Феноменология в психологии: Феноменология

Размышления о феноменологической психологии Текст научной статьи по специальности «Психологические науки»

https://doi.org/10.30853/manuscript.2018-1.19

Терентьева Татьяна Александровна

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Статья раскрывает содержание понятия «феноменологическая психология», которое, являясь идеей Гуссерля, получило широкое распространение как среди философов экзистенциального и герменевтического направления, так и среди психологов. Основное внимание в работе сосредоточено на рассмотрении различных уровней системы феноменологической психологии, а также на проблеме различных истолкований понятия «феноменологическая психология» самим Гуссерлем на протяжении всего периода его творчества. Автор указывает, что сложность определения данного понятия связана с близостью феноменологической психологии трансцендентальной феноменологии, а также с тяготением самого Гуссерля к трансцендентализму.

Адрес статьи: www.gramota.net/materials/3/2018/1 /19.html

Источник

Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики

Тамбов: Грамота, 2018. № 1(87) C. 88-93. ISSN 1997-292X.

Адрес журнала: www.gramota.net/editions/3.html

Содержание данного номера журнала: www.gramota.net/materials/3/2018/1/

© Издательство «Грамота»

Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.gramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: [email protected]

УДК 101.8 Дата поступления рукописи: 18.12.2017

https://doi.org/10.30853/manuscript.2018-1.19

Статья раскрывает содержание понятия «феноменологическая психология», которое, являясь идеей Гуссерля, получило широкое распространение как среди философов экзистенциального и герменевтического направления, так и среди психологов. Основное внимание в работе сосредоточено на рассмотрении различных уровней системы феноменологической психологии, а также на проблеме различных истолкований понятия «феноменологическая психология» самим Гуссерлем на протяжении всего периода его творчества. Автор указывает, что сложность определения данного понятия связана с близостью феноменологической психологии трансцендентальной феноменологии, а также с тяготением самого Гуссерля к трансцендентализму.

Ключевые слова и фразы: феноменологическая психология; эйдетическая психология; трансцендентальная феноменология; эйдетическая редукция; трансцендентальная редукция; интенциональные переживания; ги-летические данные; абсолютная субъективность.

Терентьева Татьяна Александровна

Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина, г. Екатеринбург Ariadna_tatyana@mail. ru

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

К постановке проблемы возникновения феноменологической психологии

Создание феноменологической психологии является идеей Э. Гуссерля. Однако этот проект возник не на пустом месте и имеет предшественников. Следует отметить, что психологическая тема как таковая возникла в связи с акцентированием внимания на теме субъективности как центра познавательной деятельности. И это являлось основной чертой еще Нового времени. Именно с XVII века разворачивается линия рассуждений, связывающая теоретико-познавательную тему и тему субъективности. Но психология как наука появляется позднее. Однако, открытие Декартом трансцендентальной субъективности, напротив, усложнило путь становления психологии и привело к различиям в трактовках психологии как науки. Это было обусловлено не только тем, что имеется некая трансцендентальная субъективность, которая каким-то образом должна быть причастна психологии, но и общей онтологической позицией Декарта, согласно которой имеется два рода самостоятельных начал — res extensa и res cogitans, — образующих дуализм мира. Поочередное отстаивание приоритета одного из начал как раз и привело к различным трактовкам психологической науки. Сначала появилась экспериментальная (натуралистическая) психология, и за ней как момент несогласия — дескриптивная психология. Можно предположить, что открытие трансцендентальной субъективности, с одной стороны, задало новый путь не только развитию философии, но и определению психологии как науки о субъективном и душевном, однако, с другой стороны, предопределило споры по поводу научной тематизации субъективного и душевного и по поводу методологии исследования данной области.

Здесь обнаруживаются еще два существенных момента, относящихся к специфике психологии как науки. Во-первых, это тесная связь психологии с трансцендентальной философией, во-вторых, это проблема понимания сущности науки как таковой. Поскольку начиная с XVII века наука понималась как познавательная деятельность, направленная на исследование объектов в мире и использующая методы наблюдения, эксперимента и объяснения, то психологическая наука, по всей видимости, также должна была иметь определенную область исследования соответствующего объекта в мире. И этот объект (а именно — душевный объект) можно было бы раскрыть с помощью экспериментальных методов и объяснительных процедур. Однако мы замечаем, что в результате такого понимания психологической науки и использования названных методов «душа» как главный объект исследования не становится для нас понятной и изученной, напротив, она оказывается чрезвычайно редуцированной. О душе тогда приходится говорить весьма условно, как о вершине айсберга, т.е. о той части, которая сама себя позволяет исследовать, но скрывает свое сущностное. Поэтому неслучайным представляется тесная связь души как предмета психологической науки и трансцендентальной субъективности как предмета трансцендентальной философии. И этот момент требует особого прояснения.

На фоне представленных выше споров психология как наука становится одной из ведущих тем для исследований на рубеже XIX-XX веков как среди философов, так и среди психологов различных направлений, от Вундта до Брентано. Можно выделить несколько линий дискуссий. Первая линия сводилась к определению метода психологической науки и к выявлению специфики ее предмета. Ссылаясь на Р. Громова [2], укажем следующие предпосылки данной дискуссии. Во-первых, это акцентирование внимания на исследовании непосредственных данных, как-то ощущения, эмоционально-волевые переживания, которые оставались за пределами теоретических конструктов или, вернее, использовались только в качестве «рабочего материала». Как указывал Э. Мах [10], в целях экономии мышления необходимо было отказаться от объяснительной части науки и сосредоточиться на описании ощущений, поскольку именно ощущения составляют фундамент всей науки. Данные высказывания, на наш взгляд, были спровоцированы господствовавшей в последней трети XIX века позицией ряда ученых об инструментальном характере теоретического познания, что привело к релятивизации теоретико-объяснительной науки. Поэтому популярным становится метод дескрипции, а это, в свою очередь, приводит

к появлению дескриптивной психологии. Во-вторых, утверждение дескриптивного метода исследования было реакцией на попытку каузального объяснения феноменальной сферы. Представители дескриптивного направления настаивали на том, что имеется особое поле исследования, которое не поддается каузальному объяснению, а значит, каузальная модель имеет границы. Все непосредственно данное, начиная с ощущений и заканчивая волевыми переживаниями, каузально не объясняется. Поэтому ведущим методом для исследования данных феноменов должна быть дескрипция. В результате складываются следующие направления психологии относительно методологической базы: это экспериментальная психология и дескриптивная психология.

Вторая линия дискуссий, на наш взгляд, связана с определением отношений психологии и философии. Как указывает Ю. Орлова [12, с. 125], данная дискуссия была также представлена двумя позициями. Первая позиция сводилась к тому, что психология является одной из объективных наук. Но в силу специфики исследуемого предмета ей приходится использовать интроспективное наблюдение, что сближает ее с философским самонаблюдением. Но тем не менее наука и философия являются самостоятельными видами познания. Вторая позиция представлена в неокантианстве, в частности П. Наторпом, который определяет психологию как «субъективирующую» науку о конкретном и индивидуальном [11, с. 36]. Но такая наука оказывается возможной только после трансцендентальной философии, которая является, по мнению Наторпа, всеобщей объективацией всех наук. Данная мысль Наторпа представляется важной для развертывания в дальнейшем Гуссерлем исследования взаимосвязи феноменологической психологии и трансцендентальной феноменологии. Правда, Гуссерль предлагает инверсию наторповской модели. Он утверждает, что основанием для раскрытия психологии является трансцендентальная феноменология, но не как объективирующий результат всех наук, а напротив, как исток объективирующей субъективности как таковой.

Система феноменологической психологии

Можно предположить, что Гуссерль сам в рамках своего проекта феноменологической психологии предлагает для рассмотрения различные направления, или уровни, психологии. На это указывает Х. Дрюе в книге «Система феноменологической психологии Эдмунда Гуссерля» [17]. Однако представлены эти уровни в феноменологии Гуссерля разрозненно, что создает впечатление отсутствия системы феноменологической психологии.

Какие же уровни феноменологической психологии находит Х. Дрюе у Гуссерля? Во-первых, в Идеях I и II Гуссерль рассуждает о психологии как конкретной психофизической науке, т.е. науке о фактах. Но не следует забывать, что, поскольку мы находимся в рамках феноменологической психологии, основным методом которой является метод дескрипции, то такая психофизическая наука противостоит экспериментальной психологии. Во-вторых, Х. Дрюе выделяет чистую конкретную психологию, которая направлена на исследование конкретных психических переживаний. В-третьих, особое внимание уделяется утверждению Гуссерлем так называемой эйдетической или априорной психологии, что является центральным местом всей феноменологической психологии. В ряде мест эйдетическая психология отождествляется с феноменологической психологией. Подробные анализы мы можем встретить в «Амстердамских докладах». Но в поздний период творчества Гуссерля, в «Кризисе…», помимо эйдетического уровня эксплицируется уже четвертый — трансцендентальный уровень, -что задает тему трансцендентальной психологии и сближения ее с трансцендентальной философией.

Психофизическая психология

Первый уровень феноменологической психологии — психофизическая психология — представлен в основном в Идеях II. Но еще в Идеях I Гуссерль определяет психологию как науку, принципиально отличную от феноменологии. Здесь надо отметить, что в период Идей Гуссерль понимает психологию как науку о фактах, как науку о реальностях, существующих в пространственно-временном мире. И эти реальные факты являются со-принадлежными реальным субъектам [5, с. 20-21]. Именно эта сопринадлежность фактичного телесного субъективному психическому подробно анализируется в Идеях II. Так, в § 14 Идей II [18, S. 32-33] он говорит о «живых реальностях», о «воодушевленных телах», которые представляют собой многослойные, фундированные реальности. Все нематериальные реальности (в том числе и психические-душевные реальности) имеют нижний материальный уровень, который называется телом. Сопринадлежность нематериальных уровней и материального делает такие реальности конкретными целостностями, а также позволяет им быть пространственно локализованными и протяженными. Но наличие душевных качеств (а в некоторых реальностях и духовных качеств) принципиально отличает такую реальность от физической вещи. В § 18 [17, S. 55-58] Гуссерль рассуждает о необходимости тела для психических реальностей как органа восприятия. Во-первых, тело при восприятии превращается «в носителя нулевой точки ориентации», из которой психический субъект постигает пространство. С помощью телесных органов (рук, ног, глаз, ушей) психический субъект адаптируется в пространстве, а также мотивируется через эти телесные органы. Во-вторых, опыт психического субъекта необходимо конституируется через кинестетические ряды ощущений, которые, в свою очередь, мотивируют постижение психического субъекта. И здесь мы можем говорить о целой системе кинестетических ощущений с необходимостью мотивирующих познающего психического субъекта. Кроме того, если физическое тело оказывается повреждено, то изменению подвергаются и психические процессы. Поэтому здесь можно говорить о психофизической обусловленности, где нижний слой в качестве пространственной формы оказывается носителем смысловых вещей (Sinnendinge), конституирующихся субъективным способом ориентации [Ibidem, S. 65-75]. Весьма примечательно, что к рассуждениям о воодушевленных телах и психофизических обусловленностях Гуссерль обращается также в «Кризисе.», когда эйдетическая психология уже преобразуется в трансцендентальную. В этом произведении функционирование живых реальностей будет объясняться трансцендентальной функцией, которая заключена в пред-данности мира трансцендентальной субъективности [7, с. 292].

Чистая конкретная психология

Что касается второго уровня психологии — чистой конкретной психологии, которую выделяет Х. Дрюе, то здесь возникают некоторые эквивокации в понимании. Исследования конкретных переживаний базируются на результатах эйдетической психологии [14, с. 156], которая по Дрюе относится к третьему уровню. Поэтому, на наш взгляд, экспликация конкретных фактических переживаний является методом, с помощью которого подтверждается эйдетика переживаний. А значит, второй уровень психологии по Дрюе не отображает целостную систему феноменологической психологии Гуссерля. Как указывает Гуссерль, каждое фактическое переживание относится к определенному типу переживаний, и на основе этого мы можем говорить об эйдетической типологии переживаний. Но в рамках эйдетики мы выделяем многообразие различий, как то «интенциональный акт», «интенциональный предмет», «неинтенциональные переживания» и т.д. Каждая эйдетическая типика проявляется в многообразной конкретике, что указывает на необходимые корреляции между эйдетическим и фактическим. И здесь фактическое служит подтверждением эйдетическому, а эйдетическое определяет необходимую закономерность развертывания каждой конкретной фактичности. Кроме того, интерес к фактическим переживаниям в феноменологии Гуссерля, по мнению Ш. Тагуччи [22, S. 52-53] -современного японского феноменолога, — вызван обращением Гуссерля к чистому Я. И здесь необходимость очевидности фактических переживаний задается необходимостью очевидности чистого Я. И это опять же указывает на методологический характер исследования фактических переживаний.

Однако можно предположить, что обращение к конкретной феноменологической психологии связано с тем, что эйдетическая феноменология не получила широкого резонанса в самой психологии [13, с. 28]. В силу сложности языка и в дальнейшем в результате тяготения Гуссерля к трансцендентализму феноменолого-психологические идеи Гуссерля не были восприняты в полной мере. Но термин «феноменологическая психология» закрепился как нечто противостоящее экспериментальной психологии, хотя понимать под этим стали конкретную дескриптивную психологию, имеющую предметом исследование конкретных переживаний.

Эйдетическая психология

Эйдетическая психология, которую выше мы обозначили как центральную во всей системе феноменологической психологии, представляет собой априорную и чистую психологию. Для Гуссерля идея создания чистой психологии являлась исключительно важной, так как, по его мнению, это позволяло решать три задачи: во-первых, это обосновывало необходимость реформы в психологии, во-вторых, подводило к определению основ наук о духе, и, в-третьих, подготавливало переход к трансцендентальной феноменологии как абсолютной науке о духе [21, S. 5]. По всей видимости, изначально среди философов и психологов возникали различные истолкования предмета и метода чистой психологии. Первое истолкование касалось смешения собственно психологической области и философской. В целях прояснения этой проблемы Гуссерль называет чистую психологию «нефилософской феноменологией», которая изучает психическое, являющееся частью мира в естественной установке. Для перехода же к трансцендентальной феноменологии необходимо сменить установку с естественной на трансцендентальную.

В целях прояснения второго истолкования Гуссерль указывает на принципиальный момент «чистоты» данной науки, которая ориентирована на исследование сущности психического. Он говорит, что недостаточно описывать свой конкретный внутренний опыт, но следует с помощью метода идеации подходить к сущностным формам всего психического [3, с. 304]. И вот здесь важным оказывается открытое еще Брентано свойство ин-тенциональности сознания. Интенциональность как «направленность сознания на…» обнаруживает в себе устойчивые априорные структуры, как то «интенциональные акты» (восприятие, воспоминание, фантазия и др.) и «интенциональные предметы» (воспринятое, представленное, вспомненное, помысленное и т.д.). В феноменологии Гуссерля они получают названия соответственно «ноэза» и «ноэма». Именно на исследование ноэтико-ноэматической структуры и направлена чистая априорная психология. Следует отметить, что обнаружение внутри интенциональности целого ряда различий является особой заслугой Гуссерля. Ни Брентано, ни Дильтей -как непосредственные предшественники Гуссерля — не выделяли ноэтической и ноэматической сторон.

Что касается архитектоники чистого сознания, то здесь Гуссерль отдает приоритет исследованию ноэтиче-ских актов, которые подразделяются на интеллективные, эмоциональные и волевые акты. Каждый вид акта руководствуется определенными принципами разума. А значит, мы можем говорить о так называемой феноменологической теории разума, которая является ноэтической рациональной психологией [21, S. 7]. Феноменологическая теория разума как рациональная психология входит в структуру чистой психологии как одна из составных ее частей. В дальнейшем, рассматривая онтологические проблемы, обусловленные теорией разума, мы приходим к установлению формальной логики, формальной аксиологии и формальной практики как нормативных онтоло-гий [5, с. 454]. Можно сказать, что Гуссерль стремится продолжить исследования Канта по рациональной психологии, которые требуют проникновения в субъективную дедукцию (от чего Кант собственно отказался).

Кроме активных, объективирующих интенций Гуссерль также говорит о пассивных рецептивных интенциях. Рецептивность играет важную роль во всей структуре сознания. Сюда мы можем отнести все феномены горизонтного сознания, задающие направленность объективирующим интенциям. Поэтому все пассивные интенции, можно сказать, играют роль тенденций и составляют нижний уровень, с которого начинается все интенциональное конституирование. Также для приведения к чистоте интенциональных моментов, как ноэтических, так и ноэматических, используется метод эйдетических вариаций, что позволяет обнаружить инвариант, т.е. сущностную часть, всех интенциональных моментов.

Исходя из выше рассмотренного, все исследование структуры чистого сознания можно представить в виде трех частей. На это указывает Ульрих Мелле в своей статье «»Исследование структуры сознания»: введение

Гуссерля в феноменологическую психологию» [21]. Первая часть носит название «Активность и пассивность», предметом которой является исследование всей фундаментальной структуры интенциональных актов вообще. Вторая часть называется «Конституирование мира, душа и воля». Здесь внимание исследователя должно быть сосредоточено на исследовании и описании специфики эмоциональных и волевых актов. Третья часть носит название «Модальность и тенденция», и она состоит из двух гетерогенных разделов. Первый раздел имеет предметом изучение модусов позициональности и сознания возможности. Сюда входит анализ смены установок, а также исследование различий естественной и трансцендентальной установок, с одной стороны, и исследование различий позициональной и нейтральной установок, с другой стороны. Второй раздел ориентирован на исследование тенденций, инстинктов и различных пассивных интенций.

Следующий момент касается прояснения методической стороны эйдетической психологии. В «Амстердамских докладах» Гуссерль говорит о необходимости основать априорную науку [3, с. 316]. Но к этой науке можно прийти с помощью соответствующих методов. Во-первых, такая наука требует рефлексивного прояснения и аподиктического усмотрения, а также использования метода эйдетической редукции. Именно благодаря методу эйдетической редукции мы приходим к «чистоте» исследуемых феноменов, дистанцируясь методически от психофизической стороны и интерсубъективности, которые также относятся к сфере феноменологической психологии.

Трансцендентальная психология

Не следует смешивать эйдетическую и трансцендентальную редукции. Последняя выводит нас за пределы мирского и заставляет занять трансцендентальную позицию. Поэтому трансцендентальная редукция является следующим за эйдетической редукцией методическим шагом и символизирует переход к трансцендентальной феноменологии.

Однако, используя метод редукции, мы замечаем, что границы между психологией и феноменологией размываются. Это проявляется в том, что психология оказывается принципиально отличной от других наук, а значит, и методы исследования должны быть принципиально другие. Гуссерль говорит, что психические феномены можно познать только рефлексивным путем, и также необходимо применять феноменологическую редукцию, которая «выключает» значимости объективного мира [7, с. 323, 326-327]. Только используя метод редукции, можно сосредоточиться на интенциональной структуре сознания [5, с. 149, 171-172]. Но это говорит о том, что интенциональные переживания не являются «вещами», а являются феноменами сознания. Кроме того, феномены сознания с выключенными бытийными значимостями являются не только имманентными переживаниями, но и трансцендентными, т.е. такими, которые в своей функции «наделения смыслом» выходят за рамки самого сознания. А значит, сознание по своей сути является трансцендентальным сознанием [Там же, с. 116]. Поэтому говорить, что психология является наукой о «реальностях», можно весьма условно.

Этого придерживается и Изо Керн [20, S. 213-218]. Размышляя о пути, направленном на раскрытие интен-циональной психологии с помощью редукции, он указывает на три существенных момента этого пути. Во-первых, данный путь создает конфронтацию между науками. Если нас интересует чисто физическое, то мы должны абстрагироваться от психического. Если же наш интерес направлен на раскрытие чисто психического, то мы должны абстрагироваться от физического. Данный признак метода указывает на то, что раскрытие чистого интенционального есть только первый методический шаг, который не демонстрирует перед нами целостный феномен психического, но лишь предуготовляет его. Во-вторых, абстрагирование от физического происходит совершенно иначе. Если мы хотим сосредоточиться на чисто физическом, то мы находимся в естественной установке и воспринимаем только простые физические тела. Иначе — с чистым психическим. Для его раскрытия мы не можем уже оставаться в естественной установке и должны занять позицию незаинтересованного наблюдателя. А это уже приближает нас к трансцендентальному. В-третьих, редуцирование отдельных переживаний не приводит к чистому психическому, так как анализ горизонтного сознания указывает, что каждое переживание неразрывно коррелирует с миром и имеет значимость через мир. Значит, для приведения к «чистоте» психического необходимо осуществлять универсальную редукцию, которая подводит нас уже к трансцендентальной психологии. Здесь Изо Керн задается вопросом: возможна ли эйдетическая редукция как момент абстрагирования, или все же следует проводить сразу трансцендентальную редукцию, которая имеет несколько иной смысл. При проведении трансцендентальной редукции корреляционные связи между ego, миром и интерсубъективностью не исчезают, но меняется поворот взгляда. Интенциональные переживания в трансцендентальной установке раскрывают свою трансцендентальную природу как момент означивания и наделения смыслом всего, что относится и не относится к моему собственному потоку переживаний. Но о различении между «моим» и «другим» потоками сознания в трансцендентальном поле можно говорить только условно. Поэтому «чистая» психология растворяется в трансцендентальной психологии. И тогда «чистота», т.е. эйдетическое, будет являться тем, что образуется в результате самообъективации абсолютной субъективности [7, с. 345], под которой Гуссерль понимает изначальное поле корреляционных взаимодействий между интенционально психическим и миром.

В итоге мы обнаруживаем изменение трактовок Гуссерлем соотношений между феноменологической психологией и трансцендентальной феноменологией. Если в Идеях I Гуссерль противопоставляет феноменологию как философию и психологию как опытную науку, а в «Амстердамских докладах» и в статье Британики [8] он говорит об эйдетической психологии, которая имеет своим предметом сущностные структуры субъективности, находящейся в естественной установке, в отличие от чистой феноменологии, имеющей своим предметом трансцендентальные условия возможности опыта как такового, то в «Кризисе.» Гуссерль утверждает, «что существует только трансцендентальная психология, тождественная трансцендентальной философии» [7, с. 339].

Но различия между эйдетической психологией и трансцендентальной феноменологией все-таки утверждаются Гуссерлем, правда уже после того, как мы раскрыли свои трансцендентальные истоки и обогащенные этими знаниями возвращаемся на «реальную» почву [Там же, с. 346-347]. Однако, с другой стороны, мы также можем говорить о параллелизме чисто психического и трансцендентального, когда о трансцендентальном конституировании объективного мира мы рассуждаем, находясь в естественной установке. В этом случае чистая психология предстает в виде развертывания внутренних психических процессов, а это выдает ее трансцендентальную наивность [6, с. 168].

Неинтенциональное содержание в составе психического Следующим важным моментом является то, что не все переживания, обнаруживаемые в потоке сознания, являются интенциональными. Помимо интенциональных переживаний в потоке сознания обнаруживается также неинтенциональное содержание, к которому Гуссерль относит реальные моменты и конкретные части. Эти реальные моменты, являясь переживаниями, не обладают интенцией, направленностью, а значит, не обладают функцией «наделения смыслом» [5, с. 112]. Под реальными моментами Гуссерль понимает «гилети-ческие данные», или данные ощущений. Здесь под вопросом оказывается традиционное понимание сущности психического, ибо традиционно «когда философические психологи говорили о психическом, они

направляли свой взгляд по преимуществу на то, что вносит сюда интенциональность, тогда как чувственные моменты оставались за телом и деятельностью его органов чувств» [Там же, с. 271].

Следует ли относить ощущения к психическому или нет? Данный вопрос представляется важным. По Гуссерлю, ощущения, не обладая интенциональностью, тем не менее являются «материалом» для оформления интенциональности как таковой. В Идеях I он говорит об интенциональной ¡юрфц и сенсуальной vXr) как единой интенциональной структуре [Там же, с. 267]. Поэтому возникает обоснованная необходимость расширить понятие сознания, относя к предмету феноменологической психологии переживания в широком смысле, как интенциональные переживания, так и гилетические данные, являющиеся материальными моментами сознания. В подтверждение этому Гуссерль говорит, что «в потоке феноменологического бытия есть слой материальный и слой ноэтический» [Там же, с. 272].

Однако ощущения, как то осязание, обоняние, зрение, слух, вкус, неразрывно связаны с телесностью. Поэтому, если мы говорим о чисто психическом и чисто телесном как об отдельных моментах человеческой субъективности, то имеется в виду только временное методическое их разделение, от которого в дальнейшем следует отказаться. Также если на пути развертывания феноменологической психологии мы приближаемся к трансцендентальной феноменологии и от человеческой субъективности мы переходим к понятию трансцендентальной субъективности, то психические, телесные, а также духовные моменты оказываются неразрывно связанными и имеющими общий исток в трансцендентальной субъективности.

Итак, резюмируя, укажем, что проект феноменологической психологии, предложенный Гуссерлем, имеет ряд особенностей, отличающих его от всех представленных выше вариантов психологии. Во-первых, одним из основных методов феноменологической психологии, кроме дескрипции, является метод редукции. Во-вторых, в результате использования метода редукции мы выделяем особую область феноменов сознания, что не позволяет говорить о ней как об объективной науке. В-третьих, феноменологическая психология оказывается, по сути, трансцендентальной феноменологией, так как сознание в своей интенциональной составляющей раскрывает себя как трансцендентальное сознание, т.е. способное «наделять смыслом» все, что выходит за его рамки. В-четвертых, неинтенциональные переживания оказываются основой, на которой конституируются интенциональные переживания. Неинтенциональные переживания представляют собой разнообразные корреляционные связи между миром, другими субъектами и телесностью, проявляющиеся в гори-зонтной интенциональности и в рецептивности. И это является полем трансцендентальной феноменологии. Поэтому мы придерживаемся взгляда, что феноменологическая психология может быть раскрыта только с трансцендентальных позиций. И это является истоком объективирующей и конституирующей субъективности как таковой. Если же мы находимся в естественной установке, то можем ухватить только отдельные стороны психических явлений. Именно поэтому, на наш взгляд, феноменологическая психология обычно понимается как метод описания конкретных переживаний. Но это является весьма существенным упрощением и редуцированием всего проекта феноменологической психологии и не раскрывает его сути.

Список источников

1. Громов Р. А. Дефиниция и дескрипция у Брентано и Гуссерля. Языковые игры в феноменологии сознания // Horizon. Феноменологические исследования. 2012. Т. 1. № 1. С. 7-27.

2. Громов Р. А. Проекты дескриптивной психологии в немецкой философии XIX века // Ежегодник по феноменологической философии. 2015. Вып. 4. С. 169-184.

3. Гуссерль Э. Амстердамские доклады // Гуссерль Э. Избранные работы / сост. В. А. Куренной. М.: Территория будущего, 2005. С. 297-340.

4. Гуссерль Э. Введение к лекциям по феноменологической психологии // Логос. 2014. № 4 (100). С. 187-214.

5. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии: в 3-х кн. / пер. с нем. А. В. Михайлова; вступ. ст. В. А. Куренного. Изд-е 2-е. М.: Академический Проект, 2009. Кн. 1. 489 с.

6. Гуссерль Э. Картезианские медитации / пер. с нем. В. И. Молчанова. М.: Академический Проект, 2010. 229 с.

7. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология (введение в феноменологическую философию) / пер. с нем. Д. В. Скляднева. СПб., 2004. 398 с.

8. Гуссерль Э. Феноменология (статья в Британской энциклопедии) // Логос. 1991. № 1. С. 12-21.

9. Куренной В. А. Полемика профессионалов: конкуренция и опровержение исследовательских программ в современной философии // Логос. 2014. № 4. С. 105-146.

10. Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому / вступ. ст. А. Ф. Зотова. М.: Территория будущего, 2005. 304 с.

11. Наторп П. Философия и психология // Наторп П. Избранные работы / сост. В. А. Куренной. М.: Территория будущего, 2006. С. 25-54.

12. Орлова Ю. О. Интенциональность и рефлексия. Философские проблемы рефлексивного опыта сознания в философии И. Канта и Э. Гуссерля: дисс. … к. филос. н. СПб., 2006. 197 с.

13. Улановский А. М. Феноменология в психологии и психотерапии: прояснение неотчетливых переживаний // Московский психотерапевтический журнал. 2009. № 2. С. 27-51.

14. Шиян A. А. Один путь психологии и куда он ведет // Логос. 2010. № 5 (78). С. 154-165.

15. Шкуратов И. Н. Феноменологический подход в психологии: история и перспективы (по работам Э. Гуссерля): дисс. … к. филос. н. М., 2002. 180 с.

16. Шпигельберг Г. Феноменологическое движение. Историческое введение / пер. с англ. под ред. М. Лебедева, О. Никифорова. М.: Логос, 2002. 680 с.

17. Drüe H. Edmund Husserls System der phänomenologischen Psychologie. Berlin: Walter de Gruyter, 1963. 328 S.

18. Husserl E. Ideen zu einer reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie. Zweites Buch: Phänomenologische Untersuchungen zur Konstitution / hrsg. von M. Biemel. Husserliana IV. Den Haag: Martinus Nijhoff, 1952. 426 S.

19. Husserl E. Phänomenologische Psychologie. Vorlesungen Sommersemester. 1925 / hrsg. von W. Biemel. Husserliana IX. Den Haag: Mfrtinus Nijhoff, 1968. 336 S.

20. Kern 1 Husserl und Kant. Eine Untersuchung über Husserls Verhaltnis zu Kant und zum Neukantianismus. Den Haag: Martinus Nijhoff, 1964. 448 S.

21. Melle U. «Studien zur Struktur des Bewusstseins»: Husserls Beitrag zu einer phänomenologischen Psychologie // Feeling and Value, Willing and Action / ed. by M. Ubiali, M. Wehrle. Cham: Springer International Publishing, 2015. S. 3-11.

22. Taguchi Sh. Das Problem des «Ur-Ich» bei Edmund Husserl. Dordrecht: Springer, 2006. 260 S.

REFLECTIONS ON PHENOMENOLOGICAL PSYCHOLOGY

Terent’eva Tat’yana Aleksandrovna

Ural Federal University named after the first President of Russia B. N. Yeltsin, Yekaterinburg

Ariadna_tatyana@mail. ru

The article reveals the content of the notion «phenomenological psychology», which, being the idea of Husserl, has become widespread both among the philosophers of the existential and hermeneutic trend, and among psychologists. The main focus of the work is on the consideration of various levels of the system of phenomenological psychology, as well as on the problem of various interpretations of the notion «phenomenological psychology» by Husserl himself throughout the whole period of his creative work. The author points out that the complexity of the definition of this notion is related to the proximity of phenomeno-logical psychology to transcendental phenomenology, and also to the inclination of Husserl himself to transcendentalism.

Key words and phrases: phenomenological psychology; eidetic psychology; transcendental phenomenology; eidetic reduction; transcendental reduction; intentional experience; hyletical data; absolute subjectivity.

УДК 14.141; 24.241.513 Дата поступления рукописи: 02.02.2018

https://doi.org/10.30853/manuscript.2018-1.20

В статье рассматривается отношение философского и христианского понимания проблемы свободы человека. Исследуется философский смысл христианского учения о свободе воли, его философские основания и религиозные предпосылки. Вскрывается смысловое единство понимания и интерпретации проблемы свободы человека в современном философском и религиозном мировоззрении путем ретроспективного анализа, логического соотнесения и рефлексивного сопряжения философских понятий «абсолютное», «Бог», «человек», «воля», «свобода», «совесть», «любовь», «жертва» и соответствующих им религиозных представлений.

Ключевые слова и фразы: абсолютное; Бог; человек; воля; свобода; совесть; любовь; жертва.

Хомелев Геннадий Владимирович, д. филос. н., доцент

Санкт-Петербургский государственный экономический университет homelev@yandex. ги

ФИЛОСОФСКИЙ И РЕЛИГИОЗНЫЙ СМЫСЛ ХРИСТИАНСКОГО УЧЕНИЯ О СВОБОДЕ ЧЕЛОВЕКА

Отношение философского и христианского понимания проблемы свободы человека, поиск возможных граней соприкосновения и общей интерпретации является сегодня, несомненно, одной из актуальных проблем, затрагивающих основы современного мировоззрения. Что такое свобода человека в христианском миропонимании?

Аннотация

спецкурса для студентов 3-го и 4-го курсов философского факультета РГГУ «Психология конца XIX — начала XX вв. и идея феноменологической философии» (прочитан с 15 февраля по 24 мая 1999 г.)

Основная цель курса: подготовить студентов к восприятию последующих, более специальных курсов феноменологической ориентации, посвященных отдельным проблемам философии Э. Гуссерля.

 

В соответствии с этой основной целью, курс был разбит на 4 блока:

I. Программа феноменологии Э. Гуссерля как «строгой науки» (1910-1913 гг.).

В этой части курса были рассмотрены некоторые задачи и противопоставления феноменологии, которые стали с того времени классическими:

– строгая наука

– логика

– психологизм

– натурализм

– историзм/историцизм

– идея описания

Таким образом, студентам был даны самые общие ориентиры последующего обращения к истории философии XIX — начала XX вв.

II. Вторая часть курса была посвящена разбору некоторых основных понятий, используемых в феноменологии Гуссерля (Schein; Erscheinung; Bewusstsein; Reflexion и др.) в аспекте их «более традиционного» значения.

III. Третья часть курса была посвящена психологическим теориям Фр. Брентано, В. Дильтея и значению сформулированных в них идей для феноменологии.

IV. Был произведен заключительный анализ феноменологических идей Э. Гуссерля и проекта новой философии, разработанного на рубеже веков.

Был показано, в чем состоит родство и различие философских программ В. Дильтея и Э. Гуссерля.

Итоги спецкурса, важность проблематики:

Тот, кто впервые сталкивается с феноменологией Э. Гуссерля, для осмысленного углубления в нее как правило вынужден принимать основополагающие определения понятий и противопоставления. При последующем рассмотрении более конкретных проблем (данности, очевидности, времени, сознания, конституции) проверка и осмысление этих базовых идей часто не проводится, поскольку они становятся элементами «оперативного» метаязыка исследователя, доказывающими свою эффективность при анализе конкретных областей исследования.

В материалах спецкурса была сделана попытка реконструировать продолжение полемики между философией и жизни и феноменологии и показать общность философских задач этих двух традиций.

Основными материалами, на которых строился курс, были переводы работ Э. Гуссерля, а также трудов по психологии В. Дильтея и Д.С. Милля. Были использованы также современные исследования (статьи и монографии).

К блоку III:

Третий блок курса был, в свою очередь, разделен на три части:

а) Краткая характеристика психологических трудов Фр. Брентано.

б) Характеристика господствующих школ естественно-научной психологии второй половины XIX в.

в) Рассмотрение «Описательной психологии» В.Дильтея и последующей критики этой работы представителями традиционных психологических школ.

Основное внимание было уделено резкой критике Г. Эббингауза, из-за которой Дильтей оказался «отлучен» от психологического сообщества того времени в период наиболее плодотворной стадии развития своего философствования. Всевозможные попытки возразить Эббингаузу в форме более развёрнутого разъяснения не были Дильтеем осуществлены, ему пришлось довольствоваться кратким, сдержанным изложением своей концепции во введении к следующему академическому исследованию «Вопросы изучения индивидуальности» (1895/96), запланированному в качестве более развёрнутого продолжения Идей и уже подготовленному ко времени выхода в свет критики Эббингауза. Это сочинение, которое прежде было озаглавлено «О сравнительной психологии» безусловно, по имеющимся на то причинам, не было разработано по первоначальному плану и осталось в виде фрагмента. Статья Эббингауза не только оказала непосредственное влияние на дальнейший ход мыслей самого Дильтея, но в значительной мере воспрепятствовала адекватному восприятию его философствования. Так, например, Гуссерль признался, что, к его сожалению, он «находясь под влиянием блестящей критики Эббингауза, не счёл нужным прочитать важную работу Дильтея». (Husserl E., Husserliana, Band IX. Phaenomenologische Psychologie.Den Haag 1962, S.34.).

Но полемика Эббингауза не только воплотила собой цезуру на дильтеевский способ философствования и определила характер его воздействия, но впоследствии она стала столь значима для восприятия философии Дильтея, что представляется резонным утверждать: Дильтей, наряду со спровоцированным критикой Эббингауза провалом его систематической работы над проектом фундаментального обоснования наук о духе, в контексте которого и были значимы наброски Идей , пришёл к отказу от периода «психологической» мысли для того, чтобы при возобновлении работы над программой Критики исторического разума — будучи во многом обязанным влиянию гегелевской философии обьективного духа и гуссерлевской критике психологизма – попытаться дать новое, «герменевтическое» обоснование наук о духе. Этот тезис о повороте от Дильтея «психологического» к «герменевтическому», оспаривать который здесь нет нужды, несмотря на выраженную в нём констатацию, безусловно, нового стимула , истоки которого лежат в обращении внимания Дильтея к Гегелю и Гуссерлю, не в последнюю очередь является свидетельством непрояснённости тех связей, для понимания которых и были разработаны различные планы и проекты систематического основоположения наук о духе. Без проникновенного понимания систематических основоположений и самой архитектуры Критики исторического разума необходимым образом останутся непрояснённымикомплексное дильтеевское понятие «психология», специфическая значимость «психологического основоположения» а также отношения «психологии» и «герменевтики».

 

Школа Дильтея и круг феноменологов

 

Принимая во внимание тот большой резонанс в литературоведении и искусствоведении, который имела книга Дильтея Переживание и поэзия , опубликованная в 1906 году, а также сочинение 1911 года о типах мировоззрений, безусловно, стоит сказать, что встреча и спор между школой Дильтея и феноменологией (в широком смысле слова, когда к феноменологии причисляют и Хайдеггера), является наиболее целостным событием в истории влияния философии Дильтея. Сам он понял Логические исследования Гуссерля как дальнейшее развитие своих начал , изложенных в Идеях , и уже в 1905 году, в докладах Академии Берлина ссылался на это «эпохальное» исследование. Со своей стороны, Гуссерль, кажется, обратил внимание на эту общность интересов лишь тогда ,когда он узнал, что Дильтей на своём семинаре обсуждал Логические исследования . В ответ на это он съездил в Берлин к Дильтею весной 1905 и провёл там беседы, которые по словам самого Гуссерля, имели для него большое значение. Позже, уже во время летнего семестра 1905 года в Геттингене, на семинаре по истории философии, Гуссерль обсуждал наряду с текстами Виндельбандта и Риккерта, «понимающую психологию» Дильтея. Двадцать лет спустя, во введении к его лекциям по Феноменологической психологии , он сообщает о том, что до этой встречи 1905 года «был мало восприимчив к значимости трудов Дильтея» и «находясь под влиянием блестящей антикритики Эббингауза, не счёл нужным прочитать важную работу Дильтея.»

Высокая оценка Дильтеем Логических исследований и деятельности их автора в целом была засвидетельствована не только в ссылках Штудий от 1905 года , но и в воспоминаниях современников, благодаря чему складывается впечатление о наличии дружеских отношений между коллегами. Тем более ошеломляюще должен был подействовать резкий выпад Гуссерля против заблуждений новой «мировоззренческой философии» в сочинении «Философия как строгая наука», опубликованном в журнале «Логос» от 1911 года. В том же году вышел в свет сборник»Мировоззрение, философия и религия», где Дильтей и его ближайшие ученики вместе с рядом таких выдающихся авторов как Наторп, Зиммель и Трёльч, обсуждали различные аспекты актуальной тогда темы «мировоззрения». Гуссерль ссылается на этот том, в особенности на статью Дильтея о «Типах мировоззрения и их образовании в метафизических системах». Но было бы ошибочно принимать сочинение в «Логосе» за памфлет, адресованный Дильтею. Сам Гуссерль ретроспективно охарактеризовал его как «предварительную программную переработку универсально-философского смысла новой феноменологии». Это означает, в первую очередь, критическое несогласие с новыми разработками в области «психологического натурализма». Здесь он движется, безусловно не называя имени Дильтея, совершенно в том же направлении, какому следовал автор «Идей», когда он боролся за психологию «без призрака естественно-научного метода, подобного физико-химическому» (E. Husserl, «Philosophie als strenge Wissenschaft», в : Logos I (1910/11), S.309).Лишь значительно сокращённая вторая часть сочинения, из которой, опять же, были опубликованы лишь некоторые страницы, занимается проблемой «историзма и мировоззренческой философии». И здесь Гуссерль ссылается на Дильтея в манере, вызывающей полное недоумение и по-настоящему не обьяснённой даже последующей перепиской.

По его мнению, стоит указать на связь между историцизмом, скептицизмом и мировоззренческой философией: при констатации исторического характера сознания было бы более уместным признать относительность отдельных философских истин и систем. Таким образом, современная философия, вместо того, чтобы быть строгой наукой, пытается удовлетворить потребность в унифицированной мировоззренческой всеобщей концепции. Гуссерль не оспаривает ценность и право на подобную мировоззренческую философию, коль скоро она отдаёт себе отчёт в «низком уровне своих научных результатов» (E. Husserl, Philosophie als strenge Wissenschaft, a.a.O., S. 328). Он борется против скепсиса исторической предпосылки мировоззренческой философии. Он сомневается в том, что указав на историческое многообразие культурных явлений, вообще может быть выявлен обусловленный характер обьективной законности религии и философии. Изучаемые историком сиюминутные ценности имеют такое же отношение к объективной законности , как и тусклые формы явления к платоновской идее. В этой связи Дильтей оказывается представителем дифференцирующего метода понимания, при помощи которого, даже при условии теоретического отвержения исторического скептицизма, всё же невозможно найти практического решения апорий релятивизма.

В этом торжественном обращении вызывает недоумение попеременная смена критики и одобрения, когда успех Дильтея как историка духа выглядит как предпосылка тех мировоззренческих позиций, с которыми и боролся Гуссерль. В своих письмах лета 1911 года Дильтей хотя бы для себя пытается прояснить эту ситуацию. Эти письма и ответ Гуссерля впервые были опубликованы в виде отрывков в заключительной части статьи «Жизненная философия и феноменология», которая была издана Георгом Мишем в Философском бюллетене 1929/30 гг. До публикации Вальтером Бимелем в 1957 году всех писем, это был ,единственный источник, из которого можно было узнать об их отношениях, и который тем самым обрёл свою особенное, значимое место в истории влияний.

Феноменологическая психология | Понятия и категории

ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ — априорная психологическая наука, основанная на принципах феноменологии и выступающая методической и содержательной параллелью трансцендентальной феноменологии; в соответствии с установками феноменологической философии науки она является эйдетическим фундаментом экспериментальной психологии. Созданная Гуссерлем психология исходит из базисного различения реальных психических процессов и полагаемых ими идеальных смыслов. В отличие от позитивной психологии феноменологическая, или «чистая», психология пытается избежать натурализации психического и стремится не к каузальному объяснению психической жизни, а к мотивационному ее осмыс-лению. «Чистота» Ф.п. означает прежде всего чистоту от всего психофизического, а также чистоту проведения опыта, т.е. освобождение его от всех привносимых извне предположений. Феноменологи убеждены, что такая чистота может быть достигнута только в результате осуществления феноменолого-психологической редукции. В процессе редукции всякая внешняя реальность превращается в коррелят психического как нечто воспринимаемое, вспоминаемое и т.д., т.е., так или иначе переживаемое. В качестве основной характеристики психических переживаний рассматривается интенциональность. Редукция обращает в феномен сознания не только внешний мир, но и наше эмпирическое Я. Благодаря этому мы получаем возможность дескриптивно исследовать свою интенционально разворачивающуюся душевную жизнь.

Универсальная задача Ф.п. состоит в систематическом изучении типов и форм интенциональных переживаний, в постижении природы и априорных (сущностных) структур психического. Решение этой задачи предполагает использование феноменологического метода сущностного видения — идеации. Только путем идеации могут быть получены априорные истины о чистом психическом бытии, раскрываемом в феноменолого-психологической и эйдетической редукциях. Однако сама по себе Ф.п. не способна создать чисто априорное учение о сознании в его полной универсальности, поскольку ее иссле-дование проводится в «трансцендентальнонаивной» установке (см. Естественная установка). Поэтому Ф.п. может служить лишь подготовительной стадией для философского рассмотрения деятельности субъективности в трансцендентальной феноменологии.

Помимо основополагающих трудов Гуссерля особую значимость в области Ф.п. имеют исследования Ж.-П. Сартра по теории эмоций и по структуре образного сознания, а также феноменология восприятия М. Мерло-Понти, основным тезисом которой является утверждение о ведущей роли восприятия в нашем опыте, первичности перцептуального сознания, посредством которого человек изначально связан с окружающим его миром. Анализ восприятия сопряжен у Мерло-Понти с выявлением и описанием феномена тела как особого рода бытия, опосредствующего бьггие «чистого» сознания и вещного мира.

Литература:

Husserl Е. Phanomenologische Psychologie (Husserliana, 9). Den Haag, 1968;

Husserl E. Krisis der europaischen Wissenschaften und die transzendentale Phanomenologie (Husserliana, 6, 29). Den Haag, 1976, 1992;

Гуссерль Э. Амстердамскиедоклады. Феноменологическая психология//Логос. 1995.№3; 1994.№5;

Сартр Ж.-П. Воображение//Логос. 1992. № 3;

Sartre J.Р. Esquisse d’une theorie des emotions. P., 1939; Sartre J.P. L’Imaginaire.P., 1940;

Мерло-Понти M. Око и дух. M., 1992;

Merleau-Ponty М. Phenomenologie de la perception. P., 1945.

Словарь философских терминов. Научная редакция профессора В.Г. Кузнецова. М., ИНФРА-М, 2007, с. 615-616.

Феноменология женских сексуальных переживаний | Ефанова

1. Айзман Н.И. Структурно-функциональный анализ сексуальности // Сибирский педагогический журнал. — 2009. — № 9. — С.275–285.

2. Билич Г.Л. Справочник по сексологии [Текст]. — М.: Изд-во Оникс. — 2007. — 624с.

3. Бурлакова Н.С., Олешкевич В.И. Феноменологический метод в психологии: движение к адаптации в духе позитивизма или к развитию? // Консультативная психология и психотерапия. — 2017. — Том25. — С.8–27. doi:10.17759/cpp.2017250102

4. Василюк Ф.Е., Карягина Т.Д. Личность и переживание в контексте экспириентальной психотерапии // Консультативная психология и психотерапия. — 2017. — Т.25. — С.11–32. doi: 10.17759/cpp.2017250302

5. Ворник Б.М. Женская сексология и сексопатология. 2-е изд. — М.: ГЭОТАРМедиа. — 2017. — 432с.

6. Девятых С.Ю. Социокультурные основания сексуальности: монография / Науч. ред. В.А. Сонин. — Смоленск: Изд-во СмолГУ. — 2009. — 164с.

7. Ильин Е.П. Психофизиология состояний человека. — СПб.: Питер. — 2005. — 412с.

8. Исаев Д.Д., Субкевич Д.И. Факторы, связанные с сексуально-эротической удовлетворенностью женщин // Педиатр. — 2013. -Т.IV. — С.89–91.

9. Кащенко Е.А., Агарков С.Т. Сексуальность в цивилизации: социогенез сексуальности. — Издво: Издательские решения. — 2015. — 562с.

10. Коган М.И., Перехов А.Я. Женские сексуальные дисфункции. — М.: Практическая медицина. — 2011. — 206с.

11. Колбенева М.Г., Александров Ю.И. Органы чувств, эмоции и прилагательные русского языка: Лингво-психологический словарь. Ин-т психологии РАН. — М.: Языки славянских культур. — 2010. — 368с.

12. Лазариди М.И. Психические состояния в полевом описании: номинативно-функциональный аспект: Монография. — М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК». — 2010. — 352с.

13. Менделевич В.Д. Психология девиантного поведения. Учебное пособие. — СПб.: Речь. — 2008. — 445с.

14. Салихова Н.Р. Контекстуально-уровневый подход к переживанию // Ученые записки Казанского университета. — 2011. — Т.153. — С.78–88.

15. Сидоров П.И., Дерягин Г.Б. Сексуальное поведение и насилие: Монография. — М.: МЕДпрессинформ. — 2007. — 272с.

16. Тагильцева, А.В. Переживание кризиса болезни женщинами с сексуальными дисфункциями // Вестник СПбГУ. Сер. 12. — 2010. — Вып.1. — С.125–130.

17. Тагильцева А.В. Внутренняя картина сексуального здоровья у женщин с сексуальными дисфункциями: автореф. дис. … канд. психол. наук. — СПб. — 2010. — 24с.

18. Фахрутдинова Л.Р. Психология переживаний человека. — Казань: Изд-во Казан. гос. унта. — 2008. — 676с.

19. Хащенко Е.П., Уварова Е.В. Сексуальное функционирование женщины в браке в разные возрастные периоды // Личность, семья и общество: вопросы педагогики и психологии. — 2013. — № 31. — С.121–126.

20. Assessment of Female Sexual Dysfunction: A Review and Proposal for a Standardized Screener / A. Giraldi [et al.] // J. Sex Med. — 2011. — Vol. 8. — P.2681–2706.

В МПГУ прошла Всероссийская юбилейная научно-практическая конференция «Феноменология развития и бытия личности»

В МПГУ 19 – 21 ноября 2018 г. прошла Всероссийская юбилейная научно-практическая конференция с международным участием «Феноменология развития и бытия личности» в честь 30-летия кафедры психологии развития личности МПГУ и 25-летия журнала «Развитие личности».

В работе конференции приняло участие более 700 человек из разных регионов России и мира. 11 городов России: Екатеринбург, Ижевск, Иркутск, Киров, Москва, Ростов-на-Дону, Санкт-Петербург, Сергиев Посад, Улан-Удэ, Южно-Сахалинск, Ярославль. 10 зарубежных стран: Ангола (Луанда), Армения (Ереван), Болгария (София), Вьетнам (Дананг), Донецкая Народная Республика (Горловка), Китай (Пекин, Харбин), Республика Беларусь (Брест), Сирия (Дамаск), США (Нью-Йорк, Сан-Франциско), Эстония (Таллин).

Торжественное открытие конференции состоялось 19 ноября 2018 г. в Ленинской аудитории Главного корпуса МПГУ, которое началось с приветственных поздравлений ученых, представителей научных и образовательных организаций.

Юрий Петрович Зинченко, президент РАО, декан психологического факультета МГУ, президент РПО, академик РАО, д.психол.н., профессор, в своем выступлении отметил, что отмечаемые юбилеи – это не только праздник кафедры психологии развития личности МПГУ, журнала «Развитие личности» и их основателя Валерии Сергеевны Мухиной, заслуженного деятеля науки РФ, академика РАО, д.психол.н., профессора, научного руководителя кафедры психологии развития личности МПГУ, почетного профессора МПГУ, но это праздник для всей отечественной психологии, оценив грандиозный вклад научной школы В.С. Мухиной «Феноменология развития и бытия личности» в психологическою теорию и практику.

Ю.П. Зинченко вручил В.С. Мухиной Благодарность за заслуги в развитии науки и многолетнюю добросовестную работу от президента РФ В.В. Путина.

Альберт Анатольевич Лиханов, президент Всероссийского детского фонда, академик РАО, писатель, отметил неоценимый вклад В.С. Мухиной в оказании психологической помощи детям при землетрясении в Спитаке, теракте Беслане и пр., назвав ее чудотворницей и вручив Орден благоверного царевича Димитрия Угличского и Московского от патриарха московского и всея Руси Кирилла и Всероссийского детского фонда – награду Русской православной церкви за выдающиеся заслуги в деле попечения и защиты детей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации.

Виктор Павлович Дронов, первый проректор МПГУ, академик РАО, д.геогр.н., профессор, от лица ректора университета Алексея Владимировича Лубкова, члена-корреспондента РАО, д.ист.н., профессора, и от себя лично, поздравил кафедру, журнал и В.С. Мухину с юбилеями, отметив их значимость в развитии университета и в решении важнейших общегосударственных задач.

Ирина Владимировна Дубровина, главный научный сотрудник Лаборатории научных основ детской практической психологии, академик РАО, д.психол.н., профессор, от себя и от имени Виталия Владимировича Рубцова, ректора МГППУ, директора Психологического института РАО, академика РАО, д.психол.н., профессора, поздравила кафедру, журнал и В.С. Мухину, наградив ее Дипломом и почетным знаком «Золотая Психея» за  заслуги в развитии отечественной психологии и образования.

И.В. Дубровина отметила уникальность, теоретическую и практическую ценность научной школы В.С. Мухиной «Феноменология развития и бытия личности», которая охватывает проблему личности во всей ее полноте, чего сегодня в современной психологии практически не встретишь.

Вадим Артурович Петровский, профессор департамента психологии факультета социальных наук НИУ ВШЭ, член-корреспондент РАО, д.психол.н., профессор, поздравил кафедру, журнал и В.С. Мухину, отметив ее исключительную роль в развитии отечественной психологии и острую сензитивность к наиболее значимым проблемам современного общества и личности, требующих огромного мужества для их решения. В.А. Петровский сравнил В.С. Мухину с формулой Альберта Эйнштейна Е=МС2, где Е – это энергия, М – это Мухина, а С – это скорость превращения ее замыслов в реальные воплощения психологической науки и практики, предложив тему для новой докторской диссертации «Валерия Сергеевна Мухина – такое бывает?», но решив, что объять необъятное нельзя, решил физически обнять Валерию Сергеевну.

Виталий Константинович Шабельников, зав. кафедрой методологии и психологии образования Института психологии им. Л.С. Выготского РГГУ, д.психол.н., профессор, поздравил кафедру, журнал и В.С. Мухину, отметив удивительность и уникальность ее теории личности и научной школы «Феноменология развития и бытия личности», которая сравнима не просто с научной школой, а с масштабным направлением психологии, осуществляющим колоссальный прорыв в развитии психологической науки и практики уже многие десятилетия, с учениками по всему миру.

Шон Ле Куанг, PhD, проректор Данангского университета образования (Дананг, Вьетнам), поздравил кафедру, журнал и В.С. Мухину, отметив высокую значимость ее идей для развития психологии во Вьетнаме, которые распространяются через учебники и монографии, а также через ее учеников, одним из которых является сам ученый, выразив надежду на международное сотрудничество между кафедрой психологии развития личности МПГУ и Данангским университетом образования.

Георгий Александрович Маджаров, PhD, профессор кафедры психологии философского факультета Великотырновского университета (София, Болгария), поздравил кафедру, журнал и В.С. Мухину, отметив масштабность идей ее научной школы «Феноменология развития и бытия личности» и их высокую значимость для развития психологии в Болгарии. Г.А. Маджаров выразил личную признательность и благодарность В.С. Мухиной за неоценимый вклад в его профессиональное становление и развитие.

Ирина Владиленовна Ярославцева, зав. базовой кафедрой «Медицинская психология» Иркутского государственного университета, д.психол.н., профессор, от имени и по поручению ректора Игоря Вячеславовича Бычкова, академика РАН, д.техн.н., профессора, факультета психологии, а также от себя лично поздравила кафедру, журнал, В.С. Мухину и Виктора Стефановича Басюка, зав. кафедрой психологии развития личности МПГУ, зам. президента РАО, д.психол.н., профессора РАО, отметив серьезную репутацию кафедры в профессиональном научном сообществе, ее значение как центра подготовки высококлассных специалистов и ученых в области психологии для всех регионов России.

Михаил Георгиевич Дебольский, зав. кафедрой пенитенциарной психологии факультета юридической психологии МГППУ, ведущий научный сотрудник НИИ ФСИН, полковник внутренней службы в отставке, к.психол.н., профессор, поздравил кафедру, журнал и В.С. Мухину, отметив неоценимый вклад в организацию психологической работы Федеральной службы исполнения и наказания (ФСИН) с осужденными и в развитие пенитенциарной психологии в целом: эксперименты по совместному проживанию матери и ребенка в условиях заключения, психологическое сопровождение делинкветных подростков в условиях заключения и под домашним арестом, многолетняя психологическая работа с осужденными пожизненно. М.Г. Дебольский поблагодарил В.С. Мухину за огромный вклад в подготовку психологов, работающих в системе ФСИН, передав личную благодарность от подготовленных ею учеников.

Олег Евгеньевич Хухлаев, зав. кафедрой «Этнопсихология и психологические проблемы поликультурного образования» МГППУ, к.психол.н., доцент, поздравил кафедру, журнал и В.С. Мухину, отметив опережающую роль кафедры в развитии отечественной психологии и уникальное чувство трендов В.С. Мухиной и смелость идти за ними, в том числе и в организуемых ею этнопсихологических исследованиях.

Елена Александровна Азарова, заместитель директора по общественным проектам Академии психологии и педагогики ФГАОУ ВО «Южный федеральный университет», поздравила кафедру, журнал, В.С. Мухину и В.С. Басюка, от Владимира Александровича Кирика, директора Академии психологии и педагогики ФГАОУ ВО «Южный федеральный университет», к.социол.н., который отметил ведущую роль кафедры в развитии научной и практической психологии, а также эффективное сочетание психологической теории и практики в мировом масштабе. В.А. Кирик подчеркнул значимость журнала «Развитие личности» в решении проблем развития личности в психологии и смежных областях знания, его высокую репутацию и известность в профессиональном научном сообществе. От себя лично Е.А. Азарова выразила глубочайшую признательность В.С. Мухиной за созвездие великих ученых, созданных ею, за фундаментальные учебники по возрастной психологии, по которым учится вся страна.

Борис Сергеевич Братусь, зав. кафедрой общей психологии МГУ, член-корреспондент РАО, д.психол.н., профессор, поздравил кафедру, журнал и В.С. Мухину, от имени коллектива факультета психологии МГУ и от себя лично, отметив ответственность кафедры за свои идеи в психологической науке и за решение важнейших проблем в развитии и бытии личности.

Алексей Михайлович Кушнир, главный редактор журнала «Народное образование», к.психол.н., поздравил своего учителя В.С. Мухину с юбилеем кафедры и журнала и поблагодарил за огромный вклад в развитие отечественной психологии и в его личностное и профессиональное развитие.

Игорь Анатольевич Михеев, директор Департамента государственной политики в сфере воспитания детей и молодежи Министерства Просвещения РФ, направил поздравительный адрес В.С. Мухиной, поздравляя с юбилеями кафедры и журнала, подчеркнув ведущую роль кафедры в научно-исследовательской и учебно-методической работе в нашей стране и огромное значение идей научной школы В.С. Мухиной «Феноменология развития и бытия личности», которые закладываются в основу программ и проектов по воспитанию и развитию юных граждан России, по формированию их осознанной позиции гражданина отечества.

Сергей Игоревич Богданов, ректор РГПУ им. А.И. Герцена, член-корреспондент РАО, д.филос.н., профессор, направил поздравление В.С. Мухиной с юбилеями кафедры и журнала, отметив лидирующие позиции ее научного творчества в отечественной психологии и научной школы «Феноменология развития и бытия личности» в подготовке высококлассных специалистов. С.И. Богданов подчеркнул, что журнал «Развитие личности» является авторитетным научно-методическим центром дискуссий и продуцирования передовой психологической мысли в нашей стране.

После приветственных поздравлений ученых, представителей научных и образовательных организаций началось выступление В.С. Мухиной «Рефлексия на общественную, научную и преподавательскую деятельность в контексте работы кафедры психологии  развития  личности», в котором Валерия Сергеевна поделилась личными воспоминаниями и подвела некоторые итоги работы кафедры на протяжении 30 лет.

Далее с презентацией «История кафедры психологии развития личности» выступила Елена Геннадьевна Уманская, к.психол.н., зам. зав. кафедрой психологии развития личности МПГУ по учебной работе, обобщив значимые даты, события и проекты в работе кафедры на протяжении 30 лет, представив масштабность и разнонаправленность деятельности кафедры в научной, образовательной и практической деятельности.

Сергей Викторович Мелков, к.психол.н., зам. зав. кафедрой психологии развития личности МПГУ по научной работе представил выступление «История журнала “Развитие личности”», в котором рассказал об истории создания журнала В.С. Мухиной и его концепции, значении его логотипа, символики обложки, пиктографических образов разделов и рубрик, логики структуры журнала, оформлении маргиналий в тексте статей и пр., что определяет его уникальность среди других научных периодических изданий. Гордость журнала – это круг его авторов, который уже приближается к 500. В круг авторов журнала входят известные писатели, драматурги, актеры, режиссеры, деятели искусств, политики и военные, ведущие ученые в сфере психологии личности и смежных научных областей, а также пожизненно осужденные.

Далее начались научные доклады первого дня конференции членов научной школы В.С. Мухиной «Феноменология развития и бытия личности» и ее единомышленников.

I. Концептуальная позиция и практика ее воплощения

В.С. Мухина в докладе «Сущностно значимые идеи для понимания проблем развития и бытия личности» представила основные концептуальные позиции авторской теории личности, являющиеся методологической основой для теоретических и практических разработок членов ее научной школы.

В.С. Басюк в докладе «Опыт преодоления архетипа делинквентности у подростков, оставшихся без попечения родителей» говорил о практической реализации и высокой эффективности идей В.С. Мухиной в психологическом сопровождении делинкветных подростков.

Алла Владимировна Торопова, д.психол.н., профессор, профессор кафедры психологии развития личности МПГУ «Феномен интонирования на пересечении четырех внешних реалий бытия и развития личности» показала эвристическую суть концептуальных положений теории личности В.С. Мухиной в исследовании интонирующей сущности человеческой психики.

II. Этнопсихологические исследования

Цунъин Лю (Харбин, Китай), д.психол.н., профессор кафедры социальной работы Института правительственного управления Хэйлуцзянского университета поздравила кафедру и журнал с юбилеями, отметила высокое значение идей В.С. Мухиной для развития психологии в Китае и представила доклад «Понимание и отношение к жизни и смерти в менталитете китайских мыслителей», в котором показала применение идей научной школы «Феноменология развития и бытия личности» в анализе китайского менталитета.

Туяна Циреновна Дугарова, д.психол.н., доцент, профессор кафедры психологии развития личности МПГУ в докладе «Феномены языковых реалий этнического самосознания в контексте концепции феноменологии развития и бытия личности (на материале изучения ментальности бурят)» говорила об идеях В.С. Мухиной в контексте анализа факторов, определяющих ментальную сущность этноса.

III. Личность в условиях экстремальной ситуации и в условиях обыденной жизни

Андреева Ирина Анатольевна (Горловка, Донецкая Народная Республика), к.психол.н., доцент, декан гуманитарного факультета ОО ВПО «Горловский институт иностранных языков» в докладе «Психологическая составляющая жизнеобеспечения личности в экстремальных условиях: Специфика вооруженного конфликта на Донбассе» представила опыт применения идей В.С. Мухиной для оказания помощи гражданскому населению в ситуации долговременного военного конфликта.

Ярулов Александр Анатольевич, к.психол.н., д.п.н., профессор, профессор кафедры управления образовательными системами им. Т.И. Шамовой МПГУ в докладе «Интегративное управление средой образования личности» показал методологическую ценность идей В.С. Мухиной для организации условий развития личности в образовательном процессе.

Первый день конференции завершился подведением итогов В.С. Мухиной, которая отметила ценность развития самостоятельных научных проблем ее учениками с опорой на методологические идеи ее теории личности, что определяет продуктивность развития научной школы «Феноменология развития и бытия личности».

Во второй день 20 ноября 2018 г. конференция продолжила свою работу на факультете педагогики и психологии МПГУ, на котором базируется кафедра психологии развития личности, начав с приветствий учеников В.С. Мухиной, зарубежных гостей и руководителей структурных подразделений факультета.

С юбилеями кафедру, журнал и В.С. Мухину поздравили: Жозе Канжунгу Ожвалду (Луанда, Ангола), доктор психологических наук, зам. декана по учебной работе, куратор психологических программ Университета Лусиады Анголы; Жанна Султангалиева (Нью-Йорк, США), PhD; Мария Разбаш (Сан-Франциско, США), психолог, ведущий тренер Центра позитивной психологии А. Свияша; Софья Ткаченко (Таллин, Эстония), кандидат психологических наук; Светлана Евгеньевна Сапожникова (Екатеринбург), кандидат психологических наук, редактор в ООО «Рама Паблишинг».

Особую благодарность В.С. Мухиной выразили психологи Донецкой Народной республики из города Горловка, работающие в ОО ВПО «Горловский институт иностранных языков» Ирина Анатольевна Андреева, декан гуманитарного факультета, к.психол.н., доцент, и Ольга Николаевна Скляренко, старший преподаватель кафедры  психологии, за ценные идеи по организации психологической помощи населению в ситуации военного конфликта и за готовность к сотрудничеству в этом вопросе.

Ученики В.С. Мухиной из УО «Брестский государственный университет имени А.С. Пушкина» (Брест, Республика Беларусь) Ирина Евгеньевна Валитова, профессор кафедры психологии развития, к.психол.н., доцент, и Любовь Алексеевна Цыбаева, доцент кафедры психологии, к.психол.н., доцент, поздравили Учителя с юбилеями кафедры и журнала, отметив высокий авторитет научной школы «Феноменология развития и бытия личности» среди научного сообщества Республики Беларусь.

Татьяна Николаевна Сахарова, декан факультета педагогики и психологии МПГУ, к.психол.н., доцент отметила особое значение кафедры психологии развития личности в жизни факультета и выразила глубокую благодарность своему Учителю В.С. Мухиной за неоценимый вклад в ее профессиональное и личностное развитие.

Кафедру, журнал и В.С. Мухину поздравили Тамара Ивановна Березина, зав. кафедрой д.пед.н., профессор педагогики и психологии профессионального образования имени академика РАО В.А. Сластенина, Светлана Николаевна Морозюк, зав. кафедрой психологии, д.психол.н., профессор, Елена Александровна Леванова, зав. кафедрой социальной педагогики и психологии д.пед.н., профессор, Майя Николаевна Швецова, зам. зав. кафедрой психологии образования по учебной работе, к.психол.н., доцент, Елена Борисовна Пучкова, зав. кафедрой психологии труда и психологического консультирования, к.психол.н., доцент, признав значимость и авторитет научной школы «Феноменология развития и бытия личности» в профессиональном сообществе.

Наталья Антоновна Мурашова, министр образования Сахалинской области направила памятный адрес В.С. Мухиной, поздравляя с юбилеями кафедры и журнала, высоко оценивая ее деятельности в развитии психологического образования в России и в мире, и выражая благодарность и признательность за концептуальную разработку и практическую реализацию программы исследования самосознания жителей восточной окраины России.

Михаил Вадимович Груздев, ректор Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д. Ушинского, д.пед.н., доцент, направил поздравительный адрес на имя В.С. Басюка, отметив лидирующие позиции кафедры в психолого-педагогических исследованиях развития личности, подчеркнув научный авторитет и значимость научной школы В.С. Мухиной «Феноменология развития и бытия личности» и возглавляемого ею журнала «Развитие личности» в России и за рубежом, а также выразив заинтересованность в развитии научного и практического сотрудничества с кафедрой психологии развития личности МПГУ.

Кафедру, журнал и В.С. Мухину поздравили студенты факультета педагогики и психологии МПГУ, выразив огромную благодарность за неоценимые вклады в их профессиональное и личностное развитие. Студенты подарили кафедре торт в виде двух пирамидок белого и черного цвета из известного эксперимента В.С. Мухиной в культовом научно-популярном фильме режиссера Феликса Соболева «Я и другие» (1971 г.), поблагодарив В.С. Мухину за то, что она и ее работы научили их сохранять и выстраивать внутреннюю позицию личности, и поэтому они с уверенностью могут сказать, что пирамидки не обе белые, а разные!

Далее начались научные доклады второго дня конференции членов научной школы В.С. Мухиной «Феноменология развития и бытия личности» и ее единомышленников.

I. Внутренняя позиция личности

Нина Аркадьевна Низовских (Киров), д.психол.н., доцент, профессор кафедры психологии Вятского государственного университета выступила с докладом «Феномен внутренней позиции личности в контексте саморазвития», обосновав эвристический потенциал введенного в психологию В.С. Мухиной понятия «внутренняя позиция личности» и показав его возможности для построения теории и практики личностного саморазвития человека.

Анна Викторовна Черная (Ростов-на-Дону), д.психол.н., доцент, зав. кафедрой психологии развития Академии психологии и педагогики Южного федерального университета в докладе «Внутренняя позиция личности в пространстве игровой культуры в контексте концепции феноменологии развития и бытия личности» показала методологические подходы в рамках концептуальных идей В.С. Мухиной к пониманию пространства игровой культуры как особых социальных условий, в которых выстраивается внутренняя позиция личности.

II. Развитие личности на разных этапах онтогенеза

Татьяна Николаевна Сахарова, к.психол.н., доцент, декан факультета педагогики и психологии МПГУ в докладе «Особенности бытия и развития личности на поздних этапах онтогенеза в контексте идей В.С. Мухиной» рассмотрела психологические особенности самосознания людей «серебряного возраста» через призму структурных звеньев самосознания, выделенных В.С. Мухиной.

Ирина Евгеньевна Валитова (Брест, Беларусь), к.психол.н., доцент, профессор кафедры психологии развития Брестского госуниверситета в докладе «Особенности самосознания матери ребенка с ограниченными возможностями здоровья» опиралась на идеи В.С. Мухиной о структурных звеньях самосознания как методологическую основу для понимания особенностей самосознания женщины, воспитывающей ребенка с ограниченными возможностями.

III. Проблемы развития и бытия личности в психологическом консультировании

Наталья Афанасьевна Цветкова, к.психол.н., доцент, доцент кафедры  психологии развития личности МПГУ в докладе «Применение идей концепции феноменологии развития и бытия личности в психологическом консультировании» обсуждала продуктивность использования концептуальных идей В.С. Мухиной в практике психолога-консультанта.

Анна Игоревна Троянская (Ижевск), к.психол.н., доцент кафедры «Экономика и управление организацией» Ижевского государственного технического университета имени М.Т. Калашникова в докладе «Рефлексия студента в условиях обучения по различным профилям профессиональной подготовки» представила опыт развития рефлексивной позиции личности студента с опорой на концептуальные идеи теории личности В.С. Мухиной.

IV. Этнопсихология личности

Заграт Идрисовна Айгумова, к.психол.н., доцент, профессор кафедры психологии образования МПГУ в докладе «Этническое самосознание молодежи в условиях возрождения традиционных ценностей и религии» представила анализ особенностей этнического самосознания народностей Дагестана в контексте идей научной школы В.С. Мухиной.

Иосиф Петрович Хабаров (Республика Саха, Якутия),  к.психол.н., зам. директора по научно-методической работе МБОУ «Момская СОШ» в докладе «Развитие детей и подростков в контексте гендерной социализации в современных условиях нивелирования традиционных отношений мужчин и женщин», обращаясь к концептуальным идеям теории личности В.С. Мухиной, представил специфику гендерного развития якутов в условиях современных реалий нивелирования ценностей традиционных культур.

Микаел Артаваздович Варданян (Ереван, Армения), к.психол.н., этнопсихолог в докладе «Этническое самосознание армянской молодежи в условиях диаспоры и титульного этноса» с опорой на методологические позиции научной школы В.С. Мухиной описал особенности этнического самосознания молодежи в ситуации Бархатной революции в Армении.

Евгения Михайловна Трофимова, к.психол.н., доцент, доцент кафедры общей психологии и психологии труда РосНОУ в докладе «Психосемантический анализ авто- и гетеростереотипов малых народов Монголии» рассмотрела этнические стереотипы жителей Монголии с опорой на концептуальные идеи теории личности В.С. Мухиной.

V. Личность в условиях депривации

Елена Александровна Байер (Азов), д.пед.н., директор ГКУСО РО Азовского центра помощи детям в докладе «Педагогическая система формирования жизнестойкости детей-сирот в условиях Азовского центра помощи детям» поделилась личным опытом организации работы с детьми-сиротами с учетом концептуальных идей и практических разработок научной школы В.С. Мухиной.

Ольга Николаевна Скляренко (Горловка, Донецкая Народная Республика), старший преподаватель кафедры  психологии Горловского института иностранных языков в докладе «Психологическое содержание жизнедеятельности личности в экстремальных условиях» представила анализ особенностей экстремальных условий, в которых пребывают жители Донбасса, находящиеся в ситуации военного конфликта.

Леонид Михайлович Проценко, к.психол.н., доцент кафедры психологии развития личности МПГУ в докладе «Социализация подростков в условиях внешних реалий: анализ проблем в контексте концепции феноменологии развития и бытия личности» представил опыт реализации практических технологий научной школы В.С. Мухиной в работе с подростками в условиях временных объединений.

Филипп Романович Устюжанин, аспирант кафедры психологии развития личности МПГУ в докладе «Психологические портреты девочек-подростов, лишенных родительского попечительства» описал психологические особенности делинкветных подростков с опорой на методологические позиции научной школы В.С. Мухиной.

Второй день конференции завершился принятием резолюции, в которой участниками конференции отмечалась исключительная актуальность и значимость идей научной школы В.С. Мухиной «Феноменология развития и бытия личности» для развития психологического и психолого-педагогического образования, науки и практики в стране в соответствии с приоритетами развития личности и общества, общечеловеческими и национальными ценностями, актуальными проблемами современности, а также были определены стратегии развития кафедры и журнала в рамках научной школы.

Третий день 21 ноября 2018 г. конференции был посвящен неформальному общению членов научной школы В.С. Мухиной «Феноменология развития и бытия личности» в стенах факультета педагогики и психологии МПГУ и за его пределами с целью обмена накопленным опытом, установлению новых профессиональных связей, координации взаимодействия и планирования значимых научных и практических проектов в едином методологическом поле.

 

 

Феноменология — мой стиль жизни (к выходу «Феноменологической психологии»)

Предисловие к моей первой монографии «Феноменологическая психология: качественные исследования и работа с переживанием» (2012, 2016). 

В последние годы феноменология привлекает все больше представителей различных социальных наук и прикладных отраслей как оригинальный подход и мировоззрение. Она является одним из узловых направлений философии XX века, оказавших глубокое влияние на психологию, психотерапию, практики саморазвития. Смотреть на мир глазами феноменолога —  значит наблюдать за тем, как мы нечто переживаем, безотносительно к тому, что мы об этом уже знаем.

Обратимся к нашему повседневному опыту и примеру Мераба Мамардашвили о восприятии нами восхода и заката Солнца. Благодаря научным объяснениям из астрономии нам всем хорошо известно, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Влияет ли это наше знание на то, как мы воспринимаем? Совсем нет. Каждый день мы видим, как Солнце вращается вокруг Земли. Мы так это воспринимаем. Все это происходит независимо от того, что у нас уже есть проверенное знание о действительности. В строгом смысле движения Солнца не существует, движется Земля. Однако «в нашем сознании устойчиво воспроизводятся какие-то сцепления, неразложимые никаким светом науки» (Мамардашвили, 1984).

Это напрямую касается нашей работы как социальных исследователей и практиков (психологов, терапевтов, коучей). Очень часто нам важно и интересно знать именно то, как человек видит, ощущает, судит, воображает, эмоционально проживает вещи. Даже несмотря на то, что эти вещи могут не существовать для нас как исследователей или консультантов; у нас может быть другое, более надежное и проверенное объяснение; мы можем на это смотреть иначе — в силу другой культуры или традиции.

* * *

Не отягощая предисловие длинным вступлением, скажу два слова о собственном отношении к феноменологии — чтобы с самого начала избавить изложение от безликого сциентизма и сделать обозримым стоящий за ним личный интерес.

Феноменология всегда была для меня в первую очередь формой радикального самоисследования. Увлекшись ею в студенческие годы, я с трепетом ожидал найти в ней что-то вроде путеводителя по лабиринтам наиболее сокровенных и предельных форм человеческого опыта: религиозных переживаний, медитации, гипноза, психоделического опыта, форм глубинной психотерапии. Ее неожиданное сходство в методе и находках с буддистской и индуистской теорией познания делало для меня трудоемкое рутинное чтение работ ее представителей почти религиозным ритуалом. Все три системы, как мне казалось, удивительным образом вращаются вокруг одних и тех же фундаментальных, но очень жизненных тем:

– достоверный опыт и иллюзия;
– очевидность данности и присутствие;
– хитросплетения сознания и уровни рефлексии;
– «я», тело, самоидентификация;
– связка: видимое + мысль + слово;
– Другие, язык, выражение переживаний;
– влияние намерения, влечения, привязанности, привычки;
– динамика эмоций и внутреннее равновесие.

Феноменология, на мой взгляд, — это одна из немногих школ, которой удалось нащупать и схватить важнейшие составляющие того быстротечного и многослойного потока сознания, в котором мы все живем. Я убежден, что ни одна другая западная философия, практика или школа психологии не подходила к сознанию так прямо, близко, честно, бескомпромиссно и досконально, как это делает феноменология. Именно поэтому меня никогда не покидало чувство ее ценности, ощущение важности ее «голоса». Это помогало мне справляться с разного рода сложностями в работе, сомнениями и скептицизмом со стороны. С этим ощущением ценности я сверяюсь всегда, когда понимаю, что «теряю нить» и отхожу далеко от того, что мне по-настоящему интересно.

Предисловие автора: Улановский А.М. Феноменологическая психология: качественные исследования и работа с переживанием. М.: Смысл, 2012.  

Оглавление, предисловие Д.А.Леонтьева, выдержки из текста

Понравилось это:

Нравится Загрузка…

Похожее

Психотерапия, фокусированная на переживании: диалогово-феноменологическая модель психологической помощи

В статье автор довольно подробно рассматривает различные аспекты целеполагания в диалогово-феноменологической психотерапии. По его мнению, целью психотерапии выступает естественное течение переживания. В процессе этого обсуждения автор размышляет о том значении, которое имеют традиционные представления о времени и пространстве для переживания человека. В работе также уделяется внимание результату психотерапии, который рассматривается в качестве побочного продукта психотерапевтического процесса. Завершая статью, автор выделяет основные задачи диалогово-феноменологической психотерапии, каковыми являются: восстановление чувствительности, способности осознавания, свободы выбора и присутствия.

Ранее мы фокусировали внимание и концентрировали усилия в основном на ревизии представлений о целях психотерапии, бытующих как в общественном сознании, так, к сожалению, нередко и в самом психотерапевтическом сообществе. Пришло время представить соответствующую альтернативу, предлагаемую диалогово-феноменологическим подходом в психотерапии. Итак, к чему стремится в своей практике предлагаемая вашему вниманию терапевтическая модель? Да, мы не в силах улучшить жизнь человека, помочь привнести в нее благополучие, сделать ее более спокойной, избавить от мучающих человека симптомов. Мы не можем даже вывести человека из кризиса и избавить его от психических травм и страданий. Пока складывается довольно пессимистичная картина. Зачем же тогда нужна психотерапия, в чем мы можем поддержать наших клиентов? Да, мы не можем проконтролировать психологическую реальность поля, но мы можем помочь человеку в полной мере переживать ее, а значит позволить ему стать более Живым. А это не так уж и мало. Более того, по-моему, это даже превышает ценность всего озвученного выше. И это оптимистичная сторона нашего тезиса. Попробую сейчас развернуть его более подробно.

Переживание – цель психотерапии, фокусированной на диалоге

Каковы цель и задачи диалогово-феноменологической модели психотерапии? Поскольку жизнь человека является отражением контакта, постольку ее качество зависит от качества контакта, в который вступает человек. Симптом любой тяжести, с которым обращается клиент, является тем или иным способом строить контакт, удовлетворяя в нем различные потребности. Поэтому, и это уже отмечалось ранее, в фокус внимания психотерапевтического процесса помещается не сам симптом, а процесс контактирования, побочным продуктом которого он является. Акцентирование терапевтических усилий на симптоме напоминало бы нам сражение с ветряными мельницами, так как симптом выступает лишь сигналом о том, что контакт строится не самым оптимальным образом. Это можно выразить и по-другому – симптом оказывается тем важным знаком, который демонстрирует место и форму деформации естественного процесса контактирования.

Продолжим ход наших рассуждений. Разговор о контакте и необходимости восстановления его свободы важен нам еще и постольку, поскольку именно особенности контакта определяют течение процесса переживания. Другими словами, контакт является тем пространством, в котором происходит Жизнь. Условием же Жизни выступает переживание. Степень свободы, творчества и витальности процесса переживания определяет при этом состояние «психического здоровья». Деформация же процесса переживания чревата возникновением той или иной нозологии. По всей видимости, механизм «деформация переживания – психологическое (психическое, психосоматическое) нарушение» опосредуется изъятием некоторого более или менее значимого объема витальности из процесса переживания и трансформацией ее в симптом.

В ситуации возникновения симптома мы всегда без особого труда сможем обнаружить ту или иную степень утраты способности переживать. Таким образом, любой психологический/психический симптом и всякую нозологическую единицу можно описать через призму специфики деформации процесса переживания. Рамки настоящей работы не предполагают подробного описания клинической феноменологии и динамики, разработанной на основе концепции переживания, поэтому ограничимся здесь лишь констатацией существующей взаимосвязи. Поднятой же теме будут посвящены отдельные работы в методологическом русле диалогово-феноменологического подхода в психотерапии.

На этом этапе описания психотерапевтических фокусов диалогово-феноменологической психотерапии, мы можем констатировать, что ее общая цель – восстановить естественное течение переживания. Однако стоит отметить один очень важный аспект целеполагания в диалоговой психотерапии. Традиционное понимание категории цели предполагает принципиальную ее достижимость, т.е. конечность ориентированного на нее процесса, либо, что случается реже, принципиальную ее недостижимость. Последнее справедливо в том случае, если речь идет о цели, представляющей собой идеал. Тогда любое приближение к ней предполагает в свою очередь ее отдаление от нас. Переживание же как цель психотерапии не может быть отнесено ни к одной из описанных ситуаций. Эта цель принципиально достижима, однако она не может быть достигнута раз и навсегда. Каждая новая терапевтическая сессия, более того, каждая секунда терапевтического процесса пропитана реализацией этой цели. Именно по этой причине психотерапия, с позиции предлагаемой модели, не может быть закончена никогда, даже при достижении цели.

Еще один фактор, накладывающий свой отпечаток на своеобразие представлений о цели диалогово-феноменологической психотерапии, имеет отношение к категории времени. Дело в том, что с описываемой методологической позиции, время – весьма условная категория. Традиционное же понимание цели предполагает непосредственную его опору на представления о времени. Цель всегда находится в будущем. И сегодняшняя наша деятельность в том случае, если она ориентирована на достижение цели, определяется именно этими представлениями о желаемом будущем. Достижение же цели означает окончание соответствующего ей процесса. С этой точки зрения, психотерапия, направленная на достижение цели, которая находится в будущем, по крайней мере теоретически, имеет свое завершение. Диалогово-феноменологическая модель психотерапии основывается на принципиальном отличном представлении о времени. В нашем случае время – это лишь определенный способ структурировать образ реальности. Переживание же возможно лишь вне границ времени.

Чтобы успокоить встревоженного читателя, смягчу формулировку, как поступил в свое время основатель гештальт-терапии Ф. Перлз – переживание возможно только в настоящем, т.е. «здесь и сейчас». Хотя на самом деле словосочетание «здесь и сейчас» означает вовсе не то, что мы фокусируем свое внимание на настоящем. Это значит, что ничего, кроме «здесь и сейчас», просто нет. «Там и тогда» не существует, если мы начинаем относиться к миру феноменологически-переживательно. Мы Живем лишь в тот момент, когда переживаем. Поэтому прошлого и будущего просто не существует. С точки зрения феноменологии, они суть способы придать смысл происходящему в переживании или ориентироваться в нем[1]. Полагаю, то же самое имеет отношение и к пониманию пространства в рамках парадигмы, центрированной на переживании. Никакого «там» просто нет в реальности. Есть только «здесь». Все сказанное не может не отложить свой отпечаток на соответствующем ему понимании цели психотерапии. Если будущего не существует, тогда наша цель – переживание – есть только сейчас. Так же, как она может быть только здесь. Поэтому цель диалогово-феноменологической психотерапии – переживание – самовозобновима. Как птица Феникс, которая возрождается из своего пепла. Она может быть только актуальной и потому уже реализующейся. И так происходит каждую секунду нашей Жизни. Поэтому, повторю, психотерапия – процесс, не имеющий окончания.

Терапевтический процесс может быть только приостановлен или прерван. Поэтому даже при наличии нескольких сотен часов терапии человек может нуждаться в ней. Терапию полезно проходить время от времени в течение всей жизни. Но даже в случае перманентной безостановочной психотерапии она не завершится к концу жизни, но лишь прервется вместе с ней. В этом смысле диалогово-феноменологическая психотерапия – это продукт не для «больных», но для человека. Это совершенно справедливо, поскольку в таком понимании психотерапия в полной мере оправдывает происхождение своего названия, предполагающее апелляцию не только и не столько к «лечению», сколько к «заботе» и «попечению».

Переживание как риск Жить или что покупает клиент, оплачивая услуги психотерапевта

Фокусирование внимания на переживании в ходе терапии кардинально меняет «точку сборки» нашей профессии. Теперь мы поддерживаем Жизнь клиента и нашу собственную во всех ее проявлениях – радости, удовольствии, благодарности, счастье, но также и в отвращении, боли, страхе, стыде и пр. Как довольно точно выразилась одна молодая женщина в процессе прохождения своей личной терапии в рамках базовой программы подготовки гештальт-терапевтов: «Мне никогда не было так больно, как сейчас, и я никогда не была так счастлива, как сегодня!» Счастье и боль в жизни идут порой рука об руку. В процессе терапии мы поддерживаем способность человека рисковать Быть, оставаясь тем самым Живым и открытым всей непредсказуемости и витальности поля жизни. Да, мы не в силах изменить что-либо, но зато в состоянии начать дышать полной грудью, отчетливо замечая и переживая свою Жизнь во всех ее красках и запахах. По всей видимости, это и называется «идти своим Путем».

Так за что же, спросит недовольный читатель, клиент должен платить деньги психотерапевту? Короткий ответ таков – за усилие и риск Быть. Терапевт продает свое профессиональное время, в течение которого он рискует присутствовать своей жизнью в жизни другого человека с целью восстановить способность Жить у последнего. Согласитесь, не так уж это и мало. Помимо личного риска Быть, о котором, полагаем, не стоит говорить подробнее, терапевт предпринимает усилие Жизни. Здесь словосочетание «усилие Жить» не предполагает в своей семантике негативных коннотаций в смысле контроля. В данном случае усилие означает не столько контроль, сколько способ восстановления витальности в поле терапевтического контакта. Для того чтобы не быть унесенным потоком дефлексивного мусора, которым насыщен обыденный контакт с окружающими и которым заполнено существование человека, зачастую необходимо усилие. Иногда усилие титаническое. Именно эти два фактора – риск и усилие Жить – отличают обыденную жизнь и психотерапию, именно они лежат в основе нашей профессии.

Тревога обывателя в этом месте может возрасти: «Что же это я, так и останусь со своими симптомами, кризисами и страданиями?», «Может, лучше обратиться к колдунам, экстрасенсам или целителям?». Может быть и лучше. Многие так и поступают. Однако прежде, чем принять решение, важно понять, с чем мы пытаемся бороться. Относительно переживания как цели психотерапии следует сделать несколько замечаний. Первое. Да, психотерапия не может избавить человека от боли, но может сделать его более живым в этой боли. И тогда боль становится не такой чудовищной, в ней появляется витальность, которая так нужна человеку. Боль – такая же нужная нам часть жизни, как и радость, она выполняет множество важных функций. Например, говорит нам о ценности происходящего с нами, обозначает место, где мы до сих пор игнорировали свои границы, и т.д. Спросите любую мать, трагически потерявшую своего ребенка в автокатастрофе, хочет ли она забыть своего сына вместе с исчезновением боли, которую она испытывает. Нет, не хочет, боль и ценность живут в нашем сердце зачастую очень близко. И не только в связи со смертью. Возможность любить и быть любимым, жалеть и быть утешаемым, сочувствовать, испытывать страсть и радость от встречи с другими почти всегда зависит от того, способен ли человек чувствовать и переживать боль. Как бы странно это ни прозвучало, боль – это своего рода дар человеку, делающий его ЖИВЫМ. И отказываться от этого дара, несмотря на то, что выглядит это намерение иногда довольно соблазнительным, значит отказаться от своей сути, от сути своего человеческого Пути. Это лишь небольшой комментарий к тезису о том, что в человеке нет ничего лишнего. Многое можно сказать также о важности стыда, страха, вины и пр., которые несут огромную витальную нагрузку в жизни человека. Несмотря на то, что мы воспринимаем их как угрозу нашему комфорту и спокойствию, что совершенно справедливо, отказ от их переживания сделал бы нашу жизнь бесцветной, механистичной и лишенной Жизни. Прошу прощения у читателя за эту тавтологию, но именно этого мне и хотелось бы – сфокусировать ваше внимание на отличиях жизни и ЖИЗНИ.

Человек, пытающийся бороться с феноменологическим полем своей жизни, скорее существует, чем живет. Даже (и особенно) в том случае, если он сражается с тем, что считает мешающим его жизни – симптомами, тревогой, другими трудными для переживания чувствами, желаниями и пр. ЖИТЬ можно, лишь отдавшись полю и его спонтанной неуправляемой динамике. Поле жизни мудро. Подавляющее большинство «психологических и психических нарушений» являются следствием борьбы с ним. Аргументы оппонентов этого тезиса, сводящиеся к тому, что, мол, если отдаваться всему происходящему с нами так экологично и соприродно человеку, то как быть тогда со спонтанным разрушительным поведением психопатов или психически больных, не выдерживают критики. Как показывает психотерапевтический опыт, деструктивность людей, страдающих психическими расстройствами, производна не от следования динамике поля, а, наоборот, от борьбы с ним и контроля процессов, в нем происходящих. В некотором смысле психоз представляет собой предельную отчаянную попытку уничтожить феноменологическое поле, которое мучительно для человека в своей динамике. Все это происходит на фоне чудовищно сильной тревоги, блокированной в своем переживании. Так что со спонтанностью это не имеет ничего общего. Наоборот, возвращение в поле своей жизни восстанавливает творчество, спонтанность и свободу, а высвободившаяся витальность наполняет ЖИЗНЬ. Таким образом, можно существовать, отказываясь от многих аспектов и феноменов поля, а можно ЖИТЬ, принимая его динамику и присваивая себе себя самого.

Но давайте все же продолжим наш экскурс в природу человеческих «мучений». Итак, второе замечание к обсуждаемому нами. Страдание появляется как раз там, где человек блокирует переживание. Возвращение же витальности любого рода «неприятным» феноменам парадоксальным образом делает нашу жизнь более насыщенной и менее мучительной, хотя, разумеется, так происходит и не всегда. Так, перед нами постоянно находится альтернатива – или размещение пугающих нас феноменов в процессе переживания, или перманентные попытки их изгнания из поля. В первом случае нас ожидает не очень легкая и не слишком комфортная, но насыщенная витальностью и творчеством жизнь. Во втором же – порочный замкнутый круг хронической ситуации низкой интенсивности со все нарастающим неудовольствием, которое разумеется, снова провоцирует бегство от жизни. Тем самым феноменологический дизайн поля становится ригидным и, несмотря на все старания клиента и/или терапевта, фиксирует психологическое состояние человека в неизменном виде. Так, например, многие люди ходят на терапию годами, никак не изменяясь и испытывая одни и те же трудности в жизни.

Третий и последний из рассматриваемых нами упреков в адрес позиции психотерапевта, центрированной не на совладании, а на переживании, относится к кризисам. Действительно, диалогово-феноменологическая психотерапия не направлена на избавление человека от кризиса. Наоборот, принятие кризиса в противовес попытке совладания с ним открывает неизвестные ранее перспективы жизни. А отношение к симптому как лучшему из доступных в настоящий момент способов организации своего Пути позволяет не столько тщетно тратить силы на борьбу с ним, сколько обратиться к игнорируемым до того ресурсам поля. Более того, напомним, что методология диалогово-феноменологической модели психотерапии основана на концепции управляемого инициируемого кризиса [50]. Иначе говоря, одной из задач психотерапевтического процесса является рождение и развитие кризисов по его ходу. В этом мы следуем за гениальным философом, немецким экзистенциальным феноменологом XX столетия Мартином Хайдеггером, который утверждал: «Возможно, самое важное, чем мы можем одарить человека, это сделать его тревожным». Порой только сейчас, в ситуации кризиса, инициированного психотерапией, человек оказывается способен начать Жить. Вот в этом и заключается суть терапевтического процесса. Психотерапевт же выступает при этом человеком, который сопровождает клиента на его Пути.

Как видим, в жизни человека нет ничего лишнего, что можно было бы «ампутировать» в процессе некоего рода «психохирургической операции», каковой в обыденном сознании часто предстает психотерапия. Если всерьез принять переживание феноменов поля Жизни в качестве цели терапевтического процесса, то психотерапевту, возможно, придется столкнуться с необходимостью смирения перед чем-то, что является значительно более могущественным и мудрым, нежели он сам, клиент и концепции психотерапии, вместе взятые. А это может оказаться довольно трудным как для клиента, так и для терапевта. Этакое антинарциссическое испытание для Эго, пройти которое суждено не каждому. Для того чтобы это сделать, необходимо не только покориться полю (каковое в этом понимании очень близко к понятию Дао), но и оставить спасительные иллюзии о возможности контроля.

По ходу рассмотрения переживания как цели психотерапии я акцентировал внимание читателя на двух важнейших аспектах этой темы, которые, на первый взгляд, противоречат друг другу – смирении с феноменологической динамикой поля и призыве «идти своим Путем». «Как же все это сочетается в одном методе?», – спросит удивленный читатель. «И сочетается ли вообще? Может быть, это просто внутреннее противоречие метода ввиду его молодости?» Вовсе нет. Теория поля и представления о Пути не противоречат друг другу. Более того, дополняют, являясь необходимыми условиями для взаимного существования. Сказанное можно выразить и по-другому – только отдавшись феноменологической динамике поля, можно обнаружить свой жизненный Путь. И наоборот, если следовать интенциям своего Пути, то необходимым образом оказываешься чувствительным к полю. Путь – это то, что открывает нам поле, если мы относимся к нему с благодарностью и известным почтением. С другой стороны, именно Путь является важнейшим источником формирования поля. Я, феноменологическое поле и Путь суть едины. В некотором смысле я и есть поле и мой Путь, а мой Путь и есть я. Цель диалогово-феноменологической психотерапии исходит именно из такого понимания сущности психического. Мы помогаем человеку вернуться к самому себе и сопровождаем его на Пути самотождественности.

Таким образом, психотерапия, по всей видимости, может быть только личной, несмотря на существование множества, казалось бы, ее неиндивидуальных форм – групповой, семейной, парной, системной и пр. Сказанное справедливо, несмотря на верность, на первый взгляд, противоположного суждения – в фокусе внимания психотерапии всегда находится не просто Я, но Я в отношениях с Другими. И это является принципиально важным для диалогово-феноменологической психотерапии. Ведь меня не существует вне контакта с Другими. Равно как нет ни поля, ни Пути, если нет Других. Важно понять, что поле – это не некое идеальное совершенное существо, существующее отдельно от меня, вроде христианского, иудейского или мусульманского Бога, хотя иногда и напоминает его. Поле – это нечто, формируемое в контакте людей и не существующее независимо от него. Именно по этой причине в фокусе внимания терапии, повторю, всегда находится, не абстрактный человек и не человек как некий организм, а Человек-в-Контакте. Иное просто невозможно, поскольку вне контакта его не существует. Равно, как не существует и терапевта. Не стоит и говорить, что ввиду отсутствия основных героев рассматриваемого предприятия психотерапия должна была бы исчезнуть. Таким образом, психотерапия – это и индивидуальное, очень личное, и в то же время исключительно социальное предприятие. Хотя здесь стоит сделать одну поправку. Социальное не смысле общества (напомним, что психотерапия в этом смысле асоциальна), а социальное в значении «Человек-в-Контакте».

Результат психотерапии как побочный продукт терапевтического процесса

Еще один аспект целеполагания, о котором мы уже не раз говорили, заключается в следующем. Достижение любого поставленного перед терапией результата парадоксальным образом блокируется самой постановкой такого рода конкретной цели-достижения. Результат, даже очень желаемый всеми участниками терапии, является лишь побочным продуктом терапевтического процесса, цель которого – переживание. Поэтому вопрос «Что делать, встречаясь с той или иной проблемой в терапии: симптомом, нарушением, трудностями в контакте?» в рамках диалогово-феноменологической психотерапии утрачивает смысл. Его место занимает ответ на вопрос «А что сейчас существует в поле?» Относительно же избавления от «невроза», которое традиционно рассматривается целью психотерапии, следует отметить следующее. С позиции диалогово-феноменологического подхода, у нас ничего, кроме «невроза», нет[2]. Именно «невроз» или, говоря словами диалогово-феноменологического подхода, self-парадигма определяет наше психологическое своеобразие. Даже если теоретически предположить возможность избавления от нее, то этот проект носил бы отчетливо «суицидальный» характер.

На этом этапе нашего обсуждения появляется необходимость в важном отступлении эпистемологического свойства. Сложность и необычность определения цели диалоговой психотерапии определяется, кроме всего прочего, смещением аксиологического фокуса с истины на собственно процесс познания. Традиционно психотерапия была ориентированна на поиск истины. Основным источником терапевтически значимых изменений было содержание некоторой конечной «правды» о состоянии дел «внутри психического». Так, осознание природы «внутрипсихических» бессознательных конфликтов освобождало человека от их груза, способствовало расширению его выборов и исчезновению симптомов. Поиск и обнаружение истины были возможны благодаря психотерапевтической методологии, основанной на индивидуалистической парадигме и принципе психического детерминизма. Если каждое психическое явление-симптом имеет свою причину, то, обнаружив ее, мы тем самым можем освободиться от власти этого явления-симптома. Именно таким образом в течение длительного времени с момента своего основания была устроена психотерапия. Да и не только психотерапия, но также ее предшественница и источник – психологическая наука[3]. Однако сегодняшняя психотерапевтическая практика неизбежно ставит перед нами вопрос: так ли уж оправдано построение психотерапии на основе научных принципов? Более того, так ли уж высока ценность истины для человека?

Аксиологическая фиксация человечества (хотя, если быть справедливым в данном утверждении, то поправлюсь – западной цивилизации) на истине является лишь результатом привычки. Не более и не менее. Кроме того, по той же привычке представления об истине подчиняются довольно строгим правилам формальной логики, основанной на идее полярностей. Так, из двух утверждений, противоречащих друг другу, лишь одно является истинным. Другому же соответственно придается статус не-истины. Если же утверждение не предполагает противоположного суждения, то оно также не может быть рассмотрено как истинное. Однако наука XX столетия поставила перед традиционной эпистемологией несколько довольно сложных проблем. Так, например, квантовая физика со всей убедительностью продемонстрировала, что статусом реальности могут обладать и совершенно противоположные суждения[4]. Вопрос о том, каково же из суждений истинное, поставил эпистемологов в затруднительное положение[5]. Новые открытия не подчинялись уже формальной логике.

Вернемся к обсуждению диалогово-феноменологической модели психотерапии. Ценность истины в ее методологии уступает свое место и значение важности фокусирования на процессе осознавания. Психотерапия больше не направлена на поиск конечной или промежуточной «психической правды». Теперь она фокусирована на самой себе, таким образом, превращаясь в перманентное исследование феноменологического поля. Бесконечность этого процесса определяется еще и тем фактом, что сама психотерапия не только констатирует полевую феноменологию, но также в полной мере создает и развивает ее. Тем самым она поддерживает поле в довольно динамичном состоянии и расширяет его. Читателю, по всей видимости, уже становится понятным, что примат переживания над инсайтом уничтожает смысл дискуссии о «верных» или «неверных» терапевтических интервенциях, а также снимает тревогу, содержащуюся в вопросе «А что же сейчас мне как терапевту предпринять?» Место этого вопроса занимает осознавание текущей феноменологии переживания. Тревога, проявляющаяся в возникновении вопроса «Что делать?», может возникнуть лишь в случае блокирования переживания. Например, в результате постановки задачи обнаружить истину.

Если мы не хотим играть в игру, иногда очень утомительную, под названием «Истина где-то рядом», стоит пересмотреть наши когнитивные привычки. Тогда, возможно, перед нами откроются значительно более богатые в смысле психологического вознаграждения горизонты перманентного исследования феноменологического поля нашей Жизни. И вдруг нам станет очевидно, что переживание обладает ценностью вне зависимости от его соотношения с категорией истины, которая вдруг обнаружит всю свою искусственность и относительность.

Позволение Другому быть процессом

Методология диалогово-феноменологического подхода в психотерапии отсылает нас к процессуальной природе психического во всех его проявлениях и основаниях: Я, поле, жизнь, Путь. В свою очередь представление о том, что динамика психических явлений непредсказуема, не может не сказаться на целях и задачах психотерапии. Так, одна из основных задач диалоговой психотерапии – дать возможность Другому быть процессом. Культура же, в которой мы живем, предрасполагает к существованию человека исключительно в качестве субъекта или объекта, т.е. self-парадигмы. Психотерапия же восстанавливает в правах процессуальную природу психического. Сказанное не означает заключения психического в новую тюрьму, на сей раз «процессуальную». Психотерапия оставляет для человека возможность и существования в виде субъекта/объекта, поддерживая развитие self-парадигмы.

Что означает, однако, фраза «дать возможность Другому быть процессом»? Комментарий, который я хочу сейчас сделать, имеет довольно важное значение для теории и практики диалогово-феноменологической психотерапии. Принятие методологического тезиса о процессуальной природе психического не ограничивается лишь теорией. Хотя в практике современной гештальт-терапии мы пока, как правило, ограничиваемся лишь констатацией – принимая теоретический тезис о self как процессе, мы зачастую, по-прежнему, относимся к клиенту как объекту. «Позволение Другому стать и быть процессом» предполагает некоторую выраженную готовность терапевта к ежесекундным изменениям в переживании клиента. Эта готовность коренится в ответе терапевта на вопрос, который весьма полезно было бы себе задавать почаще: «Готов ли я удивиться встрече с совершенно незнакомым человеком в контакте с прежним клиентом?» Именно готовность замечать самые мелкие и незначительные изменения в человеке, сидящем напротив, является важнейшим необходимым условием диалоговой психотерапии.

Почему это так важно? По нескольким причинам. Во-первых, динамика поля жизни человека производна от контакта. Точнее, от объема и качества соответствующих ему впечатлений. Естественная динамика поля возможна лишь при условии свободного доступа в контакт новых феноменов. Значительная часть их поставляется интервенциями терапевта. Однако в том случае, если терапевт относится к клиенту лишь как к исследуемому объекту, большинство элементов поля так никогда и не станет феноменами. Виной тому блокирование свободной феноменологической динамики и ограничение ее зоны распространения. Иначе говоря, терапевт оказывается неспособен заметить элементы поля, которые не соответствуют его застывшим представлениям о клиенте. В результате поле как бы замирает.

Сказанное имеет отношение к еще одной проблеме традиционной психотерапии, которая роднит ее с наукой. Речь идет о гипотезе. Именно она опосредует субъект-объектные отношения, характеризующие научную методологию. Применительно к психотерапии это означает, что если я отношусь к клиенту как к объекту, то тогда в процессе его исследования я неизбежно формирую гипотезу относительно особенностей его поведения, существующих нарушений и симптомов. Другими словами, я вступаю в контакт уже не с самим человеком, а лишь с его образом. Но не просто с образом (в некотором смысле это неизбежно, поскольку Другой нам доступен лишь в акте сознания), а с ригидным, неживым фантомом, застывшим во времени. Разумеется, любые элементы феноменологического поля, которые не попадают в зону действия терапевтической гипотезы, лишены каких бы то ни было шансов стать феноменами и, следовательно, повлиять на развитие человека и процесс переживания.

Продолжая обсуждение необходимости возвращения человеку процессуальных ресурсов поля, отмечу еще одну причину, по которой это оказывается важным. Клиент не меняется, если терапевт не готов это допустить. Еще со времен важнейших открытий бихевиоризма в психологии известен принцип бихевиорального подтверждения, или «самореализующегося пророчества». Суть его заключается в том, что человек вне зависимости от осознавания происходящего стремится соответствовать ожиданиям от него со стороны значимого окружения, к которому, безусловно, относится и психотерапевт. Почти как в известной русской поговорке: «Если к человеку относиться, как к свинье, то, в конце концов, он захрюкает». Полагаю, читателю становится уже очевидно, каким образом неготовность терапевта к изменениям и неожиданностям в проявлениях клиента просто-напросто делает их невозможными. Стоит при этом вспомнить важнейший феноменологический тезис диалогово-феноменологической модели психотерапии: «Я такой потому, что ты есть!»

И, наконец, третья причина, по которой очень важно позволить клиенту быть процессом. Готовность удивляться в ходе психотерапии позволяет терапевту не только замечать происходящее в феноменологическом поле. Появившийся в контакте феномен имеет пользу не только в смысле нового материала для переживания. Он также несет функцию расширения осознавания терапевтом своих способов организации контакта. Другими словами, готовность терапевта увидеть в клиенте нечто новое неразрывно связано с развитием самого терапевта. Впечатляясь осознанным, терапевт узнает также многое про себя и меняется сам. Движущим при этом является все тот же принцип: «Я такой, каким меня формирует клиент». Помогая развиваться клиенту, мы с неизбежностью заставляем развиваться и себя. И наоборот, ригидный образ клиента в осознавании терапевта оставляет нетронутым процесс переживания последнего. Совершенно очевидно, что такое положение вещей психотерапией назвать нельзя. Скорее это походит на некий пафосный эготический танец, как правило, танец страха, стыда, тревоги, беззащитности и высокомерия. Как с уверенностью нам демонстрирует опыт супервизионной практики, неготовность терапевта удивляться происходящему с клиентом, как правило, является следствием его собственной уязвимости.

Итак, готовность терапевта к любым неожиданностям в контакте с клиентом позволяет последнему восстановить способность к переживанию. Но не только клиенту. Удивляясь и впечатляясь клиентом, терапевт оживляет свой процесс переживания. Таким образом, можно вполне сказать, что в терапии находятся оба – и клиент, и терапевт. Если терапевт в процессе психотерапии никак не изменяется, то стоит задуматься, а действительно ли это психотерапия. Таким образом, имеет смысл констатировать и комплементарную описанной терапевтическую задачу. Принципиально важно в процессе терапии для терапевта удивляться происходящим с ним, быть открытым и готовым к неожиданностям в своих реакциях и переживании. Иначе говоря, непременным условием хорошей психотерапии является готовность психотерапевта удивляться себе и относиться с уважением к неожиданным новостям про себя.

К задачам психотерапии, фокусированной на переживании (вместо заключения)

Попробуем систематизировать результаты нашего обсуждения. Итак, целью диалогово-феноменологической психотерапии выступает восстановление естественного течения переживания. Поскольку единственно возможным пространством существования переживания является контакт, постольку основной интегральной задачей психотерапии, фокусированной на переживании, оказывается поддержание контакта:

Пока все просто. Однако следует учитывать, что не любой контакт обладает возможностью поддерживать процесс переживания. Для этого нужны необходимые системные условия, к которым относятся: высокая степень психологического присутствия, чувствительность участников контакта, их способность к осознаванию и выбору в актуальном контакте. Таким образом, вспомогательными задачами психотерапии являются:

1. Развитие чувствительности у участников терапевтического процесса.

2. Развитие способности осознавания у участников терапии.

3. Восстановление свободы выбора и творчества в контакте.

4. Развитие способности к психологическому присутствию в контакте.

Примечания

[1] Идея о том, что прошлое и будущее суть способы ориентироваться в настоящем, заимствована из личной беседы с Жаком Блезом.

[2] В процессе психотерапии мы нередко сталкиваемся с различного рода страхами у наших клиентов. Основным содержанием этих страхов является угроза узнать о себе что-либо нелицеприятное, стыдное или пугающее. Иногда кажется, что клиенты «привыкли» бояться каких-либо неприятных осознаний про себя. Однако, по всей видимости, есть кое-что пострашнее. Я имею в виду страх отсутствия. Здесь на память приходит случай, рассказанный моей коллегой о том, как один из ее клиентов покинул терапию, руководствуясь такого рода мотивами. Он столкнулся с интенсивным страхом несуществования. Он сказал ей: «Я чувствую себя, словно кочан капусты, с которого снимают лист за листом. А вдруг там внутри, за этими листками, ничего нет!!!» Полагаю, что этот человек, далекий от профессии психотерапевта, оказался прав в своих опасениях, несмотря на то, что его слова звучат очень наивно. У нас, действительно, ничего кроме self-парадигмы, т.е. «невроза» нет. Нет никакой психологической кочерыжки, т.е. самости или личности, иллюзия существования которой нас очень успокаивает. Куда страшнее знать, что тебя нет, чем ты есть, хотя и несовершенен. Может, и стоит оставить бытовому сознанию эту надежную добрую иллюзию, что там глубоко внутри, за «шелухой невроза», таится некое прекрасное «здоровое Я».

[3] Действительно, у самых своих истоков психотерапия развивалась как отрасль науки. Неслучайно одна из первых значительных работ З. Фрейда по психотерапии называлась «Проект научной психологии».

[4] В данном случае речь идет об открытии дуальной природы элементарной частицы, которая обладает как свойствами материи, так и характеристиками волны.

[5] Кстати говоря, затруднение ученых относительно этой проблемы было чрезвычайно удивительным для представителя восточной культуры. Например, Далай Лама никак не мог понять, что же так удивляет ученых в открытии дуальной природы частицы, поскольку вырос и обрел мировоззрение в той среде, где обе противоположности могли обладать равными правами и статусом. Иначе говоря, электрон вполне мог быть и материальной частицей, и волной-процессом.

Феноменологическая психология — Психология — Oxford Bibliographies

Многие люди, плохо знакомые с феноменологическими исследованиями, изо всех сил пытаются понять диапазон доступных методов и связь между (часто очень сложными) философскими идеями и их применением в психологии. Поэтому хорошее введение — очень полезный способ освоить дисциплину. Langdridge 2007 и Finlay 2011 обеспечивают исчерпывающий охват широкого спектра феноменологических методологий, а также очень доступны для людей, плохо знакомых с этой областью.Ashworth and Cheung Chung 2006 — это отредактированный сборник с участием некоторых ведущих деятелей в этой области. Его не всегда легко читать, но он отлично подходит для углубления понимания. Polkinghorne 1989 и Eckartsberg 1998 являются прекрасным введением в феноменологическую методологию, и заинтересованному читателю также рекомендуется прочитать другие главы этих двух важных сборников. Черчилль и Вертц 2015 также предоставляют недавний обзор, который является как научным, так и доступным для новичков.Отредактированный сборник «Джорджи 1985» представляет одни из самых лучших работ в области феноменологической психологии школы Дюкена. Кокельманс 1987 твердо сосредоточен на голландской школе (также известной как Утрехтская школа) и содержит эссе некоторых ключевых ранних фигур в феноменологической психологии, включая Буйтендейка, Штрассера и ван ден Берга. Это была свободно связанная группа психологов, психиатров и других, объединившаяся вокруг своей оппозиции позитивистской методологии, которые объединились сразу после Второй мировой войны, чтобы исследовать последствия мысли Гуссерля, Мерло-Понти и Сартра, среди прочих, для психологической исследование.Наконец, стоит отметить Pollio, et al. 1997, написана независимой группой, которая применяет идеи феноменологической философии для работы над психологией повседневной жизни.

  • Эшворт П. и М. Чунг Чунг, ред. 2006. Феноменология и психологическая наука . Нью-Йорк: Спрингер.

    Увлекательный сборник работ, который включает главы по истории и месту феноменологической психологии в более широкой дисциплине, а также очерки по методологии, а также психотерапии.

  • Черчилль, С. Д., и Ф. Дж. Вертц. 2015. Введение в феноменологические исследования в психологии: исторические, концептуальные и методологические основы. В Справочник по гуманистической психологии: теория, исследования, практика . 2-е изд. Под редакцией К. Дж. Шнайдера, Дж. Ф. Пирсона и Дж. Ф. Т. Бугенталя, 275–296. Таузенд-Оукс, Калифорния: SAGE.

    Замечательно ясное введение в феноменологические исследования от двух ведущих деятелей в этой области.

  • Эккартсберг, Р.Фон, 1998. Введение в экзистенциально-феноменологическую психологию. В Феноменологическое исследование в психологии: экзистенциальные и надличностные измерения . Под редакцией Р. Валле, 3–20. Нью-Йорк: Пленум.

    DOI: 10.1007 / 978-1-4899-0125-5_1

    Эта глава, наряду со второй главой, дает прекрасное введение в феноменологическую психологию. Эти главы были первоначально опубликованы в книге Эккартсберга 1986 года Опыт жизненного мира: экзистенциально-феноменологические исследовательские подходы в психологии (Вашингтон, округ Колумбия: University Press of America), которую сейчас очень трудно найти.Весь том, отредактированный Валле, тоже стоит прочитать.

  • Finlay, L. 2011. Феноменология для терапевтов: исследование живого мира . Чичестер, Великобритания: Wiley-Blackwell.

    DOI: 10.1002 / 9781119975144

    Одно из наиболее доступных введений в эту область с акцентом на ознакомление консультантов и психотерапевтов с феноменологической методологией.

  • Георгий, А., изд. 1985. Феноменология и психологические исследования .Питтсбург, Пенсильвания: Duquesne Univ. Нажмите.

    Прекрасное собрание эссе по описательной феноменологической психологии от ведущих деятелей, которое до сих пор легко доступно. Более полный сборник из четырех томов Duquesne Studies in Phenomenological Psychology (1971 , 1975 , 1979 , 1985 ) под редакцией Джорджи и его коллег, представляет собой величайший сборник работ Дюкена в описательной феноменологической психологии. но, к сожалению, найти его очень сложно.

  • Kockelmans, J. J., ed. 1987. Феноменологическая психология: Голландская школа . Дордрехт, Нидерланды: Мартинус Нийхофф.

    Замечательная коллекция эссе некоторых из наиболее важных первых голландцев, внесших вклад в развитие феноменологической психологии.

  • Лэнгдридж Д. 2007. Феноменологическая психология: теория, исследование и метод . Харлоу, Великобритания: Пирсон.

    Доступный обзор методологии феноменологической психологии, охватывающий описательный, герменевтический и нарративный подходы.

  • Полкингхорн, Д. Э., 1989. Феноменологические методы исследования. В Экзистенциально-феноменологические перспективы в психологии: исследование широты человеческого опыта . Под редакцией Р. С. Валле и С. Холлинга. Нью-Йорк: Пленум.

    Отличное введение в ряд методов описательной феноменологии. Стоит прочитать и другие главы этого отредактированного сборника.

  • Поллио, Х. Р., Т. Хенли и К. Б. Томпсон. 1997 г. Феноменология повседневной жизни . Кембридж, Великобритания: Cambridge Univ. Нажмите.

    DOI: 10.1017 / CBO9780511752919

    Эта книга представляет собой работу Говарда Поллио и его коллег, в которой они использовали феноменологическую философию и существующие психологические методы для создания своего собственного отличительного способа феноменологической психологии. Книга включает применение этого метода к целому ряду тем, от переживания чувства одиночества до значения смерти.

  • Как развить феноменологию как психологию: от описания к объяснению, примеры на основе исследования сновидений

  • Эшворт П. (2003). Подход к феноменологической психологии: случайность жизненного мира. Журнал феноменологической психологии, 34 (2), 145–156. https://doi.org/10.1163/156

    3322847119.

    Артикул Google ученый

  • Эшворт, А., и Эшворт, П.(2003). Жизненный мир как явление и как эвристика исследования, на примере изучения жизненного мира человека, страдающего болезнью Альцгеймера. Журнал феноменологической психологии, 34 (2), 179–205. https://doi.org/10.1163/156

    3322847137.

    Артикул Google ученый

  • Бенар П. (1994). Интерпретативная феноменология: воплощение, забота и этика в здоровье и болезни . Лос-Анджелес: Сейдж.

    Google ученый

  • Бернет Р.(2004). Сознание и существование: Феноменологические перспективы [Сознание и существование: Феноменологические перспективы] . Париж: PUF.

    Google ученый

  • Брентано, Ф. (1995). Психология с эмпирической точки зрения. (Л. Л. Макалистер, Р. К. Ранкурелло и Д. Б. Террелл, перевод) Лондон: Рутледж [Оригинальная работа опубликована в 1874 г.].

  • Кэрнс, Д. (1973). Руководство по переводу Гуссерля .Гаага: Мартинус Нийхофф.

    Google ученый

  • Кейси, Э. (1976). Сравнительная феноменология умственной деятельности: память, галлюцинации и фантазии в сравнении с воображением. Исследования феноменологии, 6 , 1–25.

    Артикул Google ученый

  • Фейлес, М. (2012). Воспоминание и фантазия: проблема истинности памяти в феноменологии Гуссерля. Феноменология и когнитивные науки, 12 , 727–746. https://doi.org/10.1007/s11097-012-9283-x.

    Артикул Google ученый

  • Финли, Л. (2003). Переплетение тела, себя и мира: феноменологическое исследование жизни с недавно диагностированным рассеянным склерозом. Журнал феноменологической психологии, 34 (2), 157–178. https://doi.org/10.1163/156

    3322847128.

    Артикул Google ученый

  • Фокс, К.К. Р., Ниджебоер, С., Солонолова, Э., Домхофф, Г. В., и Кристофф, К. (2013). Сновидения как блуждающие мысли: данные из функциональной нейровизуализации и отчетов от первого лица. Frontiers in Human Neuroscience, 7 , 1–18. https://doi.org/10.3389/fnhum.2013.00412.eCollection02013.

    Артикул Google ученый

  • Джорджи А., Фишер В. Ф. и фон Эккартсберг Р. (ред.). (1971). Дюкен изучает феноменологическую психологию (Vol.1). Питтсбург: издательство Duquesne University Press.

    Google ученый

  • Джорджи А., Фишер У. Ф. и Мюррей Э. (1975). Дюкен изучает феноменологическую психологию (Том 2). Питтсбург: издательство Duquesne University Press.

    Google ученый

  • Джорджи А., Ноулз Р. и Смит Д. Л. (ред.). (1979). Дюкен изучает феноменологическую психологию (Vol.3). Питтсбург: издательство Duquesne University Press.

    Google ученый

  • Джорджи А., Бартон А. и Маес К. (ред.). (1983). Дюкен изучает феноменологическую психологию (том 4). Питтсбург: издательство Duquesne University Press.

    Google ученый

  • Георгий А. (Ред.). (1985). Феноменология и психологические исследования . Питтсбург: издательство Duquesne University Press.

    Google ученый

  • Георгий, А. (2009). Описательный феноменологический метод в психологии: подходы Гуссерля . Нью-Йорк: издательство Duquesne University Press.

    Google ученый

  • Гурвич А. (1966). Концепция феноменологической психологии Эдмунда Гуссерля. Обзор метафизики, 19 , 689–727.

    Google ученый

  • Гурвич, А.(2009) Собрание сочинений Арона Гурвича ( 1901-1973 ). Том II: Исследования по феноменологии и психологии . Springer Science + Business Media B. V.

  • Хабермас Дж. (1987) Знания и интересы человека. (Дж. Шапиро, Пер.). Кембридж: Polity Press. (Оригинальная работа опубликована в 1968 г.).

  • Хелд Д. (1980). Введение в критическую теорию: Хоркхаймер — Хабермас . Кембридж: Polity Press.

    Google ученый

  • Гуссерль, Э.(1960). Декартовы медитации: введение в феноменологию . (Д. Кэрнс, пер.) Гаага: Мартинус Нийхофф. (Оригинальная работа опубликована в 1950 г.).

  • Гуссерль Э. (1964) Идея феноменологии . (W. P. Alston & G. Nakhnikian, пер.) Kluwer академические издательства (оригинальная работа опубликована в 1950 г.).

  • Гуссерль, Э. (1966). Zur Phänomenologie des inneren Zeitbewusstseins: 1893–1917. В R. Böhin (Hrsg.), Husserliana X [к феноменологии внутреннего сознания времени].В R. Böhin (Ed.), Husserliana X . Гаага: Мартинус Нийхофф.

  • Гуссерль, Э. (1970) Логические исследования, тома 1 и 2 . (Дж. Н. Финдли, пер., 2, , изд. ), Рутледж и Кеган Пол. (Оригинальная работа опубликована в 1913 году).

  • Husserl, E. (1977) Феноменологическая психология: лекции, летний семестр; 1925. (J. Scanlon, пер.) Гаага: Мартинус Нийхофф. (Оригинальная работа опубликована в 1962 году).

  • Гуссерль, Э.(1980). Phantasie, Bildbewusstsein, Erinnerung. Zur Phänomenologie der anschaulichen Vergegenwärtigung [фантазия, образное сознание и память. К феноменологии интуитивного представления. В E. Marbach (Ed.), Husserliana XXIII.

  • Гуссерль, Э. (1984). Logische Untersuchungen, Zweiter Band, Erster Teil: Untersuchungen zur Phänomenologie und Theorie der Erkenntnis [Логические исследования, Том 1, Часть 1: Исследования феноменологии и теории познания] (У.Panzer, Ред.). Гаага: Мартинус Нийхофф.

  • Husserl, E. (1997). Психологическая и трансцендентальная феноменология и конфронтация с Хайдеггером (1927–1931). (T. Sheehan, & R. E. Palmer, пер.) Husserliana: собрание сочинений Эдмонда Гуссерля, 6. Springer, Нидерланды. (Оригинальная работа опубликована в 1968 г.).

  • Келер В. (1969) Задача гештальт-психологии . Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета.

  • Лаберж, С.(1987) Осознанные сновидения. Сила бодрствования и осознанности во сне. Лос-Анджелес: Тарчер.

  • Лэнгдридж, Д. (2007). Феноменологическая психология: теория, исследование и метод . Харлоу: Образование Пирсона.

    Google ученый

  • Мустакас, К. Э. (1994). Феноменологические методы исследования . Калифорния: Sage Publications.

    Google ученый

  • Робертс, Дж.С. (2016). Основополагающие интересы знаний и всемирная паутина: может ли Интернет быть освободительной средой? Журнал по международным делам Таусонского университета, Vol. Л (№1) , 80-98.

  • Сальваторе, С., и Валсинер, Дж. (2010). Между общим и уникальным: преодоление номотетического и идиографического. Теория и психология, 20 , 817–833. https://doi.org/10.1177/0959354310381156.

    Артикул Google ученый

  • Шмикинг, Д., & Галлахер, С. (2010). Справочник по феноменологии и когнитивной науке . Нью-Йорк: Спрингер. https://doi.org/10.1007/978-90-481-2646-0.

    Google ученый

  • Симон Д. (2000). Способ видения и места: феноменология в исследованиях поведения окружающей среды. В S. Wapner et al. (Eds.), Теоретические перспективы исследования поведения среды (стр. 157–178). Нью-Йорк: Kluwer Academic / Plenum Publishers.

    Google ученый

  • Смит, Дж. А., Джарман, М. и Осборн, М. (1999). Проведение интерпретационного феноменологического анализа. Л. М. Мюррей и К. Чемберлен (ред.), Качественная психология здоровья: теории и методы . Лондон: Сейдж, стр 218-240.

  • Шпигельберг, Х. (1972). Феноменология в психологии и психиатрии . Издательство Северо-Западного университета.

  • Шпигельберг, Х.(1982). Феноменологическое движение: историческое введение, 3 -е, , переработанное и дополненное изд. . Kluwer Academic Publishers.

  • Татосян А. (1979). Феноменология психозов [феноменология психозов] . Париж: Masson, Editeur.

    Google ученый

  • Услер Д. против (1964). Der Traum als welt: Zur Ontologie und Phänomenologie des Traums [мечта как мир: к онтологии и феноменологии снов] . Пфуллендорф: Неске.

  • Валсинер Дж. (2005). Трансформации и гибкие формы: там, где начинается качественная психология. Японский журнал качественной психологии, 4 , 39–57.

    Google ученый

  • Ван Дерцен, Э., Крейг, Э., Шнайдер, К., Тантам, Д., и дю Плоок, С. (2019). Всемирный справочник по экзистенциальной терапии Wiley . Хобокен: Джон Уайли и сыновья.

    Google ученый

  • фон Вайзеккер, В.(1950). Der Gestaltkreis: Theorie der Einheit von Wahrnehmen und Bewegen. [гештальт-круг: объединяющая теория восприятия и движения]. Штутгарт: Тиме.

  • Ватанабэ, Т. (2015). http://fantastiquelabo.cocolog-nifty.com/blog/2015/11/index.html (на японском языке) [по состоянию на 29 января 2020 г.].

  • Ватанабэ, Т. (2018). Феноменологически проясняющие мечты о том, чтобы стать кем-то другим: тематический анализ, основанный на гуссерлианских интенциональностях. Японская качественная психология , 17 , 66-86.(на японском языке с английским названием и аннотацией).

  • Ватанабэ, Т. (2019). Феноменологическое объяснение сновидений на основе намерений: новый горизонт для гуссерлианского анализа сновидений. В книге К. Мураками, Дж. Крессвелл, Т. Коно и Т. Зиттун (редакторы), The Ethos of Theorizing — ISTP 2017 (стр. 234–244). Публикации университета Captus.

  • Значение феноменологии для психологии

    Часть История и философия психологии серия книг (HPPS)

    Abstract

    Феноменология — это философия, зародившаяся в 1900 году, когда Эдмунд Гуссерль (1900/1970), ее основатель, написал одну из своих самых известных работ. Логические исследования . Понятие феноменологии, которое отстаивал Гуссерль, было больше имплицитно в этой работе, чем определено, но его чувство феноменологии стало явным в его последующей работе. Идеи I (1913/1983). Феноменология берет в качестве темы отношения между сознательными действиями и объектами, на которые они направлены, термин «объект» относится ко всему, реальному или воображаемому, или даже иллюзорному, что может быть связано с актами сознания. Короче, можно сказать, что феноменология — это изучение отношений между сознанием и его объектами.Это философия, которая пытается развить эту тему строго и последовательно, а также сформулировала позицию и метод, с помощью которых можно получить доступ и тщательно изучить отношения между сознательными действиями и их объектами. В течение последнего столетия феноменология развивалась разными и почти противоположными путями, но, как показал Шпигельберг (1982), тем не менее в ее развитии есть объединяющая тема.

    Ключевые слова

    Естествознание Преднамеренный объект Физическая вещь Феноменологическая редукция Научная психология

    Эти ключевые слова были добавлены машиной, а не авторами.Это экспериментальный процесс, и ключевые слова могут обновляться по мере улучшения алгоритма обучения.

    Это предварительный просмотр содержимого подписки,

    войдите в

    , чтобы проверить доступ.

    Предварительный просмотр

    Невозможно отобразить предварительный просмотр. Скачать превью PDF.

    Источники

    1. Олпорт, Г. (1943). Продуктивные парадоксы Уильяма Джеймса.

      Психологический обзор

      ,

      50

      , 95–120.

      CrossRefGoogle Scholar
    2. Энджелл, Дж.Р. (1907). Область функциональной психологии.

      Психологический обзор

      ,

      14

      , 61–91.

      CrossRefGoogle Scholar
    3. Блюменталь, А. Л. (1975). Переоценка Вильгельма Вундта.

      Американский психолог

      ,

      30

      , 1081–1088.

      CrossRefGoogle Scholar
    4. Блюменталь, А. Л. (1980). Вильгельм Вундт и ранняя американская психология: столкновение культур. В R. W. Rieber & K.Salzinger (Eds.),

      Психология: теоретико-исторические перспективы

      . Нью-Йорк: Academic Press.

      Google Scholar
    5. Скучно, Э. Г. (1921). Ошибка стимула.

      Американский журнал психологии

      ,

      33

      , 449–471.

      CrossRefGoogle Scholar
    6. Boring, E.G. (1937). Титченер и экзистенциальное.

      Американский журнал психологии

      ,

      50

      , 470–483.

      CrossRefGoogle Scholar
    7. Boring, E.G. (1950).

      История экспериментальной психологии

      . Нью-Йорк: Appleton-Century-Crofts. (Первое издание работы опубликовано в 1929 г.)

      Google Scholar
    8. Карр, Х. (1925).

      Психология: исследование психической жизни

      . Нью-Йорк: Лонгманс, Грин и Ко.

      Google Scholar
    9. Данцигер, К. (1979). Позитивистское отрицание Вундта.

      Журнал истории поведенческих наук

      ,

      13

      , 205–230.

      Google Scholar
    10. Эббингаус, Х. (1908).

      Психология: Учебник для элементарных

      (М. Мейер, Пер.). Нью-Йорк: D.C. Heath and Co.

      Google Scholar
    11. Giorgi, A. (1992). Феноменологическая переосмысление схемы Джеймса для психологии I. В М. Э. Доннелли (ред.),

      Переосмысление наследия Уильяма Джеймса

      (стр. 119–136). Вашингтон, округ Колумбия: Американская психологическая ассоциация.

      Google Scholar
    12. Heidbreder, E.(1933).

      Семь психологий

      . Энглвуд Клиффс, Нью-Джерси: Прентис-Холл.

      Google Scholar
    13. Хамфри, Г. (1963).

      Мышление: Введение в экспериментальную психологию

      . Нью-Йорк: Вили.

      Google Scholar
    14. Husserl, E. (1960).

      Декартовы медитации

      (Д. Кэрнс, Пер.). Гаага: Nijhoff. (Оригинальная работа опубликована в 1950 г.)

      Google Scholar
    15. Husserl, E. (1965).Философия как строгая наука. В Q. Lauer (Ed. & Trans.),

      Феноменология и кризис философии

      (стр. 71–147). Нью-Йорк: Harper Torchbooks. (Оригинальная работа опубликована в 1911 г.)

      Google Scholar
    16. Husserl, E. (1970).

      Логические исследования Тт. I и II

      . (Дж. Н. Финдли, пер.). Нью-Йорк: Humanities Press. (Оригинальная работа опубликована в 1900 г.)

      Google Scholar
    17. Husserl, E. (1977).

      Феноменологическая психология

      (J.Скэнлон, Пер.). Гаага: Nijhoff. (Оригинальная работа опубликована в 1962 г.)

      Google Scholar
    18. Husserl, E. (1983).

      Идеи, относящиеся к чистой феноменологии и феноменологической философии

      .

      Первая книга

      (Ф. Керстен, пер.). Гаага: Nijhoff. (Оригинальная работа опубликована в 1913 г.)

      Google Scholar
    19. Husserl, E. (1989).

      Идеи, относящиеся к чистой феноменологии и феноменологической философии

      .

      Вторая книга

      (Р. Ройцевич и А. Шувер, пер.). Дордрехт: Kluwer Academic Publishers. (Оригинальная работа опубликована в 1952 г.)

      Google Scholar
    20. Джеймс У. (1950).

      Основы психологии

      . Нью-Йорк: Х. Холт и Ко. (Оригинальная работа опубликована в 1890 г.)

      Google Scholar
    21. Джеймс У. (1958). Существует ли сознание? У У. Джеймса,

      Очерки радикального эмпиризма

      . Нью-Йорк: Longmans, Green & Co.(Оригинал на немецком языке, опубликован в 1912 г.)

      Google Scholar
    22. Kulpe, O. (1964). Современная психология мышления. В Дж. М. Мандлер и Г. Мандлер (ред.),

      Мышление: от ассоциации к гештальту

      . Нью-Йорк: Вили. (Оригинальная работа опубликована в 1912 г.)

      Google Scholar
    23. Linschoten, H. (1968).

      На пути к феноменологической психологии: Психология Уильяма Джеймса

      . Питтсбург, Пенсильвания: издательство Duquesne University Press.

      Google Scholar
    24. Мандлер, Дж. М., и Мандлер, Г. (ред.) (1964).

      Мышление: от ассоциации к гештальту

      . Нью-Йорк: Вили.

      Google Scholar
    25. Майер Р. (1983).

      Мышление, решение проблем, познание

      . Нью-Йорк: W. H. Freeman and Co.

      Google Scholar
    26. Mohanty, J. N. (1972).

      Понятие интенциональности

      . Сент-Луис, Миссури: Уоррен Х. Грин Ко.

      Google Scholar
    27. Руны, Д.Д. (1958)

      Философский словарь

      . Эймс, ИА: Литтлтиелд, Адамс и Ко.

      Google Scholar
    28. Сартр, Дж. П. (1956).

      Бытие и ничто

      . (Х. Барнс, Пер.). Нью-Йорк: Философская библиотека. (Оригинальная работа опубликована в 1943 г.)

      Google Scholar
    29. Spiegelberg, H. (1982).

      Феноменологическое движение

      (3-е изд.). Гаага: Nijhoff.

      Google Scholar
    30. Титченер, Э.Б. (1898). Постулаты структурной психологии.

      Философское обозрение

      ,

      7

      , 449–465.

      CrossRefGoogle Scholar
    31. Титченер, Э. Б. (1907).

      Букварь по психологии

      . Нью-Йорк: Macmillan Co.

      Google Scholar
    32. Титченер, Э. Б. (1921a). Брентано и Вундт: эмпирическая и экспериментальная психология.

      Американский журнал психологии

      ,

      32

      , 108–120.

      CrossRefGoogle Scholar
    33. Титченер, Э. Б. (1921b). Функциональная психология и психология акта I.

      Американский журнал психологии

      ,

      32

      , 519–542.

      CrossRefGoogle Scholar
    34. Титченер, Э. Б. (1972).

      Систематическая психология: пролегомены

      . Итака, Нью-Йорк: Издательство Корнельского университета. (Оригинальная работа опубликована в 1929 г.)

      Google Scholar
    35. Уотсон, Дж. Б. (1913).Психология с точки зрения бихевиориста.

      Психологический обзор

      ,

      20

      , 158–177.

      CrossRefGoogle Scholar
    36. Вудворт, Р. С. (1934).

      Психология

      . Нью-Йорк: Х. Холт и Ко. (Оригинальная работа опубликована в 1921 г.)

      Google Scholar
    37. Wundt, W. (1902).

      Очерки психологии

      (К. Х. Джадд, пер.). Нью-Йорк: Г. Э. Стехерт. (Оригинальная работа опубликована в 1901 г.)

      Google Scholar
    38. Yerkes, R.М. (1911).

      Введение в психологию

      . Нью-Йорк: Х. Холт и Ко.

      Google Scholar

    Информация об авторских правах

    © Springer Science + Business Media, LLC, 2006

    Авторы и аффилированные лица

    1. 1. Психология в Высшей школе Сейбрука, Сан-Франциско, США

    Феноменологическая психология | Encyclopedia.com

    «Феноменологическая психология» отходит от эмпирической психологии, отказываясь от натуралистических предположений о человеческом сознании и принимая уникальный метод, а именно феноменологическую редукцию, как средство доступа к сознанию.Более того, его цель как науки — выявить существенные черты сознания, эйдетические структуры, относящиеся к сознанию в целом. Внутри редукции фокус может быть либо мирским, то есть направленным на ментальное как область внутри себя, либо трансцендентальным, то есть направленным на сознание как уникальную область, внутри которой конституируются все другие формы объективности. Когда феноменологическая психология развивается как эйдетическая наука, любые результаты, которые она может получить, будут справедливы для любого возможного существующего сознания, но она не может делать никаких утверждений о том, какие из возможностей, которые она идентифицирует, реализуются на самом деле, поскольку она должна приостановить все суждения об эмпирических фактах.Феноменологическая психология показывает, что ментальная жизнь интенциональна и в своей основе временна, и что она конституирует себя как сложную, но единую сеть интенциональных отношений. Это привело к его тесной связи с теориями гештальт. Задача феноменологической психологии состоит в том, чтобы выявить различные слои психической жизни, включая как ее активные, так и пассивные элементы, показать существенные взаимосвязи между ними и показать, как сложные и абстрактные уровни состоят из более простых и более основных простых элементов. сознание.

    В своей работе по феноменологии, написанной для Британской энциклопедии в 1928 году, Эдмунд Гуссерль представил феноменологическую психологию как пропедевтику трансцендентальной феноменологии в целом. Путем исследования чистого субъективного сознания, его форм и происхождения, а также соответствующих ему интенциональных объектов, феноменологическая психология может предоставить материал для трансцендентальной феноменологии. Феноменологическая психология ясно дает понять, что отправной точкой феноменологии является сознание в том виде, в котором оно предстает перед чистым отражением.Однако трансцендентальная феноменология делает еще один шаг вперед, вынося за скобки любое необходимое отношение к сознанию как мирскому феномену, принадлежащему людям или любым другим одушевленным существам, и исследуя саму природу сознания в целом. Таким образом, трансцендентальная феноменология есть не что иное, как следствие универсальной эпохи, которая принадлежит смыслу трансцендентального вопроса, касающегося окончательной основы познания и его объектов в целом. С этой точки зрения реализация сознания у человека и других животных является лишь одним примером, который может обеспечить отправную точку для изменения отношения, ведущего к понятию чистого трансцендентального сознания, в котором все интенциональности, включая намерение самого себя как существующее индивидуальное сознание.

    См. Также Сознание в феноменологии; Гуссерль, Эдмунд.

    Библиография

    Husserl, E. «Philosophie als strenge Wissenschaft.» Husserliana, Vol. XXV, под редакцией Т. Ненона и Х.-Р. Зепп. Дордрехт: Kluwer Academic, 1987. Переведено К. Лауэром как «Философия как строгая наука» в г. Феноменология и кризис философии. New York: Harper, 1965. Представляет свой отказ от натуралистических подходов к изучению сознания.

    Husserl, E. Phänomenologische Psychologie. Гуссерлиана. об. IX, под редакцией В. Бимеля. Гаага, 1962. Перевод Дж. Скэнлона как Феноменологическая психология. The Hague: Nijhoff, 1977. Предоставляет подробный анализ, иллюстрирующий общую методологию Гуссерля и многие конкретные результаты. Содержит все четыре проекта статьи Гуссерля для Британской энциклопедии , и последующей амстердамской лекции, основанной на этой статье.

    Гурвич, А.«Концепция феноменологической психологии Гуссерля». Обзор метафизики 19 (1965–1966): 689–727.

    Кокельманс, Дж. Дж. Феноменология Эдмунда Гуссерля. West Lafayette, IN: Purdue University Press, 1994. Введение в зрелое мышление Гуссерля посредством тщательного и обширного комментария к статье Encyclopaedia .

    Томас Ненон (1996)

    Frontiers | Гуссерлианская феноменология как вид самоанализа

    Введение

    Большинство феноменологов строго разделяют феноменологию и интроспекцию (см. Thomasson, 2003, p.239; Смит и Томассон, 2005, стр. 9; Захави, 2007, с. 76; Staiti, 2009c, стр. 231; Фукс, 2015, с. 809). Хотя Гуссерль (1971, стр. 38) дистанцировал свой метод от внутреннего наблюдения психологии, он иногда характеризовал его как интроспекцию (см. Husserl, 1973c, стр. 23; De Palma, 2015, стр. 203). В соответствии с этим более современные мыслители открыто используют феноменологию для интроспективных попыток (см. Shear and Varela, 1999; Depraz et al., 2003). Итак, какова связь между феноменологией и самоанализом?

    Хотя Гуссерль четко различал феноменологию и психологию, он (см. Depraz, 1999, стр.103–105; Staiti, 2009a), тем не менее, упомянул психологический путь в феноменологию. В этой статье утверждается, что если кто-то хочет пройти через это, самоанализ является наиболее подходящей отправной точкой. В связи с этим Гуссерль (1977, с. 6) назвал Вильгельма Дильтея пионером, который изо всех сил пытался открыть метод изучения «внутреннего опыта». И все же он был недоволен «противопоставлением натуралистически ориентированной извне и описательно внутренней психологии» Дильтея (Husserl, 1977, p. 10). Поскольку декартовский дуализм, лежащий в основе грубой внутренней и внешней дихотомии, вводит в заблуждение, что внутренний опыт представляет собой одно однородное поле res cogitans (см.211–15). Скорее, внутри того, что можно было бы назвать «внутренним опытом» (см. Раздел «Определение интроспекции» ниже), существует множественных уровней, , которые нуждаются в четкой дифференциации, например, психологический, трансцендентальный и телесный планы.

    Помимо неоднородности внутреннего опыта, Гуссерль (1977, с. 11) спрашивает: «[В] психологии, которая полагается исключительно на внутренний опыт и описание психической жизни, как мы можем прийти к универсальности закона?» Это показывает, что Гуссерль не был как таковым против исследований, основанных на внутреннем опыте, особенно учитывая, что он хотел описать общие законы сознания , основанные на их реальном опыте .Вместо этого его интересовало, как методологически различить индивидуальные (идиосинкразические) и общие аспекты внутри него .

    Примечательно, что многие исследователи, отделяющие феноменологию от интроспекции, предполагают, что интроспекция дает только идиосинкразические результаты, присущие сознанию определенного человека. Однако нет причин ограничивать фокус интроспекции только идиосинкразическими переживаниями. Чтобы полностью понять и ответить на вопрос Гуссерля о том, как различать общие и идиосинкразические особенности сознания, имеет смысл предположить, что интроспекция как таковая дает как идиосинкразических, так и общих переживаний (см. Breyer and Gutland, 2016, стр.12–14). Это также соответствует утверждению Гуссерля (1983, с. 41) о том, что «все люди видят« идеи »,« сущности »и видят их, так сказать, непрерывно». Таким образом, трудность заключается в том, что четко распознает эти существенные структуры как таковые в сознании.

    Таким образом, в данной статье утверждается, что феноменология не противостоит интроспекции как таковой , а скорее является попыткой усовершенствовать ее, сделав ее научной и систематической. Это достигается путем предоставления метода идентификации и описания общих черт сознания.Структура этой статьи сосредоточена на доступном представлении метода Гуссерля. Там, где это уместно или полезно, он также связывает феноменологию Гуссерля с особенностями, обычно связанными с интроспекцией, а также с философиями Юма и Канта.

    Определение самоанализа

    В своей статье об интроспекции в Стэнфордской энциклопедии философии Швицгебель (2016) отмечает: «Никакая простая характеристика не получила широкого признания». Вместо единого определения он перечисляет черты, общие для многих интроспективных исследований.Соответственно, и вместо произвольного определения интроспекции таким образом, чтобы оно точно соответствовало методологии Гуссерля, следующая статья связывает метод Гуссерля с этими особенностями списков Швицгебеля.

    Чтобы получить первое представление об интроспекции, можно отметить с помощью Schwitzgebel (2016), что это слово происходит от латинского «смотреть внутрь». Слово «в» вызывает понятие пространства, но используется только метафорически для обозначения указывают на смещение внимания к опыту, которому нет места во внешнем пространстве .Как мы можем с уверенностью заявить о его направлении? Можно заметить, что внешний мир, помимо его простого существования, также является нам кажется . И это внешний вид мира — это опыт без пространственного расположения во внешнем мире. В гуссерлианском смысле интроспекция направлена ​​на это переживание и способ его переживания.

    Пример. Предположим, вы посетили Galleria dell’Accademia во Флоренции, чтобы посмотреть оригинал картины Микеланджело «Давид». После того, как вы войдете, статуя Давида впервые появится в вашем поле зрения.Однако вы негласно знаете, что статуя существовала сотни лет назад. Таким образом, начало ее появления в вашем сознании не совпадает с началом существования статуи . Когда вы приближаетесь к статуе, ее внешний вид увеличивается в размерах относительно вашего поля зрения. Когда вы подойдете достаточно близко, его часть может даже покрыть все ваше поле зрения. Однако вы молчаливо знаете, что увеличение внешнего вида не означает увеличения размера существующей статуи.Кроме того, когда вы перемещаетесь по статуе, она предстает перед вами под разными углами. Опять же, вы неявно знаете, что это изменение углов происходит из-за вашего движения и что статуя стоит на месте. Наконец, когда вы уходите и больше не видите Дэвида, вы молчаливо понимаете, что существование статуи не закончилось, а только она появляется вам.

    Прочитав это описание, вы, вероятно, заметите, что в повседневной жизни вы редко обращаете внимание на то, как мир кажется вам сознательно. Вместо этого мы заинтересованы в существующем мире и вещах, существующих в нем.Конечно, нас часто волнует внешний вид — например, то, как мы или другие выглядим. Но этот интерес также связан с наличием, отсутствием или расположением существующих вещей, таких как одежда, волосы, аксессуары и так далее. Напротив, нас редко интересуют явления как феномены сознания. Более того, этот вид сам по себе нигде не заметен внешне, как мраморная статуя. Вы можете наблюдать, как другие посетители смотрят на статую, но вы не испытываете их сознательных переживаний статуи.Таким образом, сознательное восприятие явлений контрастирует с внешним пространством и всем, что в нем (включая процессы в нашем мозгу). Чувствуя эту противоположность тому, что является внешне наблюдаемым , можно понять, почему люди начали говорить о intro spection, чтобы выразить другое направление, которое принимает наблюдение сознания. Хотя метафорически использовать пространственное направление для обозначения чего-то без места в пространстве , безусловно, сбивает с толку, использование «интроспекции», по крайней мере, понятно.

    Такое понимание интроспекции отвечает первому из шести условий, о которых упоминает Швицгебель (2016), так называемое «психологическое состояние » : интроспекция — это процесс, который генерирует или направлен на генерирование знаний, суждений или убеждений о умственных способностях событиях, состояниях или процессах, а не о делах вне нашего разума, по крайней мере, не напрямую ». Представление модели epoché ниже сделает этот сдвиг фокуса более четким.

    Соответственно, слово «интроспекция», используемое здесь, относится к исследованию не внешнего мира , а того, как мы осознаем его, а также других ментальных феноменов, которым нет места во внешнем пространстве.В следующих разделах показано, как Гуссерль предлагал это сделать.

    Очерк феноменологической методологии Гуссерля

    Метод Гуссерля легче понять, если рассматривать его как преодоление проблем, с которыми столкнулись более известные философии Юма и Канта.

    Реакция Гуссерля на Юма — или Принцип всех принципов

    Юм (2007, стр. 45) задает известный вопрос, на каком основании мы предполагаем, что в мире существуют необходимые связи, такие как причинность.Он предположил, что «все наши идеи — не что иное, как копии наших впечатлений». Следовательно, он предположил, что для исследования таких идей, как причинность, мы «[p] производим впечатления или исходные чувства, из которых копируются идеи» (Hume, 2007, p. 46). Это приводит его к известному утверждению, что только «когда […] за одним и тем же объектом всегда следует одно и то же событие; Затем мы начинаем поддерживать понятие причины и связи. Затем мы чувствуем […] как обычную связь […], и это чувство является оригиналом той идеи, которую мы ищем »(Hume, 2007, стр.56–57). Однако Юм (2007, стр. 51) подчеркивал, что это чувство — это , а не переживание необходимой причинности как таковое.

    Гуссерль принял утверждение Юма об интуитивной данности любого теоретического предложения, которое следует рассматривать как необходимое (или существенное). Это ясно видно из того, что Гуссерль (1983, с. 44) называет «принципом всех принципов : , согласно которому всякая изначальная презентативная интуиция является узаконивающим источником познания, что все изначально […] предлагало нам в». интуиция »должна приниматься просто как то, что она представлена ​​как , но также и только в тех пределах, в которых она представлена ​​там .Мы действительно видим, что каждая теория может снова извлечь свою истину только из исходных [sic] данных ». Таким образом, значение «интуиции» у Гуссерля таково, что оно может выполнять, а также опровергать наши (теоретические) убеждения.

    Требование, чтобы всех элементов теории были даны интуитивно, прежде чем она будет признана истинной, заметно отличается от научного метода. Начиная с девятнадцатого века, наука начала использовать гипотетически-дедуктивные рассуждения (см. Carrier, 2009, p. 18). С тех пор ненаблюдаемые элементы принимались в научных теориях, если они приводили к предсказаниям, подтвержденным эмпирическими наблюдениями.Следствием этого стала неопределенность Дюгема-Куайна: две или более теории, отличающиеся постулируемыми ненаблюдаемыми элементами, могли одинаково хорошо предсказывать ход фактических эмпирических наблюдений (см. Carrier, 2009, p. 20). Известный пример этого явления в физике — бомовская механика против стандартной модели квантовой механики. Обе теории одинаково хорошо предсказывают наблюдаемые события, но делают это, постулируя совершенно разные ненаблюдаемые элементы. Когда несколько теорий имеют равную эмпирическую основу, общее предложение — предпочесть ту, которая требует меньшего количества гипотетических элементов — практика, известная как «бритва Оккама».”

    Поскольку Гуссерль требует строгой корреляции между всеми элементами теоретического предложения и фактического наблюдения, ему не нужна бритва Оккама. Ибо принцип всех принципов запрещает гипотетические элементы. Это требование соответствует тому, что Швицгебель (2016) называет «условием непосредственности : интроспекция дает суждения или знания о собственных текущих ментальных процессах относительно непосредственно или сразу .«Психические переживания не должны выводиться, логически выводиться или выдвигаться гипотезами; вместо этого они должны быть фактически пережитыми , если кто-то хочет заявить о существовании интроспективного опыта.

    Принцип всех принципов, кроме того, выполняет то, что Швицгебель (2016) называет «условием временной близости : интроспекция — это процесс, который генерирует знания, убеждения или суждения только о текущей текущей психической жизни». Описывать сегодня то, что я испытал неделю назад, было бы против принципа всех принципов, поскольку этот принцип требует, чтобы человек описал то, что представляет собой здесь и сейчас.Тем не менее, описание актов запоминания возможно, так как воспоминание — это то, что человек переживает здесь и сейчас, даже если он переживает его таким образом, что он видит текущий опыт как , повторно представляющий то, что представил сам в какой-то момент. более ранний момент времени. Аналогичным образом возможны описания ожиданий, ожиданий и т. Д.

    Однако возникает вопрос: что Гуссерль делает с такими элементами, как причинность? Учитывая озабоченность Юма, как Гуссерль достигает интуитивного выполнения категориального отношения, такого как причинность? Здесь нужно посмотреть на реакцию Канта на Юма, чтобы лучше понять решение Гуссерля.

    Реакция Канта на Юма

    Кант увидел опасность, которую скептицизм Юма представляет для науки, и отверг эмпирическую дедукцию причинности. Вместо этого он предположил, что наш опыт задолго до того, как мы сделаем какие-либо осознанные суждения о нем, уже и обязательно структурирован по таким категориям, как причинность. Тем самым он своеобразным образом как соглашался, так и не соглашался с Юмом. Он согласился с Юмом в том, что он предположил, что такие понятия, как причинность, не связаны внутри (аналитического) мышления, а вместо этого нуждаются в неконцептуальном (синтетическом) носителе для объединения.Однако он не соглашался с Юмом в том, что он отвергал установление таких отношений, как причинность, на основе фактического эмпирического опыта (апостериори). Вместо этого он предположил, что действительный опыт, каким мы его знаем, возможен только в том случае, если он уже (априори) структурирован такими категориями, как причинность. Таким образом, хотя опыт — это синтетический носитель, который устанавливает необходимые связи, такие как причинность, необходимость этих связей не может быть установлена ​​путем наблюдения опыта.

    Но как категории становятся эмпирическими структурами? Чтобы объяснить это, Кант (1999, A 24–25 / B 39, A 31–32 / B 47) нетрадиционно предложил рассматривать пространство и время не как концептуальные отношения, как Аристотель (1963, стр.1b − 2a), но как чистая интуиция и как форма интуиции (см. Kant, 1999, A 20 / B 34–35). После этого переосмысления Кант смог использовать время и пространство как неконцептуальных носителей концептуальных отношений. Он утверждал, что причинно-следственная связь является для нас в форме определенной временной последовательности и что эта последовательность восприятий составляет обязательно , так что, если события имеют причинную связь. Таким образом, такая категория, как причинность, предлагается как обязательно (априорно) присущая нашему опыту, поскольку она диктует определенную временную последовательность явлений.

    Кант, кроме того, использовал пространство и время, чтобы установить непреодолимый разрыв между миром в самом себе и миром , каким он кажется нам . Он утверждал, что пространство и время являются субъективными потребностями того, каким мир кажется нам, людям. Под словом «субъективный» Кант подразумевает не человек, человек, а всех людей. Пространство и время — это субъективных по отношению к миру в самом себе . Однако они в то же время являются объективными по сравнению с тем, как кажется нам , поскольку для нас восприятие объектов невозможно, без этих структур.Таким образом, пространство и время являются необходимыми фильтрами человеческого опыта. Кант (1999, A 42 / B 59) утверждал, что как только мы абстрагируемся от того, как мир кажется нам, людям, «пространство и время сами по себе исчезнут». Следовательно, эти фильтры искажают восприятие вещей и мира такими, какие они есть в себе.

    Это различие между явлениями и вещами в себе заметно отличается от различия между статуей внешнего вида Давида и его физическим существованием , приведенным выше.Приведенное выше описание было таким, что мы узнаем существующую статую через ее появления и не предполагая что-то вроде непознаваемой статуи в себе. Это важное различие между описаниями опыта Гуссерля и Канта, которое сейчас будет более подробно описано.

    Некоторые реакции Гуссерля на Канта

    Гуссерль отверг кантовское различие между явлениями и вещами в себе и хотел «радикально устранить ложную трансцендентность, которая все еще играет свою роль в учении Канта о« вещи в себе », и создать чисто феноменологическую концепцию мира» (Husserl, 2008). , п.xxxix, мой перевод). Таким образом, для него физическая вещь не является проявлением непостижимой вещи сама по себе. Вместо этого Гуссерль (1983, стр. 92, см. Также 2003, стр. 67, 2004, стр. 129) считал «фундаментально ошибочным полагать, что восприятие […] не достигает самого физического объекта».

    Во-вторых, Гуссерль отверг кантовский путь доступа к знанию априорных структур. Кант (1999, A 35 / B 52) утверждал, что «в опыте нам никогда не может быть дан объект, который не принадлежал бы условиям времени.«Если, однако, все интуиции и переживания, которые мы можем получить, уже являются временными, мы не можем интуитивно изучить, как временность и чувственная интуиция вообще переплетаются между собой . В результате доступ Канта к процессам, предшествующим нашему опыту, равен умозрительным . Канту (1999, A 91-92 / B 123–124) это было хорошо известно, поскольку он явно отвергал необходимость установления причинной связи на основе опыта (апостериори). Он указал, что вся его система в конечном итоге представляет собой мысленный эксперимент, направленный на достижение проверки посредством того, что можно мыслить без противоречий (см. Kant, 1999, B xviii – xix).

    Гуссерль (1970, с. 115) оспорил эти предположения об интуитивно недоступных процессах, якобы формирующих наш реальный опыт. Он жаловался, что Кант прибегает к «мифическому построению понятий». Он запрещает своим читателям переносить результаты его регрессивной процедуры в интуитивные концепции […]. Таким образом, его трансцендентные концепции весьма своеобразно неясны ». Следовательно, Гуссерль стремился интуитивно исследовать сознательные процессы, формирующие опыт, каким мы его знаем.

    Одной из важных особенностей, которую Гуссерль (1960, с. 144, 1970, с. 199) действительно принял, был так называемый «поворот Коперника» Канта. Чтобы объяснить, как мы, как субъекты, можем обладать знаниями об объектах, Кант (1999, B xvi-xvii) предположил, что мы представляем внешний вид объекта на основе форм, которые мы находим в себе как переживающих субъектов. В соответствии с этим Гуссерль (1960, с. 114) постулировал « врожденных» априори , без которого немыслимо эго как таковое ». Это объясняет, почему он (см. Husserl, 1968, стр.250, 300, 328, 344) предполагали, что наш мировой опыт относительно абсолютной трансцендентальной субъективности, которая его составляет.

    Гуссерль также согласился с утверждением Канта (1999, A 51 / B 75): «Мысли без содержания пусты, интуиции без понятий слепы». Принятие этого означает, что один всегда должен искать правильную корреляцию между любой данной интуитивной концепцией и , поскольку только вместе они могут иметь смысл. Кант (1999, A 240 / B 299) поясняет: «[I] t также является необходимым условием для , чтобы сделать абстрактное понятие осмысленным , т.е.е., интуитивно отобразить соответствующий ему объект, поскольку без этого концепция осталась бы (как говорят) без смысла ». Поскольку категории являются концепциями, это также переносится на них. Таким образом, в том же ключе Гуссерль (2001b, стр. 306) писал: «По самой природе случая все категориальное в конечном итоге основывается на чувственной интуиции, что […] интеллектуальное понимание […] без какого-либо чувственного основания. , это ерунда ». Гуссерль всегда требовал сенсорной основы для феноменологического исследования априорных (эйдетических) структур.

    Промежуточное резюме

    Таким образом, предположения, на которых основан методологический подход Гуссерля, следующие:

    (а) Вместе с Кантом Гуссерль предполагает, что существует априорных законов , управляющих состояниями и процессами сознания.

    (b) Кроме того, он предполагает, что эти законы выполняются через деятельность трансцендентальной субъективности.

    (c) Тем не менее, они одинаковы для всех .

    (d) Таким образом, они также являются обобщаемыми результатами интроспективного исследования сознания.

    (e) В отличие от Канта и в соответствии с Юмом, Гуссерль стремится исследовать эти законы на основе интуиции .

    (f) Наконец, он вместе с Кантом предполагает, что концепции и интуиции необходимо исследовать в строгой корреляции.

    С учетом этих предположений возникает ряд вопросов, которые необходимо решить в следующих разделах,

    (1) Если Гуссерль отвергает кантовские «вещи в себе», как он понимает и изучает связь между появлением объекта и появлением объекта?

    (2) Как Гуссерль исключает возможность того, что наши предрассудки и предубеждения искажают наши описания?

    (3) Какие методологические шаги предпринимает Гуссерль, чтобы найти надежные основания для интроспективного исследования?

    (4) Опираясь на опыт, как Гуссерль избегает своих результатов, имея только, как выразился Кант (1999, B 3), «предполагаемую и сравнительную универсальность (посредством индукции)»?

    (5) Как Гуссерль гарантирует, что его метод дает результаты, независимые от особенностей сознания отдельного наблюдателя?

    Феноменологическая эпоха

    : вступая в интроспективные основания

    Сравнивая статую Давида с ее внешним видом, было отмечено, что мы, естественно, озабочены существующим миром и существующими в нем объектами.Чтобы сместить осознание в сторону того, как мир кажется нам, Гуссерль (1983, стр. 57–60) советует перестать интересоваться вещами и, в конечном счете, существованием всего мира . Идея состоит в том, что как только вы отстраняетесь от размышлений о том, что такое на самом деле , у вас появляется необходимая свобода изучения , как его внешний вид связан с тем, что вы думаете, что это . Гуссерль называет это «феноменологической эпохой , эпохой » (). То, что в результате происходит с нашими естественными убеждениями о существовании, называется «заключением в скобки» или «заключением в скобки».Гуссерль (1983, с. 61) поясняет: «Я не отрицаю этот« мир », как если бы я был софистом; Я , не сомневаюсь, что это на самом деле, как если бы я был скептиком; скорее я использую «феноменологическое», которое также полностью отключает меня от любых суждений о пространственно-временном фактическом бытии ».

    Гуссерль (1977, стр. 145) комментирует, что «, не имеющий в качестве темы или отказ от в тематической области […] эпохи, является существенным изменением способа, которым реализуется объектное сознание […].Таким образом, это смещение внимания. Это актуально для интроспекции, поскольку существует решающее различие между тем, что происходит в сознании, и тем, что мы замечаем в этом . Эпоха Гуссерля — это средство осознания сознательных процессов, которые обычно проходят незамеченными. Следовательно, если вы практикуете epoché, это не значит, что вы действительно создаете аспекты сознания, которые вы начинаете осознавать, а, скорее, вы переключаете свое внимание на них.

    Это раскрывает важную двусмысленность слова «сознательный»: оно может относиться к сознательным процессам и явлениям, которые существуют независимо от того, кто явно обращает внимание на из них, или это может означать , что их заметили .Следовательно, на вопрос, осознает ли человек, что внешность Дэвида увеличивается в размерах при приближении, можно ответить да и нет. Ведь это факт, что он увеличивается, но обычно мы не обращаем на это особого внимания. Чтобы установить однозначную терминологию, отныне слова «сознание» и «сознание» используются для обозначения процессов и явлений, независимо от того, находятся ли они в фокусе внимания или нет. С другой стороны, слова «осведомленность» и «осведомленность» используются для того, чтобы подчеркнуть тот факт, что кто-то осознает сознательный процесс или состояние, которое он явно не замечает раньше.

    Этот терминологический контраст позволяет идентифицировать наивность, которая является одной из причин, по которым интроспекция имеет «плохую репутацию» (Spener, 2011, p. 280). Распространенное заблуждение состоит в том, что после того, как мы проанализируем себя, мы можем легко сообщить обо всем, происходящем в сознании. Это определенно неверно, поскольку мы обычно не только осознаем только определенные аспекты сознания, но также сомнительно, может ли наше осознание когда-либо охватить целостность сознания.Следовательно, важным вопросом для любого интроспективного подхода является следующий: как нам достичь осознания различных аспектов сознания и как мы можем быть уверены, что не упустили ни одного (см. Smith, 2005, p. 95)?

    Для Гуссерля ответ заключается прежде всего в различных градациях эпохи. Мы можем заключить в скобки некоторые или даже все отдельные объекты. Следующим шагом является определение нас как существующих людей. В заключительной и наиболее всеобъемлющей скобке эпохи заключаются не только все объекты и эмпирические субъекты, но и весь мир, который является универсальным горизонтом (см. Husserl, 1959, p.161). Это заключение в скобки всего мира, включая нас как эмпирических субъектов, в то же время является входными воротами в то, что Гуссерль называл «трансцендентальной феноменологией».

    Эпоха как средство осознать аспекты сознания, которые всегда присутствуют, но обычно проходят незаметно для нас, выполняет две особенности, перечисленные Швицгебелем.

    Одним из них является « условие обнаружения : интроспекция включает в себя своего рода настройку на или , обнаружение ранее существовавшего психического состояния или события , где интроспективное суждение или знание (когда все идет хорошо) причинно , но не , онтологически зависит от целевого психического состояния »(Schwitzgebel, 2016).Другими словами: эпоха не создает подлинного существования того, что мы переживаем в ней. Вместо этого он позволяет нам осознать богатую сознательную жизнь, которая существует независимо от того, практикуем мы эпоху или нет.

    Это, однако, непростой момент, поскольку мы могли бы задаться вопросом о точной связи между изменением опыта, подразумеваемым в , когда стало осознавать что-то, и особенностью сознания, которую мы таким образом осознаем из . Идентичен ли опыт осознания той особенности сознания, которую мы осознаем, или существует расстояние ? С этим связано и беспокойство о том, что самоанализ, внимание и размышления могут изменить или исказить то, что мы надеемся пережить с их помощью.Что касается этого беспокойства, нужно сначала осознать, что изменение данности на — это та самая причина, по которой мы применяем эти техники : а именно, мы хотим испытать что-то лучшее, более ясное, более тонкое и так далее. Это изменение, однако, касается только формы данности, а не данного содержания .

    В этом контексте Гуссерль (1983, с. 181–90), кроме того, обсуждает критику Х. Дж. Ватта, который утверждал, что феноменология невозможна, потому что опыт, который мы получаем без рефлексии, радикально отличается от того, что мы наблюдаем рефлексивно или интроспективно.Гуссерль приводит два контраргумента: во-первых, он (см. Husserl, 1983, p. 185f) подчеркивает, что самому Ватту необходимо поразмыслить над своим опытом сомнения относительно рефлексии, чтобы выразить его, и, таким образом, использует то, что он хочет сделать бесполезным . Во-вторых, чтобы заявить о радикальном изменении от предрефлексивного осознавания к рефлексивному, нужно быть в адекватном положении, чтобы сравнить два состояния, то есть иметь надежные знания о дорефлексивном осознавании.Гуссерль (1983, стр. 186) критически отмечает, что, таким образом, « знаний, рефлексивно немодифицированных психических процессов […] постоянно предполагается, в то же время возможность такого знания ставится под сомнение». Следовательно, провозглашение различия между дорефлексивным и рефлексивным переживаниями порождает вопрос о том, как достигается подразумеваемое позитивное и определенное осознание дорефлективного опыта.

    Чтобы быть уверенным: отражение — не единственное средство осознать что-то осознанное.Подробное сравнение рефлексии и внимания выходит за рамки данной статьи. Тем не менее, важно отметить: опираясь на Гуссерля, Захави (2015, стр. 186) утверждает, что «внимание — это особая черта или способ нашего первичного акта», тогда как «рефлексия — это новый (обоснованный) акт». Брейер (2011, стр. 249 и 252), кроме того, предлагает рассматривать отражение как радикализацию внимательного осознания для выявления значимых структур. В этой статье «замечать» и «осознавать» охватывают как направленность внимания, так и рефлексивную осведомленность.

    Другая особенность — « условие усилия : самоанализ не постоянный, легкий и автоматический . Мы не занимаемся самоанализом каждую минуту. Самоанализ включает в себя какое-то особое размышление о своей собственной психической жизни, которое отличается от обычного несаморефлексивного потока мыслей и действий »(Schwitzgebel, 2016). Соответственно, можно рассматривать эпоху (также рассматриваемую ниже редукцию) как «неестественную […] в том смысле, что она противоречит естественному отношению» (Depraz et al., 2003, с. 99). Таким образом, переживание трансцендентальной сферы требует, чтобы эпоха была одновременно и неестественным усилием, и средством обнаружения.

    Имманентный объект, Ноэма и вещь

    Когда вы практикуете epoché, вы можете заметить, что воспринимаете Давида трехмерно. Однако в любой момент вам представляется только одна из многих сторон Давида. Куда бы вы ни пошли, всегда будет невидимая тыльная сторона, а также другие расстояния, с которых вы можете испытать Дэвида. Если вы видели их ранее, у вас будет более определенное и детальное представление о том, как они выглядят.Но даже в этом случае отсутствует фактическое изображение текущей задней стороны. Незаметно для вас, злонамеренный посетитель мог нанести красную краску на тыльную сторону, так что ваши воспоминания об этом будут отличаться от текущего состояния.

    Эта возможная разница между вашим ожиданием задней стороны статуи и ее реальной задней стороны указывает на дальнейшее различие. В сознании у вас, очевидно, есть способ как запоминать, так и предвосхищать черты Давида — и все же настоящий Давид может отличаться.Вы узнаете о том, что настоящий Дэвид отличается от ваших ожиданий, через действительно появляющуюся сторону. Следовательно, в восприятии Дэвида участвуют три «компонента»: (1) текущая сторона, (2) то, что вы думаете о Дэвиде, и (3) настоящий Дэвид, о котором вы имеете «прямую связь» через текущую появляющаяся сторона.

    В принципе, то, что вы думаете о Давиде, может полностью соответствовать настоящему Дэвиду. Однако испытать Дэвида из всех сторон и расстояний одновременно и невозможно.Вы можете воспринимать только одну сторону как данность, и эта сторона никогда не включает в себя все, что можно испытать в отношении Дэвида в тот момент. В этом смысле полный опыт Давида невозможен, в то время как частичный возможен. Невозможность переживать вещь со всех сторон — одна из причин, по которой Гуссерль (1999, стр. 27) сказал, что вещь всегда превосходит (превосходит) то, что дано ей в реальном опыте.

    Однако вы также можете сосредоточить свое внимание на внешнем виде таким образом, чтобы не обращать внимания на только что описанные трансцендентные аспекты.С этой точки зрения вы воспринимаете феномен не как сторону какой-то вещи , а как чистое «это-здесь» (Husserl, 1999, стр. 24) в вашем поле зрения. Этот результат рассмотрения «голого феномена» и есть то, что Гуссерль называет «имманентным объектом». Имманентный объект, по крайней мере, на первый взгляд, ничего не упускает и поэтому является « абсолютной данностью » (Husserl, 1999, p. 24). Эта абсолютная данность имманентного объекта контрастирует с тем, как трансцендентный объект никогда не передается со всеми его характеристиками.

    И все же, что важно, Гуссерль (1999, стр. 27–28) открыл второе значение слова «трансцендентный». Первое значение относится к тому факту, что вещь всегда имеет характеристики сверх тех, которые в настоящее время даны вам в опыте. Второе значение можно проиллюстрировать утверждением Аристотеля (2016, с. 65) о том, что «камень находится не в душе, а, скорее, в ее форме». Когда вы воспринимаете камень, ваше восприятие — это не камень, а восприятие камня. Например, в отличие от настоящего камня, вы не можете уловить свое восприятие камня и бросить его в пруд.Тем не менее, ваше восприятие камня — это форма , в которой вы можете сознательно осознавать физический объект, такой как камень, и даже его физические свойства (такие как плотность и форма). Тем не менее, камень остается физическим объектом независимо от того, воспринимаете вы его или нет. Это означает, что вы можете осознавать черт , которые сами по себе не являются чертами сознания . Теперь Гуссерль также использует слово «трансцендентный» для обозначения таких объектов и их свойств, которые сами по себе не являются сознанием.Камень как физическая вещь , следовательно, является «трансцендентным объектом» во втором смысле.

    Оба значения слова «трансцендентный» относятся к чему-то, что в некотором смысле находится вне сознания . Первое значение относится к тому факту, что в действительном опыте вещи всегда не хватает впечатлений от нее. Однако эти отсутствующие впечатления в принципе могут стать сознательными (хотя и не все одновременно). Второе значение относится к признакам , из которых мы, — сознательные , но которые сами по себе не являются признаками сознания .Например, механическая причинность применима к камню, но не к восприятию камня . Таким образом, необходимо различать «восприятие камня» как сознательного объекта и «фактического камня» как физического объекта, который является трансцендентным во втором смысле.

    Гуссерль называет сознательный объект, который мы испытываем, когда воспринимаем трансцендентные объекты как камень, «ноэмой». Он выбирает дерево, чтобы проиллюстрировать это. Дерево как трансцендентный объект или «физическая вещь, принадлежащая природе […] может сгореть, разложиться на свои химические элементы» (Husserl, 1983, p.216). Дерево как ноэма «не может сгореть; в нем нет химических элементов, сил, никаких реальных свойств »(Husserl, 1983, p. 216).

    Два значения слова «трансцендентный» подразумевают, что есть также два значения слова «имманентный». Уже введенный смысл «имманентного» относится к тому факту, что в данный момент времени только около характеристик объекта проявляются в опыте . Тем не менее, в некотором роде , эти отсутствующие функции , тем не менее, присутствуют в , даже если они не дают себе в опыте.Для вы предполагаете, что объект имеет этих функций, даже если они отсутствуют в отношении текущих впечатлений. Например, вы можете узнать цвет , который, по вашему мнению, имеет задняя сторона Дэвида, и описать его как , как вы, ожидаете, будет. Фактически, без каких-либо таких предположений об отсутствующих аспектах физического объекта он вообще не мог быть испытан. Ведь если вы повернете объект, вы узнаете новых аспектов того же объекта , но эти аспекты нуждаются в концепции объекта, которая их предвосхищает или, по крайней мере, оставляет для них место.

    Вы могли заметить, что это второе значение имманентного, таким образом, идентично ноэме. Ибо ноэма — способ осознания вещи, которая есть , а не само сознание — это насквозь сознательный феномен, который может быть описан как таковой. Это означает, что ноэма является трансцендентной, по отношению к имманентному объекту и в то же время имманентной, по отношению к тому, что само не является сознанием. В феноменологии провести эти различия так же сложно, как и важно.Сам Гуссерль (1983, с. 308) признает, что в его «Логических исследованиях » все еще в основном отсутствуют описания ноэмы. Чтобы выразить особый статус ноэмы, можно было бы также назвать ее «трансцендентный тал », а не «превзойти ent », поскольку это относится к тому, как мы сознательно осознаем чего-то , трансцендентного сознанию .

    Во избежание двусмысленной терминологии, далее в этом тексте:

    (1) « Имманентный объект » относится к «голому» сознательному феномену без всех намерений отсутствующих в настоящее время впечатлений.

    (2) « Noema » или « transcenden tal object » относится к явлениям, которые:

    (а) трансцендентный в смысле , включающий все намерения, от которых абстрагируются, чтобы осознавать имманентный объект; и

    (б) по-прежнему имманентно сознанию в отличие от «сознательно-внешних» вещей.

    (3) « Вещь » или « превосходит ent объект » относится к тому, что не является само по себе сознанием (например, камень как физический объект) и, следовательно, является трансцендентным во втором смысле.

    Эти различия, особенно различие между ноэмой и вещью, очень важны как для психологии, так и для самоанализа. Без них слово «объект» будет запутанным и опасным (см. Kaiser-el-Safti, 2015, p. 5). Это принципиальное различие является важной отправной точкой для понимания того, как, например, , что-то физическое, может быть осознанно пережито . Если бы это было невозможно, было бы трудно представить себе, как вообще могли бы возникнуть такие науки, как физика и химия.

    Чтобы противопоставить научный подход и феноменологический подход, можно сказать: ученый изучает свойства (например, физические, химические) трансцендентных объектов и не обращает внимания на то, как он осознает их с помощью ноэм. С другой стороны, феноменолог изучает свойства ноэмы, не интересуясь свойствами трансцендентных объектов.

    Однако в этом есть лишь доля истины, поскольку в истории науки становилось довольно сомнительно, являются ли эмпирические качества, такие как цвета или запахи, объективными свойствами вообще.Галилей (1957, стр. 274), Ньютон (1952, стр. 124–25) и другие утверждали, что эти эмпирические качества полностью субъективны. Гуссерль (1970, стр. 23–59) указал, что наука принимает в качестве объективных только те эмпирические качества, как геометрическую форму, которые позволяют провести прямую количественную оценку . Из-за этого наука изучает только определенных характеристик нашего восприятия вещей, в то время как остальные отклоняются как «чисто субъективные». Это приводит к утверждениям, что эти эмпирические качества могут быть полностью сведены к естественным процессам.Против этого Фрэнк Джексон (1986) написал свою знаменитую статью «Чего Мэри не знала». Однако я могу только намекнуть здесь на возможность пересмотра статуса так называемых вторичных чувственных качеств (или квалиа) на основе феноменологического анализа.

    Влияние этого мнения на квалиа состоит в том, что наука ищет «реальный мир» как нечто , отличное от от того, как мы его воспринимаем. Это сродни утверждению Канта о том, что наше восприятие объектов отличается от самих объектов.Как следствие предположения, что мы не воспринимаем мир таким, какой он есть, нам нужно предположить, что наш опыт не представляет нам мир , а вместо этого представляет его каким-то косвенным образом . Гуссерль категорически не согласился с этим предположением по причинам, о которых будет рассказано в следующем подразделе.

    Восприятие не представляет объект, оно представляет его

    Поскольку он опровергает рассуждения Канта о вещах в себе, для Гуссерля не существует Давида в себе, который был бы навсегда вне досягаемости нашего сознательного опыта.Ведь ноэма позволяет вам осознавать статую Давида даже с учетом ее физических свойств. Так что нет необходимости искать «настоящего Давида» за пределами того, как вы его осознаете. Вместо этого вы можете осознавать Давида , как он есть (хотя только частично в первом смысле «трансцендентный»).

    Следуя Гуссерлю (2001b, стр. 284), восприятие «дает объекту« присутствие »простым, непосредственным образом». Таким образом, это не , а — настоящие вещи, а представляет их .Однако мы также можем изображать вещь. Мы делаем это, например, когда вспоминаем или воображаем объект. В таких случаях именно нас с нашей умственной деятельностью повторно — представляют объект. В отличие от этого, вещь в восприятии представляет собой . Такие действия, как запоминание или ожидание, остаются относительно этого способа представления, поэтому они против — присутствуют. Кроме того, если вы представите зеленый кактус, вы можете перекрасить его в пурпурный цвет. Но если вы, , воспринимаете как зеленый кактус, никакое подобное мысленное действие или намерение не приведет к изменению цвета.При восприятии, как выразился Шилдс (2011, с. 232), воля субъекта «бессильна перед лицом феноменального». Это свидетельствует о восприятии, предлагающем первичный контакт с объектом, поскольку здесь объект представляет собой нечто от себя без какого-либо искажения субъективной воли.

    Предположение науки и Канта о том, что «реальный мир» отличается от того, как мы его воспринимаем, — это мощные современные предрассудки, мешающие нам увидеть, что вещи представляют себя в восприятии.Кант (1999, A 320 / B 376) утверждал, что «род» всех сознательных явлений «есть репрезентация в целом». За ними последовали многие другие философы, в частности Шопенгауэр (2010, стр. 23), который утверждал: «Мир — это мое представление»: это верно для каждого живого, когнитивного существа ». Гуссерль (2001a, стр. 276) не соглашается и доходит до того, что говорит, что понимание всех сознательных переживаний как репрезентаций ( Vorstellungen ) «является одним из худших концептуальных искажений, известных философии.Несомненно, он несет ответственность за бесчисленное множество эпистемологических и психологических ошибок ».

    Именно здесь становится очевидным контраст между Гуссерлем и Кантом в том, что касается интроспекции. Если интроспекция означает изучение того, как мир кажется нам субъективно в сознании, возникает проблема, что в философии Канта способ, которым мир кажется нам субъективно , уже влечет за собой все, что мы когда-либо узнаем о мире объективно .Категории рассудка вплетены в наш субъективный опыт посредством его пространственно-временной структуры. Это те же самые структуры, которые мы выражаем в сознательных суждениях о мире. Помимо этого, мы никогда не узнаем, что мир сам по себе . Таким образом, интроспекция, по Канту, дает как субъективное, так и объективное знание. Вместо этого Гуссерль отвергает предположения о непознаваемом мире как таковом и рассматривает сам мир как сознательно представляемый в форме ноэмы, даже если представленный аспект мира сам по себе не является сознанием.Тем не менее, возможность различать ноэму и трансцендентный объект позволяет нам провести четкую грань между феноменологией и такими науками, как физика. Это заметно отсутствует у Канта, поэтому интроспекция в его системе не может дать исключительно субъективных результатов.

    Гуссерль (1983, стр. 92) утверждает, что те, кто ищет «реальный» мир за пределами того, который мы переживаем, «введены в заблуждение, думая, что трансцендентность, принадлежащая пространственной физической вещи, является трансцендентностью, принадлежащей чему-то, что изображено на или представлено. знаком .«Мы, конечно, можем осознавать что-то с помощью знака, но Гуссерль (1983, стр. 93) поддерживает« непреодолимое существенное различие »между этим значащим сознанием и восприятием. Ведь когда «мы интуитивно воспринимаем что-то в сознании как изображение или знаковое указание на что-то другое; имея одно в нашей области интуиции, мы направляемся не к нему, а к другому »(Husserl, 1983, p. 93). Вместо этого в «непосредственно интуитивных действиях» мы интуитивно интуитивно воспринимаем «это само»; […] Не существует осознания чего-либо , для которого интуитивное могло бы функционировать как «знак» или «изображение» »(Husserl, 1983, p.93). Вот почему для Гуссерля (1983, с. 92) «фундаментально ошибочно полагать, что восприятие […] не достигает самого физического предмета», и это также его ответ на вопрос (1), поднятый выше.

    Результат этого раздела, выраженный в аристотелевской терминологии, заключается в следующем: Тот факт, что мы переживаем вещь в форме , когда мы осознаем ее , не является не препятствует нам познать ее несознательные черты (содержание) . Следовательно, мы вполне можем быть сознающими что-то, выходящее за пределы сознания, например закон классической механики, который не является законом сознания .Это предполагает даже наука. В противном случае было бы трудно объяснить, как человек, читающий книгу по физике, тем самым расширяет свои знания о физических законах, а не о законах сознания. А физическое — это только один из многих трансцендентных слоев, доступных через осознание их.

    Следующие разделы посвящены ноэме и в основном игнорируют трансцендентные объекты. Это означает, однако, попадание в мир, который нам очень не известен в повседневной жизни. Чтобы найти в нем ориентацию , требуется другой методический прием.

    Феноменологическая редукция: корректировка интроспекции

    Эпоха — это «ворота входа» (Husserl, 1970, p. 257) в сферу, которая остается неизвестной нам в повседневной жизни. Но мы кое-что приносим с собой: наши знания и опыт. Однако, поскольку сфера, в которую мы вступаем, в значительной степени неизвестна, наши привычные предположения и суждения, верные для трансцендентного мира, могут оказаться здесь опасными предрассудками. Поэтому то, что требует Гуссерль, похоже на общую амнезию предрассудков или состояние отсутствия предпосылок, как Захави (2003, стр.44) называет это.

    Однако подавление предрассудков, к которому призывает Гуссерль, является лишь одним методологическим требованием для достижения правдивого описания. Есть еще один, который, кажется, ускользает от внимания Гуссерля. Поскольку нам нужно не только удерживать от слепого применения концепций, с которыми мы уже знакомы, (то есть предрассудков), нам также необходимо приобрести новые концепции , чтобы иметь возможность точно описать новую сферу. Другими словами: нам нужно не только смотреть и описывать то, что мы видим, без предубеждений, как Гуссерль (1956, стр.147) кажется, нам нужно выучить . Это обучение — это не только одно из новых слов или новое словоупотребление, это также приобретение новых значений. Ассоциация этих значений со словами, используемыми при описании, является еще одним и также проблематичным шагом (см. Smith, 2005, стр. 99), который более подробно рассматривается в Критическом обсуждении метода Гуссерля. Одна из причин, по которой Гуссерль упустил из виду приобретение значений, действительно новых для описывающего субъекта, заключалась в том, что он (см. 1960, с. 114) принял априорную врожденную принадлежность эго.Предполагая, что это исключает не только необходимость, но и возможность обретения новых значений. Ибо все они врожденные и готовы к спонтанному применению, когда это потребуется. Вторая причина, по которой Гуссерль упустил из виду это требование, состоит в том, что он (см. Husserl, 2001b, pp. 260–261) предполагал, что значения нуждались в сенсорной интуиции, чтобы быть адекватными. Это предположение делает излишним запрашивать концептуальное содержание в дополнение к сенсорной интуиции, поскольку последняя, ​​по-видимому, обеспечивает значение концепции.

    Эти два предрассудка Гуссерля важны для понимания предлагаемой им методологии. Ибо ответ на вопрос о том, как убедиться, что предложение правдиво описывает только что вошедшую сферу, прост: оно должно полностью соответствовать тому, что мы интуитивно переживаем. Таким образом, этот процесс представляет собой сокращение нашего описания до того, что мы переживаем, и, таким образом, является ответом Гуссерля на вопросы (2) и (3), поднятые выше.

    Хотя это может показаться простым, на самом деле это одно из самых сложных методологических требований.Преодоление наших предрассудков как слепых механизмов суждения, которые обычно случаются с нами пассивно и незаметно, — трудная задача. Однако беспокойство не в том, что предрассудки всегда ошибочны. Они могут быть правы или неправы в отношении данного опыта. Это их слепое приложение , , их пассивное , происходящее с нами, опасно. Ведь если они ошибаются, и мы их не замечаем, они искажают наши попытки точно описать наш опыт.

    В заключение: Гуссерль (1977, стр.67) полагал, что попытка привести описание в соответствие с тем, что переживается, может быть успешной и, если да, приведет к использованию концепций с адекватной интуитивной основой. Но даже если допустить, что такое описание может адекватно выразить опыт, как мы можем гарантировать, что этот опыт является обобщаемым, а не идиосинкразическим по отношению к сознанию конкретного человека? Чтобы показать, как метод Гуссерля преодолевает это препятствие, необходимо ввести понятие интенциональности и акта воображения.

    Намерение, ноэзис и мотивация

    Хотя ноэме всегда не хватает интуитивной данности всех ее характеристик, тем не менее, она полностью интроспективно доступна и различима (см. Husserl, 1970, pp. 241–243). Например, я могу легко заметить и интроспективно описать , каким я предполагаю Дэвида. Хотя результат может звучать как описание трансцендентного объекта, тем не менее, это описание того, как мы осознаем Давида.Гуссерль (1983, стр. 216) подчеркивает, что «эти описательные утверждения, даже если они могут звучать как утверждения о действительности, претерпели радикальную модификацию смысла». То есть: нас больше не интересует, действительно ли задняя сторона Дэвида имеет текстуру , как мы предполагаем, но мы обращаем внимание на тот факт, что мы предполагаем, что у него есть определенная задняя сторона, и начинаем задаваться вопросом, , как и почему мы это делаем. .

    Причина, по которой ноэма полностью доступна для интроспективного исследования, состоит в том, что она является строгим коррелятом сознательного акта , который также доступен интроспективно.Гуссерль называет это действие «ноэзисом». Оба эти слова происходят от древнегреческого ν ĩν — «думать» или «понимать». Однако, когда мы воспринимаем что-то , ноэзис имеет предпосылку: имманентный объект. Таким образом, если не учитывать трансцендентный объект, то, когда мы воспринимаем, задействованы три элемента: (1) имманентный объект (2) действие или ноэзис (3) ноэма как результат и коррелят этого действия. Другой способ выразить отношение — сказать, что всякий раз, когда мы что-то воспринимаем, при более внимательном рассмотрении мы воспринимаем «что-то как нечто».«Первое нечто — имманентный объект, второе — ноэма — и оба связаны посредством сознательного акта, ноэзиса.

    Формула «что-то появляется как нечто» также называется «интенциональностью». Интенциональность — это общий термин для самых разных сознательных действий. Фактически, наш опыт восприятия мира как такового основан на бесчисленных сознательных действиях . Эти ноэтические действия также имеют результат или эффект, а именно ноэму. Эти действия выполняете вы.Следовательно, вы можете сказать, что вы имеете в виду, что эта красная вещь на кухонном столе выглядит как яблоко. Но при ближайшем рассмотрении может оказаться, что это действительно помидор. Это показало бы, что вы можете знать о том, как и намереваются ноэму, хотя трансцендентный объект может требовать другого способа намерения. Это также объясняет, почему, когда вы ищете что-то, в каком-то смысле вы уже переживаете то, что ищете, а именно ноэму как способ нацелить эту конкретную вещь.Однако вы только находите то, что ищете, тогда как вещь , которую вы намереваетесь также , представляет собой в реальном восприятии (ср. Brandl, 2005, стр. 170–71).

    Когда что-то появляется и вы имеете в виду это как что-то, это отношение не причинно-следственной связи , а «мотивации», как это называет Гуссерль (1983, с. 107, 1977, с. 107–108). Этот красный предмет мотивирует вас рассматривать его как яблоко; это не заставляет вас воспринимать это как яблоко.В повседневной жизни большинство мотиваций и соответствующих им намерений проявляются пассивно (см. Husserl, 1966). Тем не менее, с помощью epoché вы можете осознавать эти действия, и как только вы осознаете их, вы можете свободно пробовать различные намерения, например, «вишня», «груша» и так далее. Если вы это сделаете, большую часть времени намерение будет неуместным, поэтому свобода не в том, чтобы видеть мир так, как вам нравится. Слово «мотивация» используется потому, что в механической причинности задействованы не только два фактора, например, причина и следствие, но и субъект.Таким образом, имманентный объект мотивирует , вы, , намеревались использовать его как эту, а не как ноэму, но вы можете попробовать другой. Эта свобода, лежащая в основе нашего восприятия мира, связанная с этим возможность ошибиться и участие субъекта, являются причиной того, почему уместно говорить о , о вашем намерении видеть его именно таким, а не таким образом.

    Заметить ноэзис означает осознать , составляющую деятельность , которая постоянно лежит в основе опыта мира, каким мы его знаем.Это показывает, что феноменология — это не кабинетная рефлексия, а изучение реальных психических процессов. Цель феноменологии — открыть и описать сознание посредством изучения основных элементов сознания, действий, структур и их взаимосвязи. Чтобы лучше понять метод Гуссерля, необходимо противопоставить акты воображения и восприятия.

    Воображение против восприятия

    Представьте слона в водовороте. Теперь подумайте: что только что произошло в вашем сознании? Когда вы представляли этот сценарий, вы, вероятно, на мгновение испытали что-то сероватое.Обратите внимание, что это сероватое переживание произошло в дополнение к вашим текущим сенсорным впечатлениям. Кроме того, вы знали, что это сероватое переживание не было чем-то, что вы воспринимали своими глазами. Вместо этого вы испытали это, потому что представляли слона. Во время этой попытки ваши постоянные сенсорные впечатления сформировали своего рода фон для вашего воображения слона, который был на переднем плане вашего осознания. Образ слона также, вероятно, был более нестабильным по сравнению с ощущениями, лежащими в основе вашего нынешнего восприятия, например.g., те слова в этом тексте.

    Эти различия в отношении продолжающихся ощущений были причиной того, что Гуссерль использовал другое слово для обозначения переживаний, происходящих в воображении. Он назвал их «фантасматами» (в единственном числе: «фантазма»). Фантасматы составляют имманентные объекты в актах воображения. Однако в акте восприятия вы испытываете ощущение и пытаетесь на основе этого ощущения воспринимать коррелирующий объект. Это означает, что ощущение берет верх, и вы пытаетесь создать адекватный намеренный объект.Обычно это происходит наоборот в актах воображения. Когда вы хотите что-то вообразить, вы с самого начала знаете , какой намеренный объект вы хотите вообразить. Затем ваши усилия направлены на переживание фантазмы, которая является подходящей основой для представления намеренного объекта. Обычно для того, чтобы испытать устойчивую фантазму, требуется определенная практика, что становится очевидным при рассмотрении буддийских техник медитации (см. Wallace, 1999).

    В отличие от воображения, Гуссерль (1970, стр.105) рассматривал восприятие с лежащими в его основе ощущениями как «первичный способ интуиции». Тем не менее, он сделал воображение основой своей феноменологической методологии. Чтобы понять, почему, необходимо ввести понятие категориальной интуиции Гуссерля вместе с эйдетической вариацией.

    Категориальная интуиция и эйдетическая вариация: интроспективные исследования

    В шестом из своих Logical Investigations Гуссерля (2001b, стр. 181–334) интересовало, как мы оцениваем истинность предложения в свете восприятия, которое оно описывает.Предложение всегда влечет за собой категории, такие как «есть» или «причины». Для Гуссерля категории — это не фиксированное количество понятий, а общий термин для концептуальных отношений . Концептуальные отношения не могут иметь прямой (т. Е. Один к одному) корреляции между отдельными ощущениями (или фантасматами). Однако Гуссерль утверждал, что если индивидуальных релятов , связанных посредством концептуального отношения, представлены интуитивно , то , означающее категории, может также достичь интуитивного выполнения .Он назвал это «категориальной интуицией».

    Гуссерль (2001b, стр. 292–293) тем самым обнаружил любопытный факт, что значение категории одинаково хорошо выполняется , если ее реляты интуитивно даны как ощущения или фантасматы. Другими словами: различия между восприятием и воображением не играют никакой роли в интуитивном выполнении категории как таковой. Это относится не только к реляционным концепциям, но и к унитарным, таким как «вещь». Чтобы понятие «вещь» реализовывалось интуицией, фантазма служит так же хорошо, как и реальное восприятие.Это открытие стало отправной точкой для феноменологической методологии под названием «эйдетическая вариация».

    Вы можете взять такое понятие, как «вещь», и начать воображать различные возможные переживания этого. Гуссерль (1973b, стр. 341) заметил, что «тогда становится очевидным, что единство проходит через это множество последовательных фигур, что в таких свободных вариациях исходного изображения, например, вещи, инвариант обязательно сохраняется как необходимая общая форма , без которой такой объект, как эта вещь, как пример такого рода, был бы вообще немыслим.Он объяснил: «Эта общая сущность — это эйдос , идея в платоновском смысле, но постигаемая в ее чистоте и свободная от всех метафизических интерпретаций, поэтому принимаемая в точности так, как она дана нам непосредственно и интуитивно в видении. идеи, которая возникает таким образом »(Husserl, 1973b, p. 341). Название «эйдетическая вариация» выражает этот способ интуитивного восприятия eidos посредством создания множества возможных вариантов для достижения интуитивного осознания лежащей в основе необходимой общей формы.

    Эйдетическая вариация — это компромисс между Юмом и Кантом. Юм требовал обоснования утверждений о концептуальных отношениях, таких как причинность , в соответствующих интуициях . Кант, однако, отверг , обосновывая их на индукции, основанной на восприятиях , поскольку это никогда не могло доказать их необходимость.

    Решение Гуссерля состоит в том, чтобы обосновать утверждения об априорных законах сознания не в перцептивной интуиции (ощущении), а в свободных вариациях воображения (фантасматы).Категориальная интуиция играет ключевую роль в утверждении Канта о существовании синтетических априорных суждений, таких как причинность, которые нуждаются в неконцептуальном носителе. В эйдетической вариации фантасматы образуют интуитивную основу таких категориальных априорных суждений (см. Jansen, 2005, p. 127). Существенный закон о том, что физическая вещь не может быть визуально представлена ​​со всех сторон и со всех сторон, является примером категориального суждения, которое достигается посредством эйдетической вариации. Согласно Гуссерлю, все, что является существенным, (необходимым) в понятии (эйдос), становится интуитивно очевидным в его эйдетической вариации.Таким образом, эйдетическая вариация не является кабинетной спекуляцией, поскольку она основывает свои теоретические утверждения на действительной интуиции.

    Гуссерль (1983, с. 11) также утверждает, что « [p] основание и, для начала, интуитивное схватывание сущностей не подразумевает ни малейшего постулирования какого-либо индивидуального фактического существования; чистые эйдетические истины не содержат ни малейшего утверждения о фактах ». Другими словами: результаты эйдетической вариации не являются апостериорными суждениями, зависящими от фактического восприятия.Вместо этого они суждения об априорных структурах возможных переживаний. Таким образом, свобода вариаций преодолевает ограничения индуктивной методологии, которая зависит от фактов, представленных нам через ощущение. В то время как воображение, таким образом, « составляет жизненно важный элемент феноменологии » (Husserl, 1983, p. 160), варьирование фантасм, тем не менее, не является целью эйдетической вариации, а является ее средством достижения интуиции основных законов.

    Эйдетическая вариация, таким образом, является ответом на вопросы (4) и (5).Основывая эйдетические вариации на воображении, а не на реальном восприятии, Гуссерль стремится преодолеть недостатки эмпирической индукции. Кроме того, существенный закон ( Wesensgesetz ), например, что никакая физическая вещь не может быть видна со всех сторон и со всех расстояний одновременно, не является чем-то особенным для индивидуального сознания. Это даже не свойственно какой-либо культуре — в Китае это так же хорошо, как и в Чили. На самом деле индивидуальные варианты, через которые разные люди проходят в воображении, чтобы интуитивно понять эйдетическую структуру, различаются.Но сам закон абстрагируется от этих особенностей: Гуссерль (1973b, стр. 341) утверждает, что во время эйдетической вариации «то, что отличает варианты, остается для нас безразличным»

    Так же, как и при проведении математических расчетов, возможны ошибочные суждения при выполнении эйдетической вариации. Вот тут-то и появляется интерсубъективность как долгожданное и полезное исправление. Именно потому, что эйдетическая вариация абстрагируется от особенностей, зависящих от наблюдателя, другие могут подтвердить или опровергнуть мои описания, поскольку они испытывают те же самые существенные структуры.Таким образом, несмотря на то, что метод совершенно иной, в феноменологическом описании сознания, как и в науке, есть способ достичь объективных, в смысле независимых от наблюдателя, описаний.

    Здесь уместно обсудить последнюю недостающую особенность интроспекции, которую упоминает Швицгебель. Это называется « условие от первого лица : интроспекция — это процесс, который генерирует или направлен на создание знаний, суждений или убеждений о только собственном сознании, и ничьем чужом, по крайней мере, не напрямую» (Schwitzgebel , 2016).Поскольку Гуссерль стремится испытать общие законы сознания , он не был заинтересован в описании специфических или идиосинкразических аспектов его индивидуального сознания . Вместо этого он хотел испытать на себе те законы и структуры, которые действуют и в умах других. Однако опыт общности этих законов в эйдетической вариации не таков, чтобы человек воспринимал их как эффективные в своем собственном и в сознании других . Их можно пережить только в собственном уме.Таким образом, нет прямого опыта других задействованных умов. Следовательно, если условие от первого лица относится к переживаниям, идиосинкразическим для собственного разума, феноменология Гуссерля фокусируется на переживаниях (существенных структурах), которые не имеют этой особенности. Если это означает, что общие законы переживаются только в собственном сознании, а не в сознании других, метод Гуссерля имеет эту особенность.

    Различие Гуссерля между феноменологией и интроспекцией

    феноменологии, непосредственно интуитивно интуитивно понимающие основные законы, управляющие сознанием, были причиной того, что Гуссерль считал его отличным от внутреннего наблюдения психологии.В его понимании психология рассматривает сознательные явления как единичных эмпирических фактов и пытается вызвать общие из повторяющихся наблюдений (см. Husserl, 1983, p. Xx; Cai, 2013, p. 15). Конечно, такая трактовка сознательных явлений возможна. Тем не менее, это действительно отличалось бы от феноменологии, поскольку, если бы кто-то ограничил значение слова «интроспекция» этим процессом, феноменология была бы чем-то другим. Тем не менее, и это узкое значение интроспекции, и эйдетическая вариация смотрят в одном направлении и на самом деле стремятся к чему-то похожему.

    Они стремятся к чему-то похожему в том смысле, что эмпирическая индуктивная процедура в конечном итоге не интересуется отдельными эмпирическими фактами. Вместо этого он собирает их, чтобы вызвать общих . Таким образом, он должен исключить некоторые эмпирические наблюдения, хотя они и являются действительными эмпирическими фактами, как простой шум, чтобы достичь понимания общих законов, управляющих этими наблюдениями. Хотя этот доступ к общим является косвенным, индуктивным и статистическим, он, тем не менее, интересен чем-то весьма близким к существенным структурам.

    Оба исследования смотрят в одном направлении, в том смысле, что феноменология не размышляет о существенных структурах, управляющих сознанием; это интуитивно их интуитивно, как они даны в сознании . Интуиция эйдетической вариации не только замысловато переплетается с, возможно, идиосинкразическими переживаниями, а именно с фантасматами, которые она меняет, но и зависит от них как от своей основы. Хотя, основываясь на этом, он затем выделяет то, что эмпирическая индукция игнорирует или не «видит», тем не менее, это частично способ взглянуть на собственное сознание в том же направлении, что и интроспекция в узком смысле.Более того, интуиция сущностей сама направлена ​​на то, что интуитивно дано в сознании. Таким образом, если интроспекция означает изучение своего сознания посредством фактического наблюдения за ним , эйдетическая вариация интроспективно исследует как фантасматы, так и сущности.

    Критическое обсуждение метода Гуссерля

    Теперь, когда метод Гуссерля был описан вместе с некоторыми его достижениями и потенциалом, для междисциплинарного диалога по интроспекции критически важно хотя бы обрисовать некоторые из его проблем и слабых сторон.

    Прежде всего, большинство описаний Гуссерля касается зрения. Хотя он дал некоторые описания слуха и осязания (см. Husserl, 1973a, 1991a, b), описания запаха и вкуса немногочисленны. Кроме того, относительно слабо развиты области желаний и чувств. Кроме того, остается проблематичным то, как мы достигаем осознания того, что другие думают, чувствуют и хотят. Решения Гуссерля, например, о том, что я проецирую модуляцию своего эго на другого на основе ассоциативного спаривания его и моего тела (см. Husserl, 1960, стр.89–150), на практике часто кажутся скорее умозрительными, чем правдивыми. Следовательно, упомянутые аспекты нуждаются в расширении, возможно, даже в модификации метода.

    Серьезная критика Depraz et al. (2003, стр. 70) заключается в том, что Гуссерль и многие следующие за ним феноменологи «никогда не утруждают себя вопросом, как они могут писать как феноменологи». Depraz et al. (2003, с. 65) правильно «настаивают на том, что интуиция в целом может быть реализована без выражения». Это критика того, как точно передать опыт на языке, что является процессом, сравнимым с переводом.Конечно, для описаний Гуссерль (1983, стр. 151) требует, чтобы «используемые концепции действительно точно соответствовали тому, что дано», но он не вдавался в подробности о том, как достичь этого методологически. Поэтому Depraz et al. (2003, с. 70) правы в том, что «экспрессивное исполнение остается слепым пятном в феноменологическом анализе» и что «Гуссерль почти не обращался с этим».

    Ситуацию усложняет то, что феноменологи, такие как Мерло-Понти (2002, стр. 54), заявляли о «значимости восприятия, не имеющей эквивалента во вселенной понимания.«Ибо, если существует непреодолимый разрыв между эмпирическим значением, и описательными концепциями в результате размышления над опытом , феноменологическое описание будет обречено на провал. С этим связан резкий контраст в феноменологии между предрефлексивным смыслом жизненного мира и объективными концепциями как целью научных описаний. Это сложный вопрос, который здесь не решается. Требуется детальное понимание различий и отношений между, с одной стороны, опытом, дорефлексивным значением, рефлексивными концепциями и словами как элементами языка, и, с другой стороны, актами восприятия, мышления. , судить и говорить.

    Субъективизация конституции Гуссерлем также сомнительна. Пример: если я иду по улице, моя ходьба подчиняется закону гравитации. Но даже при том, что ходьба , моя активность , было бы неправильно предполагать, что сила тяжести субъективная . И все же Гуссерль, кажется, полагает, что трансцендентальная субъективность не только участвует в конституции, но и что конституирующая деятельность субъективна. Он, вероятно, допускает это, поскольку он также предполагает априорную врожденность субъективности.Однако может случиться так, что трансцендентная конституция — это в соответствии с априорными законами без того, чтобы субъект был источником этих законов. Субъект может участвовать в этих законах, когда он активен, как наша ходьба участвует в гравитации.

    Внутреннее развитие и динамика сознания создают дополнительные проблемы. Например, Гуссерль (1960, с. 74) описал опыт младенца как , эйдетически отличающийся от опыта взрослого человека на .Однако, если сама эйдетическая структура сознания подвержена изменениям, все, что мы обнаруживаем у взрослых, не обязательно переносится на другие стадии сознательной человеческой жизни. Это не должно угрожать обобщаемости в сознательной жизни взрослых. Но новорожденный не может практиковать эйдетическую вариацию, не говоря уже о том, чтобы дать адекватный отчет о том, на что похоже ее сознание. Соответственно, попытки Гуссерля объяснить происхождение сознания проблематичны.

    Наконец, вера Гуссерля в то, что концепции и эидеи нуждаются в сенсорной основе, чтобы восприниматься как значимые, является проблематичной.Кроуэлл (2016, стр. 193) отмечает, что «признание […] отношения самореализации […] еще не означает феноменологию мышления». Эйдетическая вариация, несомненно, полезна для определения того, может ли чувственное переживание соответствовать идеальному значению. В этом смысле, как выразился Янсен (2005, стр. 127), он может служить «иллюстративной моделью для опыта». Тем не менее, поскольку идеальное значение функционирует также как критерий для определения степени чувственного удовлетворения , феноменология Гуссерля предполагает, но не исследует, переживание самих мыслей.

    Результаты

    Обсуждение феноменологии в связи с шестью интроспективными особенностями, которые упоминает Швицгебель, показало, что феноменология может рассматриваться не только как своего рода интроспекция, но и как довольно изощренный метод ее практики. Принцип всех принципов гарантирует, что утверждения основаны на реальной интуиции ( Spectare ) и тем самым предотвращает произвольные предположения о ненаблюдаемых сущностях. Эпоха уводит осознание от трансцендентного мира и помогает обратить внимание на сознание как таковое.

    Затем оставшиеся два методологических шага помогают надежно закрепить результаты. Редукция гарантирует, что значения, используемые в описании, полностью соответствуют реальному опыту. Это позволяет замечать и устранять ложные предрассудки. Эйдетическая вариация также помогает проверить утверждения о необходимых структурах, не будучи зависимыми от реального восприятия. Свобода этого изменения помогает преодолеть ограничения эмпирической индукции. Его результаты можно обобщить, поскольку он лишь косвенно использует возможно идиосинкразические фантасматы.Наконец, интерсубъективная проверка результатов так же важна в феноменологии, как и в науке.

    Одним из величайших достижений Гуссерля было опровержение кантовского предрассудка о том, что мир — это только наше представление. Пока человек ослеплен этим предрассудком, он не может даже четко различить между intro — взглядом и extro — взглядом. Однако Гуссерль показал, как мы можем осознавать нечто, что само по себе не является сознанием.Следовательно, мы можем осознавать не только психологический, но также физический и идеальный планы и стремиться к более четкому пониманию этих различных слоев и их отношений. Однако феноменология изучает только слои сознания и не учитывает те, которые трансцендентны сознанию. Таким образом, выявление и понимание всех слоев, а также их взаимодействия — задача, для которой естествознание так же важно, как феноменология и психология.

    Авторские взносы

    Автор подтверждает, что является единственным соавтором данной работы, и одобрил ее к публикации.

    Финансирование

    Плата за публикацию этой статьи оплачивается Центром документации и исследований феноменологии, факультет философии, Университет Сунь Ятсена, Гуанчжоу, Китай.

    Заявление о конфликте интересов

    Автор заявляет, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

    Благодарности

    Я хочу выразить благодарность в общей сложности четырем рецензентам.Их критические замечания и предложения значительно помогли улучшить качество и ясность этой статьи. Кроме того, я хочу искренне поблагодарить Стивена Сиварда за его помощь в улучшении моего английского. Наконец, я благодарен Кристиану Тьюису, прежде всего за приглашение внести свой вклад в этот том, а также за множество полезных комментариев во время процесса рецензирования, которые во многом помогли улучшить эту статью.

    Сноски

    Список литературы

    Аристотель (1963). Категории и интерпретация , ed J.Л. Акрил. Оксфорд: Clarendon Press.

    Аристотель (2016). De Anima , под ред. И пер. С. Шилдс. Оксфорд: Clarendon Press.

    Брандл, Дж. Л. (2005). «Теория имманентности интенциональности», в Феноменология и философия разума , ред. Д. В. Смит и А. Л. Томассон (Оксфорд: Clarendon Press), 167–182.

    Google Scholar

    Брейер, Т. (2011). Attentionalität und Intentionalität. Grundzüge einer phänomenologisch-kognitionswissenschaftlichen Theorie der Aufmerksamkeit .Мюнхен: Вильгельм Финк.

    Брейер, Т., и Гутланд, К. (2016). Феноменология мышления: философские исследования характера когнитивных переживаний . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Рутледж.

    Google Scholar

    Цай, В. (2013). От адекватности к аподиктичности. Развитие понятия отражения в феноменологии Гусерля. Husserl Stud. 29, 13–27. DOI: 10.1007 / s10743-012-9119-0

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Кэрриер, М.(2009). Wissenschaft im Wandel: Ziele, Maßstäbe, Nützlichkeit. Информ. Филос. 3, 16–25.

    Google Scholar

    Цербоне, Д. Р. (2003). «Феноменология: прямые и гетеро», в г. Разделенный дом: сравнение аналитической и континентальной философии, , изд. К. Г. Прадо (Амхерст: Книги человечества), 105–138.

    Google Scholar

    Кроуэлл, С. (2016). «Что такое думать?» in Феноменология мышления: философские исследования характера когнитивных переживаний , ред.Брейер и К. Гутланд (Нью-Йорк, Нью-Йорк: Рутледж), 183–206.

    Google Scholar

    Деннет, Д. К. (1992). Объяснение сознания . 1-е изд. Бостон, Массачусетс: Книги Бэк-Бэй.

    Де Пальма, В. (2015). Der Ursprung des Akts. Husserls Begriff der genetischen Phänomenologie und die Frage nach der Weltkonstitution. Husserl Stud 31, 189–212. DOI: 10.1007 / s10743-015-9176-2

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Депраз, Н. (1999).Феноменологическая редукция как практика. J. Сознание. Stud. 6, 95–110.

    Google Scholar

    Депраз, Н., Варела, Ф. Дж., И Вермерш, П. (2003). При осознании: Прагматика опыта . Амстердам; Филадельфия, Пенсильвания: Джон Бенджаминс.

    Google Scholar

    Галилей Г. (1957). «Пробирщик» в Открытиях и Мнениях Галилео , отредактированный и пер. С. Дрейк (Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Doubleday & Co), 231–280.

    Gutland, C. (готовится к печати). Denk-Erfahrung. Eine phänomenologisch orientierte Untersuchung der Erfahrbarkeit des Denkens und der Gedanken . Альбер Тезен. Фрайбург: Альбер.

    Хьюм, Д. (2007). Исследование о человеческом понимании , ред П. Милликан. Оксфордская мировая классика. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

    Google Scholar

    Гуссерль, Э. (1913/1982). Идеи, Книга I , пер. T.E. Кляйн и В. Э. Поль (Дордрехт: Kluwer).

    Гуссерль, Э. (1973a). Ding und Raum, Vorlesungen 1907, ed U. Claesges Bd. XVI. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

    Гуссерль Э. (1973b). Опыт и суждение. Исследования по генеалогии логики. изд. Л. Ландгребе, перевод С. Черчилля и К. Америкса. Лондон: Рутледж.

    Гуссерль Э. (1973c). Zur Phänomenologie der Intersubjektivität. Дриттер Тейл: 1929-1935 . под ред И. Керн. Bd. XV. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

    Гуссерль Э. (1956). Erste Philosophie (1923/24). Erster Teil: Kritische Ideengeschichte , ed R. Boehm. Bd. VII. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

    Гуссерль Э. (1959). Erste Philosophie (1923/24). Zweiter Teil: Theorie der Phänomenologischen Reduktion , ed R. Boehm. Bd. VIII. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

    Гуссерль, Э. (1960). Декартовские размышления. Введение в феноменологию , под редакцией и пер.Д. Кэрнс. Гаага: Спрингер.

    Google Scholar

    Гуссерль, Э. (1966). Analysen zur passiven Synthesis. Aus Vorlesungs- und Forschungsmanuskripten (1918-1926) , под ред. М. Флейшера. Bd. XI. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

    Гуссерль, Э. (1968). Phänomenologische Psychologie. Vorlesungen Sommersemester 1925. , 2nd Edn. ed W. Biemel. Bd. IX. Гуссерлиана. Дордрехт: Спрингер.

    Гуссерль, Э. (1969). Формальная и трансцендентальная логика , пер.Кэрнс. Гаага: Мартинус Нийхофф.

    Гуссерль Э. (1970). Кризис европейской науки и трансцендентальной феноменологии. Введение в феноменологическую философию , под редакцией и пер. Д. Карр. Эванстон: издательство Северо-Западного университета.

    Google Scholar

    Гуссерль, Э. (1971). Ideen zu einer reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie . Дриттес Бух: Die Phänomenologie und die Fundamente der Wissenschaften, ed M. Biemel.Bd. В. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

    Гуссерль Э. (1977). Феноменологическая психология. Лекции, летний семестр, 1925 г. , под ред. И пер. Дж. Скэнлон. Гаага: Мартинус Нийхофф.

    Google Scholar

    Гуссерль, Э. (1983). Идеи, относящиеся к чистой феноменологии и феноменологической философии , пер. Ф. Керстен. Гаага: Мартинус Нийхофф.

    Гуссерль, Э. (1991a). Ideen zu einer Reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie. Zweites Buch. Phänomenologische Untersuchungen zur Konstitution, ред М. Биемель. Bd. В. Гуссерлиана. Дордрехт: Спрингер.

    Husserl, E. (1991b). К феноменологии сознания внутреннего времени (1893-1917) , пер. Дж. Б. Бро. Дордрехт: Kluwer Academic Publishers.

    Google Scholar

    Гуссерль, Э. (1999). Идея феноменологии: перевод Die Idee Der Phänomenologie Husserliana II , отредактированный и пер. Л. Харди.Дордрехт: Kluwer Academic Publishers.

    Гуссерль, Э. (2001a). Логические исследования. об. I., ред. Д. Моран, пер. Дж. Нимейер Финдли. Лондон: Рутледж.

    Google Scholar

    Гуссерль, Э. (2001b). Логические исследования. об. II, изд. Д. Моран, пер. Дж. Нимейер Финдли. Лондон: Рутледж.

    Google Scholar

    Гуссерль, Э. (2003). Transzendentaler Idealismus. Texte aus dem Nachlass (1908-1921) , ред Р.Д. Роллингер. Bd. XXXVI. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

    Гуссерль, Э. (2004). Wahrnehmung und Aufmerksamkeit. Texte aus dem Nachlass (1893-1912) , под ред. Т. Вонжера и Р. Джулиани. Дордрехт: Спрингер.

    Google Scholar

    Гуссерль, Э. (2008). Die Lebenswelt. Auslegungen der vorgegebenen Welt und ihrer Konstitution , ed R. Sowa. Bd. XXXIX. Гуссерлиана. Дордрехт: Спрингер.

    Google Scholar

    Джексон, Ф.(1986). Чего Мэри не знала. J. Philos. 83, 291–95.

    Google Scholar

    Янсен, Дж. (2005). О развитии трансцендентальной феноменологии воображения Гуссерля и ее использовании в междисциплинарных исследованиях. Phenomenol. Cogn. Sci. 4, 121–132. DOI: 10.1007 / s11097-005-0135-9

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Кайзер-эль-Сафти, М. (2015). Рефлексия и самоанализ. Ein Essay zum philippischen Kontext der empirischen Psychologie. Erwägen — Wissen — Ethik 26, 3–18.

    Google Scholar

    Кант И. (1999). Критика чистого разума , ред. П. Гайер и А. В. Вуд. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

    Google Scholar

    Келли М. Р. (2014). Использование и злоупотребления учением Гуссерля об имманентности: призрак спинозизма в теологическом повороте феноменологии. Хейтроп Дж. 55, 553–564. DOI: 10.1111 / j.1468-2265.2010.00659.x

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Kriegel, U.(2011). «Когнитивная феноменология как основа бессознательного содержания», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press), 79–102.

    Google Scholar

    Левин, Дж. (2011). «О феноменологии мышления», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press), 103–120.

    Google Scholar

    Ломар Д. (1990). Wo lag der Fehler der kategorialen Repräsentation? Zu Sinn und Reichweite einer Selbstkritik Husserls. Шпилька Гуссерля . 7, 179–197.

    Google Scholar

    Мерло-Понти, М. (2002). Феноменология восприятия , пер. К. Смит. Лондон: Рутледж.

    Google Scholar

    Ni, L. (1998). Urbewußtsein und Reflexion bei Husserl. Husserl Stud. 15, 77–99.

    Google Scholar

    Питт, Д. (2011). «Самоанализ, феноменальность и доступность намеренного содержания», в Cognitive Phenomenology , ред. Т.Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Oxford University Press), 141–173.

    Google Scholar

    Шопенгауэр А. (2010). Мир как воля и представление , Vol. 1, под ред. К. Джанэуэя, Дж. Нормана и А. Велчмана, пер. Дж. Норман, А. Велчман и К. Дженавей. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

    Шир, Дж., И Варела, Ф. Дж. (1999). Взгляд изнутри: подходы к изучению сознания от первого лица . Лондон: Выходные данные Academic.

    Google Scholar

    Шилдс, К. (2011). «От имени когнитивных квалиа», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press) 215–235.

    Google Scholar

    Сиверт, К. (2011). «Феноменальная мысль», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press), 236–267.

    Google Scholar

    Смит, Д. У. (2005).«Сознание с рефлексивным содержанием», в Феноменология и философия разума , ред. Д. В. Смит и А. Л. Томассон (Оксфорд: Clarendon Press), 93–114.

    Google Scholar

    Смит, Д. У., и Томассон, А. Л. (2005). Феноменология и философия разума . Оксфорд: Clarendon Press.

    Google Scholar

    Спенер, М. (2011). «Разногласия по поводу когнитивной феноменологии», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М.Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press), 268–284.

    Google Scholar

    Стайти, А. (2009a). Cartesianischer / Psychologischer / Lebensweltlicher Weg , ed H.-H. Гандер. Husserl-Lexikon. Дармштадт: Wissenschaftliche Buchgesellschaft.

    Стайти, А. (2009b). Epoché , изд. H.-H. Гандер. Husserl-Lexikon. Дармштадт: Wissenschaftliche Buchgesellschaft.

    Стайти, А. (2009c). Systematische Überlegungen zu Husserls Einstellungslehre. Husserl Stud. 25, 219–233. DOI: 10.1007 / s10743-009-9061-y

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Стрекер, Э. (1983). Phänomenologie und Psychologie. Die Frage ihrer Beziehung bei Husserl. Z. Philos. Forschung 37, 3–19.

    Томассон А. Л. (2003). Самоанализ и феноменологический метод. Phenomenol. Cogn. Sci. 2, 239–254. DOI: 10.1023 / B: PHEN.0000004927.79475.46

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Vermersch, P.(1999). Самоанализ как практика. J. Сознание. Stud. 6, 17–42.

    Google Scholar

    Уоллес, Б.А. (1999). Буддийская традиция саматхи: методы очищения и исследования сознания. J. Сознание. Stud. 6, 175–187.

    Google Scholar

    Захави, Д. (2003). Феноменология Гуссерля . Стэнфорд: Издательство Стэнфордского университета.

    Захави, Д. (2007). Субъективность и взгляд от первого лица. Саузерн Дж.Филос. 45, 66–84. DOI: 10.1111 / j.2041-6962.2007.tb00113.x

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Захави, Д. (2015). «Феноменология отражения», в Комментарий к идеям Гуссерля I , под ред. А. Стаити (Берлин; Бостон, Массачусетс: De Gruyter), 177–194.

    Google Scholar

    границ | Феноменологическая парадигма эмпирических исследований в психиатрии и психологии: открытые вопросы

    Введение

    Первоначальное предложение в пользу «натурализации феноменологии» было представлено в статье «Методологии от первого лица: что, почему, как?» опубликовано Варела и Шир (1999) в журнале Journal of Consciousness Studies .Авторы были озабочены не только необходимостью в методе когнитивных наук для получения эмпирически обоснованного описания предмета, но и обеспечением основы для «науки о сознании». «Нейрофеноменология» была предложена Варела (1996) как средство связи взглядов от первого и третьего лица посредством систематического изучения субъективного опыта в экспериментальных условиях. Важным требованием нейрофеноменологии было то, что и экспериментатор, и испытуемый должны изучить феноменологический метод Гуссерля.Понятие «феноменология» использовалось в этимологическом смысле этого слова, то есть «изучение того, что появляется» (от греч. phainómenon «то, что появляется» и lógos «изучение»). Кроме того, Варела (1990) ввел термин «активный», означающий не действовать или действовать как на сцене, а «разыгрывать», то есть «порождать» или «появляться» ( hervorbringen , на немецком языке), как это используется в феноменологической традиции. Соответственно, феноменологический метод был задуман и применен как форма тренировки внимания к тому, что «проявляется» в сознательном опыте субъекта, что делает его похожим на технику медитации.Примерами нейрофеноменологии являются эксперименты, проведенные Lutz et al. (2002), которые проанализировали субъективные отчеты, время реакции и активность мозга. Однако другой подход был предложен Галлахером (2003), который утверждал, что «феноменологически просвещенная экспериментальная наука» означает включение концепций и различий из феноменологического анализа в реальный план эксперимента. В отличие от нейрофеноменологии, этот подход не требует изучения феноменологического метода Гуссерля или даже составления отчетов от первого лица в ходе экспериментов.Примерами «явной феноменологии» являются эксперименты по нейровизуализации, в которых используется феноменологическое различие между «чувством свободы действий» и «чувством собственности» в непроизвольных движениях (Ruby and Decety, 2001; Chaminade and Decety, 2002; Farrer and Frith, 2002).

    Однако экспериментальные планы обычно не классифицируются как часть методологий качественного исследования (Fischer, 2006; Maxwell, 2011, 2012; Patton, 2015; Creswell and Poth, 2018). Одно из самых очевидных различий между качественным и количественным подходами заключается в том, что качественные исследования проводятся в повседневных естественных условиях, а не в экспериментальных условиях.Что касается качественного / количественного различия, продолжаются дискуссии не только о различиях между двумя подходами (Morgan, 2018; Maxwell, 2019), но и о том, действительно ли они различимы (Hammersley, 2018). Какими бы ни были их различия или сходства, качественные и количественные подходы обычно считаются совместимыми, а их интеграция — в форме исследовательских проектов со смешанными методами — ценной (Tashakkori and Teddlie, 2010). Итак, включение феноменологических интервью в экспериментальный дизайн — это один из видов дизайна исследования с использованием смешанных методов: одним из примеров является нейрофеноменология, где качественный компонент обеспечивается феноменологией.Вообще говоря, качественные исследования используются во многих социальных и гуманитарных дисциплинах, включая психологию, социологию, политические науки и антропологию. В качественных исследованиях используется ряд методов для сбора экспериментальных данных, таких как открытые интервью, прямое наблюдение, фокус-группы и анализ документов (например, истории болезни и личные дневники), а также различные методы используются для связанных качественных данных. анализ, включая феноменологию, этнографию, нарративный анализ (эл.g., биографические исследования и исследования жизненных историй), тематические исследования и обоснованная теория. В отличие от больших размеров выборки, необходимых в количественных исследованиях для статистической проверки результатов, качественные исследования характеризуются глубоким подходом, что означает работу с небольшим количеством случаев, при этом репрезентативность не имеет такого ключевого значения (Барбур и Барбур, 2003 г.). Использование менее структурированных методов позволяет возникать идеографические описания, личные убеждения и значения, таким образом обращаясь к эмпирическим процессам изучаемых субъектов (Schwartz and Jacobs, 1979; Barbour, 2000; Maxwell, 2011, 2012, 2019).

    Эта статья не будет посвящена экспериментальной феноменологии. Однако это никоим образом не означает дискредитации этой формы исследования. В самом деле, уже упоминалось о предшественниках экспериментального применения феноменологии, чтобы признать важный вклад, который эта исследовательская традиция внесла — и продолжает вносить — в обеспечение того, чтобы феноменология приобрела научный статус. Например, проект «кардиофеноменология» был недавно предложен Депразом и Десмидтом (2019) в качестве уточнения нейрофеноменологии Варелы и реализован в экспериментальных исследованиях удивления при депрессии (Depraz et al., 2017). Кроме того, стоит упомянуть трансдисциплинарное исследование Мартини (2017), посвященное феноменологическим и неврологическим аспектам жизни с повреждением мозга, в частности церебральным параличом. На работу Мартини повлияло не только «радикальное» предложение Варелы, но и его попытка оживить, напоминая нам о важности открытой работы и изменения мировоззрения в когнитивной науке. Обычно описываемое как «воплощенное познание», это предположение подходит к разуму как воплощенному, встроенному, разыгрываемому и расширенному (познание 4E), подразумевая осознание того факта, что «воплощенное» понятие применимо не только к разуму экспериментального субъекта, но и также ученому-когнитивисту, проводящему исследование (Depraz et al., 2003). Действительно, феноменология нарушила границы философской дисциплины, чтобы повлиять на развитие междисциплинарных областей исследований, соединяющих биомедицинские и гуманитарные науки. Помимо применения в когнитивных науках, феноменология в настоящее время широко применяется в эмпирических исследованиях в дисциплинах, связанных со здравоохранением, в основном в психиатрии и психологии. Наиболее влиятельное эмпирическое применение феноменологии было в области психопатологии с разработкой феноменологических интервью для исследования расстройств шизофренического спектра (Parnas et al., 2005; Sass et al., 2017). Однако степень применимости феноменологии за пределами строгой области философии в настоящее время является предметом интенсивных дебатов и споров (Zahavi and Martiny, 2019). Концептуализация феноменологии в литературе качественных исследований, которая была в основном разработана в Северной Америке, не всегда соответствует концепции континентальной европейской философской традиции. В последние годы начался диалог, соединяющий две традиции, качественные исследования и философскую феноменологию, обещающий плодотворное сотрудничество в будущем.

    В этой статье будут рассмотрены вопросы «Что», «Почему?» И «Как» феноменологических интервью, а также дан обзор недавних эмпирических исследований в области феноменологической психопатологии и психотерапии. Важно отметить, что качественное исследование, как описано выше, относится к эмпирическим исследованиям, а не к фундаментальным или теоретическим исследованиям. Феноменологические качественные исследования в психологии были разработаны с использованием гуссерлианских концепций, таких как «эпоха» и «феноменологическая редукция», и именно использованию таких концептуализаций посвящена большая часть текущих дискуссий.Таким образом, в статье не будет предпринята попытка дать широкое понимание феноменологической традиции. Вместо этого он будет сосредоточен на более конкретном обсуждении методологических вопросов, касающихся эмпирического применения феноменологии в качественных исследованиях в психиатрии и психологии, и, в частности, методологии Гуссерля. Для этого мы сначала должны согласиться с тем, что применение феноменологии к эмпирическим исследованиям в психиатрии и психологии с использованием интервью является качественным, а не количественным.В строгом смысле количественная методология, основанная на частоте и шкале тяжести аномального опыта пациентов, хотя и необходима для статистической проверки интервью, выходит за рамки феноменологии. Согласно феноменологическому подходу, психические расстройства не могут быть сведены к церебральной органической основе или к числам, поскольку они не являются сущностями как таковыми , а психопатологическими конфигурациями, которые могут быть идентифицированы в диагностическом процессе взаимодействия между клиницистом и пациентом ( Fuchs, 2010a; Pallagrosi et al., 2014; Паллагроси и Фонзи, 2018; Gozé et al., 2019). Следовательно, феноменологические интервью предназначены не для объективных, а для субъективных данных, а именно для того, что такое аномальных переживаний пациентов. Таким образом, описания пациентами своих субъективных переживаний не воспринимаются как «статические» сущности, а, скорее, как часть динамически неограниченных процессов развития и интерпретаций (Martiny, 2017).

    Что

    Что делает интервью «феноменологическим»? Для чего используются феноменологические интервью в эмпирических исследованиях в психиатрии и психологии?

    Медицинская психиатрическая диагностика основана на стандартизированных руководствах, дающих описание явной симптоматики, и в большинстве случаев исключает любую оценку субъективного опыта (Mishara, 1994; Parnas and Zahavi, 2002; Fuchs, 2010a).В соответствии с этим подходом исследования в области психиатрии в основном развивались с точки зрения третьего лица с использованием методов физических и естественных наук. Биомедицинская психиатрия уделяет приоритетное внимание использованию количественных методов и статистического анализа, тогда как значение качественного глубокого анализа недооценивается. Предпочтительным экспериментальным дизайном было рандомизированное контролируемое исследование для демонстрации эффективности лечения с использованием психоактивных препаратов (Deacon, 2013; Deacon and McKay, 2015).Альтернативная концептуальная модель исходит из феноменологической традиции психопатологии. Феноменологический диагноз подчеркивает важность оценки субъективности пациентов для понимания и осмысления аномального опыта данного психического заболевания. За последние два десятилетия были разработаны феноменологические интервью для дополнения стандартизированных диагностических систем, таких как Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам (DSM-5) (Американская психиатрическая ассоциация, 2013 г.) и Международная статистическая классификация болезней и проблем, связанных со здоровьем (ICD- 10) (Всемирная организация здравоохранения, 2012 г.).Наиболее важными феноменологическими интервью являются «Исследование аномального самопознания» (EASE, Parnas et al., 2005) и приложение к нему «Исследование аномального мирового опыта» (EAWE, Sass et al., 2017). Эти интервью были вдохновлены гуссерлианской традицией и включали классические описания феноменологической психопатологии (в частности, Бланкенбург, Конрад и Минковски, среди других авторов). Их полуструктурированный дизайн позволяет глубоко изучить субъективные переживания пациентов в рамках формальных структур, таких как телесность, темпоральность, пространственность и интерсубъективность.Таким образом, описательная задача не выполняется на полностью случайной основе, так как интервью имеют определенные области и пункты, которые уже установлены, чтобы направлять изучение опыта пациента. EASE и EAWE были разработаны с основной целью изучения и лучшего понимания эмпирических и поведенческих проявлений пациентов с расстройствами шизофренического спектра. Эти интервью предлагают исчерпывающие описания расстройств пререфлексивного Я или ipseity (Sass, 1992; Parnas and Handest, 2003; Sass and Parnas, 2003; Parnas and Sass, 2008; Raballo et al., 2009; Fuchs, 2010b, 2013a; Sass et al., 2018). Действительно, EASE и EAWE оказали большое влияние на международную клиническую практику и эмпирические исследования в области психиатрии и психологии, а EASE переведена более чем на 10 языков, среди которых немецкий, датский, испанский, итальянский и французский.

    EASE и EAWE описывают аспекты аномального опыта пациентов, которые важны не только для диагностики, но и для психотерапевтических целей, поскольку они могут быть полезны как инструменты как в психотерапевтических условиях, так и в психотерапевтических исследованиях.Однако феноменологическая психопатология сосредоточена в первую очередь на проблеме психиатрической диагностики, в то время как лечение психических заболеваний остается менее развитым. Лишь в последние годы лечение психических заболеваний стало предметом повышенного исследовательского интереса, напрямую связанного с практикой психотерапии (Fuchs et al., 2019). Со своей стороны, телесно-ориентированная терапия, хотя и не укорененная в феноменологии, была связана с феноменологической структурой, поскольку она предоставляет эмпирические доказательства концептуализации подхода воплощения (Fuchs 2005; Fuchs and Schlimme, 2009; Koch and Fuchs, 2011; Fuchs and Кох 2014).Подход воплощения рассматривает шизофрению как фундаментальное нарушение воплощения, а именно «развоплощение», которое влечет за собой уменьшение базового ощущения себя, нарушение имплицитного телесного функционирования и, как следствие, разрыв между телесными связями с другими. Ряд эмпирических исследований телесно-ориентированной терапии был проведен в области феноменологической психопатологии. Эмпирические доказательства эффективности телесно-ориентированной терапии шизофрении были получены в результате количественных исследований, проведенных с ручными вмешательствами (Röhricht and Papadopoulos, 2010) и с использованием рандомизированных контролируемых исследований для измерения результатов (Martin et al., 2016). Недавнее исследование включило феноменологические интервью для описания процессов терапевтического изменения в телесно-ориентированной терапии шизофрении, тем самым объясняя взаимосвязь между процессами и результатами (Galbusera et al., 2018). Неудивительно, что феноменологические интервью выявили понимание изменений как восстановления «чувства собственного достоинства» у пациентов с шизофренией (Galbusera et al., 2019).

    Концепция шизофрении как расстройства личности разделяется рядом философских и клинических подходов: это не только феноменологическая психиатрия (Parnas and Henriksen, 2014).Таким образом, во многом так же, как телесная терапия была «преобразована» в феноменологию, любой другой психотерапевтический подход мог бы включать «предварительную феноменологию» в смысле возможности быть связанной с феноменологической структурой. Это особенно верно, когда эффективность психотерапии широко доказана и признана независимо от ее теоретической основы (Campbell et al., 2013). Например, нарративная / диалогическая психотерапия, рассматривающая шизофрению как расстройство личности, может согласовываться с феноменологической концептуализацией и даже служить дополнением к телесно-ориентированной терапии.Фактически, обширные описания EASE и EAWE свидетельствуют о том, что пациенты с шизофренией могут передавать свой опыт в исчерпывающей повествовательной форме, что полностью противоречит утверждению Мартина и др. (2016) о том, что словесный диалог может быть затруднен у пациентов с шизофренией. тяжелые психические расстройства. Подходящей альтернативой может быть «метакогнитивная модель» (Lysaker et al., 2018a). Согласно этой модели, дефицит метапознания подрывает доступность ощущения себя, других и мира, что затрудняет адекватный ответ на ситуации повседневной жизни.Чтобы справиться с этим, была разработана так называемая метакогнитивная рефлексия и инсайт-терапия (MERIT), нацеленная на метапознание и восстанавливающая доступность самосознания в опыте пациентов (Lysaker et al., 2018b). Именно потому, что современная феноменологическая психиатрия уделяет особое внимание телесному и дорефлексивному уровню опыта, использование феноменологических интервью для исследования процесса изменения в MERIT может выявить интересные отношения между дорефлексивными и рефлексивными формами самопознания.

    Должна ли психотерапия уходить корнями в феноменологическую традицию, чтобы называться «феноменологической»? Здесь мы говорим о таких предприятиях, как психоанализ Фрейда или экзистенциальный анализ / анализ Бинсвангера. Такое предприятие требует хорошо выполненной и всеобъемлющей концептуализации феноменологической психопатологии, а также последующего психотерапевтического вмешательства, основанного на той же феноменологической концептуализации. Конечно, психотерапия не обязательно должна уходить корнями в феноменологию, хотя это немаловажное дело, возможно, стоит предпринять.Тем не менее, сама суть феноменологической психотерапии состоит в том, чтобы оставаться верным собственному опыту пациента и его конститутивной уязвимости (Fuchs, 2013b; Irarrázaval, 2013, 2018; Irarrázaval и Sharim, 2014; Škodlar and Henriksen, 2019). Следовательно, разработка интегративных моделей психотерапии, как телесных, так и нарративных / диалогических, направленных на переживание уязвимости пациентов, определенно является задачей будущего.

    Почему

    Почему мы проводим феноменологические интервью с пациентами? Достаточно ли просто противопоставления феноменологических гипотез или концепций, чтобы оправдать участие пациентов?

    Обоснование эмпирических исследований с использованием феноменологических интервью чрезвычайно важно, особенно когда речь идет о лицах с психическими заболеваниями.Дело не только в сборе данных из опыта пациентов, но и в том, что делать с этими данными и, в конце концов, для чего. Это этический вопрос, касающийся того влияния, которое феноменологические интервью могут оказать на опрошенных пациентов. Любое интервью, направленное на изучение опыта пациента, всегда включает в себя какое-либо вмешательство, поэтому даже в случае его проведения аккредитованными опытными клиницистами требуется этическое обоснование. Аргументы в комитетах по этике о том, что феноменологические интервью полезны и не усугубляют нестабильность пациентов, должны быть убедительными.Вспоминание и разыгрывание у пациентов тревожных переживаний, которые мы стремимся усвоить, безусловно, требует оправдания. Очевидно, что феноменологические интервью сами по себе не являются психотерапевтическими вмешательствами, то есть диалог в психотерапии не является интервью, но они могут быть оправданы на основании, аналогичном тем, которые обычно используются в психотерапии: возможность поделиться аномальным опытом через принятие и понимание. общение помогает пациентам восстановить чувство знакомства со своим опытом, тем самым уменьшая их чувство самоотчуждения.Кроме того, с помощью описательных задач, требуемых в полуструктурированных интервью, пациенты улучшают артикуляцию аномальных переживаний, которые в противном случае могли бы быть упущены из виду, игнорироваться или даже оставаться невыразимыми для них (Zahavi and Martiny, 2019).

    Феноменологические интервью были просто определены как подпадающие под рамки интервью, «которое основывается на идеях и концепциях феноменологической традиции и (которое), в свою очередь, дает информацию для феноменологического исследования» (Høffding and Martiny, 2016, p.540). Тем не менее, феноменологические интервью с пациентами с психическими заболеваниями должны не только соответствовать идеям и концепциям феноменологической традиции философии и психопатологии, но, что наиболее важно, они должны четко отражать свой вклад как в диагностику, так и в психотерапию. В то время как биомедицинский психиатрический диагноз в конечном итоге ориентирован на поиск подходящего фармакологического лечения, феноменологический диагноз в конечном итоге ориентирован на обеспечение лечения, основанного на эмпирическом измерении данного психического заболевания.Интерес психотерапевта выходит за рамки психиатрической диагностики, поскольку он подходит к пациенту как к целостной личности, стремясь понять аномалии опыта в его / ее социальном, культурном и историческом контексте. Этот более широкий психологический подход позволяет понять не только то, как пациенты осмысливают свои аномальные переживания, но и то, как симптомы проявляются в непосредственном жизненном контексте пациента, а также как определенное психическое заболевание конфигурируется в истории болезни пациента. значимого взаимодействия с другими людьми (Ираррасаваль и Шарим, 2014; Ираррасаваль, 2018).Однако, несмотря на важность, придаваемую анализу биографии пациентов несколькими авторами из феноменологической традиции психопатологии (Ясперс, Бинсвангер и Бланкенбург, среди других авторов), «биографические методы», первоначально разработанные для социологических исследований в влиятельная «Чикагская школа» (Bornat, 2008) не получила должного отражения в текущих феноменологических эмпирических исследованиях в области психиатрии и психологии.

    Как

    Как проводить феноменологические интервью с пациентами? Как мы можем правильно проводить анализ в эмпирических феноменологических исследованиях в психиатрии и психологии?

    Феноменологическое интервью включает в себя ситуацию от второго лица, в которой диалогическое общение с пациентом имеет решающее значение.Независимо от того, насколько странными или нереалистичными могут показаться аномальные переживания пациентов интервьюеру, необходима профессиональная компетентность и осведомленность (Nordgaard et al., 2013). Для пациента аномальные переживания на самом деле являются пережитыми переживаниями, несмотря на то, что они лишены здравого смысла. Галлюцинации и бред, как и непсихотические переживания, передаются в первую очередь лично, что означает, что они имеют солипсистскую ценность. Это одна из причин, почему пациентам трудно, особенно в психотических фазах, смириться с тем фактом, что то, что они на самом деле переживают, не заслуживает доверия или не является реальным в глазах других, и даже ненормальным или патологическим в глазах. клиницист.Ясно, что роль интервьюера заключается не в том, чтобы противостоять или опровергать это отсутствие здравого смысла, а просто улавливать переживания такими, какими они кажутся пациентам. Другими словами, интервьюер проводит интервью с чутким пониманием. Эмпатию не следует сводить к попытке понять пациента «репрезентативным» образом, в том смысле, что оно не относится к собственному опыту интервьюера обработки (имитации, мышления или воображения) субъективности пациента (Irarrázaval, 2019) .Сочувствие — это условие возможности отношений «субъект-субъект» (Захави, 2015). Другими словами, эмпатия — это особый способ направленной на других интенциональности, который позволяет раскрыть опыт пациента, рассматриваемого как уникального другого человека. В этом смысле эмпатическое понимание позволяет раскрыть то, что похоже на аномального опыта пациента.

    В феноменологических интервью вопросы, подобные «почему», побуждают пациентов отвечать каузальными объяснениями аномалий их опыта или диагностированного психического заболевания, такими как суждения, убеждения, теоретические построения и т. Д., Со своей стороны, вопросы типа «как» помогают пациентам описать то, как они проживают свой опыт, то есть то, как аномалии на самом деле кажутся пациентам в их опыте. Иными словами, оба типа вопросов побуждают пациентов говорить об эмпирическом содержании, но по-разному: о причинных атрибуциях в первом и о видимости во втором. Причинно-следственные связи ни в коем случае не являются несущественными аспектами опыта пациента, не заслуживающими рассмотрения в интервью.То, как пациенты приписывают причины своим аномальным переживаниям или психическим заболеваниям, также может предоставить ценную информацию как для диагностики, так и для психотерапии. Более того, взаимосвязь между каузальными атрибуциями и видимостью, безусловно, ценна, поскольку влечет за собой круговой, динамический процесс, в котором оба порядка переживания постоянно влияют друг на друга. Однако сбор феноменологических данных, как правило, направлен не на получение причинных объяснений или отчетов об атрибуции, как в случае когнитивной психологии, а в основном на изучение аспектов опыта, для решения которых предназначены вопросы типа «как».

    Обращаясь к анализу данных, было сказано, что феноменология заинтересована в описании формальной структуры опыта, а не его содержания (Gallagher and Zahavi, 2008), но что это на самом деле означает? Кажется, трудно представить себе опыт как простую структуру без какого-либо содержания. Более того, невозможно установить категорию опыта, которая ранее не была построена на каком-либо контент-анализе. В качественных исследованиях категории строятся на основе предварительного контент-анализа; как гипотезы, так и категории разрабатываются по мере продвижения исследования и возникают из самих данных (Morrow, 2005; Maxwell, 2012), так называемый «итеративный процесс» (Barbour and Barbour, 2003).EASE и EAWE были созданы для сбора описаний от первого лица значительного числа пациентов (около 100 каждого), что позволило провести их статистическую проверку. Тем не менее, было предоставлено лишь довольно общее описание того, как развивались области и элементы EASE: единичные содержания аномального опыта концептуализируются и взаимосвязаны в рамках всеобъемлющей системы значимых структурных целостностей или гештальтов , что приводит к «ядру», лежащему в основе психопатологической конфигурации (Нордгаард и др., 2013). Недавнее качественное исследование ответов на две шкалы подчеркивает специфику феноменов, описываемых EASE и EAWE, указывая на то, что нарушения мирового опыта в корне менее единичны, в то время как переживание себя представляет более последовательный и единый гештальт Gestalt ( Энглеберт и др., 2019).

    Помимо статистической проверки интервью, репликация необходима в других клинических образцах и культурах, чтобы поддержать предыдущие результаты и предоставить дополнительные доказательства при сравнении с несколькими клиническими группами и кросс-культурой.Однако, если в центре внимания анализа находятся только формальные структурные аспекты, то при применении EASE и EAWE к новым пациентам мы не найдем доменов или категорий, отличных от уже определенных. Другими словами, количественное воспроизведение EASE или EAWE в других выборках вряд ли приведет к каким-либо новым знаниям, потому что уже установленные области и элементы имеют тенденцию ограничивать ответы пациентов. Таким образом, особенно с точки зрения их потенциального вклада в психотерапию, наилучший вклад, который можно было бы сделать от применения EASE и EAWE к новым пациентам, был бы результатом анализа содержания отчетов пациентов.Однако один ключевой вопрос, касающийся повторения этих интервью, остается без ответа: какой качественный метод является наиболее подходящим для анализа описаний пациентов?

    Эмпирическое применение феноменологического метода Гуссерля вне строгих рамок философии по-прежнему является предметом постоянных дебатов как в философии, так и в когнитивных науках. Согласно Захави (2019a, b, c), в философии основная цель феноменологии не является чисто описательной или внимательной к тому, как вещи кажутся субъекту; он не фокусируется ни на субъекте, ни на объекте, а на соотношении между ними.В этом контексте термин epoché используется для обозначения приостановки или помещения в скобки «наивного» или «естественного» отношения к реальности с целью размышления над фундаментальными онтологическими вопросами, тем самым принимая критическую позицию в отношении концепции реальности как независимо от ума дано. Epoché , обычно описываемая как помещающая «в скобки» предрассудки и теоретические предположения интервьюера (Fischer, 2009), чтобы получить доступ к явлениям в том виде, в каком они проявляются в опыте субъекта, имеет мало общего с первоначальным философским методом.Это не означает, что ограничение наших предубеждений и теоретических предположений нежелательно, чтобы избежать предвзятости при проведении феноменологических интервью или анализе данных (мы можем найти несколько методов для этого). Также не так важно называть такую ​​скобку эпохой , если у нас есть базовое представление о первоначальном значении этого термина Гуссерлем.

    Феноменология применялась в эмпирических исследованиях не только в психиатрии и психологии, но и в других дисциплинах, связанных со здравоохранением, таких как сестринское дело (Zahavi and Martiny, 2019).Тем не менее, различные формы применения феноменологии в этих дисциплинах также вызывают споры из-за их расхождения с первоначальным гуссерлианским философским методом (Zahavi, 2019b, d). Например, некоторые задаются вопросом, следует ли метод анализа, предложенный Джорджи (2009, 2012), «описательный феноменологический психологический метод», считать «феноменологическим» или дать ему другой ярлык. Этот метод направлен на создание инклюзивных категорий в результате контент-анализа описаний предметов.Фактически, метод контент-анализа Джорджи кажется более близким к адаптированной форме «эйдетической вариации» и сильно отличается от первоначального гуссерлианского толкования эпохи и , потому что он в основном состоит из резюмирования содержания стенограммы интервью путем удаления его дубликатов, чтобы раскрыть неизменные или сущности в «значении» (см. Irarrázaval, 2015). Эйдетическая вариация — это концептуальный анализ, который, представляя феномен как отличающийся от того, каким он является в настоящее время, приводит к изоляции его существенных черт или аспектов в том смысле, что такие черты или аспекты не могут быть изменены или удалены без предотвращения распространения явления. являясь таким явлением (Парнас и Захави, 2002).Другой пример так называемого прикладного феноменологического метода — «микрофеноменология» (Petitmengin et al., 2018; Depraz, 2020). Этот метод, как и метод Георгия, также отличается от первоначального гуссерлианского философского метода. Помимо метода анализа, микроменеджмент включает в себя некоторые «принципы» интервью. Микрофеноменологический анализ стремится идентифицировать общие пререфлексивные структуры из описаний «единичных» пережитых переживаний. Дорефлексивный аспект опыта воспринимается как «незамеченный» в том смысле, что он не доступен непосредственно рефлексивному сознанию и словесному описанию.Однако, по крайней мере, так, как Petitmengin et al. (2018) показывают, что результаты анализа кажутся скорее описанием образных аспектов или характеристик объекта, чем экспериментальных структур субъекта (например, размера, формы, температуры, цвета и т. Д.).

    Обсуждение

    Независимо от того, чтобы найти доказательства, подтверждающие уже существующие идеи и концепции, или сделать возможным появление новых идей и концепций на основе самих данных, феноменологические эмпирические исследования должны учитывать мнения пациентов об их субъективном опыте.Феноменологические интервью должны содержать четкие инструкции как по их проведению, так и по качественным методам, используемым при анализе субъективного опыта пациентов. Отчет об исследовании должен соответствовать стандартам представления качественных исследований (O’Brien et al., 2014). Тем не менее, наиболее сложным аспектом феноменологических эмпирических исследований в психиатрии и психологии является правильный метод анализа отчетов пациентов. Ни оригинальный гуссерлианский вопрос о феноменологическом философствовании, ни феноменологический метод философского анализа не кажутся подходящими для эмпирического применения.Кажется, существует разрыв между феноменологическим философским методом и его эмпирическими версиями.

    Феноменологическая философия, психиатрия и психология имеют разные цели и практические значения. Это означает, что методы, используемые в каждой из этих областей исследования, обязательно различны, поскольку они служат средством для достижения различных целей, преследуемых каждой из соответствующих дисциплин. В философии феноменологический метод служит средством размышления над фундаментальными онтологическими вопросами, касающимися нашего активного субъективного участия в устройстве мира.Однако в феноменологической психиатрии и психологии методы служат средством для достижения более точных, полных и дифференциальных диагнозов с целью улучшения психотерапии и, в конечном итоге, благополучия пациентов. Тем не менее, несмотря на их расхождение с первоначальным философским методом, метод контент-анализа Георгия (в большей степени) и «микрофеноменология» (в меньшей степени) оказали большое влияние именно благодаря своей попытке преодолеть этот пробел. ответ на потребность в феноменологическом методе качественного исследования.

    Совершенно другой способ решения этой проблемы состоял бы не в поиске эмпирических адаптаций изначального феноменологического метода, присущего философии, и не в ограничении феноменологии простой описательной задачей субъективного опыта, а в том, чтобы сделать феноменологию теоретической основой для эмпирических исследований. и даже больше, трансцендентальная парадигма. Хотя ее метод, безусловно, является для нее фундаментальным, феноменология не должна сводиться к ее методологии. Феноменология — это всеобъемлющая теоретическая основа, которая была разработана на основе серьезных концептуальных и эмпирических исследований корреляции субъект-мир (Zahavi, 2019a), включая исследования формальных структур опыта (пространственность, темпоральность, телесность, интерсубъективность и историчность). , исследование способов интенциональности (восприятие, действие, фантазия, память, эмоции и эмпатия) и психологический анализ смыслообразовательных процессов в социальных взаимодействиях.Кроме того, несмотря на различные цели и используемые методы, как и в феноменологической философии, в феноменологической психиатрии и психологии, основная философская приверженность в отношении критической позиции концепции реальности как данности, независимо от разума, является фундаментальной (Zahavi, 2017, 2019e). Действительно ли психиатрии и психологии нужен гуссерлианский метод, чтобы принять феноменологическое отношение к концепции реальности как зависимой от сознания? Нет, потому что эта основная философская приверженность уже составляет основу трансцендентальной парадигмы в феноменологической психиатрии и психологии.

    Основная психиатрия была разработана в рамках естественнонаучной парадигмы. С позитивистской точки зрения психиатрии понятие нормальности определяется как степень соответствия между субъективным опытом и объективной реальностью. Следовательно, ненормальность определяется с точки зрения степени ее отклонения от объективной реальности, которая предоставляет доказательства здравого смысла. Со своей стороны, феноменологическая психопатология подходит к ментальным явлениям с точки зрения феноменологического анализа субъективности пациента, делая акцент на условиях возможности человеческого опыта в целом, помимо того, что он диагностируется как ненормальный в соответствии с общепринятыми стандартами объективности.Например, в современных диагностических системах психоз диагностируется по наличию галлюцинаций и иллюзий, что определяется «естественным отношением», которое принимает как должное обоснованность объективной данной реальности. В DSM-5 галлюцинация определяется как восприятие без объекта (или ошибка восприятия), а заблуждение — как ложное убеждение в реальности (American Psychiatric Association, 2013). Напротив, с феноменологического подхода к нарушению подходят не с точки зрения свидетельств клинициста о существовании объекта восприятия или отсутствия внешних доказательств убеждений пациента, а с точки зрения анализа конкретного способа восприятия. интенциональность, составляющая галлюцинацию или заблуждение как таковое.Другими словами, клиницист занимается феноменологическим анализом субъективности пациента, обращаясь с эмпатическим пониманием к «самоочевидности» или «солипсистской истине» пациента, соотносимой с переживанием галлюцинации или заблуждения, соответственно. В самом деле, «внешний» несуществующий объект должен предоставить клиницисту доказательства того, что галлюцинация — это не восприятие, поскольку невозможно иметь восприятие без непосредственно присутствующего объекта.

    Следовательно, было бы ошибочным думать, что галлюцинации вообще связаны с восприятием.Напротив, галлюцинации больше связаны с феноменологией фантазии, отличительный характер которой состоит в том, чтобы «повторно представить» объект восприятия, который не присутствует непосредственно, но отсутствует в реальном поле восприятия. Согласно Кавалларо (2017), это не дихотомия представления / повторного представления, а то, что Гуссерль называет «расщеплением эго» ( Ichspaltung ), что имеет решающее значение для различения при переживании «квазивосприятия», созданного фантазией, а не восприятие как таковое.Расщепление эго делает возможным переживание фиктивного характера самосознания «как будто» при фантазировании. Однако во время галлюцинации пациент переживает свои собственные мысли, ожидания или воображения так же, как и при первоначальном опыте восприятия. Таким образом, можно предположить, что именно отсутствие «как будто» самосознания «квази-восприятия» лежит в основе психоза. Такая теория потребовала бы дальнейших феноменологических исследований, чтобы провести больше различий между природой галлюцинаций в отличие от фантазии, а также в отношении других модальностей переживания, в которых непосредственно не присутствует интенциональный объект, таких как ожидания, мысли, воспоминания и т. Д. и мечты.Тем не менее, введение концепции «расщепления эго» как непатологической может быть вызовом традиционным психиатрическим концепциям, особенно в отношении шизофрении.

    Наконец, феноменологическая установка не должна рассматриваться как подобная любой другой установке; очевидно, что это не установка в буквальном смысле. Феноменологическая установка — это парадигматическая приверженность непреднамеренной реальности. Эта основная философская приверженность особенно важна, потому что она влечет за собой совершенно уникальный подход к психическим заболеваниям, включая различные концептуализации психопатологии, диагноза, нормальности, эмпатии и психотерапии, тем самым открывая качественные эмпирические исследования в психиатрии и психологии к новым горизонтам.Более того, идея приостановки естественного отношения к приближающейся реальности (включая все виды явлений) лежит в основе феноменологической основы для любого, кто претендует на звание феноменолога, концептуального или эмпирического, независимо от других конкретных методов и тем исследования. . Таким образом, феноменологическая установка может стать основой трансцендентальной научной парадигмы качественных исследований в психиатрии и психологии. Это последнее утверждение, которое поддерживает идею о том, что феноменологическая психология — чтобы быть собственно феноменологической — должна стать трансцендентальной, а феноменологическая концептуализация галлюцинаций как патологии фантазии дает сложные направления для будущих исследований.

    Авторские взносы

    Автор подтверждает, что является единственным соавтором данной работы, и одобрил ее к публикации.

    Финансирование

    Эта статья была поддержана Чилийской национальной комиссией по научным и технологическим исследованиям CONICYT PFCHA / POSTDOCTORADO EN EL EXTRANJERO BECAS CHILE / 2017 — 74180011.

    Конфликт интересов

    Автор заявляет, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

    Список литературы

    Американская психиатрическая ассоциация (2013 г.). Диагностическое и статистическое руководство психических расстройств DSM-5 . 5-е изд. Вашингтон: American Psychiatric Publishing.

    Google Scholar

    Барбур Р. С. (2000). Роль качественных исследований в расширении «доказательной базы» клинической практики. J. Eval. Clin. Практик. 6, 155–163. DOI: 10.1046 / j.1365-2753.2000.00213.x

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Барбур, Р.и Барбур М. (2003). Оценка и синтез качественных исследований: необходимость разработки особого подхода. J. Eval. Clin. Практик. 9, 179–186. DOI: 10.1046 / j.1365-2753.2003.00371.x

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Борнат, Дж. (2008). «Биографические методы» в Шалфейный справочник по методам социальных исследований . ред. П. Аласуутари, Л. Бикман и Дж. Браннен (Лондон: Sage), 344–356.

    Google Scholar

    Кэмпбелл, Л.Ф., Норкросс, Дж. К., Васкес, М. Дж. Т., и Каслоу, Н. Дж. (2013). Признание эффективности психотерапии: резолюция APA. Психотерапия 50, 98–101. DOI: 10.1037 / a0031817

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Кавалларо, М. (2017). Феномен расщепления эго в феноменологии чистой фантазии Гуссерля. J. Br. Soc. Феноменол. 48, 162–177. DOI: 10.1080 / 00071773.2016.1250436

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Кресвелл, Дж.В., и Пот, К. Н. (2018). Качественное исследование и дизайн исследования: выбор из пяти подходов . 4-е изд. Лондон: Мудрец.

    Google Scholar

    Дьякон, Б. (2013). Биомедицинская модель психического расстройства: критический анализ ее достоверности, полезности и влияния на психотерапевтические исследования. Clin. Psychol. Ред. 33, 846–861. DOI: 10.1016 / j.cpr.2012.09.007

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Дикон, Б., и Маккей, Д.(2015). Биомедицинская модель психологических проблем: призыв к критическому диалогу. Behav. Ther. 38, 231–235.

    Google Scholar

    Депраз, Н. (2020). «Гуссерлианская феноменология в свете микрофеноменологии» в г. Гуссерль, Кант и трансцендентальная феноменология . ред. И. Апостолу и К. Сербан (Берлин: Де Грюйтер).

    Google Scholar

    Депраз, Н., Гемант, М., Десмидт, Т. (2017). Анализ от первого лица с использованием данных от третьего лица в качестве генеративного метода — тематическое исследование неожиданности при депрессии. Constr. Найденный. 12, 190–203. Доступно по адресу: http://constructivist.info/12/2/190

    Google Scholar

    Депраз, Н., Варела, Ф. Дж., И Вермерш, П. (2003). При осознании: прагматика переживания . (Амстердам: Джон Бенджамин).

    Google Scholar

    Энглеберт, Дж., Монвиль, Ф., Валентини, К., Моссей, Ф., Пиенкос, Э., и Сасс, Л. (2019). Аномальное переживание себя и мира: применение шкал EASE и EAWE для четырех пациентов с шизофренией. Психопатология 52, 294–303. DOI: 10.1159 / 000503117

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Фаррер К. и Фрит К. Д. (2002). Переживание себя против другого человека как причины действия: нейронные корреляты опыта свободы воли. NeuroImage 15, 596–603. DOI: 10.1006 / nimg.2001.1009

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Фишер, К. Т. (2006). Качественные методы исследования для психологов: введение на основе эмпирических исследований .Сан-Диего, Калифорния: Academic Press.

    Google Scholar

    Фукс, Т. (2005). Телесные и бестелесные умы: феноменологический взгляд на тело в меланхолии и шизофрении. Philos. Psychiatry Psychol. 12, 95–107. DOI: 10.1353 / ppp.2005.0040

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Фукс, Т. (2013a). «Я в шизофрении: Ясперс, Шнайдер и другие» в г. Один век общей психопатологии Карла Ясперса . ред.Дж. Стангеллини и Т. Фукс (Oxford: Oxford University Press), 245–257.

    Google Scholar

    Гальбусера Л., Феллин Л. и Фукс Т. (2019). На пути к восстановлению самоощущения: интерпретирующий феноменологический анализ опыта пациентов телесно-ориентированной психотерапии шизофрении. Psychother. Res. 29, 234–250. DOI: 10.1080 / 10503307.2017.1321805

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Гальбусера, Л., Финн, М. Т., и Фукс, Т. (2018). Взаимодействующая синхронность и негативные симптомы: исследование результатов телесно-ориентированной психотерапии шизофрении. Psychother. Res. 28, 457–469. DOI: 10.1080 / 10503307.2016.1216624

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Галлахер, С. (2003). Феноменология и экспериментальный дизайн: к феноменологически просвещенной экспериментальной науке. J. Сознание. Stud. 10, 85–99.

    Google Scholar

    Галлахер, С.и Захави Д. (2008). Феноменологический разум: Введение в философию разума и когнитивную науку . 2-е изд. Нью-Йорк: Рутледж.

    Google Scholar

    Георгий А. (2009). Описательный феноменологический метод в психологии: модифицированный гуссерлианский подход . Питтсбург, Пенсильвания: издательство Duquesne University Press.

    Google Scholar

    Георгий А. (2012). Описательный феноменологический психологический метод. J. Phenomenol.Psychol. 43, 3–12. DOI: 10.1163 / 1562X632934

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Гозе, Т., Москалевич, М., Шварц, М.А., Науден, Дж., Микуло-Франки, Дж. А., и Чермолачче, М. (2019). Переоценка «чувства прекокса» при принятии диагностических решений при шизофрении: критический обзор. Schizophr. Бык. 45, 966–970. DOI: 10.1093 / schbul / sby172

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Хаммерсли, М. (2018).Комментарий — к «тезису о неразличимости»: ответ Моргану. J. Mixed Methods Res. 12, 256–261. DOI: 10.1177 / 1558689818772764

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Хёффдинг, С., и Мартини, К. (2016). Создание феноменологического интервью: что, почему и как. Phenomenol. Cogn. Sci. 15, 539–564. DOI: 10.1007 / s11097-015-9433-z

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Ираррасаваль, Л. (2018). Уязвимость при шизофрении: феноменологический антропологический подход. Журнал межкультурной философии 1 , 157–167. DOI: 10.11588 / icp.2018.1.48070

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Ираррасаваль, Л. (2019). Сочувствие к зарубежному опыту: сходящееся феноменологическое определение. J. Theor. Фил. Psychol. DOI: 10.1037 / teo0000128

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Лутц, А., Лашо, Дж. П., Мартинери, Дж., И Варела, Ф. Дж. (2002). Руководство изучением динамики мозга с использованием данных от первого лица: шаблоны синхронизации коррелируют с текущими состояниями сознания во время простой визуальной задачи. Proc. Natl. Акад. Sci. США. 99, 1586–1591. DOI: 10.1073 / pnas.032658199

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Лисакер, П. Х., Димаджио, Г., Хамм, Дж. А., Леонхард, Б. Л., Хоххайзер, Дж., И Лисакер, Дж. Т. (2018a). Нарушения самопознания при шизофрении: метапознание и развитие индивидуальной психотерапии, ориентированной на интегративное выздоровление. Психопатология 52, 135–142. DOI: 10.1159 / 000495297

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Лисакер, П.H., Irarrázaval, L., Gagen, E., Armijo, I., Ballerini, M., Mancini, M., et al. (2018b). Метапознание при шизофренических расстройствах: сравнение с контрольной группой сообщества и биполярное расстройство: репликация с испаноязычной чилийской выборкой. Psychiatry Res. 267, 528–534. DOI: 10.1016 / j.psychres.2018.06.049

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Мартин, Л. А., Кох, С. К., Хирджак, Д., и Фукс, Т. (2016). Преодоление развоплощения: влияние терапии движением на негативные симптомы шизофрении — многоцентровое рандомизированное контролируемое исследование. Фронт. Psychol. 7: 483. DOI: 10.3389 / fpsyg.2016.00483

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Максвелл, Дж. (2011). Реалистичный подход к качественному исследованию . Таузенд-Оукс, Калифорния: Сейдж.

    Google Scholar

    Максвелл, Дж. (2012). Качественный дизайн исследования: интерактивный подход . 3-е изд. Лондон: Мудрец.

    Google Scholar

    Максвелл, Дж. А. (2019). Различение количественных и качественных исследований: ответ Моргану. J. Mixed Methods Res. 13, 132–137. DOI: 10.1177 / 1558689819828255

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Мишара, А. Л. (1994). «Феноменологическая критика здравых посылок DSM-III-R: избегание субъективности пациента» в Философские взгляды на психиатрическую диагностическую классификацию . ред. Дж. З. Сэдлер, М. А. Шварц и О. П. Виггинс (Балтимор: серия Джонса Хопкинса по психиатрии и нейробиологии), 129–147.

    Google Scholar

    Морган Д.Л. (2018). Жизнь в размытых границах: ценность различия между качественными и количественными исследованиями. J. Mixed Methods Res. 12, 268–279. DOI: 10.1177 / 1558689816686433

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Морроу, С. Л. (2005). Качество и надежность качественных исследований в области психологического консультирования. Дж. Кунс. Psychol. 52, 250–260. DOI: 10.1037 / 0022-0167.52.2.250

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Нордгаард, Дж., Сасс, Л. А., и Парнас, Дж. (2013). Психиатрическое интервью: достоверность, структура и субъективность. евро. Arch. Psychiatry Clin. Neurosci. 263, 353–364. DOI: 10.1007 / s00406-012-0366-z

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    О’Брайен Б.С., Харрис И.Б., Бекман Т.Дж., Рид Д.А. и Кук Д.А. (2014). Стандарты отчетности о качественных исследованиях: обобщение рекомендаций. Acad. Med. 89, 1245–1251. DOI: 10,1097 / ACM.0000000000000388

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Паллагроси М. и Фонци Л. (2018). О понятии ощущения прекокса. Психопатология 51, 353–361. DOI: 10.1159 / 000494088

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Паллагроси, М., Фонци, Л., Пикардо, А., и Бионди, М. (2014). Оценка субъективного опыта врача во время взаимодействия с пациентами. Психопатология 47, 111–118. DOI: 10.1159/000351589

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Парнас, Дж., И Хенриксен, М. Г. (2014). Беспорядочная личность в спектре шизофрении: клиническая и исследовательская перспектива. Harv. Rev. Psychiatry 22, 251–265. DOI: 10.1097 / HRP.0000000000000040

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Парнас, Дж., Мёллер, П., Кирхер, Т., Тальбицер, Дж., Дженсон, Л., Хандест, П. и др. (2005). ЛЕГКОСТЬ: исследование аномального собственного опыта. Психопатология 38, 236–258. DOI: 10.1159 / 000088441

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Парнас, Дж., И Сасс, Л. (2008). «Разновидности феноменологии: описание, понимание и объяснение в психиатрии» в г. Философские вопросы психиатрии: объяснение, феноменология и нозология . ред. К. Кендлер и Дж. Парнас (Нью-Йорк: издательство Университета Джона Хопкинса), 239–277.

    Google Scholar

    Парнас Дж. И Захави Д.(2002). «Роль феноменологии в психиатрической диагностике и классификации» в Психиатрическая диагностика и классификация . ред. М. Май, В. Гэбель, Дж. Дж. Лопес-Ибор и Н. Сарториус (Хобокен, Нью-Джерси: John Wiley & Sons Inc.), 137–162.

    Google Scholar

    Паттон, М. (2015). Качественные методы исследования и оценки . 4-е изд. Таузенд-Оукс, Калифорния: Сейдж.

    Google Scholar

    Петитменгин К., Ремильё А. и Валенсуэла-Могиллански К.(2018). Обнаружение структур пережитого опыта: к методу микрофеноменологического анализа. Phenomenol. Cogn. Sci. 18, 691–730. DOI: 10.1007 / s11097-018-9597-4

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Рабалло А., Сэбай Д. и Парнас Дж. (2009). Взгляд на спектр шизофрении через призму расстройств личности: эмпирическое исследование. Schizophr. Бык. 37, 44–351. DOI: 10.1093 / schbul / sbp056

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Рёрихт, Ф.и Пападопулос Н. (2010). Лечебное руководство: Телесно-ориентированная психологическая терапия хронической шизофрении . Лондон: Центр психического здоровья Ньюхэма.

    Google Scholar

    Сасс, Л. (1992). Безумие и модернизм: Безумие в свете современного искусства, литературы и мысли . Нью-Йорк: Основные книги.

    Google Scholar

    Sass, L., Borda, J. P., Madeira, L., Pienkos, E., and Nelson, B. (2018). Разновидности расстройства личности: биофеносоциальная модель шизофрении. Schizophr. Бык. 44, 720–727. DOI: 10.1093 / schbul / sby001

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Sass, L., Pienkos, E., Skodlar, B., Stanghellini, G., Fuchs, T., Parnas, J., et al. (2017). EAWE: исследование аномального мирового опыта. Психопатология 50, 10–54. DOI: 10.1159 / 000454928

    PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Шварц, Х., Якобс, Дж. (1979). Качественная социология: метод безумия .Нью-Йорк: Свободная пресса.

    Google Scholar

    Ташаккори А. и Теддли К. (2010). Справочник SAGE по смешанным методам социальных и поведенческих исследований . 2-е изд. Таузенд-Оукс, Калифорния: SAGE Publications, Inc.

    Google Scholar

    Варела, Ф. (1990). Conocer: Las cienciasognitivas: tendencias y perspectivas. Cartografía de las ideas actuales [Знать: Когнитивные науки: тенденции и перспективы. Картография актуальных идей] . Барселона: Гедиса.

    Google Scholar

    Варела, Ф. Дж. (1996). Нейрофеноменология: методологическое средство от сложной проблемы. J. Сознание. Stud. 3, 330–349.

    Google Scholar

    Варела Ф. Дж. И Шир Дж. (1999). Методики от первого лица: что, почему, как? J. Сознание. Stud. 6, 1–14.

    Google Scholar

    Всемирная организация здравоохранения (2012 г.). Классификация психических и поведенческих расстройств МКБ-10: клинические описания и диагностические рекомендации .Женева: Всемирная организация здравоохранения.

    Google Scholar

    Захави, Д. (2015). Вы, я и мы: обмен эмоциональными переживаниями. J. Сознание. Stud. 22, 84–101.

    Google Scholar

    Захави, Д. (2017). Наследие Гуссерля: феноменология, метафизика и трансцендентальная философия . Оксфорд, Великобритания: Издательство Оксфордского университета.

    Google Scholar

    Захави, Д. (2019a). Феноменология: основы . Лондон: Рутледж.

    Google Scholar

    Захави, Д. (2019c). Прикладная феноменология: почему можно не обращать внимания на эпоху. Cont. Филос. Ред. 1–15. DOI: 10.1007 / s11007-019-09463-y

    CrossRef Полный текст | Google Scholar

    Захави, Д. (2019e). «Феноменология как метафизика» в г. Справочник Рутледжа по метаметафизике . ред. Р. Блисс и Дж. Миллер (Лондон: Рутледж).

    Google Scholar

    Феноменология

    Что такое феноменология?

    Автор: Катрин Гильбо
    15 сентября 2014 г.

    Феноменология — это тип качественного исследования, в котором основное внимание уделяется поиску ответов на вопросы. вопрос «что это такое», а не вопросы частоты или величины, такие как «сколько» и «сколько».«В то время как количественное исследование отвечает на эти вопросы частота и величина и, следовательно, объясняет, почему возникает интересующее явление, качественные исследования, включая феноменологию, работают над описанием феномена (Георгий, 2009 г.). Феноменология как качественный метод поэтому не противостоит количественному метод, но просто задает другой вопрос для дальнейшего объяснения значения явления.

    Еще одно важное различие перед конкретным обсуждением феноменологии состоит в том, что естественнонаучного подхода против гуманитарного подхода. Феноменология следует подход к гуманитарной науке в том смысле, что он «уважает основные характеристики человечности на протяжении всего исследовательского процесса »(Giorgi, 2009). Giorgi (2009) очерчивает критерии как для гуманитарного, так и для естественнонаучного подхода, чтобы осветить различие между ними.Он утверждает, что подход к гуманитарным наукам использует исследования другие способы, кроме экспериментирования, изучает качество и значение, использует экспликацию, преднамеренное ответы и идентичность через вариации, наряду с использованием участвующего наблюдателя. Напротив, естественнонаучный подход использует экспериментирование, изучение количества и измерение, использует реакции, определенные анализом-синтезом, и идентичное повторение, наряду с использованием независимого наблюдателя.Хотя естественнонаучный подход используемый в количественных исследованиях, полезен для понимания одного аспекта конкретного явления, феноменология использует подход науки о человеке для изучения того же явления с другой точки зрения, чтобы более полно понять интересующую тему.

    Эти различия между количественными и качественными исследованиями, а также естественным научный подход и подход к гуманитарным наукам необходимы для понимания того, где феноменология позиционирует себя в рамках психологических исследований.Однако вопрос о том, что такое феноменология, специально не рассматривалось. Феноменология как она Казалось бы, это изучение явлений. Тем не менее, феномены определяются как все, что могут представить себя сознанию, а феноменология изучает его структуры как они кажутся сознанию (Георгий, 2009). Феноменология отличается от другое качественное исследование, сосредоточенное на восприятии смысла, а не на описаниях явных действий и поведения (Polkinghorne, 1989).Феноменологический подход направлен на изучение явления в том виде, в каком оно переживается и воспринимается участником, и раскрыть, что это за явление, а не то, что его вызывает или почему оно переживается вообще.

    Феноменология использует в качестве основы феноменологическую философию Эдмунда Гуссерля. при изменении отношения с целью психологического изучения явлений чем философски.Георгий (2009) указывает на две необходимые корректировки, чтобы сделать феноменологическую философию строгим и научным психологическим методом. Включено в этих изменениях — изменения работы на научном уровне анализа. а не философский уровень и желание анализировать данные, чтобы быть психологически скорее чувствительно, чем философски. Хотя феноменологическая психология должна в чем-то отличаться от философских идей Гуссерля, чтобы быть психологическим подход, он поддерживает ноэтико-ноематические отношения, обозначенные Гуссерлем.В качестве резюмированный Giorgi (2009), эта взаимосвязь определяет идею о том, что «значение того, что «дано» сознанию, зависит от его отдачи ». проиллюстрируйте ноэтико-ноэтическую связь, если бы вы нарисовали человека и мир рядом друг с другом со стрелкой, идущей от человека к миру внизу и мир к человеку наверху, создавая циклические отношения, ноематические отношения (ноэма) представлена ​​верхней стрелкой, а ноэтическая связь (ноэзис) представлена по нижней стрелке.Ноэма — это смысл вещи в противоположность вещи сам (Garza & Landrum, 2012).

    Другими словами, когда кто-то входит в класс в качестве ученика в первый день учебы, класс, как вещь, скорее всего, будет выглядеть иначе, чем если бы шли в тот же класс в последний день занятий. В первой ситуации возможно, кому-то это кажется вызывающей тревогу ситуацией, в которой присутствие неопределенности относительно класса или профессора огромны.В отличие, во второй ситуации, скорее всего, класс не будет восприниматься как место беспокойство, а скорее тот, в котором я сблизился с моими одноклассниками, узнал о конкретный предмет, или сформировал отношения с моим профессором. Хотя вещь, класс, все тот же класс, то, как его воспринимают, Ноэма, это другое. Значение, которое конкретный человек привносит в вещь или ситуацию так что кому-то кажется, что это есть ноэзис.Ноэзис — это акт сознания и намерения участника или проекции в слова Хайдеггера (Garza & Landrum, 2012). В феноменологии данные, представленные как описания опыта, представьте исследователю ноэму и цель исследования заключается в объяснении ноэзиса, то есть значений или интенциональности, которые были необходимы для того, чтобы участник испытал ситуацию так, как он это сделал.

    Ноэтико-ноэматическая связь также иллюстрирует аргумент, что люди «существуют-в-мире». и поэтому не может встретить нечто трансцендентное (Garza & Landrum, 2012). В фраза «бытие-в-мире» — это идея Хайдеггера, которая просто означает, что мы никогда не сможем столкнуться с миром без нашего сознания. Чтобы встретить что-то трансцендентное часто описывается как знание того, что «есть на самом деле», то есть вне нашего сознания.Гуссерль и Хайдеггер утверждают, что эту трансцендентальную перспективу невозможно осмыслить. получить, и, следовательно, мир всегда представляется нам субъективно через использование нашего сознания. Следовательно, ноэтико-ноематическое отношение фундаментальное в феноменологии описывает неизбежный цикл интенциональности, проекты или горизонты нашего сознания, влияющие на то, как наши личные мир открывает нам свой смысл.

    Чтобы проанализировать циклическую связь между сознанием и миром, используется строгий метод, описанный Giorgi (2009). Первый шаг — просто прочтите и перечитайте данные, чтобы получить представление о них в целом. В феноменологии данные — это описательный отчет участника об их опыте явления и часто бывает в письменной форме.Второй шаг требует, чтобы исследователь разделил данные. в «смысловые единицы», в местах, где есть существенные сдвиги в значении. Разделение данных дает исследователю практический способ организовать и проанализировать данные на третьем этапе. Третий шаг — преобразовать смысловые единицы. Этот шаг является сердцем феноменологического метода и включает в себя освещение интенциональности и горизонты сознания, необходимые для раскрытия мира с определенными значениями.Цель определения намерения или ноисиса участника и окончательного цель участия в феноменологическом исследовании — ответить на исследовательский вопрос, «Что это за феномен?»

    Чтобы ответить на этот вопрос и преобразовать данные, исследователь должен сначала участвовать в «эпохе», которая включает в себя «брекетинг» или приостановку презумпция их превосходства.Участие в epoche предполагает размещение в сторону вопросов «Так ли это на самом деле произошло?» или «Помнит ли участник ситуация правильно? »и вместо этого анализирует, как ситуация была пережита. «Истина» описания не имеет отношения к феноменологическому исследованию, потому что это не противоречит анализу сознания и того, что это за феномен для конкретного человека.Идхе (1986) описывает общую позицию исследователя. должен удерживаться при преобразовании данных. Он указывает на необходимость уделять внимание опыт как опытный, описывающий, а не объясняющий данные, и «горизонтальный» вместо того, чтобы создавать иерархию важности при анализе. Также важно для феноменолога, чтобы эмпатически анализировать данные, увеличивая и увеличивая предоставленные описания.

    В дополнение к увеличению и усилению используется свободное воображение. перейти от сугубо описательных данных к более универсальной сущности феномен, чтобы ответить на исследовательский вопрос. Чтобы заниматься свободным творчеством вариация, исследователь мысленно удаляет выявленную характеристику явления чтобы увидеть, действительно ли это важно для опыта.Если убрав характеристику опыт существенно изменился, этот конкретный аспект явления может быть идентифицированным как неотъемлемая часть того, что значит испытать явление (Георгий 2009 г.). После преобразования данных создается расположенная структура, в которой переведенные смысловые единицы и их взаимодействие обрисованы в общих чертах, чтобы ответить на руководящие вопрос «Что это за явление?»

    Феноменология — это метод психологического исследования, проливающий свет на другое измерение. явлений, которые не рассматриваются с помощью количественных методов.Так же количественно методы исследования ограничены вопросами, которые они могут задать и ответить, качественными методы и феноменология ограничиваются исследованием человеческого опыта как такового. присутствовать осознанно. Следовательно, феноменология — это не замена или противоположная точка зрения. количественных методов, а скорее работает в сочетании с другими методами исследования для более полного освещения психологических явлений.

    цитированных работ

    Гарза, Г. и Ландрам, Б. (2012). Исправление ограждений: определение областей количественного и качественное исследование. Неопубликованная рукопись.

    Георгий, А.(2009). Описательный феноменологический метод в психологии. Питтсбург: Издательство Duquesne University Press.

    Ихде Д. (1986). Индейцы и слон: феномены и феноменологические редукции. В Экспериментальной феноменологии: Введение (стр. 29-54). Олбани, Нью-Йорк: SUNY Press.

    Полкингхорн, Д.

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *