Нравственная деградация: Иржанова А.А. Проблема нравственной деградации личности

Нравственная деградация героя рассказа «Ионыч» (Сочинение)

Вернуться к списку рефератов

В русской литературе довольно часто писатели затрагивали такие темы, которые были актуальны для любой эпохи. Такие проблемы, затронутые классиками, как понятие о добре и зле, поиски смысла жизни, влияние окружающей среды на личность человека и другие, всегда стояли в центре внимания русской литературы. Чехов наиболее ярко показал процесс изменения человеческой души под влиянием среды и прожитых лет. Кто не мечтал в юности о таких возвышенных идеалах, как честь, равенство, братство, свобода, труд на пользу общества.
Но проходят годы, и человек полностью внутренне меняется, желая только покоя и сытой, обеспеченной жизни. Чехов первый вскрыл социальные причины этой болезни в рассказе «Ионыч».
Дмитрий Старцев, молодой, талантливый врач, приезжает на работу после окончания университета в губернский город С.

Дмитрий Старцев работает в Деляже, который расположен в девяти верстах от города. Старцев всеми силами старается быть полезным людям, он почти не бывает в городе, все свое время отдает работе. Работа составляет смысл его жизни, ради нее он готов забыть о развлечениях, поэтому он много работает, не зная отдыха. Но Чехов в каком-то другом рассказе высказал очень верную мысль, что чаще всего довольно быстро черствеют учителя и врачи. Однообразные будни, наполненные бесконечными больными, поначалу не раздражают Старцева. Ему советуют, как образованному и интеллигентному человеку, почаще бывать в городе, записаться в клуб, вход куда был доступен только верхушке города, его знакомят с семьей Туркиных, по мнению местных обывателей, самой талантливой и необыкновенной.
Чехов небольшими штрихами рисует эту «талантливость». Плоские остроты главы семейства Ивана Петровича, бездарная игра дочки Катерины и надуманные романы ее матери понятны Старцеву, но все-таки после больницы, грязных мужиков приятно и спокойно было сидеть в мягких креслах и ни о чем не думать.
Лишь через год, приехав к ним скова. Старцев все чаще и чаще наведывается в этот гостеприимный дом. Он влюблен в дочь Туркиных, которую в семейном кругу называют Котик. Дмитрий ревнует, с трудом переносит разлуку, готов на все для нее, но Котик лишь кокетничает со Старцевым, не отвечая на пылкие чувства влюбленного. Старцев понимает, что ему взрослому человеку неприлично таскаться по кладбищам, получать записочки, как желторотому гимназисту, но тем не менее, он носится по всему городу, разыскивая фрак, чтобы сделать предложение Туркиной. Но даже в конце этого непродолжительного романа Старцевым, быть может, незаметно для него, овладевает трезвый расчет (Он думает: «А приданого они, должно быть, дадут немало»). После отказа доктор переживает не слишком долго. Ему было всего лишь «немного стыдно», что все так глупо и пошло кончилось. Раньше в городе Старцева звали «поляк надутый», тем самым подчеркивая, что он чужой в этом городе.
Старцев редко с кем разговаривал в клубе, а чаще молча ел, уткнувшись в тарелку, потому что, о чем бы он ни говорил, все обывателями воспринималось как личная обида. Когда Старцев пытался говорить о пользе труда, то каждый чувствовал в этом упрек себе. Обыватели города ровным счетом ничего не делали. День и время уходили на карты, сборища, безделье. Уезжает из города Котик, Старцев равнодушно узнает об этой потере, вспоминая только одно: «Сколько хлопот, однако». С этого времени Дмитрий теряет интерес к работе.
В городе у него огромная практика, ему хорошо платят за визиты. Он по. вечерам любит считать деньги, которые заработал за день. У него появляются «безобидные» страстишки: игра в вист, обжорство, жадность, равнодушие. Он уже не сострадает ближним, как раньше, и позволяет себе кричать на больных и стучит палкой. В городе его уже по-домашнему называют «Ионычем», тем самым принимая его в свою среду.
Чехов, показывая «лучшую» семью Туркиных, как бы подводит нас вслед за Старцевым сделать вывод: «Если самая талантливая семья так бездарна и глупа, то каков же весь город?» Еще хуже, чем Туркины, потому что в этом милом семействе есть налет хоть какой-то интеллигентности. Старцев не имел семьи, он, должно быть, просто ради удовольствия и не зная, что делать с деньгами, создавал себе душевный комфорт, скупая недвижимость.
Чехов нас предупреждает: «Не поддавайтесь губительному влиянию среды, не предавайте своих идеалов, берегите в себе человека». Процесс духовного умирания Старцева тем тягостнее, что он вполне осознает, в какое мерзкое болото погружается, но не пытается бороться. Жалуясь на окружающую среду, он мирится с нею. Даже воспоминания о любви не могут разбудить полуспящую душу Старцева. Котик, вернувшись, видит Старцева другим, но ей хочется замуж, поэтому она цепляется за прошлые светлые мечты. Старцев же устало думает: «Хорошо, что я на ней не женился». Ему уже не нравилось: и как сидит на ней платье, и ее манеры, и абсолютно все в ней — дело в том, что Старцев уже давно умер, и ничто не может вывести его из духовной спячки. Ему не жаль молодости, любви, несбывшихся надежд.
Чехов написал историю новой формы тяжелой социальной болезни, которую давно изучала русская литература. Имя этой болезни — духовная деградация личности. — Как опытный врач, Старцев мог бы поставить себе диагноз: распад личности в результате утраты жизненных идеалов. Чехов, понимая трагизм мелочной действительности, не раз в своих рассказах повторял: «Нет ничего тоскливее, оскорбительнее пошлости человеческого существования». Высокую оценку Чехову дали не только его современники, но и писатели двадцатого века. Алексей Толстой сказал: «Чехов — это Пушкин в прозе».
И я думаю, что с этим утверждением сложно не согласиться.
Художественные открытия Чехова, мастера рассказа, поражали его современников. Лев Толстой дал очень высокую оценку Чехову. «Какой превосходный язык!.. Никто из нас: ни Достоевский, ни Тургенев, ни Гончаров, ни я не могли бы так писать,» — утверждал Лев Толстой. 

Нравственная деградация | ЯтакДУМАЮ

Ревность и нравственность понятия достаточно молодые, они возникли в нашем обществе не так уж давно. Наши предки проделали огромный путь от полигамии до моногамии, но завершиться этот путь так и не успел — согласно статистике, большинство людей, состоящих в браке, имели связи на стороне.

Если мы оглянемся далеко назад, то увидим, что у наших предков понятие семьи отсутствовало полностью, тогда как сейчас для большинства людей семья является главной ценностью. Первой формой семьи являлся групповой брак, когда целые группы мужчин и женщин принадлежали друг другу, а все дети,рождавшиеся у них, были общими.

На смену групповому браку пришел парный брак между мужчиной и женщиной. Есть две версии почему это произошло. Первая — этоэкономическая причина, вторая — религиозная. Собственно говоря, причины не так уж и важны. Важнее то, что именно в этот момент появились определенные намеки на нравственность, и с этих пор спать со всеми подряд перестало считаться нормальным. Но, даже тогда для нашего современного понимания нравственности еще было далеко — так, например, в древнем Риме секс с рабом не считался за измену, и был распространен повсеместно.

Как мы видим, понятие нравственности с тех пор сильно эволюционировало, и моногамия распространилась по всему миру. По закону эволюции, со временем моногамия должна стать совершенной, а это означает, что измены, по идее, должны были бы исчезнуть навсегда.

Но, в нашем обществе начался противоположный процесс — деградация нравственности. Согласно статистике,количество женских измен с 1990 года увеличилось на 40%. Мужчины при этом тоже не стали более верными. Так же интересно, что лидеры по изменам — именно развитые страны, такие как Франция, Германия и Дания. Как мы видим, улучшение качества жизни не привело человека к укреплению его нравственных устоев, а скорее, действует противоположно.

Нам остается лишь гадать, что произойдет в будущем: дальнейшая деградация нравственности, или общество вновь выйдет на путь эволюции нравственных устоев.

 

Павел Влади

Похожее

Проблема нравственной деградации в римской республиканской традиции Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Е. В. Держивицкий

ПРОБЛЕМА НРАВСТВЕННОЙ ДЕГРАДАЦИИ В РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКАНСКОЙ ТРАДИЦИИ

Проблема нравственной деградации общества всегда была в центре внимания этической мысли. На заре европейской цивилизации ее истоки находили свое объяснение в творчестве поэтов архаической эпохи, Гомера и, в большей мере, Гесиода, где диссонанс между представлениями о людях «золотого века» и современниками отражал идею

о фатальной неизбежности ухудшения человеческой природы от поколения к поколению.

То, что стало довольно распространенным сюжетом в европейской поэзии на многие века вперед, для античного общества, не воспринимавшего само понятие прогресса как нечто плодотворное, было закономерной психологической реакцией на происходящие перемены. Поэтому в древнегреческой философии с момента ее возникновения и на всем протяжении развития социальный идеал нарочито ориентировался, как правило, на создание ретроспективных утопических конструкций, а не на выработку реалистического проекта, поскольку первое, в отличие от второго, опиралось на санкцию устойчивого нравственного закона, не предполагавшего опасной в глазах мыслителей модернизации общества. При этом такая идеализация прошлого для самих философов отнюдь не была чем-то эфемерным: ни у Платона в его «Тимее» или «Критии», ни у Аристотеля в его «Афинской политии» или «Государстве» достоверность описываемых устройств древних обществ и нравов их граждан не вызывала никаких сомнений, равно как и тот факт, что современное общество бесконечно порочно.

Осуществленная ими попытка «этической реконструкции» причин разложения нравов не была, однако, лишь описанием этого процесса с констатацией заведомо постулируемых выводов. Так, Платон в ряде своих поздних диалогов прямо увязывает ухудшение людей с деградацией политического порядка и настаивает, что гарантией сохранения добродетелей является государство, неограниченные полномочия по регулированию всех сторон жизни которого должны принадлежать философам. В случае же отказа от попечения истинных правителей, порча нравов будет проецироваться на извращенные образы правления, воплощаясь в свойствах того «человека», природа которого будет им соответствовать, причем каждый последующий образ будет хуже предыдущего, пока все не закончится тиранией. Несмотря на то что одной из причин перехода от идеального правления мудрых Платон называет естественный ход вещей (что отчасти роднит его с мизантропической линией «Трудов и дней» Гесиода), главной среди них он называет упущения, рано или поздно совершаемые самими правителями, природа которых, хоть и идеальна насколько это возможно, все равно остается человеческой, т.

е. предполагающей совершение ошибок.

Тенденция Платона анализировать свойства и нравы людей в рамках умозрительных обобщений находит свое практическое дополнение в эмпирическом методе Аристотеля. Его корреляции между характером правления и господствующими в нем добродете-

© Е. В. Держивицкий, 2011

лями и даже между спецификой нравственных «патосов» у представителей различных социальных слоев приобрели черты подлинно этического и социологического исследования. Поэтому вывод Аристотеля о предпочтительности такого политического порядка, принципом которого будет умеренность, потому что только в нем добродетель человека вообще и добродетель гражданина будут совпадать, не только стал господствующим идеалом в последующей европейской социально-политической мысли, но и зафиксировал типичную для античного менталитета парадигму: сферы этики и политики совпадают и взаимодополняют друг друга.

Выработанное классической древнегреческой философией представление о взаимозависимости нравственной и политической деградации нашло свое продолжение в эллинистической мысли. Впрочем, здесь проекты были либо исключительно «политизированными», где сфера нравственности подчинялась праву и регулировалась государством (как, например, у Исократа или Зенона), либо настолько пессимистическими, что граничили с нигилизмом (как, например, у Дикеарха или Пиррона). Наметившийся в эту эпоху закат древнегреческой цивилизации, фоном которого были непрекраща-ющиеся междоусобицы, стимулировал многообразную философскую активность, стремившуюся выработать основы некоего гармоничного миропорядка, отличительным свойством которой — и чем дальше, тем больше — становились эклектизм как метод мышления и радикальный утопизм как программа нравственно-политического возрождения. Собственно, носителями именно такого мировоззрения и были многие эллинистические интеллектуалы ко времени встречи двух культур: греческой и римской, стадии развития которых, однако, не совпадали. Отличием последней было не только то, что во II в. до н. э. она вступала в пору своего интеллектуального расцвета, но и то, что к этому моменту у нее уже сложилась сложная и весьма эффективная с точки зрения воспроизводства нравственных стандартов система гражданских добродетелей, девальвация которых и вызвала в итоге к жизни теорию упадка нравов. Одним из ее компонентов стало древнегреческое философское наследие.

Парадоксально, но, несмотря на то что своим рождением римская философия обязана греческой, сам факт ее проникновения в Рим в течение почти ста лет (с 60-х годов II в. до н. э. до 80-х годов I в. до н. э.) рассматривался как симптом нравственного упадка. Первые контакты двух народов состоялись еще на рубеже II и I вв. до н. э., впрочем, тогда речь шла о событиях, связанных с пуническими войнами, которые больше убеждали римлян в превосходстве их доблести, чем в достоинствах греческой культуры. Однако довольно скоро Рим, расширяясь за счет территорий, относящихся к греческому миру, сам оказался, по изящному замечанию Горация, пленен греческой культурой. В 168 г. до н. э. Рим покоряет Македонию, где из военной добычи главнокомандующий, консул Эмилий Павел, взял себе только библиотеку царя Персея. Если тогда интерес, проявленный к греческой литературе римским полководцем, мог еще рассматриваться как чудачество аристократа, то всего через десяток лет это сделалось модой. Поэтому когда римляне разрушили в 146 г. до н. э. процветающий Коринф, его культурные ценности были для них уже не просто экзотическим трофеем, а ценным пополнением частных коллекций, подчеркивавшим престиж и образованность их владельцев.

Помимо достижений материальной культуры, во все возрастающей степени это касалось и греческого языка, который, став языком науки и образования, теперь звучал в домах знатных римлян, а со времен Суллы — даже в стенах сената. Закономерным —

в свете нарочитой ориентации республиканской традиции на сохранение старинных обычаев — откликом на такие веяния стала система мер, которую инициировали сенат и цензоры. Так, в 161 г. до н. э. из Рима были высланы все греческие философы и риторы, а в 173 или 155 г. до н. э. изгнаны два эпикурейца. В 155 г. до н. э., после скандального выступления так называемого философского посольства, Катон начал целую кампанию по изгнанию «новых гнусностей» и ограждению молодых римлян от чужеземного влияния1. Последним в этом ряду было сенатское постановление 92 г. до н. э. против учителей философии и риторики, начавших вести преподавание не только по-гречески, но и на латыни для более широкой аудитории, которое гласило: «Новшества, противные обычаям и нравам наших предков, нам не нравятся и не представляются правильными» (Авл Геллий. Аттические ночи, XV, 11). Впрочем, оно было издано уже в то время, когда греческая культура «победителей диких пленила» настолько, что знание греческого языка стало признаком хорошего тона, а увлечение философией — частью образа жизни римского аристократа2.

Однако заимствованные римлянами греческие образцы были далеко не всегда теми, которые составили некогда славу классической философии. Римлян, которых практические вопросы всегда интересовали больше, чем отвлеченные идеи, в их общей массе привлекали те учения, которые вписывались в умонастроение эпохи всеобщего упоения величием и могуществом Рима3. Поэтому и первым философским течением — да и то не столько в своем чистом виде, сколько в пересказах платных учителей мудрости, — которое стало пользоваться популярностью, был эпикуреизм, в римской версии учивший, что для достижения счастья нужно всего лишь избегать страданий и стремиться к удовольствиям. Требовавшие больших интеллектуальных усилий стоицизм и платонизм тоже представали зачастую в искаженном виде, имея, кроме этого, меньшее число сторонников. Такое воспринимавшееся в крайне некритической форме эклектическое наследие в своих социально-политических аспектах содержало в себе много радикальных идей, свойственных демократической практике греческих полисов периода их упадка. Именно их носителями были, к примеру, Диофан Митиленский и Блосий Кумский — риторы крайне демократической ориентации, идеями которых стали вдохновляться многие римские реформаторы, включая братьев Гракхов. Неудивительно, что социальные потрясения, сопровождавшие Римскую республику с 30-х годов II в. до н. э. вплоть до ее гибели, воспринимались и в глазах общественного мнения, и многими интеллектуалами именно как результат греческой учености, разложившей римский

1 Такая политика, надо отметить, находила поддержку у римского народа, в среде которого в те времена даже гуляла поговорка: «Тот, кто знает греческий язык, становится негодяем» (Цицерон. Об ораторе,

II, 66).

3 В I в. до н. э. причастность к греческой культуре приобрела уже столь непреложный характер, что даже могла повлиять на деловую репутацию того, кто хотел ее таким образом укрепить или подправить. Так, богатейший человек своего времени, Марк Красс, всегда действовавший беспринципно и аморально, дабы улучшить свое имя в глазах современников, в качестве средства избрал Аристотеля, увлечение философией которого он всячески пытался подчеркивать (см. , напр.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Марк Красс, III).

4 «…Греческая мысль развивалась в значительной мере в дискуссиях о форме наилучшего политического устройства. В условиях господства “римского мифа”. подобная проблема вообще не вставала, ибо сам Рим считался идеальным эталоном. Поэтому даже в разгар острейших социальных конфликтов Рим не знал утопий, столь характерных для эллинского и эллинистического мышления, и все с ним связанное оставалось вне поля зрения римлян» [1, с. 35-36].

дух4. Так что суждение Т. Моммзена о том, что «в области философии римляне были лишь плохими учениками плохих учителей» [2, с. 623], фиксирует сложившееся положение вещей весьма точно.

Многообразное влияние идей и культур, пусть и в том декадентском варианте, в каком оно проявилось в римской жизни, как и все новое и порицаемое, обладало притягательностью большей, чем традиционные ценности, на которых воспитывались целые поколения граждан. Предания о тех простых временах, когда трижды консул Маний Курий Дентат ел из простой деревянной посуды и собственноручно обрабатывал свой надел, отвлекаясь лишь затем, чтобы возглавить армию и разбить врагов, а Сципион Африканский, великий победитель Карфагена, удалившись от дел, также возделывал свой надел и мылся в баньке, сложенной им из камней, на фоне скандальных пиров Лукулла или похождений Клодия были для их современников, в лучшем случае, поводом для ностальгии, а чаще — «давно вследствие испорченности нравов стали предметом насмешки» (Саллюстий. Письма, I, 5). Именно такие примеры теперь обладали большим демонстрационным эффектом, чем образ жизни героев римского пантеона, и «за немногочисленными исключениями молодые люди, принадлежащие к кругу правящих семей, устремлялись к политической карьере. В своем нетерпеливом и незрелом честолюбии они скоро стали добиваться своих целей более действенными средствами, чем полезная деятельность в интересах общественного блага. Связи с влиятельными лицами стали первым условием успеха на общественном поприще. Итак, политическая карьера начиналась теперь не в военном лагере, как раньше, а в приемных влиятельных людей. Прежде только клиенты и вольноотпущенники являлись к своему господину по утрам, чтобы приветствовать его при пробуждении и публично появляться в его свите; теперь также стали поступать и новые знатные клиенты» [2, с. 323].

Впрочем, помимо влияния чужеродных идей, причина такой деградации для самих современников была очевидна: ничто так не разлагает старинный дух, как проникновение роскоши и стремление к праздности, которое она неизбежно влечет за собой. Поэтому если для древнегреческой поэзии или философии во многом, а для риторики — не в самой определяющей степени, сюжет о причинах нравственных упадков обществ был умозрительной конструкцией, то для римских теоретиков он имел привязку к конкретным историческим событиям. Так, в 168 г., когда была повержена Македония, контрибуция была столь велика, что сенат постановил не взимать с граждан подушный налог, тем самым избавив их от финансовой ответственности в отношении к Республике. Размеры же богатств, захваченных в 146 г. при разрушении Коринфа и Карфагена, оказа-

5 Этот мотив, характерный даже для образованных римлян, мы встречаем в одном из писем Саллюстия, адресованных диктатору Цезарю, в котором он, желая укрепить его в проримской ориентации предстоящих преобразований, в качестве аргумента приводит образ мыслей и действий Катона Младшего, который, по общему признанию, стремился вести простую и честную жизнь «как встарь», выбрав в качестве образца своего легендарного деда. «Я отнюдь не отрицаю, — пишет Саллюстий, — ораторского таланта, ловкости и тонкости ума Марка Катона. Но все это — плоды греческого образования, а ведь доблесть, бдительность, трудолюбие грекам неизвестны. Да и можно ли принять наставления о том, как следует хранить власть от тех, кто свою собственную свободу утратил вследствие бездействия и лени?» (Саллюстий. Письма, II, 9). Этот же отрывок показывает нам, что обвинения в приверженности к греческой культуре все еще оставались доводом, агитационный эффект которого — даже при всей сомнительности выбранного Саллюстием примера — сохранял свою силу и актуальность. Его же пропагандистскую силу задействовал много позже Октавиан Август, который в качестве аргумента, должного настроить общественное мнение против Марка Антония, использовал то, что тот провозгласил себя земным воплощением греческого бога Диониса, чем, по меньшей мере, выказал свое нечестие по отношению к римским богам.

лись настолько фантастическими, что в течение жизни всего одного поколения прежние представления о достойном образе жизни поменялись самим коренным образом, и дальнейшая экспансия на богатый Восток лишь укрепляла новые. Не удивительно, что «ex Oriente lux», этот «свет с Востока», воспринимался носителями традиционного мировоззрения скорее как катастрофа: вместе с достижениями культуры и открывающимся всемирным господством он нес с собой перемену нравов и упадок добродетели. Именно это представление резюмировал Саллюстий, когда писал: «Непосильным бременем оказались для римлян досуг и богатство, в иных обстоятельствах желанные. Сперва развилась жажда денег, за нею — жажда власти, и обе они стали как бы общим корнем всех бедствий… Зараза расползалась, точно чума, народ переменился в целом, и римская власть из самой справедливой и самой лучшей превратилась в жестокую и нестерпимую» (Саллюстий. О заговоре Катилины, X).

Собственно, такой каскадообразный эффект — богатства порождают тягу к роскоши, роскошь порождает праздность и жажду власти, они, в свою очередь, провоцируют стремление к господству, достигаемое преступным путем и вопреки законов и традиции — и стал квинтэссенцией всего сюжета об упадке нравов в римской публицистике

I в. до н. э.5 Кто бы ни выступал в качестве примера, иллюстрирующего правоту автора, во всех случаях опасность его заключалась, во-первых, в том, что он покушался на господствующие нравы, а во-вторых — в том, что он являл собой опасный образец для окружающих. Поэтому полемические и правовые средства для борьбы с этим явлением приобретали порой гипертрофированные размеры. Так, все обстоятельства, связанные с заговором Катилины 63 г. до н. э., и Цицерон, и Саллюстий, будучи идеологическими противниками, тем не менее, описывали в схожих словах и интонациях, утверждая, что единственной целью его и тех «отбросов общества» (Цицерон. Речи против Катилины, I, V; I, IX; II, III; II, XI; IV, X. Саллюстий. О заговоре Катилины, V, XIV), которыми он себя окружил, было уничтожение Рима для удовлетворения своей ненасытной мстительности, зависти и злобы (Цицерон. Речи против Катилины, I, I; I, VII; I, VIII; Саллюстий. О заговоре Катилины, V; XV; Плутарх. Цицерон, X). Очевидно, что программа заговорщиков хотя и была — с оглядкой на соблазнительные примеры предшественников, прежде всего таких, как Сулла6, — бесконечно далекой от того, чтоб воплотить какую-нибудь меру по нравственному очищению общества (что якобы содержалось в речи самого Катилины перед своими сторонниками, переданной Саллюстием), но вместе

5 Впрочем, справедливости ради надо отметить, что указанные процессы имели объективный характер. «Привычка рассматривать прогресс как благо, а развитие как положительную противоположность застою и абсолютную ценность основана на опыте Нового времени. К Античности и древнему Риму этот ход мысли и эта шкала оценок неприложимы. Развитие здесь выражалось главным образом не в росте производства, а в росте обмена и денег, общество же. оставалось тем же примитивным аграрным организмом, выше всего ценившего свою неизменность и свое прошлое, на них ориентировавшим свои нормы и ценности, и обрушившиеся на него богатства вели лишь к распаду органических форм жизни, не открывая пути никакому внутреннему радикальному обновлению. Деньги здесь лишь в очень ограниченной мере можно вложить в интенсификацию производства, в основном и главном их можно и нужно либо прятать и хранить, либо потребить — проесть, промотать, “простроить”. Ценой этого развития был распад консервативных моральных норм. Нормы же эти непрестанно возрождались. и были единственными реально наличными, объективно историческими данными» [3, с. 23].

6 «Многие, сохранившие память о сулловой победе, когда одни сулланцы из простых рядовых сделались сенаторами, а другие, приобретя богатства, зажили с чисто царской роскошью, стали надеяться, что каждый получит для себя такие же выгоды от победы, если примет участие в вооруженном восстании» (Саллюстий. О заговоре Катилины, XXXVII).

с тем и вряд ли сводилась лишь к иррациональному и анархичному бунту. Этическая диффамация противника была не просто ораторским приемом, к которому в ту эпоху прибегали крайне часто. Она являлась естественным следствием той сохранившейся и продолжающей оставаться значимой для римского менталитета установки, которая касалась восприятия государства, или, точнее — его сакрализации.

Еще Варрон, рассуждая о римской религии, пришел к выводу, что она по сути есть государственное установление, поскольку, по его мнению, государство старше своих богов точно так же, как живописец старше своих картин. Определенную схожесть в устройстве пантеона римских богов и системы республиканского (а позже — императорского) управления и магистратур, религиозных догматов и гражданских добродетелей отмечали не только сами римляне, но и многие мыслители последующих эпох. Поэтому отмеченная Монтескье особенность римлян, у которых «любовь к отечеству носила религиозный характер» [4, с. 89], в действительности отражала римское восприятие государства в качестве высшей ценности не только в правовом, но и в субъективном отношении. Само понятие «res publica» было не обозначением республиканской формы правления, но фиксированием государства как такового, и противостоящим ему мыслилось не понятие иного государственного устройства, а «nulla res publica» — или отсутствие государства [5, с. 17]. Особенно это чувствовалось в условиях господства мифа, созданного Полибием, который в своей шестой книге «Всеобщей истории», воспроизведя эллинистическую теорию государственных круговоротов и смешанной конституции — оптимальной формы организации политического и социального порядка, не подверженного трансформации, — пришел к выводу, что Римская республика и есть подлинное воплощение такой конституции. Вот почему там, где для Платона речь шла о неизбежной деградации политического порядка, а для Аристотеля — о государственных переворотах, присущих простых образам правления, для римлян речь шла о покушении на все государство, ни больше, ни меньше7.

Такое представление внушалось не столько законами, сколько тем, что «римляне не знали, что такое совесть в ее позднейшем, христианском или современном смысле слова, но они знали другую форму нравственной ответственности — перед тем идеализированным образом своего государства, тем героическим мифом сурового Рима, живущего по законам и заветам предков, потребность которого была заложена в идеологической структуре гражданской общины.» [6, с. 18]. Верность Риму была не просто гражданской добродетелью: приверженность ему и его идеалам имела для граждан действительно мистический характер, и даже вызванное необходимостью действие, такое как тактическое отступление Помпея в 49 г. до н. э. и оставление города Цезарю, общественным мнением не прощалось8. Не удивительно поэтому, что даже в эпоху размывания старинных полисных идеалов космополитизм Цезаря, сколь бы рационально мотивированным он ни был, не находил того отклика у сограждан, который всегда получали традиционалисты, подобно Цицерону восклицавшие: «Рим! Рим! Там надо обитать, Руф, в его свете нужно жить. Нечего искать славы вне Рима, если в нем

7 В итоге это, в контексте укореняющегося в сознании римлян поистине мессианского представления

об их особой роли в истории, привело к уверенности в том, что если смерть человека естественна, то ги-

бель государства есть разновидность конца света (см., напр.: Августин Аврелий. О Граде божьем, XXII, 6, 80-87).

13 «В глазах правящего общества, — отметил эту особенность римского патриотизма О. Шпенглер, — он тем самым отказался от государства. аз» — человечности, присущей всем добродетельным людям, сочетается с политическими амбициями, является тирания. Традиционно сама проблема тирании для римлян была всего лишь явлением, заимствованным из греческого языка и отражавшим особенности греческого же политического устройства. Любая форма единовластия в Риме считалась немыслимой благодаря как устройству республиканских магистратур, предполагавших коллегиальный принцип, так и гражданским добродетелям, в которых «уМиз» — доблесть — была лишь наиболее общей формой выражения суммы наилучших качеств римского гражданина9. В силу таких представлений аристотелевское рассуждение о добродетелях «человека вообще» и добродетели гражданина для римлян не было даже поводом для отвлеченной дискуссии, ибо в их глазах эти понятия могли быть только взаимозаменяемыми и взаимодополняющими. Царская власть — единственное, что могло вызывать исторические ассоциации с единовластием — закрепилась в сознании как форма правления, в основе которой лежали беззаконие и попрание справедливости. Поэтому факт изгнания последнего царя, Таркви-ния Гордого, рассматривался не просто как переход к республиканской конституции, но в первую очередь как восстановление нравственного порядка, гарантией которого выступали законы и гражданские добродетели.

Напротив, проявление политических амбиций расценивалось как стремление к царской власти и покушение на общественную свободу, что даже в случае малейших подозрений было достаточным для резкой негативной реакции10. «Все народы, — выражал эту мысль Цицерон, — могут терпеть рабство, так как избегают трудов и горестей и готовы перенести все, лишь бы их не испытывать. И только римляне не могут терпеть рабство, так как со времен предков все подчиняли чести и достоинству» (Цицерон. Филиппики, Х, 10). Однако в условиях всеобщего упадка нравов политические амбиции стали выражаться в такой форме, что для их обозначения публицисты все чаще прибегали к терминам, аналогов которых в римской исторической действительности они не находили (или, в свете свойственной им тенденции превращать прошлое в легенду, не желали находить). Нарочитое стремление обозначать действия Суллы, Цезаря или Марка Антония именно как «тиранические» содержало в себе, помимо субъективно-

9 Так, одно из общих определений доблести Цицерона исходило из его связи со справедливостью и самоценного характера: «Справедливость не ищет ни награды, ни платы: к ней стремятся ради нее самой, а таковы же основа и смысл доблестей» (Цицерон. О законах, I, 48).

10 Источники сохранили один достаточно показательный, но далеко не единственный пример такой реакции. В 439 г. до н. э. некий Спурий Меллий во время неурожая закупил на свои средства хлеб и раздал его народу. В этом усмотрели стремление угодить гражданам, дабы те провозгласили его царем, за что Меллий был обвинен в подготовке мятежа и казнен, а народу разъяснили, сколь постыдно рисковать свободой, завоеванной теми, кто свергнул Тарквиния (Ливий. История Рима, IV, 13-16; Цицерон. О государстве, II, 49). аз» — недостатка, дефицита самой человечности11.

Следуя суждению Платона, представленному в восьмой книге «Государства», Цицерон утверждает, что тирания есть «наихудший вид государственного устройства» (Цицерон. О государстве, I, 65). Чтобы точнее указать, какие именно действия следует считать тираническими, он приводит примеры как из римской истории, вроде Тарквиния, так и из более памятных современникам имен и событий. Однако помимо морального и правового осуждения тирании он стремится представить это явление как выпадающее за пределы того, что он обозначает как «общность человеческой судьбы» (Цицерон. Об обязанностях, III, 6, 26), которая связывает всех людей в единое целое. С тиранами, утверждает он, напротив, «никакие узы нас не соединяют; вернее тираны нам глубоко чужды, и вовсе не противно природе ограбить, если можешь того, кого в нравственном отношении прекрасно убить и вся эта порода людей, несущая гибель и нечестивая, подлежит изгнанию из человеческого общества» (Цицерон. Об обязанностях, III, 6, 32). И даже мотив Платона о том, что в условиях тирании сам тиран, будучи лишен дружбы и чувства безопасности, может быть, является несчастнейшим из людей, Цицероном воспринимается не как повод к сочувствию, а скорее как аргумент нравственного обличения, показывающий, чего лишается человек, который сознательно — ибо склонность к тирании не может внушаться ни правом, ни необходимостью — потакает своим страстям и порокам: «…не может быть счастлив человек, который находится в таком положении, что его могут убить, уже не говорю безнаказанно, нет, даже с величайшей славой для убийцы» (Цицерон. Филиппики, I, 14, 35).

Эволюцию римской теории упадка нравов отличал ряд характерных особенностей. При всей своей склонности идеализировать прошлое, практицизм, присущий римскому сознанию, в публицистике выражался не через создание умозрительных проектов совершенных обществ, а в стремлении воплощать традицию в категориях нормы. В силу этого любая программа социально-нравственного возрождения мыслилась не как поиск новых форм развития, а как восстановление прежних стандартов, девальвация которых была вызвана не естественным ходом времени, а случайным, субъективно детерминированным отступлением от них. Поэтому рассуждения двух публицистов I в. до н. э., создавших республиканскую традицию упадка нравов, Саллюстия и Цицерона12,

11 Позже, впрочем, ригористический пафос республиканцев был заменен и стал категорией не столько политической и этической риторики, сколько права. «Так, к примеру, Цезаря и Августа называли “тиранами” прежде всего за то, что они захватили власть, которая не принадлежала им по закону. Тиберий же и Нерон, напротив, были названы так за жестокий характер правления, поскольку их приход к власти был абсолютно легитимным. Между этими понятиями для писателей-моралистов не было глубокой пропасти: тиран — это тот, кто захватывает власть, ему не принадлежащую, т. е. узурпатор, но при этом тираном считается еще и тот, кто, будучи законным правителем, не правит для общего блага, а всячески притесняет и подавляет подданных, т. е. опять-таки присваивает право, которого у него нет» [8, с. 170-171].

12 «Ведь власть легко удерживается при условии сохранения тех принципов, под влиянием которых она вначале создавалась. Но стоит только внедрится в обществе праздности вместо трудолюбия, произволу и надменности вместо выдержки и справедливости, как сейчас же вместе с нравами коренным образом изменяются внешние условия жизни» (Саллюстий. О заговоре Катилины, II). «Наше же поколение, получив государство как превосходную картину, но уже потускневшую от времени, по небрежности своей не только не обновило ее теми же красками, какими она была написана, но даже не позаботилось о сохранении хотя бы его общего вида и как бы очертаний» (Цицерон. О государстве, V, 2).

несут в себе общую мировоззренческую парадигму, универсальная ценность которой не обладает для этих двух политических противников ни малейшим изъяном. Именно этот мотив восприятия социальных и культурных перемен через чередование событий, определяемых не столько факторами фатальных или сверхъестественных воздействий, сколько переменами нравов людей, улучшение которых возможно только посредством возвращения к древним идеалам, и никогда — посредством нововведений, станет определяющим для всего римского миросозерцания на многие века вперед13. Отголоски же римской теории упадка нравов буду ощущаться в последующей западноевропейской философии, в той или иной степени проявляясь во многих социально-этических доктринах вплоть до эпохи Нового времени.

Литература

1. Штаерман Е. М. От гражданина к подданному // Культура Древнего Рима: в 2 т. М., 1985.

Т. I.

2. Моммзен Т. История Рима. Ростов-на-Дону, 1997. Т. 4.

3. Кнабе Г. С. Древний Рим — история и повседневность. М., 1986.

4. Монтескье Ш де. Размышления о причинах величия и падения римлян // Монтескье Ш де. Избранные произведения. М., 1955.

5. Егоров А. Б. Рим на грани эпох. М., 1985.

6. Кнабе Г. С. Проблема Цицерона // Грималь П. Цицерон. М., 1991.

7. Шпенглер О. Закат Европы: в 2 т. Т. 1. М., 1998.

8. Егоров А. Б. Проблемы титулатуры римских императоров // Вестник Древней истории. 1989. № 2.

Статья поступила в редакцию 16 декабря 2010 г

24 Весьма показательными в этом отношении могут быть высказывания двух представителей римской элиты, которые разделены между собой почти 400 годами римской истории. «Где же ваши умы, что шли путями прямыми / В годы былые? Куда, обезумив, они уклонились?» (приписывается Аппию Клавдию Цеку, цензору 316-311 гг. и консулу 307 и 296 гг. до н. э. Цицерон. Катон, или О старости, 16). «Меры, которые принимались в старину в любой области, были лучше и мудрее, а те, что впоследствии менялись, менялись к худшему» (слова правоведа времен Ранней Империи Гая Кассия Лонгина, произнесенные им в сенате в 61 г. н. э. Тацит. Анналы, XIV, 43, 1).

Культура, нравственность и человек — Махачкалинские известия

Таким образом, каждый индивидуум не становится человеком сам по себе, а учится и старается им быть. Чтобы жить и разумно действовать в обществе, ему недостаточно того, что он получает в наследство при рождении, как дар природы, человек обязан, прежде всего, как можно полнее овладеть основными формами культурной традиции общества, в котором он живет, выражаясь образно, как величественный, пылающий факел, несет человечество (в лице наиболее ярких его представителей) в своих руках эстафетную палочку культуры.

Каждое новое поколение входит в жизнь и движется в направлении развития культуры и традиций, а на смену ему рождается, «на его плечах» растет, находит себя в труде новое поколение людей. Так в бесконечном потоке течения и водоворотах жизни одно поколение сменяет другое, наследуя его достижения и преумножая их. Движение истории невозможно без постоянной и активной передачи достижений человеческой культуры новым поколениям, без достойного и активного образования и воспитания людей.

Высокое искусство в наши дни требует от человека знания жизни вообще, в целом от ее бытовых порядков и «загогулин» до понимания общественных, политических и общекультурных установок. Современная жизнь, бурная, стремительная, несущаяся, как горная река через свои пороги, и поворачивается она к человеку то одной, то другой, иногда самой неожиданной стороной, заставляет его изворачиваться, а иногда и взлетать на гребни этих волн и отчаянно бороться за то, чтобы не оказаться под гребнями. Одним словом, жизнь требует крепко держать в своих руках руль, чтобы плыть, куда нужно, и выплыть там, где нужно.

У иных наших сограждан, дагестанцев, мелкое, обывательское, а иной раз и явно паразитическое понимание смысла жизни. Кто-то изворачивается, усматривает «искусство жизни» в том, чтобы «уметь прожить», «устроиться», «приспособиться» и «изловчиться», чтобы на всех поворотах судьбы и сложностях жизни, ничего не упустив, оставаться, как говорится, в выигрыше. Но все-таки желательно прожить жизнь так, чтобы не стыдно было в какой-то момент оглянуться и посмотреть назад. (Это естественное стремление нравственного человека). Разное понимание жизни: «чтобы плохо не было только лишь себе» и «не уронить честь свою» противостоят друг другу и живут в каждом из нас.

Я убежден, что высокое искусство жизни немыслимо без постановки нравственных вопросов и каждодневного их решения. В этом смысл жизни, философия жизни, нравственная суть жизни человека.

Вопросы, как жить и чем жить, всегда стояли и будут стоять перед мыслящей личностью. Но до уровня личности человек поднимается лишь тогда, когда он обретает определенный социальный статус, способность управлять самим собой и властвовать над своими влечениями и страстями. Властвовать над своей культурой.

Сейчас большинство представителей власти начинает понимать, а многие уже поняли, что пора наконец-то взяться за гуманизацию человека и всего общества. Вот почему и в официальной информации по созданию системы публичного мониторинга качества медицины, образования, результатов научной деятельности упоминается и востребованность учреждений культуры. Проблема моральной деградации людей, особенно молодежи, остро сейчас стоит в республике. К слову сказать, развитие национальной культуры и системы образования в их нынешнем положении, откровенно говоря, находятся в критической ситуации, связанной, в первую очередь, на мой взгляд, с преступной бездеятельностью многих из тех, кто в силу своих должностных обязанностей должен быть ответственен за их развитие и углубленный анализ. Что такое два часа в неделю, отводящиеся на изучение родных языков и литературы народов Дагестана в школе? Это, естественно, самоуничтожение духовного и художественного образования. Дети в городах разучились читать, писать, мыслить и общаться на родных языках. Надо признаться, что сегодня почти полностью потеряно этническое, национальное и патриотическое самосознание народов Дагестана, дагестанской молодежи. «Власть всегда бездарна, но инстинкт самосохранения подсказывает ей, что самым опасным врагом для нее является человеческий мозг. И вот всеми доступными ей средствами она старается затруднить или исказить рост интеллектуальных сил страны», – писал в свое время Максим Горький. Если это не так, то почему же тогда не создаются такие условия, а также учреждения, организации, которые упорно и безотлагательно занялись бы развитием интеллектуальных и культурных сил страны.

И еще о другом… Покойный Суракат Асиятилов, будучи председателем Комитета Народного Собрания РД по межнациональным отношениям, внешним связям, делам общественных объединений и религиозных организаций, неоднократно говорил и доказывал, что наше лидерство на Кавказе и в России по количеству паломников, совершающих хадж, не оказывает ощутимого влияния на оздоровление морально-нравственного состояния наших граждан и сокращение преступности, так как сосредоточение огромного богатства, накопленного нечестным и даже преступным путем, находящегося в руках «элитарного меньшинства», произошло за счет разорения и обнищания собственного народа. При полной деградации экономики и социальной сферы, росте социального разложения и вопиющей несправедливости в распределении национального дохода еще и еще раз надо повторять и надолго запомнить: без глубокого изучения культуры своего народа человек не в состоянии воспринимать достижения культуры других народов, в самом широком смысле этого понятия. Также еще и еще раз утверждаю: без изучения языка, литературы и истории своего Дагестана невозможно сохранять историческую память, формировать патриотическое самосознание, любовь к своей земле, уникальные способности культуры межнационального общения. В национальной доктрине образования России подчеркивается, что «система образования призвана обеспечить историческую преемственность поколений, сохранение, распространение и развитие национальной культуры и воспитание патриотов России». Хотелось бы, учитывая это, не формально, а со всей ответственностью разработать и обозначить важные аспекты духовного оздоровления общества и человека через воспитание его на этнокультурных традициях, через межнациональное сотрудничество. А для этого, прежде всего, надо изучать проблемы культуры и искусства. Но проблему эту государство выпустило из рук. Почему? Может быть, нарочно, целенаправленно?!

«Никакой речи о морально-нравственном оздоровлении общества быть не может, – говорил Суракат Хавалович Асиятилов, – и ни ислам, ни стократные молитвы в сутки и ежегодное прохождение через хадж тысяч дагестанцев ничего в нашей жизни в лучшую сторону не изменят, пока мы не создадим человеку-гражданину такие условия, чтобы он честным, праведным трудом мог заработать себе на жизнь. И морально-нравственный климат в нашем обществе не улучшится, если даже мы на каждого гражданина создадим по сотне законов о нравственности и чести, так как мы до сих пор не научились соблюдать Конституцию и существующие законы. И действительно, о какой чести и нравственности говорят дежурные ораторы с многочисленных трибун и в СМИ, когда кругом коррупция, взяточничество, террор и убийства.

Невозможно без содрогания смотреть и слушать то, что показывают с экранов телевизоров. Это засилье иностранной низкопробной кинопродукции, внушающей вседозволенность, культ насилия и жестокость, моральное разложение», – высказывался Суракат Асиятилов.

Крайне мало в наших гражданах доброты. А доброта к человеку – высокое искусство, которое нуждается в неустанном совершенствовании. Примеры взаимовыручки, бескорыстной помощи, самоотверженности на работе, в быту и в личной жизни встречаются все реже и реже. Они, конечно, есть и будут, но что-то очень уж редки. Мы восхищаемся примерами торжества доброты и взаимоуважения. «Люди, я прошу вас ради бога, не стесняйтесь доброты своей», – вспомним эти поэтические строки великого Расула Гамзатова. Ведь доброе слово, добрые отношения создают между людьми, в трудовом коллективе тот самый моральный климат, при котором работа спорится, ярче и правдивее раскрывается все лучшее в человеке. Надо всегда помнить, как важна для каждого из нас радость человеческого общения, доверие и понимание окружающих, уважение и интерес к нашей личности.

Хотя сегодня Дагестану явно не хватает, особенно в среде молодежи, внутренней культуры и воспитанности, но всем нам сейчас необходима уверенность в том, что все трудности нравственного воспитания, присутствия благодатного морального климата, без которого обществу не выжить, преодолены. Важно только видеть в человеке талант, беспокоиться за других, не жалеть себя ради других.

Целью государственной политики должно быть нравственное здоровье людей, образ жизни человека, сочетающий в себе лучшие национальные традиции и нормы цивилизованного светского государства.

Жизнь есть движение через прошлое в будущее. Достижения и опыт предшествующих поколений нельзя терять, особенно если мы чувствуем ответственность за свое и своих близких будущее. Но мы безвозвратно потеряем наше прошлое, если, как до сих пор, культурой и искусством будут руководить чиновники-дилетанты, а не профессионалы и подлинные творцы. Недобропорядочные конформисты и казнокрады в государственных структурах довели культуру до кризиса. И продолжают! А только от них и зависит, к сожалению, судьба нравственного воспитания наших будущих поколений. А нравственность ведь, как мы уже говорили, залог общественного прогресса. Чем больше мы осмысливаем источники, имеющие отношение к общечеловеческим ценностям, тем яснее вырисовывается беспрерывная цепь, связывающая нравственные факторы в общественном прогрессе. И нам нельзя забывать, а нужно постоянно обращаться и сравнивать духовное наследие дагестанских просветителей и великих мыслителей прошлого всего мира, которые всегда и во всем подчеркивали значимость нравственно-этических норм.

Богатство и знатность ни к чему, если ты аморален, когда человек не ведет себя по общественным правилам, все блага жизни для него бессмысленны.

В 1999 году депутатами Народного Собрания РД обсуждался в первом, во втором, а потом и в третьем чтении проект Закона «О защите личной и общественной нравственности в Республике Дагестан». Много говорили тогда о нравственности, что разговор о ней подобен беседе слепого с глухим, что канул в Лету культ честной жизни, что происходит нравственная деградация общества, после которой об экономическом возрождении и о восстановлении социальной справедливости остается только мечтать. Там же, в обсуждениях, говорилось о том, что дагестанцам следует ориентироваться не на нравы и порядки Европы и Америки, а на Дагестан XIX века, вспоминали, как, с какой любовью и уважением относились к Кавказу, его обычаям, нравам и порядкам русские и зарубежные путешественники, обладавшие честью офицеры царской армии, которые в своих донесениях писали, что их «воображение поражает совершенство политических форм правления горцев Дагестана, несмотря на бедность и экономическую разруху».

Говорили, говорили, но глубокая бездуховность все-таки охватила широкие слои дагестанского общества, независимо от их места нахождения на социальной лестнице.

Постепенно и, по-моему, уже начисто вытравлены из нашего сознания дагестанская традиция и верховенство духовного над материальным. Деморализация нашего общества, отсутствие нравственного идеала и запрета на пропаганду насилия, жестокости, вседозволенности и разврата сделали свое черное дело. Высоконравственные обычаи дагестанцев, их этические и моральные нормы стали понятиями и нормами, сохранившимися только как объекты изучения исторической науки.

На экранах телевизоров практически нет передач о дагестанских обычных, нормальных горских семьях, где царит культ отца и матери, пропагандирующих семейные ценности, чистоту, высокую нравственность. Но ведь еще тогда в Народном Собрании РД предлагали вести наблюдательные Советы на дагестанском телевидении, как во многих западноевропейских странах.

Везде и во все времена все зависило от того, какой жизненный путь выберет себе человек, но это всегда должен быть путь, ведущий его к совершенству. И среди нас все еще есть и прекрасно живут люди, которые защищают личную и общественную нравственность, которые следуют по пути возрождения и оздоровления морального и нравственного уровня нашего безнадежно больного общества, помня, что надежда умирает последней. Ведь не зря

И. Гёте говорил: «Главный фундамент нравственности есть добрая воля». 

Нравственная деградация — skif_tag — LiveJournal

Из за этой Олимпиады приходится смотреть телевизор. Хочешь-не хочешь, но что-то помимо спортивных состязаний проскакивает. Знаете, это просто адЪ!  Я понимаю теперь что происходит, какой разжижение мозга, у тех людей, которые смотрят наше ТВ…(
Но, собственно, о спорте. У каждого канала есть свои спортивные корреспонденты. Так и раньше было — Озеров, Маслаченко, Майоров, Дмитриева, Ерёмина, Ян Спаре, Курашов, Чен…  Сейчас каналов больше, но и комментаторов хватает, кто-то сильнее, кто-то слабее. Есть полные дебилы, типа Губерниева… Но всё же он спортивный корреспондент, хоть и…такой.
Но, простите, почему я должен слушать испражнения дефективной Ольги Скобеевой? Какое отношение ОНО имеет к спорту?
Вот это всё околоспортивное говно создаёт такой фан, от которого можно задохнуться — нравственные уроды:

Оригинал взят у a_rudakov в История, в которой читатели показали себя лучше журналистов

Пишет Александр Круглов, корреспондент «Чемпионат.ком», издания, входящего в тот же холдинг, что и ЖЖ, кстати:

Итак, групповая шоссейная гонка в субботу. Примерно за 30 км до финиша ко мне подходят двое коллег и просят показать им путь в зону финиша, а заодно и место, где можно беспрепятственно пересечь трассу со стороны пресс-центра. «Откуда вы, ребята?» — спрашиваю. «Из Германии», — отвечают. «Немцы, значит, — подумал я, внутренне усмехнувшись как киношный злодей. Те самые немцы, газеты которых собираются игнорировать результаты всех российских спортсменов. — Ну, держитесь, немцы».

Улыбаюсь и вместо прохода в зону финиша показываю им противоположное направление. Достоверно знаю, что из него они или полчаса будут выбираться, или им вовсе запретят переходить дорогу из-за приближения гонщиков. Возвращение бы заняло минимум час. Надеюсь, в итоге они плюнули и решили спокойно попить пивка на берегу моря, вспоминая недобрым словом пособника путинского режима и наследника Сусанина.

Глупость? Да. Ребячество и детский сад? Конечно! А поведение наших западных партнёров — не детский сад?

Я бы немедленно уволил на месте редактора. Не столько за поступок, за него можно просто по ушам дать. А за глобальный сдвиг нравственной парадигмы. С такой человеку вообще нет места в журналистике.

Понимаю, понимаю, не уволят. Времена у нас нынче подлые. Больше того, теперь вот жду, когда кто-нибудь из «Комсомольской правды» будет хвастаться, как американцу в чай плюнул. А то вон как конкуренты обошли.

Но есть в этой истории кое-что и хорошее. Бóльшая часть комментариев к тексту на сайте того же «Чемпионата», то есть читательская реакция. И это ещё сколько стёрли. Я их заскринил: у нас не всё потеряно.



Нравственная деградация общества?: ansari75 — LiveJournal

В Чите арестовали обвиняемого в убийстве ребенка ФОТО: КАДР ИЗ ВИДЕО

ФОТО: КАДР ИЗ ВИДЕО

В Следственном комитете по Забайкальскому краю сообщили, что суд арестовал до 16 апреля обвиняемого в убийстве девочки в Чите.

Мужчину задержали 17 февраля силовики задержали жителя Читы 1988 года рождения, которого подозревают в убийстве девятилетней девочки. По версии следствия, он выстрелил в дверь из неустановленного огнестрельного оружия, в результате чего погибла девочка, стоявшая за ней. 

Преступление было совершено после ссоры из-за строительного шума. За 20 минут до убийства девочка сняла видеоролик, в котором рассказала, что сосед пытается выломать дверь в ее квартиру, а папа ушел в магазин. Ребенок жаловался, что ему очень страшно.

____________________

«Одному попал в бедро, другому — в висок»: житель Челябинской области обстрелял подростков в трамвае

По словам  пассажиров, пьяный мужик привязался к парню из-за того, что тот слушает музыку. Начал оскорблять, требовать выключить, хотя звук даже не было слышно. На помощь парню подошел друг.

— Они попросили мужчину успокоиться. Мужчина достал пневматический пистолет из пояса, направил в лицо подростку в наушниках и начал угрожать. В шоковом состоянии подросток отвел его руку в сторону, тогда он перенаправил пистолет на второго подростка. Хотел выстрелить ему в лицо, но у него выпала обойма. 

В этот момент двери трамвая распахнулись, и парни выскочили. Но мужик начал палить по ним. По словам очевидцев, одному попал в бедро, другому в висок. Подростки закричали. Закончилось все тем, что стрелок скрылся, а один из проезжавших мимо водителей увез мальчишек в травмпункт.

__________________________

«Я не хотел такого исхода»: Омич, убивший человека из-за комментария в соцсети, признал вину лишь частично

 Павел Кайль обвиняется в убийстве Дмитрия Кобылко. Мужчины повздорили из-за комментария в соцсетях. Кайль прокомментировал видео с нарушением правил дорожного движения, размещенное в Интернете. Второй зачем-то перешел на личные оскорбления.

______________________________

В Новосибирске студент зарезал своего одногруппника из-за девушки и спора о чести. Об этом сообщает интернет-журнал «Сиб.фм».

Убийство произошло 16 февраля у корпуса Новосибирского государственного технического университета (НГТУ). Молодой человек напал на одногруппника с ножом и был задержан сотрудниками Росгвардии. Спасти 26-летнего пострадавшего не удалось. Приехавшая на место бригада скорой констатировала его смерть.

___________________________

P.S. Читаешь подобные новости, а потом манифесты неких Богомоловых и понимаешь, что какая бы политика в области культуры, толерантности или свободы ни проводилась, реальностью остается только одно: взаимоотношения между людьми.

Да пусть они на Западе «такие и эдакие, общипанные и всякие», голубые или зеленые, стучащие или толерантные , но уж таких, чтобы стрелять в соседей, да еще через двери, таких, чтобы душить десятилетних детей из-за громкой музыки, устраивать разборки учителям и писать доносы и жалобы на врачей, таких нет, прошу простить.

Ведь молодежь хочет уехать из России не только из-за низких зарплат и материальной нестабильности, а именно из-за социальной розни и агрессивного поведения большинства, хоть богатых, хоть бедных.

Нет никаких причин ставить себя выше других, если в вашем обществе процветают наглость, агрессия и абсолютная неспособность уважать друг друга.

Неумеренная свобода и есть самый настоящий фашизм нетерпимости, агрессии и бесчувствия.

Иной раз страшно слушать криминальные новости, потому что бессмысленность преступлений, происходящих без всякой рациональной мотивации, просто ужасает.

Особенно страшно за детей. Под громкие официальные крики о защите их прав, о недопустимости наказаний в школе или дома, совершаются и родителями, и соседями и самими подростками ничем не оправданные их убийства. 

Весь интернет заполнен обсуждением манифеста Константина Богомолова, который из страха отстать от патриотического тренда и потерять бюджетную кормушку обрушился с критикой на западные ценности, забыв о том, что сам вместе со своими подельниками из Гоголь-центра или тому подобными арт-площадками, нес и несет именно западные ценности, направленные в его интерпретации на развал морали и уничтожение духовно-нравственного здоровья общества.

Женщины предъявляют претензии мужчинам в отношении их заработка, а отнюдь не в отношении их поведения. Мужчина должен много зарабатывать, чтобы содержать  жену, которая, судя по требованиям, ни разу не подруга и не любящая мать, а содержанка и эгоистка. Но ведь большая нагрузка, иногда непомерная, при стремлении заработать как можно больше, и превращает людей в бесчувственных скотов, готовых убивать даже детей, если те потревожат их амбиции или испортят им отдых. И желание женщины видеть в мужчине не возлюбленного и не чуткого помощника и друга, а только источник денежных средств и создателя роскошного быта, ставит жизнь и их, и их мужей в цепь непрерывных нравственных конфликтов, в эгоистическое себялюбие, рождающее холод сердец и бесчувствие.

Но никто ни на каких страницах не обсуждает поведение свое собственное по отношению к своим близким. Сплетни, афиширование безнравственности и порока, подсчёты наследств умерших артистов, радостные откровения об их личной жизни ( чего стесняться, теперь уже они в суд не подадут), вот тот духовный климат, в котором формируется фашизм нравственного беспредела и безответственной свободы.

Свою агрессию на Западе проявляют на митингах протеста, бесстрашно вступая в борьбу за свои лозунги. У нас же отваживаются только на веселые тусовки под видом протестов и никогда не будут готовы к настоящей борьбе, потому что недовольство и агрессию легче выместить на соседях или беззащитных детях, а не на митингах протеста.

На этих митингах проявляется только откровенная демонстрация все тех же либеральных требований непонятно какой свободы. И выссказывают их самые сытые и самые трусливые представители среднего класса или интеллектуальной элиты. А потом следом начинают оправдываться, громя Запад, его ценности и называя их толерантность и политкорректность фашизмом.

Остальные же представители гражданского общества  проявляют смелость и принципиальность лишь по отношению к окружающим, спуская на них весь накопившийся негатив агрессии и внутренней несвободы.

Не Запад, а мы больны озлобленностью, жестокосердием, эгоистическими иллюзорными правами, за которые готовы убить того, кто не может оказать сопротивления.

Никакое православие, никакая религия не делает нас лучше, потому что и религия, и мнимый патриотизм являются всего лишь удобной идеологической формулой для создания дымовой завесы над истинными проблемами нашей жизни. А проблемы эти ложь самой системы, наполняющая ложными правами сердца людей, но не дающая никакого комфорта в духовно-нравственном отношении.

Бесправие и беспредел сильного, богатство и бедность, безнадежность будущего и непреодолимые материальные трудности снова стали у нас ведущими ценностями. В таком обществе не родится любовь, взаимоуважение, взаимопомощь и терпимость.

Каждый хочет стать выше другого, даже в казалось бы мирном православии. Но и там бесконечные амбиции, жадность и самовозвеличивании не дают человеку стать просто человеком.

Такие взаимоотношения в обществе бывают только в периоды его глубокого социального или экономического падения. Это результаты войн, голода, революций, депрессий экономических или глубокое нравственное невежество, когда человек считает себя в праве распоряжаться чужими жизнями. Так было в рабовладельческих обществах и в обществе с крепостным правом.

Что же переживаем мы? В какой стадии глубокого экономического и нравственного кризиса находимся?

Страшная нравственная деградация современного российского общества, гражданская война неизбежна

Менее чем за неделю драка между видными публицистами Максимом Шевченко и Николаем Сванидзе, которая случилось во время обсуждения ими Сталина в прямом эфире радио «Комсомольская правда», успела стать событием исторического значения (причем сразу в нескольких смыслах). Была и бурная реакция в соцсетях, были и комментарии на самом высшем уровне — из Кремля. Пресс-секретарь главы государства Дмитрий Песков, назвав участников потасовки «мастодонтами», заодно использовал этот повод, чтобы защитить от нападок наше министерство культуры.

Официальные заявления по этому поводу пришлось сделать и главе Совета по правам человека при президенте РФ, членами которого являются и Сванидзе, и Шевченко. Не обошел эту тему даже патриарх Кирилл — явно по следам нашумевшей драки он призвал духовенство ответственно относиться к публичным выступлениям, которые могут закончиться рукоприкладством и бросить тень на православие.

Столь широкий резонанс вызвал за собой новую волну обсуждений — о том, что накопившиеся противоречия в обществе настолько велики, что договориться разным сторонам друг с другом уже вообще никак не получается. Вот место аргументов и занимают удары кулака. А значит, еще одна гражданская война в России неизбежна.

Однако перед тем как делать столь далеко идущие выводы, надо разобраться, что же, собственно, произошло. Для этого стоит покадрово отследить эпизод с потасовкой, благо он длился каких-то три минуты.

Напомню, тема дискуссии звучала так: «Является ли сталинизм болезнью, которую надо лечить». С самого начала Максим Шевченко начал перебивать Николая Сванидзе, фактически, не давая ему говорить. Например, на слова Сванидзе о том, что Сталин перед Второй мировой уничтожил цвет комсостава Красной Армии, Шевченко прицепился к слову «весь». Причем не помогло и то, что Сванидзе тут же поправился: «почти весь».

Шевченко продолжал буквально атаковать своего оппонента. Когда тот вновь вполне резонно заметил, что Сталин своими репрессиями против военных в 1937-38 годах, в результате которых, между прочим, было уничтожено не менее двух третей высшего командного состава РККА, «довел страну до войны с Гитлером в катастрофическом состоянии», что «к концу 1941 года в немецкий плен попало 3,8 млн советских солдат», что Советский Союз потерял в войне «почти 30 миллионов человек», Шевченко заявил, что «зато Советский Союз, в отличие от Франции, на коленях не стоял». Как будто бы Сванидзе утверждал обратное.

По логике Шевченко получалось, что если Сванидзе ругает Сталина за его репрессии против руководства РККА, которые привели к катастрофическим результатам и немыслимым потерям, значит он «плюет на могилы тех, кто погиб под Москвой».

Тут не могу не заметить от себя, как историка и ответственного редактора энциклопедии «История войн», что даже в победных (!) для себя сражениях, таких, как битва под Москвой и битва на Курской дуге, потери Красной Армии в три-четыре раза превышали потери немцев. Чего уж говорить о страшных поражениях РККА 1941-42 годов, когда в немецких «котлах» оказывались советские группировки по 200-400 тысяч человек…

Однако вернемся к «плодотворной» дискуссии в радостудии. После слов о том, что «Николай Карлович плюет на могилы погибших под Москвой», Сванидзе назвал Шевченко мерзавцем. «Может я и мерзавец…», — согласился тот. После этого признания, видимо, чтобы ни у кого в этом не возникало уже никаких сомнений, Шевченко начал вести «диалог» со Сванидзе в откровенно провокационном стиле, просто-напросто вызывая своего гораздо более пожилого и физически менее сильного оппонента на банальную драку.

В итоге, когда Шевченко позволил себе слова «встань, и дай мне по морде, ссыкло такое», Сванидзе действительно встал, и дал своему оппоненту пощечину, а в ответ получил серию ударов кулаками и оказался на полу.

Если этим заканчивается попытка обсудить события семидесятилетней давности между двумя членами СПЧ (напомню полное название этой организации: «Совет при президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека»), то что же можно ждать от людей, облеченных меньшими статусом и ответственностью?

Замечу также, что спор именно по этому поводу завершился дракой еще и потому, что в определенной части общества сложился отчетливый запрос на реабилитацию Сталина, а пуще всего, его методов. Более того, можно говорить, что на это есть даже политический заказ (хотя президент и подчеркивает публично, что «сейчас не 1937 год» и «черные воронки» за инакомыслящими не ездят). Но ведь не случайно с самых высоких трибун мы постоянно слышим о том, что Сталин был «эффективным менеджером». И звучит это не иначе как призыв поучится этим его «эффективным методам».

Тут стоит попытаться понять причины такого положения дел. В свое время мой хороший друг и товарищ, старый советский диссидент-социалист Вадим Белоцерковский говорил о страшной нравственной деградации современного российского общества. Тогда мне эти его слова казались неким эмоциональным перебором. В конце концов, один член общества нравственен, другой безнравственен — не стоит обобщать.

Однако после 2014 года в этом плане дела в России все действительно сильно ухудшились. Любая война (и самая настоящая, в Донбассе, и не менее ожесточенная, полыхающая в информационном пространстве) сказывается на общественной морали и нравственности самым пагубным образом, разрушая остатки и того, и другого. По очень простой причине. Во время такой войны государство позволяет своим гражданам, воюющим за его интересы, как на реальном, так и на информационном фронтах, творить то, что в мирное время считается преступным или, как минимум, аморальным.

Для возбуждения рядовых бойцов этой войны задействуются патриотические лозунги, которые до поры до времени (пока счет потерь не пошел на сотни тысяч и миллионы) работают. От них требуется немного — радостно умирать «за Родину». То бишь, за интересы все того же правящего политического класса. Генералам информационного фронта ставятся более масштабные задачи. Они должны возбуждать миллионы сограждан, побеждая врагов своего начальства идеологически.

Вот мы и видим, что избиение (желательно, в прямом эфире) тех, кто не хочет стать в общий строй, в буквальном, а не только интеллектуальном смысле — становится чуть ли не единственным способом дискуссии с несогласными.

Александр Желенин

Источник: ehorussia.com

Моральная деградация, деловая этика и корпоративная социальная ответственность в переходной экономике

  • Эбботт У. Ф. и Монсен Р. Дж. (1979). Об измерении корпоративной социальной ответственности: раскрытие информации самостоятельно как метод измерения корпоративной социальной ответственности. Журнал Академии Менеджмента, 22 (3), 501–515.

    Артикул Google Scholar

  • Айкен, Л.С., и Уэст, С. Г. (1991). Множественная регрессия: тестирование и интерпретация взаимодействий . Лондон: Мудрец.

    Google Scholar

  • Ансофф, Х. И. (1987). Формирующаяся парадигма стратегического поведения. Журнал стратегического управления, 8 (6), 501–515.

    Артикул Google Scholar

  • Апрессян Р.Г. (1997).Деловая этика в России. Журнал деловой этики, 16 (14), 1561–1570.

    Артикул Google Scholar

  • Арлоу П. и Гэннон М. Дж. (1982). Социальная отзывчивость, корпоративная структура и экономические показатели. Академия управленческого анализа, 7 (2), 235–241.

    Google Scholar

  • Артур, Х.(1984). Как сделать деловую этику полезной. Журнал стратегического управления, 5 (4), 319–333.

    Артикул Google Scholar

  • Бейли У. и Спайсер А. (2007). Когда имеет значение национальная идентичность? Конвергенция и расхождение в международной деловой этике. Журнал Академии Менеджмента, 50 (6), 1462–1480.

    Артикул Google Scholar

  • Барон Д.(2001). Частная политика, корпоративная социальная ответственность и интегрированная стратегия. Журнал экономики и стратегии управления, 10 (1), 7–45.

    Артикул Google Scholar

  • Басу К. и Палаццо Г. (2008). Корпоративная социальная ответственность: модель процесса осмысления. Академия управленческого анализа, 33 (1), 122–136.

    Артикул Google Scholar

  • Бокус, М.(1994). Давление, возможность и предрасположенность: многомерная модель корпоративного противозаконности. Журнал менеджмента, 20 (4), 699–721.

    Артикул Google Scholar

  • Бокус, М., и Ниа, Дж. (1991). Можно ли предсказать незаконное корпоративное поведение? Ровный анализ истории. Журнал Академии Менеджмента, 34 , 9–36.

    Артикул Google Scholar

  • Браммер, С.Дж., И Павелин, С. (2006). Корпоративная репутация и социальная эффективность: важность соответствия. Журнал исследований в области управления, 43 (3), 435–455.

    Артикул Google Scholar

  • Бранзей, О., Урсацки-Брайант, Т. Дж., Вертинский, И., и Чжан, В. (2004). Формирование зеленых стратегий в китайских фирмах: соответствие корпоративных экологических реакций и индивидуальных принципов. Журнал стратегического управления, 25 , 1075–1095.

    Артикул Google Scholar

  • Бриксон, С. Л. (2007). Ориентация на организационную идентичность: генезис роли фирмы и различных форм социальной ценности. Академия управленческого анализа, 32 (3), 864–888.

    Артикул Google Scholar

  • Брислин, Р. У. (1970). Обратный перевод для кросс-культурных исследований. Журнал кросс-культурной психологии, 1 (3), 185–216.

    Артикул Google Scholar

  • Чан, Р. Ю. К., Ченг, Л. Т. В., и Сзето, Р. В. Ф. (2002). Динамика Гуаньси и этика для китайских руководителей. Журнал деловой этики, 41 (4), 327–336.

    Артикул Google Scholar

  • Чанг, С., Виттелоостуйн, А., & Иден, Л. (2010). От редакции: Разница в общих методах исследования международного бизнеса. Журнал международных бизнес-исследований, 41 (2), 178–184.

    Артикул Google Scholar

  • Чайлд, Дж. (1972). Организационная структура, среда и производительность: роль стратегического выбора. Социология, 6 (1), 1–20.

    Артикул Google Scholar

  • Справочник иностранных предприятий Китая. (2009). Пекин: Ассоциация китайских предприятий с иностранным капиталом.

  • Кристманн П. и Тейлор Г. (2006). Фирменное саморегулирование посредством международных сертифицируемых стандартов: детерминанты символической реализации в сравнении с реальной. Журнал международных бизнес-исследований, 37 , 863–878.

    Артикул Google Scholar

  • Коэн С. (1973). Народные дьяволы и моральная паника . Сент-Олбанс: Паладин.

    Google Scholar

  • Дэвис, К. (1973). Аргументы за и против принятия бизнесом социальных обязательств. Журнал Академии Менеджмента, 16 (2), 312–322.

    Артикул Google Scholar

  • DiMaggio, P.Дж. И Пауэлл В. (1983). Возвращение к «железной клетке»: институциональный изоморфизм и коллективная рациональность в организационных полях. Американский социологический обзор, 48 (2), 147–160.

    Артикул Google Scholar

  • Дюркгейм, Э. (1966). Правила социологического метода . Нью-Йорк: Свободная пресса.

    Google Scholar

  • Эрготт, М., Рейманн Ф., Кауфманн Л. и Картер К. Р. (2011). Социальная устойчивость при выборе поставщиков для развивающихся стран. Журнал деловой этики, 98 (1), 99–119.

    Артикул Google Scholar

  • Fairclough, G. (2008). Окрашивание молока в Китае не является секретом. The Wall Street Journal , 3 ноября. Http://www.Online.Wsj.Com/Article/SB1225673674987

    .Html. Проверено 10 сентября 2011 года.

  • Фанг, Т., Гюнтерберг, К., и Ларссон, Э. (2010). Поиск поставщиков во все более дорогом Китае: четыре случая из Швеции. Журнал деловой этики, 97 , 119–138.

    Артикул Google Scholar

  • Фомбрун, К. Дж., И Шэнли, М. (1990). Что в имени? Построение репутации и корпоративная стратегия. Журнал Академии Менеджмента, 33 (2), 233–258.

    Артикул Google Scholar

  • Фриман, Э. Р. (1999). Теория дивергентных стейкхолдеров. Академия управленческого анализа, 24 (2), 233–236.

    Google Scholar

  • Fulop, G., Hisrich, R., & Szegedi, K. (2000). Деловая этика и социальная ответственность в странах с переходной экономикой. Журнал развития менеджмента, 19 (1), 5–31.

    Артикул Google Scholar

  • Галанг Р. М. Н. (2011). Жертва или жертва: твердые ответы на коррупцию в правительстве. Журнал исследований в области управления, 49 (2), 429–462.

    Артикул Google Scholar

  • Гидденс А. (1995). Политика, социология и социальная теория . Стэнфорд, Калифорния: Издательство Стэнфордского университета.

    Google Scholar

  • Глинкина С. П., Григорьев А., Якобидзе В. (2001). Преступность и коррупция. В L. R. Klein & M. Pomer (Eds.), Новая Россия, переход пошёл наперекосяк (стр. 233–250). Стэнфорд, Калифорния: Издательство Стэнфордского университета.

    Google Scholar

  • Хамель Г. и Прахалад К. К. (1989). Стратегический замысел. Harvard Business Review, 67 (3), 63–76.

    Google Scholar

  • Харви Б. (1999). «Изящные торговцы»: современный взгляд на деловую этику Китая. Журнал деловой этики, 20 (1), 85–92.

    Артикул Google Scholar

  • Хемингуэй, К. А. (2005). Личные ценности как катализатор корпоративного социального предпринимательства. Журнал деловой этики, 60 (3), 233–249.

    Артикул Google Scholar

  • Heugens, P. M., Kaptein, M., & Van Oosterhout, J. (2008). Контракты с сообществами: процессуальная модель организационной добродетели. Журнал исследований в области управления, 45 (1), 100–121.

    Google Scholar

  • Хиллман, А. Дж., И Кейм, Г. Д. (2001). Акционерная стоимость, управление заинтересованными сторонами и социальные вопросы: что в итоге? Журнал стратегического управления, 22 (2), 125–139.

    Артикул Google Scholar

  • Hofer, C., & Schendel, D. (1978). Формулировка стратегии: аналитические концепции . Сент-Пол, Миннесота: West Publishing Co.

    Google Scholar

  • Ху Л. и Бентлер П. М. (1999). Критерии отсечения для индексов соответствия в анализе ковариационной структуры: обычные критерии по сравнению с новыми альтернативами. Моделирование структурных уравнений, 6 (1), 1–55.

    Артикул Google Scholar

  • Хастерс, Т. (2003). Новый порядок Китая: общество, политика и экономика с переходной экономикой . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

    Google Scholar

  • Джамали Д. и Миршак Р. (2007). Корпоративная социальная ответственность (КСО): теория и практика в контексте развивающихся стран. Журнал деловой этики, 72 (3), 243–262.

    Артикул Google Scholar

  • Джамали Д. и Невилл Б. (2011). Конвергенция и расхождение в КСО в развивающихся странах: встроенная многослойная институциональная линза. Журнал деловой этики, 102 (4), 599–621.

    Артикул Google Scholar

  • Дженкинс, Х. (2006). Поборники малого бизнеса за корпоративную социальную ответственность. Журнал деловой этики, 67 (3), 241–256.

    Артикул Google Scholar

  • Дженсен Г. (2002). Институциональная аномия и социальные различия в преступности: критическая оценка. Международный журнал социологии и социальной политики, 22 (7/8), 45–74.

    Артикул Google Scholar

  • Джонс, Т.(1995). Инструментальная теория заинтересованных сторон: синтез этики и экономики. Академия управленческого анализа, 20 (2), 404–437.

    Google Scholar

  • Джонс, Т. М., Фелпс, В., и Бигли, Г. А. (2007). Этическая теория и решения, связанные с заинтересованными сторонами: роль культуры заинтересованных сторон. Академия управленческого анализа, 32 (1), 137–155.

    Артикул Google Scholar

  • Клайн, Р.Б. (2004). Принципы и практика моделирования структурными уравнениями . Нью-Йорк: Гилфорд.

    Google Scholar

  • Костова Т., Рот К. и Дачин М. Т. (2008). Институциональная теория в исследовании транснациональных корпораций: критика и новые направления. Академия управленческого анализа, 33 (4), 994–1006.

    Артикул Google Scholar

  • Леденева, А.(1998). Российская экономика одолжений: Блат, нетворкинг и неформальный обмен . Кембридж, Массачусетс: Издательство Кембриджского университета.

    Google Scholar

  • Ли, Т. В., и Митчелл, Т. Р. (1994). Альтернативный подход: развивающаяся модель текучести кадров. Академия управленческого анализа, 19 (1), 51–89.

    Google Scholar

  • Луо, Ю.(2004). Организационная перспектива коррупции. Обзор управления и организации, 1 (1), 119–154.

    Артикул Google Scholar

  • Луо, Ю. (2008). Стратегический анализ продукта напоминает: роль моральной деградации и организационного контроля. Обзор управления и организации, 4 (2), 183–196.

    Артикул Google Scholar

  • Луо, Ю.(2011). Стратегические ответы на предполагаемую коррупцию на развивающемся рынке: уроки многонациональных предприятий, инвестирующих в Китай. Бизнес и общество, 50 (2), 350–387.

    Артикул Google Scholar

  • Макки А., Макки Т. Б. и Барни Дж. Б. (2007). Корпоративная социальная ответственность и результаты деятельности фирмы: отношения с инвесторами и корпоративные стратегии. Академия управленческого анализа, 32 (3), 817–835.

    Артикул Google Scholar

  • Марголис, Дж. Д., и Уолш, Дж. П. (2003). Мизери любит фирмы: переосмысление социальных инициатив бизнесом. Administrative Science Quarterly, 48 (2), 268–305.

    Артикул Google Scholar

  • Мартин К. Д., Каллен Дж. Б., Джонсон Дж. Л. и Парботия К. П. (2007). Решение о даче взятки: перекрестный анализ влияния фирмы и страны происхождения на взяточничество. Журнал Академии менеджмента 50 (6), 1401–1422.

    Google Scholar

  • Mckendall, M., & Wagner, J. (1997). Мотив, возможность, выбор и корпоративная незаконность. Организация науки, 8 (6), 624–647.

    Артикул Google Scholar

  • Mcwilliams, A., & Siegel, D.С. (2000). Корпоративная социальная ответственность и финансовые результаты: взаимосвязь или неправильная спецификация? Журнал стратегического управления, 21 (5), 603–609.

    Артикул Google Scholar

  • Mcwilliams, A., & Siegel, D. S. (2001). Корпоративная социальная ответственность: теория перспективы фирмы. Академия управленческого анализа, 26 (1), 117–127.

    Google Scholar

  • Маквильямс А., Сигел Д. С. и Райт П. М. (2006). Корпоративная социальная ответственность: стратегические последствия. Журнал исследований в области управления, 43 (1), 1–18.

    Артикул Google Scholar

  • Маквильямс А., Ван Флит Д. Д. и Кори К. (2002). «Повышение стоимости соперников» с помощью политической стратегии: расширение теории ресурсов. Журнал исследований в области управления, 39 (5), 707–724.

    Артикул Google Scholar

  • Мертон Р. К. (1968). Социальная теория и социальная структура . Нью-Йорк: Свободная пресса.

    Google Scholar

  • Месснер, С. Ф., и Розенфельд, Р. (2001). Преступление и американская мечта . Бельмонт, Калифорния: Уодсворт.

    Google Scholar

  • Монтанари, Дж.Р. (1978). Управленческое усмотрение: расширенная модель выбора организации. Академия управленческого анализа, 3 (2), 231–241.

    Google Scholar

  • Мюллер, А., и Колк, А. (2010). Внешние и внутренние движущие силы корпоративной социальной деятельности: данные зарубежных и отечественных фирм в Мексике. Журнал исследований в области управления, 47 (1), 1–26.

    Артикул Google Scholar

  • Мюррей, К. Б., и Монтанари, Дж. Б. (1986). Стратегическое управление социально ответственной фирмой: интеграция теории менеджмента и маркетинга. Академия управленческого анализа, 11 (4), 815–827.

    Google Scholar

  • Норт, округ Колумбия (1990). Институты, институциональные изменения и экономические показатели .Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

    Книга Google Scholar

  • Оливер, К. (1991). Стратегические ответы на институциональные процессы. Академия управленческого анализа, 16 (1), 145–179.

    Google Scholar

  • Оливер, К. (1996). Институциональная укорененность экономической деятельности. Достижения в стратегическом менеджменте, 13 (1), 163–186.

    Google Scholar

  • Озен С., Куский Ф. (2009). Вариации корпоративного экологического гражданства в развивающихся странах: институциональные рамки. Журнал деловой этики, 89 (2), 297–393.

    Артикул Google Scholar

  • Палаццо Г. и Шерер А. Г. (2006). Корпоративная легитимность как обсуждение: коммуникативная основа. Журнал деловой этики, 66 (1), 71–88.

    Артикул Google Scholar

  • Пэн, М. В., и Хит, П. С. (1996). Рост фирмы в плановых странах с переходной экономикой: институты, организации и стратегический выбор. Академия управленческого анализа, 21 (2), 492–528.

    Google Scholar

  • Пфеффер, Дж., И Саланчик Г. Р. (1978). Внешний контроль организаций: перспектива ресурсной зависимости . Нью-Йорк: Харпер и Роу.

    Google Scholar

  • Пирш, Дж., Гупта, С., и Грау, С. Л. (2007). Рамки для понимания программ корпоративной социальной ответственности как континуума: предварительное исследование. Журнал деловой этики, 70 (2), 125–140.

    Артикул Google Scholar

  • Подсаков, П.М., С. Б. Маккензи, Ю. Ли и Н. П. Подсакофф: 2003 г., Общие систематические ошибки в поведенческих исследованиях: критический обзор литературы и рекомендуемые средства правовой защиты. Журнал прикладной психологии 88 (5), 879–903.

    Google Scholar

  • Портер, М. Э. (1980). Конкурентная стратегия: методы анализа отраслей и конкурентов . Нью-Йорк: Свободная пресса.

    Google Scholar

  • Портер, М.Э. (1985). Конкурентное преимущество: создание и поддержание высочайшей производительности . Нью-Йорк: Свободная пресса.

    Google Scholar

  • Портер, М. Э., и Крамер, М. Р. (2006). Стратегия и общество: связь между конкурентным преимуществом и корпоративной социальной ответственностью. Harvard Business Review, 84 (12), 78–92.

    Google Scholar

  • Пауэлл, В.W. (1985). Институционализация рациональных организаций. Современная социология, 14 (5), 564–566.

    Артикул Google Scholar

  • Паффер, С. М. (1994). Понимание медведя: портрет лидеров российского бизнеса. Академия менеджмента, 8 (1), 41–54.

    Google Scholar

  • Редферн, К., И Кроуфорд, Дж. (2004). Эмпирическое исследование анкеты этической позиции в Китайской Народной Республике. Журнал деловой этики, 50 (3), 199–210.

    Артикул Google Scholar

  • Рейденбах Р. Э. и Робин Д. П. (1990). К разработке многомерной шкалы для улучшения оценки деловой этики. Журнал деловой этики, 9 (8), 639–653.

    Артикул Google Scholar

  • Саул Г. К. (1981). Деловая этика: куда мы идем? Академия бизнеса, 6 (2), 269–276.

    Google Scholar

  • Шерер А. Г. и Палаццо Г. (2011). Новая политическая роль бизнеса в глобализированном мире: обзор нового взгляда на КСО и ее значение для фирмы, управления и демократии. Журнал исследований в области управления, 48 (4), 899–931.

    Артикул Google Scholar

  • Скотт У. Р. (1995). Учреждения и организации . Таузенд-Оукс, Калифорния: Сейдж.

    Google Scholar

  • Сетхи, С. П. (1979). Концептуальная основа для экологического анализа социальных проблем и оценки моделей реагирования бизнеса. Академия управленческого анализа, 4 (1), 63–74.

    Google Scholar

  • Силтаоя, М. Э. (2006). Ценностные приоритеты как сочетание основных факторов КСО и репутации — качественное исследование. Журнал деловой этики, 68 (1), 91–111.

    Артикул Google Scholar

  • Крепкое, К.К., Рингер, Р. С., и Тейлор, С. А. (2001). Правило удовлетворенности заинтересованных сторон (своевременность, честность, сочувствие). Журнал деловой этики, 32 (3), 219–230.

    Артикул Google Scholar

  • Сучман М.С. (1995). Управление легитимностью: стратегический и институциональный подходы. Академия управленческого анализа, 20 (3), 571–610.

    Google Scholar

  • Салливан, Б.Н., Хауншильд П. и Пейдж К. (2007). Организации non-gratae? Влияние неэтичных корпоративных действий на межорганизационные сети. Организация науки, 18 (1), 55–70.

    Артикул Google Scholar

  • Там, О. К. (2002). Этические проблемы в развитии корпоративного управления в Китае. Журнал деловой этики, 37 (3), 303–320.

    Артикул Google Scholar

  • Transparency International. (2009). Доклад о глобальной коррупции: Коррупция и частный сектор . Кембридж, Массачусетс: Издательство Кембриджского университета.

    Google Scholar

  • Винославская О., Маккинни Дж. А., Мур К. В. и Лонгенекер Дж. Г. (2005). Этика переходного периода: сравнение профессионалов бизнеса в Украине и США. Журнал деловой этики, 61 (3), 283–299.

    Артикул Google Scholar

  • Уивер, Г., Тревиньо, Л., и Кокран, П. (1999). Программы корпоративной этики как системы контроля: влияние приверженности руководства и факторов окружающей среды. Журнал Академии Менеджмента, 42 (1), 41–57.

    Артикул Google Scholar

  • Веттен, Д.А., и Макки А. (2002). Концепция социального актора организационной идентичности и ее значение для изучения организационной репутации. Бизнес и общество, 41 (4), 393–414.

    Артикул Google Scholar

  • Уайт, Х. (1980). Оценщик ковариационной матрицы с согласованной гетероскедастичностью и прямой тест на гетероскедастичность. Econometrica, 48 (4), 817–838.

    Артикул Google Scholar

  • Уиттингтон Р. (1988). Структура окружающей среды и теории стратегического выбора. Журнал исследований в области управления, 25 (6), 521–536.

    Артикул Google Scholar

  • Вуд, Д. Дж. (1991). Новый взгляд на корпоративное социальное воздействие. Академия управленческого анализа, 16 (4), 691–718.

    Google Scholar

  • Райт, П. К., Сзето, В. Ф., и Ли, С. К. (2003). Этические представления в Китае: реальность деловой этики в международном контексте. Управленческое решение, 41 (1), 180–189.

    Артикул Google Scholar

  • Чжан Р. и Резаа З. (2009). Работают ли надежные фирмы лучше на развивающихся рынках. Журнал деловой этики, 90 (2), 221–237.

    Артикул Google Scholar

  • Моральная деградация ценностей — Northlines

    Обращение к LG

    Сегодня мы живем в материалистическом мире, где уровень жизни повысился, но в то же время уровень жизни неослабевает. Разрушение моральных ценностей в нашем обществе стало очень тревожным явлением.Моральные ценности — это те стандарты, по которым мы различаем добро и зло. Эти ценности могут исходить от самого себя, семьи, сообщества, религии, правительства или любого другого учреждения, которое влияет на мысли человека. В наши дни мы можем наблюдать, что молодежь полностью потеряла свою мораль, и наиболее важным фактором, способствующим снижению нравственности, является ее склонность к мобильным телефонам и Интернету. Сегодня среди молодежи выросла зависимость от мобильных устройств и Интернета. Обычно мы видим маленьких детей, пользующихся мобильными телефонами и Интернетом с начала дня до поздней ночи.Из-за появившейся зависимости они утратили моральные и этические ценности. Образовательные учреждения, такие как семья, школа и общество, играют важную роль в развитии этических и моральных ценностей среди современной молодежи. Но, к сожалению, из-за некоторых социальных и экономических факторов многие семьи дезориентированы, дезорганизованы и запутаны и в конечном итоге не могут играть эту жизненно важную роль. Наши учебные заведения готовят эффективных людей, но не хороших граждан. Сегодняшнее общество отличается насилием, жадностью, воровством, наркоманией, и особенно преступления против женщин растут.Сегодня маленьким детям не хватает дисциплины. Они не слушаются старших и часто не уважают их. В современную эпоху этические и моральные ценности деградируют, поскольку люди становятся все более и более эгоистичными. Таким образом, необходимо прививать детям моральные принципы и ценности, чтобы они стали лучше и ответственными гражданами. Человеческие ценности и профессиональная этика должны получить должное признание, если мы хотим сделать общество свободным от преступности.

    Вивек Коул

    Голе Гуджрал,

    Джамму Тави

    Связанные

    Предыдущая статьяКак Пакистан отправляет оружие с помощью беспилотников в Джамму Кашмир? Узнать внутриСледующая статьяКак китайский фактор будет определять политику Индии

    The Northlines — это независимый источник в Интернете новостей, фактов и цифр, касающихся Джамму, Кашмира и Ладакха и его окрестностей.

    моральная деградация в приговоре

    Эти примеры взяты из корпусов и из источников в Интернете. Любые мнения в примерах не отражают мнение редакторов Cambridge Dictionary, Cambridge University Press или его лицензиаров.

    Однако к 1930-м годам осуждение голой груди как моральных деградаций уже кристаллизовалось.

    Революционный гнев был вызван не моральной деградацией , а несправедливым распределением богатства.

    Это затем изображается как симптом моральной деградации молодого поколения, но утверждения о вырождении современной молодежи также имеют тенденцию быть в высшей степени идеологическими представлениями.

    Формы правления, которые приводят к моральной деградации , о которой сожалеет мой благородный друг, очень трудно разобраться с политическими действиями.

    Мы говорим не только о возвращении права собственности, но и об абсолютном банкротстве и связанной с ним моральной деградации .

    Почему эта моральная деградация применима только к нашим развлечениям?

    Неисполнение в любом случае нашего долга и привязанности к нему было бы для нас моральным деградацией .

    Я говорю, что нет никакой разницы в морали деградации , к которой вы приходите, когда делаете такие вещи намеренно.

    Я считаю, что изоляция, моральная деградация и психологическая депрессия гораздо сложнее для людей.

    Тот факт, что мы сейчас открыто признаемся в подобных вещах, является признаком моральной деградации .

    У нас материальный износ с одной стороны и моральный деградация с другой.

    Все эти разговоры о моральных деградациях подростков ставками на футбол — не более чем самогон.

    Мне не нужно останавливаться на пороках безработицы, разочарования и бедности и моральной деградации .

    Он удовлетворяет общественность и не вызвал повсеместного распространения моральной деградации и коррупции вдоль и поперек страны.

    Опять же, ни один экономист, ни один статистик не сумел выразить на бумаге цифру, потерянную в результате моральной деградации безработных.

    Это может привести к правонарушению и моральной деградации , а наследие глубокой рецессии, которое мы начинаем видеть, может остаться навсегда.

    Единственное, что он мог сделать, это развратить читателя и вызвать у него моральных деградаций .

    Из

    Википедия