажу ли я услугу профессору Хайеку, сведя вместе отдельные штрихи картины, которую он пытался нарисовать. Может быть, полная ясность этой картины как раз и не входила в его намерения. Замечу, что этот автор не любит обычной терминологии и, в частности, почему-то избегает термина «капитализм». Тот экономический и социальный строй, который теперь господствует в западном мире, он называет «расширенным порядком», противопоставляя его «узкому порядку» — племенному образу жизни. Я не мог уяснить себе, почему профессор Хайек заменяет термин «капитализм» другим термином (по его собственным словам, равнозначным). Но я отдаю себе отчёт в преимуществах «расширенного порядка» перед племенным строем, в чём читатель убедится из дальнейшего изложения, и принимаю на некоторое время термины почтенного автора. Современные правила поведения, о которых пойдёт речь, профессор Хайек называет «моральными правилами» (moral rules), и я буду пользоваться этим термином, ставя его в кавычки — чтобы избежать смешения с приведёнными выше моральными правилами первобытных племён. Профессор Хайек, по-видимому, не решается определить гносеологический статус своих «моральных правил», помещая их, несколько неопределённо, «где-то между инстинктом и разумом». Полагаю, что их можно рассматривать как простые наблюдения над реальным поведением людей, то есть как социальные факты, и никоим образом не оспариваю их достоверности. Это и в самом деле ряд характерных фактов, которые можно объяснить только интересами людей, действующих так, как им выгодно в данных условиях. Каждый из них попросту соблюдает свой интерес. Итак, вот на чём основана нынешняя индивидуалистическая мораль: Член «расширенного общества» уклоняется от участия в коллективной защите и коллективной агрессии своего общества, по возможности используя для этого наёмных солдат. Член «расширенного общества» уклоняется от коллективных трудовых усилий своего общества, по возможности используя для этого наёмных рабочих. Член «расширенного общества» не делится со своими согражданами доходами и удобствами, стараясь сохранить их для себя. При этом он скрывает от возможных конкурентов свои источники сырья, свою техническую информацию и своё знание рынка. Член «расширенного общества» скрывает от сограждан своё имущество и свои запасы, а если они становятся дефицитными, старается извлечь из них наибольшую выгоду. Особые преимущества достаются людям, жизнь и деятельность которых протекают, как правило, втайне от общества. Заслуги таких людей перед обществом не очевидны, так что их сограждане полагают, что они преследуют лишь собственные выгоды. Мудрость и святость не имеют к ним отношения, а их предусмотрительность полезна только им самим. Нарушение этих правил обычно наказывается бедностью и низким общественным положением. Профессор Хайек описывает образ действий преуспевающего дельца почти с той же откровенностью, как его описал Бальзак, признанный в своё время неприличным писателем и исключённый поэтому из школьных библиотек. Он не оставляет сомнения, что в современном обществе главное условие обогащения описывается словом «хитрость». Хитрость, позволяющая обогатиться, состоит в том, чтобы вовремя занять удобное место, отталкивая от него конкурентов, а затем извлекать преимущества из занятого положения. Это не что иное как «искусство карьеры», применённое к экономической жизни. Видели ли вы, как толпа некультурных людей врывается в подошедший автобус? Это обычная картина нашей российской жизни, но теперь, по мере разложения культуры на Западе, то же можно увидеть и там. Более совестливые люди не решаются отталкивать женщин, детей и стариков — даже войдя в автобус, они стесняются сесть на место, которое приготовился занять кто-то другой. Тем временем беззастенчивые типы проталкиваются вперёд, не обращая внимания на недовольство публики, и бесцеремонно занимают лучшие места, чтобы затем их никому не уступать. Это и есть секрет успеха при капитализме — не единственный, но самый важный секрет. Этот секрет никак нельзя назвать изобретательностью: он связан не с изучением природы, позволяющим умножить общую сумму потребляемых благ, а с ловким манипулированием людьми, чтобы присвоить бoльшую часть этой суммы. Настоящий изобретатель получает ничтожную долю от эксплуатации своего изобретения: в нынешних Соединённых Штатах, в среднем, около 6 процентов, если он достаточно осторожен, чтобы не дать себя обокрасть. Часто можно услышать, что капиталист вознаграждается за его «труд по организации производства». Но даже в прошлые времена, когда капиталист зачастую сам был собственным менеджером, его «вознаграждение» не шло ни в какое сравнение с жалованьем наёмного управляющего. Он «вознаграждался» попросту за владение собственностью. Теперь же, когда собственники крупных предприятий уже неспособны ими управлять и передали всю «организацию производства» менеджерам, инженерам и экономистам, такое оправдание их «дивидендов» просто смешно. Собственник не должен особенно трудиться, чтобы сохранить своё положение среди таких же, как он. В этом ему помогают законы — те самые «абстрактные моральные правила», которые восхваляют профессор Хайек и другие апологеты капитализма. Как бы он ни приобрёл свою собственность, её охраняет закон. Точно так же, наглец, захвативший удобное место в автобусе, расталкивая своих собратьев, потом сохраняет его, потому что «не принято» стаскивать с места того, кто уже сидит: теперь его не может вытолкнуть кто-нибудь посильнее. Это «моральное правило», обозначаемое выражением «не принято», может быть невыгодно кому-нибудь, кто остался без места; но можно не без основания утверждать, что нарушение такого правила привело бы к общей свалке, невыгодной для всех. В сущности, это всё, что могут сказать защитники капитализма в оправдание преуспевшего дельца. Чтo они говорят в оправдание всей капиталистической системы, мы увидим дальше. Секрет житейского успеха в современном обществе — это, по старому выражению, секрет Полишинеля. Как только установился «расширенный порядок», даже раньше, чем он окончательно утвердился, его исчерпывающим образом описал Бальзак, этот поистине великий социолог. Историк материальной культуры Фернан Бродель лишь намекнул на него в начале второго тома своей истории капитализма, не впадая в морализаторский тон, но в самом тексте подробно изложил всю фактическую сторону дела. Впрочем, ещё раньше, в XVIII веке, эту нехитрую тайну хитрых людей выдал бесстыдный насмешник Бомарше. Комедия об изворотливом Фигаро оканчивается водевилем, где на латинскую пошлость gaudeant bene nati (да возрадуются благородные) отвечают псевдолатинским каламбуром gaudeat bene nanti (да возрадуется ловкач). Историки давно уже знают, что «в основе больших состояний всегда заложено преступление», даже если преступление было всего лишь мошенничеством. Теперь, когда американские университеты столь сильно зависят от щедрости богатых людей, эти невинные шалости, обнаруженные в архивах, стараются обратить в шутку. Достаточно прочесть, как профессор Бурстин обыгрывает в своей истории американцев манипуляции с тарифами, положившие начало состоянию Рокфеллеров. Но подозрения бедных людей по поводу богатых начались не с этих разоблачений. Они возникли из прямых наблюдений, потому что хозяева были тогда всем известны и не стеснялись выставлять свой образ жизни напоказ. Бедные люди начали подозревать, что образ жизни богатых не оправдывается их трудом. Это предполагаемое несоответствие всегда было мотивом «классовой борьбы», а в XIX веке породило «социализм». Я хорошо знаю, что возражают этим людям сторонники капитализма. Они говорят примерно следующее: «Вы можете как угодно оценивать моральную сторону того, что делает богатый человек, но труд следует измерять не затраченным временем, а его социальными последствиями. Опыт, интуиция богатого человека, его умение понимать людей и обращаться с людьми — всё, что вы называете «хитростью» — может понадобиться в наиболее важные моменты для принятия финансовых и административных решений; без его опыта и интуиции предприятие не сможет выдержать конкуренцию. Общество справедливо оплачивает эти особые способности, без которых невозможно приращение общего богатства». Я не заимствовал эти слова ни у кого из друзей профессора Хайека, но они писали это много раз. Мне надо было привести их аргументацию, чтобы на неё ответить. Начну с некоторой уступки — объясню, в чём они правы; а потом выяснится, почему это не может убедить их менее учёных оппонентов. Несомненно, при рыночном хозяйстве неразрывно связанная с ним конкуренция способствует развитию производства, тогда как в любой известной нерыночной экономике недостаток конкуренции вызывает застой. Это знал ещё Адам Смит, и в дальнейшем мы ещё вернёмся к тезису о полезности конкуренции. Предположим, что приведённое выше возражение сторонников капитализма справедливо, и что при капитализме в самом деле необходимы неприятные формы «борьбы за существование», создающей описанных выше дельцов. Предположим даже, что их полезную функцию — манипулировать людьми в ходе конкуренции — никто не стал бы выполнять за меньшее вознаграждение, чем они. Может ли эта аргументация удовлетворить тружеников, направляющих свои усилия не на хитроумный обман конкурентов, а на прямую созидательную работу над материалом, доставляемым нам природой? Можно ли их убедить, что их инстинктивное отвращение к богатым людям, получающим особые привилегии только за своё «право собственности» и умение её защитить, представляет собой бессмысленный архаизм, не выдерживающий разумной критики? Нет, убедить их в этом нельзя — именно потому, что это их отвращение инстинктивно. Инстинкты не опровергаются рациональными аргументами — если даже допустить, что приведённые выше аргументы в самом деле справедливы. Как мы увидим дальше, они всё-таки ошибочны, но не в этом состоит главная идея нашей работы. Идея эта состоит в том, что никакие аргументы, оперирующие средними величинами и «благосостоянием общества в целом», не могут преодолеть действие инстинкта, всегда локальное, потому что инстинкт действует здесь и сейчас. Инстинкт нельзя опровергнуть рассуждениями. Инстинкт, о котором здесь идёт речь, — это инстинкт внутривидовой солидарности. Из него вытекает «племенная мораль», дошедшая до нас не только в виде пережиточных и докучливых законов, мешающих «грубому индивидуализму» наших дельцов, но и в виде генетической наследственности человека. В частности, мы унаследовали от наших предков отвращение к асоциальным паразитам. Это отвращение носит несомненно инстинктивный характер, а потому неустранимо. Оно и лежит в основе ощущения социальной несправедливости. В периоды благополучия и спокойного развития это ощущение кажется исчезнувшим или сильно ослабевшим, но во время общественных бедствий, в переходных, неустойчивых ситуациях оно выходит наружу, стимулируемое инстинктом самосохранения — с неодолимой силой подавленного, но самостоятельного и неустранимого инстинкта. Пренебрежение этим инстинктивным побуждением, предположение, будто от него можно отделаться выкладками и рассуждениями, представляет пагубную научную ошибку, потому что социология имеет дело не с потребляющими автоматами. Социология имеет дело с людьми. Отвращение к асоциальным паразитам столь же законно и неизбежно, как все наши инстинкты, а недостаточное развитие его — опасный симптом. Но, как всякий инстинкт, оно имеет и свою патологию. 4. Асоциальные паразиты Как мы уже видели, у человека инстинкты приняли очень специфический характер; но в большинстве случаев человеческие инстинкты можно обнаружить уже у животных. Это позволяет понять, каким образом они проявлялись у наших животных предков, и различить изменения в инстинктивном поведении, происшедшие у людей. Так обстоит дело с инстинктом внутривидовой агрессии и социальным инстинктом, которыми мы до сих пор занимались. Если сравнить описанную выше «племенную мораль» с поведением высших общественных животных, то специфически человеческими в этой морали оказываются два аспекта. Во-первых, её действие распространяется не только на первоначальную группу особей, лично знакомых друг с другом, но на большее сообщество, члены которого распознаются по культурным признакам — таким, как язык, татуировка, священные ритуалы, и так далее. Во-вторых, отступление от «правил» племенной морали наказывается членами племени. О первом аспекте уже была речь: как мы знаем, открытые программы человеческих инстинктов заполняются подпрограммами, выработанными культурной традицией, и, в частности, такие подпрограммы «учат» человека, кого из собратьев по виду он должен считать «своими». Теперь мы займёмся вторым аспектом, который не сводится к изменению «объема» действия инстинкта, а представляет собой совершенно новое явление, не встречающееся в животном мире. Явление асоциального паразитизма, специфическое для человека, описал Конрад Лоренц. Он открыл особый, присущий только человеку инстинкт устранения асоциального паразитизма, но не успел его систематически исследовать. Как уже было сказано, Лоренц не успел написать второй том «Оборотной стороны зеркала», который он предполагал посвятить патологическим явлениям современного человеческого общества. Некоторые идеи этого тома он изложил в своих лекциях под названием «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества». Чтобы сделать все логически неизбежные выводы из этих идей, мне придётся собрать их вместе и привести обширные выписки из Лоренца. Они столь выразительны, что не имеет смысла заменять их пересказом; кроме того, читатель сможет проверить, правильны ли следующие дальше выводы из этих идей. Шестая глава книги «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества» начинается следующим размышлением, подчёркивающим одно загадочное свойство группового отбора: «Некоторые способы социального поведения приносят пользу сообществу, но вредны для индивида. Объяснение возникновения и тем более сохранения таких способов поведения из принципов мутации и отбора представляет, как недавно показал Норберт Бишоф, трудную проблему. Если бы даже возникновение «альтруистических» способов поведения могло быть объяснено не очень понятными процессами группового отбора, в которые я не буду здесь углубляться, 27 то всё же возникшая таким образом социальная система неизбежно оказалась бы неустойчивой. Если, например, у галок, Coloeus monedula L., возникает защитная реакция, при которой каждый индивид в высшей степени храбро вступается за схваченного хищником собрата по виду, то легко понять и объяснить, почему группа, члены которой ведут себя таким образом, имеет лучшие шансы на выживание, чем группа, где такого поведения нет. Что, однако, препятствует появлению внутри группы таких индивидов, у которых реакция защиты товарищей отсутствует? Мутации выпадения функций вполне вероятны и рано или поздно непременно происходят. И если они относятся к альтруистическому поведению, о котором шла речь, то для затронутого ими индивида они должны означать селекционное преимущество, если допустить, что защищать собратьев по виду опасно. Но тогда подобные «асоциальные элементы», паразитируя на социальном поведении своих ещё нормальных собратьев, рано или поздно должны были бы составить в таком сообществе большинство». И дальше, после замечания о «государственных насекомых», Лоренц говорит: «Мы не знаем, что препятствует разложению сообщества общественными паразитами у позвоночных. Трудно себе, в самом деле, представить, чтобы галка возмутилась «трусостью» асоциального субъекта, не принимающего участия в реакции защиты товарища. «Возмущение» асоциальным поведением известно лишь на относительно низком и на самом высоком уровне интеграции живых систем, а именно в «государствах» клеток и в человеческом обществе. Иммунологи обнаружили тесную и весьма знаменательную связь между способностью к образованию антител и опасностью появления злокачественных опухолей. Можно даже утверждать, что образование специфических защитных веществ вообще было впервые «изобретено» под селекционным давлением, какое могло быть лишь у долгоживущих и, прежде всего, долго растущих организмов, которым всегда угрожает опасность возникновения при бесчисленных делениях клеток опасных «асоциальных» клеточных форм, вследствие так называемых соматических мутаций. У беспозвоночных нет ни злокачественных опухолей, ни антител, но оба эти явления сразу же возникают в ряду живых организмов уже у самых низших позвоночных, к которым относится, например, речная минога. Вероятно, все мы уже в молодости умирали бы от злокачественных опухолей, если бы наше тело не выработало, в виде реакций иммунитета, своеобразную «клеточную полицию», своевременно устраняющую асоциальных паразитов». Таким образом, «асоциальные элементы», в частности, в человеческом обществе сравниваются здесь с раковыми клетками. Во второй главе той же книги Лоренц объясняет: «Клетка злокачественной опухоли отличается от нормальной прежде всего тем, что она лишена генетической информации, необходимой для того, чтобы быть полезным членом сообщества клеток организма. Она ведёт себя поэтому как одноклеточное животное или, точнее, как молодая эмбриональная клетка. Она не обладает никакой специальной структурой и размножается безудержно и бесцеремонно, так что опухолевая ткань, проникая в соседние, ещё здоровые ткани, врастает в них и разрушает их». Как мы видим, главным отличием раковой клетки от здоровой является её неучастие в общей работе организма, её исключительная направленность на «эгоистическую» цель собственного размножения, при полном пренебрежении интересами других клеток и организма в целом. То же безразличие к интересам группы приписывается выше (гипотетической) галке, которая уклонялась бы от участия в коллективной защите от хищника. По-видимому, в этих примерах Лоренц понимает «асоциальное» поведение в точном смысле этого слова — как неучастие в коллективной деятельности, сосредоточенность на собственных интересах. Можно было бы ожидать, что он рассмотрит проблему человеческого паразитизма в той же общности, с точки зрения участия или неучастия индивида в коллективных задачах его культуры — живой системы, элементом которой он является. Если держаться классического дарвинизма, такой коллективной задачей представляется, прежде всего, сохранение культуры. Но Лоренц ограничивается дальше очень специальной формой асоциального поведения — преступлениями против личности. Разумеется, эта форма поведения означает выпадение социального инстинкта, но вовсе не в том смысле, как в его предыдущих примерах. Этим примерам скорее соответствовало бы простое безразличие к интересам общества и к чувствам окружающих, характерное для дельца. Мы вернёмся ещё к такому пониманию «асоциальности», а теперь проследим дальше, каким образом Лоренц ограничивает это понятие: «У нас, людей, нормальный член общества наделён весьма специфическими формами реакций, которыми он отвечает на асоциальное поведение. Оно «возмущает» нас, и самый кроткий из людей реагирует прямым нападением, увидев, что обижают ребёнка или насилуют женщину. Сравнительное исследование правовых структур в различных культурах свидетельствует о совпадении, доходящем до подробностей и не объяснимом из культурно-исторических связей. Как говорит Гёте, «никто уже не вспоминает о праве, что родится с нами». Но, конечно, вера в существование естественного права, независимого от законодательства той или иной культуры, с древнейших времён связывалась с представлением о сверхъестественном, непосредственно божественном происхождении этого права». Дальше Лоренц цитирует отрывок из письма правоведа П. Г. Занда, где говорится: «в этом таинственном «правовом чувстве» (а надо сказать, что эти слова широко употреблялись в старой теории права, хотя и без объяснения) следует видеть типичные врождённые формы поведения». Автор письма ссылается на собрание сочинений Лоренца, откуда он почерпнул эти идеи, и Лоренц их подтверждает: «Я вполне разделяю этот взгляд, отдавая себе, конечно, отчёт в том, что его убедительное доказательство связано с большими трудностями; на них также указывает профессор Занд в своём письме. Но что бы ни выявило будущее исследование о филогенетических и культурно-исторических источниках человеческого правового чувства, можно считать твёрдо установленным научным фактом, что вид Homo sapiens обладает высоко дифференцированной системой форм поведения, служащей для искоренения угрожающих обществу паразитов и действующей вполне аналогично системе образования антител в государстве клеток». «Естественное право», о котором здесь идёт речь, — и которое подразумевает Гёте в своих знаменитых стихах — имеет старую и почтенную историю. По-видимому, сходство «моральных правил» у всех племён было замечено ещё в глубокой древности; во всяком случае, римские юристы уже исходили из него при конструировании международного права. В Новое время первым, кто вернулся к этим представлениям, был датский теолог Николаус Хемминг (Nicolaus Hemming). В своей книге «Законы природы» (1562) он утверждает, что право произошло из инстинкта, с помощью разума — правда, с оговоркой: «если этот разум не омрачен грехом». В начале XVII века Гуго Гроций, основоположник правоведения Нового времени, полагал, что сходство всех правовых систем вытекает из инстинктивного стремления всех людей к общению и сотрудничеству, которое он называл appetitus socialis, и в котором нетрудно узнать то, что мы именуем социальным инстинктом. На этой отчётливо биологической основе Гроций строил систему «естественного права», предшествующего, по его мнению, всем существующим правовым системам и выражающего «природу человека» вообще. Он опубликовал свои мысли в 1625 году в Париже, в книге «Право войны и мира». В XVIII веке теория естественного права господствовала в мышлении правоведов; в XIX веке, в эпоху «гиперкритицизма», она была отброшена как «ненаучная»; и только этология, по-видимому, может её возродить. С другой стороны, проект Корнельского университета «Ядро правовых систем», на который ссылается профессор Занд в своём письме Лоренцу, подтвердил, что сходство правовых представлений во всех культурах, замеченное римскими юристами и Гроцием, есть доказуемый факт. Ясно, что «естественное право» — не что иное как правовая надстройка над системой племенной морали, из которой Лоренц выбрал лишь один вид асоциального поведения — преступления против личности. Его суждения по поводу обращения с преступниками в западной культуре вполне справедливы (и напрасно снискали ему репутацию «консерватора»): Лоренц видит биологические мотивы преступности, тогда как современные «либералы», повторяя заблуждения бихевиористов, хотели бы видеть во всём поведении человека только результат воспитания. Но меня интересует здесь другая сторона дела. Если у нас есть инстинктивный механизм, «служащий для искоренения асоциальных паразитов», то каков объём «паразитического» поведения, стимулирующего этот механизм? Относится ли действие этого механизма только к преступлениям против личности? В качестве биолога Лоренц хочет говорить только о биологическом положении человечества, но чувство ответственности перед людьми — заставившее его прочесть свои лекции по венскому радио, а потом, по настоянию друзей, опубликовать их — не позволяет ему оставаться на этой позиции: недаром уже в заглавии книги идёт речь о «грехах». Виновно ли в перечисленных грехах все «цивилизованное человечество?» В некотором смысле виновно, если позволяет этим грехам совершаться. Но в четвёртой главе — «Бег наперегонки с самим собой» — Лоренц рассматривает биологические последствия конкуренции, в том виде, какой она приняла в западных странах в XX веке. Эта глава представляет исключительный интерес, поскольку все согласны, что конкуренция составляет главный признак капитализма, и преимущества «свободного рынка» принимаются как догма даже там, где его ещё нет. Адам Смит, открывший законы рыночного хозяйства, понял регулирующую функцию рынка, обеспечивающую с помощью механизма цен равновесие между производством и потреблением. Мы ещё вернёмся к этому экономическому вопросу. Теперь нам достаточно заметить, что Адам Смит, как почти все великие первооткрыватели, «переоценил область применимости открытого им принципа объяснения». Эта формулировка Лоренца (из восьмой главы «Смертных грехов») не относится у него, правда, к Адаму Смиту, но ведь сам Лоренц говорит, что такая переоценка — «прерогатива гения», и теперь уже ясно, каким образом Смит переоценил благодеяния рынка. Он верил в свободную конкуренцию, ещё не зная, какие проблемы она может создать. Это очень хорошо знает Лоренц. Четвёртая глава «Восьми грехов» представляет непревзойдённый анализ капиталистической конкуренции с чисто биологической точки зрения, не зависящей от философии и политических доктрин. В ывод из этого анализа состоит в том, что законы капиталистической конкуренции ставят под угрозу существование нашего вида, и что эта угроза всё время растёт. Лоренц избегает термина «капиталист» и производных от этого слова. Но читатель, помнящий, что конкуренция лежит в основе капитализма, без труда поймёт, к чему относятся следующие дальше отрывки из четвёртой главы. Лоренц начинает с общего принципа биологии, который он настойчиво повторяет и в других своих работах: «Как я уже говорил в начале первой главы, для поддержания равновесия (steady state) 28 живых систем необходимы циклы регулирования, или циклы с отрицательной обратной связью; что касается циклических процессов с положительной обратной связью, то они всегда несут с собой опасность лавинообразного нарастания любого отклонения от равновесия. Специальный случай положительной обратной связи встречается, когда индивиды одного и того же вида вступают между собой в соревнование, влияющее на развитие вида посредством отбора. Этот внутривидовой отбор действует совсем иначе, чем отбор, происходящий от факторов окружающей среды; вызываемые им изменения наследственного материала не только не повышают перспективы выживания соответствующего вида, но в большинстве случаев заметно их снижают». Дальше Лоренц приводит уже известный нам пример гипертрофированных маховых перьев фазана-аргуса, служащих лишь для сексуальной конкуренции, но почти не позволяющих ему летать. «И если он (аргус) не разучился летать совсем, то, конечно, благодаря отбору в противоположном направлении, осуществляемому наземными хищниками, которые берут на себя, таким образом, необходимую регулирующую роль». Иначе обстоит дело с человеком: «Эти благотворные регулирующие силы не действуют в культурном развитии человечества: оно сумело, на горе себе, подчинить своей власти всю окружающую среду, но знает о самом себе так мало, что стало беспомощной жертвой дьявольских сил внутривидового отбора». И дальше следует потрясающая характеристика общества, построенного на конкуренции и власти денег: «Человек, ставший единственным фактором отбора, определяющим дальнейшее развитие своего вида, увы, далеко не так безобиден, как хищник, даже самый опасный. Соревнование человека с человеком действует, как ни один биологический фактор до него, против «предвечной силы благотворной», и разрушает едва ли не все созданные ей ценности холодным дьявольским кулаком, которым управляют одни лишь слепые к ценностям коммерческие расчёты 29. Под давлением соревнования между людьми уже почти забыто всё, что хорошо и полезно для человечества в целом и даже для отдельного человека. Подавляющее большинство ныне живущих людей воспринимает как ценность лишь то, что лучше помогает им перегнать своих собратьев в безжалостной конкурентной борьбе. Любое пригодное для этого средство обманчивым образом представляется ценностью само по себе. Гибельное заблуждение утилитаризма можно определить как смешение средства с целью 30. Деньги в своём первоначальном значении были средством; это знает ещё повседневный язык, и до сих пор говорят: «у него ведь есть средства» Много ли осталось в наши дни людей, вообще способных понять вас, если вы попытаетесь им объяснить, что деньги сами по себе не имеют никакой цены?» Дальше Лоренц объясняет, к каким нелепым последствиям — очень похожим на соревнование самцов аргуса — приводит конкуренция, навязывающая людям «изматывающую спешку», и приходит к следующему заключению: «Возникает вопрос, чтo больше вредит душе современного человека: ослепляющая жажда денег или изматывающая спешка. Во всяком случае, власть имущие всех политических направлений заинтересованы в той и другой, доводя до гипертрофии мотивы, толкающие людей к соревнованию. Насколько мне известно, эти мотивы ещё не изучались с позиций глубинной психологии 31, но я считаю весьма вероятным, что наряду с жаждой обладания и более высокого популяционного ранга, или с тем и другим, наиболее важную роль здесь играет страх — страх отстать в беге наперегонки, страх разориться и обеднеть. Страх во всех видах является, безусловно, наиболее важным фактором, подрывающим здоровье современного человека, вызывающим у него повышенное артериальное давление, сморщенные почки, ранние инфаркты и другие столь же прекрасные переживания. Человек спешит, конечно, не только из алчности, никакая приманка не могла бы побудить его столь жестоко вредить самому себе; спешит он потому, что его что-то подгоняет, а подгонять его может только страх». Люди, причиняющие все эти бедствия человеческому обществу, полагают, конечно, что делают это в собственных интересах. Даже если сами они оказываются жертвами этих бедствий — как это видно из только что приведённого описания, касающегося и «власть имущих» — эти люди заслуживают названия асоциальных паразитов не меньше, чем злополучные убийцы, которыми Лоренц занимается в шестой главе. В самом деле, они стремятся только к собственному обогащению без всякого внимания к своим собратьям, к интересам человеческого сообщества в целом. После того, что мы знаем о поведении раковых клеток, сравнение с ними становится неизбежным и, конечно, это сравнение подсказывает нам сам Лоренц. Следует подчеркнуть, что речь идёт не только о «социальной справедливости», в каком бы смысле её ни понимать, а просто о существовании общественного организма, до такой степени поражённого процессом безудержного и бессмысленного «роста». Что из этого может выйти, Лоренц изображает с безжалостной ясностью учёного: «Итак, люди страдают от нервных и психических нагрузок, которые им навязывает бег наперегонки со своими собратьями. И хотя их дрессируют с самого раннего детства, приучая видеть прогресс во всех безумных уродствах соревнования, как раз самые прогрессивные из них яснее всех выдают своим взглядом подгоняющий их страх, и как раз самые деловые, старательнее всех «идущие в ногу со временем», особенно рано умирают от инфаркта. Если даже сделать неоправданно оптимистическое допущение, что перенаселение Земли не будет дальше возрастать с нынешней угрожающей быстротой, то, как надо полагать, экономический бег человечества наперегонки с самим собой и без того достаточен, чтобы его погубить. Каждый циклический процесс с положительной обратной связью рано или поздно ведёт к катастрофе, а между тем в описываемом здесь ходе событий содержится несколько таких процессов. Кроме коммерческого внутривидового отбора на все ускоряющийся темп работы, здесь действует и другой опасный циклический процесс, описанный в нескольких книгах Вэнсом Паккардом, — процесс, ведущий к постоянному возрастанию человеческих потребностей. Понятно, что каждый производитель всячески стремится повысить потребность покупателей в своём товаре. Ряд «научных» институтов только и занимаются вопросом, какими средствами лучше достигнуть этой негодной цели. Методы, выработанные путём изучения общественного мнения и рекламной техники, применяются к потребителям, которые в большинстве своём оказываются достаточно глупыми, чтобы с удовольствием повиноваться такому руководству; почему это происходит, объясняется прежде всего явлениями, описанными в главах первой 32 и седьмой. 33 Например, никто не возмущается, если вместе с каждым тюбиком зубной пасты или бритвенным лезвием приходится покупать рекламную упаковку, стоящую нередко столько же или больше, чем товар. Дьявольский круг, в котором сцеплены друг с другом непрерывно возрастающие производство и потребление, вызывает явления роскоши, а это рано или поздно приведёт к пагубным последствиям все западные страны, и прежде всего Соединённые Штаты Америки; в самом деле, население их не выдержит конкуренции с менее изнеженным и более здоровым населением стран Востока. Поэтому капиталистические господа поступают крайне близоруко, продолжая придерживаться привычного образа действий, то есть вознаграждая потребителя повышением «уровня жизни» за участие в этом процессе и «кондиционируя» его этим для дальнейшего, повышающего кровяное давление и изматывающего нервы бега наперегонки с ближним». Здесь, наконец, прямо названы асоциальные элементы, ответственные за такой «привычный образ действий»: это «капиталистические господа». В восьмой главе Лоренц возвращается к этой теме: «Мы, якобы свободные люди западной культуры, уже не сознаем, в какой мере нами манипулируют крупные компании посредством своих коммерческих решений… По мере того, как ремесло вытесняется конкуренцией промышленности и мелкий предприниматель, в том числе крестьянин, не может больше существовать, все мы оказываемся просто вынужденными подчинять наш образ жизни желаниям крупных фирм, пожирать такие съестные припасы, какие, по их мнению, для нас хороши и, что хуже всего, из-за кондиционирования, которому нас уже подвергли, мы не замечаем всего этого». Таким образом, оказывается, что «свободного рынка» в действительности нет, поскольку потребителя обманывают и навязывают ему ненужные товары. Конкуренция есть, а свободного рынка нет! Между тем, профессор Хайек и его друзья продолжают благословлять «невидимую руку рынка», не давая себе труда прибавить что-нибудь к тому, что сказал Адам Смит. Как мы видели, Лоренц не говорит, откуда произошёл человеческий инстинкт искоренения асоциальных паразитов. Он усматривает трудность в объяснении солидарного поведения животных при «моббинге», поскольку неизбежное выпадение этой функции у отдельных особей увеличивает шансы на их выживание. Правда, он тут же ссылается на «не очень понятные процессы группового отбора». Конечно, это указание не случайно. Я уже предположил выше, что групповой отбор мог сыграть основную роль в чрезвычайно быстрой эволюции человека. Можно думать, что именно групповой отбор устраняет группы, где разрушается механизм социального инстинкта. Во всяком случае, «ненормальное» поведение по отношению к членам группы должно вызывать реакции со стороны её «нормальных» членов. Ранговая структура группы требует от каждого индивида вполне определённого поведения. Индивид, не соблюдающий правил поведения, предусмотренных социальным инстинктом своего вида, не может занять в этой структуре надлежащего места, отвечающего его полу, возрасту и силе. По-видимому, он имеет низкий популяционный ранг 34, или вовсе изгоняется, что объясняет наличие «маргинальных» особей, отбившихся от стада. Группы, где разрушаются механизмы отторжения асоциальных элементов, вряд ли имеют шансы на выживание. Описанные этнографами племена, где повседневные отношения между семьями и индивидами подозрительны и враждебны, сохранились только на изолированных островах. Социальный инстинкт человека, как и другие его инстинкты, проявляется так же, как у других высших животных. Различие состоит в том, что у человека социальное поведение намного сложнее, и оценка поведения индивида стала функцией культурной традиции. Но сигнал о нарушении социального инстинкта вызывает у человека точно такие же инстинктивные реакции, как и у всех высших животных. И, как все инстинкты, эта реакция действует непосредственно — здесь и сейчас. * * *Как я уже сказал в начале этой главы, моим предметом вовсе не является «социальная справедливость» в позитивном смысле этого выражения: меня интересует, чтo представляет собой поведение людей, обычно описываемое как «реакция на социальную несправедливость». С моей точки зрения, эта реакция объясняется вовсе не утопическими представлениями о том, каким должно быть «хорошее общество», даже если у людей, протестующих против «социальной несправедливости», есть такие представления. Она объясняется также не экономическими теориями о труде и заработной плате, из которых якобы следует, чтo в общественной жизни справедливо, и чтo нет. Я полагаю, что все эти построения — не что иное как рационализации инстинктивного поведения — стремления к устранению асоциальных паразитов. Это инстинктивное поведение стимулируется социальным инстинктом человека, общим выражением которого является племенная мораль. Как мы уже знаем, в процессе глобализации этой морали — который следует рассматривать как культурный, а не генетический процесс — люди постепенно приучаются относить эту мораль ко всем людям вообще, так что она оказывается общечеловеческой. В частности, любое явление асоциального паразитизма, о котором человек узнаёт, вызывает в нём реакцию протеста и стремление к устранению этого явления. Итак, я принимаю следующую гипотезу: Реакция на «социальную несправедливость» стимулируется социальным инстинктом человека, непосредственным образом вызывается всеми видимыми отклонениями от племенной морали, адресатом же её является асоциальный паразит. Дальше мы проследим, каким образом эта реакция проявлялась в ходе человеческой истории. Карл Маркс, не понимавший её биологической причины, подчеркнул её значение и назвал её «классовой борьбой». |
Человеческие инстинкты
Люди наслаждаются мистикой и преуспевают в ней, о чем свидетельствует огромный успех Гарри Поттера. книги. Мы обучаем наших детей верить в возрастных мифических существ, начиная с зубная фея, пасхальный кролик и Санта-Клаус (папа Ноэль в Бразилии). Один отец решил пришло время сообщить эту новость его 12-летнему сыну, который все еще верил в Санта-Клауса. Когда он сказал мальчику, что Деда Мороза нет, его умный ребенок блеснул в глазах и сказал О, Я понимаю, Бога тоже нет! Затем папе пришлось быстро отступить и успокоить его. сын, что Бог действительно был реальным.Ожидается, что дети перерастут зубную фею, пасхального кролика, и Санта-Клаус, но никогда не миф о доброжелательном божестве. Этот должен терпеть всю жизнь. Религии занимают особое место в иррациональной правой части нашего мозга. нашему тщательно запрограммированному чувству «духовности»! Любой вызов набожно религиозному вера человека встречает категорическое противодействие, даже физическую вражду.
Интересно, что музыка находится в иррациональном правом полушарии мозга в одном и том же месте. где язык и речь находятся в рациональной левой части (область Брока).Музыка вызывает сильные эмоции у людей и используются нашими лидерами, чтобы побудить нас к действию: таким образом национальные гимны вызывают патриотизм и используются для разжигания наших племенных инстинктов, когда мы идем в безумные войны. Религиозный и политический пыл используется так же, как религиозный и политический. политические группы противопоставляются друг другу. Спортивные болельщики образуют похожие противоборствующие группы. используя музыкальную тему своей команды, чтобы пробудить страсть.
Мы рождены с определенным цветом кожи, национальностью, языком, религией и культурой — все являются случайностями рождения, но оказывают глубокое влияние на нашу жизнь и общество, в котором мы живем.Действительно, вместе они определяют, на чьей стороне вы будете в следующей войне! Мало людей могут переходить из своей группы рождения в другую. Правила равного игрового поля диктуют, что люди всегда будут хотеть эмигрировать из бедной родной группы в другую который имеет более высокий уровень жизни. Правительства противодействуют нелегальной иммиграции. Океаны и пограничные патрули укрепляют границы и поддерживают неоднородность и неравенство между национальные группы.
Движущая сила всех живых существ — дарвиновская. естественный отбор или дифференциальный репродуктивный успех.К сожалению, естественный отбор слеп к долгосрочному будущему — награды естественного отбора только одно: потомство. Это недальновидный эксперт по эффективности. Лица, которые оставляют наибольшее количество генов в генофонде следующего триумф поколений — их генетическое наследие сохраняется, в то время как те те, кто передают меньше генов, проигрывают в этом непрекращающемся состязании. Один из наших самый мощный инстинкт — это стремление к продолжению рода, которое проявляется сам по-разному у мужчин, чем у женщин. Мужчины просто хотят много секса, тогда как самки запрограммированы на гнездовое поведение которые предполагают безопасный дом для их семьи (конечно, половой отбор намного сложнее, чем этот краткий синопсис из одного предложения).Первобытные люди не даже знают, как формировались младенцы, но тем не менее они их сделали. Отдавая предпочтение частям, которые припадки и нервные окончания, которые покалывали в нужных местах, естественный отбор, окончательный кукловод, заставил замуж воспроизводиться. Прижались к нашим мехам во время зимы и длительного ледникового периода два превратились в три. Следовательно, мы запрограммирован инстинктом размножения. И размножаемся, мы, на самом деле, мы слишком хороши в этом для нашего же блага, все 7,6 миллиарда из нас. Если мы не прекращайте размножаться в ближайшее время, человеческая цивилизация обречена.
Некоторые люди, к сожалению, наиболее успешные из перспектива естественного отбора, сочетать жадность с разведением и иметь до неприличия большие семьи. Вместо того, чтобы праздновать ТЕЛЕВИДЕНИЕ, такие люди должны быть социальными изгоями, изгнанными из общества, потому что они крадут у других права на воспроизведение. Земли просто не хватает ресурсы, чтобы поддержать всех нас в том стиле, который нам нравится привыкнуть. Более того, такие ресурсы, как воды, земля и еда, конечны, в то время как человеческие популяции всегда расширяются, неуклонно сокращаются доли на душу населения.Людей поощряют думать что ресурсы постоянно расширяются, хотя верно обратное. Мы в состоянии полного отрицания о кризисе перенаселения — вместо сталкиваясь с реальностью, люди хотят только облегчить ее многочисленные симптомы, например, нехватка еда, масло и воды, глобальное изменение климата, загрязнение, болезни, потеря биоразнообразия и многие другие. Перенаселение — почти смертельная болезнь, которую нельзя вылечить с помощью просто облегчая его симптомы. Примите аспирин, хорошо проведите ночь спать, а утром возвращаться.Если мы не столкнемся с реальностью и уменьшить человеческое население, нас ждет мир боли и даже большие человеческие страдания. Конечно, в конце концов, наше население должно уменьшиться, но мы могли бы уменьшить предстоящие страдания, приняв меры Теперь. К сожалению, большинство людей вряд ли проявят инициативу и гораздо больше шансов откладывать дела до тех пор, пока они не будут вынуждены отреагировать.
Конкуренция присутствует везде, где не хватает ресурсов поставка. Растения соревнуются за свет и воду. Грибы и микробы соревнуются за питательные вещества.Животные соревнуются за еду и пространство. Конкуренция ведет к жадному поведению. Люди укоренили жадность — мы позволяем, даже поощряем, безудержную жадность. Наши политические и экономические системы способствовать жадности. Жадность — основная движущая сила как капитализма, так и предпринимательства. Наши банковские и страховые компании в сочетании с формированием корпорации с ограниченной ответственностью позволили алчности взорваться. Корпорации контролируют политиков, которые принимают законы, разрешающие уклонение от уплаты налогов и гарантирующие непристойную прибыль корпораций.
Тем не менее, некоторых жадных врагов Земли можно идентифицировать — перенаселение, банковская и экономическая системы, страховые компании, корпорации (особенно фармацевтические компании и крупные нефтяные компании) и коррупция в правительстве. чиновников, чтобы упомянуть некоторые из самых важных.
Вначале создатели нашей американской экономической системы намеревались контролировать корпоративные привилегии и полномочия жестко. Они хотели подчинить корпорации демократическим надзора и использовать эти регулируемые учреждения в качестве инфраструктуры для создания каналы, дороги и мосты.Вопрос заключался в том, кто будет контролировать право предоставлять корпоративным чартеры (Nace 2003). Эта тема была подробно обсуждена и поставлена на голосование в Конституционной договор, но поскольку штаты выступали против федерального контроля, окончательный текст не включать любое упоминание о корпорациях. Штатам было дано право чартерных корпораций, но осторожно, потому что корпоративная власть рассматривалась как потенциальная угроза демократии (Nace 2003). Верховный суд Вирджинии постановил, что чартер не должен выдаваться, если заявитель объект просто частный или эгоистичный; если это наносит ущерб или не способствует общественное благо.Ограниченные корпоративные полномочия были предоставлены для конкретных общественных проектов, таких как сборы за проезд. дороги, мосты, каналы и берега. В регистрации было отказано, если она имела монополистическую власть, а в противном случае чартеры были ограничены в пространственном и временном масштабе, а также в разрешенных видах деятельности. Уставы отменялись, если имели место нарушения. Такие ограничения корпоративных полномочий были постепенно увеличивалась, особенно небольшими штатами, нуждающимися в доходах, такими как Нью-Джерси и Deleware. Железные дороги превратились в мощную монополию. Сегодняшние корпорации обладают сверхчеловеческими способностями: они живут навсегда, не знают пространственных или временных границ и могут менять форму и переименовывать себя по желанию.
Мы разработали экономическую систему, которая позволила алчности взорваться. Корпорации теперь существуют исключительно ради прибыли, которую они могут получить, и поэтому они по своей сути жадны в душе. У корпораций нет совести, и, поскольку они не люди, они не имеют права конституционные права, несмотря на Решение Citizens United который недавно дал им такие полномочия (действительно, Америка больше не пользуется демократией, но с тем решением суда он стал корпоративным — Хомский 2010).
Руководителям корпораций выплачивается непристойная заработная плата, и они не несут личной ответственности за свою деятельность. они наблюдают. Корпорации контролируют политиков, которые принимают законы и законы с ограниченной ответственностью. которые позволяют уклоняться от уплаты налогов, и то и другое обеспечивает непристойную прибыль корпораций. Они также могут контрольные судьи. Наш Верховный суд абсурдное постановление дало корпорациям неограниченную власть покупать политиков. Корпорации не могут быть отменены, потому что мы не можем без них жить, но мы должны найти способы ограничить корпоративные привилегии.Непристойные зарплаты генерального директора должны уйти в прошлое. CEO должны нести ответственность и должен платить непомерные налоги. Нельзя позволять корпорациям уклоняться от уплаты налогов путем перемещения офшор. С коррупцией в корпорациях больше нельзя мириться — мы не можем позволить им владеть наши судьи и политики, и политики должны стать более отзывчивыми к мнению среднего граждане. Должны быть ликвидированы исполнительные и политические привилегии. Политики не должны получать удовольствие все особые льготы, которые они предоставили себе — у них должна быть такая же медицинская страховка как и все мы, и должны ехать в туристическом классе вместе с нами в общественном транспорте.Как общественный служащих, их банковские счета должны быть в режиме онлайн в открытом доступе для проверки их избирателями.
Наша культура институционализировала безудержную жадность, о чем свидетельствует фондовый рынок: это разработан, чтобы помочь руководству Уолл-стрит получать прибыль от мелких инвесторов, которые покупают акции корпоративные акции надеются увеличить свои инвестиции. Вместо этого каждый раз, когда рынок падает маленьким инвесторы проигрывают, в то время как более крупным инвесторам удается получить прибыль за их счет.
В 1864 году Линкольн сказал с поразительной прозорливостью, что корпорации взошли на трон и последует эра коррупции на высшем уровне.. . пока все богатство не будет собрано в руках немногих, и республика разрушена. Он также сказал, что Америка никогда не будет уничтожена извне. Если мы споткнемся и потеряем свободу, это произойдет потому, что мы уничтожили себя. Сбежавшая человеческая жадность угрожает самому нашему будущему и должна как-то исчезнуть. контролируется. Любая попытка обуздать жадность будет решительно встречена, особенно со стороны богатые и могущественные. В самом деле, может оказаться невозможным преодолеть такое деструктивное инстинктивное поведение человека.
Как однажды сказала в ООН мудрая женщина из страны третьего мира: Если богатые страны отказываются делиться с нами своим богатством, мы непременно разделить с ними нашу бедность. Нам нужно более эгалитарное общество с гарантированным медицинским обслуживанием, кровом, едой и водой для всех. Что за смысл иметь больше, чем вы на самом деле можете использовать? Никто не должен владеть больше, чем он / она мог бы заработать собственными усилиями и умениями. Один способ обуздать жадность может заключаться в установлении верхнего предела дохода, чтобы никто не мог стать до неприличия богатым.Одна практика, которая способствует или даже стимулирует значительный экономический рост — это ростовщичество: мы следует серьезно подумать об ограничении или даже отмене процентов.
Наше налоговое законодательство должно быть пересмотрено, и наша экономическая система должна быть изменился кардинально. Налоги вырастут до 99,9% с ростом доходов. Вместо того, чтобы получать вычет за каждого иждивенца, мы должны облагать налогом люди за детей. Налоги на первого ребенка будут умеренные, но они будут быстро нарастать, так что никто не сможет позволить себе иметь очень много детей.Это уменьшит население роста и препятствуют безответственному отцовству. Нежелательные дети уменьшится преступность среди несовершеннолетних. Мы должны наложить аналогичная схема налогообложения транспортных средств с разбивкой по размеру и топливу эффективность. Будем надеяться, что в сочетании с высокими ценами на топливо такие налоги исключит пикапы, внедорожники и хаммеры. Это сохранит сокращение использования ископаемого топлива и сокращение выбросов парниковых газов. Много необходимы другие изменения, например, солнечные водонагреватели должны быть обязательно в этом новом мире.Но все такие изменения только дают симптоматическое облегчение, временное по самой своей природе. Мы должны противостоять нашим опасные для жизни заболевания и сокращение нашего населения. Если бы было меньше из нас среднее качество жизни каждого могло бы быть улучшено.
Наша экономическая система построена по принципу цепочки писем: расти, расти, расти в экономике. Такие схемы Понци не могут работать долго в ограниченном мире. Мы должны заменить архаичную концепцию постоянно растущей экономики с устойчивой в равновесии где каждый из нас покидает планету такой, какой он был, когда мы на нее вошли (Солженицын 1974; Дали 1991, 1997; Надо 2008).
Джон Стюарт Милль (1859 г.) указал, что мудрые люди видели это
придет надолго, долго:
|
Я не могу . . . рассматривать стационарное состояние капитала и богатства с непринужденное отвращение, которое обычно проявляется по отношению к нему политэкономисты старой школы. Я склонен верить, что это было бы, в целом, очень значительным улучшением наших Текущее состояние. Признаюсь, я не очарован идеалом жизни придерживаются те, кто думает, что нормальное состояние людей борьба за продвижение; что топтание, дробление, толкание, и наступая друг другу на пятки.. . самые желанные партии человечество. . . Едва ли нужно отмечать, что стационарный состояние капитала и населения предполагает отсутствие стационарного состояния человеческое улучшение. Было бы как никогда много возможностей для всех виды духовной культуры и нравственного и социального прогресса; столько же места для улучшения Art of Living , и гораздо большей вероятности его улучшается. (курсив мой). |
|
Милль написал это более 150 лет назад — по сути, это заявление.
о том, как может быть желателен стационарный мир.В неподвижном мире
вам не нужно беспокоиться об инфляции, лопнувших пузырях, наличии
крах рынка или наборы для выживания. Стационарный мир устойчив и
мир остается неизменным изо дня в день, поэтому мы можем сосредоточиться на
вещи, которые действительно важны и планируются для будущих поколений. Давайте
Милля и приступайте к работе над улучшением искусства жизни.
Давайте проявим инициативу и проявим некоторую заботу о наших загробных жизнях:
давайте сохраним что-нибудь для наших внуков (наших загробных жизней).
Благодарности Студенты моего первого курса семинара по кризису человеческого перенаселения помогли мне развить эти идеи.Я благодарю профессора Лоуренса Л. Эспей за комментарии к рукописи. Список литературы Хомский, Н. 2010. Корпоративный захват демократии в США. Эти времена. Дейли, Х. Э. 1991. Экономика устойчивого состояния. Island Press, Вашингтон,
Дейли, Х. Э. 1997. Помимо роста: экономика устойчивого развития Разработка. Маяк Пресс Милл, Дж. С. 1859. О свободе. Тикнор и Филдс, Бостон. Моррисон Р. 1999.Дух в гене: гордая иллюзия человечества и законы природы. Комсток. Моррисон Р. 2013. Происхождение веры Нейс, Т. (2003). Банды Америки: рост корпоративной власти и Отключение демократии. Сан-Франциско, Berrett-Koehler Publishers, Inc. Надо: Брат, можешь ли ты пощадить мне планету? Надо, Р. 2008. У экономиста нет одежды. Scientific American, апрель 2008 г., стр. 42. Пьянка, Е., Р. 2008. Кризис перенаселения людей Пьянка, Э, Р.2012. Космический корабль Земля Пьянка, Е., Р. 2015. О человеческой природе Солженицын А.И. (1974). Письмо советскому руководству. Нью-Йорк, Харпер и Роу. Загрузить pdf-файл этого эссе Ссылки Антропоцентризм ERP: высокомерное невежество и слепой оптимизм Алмаз: «Худшая ошибка, которую когда-либо совершали люди» «Игроки эволюции» Рега Моррисона Последнее обновление: 19 сентября 2012 г., Эрик Р.Пьянка |
Насколько жестко запрограммировано человеческое поведение?
Новые области науки возникают не мгновенно, и эволюционная психология — иногда называемая современным дарвинизмом — не исключение. Но за последние несколько лет эволюционная психология как дисциплина набрала обороты и уважение. Конвергенция исследований и открытий в области генетики, нейропсихологии и палеобиологии, среди других наук, эволюционная психология утверждает, что, хотя сегодня люди населяют полностью современный мир освоения космоса и виртуальных реальностей, они делают это с укоренившимся менталитетом охотников каменного века. собиратели. Homo sapiens появился на равнине Саванны около 200000 лет назад, однако, согласно эволюционной психологии, люди сегодня все еще ищут те черты, которые делали возможным выживание тогда: инстинкт яростной борьбы, когда ему угрожают, например, и стремление торговать информацией и делимся секретами. Другими словами, люди жестко запрограммированы. Вы можете вывести человека из каменного века, утверждают эволюционные психологи, но вы не можете вывести из него каменный век.
Вы можете вывести человека из каменного века, но не из каменного века.
Тем не менее, эволюционные психологи не утверждают, что все люди похожи друг на друга. Дисциплина учитывает индивидуальные различия, вызванные уникальной генетической наследственностью человека, а также личным опытом и культурой. Кроме того, как и другие научные теории — Большого взрыва и глобального потепления, если назвать два, — эволюционная психология является предметом ожесточенных споров. (См. Вставку «Эволюционная психология: конвергенция исследований и противоречий».) Действительно, сторонники и противники этой области становятся все более многочисленными и громкими.
Но эволюционная психология к настоящему времени достаточно устоялась, чтобы ее можно было исследовать. Понимание эволюционной психологии полезно для менеджеров, потому что это дает новый и провокационный способ размышлять о человеческой природе; он также предлагает основу для понимания того, почему люди склонны действовать так, как они поступают в организационной среде. Иными словами, эволюционная психология, выявляя врожденные и универсальные аспекты человеческого поведения, может объяснить некоторые знакомые закономерности.Он проливает свет на то, почему люди ведут себя так, что не приносит пользы ни им самим, ни их бизнесу. Эволюционная психология заходит так далеко, что ставит вопросы: как можно спроектировать организации, чтобы они работали в гармонии с нашей биогенетической идентичностью? и Управляют ли современные руководители вопреки человеческой природе?
Natural Selection: Грунтовка
Сто тридцать девять лет назад британский натуралист Чарльз Дарвин потряс мир своей теорией естественного отбора.Согласно его теории, люди не были полностью сформированы на Земле. Напротив, они были развитым видом, биологическими потомками линии, которая простиралась от обезьян до древних обезьян. Фактически, сказал Дарвин, люди разделяют общее наследие со всеми другими видами.
Со времен Дарвина ученые опирались на теорию естественного отбора с современными открытиями, в первую очередь в области генетики. Сегодня современные дарвинисты выдвигают гипотезу о том, что эволюция происходит следующим образом: все живые существа «созданы» с помощью определенных комбинаций генов.Гены, приводящие к ошибочным конструктивным особенностям, таким как мягкие кости или слабое сердце, в значительной степени исключаются из популяции двумя способами. Во-первых, виды с такими характеристиками просто не выживают в элементах достаточно долго, чтобы воспроизводиться и передавать свои гены. Это называется экологический отбор . Во-вторых, эти же существа непривлекательны для других членов своей группы, потому что кажутся слабыми и менее склонны к размножению. Они не спариваются и, следовательно, не размножаются. Это называется половой отбор .
Гены, пережившие экологический и половой отбор, передаются последующим поколениям. В то же время иногда возникают генетические мутации. Они создают новые вариации — скажем, улучшенный слух или острые зубы. Характеристики, которые помогают виду процветать и размножаться, выживут в процессе естественного отбора и будут переданы. Те, кто этого не делает, отсеиваются. Таким образом, виды развиваются со стабильными генетическими профилями, которые оптимально соответствуют занимаемым ими экологическим нишам.Таким образом, рыбы, обитающие на морском дне, могут видеть в темноте, а собаки, охотящиеся на роющих грызунов, обладают острым обонянием. Виды вымирают, и появляются новые виды, когда радикальные изменения условий окружающей среды делают устаревшим один набор конструктивных особенностей и открывают возможности для процветания нового набора.
Дарвин и его сторонники на протяжении десятилетий использовали теорию естественного отбора, чтобы объяснить, как и почему люди разделяют биологические и физические черты, такие как противопоставление большого пальца и острое зрение, с другими видами.Эволюционные психологи идут дальше. Они используют теорию естественного отбора для объяснения работы человеческого мозга и динамики человеческой группы. Они говорят, что если эволюция сформировала человеческое тело, она также сформировала человеческий разум.
Эволюционные психологи описывают «создание» этого разума следующим образом: первые двуногие гоминиды появились после длительного периода глобального похолодания примерно четыре миллиона лет назад. Целый ряд вариаций их биогенетического дизайна на короткое время процветал, а затем вымер, оставив Homo sapiens всепобеждающим выжившим.
Успех Homo sapiens не был случайностью. Сильно увеличенный мозг этого вида сделал возможным выживание в непредсказуемой окружающей среде обширной африканской равнины Саванна. Большая часть программ этого мозга уже была заложена в наследство от дочеловеческих предков. Но в конце концов, благодаря естественному отбору, возникли другие «схемы», в частности те, которые помогали людям выживать и воспроизводиться в качестве клановых охотников-собирателей.
На протяжении большей части нашей истории люди жили именно так, пока их мир радикально не изменился с изобретением сельского хозяйства примерно 10 000 лет назад.Это внезапно позволило людям накапливать богатство и жить в больших количествах и в большей концентрации, и освободило многих от пропитания из рук в рот. Из этого сельскохозяйственного периода быстрые и короткие шаги привели нас к современной цивилизации с ее огромными социальными изменениями, вызванными передовыми технологиями и коммуникациями.
Но эволюционные психологи утверждают, что эти изменения не стимулировали дальнейшую эволюцию человека по трем причинам. Во-первых, еще 50 000 лет назад люди настолько рассеялись по планете, что новые полезные генетические мутации не могли распространяться.Во-вторых, не было постоянного нового давления окружающей среды на людей, которое требовало бы дальнейшей эволюции. Другими словами, ни одно извержение вулканов или ледников, пролегающих на юг, не изменило так погоду или снабжение продуктами питания, что мозг людей не был вынужден эволюционировать. В-третьих, 10 000 лет — недостаточное время для того, чтобы существенные генетические модификации установились в популяции. Таким образом, эволюционные психологи утверждают, что, хотя мир изменился, люди — нет.
Управленческие последствия эволюционной психологии
Эволюционная психология предлагает теорию построения человеческого разума. И этот разум, по мнению психологов-эволюционистов, запрограммирован способами, которые и по сей день определяют поведение большинства людей. Но не все врожденные черты характерны для людей, пытающихся управлять компаниями — например, взгляд психолога-эволюциониста на то, как люди «программируются» на воспитание детей, вероятно, относится к другой статье.Однако некоторые ключевые гипотезы эволюционных психологов обращаются напрямую к руководителям, поскольку они проливают свет на то, как люди думают и чувствуют, и как они относятся друг к другу. Давайте рассмотрим эти темы по очереди.
Мышление и чувство.
Жизнь на равнине Саванна была короткой и очень хрупкой. Продовольствие и другие ресурсы, такие как одежда и жилье, были ненадежными и разного качества. Возникло множество природных опасностей, угрожающих жизни. Как слабые, лишенные шерсти двуногие существа, человеческая сила была заложена в их умах.Мысли и эмоции, которые лучше всего им служили, были запрограммированы в их психике и продолжают определять многие аспекты человеческого поведения сегодня. Главные из них:
Эмоции до разума. В нестабильном мире у тех, кто выжил, всегда был включен эмоциональный радар — назовите это инстинктом, если хотите. И люди каменного века, находящиеся во власти диких хищников или надвигающихся стихийных бедствий, больше всего стали доверять своим инстинктам. Опора на инстинкт, несомненно, спасла человеческие жизни, позволив тем, кто обладал острыми инстинктами, размножаться.Таким образом, для человека, как и для любого другого животного, эмоции — это первый экран для получения всей получаемой информации.
Сегодня деловых людей часто учат отказываться от эмоций в пользу рационального анализа и побуждают делать выбор, используя логические устройства, такие как деревья решений и электронные таблицы. Но эволюционная психология предполагает, что эмоции невозможно полностью подавить. Вот почему, например, кажется, что даже самые разумные сотрудники не могут получить обратную связь в том конструктивном ключе, в котором она часто дается.Из-за преобладания эмоций люди первыми и громче слышат плохие новости.
Эмоции невозможно подавить полностью — вот почему дать обратную связь может быть так сложно.
Менеджеры не должны предполагать, что они могут сбалансировать положительные и отрицательные сообщения. Негативы обладают гораздо большей силой и могут одним махом уничтожить весь накопленный авторитет позитивных сообщений. Фактически, из-за преобладания эмоций, возможно, самое обескураживающее и потенциально опасное, что вы можете сделать, — это сказать кому-то, что он потерпел неудачу.Поэтому будьте осторожны с тем, кого вы назначаете ответственным за системы аттестации в своей организации. Эти менеджеры должны быть чувствительны к эмоциональным минным полям, через которые должны проходить все негативные сообщения.
Неприятие потерь, за исключением случаев угрозы. Люди, пережившие суровые стихии каменного века, несомненно, пытались избежать потерь. В конце концов, когда вы живете на грани, потеря даже немного будет означать, что само ваше существование находится под угрозой. Таким образом, следует, что древние охотники-собиратели, у которых было достаточно еды и жилья, чтобы выжить, не были большими склонными к риску.Это не значит, что они никогда не исследовали свой мир и не проявляли интереса к нему. Действительно, когда обстоятельства казались достаточно безопасными, они, скорее всего, именно так и поступили. Мы можем наблюдать такое же поведение у детей; когда они надежно привязаны — будучи уверены, что взрослый предотвратит нанесение им какого-либо вреда — они могут быть весьма смелыми. Но когда нависает угроза, такое поведение улетучивается. В каменном веке такой осторожный подход к утрате, безусловно, увеличивал шансы людей на выживание и, таким образом, на воспроизводство.Следовательно, их потомки с этим генетическим наследием также с большей вероятностью избежали бы потери.
Давайте сделаем еще один шаг вперед к отвращению к потере, за рамки жизни, близкой к марже. Иногда наши предки жили за границами, едва хватая еды и не имея надежного убежища. Или они испытали прямую угрозу своей жизни со стороны хищника, стихийного бедствия или другого человека. Нет никаких исторических записей о том, что люди каменного века делали в таких обстоятельствах, но само собой разумеется, что они воевали яростно.И, конечно же, те люди, которые готовы на все, чтобы спастись, были теми, кто выжил, чтобы передать гены, кодирующие такую решимость.
Таким образом, мы запрограммированы на то, чтобы избегать потерь, когда нам удобно, но безумно карабкаться, когда нам угрожают. Такое поведение наблюдается в бизнесе постоянно. Каждый трейдер финансовых рынков может повторить старую пилу: «Сократите убытки и позвольте прибыли расти». Те же трейдеры также скажут вам, что это рациональное эмпирическое правило — самое сложное, чему они должны научиться на работе.Их инстинкт — рисковать, как только убытки начинают расти. Акция начинает падать, и, например, они удваивают свои позиции. Это безумная борьба за выживание в действии. Точно так же инстинкт побуждает людей продавать, пока акции все еще растут. Это неприятие риска в действии. Тем не менее, опытные трейдеры знают, насколько разрушительны эти инстинкты; а также правила и процедуры, которые вынуждают их сокращать свои убытки и позволять своим прибылям расти. Но без таких правил и процедур человеческая природа, скорее всего, пойдет своим чередом.
Подумайте, что происходит, когда компания объявляет о приближающихся увольнениях, но не указывает, какие люди потеряют работу. В таких ситуациях люди будут делать практически все, чтобы сохранить свои рабочие места и избежать боли, связанной с такой потерей. Как еще можно объяснить скачки в производительности, которые мы наблюдаем после того, как компания делает объявление? Другая динамика возникает, когда компания объявляет о закрытии целых подразделений. Пострадавшие — те, кто не может избежать потери — совершают немыслимое.Они кричат на своих начальников или совершают другие акты агрессии. Вместо того чтобы действовать рационально, они в панике вспыхивают, чтобы выжить. На равнине Саванна эти отчаянные усилия, по-видимому, окупились. Но вспыхивать при отчаянии — вряд ли план выживания в современной организации.
Помимо осознания того, что люди запрограммированы на отчаянные действия при прямой угрозе, менеджеры должны прислушаться к другому сообщению. Вы можете просить людей мыслить нестандартно и заниматься предпринимательской деятельностью сколько угодно, но не ожидайте слишком многого.И то и другое — рискованное поведение. В самом деле, любые изменения сопряжены с риском, если вас устраивает существующее положение вещей. И психологов-эволюционистов совершенно не удивляет тот факт, что, несмотря на превосходную прессу об этих изменениях, почти все сопротивляются им, за исключением тех случаев, когда они недовольны.
Но как быть с теми предпринимателями из Кремниевой долины, которые сделали ставку на компанию в виде высокого искусства? Эволюционная психология сказала бы нам, что эти люди относятся к типу мужчин и женщин, которые на протяжении тысячелетий искали острых ощущений и жили, чтобы рассказать о них.В конце концов, эволюционная психология не игнорирует индивидуальные личностные различия. Человеческое поведение существует непрерывно. В среднем люди избегают риска, за исключением случаев, когда им угрожают. Но представьте себе кривую колокола. С одной стороны, небольшая часть людей жаждет риска. В конце концов, небольшое меньшинство настолько осторожных, что не пойдет на риск, даже если от этого зависит. Подавляющее большинство находится посередине, избегая потерь, когда им комфортно жить, и яростно сражаясь, когда этого требует выживание.
Менеджеры поступили бы правильно, если бы предположили, что люди, с которыми они работают, подпадают под колокол континуума.Возможно, наиболее конкретный вывод из этого утверждения состоит в том, что если вы хотите, чтобы люди рисковали, создавайте ситуацию как угрожающую. Конкуренция собирается уничтожить нас новым продуктом. Или наш бренд потерял свой кэш, и его доля на рынке стремительно сокращается. С другой стороны, если вы хотите, чтобы люди избегали рискованного поведения, убедитесь, что они чувствуют себя в безопасности, рассказав им, насколько успешен бизнес.
Однако этот совет вызывает вопрос. Что, если вы хотите, чтобы люди в вашей организации проявляли творческий подход, исследовали новые идеи и экспериментировали с различными подходами к бизнесу? В конце концов, большинство руководителей хотят, чтобы их люди не были ни диковинными фантазерами, ни бездумными роботами.Золотая середина находится где-то между крайностями. Что делать менеджеру? Если вы предложите людям совершать ошибки во имя творчества, они этого не сделают. Они увидят в этом пустую риторику; на самом деле инстинкт подсказывает им, что совершение ошибок влечет за собой потерю (возможно, их работы). Но если вы скажете им, что ошибки будут наказаны, вы снова ничего не получите. К сожалению, эволюционная психология выявляет это затруднительное положение в сфере управления, но не может решить его. Эффективные менеджеры должны уметь справляться с очень сложной задачей — формулировать вызовы таким образом, чтобы они не угрожали и не успокаивали сотрудников.
Доверие перед реализмом. В непредсказуемых и часто ужасающих условиях каменного века выжили те, кто верил в то, что они выживут. Их уверенность укрепляла и воодушевляла их, привлекала союзников и приносила им ресурсы. Кроме того, люди, которые казались самоуверенными, были более привлекательными в качестве партнеров — они выглядели достаточно выносливыми, чтобы выжить и процветать. Таким образом, люди, излучавшие уверенность, имели наибольшие шансы передать свои гены.Наследие этой динамики состоит в том, что люди ставят доверие перед реализмом и упорно трудятся, чтобы защитить себя от любых свидетельств, которые могут подорвать их интеллектуальные игры.
Написано бесчисленное количество книг по менеджменту, превозносящих достоинства уверенности; они умело впитывают человеческую природу. Учитывая их биогенетическую судьбу, люди стремятся чувствовать себя хорошо. Но если вы работаете с высокооктановым эликсиром уверенности, вы столкнетесь с несколькими опасностями. Например, вы пренебрегаете важными подсказками о надвигающихся бедствиях.Вы можете попасть в безнадежные бизнес-ситуации, если у вас есть все необходимое, чтобы их исправить. Склонность ставить уверенность выше реализма также объясняет, почему многие бизнесмены действуют так, как будто нет проблемы, которую они не могут контролировать: ситуация не так уж плоха — все, что ей нужно, — это кто-то с правильным отношением.
По правде говоря, даже имея уверенность в себе, мы не можем управлять миром. Некоторые события случайны. Спросите любого генерального директора, которого обвиняют в плохой работе компании, вызванной непредсказуемым скачком обменных курсов.Или попросите любого молодого MBA, посланного из штаб-квартиры корпорации, развернуть истекающую кровью фабрику. Он мог бы входить с большими надеждами, но через год или два он будет говорить обо всех факторах, находящихся вне его контроля, которые он не мог победить.
Что сказать менеджерам? Возможно, иногда имеет смысл бросить вызов человеческой природе и задать такие вопросы, как: «Не слишком ли оптимистичен я?» или Я слишком многого требую от определенного менеджера? Такие вопросы заставляют нас отделить уверенность от реальности, поскольку, как говорит нам эволюционная психология, наш разум не будет делать этого инстинктивно.
Классификация перед исчислением. Мир охотников-собирателей был сложным и постоянно создавал новые затруднения для людей. Какие ягоды можно есть без риска смерти? Где найти хорошую охоту? Какой язык тела указывает на то, что человеку нельзя доверять?
Чтобы понять сложную вселенную, люди развили потрясающие способности для сортировки и классификации информации. Фактически, исследователи обнаружили, что некоторые бесписьменные племена, все еще существующие сегодня, обладают полными таксономическими знаниями об окружающей их среде с точки зрения привычек животных и растений.Они систематизировали свой обширный и сложный мир.
В каменном веке такие возможности не ограничивались природной средой. Чтобы преуспеть в клане, люди должны были научиться создавать разумные союзы. Они должны были знать, с кем разделить еду, например, с кем-то, кто ответит тем же, когда придет время. Они также должны были знать, как обычно выглядят неблагонадежные люди, потому что было бы глупо иметь с ними дело. Таким образом, люди привыкли стереотипизировать людей на основе очень небольших доказательств, в основном их внешности и нескольких очевидных форм поведения.
Будь то сортировка ягод или людей, оба работали на одну цель. Классификация упростила жизнь и сэкономила время и силы. Каждый раз, когда вам приходилось делиться едой, вам не приходилось заново выяснять, кому можно, а кому нельзя доверять. Ваша классификационная система сообщила вам мгновенно. Каждый раз, когда в поле зрения появлялась новая группа, вы могли выбрать членов с высоким статусом, чтобы не оттолкнуть. И чем быстрее вы принимаете подобные решения, тем больше у вас шансов выжить. Сидеть без дела, занимаясь расчетами, то есть анализируя варианты и следующие шаги, не было рецептом для долгой и плодотворной жизни.
Итак, классификация до исчисления остается с нами сегодня. Люди естественным образом распределяют других по группам и внешним — только по внешнему виду и действиям. Мы подсознательно (а иногда и сознательно) навешиваем на других людей ярлык: «Она сноб» или «Он флирт». Менеджеры не исключены. Фактически, исследования показали, что менеджеры разделяют своих сотрудников на победителей и проигравших уже через три недели после начала работы с ними.
Самоуверенность — часть нашего генетического наследия, но для менеджеров это может быть палкой о двух концах.
То, что такая склонность к классификации является человеческой природой, неверно. Люди сложные и многосторонние. Но полезно знать, что мы на самом деле запрограммированы не видеть их такими. Это, возможно, помогает объяснить, почему, несмотря на все усилия менеджеров, некоторым группам внутри организации трудно смешиваться. Битва между маркетингом и производством так же стара, как и маркетинг и производство. Техническим специалистам ИТ-отделов часто кажется, что трудно ладить с группами, которые они должны поддерживать, и наоборот.Все слишком заняты, навешивая на других ярлык посторонних и при этом игнорируя их.
Последний пункт должен быть сделан на вопрос классификации перед исчислением, и он касается области развития навыков. Если вы хотите развить чьи-то навыки, лучший способ — дать им способы классификации ситуаций и поведения. Списки привлекательны и часто запоминаются. Но продвинутое математическое и естественнонаучное образование в значительной степени полагается на сложные модели процессов — сложные объяснения причин и следствий в различных обстоятельствах.Он также пропагандирует вероятностный способ мышления, при котором людей учат взвешивать совокупные вероятности различных событий вместе при принятии решений. Многие люди могут научиться понимать и использовать эти методы — например, прогнозисты погоды и инвестиционные аналитики, — но даже длительное обучение не может полностью устранить наши иррациональные и упрощающие предубеждения.
Сплетни. Наряду с нехваткой еды, одежды и жилья и постоянной угрозой стихийных бедствий каменный век также характеризовался постоянно меняющейся социальной сценой.От сезона к сезону было непросто предсказать, у кого будет еда, не говоря уже о том, кто будет достаточно здоров, чтобы выдержать стихии. Другими словами, люди, которые управляли кланом и контролировали ресурсы, постоянно менялись. Выжившими были те, кто был достаточно смекалистым, чтобы предвидеть смену власти и быстро приспосабливаться к ней, а также те, кто мог ими манипулировать.
Они были смекалистыми, потому что участвовали в сплетнях и, вероятно, демонстрировали в них свои умения. Даже в сегодняшней офисной среде мы можем наблюдать, как сплетники снова и снова узнают ключевую информацию раньше всех.Так всегда было в человеческом обществе. Люди, которые общаются с нужными людьми в нужное время, часто ставят себя в нужное положение. Фактически, справедливо предположить, что люди остались живы и увеличили свои шансы на размножение из-за такого хитрого политиканства.
Поскольку сплетни спасали жизни в каменном веке, они навсегда останутся с организациями.
Каковы последствия для менеджеров? Слухи — так называемые «неофициальные новости» — распространены в каждой организации.А поскольку интерес к слухам укоренился в человеческой природе, бессмысленно пытаться устранить такой интерес, увеличивая поток официальных сообщений. Скорее, менеджеры поступят разумно, если будут следить за мельницей слухов. Они могут даже использовать свои собственные сети, чтобы подключиться к виноградной лозе. Это не означает, что менеджеры должны участвовать в злонамеренных и мелких сплетнях или поощрять их. Но когда дело доходит до сплетен, может оказаться, что управление путем блуждания — самый эффективный способ общения, если он осуществляется в атмосфере доверия и открытости.
Сочувствие и чтение мыслей. Проще говоря, эти два навыка — строительные блоки сплетен. Люди с большей вероятностью услышат секреты и другую информацию, если они покажутся заслуживающими доверия и сочувствующими. Точно так же люди, умеющие угадывать, о чем думают другие, обычно задают лучшие, то есть более зондирующие и наводящие вопросы. Таким образом, поскольку сочувствие и чтение мыслей способствуют выживанию сплетен, они тоже стали неотъемлемой частью человеческого мозга.
В то же время люди запрограммированы на дружелюбие.Обмен едой был основой для совместного обмена с относительными незнакомцами в клане охотников-собирателей. Люди или, по крайней мере, те, кто выжил, стали искусными в построении мирных социальных союзов и ведении переговоров с беспроигрышными результатами. Сегодня мы можем видеть эти «конструктивные особенности» на каждом шагу — люди любят бартер и торговлю; Фактически, оба они были краеугольными камнями экономики с самого начала цивилизации. (Мы можем видеть бартер и торговлю даже среди очень маленьких детей.) И поэтому дружеский обмен информацией и услугами остается нашим предпочтительным способом общения с несемейными людьми и ключом к созданию политических союзов для достижения социального успеха.
Хорошая новость для менеджеров на этом фронте состоит в том, что сочувствие и дружелюбие в целом являются положительной динамикой для всей организации. Например, стоит сопереживать клиентам, и мы можем предположить, что такие вещи, как приверженность и лояльность, растут, когда сотрудники дружат друг с другом. Плохая новость заключается в том, что инстинкт сочувствия очень легко заставляет нас вообразить, что люди больше похожи на нас, а также более компетентны и заслуживают доверия, чем они есть на самом деле.Кроме того, стремление действовать дружелюбно может затруднить предоставление плохих новостей — например, о производительности.
Собеседование — это ситуация, в которой в максимальной степени используются способности к дружелюбию и творческому сочувствию. Наша естественная склонность сочувствовать человеку за столом заставляет нас оправдываться за его слабости или вкладывать в его работу или личный опыт больше существа, чем есть на самом деле. В то же время наша программа классификации — сортировка людей по группам и чужим — может заставить нас жестко судить тех, кто, по всей видимости, находится в чужой группе.Мы даже сосредоточимся на различиях, которые воспринимаем, и преувеличим их. Таким образом, необходимы строгий контроль и длительное обучение, чтобы сделать интервью эффективными процедурами для объективного суждения, и даже в этом случае они остаются очень уязвимыми для сочувствия и предубеждений при чтении мыслей.
Конкурс и показ. Наконец, статус племенных групп часто выигрывался на публичных соревнованиях. (Такие соревнования не были введены людьми; на самом деле это были драмы, обычно разыгрываемые приматами.) Чтобы установить статус в ранних человеческих обществах, люди (особенно мужчины) часто устраивали соревнования, такие как игры и сражения, с явными победителями и неудачники.Точно так же они демонстрировали свой статус и умственные способности в сложных публичных ритуалах и художественных представлениях. Основная цель такой практики — произвести впечатление на других. Считалось, что успешные, то есть имеющие высокий статус, здоровые самцы дают сильное и умное потомство. Для самок, стремящихся к выживанию, полных решимости не только воспроизводить потомство, но и выкармливать своих детенышей по прибытии, такие самцы были… ну, неотразимы. Со своей стороны, женщины считали, что соревнования между собой не нужны, хотя они действительно стремились быть более привлекательными, чем друг друга, чтобы иметь лучший выбор среди мужчин с высоким статусом.Но более прямые формы состязания не гарантировали женщинам статуса привлекательных партнеров и не помогали им в достижении своих целей по защите своего потомства.
Итак, укоренившееся мужское желание вести публичную борьбу и демонстрировать мужество и компетентность сохраняется и сегодня. Это не должно удивлять ни одного представителя корпоративного мира. Мужчины постоянно устраивают соревнования между собой, чтобы увидеть, кто получит повышение, завоюет новую учетную запись или заслужит внимание лидеров. Победителей этих конкурсов часто устраивают на публичные показы ударов в грудь.И даже в организационных условиях, где сотрудничество было бы выгодным, мужчины часто выбирают конкуренцию.
Каковы последствия для менеджеров? Ответ — чувствительная территория, потому что он касается врожденных различий между мужчинами и женщинами и того, что это значит для менеджеров. Вспомните, что произошло девять лет назад, когда Феличе Шварц в своей статье «Женщины-менеджеры и новые факты жизни» (HBR, январь – февраль 1989 г.) предложила компаниям рассмотреть возможность создания другого карьерного пути для женщин с детьми.Некоторые провозгласили концепцию так называемого «следа мамы» — термин, кстати, придуманный не Шварц, — но многие феминистки критиковали ее работу.
Итак, достаточно сказать, что менеджеры должны знать, что вы можете убедить мужчин воздерживаться от превосходства над собой, но вы можете бороться с их программированием. Кроме того, компании могут спросить себя, написаны ли их правила успеха для мужчин или для мужчин. Возможно, причина того, что большинство женщин не разбивают стеклянный потолок, состоит в том, что они считают эти правила отвратительными — или, по крайней мере, противоречат их природе.
Когда все сказано и сделано, эволюционная психология рисует довольно яркую картину человеческого мышления и чувств. Мы можем желать, чтобы люди были более рациональными, но наш мозг, созданный для другого времени и места, мешает. Но правда в том, что сегодня рациональность нужна нам больше, чем когда-либо. Мир становится все более сложным, и мы должны принимать более сложные и многоуровневые решения все быстрее и быстрее.
Конечно, люди изобрели замечательные инструменты, помогающие прогнозировать неопределенность и управлять ею.Тот факт, что сейчас не так много мошенников, подобных Нику Лисону, который в одиночку сумел обрушить британский банк Barings Bank своей игрой в систему, говорит о том, что уже существует множество средств контроля, которые сдерживают эти импульсы и управляют ими. Например, на современных торговых площадках компьютерное моделирование широко используется для объективной оценки рисков и вероятностей. Трейдеры и менеджеры коллективно изучают рискованные рыночные позиции, чтобы ограничить финансовые риски. Системы вознаграждения и наказания поощряют открытость в отношении потерь и строго наказывают за сокрытие.Ответственность за различные элементы торговых сделок разделена между функциями, чтобы предотвратить мошенничество. Но даже с этими средствами контроля и защиты, несомненно, что огромные затраты по-прежнему связаны с проявлением человеческой иррациональности в этой и других сложных средах, основанных на информации.
Эволюционные психологи, однако, утверждают, что наша примитивная психорациональность, столь хорошо приспособленная к ненадежной жизни охотников-собирателей, будет продолжать звонить мелодии, когда у нее будет возможность сделать это.В выборе, который делают бизнесмены, можно ожидать, что скрытые замыслы эмоций, неприятие потерь, чрезмерная уверенность, категоричность мышления и социальная интуиция будут и дальше регулярно преобладать. Таким образом, эволюционная психология предполагает, насколько важно для нас иметь четкое представление о нашей предвзятой природе, чтобы мы могли построить образ мышления, чтобы защититься от их худших последствий.
Социальная жизнь.
Наряду с работой человеческого разума эволюционная психология также исследует динамику человеческой группы.Как естественный отбор объясняет способы организации людей? Какие аспекты социального поведения можно объяснить нашей развитой схемой?
Чтобы определить наши программы для социальной жизни, ученые в области эволюционной психологии искали общие черты человеческих обществ, прошлых и настоящих, и экстраполировали из них то, что должно быть биогенетическим. Концепция коэволюции имеет решающее значение для этого метода анализа — идея о том, что культура и социальные институты являются адаптациями, которые находят компромисс между условиями окружающей среды, такими как снабжение продуктами питания и плотность населения, и устойчивыми характеристиками человеческой психологии.Итак, как указали сравнительные антропологи, когда каждый смотрит на удивительное разнообразие человеческих обществ, он постоянно сталкивается с общими темами, дилеммами и конфликтами. Эти общие факторы являются врожденными и определяют многие аспекты социальных отношений сегодня.
Выводы эволюционной психологии о человеческом устройстве социальных отношений имеют значение для менеджеров в трех областях: организационный дизайн, иерархия и лидерство.
Организационный дизайн. Как и предшествовавшие им приматы, люди никогда не были одиночками. В самом деле, семья является центральным элементом всех человеческих обществ. Из-за постоянного преобладания семьи современные дарвиновские мыслители выдвигают гипотезу о том, что человеческому выживанию в значительной степени способствовала квалифицированная моногамия — парные узы, необходимые для длительного ухода за молодыми. Но ни одна семья не пережила бы каменный век без дополнительной поддержки. Так родился клан или большая семья, построенная через «браки», то есть спаривание с другими семьями.
Кланы на равнине Саванны, по-видимому, были похожи в одном ключевом отношении: по словам Робина Данбара, профессора психологии Ливерпульского университета, они насчитывали до 150 членов. В своем исследовании Данбар обнаружил линейную зависимость между размером мозга и размером группы социальных приматов. Чем больше мозг, тем больше размер группы. Теперь может показаться, что у других видов есть группы, превышающие 150 членов. Например, мы видим вместе тысячи лосей. Но это не кланы в том смысле, в каком их настраивают или воспринимают люди.Среди лосей нет ни связывающей связи, ни социальной организации. Например, они не защищают друг друга и не устанавливают разделения труда. Они просто собираются в брачные группы — одинокий самец со своими многочисленными самками и их потомством.
Человеческие существа организованы в социальном плане. Они связаны узами сообществ, хотя поддержание таких сообществ — сложный вопрос. Это требует большой силы мозга: запоминание людей, создание союзов и выполнение обещаний — все это сложные умственные задачи.А учитывая размер нашего мозга, согласно исследованию Данбара, самый большой клан, с которым может справиться человек, насчитывает 150 членов.
Возможно, именно по этой причине мы видим стойкую силу малых и средних семейных предприятий на протяжении всей истории. Эти компании, обычно насчитывающие не более 150 членов, остаются доминирующей моделью во всем мире, обеспечивая примерно 60% всей занятости. Семейные компании также составляют значительную часть крупного бизнеса, особенно в Азиатско-Тихоокеанском регионе.А на Западе многие крупные компании опираются на существенные взаимосвязанные семейные сети.
Конечно, сегодня во многих компаниях работает более 150 человек. И многие из этих предприятий борются со склонностью людей к разделению на группы, а также со склонностью к конфликту между функциями, отделами или даже командами. В последние годы многие компании пытались справиться с этой сложностью с помощью матричного управления. Тем не менее, это оказалось одной из самых сложных и наименее успешных организационных форм.Причина? Эволюционные психологи утверждают, что матричные формы по своей природе нестабильны из-за противоречивого притяжения к слишком большому количеству центров тяжести. Людей инстинктивно тянет к приверженности одному сообществу за раз, обычно тому, которое им ближе и более знакомо. Таким образом, когда современного бизнесмена просят подчиниться и своему региональному боссу, и менеджеру по продукту, его обычно привлекает региональный босс, потому что он физически ближе к тому месту, где работает сотрудник, и к тому, что он знает лучше всего.Точно так же, когда менеджер «принадлежит» функции и проекту, его преданность функции — ее основное назначение — обычно преобладает. Двойную лояльность, требуемую матричным управлением, трудно поддерживать в долгосрочной перспективе. Поэтому неудивительно, что матрица работала лучше всего там, где она была ограничена по размеру и продолжительности и была направлена на общую цель конечного проекта — например, временное собрание части клана охотников-собирателей. для какого-нибудь крупного начинания, такого как игровой драйв.
Правило 150 эволюционной психологии может также объяснить успех современных клеточных и звездообразных организационных форм, когда подразделения выделяются из основного корпуса растущей компании или когда новые подразделения приобретаются, но позволяют сохранить высокую степень автономии. , такое, что численность подразделения не превышает 150 человек. Двумя яркими примерами являются ABB, транснациональная корпорация со штаб-квартирой в Швеции, которая благодаря этому стала лидером в мире, и Virgin, которая, особенно в первые дни своего существования, культивировала атмосферу индивидуального предпринимательства и самоуправления.ABB насчитывает около 1500 подразделений, в каждом из которых работает в среднем 50 человек. В первые годы феноменального роста и успеха Virgin допускала на работу не более 50 сотрудников.
Иерархия. Вернемся снова к отношениям между полами. Мир охотников-собирателей, безусловно, был более изменчивым, чем наш сегодня, в том смысле, что богатство, представленное едой, одеждой и кровом, было менее предсказуемым. Как отмечалось ранее, те, кто был «богат» в один сезон, легко могут стать бедными в следующем.Тем не менее, мы можем предположить, что одни люди регулярно добивались лучших результатов, чем другие, и, таким образом, получали статус. Когда пришло время заключать союзы, их разыскивали, а когда пришло время выбирать лидеров, их выбирали.
Наши задачи могут отличаться от задач охотников-собирателей, но наша проводка — нет.
Богатство имело значение в социальных отношениях людей каменного века, но, вероятно, не больше, чем другой символ статуса — репродуктивное качество. Самки пришли к выводу, что у доминирующих самцов рождаются более сильные дети с большей вероятностью выживать в стихии.Мужчины искали женщин, которые казались здоровыми и плодородными.
Теперь вы можете задаться вопросом, что это значит для менеджеров? Ответ заключается в том, что желание получить статус в организационной среде заложено в человеческой природе. Когда мы пытаемся устранить его посредством разделения слоев или, что более радикально, в экспериментальных сообществах, таких как кибуцы, человеческий инстинкт статусной дифференциации вновь проявляет себя. Даже в небольших временных группах равных, таких как учебные мероприятия, объединяющие незнакомцев из разных компаний, начало иерархии можно сразу увидеть в образцах неформального лидерства и почтительного поведения.Мы наблюдаем разыгрывание ролей столь же древних, как наше время на планете.
Стремление получить статус в организационной среде, попросту говоря, является частью человеческой природы.
С точки зрения эволюционной психологии, если менеджеры попытаются устранить маркеры статуса, такие как угловой офис и выделенное парковочное место, или если они попытаются избавиться от иерархических уровней, на их месте просто возникнут новые вариации. Во что бы то ни стало, статусом и иерархией следует управлять гибко и гибко, и все компании уже знают, как избегать чрезмерно длинных цепочек подчинения.Но менеджерам не мешало бы узнавать и вознаграждать сотрудников через признание статуса. Это не всегда требует обычных вознаграждений, таких как повышение по службе и повышение заработной платы; Статус также может быть присвоен через такие обязанности, как временное руководство производственной командой.
В совокупности исследования эволюционной психологии размера и иерархии групп помогают менеджеру по-новому взглянуть на команды. Действительно, менеджеры должны стараться поддерживать такие группы, как рабочие группы и комитеты, в управляемом соотношении размера семьи до 12 человек.Более того, менеджерам, вероятно, не следует пытаться управлять командами в условиях строгой демократии. Им следует выстроить общий набор целей, поддерживая эгалитарный дух разделения и равных прав, но при этом ожидать и позволять неформальным руководящим ролям действовать. В то же время менеджеры должны остерегаться скотоводства, нормальной человеческой тенденции подражать тому, что делают другие, особенно высокопоставленные люди, вместо того, чтобы делать собственные суждения.
Наконец, наблюдения эволюционной психологии об иерархии показывают, что компании могут поддерживать эгалитарный этос власти только при определенных условиях.Некоторые малые и средние консалтинговые фирмы, которые «охотятся и собирают» клиентов и проекты в рассредоточенном поле неопределенных ресурсов, кажется, лучше всего способны развивать этот идеал, как это делалось в старых ремесленных гильдиях до индустриализации. Что касается более традиционной организации современности, мы сталкиваемся с противоречиями, так мастерски высмеянными в мультипликационной ленте Дилберта — сотрудники, которые цинично относятся к расширению прав и возможностей и не доверяют разделению слоев, потому что они признают, что традиционная власть и скрытая иерархия живы, здоровы и контролируют своих судеб.Персонажи Дилберта, кажется, знают то, что вам сказал бы любой эволюционный психолог: иерархия вечна.
Истина в том, что лидеры рождаются, а не становятся. Они не клоны, но всех их объединяет одна особенная черта характера: страсть к лидерству.
Лидерство. Как отмечалось в начале этой статьи, эволюционная психология не оспаривает индивидуальных различий. Действительно, все более обширные исследования близнецов, проводимые поведенческими генетиками, показывают, что люди рождаются с предрасположенностями, которые усиливаются по мере того, как они становятся взрослыми.Например, были обнаружены гены непривязанности и избегания новизны, которые вместе, кажется, равносильны застенчивости. Раньше считалось, что застенчивость полностью вызвана окружающей средой — если застенчивый человек достаточно сильно постарается, он или она может стать душой компании. То же самое было сказано о людях, которые были очень эмоциональны — их можно было увести из таких чувств. Но опять же, исследования показывают, что такие черты характера, как застенчивость и эмоциональная чувствительность, являются врожденными.
То, что личность является врожденной, не новость для родителей, имеющих более одного ребенка.Вы обеспечиваете своим выводкам стабильную домашнюю среду — ту же пищу, те же школы, те же самые базовые условия повседневной жизни. И все же первый ребенок интроверт и вырастает ученым-исследователем. Второй, который никогда не переставал болтать в детстве, вырастает ярким менеджером по продажам. И все же третий ребенок максимально уравновешен и делает карьеру школьного учителя. Эволюционная психология сказала бы нам, что каждый из этих людей жил своей биогенетической судьбой.
Все трое детей запрограммированы на определенные предрасположенности. Например, каждая из них находится где-то в континууме неприятия риска, описанном ранее. Но уровень неприятия риска у каждого разный. Дело в том, что наряду с фундаментальной структурой мозга каждого человека люди также обладают врожденной личностью. Некоторые люди доминируют над другими. Некоторые настроены более оптимистично. Некоторым математика нравится больше, чем поэзия. Люди могут компенсировать эти скрытые предрасположенности обучением и другими формами образования, но бессмысленно пытаться изменить укоренившиеся склонности.
Последствия для лидерства значительны. Во-первых, наиболее важным атрибутом лидерства является желание вести за собой. Управленческие навыки и компетенции можно превратить в человека, но страсть к управлению организацией — нет. Это подпитывает довольно непопулярное представление о том, что лидеры рождаются, а не становятся. Психологи-эволюционисты согласятся с этим и фактически утверждают, что некоторые рождены , а не , чтобы руководить.
Во-вторых, теория врожденной личности не означает, что все люди с генами доминирования становятся хорошими лидерами.Склонность к авторитарному поведению может помочь, но в некоторых организационных ситуациях более остро требуются другие черты характера, такие как сочувствие или способность вести переговоры. Типов лидеров столько же, сколько и ситуаций лидерства. Важно иметь личностный профиль, отвечающий требованиям ситуации.
И наконец, в-третьих, если вы рождены с личностными качествами, которые не сразу поддаются лидерству (застенчивость является хорошим примером, как и высокая чувствительность к стрессу), это не означает, что вы не можете быть лидером.Скорее, это означает, что вы должны защитить себя определенными способами. Например, если у вас низкий порог стресса, вам лучше не вести впереди. Вы можете направить туда своих доверенных старших менеджеров и занять место в корпоративном офисе, чтобы сосредоточиться на стратегии.
Наихудшая проблема, в которую может попасть организация, предполагает этот образ мышления, — это иметь лидера, который не хочет руководить. Неохотные лидеры могут выжить как символические подставные лица, но будут плохо работать, если их попросят управлять другими людьми.Мотивация к лидерству — это базовое требование для компетентного руководства. После этого имеют значение другие личностные качества и управленческие навыки. Они должны соответствовать требованиям ситуации. Но если ответственный человек не рождается с желанием лидировать, он или она должны сделать всем одолжение и последовать за ними или вступить в союз с партнерами, которые это сделают.
Использование эволюционной психологии на практике
Как руководители оценивают взгляд на мир эволюционного психолога? Одна альтернатива — не соглашаться на том основании, что именно воспитание, а не природа делает нас такими, какие мы есть.Другой путь — рассмотреть последствия эволюционной психологии при рассмотрении управленческих проблем. Или, на дальнем конце континуума, вы можете использовать эту перспективу при проектировании своей компании.
Один из менеджеров, который сделал это — очевидно, без подсказки со стороны эволюционных психологов — это Рикардо Семлер, генеральный директор бразильской компании Semco. Это замечательное бразильское предприятие было организовано в соответствии с принципами эволюционной психологии, вплоть до убеждения Семлера, что группы должны состоять не более чем из 150 человек.В своей книге Maverick (Warner Books, 1995) он описывает, как он выбросил свои управленческие тексты и начал попытки найти «естественный» способ управления, который оказался очень успешной самоорганизующейся коммунитарной системой. построены вокруг небольших подразделений. Эти подразделения включали частую торговлю людьми между подразделениями, отдельные планы развития для женщин и гибкое использование иерархии и разделения труда. В процессе Семлер создал нечто близкое к тому, что эволюционная психология считает архетипом наших предков.
Многие другие менеджеры, конечно, тоже делают некоторые из этих вещей, даже если они не осведомлены о перспективе эволюционной психологии. Для сторонников эволюционной психологии это неудивительно и является признаком того, что мы инстинктивно признаем и принимаем то, что мы считаем правдой в отношении нашей природы, когда мы свободны делать это. Однако можно добавить, что многие этого не делают, потому что — вдохновленные оптимистическими рецептами управленческих кулинарных книг или ограниченные технологическими и экономическими императивами — они ошибочно полагают, что с целеустремленностью, ресурсами и изобретательностью все возможно.В этом духе мы снова и снова пытались устранить иерархию, политику и межорганизационное соперничество, но безуспешно. Эволюционная психология говорит, что пора осознать, кто мы есть, и использовать эту информацию, чтобы жить в гармонии с нашей проводкой.
Версия этой статьи появилась в выпуске Harvard Business Review за июль – август 1998 года.Человеческий инстинкт: беседа с Кеном Миллером
Кен Миллер снова и снова спорил с креационистами, сторонниками разумного замысла и другими, отрицающими реальность эволюции.Теперь он меняет свое внимание. Как один из главных защитников теории эволюции в Америке, он заметил тревожную закономерность как среди сторонников, так и противников эволюции: «Слишком многие люди уходят от [изучения] эволюции с идеей, что эволюционное повествование унижает наш вид».
В статье Человеческий инстинкт: как мы эволюционировали, чтобы иметь разум, сознание и свободную волю , Миллер утверждает обратное — теория эволюции доказывает наше особое место среди жизни на Земле, опираясь на данные биологии, палеонтологии, философии и т. Д. нейробиология.Миллер, перефразируя своего редактора, написал напутственную беседу, основанную на доказательствах, для человеческого вида.
Здесь я спрашиваю Миллера о величайших идеях в его книге, таких как примирение эволюции с сознанием и свободой воли, избежание эволюционных преувеличений и уловок для поддержания дружеских отношений с идеологическими противниками.
DJ Neri: Я хочу остановиться на двух основных вопросах, о которых вы уделяете много времени в книге: свободная воля и сознание.Это два больших, сложных и противоречивых вопроса. Ваш аргумент о свободе воли, по-видимому, в значительной степени противоречит Сэму Харрису, который является детерминистом и считает, что наше чувство свободы воли является иллюзией. Не могли бы вы объяснить простым образом, почему вы думаете, что он неправ, и почему вы считаете, что на этот вопрос так важно отвечать иначе, чем он отвечает на него?
Кен Миллер: Что ж, позвольте мне прояснить: я ни на секунду не утверждаю, что точно определил локус свободы воли в мозгу или выдвинул аргумент нейробиологии, который может продемонстрировать свободу воли. .Но я, конечно же, не думаю, что кто-то придумал идеальную детерминистскую точку зрения и в этом отношении.
Одна из книг, которые я обсуждал в своей главе о свободе воли, — это очень короткая книга Сэма Харриса с таким же названием. Харрис, имеющий опыт работы в области нейробиологии, приводит очень хорошо аргументированные и убедительные аргументы против любой идеи о том, что в мозге происходит какой-то жуткий процесс, который противоречит законам химии, физики и клеточной биологии связей между мозгом. головной мозг. Я, как клеточный биолог, полностью согласен с этим.Я не думаю, что в мозгу что-то происходит, что требует какого-то эфирного духа, чтобы объяснить это, или что не является неотъемлемой частью того, что на самом деле делают клетки и электрические потенциалы, которые бегают вокруг мозга. Прежде всего, я хочу прояснить это.
Однако меня поражает, что аргументы Харриса против свободы воли в значительной степени сводятся к своего рода детерминизму, который выступает не только против свободы воли, но также против независимости и индивидуальности. По сути, если бы я проглотил его аргументы, крючок, линию и грузило, я бы не был собой.Я был бы просто набором атомов, каждое действие и каждое мгновение которых просто определялось ранее существовавшим состоянием этих атомов и молекул. Есть замечательная цитата Дж. Б. С. Холдейна, великого биолога-эволюциониста, которая в основном гласит: «Если мой мозг полностью состоит из атомов, а я не вижу причин полагать, что это не так, то даже моя вера в существование атомов определяется атомы в моем мозгу, и поэтому у меня нет оснований полагать, что это правда ».
Меня беспокоит отказ от свободы воли, поскольку это угрожает науке.
И это своего рода парадокс, связанный с этой идеей. Я думаю, что Сэм Харрис считает свободную волю важным компонентом западной авраамической религиозной веры, к которой он, безусловно, очень аргументированно враждебен. Следовательно, любой намек на то, что свобода воли может быть подлинной, является апологией религиозной веры, которую Харрис счел бы непродуктивной.
Но меня беспокоит отказ от свободы воли в том, что это угрожает науке. Причина в том, что сама идея науки основана на вере — если вы хотите это так называть, — что мы, люди, можем быть независимыми судьями эмпирических данных в правильно спланированном и контролируемом эксперименте.Когда вы сразу приступите к делу, если нам действительно не хватает свободы воли, тогда нам не хватает независимого суждения, необходимого для продвижения науки вперед.
В его книге есть несколько отрывков, которые показались мне глубоко ироничными. Один из них — отрывок, в котором Харрис в основном говорит, насколько лучше будет наша жизнь, если мы поймем, что нам не хватает свободы воли. Когда вы встаете на эту кафедру, вы говорите своим читателям, которым, по-видимому, не хватает свободы воли, сделать ценностное суждение о том, что их жизнь станет лучше (и, конечно же, у них нет свободной воли, чтобы сделать свое дело. живет лучше), если они принимают ваш аргумент (и, опять же, у них нет свободной воли, чтобы принять его), что вы делаете, даже если у вас нет свободы воли, эта свобода воли не существует.
Ближе к концу книги есть очень любопытный набор отрывков. Я думаю, что, завершая эту короткую книгу, доктор Харрис понял, что ему нужно объяснить, почему он написал ее, поскольку у него также нет свободы воли. Это очень странный отрывок в конце, где он, по сути, говорит, перефразируя: Мой мозг подсказывает мне делать разные вещи, например, использовать слово слон на этой странице, что я сделал без всякой причины . Он говорит, в основном, . Я не могу рассказать вам, как я решил, что эта книга закончена, потому что мой мозг решил за меня, но, может быть, я сейчас голоден.Я пойду поесть, . И это конец книги.
С точки зрения ученого, утверждение о том, что мы принимаем фундаментальные решения без всякой причины, является в корне неудовлетворительным. В своей книге я цитирую Стивена Хокинга, которого тоже беспокоит свобода воли. Хокинг говорит, что если мы когда-нибудь придем к окончательной теории, которая сможет объяснить не только происхождение Вселенной, но и ее поведение в каждый момент с тех пор, и мы действительно детерминированные существа, это будет означать, что сама теория определит путь. в котором мы приходим к теории и как, следовательно, мы узнаем, верна ли теория? И для меня это большая ирония, присущая аргументам против свободы воли.
Последний пункт — я изложил это в книге, которая в основном посвящена эволюции человека — заключается в том, что, как мне кажется, многие люди в популярном смысле понимают эволюцию как то, что у нас нет свободы воли, потому что мы «просто животные». Аргумент, который я пытался выдвинуть, состоит в том, что если у нас действительно есть подлинная свобода воли, то ее нам дала эволюция. Следовательно, эволюция — не враг свободы воли. Эволюция, если существует свобода воли, на самом деле является ее создателем.
DN: Соответственно, вы утверждаете, против Thomas Nagel или Raymond Tallis , что объяснения сознательного мышления могут быть объяснены наукой, что само сознание могло развиться.Не могли бы вы резюмировать, почему вы так думаете?
КМ: Сознание — действительно интересный вопрос, и пока я не углубился в него, я понятия не имел, насколько спорным было это поле. Но мальчик, теперь я знаю. Я показал черновик своей книги нескольким людям, и один из них сказал мне: «Я любил вашу книгу вплоть до главы о сознании», но он не мог поддержать ее, потому что я слишком много уступал «физикалистам». ” Другой рецензент рукописи сказал: «Мне понравилась ваша книга вплоть до главы о сознании», но этот рецензент придерживался прямо противоположной точки зрения, а именно, что я слишком сомневался в физикализме и слишком много приписывал возникающим свойствам, сложности мозга и т. Д. так далее.
Одна из вещей, которая мне подсказывает, это то, что о сознании будут спорить долгое время. И одна из самых интересных вещей в сознании — и это очевидное наблюдение — это то, что буквально каждый думает, что он в этом эксперт, потому что все сознательны!
Когда я готовил книгу, я прочитал очень влиятельную книгу философа Нью-Йоркского университета Томаса Нагеля под названием Mind and Cosmos . Подзаголовок, как многие из ваших читателей, возможно, знают: Почему материалистическая неодарвинистская концепция природы почти наверняка ложна .И мальчик поймал меня на этом подзаголовке. Ученому-эмпирику трудно читать эту книгу, потому что она очень глубоко посвящена философии. Но усилия того стоят, потому что Нагель действительно пишет четко и твердо в своих выводах. Он в основном утверждает, что сознание — или то, что Дэвид Чалмерс мог бы назвать «трудной проблемой сознания» — по своей сути выходит за рамки того, что мы сегодня можем объяснить с точки зрения эмпирической науки. А если сознание необъяснимо, то неодарвинистская теория природы ошибочна, что всегда казалось мне натяжкой.
Эволюция — не враг свободы воли. Эволюция, если существует свобода воли, на самом деле является ее создателем.
Причина этого, по словам Нагеля, в том, что неодарвинизм утверждает, что может объяснить эволюцию всего, что нас окружает, включая сознание. И если сознание нельзя объяснить периодом науки, значит, что-то не так с неодарвиновской теорией эволюции. Я бы сказал, что на самом деле он говорит о проблеме нейробиологии.Неврология еще не окончательно объяснила все, что происходит в мозге. Другими словами, человеческий мозг пока не смог разобраться во всех деталях. И это абсолютно верно — это то, что удерживает экспериментальных нейробиологов в бизнесе.
Но проблема сознания всегда казалась мне — опять же, как клеточному биологу — немного странной. Часто в рассуждениях Нагеля встречается идея, что физикалисты ошибаются, потому что в свойствах материи или сложных молекулах, системах и даже клетках, построенных из материи, нет ничего, что позволило бы предсказать существование сознания.Если наша жизнь состоит из материи — а они, безусловно, таковы, — то как могут быть сознательными такие атомы, как углерод, фосфор, азот и сера? Сознание должно выходить за пределы материала.
Мой ответ: я не уверен, что есть что-нибудь в основных свойствах материи, что позволило бы кому-то сделать вывод о возможности самой жизни. Но тем не менее жизнь — явление материальное. Если у меня есть конфета с большим количеством атомов углерода, и я съем ее, некоторые из этих атомов углерода станут частью меня: кости, мышцы, жир и, возможно, часть моей нервной системы.Происходит ли фундаментальное изменение в этих атомах углерода, когда они включаются в живую человеческую клетку? Поговорите с любым химиком, и ответ — «нет». Углерод по-прежнему является углеродом, независимо от того, является он частью живого существа или нет.
Итак, я бы сказал, что сознание не является «свойством» материи. Сознание — это не то, что имеет значение . Скорее, сознание, как и жизнь, — это то, что делает . Многие люди, кажется, приходят к выводу, что для объяснения сознания должно быть нечто большее, чем материя.Я думаю, как и многие другие люди, писавшие об этом, что мы переоцениваем то, что мы понимаем о природе материи. Многие физики, особенно люди, работающие в ЦЕРНе, Большом адронном коллайдере, скажут вам, что природа материи — это не только протоны, нейтроны и электроны. Это намного сложнее. Думать, что это не влияет на живые системы, я считаю безнадежно наивным.
Итак, я думаю, что сознание реально. Я думаю, что сознание основано на материи.И я думаю, что в конечном итоге наука будет делать то, что всегда делает, то есть все ближе и ближе к раскрытию окончательной природы нейронных явлений. И я думаю, это включает в себя сознание.
DN: В вашей книге есть несколько отрывков из литературы или стихов, которые вы используете, чтобы проиллюстрировать свои мысли. Я хочу вспомнить об одном, о котором я вспомнил, когда читал The Trial Kafka. Ближе к концу главный герой К. разговаривает со священником и пытается разобраться в том, что ему говорит загадочный «привратник закона».Вывод священника таков: «Не обязательно все принимать правду. Его нужно принимать только в случае необходимости ».
Это чувство может немного пройти через эти дебаты. Это может быть обычным явлением среди религиозных людей, которые спорят против эволюции или за существование Бога, потому что без Бога они верят, что общество будет в беспорядке, поэтому они принимают Бога как a priori необходимого. Когда так много поставлено на карту по этой теме, как избежать мотивированных рассуждений, в которых ваши взгляды на религию определяют то, как вы исследуете или интерпретируете эволюционную теорию?
KM: В соответствии с тем, что вы сказали о Кафке, есть замечательная цитата Достоевского: «Если Бог мертв, то все дозволено.«Я слышал, что это поднял Филип Джонсон, профессор права в Калифорнийском университете Беркли, ведущий критик эволюции и видный деятель движения за разумный замысел. Он сказал это, как бы говоря: «Что ж, возможно, вы действительно не верите в Бога, но вы должны, потому что без этого предположения общество рухнет».
Моя первая книга для широкой аудитории называлась В поисках бога Дарвина : Ученый в поисках точки соприкосновения между Богом и эволюцией .Справедливости ради стоит сказать, что, когда я писал эту книгу, я вышел из туалета как религиозный человек. Несмотря на то, что я не сказал об этом прямо, люди, которые это прочитали, сразу поняли — из-за того, как я говорил о религиозной вере, — что я католик. Я всегда говорю людям, потому что считаю, что это лучший способ описать меня, — это то, что я практикующий католик, и я буду продолжать практиковать, пока не получу это правильно. Потому что я определенно думаю, что должен продолжать работать над этим.
Сознание — это не то, что имеет значение . Скорее, сознание, как и жизнь, — это то, что делает .
Что касается религиозных императивов, то в этой книге я пытаюсь обратиться как к религиозным, так и к нерелигиозным людям с точки зрения поиска ценности и ценности в человеческом духе и в человеческой природе. Честно говоря, двое из людей, которых я нашел наиболее вдохновляющими в этом отношении, были атеистами: Якоб Броновски, написавший The Ascent of Man , и особенно покойный Карл Саган.Саган был беззастенчивым атеистом, но он определенно ценил религиозные чувства с точки зрения священности природы.
Многие люди могут знать меня по моим более ранним книгам и сказать: «Ну, конечно, вы верите в свободную волю, вы верите в реальность сознания и так далее просто потому, что это религиозный императив». Для меня это было бы все равно что взять в руки очень серьезную книгу Сэма Харриса о свободе воли и сказать: «Ну, конечно, вы не верите в свободу воли — вы атеист, и поэтому я избавился от вашей идеи.«В этой книге я очень мало говорю о религиозной вере. Я пытаюсь привести чисто научный аргумент. Настоящий вопрос заключается в том, считаете ли вы эксперимент на людях исключительным и ценным. Я бы сказал, пытаясь перефразировать Карла Сагана, что мы, люди, — все живые существа на этой планете — буквально созданы из звездной пыли. Причина этого в том, что более тяжелые элементы, делающие жизнь возможной, сами были выкованы в огне звезд. Итак, мы буквально являемся частью этого, мы материально часть космоса.
Но что отличает нас от других, так это то, что мы являемся сознательной и осознающей частью космоса. Итак, в человеческих существах вселенная осознала себя. По сути, мы пробуждаем Вселенную. И это не совсем соответствует чьей-либо версии религиозных догм, и я не хотел, чтобы она соответствовала.
DN: Я хочу спросить вас о другой спорной теме: эволюционной психологии. В книге вы немного оспариваете эволюционную психологию, как она может быть чрезмерно амбициозной или как прикладная теория эволюции может иногда создавать «именно такие» истории.На ваш взгляд, является ли эволюционная психология дефектной по своей сути? Или существует версия эволюционной психологии, которая может помочь нам лучше понять человеческое поведение или эволюцию человеческого разума?
KM: Эволюционная психология — это , а не изначально ошибочная область, и она может рассказать нам действительно важные вещи. Это область, в которой по своей сути соблазнительно спекулировать и обобщать. Наиболее убедительный пример этого связан с детоубийством, то есть убийством маленьких детей их родителями, обычно отцами или отчимами.
Дж. К. Уильямс, великий биолог-эволюционист, в книге под названием The Pony Fish’s Glow говорил об убийствах в гаремах среди определенных видов обезьян (и описание, которое я собираюсь вам дать, было недавно подтверждено учеными, ищущими Данные ДНК, подтверждающие родство самцов обезьян с потомством и т. Д.).
Г. К. Уильямс описал особый вид обезьян, живущих в Индии, где социальная структура основана на гаремах. Есть один-единственный самец, который является хозяином гарема для нескольких меньше, чем дюжины самок, и он оплодотворяет их всех, и все они имеют этих детей и так далее.Время от времени между мужчинами происходит борьба, и хозяин гарема оказывается побежденным или убитым. Когда новый самец захватывает гарем, он систематически убивает маленьких детей всех самок. Как только он убивает их младенцев, у них начинается течка, он спаривается с ними, а затем заводит от них своих собственных детей.
Теперь то, что Дж. К. Уильямс написал об этом — и это довольно устрашающе — я думаю, его язык был таков: «он убивает ее детей. Затем они демонстрируют свою любовь к убийце своих младенцев, вынашивая для него новых детей.А затем Дж. К. Уильямс написал: «Вы все еще думаете, что Бог добр?» Боже, это действительно страшно. Вот почему это интересно. Вы можете спросить себя: «Ну и дела, интересно, есть ли какое-нибудь отражение этого в человеческом поведении?» И ответ оказался потрясающим: да. Было проведено несколько исследований детоубийства (убийство ребенка в возрасте до 12 месяцев в семье), и его почти всегда проводит родитель-мужчина.
Исследования проводились в нескольких странах, в том числе в США.С., но лучшее было сделано в Канаде. Когда я рассказываю об этом своим ученикам, я говорю им, чтобы они приготовились к этому, потому что это звучит пугающе, но не так страшно, как кажется на первый взгляд. Оказывается, что отчим в сто двадцать раз более вероятен, убьет одного из своих приемных детей, по сравнению с вероятностью биологического отца убить одного из своих собственных биологических детей. Сто двадцать раз. Это ужасно. Это согласуется с анализом поведения гарема обезьян Г. К. Уильямсом.
Но затем я также говорю своим студентам: «Теперь я знаю, что многие из вас происходят из семей, в которых есть приемные родители, и все вы университетского возраста, и вы можете задаться вопросом:« Боже мой, как я выжил в этом? ? ‘”Ключ в том, чтобы отступить на секунду и взглянуть на статистику. Фактическое количество детоубийств в канадском исследовании составило 324 случая на миллион пасынков. Это равняется одному из 2500. Более чем в 999 случаях из 1000 этот отчим, скорее всего, будет любящим, заботливым и ласковым родителем.
Итак, в человеческих существах Вселенная осознала себя. По сути, мы пробуждаем Вселенную.
Итак, когда вы приводите аргументы в пользу эволюционной психологии, интересно то, что очень легко аргументировать, почему отчим должен иметь биологический императив убивать пасынков: генетической связи нет, и, следовательно, в эволюционной термины это пустая трата ресурсов. Но если вы приведете этот аргумент, вы должны будете сказать: «Почему эволюционный аргумент настолько слаб, что теряет свою значимость: один из 2500?»
Думаю, ответ здесь очень простой.Что касается человеческого поведения, все мы наследуем определенные биологические предрасположенности к поведению, которое может быть сформировано эволюцией. Вот о чем нам может рассказать эволюционная психология. Но причина того, что количество убийств исчезает почти до минимума, заключается в том, что мы, люди, выросли в культуре, а культура сильна. Эта культура в основном состоит в том, чтобы воспитывать молодых людей — не всегда успешно, я признаю, — с уважением к жизни, к детям и с необходимостью уважать жизни других людей.Это часть всех человеческих культур.
Итак, эволюционная психология может многое рассказать нам о врожденных побуждениях, которые естественный отбор вложил в нас. Но время от времени эволюционная психология претендует на роль только причины, по которой мы ведем себя так, как мы. Я думаю, что притворяться, что эволюционная психология может дать нам полное объяснение всех гуманитарных и социальных наук, является примером чрезмерного охвата.
DN: По той же линии вы звоните по номеру половой отбор через выбор партнера «весьма спекулятивный.В частности, существует теория, согласно которой создание произведений искусства, музыки или литературы — это способ обозначить нашу наследуемую умственную пригодность, и что наш выбор партнеров — это механизм выбора, который этим движет. Эта теория просто переоценена или вы думаете, что это совершенно неточный способ объяснить эволюцию нашего разума?
KM: То, что вы конкретно имеете в виду, — это книга Дениса Даттона под названием The Art Instinct . Даттон был австралийским искусствоведом, который утверждал, что создание искусства можно объяснить как пример полового отбора.Он отметил, что исторически большинство художников были мужчинами, и утверждал, что люди занимаются искусством, чтобы произвести впечатление на девочек и расширить их возможности для спаривания. Я женат на художнице, и я не уверен, что она сказала бы, что создала искусство для того, чтобы заполучить целую кучу парней.
Половой отбор — это реальность. Ни один биолог не станет спорить иначе. Я, конечно, тоже не стал бы. Но взять — как это делают некоторые писатели — не только искусство, но также музыку и литературу, и попытаться использовать их в качестве примеров полового отбора, чтобы объяснить, почему мужчины доминируют в этих профессиях? Я слышал, как люди утверждают, что все великие комики — мужчины именно потому, что комедия — это искусство, которое парни использовали, чтобы везти с девушками.Вот почему женщины не смешные. Я думаю, что женщины смешные, и некоторые из моих любимых комиков — женщины.
Когда кто-то приводит эти аргументы, они пытаются придумать эволюционную «просто так» историю, объясняющую, почему это заложено в наших генах, даже не потрудившись на самом деле искать эти гены. Я думаю, что люди упускают из виду тот факт, что все мы растем в обществе (я так же относился к проблеме детоубийства). Но в этих обществах преобладали мужчины, и им исторически отводились гендерные роли.Неудивительно, что в таком обществе мужчины в значительной степени взяли на себя эти роли.
В частности, имея дело с аргументами Даттона об инстинкте искусства, он процитировал психологические исследования, которые показывают, что люди — особенно молодые люди — предпочитают пейзажи с деревьями, животными и водой. И это действительно так. Но, пожалуйста, объясните мне, почему мы считаем Пикассо великим художником. На большинстве его картин нет деревьев, животных или воды.
Как написал один критик книги Даттона, хотя подобная теория может объяснить посредственное искусство, стоит отметить, что, когда каждое великое произведение искусства в большом музее нарушает ваш главный принцип, возможно, стоит подумать еще раз.
DN: Переходя к эволюции и религии, вы пишете: «Дарвин ясно осознавал, что небольшая полировка человеческого эго будет иметь большое значение для поощрения принятия его идей». Я думаю, что ваш аргумент в книге аналогичен. Чтобы убедить людей, нужно ли шлифовать эго некоторых верующих, чтобы сделать эволюцию более приемлемой для них?
КМ: Не думаю. Когда я говорю с религиозной аудиторией, особенно с христианской аудиторией, я говорю очень просто.Я вообще не хочу шлифовать эволюцию. Я просто говорю: смотрите, первый долг любого христианина — истина. Я думаю, вы понимаете это как христианин. И поэтому ваш первый вопрос об эволюции не должен быть . Это противоречит тому, что мой проповедник сказал мне о книге Бытия? или Противоречит ли это упоминаниям об Адаме в письмах Павла? Нет, нет, нет. Ваш первый вопрос об эволюции должен быть очень простым: Это правда? И если это правда, то мы должны найти способ понять это.
Нам часто крайне не хватает необходимого навыка: всегда предполагать добрую волю со стороны человека, с которым вы не согласны, даже если это не всегда так.
Мой авторитет в этом вопросе — и я всегда рад его цитировать — не какой-нибудь теолог нового века. Это святой Августин, епископ Гиппопотама, писавший в начале пятого века. Он написал книгу под названием Буквальное значение Бытия . Там есть замечательный отрывок, в котором святой Августин пишет, что даже неверующий может — и я модернизирую его слова — изучать астрономию, геологию и биологию, и худшее, что могло бы случиться, было бы для верующего человека, предположительно рассказывающего неверующий, что имеет в виду Библия, несущий чушь на научные темы; мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы этого не произошло, чтобы неверующий не пропустил послание спасения.
Итак, я говорю религиозной аудитории не «Эй, я собираюсь дать вам красивую версию эволюции, подправленную под вертушку», а, скорее, «Эволюция — это научный факт. Смирись с этим. И найти способ — как нашел бы способ святой Августин — в основном согласовать его с вашим пониманием мира и места Бога в нем ».
DN: Вы только что продемонстрировали, что являетесь ярым защитником эволюции, но, как вы упомянули, также являетесь практикующим католиком. Я заметил, что вы дружите с Ричардом Докинзом, чьи взгляды на религию, как мы можем с уверенностью сказать, совершенно противоположны вашим.
KM: Действительно, но позвольте мне вмешаться, сказав, что я действительно считаю Ричарда своим другом. Он очень щедро упоминал меня в своих книгах, он продвигал мои книги в Великобритании, и я очень хорошо с ним общался.
DN: Я уверен, что вы также дружите со многими христианами, чьи взгляды на эволюцию так же расходятся с вашими, как и взгляды Ричарда Докинза на религию расходятся с вашими. Как вы поддерживаете эти отношения с людьми, которые категорически не согласны с вами в обстановке особенно поляризованной политической или иногда научной обстановки? У вас есть какие-нибудь советы или секреты по этому поводу?
KM: Вы будете смеяться над этим: станьте спортивным чиновником.В детстве я занимался несколькими видами спорта, в частности, играл в бейсбол.
Я думал, что когда у меня будут дети, я буду тренером маленькой лиги своего сына. Но у меня были только девочки, поэтому я стал тренером по софтболу. Потом мои девочки выросли и перешли в старшую школу и так далее. Мне нравился софтбол с быстрой подачей, но я не хотел тренировать чужих детей.
Итак, я перешел на «темную сторону» и стал арбитром. Мне двадцать первый год, и я судью по софтболу с быстрым питанием вплоть до уровня NCAA.Если вы хотите научиться общаться с людьми, которые категорически с вами не согласны, станьте спортивным чиновником!
Некоторые из моих коллег спросили меня: «Когда вы ведете дебаты с так называемым научным креационистом, как вы сохраняете хладнокровие?» Мой ответ таков: если вы хоть представляете, что люди говорят судье во время игры с мячом, вы поймете не только, как сохранять хладнокровие, но и почему это важно. Это первое.
Я думаю, что второе — я сейчас говорю очень широко с точки зрения нынешнего политического климата в Соединенных Штатах — это то, что нам часто крайне не хватает необходимого навыка: всегда предполагать добрую волю со стороны человека, с которым вы не согласны, даже если это не всегда правда.Но, мальчик, это помогает вам психологически, а также помогает сформировать более последовательный аргумент, если вы предполагаете, что другой человек поддается разуму, и если вы пытаетесь увидеть мотивацию, стоящую за вашим собственным аргументом.
У меня большой опыт в этом, как на поле для игры в мяч, так и за его пределами. И я думаю, это важно. Что касается Ричарда, я честно думаю, что на протяжении многих лет Ричард был самым ясным, наиболее проницательным и убедительным автором теории эволюции на этой планете.Поэтому я ценю его прозу, его проницательность и его способность объяснять сложные эволюционные идеи.
Если вы возьмете откровенно ненаучную книгу Ричарда, The God Delusion , его бестселлер всех времен, даже несмотря на то, что он очень щедро упоминает меня в книге и благодарит меня за мои усилия против движения разумного замысла, я нахожу в этой книге есть за что критиковать. Но я бы не стал преследовать Ричарда лично, потому что я знаю, что он порядочный человек, и я знаю, что он придерживается своих убеждений.Они отличаются от моих, но это, конечно, не мешает нам взаимодействовать и фактически помогать друг другу и делать общее дело.
инстинкт | Определение и факты
Полная статья
Инстинкт , врожденный импульс или побуждение к действию, обычно выполняемое в ответ на определенные внешние раздражители. Сегодня инстинкт обычно описывается как стереотипный, очевидно невыученный, генетически детерминированный образец поведения.
Определяющий
инстинктВ прошлом термин инстинкт обозначал ряд различных концепций поведения животных. Например, Александр Джеймисон в первом томе своего Словаря механических наук, искусств, производств и прочих знаний (1829) определил термин инстинкт как «название, данное прозорливости и естественным наклонностям животных. , который обеспечивает место разума в человечестве.”
Как приблизительное представление о том, что термин инстинкт означает для большинства людей, это определение все еще имеет смысл. Если принять во внимание возможность того, что люди тоже могут управляться инстинктами, это определение будет широким и расплывчатым, охватывая множество смыслов, для передачи которых с тех пор используется этот термин. Однако эта инклюзивность неспособна различить тонкие различия значений, заключенных в терминах инстинкт и инстинктив .
Слова инстинкт и инстинктив имеют множество значений в самых разных контекстах, в которых они использовались.Их разнообразные значения и коннотации встречаются в повседневном языке. Например, инстинкт может относиться к рефлексивному или стереотипному поведению, к интуитивной догадке, к врожденной склонности или предрасположенности, к глубоко укоренившемуся импульсу (например, «материнский инстинкт»), к способам действий, которые, по-видимому, не связаны с обучение или опыт в их развитии, или знания, которые являются врожденными или приобретенными подсознательно.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.Подпишитесь сейчасПонятие инстинкта усложняется тем фактом, что оно охватывает поведенческие, генетические, связанные с развитием, мотивационные, функциональные и когнитивные чувства. Также существует вероятность того, что одно из этих чувств может повлечь за собой одно или несколько других. Например, свидетельство того, что образец поведения зависит от генетической основы, часто предполагает, что этот образец не усвоен. Ошибочность этого рассуждения должна была быть выдана общепринятым знанием того, что животных можно селективно разводить по признакам (например,g., следование по следу и пастбище у собак), но для реализации их потенциальной полезности требуется обширная подготовка. Тем не менее, дихотомический образ мышления продолжает вызывать дьявольские дискуссии и является основой повторяющегося спора, известного как противоречие между природой и воспитанием (наследственность против окружающей среды), который влечет за собой споры о том, являются ли поведение, интеллект, способности, характер и т. генетика или воздействие факторов окружающей среды (например, культуры). Даже британский натуралист Чарльз Дарвин утверждал, что наследование подразумевает развитие, не зависящее от опыта.
Дарвиновская концепция мотивационного инстинкта
Дарвину было хорошо известно, что термин инстинкт использовался в нескольких различных смыслах. В начале главы под названием «Инстинкт» в его важнейшей работе О происхождении видов (1859 г.) он отказался дать определение термина:
Чарльз ДарвинЧарльз Дарвин, ок. 1874.
Из Чарльз Дарвин. Документ, внесенный в отчеты Шропширского археологического общества , Эдвард Вудолл, 1884 г.Этот термин обычно охватывает несколько различных умственных действий; но все понимают, что имеется в виду, когда говорят, что инстинкт побуждает кукушку мигрировать и откладывать яйца в гнездах других птиц.Действие, которое нам самим требуется опыт, чтобы мы могли его выполнить, когда оно выполняется животным, особенно очень молодым, без опыта, и когда многие люди выполняются таким же образом, без их ведома, для какой цели оно предназначено. обычно считается инстинктивным. Но я смог показать, что ни один из этих персонажей не универсален.
Дарвин использовал слово инстинкт по-разному — для обозначения того, что побуждает птицу к размножению; к нраву, например к храбрости или упорству собаки; для выборочного разведения моделей поведения, таких как кувыркающиеся движения невалящих голубей; таким чувствам, как симпатия в людях; и к стереотипным действиям, таким как те, которые используются пчелами при построении ячеек сот.Прискорбно, что Дарвин не сделал более явным различие в значении инстинкта, поскольку он создал мощный прецедент неизбирательного использования этого слова, неоднозначность которого неоднократно омрачала и запутывала понимание поведения.
Однако в интересе Дарвина к инстинктам была и положительная сторона. Он обратил внимание на вопросы о причинной основе действий, которые казались не поддающимися объяснению с точки зрения обучения или познания, и это открыло удивительный мир поведения животных, который казался далеким от мира человеческой природы.Таким образом, наследие Дарвина стимулировало изучение мотивации и послужило основой для сравнительной психологии и этологии.
Следующий обзор соответственно разделен на инстинкт, истолкованный как побуждение или побуждение; инстинкт рассматривается как врожденная склонность; а инстинкт интерпретируется как поведение.
Инстинкт как импульс
Инстинкт как своего рода побуждение или движущая сила иллюстрируется тремя очень разными видами теории мотивации: фрейдистским психоанализом; внутренняя цель, по определению американского психолога Уильяма Макдугалла; и причинные концепции, предложенные классической этологией.
Инстинкт сострадания | Высшее хорошее
Люди эгоистичны. Так легко сказать. То же самое и со многими последующими утверждениями. Жадность это хорошо. Альтруизм — это иллюзия. Сотрудничество для лохов. Конкуренция естественна, война неизбежна. Плохое в человеческой природе сильнее хорошего.
Подобные утверждения отражают вековые представления об эмоциях.На протяжении тысячелетий мы считали эмоции источником иррациональности, подлости и греха. Идея семи смертных грехов воспринимает наши разрушительные страсти как должное. Платон сравнивал человеческую душу с колесницей: интеллект — возница, а эмоции — лошади. Жизнь — это постоянная борьба за то, чтобы держать эмоции под контролем.
© Джонатан ПейнДаже к состраданию, заботе, которую мы испытываем о благополучии другого существа, относятся с явной насмешкой.Кант видел в этом слабое и ошибочное чувство: «Такая доброжелательность называется мягкосердечием, и она вообще не должна встречаться среди людей», — сказал он о сострадании. Многие задаются вопросом, существует ли вообще настоящее сострадание или оно по своей сути мотивировано личными интересами.
Рекламное объявление ИксMeet the Greater Good Toolkit
От GGSC на вашу книжную полку: 30 научно обоснованных инструментов для благополучия.
Недавние исследования сострадания убедительно приводят аргументы в пользу другого взгляда на человеческую природу, который отвергает превосходство личного интереса.Эти исследования подтверждают взгляд на эмоции как на рациональные, функциональные и адаптивные — взгляд, который берет свое начало в Дарвиновском «Выражении эмоций в человеке и животных». Это исследование предполагает, что сострадание и доброжелательность — это развитая часть человеческой природы, укорененная в нашем мозгу и биологии и готовая к развитию для общего блага.
Биологические основы сострадания
Сначала рассмотрим недавнее исследование биологической основы сострадания. Если такая основа существует, мы должны быть настроены, так сказать, отвечать другим нуждающимся.Недавние данные убедительно подтверждают эту точку зрения. Психолог из Висконсинского университета Джек Нитшке в ходе эксперимента обнаружил, что, когда матери смотрели на фотографии своих младенцев, они не только сообщали, что испытывали большую сострадательную любовь, чем когда видели других младенцев; они также продемонстрировали уникальную активность в области своего мозга, связанной с положительными эмоциями. Открытие Нитшке предполагает, что эта область мозга настроена на первый объект нашего сострадания — на наше потомство.
Но этот инстинкт сострадания не ограничивается родительским мозгом.В другом наборе исследований Джошуа Грин и Джонатан Коэн из Принстонского университета обнаружили, что, когда испытуемые размышляли о вреде, причиняемом другим, в их мозгу загоралась аналогичная сеть областей. Наши дети и жертвы насилия — два очень разных субъекта, но их объединяют схожие неврологические реакции, которые они вызывают. Эта последовательность убедительно свидетельствует о том, что сострадание — это не просто непостоянная или иррациональная эмоция, а скорее врожденная человеческая реакция, заложенная в складки нашего мозга.
В другом исследовании нейробиологов из Университета Эмори Джеймса Риллинга и Грегори Бернса участникам была дана возможность помочь кому-то еще, пока их мозговая активность регистрировалась. Помощь другим вызывает активность хвостатого ядра и передней поясной извилины — частей мозга, которые включаются, когда люди получают вознаграждение или испытывают удовольствие. Это довольно примечательное открытие: помощь другим приносит то же удовольствие, которое мы получаем от удовлетворения личных желаний.
Таким образом, мозг, кажется, настроен на то, чтобы реагировать на страдания других — действительно, он заставляет нас чувствовать себя хорошо, когда мы можем облегчить это страдание.Но предполагают ли другие части тела биологическую основу для сострадания?
Вроде да. Возьмите непрочную ассоциацию желез, органов, сердечно-сосудистой и дыхательной систем, известную как вегетативная нервная система (ВНС). ВНС играет первостепенную роль в регулировании нашего кровотока и паттернов дыхания для различных видов действий. Например, когда мы чувствуем угрозу, наше сердце и частота дыхания обычно учащаются, готовя нас либо противостоять угрозе, либо бежать от нее — так называемая реакция «бей или беги».Каков профиль сострадания в ANS? Оказывается, когда маленькие дети и взрослые испытывают сострадание к другим, эта эмоция отражается в очень реальных физиологических изменениях: их пульс снижается по сравнению с исходным уровнем, что подготавливает их не к драке или бегству, а к приближению и утешению.
Еще есть окситоцин, гормон, который проникает в кровоток. Исследования, проведенные на маленьких, коренастых грызунах, известных как степные полевки, показывают, что окситоцин способствует долгосрочным связям и обязательствам, а также способствует заботе о потомстве, лежащей в основе сострадания.Это может быть причиной того непреодолимого чувства тепла и связи, которое мы испытываем к нашим детям или близким. Действительно, кормление грудью и массаж повышают уровень окситоцина в крови (как и употребление шоколада). В некоторых недавних исследованиях, которые я провел, мы обнаружили, что, когда люди проявляют поведение, связанное с сострадательной любовью — теплые улыбки, дружеские жесты рук, утвердительный наклон вперед, — их тела производят больше окситоцина. Это говорит о том, что сострадание может быть самовоспроизводящимся: сострадание вызывает химическую реакцию в теле, которая побуждает нас быть еще более сострадательными.
Знаки сострадания
Согласно теории эволюции, если сострадание действительно жизненно важно для выживания человека, оно проявится через невербальные сигналы. Такие сигналы будут выполнять множество адаптивных функций. Что наиболее важно, отчетливый сигнал сострадания успокаивал бы других, попавших в беду, позволял бы людям определять добродушных людей, с которыми они хотели бы иметь долгосрочные отношения, и помогал бы наладить связи между незнакомцами и друзьями.
Исследование, проведенное Нэнси Айзенберг, возможно, мировым экспертом по развитию сострадания у детей, показало, что есть особое выражение сочувствия на лице, которое характеризуется косыми бровями и озабоченным взглядом.Когда кто-то показывает такое выражение лица, он с большей вероятностью поможет другим. В моей работе был рассмотрен еще один невербальный сигнал: прикосновение.
Предыдущие исследования уже задокументировали важные функции прикосновения. Приматы, такие как человекообразные обезьяны, часами в день ухаживают друг за другом, даже если в их физическом окружении нет вшей. Они используют уход, чтобы разрешать конфликты, вознаграждать за щедрость друг друга и создавать союзы. Кожа человека имеет особые рецепторы, которые преобразуют паттерны тактильной стимуляции — материнские ласки или похлопывания друга по спине — в неизгладимые ощущения, столь же продолжительные, как запах детства.Определенные прикосновения могут вызвать выброс окситоцина, приносящий чувство тепла и удовольствия. Обращение с заброшенными крысятами может обратить вспять последствия их предыдущей социальной изоляции, вплоть до укрепления их иммунной системы.
Моя работа заключалась в том, чтобы впервые задокументировать, можно ли передать сострадание посредством прикосновения. Такой вывод будет иметь несколько важных последствий. Это покажет, что мы можем передать эту положительную эмоцию невербальными проявлениями, тогда как предыдущие исследования в основном документировали невербальное выражение отрицательных эмоций, таких как гнев и страх.Это открытие также прольет свет на социальные функции сострадания — как люди могут полагаться на прикосновения, чтобы успокаивать, вознаграждать и укреплять связь в повседневной жизни.
В моем эксперименте я поместил двух незнакомцев в комнату, где они были разделены перегородкой. Они не могли видеть друг друга, но могли связаться друг с другом через дыру. Один человек несколько раз коснулся предплечья другого, каждый раз пытаясь передать одну из 12 эмоций, включая любовь, благодарность и сострадание. После каждого прикосновения человек, которого коснулся, должен был описать эмоцию, которую, по его мнению, передает прикосновение.
Представьте себя в этом эксперименте. Как вы думаете, вы могли бы поступить? Примечательно, что в этих экспериментах люди достоверно определяли сострадание, а также любовь и другие десять эмоций по прикосновениям к предплечью. Это убедительно свидетельствует о том, что сострадание — это развитая часть человеческой натуры — то, что мы универсально способны выразить и понять.
Мотивирующий альтруизм
Чувствовать сострадание — это одно; действовать по нему — другое. Мы все еще должны ответить на жизненно важный вопрос: способствует ли сострадание альтруистическому поведению? В одном из важных исследований Дэниел Бэтсон убедительно доказал, что это так.Согласно Бэтсону, когда мы сталкиваемся с людьми, которые нуждаются или находятся в бедственном положении, мы часто представляем себе, каков их опыт. Это великая веха в развитии — взглянуть на точку зрения другого человека. Это не только одна из самых человеческих способностей; это один из наиболее важных аспектов нашей способности выносить моральные суждения и выполнять общественный договор. Когда мы принимаем точку зрения другого человека, мы испытываем эмпатическое состояние озабоченности и стремимся удовлетворить потребности этого человека и повысить его благосостояние, иногда даже за свой счет.
В серии убедительных исследований Бэтсон подверг участников страданиям другого человека. Затем он попросил некоторых участников представить себе боль этого человека, но позволил этим участникам действовать корыстно, например, отказавшись от эксперимента.
В рамках этой серии в одном исследовании участники наблюдали, как другой человек получает шок, когда он не справляется с заданием на память. Затем их попросили принять электрошок от имени участника, который, как им сказали, в детстве перенес шоковую травму.Те участники, которые сообщили, что они чувствовали сострадание к другому человеку, добровольно вызвались подвергнуть этого человека нескольким ударам электрошока, даже когда они были свободны выйти из эксперимента.
В другом эксперименте Бэтсон и его коллеги исследовали, могут ли люди, испытывающие сострадание, помочь кому-то в беде, даже если их действия были полностью анонимными. В этом исследовании участницы обменивались письменными заметками с другим человеком, который быстро выразил чувство одиночества и заинтересованность в проведении времени с участником.Те участники, которые испытывали сострадание, добровольно вызвались проводить много времени с другим человеком, даже если никто другой не узнает об их добром поступке.
В совокупности наши доказательства позволяют предположить следующее. Сострадание глубоко укоренилось в человеческой природе; он имеет биологическую основу в мозгу и теле. Люди могут выражать сострадание с помощью мимики и прикосновений, и эти проявления сострадания могут служить жизненно важным социальным функциям, убедительно подтверждая эволюционную основу сострадания.А когда переживается, сострадание преодолевает эгоистичные заботы и мотивирует альтруистическое поведение.
Взращивая сострадание
Таким образом, мы можем видеть огромную человеческую склонность к состраданию и влияние сострадания на поведение. Но можем ли мы на самом деле развивать сострадание или все это определяется нашими генами?
Недавние нейробиологические исследования показывают, что положительные эмоции менее наследуются, то есть меньше определяются нашей ДНК, чем отрицательные эмоции.Другие исследования показывают, что структуры мозга, участвующие в положительных эмоциях, таких как сострадание, более «пластичны» — подвержены изменениям, вызванным воздействием окружающей среды. Таким образом, мы можем думать о сострадании как о биологическом навыке или добродетели, но не как о том, что у нас есть или нет. Напротив, это черта, которую мы можем развить в соответствующем контексте. Как может выглядеть этот контекст? Для детей мы узнаем некоторые ответы.
Некоторые исследователи наблюдали за группой детей, когда они росли, в поисках динамики семьи, которая могла бы сделать детей более чуткими, сострадательными или склонными помогать другим.Это исследование указывает на несколько ключевых факторов.
Во-первых, согласно исследованиям Эверетта Уотерса, Джудит Виппман и Алана Сроуфа, дети, надежно привязанные к своим родителям, по сравнению с детьми, привязанными ненадежно, склонны сочувствовать своим сверстникам уже в возрасте трех с половиной лет. Напротив, исследователи Мэри Мэйн и Кэрол Джордж обнаружили, что жестокие родители, прибегающие к физическому насилию, имеют менее чутких детей.
Психологи, занимающиеся развитием, также интересовались сравнением двух конкретных стилей воспитания.Родители, которые полагаются на индукцию, вовлекают своих детей в рассуждения, когда они причинили вред, побуждая их задуматься о последствиях своих действий и о том, как эти действия причинили вред другим. Родители, которые полагаются на утверждение власти, просто заявляют, что правильно, а что неправильно, и чаще прибегают к физическому наказанию или сильным эмоциональным реакциям гнева. Нэнси Айзенберг, Ричард Фабес и Мартин Хоффман обнаружили, что родители, использующие индукцию и рассуждение, воспитывают детей, которые лучше приспособлены и с большей вероятностью будут помогать своим сверстникам.Этот стиль воспитания, кажется, воспитывает основные инструменты сострадания: признание чужих страданий и желание исправить это страдание.
Родители также могут научить состраданию своим примером. Важное исследование альтруизма, проведенное Перлом и Сэмюэлем Олинером, показало, что дети, у которых есть сострадательные родители, как правило, более альтруистичны. В проведенном Олинером исследовании немцев, которые помогали спасать евреев во время нацистского холокоста, одним из самых ярких предикторов этого вдохновляющего поведения была личная память о взрослении в семье, в которой приоритетом были сострадание и альтруизм.
Более сострадательный мир
Человеческие сообщества настолько здоровы, насколько наши представления о человеческой природе. Долгое время считалось, что эгоизм, жадность и состязательность лежат в основе человеческого поведения и являются продуктами нашей эволюции. Требуется немного воображения, чтобы увидеть, как эти допущения руководят большинством сфер человеческих дел, от разработки политики до изображения социальной жизни в средствах массовой информации.
Но очевидно, что недавние научные открытия бросают вызов этому взгляду на человеческую природу.Мы видим, что сострадание глубоко укоренилось в нашем мозгу, нашем теле и в самых основных способах общения. Более того, чувство сострадания способствует сострадательному поведению и помогает формировать уроки, которые мы преподаем нашим детям.
Конечно, просто осознать это недостаточно; мы также должны дать возможность процветать нашим импульсам сострадания. В журнале Greater Good мы публикуем статьи, которые могут нам в этом помочь. Наши авторы предоставляют достаточно доказательств, чтобы показать, что мы можем получить от более сострадательных браков, школ, больниц, рабочих мест и других учреждений.Они не просто заставляют нас пересмотреть наши представления о человеческой природе. Они предлагают план более сострадательного мира.
Есть ли у людей какой-то инстинкт самонаведения, возможно, связанный с навигацией с помощью магнетизма, как у некоторых птиц? Я слышал, что были эксперименты по поиску этой способности. Были ли они убедительными?
С. Рэнди Галлистель, профессор психологии Университета Калифорния в Лос-Анджелесе отвечает:«Исследователи провели ряд экспериментов, чтобы определить, у людей есть чувство магнитного компаса, но это не дает результатов.Мнение экспертов достаточно единодушное, что нет убедительных указаний. такого чувства у людей. С другой стороны, есть веские доказательства того, что у многих насекомых, птиц и рептилий есть такое чувство, хотя оно остается неясно, при каких условиях они его используют. Также были много загадочных трудностей при воспроизведении результатов, которые документально подтверждают наличие чувства магнитного компаса.
«Наличие магнитного компаса не эквивалентно наличию самонаведения. инстинкт, потому что знание того, где север, не принесет вам пользы, если вы не знать, находитесь ли вы к северу, югу, востоку или западу от дома.Многие животные, включая людей, отслеживайте, где они находятся (и, следовательно, направление к домой) методом, известным как исчисление мертвых: когда они двигаются, они сохраняют отслеживать каждое отдельное движение, складывая их, чтобы получить их чистую изменение положения.
«Мертвая расплата, однако, не поможет, когда люди или животные перемещаются. в условиях, когда невозможно определить скорость и направление, в котором они движутся. Тем не менее многие животные — большинство особенно почтовых голубей — они могут определить, где они находятся, даже после такого рода смещение.Как они это делают, остается загадкой, несмотря на многие экспериментальная работа по этой проблеме. В недавнем специальном выпуске журнала Journal of Экспериментальная биология (январь 1996 г., т. 199, № 1) посвящена навигация по животным. Он содержит обзоры многих ведущих исследователей «.
Патрисия Шарп, эксперт по нейроанатомии из Йельского университета, добавляет перспектива, основанная на ее исследованиях навигационных систем у крыс:
«Пока не ясно, какие именно уникальные навигационные системы. люди могут иметь.В этом вопросе сложно разобраться, потому что люди могут задействовать так много продвинутых, усвоенных когнитивных навыков при решении навигационная задача. Моя собственная работа связана с изучением систем мозга крыс. которые, кажется, участвуют в навигации. Я подозреваю, что у людей похожие систем, но в настоящее время нет никаких доказательств, подтверждающих это подозрение.
«Работа моей и других лабораторий выявила два основных типа пространственных сигналы считаются критически важными для навигации у крыс.
«1) Клетки, направленные в сторону головы: когда крысу помещают в большую записывающую камеру. и разрешено добывать пищу, в некоторых частях мозга есть клетки этот огонь всякий раз, когда крыса смотрит в определенном направлении. Это не имеет значение, где в камере находится крыса; всякий раз, когда он смотрит в том направлении, эти клетки горят как сумасшедшие. Каждая из ячеек направления головы имеет свои собственные, уникальное предпочтение направления, так что крыса смотрит в любом направлении. данный момент сигнализируется срабатыванием определенной комбинации эти клетки.
«Можно предположить, что эти ячейки ориентации используют какую-то информацию об электромагнитном поле Земли, чтобы отслеживать его направление. Однако данные свидетельствуют о том, что это не так. Получается, что если крысу помещают в знакомую среду, и экспериментатор вращает выдающиеся экологические ориентиры, предпочтительные направления клеток также повернуть. Это открытие предполагает, что, как и мы, крысы используют ориентиры, чтобы ориентированный.’
«Когда крыса перемещается из знакомой среды в совершенно новую, каждая ячейка направления головы сохраняет свое предпочтение по направлению. Это тоже, имеет смысл интуитивно. Если вы пойдете из знакомой части города в неизведанный район, вы можете отслеживать направление своего движения в некоторое время, просто записывая свои собственные движения: если вы шли на север, когда вы начали и не сделали ни одного поворота, например, вы все еще должны идти на север.Возможно, что система ячеек направления головы ответственны за эту способность, учитывая, что данные показали, что эти клетки использовать информацию о собственных поворотах животного.
«2) Клетки места: эти нервные клетки дополняют направление движения головы клетки. Они стреляют всякий раз, когда крыса находится в определенном месте, а не конкретное направление. Исследования показывают, что клетки места тоже используют оба ориентиры и интеграция пути (запись перемещений животного через пробел), чтобы отслеживать, где они находятся.
«Пока не ясно, как эти два типа клеток играют роль в навигация — но очень вероятно, что они это сделают.
Теория мотивации инстинктов
Что мотивирует поведение? Является ли то, как мы ведем себя, тем, с чем мы родились, или это то, что развивается по мере того, как мы стареем и из-за нашего опыта? Какие данные подтверждают основу мотивации?
Что такое теория инстинктов?
Согласно теории мотивации инстинктов, все организмы рождаются с врожденными биологическими наклонностями, которые помогают им выжить.Эта теория предполагает, что инстинкты управляют всем поведением. Итак, что такое инстинкт?
Инстинкты — это целенаправленные и врожденные модели поведения, которые не являются результатом обучения или опыта.
Например, у младенцев есть врожденный рефлекс укоренения, который помогает им искать сосок и получать пищу, в то время как у птиц есть врожденная потребность мигрировать до зимы. Оба эти поведения происходят естественно и автоматически. Их не нужно изучать, чтобы отображать.
Сила инстинктивного поведения
У животных инстинкты — это врожденные тенденции к спонтанному участию в определенной модели поведения. Примеры этого включают собаку, трясущуюся после того, как она намокла, морская черепаха, ищущая океан после вылупления, или птица, мигрирующая перед зимним сезоном.
Этолог Конрад Лоренц продемонстрировал силу инстинктов, когда смог заставить молодых гусей запечатлеть на себе отпечаток. Он отметил, что гуси привязываются к первому движущемуся объекту, с которым они сталкиваются после вылупления, которым в большинстве случаев являются их матери.Однако, убедившись, что он был первым, с чем столкнулись гуси, они вместо этого прикрепились или запечатлелись на нем.
У людей многие рефлексы являются примерами инстинктивного поведения. Рефлекс укоренения, как упоминалось ранее, является одним из таких примеров, как и рефлекс сосания (рефлекс, при котором младенцы начинают сосать, когда палец или сосок оказывает давление на нёбо).
Рефлекс Моро — это реакция испуга, наблюдаемая у детей младше 6 месяцев, а рефлекс Бабкина — это когда младенцы открывают рот и сгибают руки в ответ на потирание ладоней.Младенцы проявляют эти инстинктивные реакции, когда сталкиваются с раздражителями в окружающей их среде. Например, прикосновение к щеке младенца заставит ребенка повернуть голову и искать сосок.
Теория мотивации инстинктов
Психолог Уильям Макдугалл был одним из первых, кто написал о теории мотивации инстинктов. Он предположил, что инстинктивное поведение состоит из трех основных элементов: восприятия, поведения и эмоций. Он также выделил 18 различных инстинктов, включая любопытство, материнский инстинкт, смех, комфорт, секс и поиск еды.
Психиатр Зигмунд Фрейд использовал широкий взгляд на мотивацию и предположил, что человеческое поведение определяется двумя ключевыми силами: инстинктами жизни и смерти. С другой стороны, психолог Уильям Джеймс выявил ряд инстинктов, которые, по его мнению, необходимы для выживания. . Сюда входили такие вещи, как страх, гнев, любовь, стыд и чистота.
Наблюдения по теории инстинктов
Теория инстинктов предполагает, что мотивация в первую очередь биологическая.Мы проявляем определенное поведение, потому что оно помогает выжить. Миграция перед зимой обеспечивает выживание стада, поэтому поведение стало инстинктивным. Мигрировавшие птицы имели больше шансов выжить и, следовательно, с большей вероятностью передали свои гены будущим поколениям.
Итак, что именно можно назвать инстинктом?
В своей книге Exploring Psychology автор Дэвид Г. Мейерс предполагает, что для того, чтобы быть идентифицированным как инстинкт, поведение «должно иметь фиксированный образец для всего вида и быть разученным.«
Другими словами, поведение должно происходить естественно и автоматически у всех организмов этого вида. Например, у младенцев есть врожденный рефлекс укоренения, который заставляет их болеть за сосок и сосать его. Такое поведение неизвестно и естественно встречается у всех человеческих младенцев.
Врачи часто ищут отсутствие таких инстинктивных рефлексов, чтобы выявить потенциальные проблемы развития.
Критика теории инстинктов
Хотя теорию инстинктов можно было использовать для объяснения некоторых форм поведения, критики считали, что у нее есть некоторые существенные ограничения.Среди этих критических замечаний:
- Инстинкты нельзя легко наблюдать или научно проверить
- Инстинкты не объясняют все виды поведения
- Простое обозначение чего-либо как инстинкта ничего не объясняет, почему определенное поведение проявляется в определенных случаях, но не проявляется в других
Хотя есть критика теории инстинктов, это не означает, что психологи отказались от попыток понять, как инстинкты могут влиять на поведение.
Современные психологи понимают, что, хотя определенные тенденции могут быть запрограммированы биологически, индивидуальный опыт также может играть роль в том, как отображаются реакции.
Например, хотя мы можем быть более биологически подготовлены к тому, чтобы бояться опасного животного, такого как змея или медведь, мы никогда не проявим этот страх, если не столкнемся с этими животными.
Другие теории о мотивации
Помимо теории инстинктов, были предложены и другие теории, помогающие объяснить мотивацию. Это включает:
- Теория мотивации возбуждения , которая утверждает, что люди ведут себя определенным образом, увеличивая или уменьшая свое возбуждение
- Теория мотивации влечения , согласно которой людей «побуждают» вести себя определенным образом, чтобы уменьшить внутреннее напряжение, вызванное неудовлетворенными потребностями
- Теория ожидания , которая утверждает, что наша мотивация будет возрастать с предполагаемой желательностью ожидаемого вознаграждения
- Гуманистическая теория мотивации , которая утверждает, что поведение является результатом стремления к самоактуализации
- Поощрительная теория мотивации , в которой мы делаем выбор, чтобы получить максимальное удовольствие и минимизировать боль
На самом деле ни одна из этих теорий, включая теорию инстинктов, не может полностью объяснить мотивацию.