Философия экзистенциализма

Экзистенциализм – это направление в современной западной философии, возникшее в ХХ веке как попытка создания нового, по сравнению с существующим, мировоззрения, отвечающего взглядам современного человека.

Экзистенциализм как философия утвердился в Европе между двумя мировыми войнами и до конца 60-х годов оставался своего рода модой. Это течение выросло из иррационализма, из «философии жизни» ХIХ века и название свое получило от понятия «экзистенция», то есть существование, которое было впервые введено датским философом С.Кьеркегором, и означало способ бытия человеческой личности.

Философия как специфическая область знания всегда ставила и решала на каждом этапе своего развития экзистенциальные проблемы. Она возникает и формируется как размышление человека о самом себе, о своем существовании, о сущности своего бытия, о смысле жизни, о месте и роли человека в мире, в котором он живет, о ценностях, которые определяют его жизненную позицию.

Экзистенциализм как философское течение ХХ века продолжает эту сторону философского знания, когда человек является главным предметом философии. Это течение представляет собой порождение определенного периода современной истории, отражение ситуации, в которой оказалась Европа в итоге Первой мировой войны и после Второй мировой войны, в условиях духовного кризиса, военной, экономической, политической, моральной катастроф. Поэтому можно сказать, что в целом это философия, отражающая исторические катастрофы и место конкретного человека в них и в их последствиях.

Как течение философской мысли экзистенциализм возник в Германии после I мировой войны, и его основателями считались Карл Ясперс и Мартин Хайдеггер; вторая волна экзистенциализма появилась во Франции после II мировой войны, и его представители – Жан-Поль Сартр и Альбер Камю. Представителем русского экзистенциализма ХХ века является Н.А.Бердяев, хотя в западном мире распространена точка зрения, что основателем экзистенциализма является Ф.М.Достоевский. Различают также экзистенциализм религиозный (Марсель, Ясперс, Бердяев) и атеистический (Сартр, Камю). Хайдеггер со своим учением, именуемым «фундаментальная онтология», никогда не относил себя к экзистенциализму, хотя своими идеями предопределил его развитие.

Экзистенциализм как направление современной мысли не является системой определенных философских взглядов, а представляет собой способ философского мышления, часто выраженный в литературной форме. Хотя на различные учения экзистенциализма накладывают отпечаток национальные, исторические, личностные особенности авторов, тем не менее, можно выделить некоторые общие черты, характерные для всех его представителей:

• исходной точкой всякого знания является анализ конкретного бытия человеческой личности, которое представляет собой единственную подлинную действительность;

Так, Ясперс, как и все экзистенциалисты, считает, что в основе философии должно лежать не абстрактное бытие, а бытие конкретной человеческой личности. А Хайдеггер, например, пишет, что в традиционной философии бытие слишком часто понимали как наиболее абстрактную из всех категорий: как высшее существо, как первопричину или просто как набор качеств, свойственных сущему вообще. Он отмечает, что люди – единственные существа, которые ставят вопрос о бытии вообще, только для них бытие является личной, экзистенциальной проблемой. Поэтому, начиная свое исследование проблемы бытия, Хайдеггер считает, что таким началом является фактическая повседневная жизнь человека, а сами люди и есть неповторимые проявления бытия.

Сартр исходит из того, что человеческая реальность является совершенно уникальной в мире, несопоставимой ни с какими другими видами сущего. Он заостряет внимание на субъективном мире человека, на проблемах индивидуального бытия личности. Действительное познание человека состоит в том, чтобы рассматривать его, прежде всего, как индивидуальное бытие. Это дает возможность понимания и осознания уникальности, неповторимости человеческой личности.

• утверждение о том, что существование (экзистенция) предшествует сущности, то есть сначала человек появляется на свет, существует, что-то делает, думает, а потом определяет сам себя, свою сущность, стремясь к своей индивидуальной цели;

По Сартру, например, ничто в мире не может стать причиной человеческого бытия, человеческая реальность детерминирует саму себя целиком, человек есть причина самого себя. Поэтому он провозглашает тезис: существование предшествует сущности. Сначала человек рождается, а потом творит себя каждым своим действием и поступком. То, чем человек станет, определяется его индивидуальным выбором, а не чередой каких-то внешних или даже внутренних причин. Человек просто существует, так как нет никакой природы, которая могла бы определить способ его жизни, нет никаких норм и предписаний, даже «божественных идей», определяющих, что должен делать человек в своей жизни. Человек должен постоянно творить себя, следовательно, постоянно ставить под вопрос свое существование, сам формировать свою личность, индивидуальность и придавать смысл своей жизни. Человек сам определяет свою сущность, он свободен в том, каким хочет видеть мир, в котором он живет, каким он сам хочет стать, и именно свобода позволяет человеку как можно лучше распорядиться своей жизнью.

• одним из основных является понятие «экзистенция» способ бытия человеческой личности, центральное ядро человеческого Я, благодаря которому оно выступает как неповторимая человеческая личность и рассматривается как процесс и «открытая возможность»;

Существование имеет две разновидности:

1) неподлинное существование, где в качестве сущего выступают вещи, природа, материальное производство, социальные связи. Эта среда противостоит человеку, и он, забывая о своей сущностной определенности, живет как «живая вещь».

Так, Ясперс, критикуя современное положение человека в обществе, его безликое существование среди массы лю¬дей, считает, что отдельный индивид стал про¬стым колесиком в огромной машине современного государ¬ства, утратил свою самостоятельность, ока¬зался во власти чуждых, неподлинных форм существования. Хайдеггер, например, отмечает, что погруженный в мир человек не может в полной мере быть самим собой; в этом случае человеческое существование определяется бытием вещей, природной или социальной средой, а это, по его мнению, есть неподлинное существование. При неподлинном существовании возникает такой «объективный взгляд» на личность, когда она вполне оказывается заменимой другой личностью. Это Хайдеггер называет феноменом усредненности. Такая реальность нивелирует личность, каждый уже сам хочет быть похожим на других, не хочет выделяться из толпы, а поэтому невозможно никого сделать ответственными за свои поступки.

По Сартру, человек может и должен полагаться только на самого себя, не уповая ни на какие внешние обстоятельства, не подчиняясь никаким авторитетам, не ориентируясь на традиции и установки. Но это имеет обратную сторону: у человека появляется чувство тревоги, так как он «заброшен» в мир, ему приходится жить вместе с другими и для других, формируя жизнь сообразно своему выбору. У человека также появляется страх за выбор собственных ценностей, за принятие собственных решений, поэтому человек пытается объяснить свои действия объективными обстоятельствами, якобы не зависящими от него причинами, скрыться за какой-нибудь социальной ролью. Это есть неподлинное существование, которое человек принимает в результате свободного выбора. Одной из форм неподлинного существования является социальная жизнь человека, когда общество противостоит свободному развитию личности.

С точки зрения Камю, мир неразумен, так как является внечеловеческой реальностью, не имеющей ничего общего с нашими желаниями и нашим разумом; он также иррационален по своей сути, но при этом вполне познаваем. Индивид очень часто находится во власти этого мира, оказывается погруженным в рутину повседневной жизни, и постепенно им овладевает скука, меланхолия, хандра. В какой-то момент человек начинает осознавать абсурдность своего существования и задается вопросом: как жить без высшего смысла? Такое осознание скуки повседневного существования, бессмысленности жизни, ее иррациональности Камю и называет чувством абсурда. При этом философ подчеркивает, что абсурд одинаково зависит и от человека, и от мира – это единственная связь между ними, он проявляется только в их совместном присутствии, существовании, столкновении.

Поэтому человеку, который знает о конечности своего существования, необходимо возвыситься посредством свободного выбора от неподлинного существования к подлинному. Но этот переход не может осуществиться автоматически или путем естественного взросления человека; его внутреннее ядро раскрывается в пограничных ситуациях, которыми могут быть страдание, страх, вина, борьба, болезнь или даже смерть, но не собственная, а близких людей.

2) подлинное существование, или экзистенция, – это особый вид существования, открывающий трансцендентную возможность выхода за пределы обыденности, прорыв к «собственной возможности бытия», переход от обезличенного бытия к самобытию, от неподлинного к подлинному существованию.

Хайдеггер считает, что осознание конечности бытия человеком очень важно для его жизни, понимания ее смысла, и осознание феномена смерти позволяет человеку перейти от неподлинного существования к подлинному. По Ясперсу, обретение экзистенции, подлинного существования связано с «экзистенциальной коммуникацией». Это такое общение между людьми, которое означает внутреннюю, свободно избранную связь людей, где они открываются друг другу как самоценные и неповторимые личности, а не играют роли, предписанные им обществом. К экзистенциальной коммуникации человек приходит только в результате предварительного сосредоточения в самом себе, осознания своих действительных устремлений и желаний.

Сартр считает, что подлинное существование человека связано с реализацией фундаментального проекта, которым и является сам человек. Проект – это замысел, устремленность, цель, на которую ориентирует человек свою деятельность и который всегда незавершен, пока жив человек. Он всегда открыт для новых возможностей, он должен себя постоянно делать, творить, изобретать и нести ответственность за фундаментальный проект своей жизни. Никто не может быть виноват, если проект не сможет реализоваться, причину надо искать лишь в себе, а не списывать на обстоятельства.

Согласно Камю, единственным способом подлинного существования может быть бунт – это протест против всего, что угнетает, подавляет человека, унижает его достоинство, против несправедливости человеческого удела, против абсурдности жизни.

• наиболее развитым понятием философии экзистенциализма является понятие свободы;

Обретая себя как экзистенцию, человек впервые обретает и свою свободу, которая заключается в том, чтобы он не выступал как вещь, формирующаяся под влиянием естественной и социальной необходимости, а «выбирал» самого себя, формировал себя каждым своим действием и поступком.

Наиболее ярко эта проблема отражена в творчестве Сартра. Во- первых, он считает, что человек изначально свободен, «обречен» на свободу, «осужден» быть свободным, так как с самого рождения он не ограничен никакими установками, рамками, предписаниями. Во-вторых, человек делает свободный нравственный выбор, «выбирает себя» в процессе развития. И этот выбор, который каждый человек вынужден делать постоянно, определяется личной ответственностью. Поэтому для Сартра свобода означает ответственность, которая лежит на самом человеке за его существование, за то, кем он станет, каким содержанием наполнит свое существование.

Но человек ответствен не только за свою индивидуальность, он отвечает за всех людей. Каждый из нас, создавая образ человека, каким он хотел бы быть, в то же время создает образ человека, каким он должен быть, то есть такой образ, который значим для всей эпохи в целом. Значит, ответственность человека распространяется на все человечество. Он пишет: «выбирая себя, я выбираю человека вообще». Сартр считает, что бытие человека есть свобода, она не зависит от других людей, но как только начинается действие, каждый должен желать свободы других, более того, человек обнаруживает, что свобода целиком зависит от свободы других людей, а свобода других зависит от его свободы.

Таким образом, в реальной жизни оказывается, что только ответственность определяет свободный, осознанный выбор человека и для Сартра совершенно очевидно, что свобода – это, прежде всего, ответственность. Человек есть деятельный, активный индивид, который никогда не может уклониться от выбора и принятия полной ответственности за этот выбор.

• проблема смысла жизни пронизывает творчество всех философов экзистенциалистов. Камю, например, утверждает, что абсолютной, высшей ценностью является сама жизнь человека и его достоинство. Жизнь – единственная ценность, которая не может быть подвергнута никакому сомнению, и ее нужно постоянно насыщать смыслом. А источником смысла и является жизнь каждого человека; она самоценна, неповторима и уникальна. В этом и состоит утверждение гуманизма, который экзистенциалисты считают сутью своего учения.

Таким образом, в философии экзистенциализма выражается деятельная, активная позиция, которая заключается в том, что каждый свободный человек рассматривается как неповторимая, уникальная личность, которая несет ответственность за все свои поступки, а не оправдывает себя обстоятельствами. Человек есть то, чем он сам решил быть в этом мире.

Идеи экзистенциализма оказали огромное влияние на всю культуру ХХ века и продолжают оказывать и сейчас, так как в нем отражены основополагающие принципы человеческого существования в условиях, когда многие люди склонны вести «неподлинное существование». Эти идеи можно обнаружить не только в творчестве философов, но и экзистенциально мыслящих писателей во всем мире.

• < Назад
• Вперёд >

ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ — Департамент философии

ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ— филос, те­чение XX в.. выдвигающее на передний план абсолютную уникальность человеческого бытия, не допускающую выражения на языке понятий. Истоки экзи­стенциализма как особого направления мысли содержатся в учении Кьеркегора. Именно он впервые сформулировал антитезу “экзистенции” и “систе­мы”, разумея под последней систему Гегеля. В противовес панлогизму, раст­воряющему бытие в мышлении, т, е. уверенному, что бытие до мельчайших подробностей проницаемо для мысли, без остатка укладывается в понятие, Кьеркегор утверждает, что экзистенция (есть то, что всегда ускользает от пони­мания посредством абстракций. Отсю­да вытекает тезис о неприменимости на­учного метода в самопознании человека. Экзистенция есть “внутреннее”, к-рое постоянно переходит во внешн,, пред­метное бытие. Поскольку предметное бытие выражает собой “неподлинное существование” человека, обретение ‘»экзистенции предполагает решающий выбор, посредством к-рого человек пе­реходит от созерцательно-чувсгвснного способа бытия, детерминированного внешн. факторами среды, к “самому себе”, единственному и неповторимому. Этот путь Кьеркегор, в противополож­ность спекулятивной диалектике Гегеля, назвал “экзистенциальной диалектикой” Он выделил три осн. стадии восходящего движения к “подлинному существованию”, т. е. к экзистенции: эстетическую, этическую и религиозную. Принцип эстетической стадии—детер­минация внешним, т, е. ориентация на “наслаждение”. Здесь выбор осущест­вляется лишь в самой примитивной форме, ибо, выбирается лишь объект, а само влечение задано заранее не­посредственно-чувственной стихией че­ловеческой жизни. Принцип этической стадии — долг. Это уже самоопределе­ние субъекта, но пока еще чисто рассудочным способом, согласно предписа­ниям морального закона. Абстрактность ^{морального закона вполне преодоле­вается только на религиозной стадии существования, когда человек невероят­ным усилием воли отказывается от прежних привычек существования, всем существом своим принимает Страдание как принцип существования и тем са­мым приобщается к доле распятого Христа. Взгляды Кьеркегора долгое время существовали как изолированный феномен духовной жизни Скандинавских стран, Филос, течением Э. стал только после 1-й мировой войны, потряс­шей до основания весь социально-эко­номический уклад европ. об-ва, и преж­де всего его официальную либерально-христианскую идеологию. Существен­ный ингредиент этой идеологии состав­ляло просветительское убеждение в не­одолимости прогрессивного движения человечества по мере успехов науки и цивилизации. 1-я и особенно 2-я миро­вая война с организованным фашиста­ми геноцидом обнаружили явный дефицит гуманности в самом фундаменте научно-технической  цивилизации — в отношениях между людьми. Тогда и настало время Э., к-рый становится самым популярным течением мысли в Зап. Европе в 40-60-х гг. нашего сто­летия Манифестом этого направления , стали книги и статьи Ясперса, Марселя, Хайдеггера. написанные еще в 20—30-х гг.. но сделавшиеся обществ., явлением в первые десятилетия после победы над фашизмом. Новый толчок раз­витию дала деятельность Сартра и Камю, к-рые осмыслили опыт борьбы с фашизмом и политизировали Э., связав его с животрепещущими социально-политическими проблемами послевоен­ного времени. Для анализа Э. следует выделить инвариантное содержание построений представителей этого тече­ния. Прежде всего, Э.—это онтология, учение о бытии, а не о том, что “надо” или “следует” делать человеку. Бытийственный характер Э. подчеркивают все без исключения его адепты. Это значит, что экзистенциальное мышление раз­вертывается исключительно в сфере бытия, а все остальные традиционные филос. проблемы приобретают второсте­пенное значение, как частные следствия из решения осн. онтологической пробле­мы. Эта осн. проблема — определение экзистенции в общей структуре сущего, т. е. конкретизация онтологической при­роды человеческой реальности в соот­ношении с остальными началами ми­роздания. Осн. онтологическое опреде­ление  экзистенции — “бытие-между” — принадлежит еще Кьеркегору и разделяется всеми представи­телями Э. Этим с самого начала подчер­кивается промежуточный характер человеческой реальности, ее принципиаль­ная несамостоятельность, зависимость от чего-то иного, что уже не есть чело­век. (Вот почему ошибочно безогово­рочное отнесение Э. к “субъективному идеализму”) Природу этого “иного” экзистенциалисты понимают по-разно­му. Религиозные   экзистенциалисты (К А. Бердяев, Ясперс. Марсель, Тиллих) определяют это иное как “трансценденцию”, открывающуюся в акте веры. Божественное трактуется в духе “апофатической теологии”, не признающей никаких позитивных оп­ределений божества и отграничиваю­щей его от мира целой системой отрицаний. Определение трансценденции через отрицание особенно характе­рно для Хайдеггера, у к-рого трансценденция выступает как “ничто” — раз­верзшаяся бездна в плотном массиве вещественности. У христианских мысли­телей (Бердяева, Марселя) характе­ристики трансценденции носит отпечаток ценностей веры, надежды, любви; так, напр., по Марселю, Бос есть “абсо­лютное Ты” — — самый интимный и надежный друг. У близкого иудаизму Л. Шестова заметны отзвуки ветхоза­ветных настроений. Ясперс, обобщая достижения “осевого времени”, а к-ром возникли осн. мировые религии, стре­мится выделить некое ядро филос. Веры». не связывающей себя к.-л. определенным сгейо. При всех разли­чиях между собой религиозные экзи­стенциалисты не мыслят существования божественного вне акта веры, т. е. от­вергают догматическое постулирование существования Бога как предпосылки веры. Божественное реально существует лишь в акте веры, и одновременно с его появлением в горизонте человеческого бытия возможно достичь “подлинного существования”. Напротив, вне устрем­ления к трансценденции происходит деградация человеческой реальности, ее обезличивание и растворение в рутине повседневности. Но экзистенция — это бытийственная характеристика че­ловеческой реальности, поэтому даже на дне падения человек смутно чувст­вует свою причасгность высшему, как бы ни был он принижен в социальной жизни- Отсюда и характерное для Э. феноменологическое описание ситуаций духовного кризиса, в к-рых у обезли­ченного существа проявляется острей­шее ощущение неправильности, бес­смысленности, недостойности своего бытия. Совсем не случайно, что немало представителей Э., начиная с Кьеркего­ра, с одинаковой легкостью пользова­лись пером философа, анализирующего “экзистенциалы” человеческой реаль­ности, и пером художника, живопису­ющего реальные жизненные ситуации, в к-рых эти абстрактные экзистспциалы” предстают во плоти. Сближение лит. и философии в контексте Э. облег­чалось усвоением экзистенциалистами феноменологического метода Гуссерля, » любимым учеником к-рого нек-рое вре­мя был Хайдеггер. Хайдеггер переос­мыслил феноменологический метод и приложил его к исследованию экзистен­ции, к-рую интерпретировал как “интенциональное бытие”, “бытие-в-мире”. Вслед за ним аналогичную операцию проделал Сартр и до нек-рой степени Мерло-Понти. Феноменологический ме­тод позволил превратить Э. в система­тическую онтологию, описывающую реальность в своеобразном катего­риальном ряду. Отвлекаясь от индиви­дуального своеобразия  мыслителей, категориальную структуру позднего Э. можно представить в виде следующей онтологической триады: “мир-бытие-в-мире- бытие”.  Экзистенция  есть средний термин триады, промежуточное звено, соединяющее потустороннее бытие с “миром” как ареной повседневного обезличенного существования. Нап­равленность человеческой реальности ‘ на мир означает неподлинное существо­вание, “заброшенность”, а стремление к потустороннему, “окликание бы­тия” — подлинное существование. По­буждение к подлинному существованию содержится в таких феноменах, как “страх” (Ясперс, Хайдеггер), “экзистен­циальная тревога”, “тошнота” (Сартр), “скука” (Камю). “Страх” в экзистен­циальном смысле — это ни в коей мере не малодушие, не физический страх, а метафизический ужас — потрясающее человека прозрение. Здесь важно не психологическое содержание феномена (страха, а его онтологический смысл, к-рый заключается в том, что человеку, вдруг открылась зияющая бездна бытия, к-рой он раньше не ведал, спокойно прозябая в сутолоке повседневных дел. Теперь покоя нет, остался только риск решения, к-рое не гарантирует успеха. Это и есть “подлинное существование”, к-рое вынести куда труднее, чем бездум­ное существование в рамках заведен­ного порядка вещей. Т. обр., религиоз­ный Э. зовет человека от мира к Богу, к самоуглублению, позволяющему об­рести новое, “трансцендентное” измере­ние бытия.}

Самоуглубление есть вместе с тем и расширение границ индиви­дуального Я, поскольку взрывается эгоистическая замкнутость и открываются необъятные горизонты коммуни­кации со своей эпохой и вечностью. Совершенно иной настрой в атеисти­ческом Э. Сартра и Камю. Здесь основ­ная онтологическая схема приобретает иное наполнение. Бог есть “противоречие в определении”, т. е. противоречи­вое сочетание несовместимых характе­ристик: сознания, к-рое всегда отталки­вается от бытия, и автономного, самодо­влеющего, самому себе равного бытия. Последнее никак не может обладать сознанием, ибо тогда оно неминуемо потеряло бы тождество с самим собой. Если это так, то абсолютное бытие никак не может быть личностью, т. е. Бога не существует. Для Сартра абсолют­ное бытие толкуется совершенно мате­риалистически, хотя материальность выглядит для него крайне непривлека­тельно — в виде гигантской, всезаполняющей свалки студенистой слизи. При такой характеристике абсолютного бытия  “подлинное существование” Сартр уже не мог трактовать как уст­ремленность к бытию. Он исходит из противостояния сознания и бытия, что очень напоминает картезианский дуа­лизм духа и материи, с той только разницей, что сознание отождествляет­ся им с отрицанием, отталкиванием от бытия, “просверливанием” в нем “дырок”. Неподлинное существование стремится к “позитивности”, к безграничному самоутверждению за чужой счет, что, по Сартру, явл. “желанием быть Богом”, т. е. ницшеанским проектом сверхчеловека.  Подлинное же ^{существование, в противоположность безумной жажде власти, есть призна­ние неотчуждаемой свободы другого} наряду с моей собственной свободой — так, чтобы всякий акт моего выбора стал выбором на всех и во имя всех. Подчеркивая значение выбора и роль инициативы субъекта, Сартр следует, Фихте, а требуя, чтобы индивидуальный акт имел общечеловеческое содержание,— Канту. Несколько иначе определяет подлинное существование Камю в книге “Бунтующий человек”. С его т. зр., это непрерывная аскеза отрицания, абсолютный нонконформизм, несогласие со всем позитивным, неприня­тие всего, что существует,— в целом и по отдельности. Логическим заверше­нием этой идеи стала концепция “Вели­кого Отказа” Маркузе. Так атеистиче­ский Э. стал филос. обоснованием поли­тики левого экстремизма, но в целом его социальный смысл неоднозначен. Религиозный Э. явно представляет собой феномен обновленческого движения, порожденного кризисом религии и рас­пространением бездуховности в совр. об-ве. Усложненный язык и аргумен­тация Э. рассчитаны исключительно на интеллигенцию и призваны поколебать ее сциентистские установки и технократические иллюзии. В этом отношении, можно сказать, достиг определен­ного успеха, и, хотя в наст. вр. он полностью сошел на нет, осн. его идеи вошли в совр. менталитет. Это прежде всего относится к выявлению недобросо­вестности конформистского сознания, безоглядной решимости выбора как условия формирования подлинной инди­видуальности, преодоления наивной ве­ры в научно-технический прогресс.}

Лит.: Современный экзистенциализм. М., 1966;

Киссель М. А.

ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ • Большая российская энциклопедия

ЭКЗИСТЕНЦИАЛИ́ЗМ (от позд­не­ла­тин­ско­го existentia – су­ще­ст­во­ва­ние) (фи­ло­со­фия су­ще­ст­во­ва­ния), фи­лос. на­прав­ле­ние, воз­ник­шее на­ка­ну­не 1-й ми­ро­вой вой­ны в Рос­сии (Л. Шес­тов, Н. А. Бер­дя­ев), по­сле 1-й ми­ро­вой вой­ны в Гер­ма­нии (М. Хай­дег­гер, К. Яс­перс, М. Бу­бер) и в пе­ри­од 2-й ми­ро­вой вой­ны во Фран­ции (Ж. П. Сартр, Г. Мар­сель, вы­сту­пив­ший с идея­ми Э. ещё во вре­мя 1-й ми­ро­вой вой­ны, М. Мер­ло-Пон­ти, А. Ка­мю, С. де Бо­ву­ар). В 1940–50-х гг. Э. по­лу­чил рас­про­стра­не­ние в др. ев­роп. стра­нах, в 1960-х гг. так­же и в США. Пред­ста­ви­те­ли это­го на­прав­ле­ния в Ита­лии – Н. Аб­бань­я­но, Э. Па­чи, в Ис­пании влия­ние Э. ис­пы­тал Х. Ор­те­га-и-Гас­сет. К Э. близ­ки та­кие ре­лиг.-фи­лос. на­прав­ле­ния, как франц. пер­со­на­лизм (Э. Му­нье, М. Не­дон­сель, Ж. Лак­руа) и нем. диа­лек­ти­че­ская тео­ло­гия (К. Барт, П. Тил­лих, Р. Бульт­ман). Э. как фи­лос. на­прав­ле­ние но­сит не­од­но­род­ный ха­рак­тер. Раз­ли­ча­ют Э. ре­ли­ги­оз­ный (Яс­перс, Мар­сель, Бер­дя­ев, Шес­тов, Бу­бер) и атеи­сти­че­ский (Сартр, Ка­мю, Мер­ло-Пон­ти, Хай­дег­гер). Од­на­ко оп­ре­де­ле­ние «ате­ис­ти­че­ский» по от­но­ше­нию к Э. нес­коль­ко ус­лов­но, т. к. при­зна­ние то­го, что Бог умер, со­про­во­ж­да­ет­ся (в ча­ст­но­сти, у Хай­дег­ге­ра и Ка­мю) ут­вер­жде­ни­ем не­воз­мож­но­сти и аб­сурд­но­сти жиз­ни без Бо­га. Свои­ми пред­ше­ст­вен­ни­ка­ми эк­зи­стен­циа­ли­сты счи­та­ют Б. Пас­ка­ля, С. Кьер­ке­го­ра, М. де Уна­му­но, Ф. М. Дос­то­ев­ско­го и Ф. Ниц­ше. На Э. ока­за­ли влия­ние фи­ло­со­фия жиз­ни и фе­но­ме­но­ло­гия Э. Гус­сер­ля.

Э. пы­тал­ся воз­ро­дить он­то­ло­гию в про­ти­во­по­лож­ность ме­то­до­ло­гиз­му и гно­сео­ло­гиз­му, рас­про­стра­нён­ным в фи­ло­со­фии нач. 20 в. Как и фи­ло­со­фия жиз­ни, Э. хо­чет по­нять бы­тие как не­что не­по­сред­ст­вен­ное и пре­одо­леть ин­тел­лек­туа­лизм как тра­диц. ра­цио­на­ли­стич. фи­ло­со­фии, так и нау­ки. Бы­тие, со­глас­но Э., не есть ни эм­пи­рич. ре­аль­ность, дан­ная нам во внеш­нем вос­при­ятии, ни ра­циональ­ная кон­ст­рук­ция, пред­ла­гае­мая науч. мыш­ле­ни­ем, ни «умо­по­сти­гае­мая сущ­ность» идеа­ли­стич. фи­ло­со­фии. Бы­тие долж­но быть по­стиг­ну­то ин­туи­тив­но. Но, в от­ли­чие от фи­ло­со­фии жиз­ни, вы­де­лив­шей в ка­че­ст­ве ис­ход­ной ре­аль­но­сти пе­ре­жи­ва­ние, Э. стре­мит­ся пре­одо­леть пси­хо­ло­гизм и рас­крыть он­то­ло­гич. смысл пе­ре­жи­ва­ния, ко­то­рый вы­сту­па­ет как на­прав­лен­ность на не­что транс­цен­дент­ное са­мо­му пе­ре­жи­ва­нию (см. Ин­тен­цио­наль­ность). Гл. оп­ре­де­ле­ние бы­тия, как оно от­кры­то нам, т. е. на­ше­го соб­ст­вен­но­го бы­тия, име­нуе­мо­го эк­зи­стен­ци­ей, есть его не­замк­ну­тость, от­кры­тость транс­цен­ден­ции.

Он­то­ло­гич. пред­по­сыл­кой транс­цен­ди­ро­ва­ния яв­ля­ет­ся ко­неч­ность эк­зи­стен­ции, её смерт­ность. В си­лу сво­ей ко­неч­но­сти эк­зи­стен­ция яв­ля­ет­ся вре­мен­но́й, и её вре­мен­ность су­ще­ст­вен­но от­ли­ча­ет­ся от объ­ек­тив­но­го вре­ме­ни как чис­то­го ко­ли­че­ст­ва, без­раз­лич­но­го по от­но­ше­нию к за­пол­няю­ще­му его со­дер­жа­нию. Э. от­ли­ча­ет под­лин­ную, т. е. эк­зи­стен­ци­аль­ную, вре­мен­ность (она же ис­то­рич­ность) от фи­зич. вре­ме­ни, ко­то­рое про­из­вод­но от пер­вой. Эк­зи­стен­циа­ли­сты под­чёр­ки­ва­ют в фе­но­ме­не вре­ме­ни оп­ре­де­ляю­щее зна­че­ние бу­ду­ще­го и рас­смат­ри­ва­ют его в свя­зи с та­ки­ми «эк­зи­стен­циа­ла­ми», как «ре­ши­мость», «про­ект», «на­де­ж­да», от­ме­чая тем са­мым лич­но­ст­но-ис­то­ри­че­ский (а не без­лич­но-кос­ми­че­ский) ха­рак­тер вре­ме­ни и ут­вер­ждая его связь с че­ло­ве­че­ской дея­тель­но­стью, ис­ка­ни­ем, на­пря­же­ни­ем, ожи­да­ни­ем. Ис­то­рич­ность че­ло­ве­че­ско­го су­ще­ст­во­ва­ния вы­ра­жа­ет­ся, со­глас­но Э., в том, что оно все­гда на­хо­дит се­бя в оп­ре­де­лён­ной си­туа­ции, в ко­то­рую оно «за­бро­ше­но» и с ко­то­рой вы­ну­ж­де­но счи­тать­ся. При­над­леж­ность к оп­ре­де­лён­но­му на­ро­ду, со­сло­вию, на­ли­чие у ин­ди­ви­да тех или иных био­ло­гич., пси­хо­ло­гич. и др. ка­честв – всё это эм­пи­рич. вы­ра­же­ние из­на­чаль­но-си­туа­ци­он­но­го ха­рак­те­ра эк­зи­стен­ции, то­го, что она есть «бы­тие-в-ми­ре». Вре­мен­ность, ис­то­рич­ность и «си­туа­ци­он­ность» эк­зи­стен­ции – мо­ду­сы её ко­неч­но­сти.

Др. важ­ней­шим оп­ре­де­ле­ни­ем эк­зи­стен­ции яв­ля­ет­ся транс­цен­ди­ро­ва­ние, т. е. вы­ход за свои пре­де­лы. Транс­цен­дент­ное и сам акт транс­цен­ди­ро­ва­ния по­ни­ма­ют­ся разл. пред­ста­ви­те­ля­ми Э. не­оди­на­ко­во. С точ­ки зре­ния ре­лиг. Э. транс­цен­дент­ное – это Бог. Со­глас­но Ж. П. Сар­тру и А. Ка­мю, транс­цен­ден­ция есть ни­что, вы­сту­паю­щее как глу­бо­чай­шая тай­на эк­зи­стен­ции. Ес­ли у К. Яс­пер­са, Г. Мар­се­ля, позд­не­го М. Хай­дег­ге­ра, при­знаю­щих ре­аль­ность транс­цен­дент­но­го, пре­об­ла­да­ет мо­мент сим­во­ли­че­ский и да­же ми­фо­по­эти­че­ский (у Хай­дег­ге­ра), по­сколь­ку транс­цен­дент­ное не­воз­мож­но ра­цио­наль­но по­знать, а мож­но лишь «на­мек­нуть» на не­го, то уче­ние Сар­тра и Ка­мю, ста­вя­щих сво­ей за­да­чей рас­крыть ил­лю­зор­ность транс­цен­ден­ции, но­сит кри­ти­че­ский и да­же ни­ги­ли­стич. ха­рак­тер.

Во франц. и рус­ском Э., а так­же у Яс­пер­са в цен­тре вни­ма­ния сто­ит про­бле­ма че­ло­ве­че­ской сво­бо­ды. Э. от­вер­га­ет как ра­цио­на­ли­стич.-про­све­ти­тель­скую тра­ди­цию, сво­дя­щую сво­бо­ду к по­зна­нию не­об­хо­ди­мо­сти, так и гу­ма­ни­сти­чески-на­ту­ра­ли­сти­че­скую, для ко­то­рой сво­бо­да со­сто­ит в рас­кры­тии при­род­ных за­дат­ков че­ло­ве­ка, рас­кре­по­ще­нии его «сущ­но­ст­ных» сил. Сво­бо­да, со­глас­но Э., долж­на быть по­ня­та ис­хо­дя из эк­зистен­ции. По­сколь­ку же струк­ту­ра экзи­стен­ции вы­ра­жа­ет­ся в «на­прав­лен­но­сти-на», в транс­цен­ди­ро­ва­нии, то по­ни­ма­ние сво­бо­ды разл. пред­ста­ви­те­ля­ми Э. оп­ре­де­ля­ет­ся их трак­тов­кой транс­цен­ден­ции. Со­глас­но Мар­се­лю и Яс­пер­су, сво­бо­ду мож­но об­рес­ти лишь в Бо­ге. Со­глас­но Сар­тру, у ко­то­ро­го транс­цен­ден­ция – это ни­что, по­ня­тое ни­ги­ли­сти­че­ски, сво­бо­да есть от­ри­ца­тель­ность по от­но­ше­нию к бы­тию, ко­то­рое он трак­ту­ет как эм­пи­ри­че­ски су­щее. Че­ло­век сво­бо­ден в том смыс­ле, что он сам «про­ек­ти­ру­ет», соз­да­ёт се­бя, вы­би­ра­ет се­бя, не оп­ре­де­ля­ясь ни­чем, кро­ме соб­ст­вен­ной субъ­ек­тив­но­сти, сущ­ность ко­то­рой – в пол­ной не­за­ви­си­мо­сти от че­го бы то ни бы­ло. Че­ло­век оди­нок и ли­шён вся­ко­го он­то­ло­гич. ос­но­ва­ния. Уче­ние Сар­тра о сво­бо­де слу­жит вы­ра­же­ни­ем по­зи­ции край­не­го ин­ди­ви­дуа­лиз­ма. Сво­бо­да пред­ста­ёт в Э. как тя­жё­лое бре­мя, ко­то­рое дол­жен не­сти че­ло­век, по­сколь­ку он лич­ность. Он мо­жет от­ка­зать­ся от сво­ей сво­бо­ды, пе­ре­стать быть са­мим со­бой, стать «как все», но толь­ко це­ной от­ка­за от се­бя как лич­но­сти. Мир, в ко­то­рый при этом по­гру­жа­ет­ся че­ло­век, но­сит у Хай­дег­ге­ра на­зва­ние «man»: это без­лич­ный мир, в ко­то­ром всё ано­ним­но, в ко­то­ром нет субъ­ек­тов дей­ст­вия, в ко­то­ром все – «дру­гие» и че­ло­век да­же по от­но­ше­нию к са­мо­му се­бе яв­ля­ет­ся «дру­гим»; это мир, в ко­то­ром ни­кто ни­че­го не ре­ша­ет, а по­то­му и не не­сёт ни за что от­вет­ст­вен­но­сти. У Н. А. Бер­дяе­ва этот мир но­сит назв. «мир объ­ек­ти­ва­ции», при­зна­ки ко­то­ро­го – по­гло­ще­ние ин­ди­ви­ду­аль­но­го, лич­но­го об­щим, без­лич­ным, гос­под­ство не­об­хо­ди­мо­сти.

Об­ще­ние ин­ди­ви­дов, осу­ще­ст­в­ляе­мое в сфе­ре объ­ек­ти­ва­ции, не яв­ля­ет­ся по­длин­ным, оно лишь под­чёр­ки­ва­ет оди­но­че­ст­во ка­ж­до­го. Со­глас­но А. Ка­мю, пе­ред ли­цом ни­что, ко­то­рое де­ла­ет че­ло­ве­че­скую жизнь бес­смыс­лен­ной, про­рыв одно­го ин­ди­ви­да к дру­го­му, под­лин­ное об­ще­ние ме­ж­ду ни­ми не­воз­мож­но. И Ж. П. Сартр, и Ка­мю ви­дят фальшь и хан­же­ст­во во всех фор­мах об­ще­ния ин­диви­дов, ос­вя­щён­ных тра­диц. ре­ли­ги­ей и нрав­ст­вен­но­стью: в люб­ви, друж­бе и др. Ха­рак­тер­ное для Сар­тра стрем­ле­ние ра­зо­бла­чить ис­ка­жён­ные, пре­вра­щён­ные фор­мы соз­на­ния обо­ра­чи­ва­ет­ся тре­бо­ва­ни­ем при­нять ре­аль­ность соз­на­ния, ра­зоб­щён­но­го с дру­ги­ми и с са­мим со­бой. Един­ст­вен­ный спо­соб под­лин­но­го об­ще­ния, ко­то­рый при­зна­ёт Ка­мю, – это еди­не­ние ин­ди­ви­дов в бун­те про­тив «аб­сурд­но­го» ми­ра, про­тив ко­неч­но­сти, смерт­но­сти, не­со­вер­шен­ст­ва, бес­смыс­лен­но­сти че­ло­ве­че­ско­го бы­тия. Экс­таз мо­жет объ­е­ди­нить че­ло­ве­ка с дру­ги­ми, но это в сущ­но­сти экс­таз раз­ру­ше­ния, мя­те­жа, ро­ж­дён­но­го от­чая­ни­ем «аб­сурд­но­го» че­ло­ве­ка.

Иное ре­ше­ние про­бле­мы об­ще­ния да­ёт Г. Мар­сель. Со­глас­но ему, ра­зоб­щён­ность ин­ди­ви­дов по­ро­ж­да­ет­ся тем, что пред­мет­ное бы­тие при­ни­ма­ет­ся за един­ст­вен­но воз­мож­ное. Но под­лин­ное бы­тие – транс­цен­ден­ция – яв­ля­ет­ся не пред­мет­ным, а лич­но­ст­ным, по­то­му ис­тин­ное от­но­ше­ние к бы­тию – это диа­лог. Бы­тие, по Мар­се­лю, не «Оно», а «Ты». По­это­му про­об­ра­зом от­но­ше­ния че­ло­века к бы­тию яв­ля­ет­ся лич­ное от­но­ше­ние к дру­го­му че­ло­ве­ку, осу­ще­ст­в­ляе­мое пе­ред ли­цом Бо­га. Лю­бовь, со­глас­но Мар­се­лю, есть транс­цен­ди­ро­ва­ние, про­рыв к дру­го­му, будь то лич­ность че­ло­ве­че­ская или бо­же­ст­вен­ная. По­сколь­ку та­кой про­рыв с по­мо­щью рас­суд­ка по­нять нель­зя, Мар­сель от­но­сит его к сфе­ре «та­ин­ст­ва». Про­ры­вом объ­ек­ти­ви­рован­но­го ми­ра яв­ля­ет­ся, со­глас­но Э., не толь­ко под­лин­ное че­ло­ве­че­ское об­ще­ние, но и сфе­ра ху­дож., фи­лос., ре­лиг. твор­че­ст­ва. Од­на­ко ис­тин­ная ком­му­ни­ка­ция, как и твор­че­ст­во, не­сёт в се­бе тра­гич. над­лом: мир объ­ек­тив­но­сти не­пре­стан­но гро­зит раз­ру­шить эк­зи­стен­ци­аль­ную ком­му­ни­ка­цию. Соз­на­ние это­го при­во­дит К. Яс­пер­са к ут­вер­жде­нию, что всё в ми­ре в кон­це кон­цов тер­пит кру­ше­ние в си­лу са­мой ко­неч­но­сти эк­зи­стен­ции и по­то­му че­ло­век дол­жен нау­чить­ся жить и лю­бить с по­сто­ян­ным соз­на­ни­ем хруп­ко­сти все­го, что он лю­бит, не­за­щи­щён­но­сти са­мой люб­ви. Но глу­бо­ко скры­тая боль, при­чи­няе­мая этим соз­на­ни­ем, при­да­ёт его при­вя­зан­но­сти осо­бую чис­то­ту и оду­хо­тво­рён­ность. У Н. А. Бер­дяе­ва соз­на­ние хруп­ко­сти вся­ко­го под­лин­но­го бы­тия оформ­ля­ет­ся в эс­ха­то­ло­гич. уче­ние.

Со­ци­аль­но-по­ли­тич. по­зи­ции раз­ных пред­ста­ви­те­лей Э. не­оди­на­ко­вы. Так, Сартр и Ка­мю уча­ст­во­ва­ли в Дви­же­нии Со­про­тив­ле­ния; с кон. 1960-х гт. по­зи­ция Сар­тра от­ли­ча­лась край­ним ле­вым ра­ди­ка­лиз­мом и экс­тре­миз­мом. Кон­цеп­ции Сар­тра и Ка­мю ока­за­ли из­вест­ное влия­ние на со­ци­аль­но-по­ли­тич. про­грам­му дви­же­ния «но­вых ле­вых». По­ли­тич. ори­ен­та­ция Яс­пер­са и Мар­се­ля но­си­ла ли­бе­раль­ный ха­рак­тер, а со­ци­аль­но-по­ли­тич. воз­зре­ни­ям М. Хай­дег­ге­ра бы­ла при­су­ща кон­сер­ва­тив­ная тен­ден­ция.

это гуманизм»: Жан-Поль Сартр о свободе и ответственности — Моноклер

Рубрики : Последние статьи, Философия

«Экзистенциализм — это гуманизм» — заявил некогда Жан-Поль Сартр. Перечитываем эссе великого философа и разбираемся, что он имел в виду.

Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния.

Жан-Поль Сартр

Абсурд, свобода, отчаяние, отчуждение, одиночество — все эти понятия прочно вошли в систему философского знания и культурную парадигму XX века вместе с экзистенциализмом, самым противоречивым и самым популярным учением последнего столетия.

Общеизвестно, что основные положения экзистенциализма восходят к идеям Кьеркегора, Шеллинга и Ницше (кто-то даже Достоевского записывает в предшественники — ведь именно он заговорил о мире без Бога, который по сей день пытаются постичь экзистенциалисты), однако широкое распространение экзистенциализм получил после выхода в 1938 году романа «Тошнота» французского философа и писателя Жана-Поля Сартра.

У человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет её как может.

История о том, как человек вдруг ясно увидел абсурд и хаос бытия и прошёл огромный духовный путь от страха, отчаяния и чувства безысходности до осознания своей свободы и ответственности за каждый свой выбор публике не очень понравилась и была записана в ряды мрачных сказок, пессимистичных прогнозов и очередных страшилок (что, в общем-то неудивительно, потому что свобода, которую предлагал Сартр, требовала от людей признания страданий, ответственности и необходимости выбора, а такая плата никогда не пользовалась популярностью у большинства). В общем-то, именно из-за чрезмерно резкой критики романа и обвинений экзистенциалистов в проповеди абсолютной беспросветности Сартру пришлось выступить в 1946 году с лекцией о том, что представляет собой это учение, призывающее индивида выдержать отчаяние, выстоять перед страхом неизвестности и, несмотря на отсутствие смысла, создать его и состояться как человек. Лекция впоследствии была перекована в статью «Экзистенциализм — это гуманизм», которую сегодня и предлагает вам почитать Моноклер.

Почему Сартр? Потому что мало что изменилось за последние 50-60 лет: в эпоху войн, национально-этических распрей, терроризма, локальных конфликтов, экологических катастроф, тотальной девальвации моральных ценностей и предельного напряжения духовных сил человека описанная Сартром философия отчаяния, смятения и стойкости отнюдь не устарела. Возможно, сегодня именно экзистенциализм способен дать ответы на вопросы, на которых, возможно, споткнулась наша цивилизация.

---

Читайте также «Миф о Сизифе»: человек абсурда глазами Альбера Камю

---

ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ — ЭТО ГУМАНИЗМ

Я хотел бы выступить здесь в защиту экзистенциализма от ряда упрёков, высказанных в адрес этого учения.

Прежде всего, экзистенциализм обвиняют в том, будто он призывает погрузиться в квиетизм отчаяния: раз никакая проблема вообще не разрешима, то не может быть и никакой возможности действия в мире; в конечном итоге это созерцательная философия, а поскольку созерцание — роскошь, то мы вновь приходим к буржуазной философии. Таковы главным образом обвинения со стороны коммунистов.

С другой стороны, нас обвиняют в том, что мы подчёркиваем человеческую низость, показываем всюду гнусное, тёмное, липкое и пренебрегаем многим приятным и красивым, отворачиваемся от светлой стороны человеческой натуры. Так, например, критик, стоящий на позициях католицизма, — г-жа Мерсье обвиняла нас в том, что мы забыли об улыбке ребёнка. Те и другие упрекают нас в том, что мы забыли о солидарности людей, смотрим на человека как на изолированное существо; и это следствие того, что мы исходим, как заявляют коммунисты, из чистой субъективности, из картезианского «я мыслю», то есть опять-таки из такого момента, когда человек постигает себя в одиночестве, и это будто бы отрезает нам путь к солидарности с людьми, которые находятся вовне и которых нельзя постичь посредством cogito.

Со своей стороны христиане упрекают нас ещё и в том, что мы отрицаем реальность и значение человеческих поступков, так как, уничтожая божественные заповеди и вечные ценности, не оставляем ничего, кроме произвола: всякому позволено поступать, как ему вздумается, и никто не может судить о взглядах и поступках других людей.

---

Читайте также: Экзистенциализм и проблема другого: Сартр и Левинас

---

На все эти обвинения я постараюсь здесь ответить, именно поэтому я и озаглавил эту небольшую работу «Экзистенциализм — это гуманизм». Многих, вероятно, удивит, что здесь говорится о гуманизме. Разберём, какой смысл мы в него вкладываем. В любом случае мы можем сказать с самого начала, что под экзистенциализмом мы понимаем такое учение, которое делает возможной человеческую жизнь и которое, кроме того, утверждает, что всякая истина и всякое действие предполагают некоторую среду и человеческую субъективность.

Основное обвинение, нам предъявляемое, состоит, как известно, в том, что мы обращаем особое внимание на дурную сторону человеческой жизни. Мне рассказывали недавно об одной даме, которая, обмолвившись грубым выражением, заявила в виде извинения: «Кажется, я становлюсь экзистенциалисткой». Следовательно, экзистенциализм уподобляют непристойности, а экзистенциалистов объявляют «натуралистами». Но, если мы действительно натуралисты, вызывает крайнее удивление, что мы можем пугать и шокировать в гораздо большей степени, чем натурализм в собственном смысле. Человек, относящийся терпимо к такому роману Золя, как «Земля», испытывает отвращение, читая экзистенциалистский роман; человек, ссылающийся на народную мудрость, которая весьма пессимистична, находит нас законченными пессимистами. И в то же время трезво рассуждают по поводу того, что «своя рубашка ближе к телу» или что «собака любит палку». Есть множество других общих мест, говорящих о том же самом: не следует бороться с установленной властью, против силы не пойдёшь, выше головы не прыгнешь, любое не подкреплённое традицией действие — романтика; всякая попытка, не опирающаяся на опыт, обречена на неудачу, а опыт показывает, что люди всегда скатываются вниз, что для того, чтобы их удержать, нужно нечто твёрдое, иначе воцарится анархия. И, однако, те самые люди, которые пережёвывают эти пессимистические поговорки, которые заявляют всякий раз, когда они видят какой-нибудь более или менее отвратительный поступок: «Да, таков человек!», — и которые кормятся этими «реалистическими напевами», — эти же люди упрекают экзистенциализм в излишней мрачности, и притом так упрекают, что иногда спрашиваешь себя: не за то ли они им недовольны, что он, наоборот, слишком оптимистичен? Что, в сущности, пугает в этом учении? Не тот ли факт, что оно даёт человеку возможность выбора? Чтобы это выяснить, надо рассмотреть вопрос в строго философском плане. Итак, что такое экзистенциализм?

Большинству людей, употребляющих это слово, было бы очень трудно его разъяснить, ибо ныне, когда оно стало модным, экзистенциалистами стали объявлять и музыкантов, и художников. Один хроникер в «Кларте» тоже подписывается «Экзистенциалист». Слово приобрело такой широкий и пространный смысл, что, в сущности, уже ничего ровным счётом не означает. Похоже на то, что в отсутствие авангардного учения, вроде сюрреализма, люди, падкие на сенсации и жаждущие скандала, обращаются к философии экзистенциализма, которая, между тем, в этом отношении ничем не может им помочь. Ведь это исключительно строгое учение, меньше всего претендующее на скандальную известность и предназначенное прежде всего для специалистов и философов. Тем не менее можно легко дать ему определение.

Дело, впрочем, несколько осложняется тем, что существуют две разновидности экзистенциалистов: во-первых, это христианские экзистенциалисты, к которым я отношу Ясперса и исповедующего католицизм Габриэля Марселя; и, во-вторых, экзистенциалисты-атеисты, к которым относятся Хайдеггер и французские экзистенциалисты, в том числе я сам. Тех и других объединяет лишь убеждение в том, что существование предшествует сущности, или, если хотите, что нужно исходить из субъекта. Как это, собственно, следует понимать?

Возьмём изготовленный человеческими руками предмет, например, книгу или нож для разрезания бумаги. Он был сделан ремесленником, который руководствовался при его изготовлении определённым понятием, а именно понятием ножа, а также заранее известной техникой, которая предполагается этим понятием и есть, в сущности, рецепт изготовления. Таким образом, нож является предметом, который, с одной стороны, производится определённым способом, а с другой — приносит определённую пользу. Невозможно представить себе человека, который бы изготовлял этот нож, не зная, зачем он нужен. Следовательно, мы можем сказать, что у ножа его сущность, то есть сумма приёмов и качеств, которые позволяют его изготовить и определить, предшествует его существованию. И это обусловливает наличие здесь, передо мной, данного ножа или данной книги. В этом случае мы имеем дело с техническим взглядом на мир, согласно которому изготовление предшествует существованию.

Когда мы представляем себе бога-творца, то этот бог по большей части уподобляется своего рода ремесленнику высшего порядка. Какое бы учение мы ни взяли — будь то учение Декарта или Лейбница, — везде предполагается, что воля в большей или меньшей степени следует за разумом или, по крайней мере, ему сопутствует и что бог, когда творит, отлично себе представляет, что именно он творит. Таким образом, понятие «человек» в божественном разуме аналогично понятию «нож» в разуме ремесленника. И бог творит человека, сообразуясь с техникой и замыслом, точно так же, как ремесленник изготовляет нож в соответствии с его определением и техникой производства. Так же и индивид реализует какое-то понятие, содержащееся в божественном разуме.

В XVIII веке атеизм философов ликвидировал понятие бога, но не идею о том, что сущность предшествует существованию. Эту идею мы встречаем повсюду у Дидро, Вольтера и даже у Канта. Человек обладает некой человеческой природой. Эта человеческая природа, являющаяся «человеческим» понятием, имеется у всех людей. А это означает, что каждый отдельный человек — лишь частный случай общего понятия «человек». У Канта из этой всеобщности вытекает, что и житель лесов — естественный человек, и буржуа подводятся под одно определение, обладают одними и теми же основными качествами. Следовательно, и здесь сущность человека предшествует его историческому существованию, которое мы находим в природе.

Атеистический экзистенциализм, представителем которого являюсь я, более последователен. Он учит, что если даже бога нет, то есть по крайней мере одно бытие, у которого существование предшествует сущности, бытие, которое существует прежде, чем его можно определить каким-нибудь понятием, и этим бытием является человек, или, по Хайдеггеру, человеческая реальность. Что это означает «существование предшествует сущности»? Это означает, что человек сначала существует, встречается, появляется в мире, и только потом он определяется.

Для экзистенциалиста человек потому не поддаётся определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причём таким человеком, каким он сделает себя сам. Таким образом, нет никакой природы человека, как нет и бога, который бы её задумал. Человек просто существует, и он не только такой, каким себя представляет, но такой, каким он хочет стать. И поскольку он представляет себя уже после того, как начинает существовать, и проявляет волю уже после того, как начинает существовать, и после этого порыва к существованию, то он есть лишь то, что сам из себя делает. Таков первый принцип экзистенциализма. Это и называется субъективностью, за которую нас упрекают. Но что мы хотим этим сказать, кроме того, что у человека достоинства больше, нежели у камня или стола? Ибо мы хотим сказать, что человек прежде всего существует, что человек — существо, которое устремлено к будущему и сознает, что оно проецирует себя в будущее. Человек — это прежде всего проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста. Ничто не существует до этого проекта, нет ничего на умопостигаемом небе, и человек станет таким, каков его проект бытия. Не таким, каким он пожелает. Под желанием мы обычно понимаем сознательное решение, которое у большинства людей появляется уже после того, как они из себя что-то сделали. Я могу иметь желание вступить в партию, написать книгу, жениться, однако все это лишь проявление более первоначального, более спонтанного выбора, чем тот, который обычно называют волей. Но если существование действительно предшествует сущности, то человек ответственен за то, что он есть. Таким образом, первым делом экзистенциализм отдаёт каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование.

Но когда мы говорим, что человек ответствен, то это не означает, что он ответствен только за свою индивидуальность. Он отвечает за всех людей. Слово «субъективизм» имеет два смысла, и наши оппоненты пользуются этой двусмысленностью. Субъективизм означает, с одной стороны, что индивидуальный субъект сам себя выбирает, а с другой стороны — что человек не может выйти за пределы человеческой субъективности. Именно второй смысл и есть глубокий смысл экзистенциализма. Когда мы говорим, что человек сам себя выбирает, мы имеем в виду, что каждый из нас выбирает себя, но тем самым мы также хотим сказать, что, выбирая себя, мы выбираем всех людей. Действительно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, должен быть. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем, — всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех. Если, с другой стороны, существование предшествует сущности и если мы хотим существовать, творя одновременно наш образ, то этот образ значим для всей нашей эпохи в целом. Таким образом, наша ответственность гораздо больше, чем мы могли бы предполагать, так как распространяется на все человечество. Если я, например, рабочий и решаю вступить в христианский профсоюз, а не в коммунистическую партию, если я этим вступлением хочу показать, что покорность судьбе — наиболее подходящее для человека решение, что царство человека не на земле, — то это не только моё личное дело: я хочу быть покорным ради всех, и, следовательно, мой поступок затрагивает все человечество. Возьмём более индивидуальный случай Я хочу, например, жениться и иметь детей. Даже если эта женитьба зависит единственно от моего положения, или моей страсти, или моего желания, то тем самым я вовлекаю на путь моногамии не только себя самого, но и все человечество. Я ответствен, таким образом, за себя самого и за всех и создаю определённый образ человека, который выбираю, выбирая себя, я выбираю человека вообще.

Это позволяет нам понять, что скрывается за столь громкими словами, как «тревога», «заброшенность», «отчаяние». Как вы увидите, в них заложен чрезвычайно простой смысл. Во-первых, что понимается под тревогой. Экзистенциалист охотно заявит, что человек — это тревога. А это означает, что человек, который на что-то решается и сознает, что выбирает не только своё собственное бытие, но что он ещё и законодатель, выбирающий одновременно с собой и все человечество, не может избежать чувства полной и глубокой ответственности. Правда, многие не ведают никакой тревоги, но мы считаем, что эти люди прячут это чувство, бегут от него. Несомненно, многие люди полагают, что их действия касаются лишь их самих, а когда им говоришь: а что, если бы все так поступали? — они пожимают плечами и отвечают: но ведь все так не поступают. Однако на самом деле всегда следует спрашивать, а что бы произошло, если бы все так поступали? От этой беспокоящей мысли можно уйти, лишь проявив некоторую нечестность (mauvaise foi). Тот, кто лжёт, оправдываясь тем, что все так поступают, — не в ладах с совестью, так как факт лжи означает, что лжи придаётся значение универсальной ценности. Тревога есть, даже если её скрывают. Это та тревога, которую Кьеркегор называл тревогой Авраама. Вы знаете эту историю. Ангел приказал Аврааму принести в жертву сына. Хорошо, если это на самом деле был ангел, который пришёл и сказал: ты — Авраам и ты пожертвуешь своим сыном. Но каждый вправе спросить: действительно ли это ангел и действительно ли я Авраам? Где доказательства? У одной сумасшедшей были галлюцинации: с ней говорили по телефону и отдавали приказания. На вопрос врача «Кто же с вами разговаривает?» — она ответила: «Он говорит, что он бог». Но что же служило ей доказательством, что это был бог? Если мне явится ангел, то откуда я узнаю, что это и на самом деле ангел? И если я услышу голоса, то что докажет, что они доносятся с небес, а не из ада или подсознания, что это не следствие патологического состояния? Что докажет, что они обращены именно ко мне? Действительно ли я предназначен для того, чтобы навязать человечеству мою концепцию человека и мой выбор? У меня никогда не будет никакого доказательства, мне не будет дано никакого знамения, чтобы в этом убедиться. Если я услышу голос, то только мне решать, является ли он гласом ангела. Если я сочту данный поступок благим, то именно я, а не кто-то другой, решаю, что этот поступок благой, а не злой. Мне вовсе не обязательно быть Авраамом, и тем не менее на каждом шагу я вынужден совершать поступки, служащие примером для других. Для каждого человека все происходит так, как будто взоры всего человечества обращены к нему и будто все сообразуют свои действия с его поступками. И каждый человек должен себе сказать: действительно ли я имею право действовать так, чтобы человечество брало пример с моих поступков? Если же он не говорит себе этого, значит, скрывает от себя свою тревогу. Речь идёт здесь не о том чувстве, которое ведёт к квиетизму, к бездействию. Это — тревога, известная всем, кто брал на себя какую-либо ответственность. Когда, например, военачальник берет на себя ответственность, отдавая приказ об атаке и посылая людей на смерть, то, значит, он решается это сделать и, в сущности, принимает решение один. Конечно, имеются приказы свыше, но они слишком общи и требуют конкретного истолкования. Это истолкование исходит от него, и от этого истолкования зависит жизнь десяти, четырнадцати или двадцати человек. Принимая решение, он не может не испытывать какого-то чувства тревоги. Такая тревога знакома всем руководителям. Однако она не мешает им действовать, наоборот, составляет условие действия, так как предполагает, что рассматривается множество различных возможностей. И когда они выбирают одну, то понимают, что она имеет ценность именно потому, что она выбрана. Эта тревога, о которой толкует экзистенциализм, объясняется, кроме того, прямой ответственностью за других людей. Это не барьер, отделяющий нас от действия, но часть самого действия.

Говоря о «заброшенности» (излюбленное выражение Хайдеггера), мы хотим сказать только то, что бога нет и что отсюда необходимо сделать все выводы. Экзистенциализм противостоит той распространённой светской морали, которая желает избавиться от бога с минимальными издержками. Когда около 1880 года некоторые французские профессора пытались выработать светскую мораль, они заявляли примерно следующее: Бог — бесполезная и дорогостоящая гипотеза, и мы её отбрасываем. Однако для того, чтобы существовала мораль, общество, мир культуры, необходимо, чтобы некоторые ценности принимались всерьёз и считались существующими a priori. Необходимость быть честным, не лгать, не бить жену, иметь детей и т.д. и т.п. должна признаваться априорно. Следовательно, нужно ещё немного поработать, чтобы показать, что ценности все же существуют как скрижали в умопостигаемом мире, даже если бога нет. Иначе говоря, ничто не меняется, если бога нет; и это — умонастроение всего того, что во Франции называют радикализмом. Мы сохраним те же нормы честности, прогресса, гуманности; только бог превратится в устаревшую гипотезу, которая спокойно, сама собой отомрёт. Экзистенциалисты, напротив, обеспокоены отсутствием бога, так как вместе с богом исчезает всякая возможность найти какие-либо ценности в умопостигаемом мире. Не может быть больше блага a priori, так как нет бесконечного и совершенного разума, который бы его мыслил. И нигде не записано, что благо существует, что нужно быть честным, что нельзя лгать; и это именно потому, что мы находимся на равнине, и на этой равнине живут одни только люди.

Достоевский как-то писал, что «если бога нет, то все дозволено». Это — исходный пункт экзистенциализма. В самом деле, все дозволено, если бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего у него нет оправданий. Действительно, если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма, человек свободен, человек — это свобода.

С другой стороны, если бога нет, мы не имеем перед собой никаких моральных ценностей или предписаний, которые оправдывали бы наши поступки. Таким образом, ни за собой, ни перед собой — в светлом царстве ценностей — у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Мы одиноки, и нам нет извинений. Это и есть то, что я выражаю словами: человек осуждён быть свободным. Осуждён, потому что не сам себя создал, и всё-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за всё, что делает. Экзистенциалист не верит во всесилие страсти. Он никогда не станет утверждать, что благородная страсть — это всесокрушающий поток, который неумолимо толкает человека на совершение определённых поступков и поэтому может служить извинением. Он полагает, что человек ответствен за свои страсти. Экзистенциалист не считает также, что человек может получить на Земле помощь в виде какого-то знака, данного ему как ориентир. По его мнению, человек сам расшифровывает знамения, причём так, как ему вздумается. Он считает, следовательно, что человек, не имея никакой поддержки и помощи, осуждён всякий раз изобретать человека. В одной своей замечательной статье Понж писал: «Человек — это будущее человека». И это совершенно правильно. Но совершенно неправильно понимать это таким образом, что будущее предначертано свыше и известно богу, так как в подобном случае это уже не будущее. Понимать это выражение следует в том смысле, что, каким бы ни был человек, впереди его всегда ожидает неизведанное будущее.

Но это означает, что человек заброшен. Чтобы пояснить на примере, что такое заброшенность, я сошлюсь на историю с одним из моих учеников, который пришёл ко мне при следующих обстоятельствах. Его отец поссорился с его матерью; кроме того, отец склонялся к сотрудничеству с оккупантами. Старший брат был убит во время наступления немцев в 1940 году. И этот юноша с несколько примитивными, но благородными чувствами хотел за него отомстить. Мать, очень опечаленная полуизменой мужа и смертью старшего сына, видела в нем единственное утешение. Перед этим юношей стоял выбор: или уехать в Англию и поступить в вооружённые силы «Сражающейся Франции», что значило покинуть мать, или же остаться и помогать ей. Он хорошо понимал, что мать живёт им одним и что его уход, а возможно и смерть, ввергнет её в полное отчаяние. Вместе с тем он сознавал, что в отношении матери каждое его действие имеет положительный, конкретный результат в том смысле, что помогает ей жить, тогда как каждое его действие, предпринятое для того, чтобы отправиться сражаться, неопределённо, двусмысленно, может не оставить никакого следа и не принести ни малейшей пользы: например, по пути в Англию, проезжая через Испанию, он может на бесконечно долгое время застрять в каком-нибудь испанском лагере, может, приехав в Англию или в Алжир, попасть в штаб писарем. Следовательно, перед ним были два совершенно различных типа действия, либо конкретные и немедленные действия, но обращённые только к одному человеку, либо действия, направленные на несравненно более широкое общественное целое, на всю нацию, но именно по этой причине имеющие неопределённый, двусмысленный характер и, возможно, безрезультатные.

Одновременно он колебался между двумя типами морали. С одной стороны, мораль симпатии, личной преданности, с другой стороны, мораль более широкая, но, может быть, менее действенная. Нужно было выбрать одну из двух. Кто мог помочь ему сделать этот выбор? Христианское учение? Нет. Христианское учение говорит: будьте милосердны, любите ближнего, жертвуйте собою ради других, выбирайте самый трудный путь и т.д. и т.п. Но какой из этих путей самый трудный? Кого нужно возлюбить, как ближнего своего: воина или мать? Как принести больше пользы: сражаясь вместе с другими — польза не вполне определённая, или же — вполне определённая польза — помогая жить конкретному существу? Кто может решать здесь a priori? Никто. Никакая писаная мораль не может дать ответ. Кантианская мораль гласит: никогда не рассматривайте других людей как средство, но лишь как цель. Прекрасно. Если я останусь с матерью, я буду видеть в ней цель, а не средство. Но тем самым я рискую видеть средство в тех людях, которые сражаются. И наоборот, если я присоединюсь к сражающимся, то буду рассматривать их как цель, но тем самым рискую видеть средство в собственной матери.

Если ценности неопределённы и если все они слишком широки для того конкретного случая, который мы рассматриваем, нам остаётся довериться инстинктам. Это и попытался сделать молодой человек. Когда я встретился с ним, он сказал: «В сущности, главное — чувство. Мне следует выбрать то, что меня действительно толкает в определённом направлении. Если я почувствую, что достаточно люблю свою мать, чтобы пожертвовать ради неё всем остальным — жаждой мести, жаждой действия, приключений, то я останусь с ней. Если же, наоборот, я почувствую, что моя любовь к матери недостаточна, тогда мне надо будет уехать». Но как определить значимость чувства? В чем значимость его чувства к матери? Именно в том, что он остаётся ради неё. Я могу сказать: «Я люблю своего приятеля достаточно сильно, чтобы пожертвовать ради него некоторой суммой денег». Но я могу сказать это лишь в том случае, если это уже сделано мною. Я могу сказать «Я достаточно люблю свою мать, чтобы остаться с ней», в том случае, если я с ней остался. Я могу установить значимость данного чувства лишь тогда, когда уже совершил поступок, который утверждает и определяет значимость чувства. Если же мне хочется, чтобы чувство оправдало мой поступок, я попадаю в порочный круг.

С другой стороны, как хорошо сказал Андре Жид, чувство, которое изображают, и чувство, которое испытывают, почти неразличимы. Решить, что я люблю свою мать, и остаться с ней или же разыграть комедию, будто я остаюсь ради матери, — почти одно и то же. Иначе говоря, чувство создаётся поступками, которые мы совершаем. Я не могу, следовательно, обратиться к чувству, чтобы им руководствоваться. А это значит, что я не могу ни искать в самом себе такое истинное состояние, которое побудило бы меня к действию, ни требовать от какой-либо морали, чтобы она предписала, как мне действовать. Однако, возразите вы, ведь он же обратился за советом к преподавателю. Дело в том, что, когда вы идёте за советом, например, к священнику, значит, вы выбрали этого священника и, в сущности, вы уже более или менее представляли себе, что он вам посоветует. Иными словами, выбрать советчика — это опять-таки решиться на что-то самому. Вот вам доказательство: если вы христианин, вы скажете: «Посоветуйтесь со священником». Но есть священники-коллаборационисты, священники-выжидатели, священники — участники движения Сопротивления. Так кого же выбрать? И если юноша останавливает свой выбор на священнике — участнике Сопротивления или священнике-коллаборационисте, то он уже решил, каким будет совет. Обращаясь ко мне, он знал мой ответ, а я могу сказать только одно: вы свободны, выбирайте, то есть изобретайте.

Никакая всеобщая мораль вам не укажет, что нужно делать; в мире нет знамений. Католики возразят, что знамения есть. Допустим, что так, но и в этом случае я сам решаю, каков их смысл. В плену я познакомился с одним примечательным человеком, иезуитом, вступившим в орден следующим образом. Он немало натерпелся в жизни: его отец умер, оставив семью в бедности; он жил на стипендию, получаемую в церковном учебном заведении, и ему постоянно давали понять, что он принят туда из милости; он не получал многих почётных наград, которые так любят дети. Позже, примерно в 18 лет, он потерпел неудачу в любви и, наконец, в 22 года провалился с военной подготовкой — факт сам по себе пустяковый, но явившийся именно той каплей, которая переполнила чашу. Этот юноша мог, следовательно, считать себя полным неудачником. Это было знамение, но в чем заключался его смысл? Мой знакомый мог погрузиться в скорбь или отчаяние, но достаточно здраво рассудил, что это — знак, указывающий на то, что он не создан для успехов на мирском поприще, что ему назначены успехи в делах религии, святости, веры. Он увидел, следовательно, в этом перст божий и вступил в орден. Разве решение относительно смысла знамения не было принято им самим, совершенно самостоятельно? Из этого ряда неудач можно было сделать совсем другой вывод: например, что лучше стать плотником или революционером. Следовательно, он несёт полную ответственность за истолкование знамения. Заброшенность предполагает, что мы сами выбираем наше бытие. Заброшенность приходит вместе с тревогой.

Что касается отчаяния, то этот термин имеет чрезвычайно простой смысл. Он означает, что мы будем принимать во внимание лишь то, что зависит от нашей воли, или ту сумму вероятностей, которые делают возможным наше действие. Когда чего-нибудь хотят, всегда присутствует элемент вероятности. Я могу рассчитывать на то, что ко мне приедет друг. Этот друг приедет на поезде или на трамвае. И это предполагает, что поезд прибудет в назначенное время, а трамвай не сойдёт с рельсов. Я остаюсь в области возможного; но полагаться на возможность следует лишь настолько, насколько наше действие допускает всю совокупность возможностей. Как только рассматриваемые мною возможности перестают строго соответствовать моим действиям, я должен перестать ими интересоваться, потому что никакой бог и никакое провидение не могут приспособить мир и его возможности к моей воле. В сущности, когда Декарт писал: «Побеждать скорее самого себя, чем мир», то этим он хотел сказать то же самое: действовать без надежды. Марксисты, с которыми я разговаривал, возражали: «В ваших действиях, которые, очевидно, будут ограничены вашей смертью, вы можете рассчитывать на поддержку со стороны других людей. Это значит рассчитывать, во-первых, на то, что другие люди сделают для помощи вам в другом месте — в Китае, в России, и в то же время на то, что они сделают позже, после вашей смерти, для того чтобы продолжить ваши действия и довести их до завершения, то есть до революции. Вы даже должны на это рассчитывать, иначе вам нет морального оправдания». Я же на это отвечаю, что я всегда буду рассчитывать на товарищей по борьбе в той мере, в какой они участвуют вместе со мной в общей конкретной борьбе, связаны единством партии или группировки, действие которой я более или менее могу контролировать, — я состою в ней, и мне известно все, что в ней делается. И вот при таких условиях рассчитывать на единство и на волю этой партии — это все равно что рассчитывать на то, что трамвай придёт вовремя или что поезд не сойдёт с рельсов. Но я не могу рассчитывать на людей, которых не знаю, основываясь на вере в человеческую доброту или заинтересованность человека в общественном благе. Ведь человек свободен, и нет никакой человеческой природы, на которой я мог бы основывать свои расчёты. Я не знаю, какая судьба ожидает русскую революцию. Я могу лишь восхищаться ею и взять её за образец в той мере, в какой я сегодня вижу, что пролетариат играет в России роль, какой он не играет ни в какой другой стране. Но я не могу утверждать, что революция обязательно приведёт к победе пролетариата. Я должен ограничиваться тем, что вижу. Я не могу быть уверен, что товарищи по борьбе продолжат мою работу после моей смерти, чтобы довести её до максимального совершенства, поскольку эти люди свободны и завтра будут сами решать, чем должен быть человек. Завтра, после моей смерти, одни, может быть, решат установить фашизм, а другие окажутся такими трусами, что позволят им это сделать. Тогда фашизм станет человеческой истиной; и тем хуже для нас. Действительность будет такой, какой ее определит сам человек.

Значит ли это, что я должен предаться бездействию? Нет. Сначала я должен решить, а затем действовать, руководствуясь старой формулой: «Нет нужды надеяться, чтобы что-то предпринимать». Это не означает, что мне не следует вступать в ту или иную партию. Просто я, не питая иллюзий, буду делать то, что смогу. Например, я задаюсь вопросом: осуществится ли обобществление как таковое? Я об этом ничего не знаю, знаю только, что сделаю все, что будет в моих силах, для того, чтобы оно осуществилось. Сверх этого я не могу ни на что рассчитывать.

Квиетизм — позиция людей, которые говорят: другие могут сделать то, чего не могу сделать я. Учение, которое я излагаю, прямо противоположно квиетизму, ибо оно утверждает, что реальность — в действии. Оно даже идёт дальше и заявляет, что человек есть не что иное, как его проект самого себя. Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательно, не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизнь. Отсюда понятно, почему наше учение внушает ужас некоторым людям. Ведь у них зачастую нет иного способа переносить собственную несостоятельность, как с помощью рассуждения: «Обстоятельства были против меня, я стою гораздо большего. Правда, у меня не было большой любви или большой дружбы, но это только потому, что я не встретил мужчину или женщину, которые были бы их достойны. Я не написал хороших книг, но это потому, что у меня не было досуга. У меня не было детей, которым я мог бы себя посвятить, но это потому, что я не нашёл человека, с которым мог бы пройти по жизни. Во мне, стало быть, остаются в целости и сохранности множество неиспользованных способностей, склонностей и возможностей, которые придают мне значительно большую значимость, чем можно было бы судить только по моим поступкам». Однако в действительности, как считают экзистенциалисты, нет никакой любви, кроме той, что создаёт саму себя; нет никакой «возможной» любви, кроме той, которая в любви проявляется. Нет никакого гения, кроме того, который выражает себя в произведениях искусства. Гений Пруста — это произведения Пруста. Гений Расина — это ряд его трагедий, и кроме них ничего нет. Зачем говорить, что Расин мог бы написать ещё одну трагедию, если он её не написал? Человек живёт своей жизнью, он создаёт свой облик, а вне этого облика ничего нет. Конечно, это может показаться жестоким для тех, кто не преуспел в жизни. Но, с другой стороны, надо, чтобы люди поняли, что в счёт идёт только реальность, что мечты, ожидания и надежды позволяют определить человека лишь как обманчивый сон, как рухнувшие надежды, как напрасные ожидания, то есть определить его отрицательно, а не положительно. Тем не менее, когда говорят: «Ты есть не что иное, как твоя жизнь», это не значит, что, например, о художнике будут судить исключительно по его произведениям; есть тысячи других вещей, которые его определяют. Мы хотим лишь сказать, что человек есть не что иное, как ряд его поступков, что он есть сумма, организация, совокупность отношений, из которых составляются эти поступки.

И в таком случае нас упрекают, по существу, не за пессимизм, а за упрямый оптимизм. Если нам ставят в упрёк наши литературные произведения, в которых мы описываем вялых, слабых, трусливых, а иногда даже явно дурных людей, так это не только потому, что эти существа вялые, слабые, трусливые или дурные. Если бы мы заявили, как Золя, что они таковы по причине своей наследственности, в результате воздействия среды, общества, в силу определённой органической или психической обусловленности, люди бы успокоились и сказали: «Да, мы таковы, и с этим ничего не поделаешь». Но экзистенциалист, описывая труса, полагает, что этот трус ответствен за собственную трусость. Он таков не потому, что у него трусливое сердце, лёгкие или мозг. Он таков не вследствие своей физиологической организации, но потому, что сам сделал себя трусом своими поступками. Не бывает трусливого темперамента. Темпераменты бывают нервическими, слабыми, как говорится, худосочными или полнокровными. Но слабый человек вовсе не обязательно трус, так как трусость возникает вследствие отречения или уступки. Темперамент — ещё не действие. Трус определяется по совершенному поступку. То, что люди смутно чувствуют и что вызывает у них ужас, — это виновность самого труса в том, что он трус. Люди хотели бы, чтобы трусами или героями рождались.

Один из главных упрёков в адрес моей книги «Дороги свободы» формулируется следующим образом: как можно делать героями столь дряблых людей? Это возражение несерьёзно, оно предполагает, что люди рождаются героями. Собственно говоря, люди именно так и хотели бы думать: если вы родились трусом, то можете быть совершенно спокойны — вы не в силах ничего изменить и останетесь трусом на всю жизнь, что бы вы ни делали. Если вы родились героем, то также можете быть совершенно спокойны — вы останетесь героем всю жизнь, будете пить как герой, есть как герой. Экзистенциалист же говорит: трус делает себя трусом и герой делает себя героем. Для труса всегда есть возможность больше не быть трусом, а для героя — перестать быть героем. Но в счёт идёт лишь полная решимость, а не частные случаи или отдельные действия — они не захватывают нас полностью.

Итак, мы, кажется, ответили на ряд обвинений. Как видите, экзистенциализм нельзя рассматривать ни как философию квиетизма, ибо экзистенциализм определяет человека по его делам, ни как пессимистическое описание человека: на деле нет более оптимистического учения, поскольку судьба человека полагается в нем самом. Экзистенциализм — это не попытка отбить у человека охоту к действиям, ибо он говорит человеку, что надежда лишь в его действиях, и единственное, что позволяет человеку жить, — это действие. Следовательно, в этом плане мы имеем дело с моралью действия и решимости. Однако на этом основании нас упрекают также и в том, что мы замуровываем человека в индивидуальной субъективности. Но и здесь нас понимают превратно.

Действительно, наш исходный пункт — это субъективность индивида, он обусловлен и причинами чисто философского порядка. Не потому, что мы буржуа, а потому, что мы хотим иметь учение, основывающееся на истине, а не на ряде прекрасных теорий, которые обнадёживают, не имея под собой реального основания. В исходной точке не может быть никакой другой истины, кроме: «Я мыслю, следовательно, существую». Это абсолютная истина сознания, постигающего самое себя. Любая теория, берущая человека вне этого момента, в котором он постигает себя, есть теория, упраздняющая истину, поскольку вне картезианского cogito все предметы лишь вероятны, а учение о вероятностях, не опирающееся на истину, низвергается в пропасть небытия. Чтобы определять вероятное, нужно обладать истинным. Следовательно, для того чтобы существовала хоть какая-нибудь истина, нужна истина абсолютная. Абсолютная истина проста, легко достижима и доступна всем, она схватывается непосредственно.

Далее, наша теория — единственная теория, придающая человеку достоинство, единственная теория, которая не делает из него объект. Всякий материализм ведёт к рассмотрению людей, в том числе и себя самого, как предметов, то есть как совокупности определённых реакций, ничем не отличающейся от совокупности тех качеств и явлений, которые образуют стол, стул или камень. Что же касается нас, то мы именно и хотим создать царство человека как совокупность ценностей, отличную от материального царства. Но субъективность, постигаемая как истина, не является строго индивидуальной субъективностью, поскольку, как мы показали, в cogito человек открывает не только самого себя, но и других людей. В противоположность философии Декарта, в противоположность философии Канта, через «я мыслю» мы постигаем себя перед лицом другого, и другой так же достоверен для нас, как мы сами. Таким образом, человек, постигающий себя через cogito, непосредственно обнаруживает вместе с тем и всех других, и притом — как условие своего собственного существования. Он отдаёт себе отчёт в том, что не может быть каким-нибудь (в том смысле, в каком про человека говорят, что он остроумен, зол или ревнив), если только другие не признают его таковым. Чтобы получить какую-либо истину о себе, я должен пройти через другого. Другой необходим для моего существования, так же, впрочем, как и для моего самопознания. При этих условиях обнаружение моего внутреннего мира открывает мне в то же время и другого, как стоящую передо мной свободу, которая мыслит и желает «за» или «против» меня. Таким образом, открывается целый мир, который мы называем интерсубъективностью. В этом мире человек и решает, чем является он, и чем являются другие.

Кроме того, если невозможно найти универсальную сущность, которая была бы человеческой природой, то все же существует некая общность условий человеческого существования. Не случайно современные мыслители чаще говорят об условиях человеческого существования, чем о человеческой природе. Под ними они понимают, с большей или меньшей степенью ясности, совокупность априорных пределов, которые очерчивают фундаментальную ситуацию человека в универсуме. Исторические ситуации меняются: человек может родиться рабом в языческом обществе, феодальным сеньором или пролетарием. Не изменяется лишь необходимость для него быть в мире, быть в нем за работой, быть в нем среди других и быть в нем смертным. Пределы не субъективны и не объективны, скорее, они имеют объективную и субъективную стороны. Объективны они потому, что встречаются повсюду и повсюду могут быть опознаны. Субъективны потому, что переживаемы, они ничего не представляют собой, если не пережиты человеком, который свободно определяет себя в своём существовании по отношению к ним. И хотя проекты могут быть различными, ни один мне не чужд, потому что все они представляют собой попытку преодолеть пределы, или раздвинуть их, или не признать их, или приспособиться к ним. Следовательно, всякий проект, каким бы индивидуальным он ни был, обладает универсальной значимостью. Любой проект, будь то проект китайца, индейца или негра, может быть понят европейцем. Может быть понят — это значит, что европеец 1945 года может точно так же идти от постигнутой им ситуации к её пределам, что он может воссоздать в себе проект китайца, индейца или африканца. Любой проект универсален в том смысле, что понятен каждому. Это не означает, что данный проект определяет человека раз навсегда, а только то, что он может быть воспроизведён. Всегда можно понять идиота, ребёнка, дикаря или иностранца, достаточно иметь необходимые сведения. В этом смысле мы можем говорить о всеобщности человека, которая, однако, не дана заранее, но постоянно созидается. Выбирая себя, я созидаю всеобщее. Я созидаю его, понимая проект любого другого человека, к какой бы эпохе он ни принадлежал. Эта абсолютность выбора не ликвидирует относительности каждой отдельной эпохи. Экзистенциализм и хочет показать эту связь между абсолютным характером свободного действия, посредством которого каждый человек реализует себя, реализуя в то же время определённый тип человечества, — действия, понятного любой эпохе и любому человеку, и относительностью культуры, которая может явиться следствием такого выбора. Необходимо отметить вместе с тем относительность картезианства и абсолютность картезианской позиции. Если хотите, в этом смысле каждый из нас существо абсолютное, когда он дышит, ест, спит или действует тем или иным образом. Нет никакой разницы между свободным бытием, бытием-проектом, существованием, выбирающим свою сущность, и абсолютным бытием. И нет никакой разницы между локализованным во времени абсолютным бытием, то есть расположенным в истории, и универсально постижимым бытием.

Это, однако, не снимает полностью обвинения в субъективизме, которое выступает ещё в нескольких формах. Во-первых, нам говорят: «Значит, вы можете делать что угодно». Это обвинение формулируют по-разному. Сначала нас записывают в анархисты, а потом заявляют: «Вы не можете судить других, так как не имеете оснований, чтобы предпочесть один проект другому». И, наконец, нам могут сказать: «Все произвольно в вашем выборе, вы отдаёте одной рукой то, что вы якобы получили другой». Эти три возражения не слишком серьёзны. Прежде всего, первое возражение — «вы можете выбирать что угодно» — неточно. Выбор возможен в одном направлении, но невозможно не выбирать. Я всегда могу выбрать, но я должен знать, что даже в том случае, если ничего не выбираю, тем самым я всё-таки выбираю. Хотя это обстоятельство и кажется сугубо формальным, однако оно чрезвычайно важно для ограничения фантазии и каприза. Если верно, что, находясь в какой-то ситуации, например в ситуации, определяющей меня как существо, наделённое полом, способное находиться в отношениях с существом другого пола и иметь детей, я вынужден выбрать какую-то позицию, то, во всяком случае, я несу ответственность за выбор, который, обязывая меня, обязывает в то же время все человечество. Даже если никакая априорная ценность не определяет моего выбора, он все же не имеет ничего общего с капризом. А если кое-кому кажется, что это — та же теория произвольного действия, что и у А. Жида, значит, они не видят громадного различия между экзистенциализмом и учением Жида. Жид не знает, что такое ситуация. Для него действия обусловлены простым капризом. Для нас, напротив, человек находится в организованной ситуации, которою живёт, и своим выбором он заставляет жить ею все человечество, и он не может не выбирать: он или останется целомудренным, или женится, но не будет иметь детей, или женится и будет иметь детей. В любом случае, что бы он ни делал, он несёт полную ответственность за решение этой проблемы. Конечно, он не ссылается, осуществляя выбор, на предустановленные ценности, но было бы несправедливо обвинять его в капризе. Моральный выбор можно сравнить скорее с созданием произведения искусства. Однако здесь надо сразу же оговориться, речь идет отнюдь не об эстетской морали, наши противники столь недобросовестны, что упрекают нас даже в этом. Пример взят мною лишь для сравнения. Итак, разве когда-нибудь упрекали художника, рисующего картину, за то, что он не руководствуется априорно установленными правилами? Разве когда-нибудь говорили, какую он должен нарисовать картину? Ясно, что нет картины, которая была бы определена до её написания, что художник живёт созданием своего произведения и что картина, которая должна быть нарисована, — это та картина, которую он нарисует. Ясно, что нет априорных эстетических ценностей, но есть ценности, которые проявятся потом — в связи отдельных элементов картины, в отношениях между волей к творчеству и результатом. Никто не может сказать, какой будет живопись завтра. О картинах можно судить, лишь когда они уже написаны. Какое отношение имеет это к морали? Здесь мы тоже оказываемся в ситуации творчества. Мы никогда не говорим о произвольности произведения искусства. Обсуждая полотно Пикассо, мы не говорим, что оно произвольно. Мы хорошо понимаем, что, рисуя, он созидает себя таким, каков он есть, что совокупность его произведений включается в его жизнь.

Так же обстоит дело и в морали. Общим между искусством и моралью является то, что в обоих случаях мы имеем творчество и изобретение. Мы не можем решить a priori, что надо делать. Мне кажется, я достаточно показал это на примере того молодого человека, который приходил ко мне за советом и который мог взывать к любой морали, кантианской или какой-либо ещё, не находя там для себя никаких указаний. Он был вынужден изобрести для себя свой собственный закон. Мы никогда не скажем, что этот человек — решит ли он остаться со своей матерью, беря за основу морали чувства, индивидуальное действие и конкретное милосердие, или решит поехать в Англию, предпочитая жертвенность, — сделал произвольный выбор. Человек создаёт себя сам. Он не сотворён изначально, он творит себя, выбирая мораль, а давление обстоятельств таково, что он не может не выбрать какой-нибудь определённой морали. Мы определяем человека лишь в связи с его решением занять позицию. Поэтому бессмысленно упрекать нас в произвольности выбора.

Во-вторых, нам говорят, что мы не можем судить других. Это отчасти верно, а отчасти нет. Это верно в том смысле, что всякий раз, когда человек выбирает свою позицию и свой проект со всей искренностью и полной ясностью, каким бы ни был этот проект, ему невозможно предпочесть другой. Это верно в том смысле, что мы не верим в прогресс. Прогресс — это улучшение. Человек же всегда находится лицом к лицу с меняющейся ситуацией, и выбор всегда остаётся выбором в ситуации. Моральная проблема ничуть не изменилась с тех пор, когда надо было выбирать между сторонниками и противниками рабовладения во время войны между Севером и Югом, вплоть до сегодняшнего дня, когда нужно голосовать за МРП[Народно-республиканское движение Франции] или за коммунистов.

Но тем не менее судить можно, поскольку, как я уже говорил, человек выбирает, в том числе выбирает и самого себя, перед лицом других людей. Прежде всего можно судить, какой выбор основан на заблуждении, а какой на истине (это может быть не оценочное, а логическое суждение). Можно судить о человеке, если он нечестен. Если мы определили ситуацию человека как свободный выбор, без оправданий и без опоры, то всякий человек, пытающийся оправдаться своими страстями или придумывающий детерминизм, нечестен. Могут возразить: «Но почему бы ему не выбирать себя нечестно?» Я отвечу, что не собираюсь судить с моральной точки зрения, а просто определяю нечестность как заблуждение. Здесь нельзя избежать суждения об истине. Нечестность — это, очевидно, ложь, ибо утаивает полную свободу действия. В том же смысле можно сказать, что выбор нечестен, если заявляется, будто ему предшествуют некие предсуществующие ценности. Я противоречу сам себе, если одновременно хочу их установить и заявляю, что они меня обязывают. Если мне скажут: «А если я хочу быть нечестным?» — я отвечу: «Нет никаких оснований, чтобы вы им не были, но я заявляю, что вы именно таковы, тогда как строгая последовательность характерна лишь для честности». Кроме того, можно высказать моральное суждение. В каждом конкретном случае свобода не может иметь другой цели, кроме самой себя, и если человек однажды признал, что, пребывая в заброшенности, сам устанавливает ценности, он может желать теперь только одного — свободы как основания всех ценностей. Это не означает, что он желает ее абстрактно. Это попросту означает, что действия честных людей имеют своей конечной целью поиски свободы как таковой. Человек, вступающий в коммунистический или революционный профсоюз, преследует конкретные цели. Эти цели предполагают наличие абстрактной воли к свободе. Но этой свободы желают в конкретном. Мы желаем свободы ради свободы в каждом отдельном случае. Но, стремясь к свободе, мы обнаруживаем, что она целиком зависит от свободы других людей и что свобода других зависит от нашей свободы.

Конечно, свобода, как определение человека, не зависит от другого, но, как только начинается действие, я обязан желать вместе с моей свободой свободы других, я могу принимать в качестве цели мою свободу лишь в том случае, если поставлю своей целью также и свободу других. Следовательно, если с точки зрения полной аутентичности я признал, что человек — это существо, у которого существование предшествует сущности, что он есть существо свободное, которое может при различных обстоятельствах желать лишь своей свободы, я одновременно признал, что я могу желать и другим только свободы. Таким образом, во имя этой воли к свободе, предполагаемой самой свободой, я могу формулировать суждение о тех, кто стремится скрыть от себя полную беспричинность своего существования и свою полную свободу. Одних, скрывающих от себя свою полную свободу с помощью духа серьёзности или ссылок на детерминизм, я назову трусами. Других, пытающихся доказать, что их существование необходимо, хотя даже появление человека на Земле является случайностью, я назову сволочью. Но трусов или сволочь можно судить лишь с точки зрения строгой аутентичности. Поэтому, хотя содержание морали и меняется, определённая форма этой морали универсальна. Кант заявляет, что свобода желает самой себя и свободы других. Согласен. Но он полагает, что формальное и всеобщее достаточны для конституирования морали. Мы же, напротив, думаем, что слишком отвлечённые принципы терпят крах при определении действия. Рассмотрим ещё раз пример с этим учеником. Во имя чего, во имя какой великой максимы морали мог бы он, по-вашему, с полным спокойствием духа решиться покинуть мать или же остаться с ней. Об этом никак нельзя судить. Содержание всегда конкретно и, следовательно, непредсказуемо. Всегда имеет место изобретение. Важно только знать, делается ли данное изобретение во имя свободы.

Рассмотрим два конкретных примера. Вы увидите, в какой степени они согласуются друг с другом и в то же время различны. Возьмём «Мельницу на Флоссе». В этом произведении мы встречаем некую девушку по имени Мэгги Тулливер, которая является воплощением страсти и сознает это. Она влюблена в молодого человека — Стефана, который обручён с другой, ничем не примечательной девушкой. Эта Мэгги Тулливер, вместо того чтобы легкомысленно предпочесть своё собственное счастье, решает во имя человеческой солидарности пожертвовать собой и отказаться от любимого человека. Наоборот, Сансеверина в «Пармской обители», считая, что страсть составляет истинную ценность человека, заявила бы, что большая любовь стоит всех жертв, что её нужно предпочесть банальной супружеской любви, которая соединила бы Стефана и ту дурочку, на которой он собрался жениться. Она решила бы пожертвовать последней и добиться своего счастья. И, как показывает Стендаль, ради страсти она пожертвовала бы и собой, если того требует жизнь. Здесь перед нами две прямо противоположные морали. Но я полагаю, что они равноценны, ибо в обоих случаях целью является именно свобода. Вы можете представить себе две совершенно аналогичные по своим следствиям картины. Одна девушка предпочитает покорно отказаться от любви, другая — под влиянием полового влечения — предпочитает игнорировать прежние связи мужчины, которого любит. Внешне эти два случая напоминают только что описанные. И тем не менее они весьма от них отличаются. Сансеверина по своему отношению к жизни гораздо ближе к Мэгги Тулливер, чем к такой беззаботной алчности.

Таким образом, вы видите, что второе обвинение одновременно и истинно, и ложно. Выбирать можно все, что угодно, если речь идёт о свободе решать.

Третье возражение сводится к следующему: «Вы получаете одной рукой то, что даёте другой», то есть ваши ценности, в сущности, несерьёзны, поскольку вы их сами выбираете. На это я с глубоким прискорбием отвечу, что так оно и есть; но уж если я ликвидировал бога-отца, то должен же кто-нибудь изобретать ценности. Нужно принимать вещи такими, как они есть. И, кроме того, сказать, что мы изобретаем ценности, — значит утверждать лишь то, что жизнь не имеет априорного смысла. Пока вы не живете своей жизнью, она ничего собой не представляет, вы сами должны придать ей смысл, а ценность есть не что иное, как этот выбираемый вами смысл. Тем самым вы обнаруживаете, что есть возможность создать человеческое сообщество.

Меня упрекали за сам вопрос: является ли экзистенциализм гуманизмом. Мне говорили: «Ведь вы же писали в “Тошноте”, что гуманисты не правы, вы надсмеялись над определённым типом гуманизма, зачем теперь к нему возвращаться?» Действительно, слово «гуманизм» имеет два совершенно различных смысла. Под гуманизмом можно понимать теорию, которая рассматривает человека как цель и высшую ценность. Подобного рода гуманизм имеется у Кокто, например, в его рассказе «В 80 часов вокруг света», где один из героев, пролетая на самолёте над горами, восклицает: «Человек поразителен!» Это означает, что лично я, не принимавший участия в создании самолётов, могу воспользоваться плодами этих изобретений и что лично я — как человек — могу относить на свой счёт и ответственность, и почести за действия, совершенные другими людьми. Это означало бы, что мы можем оценивать человека по наиболее выдающимся действиям некоторых людей. Такой гуманизм абсурден, ибо только собака или лошадь могла бы дать общую характеристику человеку и заявить, что человек поразителен, чего они, кстати, вовсе не собираются делать, по крайней мере, насколько мне известно. Но нельзя признать, чтобы о человеке мог судить человек. Экзистенциализм освобождает его от всех суждений подобного рода. Экзистенциалист никогда не рассматривает человека как цель, так как человек всегда незавершён. И мы не обязаны думать, что есть какое-то человечество, которому можно поклоняться на манер Огюста Конта. Культ человечества приводит к замкнутому гуманизму Конта и — стоит сказать — к фашизму. Такой гуманизм нам не нужен.

Но гуманизм можно понимать и в другом смысле. Человек находится постоянно вне самого себя. Именно проектируя себя и теряя себя вовне, он существует как человек. С другой стороны, он может существовать, только преследуя трансцендентные цели. Будучи этим выходом за пределы, улавливая объекты лишь в связи с этим преодолением самого себя, он находится в сердцевине, в центре этого выхода за собственные пределы. Нет никакого другого мира, помимо человеческого мира, мира человеческой субъективности. Эта связь конституирующей человека трансцендентности (не в том смысле, в каком трансцендентен бог, а в смысле выхода за свои пределы) и субъективности — в том смысле, что человек не замкнут в себе, а всегда присутствует в человеческом мире, — и есть то, что мы называем экзистенциалистским гуманизмом. Это гуманизм, поскольку мы напоминаем человеку, что нет другого законодателя, кроме него самого, в заброшенности он будет решать свою судьбу; поскольку мы показываем, что реализовать себя по-человечески человек может не путём погружения в самого себя, но в поиске цели вовне, которой может быть освобождение или еще какое-нибудь конкретное самоосуществление.

Из этих рассуждений видно, что нет ничего несправедливее выдвинутых против нас возражений. Экзистенциализм — это не что иное, как попытка сделать все выводы из последовательного атеизма. Он вовсе не пытается ввергнуть человека в отчаяние. Но если отчаянием называть, как это делают христиане, всякое неверие, тогда именно первородное отчаяние — его исходный пункт. Экзистенциализм — не такой атеизм, который растрачивает себя на доказательства того, что бог не существует. Скорее он заявляет следующее: даже если бы бог существовал, это ничего бы не изменило. Такова наша точка зрения. Это не значит, что мы верим в существование бога, — просто суть дела не в том, существует ли бог. Человек должен обрести себя и убедиться, что ничто не может его спасти от себя самого, даже достоверное доказательство существования бога. В этом смысле экзистенциализм — это оптимизм, учение о действии. И только вследствие нечестности, путая своё собственное отчаяние с нашим, христиане могут называть нас отчаявшимися.

1946 г.

Источник: Сумерки богов. — М.: «Политиздат», 1989. С. 319–344.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие статьи

Экзистенциалист — это… Что такое Экзистенциалист?

Экзистенциали́зм (фр. existentialisme от лат. exsistentia — существование), философия существования — направление в философии XX века, рассматривающее человека как уникальное духовное существо, способное к выбору собственной судьбы. Экзистенция трактуется как противоположность эссенции (сущности). Если судьба вещей и животных предопределена, то есть они обладают сущностью прежде существования, то человек обретает свою сущность в процессе своего существования. Основным проявлением экзистенции является свобода, которая подразумевает тревогу за результат своего выбора.

Необходимо признать, что экзистенциализм как философское направление никогда не существовал и не существует. Противоречивость этого исходит из самого содержания «экзистенции», так как она по определению индивидуальна и неповторима, означает переживания отдельно взятого индивида, непохожего ни на кого. Неким аналогом экзистенции можно считать душу человека.

Исходя из этой противоречивости, следует уточнять, что практически никто из мыслителей, причисляемых к экзистенциализму, не был в действительности философом-экзистенциалистом. Единственным, кто четко выражал свою принадлежность к этому направлению, был Ж-П. Сартр. Его позиция была обозначена в докладе «Экзистенциализм — это гуманизм», где он и предпринял попытку обобщить экзистенциалистские устремления отдельных мыслителей начала XX века.

Содержание учения

Идейные истоки философии экзистенциализма — философия жизни, феноменология Гуссерля, религиозно-мистические размышления Кьеркегора. Сторонники версии экзистенциализма как философского учения различают экзистенциализм религиозный (Марсель, Ясперс, Бердяев, Бубер) и атеистический (Хайдеггер, Сартр).

Несколько в стороне стоит Камю, который критиковал оба направления ^[1]:

существуют две формы экзистенциализма: одна из них, связанная с именами Кьеркегора и Ясперса, впадает в божественность через критику разума, другая, которую я назвал бы атеистическим экзистенциализмом Гуссерля, Хайдеггера и особенно Сартра, заканчивается также обожествлением, но обожествлением истории, рассматриваемой как единственный абсолют. Не верят в Бога, но верят в историю. Со своей стороны, я хорошо понимаю интерес к религиозному решению, и я особенно остро чувствую важность истории. Но я не верю ни в то, ни в другое, в абсолютном смысле. Я спрашиваю себя, и это мне надоело бы, что меня заставляют непременно выбирать между святым Августином и Гегелем. Мне кажется, надо найти сносную истину между ними.

В философии существования нашёл отражение кризис оптимистического либерализма, опирающегося на технический прогресс, но бессильный объяснить неустойчивость, неустроенность человеческой жизни, присущие человеку чувство страха, отчаяния, безысходности.

Философия экзистенциализма — иррациональная реакция на рационализм Просвещения и немецкой классической философии. По утверждениям философов-экзистенциалистов, основной порок рационального мышления состоит в том, что оно исходит из принципа противоположности субъекта и объекта, то есть разделяет мир на две сферы — объективную и субъективную. Всю действительность, в том числе и человека, рациональное мышление рассматривает только как предмет, «сущность», познанием которой можно манипулировать в терминах субъекта-объекта. Подлинная философия, с точки зрения экзистенциализма, должна исходить из единства объекта и субъекта. Это единство воплощено в «экзистенции», то есть некой иррациональной реальности.

Согласно философии экзистенциализма, чтобы осознать себя как «экзистенцию», человек должен оказаться в «пограничной ситуации» — например, перед лицом смерти. В результате мир становится для человека «интимно близким». Истинным способом познания, способом проникновения в мир «экзистенции» объявляется интуиция («экзистенциальный опыт» у Марселя, «понимание» у Хайдеггера, «экзистенциальное озарение» у Ясперса), которая являет собой иррационалистически истолкованный феноменологический метод Гуссерля.

Значительное место в философии экзистенциализма занимает постановка и решение проблемы свободы, которая определяется как «выбор» личностью одной из бесчисленных возможностей. Предметы и животные не обладают свободой, поскольку сразу обладают «сущим», эссенцией. Человек же постигает своё сущее в течение всей жизни и несёт ответственность за каждое совершённое им действие, не может объяснять свои ошибки «обстоятельствами». Таким образом, человек мыслится экзистенциалистами как строящий себя «проект». В конечном итоге, идеальная свобода человека — это свобода личности от общества.

История и представители

В России экзистенциализм возник накануне Первой мировой войны 1914—1918:

В Германии экзистенциализм возник после Первой мировой войны:

Нашел своих последователей в период Второй мировой войны 1939—1945 во Франции:

В 1940—1950-е годы экзистенциализм получил распространение и в других европейских странах:

Италия:

Испания:

В США в 1960-е годы идеи экзистенциализма популяризировали:

• У. Лоури
• У. Баррет
• Дж. Эди

К экзистенциализму близки религиозно-философские направления:

Французский персонализм:

В немецком протестантизме — диалектическая теология:

Своими предшественниками экзистенциалисты считают:

См. также

Ссылки

Примечания

1. ↑ http://avtonom.org/files/sartr.pdf Сидоров А. Н. Жан-Поль Сартр и либертарный социализм во Франции (50-70-е гг. ХХ в.): Монография. — Иркутск: Издательство Иркутского государственного технического университета, 2006.

Wikimedia Foundation. 2010.

Что такое экзистенциальный кризис, или почему не все любят выходные — T&P

«Теории и практики» продолжают объяснять смысл часто употребляемых выражений, которые зачастую используются в разговорной речи в неправильном значении. В этом выпуске — что такое воскресный невроз, как важно чувствовать свою индивидуальность и почему нет судьбы кроме той, что мы творим сами.

«Экзистенциальный кризис» — типичная first world problem: у разумного существа, освобожденного от необходимости постоянно решать самые насущные вопросы выживания, появляется достаточно времени на то, чтобы задуматься о смысле собственной жизни, а зачастую и прийти к неутешительным выводам. Но перед тем, как диагностировать у себя экзистенциальный кризис, стоит узнать побольше о философии экзистенциализма и выросшей из нее экзистенциальной психологии.

Экзистенциализм оказал огромное влияние на культуру ХХ века, но, что примечательно, никогда не существовал в чистом виде как отдельное философское направление. Практически никто из философов, которых мы сейчас относим к экзистенциалистам, не обозначал свою принадлежность этому течению — исключение составляет лишь французский философ и писатель Жан-Поль Сартр, однозначно проявивший свою позицию в докладе «Экзистенциализм — это гуманизм». И тем не менее к экзистенциалистам причисляют Мориса Мерло-Понти, Альбера Камю, Хосе Ортегу-и-Гассета, Ролана Барта, Карла Ясперса, Мартина Хайдеггера. В интеллектуальных поисках этих мыслителей было нечто общее — все они уделяли особенное внимание уникальности человеческого бытия. Само название «экзистенциализм» произошло от латинского слова existentia — «существование». Впрочем, под «экзистенцией» философы-экзистенциалисты имеют в виду не просто существование как таковое, а индивидуальное переживание этого существования конкретной личностью.

Человек хочет верить в то, что его жизнь важна, и в то же время, глядя на свое бытие как бы со стороны, он вдруг понимает, что человеческое существование не имеет ни заданного предназначения, ни объективного смысла

Это понятие впервые ввел предтеча экзистенциалистов, датский философ XIX века Серен Кьеркегор, определив его как осознание внутреннего бытия человека в мире. Человек может обрести «экзистенцию» через осознанный выбор, переходя от «неподлинного», созерцательно-чувственного и ориентированного на внешний мир существования к постижению самого себя и собственной неповторимости.

Но осознать себя как «экзистенцию» человеку удается далеко не всегда — его слишком отвлекают повседневные заботы, сиюминутные удовольствия и прочие внешние факторы. Как считал один из экзистенциалистов, Карл Ясперс, это знание приходит к нему в особой, «пограничной» ситуации — такой, как угроза его жизни, страдание, борьба, беззащитность перед волей случая, глубокое чувство вины. Например, экзистенциальные поиски Гамлета — «быть или не быть?» — были спровоцированы смертью его отца.

И если в такой критический момент человека начинают терзать вопросы о смысле собственного существования, на которые он не может дать удовлетворительного ответа, у него возникает экзистенциальный кризис. Человек хочет верить в то, что его жизнь имеет ценность, и в то же время, глядя на свое бытие как бы со стороны, он вдруг понимает, что человеческое существование не имеет ни заданного предназначения, ни объективного смысла. Такое открытие может вызвать глубокую депрессию или повлечь за собой радикальные изменения в жизни.

Как подходить к решению этого вопроса — личное дело каждого. Но, как и в случае с когнитивным диссонансом многие люди пытаются справиться с экзистенциальным кризисом самым простым способом — не через поиск своей индивидуальной истины, а через принятие какой-либо готовой концепции, будь то религия, традиция или просто определенная мировоззренческая система.

Но раз мы называем этот кризис «экзистенциальным», одно из возможных решений проблемы тоже лежит в поле экзистенциализма. А эта философия не дает готовых ответов, подчеркивая, что человек должен в первую очередь ориентироваться на себя и на свой уникальный внутренний опыт. В этом плане с концепцией экзистенциализма в чем-то созвучна знаменитая фраза из «Терминатора» — «нет судьбы, кроме той, что мы творим сами». А если немного перефразировать — нет смысла, кроме того, что мы определяем себе сами. Таким образом, экзистенциализм отдает жизнь каждого человека ему в полное владение, предоставляя максимальную свободу действий. Но оборотная сторона этой свободы — ответственность перед собой и всем остальным миром. Ведь если никакого «исходного» смысла у жизни нет, ее ценность проявляется именно в том, как человек сам себя осуществляет, в сделанных им выборах и совершенных поступках. Он сам должен ставить себе индивидуальные задачи, опираясь во многом на интуицию и самопознание, и сам будет оценивать, насколько хорошо удалось с ними справиться.

Франкл основал новый метод психотерапии — логотерапию, ориентированную на то, чтобы помочь человеку обрести смысл жизни. Три главных пути к этому, считал психолог, — творчество, переживание жизненных ценностей и осознанное принятие определенного отношения к обстоятельствам, которые мы не можем изменить

Искать истину в самом себе, не опираясь на внешнюю «систему координат» и осознавая всю абсурдность бытия, — серьезный вызов, к которому готовы далеко не все, и именно поэтому экзистенциализм часто называют «философией отчаяния». И все-таки такой подход позволяет в некотором роде взглянуть на жизнь более творчески. В этом помогает экзистенциальное направление в психологии, помогающее человеку осознать свою жизнь и взять за нее ответственность. Самый интересный сторонник этого направления — австрийский психотерапевт, психиатр и невролог Виктор Франкл, на протяжении трех лет бывший узником фашистского концлагеря и все же сумевший преодолеть муки душевной опустошенности и безнадежного существования. В своих работах он говорит об «экзистенциальном вакууме», своего рода болезни ХХ века, эпохи перемен и разрушений, когда люди почувствовали себя оторванными от традиционных ценностей и теряющими опору. Франкл основал новый метод психотерапии — логотерапию, ориентированную на то, чтобы помочь человеку обрести смысл жизни. Три главных пути к этому, считал психолог — творчество, переживание жизненных ценностей и осознанное принятие определенного отношения к обстоятельствам, которые мы не можем изменить.

Франкл рассказывает и о частном проявлении экзистенциального кризиса — «воскресном неврозе». Это подавленное состояние и ощущение пустоты, которое люди часто испытывают в конце трудовой недели — как только они перестают занимать себя срочными делами, они начинают чувствовать опустошенность из-за отсутствия смысла в их жизни. Возможно, именно это печальное явление во многом поддерживает доходы баров в пятничные вечера.

Как говорить

Неправильно «Петю бросила девушка, и теперь у него экзистенциальный кризис». Правильно — «Он в подавленном состоянии».

Правильно «Он вышел из экзистенциального кризиса, ударившись в религию».

Правильно «Экзистенциальный кризис — болезнь эпохи перемен».

Философия экзистенциализма. Понятие экзистенции. Светский (Хайдеггер, Сартр, Камю) и религиозный (Ясперс) экзистенциализм.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

Экзистенциализм (лат. exsistentia – существование) – философия, которая в качестве подлинного изначального бытия признает только само переживание человеком своего существования.

Переживание человеком своего существования есть бесспорная и подлинная непосредственная данность, присущая ему в качестве экзистенции – ощущения человеком своего живого присутствия в мире и в отношениях с миром.

Поскольку экзистенция есть непосредственная данность, то её основная особенность, в таком случае – это не выводимость из каких-либо объективных причин (биологических, физиологических, духовных, бессознательных и т.д.), и не сводимость к ним.

Вследствие этого экзистенция рационально не познаваема никакими рациональными средствами (ни наукой, ни философией) и также ни в каком виде не объективируема (не может быть представлена в виде объекта познания): ни в практическом (в виде предметов или физических объектов), ни в теоретическом (в виде идей или рассудочных моделей). И только в моменты глубочайших потрясений, в условиях пограничной ситуации (перед лицом смерти) человек может прозреть и постичь экзистенцию, как стержень своего существа и как способ своего существования.

Различают экзистенциализм светский (Хайдеггер, Сартр, Камю) и религиозный (Ясперс).

МАРТИН ХАЙДЕГГЕР полагал, что:

1.         Поскольку экзистенция есть осознание человеком своей конечности, временности, то основной характеристикой бытия является время. Следовательно, бытие нельзя рассматривать как нечто вневременное, оно в своих характеристиках полностью определяется главной своей существенной характеристикой – временем. Но поскольку подлинное бытие – это экзистенция, то есть нечто, обязательно соотносимое с человеком, то и подлинное время должно соотноситься с человеком.

Таким образом:

–          подлинное время – это время, соотносимое с человеком, время, которое человек психологически переживает («первоначальное время»), а

–          не подлинное время – это время, не соотносимое с человеком, то есть объективное, физическое время, которое не переживает человек и, следовательно, которого не содержит экзистенция человека («производное время»).

2.         Таким образом, если время – это основная характеристика человеческого бытия, и если время может быть подлинным и не подлинным, то и само человеческое бытие может быть также подлинным, и неподлинным.

В таком случае:

–          подлинное бытие содержит в себе подлинное время, то есть внутреннее переживание человеком своего будущего, а

–          неподлинное бытие остается замершим в неподлинном физическом времени настоящего.

3.         Итак, подлинное бытие – это внутреннее переживание человеком своего будущего.

Но внутреннее переживание человеком будущего есть не что иное, как страх смерти, осознание человеком своей конечности. Следовательно, чтобы постичь подлинное бытие и его смысл, человек должен осознать свою смертность, чувствовать себя постоянно перед лицом смерти, и тогда он будет в состоянии увидеть значимость каждого момента жизни и освободится от скрывающих истину нагроможденных целей повседневной жизни.

Но познать бытие дальше его смысла, познать само бытие как таковое, то есть экзистенцию, возможно только в момент смерти, когда человек психическим усилием особого порядка, недоступного в иные моменты жизни, отстраняется от всего и обращается к самому себе.

Вклад Хайдеггера в экзистенциализм состоит в рассмотрении отношений бытия и времени.

ЖАН ПОЛЬ САРТР полагал, что:

1.         Время есть всего лишь свойство переживающей человеческой души. То есть время – это элемент внутренней человеческой реальности, а не внешнего человеку объективного мира.

Человеческая реальность, следовательно, существует во времени, а поскольку время в человеческой реальности создается психикой, то сама психика человека есть явление, существующее до времени, до самой вот этой человеческой реальности, способной переживать и рефлексировать.

2.         Таким образом, психика человека существовала некогда в состоянии, не способном переживать и рефлексировать, пока не создала время и не превратилась в нынешнюю рефлексирующую внутреннюю реальность человека.

Но при этом следует иметь в виду то обстоятельство, что способность к рефлексии – это есть способность осознавать себя и получать опыт своего индивидуального существования. Следовательно, в дорефлексионном состоянии человеческое сознание было неспособно осознавать себя и воспринимать своё индивидуальное существование и, таким образом, не способно было осознавать мир, ибо не было индивидуальным сознанием, то есть сознанием, способным вмещать в себя нечто, что не есть оно само.

Таким образом, сознание создает для человека мир только тогда, когда оно из дорефлексионного, превращается в сознание, имеющее опыт своего индивидуального существования. Таким образом, именно опыт сознания человека и есть та данность, которую невозможно отрицать – экзистенция, ибо, если отрицать эту данность, то человек должен отрицать самого себя.

Следовательно, экзистенцию следует понимать и описывать в неразрывности с сознанием.

3.         Однако, говоря о сознании, нельзя сказать, что оно есть что-то определенное само по себе, так как в мире нет такой данности, о которой можно было бы сказать, что вот она – это сознание. Сознание вообще может существовать только как сознание того, на что оно направлено. То есть сознание – это «ничто». Ведь если попытаться сопоставить его с чем-либо из мира и спросить: «что из этого есть сознание?», то ответом будет – «ничто».

Таким образом, сознание – это есть «бытие-для-себя», и существует оно, или как осознание самого себя, или как осознание какой-то другой, иной себе данности.

Таковой данностью, иной сознанию, является окружающий мир, «бытие-в-себе» (аналогично «вещи в себе»).

4.         Разница между сознанием и окружающим миром состоит в том, что:

–          окружающий мир (бытие-в-себе) – есть то, что он есть, независимо ни от чего и, прежде всего, от собственных усилий; то есть

предметный мир – это отсутствие свободы быть тем или этим, это необходимость быть именно тем, что ты есть;

–          а сознание (бытие-для-себя) есть отчасти также то, что оно есть, но больше оно то, чем оно должно быть по собственному выбору, по собственным намерениям, то есть,

сознание – это выбор, это самоопределение, это свобода быть тем, чем ты себя спроектируешь.

Но не следует забывать, что сознание, как человеческая свобода, самоопределяется в условиях несвободного мира, который может влиять на сознание и ограничивать свободу выбора человека.

Однако мир, как внешняя сознанию среда, совсем не механически влияет на сознание, ибо этот процесс всегда сопровождается ответной авторской работой человека, благодаря чему возникает определенное взаимодействие среды и сознания в тех или иных обстоятельствах, то есть возникает взаимодействие пассивной среды и активного сознания, что можно назвать «ситуацией».

5.         Ситуация – это есть синтез случайной данности пассивной среды, сложившейся тем или иным образом, и целенаправленного активного сознания, которое отрицает ситуацию и проектирует ее изменение, исходя из целей человека. Таким образом, сознание, самоопределяясь в мире и проектируя изменения сложившихся ситуаций, является источником активности мира, его перемен и преобразований.

Следовательно, мир без сознания человека случаен (как тот или иной вид беспричинно сложившейся ситуации), и, следовательно, не разумен.

6.         На этом основании следует отказаться от иллюзий упорядоченности и закономерности мира, а, вслед за этим, отказаться и от необходимости существования Бога.

Таким образом, только человек ответственен за всё происходящее, как с ним, так и со всем миром, как в социально-историческом, так и в морально-этическом плане, и, следовательно, человек, и более ничто, есть единственный источник и критерий нравственности.

Вклад Сартра в экзистенциализм состоит в рассмотрении отношений бытия и сознания.

АЛЬБЕР КАМЮ также признает неразумность мира, но доводит эту неразумность до степени абсурдности.

Всё, что можно сказать о мире, это то, что мир абсурден. У человека в абсурдном мире также нет никакого смысла существования, поскольку его жизненный путь завершается смертью.

Таким образом, у человека нет не только смысла настоящего в абсурдном мире, но и отсутствует вообще будущее, и, следовательно, абсурд – это вся правда и конечный смысл человеческого существования.

В этом много трагического, но это не должно приводить к самоубийству или к бегству в религию, наоборот, следует трезво взглянуть на мир, реально увидеть всю абсурдность существования и жить, несмотря на это и безо всяких поводов к этому.

Но жить следует, не примирившись с действительностью, а, бунтуя против нее, неустанно проявляя мужество и стремление бороться с миром, потому что только бунт, как действие осознанное и направленное, вносит в мир хоть немного от разума и целеполагания, что делает тотально абсурдный мир хоть сколько-нибудь гармоничным.

Вклад Камю в экзистенциализм состоит в рассмотрении вопросов смысла человеческого существования.

КАРЛ ЯСПЕРС представитель религиозного экзистенциализма. По его мнению, неразумность мира на самом деле есть видимость, которая скрывает его истинную разумность.

Само бытие мира Ясперс делит на три вида:

1.         Предметное бытие, чувственный мир, который есть мир явлений.

2.         Бытие человеческого «я», то есть, необъективируемая в качестве какого-либо предмета, экзистенция.

3.         Трансценденция, то есть мир сверхувственного, недоступный, ни опыту, ни мышлению (Бог).

Когда сознание человека проникает в предметное бытие, то оно ориентирует в нем человека с помощью таких наук, как антропология, психология, социология, история и т.д.

Когда сознание проникает в экзистенцию, то оно её высветляет, открывает для себя, но не познает, поскольку экзистенция в принципе не доступна научному познанию, так как познать можно только объект, а экзистенция необъективируема, то есть не может быть объектом.

Когда сознание пытается проникнуть в трансцендентное, познать Бога, то возникает метафизика, которая является тайнописью, шифром, несущим в себе только одну единственную истину – трансцендентное действительно есть; Бог действительно существует. Таким образом, узнать о Боге больше того, что Он действительно существует, невозможно.

Но даже это знание о Боге не может быть выражено никакими словами, символами или знаками. Однако Бога познать нельзя, но с ним возможна коммуникация, то есть духовное общение.

Поскольку главная особенность человека вообще состоит в его тотальном стремлении к коммуникации, то в мире существуют не только коммуникации экзистенций с экзистенциями (между людьми), но и коммуникации экзистенций с трансцендентным (людей и Бога).

Именно наличие этих коммуникаций определило возникновение в истории общего духовного истока всего человечества – «осевой эпохи», периода между 800 и 200 годами до н.э. В этот промежуток времени, в Китае, Индии, Персии, Палестине и Древней Греции параллельно возникли духовные движения, которые сформировали тип человека, существующий и поныне.

Таким образом, условием коммуникации экзистенций, то есть общечеловеческого общения, является общий духовный исток всего человечества – «осевая эпоха». Если человечество отречется от этой своей общности, то возможность человеческого взаимопонимания оборвется, и это приведет к гибели цивилизации: к мировой военной катастрофе, к техногенным или экологическим катаклизмам и т.д.

Следовательно, проблема сохранения общечеловеческих ценностей – это жизненная необходимость общепланетного значения. Отсюда и особая роль философии в современном обществе, которая выражается в том, что философия должна связать всех людей с помощью нового типа веры, стоящей выше отдельных религий, так называемой «философской веры», которая станет противоядием от разрушения нравственной и культурной общности человечества.

Вклад Ясперса в экзистенциализм состоит в рассмотрении проблем отношения экзистенции и трансценденции.

Экзистенциализм привнес в философское осмысление действительности скептицизм в отношении безоглядной ставки на науку и технику при определении приоритетов человеческой истории, а также связал проблему свободы выбора человека с проблемой ответственности человека за последствия своего выбора.

Внимание!

Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.

Мыслить масштабно, быть свободным, заниматься сексом… 10 причин быть экзистенциалистом | Книги по философии

Я был подростком-экзистенциалистом. Я стал им в 16, потратив деньги на день рождения от бабушки на Nausea Жан-Поля Сартра. Меня привлекла обложка: картина Дали с капающими часами и болезненно-зеленой скалой, а также рекламное объявление, описывающее ее как «роман об отчуждении личности и тайне бытия». Я не знал, что было загадочным в бытии и что означало отчуждение, хотя в то время я был прекрасным примером этого.Я просто догадался, что это будет моя книга. В самом деле, это было так: я сразу соединился с его главным героем Антуаном Рокантеном, который дрейфует по своему провинциальному приморскому городку, глядя на стволы деревьев и пляжную гальку, испытывая физическое отвращение к их чистой капризной реальности и делая пренебрежительные замечания в адрес буржуазии. Книга вдохновила меня: я прогуливал школу и пробовал дрейфовать в своем провинциальном городке Рединг. Я даже пошел в парк и попытался увидеть Существо Дерева. Я не совсем понял это, но решил, что хочу изучать философию, и особенно эту странную философию Сартра, которая, как я узнал, была «экзистенциализмом».

Никто не может быть полностью уверен в том, что такое экзистенциализм, поскольку его собственные главные мыслители расходились во мнениях относительно его принципов, а многие из них вообще отрицали свою принадлежность к экзистенциализму. Среди немногих исключений были два самых известных, Сартр и его спутница Симона де Бовуар, которые приняли этот лейбл главным образом потому, что им надоело говорить людям не называть их им.

Они тщательно разрабатывали свою философию, но их последователи часто относились к экзистенциализму больше как к стилю или позиции, чем к набору убеждений.Несколько поколений разочарованных молодых людей до меня сидели в кафе с тонкими томиками Сартра или Альбера Камю на столе перед ними, курили крепкие сигареты из синих пачки и говорили о пустоте и тревоге. В 1940-х годах, когда началась мода на экзистенциализм, мужчины носили плащи и клетчатые рубашки, а женщины отращивали длинные и распущенные волосы в том, что один журналист назвал «утопающей жертвой». Позже на смену пришла черная шерстяная водолазка, от которой, должно быть, сильно вспотели все в подземных джаз-клубах на левом берегу Парижа, куда они ходили танцевать.Днем они надеялись увидеть легендарных писателей — Камю с его внешностью кинозвезды, Де Бовуар с ее тюрбаном и красиво прикрытыми глазами и Сартр с его трубкой, его коренастое тело и зачесанный начес. Сегодня вся сцена кажется пропитанной ностальгией. Между тем экзистенциалистские идеи о свободе и юношеском бунте стали настолько частью популярной культуры, что мы едва ли помним, насколько они скандальны когда-то.

Я убежден, что экзистенциализм следует рассматривать как нечто большее, чем прихоть, и что ему есть что предложить нам сегодня.В духе эксперимента вот 10 возможных причин быть экзистенциалистом — или, по крайней мере, читать их книги со свежим чувством любопытства.

Deux Magot, Париж, который часто посещали Сартр и Де Бовуар. Фотография: Терри Крайер / Corbis

1 Экзистенциалисты — философы жизни

Философия, которую Сартр, Де Бовуар и многие их друзья изучали в школе и университете, была загадочной дисциплиной, очень озабоченной вопросом, как мы можем быть уверены на 100% чего либо.Это важная работа, и кто-то должен ее делать. Но Сартру и де Бовуар это надоело, и их больше привлекали индивидуалисты XIX века Фридрих Ницше и Сёрен Кьеркегор с их философией индивидуального существования и «жизни». Они также открыли новый немецкий метод под названием «феноменология», который пытался начать с непосредственного опыта, а не с абстрактных аксиом. «Видите ли, — сказал друг Сартра Раймон Арон, который познакомил пару с этой идеей за коктейлями в баре во время зимних каникул 1932-1933 годов, — если вы феноменолог, вы можете поговорить об этом коктейле и придать ему философию. ! »

Сартр был так взволнован, когда услышал это, что буквально побледнел, по словам де Бовуара.Он уехал изучать философию в Берлин на год, а затем вернулся, чтобы разработать философию, основанную на собственном парижском опыте. Он создал философию не только коктейлей, но и кафе и джазовых песен; о движениях официантов, скользя по полу, чтобы долить ему стакан; грязных гостиниц и скверов; о страсти к желанному любовнику или отвращении к нежелательному; усталости, беспокойства, возбуждения, головокружения, стыда, войны, революции, музыки и секса. Особенно секс.

Он подчеркивал важность действия в воплощении своей философии, что соответственно вдохновляло читателей на борьбу против колониализма, расизма, сексизма и всех видов социального зла на экзистенциалистских основаниях. Мартин Лютер Кинг-младший был среди тех, кто читал и его, и Мартина Хайдеггера, немецкого феноменолога, оказавшего наибольшее влияние на Сартра. И когда волны социальных изменений наконец обрушились на студенческие и рабочие восстания 1968 года в Париже и других местах, повстанцы разрисовали стены лозунгами, наполненными экзистенциалистским духом: «Ни бог, ни господин» или «Будь реалистом: требуй невозможного». .Сартр заметил, что 68-е хотели всего и ничего, а это означало, что они хотели свободы.

2 Экзистенциалисты действительно заботятся о свободе

Де Бовуар и Сартр в Париже, июнь 1977 г. Фотография: Associated Press

Экзистенциалисты думают, что то, что отличает людей от всех других существ, — это то, что мы можем выбирать, что делать. Фактически, мы должны выбрать: единственное, что мы не можем делать, — это не быть свободными. У других сущностей есть некоторая предопределенная природа: камень, перочинный нож или даже жук — вот что это такое.Но как человека я не могу производить меня. На меня могут влиять биология, культура и личный опыт, но в каждый момент я придумываю себя по мере продвижения, в зависимости от того, что я выберу делать дальше. Как сказал Сартр: «Не существует проложенного пути, ведущего человека к его спасению; он должен постоянно изобретать свой собственный путь. Но чтобы изобрести это, он свободен, ответственен, без оправдания, и все надежды лежат внутри него ». Это ужасно, но волнительно.

Что бы это значило для нас сегодня, если бы мы искренне верили в эту идею? Для начала, мы могли бы более скептически относиться к упрощенным научно-популярным аргументам, предполагающим, что мы вышли из-под контроля самих себя — что, когда мы говорим, нажимаем кнопку или голосуем, мы скорее следуем бессознательным и статистически предсказуемым силам. чем свободно решать.Что меня интригует, так это рвение, с которым мы, кажется, ухватились за эту идею; это как будто нас больше утешает, чем тревожит. Это позволяет нам сорваться с крючка, снимая экзистенциальную тревогу, которая возникает при правильном выборе. Это может быть опасно: другие исследования показывают, что люди, убежденные в том, что они несвободны, склонны делать менее этичный выбор.

Тогда возникает вопрос о социальной свободе. После 1960-х годов казалось, что битва за личную свободу в основном выиграна.Достижения были огромными — и все же в 21 веке мы менее уверены, чем когда-либо, в том, насколько наша свобода включает право оскорблять или нарушать, и насколько мы хотим пойти на компромисс в обмен на удобство, развлечения или иллюзия полной безопасности. Свобода может стать одной из величайших загадок нашего времени, и радикальный подход экзистенциалистов к ней, возможно, стоит взглянуть еще раз.

3 (Некоторые) экзистенциалисты ведут интересную половую жизнь

Камамбер, пища любви Сартра? Фотография: Maximilian Stock Ltd / photocuisine / Corbis

Сартр и Де Бовуар применили свой принцип свободы, прежде всего, к своему собственному партнерству, которое длилось полвека с начала в 1929 году до смерти Сартра в 1980 году.Они хотели разделить свою жизнь, но не хотели мириться с обычными ограничениями, поэтому согласились оставаться основными партнерами, одновременно проявляя полиамурность с другими.

Это действительно привело к некоторому неприятному поведению, как, например, когда Де Бовуар связалась со своими собственными молодыми учениками, прежде чем, по-видимому, передала их Сартру. Он был серийным соблазнителем: один непристойный журналист в 1945 году хохотал над слухами о том, что он соблазняет женщин в свою спальню, предлагая им понюхать свой сыр камамбер (ну, хороший сыр было трудно достать в 1945 году).

Следует помнить, что их образ жизни был мотивирован яростным неприятием «буржуазных» условностей, в которых они выросли, в мире, который ожидал, что люди будут жениться, приобретать собственность и детей и соблюдать традиционные гендерные роли. при этом замалчивая дела на стороне. Вместо этого Сартр и де Бовуар предпочли жить своей собственной философией честности и свободного выбора.

Желание де Бовуар порвать с общепринятыми представлениями о сексуальности вдохновило ее новаторскую работу 1949 года о феминизме Второй пол — наиболее влиятельный экзистенциалистский текст из когда-либо созданных.Она собрала доказательства, чтобы показать в эпическом масштабе, как женщины становятся более нерешительными и неуверенными в себе, чем мужчины, и менее склонными преследовать основную экзистенциалистскую цель — брать на себя ответственность за свою жизнь. Многие женщины, читая книгу, решили избавиться от запретов и все-таки попробовать.

Глава, которая больше всего шокировала современников, касалась лесбиянства — и Сартр тоже был сторонником прав геев, хотя он оставался убежденным, что сексуальность была вопросом экзистенциального выбора, а не данной реальности, такой как голубые глаза или темные волосы.В любом случае, философия самоопределения Сартра и де Бовуара побуждала геев жить свободно и честно, а не пытаться соответствовать представлениям других людей о том, какими они должны быть.

Таким образом, если отношение Сартра и де Бовуар к сексуальности заставляло их временами вести себя плохо, это также привело их к феминизму и смелым декларациям прав ЛГБТ в то время, когда немногие осмеливались даже говорить о таких вещах.

4 Экзистенциалисты борются с болезненной реальностью

Не весь экзистенциализм — это веселые секс-шалости.Это также противостоит аспектам человеческого состояния, о которых мы, возможно, предпочли бы не думать, но которые никуда не денутся.

Одно — тревога. Сегодня мы часто рассматриваем это как расстройство, нуждающееся в лечении, но экзистенциалисты видели в нем существенную часть человеческого опыта и особенно раскрывающую нашу ситуацию в мире. Хайдеггер описал моменты «сверхъестественности», когда повседневные вещи становятся незнакомыми или тревожными, и мы перестаем воспринимать их как должное. Камю тоже писал о тех временах, когда в внезапной «усталости с изумлением» мы отказывались от повседневных привычек и задаем самый простой вопрос: почему именно я продолжаю жить?

Для Хайдеггера мы также сталкиваемся с ужасающим осознанием того, что что бы я ни делал, я однажды умру.Я смертный, и это ограничение — часть меня. Если я приму истину этого, я смогу достичь высшей формы того, что он весело называет «Бытие к Смерти». Сартр и де Бовуар тоже писали о смерти, но для них это не может быть воспринято так положительно. Смерть — это возмущение, которое приходит к нам извне и уничтожает их. По крайней мере, что мы можем сделать, так это противостоять ложным утешениям веры в бессмертие. У некоторых экзистенциалистов действительно была религиозная вера, но Сартр и де Бовуар были радикальными гуманистическими атеистами; Сартр сказал, что потерял веру в 11 лет, стоя на автобусной остановке.Они твердо придерживались своей убежденности в том, что это наша жизнь и что наша задача — прожить ее самым полным и честным образом.

5 Экзистенциалисты пытаются быть аутентичными

Настоящая вещь… виниловые пластинки. Фотография: Лиза Вальдер / Getty Images

Как бы тяжело это ни было, экзистенциалисты обычно стремятся быть «аутентичными». Они считают, что это означает быть менее самообманом, более решительным, более преданным и более готовым взять на себя ответственность за мир.

В большинстве случаев у нас это не очень хорошо получается.Почему? По мнению Хайдеггера, вина заключается в том, что мы околдованы не-сущностью, называемой das Man , что часто переводится как «они» — например, «они говорят, что все закончится к Рождеству» (или «один» во фразе «Так не делают»). Мы не можем сказать, кто именно эти «они», но они повсюду и крадут решения, которые я должен принимать сам.

Для Сартра проблема — mauvaise foi , или недобросовестность. Чтобы не задумываться о том, насколько я свободен, я вообще притворяюсь, что не свободен.Если мне не удалось написать свою великую книгу, я убеждаю себя, что у меня слишком много неизбежных требований к моему времени, вместо того, чтобы признать, что я свободно решил потратить это время на просмотр видео с кошками в Интернете.

Мы все предаемся недобросовестности. Иногда это даже полезно, поскольку делает жизнь пригодной для жизни. Я не могу все время смотреть в бездну свободы — мне нужно успеть на поезд. Итак, я установил свой будильник, и когда он сработал, я беспрекословно скатился с кровати, как будто часы управляли мной, как марионетка (так сказал Сартр; я считаю, что моя собственная реакция на будильники менее предсказуема).Полностью подлинная жизнь, вероятно, невозможна, но попытки найти подлинный момент время от времени приносят нам пользу.

Подлинность теперь стала чем-то вроде товара. Нам продают аутентично звучащие записи на виниловых пластинках, аутентичные хлопья для завтрака, аутентичные половицы и аутентичные заранее упакованные праздничные впечатления. Экзистенциалисты напоминают нам, что подлинная аутентичность больше связана с честностью и внимательностью. Другой экзистенциалист, Габриэль Марсель, сказал, что отличительная задача философа состоит в том, чтобы оставаться всегда бдительным, чтобы, когда соблазнительные политические заблуждения или ложь закрадывались в наши умы, он или она могли звонить, как будильник, и разбудить всех.

6 Экзистенциалисты считают, что то, что мы делаем, имеет значение (и могут не спать всю ночь, споря об этом).

Демонстрация в Алжире для Французского Алжира, апрель 1958. Фотография: Раймон Дароль / Europress / Sygma / Corbis

. выйти в мир и изменить ситуацию к лучшему, вместо того, чтобы быть самими собой в комнате. Сартр и де Бовуар сделали акцент на том, чтобы быть «вовлеченными» или «преданными» своей политической жизни. Это были не просто разговоры: они вели кампании по многим причинам, особенно на стороне борцов за независимость во время войны в Алжире с 1954 по 1962 год.Это сделало их множеством врагов. 7 января 1962 года кто-то заложил бомбу в квартире над той, где Сартр жил со своей матерью. По счастливой случайности никто не пострадал, хотя обе квартиры были повреждены. Он и его мать переехали, но он не позволил нападению остановить его активность. Вера в важность приверженности уходит корнями в идею, заимствованную у прусского философа Иммануила Канта: даже небольшие решения должны приниматься так, как если бы мы принимали решения для всего человечества, а не только для нас самих.Эта вера в суть всего сделала парижских экзистенциалистов страстными спорщиками: казалось таким важным сделать все правильно. Они не спали целыми часами и спорили с друзьями, которые к утру уже не были друзьями.

По каким принципам можно потерять друзей? Что ж, некоторые решения действительно имеют значение для жизни и смерти. После того, как атомные бомбы были сброшены на Хиросиму и Нагасаки в 1945 году, Сартр написал эссе, в котором указывал, как это все изменило.С этого момента, сказал он, мы знаем, что можем уничтожить себя, поэтому мы должны каждый день решать, хотим ли мы продолжать жить. Камю также видел, что человечество стоит перед выбором между коллективным самоубийством и обучением более разумному использованию его технологий — «между адом и разумом». В этом они все еще правы.

7 Экзистенциалисты не конформисты

Де Бовуар и Сарте на улице Парижа после освобождения из-под стражи в июне 1970 года. Они были арестованы за продажу газеты, призывающей к свержению французского правительства.Фотография: Беттманн / Корбис

Вопреки общему мнению, Сартр и де Бовуар в целом не придерживались линии партии, хотя некоторые из них опровергали. В начале 1950-х годов Сартр ненадолго считал себя новообращенным коммунистом, особенно после странного инцидента, когда лидер французской коммунистической партии Жак Дюкло был арестован и содержался под стражей в течение месяца после того, как его поймали в машине с двумя мертвыми голубями. Власти думали, что птицы были предназначены для доставки сообщений в Москву; Дюкло сказал, что забирает их домой, чтобы приготовить ужин.Сартр писал: «После 10 лет размышлений я дошел до предела»: это абсурдное дело завершило годы мелких преследований коммунистов во Франции. Он защищал партию, писал статьи, но даже сейчас не подписывался. Позже он отверг советскую модель и экспериментировал с маоизмом, но политику Сартра, вероятно, лучше всего резюмировать высказывание, сделанное им в 1968 году: «Если перечитать все мои книги, то поймешь, что я не сильно изменился и всегда оставался неизменным. остался анархистом.»

Со своей стороны коммунисты никогда не принимали экзистенциализм. Им не нравилось его настойчивое стремление к свободе: как мог груз непослушных экзистенциалистов когда-либо способствовать правильно организованной коллективной революции? Один левый отклонил экзистенциализм как «интроспективный зародыш, который можно было бы раздавить с явным удовольствием». Правые крылья ненавидели его так же сильно, как и католическая церковь, которая в 1948 году поместила все произведения Сартра в Индекс запрещенных книг, а затем — «Второй пол » Де Бовуара.Они боялись, что чтение атеистических экзистенциалистов заставит людей усомниться в их вере и церковном авторитете, что и произошло. Экзистенциализм склоняет людей сомневаться и бросать вызов почти всему — даже если его собственным практикующим иногда требовалось время, чтобы увидеть это.

8 Экзистенциалистов читать интересно

Хорошо читаемые… Альбер Камю. Фотография: Лумис Дин / Time & Life Pictures / Getty Image

Редко замечаемый факт об экзистенциалистах и ​​их союзниках — это то, что они написали несколько замечательных книг — наряду с некоторыми ужасными.

Камю хорошо читается: он намеренно смоделировал свой роман The Outsider на неровных американских криминальных историях, а не на уравновешенной элегантности высокой французской литературы. Де Бовуар создала увлекательную психологическую фантастику из реальных драм и дискуссий, бушующих среди ее друзей, и она призвала Сартра сделать его Nausea больше похожим на детектив, чем на трактат. Собственно, даже его трактаты обладали новаторскими качествами. Он включил множество личных переживаний в свой шедевр Бытие и ничто , часто с поразительным эффектом, поскольку его точка зрения включала в себя странные привязанности к деревьям, лыжным трассам, меду и слизистым вещам, а также ужасающие постмескалиновые ретроспективные кадры, в которых его преследовали воображаемые лобстеры. .

Что касается Хайдеггера, то его писательство доставляет разное удовольствие — хотя это слово не часто упоминается в отношении его книг. Он написал их в стиле, наполненном идиосинкразическими чеканками. Например, вместо того, чтобы говорить о людях или сознании, он говорит о Dasein , что буквально означает «бытие там». Идея состоит в том, чтобы не дать нам лениво скатиться к традиционным привычкам и ошибкам мышления. Прочитав несколько десятков страниц, вы обнаружите, что его язык становится соблазнительным и заразительным — по крайней мере, до тех пор, пока вы не встретите такую ​​фразу, как «впереди себя-уже-бытие-в (мире) как бытие-вместе-с (существами»). встречаются в мире) », и в этот момент вы либо падаете в обморок от восторга, либо падаете в отчаяние.

Помимо письма в нетрадиционных стилях…

9 Экзистенциалисты также пишут о нетрадиционных предметах.

Хайдеггер не любил многие приспособления 1950-х годов, в том числе пишущие машинки. Фотография: Alamy

Они и их феноменологические друзья часто брали темы, которые ранее рассматривались на грани философии, такие как тело, пол, сексуальность, социальная жизнь, развитие ребенка и наши отношения с технологиями, и вынесли их в самый центр своих мыслей. .

Взять технику. Хайдеггер был пионером, заметившим, насколько это изменило саму природу человеческого опыта. В лекции на эту тему в 1953 году (которую посетил, среди прочего, Вернер Гейзенберг) он сказал, что сущность технологии сама по себе не является чем-то «технологическим». То есть это не имеет ничего общего с тем, чтобы сделать машины более удобными, эффективными или производительными. Настоящий вопрос заключается в нашем собственном образе жизни: изучение технологий приводит нас к глубоким вопросам о том, как мы работаем, как мы живем на Земле и кто мы.Он также предостерег от нашего бесконечного желания сделать все на планете более пригодным для использования и хранения. В конечном итоге мы даже бросаем вызов и бережно относимся к себе, как видно из фразы «человеческие ресурсы».

Хайдеггер в основном думал о хитростях 1950-х годов, таких как комбайны, плотины гидроэлектростанций, пишущие машинки и кинопроекторы, и это лишь некоторые вещи, которые ему не нравились, но сегодня нельзя читать это, не думая о нашей онлайн-жизни, и компьютеризированное наблюдение. Один дальновидный немецкий комментатор, Фридрих Хайнеманн, в своей книге 1954 года Existentialism and the Modern Predicament заметил, что грядущая «сверхбыстрая вычислительная машина» поднимет самый «действительно экзистенциальный вопрос» из всех: как мы можем оставаться свободными.В 2001 году философ Хьюберт Дрейфус описал Интернет как совершенное хайдеггеровское устройство: устройство, которое стремится преобразовать все (включая материал нашей собственной жизни) в гладкую сеть хранимых «ресурсов», мгновенно доступных, но лишенных глубины и конфиденциальности.

Спустя пятнадцать лет после того, как эти слова были опубликованы, многие из нас уже настолько погружены в эту сеть, что едва ли можем найти отдельную точку обзора, с которой можно было бы критически об этом подумать. Хайдеггер призван напомнить нам не только о том, чтобы подвергать сомнению саму технологию, но и о самих себе.

Весь этот выпуск представляет собой хороший пример последней причины:

10 Экзистенциалисты мыслят широко

Мартин Хайдеггер, c1933. Фотография: Corbis

В отличие от некоторых более поздних континентальных философов, одурманенных игрой значений в текстах и ​​не интересующихся реальными людьми, экзистенциалисты напрямую задавали самые большие и самые личные вопросы. Кто мы? Что отличает нас от других животных? Что есть свобода? Как мы взаимодействуем? Как, если мы не верим в Бога, мы можем жить осмысленно и целенаправленно? Какой мир мы хотим создать в будущем? Какие у нас обязанности? Что мы делаем?

Экзистенциалисты не предложат нам простых решений, а как личности они даже не подают хороших личных примеров: они слишком ошибочны.Сартр был снисходительным и требовательным, и он защищал одиозные режимы, хотя и мимолетно. Хайдеггер, как теперь хорошо известно, был националистом и сторонником нацизма, который, вероятно, оставался таковым еще долго после войны. Почти каждый участник экзистенциалистской истории проявлял некоторые качества, которые должны вызывать у нас дискомфорт.

Но они предлагают кое-что более полезное: они были интересными мыслителями. Они напоминают нам, что существование трудно и что люди ведут себя ужасно, но в то же время они указывают на то, насколько огромны наши человеческие возможности.Вот почему мы можем почерпнуть некоторые вдохновляющие идеи, прочитав их еще раз, и почему мы можем даже попробовать быть немного более экзистенциалистскими.

В кафе экзистенциализма Сары Бейкуэлл издается Chatto & Windus в Великобритании и Other Press в США.

Экзистенциализм — по ветвям / доктрине

Введение | Основные убеждения | История экзистенциализма | Критика экзистенциализма

Экзистенциализм — это философия, которая подчеркивает индивидуальное существование , свободу и выбор .Это точка зрения, согласно которой люди определяют свой собственный смысл жизни и пытаются принять рациональных решений , несмотря на то, что они существуют в иррациональной вселенной . Он фокусируется на вопросе человеческого существования и чувстве отсутствия цели или объяснения в основе существования. Он утверждает, что, поскольку нет бога или любой другой трансцендентной силы , единственный способ противодействовать этому небытию (и, следовательно, найти , означающий в жизни) — это охватить существование.

Таким образом, экзистенциализм считает, что люди полностью свободны и должны взять на себя личную ответственность (хотя с этой ответственностью приходит тоска , глубокая мука или страх). Следовательно, он подчеркивает действие , свободу и решение как фундаментальное и считает, что единственный способ подняться над по существу абсурдным условием человечества (которое характеризуется страданиями и неизбежной смертью ) — это осуществление нашей личной свободы и выбора (полное отрицание детерминизма).

Часто экзистенциализм как движение используется для описания тех, кто отказывается принадлежать какой-либо школе мысли, отвергая адекватность любой совокупности верований или систем, заявляя, что они поверхностны, академичны и далеки от жизни. . Хотя он имеет много общего с нигилизмом, экзистенциализм — это скорее реакция на традиционные философии, такие как рационализм, эмпиризм и позитивизм, которые стремятся открыть окончательный порядок и универсальный , означающий в метафизических принципах или в метафизических принципах. структура наблюдаемого мира.Он утверждает, что люди фактически принимают решения, основываясь на том, что для них означает , а не на том, что рационально .

Экзистенциализм возник у философов XIX века Срена Кьеркегора и Фридриха Ницше, хотя ни один из них не использовал термин в своей работе. В 1940-х и 1950-х годах французские экзистенциалисты, такие как Жан-Поль Сартр, Альбер Камю (1913-1960) и Симона де Бовуар (1908-1986), написали научные и художественные произведения, популяризирующие экзистенциальных тем , таких как страх, скука, отчуждение, абсурд, свобода, приверженность и ничто.

В отличие от Рена Декарта, который верил в примат сознания , экзистенциалисты утверждают, что человеческое существо «брошено» в конкретную, застарелую вселенную, которую нельзя «обдумать», и, следовательно, существование («бытие» в мире «) предшествует сознанию , и является конечной реальностью . Таким образом, существование на предшествует сущности (сущность — это , означающее , которое может быть приписано жизни), в отличие от традиционных философских взглядов , восходящих к древним грекам.Как выразился Сартр: «Сначала [Человек] — ничто. Только потом он станет чем-то, и он сам сделает то, чем он будет».

Кьеркегор видел рациональность как механизм , который люди используют для противодействия своей экзистенциальной тревоге , своему страху оказаться в мире. Сартр рассматривал рациональность как форму «недобросовестности», попытку самости наложить структуру на фундаментально иррациональный и случайный мир явлений ( «другой» ).Эта недобросовестность мешает нам найти смысл в свободе, а ограничивает нас повседневным опытом.

Киркегор также подчеркнул, что люди должны выбрать свой собственный путь без помощи универсальных, объективных стандартов . Фридрих Ницше далее утверждал, что индивид должен решить , какие ситуации следует считать моральными ситуациями . Таким образом, большинство экзистенциалистов считают, что личного опыта и действия в соответствии с собственными убеждениями необходимы для достижения истины , и что понимание ситуации кем-то, вовлечено в эту ситуацию, на превосходит . концепция отстраненного, объективного наблюдателя (аналогично концепции субъективизма).

Согласно Камю, когда стремление человека к порядку сталкивается с отсутствием порядка в реальном мире , в результате получается абсурдность . Следовательно, люди являются субъектами безразличной, двусмысленной и абсурдной вселенной , в которой значение не обеспечивается естественным порядком , а скорее может быть создано (хотя и временно и нестабильно) человеческими действиями и интерпретациями .

Экзистенциализм может быть атеистическим, теологическим (или теистическим) или агностическим.Некоторые экзистенциалисты, такие как Ницше, провозгласили, что «Бог мертв» и что концепция Бога устарела . Другие, как Кьеркегор, были сильно религиозными, даже если они не чувствовали себя оправдать это. Важным фактором для экзистенциалистов является свобода выбора верить или не верить.

Темы экзистенциалистского типа появляются в ранних буддийских и христианских писаниях (в том числе Св. Августина и Св.Фома Аквинский). В 17 веке Блез Паскаль предположил, что без бога жизнь была бы бессмысленной, скучной и несчастной, во многом, как считали более поздние экзистенциалисты, хотя, в отличие от них, Паскаль видел в этом причину существования Бога. Его современник, Джон Локк, защищал индивидуальной автономии и самоопределения , но в позитивном стремлении к либерализму и индивидуализму, а не в ответ на экзистенциалистский опыт.

Экзистенциализм в его ныне узнаваемой форме был вдохновлен датским философом XIX века Среном Кьеркегором, немецкими философами Фридрихом Ницше, Мартином Хайдеггером, Карлом Ясперсом (1883-1969) и Эдмундом Гуссерлем, а также такими писателями, как русский (1821 — 1881) и чешский Франц Кафка (1883 — 1924). Можно утверждать, что Георг Вильгельм Фридрих Гегель и Артур Шопенгауэр также оказали значительное влияние на развитие экзистенциализма, потому что философии Кьеркегора и Ницше были написаны в ответе или в оппозиции им.

Кьеркегор и Ницше, как и Паскаль до них, были заинтересованы в сокрытии людьми бессмысленности жизни и их использовании для отвлечения от скуки . Однако, в отличие от Паскаля, они считали, что роль свободного выбора на основе фундаментальных ценностей и убеждений важна в попытке изменить природу и идентичность лица, выбирающего. В случае Кьеркегора это приводит к «рыцарю веры» , который возлагает полную веру в себя и в Бога, как описано в его работе 1843 года «Страх и трепет» .В случае Ницше, сильно оклеветанный «bermensch» (или «Супермен» ) достигает превосходства и трансцендентности , не прибегая к «потустороннему» христианства, в его книгах «Таким образом Сказал Заратустра » (1885) и « По ту сторону добра и зла » (1887).

Мартин Хайдеггер был важным ранним философом в этом движении, в частности его влиятельной работой 1927 года «Бытие и время» , хотя сам он категорически отрицал, что был экзистенциалистом в сартровском смысле.Его обсуждение онтологии уходит корнями в анализ способов существования отдельных человеческих существ, а его анализ подлинности и тревожности в современной культуре делает его в значительной степени экзистенциалистом в обычном современном использовании.

Экзистенциализм достиг совершеннолетия в середине XX века , в основном благодаря научных и вымышленных работах французских экзистенциалистов Жан-Поля Сартра, Альбер Камю (1913-1960) и Симона де Бовуар (1908 — 1986). Морис Мерло-Понти (1908–1961) — еще один влиятельный французский экзистенциалист того времени, о котором часто забывают.

Сартр, пожалуй, самый известных , а также один из немногих, кто на самом деле принял называть «экзистенциалистом». «Бытие и ничто» (1943) — его самая важная работа, а его романы и пьесы, в том числе «Тошнота» (1938) и «Нет выхода» (1944), помогли популяризировать движение .

В «Миф о Сизифе» (1942) Альбер Камю использует аналогию с греческим мифом о Сизифе (который навеки приговорен к скатыванию скалы в гору, только для того, чтобы она катилась к вершине холма). внизу снова каждый раз), чтобы проиллюстрировать бессмысленности существования, но показывает, что Сизиф в конечном итоге находит , означающий , и цель в своей задаче, просто постоянно применяя к ней .

Симона де Бовуар, выдающаяся экзистенциалистка, которая большую часть своей жизни провела вместе с Сартром, писала о феминистской и экзистенциальной этике в своих работах, в том числе «Второй пол» (1949) и «Этика двусмысленности. « (1947).

Хотя большинство считает Сартра выдающимся экзистенциалистом , а многие — самостоятельным важным и новаторским философом, на других его вклад произвел гораздо меньшее впечатление . Сам Хайдеггер думал, что Сартр просто взял свою собственную работу и регрессировал назад к субъект-объектно-ориентированной философии Декарта и Гуссерля, от которой Хайдеггер пытался освободить философию .Некоторые считают Мориса Мерло-Понти (1908-1961) лучшим философом-экзистенциалистом, особенно за его включение тела в наш способ существования в мире и за его более полный анализ восприятия (две области в котором работа Хайдеггера часто рассматривается как неполно ).

Герберт Маркузе (1898-1979) подверг критике экзистенциализм, особенно «Бытие и ничто» Сартра, за проецирования некоторых черт жизни в современном репрессивном обществе (таких как тревога и бессмысленность) на природу само существование .

Роджер Скратон (1944 -) утверждал, что и концепция недостоверности Хайдеггера, и концепция недобросовестности Сартра являются самосогласованными , в том смысле, что они отрицают какие-либо универсальные моральные убеждения, но говорят об этом. концепции, как будто все обязаны им подчиняться .

Логические позитивисты, такие как AJ Ayer и Rudolf Carnap (1891 — 1970), утверждают, что экзистенциалисты часто путают с глаголом «быть» (который бессмысленным при использовании без сказуемого) и словом «ничто» (которое является отрицанием существования и, следовательно, не может относиться к чему-то ).

Марксисты, особенно в послевоенной Франции, обнаружили, что экзистенциализм идет вразрез с их акцентом на солидарности людей и их теорией экономического детерминизма . Далее они утверждали, что акцент экзистенциализма на индивидуальном выборе ведет скорее к созерцанию , чем к действию, и что только буржуазия имеет роскошь , чтобы сделать себя такими, какие они есть, посредством своего выбора, поэтому они считали экзистенциализм буржуазией. Философия .

Христианские критики жалуются, что экзистенциализм изображает человечество в наихудшем свете , не обращая внимания на достоинство и благодать , которое происходит от создания по образу Бога . Кроме того, согласно христианским критикам, экзистенциалисты не могут объяснить моральных измерений человеческой жизни и не имеют основы для этической теории, если они отрицают, что люди связаны заповедями Бога .С другой стороны, некоторые комментаторы возражали против того, чтобы Кьеркегор продолжал поддерживать христианство , несмотря на его неспособность эффективно оправдать его.

В более общем плане, обычное использование псевдонимных персонажей в экзистенциалистском письме может создать впечатление, будто авторы не желают владеть своими идеями и путают философию с литературой .

Что такое экзистенциализм? 3 основных принципа экзистенциалистской философии

Если вас попросят изобразить типичного экзистенциалиста, вы можете представить себе тревожного человека, сидящего в парижском кафе, одетого в черную водолазку, пьющего коктейли, жалко курящего сигареты — человека, оплакивающего бессмысленность жизни и отчаяние, что мы должны каким-то образом выковать жизнь в чужих обществах, в которых никто из нас даже не просил родиться.

И во многих отношениях эта картина — основанная на грубой концепции экзистенциализма в массовой культуре — совершенно точна. Сцена парижских кафе 1930-50-х годов была центром таких известных экзистенциалистских фигур, как Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар, Морис Мерло-Понти и Альбер Камю — все они обсуждали бессмысленность жизни и, безусловно, заправились коктейлями и сигаретами.

Но помимо этой изящной карикатуры на образ жизни и манеру поведения экзистенциалистов, философия экзистенциализма, конечно, идет гораздо глубже.Для многих это увлекательный способ думать о мире, а также о своем месте в нем.

Французские философы Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар в парижском кафе в 1946 году, будучи экзистенциальными.

Так что же такое экзистенциализм? Короче говоря, экзистенциализм занимается поиском способов объяснения индивидуального человеческого опыта, фокусируясь, как лазер, на том, что значит существовать как индивидуальное человеческое существо во вселенной, которую мы не понимаем.

Дальнейшее определение этого понятия требует некоторого пояснения, поскольку экзистенциализм — это термин, не ограничивающийся философами, но также используемый для описания произведений писателей, драматургов и художников, в частности Федора Достоевского, Франца Кафки и Сэмюэля Беккета, которые делают экзистенциализм столь же значительным. общекультурное движение, поскольку это особая философия.

Давайте кратко рассмотрим культурное движение, прежде чем погрузиться в три ключевых принципа формальной экзистенциалистской философии.

Экзистенциализм как культурное движение

Более широкое культурное использование термина «экзистенциалист» обычно описывает любого мыслителя, который делает акцент на индивидуальном жизненном опыте — особенно на противоречии между тем фактом, что мы несем полную ответственность за свой выбор, но при этом не имеем четкой основы для понимания того, что решения, которые мы принимаем, правильные, если они вообще имеют значение.

Это напряжение обычно сопровождается подозрением, что помимо повседневности кроется более глубокая человеческая потребность, которую естествознание и традиционные религии не смогли удовлетворить.Как таковые, экзистенциалистские работы обычно затрагивают такие темы, как страх, скука, тревога, отчуждение, абсурд, свобода, приверженность, ничто и то, что на самом деле означает быть воплощенным существом в явно безразличной, непознаваемой вселенной.

В этом отношении «Записки из подполья» Достоевского и «Процесс» Кафки являются классическими примерами экзистенциалистских романов, а пьесы Сэмюэля Беккета и скульптуры Альберто Джакометти занимают захватывающие и тревожные темы экзистенциалистских тем.

«Женщины Венеции (Femmes de Venise)», 1956. Швейцарский художник Альберто Джакометти исследовал условия жизни человека через свою фигуративную скульптуру.

Экзистенциализм как философия

Между тем, более формальная философская сторона экзистенциализма более непосредственно связана с его основными темами и концепциями, и стоит кратко взглянуть на его историю, которая может сбивать с толку.

Например, датчанин 19-го века Сорен Кьеркегор обычно считается первым философом-экзистенциалистом, хотя сам он никогда не использовал этот термин — и, вероятно, отказался бы от этого ярлыка, если бы был жив для этого.Фактически, философы 20-го века Мартин Хайдеггер и Альбер Камю при своей жизни сняли ярлык , несмотря на то, что их считали стержнем экзистенциалистской мысли.

«Экзистенциализм» был явно принят французским философом Жан-Полем Сартром, который определил предмет вокруг своих собственных работ. Только тогда более ранние мыслители, такие как Кьеркегор и Фридрих Ницше, были ретроспективно признаны предшественниками этого движения — при этом ряд современников Сартра также попали под этот термин, независимо от того, явно ли они идентифицированы как таковые.

Принимая во внимание нечеткое определение того, кто является экзистенциалистом, а кто нет, некоторые утверждают, что чистый экзистенциализм следует называть только работами Жан-Поля Сартра, поскольку он был наиболее точным в определении этого термина. Верно, что Сартр, возможно, обеспечил главный толчок экзистенциализму как движению, но, как мы увидим, его работы находились под глубоким влиянием его предшественников и современников и основывались на них.

В этой работе обычно выделяются три основных принципа, которые занимают центральное место в экзистенциалистской философии: феноменология, свобода и аутентичность.Давайте по очереди рассмотрим каждый из них.

1. Феноменология

Феноменология — это философское движение, развитое Эдмундом Гуссерлем в начале 20 века, а затем адаптированное Хайдеггером и другими. Феноменологи заинтересованы в изучении структур, лежащих в основе сознания и опыта, обычно подчеркивая решающую важность точки зрения от первого лица для понимания себя и окружающего мира.

Эдмунд Гуссерль, от первого лица.

Например, если бы мы описали наш опыт, скажем, смотрим на вазу с фруктами, обычно мы бы предпочли пассивно описывать отдельные объекты, которые мы видим: банан, яблоко, несколько апельсинов, саму чашу.

Но феноменологи посоветовали бы нам сделать здесь шаг назад. Что на самом деле переживает , глядя на вазу с фруктами? Это просто разные объекты? Или это скорее объединенное множество форм, текстур, цветов, звуков, запахов, течение времени, наше настроение, возможно, кратковременное желание апельсина, непреодолимое отталкивание фруктов, которые нам не нравятся?

Дело в том, что, если задуматься, наше восприятие мира полностью характеризуется интенциональностью .

Хотя мы обычно можем описывать наши переживания, как будто мы просто субъекты, пассивно воспринимающие объекты, на самом деле мы не воспринимаем мир таким образом. Скорее, мы погружены во все, что мы переживаем, существуем в мире через постоянно меняющуюся калейдоскопическую линзу памяти, желания, настроения, внимания, невнимательности, намерения.

Итак, глядя на вазу с фруктами, мы видим не просто пассивные объекты, а потенциальную закуску — или даже потенциальную аллергическую реакцию.Мы бросаем самих себя в мир, и они привязаны к каждому объекту нашего опыта: наши восприятия — это наши концепции и намерения, отраженные в нас. Таким образом, мы видим не просто кусок дерева, прикрепленный к какому-либо металлу, но и молоток , инструмент — то, что мы можем намеренно использовать .

Философия в вашем твиттере

Подпишитесь на Philosophy Break в Twitter, чтобы получать лучшие вопросы, мудрость и идеи философии прямо в своей ленте Twitter.

Следуй философии перерыва

Эта намеренная перспектива от первого лица — то, как мы на самом деле переживаем жизнь — слишком часто вырезается из наших описаний мира, утверждают феноменологи, когда речь идет именно о изучении этого сиюминутного, непосредственного опыта. это богатое философское понимание можно найти.

Поскольку наша интенциональность от первого лица — это не просто свойство нашего разума, утверждает Гуссерль: это структура, благодаря которой мир и наши умы становятся понятными.Удаление этого из наших соображений (как мы пытаемся сделать в науке, чтобы создать «объективную» перспективу от третьего лица) оставляет непонятную картину человеческого опыта и вызывает странные философские проблемы между разумом и телом, которые привели к столетиям путаницы, возникшей из-за теории Декарта. скептицизм и cogito ergo sum .

Итак, восстановление перспективы от первого лица во всей ее непосредственности и сложности — и признание того, насколько эта перспектива связана с миром, который мы воспринимаем, — лежит в основе феноменологии и стало полезным способом размышления о мире для экзистенциалистов, таких как Сартр. .Как пишет профессор философии Стивен Кроуэлл в своем обзоре экзистенциалистской мысли:

Феноменологический подход придал философскую форму основному экзистенциальному пониманию того, что размышление о человеческом существовании требует новых категорий, которых нет в концептуальном репертуаре древней или современной мысли; Человеческие существа нельзя понимать ни как субстанции с фиксированными свойствами, ни как субъекты, взаимодействующие с миром объектов.

2. Свобода

Если принцип феноменологии дал экзистенциализму его основную форму — i.е. метод понимания того, что на самом деле есть , для выхода за устаревшие категоризации здравого смысла и естествознания, чтобы описать человеческое существование таким, какое оно есть на самом деле — тогда принцип свободы придал экзистенциализму его основополагающую ценность. Как утверждает современный философ Джонатан Уэббер в своей работе 2018 года «Переосмысление экзистенциализма:

».

Согласно первоначальному определению Симоны де Бовуар и Жан-Поля Сартра, экзистенциализм — это этическая теория, согласно которой мы должны рассматривать свободу, лежащую в основе человеческого существования, как внутреннюю ценность и основу всех других ценностей.

Поскольку многие мыслители-экзистенциалисты были атеистами, они считали, что никому из нас не назначены какие-либо предопределенные пути или цели, и что люди не обладают какой-либо внутренней «природой» или «ценностями», более фундаментальными, чем сам факт нашего существования. Другими словами, осознание собственного существования — это самая фундаментальная вещь в том, что значит быть человеком.

Сартр формулирует эту мысль своим знаменитым высказыванием: существование предшествует сущности , и заключает, что, таким образом, от момента к моменту мы можем использовать наше существование для формирования нашей собственной природы и ценностей, для создания любой «сущности» — чего угодно. человек — мы выбираем стать.

В результате, с экзистенциалистской точки зрения, мы несем полную ответственность за то, кем мы являемся, и решения, которые мы принимаем, наши (конечно, многие нейробиологи и философы сегодня не согласны с тем, что у нас есть такая свобода, утверждая, что свободная будет иллюзия).

Но для экзистенциалистов во вселенной, явно лишенной направления, цели или значения, эта головокружительная свобода является источником большей части нашего беспокойства, что заставляет Сартра утверждать, что мы фактически «обречены» быть свободными.

Кьеркегор резюмирует эту мысль о том, что наша экзистенциальная свобода ведет к беспокойству о безграничных возможностях, доступных нам, в своей работе 1844 года «Концепция беспокойства:

».

Беспокойство можно сравнить с головокружением. У того, чей глаз случайно смотрит в зияющую бездну, кружится голова. Но в чем причина этого? Это так же сильно в его собственном глазу, как и в бездне, предположим, что он не смотрел вниз. Следовательно, тревога — это головокружение свободы, которое возникает, когда дух хочет постулировать синтез, а свобода смотрит вниз в свои собственные возможности, удерживая конечность, чтобы поддержать себя.

3. Подлинность

Наконец, как только мы признали важность точки зрения от первого лица и осознали абсолютную свободу, которую мы имеем в нашем живом существовании от момента к моменту, мы приходим к другому основному принципу экзистенциалистской философии: принятию позиции подлинности .

Чтобы преодолеть тревогу и отчуждение, которые может вызвать в нас признание нашей абсолютной свободы и ответственности, мы должны признать, кто мы есть, включая тот факт, что мы смертные, которые однажды умрут, как советуют другие философии, такие как эпикуреизм. и быть верным ему, отказываясь подчиняться чему-либо, что ставит под угрозу нашу личную свободу или подлинность, будь то внешнее давление, социальные нормы или бегство от реальности.

По словам Уэббера, экзистенциализм Сартра и де Бовуара начинается с «эвдемонистских аргументов в пользу подлинности» и, наконец, утверждает «категорический моральный императив подлинности».

Тем временем профессор Йельского университета Норин Хаваджа в своей работе «Религия существования» подтверждает, что «идея личной аутентичности [находится] в центре экзистенциальной мысли».

Где нас оставляет экзистенциализм?

Таким образом, в то время как популярная концепция экзистенциализма довольно узко вращается вокруг страха и беспокойства в бессмысленной вселенной, формальное философское движение является более целостным и обычно включает три основных принципа.

Во-первых, это включает признание фундаментальной важности феноменологической , преднамеренной точки зрения от первого лица для правильного понимания себя и мира. Во-вторых, это означает признание свободы и ответственности , которые мы имеем в нашем жизненном опыте. И, наконец, он защищает идею о том, что личная подлинность является нашей главной добродетелью, поскольку она позволяет нам смотреть в лицо тем, кто мы есть, жить в гармонии с миром и тем самым уменьшать наши чувства тревоги и отчуждения.

Эта довольно духовная борьба происходит на фоне безразличной, безбожной вселенной — той, в которую мы были «брошены» и оставлены заниматься самими собой — это означает, что, хотя многие экзистенциалисты были атеистами, их творчество, как выразился Хаваджа, « считает религиозным для своих читателей ».

Если вы хотите больше узнать о философии экзистенциализма, ознакомьтесь с нашим списком литературы по экзистенциализму. Он содержит смесь первичной и вторичной литературы — от введений и антологий до оригинальных текстов самих влиятельных экзистенциалистов.Нажмите на баннер ниже, чтобы получить к нему доступ сейчас.

СПИСОК ДЛЯ ЧТЕНИЯ

Экзистенциализм

8 лучших книг для чтения

Что такое экзистенциализм? — Ежедневно

Экзистенциализм — это, в широком смысле, исследование природы человеческого существования, что значит быть человеком и что означает быть человеком. Мыслителей и писателей, которых мы называем экзистенциалистами, объединяет их неприятие попытки подойти к этим предметам с объективной, метафизической точки зрения, стремясь определить, что означает человеческое существование во всем мире.Экзистенциалисты начинают свое исследование с субъективного, с того, что человеческое существо ощущает индивидуумом, и многие стремятся дать практический совет, как улучшить качество человеческого существования.

Центральная проблема, с которой все экзистенциалисты так или иначе имеют дело, — очевидное отсутствие объективного смысла и цели жизни. Они отвергают идею о том, что существует некая универсальная цель существования, независимая от человека.Человеческая жизнь не имеет внутреннего, всеобъемлющего смысла, к которому мы можем подключиться, будь то проклятые религии и общественное мнение.

Итак, человеческое существование лишено запеченного смысла. Отсюда и возникла идея «экзистенциального кризиса» или «экзистенциальной муки». По сути, нас изгоняют из чрева в мир, который не говорит нам, как быть людьми, или что, черт возьми, вообще значит быть человеком. Причина этого в том, что — это не способ быть человеком и не существует универсальных правил, за которые человек мог бы цепляться.

Именно это создает абсурд человеческого существования. Человеческое стремление к значению и правилам, которые можно понять, в сочетании с очевидным отсутствием любого из этих факторов в нашем мире, является источником бесконечного абсурда. Мы хотим, чтобы природа, или Вселенная, или что-то, о чем мы заботились и направляло нас, но этого не происходит, вместо этого мы сталкиваемся со случайными событиями, которые работают вразрез с тем, что, по нашему мнению, должно происходить постоянно.

Однако осознание этого является первым шагом, а не конечной целью экзистенциализма.Экзистенциальные мыслители принимают это отсутствие универсальной цели человеческого существования как самоочевидное, и они предлагают в качестве ответа то, что смысл должен исходить от человека. Жан-Поль Сартр сказал: «Существование предшествует сущности». Он имеет в виду, что люди начинают с существования, и только существуя и делая выбор, они развивают цель . В отличие от молотка, который, можно сказать, равен за ударов по предметам и воплощению этой сущности в жизнь, экзистенциалисты считают, что, поскольку мы способны к самоинтерпретации, люди являются активными участниками , определяющего нашу цель.

Вместо того, чтобы бояться и мучиться из-за отсутствия цели, мы должны рассматривать это как свободу выбирать, кто мы есть и что для нас значит жизнь. Делая выбор, мы создаем себя и то, что для нас значит быть человеком. Однако это большая ответственность, поэтому возложенная на нас тяжелая обязанность может привести к дальнейшим тревогам и страху. Кроме того, эта фактичность (наша идентичность связана с нашим прошлым и физическими реалиями нашего существа) накладывает ограничения на нашу свободу.Мы не можем просто игнорировать прошлое и быть тем, кем хотим, то, кем мы были, определяет, кем мы являемся, если мы игнорируем то, что мы недостоверны.

Подлинность — тема многих произведений экзистенциалистов. Подлинность — это действовать как вы сами или действовать в соответствии со свободой и фактичностью. Это означает, что они понимают, что в конечном итоге они несут ответственность за свои действия и их результат (нет руководящего морального авторитета или определенного результата), но также и то, что они сами и понимают, как это влияет на их действия.

Серен Кьеркегор (1813-1855)

Кьеркегор был датским философом и теологом, которого считали отцом экзистенциализма. Он был религиозным экзистенциалистом, выступавшим против господствующих философий и датской церкви. Кьеркегор критиковал таких мыслителей, как Гегель, которые считали, что мы можем рационализировать все, включая религию. Напротив, он утверждал, что религия и вера в Бога требуют приостановки разума и «прыжка веры».

Федор Достоевский (1821-1881)

Достоевский был русским писателем, известным своими исследованиями человеческого бытия.Его самый известный экзистенциалистский роман — Записки из подполья . Этот роман изображает жизнь человека в постоянной борьбе за поиск смысла, определение себя и своего окружающего мира. Подземному человеку не хватает самоощущения и он сопротивляется самоопределению. Он наполнен страхом, тревогой и негодованием. Подземный человек — это не каждый человек, , но он является примером того, как большинство людей реагирует на проблему контраста между нашими надеждами, мечтами, любовью и реальностью, которая им не соответствует.

Фридрих Ницше (1844-1900)

Ницше был немецким философом и филологом. Он утверждал, что кризис смысла связан с кризисом религии, особенно христианства. По его мнению, христианство ведет к стадному менталитету, который увековечивает отрицающую жизнь философию, которая постоянно требует жертв. Индивид должен освободиться от общепринятой морали, но не таким образом, который ведет к нигилизму. Свободный человек должен отстаивать свою власть и создавать новые ценности, подтверждающие жизнь.Ницше назвал этого свободного человека сверхчеловеком или сверхчеловеком [ Übermensch ].

Жан-Поль Сартр (1905-1980)

Сартр был одним из немногих в этом списке, кто принял прозвище «экзистенциалист», против чего многие возмущались. Он определил экзистенциализм как идею о том, что люди — это агенты, которые свободно формируют себя посредством своих мыслей и действий. Для него субъективность — первый принцип экзистенциализма. Он утверждал, что мы живем в бессмысленном мире и придаем смысл тем выборам, которые мы делаем в этом мире.

Симона де Бовуар (1908-1986)

Де Бовуар была французским философом, известным своими экзистенциалистскими и феминистскими работами. Ее работа сосредоточена на свободе, двусмысленности и ответственности. Она верила в свободу делать выбор, но утверждала, что ничто не говорит нам заранее, что такое правильный выбор. Самая революционная идея де Бовуар заключалась в том, что женщиной не рождается, а становится женщиной. Что это значит? Для Бовуара, хотя есть биологические характеристики, которые отличают женщин от мужчин, эти биологические различия не определяют женщин.Биологические различия не определяют социальную роль женщины. Они не определяют социальные, политические и интеллектуальные способности. По ее мнению, женщины не должны сводиться к их биологической конституции, и их биологическая конституция не должна ограничивать их будущие возможности. Ее вера в подлинность побудила ее отстаивать свободу и право женщин выбирать свою жизнь.

Альбер Камю (1913-1960)

Камю был французским философом, больше всего интересовавшимся абсурдом.Он утверждал, что люди не могут не спрашивать себя о смысле существования. На самом деле смысл жизни — это самый актуальный вопрос. И все же ответа на него нет. Хотя существование не имеет смысла, Камю утверждал, что мы должны столкнуться с этой пустотой. Парадокс стремления задавать вопросы о значении и тот факт, что мы не можем ответить на эти вопросы, — абсурд.

Жан-Поль Сартр: Экзистенциализм — это гуманизм

Экзистенциализм — это гуманизм был опубликован в 1946 году на основе лекции, прочитанной Сартром в клубе Maintenant в Париже.В этом тексте Сартр вносит свой самый известный вклад в экзистенциализм — его утверждение, что «существование предшествует сущности». То есть люди сначала существуют, а затем имеют сущность.

Фридрих Ницше: О генеалогии морали

В книге О генеалогии морали Ницше исследует взаимосвязь между нашими системами ценностей и властью. Он утверждает, что мораль часто создается сильными, чтобы контролировать слабых, и что то, что встроено в этот вид морали, — это морализирование самой власти.

Альбер Камю: Миф о Сизифе

Камю Миф о Сизифе отражает греческий миф о Сизифе, который день за днем ​​толкает валун в гору и поднимает вопрос о самоубийстве. Он начинает с утверждения, что действительно серьезным философским вопросом является вопрос о самоубийстве. Мы стремимся найти смысл в бессмысленном мире. Когда мы сталкиваемся с абсурдом, понимая, что жизнь бессмысленна, должны ли мы совершить самоубийство? Должны ли моменты отчаяния привести к самоубийству? Чтобы ответить на этот вопрос, Камю обращается к Сизифу.Он утверждает, что момент, который его интересует, — это момент возвращения валуна или то, что он называет «часом сознания». В этот момент Сизиф для Камю сильнее своей скалы и выше своей судьбы.

Сорен Кьеркегор: F Ухо и дрожь

Страх и трепет — самая известная экзистенциалистская работа Кьеркегора, в которой рассказывается об Аврааме и Исааке. Бог просит Авраама принести в жертву своего сына Исаака в знак своей веры.Авраам повинуется повелению Бога, но в последний момент вмешивается Бог и спасает Исаака. Кьеркегор поднимает этот вопрос, чтобы спросить, какова мораль этой истории? Кьеркегор утверждал, что жертва могла быть совершена только , потому что Авраам любил Исаака. Именно через эту любовь Авраам может доказать свою веру и любовь к Богу. Для него вера требует страсти. Киргегард использовал фразу «прыжок веры», чтобы обозначить, что верующие прыгают не потому, что у них нет доказательств или доказательств; скорее, верующие совершают прыжок веры, потому что сама вера не может быть сведена к рациональности.

«Субъективность — правда». — Сорен Кьеркегор, Заключительный ненаучный постскриптум к философским фрагментам

«Бог мертв. Бог остается мертвым. И мы его убили ». — Фридрих Ницше, Так говорил Заратустра

«Существование предшествует сущности». — Жан-Поль Сартр, Экзистенциализм — это гуманизм

«Женщиной не рождается, а становится женщиной.»- Симона де Бовуар, Второй секс

«Я восстаю; поэтому мы существуем ». — Альбер Камю, Мятежник

Экзистенциализм — Философская энциклопедия Рутледжа

DOI: 10.4324 / 9780415249126-N020-1
Версия: v1, опубликовано в Интернете: 1998
Получено 24 июля 2021 г. с https://www.rep.routledge.com/articles/thematic/existentialism/v-1

---

Термин «экзистенциализм» иногда зарезервирован для работ Жан-Поля Сартра, который использовал его для обозначения своей собственной философии в 1940-х годах.Но чаще оно используется как общее название для ряда мыслителей девятнадцатого и двадцатого веков, которые сделали конкретную личность центральной в своей мысли. Экзистенциализм в этом более широком смысле возник как ответная реакция на философские и научные системы, которые рассматривают все детали, включая людей, как членов рода или экземпляры универсальных законов. Он утверждает, что наше собственное существование как уникальных индивидуумов в конкретных ситуациях не может быть адекватно схвачено в таких теориях, и что системы такого рода скрывают от нас сугубо личную задачу попытки достичь самореализации в нашей жизни.Поэтому экзистенциалисты начинают с подробного описания себя как «существующего индивида», понимаемого как агент, вовлеченный в конкретный социальный и исторический мир. Одна из их главных целей — понять, как человек может достичь самой богатой и полноценной жизни в современном мире.

Экзистенциалисты придерживаются самых разных взглядов на человеческое существование, но в их трудах есть ряд повторяющихся тем. Во-первых, экзистенциалисты считают, что у людей нет предопределенной цели или сущности, установленных для них Богом или природой; Каждый из нас сам решает, кем и что мы являемся.В этом суть определения Сартра экзистенциализма как взгляда на то, что для людей «существование предшествует сущности». Это означает, что мы сначала просто существуем — оказываемся рожденными в мире, который не выбираем сами, — и тогда каждый из нас должен определить свою собственную идентичность или основные характеристики в ходе того, что мы делаем в жизни. из нашей жизни. Таким образом, наша сущность (наш набор определяющих черт) выбрана, а не дана.

Во-вторых, экзистенциалисты считают, что люди сами решают свои судьбы и несут ответственность за то, что они делают со своей жизнью.Люди обладают свободой воли в том смысле, что независимо от того, какие социальные и биологические факторы влияют на их решения, они могут размышлять об этих условиях, решать, что они имеют в виду, а затем делать свой собственный выбор относительно того, как управлять этими факторами, действуя в мире. . Поскольку в этом смысле мы сами создаем или формируем себя, мы несем полную ответственность за то, что мы делаем в своей жизни.

Наконец, экзистенциалисты озабочены определением наиболее аутентичного и полноценного образа жизни, возможного для людей.По их мнению, большинство из нас склонно подчиняться образу жизни «стада»: мы чувствуем, что у нас все хорошо, если мы делаем то, что «кто-то» делает в знакомых социальных ситуациях. В этом отношении говорят, что наша жизнь «недостоверна», а не наша собственная. Согласно этой точке зрения, чтобы стать подлинным, человек должен с ясностью и интенсивностью взять на себя собственное существование. Такое преобразование становится возможным благодаря таким глубоким эмоциональным переживаниям, как тревога или переживание экзистенциальной вины. Когда мы сталкиваемся с тем, что открывается в таких переживаниях, утверждают экзистенциалисты, мы получим более четкое представление о том, что поставлено на карту в жизни, и мы сможем стать более преданными и цельными личностями.

Цитирование этой статьи:
Гиньон, Чарльз Б. Экзистенциализм, 1998, DOI: 10.4324 / 9780415249126-N020-1. Энциклопедия философии Рутледжа, Тейлор и Фрэнсис, https://www.rep.routledge.com/articles/thematic/existentialism/v-1.
Авторские права © 1998-2021 Routledge.

Экзистенциализм | Philosophy Talk

Экзистенциализм — это идея о том, что существование предшествует сущности. Наш гость, Ланье Андерсон, предлагает один из способов взглянуть на это — сравнить режущий нож с ситуацией, в которой живет человек.У ножа есть своя сущность еще до его изготовления — он предназначен для резки. Однако у человека нет какой-либо конкретной цели или значения до того, как он появился на свет. Жан-Поль Сартр первоначально определил слово «экзистенциализм» и применил его к множеству людей, которые никогда не знали, что они экзистенциалисты, и которые придерживались ряда противоречивых идей по множеству тем, и существование бога было одной из таких обсуждаемых тем.

Ланье утверждает, что семнадцатилетнее «я» каждого из нас привлекает экзистенциализм, потому что в этой философии есть определенная свобода.Основная идея состоит в том, что мы есть то, чем мы сами себя создаем, что нам ничего не сообщается о нашей сущности. Конечно, у нас есть фактичность — существенные аспекты нашего существования, данные нам в терминах наших биологических ограничений, — но ничего, что действительно нас определяет. Ланье утверждает, что эта фактичность в целом будет взаимодействовать с вашими жизненными проектами, но вы выберете те проекты, которые затем придадут им смысл. С точки зрения индивида, экзистенциализм ничего не принимает как должное и не верит, что какие-либо указания относительно человеческой природы были переданы людям.Люди должны создавать смысл и определять себя. Человеческая природа каждого человека будет определяться его действиями.

Экзистенциализм — очень влиятельная философия, которая пережила периоды, когда сильно влияла на политику и поп-культуру, и до сих пор очень популярна в определенных кругах. Часто эту философию также сложно понять. Джон отмечает, что существует так много терминологии, как «для себя», «в себе» и других экзистенциалистских идей, что Сарт обрисовал все эти концепции на восьмистах страницах переводов.

• Блуждающий философский отчет (Стремление к 04:26): Полли Страйкер обращается к пересечению психотерапии и философии, в частности, к отцовским и сыновным экзистенциалистским психотерапевтам. Они смотрят на то, как экзистенциализм может быть полезен в психиатрии, и как проблемы, которые люди хотят решать в психотерапии, часто имеют экзистенциальную природу, например, жизнь, смерть и смысл.

Экзистенциальная «свобода» и политическая

Свобода

Философы размышляли над понятием свободы на протяжении тысячелетий.От Фукидида до Томаса Гоббса, Джона Локка, Джона Стюарта Милля и Жан-Жака Руссо концепция свободы в той или иной степени постоянно обсуждалась в политической мысли. Это важная концепция, потому что мы должны решить, свободны ли люди, должны ли они быть свободными, что это означает и какие институты мы должны строить вокруг этих идей.

В политической мысли понятие свободы можно рассматривать через призму известного эссе Исайи Берлина «Две концепции свободы».Он начинает с утверждения, что в политической философии доминирующим вопросом является вопрос послушания и принуждения. Почему человек должен подчиняться кому-то другому? Можно ли принуждать людей? Почему мы все не должны жить так, как нам хочется? Это все вопросы свободы. Затем в длинном и подробном обсуждении Берлин проводит различие между положительными и отрицательными свободами. [1] Картер ясно и лаконично объясняет различие; «Негативная свобода — это отсутствие препятствий, преград или ограничений… Позитивная свобода — это возможность действовать… таким образом, чтобы контролировать свою жизнь» (2008).

Ключ к негативной свободе [2] — это понятие невмешательства. Человеку не хватает политической свободы только в том случае, если ему / ей «мешают достичь цели люди» (Берлин, 1969, стр. 122). Простая неспособность достичь цели (например, неспособность летать как птица или неспособность ходить из-за травмы) не считается несвободой в этом смысле. Есть множество политических философов, которые подпадают под эту категорию, очерченную Берлином. Они согласны с определением свободы, но не согласны с тем, насколько широким оно должно быть.Двое из этих философов — Томас Гоббс и Джон Локк. [3] Поскольку в естественном состоянии человеческие цели не могут быть согласованы, эти классические мыслители полагали, что человеческая свобода должна быть ограничена законом. Однако они также признали, что минимальная область человеческой свободы также должна быть защищена, чтобы позволить развитию основных человеческих способностей / качеств. По Гоббсу, люди должны передать все свои права Левиафану в соответствии с общественным договором, за исключением одного фундаментального права — права на самосохранение (Hobbes 1651).Для Локка «минимальная» область защищаемой свободы для каждого человека немного шире, поскольку люди имеют права на свою собственность и на плоды своего труда (Locke 1689). Существует бесконечная дискуссия о том, что «мы не можем оставаться абсолютно свободными и должны отказаться от части нашей свободы, чтобы сохранить остальное. Но полная самоотдача обречена на провал »(Берлин, 1969, стр. 126).

Позитивная свобода «позитивна» в том смысле, что люди захотят быть хозяевами сами себе. По словам Берлина, в силу позитивной свободы человек «желает быть субъектом, а не объектом» (1969, 131).Понятие «истинной свободы» Жан-Жака Руссо можно отнести к этой категории. Люди должны следовать идеалу «истинной свободы», в которой они смогут полностью реализовать свой человеческий потенциал и жить добродетельно. Истинная свобода достигается, когда люди могут отпустить amour propre (любовь к себе) и вместо этого овладеть amour de soi (стремление к самосохранению и самообладанию) (Rousseau 1762). Таким образом, позитивная свобода связана не столько с тем, что людям запрещено делать, сколько с тем, что люди могут сделать, чтобы полностью реализовать свой человеческий потенциал.В состоянии позитивной свободы «я хочу, прежде всего, осознавать себя как мыслящее, желающее, активное существо, несущее ответственность за свой выбор и способное объяснять его ссылками на мои собственные идеи и цели» (Берлин, 1969 г., стр. 131).

Я хотел бы отметить, что подхода Берлина к концепции свободы недостаточно. Все упомянутые мною мыслители относятся к тому, что мы можем назвать политической, свободой в противоположность философской свободе.[4] Жан-Поль Сартр обсуждает последнее. В своем эссе Берлин утверждает, что «концепции свободы напрямую вытекают из взглядов на то, что составляет« я »» (1969, 134). Именно это делает Сартр; он начинает с понимания предмета и «человеческой природы», отличного от всех вышеупомянутых, и приходит к такой же иной концепции свободы.

Я утверждаю, что концепция свободы Сартра не должна была исключаться из дискуссий в политической мысли.Я не утверждаю, что концепция свободы Сартра должна быть включена в рамки Берлина, и я не утверждаю, что Берлин упустил его из виду. Я утверждаю, что обсуждения Берлина недостаточно. Нам нужна концепция свободы, которая действует на уровне политического , потому что все остальное в политике строится на вершине политического.

Я считаю, что политическое — это область отношений ниже «политики». Здесь формируются условия для понимания политики.Шанталь Муфф проводит подобное различие; она заимствует словарь Хайдеггера и утверждает, что «политика относится к онтологическому уровню , тогда как« политическое »имеет отношение к онтологическому уровню » [5] (Mouffe 2005, 8). Онтологический обычно относится к физической или фактической реальности, тогда как онтологический относится к «бытию» или феноменологическому опыту от первого лица (Heidegger 1927). В этом случае два термина немного адаптированы к теории. Политика находится на онтическом уровне, потому что она связана с общепринятыми практиками и политиками, в то время как политическая находится на онтологическом уровне, потому что для Муффе она касается «бытия» общества или, по ее словам, «самого способа, которым общество установлено »(2005, 9).

Экзистенциализм и Жан-Поль Сартр

Философы-экзистенциалисты [6], такие как Альбер Камю и Жан-Поль Сартр, были хорошо известны в свое время своей причастностью к сопротивлению, неумолимым коллаборационизмом и конформизмом, а также активным интересом к революционным движениям [7]. В сочетании с тем фактом, что свобода является одной из наиболее важных тем, которые исследуются философами-экзистенциалистами, возникает вопрос, почему эта ветвь философии не получила более адекватного рассмотрения в политической мысли.Возможно, это потому, что экзистенциализм действительно кажется больше философией жизни, чем традицией, подходящей для концепции политической теории и политики. Я утверждаю, что до того, как можно будет придумать политические теории, политику и институты, нужно сначала уметь правильно определить условия жизни человека. Экзистенциализм дает уникальное и убедительное объяснение того, что значит быть «человеком», что позволяет разумно развить концепцию свободы Сартра.

В первую очередь стоит отметить контекст, в котором возникли экзистенциалистские идеи Жан-Поля Сартра.После мировых войн произошел распад традиционных идей философии. Не было истинного чувства общности, веры в человеческую природу и растущей веры в то, что, возможно, божественное не существовало на самом деле, если оно позволяло совершать такие зверства, как холокост (Flynn 2006). Философия должна была вернуться к своим истокам; «Что мы знаем и как мы это знаем?» — был вопрос. Экзистенциалисты ответили: «Все, что мы действительно знаем, это то, что мы существуем». Таким образом, экзистенциализм вращается вокруг вопросов существования и человеческого опыта.Мы начнем с той же позиции — представлений о существовании и субъективности.

Экзистенциалисты утверждают, что мы ничего не можем знать, если не на основании нашей субъективности. Первое и единственное, что мы знаем, это то, что мы существуем и все переживаем субъективно. Это приводит нас к вопросу о как о . Гегель проводил различие между бытием объектов (бытием-в-себе) и человеком (или Geist ) — это послужило одной из оснований для более позднего различия Сартра (Hegel 1807).Хайдеггер внес второй вклад, который в определенном смысле определяет суть этой философской традиции. Он утверждал, что мы не можем размышлять о смысле бытия по отношению к нашему существованию, если сначала не поймем его философски [8] (Heidegger 1927). Хайдеггер особенно критиковал картезианский вопрос существования, утверждая, что такой вопрос возникает из онтологически неадекватного начала ( Ibid , 83). Он критиковал понятие субстанции и утверждал, что индивиды — это Dasein , или «существа-в-мире».

Экзистенциалистской традиции присущи также идеи бессмысленности и беспокойства. Сартр как атеист отвергал идею о том, что в жизни человека есть божественный смысл или что есть цель, ради которой рождается каждый человек. В «Миф о Сизифе » (2000) Камю ввел понятие абсурдности, которое возникает из столкновения между громким молчанием мира (бессмысленность) и индивидуальным ожиданием цели или направления. Хайдеггер также принял это, и в Бытие и время он утверждал, что осознание этой бессмысленности ведет к чувству Angst (1927, 173).[9] «Нас угнетает не то или иное, и не все объективно представлено вместе в виде суммы, а возможность имеющихся вещей в целом, то есть сам мир» ( Там же, , 175) . Для Хайдеггера Dasein — это не только «бытие-в-мире», но и «потенциальность-бытие». Сартр аналогичным образом утверждает, что люди могут превзойти самих себя и использовать возможности вне себя (Sartre 2007, 66).

Последнее понятие, о котором стоит упомянуть, в первую очередь сартровское; что подлинности.«Существование подлинно в той мере, в какой существующее [10] овладело собой и… сформировало себя по своему собственному образу» (Macquarrie 1972, 206). Когда человек не позволяет формировать и связывать себя внешними правилами и моралью, когда он « пользуется свободой , а не определяется преобладающими общественными вкусами и стандартами» [11] ( Ibid , 207), тогда он живет подлинным существованием.

В следующем разделе, где я подробно исследую концепцию свободы Сартра, связь между этими экзистенциалистскими концепциями станет намного яснее.В своих произведениях « magnum opus , « Бытие и ничто »» Сартр дает очень сложное, интересное и убедительное описание экзистенциальной свободы. Кроме того, он — один из немногих философов, открыто поддержавших экзистенциальную философию, приняв термин «экзистенциалист». Экзистенциальное понятие свободы заслуживает рассмотрения в политической мысли, потому что это «доктрина действия» (Sartre 2007, 56), которая подталкивает человека к тому, чтобы снова обрести себя. По словам Сартра, цель экзистенциализма «вовсе не в том, чтобы ввергнуть людей в отчаяние», а в том, чтобы позволить им осознать себя «истинно людьми» ( Ibid ).

Но что это значит и имеет ли это отношение к политической мысли? Я утверждаю, что это так. Именно потому, что философия Сартра стремится позволить людям осознать себя как истинные люди, его нельзя упускать из виду в политической мысли. Такие философы, как Руссо, Локк и Гоббс, все пытались дать представление о человеческой природе, на котором можно построить понятие свободы и политики. Сартр помещает понятие свободы на первый, философский уровень.

«Свобода» Жан-Поля Сартра

« Никогда мы не были так свободны, как во время немецкой оккупации … С тех пор, как нацистский яд проник даже в наши мысли, каждая правильная мысль была победой; поскольку всемогущая полиция пыталась заставить нас молчать, каждое слово предшествовало как декларация принципа; поскольку за нами наблюдали, каждый жест имел вес обязательства … Сама жестокость врага довела нас до крайности человеческого состояния, заставив задавать вопросы, которые мы можем игнорировать в мирное время »(Sartre in Gerassi, 1989).[12]

Свобода для Сартра — это не свобода что-то делать. Он говорит: «Вы свободны», потому что у вас всегда есть выбор, «поэтому выбирайте» (Sartre 2007). Но поскольку это вызывает беспокойство и страдания, люди в самообмане бегут и продолжают вести недостоверную жизнь. Человек свободен, когда его сознание признает, что чего-то не хватает, когда он ставит перед собой цель и когда он совершает. По словам Сартра, именно тогда он «выходит за пределы» самого себя. В условиях оккупации это было сделано хорошо, потому что то, чего не хватало тогда, было очевидным, почти осязаемым.Следовательно, утверждает он, каждое действие становилось обязательством. Таким образом, человек утверждал свою свободу. Он не пытается сказать, что люди в мирное время находятся в иллюзорной свободе. В мирное время они просто не думают об одних и тех же проблемах, и у них гораздо меньше шансов понять, что на самом деле означает быть человеком.

Возможные критики этого подхода к свободе [13] могли бы указать, что концепция свободы Сартра не гарантирует реальной свободы для людей. Кроме того, это может быть неверно истолковано (возможно, даже намеренно) для оправдания ограничения политических свобод.[14] Это, по мнению Сартра, проистекает из «недоразумения: эмпирическая и популярная концепция« свободы », порожденная историческими, политическими и моральными обстоятельствами, эквивалентна« способности достигать выбранных целей ». а философское понятие свободы, единственное, что мы здесь рассматриваем, означает только автономию выбора »[15] (Sartre 1943, 483). Я интерпретирую это как означающее, что Сартр не заявляет, что мы должны отвергать «эмпирическую и популярную концепцию свободы», а скорее, что мы должны сначала построить хорошее понимание «технической и философской концепции свободы», на основе которой затем можно построить политическую концепцию свободы.

Я начну свой анализ концепции свободы Сартра с представления трех идей из его первого романа; Тошнота (1938). Во-первых, Рокантен — главный герой — понимает, что свобода — это существование. «В настоящий момент … , если я существую, это потому, что я ненавижу существовать. Это я, , это я, , вытаскиваю себя из небытия, к которому я стремлюсь: ненависть и отвращение к существованию — это всего лишь так много способов заставить меня существовать, подтолкнуть меня к существованию »(Sartre 1938, 145).Рокантен понимает, что он абсолютно свободен. А свобода — это существование . Стремясь к ничто, он понимает, что все еще делает выбор. И, делая этот выбор, он уводит себя от небытия и утверждает свое существование и свою свободу. По его словам, это лишь один из многих способов. Во-вторых, он утверждает, что существование предшествует сущности и что вселенная бессмысленна. «Существование не является необходимостью. Существовать — это просто быть там … никакое необходимое существо не может объяснить существование… все безвозмездно »( Там же, , 188).Здесь Рокантен говорит, что то, что существует, появляется, и вы никогда не сможете вывести это. Это комментарий к представлению о том, что не существует субстанции; это существование предшествует любой сущности. Чтобы избежать этого, некоторые люди изобретают необходимое причинное существо. [16] Но на самом деле, согласно Рокантену, в жизни нет необходимости и нет цели. Одно просто — это . В-третьих, он принимает свою абсолютную свободу и решает жить в ее силу. «Я свободен: у меня не осталось ни одной причины жить… Я переживу себя» ( Там же, , 223).В романе эта сцена происходит после того, как Рокантен понимает, что он надеялся, что его старый друг Энни спасет его от самого себя. Он сделал ее причиной своей жизни. Теперь у него больше нет смысла жить, и он утверждает, что свободен. [17] Немного позже он решает, что он собирается принять эту реальность и жить в силу своей свободы: он переживет себя. Слово «переживающий» я интерпретирую в связи с повторяющимся понятием трансцендентности. Выходя за пределы себя, стремясь стать тем, кем он не является, он будет постоянно отстаивать свою свободу.

Представляя руководящие идеи Сартра о свободе; Я перейду к их детальному рассмотрению. Сначала я проанализирую ключевые концепции [18], составляющие понятие свободы Сартра, затем перейду к оценке значения этого понятия свободы и, наконец, рассмотрю, что на самом деле означает принятие этой философии для Сартра.

В Бытие и ничто Сартр с самого начала вводит дискуссию о сознании. Сознание всегда есть сознание из чего-то; это не абстрактная субстанция (Campbell 1977, 65).Мы должны сразу понять, что для Сартра сознание, существование, свобода, ничто — все это синонимы. Сознание, которое всегда является сознанием чего-либо, также является сознанием самого себя, и поэтому сознание бытия и сознание свободы (Sartre 1943, 40). Говоря более конкретными, но не менее запутанными терминами, человек — это сознание , и это откровение происходит в мучениях. Можно понять, что его состояние подразумевает возможность изменения, когда понимаешь, что «каждое действие — это рискованное предприятие в небытие» (Caws 1979, 112).Сартр отвергает детерминизм, потому что считает людей вне мира. Нет никаких оправданий, которые могут быть основаны на идее «человеческой природы». «Страдания — это откровение для нас нашего поведения, нашего существа как возможность » (Кэмпбелл 1977, 69).

Это подводит нас к «двойственности бытия» Сартра. Он различает «человеческое сознание и все, что находится за пределами человеческого сознания: бытие-для-себя … и бытие-в-себе » (Campbell 1977, 65).Для обсуждения бытия в себе Сартр предлагает три предложения. Во-первых, — это то, что есть . Это отказ от идеи, что мир был создан с определенной целью или что за его творением стоит Бог. Бытие в себе есть не что иное, как то, чем оно является. Во-вторых, само по себе есть . Бытие полно себя, «оно не относится к себе… как сознание… оно не имеет силы, поскольку не может стать тем, чем оно не является» ( Там же, , 66). Грубый пример этого — стул.Поскольку стул такой, какой он есть, он сам по себе полон. Это не относится к самому себе; он не задумывается о своей «стеснительности». К тому же стул не имеет потенции; он не может стать тем, чем он не является, и он исчерпывает себя своим «председательством». В-третьих, — это . Снова в отношении стула — поскольку нет потенции, стул просто есть. «Возможное» — это структура сознания, и поэтому оно применимо к самому себе (Sartre 1943, xxix). Из этого следует, что бытие для себя имеет потенциал и может стать тем, чем не является.[19] «Для себя» лучше всего можно понять в отличие от «в себе» и в идее, что это уничтожение «в себе». Сартр классно описывает для себя как «быть тем, чем оно не является, и не быть тем, чем оно является» ( Там же, , xxviii). Под этим он подразумевает, что человек свободен, потому что он убегает от бытия. Сама по себе свобода, окружающие ее детали станут намного яснее по мере того, как я продолжу исследовать основные идеи.

Для Сартра существование предшествует сущности, свобода абсолютна, а существование есть свобода.Стало ясно, что Сартр не верит, что какая-либо сущность или субстанция может быть приписана людям до их существования. В первую очередь существуют индивиды, и не существует «человеческой природы», существующей вне или внутри существ. Таким образом, свобода безгранична, но учитываются физические ограничения мира. Сартр пишет: «Для моей свободы нельзя найти никаких границ, кроме самой свободы или, если хотите, того, что мы не можем перестать быть свободными» [20] (1943, 439). Однако люди рождаются в мире или в «ситуации» — это то, что он называет «фактичностью».Фактичность человеческого состояния включает в себя ограничения, налагаемые на человека миром. Например, я могу спрыгнуть со скалы и полететь, но я, вероятно, разобьюсь, потому что у меня нет крыльев. Это не означает, что я несвободен — я все еще волен выбирать полет, но мне придется иметь дело с последствиями своих действий. Сартр пишет, что свобода означает «самому определять себя желать». Другими словами, успех не важен для свободы »(1943, 483). Важно отметить разницу между выбором, желанием и мечтой.Следуя примеру Сартра, было бы абсурдно утверждать, что заключенный индивидуально может свободно покинуть тюрьму, когда пожелает. Было бы бесполезно говорить, что один и тот же человек всегда может мечтать об освобождении в один прекрасный день. Но что верно и свидетельствует о его свободе, так это то, что он всегда может предпринять попытку побега ( Ibid ). Критика этого момента была сделана Макгиллом, который утверждал, что выбор не может быть единственным руководящим принципом свободы (Natanson 1973). Как я писал во втором абзаце этого раздела, это действительно может рассматриваться как потенциально опасное.Однако, как утверждает Натансон, «Макгилл желает неонтологических критериев свободы; и этим Сартр не интересуется »[21] ( Там же, , 80). Другая возможная критика заключается в том, что такая крайняя форма свободы заставляет Сартра вернуться к философии сущности (Desan 1960). Эта критика понятна в том смысле, что если свобода — это «материал» нашего существа, то свобода — это сущность. Однако если принять посылку Сартра о том, что существование — это свобода , то нельзя заключить, что свобода — это сущность.Индивиды не свободны до того, как они существуют, и они не существуют, пока не станут свободными.

Сейчас я буду обсуждать две идеи, которые я интерпретирую как «второстепенные», или последствия для концепции свободы Сартра; это превосходство и ответственность. Как понимает Рокантен в «Тошноте», человек заставляет себя существовать, проецируя и теряя себя за пределами себя [22]. Сартр утверждает, что индивид — это желание быть субстанцией, но никогда не иметь возможности быть. Поэтому он должен превзойти себя и выйти за пределы себя, чтобы реализовать сознательный проект.[23] Только тогда он будет жить по-настоящему, и только тогда он когда-либо приблизится к осознанию себя как истинного человека. [24] «Не обращаясь назад к самому себе, — пишет Сартр, — но всегда, ища, помимо себя, цель, которая является одной из целей освобождения или какой-то конкретной реализации, человек может осознать себя как истинно человека» (2007, 66). Это означает, что, несмотря на тот факт, что человек, вероятно, никогда не достигнет своей идеальной реализации, для него все же лучше превзойти себя, чем для него повернуться «назад к себе» и попытаться жить как инопланетянин. сам недобросовестно.

Признав акцент Сартра на субъективности и отметив, что его внимание полностью сосредоточено на личности и «неправильности» навязывания ему внешних ценностей, возникает вопрос, как возможно для общества продолжать свое существование, а для сообщества — поддерживать его. сам. В Экзистенциализм и гуманизм , [25] Сартр, кажется, вводит смутное представление о сообществе. «Добиваясь свободы, мы обнаруживаем, что она полностью зависит от свободы других», и он добавляет, что «я не могу сделать свободу своей целью, если я не сделаю и других в равной степени своей целью» (2007, 62).Это, кажется, допускает идею о том, что люди будут действовать солидарно друг с другом, несмотря на отсутствие трансцендентных [26] ценностей. В «Бытие и ничто» он объясняет это дальше и заявляет, что мы несем ответственность за нашу свободу и свободу других. Под ответственностью он подразумевает «сознание того, что он неоспоримый автор события или объекта» (1943, 553). Поскольку человек абсолютно свободен, когда он делает выбор, он становится этим выбором, и этот выбор становится им.Изменения, которые он вносит в мир из-за этого выбора, также становятся им. По словам Сартра, «то, что происходит со мной, происходит через меня» [27], и как самоцель я должен «полностью принять ситуацию с гордым сознанием того, что являюсь ее автором» ( Ibid , 554). Примером этого является война: если я родился на войне, я родился в ситуации, и эта ситуация является тем, кем я являюсь. Затем я должен сделать выбор, за который несу полную ответственность. Если я предпочитаю сражаться на войне, а не дезертирство или самоубийство, я выберу продолжить эту войну, и эта война станет моей.[28] Это то, что имеет в виду Сартр, когда утверждает, что люди несут ответственность как за свою, так и за чужую свободу.

Сартр приходит к выводу (и все это время подразумевал), что каждый человек должен жить в силу свободы . Это то, что делает Рокантен в конце Тошнота . У него больше нет смысла жить, он больше не пытается найти субстанцию ​​внутри себя, он больше не пытается быть самим собой. Напротив, это не то, что делает Матье в первой половине Эпоха разума (1961).Он осознает свою свободу, он не совсем недобросовестен, но он живет, чтобы сохранить свою свободу, а не ради нее. Он не летает в Мадрид, даже если всегда хотел, из опасения создать проект и ограничить свою свободу. В книге «Бытие и ничто, » Сартр пишет: «Тот, кто в муке осознает, что его состояние брошено на ответственность, которая простирается до самого его отказа, больше не имеет ни раскаяния, ни сожаления, ни оправдания; он уже не что иное, как свобода, которая совершенно раскрывается и сущность которой пребывает в этом самом откровении »(1943, 556).

Если мы свяжем эти идеи с предыдущим разделом, отрывок о немецкой оккупации станет более ясным. Тогда люди либо сотрудничали недобросовестно, либо сопротивлялись в силу свободы. Коллаборационизм непростительный [29] для Сартра, потому что он вообще не считает угрозу со стороны оккупантов оправданием. Захватывающий — это фактичность ситуации, в которой находится индивид, но он по-прежнему свободен делать сознательный выбор. Если этот выбор основан на свободе, утверждает Сартр, он не приведет к коллаборационизму.Именно тогда ценность этой концепции свободы для политической мысли становится более ясной. Это почти добродетельная концепция свободы. Он не идеалистичен в том смысле, что не дает людям оправдания их существованию и поведению. Тем не менее, он позитивен в том смысле, что может вдохновлять и расширять возможности людей признать свое существование, а не жить, как Матье в Эпоха разума .

Действительно, эта концепция свободы не обеспечивает прочной основы для построения политических институтов или политики, но это потому, что «техническая и философская» концепция свободы Сартра находится на уровень ниже «эмпирической и популярной» концепции свободы.Он находится на уровне того, что я ранее назвал политическим . Шанталь Муфф также делает заявление, которое полностью соответствует моим аргументам. Она утверждает, что «непонимание политического в его онтологическом измерении … лежит в основе нашей нынешней неспособности мыслить политическим путем» ( Там же, 9). Если это так, то это различие может иметь значение, поскольку оно открывает новые каналы для размышлений.

Заключение

Эссе 1969 года под названием «Две концепции свободы», написанное Исайей Берлином, представляет собой одно из наиболее исчерпывающих описаний либеральной традиции в политике.Он рассматривает большинство философов, имевших дело с понятием свободы, и делит их идеи на две категории; негативная и позитивная свобода. Однако Берлин не принимает во внимание экзистенциалистское понятие свободы. Поскольку работа Жан-Поля Сартра «Бытие и ничто» почти полностью посвящена вопросам свободы, следует задаться вопросом, почему она была опущена и приемлемо ли это.

Основным аргументом в этой статье было то, что Берлин и Сартр действуют на двух разных уровнях.В то время как Берлин действует на уровне политики , Сартр действует на уровне политики . Я прояснил это различие с помощью книги Шанталь Муфф «О политике ». Она утверждает, что политика находится на онтическом уровне и, таким образом, касается определенного набора практик и институтов, тогда как политика находится на онтологическом уровне и, таким образом, касается того, каким образом общество является . Она утверждает, что проведение таких различий и хорошее понимание политических вопросов необходимы для нашей (как общества) способности эффективно обсуждать политику.

Имея это в виду, мой аргумент в пользу включения Сартра в политическую мысль становится намного яснее. Его концепция свободы, по его словам, является «технической и философской», а не «популярной и эмпирической». Он коренится в вопросах существования и бытия из-за своей экзистенциалистской основы. Свобода пронизывает все аспекты человеческого существования, потому что для Сартра существование — это свобода . У каждого человека есть выбор, и именно этот выбор характеризует личность каждого человека.Вдобавок к свободе приходит ответственность, потому что сам для себя должен «полностью принять ситуацию с гордым сознанием того, что он ее автор» (1943, 554). Таким образом, концепция свободы Сартра является довольно цельной и не допускает никаких оправданий, но в то же время дает возможность людям, которые должны создавать свои собственные ценности и свое собственное будущее. Его свобода не должна использоваться для оправдания тоталитаризма или оккупации. И это тоже не пример немецкой оккупации Сартра.Дело в том, что индивид принципиально свободен на онтологическом уровне; как только он существует, он свободен. Если мы — общество — сможем понять это, жить в силу этого и, таким образом, осознать себя как истинных людей, мы сможем построить лучшую основу для свободы политического (или онтического) уровня, потому что у нас будет более подходящая учет состояния человека.

Шанталь Муфф пишет, что «непонимание политического в его онтологическом измерении … лежит в основе нашей нынешней неспособности мыслить политическим путем» (2005, 9).В соответствии с этим аргументом я утверждаю, что если политические мыслители будут проводить более сильное различие между политикой и политическим и будут ли они способствовать лучшему пониманию «политического»; гораздо более вероятно, что философия Сартра будет включена в описания свободы.

Список литературы

Берлин, Исайя. «Две концепции свободы». В Четыре очерка свободы . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 1969. 118–172.

Кэмпбелл, Джерард Т.«Абсолютная свобода Сартра». Laval Theologique et Philosophique 33, no. 1 (1977): 61-91.

Камю, Альбер. Миф о Сизифе . Лондон: Пингвин, 2000.

.

Картер, Ян. «Положительная и отрицательная свобода». Стэнфордская энциклопедия философии. http://plato.stanford.edu/entries/liberty-positive-negative/ (по состоянию на 13 апреля 2012 г.).

Caws, Питер. Сартр . Лондон: Рутледж и К. Пол, 1979.

.

Десан, Уилфрид. Трагический финал: очерк философии Жан-Поля Сартра.. Нью-Йорк: Harper Torchbooks, 1960.

Флинн, Томас Р. Экзистенциализм: очень краткое введение . Оксфорд: Oxford University Press, 2006.

.

Герасси, Иоанн. Жан-Поль Сартр: ненавистная совесть своего века . Чикаго: University of Chicago Press, 1989.

Гегель, Георг Вильгельм Фридрих. Феноменология духа . 1807. Перепечатка, Oxford: Oxford University Press, 1977.

Хайдеггер, Мартин. Бытие и время .1927. Перепечатка, Олбани, Нью-Йорк: State University of New York Press, 1996.

Гоббс, Томас. Левиафан . 1651. Перепечатка, Минеола, Нью-Йорк: Dover Publications, 2006.

Локк, Джон. Два трактата о правительстве: перевод на современный английский . 1689. Перепечатка, Манчестер: Исследование промышленных систем, 2009.

Маккуори, Джон. Экзистенциализм . Нью-Йорк: Пингвин, 1972 г.

Муфф, Шанталь. О политике . Лондон: Рутледж, 2005.

Натансон, Морис. Критика онтологии Жан-Поля Сартра . Гаага: Нейхофф, 1973 г.

Руссо, Жан-Жак. Общественный договор . 1762. Переиздание, Harmondsworth: Penguin, 1968.

Сартр, Жан-Поль. Эпоха разума . Хармондсворт: Пингвин, 1961.

Сартр, Жан-Поль. Тошнота . 1938. Переиздание, Harmondsworth: Penguin Modern Classics, 1965.

Сартр, Жан-Поль. Бытие и ничто: очерк феноменологической онтологии .1943. Переиздание, Лондон: Methuen & Co, 1972.

Сартр, Жан-Поль. Экзистенциализм и гуманизм . Новое изд. Лондон: Метуэн, 2007.

.

---

[1] Он использует «свобода» и «свобода», чтобы означать одно и то же.

[2] С этого момента я всегда буду использовать слово «свобода», за исключением прямых кавычек

[3] Я упоминаю их, потому что они являются наиболее часто изучаемыми понятиями свободы в политической мысли

[4] Сам Сартр проводит подобное различие в Бытие и Ничто .Это будет обсуждаться далее в следующих разделах эссе

.

[6] Альбер Камю — один из нескольких философов, которые никогда не принимали никаких ярлыков, в том числе экзистенциалистских

[7] См., Например: Габриэлла Паолуччи. «Гуманизм Сартра и кубинская революция». Теория и общество 36, вып. 3 (2007): 245-263.

[8] Хайдеггер стремился определить феноменологически вопрос бытия

[13] Я особенно представляю тех, кто имеет опыт работы в политических представлениях о свободе

[14] Можно утверждать, что сам Сартр сказал, что французы были наиболее свободны в условиях немецкой оккупации.Подобные идеи легко вырываются из контекста и неверно истолковываются.

[15] Как видно из подзаголовка в книге Сартра «Бытие и ничто» , его интересуют в первую очередь онтологические соображения свободы. Я предполагаю, что читатель знаком с онтологией. Хорошее введение можно найти в Томасе Хофвебере, «Логика и онтология». Стэнфордская энциклопедия философии. http://plato.stanford.edu/entries/logic-ontology/

[16] Это можно интерпретировать двояко.Во-первых, они изобретают реальное «существо», такое как Бог. Во-вторых, они изобретают причинное «существо» в том смысле, что заявляют, что их существо или свое существование необходимо или преследует цель.

[17] Он всегда был свободен. Но именно здесь он действительно признает, принимает и принимает свою свободу.

[18] Важно помнить, что, хотя я попытаюсь обсудить каждую концепцию отдельно, они сильно взаимосвязаны, и поэтому должно быть место для повторения.

[19] Вспомните осознание Рокантена, что его стремление к ничто влекло его к существованию

[20] Некоторые действительно могут возразить, что этим утверждением Сартр пришел к выводу, что люди вообще несвободны.Но я утверждаю, что то, что люди не могут перестать быть свободными (они «вынуждены» делать выбор), не означает, что они не свободны в выборе, который они делают. Их существование — свобода.

[21] Таким образом, это связано с разграничением, проведенным Сартром между «эмпирической и популярной» концепцией свободы и «технической и философской» концепцией свободы.

[22] Этот язык действительно запутан, и он заимствован у самого Сартра в Экзистенциализм и гуманизм , 2007.

[23] Сартр неясен и действительно неудовлетворителен в своем обсуждении «проекта»

[24] Но осознает ли он себя когда-нибудь настоящим человеком? Сартр, кажется, утверждает, что экзистенциализм стремится помочь человеку осознать себя как истинного человека, но в то же время человек никогда не может этого по-настоящему сделать, он может только приблизиться. Эта проблема кажется нерешенной.

[25] Стоит отметить, что позже Сартр отказался от этой книги. Он не намеревался утверждать, что то, что он сказал, было неправильным; он просто сказал, что это не следует принимать во внимание.Я утверждаю, что это происходит не из-за возможной неправильности его идеи, а из-за расплывчатости и неточности, которые проистекают из того факта, что эта книга была адаптирована из лекции, которую он прочитал, чтобы ответить на некоторые критические замечания экзистенциализма. По этой причине я считаю, что эту работу все еще стоит прочитать.

[26] Здесь я использую «трансцендентальный» не в сартровском смысле, а в смысле «божественных» или данных Богом ценностей.

[27] Это относится к человеческим событиям. Например, землетрясение не подходит под это описание.Однако есть реакция на это.

[28] Подробный и (на мой взгляд) очень полезный пример ответственности см. В «Приложении 2: Война и ответственность» в конце этого документа.

[29] Если только кто-то сознательно не выбрал сотрудничество для достижения своих интересов и не признает эти причины.

—
Написано: Ивонн Манци
Написано в: Университет Кента
Написано для: Dr.Иэн Маккензи
Дата написания: апрель 2012

Дополнительная литература по электронным международным отношениям

.