Уолтер Липпман. Общественное мнение | socioline.ru

Скачать бесплатно: Липпман, Уолтер. Общественное мнение/Пер. с англ. Т.В. Барчуновои Редакторы перевода К.А. Левинсон, К.В. Петренко. — М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004. — 384 с. ISBN 5-93947-016-5

В монографии известного журналиста, политолога и социолога, одного из архитекторов американского неолиберализма, Уолтера Липпмана (1889—1974) рассматриваются природа, формы существования, модели формирования и функционирования общественного мнения, механизмы воздействия на него средств массовой информации.

Кинга предназначена для специалистов в области изучения общественного мнения, психологов, социологов, журналистов, а также для студентов и аспирантов гуманитарных факультетов высших учебных заведений.

Оглавление

• Предисловие переводчика
• Часть 1. Введение
• Глава 1. Внешний мир и его картина в нашем сознании
• Часть 2. Взаимодействие с внешним миром
• Глава 2. Цензура и секретность
• Глава 3. Контакты и получение информации
• Глава 4. Время и внимание
• Глава 5. Скорость, слова, ясность
• Часть 3. Стереотипы
• Глава 6. Стереотипы
• Глава 7. Стереотипы как зашита
• Глава 8. Слепые зоны (blind spots) и их значение
• Глава 9. Кодексы и их противники
• Глава 10. Выявление стереотипов
• Часть 4. Интересы
• Глава 11. Привлечение интереса
• Глава 12. Новый взгляд на индивидуальные интересы
• Часть 5. Создание общей воли
• Глава 13. Перенос интересов
• Глава 14. Да или нет
• Глава 15. Лидеры и рядовые члены общества
• Часть 6. Образ демократии
• Глава 16. Эгоцентричный человек
• Глава 17. Самодостаточное сообщество
• Глава 18. Роль силы, патроната (patronage) и привилегии
• Глава 19. Старый образ в новой форме: гильдейский социализм
• Глава 20. Новый образ
• Часть 7. Газеты
• Глава 21- Покупающая публика
• Глава 22. Постоянный читатель
• Глава 23. Природа новостей
• Глава 24. Новости, истина и вывод
• Часть 8. Организованный интеллект
• Глава 25. Первый шаг
• Глава 26. Информационное обеспечение
• Глава 27. Обращение к общественности
• Глава 28. Обращение к разуму

Теория стереотипов У. Липпмана.

Уолтер Липпман ( 1889—1974 Нью-Йорк) — американский писатель, журналист, политический обозреватель, автор оригинальной концепции общественного мнения. Двукратный лауреат Пулитцеровской премии (в 1958 и 1962 годах).

Как политический обозреватель с 1911 года участвовал в предвыборной кампании, где поддерживал партию прогрессвистов во главе с Теодором Рузвельтом в выборах 1912 года.

В 1916 году Липпман стал членом команды Вудро Вильсона и Демократической партии. Кроме того, в годы работы с Вильсоном он стал одним из делегатов Парижской мирной конференции, а также соавтором конвенции о создании Лиги Наций.

В 1920 карьера Липпмана продолжилась во влиятельном издании Нью-Йорк Уорлд, где с 1929 года он стал одним из редакторов. В период работы в Нью-Йорк Уорлд Липпман издал книги «Общественное мнение» и «Призрак Общественности»

Теория стереотипов начала складываться после выхода в свет в 1922гю книги америк. социолога, психолога и журналиста  Уолтера Липпмана «Общественное мнение», которая ввела в науку понятие «стереотипа» (от греч. стереос – зрительный и тип – образ).

Согласно концепции Липпмана, «стереотип» — это упрощенное, заранее принятое представление о предметах и явлениях действительности, не вытекающее из собственного опыта человека, а возникающее на основе опосредованного восприятия. Формирование стереотипа проходит 3 этапа – 1 – «выравнивание», 2 – усиление 3 – ассимиляция. Вначале объект сводится нескольким простым признакам, затем им придается особая значимость, и наконец, выбираются некоторые «выровненные» и «усиленные» черты объекта для построения образа. Стереотип, считал Липпман, содержит в себе оценочный элемент, это не просто упрощение, он «в высшей степени заряжен чувствами».

Стереотипы первоначально возникают спонтанно, в силу неизбежной потребности чел-ка в экономии внимания. Это «картинки», появляющиеся в нашем сознании при упоминании тех или иных понятий. Стереотип однозначен, он делит мир на две категории – на знакомое и незнакомое. Знакомое становится синонимом хорошего, а незнакомое соответственно – синонимом плохого.

Стереотип двойственен: он может быть как позитивной, так и негативной установкой. Стереотипы часто способствуют возникновению предубеждений. Стереотип всегда соотнесен с групповыми чувствами и групповыми действиями.

Внимание!

Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.

В основе манипуляции общ. сознанием лежит исп-е соц. стереотипов и мифов. Социальный стереотип – это окостеневшая соц.установка, упрощенный схематиз.образ соц.объектов и событий, обл. значительной устойчивостью. Манипулирование социальными стереотипами лежит в основе социальной мифологии. Термин «миф» стал использоваться для обозначения представлений, умышленно применяемых господствующими силами общества для воздействия на массы. Он включает в себя идеализированное представление масс о прошлом, настоящем и будущем определенной социально-политической системы (общества, страны), которые используются властвующей элитой для защиты данной системы и своего господствующего положения в ней. Кроме того, социальный миф включает в себя систему идеалов, ценностей и представлений широких масс о том, каким должно быть общество. С помощью них манипуляторы воздействуют на общественное мнение и поведение людей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});  

Липпман аргументирует тезис об ограниченности общественного мнения, который вытекает из неспособности «среднего обывателя» критически оценивать информацию и его склонность мыслить стереотипами.

Итак, стереотипы – писал Липпман – это предвзятые мнения, которые управляют всем процессом восприятия. При этом журналистам Липпман советовал опираться на стереотипы и рутинные мнения, «безжалостно игнорируя тонкости», т.к. при соблюдении этих условий читатель воспринимает их сообщения легко и безоговорочно, без внутренней борьбы и критического анализа. Основную задачу жур-ки он видел в стандартизации описываемого явления. Использование стереотипов открывает перед журналистами широкие возможности манипуляции массовым сознанием. Липпман отмечал: «из всех средств влияния на чел-ка самым тонким и обл. исключ. силой внушения явл. те, которые созд. и поддерж. галерею стереотипов. Нам рассказывают о мире прежде, чем мы его увидим. Мы представляем себе большинство вещей прежде, чем познакомимся с ними на опыте.

И эти предварительные представления из глубины управляют всем процессом восприятия». И возможно благодаря этому теория стереотипов Липпмана стала методологической основой PR и всех видов пропаганды

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

ⓘ Энциклопедия — Стереотип — Вики Вы знали?

                                     

1.5. Западная традиция У. Липпман Советская традиция

В 1920 — 1930-е годы физиологическая школа И. П. Павлова активно занималась изучением феномена, названного Павловым «динамической стереотипией». В основу представления русской физиологической школы о стереотипе легла способность мозга фиксировать однотипные изменения среды и соответственно реагировать на эти изменения.

Определение динамического стереотипа по И. П. Павлову — слаженная уравновешенная система внутренних процессов больших полушарий, соответствующая внешней системе условных раздражителей. Отметим, что определение академика Павлова содержательно соответствует определению системности Э. А. Асратяна. Возможно привести и другое определение, где стереотип это цепь нервных следов от прежних раздражителей, срабатывающих, в отличие от условных и безусловных рефлексов, в отсутствие внешнего стимула.

Осознание необходимости концептуализации стереотипа пришло в ходе экспериментов по выработке условных рефлексов на чередующиеся через одинаковые паузы положительные и отрицательные звуковые и кожные раздражители. Выявленный эффект заключался в том, что после укрепления такой деятельности новые рефлексы вырабатывались очень быстро, а в ряде случаев возникали с первого же применения новых раздражителей, при этом воспроизводился ранее сформированный ритм возбуждения и торможения, соответствующий порядку применения положительных и отрицательных сигналов.

На изменение внешнего стереотипа мозг реагирует рядом характерных перестроек, которые отражаются в отдельных звеньях системы, во всей системе или, наконец, всей высшей нервной деятельности. Внешние изменения могут привести как к улучшению, так и к ухудшению протекания высших функций вплоть до развития глубокого невроза. Павлов обратил внимание, что «процессы установки стереотипа и нарушений его и есть субъективно разнообразные положительные и отрицательные чувства».

Содержательно связь между «динамической стереотипией» Павлова и стереотипами Липпмана представляется достаточно прозрачной для обоих важно что стереотип это слепок окружающей реальности, позволяющий адаптироваться к многообразию, хотя различие подходов к изучению понятно: Липпман акцентирует внимание на социальности стереотипов и того, какое значение они играют в функционировании общества и общностей, а Павлов — на физиологии нервной деятельности.

Абітурієнту

Національний університет цивільного захисту України — один із найстаріших закладів вищої освіти – єдиний у системі ЗВО нашої держави, який здійснює підготовку фахівців за всіма освітньо-кваліфікаційними рівнями й спеціальностями для цивільного захисту України та інших країн. Історія закладу розпочалася ще в далекому 1928-му із Всеукраїнських пожежно-технічних курсів, які через два роки дістали статус Харківського пожежного технікуму, у 1946 році – пожежно-технічного училища, у 90-х та 2000-их – інституту, академії. Від 2009 року заклад акредитовано як Національний університет цивільного захисту України.

За роки функціонування закладу підготовлено понад 35 тисяч фахівців, серед них — майже 800 спеціалістів для Республіки Азербайджан, Таджикистану, Молдови, Грузії, Вірменії. Його випускники очолювали МНС України та Республіки Білорусь, гарнізони пожежної охорони, МНС й управління МВС на теренах нашої держави й колишнього СРСР. 30 випускників стали генералами. До слова, один із них – генерал-лейтенант служби цивільного захисту Володимир Садковий упродовж багатьох років очолює НУЦЗУ.

Навчально-виховний процес в НУЦЗУ забезпечують 32 кафедри. Науковий потенціал – це майже 58 докторів наук і професорів, 285 кандидатів наук.

Серед науково-педагогічних працівників університету науковий потенціал складає 97% докторів і кандидатів наук, професорів, доцентів й старших дослідників. В університеті працює найбільше докторів і кандидатів наук України з профільних спеціальностей (пожежна безпека та цивільний захист). Цей потужний науковий потенціал у повній мірі забезпечує якісний навчально-виховний процес та науково-дослідну (інноваційну) діяльність вишу.

Наразі в НУЦЗУ функціонують п’ять факультетів: цивільного захисту, оперативно-рятувальних сил, соціально-психологічний, пожежної безпеки, техногенно-екологічної безпеки, а також відокремлений структурний підрозділ університету – Черкаський інститут пожежної безпеки імені Героїв Чорнобиля.

Підготовку фахівців здійснюють за всіма освітньо-кваліфікаційними та освітньо-науковими рівнями (бакалавр, магістр, доктор філософії, доктор наук). У  стінах НУЦЗУ курсанти й студенти опановують дев’ять професій (цивільну безпеку, пожежну безпеку, хімічні технології та інженерію, психологію, екологію, технології захисту навколишнього середовища, публічне управління та адміністрування, менеджмент і туризм) за 18 спеціалізаціями.

Підготовку фахівців вищої кваліфікації здійснюють через докторантуру та ад’юнктуру, яка відповідно до вимог нормативних документів має ліцензію на п’ять спеціальностей – цивільна безпека, пожежна безпека, технології захисту навколишнього середовища, психологія, публічне управління та адміністрування.

В університеті функціонують чотири спеціалізовані вчені ради з розгляду кандидатських і докторських дисертацій за спеціальностями пожежна безпека, цивільний захист, екологічна безпека, психологія діяльності в особливих умовах, механізми державного управління, ДУ в сфері державної безпеки та охорони громадського порядку. Тож кожен аспірант, докторант має добру нагоду захистити свої наукові напрацювання.

В університеті є унікальний тренувальний полігон у межах міста, розташований за адресою: вул. Баварська,7. На цій території проходять практичні заняття в умовах, наближених до реальних. Тут є автотехніка, яка імітує ДТП за участі громадського транспорту (автомобіля, автобуса та тролейбуса), штучно створені зруйновані будівлі й завали, справжнісінькі гелікоптер Мі-8 та літак АН-26, на яких курсантів навчають ліквідувати будь-які надзвичайні ситуації на авіатранспорті, а також залізнична цистерна, де відпрацьовуються дії з ліквідації наслідків техногенних катастроф. Окрім того, обладнано два водоймища для навчання рятування на водних об’єктах та манеж для верхолазів.

Наразі університет укотре підтвердив свій статус ЗВО IV рівня акредитації з терміном дії сертифіката до 01.07.2023 року.

Цьогоріч в університеті виконують 48 науково-дослідних робіт. Із них — 43 ініціативні, п’ять – на замовлення структурних підрозділів апарату ДСНС.

П’ятий рік поспіль у стінах вишу проводять заключні етапи Всеукраїнського конкурсу студентських наукових робіт та Всеукраїнської олімпіади МОН України з цивільного захисту й пожежної безпеки. У 2017-18 роках молоді дарування вишу посіли 41 призове місце, отримавши дипломи переможців з різноманітних галузей науки Всеукраїнського конкурсу та 8 – із Всеукраїнської олімпіади МОН України. Водночас співробітники НУЦЗУ – виконавці 3-х міжнародних проектів і грантів. Також подано дві заявки на виконання ґрантів за програмою НАТО в 2019 році.

Дбають тут і про розвиток матеріально-технічної бази. Зокрема, створюють нові лабораторії, інтерактивні комплекси. 2018 року у день святкування 90-річного ювілею закладу вищої освіти Державної служби України з надзвичайних ситуацій було відкрито нові аудиторії, серед яких — кризовий центр, оснащені комп’ютерною та сучасною мультимедійною технікою, інтер-активними дошками та міні-АТС для розгортання оперативного зв’язку між учасниками навчального процесу. Також було презентовано найсучасніший та єдиний на території нашої держави Центр впровадження психотренінгових технологій. Головним завданням Центру є впровадження сучасних психотренінгових технологій в систему підготовки, супроводу та відновлювального періоду фахівців ДСНС України, а також всіх фахівців ризиконебезпечних професій для забезпечення надійності діяльності персоналу. Основним напрямом функціонування є впровадження сучасних психотренінгових технологій в систему психологічної підготовки населення до умов надзвичайних ситуацій.

Спортивний вишкіл вихованців проводиться з чотирьох розділів: легкої атлетики, гімнастики, спортивних ігор та плавання. Крім того, проводиться велика спортивно-масова робота зі службово-прикладних видів спорту: боротьби самбо; військово-спортивного багатоборства; дзюдо; панкратіону; рукопашного бою; боксу; кікбоксингу; тхеквондо; карате; легкої атлетики; кульової стрільби; стрільби з бойової зброї; гирьового спорту; настільного тенісу; пауерліфтингу; плавання; поліатлону; пожежно-прикладного спорту; волейболу; баскетболу; міні-футболу; футболу.

У НУЦЗУ курсанти та студенти мають змогу  весело та цікаво провести свій час, займаючись у найрізноманітніших  самодіяльних художніх колективах університету: танцювальному «Флейм», вокальному «Аніма», театральному «Лицедій», літературному гуртку «Джерело», команді КВН «Люди в погонах», гуртку з малювання, вокально-інструментальному ансамблі. В університеті є унікальний музей, що вміщує понад 8 тисяч експонатів та світлин.

Отож, на сьогодні Національний університет цивільного захисту України виглядає такою потужною платформою, на якій успішно вирішують надскладні завдання освітньо-наукового та інноваційного спрямування.

Особенности возникновения стереотипов Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ

ОСОБЕННОСТИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ СТЕРЕОТИПОВ Тухужева Л.А.1, Джанкулаев А.А.2

1Тухужева Ляна Анзоровна — студент, Институт педагогики, психологии и физкулътурно-спортивного образования; Джанкулаев Адам Амерханович — студент, Институт архитектуры, строительства и дизайна, Кабардино-Балкарский Государственный университет им. Х.М. Бербекова, г. Нальчик

Аннотация: в данной статье рассматриваются особенности возникновения стереотипов, аспекты стереотипов по У. Липпману. Ключевые слова: стереотип.

В современном мире каждый из нас живет и работает на небольшой части планеты, вращается в узком кругу знакомых, из которого лишь немногих знает достаточно близко. Если происходит значительное событие, мы можем наблюдать фазу или аспект. Поэтому мы должны реконструировать события на основе сообщений других людей и нашего собственного воображения. Человек отличает от внешнего мира признаки, которые он может распознать. Они являются символами идей, а идеи играют роль имеющейся у нас в запасе системы образов. Мы не столько видим данного человека и того факта, что идет дождь, сколько мы замечаем, что этот объект — человек, а это явление — дождь, тогда мы обращаем наше внимание главным образом на то, что связано в нашем уме с этими объектами. Это связано с сокращением усилий.

В конце концов, попытка увидеть все новые и подробные, а не обобщения и методы обобщения утомительна и почти обречена на неудачу для занятого человека. Поэтому у нас уже есть устойчивое мнение относительно фактов, событий,

людей, которые существуют в обществе, группы людей, человека. Это явление было названо стереотипом.

Стереотипы также выполняют другую функцию в дополнение к экономии усилий: стереотипные системы могут служить основой нашей личной традиции и защищать наше положение в обществе. Они представляют собой упорядоченную, более или менее последовательную картину мира. Здесь удобно разместились наши привычки, вкусы, способности, удовольствия и надежды. Стереотипный образ мира может быть неполным, но это образ, к которому мы адаптировались. В этом мире люди и предметы занимают свое правильное место и действуют, как ожидается. Мы чувствуем себя как дома в этом мире, мы являемся его неотъемлемой частью.

У. Липпман выделил четыре аспекта стереотипов. Во-первых, стереотипы всегда проще реальности. Во-вторых, люди приобретают стереотипы в средствах массовой информации, в процессе общения с другими людьми и т.д. и не формулируют их на основе собственного опыта. В-третьих, все стереотипы ложны — они всегда приписывают людям специфические особенности, которые они должны иметь только потому, что принадлежат к определенной группе. В-четвертых, стереотипы очень устойчивы. Даже если люди убеждены, что стереотип ненастоящий, они обычно не отказываются от него, а утверждают, что исключение только подтверждает правило.

Стереотипы могут быть созданы на основе возраста, например, «молодые люди слушают только рок-н-ролл»; расы -«японцы неотличимы друг от друга»; религия — «ислам -религия террора»; профессии — «все юристы — мошенники» и национальности, например «все евреи жадные».

Стереотипы в большинстве случаев нейтральны, но когда они передаются от конкретного человека к группе людей (социальных, этнических, религиозных, расовых и т. д.), они часто приобретают негативный оттенок.

Система стереотипов — это не просто способ замены великолепного разнообразия и неупорядоченной реальности

упорядоченным представлением о ней, а лишь укороченный и упрощенный способ восприятия. Стереотипы гарантируют нашу самооценку; осознание наших ценностей во внешнем мире; защищать нашу позицию в обществе и наши права, и, следовательно, стереотипы наполнены чувствами, предпочтениями, симпатиями или антипатиями, связаны со страхами, желаниями, побуждениями, гордостью, надеждой.

Итак, из всего вышесказанного следует, что стереотипы являются неоднозначным проявлением социального мышления. Они живут и будут жить вечно, хотим мы этого или нет. Они несут информацию, которую люди накапливали и систематизировали на протяжении веков. Некоторые из них основаны на фактах, другие похожи на воображаемые сказки, но они были, есть и будут. И мы сами имеем возможность решать, какой из стереотипов вреден, а какой полезен, использовать то, что необходимо, и избавляться от вредных.

Список литературы

1. Ослон А. Уолтер Липпман о стереотипах: выписки из книги «Общественное мнение» // Социальная реальность, 2005. № 4. С. 125-141.

2. Липпман У. Общественное мнение / Пер. с англ. Т.В. Барчунова, под ред. К.А. Левинсон, К.В. Петренко. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004.

Теория стереотипов У.Липпмана — Студопедия

Теория стереотипов начала складываться после выхода в свет в 1922гю книги америк. социолога, психолога и журналиста Уолтера Липпмана «Общественное мнение», которая ввела в науку понятие «стереотипа» (от греч. стереос – зрительный и тип – образ).

Согласно концепции Липпмана, «стереотип» — это упрощенное, заранее принятое представление о предметах и явлениях действительности, не вытекающее из собственного опыта человека, а возникающее на основе опосредованного восприятия. Формирование стереотипа проходит 3 этапа – 1 – «выравнивание», 2 – усиление 3 – ассимиляция. Вначале объект сводится нескольким простым признакам, затем им придается особая значимость, и наконец, выбираются некоторые «выровненные» и «усиленные» черты объекта для построения образа. Стереотип, считал Липпман, содержит в себе оценочный элемент, это не просто упрощение, он «в высшей степени заряжен чувствами».

Стереотипы первоначально возникают спонтанно, в силу неизбежной потребности чел-ка в экономии внимаия. Это «картинки», появляющиеся в нашем сознании при упоминании тех или иных понятий. Стереотип однозначен, он делит мир на две категории – на знакомое и незнакомое. Знакомое становится синонимом хорошего, а незнакомое соответственно – синонимом плохого.

Стереотип двойственен: он может быть как позитивной, так и негативной установкой. Стереотипы часто способствуют возникновению предубеждений. Стереотип всегда соотнесен с групповыми чувствами и групповыми действиями.

В основе манипуляции общ. сознанием лежит исп-е соц. стереотипов и мифов. Социальный стереотип – это окостеневшая соц.установка, упрощенный схематиз.образ соц.объектов и событий, обл. значительной утсйчивостью. Манипулирование социальными стереотипами лежит в основе социальной мифологии. Термин «миф» стал использоваться для обозначения представлений, умышленно применяемых господствующими силами общества для воздействия на массы. Он включает в себя идеализированное представление масс о прошлом, настоящем и будущем определенной социально-политической системы (общества, страны), которые используются властвующей элитой для защиты данной системы и своего господствующего положения в ней. Кроме того, социальный миф включает в себя систему идеалов, ценностей и представлений широких масс о том, каким должно быть общество. С помощью них манипуляторы воздействуют на общественное мнение и поведение людей.

Липпман аргументирует тезис об ограниченности общественного мнения, который вытекает из неспособности «среднего обывателя» критически оценивать информацию и его склонность мыслить стереотипами.

Итак, стереотипы – писал Липпман – это предвзятые мнения, которые управляют всем процессом восприятия. При этом журналистам Липпман советовал опираться на стереотипы и рутинные мнения, «безжалостно игнорируя тонкости», т. к. при соблюдении этих условий читатель воспринимает их сообщения легко и безоговорочно, без внутренней борьбы и критического анализа. Основную задачу жур-ки он видел в стандартизации описываемого явления. Использование стереотипов открывает перед журналистами широкие возможности манипуляции массовым сознанием. Липпман отмечал: «из всех средств влияния на чел-ка самым тонким и обл. исключ. силой внушения явл. те, которые созд. и поддерж. галерею стереотипов. Нам рассказывают о мире прежде, чем мы его увидим. Мы представляем себе большинство вещей прежде, чем познакомимся с ними на опыте. И эти предварительные представления из глубины управляют всем процессом восприятия». И возможно благодаря этому теория стереотипов Липпмана стала методологической основой PR и всех видов пропаганды.

Главная — Школа №619

Добро пожаловать

Школа 619 — ты перекресток надежд, место, где встречаются настоящее, прошлое, будущее.
Школа 619 – ты привычно держишь руку на пульсе времени, смотришь вперед.
Школа 619 — вот уже 20 лет ты учишь и учишься, экспериментируешь и ошибаешься, потому что ты — одна из первых в стране, пошла по пути развития инновационного образовательного поведения.
Сегодня Школа №619 Калининского района Санкт-Петербурга – лидер образования, интерактивная площадка, куда съезжаются для обмена опытом взрослые и дети из разных регионов России и других стран. Одно из самых ценных и значимых событий недавнего времени — заключение договора о сотрудничестве с ереванской школой №8 им. А. С Пушкина, с которого началась теплая и крепкая дружба двух школ. Для нас это страничка новой истории.
Один из слоганов школы, родившийся 20 лет назад – «Дети и взрослые, объединяйтесь!» — сегодня стал общим направлением движения: дети и взрослые вместе обсуждают вопросы совершенствования системы образования, вместе совершают научные открытия, вместе творят и выходят на сцену, – вместе идут к общему успеху!
В области образования грядут глобальные изменения. Ученые утверждают: чтобы добиться реального успеха, нужно развивать в себе те способности, которые недоступны искусственному интеллекту, — креативность, воображение, инициативу, лидерские качества.
Школа № 619 делает ставку на развитие личности ребенка и его лидерских качеств. Здесь ребенок с первых дней ученичества пробует свои силы в разных видах творческой, научной, спортивной и общественной деятельности. В школе создано пространство, в котором ученику предоставлены все возможности для раскрытия своей индивидуальности.
Собственная научно-практическая конференция «Многогранная Россия» и STA-лаборатория, проект «Абитуриент», лидерское движение, Малые Олимпийские игры, студии танца и вокала, легоконструирование и робототехника, детский театр, студия КВН и школьное ТВ, многообразие спортивных секций и собственный литературно-художественный журнал, обучение с оздоровлением, поддержка одаренных учащихся, творческие выезды во время каникул – вот он, настоящий праздник интеллекта, творчества, здоровья, воображения.
Школа 619 – ты как оркестр, где каждый музыкант, инструмент ведет свою партию, а в целом – рождается искусство. Ведь только тогда, когда школа поднимается от ремесла до искусства, она способна дать достойное образование и воспитание.

Вальтер Липпманн о преодолении склонности разума к предвзятым представлениям — Сбор мозга

«Мы слышим и постигаем только то, что уже наполовину знаем», — писал Торо, размышляя с необыкновенной ясностью о том, что нужно, чтобы постичь реальность, не ослепленную нашими предубеждениями. Время от времени, в редкое и восхитительное время, занавес наших предубеждений поднимается, и мы можем видеть, как это сделала Вирджиния Вульф, «за ватой повседневной жизни» и испытывать «откровение некоторого порядка», когда мы воспринимаем реальность как это действительно так.Но таков парадокс сознания: без предвзятого мнения — не имея уже наполовину шаблонных и наполовину нанесенных на карту мира, который мы пытаемся воспринимать и ориентироваться, — нам пришлось бы заново оценивать каждый мельчайший объект, на который попадает наше внимание. Мы бы увидели не стол, а несколько кусков дерева, геометрию форм и поверхностей, расположение атомов, которые нам пришлось бы обрабатывать каждый раз заново, чтобы воспринимать объект, который мы понимаем как стол. Без наших предубеждений мы были бы настолько захвачены грубой реальностью, что оказались бы парализованными из-за недостаточной вычислительной мощности.

Итак, мы разрабатываем схемы — сокращения восприятия, которые предварительно обрабатывают то, с чем мы сталкиваемся, чтобы избавить нас от этого невозможного когнитивного труда. Положительная сторона — выживание; обратная сторона, неизбежно, моральная: каждая вещь, которую мы предвзято представляем, ослепляет нас в отношении того, что есть на самом деле — тенденция, которая, когда она поднимается до уровня социального восприятия в форме стереотипов, метастазирует в статус-кво, который делает сильных мира сего еще более могущественными. а у власти бедных все беднее. «Мы создали мир, в котором живем, и мы должны это исправить», — заметил Джеймс Болдуин, размышляя о свободе и о том, как мы заключаем себя в тюрьму — наблюдение, основанное на знании того, что создание и разрушение этого мира — наши ловушки и наша свобода заключаются в переосмыслении этих предубеждений, которые удерживают структуры власти на месте.

Это то, что великий писатель, теоретик СМИ и политический критик Уолтер Липпманн (23 сентября 1889 — 14 декабря 1974) исследовал поколение до Болдуина в книге Public Opinion ( бесплатная электронная книга | публичная библиотека ) — чрезвычайно проницательная книга 1922 года, которая дала нам Липпмана по психологии обмана и самообмана.

Вальтер Липпманн

Опираясь на прекрасную историческую формулировку психолога-первопроходца Уильяма Джеймса, описывающую первое восприятие мира ребенком как «одно большое цветущее и жужжащее смятение», Липпманн пишет:

Несколько фактов в сознании кажутся просто заданными.Кажется, что большинство фактов в сознании частично созданы. Отчет — это совместный продукт знающего и известного, в котором роль наблюдателя всегда избирательна и обычно творческая. Факты, которые мы видим, зависят от того, где мы находимся, и от привычек наших глаз.

[…]

По большей части мы сначала не видим, а потом определяем, сначала определяем, а потом видим. В великом цветущем, шумном беспорядке внешнего мира мы выбираем то, что наша культура уже определила для нас, и мы склонны воспринимать то, что мы выбрали в форме, стереотипной для нас нашей культурой.

Липпманн рассматривает, как мы автоматизируем классификацию того, что мы встречаем, по заранее заданным категориям восприятия:

При необученном наблюдении мы выбираем узнаваемые знаки из окружающей среды. Знаки обозначают идеи, и мы дополняем их нашими изображениями. Мы не столько видим этого человека и тот закат; скорее мы замечаем, что это человек или закат, а затем видим главным образом то, чем наш ум уже полон по этим предметам.

Искусство Хелен Бортен из Do You See What I See?

Писавший в то время, когда философ-экзистенциалист Мартин Бубер рассматривал дерево как урок осознания суверенного достоинства обобщенного другого, Липпман взвешивает цену этой экономии восприятия:

Те, кого мы любим и восхищаемся больше всего, — это мужчины и женщины, сознание которых плотно заселено людьми, а не типами, которые знают нас, а не классификацией, в которую мы могли бы вписаться. Ведь даже не формулируя это про себя, мы интуитивно чувствуем, что вся классификация связана с некоторой целью, не обязательно нашей собственной; что между двумя человеческими существами ни одна ассоциация не имеет окончательного достоинства, в которой каждый не считает другого самоцелью. В любом контакте между двумя людьми есть пятно, которое не подтверждает в качестве аксиомы личную неприкосновенность обоих.

Липпманн отмечает, что больше всего в наших межличностных отношениях портится то, что мы берем одну черту другого и экстраполируем из нее целый тип, заполняя остальную часть картины уже имеющимся у нас стереотипом об этом «человеке».«Эта раскраска карикатур дает нам наша культура на столь раннем этапе нашего нравственного развития и так тайно, что мы невольно растем, не подозревая о ее влиянии на наш образ жизни и наше уважение к другим.

Искусство Изола из Daytime Visions

За два десятилетия до того, как Ханна Арендт заявила, что «общество обнаружило дискриминацию как великое социальное оружие, с помощью которого можно убивать людей без кровопролития», и за столетие до того, как социологи пришли изучить, как бессознательные предубеждения влияют даже на наиболее сознательных людей, Липпманн предлагает элегантный анализ того, как работают стереотипы — как они помогают нам, как они причиняют нам вред и как жить с ними таким образом, чтобы их когнитивная помощь была максимальна, а их социальный ущерб минимизирован:

Самым тонким и наиболее распространенным из всех влияний являются те, которые создают и поддерживают репертуар стереотипов. Нам рассказывают о мире до того, как мы его увидим. Мы представляем большинство вещей до того, как переживаем их. И эти предубеждения, если образование не сделало нас остро осознающими, глубоко управляют всем процессом восприятия. Они отмечают определенные объекты как знакомые или странные, подчеркивая разницу, так что слегка знакомое воспринимается как очень знакомое, а несколько странное — как резко чуждое … Если бы в окружающей среде не было практического единообразия, не было бы экономии и только ошибка в человеческой привычке принимать предвидение за зрение.Но есть достаточно точные единообразия, и необходимость экономии внимания настолько неизбежна, что отказ от всех стереотипов в пользу совершенно невинного подхода к опыту обедняет человеческую жизнь.

Важен характер стереотипов и легковерность, с которой мы их используем. И они, в конце концов, зависят от тех инклюзивных паттернов, которые составляют нашу философию жизни. Если в этой философии мы предполагаем, что мир кодируется в соответствии с кодом, которым мы обладаем, мы, вероятно, сделаем наши отчеты о том, что происходит, описывая мир, управляемый нашим кодом. Но если наша философия говорит нам, что каждый человек — лишь небольшая часть мира, что его интеллект улавливает в лучшем случае только фазы и аспекты в грубой сети идей, тогда, когда мы используем наши стереотипы, мы склонны знать, что они только стереотипы, относиться к ним легкомысленно, с удовольствием изменять. Мы также стремимся все яснее и яснее осознавать, когда возникли наши идеи, где они возникли, как они пришли к нам, почему мы их приняли. Таким образом, вся полезная история является антисептической. Это позволяет нам узнать, какая сказка, какая школьная книга, какая традиция, какой роман, пьеса, картина, фраза посеяли одно предубеждение в этом уме, другое — в этом.

Одна из иллюстраций Артура Рэкхема к редкому изданию «Сон в летнюю ночь» 1926 года

И все же великая трагедия человеческого общества — трагедия, разразившаяся разрушительным образом за столетие после Липпмана, от Холокоста до XXI века. Различные искажения демократии века, заключающиеся в том, что власть имущие не хотят легкомысленно относиться к стереотипам и с радостью изменять их, потому что стереотипы — это то, как они закрепляют свое место в мире и поддерживают мировой порядок, который является источником их власти. Липпманн пишет:

Системы стереотипов могут быть ядром нашей личной традиции, защитой нашего положения в обществе.

Это упорядоченная, более или менее последовательная картина мира, к которой приспособились наши привычки, наши вкусы, наши возможности, наши удобства и наши надежды. Они могут быть неполной картиной мира, но они представляют собой картину возможного мира, к которому мы адаптированы. В этом мире у людей и вещей есть свои хорошо известные места, и они делают определенные ожидаемые вещи.Мы чувствуем себя там как дома. Мы вписываемся. Мы члены. Мы знаем дорогу. В этом мы находим очарование знакомого, нормального, надежного; его бороздки и формы — это то место, где мы привыкли их находить. И хотя мы отказались от многого, что могло бы нас искушать, прежде чем мы втиснулись в эту форму, когда мы твердо в ней, она сидит так же плотно, как старая обувь.

Неудивительно, что любое нарушение стереотипов кажется атакой на основы вселенной.Это нападение на основы нашей вселенной , и, когда на карту поставлены большие вещи, мы не сразу признаем, что существует какое-либо различие между нашей вселенной и вселенной.

Рисунки Лео и Дайан Диллон из фантастической иллюстрированной книги 1973 года Blast Off Линды К. Кейн и Сьюзан Розенбаум

Эти искаженные карты вселенной — как и все карты — ограничивают ландшафт возможностей, заменяя доминирующее мировоззрение типичным. и справедливое отображение действительности.Они удерживают власть и удерживают обездоленных на своем месте. Липпманн исследует их эффект ослепления и разрушения:

Образец стереотипов не нейтрален. Это не просто способ подменить порядок великого цветущего, гудящего замешательства реальности. Это не просто кратчайший путь. Это все эти вещи и еще кое-что. Это гарантия нашего самоуважения; это проекция на мир нашего собственного чувства собственной ценности, нашего собственного положения и наших собственных прав.Таким образом, стереотипы сильно зависят от привязанных к ним чувств. Они являются крепостью нашей традиции, и за ее защитой мы можем продолжать чувствовать себя в безопасности на том месте, которое мы занимаем.

[…]

Стереотип не только экономит время в занятой жизни и защищает наше положение в обществе, но и защищает нас от всех сбивающих с толку последствий попыток смотреть на мир постоянно и видеть его целиком.

Даже Аристотель, идеи которого остаются опорой современной демократии, был поражен этим ужасным слепым пятном общественного сознания — он тоже не желал отказываться от своей карты вселенной, утверждая, что рабы были порабощены, потому что их природа была рабами а женщины были подчиненными, потому что подчиняться было их природой.Липпманн предостерегает от пресловутого упорства стереотипов:

Нет ничего более стойкого к образованию или критике, чем стереотип. Он опирается на доказательства в самом акте их закрепления.

Эта система предубеждений сообщает наш код бытия и весь наш интерфейс с миром:

Мораль, хороший вкус и хорошая форма сначала стандартизируют, а затем подчеркивают некоторые из этих основополагающих предрассудков. Приспосабливая себя к нашему коду, мы корректируем факты, которые мы видим, к этому коду.С рациональной точки зрения факты нейтральны для всех наших взглядов на добро и зло. Собственно, наши каноны во многом определяют, что и как мы будем воспринимать.

[…]

В основе каждого морального кодекса — изображение человеческой природы, карта вселенной и версия истории. К человеческой природе (той, что была задумана), во вселенной (той, которую представляли), после истории (так понимаемой), применяются правила кодекса.

«Карта мира для дураков» (1580–1590), из Cosmigraphics Майкла Бенсона

И все же наступает момент, когда код и факты расходятся, и факты нельзя игнорировать.Никакого производства «альтернативных фактов» недостаточно, чтобы притупить разрушающую стереотипы край реальности. Указывая на эти моменты как на горнило перемен, Липпманн пишет:

Такой момент есть всегда, потому что наши представления о том, как ведут себя вещи, проще и фиксированнее, чем приливы и отливы дел. Поэтому наступает время, когда слепые пятна переходят с края поля зрения в центр. Тогда, если не будет критиков, у которых хватит смелости бить тревогу, и лидеров, способных понять изменения, и людей, терпимых по привычке, стереотипам, вместо экономии усилий и сосредоточения энергии … могут сорвать усилия и тратить энергию людей, ослепляя их.

[…]

Образец стереотипов, лежащих в основе наших кодов, во многом определяет, какую группу фактов мы увидим и в каком свете мы увидим их.

Липпманн рассматривает нашу ответственность как граждан и социальных существ, которые склонны к этим стереотипам и, в некотором глубоком смысле, зависят от них — как мы можем удерживать их таким образом, чтобы это помогало нам и другим, не обременяя нас моральной обратной стороной этого когнитивные технологии:

Тем не менее, люди без предрассудков, люди с совершенно нейтральным видением настолько немыслимы в любой цивилизации, о которой полезно думать, что никакая система образования не может быть основана на этом идеале. Предрассудки можно обнаружить, обесценить и исправить, но до тех пор, пока ограниченные люди должны сжаться до короткой школьной подготовки, чтобы иметь дело с обширной цивилизацией, они должны носить с собой ее изображения и иметь предрассудки. Качество их мышления и действий будет зависеть от того, являются ли эти предрассудки дружественными, дружественными по отношению к другим людям, к другим идеям, вызывают ли они любовь к тому, что считается положительно хорошим, а не ненависть к тому, что не содержится в их версии. Добро.

Искусство Дженнифер Оркин Льюис из Love Found

Поскольку эти предрассудки являются частью нашей культурной мифологии, Липпманн напоминает нам, что мы должны относиться к ним так же, как и ко всем мифам:

Чего миф никогда не содержит, так это критической силы, отделяющей его истину от его ошибок. Ибо эта сила приходит только через осознание того, что никакое человеческое мнение, независимо от его предполагаемого происхождения, не является слишком возвышенным для проверки свидетельствами, что каждое мнение — это только чье-то мнение. И если вы спросите, почему проверка доказательств предпочтительнее любого другого, ответа нет, если только вы не захотите использовать этот тест для его проверки.

Дополните этот конкретный аспект вневременного и глубоко проницательного Public Opinion с Галилеем о критическом мышлении и глупости веры в наши предубеждения и комплектом для обнаружения вздора Карла Сагана, а затем насладитесь прекрасным коротким стихотворением Люсиль Клифтон о видении за пределами нашего шаблонного восприятия другие живые существа.

Двадцатый и двадцать первый века, Джон Вудс и Александр Барна

Обозначение проблем

2 из 3

Преподавание Ближнего Востока, арабов, мусульман или ислама в современной средней школе или колледже представляет собой педагогическую проблему. Очевидно, что вместо того, чтобы принимать и усваивать новую информацию, сообщаемую им, негативное восприятие, отношения и стереотипы могут заставить учащихся отвергать или отрицать обоснованность заявлений об истине, несовместимых с их собственными. Как проницательно заметил Вальтер Липпманн в Public Opinion (1922): «Единственное чувство, которое может возникнуть у любого человека по поводу события, которого он не переживает, — это чувство, которое вызывает его мысленный образ этого события». Таким образом, в контексте образования учителям необходимо определить, что их ученики думают, что они знают, чтобы понять их убеждения и построить основу для взаимопонимания.

Чтобы понять термин «стереотип» в его нынешнем употреблении, поучительно снова обратиться к Липпману.Он определил «стереотип» как «искаженное изображение или изображение в сознании человека, не основанное на личном опыте, а полученное культурным путем». Липпманн рассуждал, что формирование стереотипов обусловлено социальными, политическими и экономическими мотивами, и по мере того, как они передаются от одного поколения к другому, они могут стать широко распространенными и устойчивыми к изменениям. Исторически сложилось так, что государственные деятели мобилизовали стереотипы на службе социального процесса, который Липпманн называет «изготовлением согласия». Например, во время войны или экономических трудностей правительства использовали стереотипы, чтобы изменить этические ландшафты и очертить новые границы, отделяющие протагонистов («внутреннюю группу») от антагонистов («чужую группу» или «врага»).Если довести до логической крайности, такого рода поляризация «мы против них» в конечном итоге позволяет членам внутренней группы терпеть или даже рационализировать нанесение вреда членам воспринимаемой чужой группы.

Следует отметить два других использования стереотипов: психологическое и эпистемологическое. Психологическое построение полярно-противоположной фольги обеспечивает козла отпущения, на которого члены внутри группы проектируют или передают качества внутри своего общества, которые они считают неприемлемыми или недопустимыми.Это умственное стремление имеет эпистемологическую выгоду. Создавая фольгу и приписывая ей набор определяемых характеристик, член внутренней группы приобретает «знание» о внешней группе, что помогает ему или ей в сокращении угрожающей, непредсказуемой и неизвестной сущности до более простой, предсказуемый и узнаваемый противник. Липпманн дает полезное описание всех трех случаев использования стереотипов в следующем отрывке:

Система стереотипов может быть стержнем нашей личной традиции, защитой нашего положения в обществе.Они могут быть неполной картиной мира, но они представляют собой картину возможного мира, к которому мы адаптированы. В этом мире у людей и вещей есть свои хорошо известные места, и они делают определенные ожидаемые вещи. Мы чувствуем себя там как дома. Поэтому неудивительно, что любое нарушение стереотипов кажется атакой на Основы Вселенной. [Образец стереотипов] — это проекция на мир нашего собственного чувства собственной ценности, нашего собственного положения и наших собственных прав. Таким образом, стереотипы сильно зависят от привязанных к ним чувств.Они являются крепостью нашей традиции, и за ее защитой мы можем продолжать чувствовать себя в безопасности на занимаемых нами позициях.

Структурно стереотипы принимают форму «порочного регресса». Укоренившийся в невежестве, заблуждениях, негативных образах и установках, стереотип представляет собой искаженную мысленную картину или набор образов, которые через редукционизм развиваются в предрассудки, предубеждения и, в конечном итоге, в расизм. В этом процессе задействованы два мощных, связанных риторических образа: синекдоха и метонимия.Синекдоха — это фигура речи, в которой часть чего-либо представляет собой целое, конкретное — общее или наоборот. Примеры включают руку для матроса, закон для полицейского и сталь для меча. Метонимия предполагает замену, когда понятие заменяется чем-то, с чем оно тесно связано. Примеры метонимии включают использование слова Вашингтон для обозначения федерального правительства Соединенных Штатов. Оба эти термина используются для создания стереотипов о Ближнем Востоке, исламе и мусульманах.Например, любой мусульманин может стоять и говорить от имени всех мусульман во всем мире. Мусульманин и араб часто сливаются в одну идентичность, предполагая, что все мусульмане в некотором роде арабы, и наоборот. Точно так же правительство национального государства с мусульманским большинством неотличимо от других национальных государств с мусульманским большинством. Материальные объекты, связанные с Ближним Востоком — верблюды, пальмовые оазисы, одежды, палатки и песок — метонимически обозначают всю арабо-исламскую религию и цивилизацию.Саддам Хусейн представляет всех иракцев, а аятолла Хомейни или Махмуд Ахмадинежад — всех иранцев. Наконец, исламская религия и культура рассматриваются как монолитные, никогда не делающие различий между религиозным и светским, священным и профанным.

Ссылки поддержки:

«За пределами стереотипов». Совет по американо-исламским отношениям (CAIR). Ссылка на ресурс (по состоянию на 24 июня 2010 г.).

«Разделенные мы падаем». Веб-страница раздела СМИ: Ссылка на ресурс (дата обращения 24 июня 2010 г.).Следующая ссылка ведет на официальный веб-сайт фильма: Ссылка на ресурс (дата обращения 24 июня 2010 г.).

Липпманн, Вальтер. «Общественное мнение.» Google Книги. Ссылка на ресурс (по состоянию на 24 июня 2010 г.).

«Стереотип». Википедия. Ссылка на ресурс (по состоянию на 24 июня 2010 г.).

Понимание предрассудков. Ссылка на ресурс (по состоянию на 24 июня 2010 г.).

«Лики врага»

Вальтер Липпманн: чему мы можем научиться из его знаменитой критики демократии

Вальтер Липпманн Public Opinion , опубликованный в 1922 году, является наиболее убедительной критикой демократии, которую я когда-либо читал.Вскоре после того, как она была опубликована, Джон Дьюи, великий защитник демократии и самый важный американский философ того времени, назвал книгу Липпмана «самым эффективным обвинением демократии в ее нынешнем виде».

Липпманн задает простой вопрос: могут ли граждане получить базовые знания в области общественных дел, а затем сделать разумный выбор в отношении того, что им делать? Его ответ — нет, и весь смысл книги состоит в том, чтобы выявить разрыв между тем, что мы называем демократией, и тем, что мы знаем о том, как на самом деле ведут себя люди.

Большинство теоретиков демократии в 20-м веке считали, что большее количество информации приведет к более информированному гражданству, а более информированное население сможет выполнить основное обещание демократии. Они были не правы. Больше информации не обязательно ведет к более просвещенному гражданскому участию — это с такой же вероятностью приведет к большему шуму, большему пристрастию и большему невежеству (нажмите здесь, здесь и здесь, чтобы найти исследования, подтверждающие это). Действительно, более информированные избиратели практикуют более партийный самообман.

Вторая половина книги пытается решить все проблемы, обнаруженные в первой части. Здесь Липпман терпит поражение, и он терпит поражение, потому что его решение проблем демократии состоит в отказе от всего, что делает демократию стоящей. Он не мог понять, как разумно направлять общественное мнение, поэтому он стремился полностью его преодолеть, создав «бюро экспертов», которое будет определять государственную политику от имени общественности. Но это совсем не демократия; это в лучшем случае технократия, в худшем — олигархия.

Сегодня в моде пессимизм Липпмана. После Брексита и избрания Дональда Трампа возник целый жанр научно-популярной литературы, пытающейся объяснить, как умирают демократии или почему западный либерализм отступает. Ученые мужи и аналитики утверждали, что демократия «разлагается» во всем мире и что Америка превращается в авторитарное государство.

Вот почему важно отметить, что каким бы убедительным ни был диагноз Липпманна о недостатках демократии, он, похоже, упустил кое-что существенное в эластичности демократических систем.В конце концов, вот и мы, почти столетие спустя, и Америка стала более могущественной, более терпимой, более богатой и даже более демократичной. Возможно, в этом расхождении есть уроки и для нынешнего момента паники.

Миф о демократии

Липпманн начинает свою критику с взрыва романтического видения демократии, поддерживаемого американскими основателями.

Они воображали, что граждане, независимо от того, насколько разросшимся государство, по-прежнему будут функционировать так же, как в небольших автономных сообществах, существовавших в 18 веке.Иными словами, их попросят принять решение по вопросам, с которыми они имели непосредственный опыт. Они думали о белых мужчинах-фермерах, владеющих собственностью, которые понимают свою местную среду, знают своих соседей и не живут в высокоиндустриализированном обществе.

Как сказал Липпманн, «демократический идеал, как его сформулировал Джефферсон, состоял из идеальной окружающей среды и избранного класса». Несмотря на расизм и сексизм, эта среда совсем не похожа на нашу, и круг вопросов, о которых избиратели должны знать что-то сегодня, значительно превышает требования во время основания.

Итак, вопрос для Липпманна заключался не в том, достаточно ли умен средний человек, чтобы принимать решения относительно государственной политики; Дело в том, сможет ли средний человек когда-либо знать достаточно, чтобы сделать разумный выбор. И он объяснил это на примере самого себя:

Я сочувствую [гражданину], потому что я считаю, что он был обременен невыполнимой задачей и что его просили практиковать недостижимый идеал. Я сам так считаю, потому что, хотя общественный бизнес — это мой главный интерес, и я уделяю большую часть своего времени наблюдению за ним, я не могу найти времени, чтобы делать то, что от меня ожидается в теории демократии; то есть знать, что происходит, и иметь мнение, которое стоит высказать по каждому вопросу, с которым сталкивается самоуправляемое сообщество.

Вы можете прочитать это и подумать: «Гражданам не обязательно иметь разумное мнение по каждому вопросу, с которым сталкивается сообщество. Вместо этого они выбирают партию, которой доверяют, чтобы служить своим интересам ». С этой точки зрения гражданам не нужно быть «всесторонне компетентными», используя термин Липпманна, им просто нужно знать достаточно, чтобы выбрать команду, которая представляет их интересы. Но для этого избиратели должны знать, каковы их интересы и какая партия их фактически представляет.

Нет такого видения демократии, которое стоит защищать, если бы оно не предполагало минимального уровня компетентности большинства избирателей.Липпманн сомневался, что такой уровень мастерства был возможен, потому что граждане слишком удалены от мира, чтобы формировать конкретные суждения. Следовательно, они вынуждены жить в «псевдо-среде», в которой они сводят мир к стереотипам, чтобы сделать его понятным.

Липпманн был неотъемлемой частью Комитета общественной информации, агентства, которому было поручено создавать пропаганду для поддержки Первой мировой войны. Этот опыт научил его тому, насколько легко можно манипулировать публикой, как легко люди уступают место убедительным нарративам.Нам рассказывают о мире до того, как мы его видим, мы представляем вещи до того, как переживаем их, и мы становимся заложниками этих предубеждений.

Эти рассказы — защита от неопределенности. Они представляют нам упорядоченную картину мира, к которой привязаны наши вкусы, стереотипы и ценности. Вот почему так трудно отделить людей от их догм. «Любое нарушение стереотипов, — говорит Липпман, — похоже на нападение на основы Вселенной … Это нападение на основы нашей вселенной .”

Липпманн считает, что предпочтения избирателей основаны «не на прямом и достоверном знании, а на фотографиях», предоставленных нам. Тогда возникает вопрос, где мы берем наши фотографии? Самый очевидный ответ — СМИ. Если средства массовой информации могут предоставить точную картину мира, граждане должны иметь информацию, необходимую им для выполнения своих демократических обязанностей. Липпманн говорит, что это работает в теории, но не на практике. Он утверждает, что мир большой и быстро развивается, а скорость общения в эпоху средств массовой информации заставляет журналистов говорить с помощью лозунгов и упрощенных интерпретаций.(И это даже не касается проблемы приверженности в коммерциализированном медиа-ландшафте. )

Где-то в начале книги Липпманн цитирует знаменитый отрывок из Платона Республика , в котором люди описываются как пещерные обитатели, которые всю жизнь наблюдают за тенями на стене и принимают это за свою истинную реальность. Липпман предполагает, что наше нынешнее состояние почти не отличается. Мы заперты в пещере ложных представлений средств массовой информации и воспринимаем наши карикатурные изображения мира как точное отражение того, что происходит на самом деле.

«Новости и правда — не одно и то же»

Если Липпманн прав, большее количество более качественной информации нас не спасет, потому что проблема не в доступе к фактам; это недостатки человеческого познания. Но даже если он ошибается в этом, а я думаю, что он может ошибаться, мы все равно облажались из-за определенных ограничений, наложенных на прессу.

Липпманн говорит, что пресса похожа на блуждающий прожектор, который перескакивает от темы к теме, от истории к истории, освещает вещи, но никогда не объясняет их полностью. «Функция новостей, — пишет он, — состоит в том, чтобы сигнализировать о событии, функция истины состоит в том, чтобы выявить скрытые факты, связать их друг с другом и создать картину реальности, на основании которой люди могут действовать. . »

Это странный способ сформулировать простую мысль: в мире новостей часто нет объективной проверки того, что является правдой. Если мы публикуем спортивную статистику, результаты опросов или фьючерсы на акции, объективность — это просто. Но когда дело доходит до анализа экономических условий, или ценности профсоюзов, или достоинств всеобщего здравоохранения, или ограничений государственной власти, такого теста нет.То, что мы делаем, — это не столько раскрытие истины, сколько построение повествований, и эти рассказы отражают наши предубеждения, наш опыт, наше невежество, наши надежды, наше замешательство. Мы видим реальность сквозь темное стекло.

Но даже если отложить в сторону вопрос о том, может ли пресса достоверно сказать правду, остается неразрешимая проблема со стороны спроса: читатели, по большей части, не платят за новости, поэтому публикациям нужны рекламодатели; чтобы получить рекламодателей, необходимо привлечь читателей; и чтобы привлечь читателей, вы должны потворствовать предубеждениям аудитории. Вот как подводит итог Липпманн:

Вот беда читателя общих новостей. Если он вообще хочет ее прочитать, он должен быть заинтересован, то есть он должен войти в ситуацию и позаботиться о результате … Чем более страстно он будет вовлечен, тем больше он будет склонен негодовать не только по другому поводу. вид, но тревожная новость. Вот почему многие газеты обнаруживают, что, честно вызвав у своих читателей пристрастие, они не могут легко, если редактор считает, что факты оправдывают это, изменить позицию.

Точка зрения Липпмана была достаточно верной в 1922 году — сегодня она неоспорима. СМИ более фрагментированы, более конкурентоспособны, более ориентированы на прибыль. Следовательно, потребление новостей похоже на покупки: вы находите источник информации, наиболее отражающий вашу точку зрения, и сигнализируете о своих предпочтениях своей лояльностью.

Здесь Липпман снова подрывает предположение, заложенное в большинстве демократических теорий: мы ожидаем, что пресса «возьмет на себя все бремя народного суверенитета», сообщая гражданам правду, даже если не совсем ясно, что большинство людей заинтересованы в истине. Разве не очевидно, спрашивает Липпманн, что люди предпочитают развлекательное и тривиальное скучному и важному, или лестное и удобное, чем честное и трудное?

Трудно взглянуть на наш текущий момент и сделать вывод, что пессимизм Липпмана неуместен. Правда как никогда изменчива, и общественное доверие к прессе находится на рекордно низком уровне. Это стереотипное мышление, которое беспокоит Липпмана, усиливается медиа-средой, гораздо более коммерциализированной и партийной, чем он когда-либо мог себе представить.Действительно, общественное мнение сейчас настолько безнадежно окутано коконом, что президент находится под следствием по обвинению в сговоре с нашим основным геополитическим противником, и более чем половине страны это наплевать.

Липпманн предвидел многие из этих проблем, но все же вы не можете задействовать его критику, не спросив, что будет дальше. К сожалению, альтернативное видение демократии на самом деле вовсе не является видением демократии.

Лучшее, что он может сделать, — это призвать «специализированный класс» экспертов в области социальных наук, которые действуют не только среди избирателей и политиков. Теоретически для каждой области управления будет множество экспертов, которые будут компетентно изучать факты, а затем давать советы правительственным чиновникам. Липпманн считал, что такая система отделит «сбор знаний» от «контроля политики». И, что еще более важно, это обеспечит независимое финансирование экспертов и, следовательно, отсутствие коррумпированных мотивов.

Дьюи, вероятно, сказал это лучше всего: «Никакое правительство экспертов, в котором массы не имеют возможности информировать экспертов о своих потребностях, может быть чем угодно, кроме олигархии, управляемой в интересах меньшинства.«Если бы Липпман добился своего, публика была бы освобождена от ее репрессивных фикций, но ценой всего, что касается демократии.

Ответ Дьюи

После того, как Public Opinion было опубликовано, Липпманн и Дьюи вступили в долгую неформальную дискуссию о том, как исправить демократию. Дьюи был вынужден согласиться с основной точкой зрения Липпмана о глупости общественного мнения. «При нынешнем положении дел, — писал он, — каждая проблема безнадежно запутана в клубке эмоций, стереотипов и неуместных воспоминаний и ассоциаций.Тем не менее, он отклонил призыв Липпмана к созданию технократической элиты.

Для Дьюи все сводится к простому вопросу: кто больше всего нуждается в просвещении, граждане или администраторы? Чего Липпманн хотел, осознавал он это или нет, так это навсегда превратить граждан в зрителей. Он предположил, что общественное мнение относится к массе людей, обладающих правильным представлением о мире, и, поскольку они никогда не могли этого сделать, они должны были быть исключены из процесса принятия решений.

Но Дьюи настаивал на том, что политические знания в условиях демократии могут быть получены только через разговоры между гражданами. Единственная имеющая значение реальность — это реальность, которую граждане создают коллективно. Если вы согласитесь, как это делает Липпман, с тем, что общественность раздроблена и навсегда отрезана от разговоров об общественных делах, то вы подорвете саму возможность демократии. Опять же, Дьюи хорошо выразился:

Нет предела интеллектуальным способностям, которые могут исходить от потока социального интеллекта, когда он передается устно от одного к другому в общении местного сообщества.То и это только придает реальность общественному мнению. Мы лежим, как сказал Эмерсон, в руках огромного интеллекта. Но этот разум бездействует, и его коммуникации прерываются, неразборчивы и слабы, пока он не овладевает местным сообществом в качестве своего посредника.

Я думаю, что Дьюи прав, но точка зрения Липпмана о людях, фактически живущих в разных мирах, все еще актуальна. После выхода в 2000 году знаменитой книги Роберта Патнэма « Bowling Alone » ученые сетовали на потерю гражданских связей в Америке.В то же время местные газеты вымирают, а политический дискурс становится все более национализированным, а это означает, что большинство вопросов абстрактны и в них преобладают племенная преданность и карикатурные правые-левые рассказы.

Липпманн опасался, что граждане покинут площадь и предадутся пропаганде. Именно это и произошло, и, тем не менее, американская демократия за последнее столетие добилась замечательных успехов.

Как мы это понимаем?

Все плохо, но всегда было плохо, а значит, не так плохо, как мы думаем

С нашей точки зрения в 2018 году возникает соблазн сделать вывод, что демократия сломана без возможности восстановления.Кажется, что мир катится к все большему и большему беспорядку, и американская политика, в частности, безнадежно запуталась в партизанской дисфункции.

Но, возможно, дебаты Липпмана-Дьюи предлагают другую перспективу: демократия всегда была неуклюжей, никогда не соответствовала своим идеалам, и все же мы все еще живы. Учитывая, насколько пророческой была критика Липпмана, можно было бы ожидать, что американская демократия уже рухнула под тяжестью собственной непоследовательности. Но вот мы, в 2018 году, все еще живем, все еще самая влиятельная страна в мире, все еще самая богатая и самая динамичная экономика на планете.

Несмотря на все свои проблемы (а их много), демократия сумела процветать. А демократический мир со временем стал более стабильным, богатым и терпимым. Может быть, дело в том, что демократия не должна работать так, как она была задумана, чтобы быть успешной. Может быть, миф о демократии — это всего лишь миф.

Если из всего этого можно извлечь урок на сегодня, так это то, что нам следует быть осторожными, чтобы не определять демократию по ее худшему признаку. Липпман был настолько поглощен проблемой общественного мнения, что не замечал, что проблема не нова, что демократия не дает сбоев.Практика демократии всегда была беспорядочной и хаотичной, и массовое невежество было не исключением, а правилом.

Избиратели часто делают вопиющий выбор, и иногда этот выбор приводит к ужасающим результатам. Тем не менее, система в целом оказалась невероятно устойчивой и намного лучшей альтернативой недемократическим системам, которые неизменно ведут к коррупции и угнетению. Если демократия работает, то не потому, что люди действительно мудры; это потому, что система предлагает уровень подотчетности, который чаще всего поддерживает стабильное и справедливое общество. Демократии также склонны к беспорядкам и коррупции, но это неизбежные черты любой политической системы, состоящей из эгоистичных и несовершенных людей.

Нынешняя волна пессимизма является напоминанием о повторяющейся тенденции со стороны интеллектуалов отказываться от демократии, когда она отклоняется от курса. Это реакционный ход, который обычно преувеличивает характер угрозы. Липпман был потрясен безумием Первой мировой войны, и поэтому он подумал, что нужно что-то — что угодно — сделать, чтобы не допустить скатывания демократического мира в новую войну.Шок от Брексита и президентства Трампа поверг многих наблюдателей (в том числе и меня) в панику. Фактически, всего пару недель назад я взял интервью у Джейсона Бреннана, политического теоретика из Джорджтауна, который утверждал, что эпистократия в стиле Липпмана должна заменить традиционную демократию.

Но с таким же успехом я мог бы утверждать, что Бреннан, как и Липпманн, придерживается противоположного мнения. Вместо того, чтобы отказываться от демократии, возможно, нам нужно больше и лучше демократии. Возможно, как учил Дьюи, нам нужно обучать и расширять возможности большего числа граждан.Может быть, кризис, с которым мы сталкиваемся сейчас, в эпоху Трампа, является лишь последним проявлением проблемы, которая всегда преследовала демократические общества и всегда будет. Может, нам стоит остановиться, сделать глубокий вдох и отступить от пропасти.

Демократия выжила гораздо хуже, чем Трамп и Брексит.

Эта статья была первоначально опубликована 9 августа 2018 года.

---

Информированный электорат необходим для функционирования демократии. Vox стремится предоставлять четкую и краткую информацию, которая помогает людям понять проблемы и политику, которые влияют на их жизнь, — и это никогда не было так важно, как сегодня.Но наша отличительная объяснительная журналистика стоит дорого. Поддержка читателей помогает нам делать нашу работу бесплатной для всех. Если вы уже сделали финансовый вклад в Vox, спасибо. Если нет, подумайте о том, чтобы сделать взнос сегодня всего от 3 долларов.

О теории стереотипов Вальтера Липпмана и его «стирании» в психологии и социальных науках

ТЕОРИЯ ЛИППМАННА 393

Липпманн, W. (1928). Призрачная публика. Нью-Йорк: Свободная пресса.

Липпманн, В. (1966). Стереотип «оружие против масла». Вашингтон Пост, 18 января, стр. A15.

Липпманн, В. (2009). Хорошее общество (2-е изд.). Нью-Брансуик, штат Нью-Джерси: Сделка.

Луцкау, А. (1941). Немецкая делегация на Парижской мирной конференции. Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.

MacGilvray, E.A. (1999). Опыт как эксперимент: некоторые последствия прагматизма для демократической теории.

Американский журнал политических наук, 43, 542–565.

Макмиллан, М.А. (2003). Париж 1919: шесть месяцев, которые изменили мир. Нью-Йорк: Random House.

Макрэ, К. Н., Милн, А. Б., и Боденхаузен, Г. В. (1994). Стереотипы как энергосберегающие устройства: загляните в набор когнитивных инструментов

. Журнал личности и социальной психологии, 66, 37–47.

Манту П. (1992). Обсуждения Совета Четырех. Принстон, штат Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета.

МакИвен, Дж. М. (1986). Дневники Ридделла: 1908–1923 гг.Лондон: Атлон Пресс.

Медин, Д. Л. (1989). Понятия и концептуальная структура. Американский психолог, 44, 1469–1481.

Мерриам, К. Э. (1923). Обзор общественного мнения Вальтера Липпманна. Международный журнал этики, 33,

210–212.

Мерриам, К. Э. (1944). Национальный совет по планированию ресурсов: глава в истории американского планирования.

Обзор американской политической науки, 38, 1075–1088.

Мертон, Р. К. (1965). На плечах гигантов: шандийский постскриптум.Нью-Йорк: Свободная пресса.

Мертон, Р. К. (1968). Социальная теория и социальная структура (доп. Ред.). Нью-Йорк: Свободная пресса.

Мервис, К. Б., и Рош, Э. (1981). Категоризация природных объектов. Ежегодный обзор психологии, 32, 89–115.

Мишель, Ж.-Б., Шен, Ю.К., Эйден, А. П., Верес, А., Грей, М.К., команда Google Книг, Пикетт, Дж. П., Хойберг, Д.,

Клэнси Д., Норвиг, П. ., Орвант, Дж., Пинкер, С., Новак, М.А., и Либерман, Э. (2010). Количественный анализ культуры

с использованием миллионов оцифрованных книг.Наука, 331, 176–182.

Миллер Г. А. (2003). Когнитивная революция: историческая перспектива. Тенденции в когнитивной науке, 7, 141–144.

Мировски П. и Плеве Д. (2009). Дорога с Мон-Пелерин: становление неолиберального мыслительного коллектива.

Кембридж: Издательство Гарвардского университета.

Муллайнатан, С., и Шлейфер, А. (2005). Рынок новостей. American Economic Review, 95, 1031–1053.

Мюрдаль Г. (1944). Американская дилемма: проблема негров и современная демократия.Оксфорд: Харпер.

Нельсон Дж. (2008). Политика идентичности. Нью-Йорк Таймс, 10 февраля.

Ньюман, Л.С. (2009). Уолтер Липпманн интересовался стереотипами? Общественное мнение и когнитивная социальная

психология. История психологии, 12, 7–18.

Николсон, Х. (1933). Миротворчество 1919. Лондон: Hodder & Stoughton.

Выступление известного автора в библиотеке на 135-й улице: Клемент Вуд призывает расу изменить «стереотипы» белого человека. (1923).

New York Amsterdam News, 21 февраля, стр.12.

О’Коннор, Э. С. (1999). Политика управленческой мысли: тематическое исследование Гарвардской школы бизнеса и школы человеческих отношений

. Academy of Management Review, 24, 117–131.

Парк, Р. Э. (1922). Обзор «Общественного мнения» Вальтера Липпманна. Американский журнал социологии, 28, 232–234.

Платт Дж. (1996). История методов социологического исследования в Америке 1920–1960 гг. Кембридж: Кембриджский университет

Press

Putnam, H.(1975). Разум, язык и реальность. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Рэмси, Ф. П. (1931). Правда и вероятность. В Х. Э. Кибурге и Х. Э. Смоклере (ред.), Исследования субъективной вероятности

(стр. 61–92). Нью-Йорк: Вили.

Рид, Дж. С. (1980). Знакомство с вами: Гипотеза контакта применима к групповым убеждениям и взглядам

белых южан. Социальные силы, 59, 123–135.

Рокфеллер, Дж. Д., младший (1917). Личное отношение в промышленности.Нью-Йорк: Бони и Ливерит.

Рош Э. и Мервис К. Б. (1975). Семейное сходство: исследования внутренней структуры категорий. Когнитивный

Психология, 7, 573–605.

Росс Д. (1991). Истоки американской социальной науки. Кембридж, Массачусетс: Harvard Press.

Росс Д. (1993). Взгляд историка на американские социальные науки. Журнал истории поведенческих наук,

29, 99–112.

Румл Б. (1922). Генеральный меморандум Мемориала Лоры Спелман Рокфеллер: Мемориальная политика в социальной сфере

наука.Личные бумаги Бердсли Рамла, библиотека Чикагского университета, специальные коллекции, вставка 1, папка 4.

Savage, L. (1954). Основы статистики. Нью-Йорк: Джон Вили.

Шанк, Р. К., и Абельсон, Р. П. (1977). Сценарии, планы, цели и понимание: исследование человеческих знаний

структур. Нью-Йорк: Лоуренс Эрлбаум Ассошиэйтс.

Шнайдер Д. (2004). Психология стереотипов. Нью-Йорк: Гилфорд.

Шредер, С. Р. (1970).Использование стереотипии как описательного термина. Психологические записи, 20, 337–342.

Шайлер, Г. С. (1926). Просмотры и обзоры. Pittsburgh Courier, 22 мая, стр. 1.

Шайлер, Г. С. (1930). Просмотры и обзоры. Pittsburgh Courier, 30 августа, стр. 10.

Шукер, С. А. (1988). Американские «репарации» Германии, 1919–1933 гг. Принстон, штат Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета.

Сенн, М. Дж. Э., Мерфи, Л. Б., Галлахер, Дж. Р., Штольц, Л. М., и Штольц. Х. Р. (1969). Лоуренс К.Откровенный. Детский

Развитие, 40, 347–353.

Подоконник, Д. Л., и Мертон, Р. К. (1991). Цитаты по общественным наукам: Международная энциклопедия социальных наук

(том 19). Нью-Йорк: Макмиллан.

ЖУРНАЛ ИСТОРИИ ПОВЕДЕНЧЕСКИХ НАУК DOI 10. 1002 / jhbs

Неявные стереотипы и прогнозирующий мозг: познание и культура в «предвзятом» восприятии человека

Взгляд на стереотип как на фиксированный набор атрибутов, связанных с социальной группой исходит из основополагающего исследования экспериментальной психологии, проведенного Кацем и Брэйли (1933).Сто студентов Принстонского университета попросили выбрать атрибуты, которые они ассоциируют с десятью конкретными национальностями, этническими и религиозными группами, из списка, состоящего из 84 характеристик. Затем исследователи собрали атрибуты, наиболее часто связанные с каждой группой. Кац и Брэйли (1933: 289) назвали эти ассоциации «групповой ошибочной установкой», подразумевая ошибочное мнение (или отношение) от имени участников. Исследование было повторено в Принстоне Gilbert (1951) и Karlins et al.(1969), и подобные атрибуты, как правило, становились наиболее частыми для групп. Стойкость этих ассоциаций, таких как англичане как приверженцы традиций и консервативность, на протяжении более 35 лет часто узко истолковывалась как свидетельство фиксированной природы стереотипов. Тем не менее, более пристальный взгляд на данные показывает обратное. Редко был выбран атрибут более чем половиной участников: у англичан только «спортивный» в 1933 году, а «консервативный» в 1969 году достиг этого показателя. Также и проценты, и выбранные атрибуты менялись со временем.К 1969 году «спортивность» для англичан упала до 22%. К 1969 г. количество атрибутов в первой пятерке некоторых групп упало до менее 10%. Кроме того, стереотипы в целом имели тенденцию становиться более позитивными со временем. Однако то, что исследования действительно установили, было методологическим подходом к стереотипам как экспериментальному исследованию атрибутов «характера», связанных с социальными группами в сознании индивида.

Понятие неявных стереотипов основано на двух ключевых теоретических концепциях: ассоциативных сетях в семантической (знания) памяти и автоматической активации.Предполагается, что понятия в семантической памяти связаны вместе в терминах ассоциативной сети, при этом связанные понятия имеют более сильные связи или находятся ближе друг к другу, чем несвязанные концепции (Collins and Loftus, 1975). Таким образом, «доктор» имеет более сильную связь с «медсестрой» (или считается более близкой в ​​сети), чем с не связанными понятиями, такими как «корабль» или «дерево». Связанные понятия объединяются в кластер, например больница, врач, медсестра, пациент, палата, санитар, операционная и т. Д., В локальной сети (Payne and Cameron, 2013), которую иногда называют схемой (Ghosh and Gilboa, 2014; см. Hinton, 2016).Активация одного понятия (например, чтение слова «врач») распространяется на связанные понятия в сети (например, «медсестра»), делая их более доступными в период активации. Доказательства в пользу ассоциативной сетевой модели прибывают из времени отклика в ряде исследовательских парадигм, таких как распознавание слов, лексическое решение и предварительные задачи: например, Нили (1977) показал, что слово «медсестра» распознается быстрее в задаче на время реакции. после слова «доктор», чем когда перед ним стоит нейтральный штрих (например, строка из X) или несвязанное простое слово (например, «таблица»). Был проведен значительный объем исследований природы семантической ассоциации, которая отражает субъективный опыт, а также лингвистическое сходство, хотя люди, похоже, организуют свои семантические знания таким же образом, как и другие. Слабо связанные концепции могут быть активированы путем распространения активации на основе тематических ассоциаций, а сложность структуры ассоциаций развивается с течением времени и опыта (De Deyne et al., 2016).

Распространение активации одной концепции на другую рассматривалось как происходящее бессознательно или автоматически.В середине 1970-х годов было проведено различие между двумя формами умственной обработки: сознательной (или контролируемой) обработкой и автоматической обработкой (Shiffrin and Schneider, 1977). Сознательная обработка требует ресурсов внимания и может использоваться гибко и справляться с новизной. Однако для этого требуется мотивация и время, что может привести к относительно медленной последовательной обработке информации. Автоматическая обработка работает вне пределов внимания, происходит быстро и включает параллельную обработку.Однако он имеет тенденцию быть негибким и (в значительной степени) неконтролируемым. Канеман (2011) называет их Системой 2 и Системой 1 соответственно. Шиффрин и Шнайдер (1977) обнаружили, что обнаружение буквы среди чисел может быть выполнено быстро и без усилий, подразумевая автоматическое обнаружение категориальных различий букв и цифр. Обнаружение элементов из группы целевых букв среди второй группы фоновых букв потребовало времени и концентрации, требуя (сознательной) обработки внимания.Однако новые ассоциации (определенные буквы как цели и другие буквы как фон) можно было усвоить путем обширной практики, пока ассоциации были последовательными (цели никогда не использовались в качестве фоновых букв). После многих тысяч испытаний время обнаружения значительно сократилось: участники сообщали, что цели «выскакивают» из фоновых букв, подразумевая, что практика привела к автоматической активации целевых букв (на основе новых категорий букв-мишеней). Таким образом, последовательность опыта (практики) может привести к новым автоматически активируемым заученным ассоциациям. Однако, когда Шиффрин и Шнайдер (1977) поменяли местами цели и фоновые буквы после тысяч последовательных испытаний, производительность упала намного ниже начального уровня — время обнаружения было чрезвычайно медленным, требующим сознательного внимания, поскольку участники боролись с автоматической активацией старого, но -сейчас-неверные цели. Медленно и с дополнительной практикой в ​​виде тысяч испытаний производительность постепенно улучшалась с новой конфигурацией целевых и фоновых букв.Таким образом, хорошо отработанные семантические ассоциации, согласующиеся с опытом человека, могут автоматически активироваться при обнаружении категории, но однажды усвоенные им чрезвычайно трудно отучить.

Используя эти теоретические идеи, стереотипная ассоциация (например, «черный» и «агрессивность») может сохраняться в семантической памяти и автоматически активироваться, создавая неявный стереотипный эффект. Это было продемонстрировано Дивайном (1989). Белых участников попросили воспроизвести черты стереотипа черных, а также заполнить анкету для определения предубеждений.Дивайн обнаружил, что люди с низкими и высокими предубеждениями знали характеристики стереотипа черных. На следующем этапе исследования участники оценили враждебность человека, которого называют только Дональдом, описанного в абзаце из 12 предложений, как неоднозначно враждебное поведение, такое как требование вернуть деньги за то, что он только что купил в магазине. Перед описанием слова, относящиеся к стереотипу Блэка, быстро отображались на экране, но слишком быстро, чтобы их можно было осознать.Было показано, что эта автоматическая активация стереотипа влияет на суждение о враждебности Дональда участниками как с низким, так и с высоким уровнем предубеждений. Наконец, участников попросили анонимно перечислить свои взгляды на чернокожих. Люди с низким уровнем предубеждений дали больше положительных утверждений и больше убеждений (например, «все люди равны»), чем черт характера, тогда как участники с высоким уровнем предубеждений указали больше негативных высказываний и больше черт (таких как «агрессивность»).

Девайн объяснил эти результаты, утверждая, что в процессе социализации члены культуры узнают существующие в этой культуре верования в отношении различных социальных групп.Благодаря своей повторяемости стереотипные ассоциации о людях из стереотипной группы прочно закрепляются в памяти. Благодаря их широко распространенному существованию в обществе, более или менее каждый в культуре, даже непредвзятый человек, имеет неявные стереотипные ассоциации, доступные в семантической памяти. Следовательно, стереотип автоматически активируется в присутствии члена стереотипной группы и может влиять на мысли и поведение воспринимающего.Однако люди, чьи личные убеждения отвергают предрассудки и дискриминацию, могут стремиться сознательно подавлять влияние стереотипа в своих мыслях и поведении. К сожалению, как описано выше, сознательная обработка требует выделения ресурсов внимания, и поэтому влияние автоматически активируемого стереотипа может быть подавлено только в том случае, если человек осознает его потенциальную предвзятость в отношении активации и мотивирован выделить время и усилия для подавления это и заменить его в принятии решений преднамеренным нестереотипным суждением. Дивайн (1989: 15) рассматривал процесс утверждения сознательного контроля как «отказ от дурной привычки».

Утверждалось, что ресурсы сознательного внимания используются только при необходимости, когда воспринимающий действует как «когнитивный скряга» (Fiske and Taylor, 1991): в результате Macrae et al. (1994) утверждали, что стереотипы можно рассматривать как эффективные «инструменты» обработки, позволяющие избежать необходимости «расходовать» ценные сознательные ресурсы обработки. Тем не менее, Девайн и Монтейт (1999) утверждали, что они могут быть сознательно подавлены, если искать непредвзятое восприятие.Кроме того, неявный стереотип автоматически активируется только тогда, когда член группы воспринимается с точки зрения определенного социального значения (Macrae et al., 1997), поэтому автоматическая активация не гарантируется при представлении члена группы (Devine and Sharp, 2009). Дивайн и Шарп (2009) утверждали, что сознательная и автоматическая активация не исключают друг друга, но в социальном восприятии существует взаимодействие между двумя процессами. Социальный контекст также может влиять на автоматическую активацию, так что в контексте «заключенных» существует стереотипное предубеждение к черным (по сравнению с белыми), но не в контексте «юристов» (Wittenbrink et al., 2001). Действительно, Дивайн и Шарп (2009) утверждали, что ряд ситуационных факторов и индивидуальных различий могут влиять на автоматическую активацию стереотипов, а сознательный контроль может подавлять их влияние на социальное восприятие. Однако Барг (1999) был менее оптимистичен, чем Девайн в отношении способности индивидуального сознательного контроля подавлять автоматически активируемые стереотипы, и предположил, что единственный способ остановить влияние имплицитного стереотипа — это «искоренение самого культурного стереотипа» (Барг (1999) : 378).Вместо модели когнитивно-скупой обработки когнитивных функций Барг предложил «когнитивного монстра», утверждая, что у нас нет той степени сознательного контроля, которую предлагает Дивайн, чтобы смягчить влияние неявных стереотипов (Bargh and Williams, 2006; Bargh, 2011).

Гринвальд и Банаджи (1995) призвали к более широкому использованию косвенных показателей имплицитного познания, чтобы продемонстрировать эффект активации вне сознательного контроля воспринимающего. Они были особенно обеспокоены неявными стереотипами, утверждая, что «автоматическое действие стереотипов обеспечивает основу для неявных стереотипов», цитируя исследования, такие как исследование Гертнера и Маклафлина (1983).В этом последнем исследовании, несмотря на то, что участники получили низкие баллы по прямому самоотчету о предубеждениях, они по-прежнему надежно быстрее реагировали на связь между «белым» и положительными качествами, такими как «умный», по сравнению с сочетанием «черного» с те же положительные атрибуты. Таким образом, они пришли к выводу, что косвенная мера времени реакции выявляла неявный стереотипный эффект. Следовательно, Greenwald et al. (1998) разработали тест неявной ассоциации (или IAT). Этот тест на время реакции ассоциации слов представляет пары слов в последовательности испытаний на пяти этапах, при этом на каждом этапе проверяется время реакции на различные комбинации пар слов. По результатам на разных этапах можно проверить время реакции на различные словесные ассоциации. Например, полюса концепции возраста, «молодой» и «старый», можно последовательно соединить с «хорошим» и «плохим», чтобы увидеть, соответствует ли время реакции на пару молодой-хороший и / или старый-плохой. достоверно быстрее, чем альтернативные пары, что свидетельствует о неявном стереотипе возраста. В качестве метода IAT может применяться к любой комбинации пар слов и, как результат, может использоваться для изучения ряда неявных стереотипов, таких как «белый» и «черный» для этнических стереотипов или «мужчины» и «женщины» для гендерные стереотипы в сочетании с любыми словами, связанными со стереотипными атрибутами, такими как агрессия или зависимость.Результаты были весьма впечатляющими. Последующее использование IAT неизменно демонстрировало неявные стереотипы для ряда различных социальных категорий, в частности, пола и этнической принадлежности (Greenwald et al., 2015). Неявные стереотипы теперь рассматриваются как один из аспектов неявного социального познания, который участвует в ряде социальных суждений (Payne and Gawronski, 2010).

Критика результатов IAT поставила под сомнение, действительно ли он определяет конкретное бессознательное предубеждение, не связанное с сознательным суждением (Oswald et al., 2013) или, как предположил Девайн (1989), просто знание культурной ассоциации, которая может быть управляемой и запрещенной при принятии решений (Payne and Gawronski, 2010). В поддержку IAT, Greenwald et al. (2009) метаанализ 184 исследований IAT показал, что существует прогностическая достоверность неявных ассоциаций с поведенческими результатами в целом ряде предметных областей, а Greenwald et al. (2015) утверждают, что это может иметь значительные социальные последствия. Как следствие, если неявные стереотипы указывают на потенциально неконтролируемую когнитивную предвзятость, тогда возникает вопрос о том, как справиться с ее результатами при принятии решений, особенно для человека, искренне стремящегося к непредвзятому суждению.С явными предрассудками борются с помощью ряда социально-политических мер, от антидискриминационных законов до обучения интервьюеров, но вмешательства, по сути, направлены на то, чтобы убедить или заставить людей действовать сознательно и непредвзято. Lai et al. (2016) исследовали ряд методов вмешательства для уменьшения скрытых расовых предрассудков, таких как знакомство с противоречащими стереотипам образцами или поощрение мультикультурализма, но выводы были несколько пессимистическими. Разные вмешательства по-разному влияли на неявный стереотип (по данным IAT).Например, яркий контрстереотипный пример (который участники читали) — вообразить, как идете ночью в одиночестве и подвергаться жестокому нападению со стороны белого и спасаемому чернокожим — оказался весьма эффективным. Однако из девяти вмешательств, рассмотренных Lai et al. (2016), все в какой-то степени были эффективны, но последующие испытания показали, что положительный эффект исчез в течение дня или около того. Авторы пришли к выводу, что, хотя неявные ассоциации были податливыми в краткосрочной перспективе, эти (краткие) вмешательства не имели долгосрочного эффекта.Это может указывать на то, что неявные стереотипы прочно укоренились и могут реагировать только на интенсивные и долгосрочные вмешательства (Devine et al. , 2012). Lai et al. (2016) также предполагают, что дети могут быть более подвержены скрытому изменению стереотипов, чем взрослые.

Проблема в том, что если люди не способны сознательно изменить свои неявные «предубеждения», в какой степени они несут ответственность за действия, основанные на этих неявных стереотипах? Профессор права Кригер (1995) утверждал, что законодатели и юристы должны учитывать психологические объяснения скрытой предвзятости в своих суждениях.Например, в исследовании Cameron et al. (2010) участники оценили ответственность белого работодателя, который иногда дискриминировал афроамериканцев, несмотря на сознательное желание быть справедливым. Когда эта дискриминация была представлена ​​как результат неосознанной предвзятости, о которой работодатель не подозревал, тогда участники сочли, что личная ответственность за дискриминацию ниже. Однако, когда ему сказали, что скрытая предвзятость была автоматическим «внутренним ощущением», о котором работодатель знал, но который трудно контролировать, не привело к такому же снижению моральной ответственности. Это также имеет потенциальное юридическое значение (Krieger and Fiske, 2006), поскольку закон традиционно предполагал, что ответственность за дискриминационный акт лежит на индивидуальном предприятии, совершающем это действие, с допущением о лежащей в основе дискриминационной мотивации (намерении). Эффектом неявного стереотипного предубеждения может быть дискриминационное действие, которое человек не планировал и не осознавал.

Неявное стереотипное предубеждение бросает вызов человеку как единственному источнику и причине его мыслей и действий.В огромном исследовании с участием более двухсот тысяч участников, граждан США, Axt et al. (2014) использовали MC-IAT, вариант IAT, для изучения неявной предвзятости в суждениях об этнических, религиозных и возрастных группах. В то время как участники демонстрировали фаворитизм внутри группы, во время их ответа возникла последовательная иерархия социальных групп. Что касается этнической принадлежности, с точки зрения положительности оценок, белые были наивысшими, за ними следовали азиаты, чернокожие и латиноамериканцы, причем такой же порядок был получен от участников из каждой из этнических групп. В отношении религии был создан последовательный порядок христианства, иудаизма, индуизма и ислама. Что касается возрастного исследования, положительные оценки были связаны с молодежью с последовательным порядком детей, молодых людей, взрослых среднего возраста и пожилых людей среди участников всех возрастов, от подростков до шестидесяти лет. Axt et al. утверждал, что последовательные имплицитные оценки отражают культурные иерархии социальной власти (и социальных структур), «глубоко укоренившиеся в социальных умах» (Axt et al., 2014: 1812). Они также предполагают, что эти неявные предубеждения могут «не поддерживаться и даже противоречить сознательным убеждениям и ценностям» (Axt et al., 2014: 1812). Сосредоточение внимания на когнитивной предвзятости с ее следствием предвзятого суждения человека, как правило, игнорировало важность культуры в познании. Именно этот вопрос сейчас и рассматривается здесь.

Содержание

Посвящение Часть I. ВВЕДЕНИЕ Глава I. Внешний мир и картины в наших головах Часть II. ПОДХОДЫ К МИРУ ЗА ПРЕДЕЛАМИ Глава II. Цензура и конфиденциальность Глава III. Контакты и возможность Глава IV. Время и внимание Глава V.Скорость, слова и четкость Часть III. СТЕРЕОТИПЫ Глава VI. Стереотипы Глава VII. Стереотипы как защита Глава VIII. Слепые пятна и их значение Глава IX. Коды и их враги Глава X. Обнаружение стереотипов Часть IV.ИНТЕРЕСОВ Глава XI. Привлечение интереса Глава XII. Пересмотр личной выгоды Часть V. СОЗДАНИЕ ОБЩЕЙ ВОЛИ Глава XIII. Передача процентов Глава XIV. Да или нет Глава XV. Лидеры, ранг и досье Часть VI.ОБРАЗ ДЕМОКРАТИИ Глава XVI. Эгоцентричный человек Глава XVII. Самостоятельное сообщество Глава XVIII. Роль силы, покровительства и привилегий Глава XIX. Старый образ в новой форме: гильдейский социализм Глава XX. Новое изображение Часть VII. ГАЗЕТЫ Глава XXI.Покупающая публика Глава XXII. Постоянный читатель Глава XXIII. Природа новостей Глава XXIV. Новости, правда и заключение Часть VIII. ОРГАНИЗОВАННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ Глава XXV. Входной клин Глава XXVI. Разведывательная работа Глава XXVII.Обращение к общественности Глава XXVIII. Обращение к разуму

Вальтер Липпманн | Гражданская социология

Согласно Прайсу (2007), понятие «общественное мнение» вошло в употребление в 18, ^-х, веке, с появлением печатного станка и распространением грамотности, что привело к созданию «публичной сферы» (Хабермас , 1962/1989), который развивался вокруг дискуссий о философии свободы и общей формулировки критики монархии и абсолютистского государства. С ростом демократии эта идея общественного мнения стала источником легитимности этого нового способа организации общества, который отошел от авторитаризма монархии, а также обеспечил систему « сдержек и противовесов » для предотвращения любого такого авторитаризма. . Достижением просветительских теорий гражданской демократии было

г.

Преобразовать классическое собрание людей — в афинской демократии физический форум с глазу на глаз — в опосредованную массами фиктивную организацию, состоящую из газет, объединяющих людей, не в физическом пространстве, а в общих историях и беседах в расстояние.(Питерс, 2007, с. 12)

Таким образом, «общественное мнение» было результатом попытки заново изобрести идеал классической, или афинской, демократии для современного мира. Общественная сфера, возникшая в результате сочетания печатного станка и новых форм социальных взаимодействий формирующихся средних классов в кафе и салонах Европы, была жизненно важной частью этой попытки трансформировать общество.

Вальтер Липпманн, однако, в своей чрезвычайно влиятельной книге 1922 года Public Opinion крайне скептически оценил жизнеспособность этой идеи в обществе 20, 90, 640, века.Липпман в целом критически относился к возможности демократии в современном мире, в результате чего его отвергли как демократического элитиста или, в крайних случаях, антидемократа (ссылка). Для Липпманна неясно, даже если можно представить себе идеальную демократию, что люди действительно хотят, чтобы управлял собой, считая «крайне сомнительным, что многие из нас захотят, чтобы их беспокоили, или потратят время на то, чтобы составить мнение по этому поводу. ‘любые формы социального действия [цитата из Г.Д.Х. Коул, сторонник «гильдейского социализма» в конце 19, ^{-х годов} века] »(Lippmann, 1991, p. 314). Липпманн также считал, что любая форма организации, будь то социалистическая, демократическая или какая-либо другая, потребует установления определенной иерархии чтобы иметь дело с неожиданными и насущными проблемами, у которых не было времени для публичного обсуждения, или просто потому, что человеческая природа диктовала, что людям нравится быть рядом с харизматичными и влиятельными людьми, и что группа инсайдеров неизбежно появится вокруг таких людей (Липпманн , 1991, с. 227)

Однако, помимо этих избитых увольнений, Липпман выдвинул несколько очень интересных аргументов, или, возможно, их лучше рассматривать как вызовы идее о том, что общественное мнение может быть основой и гарантом демократии. Во-первых, Липпманн оспорил идею о том, что СМИ могут действовать как то, что мы теперь можем назвать «четвертой властью», то есть как сторожевой пес политической власти и поставщик истины для общественности, эффективно выполняя функцию, которую «общественное мнение» было предполагалось иметь в демократической теории.Возможно, именно здесь работа Липпмана остается наиболее влиятельной, а его размышления об экономике и социологии прессы намного опередили свое время. Согласно Липпманну, «мы ожидаем, что пресса предоставит истину,« картинную картину всего внешнего мира, который нас интересует »(Lippmann, 1991, p. 321), но из-за финансовых ограничений, наложенных на прессу, чтобы предоставить новости, которые понравятся как можно большему кругу населения при минимально возможных затратах и ​​социальных ограничениях, связанных с необходимостью сделать это быстро (интересный пример «провала рынка»), что в большинстве случаев означает, согласно устаревшим традициям, это ожидание нереалистично, и в конечном итоге пресса не может его реализовать.

Более того, новости для Липпманна уже «сформированы» как новости еще до того, как на них распространяются эти структурные ограничения. Реальность должна представляться журналистам как новость — мир должен стать таким значительным, как событие или, возможно, катастрофа. Именно так журналисты знают, что сообщать, и хороший журналист может увидеть событие до того, как оно достигнет кульминации. Но увидеть и сообщить о событии — не то же самое, что рассказать правду:

Гипотеза, которая кажется мне наиболее плодотворной, состоит в том, что новости и правда — не одно и то же, и их следует четко различать.Функция новостей — сигнализировать о событии, функция истины — выявить скрытые факты и сопоставить их друг с другом, а также создать картину реальности, на основании которой люди могут действовать »(Lippmann, 1991, p. 358)

В лучшем случае СМИ могут предоставить точную коллекцию фактов, собранных из авторитетных источников, таких как правительственные отчеты, отчеты из первых рук, статистические данные и т. Д., Которые затем необходимо интерпретировать для построения истинной «картины реальности». которые могут стать основой для мудрых действий.Именно последнее составляет «общественное мнение», а не первое.

Что еще более беспокоит Липпманна, в современном обществе прессой все больше манипулируют интересы правительства и бизнеса. Помимо структурных ограничений, создаваемых рыночными силами, содержание СМИ все больше и больше определяется потребительским рынком, которому рекламодатели, которые дополняют или в некоторых случаях заменяют доход, предоставляемый читателями, хотят продавать свою продукцию. Рекламодатели также в некоторых случаях имеют право вето на контент, если считается, что этот контент ставит под угрозу рынок, на котором продают рекламодатели.С другой стороны, правительства склонны «вырабатывать согласие» через средства массовой информации, манипулируя «символами», которые, в свою очередь, манипулируют нашими эмоциями и нашей лояльностью (Lippmann, 1991, p. 248). Здесь Липпман опирается на грубую бихевиористскую концепцию человеческой психологии, в которой эмоции могут быть возбуждены, а затем перенесены на другие триггеры, так, например, нам могут быть показаны изображения зверств террористов, а затем чувства страха и возмущения могут быть переданы. на идеи безопасности и наблюдения, которые, в свою очередь, могут быть использованы для принятия репрессивных законов или победы на консервативных выборах (Lippmann, 1991, p.204-5).

Однако в основе всех этих других проблем, которые интересны сами по себе, лежит оригинальная и трудная для ответа эпистемологическая критика демократии, которая нашла свой путь, теперь несколько погруженный и непрозрачный, в мировоззрение неолиберализма. Эта критика говорит о том, что общественность, агент общественного мнения и демократии, не имеет прямого доступа к знаниям, необходимым для самоуправления. По мнению Липпманна (1991, стр. 402), эти знания должны быть предоставлены элитой «интеллектуалов», которые «обладают навыком отличать реальное восприятие от стереотипов, шаблонов и разработок»:

Посторонний [я. е. частный гражданин], и каждый из нас является сторонним наблюдателем во всех аспектах современной жизни, кроме нескольких, не имеет ни времени, ни внимания, ни интереса, ни оборудования для конкретного суждения. Именно на человеке внутри, работающем в нормальных условиях, должно покоиться повседневное управление обществом. (Липпман, 1991, с. 400)

Это правда, что иногда Липпман, как в этой цитате, может звучать как прямолинейный элитарный человек. В других местах он утверждает, что большинство людей, больше людей, чем мы хотели бы признать, являются «неграмотными», «слабоумными», крайне невротичными, «недоедающими» (я полагаю, он имеет в виду интеллектуально) и «разочарованными» (Липпманн, 1991, стр.75). Тем не менее, если мы можем игнорировать эти вспышки пренебрежения к массам, его аргумент в корне более тонкий.

Липпманн утверждает, что в повседневной жизни мы воспринимаем мир через «стереотипы». Как и новости, мы не воспринимаем мир в его сырой, непосредственной полноте, реальность приходит к нам, «уже определенная для нас», мы воспринимаем то, что было «выбрано в форме, стереотипной для нас нашей культурой» (Lippmann, 1991 , стр. 81). Здесь «стереотип» — это не положительная или отрицательная вещь, а эпистемологическая предпосылка способности справляться с современным существованием.Липпманн выделяет две причины для сохранения стереотипов: «экономия усилий», что означает, что нам нужны стереотипы, чтобы иметь возможность быстро и эффективно разбираться в нашей повседневной жизни, видеть «все свежее и подробно» было бы утомительно; и « защитная позиция », под которой Липпманн подразумевает удобное знакомство с вещами и идеями, которые мы привыкли иметь для нас, до такой степени, что в случае вызова мы чувствуем себя атакованными и часто резко реагируем (Lippmann, 1991, стр. 88-103) являются одновременно материалом и продуктом наших культурных идеалов и традиций, и теории могут стать стереотипами, когда они станут достаточно обобщенными, чтобы поглотить желания и чувства общества в целом — например, как теория эволюции стала обобщенной идеей прогресс в конце 19 ^-го века (Липпманн, 1991, с.104).

Стереотипы, по Липпманну, являются условием современного мира. Как никогда раньше, большая часть реальности невидима для нас, скрыта от глаз, происходит далеко и часто на невообразимых расстояниях.

Мир, с которым мы имеем дело политически, недосягаем, вне поля зрения и разума. Это нужно исследовать, сообщать и вообразить. Человек — не бог Аристотеля, созерцающий все сущее с одного взгляда. Он — существо эволюции, способное охватить практически всю реальность, достаточную для того, чтобы управлять своим выживанием, и вырвать то, что по шкале времени является всего лишь несколькими мгновениями озарения и счастья.(Липпманн, 1991, с. 29)

Это означает, что мы живем в том, что Липпманн называет «псевдосредой» (Lippmann, 1991, p. 15) — своего рода туманной смесью прямого опыта, основанного на том, что мы видим и знаем в нашем непосредственном окружении, но который мы все еще не обязательно понимаем, и опосредованный опыт, который мы получаем из различных источников, но все чаще из средств массовой информации, которые, как мы уже знаем, ненадежны. В основном то, что руководит средним человеком, — это «выдумка», а не знания. В этом суть критики Липпманом либеральных теорий демократии: граждане приходят с готовыми знаниями о мире и, как предполагается, каким-то образом «спонтанно» формулируют «общественное мнение», которое станет основой самоопределения.Все, что нужно, — это свобода общения. Однако для Липпманна это сильно переоценивает, и это, в конечном счете, несправедливое ожидание (как и у нас от журналистов) способностей обычных людей. Знания следует оставить экспертам, «разведчикам», исследователям зарождающегося современного университета, которые предоставят политикам, журналистам и, в конечном итоге, общественности знания, необходимые для разумных политических действий.

Но Липпманн, кажется, путает эпистемологический аргумент о том, что люди видят мир через стереотипы, с нормативным аргументом о том, что эксперты должны нести ответственность за знание — нигде он не объясняет, почему «разумные люди», похоже, способны преодолеть это эпистемологическое ограничение или почему если стереотипы не считаются хорошими или плохими, обычные люди каким-то образом более восприимчивы к ограничивающим эффектам их «псевдо-среды». Подразумевается, что призвание науки, с точки зрения обучения, времени и приверженности, освобождает «человека интеллекта» (sic), чтобы он мог видеть мир бескорыстно и, следовательно, более объективно — обычный человек далек от слишком погружен в повседневные заботы, чтобы иметь возможность достичь такой перспективы (здесь Липпманн, похоже, рассуждает по аналогии с ограничениями потребления новостей). В конце книги Липпманн даже дает рекомендации о том, что такая «разведывательная работа» должна быть основана на «пожизненном сроке пребывания с обеспечением выхода на пенсию на щедрой пенсии, с творческим отпуском, отведенным для повышения квалификации и повышения квалификации» (Lippmann, 1991). , п.387). Однако, эпистемологически , предложения Липпмана о благожелательной технократии не оправдываются.

Вот где собственная теория стереотипов Липпмана может быть продуктивно использована против него. Похоже, что Липпман стал жертвой собственных элитарных стереотипов, подкрепленных современными теориями психологии толпы и массового общества (Reicher, 2001), которые привели к «слепому пятну» в отношении его собственных предрассудков относительно массового демократического общества. Липпманн критиковал Аристотеля за то, что он мог оправдывать рабство тем, что некоторые люди «по природе» рабы, тем самым проецируя социальный факт на природу.«Это идеальный стереотип. Его отличительной чертой является то, что он предшествует использованию разума, является формой восприятия, придает определенный характер данным наших органов чувств до того, как данные достигают разума »(Lippmann, 1991, p. 98). В случае с Липпманном он спроектировал свой опасения по поводу массовой демократии, преобладающие в то время, на теорию стереотипов, которая сама по себе была важным вкладом в дебаты. Чего Липпманн не мог видеть из-за своего страха перед массами, так это того, что его теория стереотипов никоим образом ни логически, ни эпистемологически не влекла за собой элитарный вывод экспертов о правлении, но на самом деле из-за ее разрушительной критики либеральных идей репрезентации открылась открывается гораздо более радикальная возможность.

Настоящим «слепым пятном» в критике демократии Липпманном была возможность того, что можно было бы назвать «гражданской социальной наукой», для генерирования знаний и через него общественного мнения, которое будет информировать и направлять самоуправляемых простых людей.