Евгений. Тут сложно. Одно могу сказать – это очень правильные и порядочные мальчики, с большим чувством ответственности. Миловидные, чаще всего старшие дети в семье. Очень заботятся о своих младших сестренках. Болтливые. Евгении хотят быть быть любимыми, стремятся, к стабильным отношениям, к семье и детям. Даже если изменяют – делают это не очень умело и весьма терзаются при этом. Или вообще не считают поход налево изменой.

Следует отметить группу имен как женских, так и мужских: Евгений (Евгения), Александр (а), Валентин (а), Ульян (а), Юлий (Юлия). Обладателям этих имен в большей степени присущи черты противоположного пола, чем всем остальным. То есть мужчинам присущи женские качества – говорливость, чувствительность, влюбчивость. Соответственно, женщины, носящие такие имена, грубоваты и жестковаты, им присуща мужская логика. Исключение составляют только Юлии-мужчины – они компенсируют это имя излишней мужественностью (борода, усы), жесткостью, выбирают чисто мужские профессии (геолог) и так далее.

Егор. Хороший мужик, бабник, правда. Да кто без этого греха? Отличительная черта Егоров: зачастую имеют хобби, которое для них важнее и карьеры, и семьи. Чаще всего это спорт. Присказка «У мужчины должно быть безобидное хобби» тут не подходит, так как все выходные он либо на тренировках, либо на соревнованиях, что не может нравиться жене и детям. Поскольку Егор занимается боевыми видами спорта, возражать открыто жена и дети не решаются и молча терпят. Или возмущаются, поэтому Егор, как правило, женат не один раз.

Иван. С Ванями все бывает в двух вариантах. Если маленькому Ване мама в детстве поставила необходимые границы, то из него получится приличный малыш в очках, помощник той же мамы. Если Ванятку не приручили – он останется диким на всю оставшуюся жизнь.

Кирилл. Сомнамбулический, молчаливый человек. Кирилл ни о ком слова плохого не скажет. Хорошего – тоже. Предел мечтаний – сидеть дома и тихо играть в компьютер. С личной жизнью при таких вводных данных был бы полный ужас, но Кириллы послушные мальчики, поэтому женятся и заводят детей. В мультфильме «Ледниковый период 3», описывая потенциальную жену Ленивца, мамонт Мэнни сказал: «Найдется и для тебя девушка. С комплексами, без обоняния, без вариантов».

Константин. Лично мне ни одного мало-мальски вменяемого Константина встретить не довелось. Деньги (когда есть) тратят бестолково и необдуманно. Периоды финансового благополучия надолго не затягиваются. Полное отсутствие границ, скудная внешность – и при этом мания величия, оттеняемая манией преследования. В силу характера Константинов вторая паранойя иногда бывала и оправданна, например, ищет военкомат. Как правило, Константины – старшие дети в семье, что не делает их более ответственными. Работать любят, но не умеют.

Леонид. Леня – страшный человек. У него сердце из воска и глаза убийцы. Может обмануть друга и искренне вместе с ним переживать обман. Близко я с Ленями не знакома и начинать не хочу.

Есть еще и такая закономерность – в имени мужчины, хоть полном, хоть нет, должна быть буква «Р». Это правило работает также с кобелями служебных собак. При отсутствии буквы «Р» (имена Константин, Леонид и иже с ними) мужчина склонен витать в облаках. Хорошо, если женщина попадется понимающая и тоже не в себе. А если твердо стоящая на земле, да еще и с руками, в бока упертыми – быть беде.

Максим. Ну, это опера с балетом в одном флаконе. И все бы с этими Максимами было прекрасно. И внешностью, и ростом они не обделены, и яркие личности, и сильные духом. Умеют и денег заработать и женщину развлечь. Но нежелание и неумение этих мужчин жить в браке достойно отдельной книги. Максимы столь прекрасны и обладают таким богатым набором душевных качеств и финансовых инструментов, что искренне не понимают, как можно все это богатство подарить одной женщине. Второй минус Максимов – патологическая жадность.

Михаил. Миши – приятные и чуткие женоненавистники. Они, как правило, крупны и имеют лишний вес. Наделены острым умом, который немедленно отказывает им в случае общения с женщинами. Финансово Михаилы состоятельны, опять-таки благодаря острому уму и везению. Личная жизнь бурная, но бестолковая, так как признавать женщину за человека Миша категорически не хочет, а нормальная женщина на таких условиях общаться с Мишей категорически не может.

Николай. Единственное, что я могу сказать о Николаях – что они зачем-то выбирают себе в жены женщин, которые всю жизнь их обесценивают и унижают. Николай может занимать руководящую должность, быть успешным ученым или уважаемым политиком, пройти всю войну и вернуться невредимым – все это не важно. Домашние легенды из поколения в поколение будут рассказывать о нем как об убогом скандалисте, жадном алкоголике и мелком семейном тиране. Это печально. Но стоит отметить некоторую скупость и властность Николаев – впрочем, все в разумных пределах.

Никита. Добрый малый, но несколько не от мира сего. Женщин выбирает тоже странных, с перекосами – из глухой деревни, например, или наркоманку. Чаще всего Никита – единственный ребенок в семье.

Олег. «Как ныне сбирается вещий Олег…» Как ни хороши Дмитрии, но и от них женщины уходят к Олегам. Что-то в них есть подкупающее, внушающее доверие. Олеги любят женщин, бывают агрессивны в пьяном виде. Обладают кошачьей грацией, хорошо танцуют, что вообще редкость для мужчины. У Олегов ярко выраженный талант рассказчика и чувство юмора, что делает их душой компании.

Павел. Павлы спокойны и добродушны. Производят впечатление увальня. Позитив так и лучится из глаз Павлуши. Из второстепенных качеств – расчетливость и мелочность. Примечательно, что среди мужчин-бухгалтеров много Павлов. Они уверены в себе, делают свое дело и не терзаются по мелочам. Несмотря на внешнее благополучие, видимо, многие переживания, травмы Павлы скрывают, потому что у них высок процент язв желудка в раннем возрасте, что можно объяснить только нервами.

Петр. Тут врать не буду. Петров не встречала, редкое это сейчас имя. Петей звали моего кота, животное было исключительным умным и ленивым. У моего мужа работает сотрудник, звать его тоже Петром, и, судя по репликам моего мужа, характеристики совпадают.

Продолжение следует…

Сто лет назад роль международного языка выполнял французский. Практически во всех европейских странах образованные люди знали французский язык и довольно прилично могли на нем объясниться. Французский был и языком культуры. Вся belles-lettres («Изящная словесность») за редким исключением была написана по-французски. Франция была локомотивом тогдашней Европы, обладая самой могучей экономикой и самым развитым промышленным производством.

Поэтому французы весьма болезненно переживают то, что теперь не их язык – самый главный. Они даже организованно борются против засилья английского языка, заменяя международные, но английские слова, родными французскими. Компьютер по-французски, например, будет «ordinateur».

Франция – одна из немногих стран в мире, до сих пор имеющая свою кинопромышленность и пытающаяся противостоять влиянию Голливуда чисто административным путем. Репертуар кинотеатров должен содержать определенный процент отечественных фильмов, чтобы они не делали сборы только за счет показов «блокбастеров» – убойных, хорошо разрекламированных американских фильмов.

С недавних пор по этому же пути пошла и Германия. Здесь начала воплощаться в жизнь правительственная программа «Немецкий язык – язык идей». На самом высоком уровне было заявлено, что нет в мире ни одной страны, в которой бы ее население столь непочтительно относилось к своему языку, и была поставлена задача, насколько это возможно, изгнать из немецкого языка англицизмы.

Немцы тоже усиленно сопротивлялись тому, чтобы в их язык внедрялись иностранные слова. Надо сказать, что хотя германцы проживают в Европе более 2000 лет, единый немецкий язык родился относительно недавно, во времена Мартина Лютера (1483–1546). Он перевел на немецкий язык Библию, и этот перевод считается началом немецкого литературного языка.

В 1617 году было создано так называемое «Плодоносное общество» (Fruchtbringende Gesellschaft). Его члены, люди образованные и ученые, заявляли: немецкий язык утонул в словах французского и итальянского происхождения, надо шире внедрять в жизнь «родные» слова, состоящие из корней немецкого происхождения и образованные по немецким словообразовательным моделям. Немецкие просветители сопротивлялись насыщению языка французскими словами, которое происходило во время Наполеоновских войн. Например, французские слова Adresse и Сuvert заменили на «родные» Anschrift и Umschlag.

Во время Германской империи кроме культа немецкого офицерства насаждался и культ немецкого учительства. Канцлер О.фон Бисмарк заявлял: «Отношение государства к учителю – это государственная политика, которая свидетельствует либо о силе государства, либо о его слабости». А быть учителем в Германской империи было и престижно, и денежно. Немецкие учителя до сих пор гордятся своим званием и держатся вроде особенной касты.

Долгое время немецкий язык был как бы второстепенным европейским языком. В отличие от французского или латинского языка, он никогда не был языком религии, культуры или дипломатии. Прусский король Фридрих Великий говорил и писал по большей части на французском языке. Правда, в 18-м веке немецкий язык стал языком философии и – частично – языком изящной литературы. Только в 19-м веке, когда Германия, объединившись, совершила грандиозный промышленный скачок, немецкий язык оказался языком науки и техники. В российских гимназиях немецкий язык изучали наряду с французским.

Но по окончании Второй мировой войны сопротивляться «разбавлению» немецкого языка английским в Германии было небезопасно – могли обвинить в нацизме. Да и моден стал в 1950-е и в 1960-е годы английский язык в Западной Германии. Настолько моден, что, к примеру автомобильная фирма Audi взяла в качестве фирменного девиза английскую фразу «driven by instinct», а немецкая радиостанция Sat.1 – «powered by emotion». Певцы из ФРГ выступали на Евровидении с песнями на английском языке. Англицизмы проникли даже в археологию, которая с 19-го века была исключительно немецкоязычна и считалась бастионом германоязычной науки. Конечно, виноватым в засилье английского языка объявляют Голливуд.

В 1990 году, после объединения Германии, возобновился процесс борьбы с англицизмами. В 2007 году было создано новое «Плодоносное общество», ассоциация немецкого языка. Ассоциация издала список англицизмов немецкого языка. Их оказалось 7200. Как утверждается, 80% из них можно заменить словами немецкого происхождения.

Кстати, слово «блокбастер» («blockbuster») в смысле «кассовый фильм или спектакль» предложили заменить едва ли не в первую очередь на слово «Kassenschlager» (что-то вроде «срыватель кассы»). Неудивительно, что это слово вызывает у немцев особенную нелюбовь. В 1942 году на вооружении Королевских ВВС Великобритании появились 2-4-тонные авиабомбы. У этих авиабомб были более тонкие стенки, за счет чего они содержали больше взрывчатки: до 75% от веса бомбы. Такие бомбы могли снести одним ударом целый дом (to bust a block). Отсюда и название «block-buster». Этими бомбами союзники разрушали немецкие города, в частности, Дрезден, трагедия которого, по моему мнению, не меньше трагедии Хиросимы и Нагасаки. И только после войны американцы стали называть так фильмы, которые приносили потрясающий доход.

Американцы вообще большие любители таких названий. Русскому языку, например, они подарили слово «секс-бомба», «bombshell». Классический пример «секс-бомбы» – Мэрилин Монро. По мнению простодушных американцев (и не только их), такая женщина, блондинка с большими грудями, направленными на мужчину, как снаряды, должна поразить несчастного без промаха. Бомба, как есть бомба! Может быть, даже атомная.

Но вернемся в Германию. Немцы не торопятся принимать законы в защиту своего языка против «английской экспансии», как это сделали французы. Поэтому в немецких судах можно рассматривать международные дела в соответствии с немецкой юрисдикцией, но на английском языке.

Здравомыслящие немцы в большинстве своем не видят большой угрозы их родному языку (на котором говорит 100 миллионов человек) со стороны языка английского. Противники жестких административных мер приводят в пример как раз английский язык. Будучи в основе своей языком германским, он пережил и датское, и норманнское (французское) завоевания, однако не потерял своей самобытности и не превратился ни в датский, ни во французский. Хотя, что и говорить, французских слов в нем предостаточно.

Еду я как-то в харбинском автобусе. В салоне над сиденьем водителя висит телевизор. Гляжу – повар показывает почтеннейшей публике сначала кусок мяса, потом картофель, перец сладкий, цветную капусту, «тацун» – зеленый лук, и головку чеснока. Через пару секунд эти же продукты появляются на экране уже в почищенном и порезанном виде. Я старательно зазубриваю про себя: мясо, картошка, перец, цветная капуста, лук, чеснок; мясо-картошка-перец-лук… А тем временем «чшуши» – китайский повар, тушит все это вместе в большущей вогнутой сковороде.

Потом он кладет в блюдо немного белого и черного порошка (соль и перец, с гордостью за свою сообразительность догадываюсь я), и камера телеоператора смещается немного влево, где на столе стоят… штук пятнадцать одинаковых пиалочек с разными и совершенно непонятными на вид специями!.. Повар высыпает или выливает их содержимое в сковородку и что-то при этом очень активно объясняет…

Посчитайте – сколько вы знаете приправ? Я застреваю обычно после корицы и ванили, которые мы применяем только в выпечке. В первые и вторые блюда мы кладем в основном соль и перец черный – горошком или молотый, лавровый лист, сахар, перец красный молотый и зелень.

Почему? Потому что не росли никогда на Руси эти другие многочисленные «вкусности»! Даже соль считалась всегда дорогой приправой, оттого и дорогого гостя встречали самым главным в доме – хлебом и солью.

А в Китае только на обычном утреннем рынке вы увидите у торговца специями не менее 20-25 мешочков с таковыми. Чего там только нет!

Я стал мужественно экспериментировать на себе любимом. Добавлял в супы, солянки, мясное жаркое – и очень быстро понял, что для нашей русской души (читай утробы) большое количество специй противопоказано. Ведь мы, русские, да и все европейцы, любим вкус мяса, а не специй, которые в это мясо можно положить.

Китайцы же, и я в этом убежден, любят специи, а не вкус главного, базового компонента блюда! Мы, харбинские русские, с ужасом и непониманием смотрим на то количество специй, которое китайский шашлычник всыпает в жарящееся на большой жаровне мясо, нанизанное на палочки. Сами палочки длиной сантиметров 30, мясо – баранина или говядина, а чаще всего свинина, маленькими сантиметровыми кусочками нанизанное на эти «большие зубочистки», составляет по длине не более 15 сантиметров. «Шашлычник» жарит мясо, прижимая его к горячей плите специальной металлической лопаточкой с деревянной ручкой. Жарит быстро и весело. Улыбается вам, переворачивает палочки и сыпет и сыпет на жаровню специи…

Я не знаю, что сделали бы с этим здешним «мастером барбекю» горячие кавказские мужчины, которые знают толк в шашлыке и до хрипоты спорят, в каком вине можно, а в каком нельзя мариновать мясо, чтобы не испортить его аромат. Наверное, самого бы его пустили «на шашлык»! Потому что тут трудно сказать, мясо это со специями или специи с мясом. Употребление такого кушанья для нашего русского желудка не проходит без последствий, и часто после этого организм требует пилюль и последующей диеты…

Многие говорят, что китайская кухня изысканна, разнообразна и пикантна. За всю не скажу – но шашлыки в Харбине изысканными не назовешь. А вот в их пикантности сомневаться не приходится.

Тем более что у древнегреческих Олимпийских игр была довольно прикладная направленность. Это были соревнования в единоборствах, которые так или иначе могли пригодиться в бою или, в крайнем случае, в драке. Ни в боях, ни в драках женщины традиционно не участвовали. Потому и Олимпийские игры были им ни к чему.

Те, кто возобновил Олимпийские игры в конце 19-го века руководствовались несколькими благородными мотивами. Во-первых, многие из них надеялись, что занятия спортом канализируют природную человеческую агрессивность в мирное русло, и бои «понарошку» на спортивных площадках заменят реальные сражения и войны. Во-вторых, они стремились увеличить интерес к спорту и тем самым способствовать развитию его «младшей сестренки», физической культуры. Третьим движущим мотивом была идея о том, что в здоровом теле должен быть здоровый дух. Спортсмены-олимпийцы виделись разновидностью благородных джентльменов. Благородство и джентльменство предполагало некоторую финансовую независимость, чтобы не идти в услужение Мамоне. Участие в Олимпийском движении профессионалов, всяких там цирковых борцов, которые за свои выступления получают деньги, отметалось с гневом.

Под вопросом было и участие в возрожденных олимпийских соревнованиях женщин. Во-первых, как уже говорилось, в Древней Греции таковое участие было строго запрещено. А во-вторых, несмотря на успехи феминизма в конце 19-го века, мало кто из отцов-основателей олимпийского движения рассматривал женщин как равноправных спортивных партнеров (или партнерш?).

В общем, в 1896 году, в первых Олимпийских играх в Афинах женщины не участвовали. Правда, на трибуны стадиона их пускали. Но уже на вторых играх, происходивших в Париже в 1900 году, женщины участвовали в соревнованиях по теннису и по гольфу. Первой олимпийской чемпионкой стала теннисистка Шарлотта Купер (1870–1966). С тех пор количество женщин, участвующих в олимпийских соревнованиях, неуклонно росло. Одновременно росло число женских видов спорта.

Можно ли такой рост приписать к победам феминизма? Думается, нет. Скорее даже, наоборот, феминизм здесь стушевался, незаметно перерос в свою противоположность и стал напоминать слегка прикрытую сексуальную эксплуатацию.

Как, в общем-то, стушевались все красивые принципы олимпийского движения, декларировавшиеся первоначально.

Воспетая Пьером де Кубертеном благая идея «О, спорт, ты мир!» стала вянуть, едва спортсмены начали обращаться за дотациями к своим государствам, а национальные олимпийские комитеты вписались в общую систему национальной бюрократии. В общем, богатому государству заплатить за поездку нескольких человек в другую страну и взять на себя их содержание там в течение недели-двух совсем не обременительно. Даже не слишком богатому государству это доступно. Зато политические дивиденды налицо. Поднимание флага, исполнение гимна. Возможность лишний раз показать крутость своей нации – это было модно. На всю мощь этот козырь попытался разыграть Гитлер на последних перед Второй мировой войной Олимпийских играх. И, можно сказать, получилось.

Одним словом, спортивные соревнования не то чтобы уменьшили уровень агрессивности человечества, но, наоборот, стали дополнительным поводом для раздоров и раздраев.

В Стране Советов и в странах народной демократии тоже быстро поняли пропагандистскую мощь спорта. Спортсмены были среди тех немногих счастливцев, кто занимались любимым делом, получая за это вполне приличное вознаграждение. Совсем не нарушая буквы олимпийской хартии, они считались непрофессионалами, поскольку якобы работали сварщиками, токарями, военнослужащими.

А вот в так называемом «мире наживы» жизнь спортсменов была не такой сладкой. Ну, на немногих мастеров деньги можно было выпросить у спонсоров. Однако как прокормить всю околоспортивную братию, без которой, как оказалось, тоже не обойдешься? Пришлось зарабатывать деньги самим. Ведь спорт, что ни говори, это зрелище. И здесь оказалось, что зрители предпочитают, как в театре, смотреть на настоящих профессионалов, а не на самодеятельность. Так что постепенно запрет на участие в олимпийских соревнованиях профессиональных спортсменов сошел на нет. В серьезных спортивных командах появились «легионеры», достаточно слабо связанные не только с этими командами, но и со страной, за которую они играли. Гитлер, которого разозлила четырехкратная победа на Берлинской Олимпиаде чернокожего американца Джесси Оуэнса, второй раз пустил бы себе пулю в лоб, увидев любую нынешнюю немецкую футбольную команду.

В связи с этим умерла идея о том, что большой спорт будет локомотивом народной физической культуры, что массы потянутся на стадионы и спортивные площадки, вдохновленные примером мастеров-спортсменов. Как бы не так! Стремиться можно только к тому, до чего, хотя бы предположительно, можешь дотянуться. Но уже с середины 1950-х годов болельщики поняли, что профессиональных спортсменов ни обогнать, ни обскакать, ни переиграть никак не получится. Так зачем же стараться, из кожи лезть? Если футбольные болельщики 1960-х годов еще могли бы ради удовольствия попинать мячик, то уже болельщики 1970-х годов и один футбольный тайм вряд ли бы выдержали. Сорок минут бегать по полю – это подохнуть можно! Особенно, когда куришь как паровоз и пьешь как лошадь. Болельщики окончательно превратились в пассивных зрителей.

И тут оказалось, что женщины – зрелищны. Это еще в 1930-е годы заметили, когда начали устраивать парады физкультурников. Молодые девчонки, по тогдашним нравам, просто голые, бодро маршировали по площадям, одним своим видом вселяя бодрость и в стареющих вождей, и в прочую честную публику. А когда модельеры взялись за разработку удобных, стильных и красивых спортивных костюмов – женщины окончательно победили мужчин. Особенно в летних видах спорта, где спортивный костюм можно сделать на удивление минималистским.

Да разве может мужчина спокойно смотреть, на шестерых поджарых девушек в цветастых лифчиках и малюсеньких трусиках, бегущих наперегонки под ярким солнцем!? Да так, что играет каждый мускул на животе, на ногах, на руках! Даже могучие толкательницы ядра выглядят изящно в стильных брючках чуть ниже колен и в цветастых майках. А у некоторых на этих майках такие соблазнительные вырезы, что видна вся сильная девичья душа! По-моему количество телевизионных зрителей легкой атлетики возросло в разы, после того как спортсменок переодели.

А игровые виды спорта: баскетбол, волейбол, гандбол! Женщины и раньше в них играли, но какими зрелищными эти игры стали после того, как девушки надели форму нового покроя! А пляжный волейбол! Вот уж точно он был придуман для женщин, и только потом в него пригласили поиграть мужчин. Чтобы не обижались на дискриминацию. И заодно организовали женский футбол. Думаете, по требованию феминисток? Как бы не так! Основной зритель на трибунах – мужчины, так что и женский футбол – тоже для них.

Феминизации не избежали даже такие традиционно мужские виды спорта, как бокс, борьба и – спаси Боже! – тяжелая атлетика. Не знаю, кого как, но дама выталкивающая штангу весом за сто килограммов меня не возбуждает, а заставляет вспомнить печальное прошлое – героинь социалистического труда в оранжевых куртках, таскавших рельсы на укладке железных путей. Глядя же на соревнования по женскому боксу, я с содроганием вспоминаю виденную однажды в городе Свердловске драку между двумя женщинами. Вот уж точно был бой без правил!

А всякие культуристки или бодибилдерши вызывают серьезные раздумья: да женщины ли передо мной? Они же должны быть, как говорил Остап Бендер, нежные и удивительные. А тут, кроме удивления, только одна эмоция – страх, трепещет в душе. А вдруг изнасилует? Такая – сможет!

Каков же мой печальный прогноз? Скоро все виды спорта будут иметь женскую ипостась. И будут очень зрелищными. Может быть, даже появятся мужчины, требующие равноправия с женщинами в спорте и «раскрытия» для мужчин таких чисто женских олимпийских видов спорта, как художественная гимнастика, синхронное плавание и танец у шеста.